Мистер Ми

Компьютер обещали доставить на следующий день, и я решил ничего не говорить миссис Б. Такими небольшими сюрпризами я только и могу искупить все те помехи, которые я чиню ей в домашней работе. Но когда на следующий день в дверь позвонили и миссис Б. пошла ее открывать, она чуть не отправила грузчика восвояси.

— Что это еще за ящик ты нам приволок? — сердито спросила она. — Надеюсь, там не книги — книг у нас в доме и так предостаточно.

К тому времени я спустился вниз и увидел, как грузчик поставил перед дверью первую коробку.

— Это — монитор, — сказал он.

Маленький сюрприз, который я припас для миссис Б., пока что не перешел из стадии опасения в стадию удовольствия.

— Что еще за монитор? — спросила она меня. — Вы теперь взялись за школьные учебники, что ли?

Я посоветовал ей набраться терпения и, когда грузчики занесли все три коробки и дверь за ними закрылась, сообщил миссис Б., что последовал ее совету и что больше у меня на столе не будут одновременно валяться десятки раскрытых на определенной странице книг.

— Одно скажу: некоторые, если надумают купить компьютер, сначала почитают рекламные проспекты, посоветуются с друзьями и зайдут в добрый десяток магазинов, чтобы сравнить цены, а другие идут в первый попавшийся магазин и берут первое, что им предложат, какую бы сумасшедшую цену с них ни запросили. И вы отлично знаете, мистер Ми, кого я имею в виду.

Несмотря на то что миссис Б. по самой своей природе не могла одобрить ни один мой поступок, я почувствовал, что она в восторге.

— А когда мы упакуем в ящики все эти пыльные книжки, если они вам больше не нужны?

Миссис Б. явно забежала вперед. Я сказал, что об этом у нас еще будет время подумать. Потом она помогла мне отнести составные части компьютера в кабинет.

В нашей переписке, дорогой друг, мы никогда не чурались отступлений и не спешили достичь развязки, словно важна только конечная цель, а все ей предшествующее — просто бессмысленная затяжка времени. Ты согласишься со мной, что сейчас многие думают лишь о том, как поскорей прибыть на место, хотя мы с тобой знаем, что нет смысла спешить в ожидающий нас всех пункт назначения. Тем не менее порой мне кажется, что надо несколько ужать повествование и не перегружать его подробностями, которые могут только отвлечь тебя от более полезной деятельности. Посему я избавлю тебя от описания занявшей полтора дня мучительной процедуры установки компьютера. Не стану утруждать тебя описаниями того, как я без конца перечитывал инструкцию на семи языках, включая и некоторое подобие английского — а может, это был голландский, в котором я ничего не смыслю. Однако в какой-то момент я осознал, что действительно читаю голландский текст и даже кое-что в нем понимаю, но это объяснялось тем, что я выучил назубок соответствующий абзац английского текста инструкции (в котором говорилось, что «штекер клавиатуры» С следует вставить в «разъем последовательного порта» В, соблюдая при этом большую осторожность, чтобы не погнуть «штырьки разъема»), и он утратил всякий смысл, как те стихи, что мы учили наизусть в школе. Иностранный текст, в который я случайно забрался, по крайней мере давал новые слова в объяснение иллюстраций и таким образом помогал взглянуть на проблему под другим углом. Но даже когда мне удалось правильно подсоединить все составные части компьютера, мои страдания на этом не закончились — наоборот, самое скверное было впереди.

— Некоторые без толку ломают голову, пытаясь разобраться в том, чего не понимают, а другие звонят в сервисное обслуживание, телефон которого — вот он, на гарантийном талоне.

Так что тебе, без сомнения, понятно, почему я решил изложить историю своих мучений вкратце. Куда девались мои размышления о Стивенсоне? А как насчет Розье? Я только и мог думать, что о «загрузочном устройстве» и чем-то загадочном, называемом в инструкции «конфигурация системы», по-видимому, существующем где-то внутри моего упрямого компьютера, в пространстве, лишенном цвета, формы и даже протяженности. Кант, без сомнения, счел бы это достойным анализа. Голос, ответивший на мой звонок в сервисном обслуживании, назвался Дейвом и не принял всерьез мое предположение, что мне продали подозрительно легковесную машину, в которой не содержится даже «Трактата о человеческой природе». Он предложил прислать ко мне механика, чей визит, по его словам, обойдется совсем недорого. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Я умолчу о том, что сказала миссис Б. о счете, который оставил механик, потратив на работу не более пятнадцати минут.

Но по крайней мере мой компьютер заработал, и мы, таким образом, переносимся вперед на полтора дня, к тому печальному моменту, когда я начал это письмо и, описав который, его закончу.

Я как будто начал понимать что к чему и вскоре почувствовал себя опытным специалистом по Интернету. Во второй половине дня я увлекся забавным романом Андре Жида «Фальшивомонетчики», который я обнаружил; этот «сайт» (видишь, как легко осваивает новую терминологию даже такой закоснелый ум, как мой!) отвлек меня от поисков эссе Стивенсона и заставил забыть о загадочном Розье. Сеанс общения с компьютером вызвал у меня странное чувство усталости в глазах, и еще несколько часов белые страницы и стены отливали розовым. Вечером совершенно неожиданно пришла миссис Б. и принесла сумку продуктов. Увидев меня, она ахнула и сказала, что я довел свои глаза «до ручки» и мне нужно обратиться к окулисту. Я поблагодарил ее за заботу и, как только она ушла, опять сел за компьютер.

Поскольку ты не знаком с Интернетом, считаю нужным объяснить, что он напоминает библиотеку и содержит колоссальное количество «страниц», любую из которых можно вызвать на экран компьютера; однако эти страницы размещены безо всякого порядка, не рассортированы и не каталогизированы, да и содержание их несколько отличается от того, с чем, по-видимому, знакома Маргарет. Многие из них представляют собой картинки, где довольно часто изображены обнаженные или лишь слегка прикрытые молодые женщины за занятием, которое не может вызвать интереса ни у меня, ни у тебя. Собственно говоря, я впервые натолкнулся на такой материал, когда возобновил поиски Розье, щелкнул по «иконке» и увидел на экране прямую «видеосвязь» с чьей-то спальней. Я понятия не имею, как это вышло; честно говоря, если бы в магазине меня предупредили, что в компьютере, кроме нужных мне книг, содержатся «живые картинки», изображающие события в домах незнакомых мне людей, я бы, возможно, спросил, нельзя ли купить компьютер подешевле, поскольку мой явно содержит гораздо больше материала, чем может мне понадобиться, особенно в моем возрасте.

Но давай вернемся к «сайту», который якобы дает «прямую видеосвязь». По крайней мере я прочел эти слова на экране поверх моей «страницы», где была изображена пустая постель с отвернутым одеялом. Это привело меня в полное недоумение. Видишь ли, я всегда считал, что слово «видео» означает большие кассеты, которые молодые люди берут напрокат в весьма неприятных магазинчиках, откуда всегда несется оглушительная музыка, магазинчиках вроде «Виста рентал», несколько лет назад появившегося на месте фруктовой лавки на Виктория-роуд; более того, я воображал, что эти кассеты содержат убогие приключенческие фильмы, на которые наши обыватели обожают таращиться, укрывшись за стенами своих домов. Очевидно, слово «видео» в применении к компьютеру приобрело другое значение — так же как произошло и с другими знакомыми словами. Однако, поразмыслив, я пришел к заключению, что никакого нарушения языковых норм тут нет, поскольку новое значение тоже имеет отношение к латинскому глаголу «videre», означающему «видеть», независимо от того, что предлагается увидеть — гангстерский фильм со взрывающимися машинами или пустую постель с отвернутым одеялом.

Ты не поймешь, чем меня поразил этот «сайт», не узнав, что случилось дальше; дело в том, что картинка на моем экране вдруг начала «обновляться» (это еще одно из выученных мной новых словечек): однако мне сдается, что здесь совершено некоторое насилие над языком, поскольку «обновление» предполагает восстановление здоровья или силы и только с большой натяжкой может быть связано с картинкой, которая спонтанно развертывалась у меня на экране, словно раздуваемое ветром знамя, явив моему взору лежащую на постели абсолютно голую женщину. Только что передо мной была пустая постель — и вот я уже вижу неподвижный образ обнаженной, но при этом читающей книгу женщины. Она лежала, подперев одной рукой голову, а в другой держа открытую книгу. И меня поразило, что такой феномен может называться «прямая видеосвязь», означая, как я уже знал, что наблюдаемое мной событие происходит в эту самую минуту.

Как видишь, в этом феномене было столько загадочного, что я расстался с женщиной на постели, не дожидаясь, чтобы картинка еще раз «обновилась», и обратился к дружественной мне «поисковой программе» — не найдет ли она еще несколько примеров «прямой видеосвязи». И тут я обнаружил потрясающий «сайт», на котором мне предстала улица в Абердине, снятая скрытой камерой, установленной у входа в банк. Кто бы мог подумать, что такое разнообразие материала содержится в небольшой коробке (вернее, трех коробках), которые можно купить за какие-нибудь две с половиной тысячи фунтов?

Таким образом, я опять отклонился от намеченного пути и вместо того, чтобы заниматься ксантиками, принялся выискивать все новые и новые «видеорепортажи», на что у меня ушла большая часть ночи.

Мне пришло в голову, что, может быть, я сам тоже угодил на один из этих «сайтов». Может быть, незнакомые мне люди видят на своих компьютерах мою комнату? Неужели эта машина дает и обратную передачу, показывая любопытным пожилого джентльмена, забросившего свои книги и увлеченно созерцающего мерцающий экран? В этом я сомневался, но, поскольку я понятия не имею, откуда берутся эти «прямые репортажи», я решил еще раз навестить магазин Диксонза в надежде, что они смогут меня просветить.

Во всяком случае, наглядевшись на улицу в Абердине и занятия прохожих (самое интересное, что я увидел за эти полчаса, были трое шотландцев, жующие хрустящий картофель), я вернулся туда, откуда начал. В конце концов, между обнаженной женщиной и таинственным Розье должна была быть какая-то связь — ведь я попал в ее спальню, набрав на клавиатуре его имя.

На этот раз женщина лежала на спине, все еще держа перед глазами книгу. Ее поза не отличалась элегантностью — так, насколько мне известно, проходят роды. Пожалуй, стоит также отметить, что мое нечаянное открытие стольких обнаженных женщин, обитающих в Интернете, на многое открыло мне глаза; мало того что я выучился без труда «обновлять» эти картинки, я осознал, что волосяной покров на лобке этой незнакомой женщины представляет собой обычное, если не повсеместное явление. Это открытие наконец-то разъяснило мне смысл анекдота относительно первой брачной ночи Рескина в Перте, по поводу которого я давно недоумевал.

Но, разумеется, больше всего меня интересовала книга, которую читала женщина. Мне пришлось подождать, пока картинка «обновится» несколько раз (сожалея при этом о неправильном употреблении этого слова), пока наконец свет от лампы на картинке не сдвинулся достаточно, чтобы я мог прочитать название на глянцевой обложке книги — «Ферран и Минар», — которое мне, естественно, ни о чем не говорило. Но все же, находясь в том состоянии чрезмерного энтузиазма, которое, как я успел узнать, всегда возникает при общении с компьютером, я решил выяснить, что это за книга. Это еще больше отвлекло меня от первоначального намерения (не говоря уж о статье о Стивенсоне, которая, как ты, конечно, заметил, вообще исчезла из моего поля зрения), но поскольку картинка с читающей женщиной — может быть, в результате какого-нибудь случайного действия с моей стороны, — по-видимому, не собиралась больше «обновляться», я решил, что попытаюсь разобрать имя автора, когда мои глаза вернутся в нормальное состояние, и пошел спать.

На другое утро — утро того самого дня, когда я пишу это письмо, которое наконец-то приближается к тому ужасному событию, которое и заставило меня взяться за перо, — меня разбудил какой-то странный звук, донесшийся из кабинета. Был уже довольно поздний час — впервые за более чем двадцать лет я проспал. Мне стало ясно, что новый для меня мир компьютера несет с собой работу по ночам, резь в глазах и какую-то особенную головную боль, настолько четко локализованную в определенной части головы, что я даже задумался, так ли уж бессмысленна френология и не перестимулировал ли я тот участок мозга, который раньше оставался неиспользованным и назначением которого было общение с «прямой видеосвязью».

В полусне я принял разбудивший меня звук за повизгивание собаки, которую выпустили погулять и забыли впустить обратно. Надев халат, я поспешил в кабинет и обнаружил там миссис Б., вперившуюся в экран компьютера, где все еще было изображение молодой женщины, читавшей книгу в позе, не отличавшейся элегантностью и, как я сразу понял, неприятной для миссис Б. Видимо, она предпочла бы, чтобы женщина сдвинула ноги.

— Я надеюсь, что смогу найти эту книгу… — начал я, указывая на тот участок экрана, где находилось заглавие книги — «Ферран и Минар», но нечаянно попав пальцем на те «пиксели» (как назвал их магазине Али), которые изображали сосок на груди женщины. Миссис Б. не произнесла ни слова. Она посмотрела на экран, потом на меня, потом опять на экран и, видимо, устав переводить глаза туда-сюда, закрыла их совсем. Я стал объяснять ей, что компьютер утомляет глаза и на него не следует слишком долго и слишком пристально смотреть, — мне не хотелось, чтобы у миссис Б. началась такая же головная боль, как у меня; но та в ответ лишь тряхнула головой, так и не открыв стиснутые, как кулачки, глаза. Казалось, она не хотела ни видеть, ни слышать ничего, исходящего от меня. Такая предосторожность при небольшом напряжении зрения показалась мне излишней. Наконец она сумела поднять странным образом отвалившуюся нижнюю челюсть (в Диксонзе мне ничего не сказали о подобном побочном действии компьютера) и заговорила:

— Некоторые умудряются скрывать свои тайные пороки целых двадцать восемь лет, а другие…

Но у нее не хватило сил договорить — мельканье компьютера вызвало такое раздражение у нее в глазах, что из них покатились обильные слезы. Она выбежала из комнаты, а я пошел вслед за ней, намереваясь догнать ее и предложить способ облегчить окулярное напряжение. Но прежде чем я успел спуститься по лестнице, она накинула пальто и, не сказав больше ни слова, захлопнула за собой дверь.

Это произошло сегодня утром. Ты легко можешь себе представить, какие муки причинили мне прошедшие с тех пор несколько часов, и не только в перестимулированном мной вчера ночью участке головного мозга, боль в котором не утихла до сих пор. Давно уже прошло время обеда, а миссис Б. так и не появилась. Как я мечтаю о ее вкуснейшем супе! Но ее нет, и я не знаю, придет ли она убираться. А ведь совсем недавно она заявила, что человек моих преклонных лет нуждается в присмотре чаще, чем четыре дня в неделю!

Вот какая беда обрушилась на меня по вине компьютера, который я купил, чтобы угодить своей домоправительнице и чтобы отыскать таинственную энциклопедию, следов которой мне так и не удалось обнаружить. Когда ты будешь читать это письмо, кто знает, какие еще злоключения выпадут на долю человека, который неожиданно сошел с привычной безмятежной стези. Кстати, ты умеешь обращаться с пылесосом?

Глава 2

Они встретились совершенно случайно, как всегда бывает с подобными людьми. Один из них сидел на скамейке и читал книгу, другой, проходя мимо и заметив, что ему предоставляется возможность немного отдохнуть, а может быть, и с приятностью побеседовать, решил сесть рядом. Дело было весной 1761 года, и в Париже стояла тихая теплая погода.

Для двух благовоспитанных людей было бы невежливо не обменяться хотя бы кивками, но после этого толстый коротышка, похожий на вечного студента юридического факультета, готовящегося в пятнадцатый раз сдавать экзамен, опять углубился в свою книгу; его сосед по скамейке, в противоположность ему — высокий и худой, наблюдал за птицами, суетящимися под навесом крыши стоявшего неподалеку дома. Наконец ему надоело пренебрежение соседа, и он заметил:

— Я считаю, что некоторые птицы выводятся из огня.

Толстяк, не поднимая глаз от страниц своей книжки, ответил:

— Вы, видимо, имеете в виду сказочную птицу феникс, сударь?

— Разумеется.

Опять наступило молчание, и если бы оно продолжилось еще хотя бы минуту, возможно, что между этими людьми так и не возникли дружеские отношения. Но тут высокий человек сказал:

— А может быть, я имел в виду саламандру?

Толстяк отрицательно мотнул головой:

— Саламандра — амфибия, а не птица, сударь, и поверье, что она рождается в огне, — такой же миф, как и сказка о птице фениксе.

— Вы совершенно правы, — поспешно согласился высокий, которому было нечего читать и хотелось поговорить. — Но, кажется, в некоторых ученых кругах утверждают, что сам огонь можно считать разновидностью живого организма.

Тут толстяк опустил книгу и повернулся к своему соседу, который протянул ему руку и представился:

— Господин Ферран к вашим услугам, сударь.

Коротышка пожал ему руку и в свою очередь представился:

— Господин Минар, мой достойный друг.

Эти два человека, если не считать внешности, имели много общего. Минар действительно много раз проваливался на экзамене по юриспруденции, а надежды Феррана на получение духовного сана рухнули в результате сплетни, которая, хотя и была совершенно беспочвенна, похоронила все его шансы на духовную карьеру. Он сумел получить должность писца в церковном колледже; Минар занимал столь же скромное положение в управлении Академии наук. Оба были переписчиками, оба недавно потеряли работу и в поисках новой существовали на случайно перепадавшие заказы. Уже одно это совпадение убедило их, что им следует подружиться, ведь они и так потратили много лет впустую, не подозревая о существовании друг друга.

В первой же беседе они выяснили, что оба увлекаются философией, оба предпочитают всем кушаньям жареную утку и оба любят играть в шахматы. Таким образом, их вкусы во всех основных направлениях полностью совпадали. Поскольку ни у того, ни у другого пока не было жены (хотя обоим было за сорок), ничто не помешает им встречаться и играть в шахматы сколько душе угодно в излюбленных ими кафе. Вскоре эти встречи стали их главным занятием. Любимым местом встреч стало кафе «Магри». Ферран выразил мнение, что «Режанс» всегда переполнен сомнительной публикой, собиравшейся посмотреть показательные турниры.

— Вы совершенно правы, сударь, — согласился Минар, размышляя над очередным ходом противника, угрожавшего конем сразу двум его фигурам.

Их шахматные партии, так же как и их первая встреча на скамейке, которая в какой-то мере задала тон их дружбе, протекали в одном ключе: Минар подолгу размышлял над каждым ходом, а Ферран, возвышавшийся над столом, как колокольня, делал ходы, не задумываясь, и поминутно прерывал игру, высказывая разнообразные приходившие ему в голову соображения. Минар обычно отвечал на его реплики «Угу!», звучавшим по-разному в зависимости от серьезности положения на доске. Ферран выигрывал не больше половины партий, но если проигрывал, то чаще всего из-за какой-нибудь глупой ошибки, и Минар подозревал, что друг проигрывает ему нарочно, из дружеских чувств, которые он в данном случае совсем не одобрял.

Прошло три или четыре недели после их первой встречи, но они знали друг о друге не больше, чем выяснили во время первого разговора на скамейке. Они были уверены, что столь близки по своим взглядам, что допытываться о подробностях будет равносильно копанию в самом себе, а это они считали очень опасной привычкой.

— Господин Минар, — сказал его оппонент во время очередной шахматной партии, после того как Минар убрал ферзя из опасной клетки.

— Что, господин Ферран?

Ферран рассматривал образовавшуюся на доске позицию с таким видом, будто вынужденный ход Минара явился для него полной неожиданностью.

— Я попал в затруднительное положение.

Минар по обыкновению хмыкнул.

— Если кто и находится в затруднительном положении, то это я, поскольку мне угрожает неизбежная потеря ладьи.

— Нет, сударь, я имел в виду затруднение иного рода: меня выселяют из квартиры. Я неоднократно предлагал хозяйке весьма для нее выгодное соглашение — что я заплачу ей большую сумму, но немного спустя, но она отказывается. Так что мне надо подыскать на время какое-нибудь жилье. Начиная, скажем, с сегодняшнего вечера.

— Я буду рад предложить вам разделить со мной мое скромное жилище, — сказал Минар. — Более того, будучи вашим верным другом, я почитаю это своим долгом.

И они стали жить вместе. Жилище Минара было даже более скромным, чем вытекало из его слов, и, чтобы обеспечить обоим хоть минимальную возможность уединения, им пришлось повесить занавеску поперек единственной комнаты. Однако они были так привязаны друг к другу, что не испытывали неудобства от этой вынужденной близости и теперь играли в шахматы допоздна при свете свечи, которую Ферран задувал, когда они мирно расходились по своим постелям.

Они были бы вполне счастливы, если бы не затруднения, которые оба испытывали в поисках постоянной работы. Высокий и худой Ферран и низенький полный Минар искали утешения в шахматах; но они все реже посещали кафе «Магри» и вместо этого играли в шахматы у себя в комнате, отвлекая себя философскими рассуждениями от мыслей о еде, хотя эти рассуждения и не могли заменить жареную утку, которую оба молча воображали.

— Я считаю, — сказал однажды Ферран, — что, если окружность разделить на диаметр круга, ответ будет один и тот же, независимо от размера круга.

Минар с торжеством снял с доски «съеденную» им пешку Феррана и сказал:

— Ну разумеется. Это число называется «пи». — Обиженный тем, что Ферран едва кивнул в знак признания завоеванного Минаром преимущества, Минар продолжал: — Мне также известно, что господин Бюффон нашел это число и другим способом. Мне как-то пришлось переписывать его доклад. Там говорилось, что, если на листке бумаги провести несколько параллельных линий, а потом бросить на него множество булавок одинаковой длины, мы обнаружим, что отношение булавок, пересекающих линии, к их общему числу будет равно «пи». Или что-то в этом роде.

— Поразительно, — отозвался Ферран и встал из-за стола. — Может быть, попробуем это проверить?

К недовольству Минара, шахматная партия была прервана. У них было достаточно бумаги и перьев, но за булавками Минар спустился на два этажа и постучал в дверь портнихи, которая не сразу согласилась выполнить его просьбу, а лишь после того, как он оторвал от пальто пуговицу и оставил ее в качестве залога. Затем Ферран и Минар провели эксперимент, заставивший Минара пожалеть, что он, когда переписывал доклад, не обратил большего внимания на подробности. Он не помнил точно, как именно должны быть расположены параллельные линии: может быть, он поместил их слишком близко друг к другу — или слишком далеко? И булавки были разной длины, хотя Ферран считал, что такая мелочь не может иметь значения. Если булавки годятся для портнихи, они должны годиться и для эксперимента. И вот два экспериментатора, потратив пять минут, чтобы бросить булавки, и добрый час на то, чтобы изучить их расположение, наконец получили итог — «пи» равняется двадцати четырем. Минар покачал головой:

— Жаль, что я невнимательно прочитал доклад.

Ферран собрал булавки и принес шахматную доску, чтобы возобновить игру.

— Некоторые из величайших научных открытий прошли через ваши руки, мой друг, но вы из них ничего не почерпнули. Я же, со своей стороны, переписал безукоризненным почерком множество благочестивых проповедей и возвышенных трактатов, но не могу сказать, что мое поведение всегда было безукоризненным. Как вы считаете, не вытекает ли из этого какая-то мораль?

Но если и так, друзья этой моралью пренебрегли и продолжали шахматную партию.

Несколько дней спустя Ферран вернулся домой в большом волнении.

— Сегодня мы пообедаем в самом дорогом ресторане, какой только найдем! — заявил он. У него в руках была большая сумка, набитая какими-то бумагами. — Этой работы нам хватит на месяц, и нам хорошо заплатят за переписку.

И Ферран стал рассказывать, как он, вопреки обыкновению, зашел во время прогулки в кафе «Режанс» в надежде найти патрона, которому требуется секретарь или помощник. Однако он не увидел среди обедающих возможного работодателя, и даже в шахматы никто не играл. Вообще в это время дня кафе было полупустым, но он разговорился с человеком, который и поручил ему переписку всех этих документов.

— Я сидел один за столиком в углу, — рассказывал Ферран, — а он прошел мимо, остановился, заметив меня, и сказал: «У вас вид человека, знакомого с литературным трудом». Я кивнул и объяснил, чем занимаюсь. Тогда он рассмеялся и воскликнул: «Переписчик? Это еще лучше! Я как раз ищу такого человека». Он сел за мой столик, и я обратил внимание на сумку, которую он положил на стол. «Я являюсь обладателем документов, опубликование которых непременно принесет мне славу и всеобщее поклонение». «Это замечательно», — сказал я. «Если вы согласитесь подготовить их к печати, я вам хорошо заплачу». Это тоже замечательно, подумал я. «А что это за документы?» — спросил я. Он открыл сумку и извлек оттуда несколько статей, написанных разным почерком. В одной как будто обсуждалась теория вероятности, и я сразу подумал о вас, Минар. Во всяком случае, каков бы ни был предмет этих статей, я не мог отказаться от его щедрого предложения. «Может быть, обговорим условия?» — спросил я. «Вас устроят десять процентов?» — ответил он. Мне никогда не предлагали заплатить в такой валюте, но я был уверен, что вознаграждение будет приличным, и мы пожали друг другу руки. «Давайте работу, — сказал я, — и через месяц все будет готово».

— То есть как, он даже не захотел посмотреть, какой у вас почерк? — изумленно перебил его Минар.

— Он же видел, что я человек слова. Кроме того, я записал для него свой адрес.

— Зачем это? — спросил Минар, считавший чердачную комнату, которую раньше снимал он один, их адресом, а не адресом Феррана.

— Он сказал, что пока что не может дать мне постоянного адреса, где я мог бы его найти, — продолжал Ферран, — и ему не хочется назначать мне встречи в общественном месте вроде того кафе, где мы сидим.

— Что он имеет против столь распространенной практики? — спросил Минар.

— Он сказал, что содержание документов, которые он мне передал, должно храниться в строжайшей тайне и я никому о них не должен рассказывать. Я даже утаил от него, что мы будем переписывать вдвоем с вами. Он предупредил меня, что если бумаги попадут в руки его недоброжелателей, то могут быть серьезные последствия…

Ферран помолчал, словно только сейчас осознав, что ввязался в опасное предприятие.

Минар смотрел на сумку. Потом медленно проговорил:

— Вы что, позволили себя втянуть в какой-то заговор?

— Ничего подобного!

Однако Ферран открыл сумку с некоторой опаской, поскольку ему не пришло в голову ознакомиться с ее содержанием до того, как он заключил сделку, коей так горился.

Минар перелистывал страницы тетрадки, извлеченной из сумки.

— Куда же он потом отправился, этот ваш странный благодетель? И как его зовут?

— Не знаю. — Ферран с трепетом читал другую тетрадку. — Мы еще раз пожали друг другу руки, я взял сумку, и на этом мы расстались — до истечения месяца.

— Но он знает, где мы живем. И если он замешан в чем-нибудь недозволенном и полиция станет его допрашивать…

Минар нашел статью, предметом которой как будто была механика, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что работа посвящена поэзии. Ферран же читал статью, где излагалась новая теория солнечных часов.

Оба почувствовали облегчение. В сумке содержались научные труды весьма сложного, невразумительного свойства. Анонимный приятель Феррана, видимо, был просто одержим манией скрытности, что вообще характерно для мелкотравчатых мыслителей, воображающих, будто кто-то захочет похитить их идеи.

— В месяц мы не уложимся, — сказал Минар, запуская руки в свои густые и жесткие волосы. — Тут хватит работы на год.

— Мы договорились, что, если я не буду успевать, он продлит срок.

— Тогда нам незачем браться за работу сегодня. Вы сказали, что мы пойдем в ресторан. Сколько он дал задатку?

— Кто?

— Как кто? Наш новый работодатель.

— Он ничего мне не заплатил. Мы просто договорились, что он придет за работой через месяц.

Минар окинул взглядом груду рукописей, загромоздивших их шаткий стол.

— Вы предлагаете потратить месяц на переписку всего этого, — воскликнул он, — когда ваш безымянный призрак может даже не прийти за работой, не говоря уж о том, чтобы за нее заплатить? — Минар всерьез рассердился. — Ферран, мне трудно поверить что вы способны на такую глупость.

— Вы просто мне завидуете.

— Если так, — отрезал Минар, — почему бы вам не поселиться у вашего приятеля-призрака вместо того, чтобы жить у меня?

И Минар ушел.

Это была первая размолвка между друзьями, но, когда Минар захлопнул за собой дверь, Ферран не стал его догонять и извиняться. Минар подождал за дверью, надеясь увидеть, как Ферран нажимает ручку, — и намереваясь сбежать по лестнице прежде, чем тот успеет его догнать; но из-за двери не доносилось ни звука. Правда, Минару показалось, что он слышит приглушенные всхлипывания, но, приложив ухо к дверной щели, убедился, что никаких всхлипываний нет, просто Ферран подтянул стул и разгреб на столе бумаги, видимо, собираясь взяться за работу без помощи Минара. Ну что ж, пусть его! Минар пошел вниз по грязной лестнице, держась рукой за шаткие перила.

Шум ссоры потревожил соседей, и некоторые вышли посмотреть, что происходит. Они молча проводили Минара враждебными взглядами, в которых любопытство уже уступило место раздражению. Спустившись на два этажа, Минар увидел стоящую в дверях портниху и остановился, чтобы с ней поздороваться. Остальные двери при этом закрылись, а Минар извинился перед девушкой за то, что помешал ей работать.