Глава пятнадцатая

Маськин и сэр Джентельменкин

Маськин так устал, что бежал изо всех сил, чтобы поскорее улечься к себе в кроватку.

На завтра у него была назначена деловая встреча с сэром Джентельменкиным, эсквайром, имевшим в близлежащем городке солидную адвокатскую практику.

Дело в том, что по постановлению от 1882 года через Маськин двор могла пролегать колониальная дорога, что оставляло за Её Величеством королевой Западной Сумасбродии право проезда по Маськиному двору. Все годы, что Маськин проживал в своём доме, его эта формальность не беспокоила.

Каждый раз, когда королева Западной Сумасбродии проезжала по Маськиному двору, Маськин запирал охапочных котов в дом, чтобы они не мешались под колёсами королевского экипажа, и сажал Почтовый Ящик на цепь, чтобы он не гонялся за шестёркой королевских лошадей, а Плюшевый Медведь доставал свой любимый флаг, который в другое время всё время болел и заворачивался невероятными узлами, из-за чего его приходилось снимать, чтобы он своим измученным видом не оскорблял достоинство государства, в котором проживал Маськин.

Плюшевый Медведь размахивал флагом из окна и торжественно пел «Боже, храни королеву» особенно громко, когда королевский экипаж, подхватив колёса подмышку и брезгливо переступая босыми ногами, перевозил Её Королевское Величество через Маськин Атлантический океан – огромную лужу в Маськином дворе.

Плюшевый Медведь безбожно путал слова, а королева ему благосклонно улыбалась, потому что, чего уж говорить, ей было приятно, когда Плюшевый Медведь лизал марку с её изображением, а она морщилась и они вместе хихикали.

Проблемы начались, когда Её Величество поручила вместо себя проезжать по Маськиному двору местному представителю королевы Западной Сумасбродии сэру Обердину Китаёзову, который имел привычку брать с собой многочисленную свиту, курящую и сорящую окурками в Маськином дворе.

Флаг тоже был недоволен, заворачивался вообще тройным морским узлом и вывешиванию не подлежал. Плюшевый Медведь пробовал пару раз спеть «Боже, храни Китаёзова», но фамилия Китаёзов плохо рифмовалась с остальным текстом песни, даже основательно перевранным.

В день, в который Маськин так устал, что срочно побежал спать, он убирал окурки после проезда Его Чести Обердина Китаёзова, поэтому Маськин и назначил встречу с сэром Джентельменкиным, эсквайром, для того, чтобы вычеркнуть из купчей на Маськин дом право Её Величества королевы Западной Сумасбродии на проезд по Маськиному двору, тем более что колониальная дорога была построена ещё сто лет назад в пятнадцати километрах к югу от Маськиных владений и никакой государственной необходимости сорить окурками в Маськином дворе не наблюдалось.

Флаг с Маськиным был совершенно согласен и объяснял своим соседкам по кладовке, непатриотичным швабрам, что нечего себя развешивать, кроме как в присутствии Её Величества, а швабры над флагом смеялись, потому что очень ему завидовали.

На следующее утро Маськин надел деловой костюм, состоящий из шортов чёрного цвета и футболки с надписью «I am busy!» («У меня дела!») и отправился на встречу с сэром Джентельменкиным, эсквайром.

На пороге дома адвоката Маськина встретил пёс породы эсквайр и, учтиво поздоровавшись, облизал Маськину коленки. Сэр Джентельменкин любил своего эсквайра. Это была порода собак, встречающихся в скверах в скверную погоду, отчего она и получила своё название «эсквайр». Вот сэр Джентельменкин и добавил к своей фамилии название породы своей собаки, потому что в силу своей сдержанности ни к кому не проявлял чувств, кроме своего пса.

– Ну что ж, – сказал сэр Джентельменкин, просмотрев Маськину купчую и почесав затылок своей картофелеобразной лысой головы с редкими участками покраснений и посинений, как и принято у всякого себя уважающего картофельного корнеплода. – Дом придётся сносить.

– Как? – закричал Маськин. – Зачем сносить?

– Дело в том, видите ли, что в соответствии с постановлением земельной подкомиссии парламента от 1892 года, а также согласно пункту пятому подземно-надземного законодательства, для того, чтобы опротестовать Right of way (право на проезд) Её Величества по земельному участку, земельный участок не должен содержать никаких следов культивирования, как то: полей, огородов, просёлочных дорог, сараев или домов, а также каких-либо других построек. Да вы не волнуйтесь, мистер Маськинг! – сказал сэр Джентельменкин, добавляя к имени Маськина окончание – ing. – Это довольно стандартная процедура, и я рекомендую её незамедлительно оформить, потому что срок службы Его Чести сэра Обердина Китаёзова истекает в пятницу и, по моим сведениям, на его место будет назначен сэр Брахмапутр Гангохлёбов, в свиту которого будут входить слоны, которые имеют привычку сорить известным образом, и вы ещё будете с тоской вспоминать времена, когда вам надо было подбирать всего лишь окурки.

Англоязычное общество очень любит ни с того ни с сего ставить своих рядовых членов в совершенно безвыходные ситуации, когда они не уверены, то ли все кругом спендрили с рассудка, то ли им самим надо лечиться в связи с психическим расстройством параноидально-обыденного свойства. Так и в ситуации с Маськиным домом. Дурная строчка, написанная 125 лет назад, теперь ставила его перед дилеммой – либо сносить дом, либо всю оставшуюся жизнь убирать слоновьи лепёшки у себя во дворе.

Но не тут-то было. Маськин никогда не терял присутствия духа и невозмутимого спокойствия.

– А-а-а-а-а! – в ужасе закричал Маськин и попытался закрыть себе одновременно рот, глаза и уши, пользуясь всего одной парой рук.

Сэр Джентельменкин решил, что перед ним многорукий бог Шива, привычно стал на колени и прочёл молитву на чистом индусском языке.

Дело в том, что в молодости сэр Джентельменкин был офицером войск Её Величества в Индии и даже был ранен полтора раза – один раз в ногу, другой раз в такое место, что доктора не согласились признать это полным ранением, потому что был повреждён орган, не имеющий отношения к армейской службе.

Вы зря покраснели, мой читатель. Речь шла о собственном достоинстве. У британца собственное достоинство является органом и растёт в течение всей жизни. Вы скажете, что я говорю нонсенс, будто бы собственное достоинство не имеет отношения к воинской службе. Ну что ж, если вы считаете, что я не прав, можете закрыть книжку и отправить своё солдафонское высокобродие пастись куда-нибудь в другое место.

– А-а-а-а-а! – продолжал кричать Маськин, не теряя присутствия духа и смело смотря в бесстыжие глаза назревшей проблемы. Сэр Джентельменкин решил, что всё-таки это не бог Шива, и налил Маськину воды из жёлтого графина.

Маськин рассчитался с сэром Джентельменкиным за оказанную услугу и вернулся к себе домой, где поведал всем его жителям о неожиданно нарисовавшейся неприятности. Сэр Джентельменкин последовал за Маськиным к нему домой, чтобы на месте побеседовать с жителями дома для выяснения, что им нравится больше – лишиться крыши над головой либо убирать слоновьи лепёшки.

Сомнения в том, что Брахмапутр Гангохлёбов потащит за собой слонов, не было, поскольку сэр Джентельменкин знал этого глубокоуважаемого господина ещё по индийской компании, откуда он, собственно, его и привёз в качестве личного слуги. Когда же в Западной Сумасбродии окрепла демократия, Брахмапутр Гангохлёбов стал уважаемым общественным деятелем и сэр Джентельменкин порекомендовал Её Величеству назначить его слугу Её высокочтимым представителем, поскольку никто не умел так славно чесать спинку своему хозяину, как достопочтенный Брахмапутр Гангохлёбов.

Вы неправы, если полагаете, что сэр Джентельменкин преследовал какие-либо порочные цели, рекомендуя Её Величеству назначить на этот пост любителя выгуливать слонов, зная, что все его клиенты имеют запись в своих купчих о праве королевы на проезд, потому что когда это право назначалось, ещё не знали, где проляжет колониальная дорога, и вписали его в купчие всех частных участков всей Западной Сумасбродии. Корыстного умысла не было, потому что сэр Джентельменкин был истинный джентльмен и всегда подавал дамам пальто, даже если они приходили в плаще, и целовал им ручку, когда они от этого пальто отказывались.

Истинные джентльмены никогда не преследуют корыстных целей, а если оказывается, что всё, что они делают, идёт только им на пользу, то это есть чистое совпадение. Не было корыстной цели у сэра Джентельменкина в посещении дома Маськина и на этот раз, несмотря на то, что по чистому совпадению у Маськина на обед был роскошный пудинг, а сэр Джентельменкин не преминул остаться отобедать, о чём решил ещё с утра до прихода Маськина, отпустив пораньше своего слугу Брахмапутра Гангохлёбова, чтобы тот смог как следует подготовиться к будущим обязанностям представителя королевы.

За обедом все говорили о Маськиной проблеме. Правый Маськин тапок предлагал развязать флаг Плюшевого Медведя и подарить его Брахмапутру в качестве взятки, чтобы он выбирал слонов поменьше. А Левый тапок тоже предлагал развязать, но только не флаг, а войну за независимость.

Шушутка и Кашатка предлагали вернуться жить в Барвазанию, где они счастливо проживали с Маськиным и Плюшевым Медведем в деревянной избушке безо всех этих проблем. Охапочные коты предлагали ложиться спать на время прохождения свиты Брахмапутра Гангохлёбова, а за слонами заставить убирать Маськину Машину. Маськина Машина предложила уехать на край света и котов с собой не брать. И только Плюшевый Медведь молчал и загадочно улыбался.

В пятницу, сразу после назначения Брахмапутра Гангохлёбова представителем королевы, Брахмапутр Гангохлёбов появился в Маськином дворе со свитой слонов, но стоило слонам ступить на Маськин двор, как они стремглав убежали из Западной Сумасбродии обратно в Индию, унеся с собой Брахмапутра Гангохлёбова. Сэр Джентельменкин, присутствовавший при этом событии, даже не поверил собственным глазам. А секрет, между тем, был прост – сразу после памятного обеда с сэром Джентельменкиным Плюшевый Медведь позвонил на новую квартиру хомяку Гамлету, и тот к назначенному сроку явился на Маськин двор вместе со всеми своими знакомыми мышками, которых у него было столько же, сколько жён у царя Соломона. А слоны, как известно, панически боятся мышей, особенно когда их видят в таком количестве.

Больше по Маськиному двору никто не ездил.

Глава шестнадцатая

Маськин и денежная реформа

Однажды Маськин познакомился с Трамвайным Хамом по фамилии Непереплюев, который проживал в сломанном трамвайном вагоне недалеко от города, поблизости от Маськиного дома. Когда-то давно в Маськином городе ходил трамвай, но Трамвайный Хам так его достал, что трамвай отцепил задний вагон вместе с Трамвайным Хамом и убежал в другой город, где и ходит до сих пор.

Трамвайный Хам Непереплюев, таким образом, лишился занятия жизни и решил подыскать себе новое призвание, вполне отвечающее его профессиональным талантам. Он решил стать финансистом и провести в городе денежную реформу, в результате которой все деньги горожан станут не круглыми, а квадратными. Такая реформа была нужна давно, потому что круглая денежка могла укатиться.

Трамвайный Хам вломился ночью в городской банк и успел обкусать 52368 монет, которые и составляли основную часть капитала горожан. На следующее утро гражданина Непереплюева даже пытался арестовать милиционер Палкодралов, но Трамвайный Хам так его обхамил, что милиционер Палкодралов прорыдал в своей милицейской будке до вечера и сказал горожанам, что к Трамвайному Хаму больше не пойдёт. Тогда горожане обнаружили, что обкусанные деньги всё равно, в общем-то, деньги, и решили довести до конца начатую денежную реформу, поскольку денег, которые нужно было ещё обкусать, осталось не так уж много. Горожане встали в очередь к Трамвайному Хаму, который безвозмездно, то есть за очень умеренную плату, вежливо обслуживал народ.

Один Маськин, который денег в банке не хранил, потому что жил большей частью натуральным хозяйством, не обкусал свои деньги, которых у него было немного, зато все круглые.

Однажды Маськин пришёл на почту, чтобы отправить поздравительную открытку, которую надписал Плюшевый Медведь господину Солнцебрякову, которого он видел по телевизору и поздравлял с блестящим бенефисом на эстраде. Господин Солнцебряков скакал по сцене, как козёл, весь обвешанный блестящими ёлочными игрушками, отчего производил звук, усиливаемый микрофоном: «Бряк! Бряк! Бряк!» Плюшевый Медведь отложил томик Канта, в котором он искал ответ, как лучше кантовать приходящие к нему посылки от друзей и знакомых, и с восхищением стал наблюдать за Солнцебряковым, живо интересуясь, чем же он закончит своё наисодержательнейшее выступление. Побрякав ёлочными игрушками в разных темпах и стилях, Солнцебряков брякнулся со сцены, раздавив большую часть побрякушек, чем вызвал неописуемый восторг зала и очень развеселил Плюшевого Медведя. Плюшевый Медведь незамедлительно написал ему поздравительную открытку со следующим содержанием:

Плюшевый Медведь перечитал открытку и нашёл неточность. Правильно надо было подписаться «Плюшевый Медведь», но Плюшевый Медведь думал о винегрете и, по теории неофрейдопердистов, о чём думал – о том и написал. Исправлять не хотелось, и он решил, что отправит открытку под псевдонимом и что так даже лучше. Он решил наклеить марку, но все его любимые марки с королевой кончились и осталась только одна большая марка с белым медведем. Его он лизать побоялся, чтобы белый медведь не куснул его за язык, потому что, будучи сам медведем по происхождению, Плюшевый Медведь был хороший физиономист и белому медведю на марке как-то не доверял. Маськин, который хоть и не был специалистом в мордологии, тоже согласился, что морда белого медведя выглядела весьма однозначно, и тоже решил марку не лизать. Марку положили обратно в коробку для писем и других почтовых принадлежностей, и Маськин отправился на Маськиной Машине на почту, чтобы купить Плюшевому Медведю его любимую марку с королевой Западной Сумасбродии.

На почте у Маськина не захотели принимать его круглую монетку, потому что денежная реформа в городе была успешно завершена и оплата теперь принималась только обкусанными деньгами. Маськину пришлось познакомиться с Трамвайным Хамом, когда он принёс свои монеты ему для обкуса.

– Ты чем зарабатываешь? – по-хамски спросил Маськина Трамвайный Хам.

– Я живу натуральным хозяйством, а излишки сдаю государству. За это оно мне платит монеты.

– А… – сказал Трамвайный Хам, и Маськин почему-то ему понравился. – Я приду к тебе в гости, – сказал Трамвайный Хам и выставил Маськина с обкусанными монетами, не попрощавшись.

Маськин купил марок, отправил открытку и вернулся домой готовиться принимать в гости Трамвайного Хама. Когда Маськин вошёл в дом, Трамвайный Хам уже сидел, положив ноги на обеденный стол, и хамил Маськиным тапкам. Правый тапок, поправляя на носу очки, говорил Трамвайному Хаму:

– Ну вы и хам!

– Тем и живу, – по-хамски заявлял Трамвайный Хам, залезая в Маськин холодильник и лакомясь винегретом, который Маськин приготовил для Плюшевого Медведя в качестве сюрприза.

Маськин пригласил всех к столу, но есть пришлось только сладкое, потому что Трамвайный Хам выкушал весь винегрет, а кастрюлю с Маськиной похлёбкой опрокинул на охапочных котов.

– Денежная реформа, – заявил Трамвайный Хам, – была очень нужна городу. С тех пор, как в нём почему-то перестал ходить трамвай, наш городок запаршивел и лишился своей единственной достопримечательности, потому что трамваи в нынешние времена стали большой редкостью. Хотя количество трамвайных хамов неуклонно растёт и меня конкуренция поджимает. Вот не далее как вчера меня обхамили так искусно, что я впервые с третьего класса не нашёл, что ответить, – засмеялся Трамвайный Хам и размазал соплю по Маськиным обоям.

Самым хамским в Маськином доме считался Левый тапок, и поэтому Маськин посадил его вместе с Трамвайным Хамом, чтобы Трамвайному Хаму было не скучно.

– А я считаю, – сказал Левый тапок, – что денежную реформу нужно продолжать. Даёшь перманентную денежную реформу!

– Замечательно! – закричал Трамвайный Хам и, сплюнув на Маськин ковёр, облобызал Левый тапок. – Продолжайте свою мысль, – предложил Трамвайный Хам, и Левый тапок продолжил:

– Сначала все обкусанные деньги нужно свернуть трубочками, потом завязать узелками, потом заменить на конфетные фантики, потом на нарезанную газетную бумагу, а потом совсем отменить.

– А как же вести товарообмен? – уважительно поинтересовался Правый тапок и снова поправил очки, поскольку страдал близорукостью, в отличие от Левого тапка, который страдал дальновидностью, ничего не видел у себя под носом, но очков не носил.

– Товарообмен вести на словах, – ответил Левый тапок.

– Вот здорово! – сказал Трамвайный Хам. – Как я сам не догадался!

Разговор за столом стал затихать, и Трамвайный Хам остался ночевать у Маськина.

На следующий день, плотно позавтракав, Трамвайный Хам отправился в город на Маськиной Машине продолжать денежную реформу, но был задержан за превышение скорости и отсутствие прав. Маськина Машина вернулась домой пешком, а Маськин сделал Плюшевому Медведю новый винегрет, чтобы тот не расстраивался.

Вечером Маськин полез в шкаф за ночным колпаком. В шкафу Маськиного колпака не оказалось, но была записка: «Меня забрал Трамвайный Хам. Целую. Колпак. P.S. Будет возможность – позвоню».

Маськин сел у телефона и стал ждать звонка от ночного колпака. Звонка не последовало, однако принесли срочную телеграмму: «Сворачиваем монеты трубочкой ТЧК Не волнуйтесь ТЧК Целую ТЧК Колпак ТЧК PS Трамвайный Хам прорезал во мне дырки для глаз ЗПТ надел на голову и залез в банк ТЧК PPS Деньги в банке все свернули ЗПТ пришлю себя по почте ТЧК».

– Безобразие, – сказал Маськин.

А Левый тапок одобрительно запел революционную песню:

И от волнения вышел покурить на балкон.

Наутро Маськину принесли посылку, в которой прислал себя ночной колпак. В нём действительно были прорезаны две большие дырки для бесстыжих глаз Трамвайного Хама, потому что бесстыжие глаза всегда большие и круглые и ещё моргают, как бы спрашивая – а собственно, чего такого? Или – а вам какое дело? Или – давайте закруглим этот разговор! Как закруглим? А вы засуньте нос себе в зад и катите отсюда колесом!

В полдень к Маськину постучал милиционер Палкодралов, и Маськин преданно спрятал свой колпак, потому что подумал, что это за ним. Однако оказалось, что милиционер явился по ложному вызову Плюшевого Медведя, который перепутал телефон с переключателем телевизора и случайно набрал номер милицейской будки.

Милиционер Палкодралов проверил всех жителей Маськиного дома на наличие синяков, царапин, шершавостей, потёртостей, помятостей, пожухлостей и потрёпанностей и, найдя всех в порядке, отбыл восвояси.

Когда жители Маськиного дома собрались в столовой за обеденным столом, в супнице супа не оказалось – вместо супа в ней сидел Трамвайный Хам. Маськин его спросил, что он там делает, и он сознался, что прячется от милиции, потому что милиция у Маськина в доме уже была, а она в один и тот же дом два раза не попадает.

Убедившись, что в доме всё спокойно, Трамвайный Хам послал Плюшевого Медведя за сигаретами, обозвал Золотого кота подозрительным типом, а кошку Басю – личностью лёгкого поведения. В этот вечер он хамил самозабвенно, потому что второй этап денежной реформы удался на славу.

Оставшись ночевать в Маськиной кровати, Трамвайный Хам долго не мог уснуть, громко жалуясь, что его пучит от супа, что матрас у Маськина жёсткий, и часто бегал в туалет, каждый раз наступая на Маськин Невроз, который принял снотворного и безуспешно пытался заснуть в своей корзинке.

Наутро за завтраком по радио объявили, что поскольку Трамвайный Хам не найден, а оставшиеся несвёрнутыми деньги сворачивать некому, жители города единодушно назначили Трамвайного Хама мэром города, чтобы он завершил начатые реформы. Трамвайный Хам покинул незамедлительно дом Маськина, прихватив Маськин деловой костюм (состоящий из чёрных шортов и футболки с надписью «I am busy!»), а также концертный галстук-бабочку Золотого кота, и отправился принимать пост мэра города.

Городские дела так заняли Трамвайного Хама, что у Маськина он больше не появлялся. И Маськин, зашив дырки на ночном колпаке, зажил по-прежнему. 

Глава семнадцатая

Маськин и Маськины макароны

В одном известном религиозном источнике указывается, что когда наш Спаситель накормил народ пятью хлебами, это были вовсе не хлеба, а пять кастрюль с макаронами. И это никак не преуменьшает чуда, поскольку макароны – это действительно чудесная пища.

Плюшевый Медведь не любил макароны, но однажды он увидел, сколько они стоят в магазине – какие-то гроши, и Плюшевый Медведь по крайней мере их зауважал, потому что он был, как и все медведи, весьма рассудительный и вдумчивый. Как можно пройти мимо замечательного высококалорийного продукта, которым можно наесться от пуза за какие-то копейки?

Маськин макароны обожал, но покупным макаронам доверял как-то не очень. Маськин ведь жил натуральным хозяйством и поэтому решил производить свои макароны сам.

Сначала Маськин посадил на грядке немного вермишели, но, видимо, год выдался неурожайным и вермишель у Маськина не взошла. Та же неудача постигла попытку посеять мелко наломанные спагетти и размоченные в воде рожки. Лапша у Маськина на огороде тоже не прижилась. Плюшевый Медведь с умным видом ходил вместе с Маськиным смотреть, не взошли ли макароны, – они их поливали и даже посыпали сыром, однако лапшовые в Маськином хозяйстве урожая не давали.