Маськин (№1) - Маськин

Корова вскочила, поспешно собрав свои дипломы, и вышла вон.

Маськин остался в недоумении. «Ну и ну, – подумал он, – как же мне быть?» Но, на счастье, в дом Маськина постучали, и он побежал открывать.

На пороге стоял огромный бык.

– Извините, – сказал неуверенно Маськин, всё-таки проводив быка в кабинет, – мне вообще-то требовалась корова…

– Вы что, не знакомы с законом, запрещающим дискриминацию полов? – спокойно спросил бык. – Основой этого закона является закрепление мер по реализации государственной политики, направленной на обеспечение равных прав и свобод и равных возможностей коров и быков, на предотвращение дискриминации по мотивам пола в качестве необходимого условия стабильного и устойчивого развития страны.

Маськин не на шутку испугался:

– Я отказываю вам в месте не потому, что вы бык, а потому что вы не корова. То есть не потому, что не корова, а потому, что не даёте молока.

Маськин совсем было запутался.

– Вы не писали в объявлении, что вам требуется молоко. Вы писали, что вам требуется корова. А должны были написать: «Бык или корова». Этого требует закон, и я буду настаивать на своих правах. – Бык стал напирать на Маськина, но, на счастье, в комнату вошёл семивёдерный Маськин самовар сообщить, что он уже закипел и всем надо идти пить чай…

Бык, увидев огромный самовар, потупил глаза и согласился простить Маськина на первый раз за незнание законов, хотя, конечно, незнание закона не освобождает от его выполнения. Дело в том, что в предыдущем месте, где бык качал права, его ошпарили кипятком, и он, по-видимому, опасался инцидента с самоваром, который пыхтел и выглядел очень убедительно.

После того, как бык ушёл, к Маськину приходила божья коровка и тоже угрожала жаловаться, поскольку считала себя полноценной коровой во всех отношениях, а её религиозные убеждения (то, что она была божья) не должны были приниматься во внимание при устройстве на работу.

К концу вечера Маськин своей необдуманной кадровой политикой нарушил столько законов, что, не окажись посетители действительно добрыми и, в общем, незлобивыми, а Маськин самовар столь внушительным, то сидеть бы Маськину до конца дней своих в турме за разного рода дискриминации…

Приходили к Маськину и другие соискатели. Были среди них и профессора по коровьему бешенству, и специалисты по операциям переделки коров в свиней и обратно, и французский повар – специалист по приготовлению говядины а-ля Шатобриан[3]. Было много хорошо образованных коров-инженеров, коров-программистов, коров-юристов, коров-балетмейстеров и даже коров – потомственных авантюристов. Однако ни один из кандидатов на должность коровы не соглашался давать молока.

Маськин совсем загрустил, но кандидаты всё продолжали прибывать, отчего у Маськина его натуральное хозяйство как-то совсем расстроилось.

Весь день Маськин возился со строптивыми кандидатами, каждый из которых скандалил по-своему, но особенно неистовствовал повар – специалист по приготовлению говядины а-ля Шатобриан. Причём казалось, что приходящие и не собирались устраиваться ни на какую работу, поскольку являлись они с подозрительными мордами, подробно расспрашивали Маськина про его хозяйство, иногда проверяя документы и счета… Особенно кандидаты были строги с условиями проживания. Большинство требовали двух-трёх-комнатный коровник с телефоном и ванной, служебный мобильный телефон, автомобиль и часть акций Маськиного хозяйства. Когда они узнавали, что у Маськина акций нет, потому что он не общественная компания с ограниченной ответственностью «Маськин Корпорэйшн», а единоличник, то кандидаты иногда плевали Маськину прямо на пол в кабинете от презрения, а одна корова даже оставила коровью лепёшку у Маськина на ковре.

Маськин сначала пытался коров уговаривать, что условия проживания у него прекрасные и что молоко коровам давать не сложно, но посетители и не думали принимать его предложение.

Чтобы прекратить этот кошмар, Маськин был вынужден срочно дать новое объявление в местную газету:

Не требуется корова,

особенно с высшим образованием,

ни на полную ставку, ни на частичную,

и никакого проживания не предоставляется.

Опыт и рекомендации

не помогут!

Не обращаться в Маськин дом,

и особенно НЕ стучать три раза!

С Маськина взяли дорого за это объявление, потому что каждая частица «не» стоила в газете доллар, тогда как обычное слово только 25 центов. Это делалось, чтобы газета не выглядела слишком негативной.

Маськину также пришлось скрывать от общественности, что ему нужна корова, потому что этим объявлением он вводил общественность в заблуждение, особенно печатая его в газете.

Так благонадёжный Маськин стал преступником со всех сторон и даже завёл привычку оглядываться по сторонам, когда выходил из дома, – не следят ли.

Однажды ночью, когда сосед Отжимкин пришёл одолжить луковицу и тёмные очки, которые ему были нужны, как уже упоминалось, для добычи кленового сиропа из берёзовых дров, Маськин всё-таки не выдержал и спросил Отжимкина, не может ли он порекомендовать Маськину порядочную корову, согласную давать молоко. На удивление Маськина, Отжимкин тут же предложил Маськину свою корову Пегаску. Маськин был вне себя от восторга. Просила корова Пегаска недорого и обещала давать молоко каждый день.

Через несколько дней корова Пегаска приступила к работе и дала целое ведро молока. И так стал Маськин получать по ведру молока каждое утро. Причём даже доить Пегаску не требовалось, потому что она доилась сама. Маськин было предложил Пегаске наладить машинное доение (с помощью Маськиной Машины, которая в детстве думала, что она корова, даже паслась, и из неё до сих пор всё время что-то выливалось в небольших количествах – когда масло, а когда и бензин).

Но корова Пегаска чуть не встала на дыбы…

– Нет! Нет! – закричала она. – Никакого доения! Я сама!

На том Маськин и успокоился.

Проблемы начались не сразу, но со временем в Маськином доме стали пропадать домашние принадлежности: часы, игрушки, зонты, кепки, кружки, предметы интерьера, вина из погребка Плюшевого Медведя, открывалки, фляжки, зажигалки, папиросы Маськиного Левого тапка и даже пепельницы с окурками. Особенно было обидно, что пропала пельменница на 52 пельменя и Плюшевый Медведь не мог себе сам лепить пельмени, потому что без пельменницы он их лепить не умел. Маськин лепил пельмени без пельменницы, но был очень занят и лепил их Плюшевому Медведю редко. У Плюшевого Медведя даже стала развиваться лёгкая пельменная недостаточность, которую он лечил варениками.

Маськин сначала подумал на домового-барабашку Тыркина, доброго гномика, тролля по национальности и хронического клептомана, который тырил всё, что плохо лежит. Но проверив каморку домового-барабашки Тыркина, ничего там не обнаружил, кроме старых очков Правого Маськиного тапка.

А однажды пропал термометр Шушутки, песочный термометр, который для него изобрёл Плюшевый Медведь (мол, если песок в нём горячий – значит, тепло, а если холодный – значит, холодно). Шушутка очень переживал.

Однако скоро в старьёвщицком магазине появился точно такой термометр, и Маськин его для Шушутки купил. Шушутка утверждал, что это его старый термометр, потому что он закопал когда-то в него монетку, а теперь откопал.

Наконец все тайны раскрылись, когда одним летним днём Маськин отправился в коровник за очередным ведром молока, но ни молока, ни коровы Пегаски в коровнике не нашёл.

На соломенной кровати лежала записка, явно писанная копытом:

«Улетела на юг. Ждите к осени.

Целую, корова Пегаска».

Маськин знал ещё со своего посещения деревни, что коровы обычно улетают на юг летом, как и все нормальные отдыхающие, и поэтому не очень удивился, однако, осмотрев коровник, Маськин нашёл целую гору пустых бутылок из-под молока…

– Всё ясно… – закусил губу Маськин. – Пегаска сама молока не давала, а покупала в магазине. А деньги доставала, продавая различные предметы быта из Маськиного дома. Ну не на зарплату же свою ей было это молоко покупать?

– Эх, жаль, – сказал Маськин, – чего ж она мне не призналась, что молока не даёт? Мы бы её и так любили… – У Маськина корова украла и продала термос, который Маськин очень любил, вот он и расстроился.

– Ну ничего, корова вернётся, я ей скажу, что мы не сердимся, но чтобы она больше вещей из дома в старьёвщицкий магазин не сдавала. Пусть так живёт, получает коровью зарплату, а молоко и правда можно покупать в магазине.

– То-то тебе эту корову Отжимкин и сплавил – что он, с хорошей жизни, что ли, по ночам кленовый сироп из берёзовых дров добывает? Видать, пустила старика совсем по миру, – решительно заявил Левый тапок.

– Может, тебе её всё-таки выгнать? – неуверенно спросил Маськина Правый тапок.

– Ты что – без коровы в хозяйстве нельзя! – строго сказал Маськин и мечтательно посмотрел в небо: – И когда ж моя любимая Пегаска с юга вернётся… 

Глава двадцать девятая

Маськин и Маськин Граммофон

Старичок-граммофон, ставший впоследствии любимым Маськиным Граммофоном, встретился Маськину в его поездке по девятнадцатому веку, которую он предпринял с целью нахождения корней своего рода Маськиных. Он как раз составлял генеалогическое древо своей семьи и ему не хватало сведений по некоторым родственникам. Конечно, можно было отправиться в архивы, но Маськин от пыли обычно чихал, а кроме того после стольких несуразностей, которыми полнились последние 100-120 лет, некоторые бумажки, скорее всего, утерялись, а на других вообще приписали чего не было (ух, и трудно приходится историкам). Маськин, недолго раздумывая, залез в машину времени, которая в обычное время служила ему стиральной машиной и применялась как машина времени в Маськином доме только в редких случаях, когда у Маськина убегало молоко или основательно подгорал пирог. Тогда Маськин обычно надевал головной убор, модный пять минут назад (мода на головные уборы всегда меняется с головокружительной быстротой), и отправлялся в прошлое, чтобы вовремя выключить молоко или достать из печки пирог. Вы скажете, что это не совсем правда, потому что иногда в Маськином доме молоко оставляли убежавшим и оно носилось по комнатам, страшно пугая охапочных котов. Это так, но делалось это не оттого, что Маськин не хотел лишний раз пользоваться машиной времени, а потому, что молоку надо иногда дать побегать, а то оно застоится и заболеет ожирением.

Стиральную машину в машину времени Маськину переделал сам досточтимый Эйнштейнкин. Как-то он вышел из запоя, потому что у него закончилась настойка на быстрых нейтронах, и ещё раз обдумал парадокс Эйнштейнкина-Маськина, по которому, как вы помните, цвет почтового ящика влиял на качество получаемых почтовых отправлений. Эйнштейнкин решил Маськина лично повстречать, чтобы обсудить с ним последние проблемы квантового почтоведения.

Маськин поделился с коллегой Эйнштейнкиным своим практическим наблюдением из кустов за своим Почтовым Ящиком, которое разрешало парадокс Эйнштейнкина-Маськина изящным и поистине эйнштейновским образом: как вы помните, Почтовый Ящик выхватывал из сумки почтальона Благовесткина самые весёлые открытки и тут же их глотал. Эйнштейнкин смеялся до слёз! Как же он сам не догадался!

– Es ist einfach! Es ist einfach![4] – повторял он по-немецки и вытирал слёзы, смеясь. – Мне надо было самому поставить эдакий Das Gedankenexperiment![5]

Эйнштейнкину Маськин очень понравился своим практическим умом и яблочным штруделем. Маськин пожаловался Эйнштейнкину, что часто он бывает так занят по хозяйству, что у него штрудель пригорает и молоко убегает. Тогда Эйнштейнкин подумал, посмотрел на Маськина своим знаменитым хитреньким взглядом, отхлебнул ещё восхитительного бочкового медово-коричневого пива из погребка Плюшевого Медведя и махнул рукой:

– Ладно, так и быть, переделаю твою стиральную машину в машину времени.

Маськин и сам использовал стиральную машину как машину времени, но в основном для путешествий в будущее. Бывало, залезет в стиральную машину в 12:30, а вылезет, так на часах уже 12:35… Так что Маськин сказал спасибо, мол, сами с усами.

Но Эйнштейнкин не унимался. Он действительно подкрутил какие-то гайки, натыкал кругом фонариков и ручных часов – и в конце концов модернизировал стиральную машину в настоящую машину времени с задним ходом, которая могла ездить назад, то есть в прошлое.

Итак, в этот раз, благодаря модификациям Эйнштейнкина, Маськин отправился в девятнадцатый век, предварительно надев соответствующий тому времени головной убор. Поскольку машина была одноместной, Маськин с собой кроме тапков никого не взял, да и говорить никому не стал, что отлучается так далеко назад в прошлое, потому что вернуться планировал в настоящее практически в момент отбытия, так, чтобы всем домочадцам Маськиного дома не надо было беспокоиться, что обед в этот день припозднится.

Девятнадцатый век был степенным и неторопливым. Ещё чувствовался шарм загнивающего феодализма и аристократичности. Маськин посетил всех родственников и даже съездил к совсем уж дальнему своему предку в Лондон.

В Лондоне девятнадцатого века Маськин разыскал кого надо, расспросил его обо всём (этот предок, оказывается, тоже жил натуральным хозяйством), всё аккуратно записал, и уже между делом поругался с подвернувшимся под руку Карлушкой Марлушкой – что, мол, из-за его бредовых коммунистических взбалмошностей в будущем ни одна корова молоко давать не соглашается, и уже совсем было засобирался назад домой в будущее, как заслушался замечательной музыкой, несущейся из золочёной трубы тогда ещё молоденького Граммофона, проживавшего у Карлушки Марлушки. Граммофон у Карлушки Марлушки страдал. Тот его совсем достал, крутя с утра до вечера «Интернационал», а когда Граммофон не выдерживал и начинал перевирать слова, больно дёргал его за ручку и плевал в золочёную трубу.

– Мы свой, мы новый гной устроим,

Кто был никем, тот стал совсем… -

безбожно перевирал Граммофон, крутя одну и ту же пластинку уже тридцать третий раз подряд.

– Ах ты, контрреволюция, – набрасывался с кулаками на несчастный Граммофон корифей народных бунтов.

А однажды Граммофон был ужасно напуган призраком коммунизма, который бродить по Европе не желал, а засел у Карлушки Марлушки в отхожем месте с запором. Граммофон было хотел пойти умыть трубу после известного к нему отношения хозяина, а в туалете сидит призрак коммунизма и плачет. Граммофон в тот день твёрдо решил, что ничего хорошего из этого призрака не выйдет, отчего стал перевирать «Интернационал» уже намеренно, пытаясь намекнуть волосатому хозяину, чем дело пахнет. Но куда там, Карлушка Марлушка неистовствовал, отчего Граммофон его и прозвал «Бешеный Мавр».

Маськин, повстречавшись с Граммофоном, подтвердил его самые грустные опасения насчёт будущего, а вот Карлушка Марлушка Маськина слушать не стал, а запустил в него своим правым драным ботинком, чем снискал восхищённое уважение Левого Маськиного тапка, который и так в сём корифее души не чаял.

Маськин предложил Граммофону бежать с ним в будущее, и тот уже было согласился, только вот оказалось, что Граммофон в Маськину машину времени с трубой не влезал, а без трубы он ехать отказывался.

Тогда Маськин предложил Граммофону добираться своим ходом и написал ему свой телефон, чтобы он через 150 лет Маськину позвонил, когда до этого времени сам доживёт. Маськин трогательно попрощался с молоденьким Граммофоном, и они расстались – Маськин, пустив слезу, а Граммофон, издав надрывный треск в качестве символа уныния разлуки.

И что вы думаете, как-то раз, уже в настоящее время, Маськину позвонили и в трубке с чарующим потрескиванием заиграл знакомый хрипловатый голос Маськиного Граммофона. Маськин опять прослезился и поехал за Граммофоном, чтобы наконец взять его к себе жить.

Граммофон добирался до времени Маськина 150 лет. Много он повидал на своём пути. От Карлушки Марлушки его скоро унёс судебный пристав за долги, потом он поработал у Шерлока Холмса, который по отпечаткам пальцев на золочёной трубе Граммофона определил, что его посещал Маськин, но был не уверен, было это уже или ещё только будет, потому что отпечатки пальцев были такими, какие обычно оставляют представители грядущих поколений, – то есть отпечаток чёткий, но в картотеке не числящийся. В общем, в течение остального времени относились к Граммофону тоже неплохо, только два раза прострелили золотую трубу во время одной революции и первой мировой войны. Во время второй мировой Граммофон отсиживался в Аргентине, и поэтому ему не досталось. Бывало, конечно, что анархически настроенные аргентинцы стряхивали пепел в его золотую трубу, и задолбали своим аргентинским танго, но по сравнению с «Интернационалом» Карлушки Марлушки это было сущей ерундой. В общем, добрался Граммофон до Маськиного времени целёхоньким и, ко всеобщему удивлению, очень сносно крутил пластинки. Маськин сразу потащил Граммофон на пикник и угощал его малиновым вареньем, а все Маськины домочадцы сразу дедушку Граммофона заобожали. Они его стали даже звать Грамушка, что происходило от уменьшительно-ласкательного имени «дедушка Граммофон». Маськин был очень рад, что Грамушка дотянул до Маськиного времени сквозь все лихолетья исторических бурь. Вот на какие подвиги может подвигнуть настоящая дружба, которая случилась у Маськина и Маськиного Граммофона.

Глава тридцатая

Маськин и Культурные Различия

Непонятно, что считать культурными различиями, а что считать откровенной подлостью и хамством. Маськин пожил во многих странах до того, как поселился в Маськином доме в Западной Сумасбродии, и повидал разные обычаи и традиции. Конечно, люди живут по-разному, кое-кто даже настолько оригинален, что вообще ни на кого не похож… Но в том-то и дело, что когда говоришь о народе в целом – это всё теория, а вот когда у тебя перед носом один его конкретный представитель – то и неизвестно, как себя вести, мало ли какие у него там культурные ценности набухают – того гляди наступишь. Короче, намучился Маськин со всеми этими культурными различиями. Бывало, глянет – ну человек отъявленный нахал и сволочь, а ему окружающие поясняют – да что вы, это совсем не так, это просто у вас, Маськин, с ним культурные различия, вот вам и кажется, что он нахал и сволочь, а по-настоящему, по местным меркам, вполне приличный человек. Ну, хорошо, разве что чуть-чуть нахальнее и сволочнее нормы, но у нас это вполне принято и даже поощряется.

У Маськина от такого калейдоскопа культурных различий даже закружилась голова, и он обхватил её обеими руками, чтобы совсем не отвалилась… Хотя этого бы никто из окружающих не заметил – все бы решили, что у Маськина это такое культурное различие, периодически терять голову. Маськин всё-таки однажды решил дойти до сути и разобраться с этими культурными различиями, а то в одной стране воровать нехорошо, но воруют, в другой – хорошо, и тоже воруют, а в третьей – воровать можно, но никто не ворует, потому что вор у вора давно дубинку украл, а без дубинки воровство уже не то, как-то нетрадиционно без дубинки выходит. Вот опять у Маськина кто-то чего-то спёр, и он не знал, плохо поступили с ним на этот раз или это просто культурные различия и на это не надо обращать внимание. Так Маськин мучался, мучался и поехал в город Космополитинск, где проживала дама по имени Культурные Различия, чтобы всё у неё подробно на месте и выяснить. Маськин с собой взял опять только тапки, потому что другие жители Маськиного дома ехать в Космополитинск не хотели.

Прибыв на место, Маськин долго искал нужный адрес, потому что номера домов писались то арабскими, а то римскими цифрами, названия улиц были написаны то на псевдокитайском (это когда вроде бы иероглифы – а смысла никакого, просто так красуются), а то и на древнекукорятинском (языке древних боевых петухов).

Наконец Маськин нашёл адресок с помощью своего Правого тапка, который свободно говорил на фене, как и многие несправедливо репрессированные, и таким образом быстро нашёл дорогу, потому что феня в наши времена начала зарекомендовывать себя как международный язык.

Мадам Культурные Различия приняла Маськина благосклонно, как будто бы ожидала его прихода. Она была дамочкой неуравновешенной наружности, потому что, несмотря на худобу, различные выступы её буйного организма нарушали равновесие при ходьбе, и поэтому она передвигалась, пользуясь нанайскими лыжами, даже в пределах квартиры. На голове у неё красовалась китайская красная шапочка с длинной косичкой, завёрнута она была в роскошный японский халат, надетый поверх русской телогрейки, а на ногах у неё были техасские сапожки со шпорами, к которым уже и прикреплялись нанайские лыжи.

Маськин внимательно осмотрел мадам Культурные Различия и замешкался, не зная, как поздороваться.

– Шалом, – скромно сказала мадам и поцеловала Маськина по русской традиции три раза.

– Салам-алейкум, – почему-то ответил Маськин и сел на диван.

– Я понимаю, у вас ко мне дело? – спросила мадам Культурные Различия, наливая Маськину в стакан русской водки, разболтанной шабатним вином.

Маськин пить не стал, но Маськины тапки приняли за милую душу и попросили налить ещё.

– Да, уважаемая мадам Культурные Различия, – сказал Маськин, – у меня к вам вопрос. Я, конечно, очень уважаю всякие культурные различия, но мне часто неясно, то ли дело в культурных различиях, то ли человек просто сволочь. От этого у меня голова уже идёт кругом. Нету ли у вас какого-нибудь верного определителя, отличающего культурные различия от простого заурядного сволочизма?

– А что конкретного с вами приключилось? Мне без примера трудно будет решить, – спросила мадам Культурные Различия и затянулась огромной гаванской сигарой, сделанной в Нидерландах.

– Ну, вот меня давеча обокрали, почти что по миру пустили, а потом сказали, что я сам дурак и что это всё из-за культурных различий, – признался Маськин и помрачнел.

– И много взяли? – по-деловому уточнила мадам Культурные Различия.

– Практически всё, что могли унести.

– Ну, они сказали до свиданья? – спросила мадам Культурные Различия.

– Да, – ответил Маськин.

– Это значит, они культурные, – отметила мадам Культурные Различия и поинтересовалась: – А как конкретно попрощались? Вы воспроизведите дословно и желательно на том языке, на котором эти слова были сказаны.

– Кажется: «It has been nice knowing you»[6], – припомнил Маськин, напрягшись.

– А вы что ответили на это? – заинтересовалась мадам Культурные Различия.

– Кажется: «Да пошёл ты!» – сразу вспомнил Маськин.

– Ну, вот видите, культурные различия налицо, – заключила мадам Культурные Различия. – Вот если бы вы ответили «Go f… yourself»[7], – то никаких различий бы не было.

– А! То есть дело не в том, что люди делают, а дело в том, что они при этом говорят! – догадался Маськин.

– Конечно, – одобрила Маськину догадку мадам Культурные Различия.

– То есть, если бы я ему правильно ответил, он бы застыдился, вернулся назад и стал бы порядочным человеком? – занадеялся Маськин.

– Вовсе нет, просто в таком случае культурных различий бы не было, а в ситуации, вами, Маськин, описанной, культурные различия, конечно, налицо.

– Не кажется ли вам, уважаемая мадам Культурные Различия, что многие просто прикрываются этими пресловутыми «культурными различиями», чтобы пакостить и гадить безнаказанно, да ещё при этом умудряются оставаться в беленьком, мы, мол, не виноваты, что у всяких там Маськиных было другое детство и они писали в горшок с этикеткой на другом языке? – высказался Маськин.

– Ну, не без этого, не без этого… – призналась мадам Культурные Различия. – Но вы, Маськин, должны ещё радоваться, потому что в некоторых местах культурные различия достигают такой напряжённости, что вас могли бы вообще съесть… Я вот знала одно племя… Хотите, познакомлю? Очень обходительные людоеды. Думаю, среди них найдутся и Маськоеды.

– А тапкоедов среди них нет? – забеспокоился Левый тапок, для которого социальные реформы были делом его жизни, и он не мог позволить себя съесть, не доведя дело жизни до конца.

– Тапкоеды? – задумалась мадам Культурные Различия. – Не знаю, я спрошу.

– А, – догадался Маськин, – просто в мире ничего не изменилось, все друг дружку едят, но при этом пользуются культурными выражениями!

– Разумеется – в этом и заключается прогресс цивилизации, – обнадёжила мадам Культурные Различия. – Вообще нет ничего вреднее, чем полагать, что в мире что-то меняется. На этом все простачки всегда и попадаются, мол, нынче не те времена, теперь уже не съедят посреди бела дня – и шасть на улицу прыг-скок – а там их ам-ам и нету… Времена не меняются, меняются фразы, которыми удобряют те или иные действия.

– Так культурные различия придуманы идиотами для идиотов? – окончательно догадался Маськин.

– Наконец-то! – обрадовалась мадам Культурные Различия так, как будто долго подводила Маськина к этой мысли, хотя сама удивилась такому мнению и решила напоследок хорошенько его обдумать. Обдумать, правда, эту мысль так и не удалось, потому что после посещения Маськина мадам Культурные Различия отправилась в парикмахерскую, где вместе с излишком волос у неё случайно срезали и эту мысль.

Так, знаете ли, бывает: придёшь в парикмахерскую подумать (где ещё, как не сидя в кресле и щурясь, чтобы волосы не попали в глаза, сконцентрироваться хорошенько на какой-нибудь мысли), а придурошная парикмахерша так забалаболит, что выходишь не только без волос, но и без ценных мыслей, которые могли бы развиться и процвесть, если бы не эта болтовня…

И почему парикмахеры в Западной Сумасбродии так болтливы? «Культурные различия» – по привычке скажете вы. Ан нет, чистой воды идиотизм…

Да-с, идиотизм чистой воды!

Глава тридцать первая

Маськин и фрау Шпрехензидуева

Как-то Маськин слушал радио и узнал, что в его городок приезжает с визитом фрау Шпрехензидуева и по этому поводу горожане решили заделать яму на дороге, которая там наблюдалась с прошлой зимы.

Маськин спросил Левый тапок, не знает ли он об этой замечательной личности, и Левый тапок Маськину всё о ней поведал, потому что, несмотря на левые взгляды, немцев очень уважал, отличался начитанностью в марксистских источниках в оригинале и гордился своим личным знакомством с Карлушкой Марлушкой, который левую обувь уважал и хоть и был не совсем немцем, но ассоциировался в сознании Левого Маськиного тапка как германский лидер всех левых тапков Земли, а лидеру можно простить любой акцент, даже немецкий. Кроме того, владение разными языками позволяет играть словами сразу на нескольких наречиях. Вот, например, по-немецки Das Kapital («Капитал») произносится «Да-с, капитал». Мол, да-с… намёк понимаете? Нет? Ничего-с. Вам и не обязательно. Ну ладно, объясню. Вообще Карлушка Марлушка хотел ошибочно назвать свой труд Die Kapitalien (что, если секретно перевести со смеси английского и немецкого, получится: «Умрите, капиталы!»)[8]. Поэтому Карлушке Марлушке и пришлось прожить ровно полжизни в Англии, потому что, наверное, там лучше понимали его англо-немецкий юмор, попросту его не замечая. Мол, копошится бородатый в Британской библиотеке, и ладно. А вот на родине в Германии его не понимали, хотя не замечать не могли… Рады были бы не заметить, ан нет, не тот калибр. Крупноват-с, чтобы не приметить. А Карлушка Марлушка, бывало, от своего фурункулёза в Лондоне страдает и цедит сквозь зубы: «Я вам всем ещё покажу! Дорого вам мой фурункулёз обойдётся!» И вы знаете, действительно дорого обошёлся, поэтому не могу не согласиться, что учение Марлушки правильно, потому что оно верно. Ну как против фурункулёза поспоришь? Вообще болезни великих людей дорого обходятся человечеству. Это всё врачи виноваты. Они, костоправы долбаные, никак подлечить кого надо не могут. А великие люди тут ни при чём. Ну что вы там можете наруководить, когда у вас паранойя, обострённая запором? Или, ещё хуже, сифилис в мозгу, обострённый революционными позывами? Я требую снять ответственность за всё со всех лидеров государств и полностью переложить её на врачей.Я это серьёзно.

Итак, Левый Маськин тапок начал свой рассказ, за приведение которого вы должны нас простить, потому что, как вы уже успели ознакомиться из прошлых глав, Левый Маськин тапок воздержанностью в выражениях и благонамеренностью во взглядах не отличался. Вы скажете – враки, просто каждый раз, когда автор хочет высказать какую-нибудь оголтелость, – вот он и зовёт Левый Маськин тапок, а тот бездумно за автором всё и повторяет. Нет, это не так. Ну вот, смотрите. Я сейчас уйду на кухню, а Левый тапок вам всё без моих подсказок расскажет. Тогда поверите в самостоятельность моих героев и в то, что я за них не отвечаю? Всё, я пошёл, а вы слушайте. Потом мне расскажете.

– Фрау Шпрехензидуева, – неторопливо начал свой рассказ Маськин Левый тапок, – гордилась своей наклонностью во всём наводить порядок. Она считала, что все кругом только и знают, что сорить, разбрасывать, пачкать, пакостить и производить всякие несуразности. Она же всегда носила безупречно белый фартук и не допускала никаких отклонений от раз и навсегда заведённого порядка. Вообще в природе трудно было найти что-либо более опрятное и подчиняющееся распорядку, чем фрау Шпрехензидуева. Взять вот, к примеру, солнце. Вроде светит каждый день. Так? А вот тоже недостаточно пунктуально. То взойдёт в 4:45 утра, а то в 5:10. Ну и как после этого на солнце полагаться? А луна, та вообще ни в какие ворота не лезет. Фрау Шпрехензидуева лично обследовала её в телескоп и нашла столько пыльных неровностей и побитостей, не говоря уже о том, что эта луна, представьте себе, завела привычку то появляться наполовину, то и вовсе скрываться.