Глава шестая

Маськин и мусье Сильвуплешкин

Мусье Сильвуплешкин появился в доме Маськина внезапно. Вообще-то его пригласил Плюшевый Медведь после того, как однажды утром выучил французский язык. Мусье Сильвуплешкин жил по соседству в небольшой, но гордой стране Квебекестан. Плюшевый Медведь прочёл знаменитую книгу мусье Сильвуплешкина под названием «На кой французам Бородино?» и очень восхитился его начитанностью, учёностью, а главное – личным знакомством с самим мэтром Наполеошкиным, который заведовал местной колбасной фабрикой. В Квебекестане вообще проживало много французских знаменитостей: мусье Бомарше-Пресспапьешкин – управляющий Квебекестанской типографией, мусье Робеспьершкин – личный секретарь палача и мусье Луи-Дефюнескин – начальник железнодорожной станции Сюрприз. Все эти уважаемые господа были добрыми приятелями мусье Сильвуплешкина – историка и географа по образованию и заядлого коллекционера пульверизаторов. Плюшевый Медведь не мог не приобщиться к такому интеллектуально-бурлящему сословию Квебекестана и написал пригласительное письмо:

Плюшевый Медведь лизнул марку с изображением королевы Западной Сумасбродии, отчего та наморщилась и почесала полизанное место. Плюшевый Медведь удивился, но потом понял свою ошибку: он лизнул марку не с той стороны. Зализанная королева повернулась к Плюшевому Медведю, и он лизнул её с правильной стороны, наклеил марку и отправил письмо.

Вообще лизание зада сановных особ есть занятие чистое, потому что сановные особы следят за собой и всегда наносят небольшой слой клея, чтобы марки с их изображением лучше приклеивались. И кому мы только не лизали зад со времён изобретения почтового сообщения, которое позволяет чихнуть в конверт и послать гриппозную заразу на другой конец света! Лизали мы зад королей и премьер-министров, Мао Цзедунов и других коммунистов. У Плюшевого Медведя всегда с этим была проблема. Не то чтобы у него не хватало слюны, а просто стоило ему лизнуть зад какой-нибудь сановной особы, как его тут же начинало тошнить, и одно время Плюшевый Медведь мочил марки под краном, но от этого сановные персоны конфузились и письма не доходили к адресатам, зато доходили куда следует, и оттуда Плюшевого Медведя попросили сделать над собой усилие и лизать, как все. Плюшевый Медведь поохал и решил, что если уж лизать, то королеве Западной Сумасбродии – потому что она выглядела как-то почистоплотнее.

Вот поэтому никто в Маськином доме не удивился, когда сначала в прихожей, а потом по лестнице заслышался дробный стук маленьких ножек и характерные вскрики:

– Ву а ля! Ву а си!

Оплатите такси!

Маськин выбежал расплатиться с таксистом. На счётчике стояла цифра, означающая дату, а может, телефонный номер. Во всяком случае, эта цифра не могла означать оплату проезда даже из Квебекестана. Таксист, однако, вежливо объяснил, что мусье Сильвуплешкин по пути в гости к Плюшевому Медведю заехал на минутку в Париж, где купил свежих вафель на бульваре у Лувра, затем заехал в Алжир, где приобрёл в качестве гостинца инжир, и наконец заскочил на Французский атолл в Тихом океане, где французский посол лечился от лучевой болезни, которую сначала считали французским насморком, потом звёздной болезнью, но когда испытания ядерного оружия на атолле участились и жене посла, которая не любила спать со светом, стало мешать, что французский посол по ночам слишком лучился и даже прожёг матрас в двух месстах, его признали больным лучевой болезнью. На Французском атолле мусье Сильвуплешкин, лучевой посол и таксист Жак Агош, что по-французски значит Жак Налево, съели вафли и инжир, предназначенные для Плюшевого Медведя, и поэтому Жак Агош зарулил на обратном пути в Алжир и Париж, чтобы пополнить запасы инжира и вафель, которые мусье Сильвуплешкин по ошибке случайно всё-таки съел практически непосредственно перед прибытием к Плюшевому Медведю.

Кроме того, Жак Агош, в отличие от своего напарника Филиппа Адруа (что значит Филипп Направо), всё время заворачивал налево, отчего такси простаивало в злачных районах Алжира и Парижа, а счётчик всё тикал.

Маськин расплатился за такси в рассрочку, выписав Маськин-чеки на год вперёд, потому что не мог отказать в гостеприимстве французскому другу Плюшевого Медведя.

Мусье Сильвуплешкин бегал по Маськиному дому в поисках чего-то, что он называл «франкофон».

– Где у вас франкофон?! – волновался мусье Сильвуплешкин, а Плюшевый Медведь лихорадочно рылся в словаре, чтобы узнать, что это такое. В словаре такого слова не находилось, но потом оказалось, что Медведь листал норвежско-барвазанский словарь, где французские слова, как это ни удивительно, встречались нечасто.

Наконец, найдя в правильном словаре, Плюшевый Медведь узнал, что франкофон – это такой телефон, по которому можно было говорить по-французски. Обычные телефоны, по мнению жителей Квебекестана, так сильно искажали прозрачное французское произношение, звуча недостаточно в нос, что они по ним разговаривать отказывались.

Дело в том, что мусье Сильвуплешкину нужно было срочно позвонить своей супруге мадам Сильвуплешкиной, которая всегда очень беспокоилась, когда муж шлялся где-то ещё, а не сидел, как обычно, у своей любовницы, с которой мадам Сильвуплешкина была на короткой ноге, руке и кое-чём ещё, о чём не пишут в произведениях, предназначенных для широкого круга читателей.

В Маськином доме франкофона не нашлось, и Плюшевый Медведь выдал мусье Сильвуплешкину свою подзорную трубу, из которой заблаговременно вытащил стёклышки и птичье гнездо, которое в ней свили попугаи, проводя там свой второй медовый месяц, наблюдая звёзды и отдыхая от обучения слову «пиастры», которому Шушутка их умудрялся обучать посредством компьютера. Он записал один раз на компьютер слово «пиастры», и тот повторял это слово день и ночь, отчего у попугаев безумно разболелись головы. Они говорили Шушутке, что уже знают слово «пиастры», потому что любой фабричный попугай выходит с конвейера, зная слова «пиастры», «Попка-дурак» и фразу «Есть хочу», которая используется для самообслуживания. Однако Шушутка решил закрепить их знания, отчего им пришлось переместиться в подзорную трубу, где компьютер было не так слышно.

Мусье Сильвуплешкин схватил подзорную трубу, протянул её к уху мадам Сильвуплешкиной в Квебекестане и затараторил по-французски: «Я у Плюшевого Медведя, не беспокойся, ма шери!»

Однако мадам Сильвуплешкина ничего не могла разобрать, потому что самодельный франкофон недостаточно гнусавил в нос, и мусье Сильвуплешкину пришлось надеть на нос бельевую прищепку, чтобы соответствовать наивысшим стандартам французского произношения, принятым в телекоммуникационной системе достославного Квебекестана. А подзорную трубу после разговора с мадам Сильвуплешкиной французский гость попросил завернуть, потому что больше для рассматривания звёзд она не годилась, как, впрочем, и для проживания очумелых от слова «пиастры» фабричных попугаев. Бельевую прищепку Маськин завернул вместе с трубой, дописав: «Авэк ле комплема дё ла мезон дё Маськин», что значит: «С приветом! Маськин».

Сели пить чай. Сначала поели салат оливье, который очень любил Плюшевый Медведь, потому что он с зелёным горошком. Был бы он с красным горошком или там, скажем, с голубым, Плюшевый Медведь любил бы его не так, но с зелёным горошком он его просто обожал.

Мусье Сильвуплешкин оказался брюзгой. Он долго ковырял вилкой в салате и занудливо растолковывал, что в настоящем салате оливье и сорт картошки должен быть другой, и морковка должна быть более рыжей, и вообще готовить его должен повар по имени Оливье, а не какой-то Маськин (или как там он у вас зовётся?) совершенно без парижского диплома поварских искусств. Короче, сплошное «се па са» получалось, хотя салат весь выкушал, а потом залихватски заявил, что и вилки у вас к салату были неправильные. «У нас, – говорит, – в Париже в носу пальцем не ковыряют. На это специальная ложка имеется». Политически подбитые тапки Маськина решили послать поздравительную телеграмму главе французского правительства: «Поздравляю Вас с ложкой!» – настолько они были поражены недосягаемым уровнем французской культуры. Суфле тоже оказалось вяловатым, не говоря уже о курасонах, в которых куры были недостаточно сонными на вкус мусье Сильвуплешкина.

Плюшевый Медведь завёл приятную беседу, справляясь о досточтимых знакомых мусье Сильвуплешкина, о которых Плюшевый Медведь часто читал в квебекестанских газетах.

– Как изволит-с поживать уважаемый мэтр Наполеошкин? – закискисеил Плюшевый Медведь. А ему мусье Сильвуплешкин запуркуашил обратно, что, дескать, мэтр Наполеошкин ныне в отпуске на острове Святой Линнетт, где пишет мемуары о своём славном руководстве колбасной фабрикой. Первую часть мэтр Наполеошкин уже написал. Она называлась: «Как я отколбасил австрияков и других колбасников». Теперь же он работал над самой сложной частью мемуаров: «Как я отколбасил Россию», которая вступала в резкую полемику с уже опубликованными мемуарами господина Кутузкина под названием: «Как я отколбасил Наполеошкина». Все эти работы интересовали мусье Сильвуплешкина прежде всего как историка, а также не в последнюю очередь как автора замечательной работы «На кой французам Бородино?», которая последовала после двух блистательных трактатов «Кто победил при Ватерлоо?» и «Мы ещё скажем своё НО!» По последней работе был даже поставлен художественный фильм с Пьером Ришаркиным в роли «Мы», где он всё время скакал на игрушечной лошадке и размахивал детской атомной бомбой.

– Вы недооцениваете французов, – заявил мусье Сильвуплешкин, прыская одеколоном из коллекционного пульверизатора себе на плешь. – Мы ещё покажем всем своё о-ля-ля!

День клонился к вечеру, на часах мусье Сильвуплешкина, снятых с собора Парижской Богоматери, пробило семь раз, и он, попросив у Маськина запаковать в дорогу остатки салата оливье, курасонов и суфле, ко всеобщему разочарованию рано откланялся и пошёл к себе домой прогуляться пешком, благо рядом было.

Глава седьмая

Маськин и Маськин гольф

Однажды к Маськину пришла идея поиграть в гольф. Он знал, что это такая игра, когда все надевают гольфы, но не знал, что потом нужно делать.

Маськин достал из своей кладовки старый гольф, надел его на правую ногу и сверху нацепил свой знаменитый голубой тапок. Потом игра закончилась. Маськин ещё немного поиграл, снимая и надевая гольф, но интересной, действительно напряжённой игры, которая могла бы увлечь не на шутку, не получалось. Маськин погрустил, но решил не сдаваться.

Маськин стал рассматривать картинки в книжке про богатых людей и заметил, что для игры в гольф кроме гольфов ещё требовалась такая специальная палка, маленькие беленькие шарики вроде голубиных или покрупнее яиц и главное – богатый партнёр с сигарой и очень циничной наружности. Ещё нужна была зелёная лужайка и дырочка, куда мячик нужно было загонять.

Маськин решил начать с лужайки. Лужайку у Маськина всю изъели какие-то кротики, и Маськин решил с ними бороться. Бороться кротики не хотели и сдались без боя, однако лужайку портить не перестали. Тогда Маськин надел свои голубые пушистые Маська-тапки и отправился к кротовому супервайзеру. Вы думали, к кротовому королю? А вот и нет. Кроты, несмотря на свою слеповатость, были очень просветлёнными личностями и знали из бросаемых туристами газет, что на дворе давно уже другие времена и королями больше называться уже не модно, а модно называться супервайзерами. Тогда кротовый король назначил себя сам супервайзером всея кротовой страны, а королевский сан с себя добровольно снял и сложил под табурет до поры до времени, пока короли снова войдут в моду.

Итак, пришёл Маськин к кротовому супервайзеру и сказал строго, что если кроты и дальше будут портить Маськину лужайку, Маськин их всех до одного перестанет любить, называть «ути-какой», разглядывать их попки с короткими мишкообразными хвостиками и переведёт их в разряд мышиных, по Маськиной классификации животного и растительного мира. А быть в разряде мышиных плохо. Потому что Маськин их боится за голые хвосты и очень высокую и раздражительно импульсивную непредсказуемость. «Ну, шасть туда» или «Ой-ой-ой, опять она побежала! Ай! Спасите-помогите! Сажай её в банку! Глупые коты! Зря жрёте «Вискас»! Мышей не ловите!» – вот какую реакцию у Маськина вызывают представители разряда мышиных.

Смеркалось, и по тонким веточкам сливались капельки дождя. Природа напоялась вечерними серенадами лягушек, а Маськин всё сидел на пригорке и спорил с супервайзером кротов о своей лужайке.

Наконец они договорились, что Маськин подарит супервайзеру кротов свои старые тёмные очки, а за это кроты перестанут есть лужайку. Тёмные очки были крайне нужны кротовому супервайзеру для того, чтобы выглядеть зрячим среди слепых. Ну кто подумает на крота в солнечных очках, что он слепой? Просто все подумают, что сидит себе джентльмен, загорает. А быть зрячим среди слепого королевства полезно для поддержания королевской власти, основанной на старинных традициях кротовых королей, чьё ложе никогда не омрачалось непристойным использованием чёрных повязок на глаза, которые обычно воруют в самолётах, а потом надевают перед сном, чтобы утренний свет не прорывался сквозь замкнутые ставни наших многовидевших очей.

Таким образом, считаться зрячим среди слепоты, закреплённой национальной традицией, даёт больше оснований называться кротовым супервайзером или любым новомодным словечком, означающим королевскую власть: президент, премьер-министр, генеральный секретарь…

Маськин выдал кротовому супервайзеру свои старые, но по кротовым меркам новомодные солнечные очки, кротовый супервайзер королевских кровей уютно свернулся клубочком в расставленных домиком очках, а все остальные кроты отправились копать соседскую лужайку, перешёптываясь, какой у них теперь суперзрячий правитель и как они теперь тоже смогут достойно вступить в третье тысячелетие, разрушив надоевший и дискриминирующий образ слепого крота.

Крот не слеп! Он просто не глазеет лишнего, а копает себе, и точка. И нечего слепому тыкать, что он слеп, а то он изыщет средство ослепить неслепого, чтобы не сталкиваться с ранящей кротовую психику дискриминацией.

Так завершив своим солнечно-очковым пактом полномасштабную революцию общественного кротового самосознания, Маськин пошёл покупать себе палку для гольфа и шарики.

В магазине было душно, толпилось множество народу, Маськин с трудом освоил свои скромные сбережения и усталый, но довольный вернулся на лужайку и начал играть в гольф. Чтобы хоть как-то отличать от настоящего гольфа, этот гольф стали называть «Маськин гольф», где всё, в общем, как в настоящем, но до начала игры надо обязательно произвести полномасштабную революцию общественного самосознания какого-нибудь народа, пусть даже и такого зрячего, как кроты. В кротовом обществе сейчас появилась правящая партия «Зрячие кроты», и они действительно зрят всех желающих с трёх до четырёх ночи, пользуясь национальными солнечными очками, подаренными Маськиным, и поверьте мне, видят они в таких условиях ничуть не хуже, чем вы, мой насмешливый читатель. А циничного партнёра Маськин гольф не включает. Ну, должен он хоть чем-то отличаться от игры этих напыщенных индюков?

Глава восьмая

Маськин и Маськина Машина

Когда Маськин был маленький, у него не было машины, зато был кармашек, куда он собирал свои камешки, ракушки и другие детские сокровища. Потом в кармашке стало не хватать места, и Маськин завёл авоську. Через дырки в авоське все сокровища улетучивались, и Маськин завёл портфель типа «ранец», который и удовлетворял временно Маськины нужды. Однако в портфель приходилось класть и всякие книжки с тетрадками, ибо Маськин параллельно с собиранием камушков ещё и учился в школе для Маськиных, чтобы становиться правильным Маськиным.

Далее Маськин завёл себе огромную хозяйственную сумку. В ней он держал предметы Маськиного быта и прочие повседневные ценности. Поскольку сумка становилась очень тяжёлой, Маськин приделал к ней колёсики, потом небольшой руль, мотор, карбюратор, кузов, сигнальные лампочки, фары, выхлопную трубу, гудок и главное – двери, окна, ну и всё остальное, что требуется в настоящей автомобилизованной хозяйственной сумке. Старую сумку, правда, пришлось из обращения изъять, поскольку она мешалась под колёсами и тормозила движение. Так у Маськина завелась Машина.

Сначала Машина была несмышлёной, думала, что она корова, и ходила пастись на лужайку. Однако довольно быстро обнаружилось, что Маськина Машина – не корова, и необходимость пастись отпала. Дальше Маськин покрасил корову, то есть Машину, в красивый бордовый цвет для повышения бодрости. Маськин планировал расписать свою машину ромашками, но почему-то не расписал, а сел и поехал в магазин за покупками. Экономическое положение в стране, где жил Маськин, было хорошее, и поэтому покупок Маськин покупал много. Машина кряхтела, но не сопротивлялась. За это Маськин угощал её когда морковкой, а когда – апельсинкой.

Потом оказалось, что Маськина Машина плохо знает правила движения, и Маськин отдал её учиться в балетную школу, чтобы развить у неё чувство ритма и чтобы её там научили разным важным движениям, например, назад или вперёд. Маськин даже сшил Машине пачку – юбочку, как у балерины, и особые балетные тапочки под названием пуанты.

Маськина Машина от этого стала очень элегантной и подвижной. Она умела даже парковаться задом, боком и немножко передом. Маськин дружил со своей Машиной и иногда ходил с ней на разные развлекательные мероприятия.

Однажды Маськин пошёл со своей Машиной в цирк. Там они купили мороженого и уселись на первый ряд. Кони мчались по манежу, и опилки вихрями неслись на Маськина с его Машиной. Но они вовсе не сердились. Им было весело. Маськин хихикал и Машина хихикала. Потом им показывали слона, большого и, видимо, много евшего. Потом они залезли после представления на слона, и дяденька в цилиндре сделал им на память фотографию – Маськин с Машиной на слоне! Что может быть замечательнее?!

Ещё Маськин со своей Машиной разведывал разные страны, магазины и бензозаправки. Однажды Маськин с Машиной даже пересекли Атлантический океан. Правда, не совсем настоящий. Это было осенью, и во дворе у Маськина образовалась настоящая огромная лужа, которую Маськин назвал «Атлантический океан». Вот его Маськин с Машиной и пересёк.

Вот такие они были путешественники. Однако не всё так было безоблачно по обе стороны Маськиного Атлантического океана. На одном берегу жили лягушки с пятнышками, на другом – без пятнышек. Мне нет необходимости пояснять достопостенному читателю, что подобное различие весьма достаточно само по себе, чтобы служить причиной затяжного вооружённого конфликта. Разумеется, в этом случае не обошлось без военных действий. Вооружённые силы лягушек с пятнышками, вооружившись дурными голосами, стали изводить лягушек без пятнышек, из-за этого у Маськина коты нервничали и сам Маськин плохо спал. Но настоящий кошмар начался, когда лягушки без пятнышек, оправившись от первых сокрушительных атак вражеского кваканья, применили своё секретное оружие – они заквакали так, как будто кто-то водил очень ржавым токарным станком по свежевыломанной из электростанции турбине, на которой ещё остались следы вибраций вырабатываемого электронапряжения.

Маськин сразу созвал совет, состоявший из проживающих с ним котов, небольшого, но вдумчивого Плюшевого Медведя, Кашатки, Шушутки и, конечно, Маськиной любимой Машины.

Машина была послана послом к пятнистым лягушкам, а Плюшевый Медведь – к непятнистым лягушкам. Котов никуда не послали, потому что они были ленивыми и всё равно никуда бы не пошли, особенно в мокрую погоду. Машине-то было всё равно, что сухая погода и что мокрая. В мокрую погоду ей даже приятнее было ездить, потому что солнышко не так сильно припекало, а шины не так сильно натирало.

Итак, пришли Маськины посланники к враждующим сторонам, а там битва в полном разгаре. Главная пятнистая лягушка вообще уже из себя вышла, подняла голос настолько, что даже в соседнем лесу у лося заболела голова, и он попросил у лосихи чего-нибудь от головной боли, и та сделала ему компресс на рога.

Таким образом, конфликт явно перерос локальные границы берегов Маськиного Атлантического океана и начинал охватывать весь регион.

Маськин сам, пока его посланники вели переговоры, пошёл варить варенье и там задумался о мировых процессах.

Я привожу здесь короткий список мыслей Маськина о мировых процессах. Полный список можно найти в 28-м томе Полного собрания мыслей Маськина на чердаке в старом сундуке, там же вы можете познакомиться с Маськиными комментариями на его же мысли, а также рекомендуется познакомиться с полным индексом второстепенных мыслей Маськина по первостепенным вопросам с троекратным отступлением по третьестепенным вопросам животноведенья, вареньеводства и мирного использования пенкоснимательного эффекта в вареньеобразующей промышленности.

Итак, мысль первая:

Если в мире всё тихо, то и не надо шуметь, а то будет трудно уснуть и у котов испортится настроение.

Мысль вторая:

Если в мире неспокойно, то его надо перевернуть на другой бочок, спеть ему колыбельную про «кота, который везёт чего-то в санках на небе», и мир посопит, посопит и успокоится.

Третья мысль:

Миру мир, а если попросит ещё чего-нибудь, то сразу не давать, а пусть сначала мир вымоет уши, соберёт игрушки и пообещает больше не говорить плохого слова, которому его научили дворовые мальчишки.

Эти три мысли Лев Толстой хотел было использовать в своей исключительной сказке «Война и мир», но Маськин ещё тогда не родился, и Толстому пришлось ограничиться своими собственными мыслями. А что, и у таких глыбищ, как Лев Николаевич, бывают недостатки. Но Маськин его любил и не сердился. Он сам тихонечко дописал эти три свои мировые мысли на краешке четвёртого тома Толстого, и на том они оба и успокоились.

Итак, посланник Плюшевый Медведь с выданным ему зонтиком перекрасил всех непятнистых лягушек в пятнистые, а Машина объяснила наглядно пятнистым лягушкам, что все лягушки братья и сёстры, и повязала им красные бантики, чтобы потом знать, какие лягушки действительно пятнистые по рождению, а каких покрасили. Это было важно чисто с исторической и научной точки зрения.

Потом лягушки пошли умиротворённо спать, а Маськин, Машина, Плюшевый Медведь и два охапочных кота пошли пить чай с вареньем в беседку, где они могли всласть насладиться мирной тишиной.

А Машина очень любила тишину и варенье, потому что с Машиной ведь как – если её вырастить в любви и ласке, она и будет самой что ни на есть МАСЬКИНОЙ МАШИНОЙ.

Глава девятая

Маськин и лисица

Однажды во двор к Маськину забрела лисица. Она была тощая, и Маськин подумал, не собака ли. Собак Маськин любил: породистых, непородистых, крупных, мелких, баскервилистых, а также шавкоподобных. Но всё-таки это оказалась лиса, а лисиц Маськин не любил – он их считал морально-невоздержанными, наглыми и слишком похожими на политиков. Лисица, которая забрела к Маськину во двор, была очень наглой и неразборчивой в средствах. Это долговязое чудовище протащило свой толстый хвост между прутьями Маськиного забора и стало обнюхивать место, где Маськин с котами и Плюшевым Медведем любил сидеть у пионерского костра и петь походно-туристические песни. Маськин очень рассердился и попытался выстрелить в лису попавшейся под руку шваброй, но лиса не обратила никакого внимания. Тогда Маськин вытащил из своего гардероба лисью шубу и стал наглядно демонстрировать своё отношение к лисицам, махая шубой, как победоносным флагом. Лисица не обращала внимания и перешла к обнюхиванию пустой миски из-под каши, которую не доел Плюшевый Медведь, принимавший ванны в пруду рядом с Маськиным домом. Плюшевый Медведь любил по-миллионерски сидеть в пруду, но только вместо мартини с оливкой в рюмке на тоненькой ножке любил потреблять вкусную густую овсяную кашу с корицей, которую варил ему Маськин.

Маськин решил, что, возможно, лисица бешеная, и задал ей несколько наводящих вопросов об устройстве государства, в котором жил Маськин, о политической системе и правах избирателей. Лиса ничего не ответила, из чего Маськин заключил, что она не бешеная. Маськин отнёс шубу обратно в шкаф и пожаловался на лисицу котам. Коты незамедлительно отправились к своим горшкам и стали действовать по протоколу под кодовым названием «Дубль вэ, си» (ватерклозет). Через несколько минут коты повторили операцию, сделав контрольный выхлоп. Маськин вышел наружу проверить, не ретировалась ли лиса, заслышав наличие крупных кошачьих, поскольку на заборе у Маськина висело пляжное полотенце с изображением леопарда, а проделанный котами манёвр должен был эту визуальную атаку закрепить.