Барри Шиндлеру было скучно. Женщина, сидевшая перед ним, трещала без умолку. Она принадлежала к весьма распространенному типу богатой суки с Восточного побережья, шлюхи с внешностью Кэтрин Хэпберн — в брючном костюме, с солидным трастовым фондом, непомерными претензиями и носовым ньюпортским акцентом. Но, несмотря на свои аристократические замашки, максимум, на что она была способна, — это трахаться со своим тренером по теннису, точно так же, как любая другая дура с силиконовыми сиськами, живущая в этом городе.
      Они идеально подходили друг другу с ее адвокатом, этим надутым ослом Лиги Плюща, Бобом Уилсоном, одетым в костюм в тонкую полоску, дорогую рубашку, дурацкий галстук и еще более идиотские туфли с дырочками. Неудивительно, что все называли его Чистюля Уилсон. Он не уставал напоминать каждому встречному-поперечному о том, что является юристом гарвардской школы. Можно подумать, что это кого-то колышет! По крайней мере Барри Шиндлер клал на это с прибором. Потому что он знал: Уилсон — джентльмен, а это значит, дерьмо собачье. Он никого не способен взять за глотку.
      А вот Барри Шиндлер всегда целился только в глотку.
      Женщина, Карен Дил, продолжала болтать. Господи, до чего же любят трепаться эти богатые стервы! Шиндлер не перебивал ее, поскольку не хотел давать Уилсону повод объявить на суде, что он, Шиндлер, «травил его клиентку». За последние сорок минут Уилсон уже четырежды заявил ему это. Так пусть баба продолжает болтать. Пусть выговорится, выдохнется, окончательно запутается в утомительных подробностях, живописующих ее мужа как плохого отца и вообще полное дерьмо. В конце концов, шашни-то на стороне завела именно она.
      Этот факт на суде, разумеется, рассматриваться не будет, поскольку в Калифорнии практиковался так называемый безвиновный развод, когда для расторжения брака не были нужны какие-то определенные причины и хватало лишь таких доводов, как «непреодолимые различия во взглядах» или «несходство характеров» супругов. Однако супружеская неверность со стороны жены всегда делала процесс ярким и захватывающим. Кроме того, в умелых руках — руках Барри — этот факт мог легко превратиться в обвинение. Дескать, у этой женщины есть дела поважнее, чем воспитание детей. Она скверная мать и неверная жена, эгоистичная дамочка, предпочитающая развлекаться на стороне, в то время как несчастные крошки дни напролет находятся на попечении служанки-мексиканки, не понимающей ни слова по-английски. Просто поэма!
      «А она шикарно выглядит в свои двадцать восемь, — подумал Барри. — На суде это тоже сыграет против нее». Барри Шиндлер уже видел генеральное направление, по которому он поведет атаку на противника. Чистюля Уилсон, судя по всему, почувствовал это, поскольку явно забеспокоился. А может, он нервничает из-за того, что Шиндлер вообще взялся за это? Обычно Барри не занимался бракоразводными делами. Он перепоручал их шестеркам из своей конторы, а сам просиживал днями в залах судебных заседаний, участвуя в процессах, где на кон были поставлены десятки миллионов.
      Наконец женщина замолчала, чтобы перевести дыхание, и, воспользовавшись этой благодатной паузой, Шиндлер заговорил сам:
      — Миссис Дил, давайте пока оставим эту тему и обсудим кое-что другое. Мы официально требуем, чтобы вы прошли комплексное генетическое обследование посредством всех существующих анализов, которые должны быть проведены в заслуживающем доверия научно-исследовательском учреждении, желательно в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, и…
      Женщина буквально подпрыгнула на стуле. Ее лицо залила краска.
      — Нет!
      — Не будем торопиться, — мягко проговорил Чистюля, положив ладонь на плечо своей клиентки, но она со злостью сбросила его руку.
      — Нет! Ни в коем случае! Я отказываюсь!
      «Как прелестно! — думал Шиндлер. — Как неожиданно и прелестно!»
      — Предполагая, что вы можете ответить отказом, — продолжал он, — мы подготовили соответствующий запрос в суд, — он протянул документ Чистюле, — и полагаем, что судья с готовностью удовлетворит наше ходатайство.
      — Никогда не слышал ни о чем подобном, — пробормотал Чистюля, листая страницы. — Генетическая экспертиза в бракоразводном процессе… Что за невидаль?
      Миссис Дил уже находилась в состоянии, близком к истерике.
      — Нет! Нет! Я не буду! Это ведь его идея, да? Да как он смел! Скотина! Грязный сукин сын!
      Чистюля с удивлением смотрел на свою клиентку.
      — Миссис Дил, — сказал он, — я думаю, нам лучше обсудить это с глазу на глаз.
      — Нет! Никаких обсуждений! Никаких анализов! Нет, и точка!
      — В таком случае, — проговорил Шиндлер, равнодушно пожав плечами, — нам придется отправиться прямиком к судье.
      — Да пошел ты на хрен! Пошел на хрен вместе с ним! Пошли вы все! Никаких гребаных анализов!
      Женщина вскочила, схватила свою сумочку и ураганом вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.
      В комнате ненадолго повисла тишина, а затем Шиндлер сказал:
      — Так и запишем: в 15:45 ответчица покинула комнату переговоров, прервав тем самым предварительное обсуждение деталей развода.
      Затем он начал собирать свои бумаги в атташе-кейс.
      — Что за дела, Барри? — спросил его Чистюля Уилсон. — Мы имеем дело с обычным разводом, какую роль могут сыграть в нем генетические анализы?
      — Вот это мы и собираемся выяснить, — ответил Шиндлер. — Это новое слово в юридической практике, прогрессивная технология, но мы думаем, что у нее большое будущее.
      Он со щелчком захлопнул крышку кейса и вышел из переговорной.

      Когда зазвонил телефон, Джош Винклер как раз закрыл дверь своего кабинета, направляясь в кафетерий. Звонила мать. Она говорила ласковым голосом, а это всегда было тревожным знаком.
      — Джош, дорогой! Расскажи мне, пожалуйста, что ты сделал с братом?
      — Что значит «что я сделал с братом»? Ничего я с ним не делал! Я вообще не видел Адама уже две недели — с тех пор, когда забрал его из тюрьмы.
      - Сегодня, как было назначено, он явился в суд, — стала рассказывать мать. — Его представлял Чарльз.
      — Угу, — буркнул Джош, ожидая продолжения. — И что дальше?
      — Он пришел вовремя, подстриженный, в чистой рубашке с галстуком, в глаженом, вычищенном костюме и даже в начищенных до блеска ботинках. Он заявил, что полностью осознает свою вину и просит включить его в программу по лечению от наркотической зависимости, сказал, что не употреблял наркотики уже две недели, что нашел работу…
      — Что-о?
      — Да, он нашел работу. Устроился водителем лимузина, кажется, в свою бывшую фирму. Он работает там без всяких происшествий все те же две недели. Чарльз даже говорит, что он прибавил в весе.
      — Я в это не верю! — заявил Джош.
      — Я сначала тоже не поверила, но Чарльз клянётся, что это правда. Адам словно стал другим человеком, как
      будто в одночасье повзрослел. Это похоже на чудо, правда? Алло, Джошуа! Ты меня слышишь?
      — Слышу, — помолчав, ответил он.
      — Ну разве это не чудо?
      — Да, мам; чудо.
      — Я позвонила Адаму. У него теперь есть сотовый телефон, и он сразу же ответил. Он сказал мне, что ты сделал что-то такое, чтобы помочь ему. Так что же ты сделал?
      — Ничего особенного, мама. Мы просто поговорили.
      — Он сказал, что ты дал ему ингалятор с каким-то генетическим препаратом.
      «О Боже!» — подумал Джош. На этот счет существовали строжайшие правила. Эксперименты на людях без предварительного согласования и одобрения соответствующих инстанций… Да его за это в два счета вышибут с работы!
      — Нет, мам, он, должно быть, что-то напутал. Он в тот момент был разбит, вымотан…
      — По его словам, это был спрей.
      — Нет, мам.
      — Он сказал, что вдохнул какой-то мышиный спрей.
      — Нет, мам.
      — Не будь таким скрытным, сынок! Я думала, тебе будет приятно это узнать. Ты ведь тем и занят, что ищешь всякие новые лекарства. А вдруг этот твой спрей способен излечивать наркоманов? Ты только подумай, какие перед тобой открываются перспективы!
      Джошуа тряс головой:
      — Нет, мама, говорю же тебе, ничего такого не было!
      — Хорошо. Ладно. Ты не хочешь говорить мне правду. Я тебя понимаю. Это был какой-нибудь экспериментальный препарат?
      — Мама!
      — Видишь ли, Джош, я рассказала об этом Лоис Грэхэм, потому что ее Эрика только что вытурили из колледжа из-за того, что он сидит то ли на крэке, то ли на героине…
      — Ма-ма-а!!! — И она хочет, чтобы ты попробовал этот спрей на нем.
      «Господи Иисусе!»
      — Мама, об этом нельзя никому говорить!
      — А у Хелен Стерн дочка постоянно глотает снотворные таблетки. Она уже разбила свою машину, и они подумывают о том, чтобы отобрать у нее ребенка и отдать его на воспитание. И Хелен тоже хочет…
      — Мама, я тебя умоляю! Не говори больше об этом ни с кем!
      — Ты с ума сошел? Я не могу не говорить об этом? Твое лекарство вернуло мне сына! Это чудо, Джошуа! Скоро весь мир заговорит о том, что ты сделал, хочешь ты того или нет.
      Джош уже начал обливаться потом, у него кружилась голова. Но внезапно все прояснилось и стало простым и понятным. «Скоро весь мир заговорит о том, что ты сделал…» А почему бы и нет? Вдруг он и вправду сумеет избавить людей от наркотической зависимости? Это будет самое ценное лекарство, открытое за последние десятилетия! А если оно способно на большее: лечить навязчивые неврозы или нарушения, связанные с рассеянностью? Ведь им уже известно, что «ген зрелости» обладает поведенческим эффектом. То, что Адам по своей дурости вдохнул аэрозоль, это просто подарок небес!
      Следующей его мыслью было: «А на каком, интересно, этапе находится рассмотрение патентной заявки на ACMPD3N7?»
      Он решил обойтись без обеда и вернулся в кабинет.
      — Мама?
      — Да, Джош.
      — Мне нужна твоя помощь.
      — Конечно, дорогой, все, что угодно!
      — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала, но никому об этом не рассказывала. Никому и никогда!
      — Ну это, конечно, трудновато…
      — Мама, да или нет?
      — Ну хорошо, милый, я согласна.
      — Ты сказала, что сын Лоис Грэхэм употребляет героин, и поэтому его выгнали из колледжа?
      — Да.
      — Где он сейчас?
      — Насколько мне известно, он обосновался в какой-то ужасной ночлежке.
      — Ты знаешь, где его найти?
      — Я — нет, но Лоис недавно ездила проведать его и потом рассказывала, что это кошмарное место — старая деревянная халупа с облупившимися синими жалюзи, стоящая на Тридцать восьмой восточной улице. Там прямо на полу спали около десятка наркоманов. Впрочем, я могу позвонить Лоис и спросить ее…
      — Нет, мам, — торопливо сказал Джош, — ничего не делай.
      — Но ты же сам сказал, что тебе нужна моя помощь!
      — Это — позже. Пока мне больше ничего не надо. Я позвоню тебе через денек-другой.
      Джош нацарапал в блокноте: «Эрик Грэхэм, улица 38В. Деревянный дом, синие жалюзи». Затем он потянулся за ключами от машины.

* * *

      Рейчел Аллен из хозяйственной службы с упреком сказала:
      — Ты еще не вернул баллон с кислородом, который брал две недели назад, и колбу с вирусом, которая к нему прилагалась.
      В компании очень строго следили за расходованием состава с ретровирусом. Это было нужно, чтобы контролировать правильность дозировки.
      — Да, — ответил Джош, — знаю. Все время забываю вернуть их.
      — А где они?
      — У меня в машине.
      — В машине? Джош, это же заразный ретровирус!
      — Он только для мышей заразный.
      — Пусть так, но все равно этот препарат должен храниться в специальной лаборатории с пониженным давлением.
      Рейчел была дотошной до невозможности, но ее никто не воспринимал всерьез.
      — Ты права, Рейч, — миролюбиво проговорил Джош, — но у меня проблемы в семье. Мне, — он понизил голос, — нужно вытащить брата из тюрьмы.
      — Да ну?!
      — Честное слово!
      — А что он натворил? Поколебавшись, Джош сказал:
      — Совершил вооруженное ограбление.
      — Матерь Божья!
      — Грабанул винный магазин. Мама просто в шоке. Так что ты не волнуйся, я обязательно верну баллон. А пока… ты не дашь мне еще один?
      — По правилам мы не можем выдать новую емкость до тех пор, пока не возвращена предыдущая.
      — Но мне очень нужно! Прошу тебя!

* * *

      Падал легкий дождь. На мокром асфальте переливались радужные бензиновые пятна, небо было затянуто низкими сердитыми тучами. Джош ехал по Тридцать восьмой восточной улице. Это была старая часть города, которую с севера окаймляли восстановленные и заново перестроенные районы. Здесь же до сих пор стояли дома 20-30-х годов. Джош проехал мимо нескольких деревянных корпусных строений разной степени ветхости, у одного из которых была синяя дверь. Синих жалюзи видно не было.
      Наконец он очутился в районе складов. По обе стороны улицы тянулись погрузочные площадки. Развернувшись, Джош поехал обратно. Медленно ведя машину, он завернул за угол и наконец увидел тот самый дом. Это была даже не Тридцать восьмая, а ее пересечение с Аламедо. Дом притулился за высокими сорняками и оградой из пыльных кустов. Перед самым крыльцом, прямо на асфальте, лежал старый, покрытый ржавыми пят
      нами тюфяк. Лужайка перед домом была изуродована безобразной колеей, оставленной колесами стоявшего здесь же обшарпанного автобуса «Фольксваген».
      Джош остановил машину на противоположной стороне улицы. Он смотрел на дом. И ждал.

      Гроб поднялся из разрытой могилы, и в лучах солнца стало видно, что он выглядит точно так же, как неделю назад, когда его зарывали, если не считать комьев земли, прилипших к бокам и крышке.
      — Как все это унизительно! — проговорила Эмили Веллер. Прямая, как палка, она стояла у края могилы между своим сыном Томом и дочерью Рейчел. Лизы, разумеется, не было. Именно она являлась причиной всего, что здесь сейчас происходило, но разве придет ей в голову приехать и собственными глазами посмотреть на то, что делают по ее милости с бедным отцом!
      Гроб медленно покачивался на тросах в воздухе, а могильщики осторожно отводили его в сторону. Распоряжался их действиями патологоанатом из больницы, маленький нервный человечек по имени Марти Робертс. «Еще бы ему не нервничать! — подумала Эмили. — Ведь он — один из тех, кто, не имея на то никакого права, передал образец крови Лизе!»
      — Что теперь? — спросила Эмили, повернувшись к Тому.
      Ее двадцатишестилетний сын был одет в строгий костюм и галстук. Он вырос хорошим мальчиком, получил степень магистра микробиологии и теперь работал в биотехнологической компании в Лос-Анджелесе. Со старшей дочерью ей тоже повезло. Рейчел училась на последнем курсе Университета Южной Каролины, изучая науку делового администрирования.
      — Они возьмут у Джека кровь прямо здесь?
      — О, они возьмут не только кровь! — ответил Том.
      — Что ты имеешь в виду? — удивилась Эмили.
      — Видишь ли, — стал объяснять Том, — для генетического анализа, результаты которого оспариваются, как в нашем случае, обычно берутся образцы тканей нескольких органов.
      — Я этого не знала, — сказала Эмили, нахмурившись. Сердце гулко билось в ее груди, к горлу подступила тошнота. Она прикусила губу.
      — Мама, тебе нехорошо?
      — Мне нужно было захватить успокоительное.
      — Мы долго здесь пробудем? — поинтересовалась Рейчел.
      — Нет, — ответил Том, — всего несколько минут. Патолог откроет гроб, чтобы убедиться в идентичности тела, а потом его снова заберут в больницу, где и будут отобраны ткани, необходимые для анализа. Завтра или послезавтра тело вернут на кладбище для повторного захоронения.
      — Завтра или послезавтра? — переспросила Эмили. Она фыркнула и вытерла глаза платком. — Ты хочешь сказать, что нам снова придется сюда приезжать и опять хоронить Джека? Все это так… так…
      — Я понимаю, мама. — Том ласково похлопал мать по руке. — Мне очень жаль, но иначе не получится. Они обязаны проверить наличие одной вещи, так называемой «химеры»…
      — Нет-нет, не хочу слышать всех этих подробностей! Он обнял ее за плечи.
      — Хорошо, мама.

* * *

      В древней мифологии химерами называли чудовищ с частями тела, заимствованными у разных животных. Порождение Тифона и Ехидны, придуманное древними греками, имело голову и шею льва, туловище козла и хвост дракона. В мифологии других народов химеры могли иметь какие-нибудь человеческие части тела, как, например, египетский Сфинкс с телом льва, крыльями птицы и головой женщины.
      Но современные «химеры» — люди с двойным набором хромосом — стали известны науке совсем недавно. Женщина, которая нуждалась в пересадке почки, сделала анализы двум своим детям, рассматривая их в качестве потенциальных доноров, и выяснила, что ни у одного из них нет ее ДНК. Ей заявили, что дети не ее, и потребовали предъявить доказательства того, что она действительно дала им жизнь. Последовал судебный процесс. После долгих исследований врачи выяснили, что в ее яичниках содержались две разных цепочки ДНК, в коже живота обнаружили ДНК, аналогичную той, что была у ее детей, а в коже плеч ее не было. Женщина представляла собой эдакую хромосомную мозаику.
      Оказалось, что изначально в матке ее матери развивались двуяйцевые близнецы, но затем эмбрион ее сестры растворился в ее эмбрионе, поэтому, родившись на свет, она в буквальном смысле стала одновременно и собой, и своей сестрой-близняшкой.
      С тех пор науке стало известно о более чем пятидесяти случаев «химер». Ученые теперь подозревали, что «химеризм» — не такое уж редкое явление, как полагали они прежде. Поэтому вполне могло оказаться, что «химерой» был и отец Лизы. Но для того, чтобы выяснить это, нужно было взять образцы тканей из всех его органов, причем желательно с нескольких сторон каждого органа. Именно по этой причине доктор Робертс не мог сделать требующиеся заборы прямо здесь, у могилы. Было необходимо везти тело в больницу.
      Доктор Робертс поднял крышку гроба и обратил скорбный взгляд на семейство покойного.
      — Не соблаговолит ли кто-нибудь из вас произвести опознание тела? — осведомился он с ледяной вежливостью могильщика.
      — Я произведу! — вызвался Том, обошел могилу и заглянул в гроб. Отец, как ему показалось, почти не изменился, разве что кожа его стала темно-серой, а конечности — особенно ноги — словно бы усохли и съежились.
      Официальным тоном патологоанатом спросил:
      — Вы подтверждаете, что это ваш отец, Джон Дж. Веллер?
      — Да, это он.
      — На этом — все. Благодарю вас.
      — Послушайте, доктор Роберте, я понимаю, что вы должны действовать в соответствии с определенными правилами, но все же хочу попросить вас: не могли бы вы произвести забор тканей прямо здесь? Маме будет крайне тяжело снова приезжать сюда, чтобы хоронить отца еще раз.
      — Извините, — ответил Марти Робертс, — но мои действия определяются федеральным законом, в который я не могу вносить поправки. В соответствии с ним, я обязан отвезти тело в лабораторию.
      — А может… хотя бы один раз… вы сделаете исключение?
      — Хотел бы, да не могу. Простите.
      Том кивнул и вернулся к матери и сестре.
      — О чем вы там говорили? — спросила Эмили.
      — Да так, задал ему пару вопросов.
      Том оглянулся и увидел, что доктор Робертс склонился над гробом так низко, что наполовину скрылся в нем. Внезапно патологоанатом выпрямился, подошел к Тому и начал шептать ему на ухо — тихо, чтобы никто не услышал:
      — Мистер Веллер, возможно, нам действительно стоит поберечь нервы ваших близких. Только с условием, что все останется между нами.
      — Разумеется! Так вы…
      — Да, мы все сделаем здесь. Это займет совсем немного времени. Позвольте, я только возьму свои инструменты.
      Он поспешил к стоявшему неподалеку фургончику. Эмили снова прикусила губу:
      — Что он собрался делать?
      — Я попросил его произвести все необходимые действия прямо здесь, мама.
      — И он согласился? Спасибо, дорогой! — Она с благодарностью поцеловала сына в щеку. — Он сделает здесь все, что необходимо было сделать в больнице?
      — Нет, но этого будет достаточно, чтобы ответить на твои вопросы.
      Через двадцать минут образцы тканей были взяты и помещены в стеклянные пробирки, которые, в свою очередь, уложили в металлический переносной холодильник. Гроб снова опустили в могилу и засыпали землей.
      — Идемте отсюда, — сказала Эмили Веллер детям. — Мне сейчас просто необходимо выпить. — Когда они уже отъезжали от кладбища, она обратилась к Тому: — Прости, что из-за меня тебе пришлось пройти через все это. Скажи, а мой бедный Джек… папа… его тело сильно… пострадало?
      — Нет, — ответил Том. — Вовсе нет.
      — Хорошо, — сказала Эмили. — Это очень хорошо.

      К тому времени, как Марти Робертс добрался до больницы «Лонг-Бич Мемориал», он взмок, как мышь. Из-за того, что он сделал на кладбище, Марти мог легко потерять лицензию врача. Если один из этих чертовых могильщиков снимет телефонную трубку и позвонит властям округа, те, без сомнения, поинтересуются, почему Марти нарушил все существующие правила, да еще в случае, связанном с судебным иском. Когда врач берет образцы тканей покойника не в лаборатории, а в полевых, так сказать, условиях, он рискует заразиться — это известно всем. Поэтому власти округа непременно поинтересуются и тем, с какой стати Марти Роберте пошел на такой риск. А вскоре они заинтересуются и кое-чем еще…
      — Черт! Черт! Черт! Черт!
      Он остановил машину на стоянке, отведенной для карет «Скорой помощи», и, спустившись в подвальный этаж, почти бегом заторопился по длинному коридору, ведущему к патолого-анатомическому отделению. В этот обеденный час там почти никого не было. Ряды столов из нержавеющей стали стояли пустыми.
      Раза мыл руки.
      — Ну ты, кретин чертов! — набросился на него Марти. — Ты что, хочешь, чтобы нас всех посадили за решетку?
      Раза медленно повернулся.
      — В чем дело? — спокойно спросил он. — В чем дело? — бушевал Марти. — Дело в том, что я велел тебе забирать кости только у тех трупов, которых должны кремировать! Кремировать, а не хоронить! Это что, твою мать, так сложно уяснить?
      — Я так и делаю, — все так же невозмутимо ответил Раза.
      — Нет, ты должен так делать, но не делаешь! Разница колоссальная! Я только что вернулся с эксгумации, и знаешь, что я увидел, когда парня выкопали из могилы? Очень кожаные ноги! И очень кожаные руки! Без, твою мать, костей! В могиле, чтоб тебе пусто было!
      — Я тут ни при чем, — сказал Раза.
      — А кто забрал его кости? Святые угодники? Раза направился к кабинету.
      — Как звали мужика?
      — Веллер.
      — А, опять он! Тот самый, образцы которого мы «потеряли»?
      — Вот именно! И сегодня семья эксгумировала его. Потому что он был похоронен, а не кремирован!
      Раза склонился над клавиатурой компьютера и ввел в окно поиска фамилию покойного.
      — Ага, — сказал он, посмотрев на монитор компьютера, — ты прав, его похоронили. Но я не брал у него кости.
      — Не брал? — хмыкнул Марти. — А кто брал? Раза пожал плечами.
      — В тот вечер меня подменял брат. Я сам не мог работать, поскольку у меня было назначено свидание.
      — Твой брат? Какой еще брат? Никто из посторонних не имеет права…
      — Да не потей ты, Марти, — принялся успокаивать его Раза. — Брат действительно время от времени подменяет меня. Он знает дело. Он работал в морге «Хилдейла».
      Марти вытер пот со лба.
      — Боже милостивый! И как долго это продолжается?
      — Может, с год. — Год?!
      — Он работает только по ночам, носит мой лабораторный халат и очень похож на меня. Нас не отличить.
      — Погоди минутку! — Марти трагическим жестом воздел руки вверх. — Кто давал образец крови девке. Ну той, девке, Лизе Веллер? Твой брат?
      — Ну да, — развел руками Раза, — случается, он допускает ошибки. С кем не бывает!
      — То есть иногда он все же работает днем?
      — Только по воскресеньям, и только если у меня назначено свидание.
      Марти ухватился за край стола, чтобы не упасть, наклонился и стал часто дышать. У него закружилась голова.
      — Значит, какой-то мудак, который даже не работает в больнице, без какого-либо разрешения дает образец крови покойника девке только потому, что она его об этом попросила?
      — Не мудак, а мой брат!
      — Господи Иисусе!
      — Он сказал, что девчонка была классная.
      — Это, конечно, все объясняет!
      — Да будет тебе, Марти! — миролюбивым тоном проговорил Раза. — Я сожалею, что так вышло с этим Веллером, честное слово, но ведь это мог сделать кто угодно. Те же самые кладбищенские могли вырыть его и забрать длинные кости. Могильщики частенько работают на независимых поставщиков. Ты же знаешь, такое происходит сплошь и рядом. Вон, не так давно за это взяли парней в Фениксе, потом в Миннесоте, а теперь и в Бруклине.
      — И где они теперь, Раза? В тюряге!
      — Это верно, — понурился лаборант. — Ну ладно, признаюсь тебе: я велел брату сделать это.
      — Ты?…
      — Да. В тот день, когда поступило тело Веллера, раздался звонок из банка тканей. Срочный заказ на комплект длинных костей. Веллер подходил по всем параметрам. Должны мы были выполнить заказ или нет? Ты же знаешь, эти «костяные» ребята могут обратиться в десяток других мест. Если они говорят «немедленно», это означает «немедленно». Хоть умри, а заказ выполни.
      Марти вздохнул:
      — Да, срочный заказ — дело серьезное.
      — То-то и оно.
      Марти упал в кресло и сам стал печатать на клавиатуре.
      — Вы изъяли эти длинные кости восемь дней назад, но я не вижу, чтобы мне за них перевели деньги. Сообщения о переводе нет.
      — Не волнуйся, придет.
      — А почту проверял? Может, чек уже пришел?
      — Ах, черт, забыл! Но, повторяю, не волнуйся, ты свой кусочек хлебушка с маслицем получишь.
      — Ну, гляди у меня! — предупредил Марти и собрался уходить. Остановившись у двери, он обернулся и добавил: — И чтоб с сегодняшнего дня твой чертов братец к больнице на пушечный выстрел не подходил!
      — Конечно, Марти, конечно!

* * *

      Марти Робертс вышел на улицу, чтобы переставить машину. Он сел за руль и перегнал ее на стоянку, перед въездом которой висел знак: «ТОЛЬКО ДЛЯ ВРАЧЕЙ». Выключив двигатель, он долго сидел в машине, размышляя о Разе. «Кусочек хлебушка с маслицем… Твою мать! Похоже, Раза уже считает эту программу своей, а его, Марти Робертса, своим подчиненным. Раза занимается платежами, Раза, ни с кем не советуясь, вызывает своего брата на помощь. Раза ведет себя не как лаборант, а как начальник, и это очень опасно — по целому ряду причин.