Генри Кендалл припарковал машину на стоянке «Лонг-Бич Мемориал» и вошел в больницу через боковой вход. В руке он держал контейнер для транспортировки человеческих тканей и органов. Он спустился в подвальное помещение, где располагалось патолого-анатомическое отделение, и спросил доктора Марти Робертса, сказав, что они давние друзья, одноклассники по школе округа Мэрии. Марти тут же вышел к посетителю.
      — О, Господи! — воскликнул он. — Я услышал твое имя и подумал, что ты умер.
      — Пока нет, как видишь, — сказал Генри, тряся руку старого друга. — Да и ты выглядишь неплохо.
      — Я выгляжу толстым, а вот ты действительно в полном порядке. Как поживает Линн?
      — Хорошо, и детишки — тоже. А как твоя Дженис?
      — Сбежала с кардиохирургом пару лет назад.
      — Извини, я не знал.
      — Я очень легко это пережил. Да и черт с ней, — махнул рукой Марти Робертс. — Жизнь прекрасна. Тут у
      нас были кое-какие проблемы, но сейчас все рассосалось. — Он улыбнулся. — Как я понимаю, ты заявился сюда из Ла-Джоллы. Ты ведь там сейчас трудишься?
      — Верно, верно. В «Радиал геномикс».
      — Понятно, — кивнул Марти. — Ну и что тебя ко мне привело?
      — Хочу, чтобы ты кое на что взглянул, — сказал Кендалл. — Это образец крови. Поможешь?
      — Конечно, какие проблемы! Могу я спросить, чья эта кровь?
      — Спросить-то ты можешь, вот только я не знаю, что тебе ответить. Честное слово.
      Он открыл контейнер из пенополистирола, обтянутый специальным теплоизоляционным материалом, и протянул его Марти. В центре находилась пробирка с кровью. Марти вынул ее из контейнера.
      — На сопроводительном ярлыке написано: «Из лаборатории Роберта А. Беллармино». — Затем он посмотрел на второй, более старый ярлык, приклеенный ниже. — А это что такое? Какой-то номер? Похоже, здесь написано «F-102». Тут — неразборчиво.
      — Ты прочитал правильно.
      Марта поднял глаза на старого друга:
      — В таком случае просвети меня. Что это такое?
      — Это я у тебя хотел узнать, — ответил Генри.
      — Тогда позволь, я тебе кое-что скажу, — заговорил Марти. — Я не хочу иметь ничего общего с чем бы то ни было незаконным. Мы здесь такими вещами не занимаемся.
      — Тут нет ничего незаконного…
      — Ага, но В своей лаборатории вы анализ почему-то делать не хотите.
      — Поэтому ты садишься за руль и два часа пилишь сюда, чтобы анализ сделал я.
      — Марти, просто сделай это! Пожалуйста!

* * *

      Марти Робертc прильнул к микроскопу, а потом повернул видеоэкран, чтобы Генри тоже мог его видеть.
      — Итак, — сказал он, — структура эритроцитов, гемо-глобин, протеиновые зерна — все в полном порядке. Кровь как кровь. Кому она принадлежит?
      — Это человеческая кровь?
      — Господи, конечно, человеческая! — ответил Марти. — А ты что, думал, она принадлежит животному?
      — Я только спросил.
      — Если это кровь определенного вида обезьян, мы не сможем отличить ее от человеческой. Например, образцы крови шимпанзе и человека практически неразличимы. Я помню случай, когда копы арестовали парня, работавшего в зоопарке Сан-Диего. Он был покрыт кровью с ног до головы, и полицейские приняли его за убийцу. Выяснилось, что это кровь самки шимпанзе, у которой была менструация. Это случилось, еще когда я был врачом-стажером.
      — Ты не можешь отличить? А как же сиаловая кислота?
      — Сиаловая кислота — это маркёр крови шимпанзе. Так ты думаешь, это кровь шимпанзе?
      — Я не знаю, Марти.
      — Мы не можем сделать анализ на сиаловую кислоту в нашей лаборатории. Для этого необходимы веские основания и специальный запрос. А вот в лаборатории «Радиал геномикс» в Сан-Диего это вполне могли бы сделать.
      — Очень смешно.
      — Генри, ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что это такое?
      — Нет, — ответил Генри, — я хочу, чтобы ты произвел генетический анализ этой крови и сравнил ее с образцом моей ДНК.
      Марти шлепнулся в кресло.
      — Ты меня пугаешь, — сказал он. — Ты впутался в какую-то дикую историю?
      — Нет, ничего такого. Это связано с одним исследовательским проектом, проводившимся несколько лет назад.
      — То есть ты не знаешь, принадлежит ли эта кровь тебе или шимпанзе?
      — Да.
      — Или вам обоим?
      — Так ты сделаешь для меня анализ ДНК?
      — Да, я сделаю мазок с твоей щеки и через несколько недель сообщу тебе результат.
      — Спасибо. Это может остаться между нами?
      — Господи Святый! — всплеснул руками Марти Робертс. — Ты снова меня пугаешь! Конечно, это останется между нами! — Он улыбнулся. — Когда все будет готово, я сразу тебе позвоню.

      — Речь идет О «субмаринах», — сказал Джошу Винклеру адвокат, коньком которого было патентное право. — Об очень серьезных «субмаринах».
      — Продолжайте, — улыбаясь, проговорил Джош. Они сидели в закусочной «Макдоналдс», и все остальные посетители были не старше семнадцати лет, поэтому не имелось ни единого шанса на то, что об их встрече прознают в компании.
      — Вы, — заговорил адвокат, — велели мне искать патенты или патентные заявки, связанные с тем, что вы называете «геном зрелости». Я нашел пять — начиная с 1990 года.
      — Угу…
      — Две являются типичными «субмаринами». Так мы называем заявки на еще не сделанные открытия, так сказать «спящие» патенты, которые должны проснуться сразу же, как только данное открытие будет сделано. Классический пример — СОХ-2.
      — Слышал, — сказал Джош. — Это старая история.
      Драка за патент на ингибитор СОХ-2 вошла в историю. В 2000 году университет Рочестера получил патент на ген, названный СОХ-2, ответственный за энзим, вызывающий боль. Университет тут же подал в суд на фармацевтический гигант «Сирл», успешно продававший противоартритный препарат селебрекс, который блокировал энзим СОХ-2. Рочестер заявил, что продажа селебрекса нарушает его авторские права, даже несмотря на то, что в патенте был сформулирован лишь общийпринцип действия гена — подавление боли. В патенте не было, сказано ни слова о каких-либо лекарственных препаратах.
      Именно на это указал судья четыре года спустя, когда Рочестер проиграл. В решении суда говорилось, что патент университета представлял собой всего лишь подобие рабочего плана, и признал его претензии к «Сирлу» несостоятельными.
      Однако этот судебный процесс никак не повлиял на политику патентного бюро. Оно продолжало выдавать патенты на гены, практическое применение которых оставалось весьма туманным. В патенте могло говориться, что открытие данного гена имеет большое значения для борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями, инфекциями или для подавления боли. Суды признавали, что такие заявления бессмысленны, но, несмотря на это, бюро продолжало выдавать патенты, и гранты текли рекой.
      — Переходите к делу, — сказал Джош. Адвокат заглянул в блокнот.
      — Ваш лучший кандидат — патентная заявка 1998 года на аминокарбоксимуконат метальдегида дегидрогеназы, или ACMMD. В патенте говорится о том, что он влияет на возможности нейротрансмиттеров головного мозга.
      — Так же действует наш «ген зрелости», — сказал Джош.
      — Совершенно верно. Поэтому, если бы вам принадлежал ACMMD, вы смогли бы контролировать «ген зрелости», поскольку вы контролировали бы его эффект. Мило, не правда ли?
      — Кому принадлежит патент на ACMMD? Адвокат полистал блокнот.
      — Патентная заявка подана в 1995 году компанией под названием «Ген Ко-ком» из Ньютона, штат Массачусетс. Согласно бумагам, права на все приложения к патентам принадлежали главному инвестору, некоему Карлу Вейганду, а после того, как в 2000 году он скончался, перешли к его вдове. В данный момент она умирает от рака в больнице «Бостон Мемориал» и намерена
      завещать вышеозначенной больнице все принадлежащие ей патенты.
      — Вы в силах что-нибудь предпринять?
      — Только скажите!
      — Тогда действуйте! — заявил Джош, потирая руки.

      К этой проблеме Рик Дил подошел как к научно-исследовательскому проекту. Он прочитал две книги, посвященные женскому оргазму, причем одна была с картинками, и трижды просмотрел видеопособие, делая заметки. Это было необходимо, поскольку Рик дал себе торжественную клятву: он заставит Лизу испытать оргазм!
      И вот теперь, находясь между ее ногами, он трудился, обливаясь потом. Это продолжалось более получаса. Его пальцы онемели, язык болел, колени ныли, но тело Лизы оставалось совершенно индифферентным — расслабленным, вялым, и не реагировало на все его усилия. Не произошло ничего из того, что обещали книги. Никакого лабиального набухания, никакой ретракции верхней части клитора, никаких изменений в ритме дыхания, напряжении мышц живота, никаких стонов и вскриков. Ни-че-го!
      Он уже замучился, а Лиза все так же смотрела в потолок, словно человек на приеме у стоматолога, который с нетерпением ожидает окончания неприятной процедуры.
      А потом… подождите минутку… ритм ее дыхания стал меняться. Сначала — незначительно, а потом все более заметно. Живот девушки стал ритмично напрягаться, она принялась сжимать ладонями груди и тихонько стонать.
      Заработало!
      Рик удвоил старания, и Лиза с энтузиазмом ответила ему. Наука определенно работала! Лиза теперь отвечала на каждое движение Рика: тяжело дышала, извивалась на постели, выгибала спину. И вдруг она изогнулась дугой и закричала:
      — Да! Да, Брэд! Да-а-а!!!
      Рик отскочил от нее, словно его ударило током. Лиза зажала себе рот ладонью и перекатилась на край кровати. Она вздрогнула, резко села и, откинув с лица волосы, посмотрела на Рика сверху вниз. Ее щеки горели, а глаза потемнели от возбуждения.
      — Вот черт! — сказала она. — Какая жалость! Извини! Неловкость ситуации сгладил зазвонивший телефон
      Рика. Лиза поспешно взяла его с тумбочки и передала
      Рику.
      — Да! Кто это? — рявкнул тот. Он был вне себя от злости.
      — Мистер Дил? Это Барри Шиндлер.
      — А, привет, Барри!
      — Что-то не так?
      - Да нет, все в порядке. Лиза встала с кровати и принялась одеваться, повернувшись к нему спиной.
      — Но вот и славненько! А у меня для вас хорошие новости!
      — Какие именно?
      — Как вам известно, на прошлой неделе ваша супруга отказалась пройти генетическую экспертизу. Мы подали заявление в суд, и вот вчера пришло постановление. Суд обязал ее подчиниться нашему требованию.
      — Так, и что дальше?
      — А дальше вот что. Не пожелав подчиниться постановлению суда, ваша жена сбежала.
      — Что вы имеете в виду? — спросил Рик.
      — Она сбежала. Уехала из города, причем никто не знает, куда именно.
      — А как же дети?
      — Она бросила их.
      — Кто же о них заботится?
      — Домработница. Вы звоните детям ежедневно?
      — Обычно да, но в последнее время я был очень занят на работе.
      — Когда вы звонили им в последний раз?
      — Не помню. Может, дня три назад.
      — Так вот, вам сейчас лучше оторвать задницу от дивана, или где вы там находитесь, и поспешить к детям, — злым голосом проговорил Шиндлер. — Сию же минуту! Вы хотели получить опеку над детьми? Вы ее получили! Так что продемонстрируйте суду свою состоятельность в качестве родителя.
      Произнеся это, адвокат повесил трубку.
      Рик Дил сел, прислонился спиной к спинке кровати и сказал Лизе:
      — Мне нужно уехать.
      — Ладно, — ответила она, — увидимся позже. Еще раз извиняюсь.

      Залог был определен в полмиллиона долларов. Адвокат Брэда Гордона заплатил эту сумму. Брэд знал, что это деньги его дяди, но ему было наплевать. Главное, его выпустили на волю!
      Когда он выходил из зала суда, к нему угрем скользнул забавного вида парень — тот самый, в куртке с эмблемой «Доджерсов» — и шепнул на ухо:
      — Нам нужно поговорить!
      — О чем?
      — Вас подставили. Я теперь точно знаю, как все это было проделано.
      — Вот как?
      — Да. Повторяю — нам нужно поговорить.
      Как выяснилось, парень заранее заказал комнату для переговоров в другой части здания суда. Именно туда они с Брэдом и направились. Плотно закрыв дверь, парень открыл свой лэптоп и жестом предложил Брэду сесть на стул. Затем он повернул компьютер так, чтобы Брэд видел монитор.
      — Кто-то получил доступ к записям ваших телефонных переговоров.
      — Откуда вам это известно?
      — Мы нашли подход к вашему сотовому оператору.
      — И что?
      — Они получали доступ к вашему сотовому телефону, когда вы находились вне работы.
      — Почему? — Как вы, наверное, знаете, ваш сотовый телефон поддерживает технологию GPS. Это означает, что каждый раз, когда вы звоните по нему, ваше местоположение автоматически фиксируется спутником. — Парень нажал на кнопку клавиатуры. — Проследив звонки, сделанные вами в течение тридцати дней, мы обнаружили вот это. — На карте города появились многочисленные красные точки, но наибольшее их скопление находилось в районе Вествью. Парень увеличил изображение. — Это футбольное поле.
      — По-вашему, они знали, что я туда ходил?
      — Да, по вторникам и четвергам. Кто-то знал об этом две недели назад.
      — Значит, это была подстава, — сказал Брэд.
      - Несомненно. Именно это я и пытаюсь вам втолковать.
      - А что с девкой?
      — Мы сейчас над этим работаем. Она — обычный подросток, по происхождению, скорее всего, филиппинка. Она была замечена на вебкамерах. Мастурбировала за деньги для охочих до этого пользователей Интернета. Однако сейчас важно другое: несостоятельность ее версии. Если посмотреть на записи камер наблюдения отеля, — парень нажал на другую кнопку, — можно увидеть, как, ожидая лифт после ухода из гостиничного номера, она отворачивается, открывает сумочку, копается в ней, достает что-то и подносит к лицу. Мы думаем, она закапала себе в глаза какие-то капли, которые вызвали у нее слезы. Потому что, когда девушка через несколько секунд оказывается в лифте, она уже явно плачет. Но заметьте: она, в качестве предположительной жертвы изнасилования, не подошла к стойке регистрации, чтобы заявить о нападении и изнасиловании. Странно, не правда ли?
      — Угу, — промычал Брэд. Сузив глаза, он смотрел на экран компьютера.
      — Смотрите дальше. Она проходит через вестибюль отеля и направляется к своей машине. Установленная на парковке камера наблюдения зафиксировала, что девушка отъехала в 17:17. В зависимости от загруженности
      дорог путь от отеля до больницы занимает от одиннадцати до семнадцати минут. Но она появилась там только в 18:05, то есть через сорок пять минут. Что она делала в этот промежуток времени?
      — Наносила себе травмы?
      — Нет. Мы показали фотографии, сделанные в больнице, нескольким экспертам, а также медсестре, которая осматривала девушку. К слову сказать, эта медсестра весьма опытна в своем деле. И в результате вырисовывается весьма ясная картина. Мы думаем, что по дороге в больницу она встретилась со своим сообщником, который, согласно их плану, и нанес ей эти травмы.
      — Какой-то парень?
      — Да.
      — В таком случае он должен был оставить в ней свою ДНК.
      — На нем был презерватив.
      — Значит, в это дело были вовлечены по крайней мере два человека.
      — Мы полагаем, что тут работала целая группа, — сказал парень. — Подстава была организована очень профессионально. Кто мог бы вам это устроить?
      Сидя в тюремной камере, Брэд уже размышлял над тем, кто может желать ему зла. И пришел к выводу: только один человек. Рик.
      — Босс. Он невзлюбил меня с первого дня.
      — Вы пытались склонить к половому акту его девушку?
      — Я не пытался! Я драл ее во все дыры!
      — И в результате вы отстранены от работы, минимум через девять месяцев вы предстанете перед судом, и вам грозит от десяти до двадцати лет.
      Парень закрыл лэптоп и встал.
      — Так что же дальше? — растерянно спросил Брэд.
      — Будем работать с девочкой. Попробуем раскопать историю ее жизни, раздобыть видео из Интернета. Возможно, это поможет добиться, чтобы вам не предъявляли обвинение.
      — Рик… Чтоб он сдох, гадина!
      — Да, приятель, всеми этими чудесами вы обязаны именно ему. — Парень остановился перед дверью и, обернувшись, бросил напоследок: — И мой вам совет: не ходите больше на этот девчачий стадион!
 

       Из рубрики «Новости недели» журнала «САЙЕНС»
      НЕАНДЕРТАЛЕЦ: СЛИШКОМ ОСТОРОЖЕН, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ?
      Ученые обнаружили «ген смерти»
       Антропологи получили из окаменевшего скелета неандертальца ген, который, по их мнению, объясняет причину вымирания этого вида предшественника homo sapiens. Широкой общественности неизвестен тот факт, что мозг неандертальца был больше, чем у кроманьонца, и неандертальцы создавали великолепные для той поры орудия труда. После наступления ледникового периода они существовали еще несколько столетий, после чего их вытеснили кроманьонцы. Так почему же вымерли неандертальцы?
       Ответ предлагает профессор Шелдон Гармон из университета Висконсина. По его мнению, в организме неандертальцев имелся ген, который препятствовал их стремлению к любым изменениям. «Неандертальцы, — говорит ученый, — были первыми «зелеными», сторонниками защиты окружающей среды. Они создали уклад жизни, который позволял им существовать в полной гармонии с природой. Они не охотились ради развлечения и с большой осторожностью применяли орудия труда. Они с неодобрением отнеслись к пришедшим им на смену кроманьонцам, которые расписывали стены и потолки пещер, создавали сложные, сделанные с большим мастерством каменные и костяные изделия, изобрели загонный способ охоты, направляя дичь на скалы и заставляя ее бросаться вниз. Таким образом уничтожались целые стада животных. Сегодня мы говорим о наскальной живописи кроманьонцев как о замечательных образцах доисторического искусства, но неандертальцы относились к ним так же, как мы в наши дни относимся к непристойным граффити на заборах и стенах подъездов. А изощренные орудия кроманьонцев, как, например, копьеметалка, гарпуны и крючки для ловли рыбы, силки для птиц, они считали пустой тратой времени и полагали их опасными для окружающей среды. Ко всем этим новшествам неандертальцы относились с большим неодобрением, и в итоге перестали существовать как вид».
       Тем не менее Гармон предполагает, что неандертальцы все же скрещивались с кроманьонцами. «Это, несомненно, происходило, — утверждает профессор Гармон, — поскольку в организме современного человека мы обнаружили точно такой же ген. Он наверняка достался нам от неандертальцев и отвечает за осторожность и консерватизм в поведении человека. Поведение многих людей, которые тоскуют по «доброму старому времени» или, как минимум, противятся переменам, определяется именно этим, неандертальским геном». По словам Гармона, механизм действия гена уже очевиден: он влияет на рецепторы дофамина задней латеральной борозды поясной извилины и правой лобной доли переднего мозга.
       Заявление Гармона вызвало целый ураган критики со стороны представителей научного сообщества. Столь ожесточенной полемики не возникало с тех пор, как два десятилетия назад опубликовал свои противоречивые труды основоположник социобиологии Эдвард Уилсон. Как утверждает генетик из Колумбийского университета Вартан Горвалд, Гармон вносит элемент политики в сугубо научную сферу.
       «Вовсе нет, — отвечает своему оппоненту профессор Гармон. — Ген обнаружен как у неандертальца, так и у современного человека. Механизм его действия был выяснен в ходе сканирования мозговой деятельности и не вызывает сомнений. Точно так же неоспоримо доказана связь этого гена с осторожным, консервативным поведением. Политика тут совершенно ни при чем. Речь идет об общем восприятии жизни — оптимистичном или пессимистичном: либо вы открыты будущему, либо вы его боитесь, либо вы считаете, что мир улучшается, либо — наоборот. Давно известно, что некоторые люди с радостью относятся к инновациям и позитивно смотрят в будущее, в то время как другие боятся перемен и тормозят все новое. Линия раздела между двумя этим категориями людей проходит на генетическом уровне и состоит в наличии или отсутствии у них неандертальского гена».

      На следующий день эту же тему подхватила «Нью-Йорк таймс».

      ОТКРЫТИЕ ГЕНА НЕАНДЕРТАЛЬЦЕВ ИГРАЕТ НА РУКУ «ЗЕЛЕНЫМ»
      Страх перед технологической революцией растет не на пустом месте
       Штутгарт, Германия. «Открытие антропологом Шелдоном Гармоном так называемого гена неандертальца стало еще одним аргументом в пользу выработки твердой и внятной политики в сфере экологии, — заявила представитель «Гринпис» Марша Мэдсден. — Тот факт, что неандертальцы проиграли битву с окружающей средой, должен послужить предупреждением всем нам. Как и неандертальцы, мы исчезнем с лица земли, если не предпримем срочных и решительных мер».

      А потом — «Уолл-стрит джорнэл».

      ОСТОРОЖНОСТЬ СГУБИЛА НЕАНДЕРТАЛЬЦЕВ
      Смертельный принцип: «Тише едешь — дальше будешь»
       Американский антрополог выяснил, что неандертальцы вымерли из-за генетической предрасположенности к нежеланию перемен. Иными словами, неандертальцы исповедовали принцип «тише едешь — дальше будешь», столь милый сердцу противников либерализма и реакционных защитников окружающей среды. Так полагает Джек Смайт из Американского института конкуренции, прогрессивного мозгового центра, расположенного в Вашингтоне. Исчезновение неандертальцев должно послужить предостережением для тех, кто пытается тормозить прогресс и тянет нас обратно в жестокую, скотскую и короткую жизнь.
Стив УЭЙНБЕРГ

      На экране стоящего в углу кабинета телевизора транслировался репортаж о том, как Шелдон Гармон, профессор антропологии и самопровозглашенный первооткрыватель «неандертальского» гена, подвергся нападению во время публичного выступления. Кто-то из возмущенных слушателей вылил ему на голову бутылку минеральной воды. Эту сцену крутили снова и снова,
      причем в замедленном темпе: вода медленно льется на лысый череп ученого, а на его лице, как ни странно, застыло весьма довольное выражение.
      — Видишь, — проговорил Рик Дил, — он улыбается! Этот скандал ему как нельзя более кстати. Это — лучшая реклама, которая поможет продвигать ген на рынке.
      — Возможно, — согласился Джош Винклер, — не зря же там оказались телекамеры. Им только и требовалось, чтобы этот эпизод был зафиксирован на пленку и прошел в эфире.
      — Точно! — подхватил Рик. — Но помимо того, что этот парень получил рекламу для своего гена, он к тому же заявляет, что тот действует по той же схеме, что и наш «ген зрелости». Активизация поясной извилины и так далее. Как бы он не умыкнул наше открытие!
      — Вряд ли, — откликнулся Джош. — Десятки генов оказывают влияние на поясную извилину.
      — Пусть так, — сказал Рик, — но все равно нам нужно поскорее сделать объявление.
      — При всем уважении к тебе, Рик, я вынужден сказать, что наш «ген зрелости» для этого еще не созрел. Это было бы преждевременно.
      — Ты испытывал ген на крысах, и все было в порядке.
      — Крыс, которые катают в клетках шарики из дерьма, не покажут в выпуске вечерних новостей.
      Дил медленно кивнул головой.
      — Да, ты прав, нам нужно что-нибудь более убедительное.
      — А из-за чего ты так торопишься? — спросил Джош.
      — Из-за совета директоров. С тех пор как арестовали Брэда, его дядя рвет и мечет. Он полагает, что в проблемах его племянника виноваты мы. Короче, он требует, чтобы мы как можно скорее сообщили о каком-нибудь грандиозном открытии.
      — Но у нас такого еще нет!
      — Знаю, но, если бы мы смогли хотя бы заявить о том, что готовы приступить к клиническим испытаниям…
      — К испытаниям на людях? — Джош поежился. — Я бы не стал этого делать. Мы ведь еще даже не направляли заявку в FDA .
      — Вот давай с этого и начнем.
      — Рик, ты знаешь, что требуется для первоначальной заявки. Куча бумаг высотой до потолка: дневники исследований, протоколы наблюдений, описания. Это только для начала. А потом мы еще будем обязаны предоставить расписание основных этапов…
      Рик нетерпеливо махнул рукой:
      — Знаю! Я ведь говорю о том, чтобы сделать только предварительное объявление.
      — Ты хочешь объявить о том, что мы сделали то, чего у нас еще нет?
      — Объявить о том, что мы делаемэто!
      — Но ведь нам понадобятся месяцы только для того, чтобы собрать необходимые документы.
      — Репортерам на это плевать. Мы сообщим следующее: «Ученые из компании «Биоген Рисерч» в Вествью Виллидж подают заявку в Управление по надзору с просьбой о разрешении приступить к первоначальной стадии испытания…
      — «Гена зрелости»…
      — Да, который будет вводиться в ретровирусном векторе.
      — И что мы скажем об этом «гене зрелости»? Что он, по-нашему, должен делать? — осведомился Джош.
      — Не знаю. Можно, например, заявить, что он излечивает наркотическую зависимость.
      По спине Джоша пробежал холодок.
      — С какой стати нам это говорить?
      — Но ведь это звучит логично, разве тебе не кажется? — принялся объяснять Рик Дил. — «Ген зрелости» обеспечивает сбалансированное, зрелое поведение человека, которое, по логике вещей, несовместимо с наркотической зависимостью.
      — Мне кажется…
      — Тебе кажется? — Дил повернулся к собеседнику. — Будем оптимистами Джош. Я уверяю тебя, это отличная идея. Скажи, каков уровень рецидива в существующих сегодня программах лечения наркоманов? Восемьдесят процентов? Девяносто? Сто? Большинство излечившихся не работают, и это — факт! Сколько наркоманов существует в стране? Господи, да только в тюрьмах их сидит больше миллиона! А сколько их ходит по улицам? Двадцать миллионов? Или тридцать?
      Джош начал потеть.
      — Наверняка наркоманов в Америке не меньше восьми процентов населения.
      — А если добавить к ним алкоголиков, получится не менее десяти процентов. И это делает «ген зрелости» настоящим золотым дном.
      Джош молчал.
      — Ну, что скажешь, Джош?
      — Да, пожалуй, неплохая идея.
      — Ты ведь не попытаешься меня подставить?
      — Да что ты! — воскликнул Джош. — Конечно, нет!
      — И не станешь вести какую-нибудь собственную игру за моей спиной?
      — Нет. С чего ты это взял?
      — Сегодня звонила твоя мать.
      — Черт…
      — Она очень гордится твоими научными свершениями и не понимает, почему я не даю тебе повышения.
      Джош плюхнулся на стул. Он был с ног до головы покрыт холодным липким потом.
      — И что ты теперь намерен сделать?
      — Разумеется, повысить тебя, — улыбнулся Дил, — что же еще? У тебя, кстати, записаны дозы, в которых ты вводил препарат?

      К разработке названия нового продукта привлекли маркетинговую фирму «Ватсон и Найми», и вот сейчас в конференц-зале со стеклянными стенами на Мэдисон-авеню проходило заседание, призванное решить эту важную проблему. В помещении было полным-полно молодых людей лет около двадцати. Хиппового вида они были одеты так, словно пришли на рок-концерт, а не на серьезное мероприятие. Между тем перед ними выступала вовсе не группа расхлябанных музыкантов, а профессор в галстуке-бабочке, рассказывавший о гене А58799-6В. В данный момент профессор демонстрировал графики энзимного действия — извилистые черные линии на белом. Молодые люди сидели в креслах, кто развалившись, кто ссутулившись, зевая и листая журналы с фотографиями голых баб. Лишь несколько человек пытались сосредоточиться на предлагаемых их вниманию материалах.
      Сидевший в последнем ряду руководитель группы, психолог Пол Гоуд, поднял руку и, вытянув указательный палец, очертил в воздухе круг, давая профессору знак закругляться. На лице мужчины в бабочке отразилось удивление, но тем не менее он плавно перешел к заключительной части.
      — Итак, — сказал профессор, — я подвожу итоги. Наша группа из Колумбийского университета выделила ген, который обеспечивает социальную гармонию и связи в тех или иных группах людей. Данный эффект достигается благодаря активизации деятельности предлобной части коры головного мозга, того самого участка, который, как известно, весьма важен в выработке у человека веры и доверия к тому или иному. Мы продемонстрировали действие этого гена, предлагая подопытным два типа идей: противоречивые и традиционные. Противоречивые идеи вызывают в предлобной части четкие и характерные волны, в то время как традиционные — лишь рассеянную активность, которую можно сравнить с теплым свечением ночника. Так, субъекты, обладающие данным геном, демонстрируют явную склонность к шаблонному мышлению и привычным идеям. Они также тяготеют к коллективному мнению по любому вопросу. Они любят телевидение. Они любят Википедию. Они любят коктейль-приемы. Они любят светскую болтовню. Они любят находиться в согласии с
      окружающими. Наш ген весьма важен для социальной стабильности и цивилизованности. Поскольку он обеспечивает здравый смысл, благоразумие и житейскую мудрость, идущие в русле традиций, мы назвали его «геном приспособленчества».
      В аудитории воцарилась ошеломленная тишина. Наконец один из слушателей переспросил:
      — Как вы его назвали?
      — «Ген приспособленчества».
      С разных сторон посыпались реплики:
      — Господи, какой кошмар!