- А когда я родился, как говорил мне отец, - заговорил Ричард, - мама посмотрела на меня и промолвила: "Хвала Господу и святым угодникам! Теперь у нас есть наследник". До меня у мамы было три выкидыша.
      - Значит, вы тоже стали чудом для родителей, - заметила Эванжелина.
      - Как только познакомитесь с моей матерью, спросите ее, как она к этому относится, - улыбнулся Ричард.
      - Сомневаюсь, что это произойдет, - пожала плечами девушка.
      Вдруг она огорченно ахнула, посадив каплю изысканного соуса на рукав платья - единственного, которое могла надевать по вечерам. Девушка быстро вытерла пятно влажной салфеткой. Другого платья у нее не было. А это, с завышенной талией, без кружев, оборок и нижних юбок, было сшито из темно-серого муслина. По крайней мере ее собственное платье, а не то, что дал ей этот негодяй Хоучард или его чертова любовница.
      Эванжелина посмотрела на герцога. Мягкий отблеск свечей играл на его темных блестящих волосах; девушка невольно залюбовалась вечерним костюмом Ричарда с белоснежным галстуком. Да, в ее детских воспоминаниях семилетней давности сохранился верный портрет этого человека, вот только воспоминания не передавали его великолепия. Он был прекрасен, этот герцог, и отлично знал об этом.
      Эванжелина улыбнулась. Она была именно такой, какой старалась казаться. Точнее, они оба были в точности такими, какими хотели показать себя.
      - Вы улыбаетесь, глядя в свой бокал с хересом, - заметил Ричард.
      - Ах нет, эта улыбка не имеет никакого отношения к вину, - сказала девушка.
      - Тогда к чему же? - полюбопытствовал хозяин.
      - Пожалуй, скажу вам правду, ваша светлость." Я думала о том, что мы с вами такие, какими хотим казаться.
      - Что ж, я - джентльмен, вы - леди, - пожал плечами герцог. - Не вижу причины улыбаться. Я, во всяком случае, не нахожу в этом ничего забавного. А вот если бы я вдруг увидел, что в дверь входит прекрасная дама, чье тело прикрыто лишь тонкой тканью, чтобы поддразнить меня, тогда, несомненно, на моем лице расцвела бы широчайшая улыбка.
      - Не думаю, что истинный джентльмен должен говорить такие вещи даме. Может, конечно, такие мысли и могли бы появиться у него в голове, но он не стал бы распространяться о них вслух. Разве не так?
      - Позволю себе заметить, что моя мать тоже предпочла бы, чтобы я лишь думал, а не говорил. Тогда бы она не стала тревожиться. Хотя.., я вспоминаю, как смеялись мои родители, когда не знали, что я рядом.
      - Смех - чудесная вещь. Мои мама с папой тоже иногда смеялись в самое неподходящее время, - проговорила Эванжелина.
      - Я понимаю, о чем вы говорите, - кивнул Ричард. - Помню, как-то раз я видел, как папа целует маму. Он прижал ее к стене и страстно целовал в губы. Этого зрелища я никогда не забуду. Правда, тогда я ничего не понял. Помолчав, он тихо добавил:
      - Смерть отца стала тяжким испытанием для нее.
      - Да и для вас тоже, - заметила девушка.
      - Да. Мои друзья любили приходить к нам потому, что отец был самым лучшим из родителей. Он разговаривал со всеми, держался с ними на равных, учил их быть смелыми, честными, порядочными... - Комок подкатил к горлу Ричарда, и он замолчал, не в силах совладать с собой. Кларендон столько раз давал себе зарок не говорить с посторонними об отце, но снова и снова вспоминал этого человека, которого искренне считал самым лучшим отцом на свете. Потом он вспомнил о сыне и подумал, что Эдмунд очень много потерял, лишившись дедушки. Ричард покачал головой, отгоняя от себя печальные мысли. - Вам понравилась спальня? - перевел он разговор на другую тему.
      - Очень. Насколько я помню, у Мариссы был отменный вкус. И все в спальне выдержано в ее любимых тонах - бледно-голубом и кремовом.
      - Ничего не могу сказать о вкусе Мариссы, - пожал плечами герцог. - Дело в том, что я ни разу не был в ее спальне.
      Глава 7
      Он никогда не был в спальне жены?
      Эванжелина уже хотела открыть рот, чтобы поинтересоваться у герцога, как же они сумели произвести на свет ребенка.
      Ричард сразу же понял, что у нее на уме: мысли девушки с легкостью читались на ее выразительном лице. Она не умела притворяться, а ведь ей придется освоить это искусство, если она намерена бывать в свете.
      - Я спал с женой, - сообщил герцог. - Просто никогда не делал этого и ее постели. Признаться, Марисса сама не проявляла никакого интереса к замку. Она не хотела жить здесь, предпочитая Лондон. А здесь Марисса оказалась потому, что ждала Эдмунда. - Взяв в руку вилку, Ричард легонько постучал ею по белой скатерти. - Марисса ненавидела море, влажный воздух. Она только и думала, как бы поскорее родить ребенка и вернуться в столицу. А теперь она покоится в нашем семейном склепе, который расположен на церковном кладбище в деревне Чеслей. Если хотите, можете сходить на ее могилу.
      Интересно, когда он говорил об отце, его голос был полон страсти, а когда речь зашла о покойной жене, звучал совершенно равнодушно.
      - А вы много времени проводите в Чеслей-Касле, ваша светлость? поинтересовалась Эванжелина.
      - Стараюсь бывать здесь не меньше трех месяцев в году, - ответил Ричард. Кроме лондонского особняка, в котором живет моя мать, у нас есть еще три поместья, разбросанные по всей Англии. Я веду дела здесь, но иногда бываю во всех остальных владениях нашей семьи.
      Да уж, подумалось Эванжелине, он говорит как истинный герцог, который знает свои обязанности и принимает их. А она... Она останется в Чеслей-Касле. Хоучард настаивал на этом, во всяком случае, именно здесь Эванжелина должна была получить дальнейшие указания.
      - Честно говоря, - продолжал герцог через минуту, - как Марисса и моя мать, я предпочитаю жить в Лондоне. Там у меня много друзей, там есть где развлечься.
      - Если вы позволите мне стать гувернанткой лорда Эдмунда, - заговорила Эванжелина, - то, возможно, вам будет приятно узнать, что я предпочитаю жить в провинции и люблю море. Я всегда терпеть не могла большие города. Не люблю шума и пыли. Если вы разрешите мне остаться, ваша светлость, то я буду счастлива здесь, в уединении деревенской жизни. Кстати, во всех книгах об Англии ваша резиденция описывается как одна из лучших, хотя, возможно, ей далеко до Бленхейма.
      - Бленхейм - безвкусное нагромождение камней, в котором не видно определенного стиля, не чувствуется духа старины.
      Его сады жалки, леса ничтожны! - возмутился герцог. - В его стенах не ощутить вечности! Совсем другое дело - Уорик-Касл. Вот там можно почувствовать и ничтожество и величие человека! К несчастью, у моих предков не было такого капитала, как у Уориков. - Ричард приподнял черные брови. - Но я не пустой бездельник, мадам! Не смотрите на меня с таким удивлением. Иногда я завожу разговоры о политике.
      Сердце Эванжелины едва не остановилось. Что он имел в виду, заговорив о политике? Господи, она должна узнать, что к чему! Хоучард говорил, что герцог никогда не снисходит до разговоров о политике.
      - О чем вы, ваша светлость? - вежливо переспросила она. - Вы заседаете в палате лордов? Издаете новые законы?
      - Нет, это не совсем так, - покачал головой Ричард. - Просто я хотел сказать, что предпочитаю делать то, что интересно мне в данный момент. А большая часть того, что привлекает меня, не может быть интересна милой даме.
      Он чего-то недоговаривает. Интересно, чего?
      - Однако это не остановило вас ни сегодня днем, ни всего полчаса назад, с улыбкой заметила Эванжелина. А что еще ей оставалось?
      Ричард засмеялся:
      - Туше <Задет (фр.). Термин фехтовальщиков.>, мадам! Не хотите ли пройти в гостиную? Думаю, Бэссик скоро подаст нам чай.
      - Но мы же только что пообедали!
      - Бэссик считает, что чай - основа счастья, здоровья и благополучия. Если мы перейдем в гостиную, то поднос с чаем появится там не позже чем через час.
      Герцог поставил для нее изящный стул с бледно-голубой обивкой возле камина. Сам он остался стоять, прислонившись к каминной полке и сложив на груди руки.
      - Вы подумали о моей просьбе, ваша светлость? - спросила Эванжелина. - Вы согласны оставить меня в Чеслей-Касле?
      - Но вы приехали сюда всего четыре часа назад, мадам, - пожал плечами Ричард.
      Опустив глаза на руки, девушка честно призналась:
      - Я боюсь, ваша светлость.
      - Но я же не выгоню вас из замка.
      - Возможно, но ведь вы можете просто оставить меня здесь, не поручив заботиться о вашем сыне. И я ничего не буду делать. Мне это не по вкусу. Скажу больше, мне это не подойдет.
      - Почему вы так нервничаете? - воскликнул Ричард.
      - Потому что вы еще не сказали мне, позволите ли остаться в вашем доме в качестве гувернантки лорда Эдмунда.
      - Но вы же молодая женщина, мадам. Мне кажется, вы предпочли бы бывать в обществе. Я - ваш родственник. В мои обязанности входит устроить вас, сделать так, чтобы вы ни в чем не нуждались. Уверен, что моя мать с радостью представит вас бомонду. С вашей французской кровью, вашим лицом и фигурой вы, несомненно, будете иметь колоссальный успех. Я не хочу ограничивать вашу свободу, мадам, и уверен, что вы в скором времени сможете найти себе хорошую партию.
      Ей и в голову не приходило, что он может оказаться столь великодушным. Но она во что бы то ни стало должна остаться в Чеслей-Касле.
      - Несмотря на то что я наполовину француженка, ваша светлость, я чувствую себя настоящей англичанкой, - вымолвила Эванжелина. - Я не люблю французов.
      - Я тоже, особенно Наполеона. Но что вы сказали?
      - Я не хочу ехать в Лондон.
      - Извините, я не ослышался?
      - Я сказала, что у меня нет желания покидать Чеслей-Касл. Мне нравится замок, нравится море. Я хочу остаться с Эдмундом. Правда, мы еще незнакомы, но что-то подсказывает мне, что мы с ним полюбим друг друга.
      Внезапно лицо герцога приняло равнодушно-циничное выражение. У него был такой вид, словно он хотел что-то сказать ей, но сдержался и лишь пожал плечами.
      Девушка вскочила на ноги, отчего изящный стул упал на роскошный восточный ковер ручной работы.
      - О Господи! - воскликнула она, поднимая стул.
      - Мне показалось, вы чем-то смущены?
      - Не понимаю, чем вызван ваш скептицизм, ваша светлость. Я честно сказала, чего хочу, но вы, похоже, не верите мне.
      - Вы что же, так недавно овдовели, что правила приличия требуют, чтобы вы забыли о веселье? Если это так, то я, пожалуй, соглашусь с вашим желанием пожить уединенной жизнью в провинции.
      - Я овдовела больше года назад, - ответила Эванжелина. - Отец умер вскоре после смерти моего мужа, так что правила приличия соблюдены. А теперь все, что мне нужно, - так это покой и отдых.
      - Вы, должно быть, были очень привязаны к мужу, - равнодушно заметил герцог.
      - Нет, то есть, конечно, да, я была очень привязана к нему, - поспешно согласилась Эванжелина. - Андре был замечательным человеком.
      - И похоже, совсем бедным.
      - Я осталась без денег, потому что не успела родить ему наследника, объяснила девушка. - Таковы уж светские законы даже здесь, в Англии. А теперь делами Андре заправляет его младший брат, с которым я никогда не ладила. После смерти Андре я вернулась в дом моего отца.
      - Неужто этот юный глупец пытался соблазнить вас? - спросил Ричард.
      И вновь его циничный тон заставил Эванжелину содрогнуться.
      - Ну да, пытался, - кивнула она. - Но я не выносила его, я предпочла уехать. От него вечно несло чесноком.
      - Ясно, - буркнул герцог, рассматривая ноготь на большом пальце, который обломился сбоку. - Так кто же был ваш муж, мадам?
      - Он был старшим сыном графа де ла Валетт по имени Андре Нежон.
      - Знаете, мне как-то не хочется называть вас мадам или кузина, - заявил герцог. - Не лучше ли называть вас просто по имени - Эванжелина.
      Девушка кивнула, заметив, что ее имя зазвучало как-то особенно в устах герцога. Оно ласкало слух, смущало ее. Странный все-таки он человек. Мало того, что ей, пожалуй, в жизни не доводилось встречать столь привлекательного мужчину, так у него еще был такой сложный характер, что, наверное, мало кто мог понять герцога. Разве что его отец.
      - Разумеется, ваша светлость, - согласилась девушка.
      - А ты называй меня Ричардом.
      Эванжелина кивнула, хотя ей не хотелось фамильярничать , герцогом. Она предпочла бы сохранять дистанцию. Подумать только, ей бы радоваться, что он с такой легкостью принял ее в дом, а вместо этого она со стыда готова сгореть за свою ложь.
      - Если ты и вправду хочешь остаться в Чеслей-Касле в компании моего сына, то с моей стороны было бы глупостью возражать против этого. Разумеется, к тебе не будут относиться как к гувернантке. Признаться, я был бы рад, если бы ты согласилась выполнять обязанности хозяйки замка в мое отсутствие, - предложил Ричард.
      От незнакомки до хозяйки замка! Всего за несколько часов! Девушка оторопело уставилась на Ричарда, слова замерли у нее на устах. А потом она заметалась по гостиной, путаясь в длинной юбке. Наконец Эванжелина резко остановилась и посмотрела в лицо герцогу.
      - Но это же просто смешно! - воскликнула она. - Ты меня совсем не знаешь! Я никто! Я никогда не соглашусь на твое предложение. Я буду работницей в твоем доме, как и сотни других слуг.
      - Откуда тебе известно, сколько их? Ты что, все утро считала?
      - Нет, но это огромный дом. Стоило мне только поднять глаза, как каждый раз я видела перед собой готовых услужить мне лакеев и горничных. И всегда разных!
      - Но ты все-таки двоюродная сестра моей жены, - пожал плечами Ричард. - У тебя нет других родственников, кроме дяди, которому даже неизвестно о том, что ты вернулась в Англию. И раз уж теперь я стал главой семьи, то отвечаю и за тебя тоже. Поэтому я не могу поселить тебя в тесной комнатенке под чердаком.
      - Я не предполагала, что ты так все поймешь, - вздохнула Эванжелина. - Но я не могу принять твое предложение, прости, пожалуйста.
      Он отвернулся от нее, и у девушки сразу появилось чувство, будто он вышел из комнаты. Он словно обдал ее холодом.
      - Ты только подумай, - вновь заговорил герцог, - если в моем замке поселится хорошенькая кузина, то все мои знакомые позеленеют от зависти. К тому же именно на таком отношении к тебе настояла бы моя мать. Может, тебе это и не по нраву, но, боюсь, другого выхода нет. Как только ты устроишься, я привезу сюда свою мать. Не важно, в качестве кого ты будешь жить в замке кузины или гувернантки, но рядом с тобой должна быть женщина. Для соблюдения приличий. Мы же не можем опорочить твою репутацию, поэтому я не смогу остаться с тобой в одном доме, - заключил он. - Да, как только ты немного обживешься, я попрошу мать приехать, хотя ее здоровью вредит морской климат.
      - Но я была замужем, так что тебе не о чем тревожиться. Ты просто устал от меня и от этого разговора.
      - Я устал? Не думаю, - удивился Ричард. - Ты полагаешь, мне не о чем тревожиться? Учитывая то, что ты наполовину француженка, я могу сказать, что твое возражение по меньшей мере спорно, если не сказать нелепо. Где же хваленый французский здравый смысл, мадам? Ведь ты наверняка собираешься когда-нибудь еще раз выйти замуж. Поэтому позволь заметить, что твоему будущему супругу будет нелегко совладать с тобой.
      - Я вовсе не собираюсь замуж еще раз, - возмутилась Эванжелина. - Я хочу сказать, что ты не должен тащить сюда свою мать только из приличия, тем более если она плохо себя чувствует рядом с морем. Я не более чем бедная родственница. И никому нет дела до моей репутации.
      Даже не взглянув на Эванжелину, герцог нахмурился.
      - Ну хорошо, - кивнул он. - Примерно через месяц Эдмунд доконает тебя. Вот когда ты будешь готова голову ему оторвать, тогда и приедешь в Лондон. Обещаю, что тебе не придется, выходить замуж за человека, который не будет тебе нравиться.
      - Я не захочу уезжать из Чеслея, - настойчиво повторила Эванжелина.
      - Что ж, посмотрим, - пожал плечами Ричард. - Вытащив из жилетного кармана часы, он посмотрел на время. - Уже поздно. Не исключено, что ты так резка в суждениях от усталости.
      - Ну да, только из-за того, что у меня иные представления о жизни, вы считаете меня глупой, ваша светлость, - язвительно проговорила девушка. Господи! Кажется, я оскорбила тебя? Прошу прощения. Так ты позволишь мне остаться в замке? Разрешишь стать гувернанткой Эдмунда?
      - А знаешь, - заговорил герцог, - я еще в жизни не встречал женщины, похожей на тебя. Да-да, хочешь - верь, хочешь - нет. Ты бежишь по прямой дорожке, затем вдруг резко сворачиваешь. Ты для меня загадка. Но мне всегда удавалось разрешать даже самые сложные головоломки. Почему ты не прощаешься со мной на ночь? Хотя нет, молчи. Я даю тебе возможность уйти отсюда, не оскорбляя больше хозяина дома. - Ричард шагнул было к Эванжелине, но остановился, поглаживая длинными пальцами свой подбородок. - Мм... Прежде чем ты уйдешь, позволь все-таки поинтересоваться, что ты думаешь о моей жизни?
      Девушка посмотрела ему прямо в глаза:
      - Я считаю, что ты почти.., всемогущ. Ты человек, все желания которого мгновенно исполняются, достаточно лишь щелкнуть пальцами. Короче, благодаря здоровью, титулу, общественному положению, ты можешь позволить себе все, что угодно. Да, тебе все дозволено! - горячо сказала она.
      - В общем, я человек, не заслуживающий особого уважения, - кивнул Ричард.
      - Нет, я всегда уважала вас, ваша светлость, - не раздумывая ни секунды возразила Эванжелина. - Думаю, вы очень добры. Да и как я могу думать иначе? Повернувшись, девушка направилась к дверям, но, взявшись за ручку, она на мгновение замешкалась и бросила через плечо:
      - В конце концов, разве не ты позволил бедной кузине поселиться в своем замке?
      - Я смотрю на вещи иначе, - спокойно возразил Ричард. - Надеюсь, ты не пожалеешь о том, что приехала сюда.
      - Нет, об этом не беспокойся, - усмехнулась Эванжелина и быстро вышла из гостиной.
      Ее слова удивляли. Пожав плечами, он направился в библиотеку. Через час герцог решил, что, пожалуй, отложит на недельку отъезд в Лондон, чтобы убедиться, что Эванжелина сумела поладить с Эдмундом.
      Глава 8
      ...Дождь лил стеной, канава перед зданием из темно-серого камня наполнилась водой. А там, внутри, она слышала лишь гулкое эхо своих шагов, отдававшееся от каменных стен. Еще никогда в жизни Эванжелина не испытывала такого страха. Один из двух мужчин затолкнул ее в крохотную узкую комнатенку. Под единственным окном, расположенным почти под потолком, сидел невероятной худобы молодой человек. Он походил на монаха в келье. Перед ним стоял очень старый, покосившийся стол, на котором ничего не было. Молодой человек медленно поднялся, ни на секунду не отрывая от нее глаз. Он был в черном засаленном, вонючем камзоле и штанах.
      Подойдя к Эванжелине, он взял ее подбородок своими длинными тонкими пальцами и приподнял лицо девушки вверх. Она попыталась вырваться, но один из двух бандитов вывернул ей руку за спину и шепнул на ухо:
      - Или вы будете стоять спокойно, мадемуазель, или я сломаю это прелестное крылышко.
      Пальцы на ее подбородке сжались крепче, а затем молодой человек неожиданно выпустил ее и кивнул головой на стул.
      - Сядь! - приказал человек в черном.
      Эванжелина села. А что ей оставалось делать? Она хотела спросить, что с отцом, но слова замерли у нее на губах. Зачем они привезли их в Париж? Еще никогда в жизни ей не было так страшно.
      - Мое имя - Хоучард, - заговорил молодой человек. - Ты мне нужна. Будешь делать, что прикажу, иначе я убью твоего отца.
      Почему она не кричала, не спрашивала, что происходит, откуда он взялся?
      - Я доволен тем, что ты привлекательна, - продолжал человек в черном. Герцог любит хорошеньких женщин. Если понадобится, соблазнишь его.
      Вскочив со стула, Эванжелина воскликнула;
      - О чем вы говорите? Какой герцог? Что вы сделали с моим отцом?
      - О! Герцога ты знаешь, а скоро познакомишься еще лучше. Ты наполовину англичанка, мне даже кажется нелепым, что ты мне поможешь. Вы, чертовы англичане, всегда до такой степени уверены в своей правоте, что я думаю, не попользоваться ли мне тобой самому, чтобы выяснить, подходишь ли ты для герцога. - Он повернулся к одному из своих людей:
      - Ты раздевал ее? Осматривал тело?
      Бандит покачал головой:
      - Этот цыпленочек был слишком напуган, а ее папаша брякнулся в обморок. Но я не собирался убивать его. Хочешь, чтобы я раздел ее сейчас?
      Хоучард перевел взгляд на Эванжелину и медленно покачал головой. А потом, откинув голову назад, расхохотался как безумный. И неожиданно запел по-латыни, без всякого выражения, таким же монотонным голосом, каким священник благословляет прихожан.
      Двое бандитов немедленно подхватили песню. Латынь их была безупречна, чистые и звонкие, как у мальчиков, голоса поднимались к потолку мрачной кельи...
      Вздрогнув, Эванжелина проснулась. Ел сердце неистово колотилось, тело покрылось липкой испариной, она едва дышала.
      Сон.
      Это был всего лишь сон. Но девушка увидела во сне то, что было на самом деле. Только никак не могла понять, почему во сне Хоучард и его прихвостни пели на латыни. Правда, она не понимала, что именно они поют, и, возможно, это-то и пугало ее. Девушка не представляла, что будет дальше.
      Сон...
      Но, Господи, все казалось таким реальным? Встряхнув головой, Эванжелина сбросила с себя одеяло. Она должна справиться с этим. А если не сумеет, то ее отец умрет. Слава Богу, основное она уже сделала. Герцог принял ее в свой дом, и теперь она будет жить в Чеслей-Касле. А если Эдмунд хорошо к ней отнесется, то станет гувернанткой мальчика. Трагедия по пьесе Хоучарда началась, актеры, включая ее саму, вышли на сцену, и она не в состоянии остановить действие.
      Яркие лучи утреннего солнца проникали сквозь окно в ее спальню. Огонь в очаге погас, да в нем и не было необходимости. Было тепло, как летом. Конечно, будут еще дожди, мороз и снег, но несколько зимних дней выдались такими теплыми и приятными, что девушке невольно вспомнились жаркое лето н свежая зелень. Эванжелина взглянула на голые ветви вяза, темнеющие за окном. Нет, все-таки это не лето...
      Зима, конечно, вернется. А вот как быть с ее проблемами? Надо подружиться с сыном герцога. Если она не понравится мальчику, то все пропало. Эванжелина говорила Хоучарду о возможности такого поворота. Пригрозив ей худым пальцем, тот заявил:
      - Что ж, если не приглянешься мальчишке, дорогуша, приготовься к похоронам отца. Правда, вряд ли ты сумеешь найти его тело.
      Эванжелина тогда поверила ему. Она и сейчас верила...
      Девушка оделась и уже совсем было собралась выйти из спальни, как послышались какие-то странные, медленные и тяжелые, шаги, приближавшиеся к ее комнате.
      Ее обуял ужас. Внезапно Эванжелине очень живо вспомнились двое бандитов, похитивших ее с отцом, их голоса, одежда... Младшего звали Бирон. Лица второго она не запомнила, но до сих пор слышала его голос. Он напоминал хорька и производил впечатление озлобленного жизнью человека. К счастью, бандиты ничего не сделали слугам - Маргарите и Жозефу, которые в окно смотрели, как Эванжелину и ее отца увозят из дома. Девушку бросили в один экипаж, ее отца в другой. На рассвете они приехали в Париж. А потом Эванжелину втолкнули в узкую келью, где сидел Хоучард.
      Какой неожиданный поворот в жизни! Нет, зачем мучить себя! Она сейчас в Англии, в безопасности Чеслей-Касла. За дверью нет никаких бандитов, ее никто никуда не потащит! Эванжелина быстро пощипала себе скулы, чтобы щеки стали розовее. Поправив пучок на затылке, она крикнула по-французски:
      - Entrez!
      За дверью раздалось какое-то невнятное бормотание, и тогда девушка повторила по-английски:
      - Войдите!
      Бормотание не стихало. Нахмурившись, Эванжелина распахнула дверь.
      В комнату шагнула древняя старуха. Из-под подола ее добротного темно-синего платья виднелись мыски маленьких туфель. Тонкую талию, по моде прошлого века, перетягивал поясок. Кожа лица напоминала сморщившийся пожелтевший пергамент, спина согнулась от старости. Поредевшие седые волосы старухи, сквозь которые проглядывала розовая кожа, были затянуты в крохотный узелок на макушке. Ее голова доставала Эванжелине только до подбородка. Казалось, старуха вот-вот упадет на пол. У девушки было такое чувство, что стоит дотронуться до нежданной гостьи пальцем - и та рассыплется. Но это ощущение исчезло, едва гостья подняла взгляд. У нее были прекрасные, умные и проницательные глаза - голубые, как весеннее небо, и живые, как у девушки.
      Может, это какая-нибудь безумная тетушка герцога, которую держали в комнатке на чердаке? Эванжелина протянула вперед руку, чтобы поддержать старуху, если та вдруг начнет падать на пол.
      - Меня зовут Эванжелина, - представилась она. - Кто вы?
      Пожилая дама долго молча смотрела на Эванжелину, слегка склонив голову набок.
      - Я могу что-нибудь для вас сделать, мадам? Правда, если вы заблудились, то едва ли смогу помочь, я лишь вчера приехала в замок.
      - Ох, - наконец заговорила гостья, - да знаю я, где нахожусь, знаю, кто ты, детка. Ты - кузина покойной герцогини... Подросла, стало быть... - У нее был тихий голос с легким шотландским акцентом, а речь походила на пение.
      - Но я уже не маленький ребенок, - улыбнулась Эванжелина. - Папа говорит, я большая-пребольшая девочка, и так оно и есть. Не хотите ли присесть, мадам? Могу я предложить вам чаю?
      - Ох нет, не люблю я этой бурды, - заявила старуха. - Я пью лишь процеженный настой хвойной коры. Ну да, ты уже большая девочка и такая высокая... Поди, думаешь, что я помру прямо у тебя на ковре, а, детка?
      - Искренне надеюсь, что этого не случится. Прошу вас, садитесь. Скажите же мне, кто вы и что я могу для вас сделать?
      - Меня зовут миссис Нидл, - проговорила старуха и замолчала, видимо, полагая, что Эванжелина знает, кто она такая.
      - Здравствуйте, миссис Нидл, - растерянно кивнула девушка. - Рада познакомиться с вами. Что еще она могла сказать?
      - Ты не такая хорошенькая, как покойная герцогиня, но у тебя более сильный характер, чем у той хитрой павлинихи, которая никакого дела до конца не доводила, к тому же у тебя в глазах огонь. А красивые у тебя глаза, не то что у покойной герцогини или у умершего герцога. У нее-то глаза были с виду такие кроткие, но уж и наполнялись гневом, когда что было не то ней! Уж такая была привередливая, испорченная, вздорная, вечно чем-то недовольная, одним словом, избалованное дитя. Одурачила моего мальчика, да, слава Господу, недолго все это (лилось. Ох уж она обманывала моего мальчика, водила его за нос - и все из-за того, что боялась умереть при рождении которого ребенка. И что вышло? Так и померла. Ага! А подбородок-то у тебя в точности как у нее - сильный подбородок, - продолжала миссис Нидл. - Любишь много получать, но и отдавать за это готова. Что скажешь на это, детка?
      Эванжелина без промедления ответила:
      - А что вы имели в виду, говоря, что у меня в глазах огонь?
      Старуха рассмеялась таким сильным и сухим смехом, что она испугалась, как бы ее старческие кости не рассыпались.
      - Ох, детка, не узнать тебе этого, пока он не возложит на тебя свои руки. А уж как это случится, ты станешь совсем иной, чем была прежде. Ты потеряешь и обретешь себя, и все - в одно мгновение. Все так и должно быть, да вот только еще не произошло с моим мальчиком.
      - Миссис Нидл!
      Окрик раздался от двери - там подбоченясь стояла возмущенная миссис Роули. У нее был такой вид, словно она одновременно готова плюнуть и упасть в обморок. На сей раз на ней было платье бледно-лавандового цвета с синими кружевами на манжетах и воротнике, волосы убраны в высокий пучок. Кольцо с ключами, казалось, сверкало еще ярче, чем накануне.
      - Миссис Нидл, что вы тут делаете? Это кузина его светлости, мадам де ла Валетт. Сейчас слишком рано, вам лучше поспать.
      Но Эванжелина вовсе не желала, чтобы пожилая дама уходила из ее комнаты. Ей так хотелось еще что-нибудь услышать об огне в глазах, но она боялась, что на этот раз разговор окончен.
      - А-а, это ты, Клоринда, - прошамкала миссис Нидл. - Вечно суешь свой нос куда не следует. Мне надо немного потолковать с этой девочкой. Она очень вовремя явилась, тебе не кажется? Я все ждала и ждала ее и говорила об этом ее светлости, да та только головой качала, сомневалась, что детка приедет сюда, а вот она взяла и приехала. Я так и знала, что это случится.
      - Миссис Нидл, мадам пора завтракать, - перебила миссис Роули. - Возможно, она зайдет к вам позднее.
      - Вообще-то сейчас вполне подходящее время для разговора, миссис Роули, вставила словечко Эванжелина. - Я совсем не голодна, и мы всего лишь...
      - Нет, малышка, сейчас ты пойдешь с Клорри, - остановила ее миссис Нидл. Он боится, понимаешь? Но все будет хорошо, вот увидишь. Я знаю, и ты боишься, но все будет хорошо, - повторила она. - Обещаю. Я уже все это видела, видела, как вы веселитесь с моим мальчиком. Это хорошо...
      Эванжелина как завороженная слушала ее. Эта сумасшедшая старуха знала, что она чего-то боится? Откуда? Откуда ей известно, что все будет хорошо? Она с "ее мальчиком" будет веселиться? Но это же безумие, бред сумасшедшей старухи! Ничего хорошего быть не может. Она могла думать лишь о спасении отца, если только Хоучард позволит ей его спасать.
      Все остальное - предательство. Девушка повернулась к миссис Роули.
      - Ну ладно, - кивнула она. - Я могу хотя бы отвести вас в вашу комнату, миссис Нидл?
      Пожилая дама рассмеялась, отчего ее высохшие руки затряслись.
      - Ох нет, детка! Я сама доберусь до моей Северной башни, об этом как раз не беспокойся.
      - Вы же не хотите, чтобы мадам переживала из-за вас, - сказала миссис Роули, увидев, как побледнела Эванжелина. - Она пока не научилась понимать вас, дайте ей время.
      - Времени все меньше, - неожиданно заявила миссис Нидл, - а сейчас мне пора идти. А ты, Клорри, занимайся лучше своими делами. Отведи мою детку к завтраку. - С этими словами старуха вышла из спальни, однако в коридоре она обернулась и долго смотрела на Эванжелину. - Вы непременно придете в Северную башню, мадам, - вымолвила она наконец. - Уверена, что ваши детские воспоминания о кузене немного стерлись из памяти. Но ты вернулась домой, детка, чего я и ждала. Мы непременно поговорим, вот увидишь. Да уж, нам о многом надо потолковать с тобой, и тянуть с этим нельзя. Совсем мало времени осталось, детка.