— А, Монтейт. Примите мои поздравления. Молодая кровь нам не помешает. Будем надеяться, что вы вдохнете в «Уайте» свежую струю. Надо же кому-то расшевелить эти старые кости! Вы играете в фаро, мой мальчик?
— Да, я очень люблю эту игру.
— Садитесь, дружище, садитесь. Не помню, говорил я вам или нет, я всегда в безумном восторге от вашего шейного платка. А ваш нынешний стиль просто верх совершенства.
Хэтти поняла, что он смеется над ней, но отнеслась к этому как к безобидной шутке и добродушно улыбнулась. Она расположилась рядом с ним в изящном французском кресле.
— Как полноправный член клуба, сэр, я имею право метать банк.
В ответ на такое непосредственное заявление лорд Элвани снисходительно улыбнулся и сделал ставку. Карты одна за другой быстро замелькали под пальцами сдающего и стопкой легли на стол. Лорд Элвани не сумел правильно назвать карты, так как не запомнил последовательности. Проигрыш вызвал у него легкую гримасу неудовольствия.
— Вот уж не ожидал, что можно так быстро потерять двадцать гиней, — сказал он, потирая рукой свой острый подбородок. — Сэр Роберт, не хотите ли опробовать Монтейта? Давайте отправим новый корабль в первое плавание. Пусть подключается к игре вместо меня. Считайте, я сделал вам подарок.
Роберт Монтегю, высокий худосочный джентльмен, известный своей исключительной тактичностью и возведенной почти до уровня культа бережливостью, поднял на новичка свои темно-карие глаза.
— Монтейт? Вы, я слышал, родом с севера?
Хэтти понимала, что за вежливыми вопросами сэра Роберта скрывается его самая главная забота, составляющая суть его жизни. Конечно, происхождение лорда Гарри интересовало его как ориентир, которым он мог руководствоваться в выборе выгодного зятя. Что касается Хэтти, то она предпочла бы, чтобы голова джентльмена была свободна от всяких мыслей, имеющих хоть какое-то отношение к перспективе подобного родства. Но сейчас ей не оставалось ничего другого, как улыбаться и так же вежливо отвечать партнеру по игре.
Она без всякой робости пересела в освободившееся кресло лорда Элвани и нагнулась над столом, чтобы снять колоду. Начало оказалось для нее неудачным. Право на сдачу карт было потеряно, и это не обрадовало ее. Отнюдь. В свое время Дэмиан объяснял ей, что сдачей карт игрок обретает не только преимущество, но и удачу.
Сэр Роберт аккуратно поместил стасованную колоду в красивый полированный ларец с ручной росписью. Вещица была сделана не только со вкусом, но и с толком. Человек, манипулировавший колодой внутри его, при всем желании не мог передернуть. Отодвинув банк, сэр Роберт вынул из ларца свою первую карту. Это был бубновый валет. Затем последовали черви, два раза подряд.
Хэтти насторожилась, помня об уроках Дэмиана. Важно было удержать в памяти не только фигуры и масть, но и порядок карт. И она знала, как это делать. Следя за открываемыми картами, она на ходу придумывала под них нехитрые сюжеты, лишенные всякого смысла, но в то же время легко запоминающиеся. Пока карты кучками ложились на стол, она сочиняла историю о том, как «валет накопал в огороде червей, а злая дама пик их у него отняла, но потом пострадала сама, потому что вмешался бубновый король», и так далее. Эта абракадабра позволяла ей держать в голове расклад всей колоды.
Сэр Роберт заметил напряженную работу ума на лице молодого лорда и решил проверить, чего стоят его мозги. Он был не против заполучить такого зятя, который бы не только не промотал его капитал, но, напротив, приумножил его. Минут через пять он предложил довольно рискованное пари:
— Ставлю двадцать гиней, милорд. Они ваши, если вы правильно назовете три последние карты.
Хэтти прокрутила в уме свою «сказку», сосредоточившись на конце, и вскинула на него загоревшиеся азартом глаза:
— Согласен, сэр Роберт. Я принимаю ваше предложение. Итак, называю карты, хотя не могу твердо ручаться за порядок. Семерка червей, туз пик и четверка треф.
Первым из ларца был извлечен туз пик, за ним последовала семерка червей и, наконец, к неописуемому восторгу Хэтти, четверка треф.
Впервые в жизни сэр Роберт был доволен, что проиграл.
— Недурно, друг мой, совсем недурно, — сказал он, откинувшись на спинку стула. — У вас живой ум. Поразительные способности для такого молодого человека.
— Ага, я вижу, Монтейт и здесь отличился.
Хэтти услышала за спиной чью-то насмешливую медлительную речь. Когда она резко обернулась и подняла глаза, то увидела сэра Уильяма Файли.
— Что значат ваши слова, сэр Уильям? Где еще отличился наш юный герой? — спросил сэр Роберт.
У него не было особого желания разговаривать с сэром Уильямом Файли. Он испытывал к нему неприязнь за вульгарность и жестокость. Однако приверженность сэра Роберта строгому этикету не позволяла ему полностью игнорировать этого джентльмена.
Сузившиеся глаза сэра Уильяма пристально смотрели на лорда Гарри. Файли попеременно то сжимал, то разжимал кулаки. Когда он снова заговорил, голос его звучал по-прежнему протяжно и насмешливо. От этих звуков у Хэтти мурашки побежали по спине.
— Я говорю о той репутации, которую приобрел Монтейт благодаря своим знакомствам с леди. Слово «леди» я употребляю, разумеется, условно. Вряд ли оно применимо к проституткам из заведения леди Бакстел.
Хэтти захотелось ударить его, но она заставила себя сохранять спокойствие и невозмутимость. Она увидела, как расширились от удивления темные глаза сэра Роберта. Она прочла в них глубокое разочарование. В душе она посылала сэру Уильяму самые жестокие проклятия.
— Возможно, сэр Уильям, вы слышали старинную поговорку, — сказала она, твердо глядя на него. — Помните тот закопченный горшок, который, побывав в печи тысячу раз, хотел соперничать с чайником? По-моему, мораль ясна — в чайники вы не годитесь.
Сэр Уильям оскалил зубы, как рычащий пес перед прыжком, и Хэтти поняла, что переступила рамки дозволенного. «Впрочем, злополучному сэру Уильяму, возможно, и этого мало», — подумала она. В этот момент снова чей-то смех заставил ее обернуться. Она круто повернулась в кресле и увидела лорда Оберлона. Маркиз с непринужденным видом стоял рядом с сэром Уильямом, поигрывая изящной табакеркой.
«О Господи!» — воскликнула она про себя, никак не ожидая увидеть его в двух шагах и тем более не предполагая, что он случайно услышит слова сэра Уильяма. Но не это расстроило ее: она не хотела встречаться с маркизом в такой обстановке.
Сэр Уильям не обратил на маркиза ни малейшего внимания. Он наклонился к креслу, в котором сидела Хэтти.
— Вы сами не понимаете, что вы мелете, Монтейт, — злобно прошипел сэр Уильям. — Я советую вам держать язык за зубами, иначе в один прекрасный день вы можете его лишиться.
Хэтти почувствовала на себе взгляд темных глаз лорда Оберлона. «Поймала рыбку на крючок, только не ту, — подумала она, — но теперь ничего не попишешь». Отвратительному сэру Уильяму это не повредит. С другой стороны, это даже неплохо: лорд Монтейт никогда не должен выглядеть в глазах маркиза трусом.
Она небрежно развалилась в кресле и закинула обтянутую сапогом ногу на парчовый подлокотник.
— А знаете, сэр Уильям, боюсь, что я допустил ошибку. Неудачно перефразировал удачное изречение. Превратил его в беззубую метафору. Когда я сравнил вас с горшком, мне следовало бы выразиться иначе. На самом деле я подразумевал pot de chambre[3]. Это больше подходит вам. Вы не согласны со мной?
— Черт побери, самонадеянный щенок! — вскричал сэр Уильям, подняв свою широкую ладонь и замахнувшись для удара. — Клянусь Богом, вы заплатите мне за ваши слова. И за все ваши выходки.
Кажущееся лениво-безразличным выражение мгновенно исчезло с лица лорда Оберлона. Хэтти почти осязаемо ощутила напряжение, охватившее его сильное тело и выдававшее в нем готовность к действию.
— Остановитесь, Файли. Насколько я понимаю, вы сами спровоцировали юнца. Я думаю, сэр Роберт согласится со мной. Полагаю, что в подобных случаях лучше использовать остроумие, чем пускать в ход угрозы или кулаки.
Сэр Уильям с сердитым видом повернулся к маркизу:
— А вы, ваша светлость, не вмешивайтесь. Вас никто не просил об этом. Монтейт заслуживает того, чтобы его проучить.
Тут внезапно вмешался сэр Роберт, неожиданно поднявшийся со своего места. Замаячившая долговязая фигура джентльмена привлекла всеобщее внимание.
— Я должен согласиться с его светлостью, сэр Уильям, — с достоинством сказал он. — Монтейт еще очень молод, и в Лондоне он совсем недавно. Только сегодня принят в наш клуб.
— Если для вас это вопрос чести и вы жаждете дуэли, Файли, — снова вмешался лорд Оберлон, — выплесните свой гнев на другого человека. Найдите для этого мужчину, а не мальчишку. Как вы, должно быть, догадываетесь, я готов предложить вам свои услуги. Сделайте одолжение. Вам достаточно назвать имя вашего секунданта и время. Можете выбирать оружие.
Сэр Уильям поспешно ретировался. Было заметно, как в глазах его вспыхнул страх.
— Что ж, я вижу, вам не очень-то хочется иметь дело со мной, — продолжал маркиз. — Боже мой, Файли, вам ли говорить о выходках этого юнца! Посмотрите на себя. Ваши манеры просто отвратительны.
Между тем на протяжении всей этой отповеди сэру Файли Джейсон Кэвендер не сводил глаз с молодого человека. Тот внешне держал себя в руках, оставаясь неподвижным и явно стараясь не выдавать ни своих чувств, ни намерений, хотя был очень бледен. Судя по глазам, внутри он весь кипел от ярости. Маркиз был поражен этим.
Хэтти чувствовала себя так, будто из-под нее вдруг кто-то рывком выдернул кресло. Черт бы побрал этого лорда Оберлона! Кто просил его вступаться за нее? Она вовсе не желала иметь заступников ни в лице сэра Роберта, с его разговорами, ни в лице Джейсона Кэвендера, с его рыцарскими замашками. Какое невезение! Какой толк от того, что она наконец оказалась с ним, своим заклятым врагом, лицом к лицу? Чего она добилась? Нашелся спаситель! Какая досада. Ускользает из рук первая же представившаяся возможность отомстить. Нет, она не должна упустить эту возможность.
Хэтти вскочила с кресла и вышла из-за стола, намереваясь встать между лордом Оберлоном и сэром Уильямом. Она могла хорошо видеть лицо сэра Уильяма, потому что оно было на уровне ее глаз, но ей пришлось немного вскинуть голову, чтобы взглянуть в глаза лорду Оберлону.
— А я и не предполагал, что за вашей светлостью водится такое, — сказала она спокойным негромким голосом. — Вот оно как! Значит, вы становитесь на защиту всех джентльменов, не достигших вашего благородного возраста! Но в данном случае вы ошиблись. Я не желторотый юнец, который нуждается в вашей защите, ваша светлость. Я сам могу постоять за себя. К тому же такие заступники мне не нужны. Не вижу большой разницы между вами обоими. Сутенера за милю видно, под какой бы личиной он ни скрывался. Так что у меня нет ни желания, ни необходимости терпеть ваше вмешательство.
Хэтти услышала, как кто-то из стоявших у нее за спиной с шумом втянул воздух, но она не знала, кому принадлежал этот вздох, сэру Уильяму или сэру Роберту. Не знала и знать не хотела. В голове у нее сразу же мелькнула мысль о синьоре Бертиоли. Она вспомнила его оптимизм, хотя в значительной степени искусственный, в отношении ее прогресса в фехтовании. Может быть, сейчас пришла пора проверить свое мастерство?
На лице лорда Оберлона не дрогнул ни один мускул. Она подумала, что, должно быть, скрыть чувства ему помогает темный загар, приобретенный в Италии. Единственное, что она могла заметить, — это, пожалуй, промелькнувшее изумление в его темных глазах. Но маркиз так быстро отвел взгляд, что она засомневалась, было ли это на самом деле. Она почувствовала, как у нее невольно сжались кулаки. Почему он не ударил ее?
Маркиз с невозмутимым видом распахнул табакерку и изящным взмахом запястья приблизил ее к носу. Он втянул в ноздри крохотную щепотку табака и потом сделал затяжку поглубже. Затем небрежно стряхнул с рукава прилипшую крупицу и, к удивлению Хэтти, с чуть заметной улыбкой посмотрел ей прямо в глаза.
В действительности ему хотелось своими длинными пальцами взять этого дерзкого юнца за его белую шею, легонько сдавить ее да так подержать до тех пор, пока тот не извинится за свою опрометчивость. Он прекрасно знал, что не сможет сделать этого, во всяком случае здесь, в «Уайтсе». Хотел бы он знать, что на уме у этого мальчишки, с чего он вдруг набросился на него? Какую цель преследовал? Маркиз не мог разгадать его поступка.
— Смотрите, Файли, похоже, Монтейт одинаково презирает нас обоих, — тихо сказал маркиз, сохраняя прежнее спокойствие, даже с каким-то оттенком грусти. Он выждал паузу, обведя пристальным взглядом лицо Монтейта. — У вас острый язык, приятель. Я вижу, вы мастер говорить колкости. Но я бы посоветовал вам на будущее умерить вашу прыть и развязность. Во всяком случае, не демонстрировать их в моем присутствии.
К маркизу присоединился сэр Файли:
— Это лучшее, что вы можете сделать, Монтейт. Вам следует прислушаться к совету его светлости. Запомните, кем бы вы ни были, желторотым юнцом или взрослым, за оскорбления вам придется платить.
Сэр Файли почувствовал, насколько глубоко молодой Монтейт задел самолюбие маркиза, и понимал, что своим завершающим ударом он отведет гнев его светлости от себя. Он еще раз с ненавистью взглянул на пылающее лицо юноши, резко повернулся и размашистой походкой пошел прочь.
Сэр Роберт, стоявший поодаль с вытянутыми в нитку губами и неодобрительным взглядом, только слегка втянул голову в тощие плечи и удалился к другому столику. Хэтти увидела, что осталась одна, как и хотела, лицом к лицу со своим врагом. Наконец-то. Она чувствовала его мощь. Не только абсолютное физическое превосходство, но и другую скрытую силу, которая была внутри его и являлась частью его личности. Именно эта внутренняя сила делала его тем, кем он был. В ее глазах он оставался безжалостным и лишенным всяких нравственных устоев человеком, невзирая на то, что взялся защищать совершенно незнакомого ему лорда Гарри Монтейта. Для нее это не имело никакого значения. Она не хотела даже думать об этом и тем более делать ему какие-либо поблажки. Она задиристо вскинула подбородок. Не важно чем, пулей или шпагой, она повергнет его на землю. Это обязательно произойдет, каким бы сильным и могущественным он ни был. Она намерена его уничтожить. Он это заслужил.
Маркиз снова заговорил. На этот раз в мягкости его тона чувствовалось нескрываемое предостережение.
— Послушайте меня, Монтейт. Вы еще очень молоды. Хоть я и разделяю вашу неприязнь к сэру Уильяму и ваши остроумные выпады в его адрес и впрямь позабавили меня, я должен вам сказать: будьте осмотрительны. Я не считаю вас глупцом, друг мой, поэтому отнеситесь к моему совету с должным вниманием. Так вот, знайте: прежде чем бросать оскорбления в лицо выбранной вами жертвы, хорошенько изучите ее.
— Жертвы, ваша светлость? Однако странно слышать это слово из ваших уст применительно к себе. Я лично вижу в вас хищника. Хищника, не испытывающего жалости к своим жертвам и не ведающего угрызений совести. Не извольте сомневаться — я отвечаю за свои слова. И уж поверьте, я сумею распознать хищника, прежде чем вступить с ним в схватку. А данный вами совет мне ни к чему. Он добавил еще один мелкий штрих к вашему портрету, ваша светлость.
Хэтти увидела, как вдруг вздулись желваки у маркиза на щеках и задергалась небольшая мышца в уголке рта. «Вот сейчас он меня ударит», — подумала она и напряглась как натянутая струна. Человек с непомерным самолюбием, каким, несомненно, являлся маркиз, не должен был сносить подобные оскорбления.
Между тем лорд Оберлон не спеша опустил свою табакерку в карман жилета. Он смерил взглядом стоявшего перед ним в застывшей позе, тонкого, как молодое деревце, юношу, не выказывая ни малейших признаков гнева, наоборот, демонстрируя свою терпимость к нему. «Боже мой, — думал маркиз, — неужели я сам когда-то был таким же юным? Таким же высокомерным? Так же, как он, считал себя совершенно неуязвимым?» Впрочем, разница в годах, решил он, была не так уж велика. Должно быть, их разделяли лет семь или восемь. В конце концов, он допустил, что в прежние годы тоже мог вести себя достаточно безрассудно. Большинство молодых людей совершают одни и те же ошибки. Тем не менее он вовсе не пытался находить оправдание таким поступкам. Он скептически относил их к разряду «величайших глупостей в жизни».
— Я нахожу ваше поведение довольно забавным, Монтейт, — сказал наконец маркиз шутливым тоном. — И я умираю от желания узнать, почему вы назвали меня хищником, дружище. А? Никак не могу взять в толк, что могло дать повод для такого заключения. Что касается вашего поведения в целом, то я даже начинаю думать, что, может быть, вы таким образом хотите казаться старше? Может, поэтому вы решили ни за что ни про что оскорблять всех джентльменов, которым выпало счастье попасть на ваш острый язычок? Сейчас вам едва ли больше двадцати одного года. Если вы хотите отпраздновать свой будущий день рождения, то вам нужно подумать о ваших манерах и быть осторожнее в выражениях.
Хэтти усиленно подыскивала слова, которые могли бы разъярить его. Она никак не могла объяснить себе его поведение. Почему все-таки он не решается взять ее за горло и встряхнуть как следует? Она снова собралась с духом, напустив на себя как можно больше холодности и высокомерия.
— Ошибаетесь, ваша светлость. Все совсем не так, — сказала она, задиристо вздернув подбородок. — Если вы имеете в виду себя, то в вашем лице я оскорбляю не джентльмена, а всего лишь титулованную особу. Разницу между тем и другим я прекрасно знаю, несмотря на мой возраст. Теперь вы меня поняли?
Этого Джейсон Кэвендер уже не мог вынести. Он свирепо схватил молодого человека за хрупкое запястье и, сам того не желая, вывернул руку, тут же осознав, что со своей силищей может сломать ему кость. Он не стал дальше выкручивать ему запястье. В глазах молодого человека он увидел боль. Однако тот не издал ни единого звука, только смотрел вниз, на руку маркиза. Смотрел холодно и бесстрастно. Как бы маркиз ни старался казаться беспристрастным, он снова был потрясен.
Хэтти держалась из последних сил, чтобы не вскрикнуть. Длинные, прямоугольные на концах пальцы маркиза прочным кольцом сомкнулись вокруг ее запястья. «Я добилась своего», — решила она. Приподнятое настроение заставило ее на секунду забыть про боль. Но тут маркиз внезапным сильным рывком притянул ее к себе. Теперь их лица находились в нескольких дюймах друг от друга.
— Я нахожу предосудительными ваши дурные манеры и эти сцены, Монтейт, — сказал он мягко. — Вы провоцируете меня. Сознательно. Но я спрашиваю себя: почему? Что заставляет вас делать это, молодой человек?
Имя Дэмиана было готово сорваться у нее с губ, но она совладала с собой. Он не заслужил ее объяснений. И он не услышит их от нее до тех пор, пока она не пошлет пулю в его безжалостное сердце. Когда кровь хлынет из его ран, тогда и только тогда он узнает, почему он обречен на смерть.
— Вот вы где, лорд Гарри! Что вы тут делаете? Выясняете отношения с его светлостью? Уж не хотите ли вы сказать, лорд Оберлон, что Монтейт ошельмовал вас в фаро? Это невероятно, потому что в этом ему нет никакой нужды. Он превосходный игрок, никогда не знающий поражений.
Услышав голос своего приятеля, Хэтти с досады прикусила нижнюю губу. Лорд Оберлон отпустил ее руку. Напоследок он даже не удосужился взглянуть на нее. Видимо, больше не считал нужным тратить на нее свое драгоценное время. Одному Богу было известно, как ей хотелось в глаза назвать его убийцей, бесчестным человеком, повинным в гибели ее брата. С каким удовольствием она сказала бы ему, что хочет убить его. Пока же, наблюдая, как он, подобно хамелеону, на глазах превращается в скучающего джентльмена, она могла только мысленно поклясться, что день возмездия еще наступит.
— Нет, Брэндон. Насколько мне известно, в фаро Монтейт играл честно. За карточным столом он не прибегал к шулерским приемам. Мы говорили не об этом. Мне он был интересен с других сторон. И то, что мне хотелось узнать, я, кажется, выяснил.
Сказав это, Джейсон переключился на подошедшего мистера Скаддимора:
— Как родители, Скаддимор? Надеюсь, с ними все в порядке! Отец уже поправился после той неудачной охоты? Трудно им, должно быть, обходиться без вашего присутствия.
Скадди почтительно поклонился, польщенный тем, что маркиз удостоил его чести заговорить с ним:
— Вы очень любезны, ваша светлость. Я тронут вашим вниманием. С родителями все в порядке. Сейчас уже нет повода для беспокойства. Отец ходит без посторонней помощи и довольно бодро. И я не слышал от них жалоб на то, что им сильно меня не хватает.
Маркиз сочувственно кивнул и обратился к сэру Гарри:
— Передайте мои наилучшие пожелания вашей очаровательной сестре и Жюльену, Брэндон. Я загляну к ним в ближайшее время. Ну а с вами, лорд Гарри, — он снова посмотрел на Хэтти, — мы, несомненно, еще поговорим. Поразмыслите на досуге над тем, что я вам сказал, приятель. Думайте, прежде чем что-то говорить. Ваш язык не доведет вас до добра. — С этими словами он шутливо приложил руку к голове и с равнодушным видом удалился.
— Что все это значит? — спросил сэр Гарри, глядя ему вслед.
— Ничего. Лучше скажите, сколько шампанского вы еще выпили в мою честь? А то у меня появилось двадцать гиней. Мой скромный выигрыш в фаро. Я полагаю, что надо их прокутить. Вперед, Макдуф[4]!
— Макдуф? — переспросил Скадди. — Я с ним не знаком. А что, этот парень тоже любит шампанское? Если нет, то нечего брать его с собой!
Глава 12
Джейсон Кэвендер бросил в чашку кусочек сахара и размешал свой крепкий испанский кофе. Прежде чем проглотить порцию любимого напитка, он с наслаждением вдохнул его густой и необычно терпкий аромат. Несмотря на начало десятого, за окном было еще довольно уныло. Ничто в это ненастное зимнее утро не предвещало, что остальной день будет менее хмурым. В небольшой комнате с длинными французскими окнами, где он обычно завтракал, было слышно завывание ветра; его порывы били по стеклам тяжелыми и звонкими каплями дождя. Из-за плотной завесы воды треугольный парк, расположенный как раз напротив городского дома маркиза на Беркли-сквер, имел вид расплывчатого пятна. В такую отвратительную погоду маркиз предпочел бы оставаться в постели.
«Унылый, по-видимому, будет день, — подумал он, наливая себе вторую чашку кофе. — Несчастный Спайверсон». Он живо вообразил себе сутулого тощего мужчину — своего управляющего, который, должно быть, в это время был уже в пути. На сером фоне дождливого и ветреного утра его мысленному взору предстала согбенная фигура в промокшем, лоснящемся от старости черном костюме и квадратное лицо с прилипшими редкими седыми волосами.
Лорд Оберлон, щедро плативший своему управляющему, давно знал о его скупости. Поэтому сейчас он не сомневался, что Спайверсон скорее согласится заработать себе воспаление легких, чем расстанется с несколькими шиллингами на экипаж.
Маркиз ладонями обхватил чашку с кофе, поднялся из-за стола и подошел к камину. Он уже было собрался сказать дворецкому, чтобы тот вернул управляющего обратно, но в последний момент подавил это желание. Хотя управляющий, без сомнения, закрыл бы глаза на подобный каприз богатого господина, маркиз не желал быть похожим на своего покойного отца и тем более не собирался перещеголять его. Он помнил, как отец походя мог отменить назначенную встречу, бросить все дела и отправиться на пирушку к друзьям или выбирать новую лошадь для верховой езды. После смерти отца маркиз навел порядок в доме и с тех пор никогда не позволял себе опускаться до праздности и лени, считая зазорным пренебрежение своими прямыми обязанностями. Однако на этот раз искушение было слишком велико. После вчерашнего возлияния голова раскалывалась от боли. Да и в целом он чувствовал себя неважно. За минувшие сутки он почти не отдыхал. Сначала устроил себе продолжительную ночную прогулку, добираясь на нетвердых ногах от «Уайтса» до Пемберли-стрит, где жила Мелисанда. Ввалился к ней в два часа ночи, разбудил ее и устроил настоящий погром в спальне. Потом вылез из ее постели, снова оделся и, все еще пошатываясь, на заре в этот неприветливый холодный день отправился к себе на Беркли-сквер.
Размышляя на трезвую голову после подобных оргий, он всякий раз признавался себе, что они являются для него чем-то вроде опия. Он понимал, что это не лучший способ хоронить неприятные воспоминания, но в то же время считал, что это лучше, чем ничего. Оставалось только сожалеть, что человек не может достигнуть мудрости, зрелости и умеренности, не пройдя через боль и страдания. Никто еще не придумал такого средства, которое быстро и без последствий избавляло бы от тоски и ощущения безысходности.
Он повернул голову к двери, заслышав тихие шаги дворецкого. Своим обостренным слухом он был способен улавливать даже свистящее дыхание экономки, миссис Джервил, когда она находилась на расстоянии десяти футов от двери его комнаты. Он уже давно привык ко всем звукам в доме, где родился и вырос. Они были неотъемлемой частью его жизни. Но ни эти звуки, ни сознание присутствия в доме давно знакомых людей не скрашивали его одиночества. В такие дни и минуты, как сейчас, он переживал его особенно тяжело.
Никто из близких и друзей не понимал, что для него значило его непродолжительное супружество, а он не испытывал большого желания рассказывать о нем. Должно быть, большинство людей, давно знавших его, смотрели на его внезапный отъезд в Италию после смерти жены как на способ избавиться от огромного горя. И это его вполне устраивало.
Осторожные кошачьи шаги дворецкого затихли перед самой дверью, и через секунду послышался приглушенный стук в дверь. Маркиз посмотрел на часы: «Черт побери — Спайверсон пришел раньше времени».
— Войдите, Рэббел.
Маркиз поставил пустую чашку на стол.
— Ваша светлость… — начал дворецкий, топчась на месте и оглядываясь назад. Из-за своего крючковатого носа и торчащих рыжих волос он был похож на хохлатого корнуоллского петушка.
— Знаю, Рэббел, — со вздохом прервал его маркиз. — Будьте любезны, скажите Спайверсону, что я скоро буду. Пусть подождет меня в конторе. И вот еще что, помогите ему просушить одежду. Не дай Бог, простудится и сляжет с воспалением легких.
— Это не Спайверсон, ваша светлость, — сказал Рэббел, скрывая ухмылку. — Это граф Марч. Он уже идет сюда.
— Глазам своим не верю! Сен-Клер! — воскликнул маркиз, поднимаясь с кресла и направляясь навстречу другу. — Боже, какая сила подняла вас с постели в такую рань и в такое утро?
— Резонный вопрос, Джейсон, — заметил граф, энергично встряхнув ему руку. — Действительно, я опасался застать вас в постели, как и подобает нормальному человеку в этот час. Тем более в столь скверную погоду.
— Да, погода хуже некуда. Дернуло же управляющего отправиться ко мне, невзирая на ветер и слякоть. Поэтому и я на ногах. Присаживайтесь, Жюльен. Надеюсь, вы выпьете со мной чашечку кофе?
— С превеликим удовольствием. Хотите угостить меня вашим испанским чудом? Так оно и есть, — изрек граф, взяв чашку и сделав большой глоток кофе. — Полагаю, что вы не откажетесь поделиться со мной рецептом. Может быть, сделаете мне такой подарок к Рождеству?
— Боюсь, тогда у вас не будет предлога зайти ко мне.
Граф улыбнулся и поудобнее устроился в кресле.
— Как вам показалась Италия, Джейсон?
Маркизу хотелось сказать ему, что для него Италия была обычной страной, точнее, местом, где он собирался уединиться, и что с равным успехом он мог бы совершить путешествие в другие страны, безразлично какие, например в Россию. Но он не стал этого говорить.
— Если честно, то не в моем вкусе. Слишком жарко. Конечно, никто не станет отрицать, что красота Флоренции не может не вызывать восхищения. И все-таки я не в восторге. Я никак не мог отделаться от ощущения… как бы это сказать… Словом, мне постоянно казалось, что я ступаю по земле, сплошь усыпанной какими-то перезрелыми фруктами.
— Персиками, например, — сказал граф. — У меня при упоминании об Италии почему-то всегда возникает образ персика.
Граф Марч был осведомлен, что продолжительная поездка Джейсона была связана со смертью жены. В тот период, когда случились те трагические роды, граф вместе с Кейт находился в Париже. По непонятным причинам за те считанные месяцы своей супружеской жизни, вплоть до трагической кончины Элизабет, Джейсон никогда не приглашал их к себе. Из деликатности граф не решался докучать другу вопросами, хотя ему не терпелось их задать. В то же время он устал жить в постоянной тревоге за него.
— Ваша сдержанность начинает меня беспокоить. Послушайте, Жюльен, чего вы стесняетесь? Я не вызову вас на дуэль, если вы открыто спросите меня, что вас интересует. Ведь я же вижу, что вам смерть как хочется это сделать.
— О чем вы можете рассказать мне, Джейсон? О вашем безрассудном поведении? О том, что вы не пропускаете мимо ни одной юбки? Неужели вам не надоело делать вид, что вам безразличны все разговоры, которые ведутся вокруг вас? Довольно прикидываться. Вы прекрасно знаете, что никто не считает вас паймальчиком. Но я не хочу питаться этими дурацкими сплетнями. Я хотел бы знать правду, черт возьми.
Некоторое время лицо маркиза оставалось неподвижным, потом он улыбнулся. Но это была не улыбка, а скорее горькая усмешка, только встревожившая графа.
— Представляю, что тут болтали обо мне, — сказал он, задумчиво глядя на оранжевое пламя в камине. — Отвели душу. Если быть до конца откровенным, Жюльен, за это время я успел вкусить очень много. Иногда моя жизнь напоминала сущий ад. Удивляюсь, каким чудом я не подхватил заразы! Но было и забавное. Смешно, когда тебе в постели шепчут слова, которых ты совсем не понимаешь. Сколько раз я хохотал над этими нежностями. И еще… — хотел было добавить маркиз, но не договорил.
— Я понимаю вас, Джейсон, — медленно проговорил граф, — но вряд ли подобные занятия согревают душу.
В этом граф был абсолютно прав, только истинные причины ему не были известны. Однако для Джейсона этих разговоров было более чем достаточно.