Хозяин Соколиного гребня (Том 2)

      - Да, мой господин. Но ее конец пока ускользает от меня. Мне хотелось бы побольше узнать об этом чудовище.
      - Оно существует, - тихо произнес Клив, и все мужчины молча подались вперед, настороженно слушая. Он явственно почувствовал охвативший их страх, страх перед неизвестным. Этот страх сжал н его сердце. - Говорят, что это чудовище живет в озере Лох-Несс с незапамятных времен, многие и многие тысячи лет. Никто не знает, доброе оно или злое. Те люди, что говорили мне о нем, сказали, что его видели не только в ясные лунные ночи, но и днем. Еще толкуют, что в грозу чудовище выплывает из глубин только тогда, когда его позовут. Наверное, именно поэтому моего отчима все и считают демоном: здесь верят, что он умеет вызывать чудовище и что оно приплывает на его зов.
      - Из этого можно сплести преотличный рассказ, - сказала Ларен и зевнула. Мой господин... - С этими словами она протянула мужу руку. Он помог ей встать, а потом крепко прижал к груди.
      Клив позавидовал Меррику. У него самого не было выбора: Кири твердо решила проспать эту ночь вместе с ним и Чессой. Клив желал жену, и желание это было так сильно, что он едва не застонал, когда понял, что сегодня у них ничего не выйдет. Что до Чессы, то она ничего не сказала, только посмотрела на мужа унылым взглядом, украдкой поцеловала его, когда Кири отвернулась, а потом тяжело вздохнула, потому что малышка вдруг обернулась, хмуро посмотрела на нее и на ее маленьком личике ясно отразилась ревность.
      - Я принцесса, Кири, - тут же нашлась Чесса, - и имею право целовать любого, кого захочу. Даже тебя. - И, схватив девочку в охапку, она подбросила ее вверх, поймала и звонко чмокнула в губы. Ларен тихонько сказала Кливу:
      - Она очень хорошо управляется с Кири. Я знала, что когда-нибудь ты женишься и что Кири такая перемена не понравится, сильно не понравится. Но, думаю, со временем это у нее пройдет, потому что ты, Клив, сделал великолепный выбор.
      - Ха! Никакого выбора я не делал. Это она выбрала меня - меня, с моим обезображенным лицом и глазами, взятыми словно от двух разных людей.
      - Ох, перестань, - перебила его Ларен, раздраженно тряхнув рукой в широком шерстяном рукаве. - Лицо у тебя и правда необычное, от него веет какой-то опасностью, так что все женщины просто дрожат, когда представляют себе, что ты способен с ними сделать. А что до твоих разных глаз, то имей в виду: если бы сейчас рядом со мной не стоял Меррик, я бы коршуном бросилась на тебя, мой друг, как хотела бы броситься бедняжка Чесса, которая все время смотрит на тебя голодным взглядом.
      - Да, ты бы бросилась мне на шею, и Меррик бы тут же меня убил, - со вздохом сказал Клив. - Так ты, Ларен, считаешь меня опасным, роковым мужчиной?
      - О да, - уверенно изрекла она и, не обращая внимания на Меррика, который, смеясь, дергал ее за руку, добавила:
      - Вполне возможно, что именно твои разные глаза помогут тебе возвратить то, что принадлежит тебе по праву рождения. Подумай: легко ли узнать давно пропавшего ребенка во взрослом мужчине, вернувшемся домой через двадцать лет? Никто не смог бы узнать тебя, Клив, если бы не глаза, таких глаз, как у тебя один голубой, а другой золотистый, - люди не забывают.
      - Она права, - подхватил Меррик. - Но я боюсь, что этот самый Варрик просто-напросто возьмет и воткнет тебе под ребра нож или же опоит тебя ядом. А теперь, дорогая женушка, пошли. Я здорово устал за сегодняшний день, но одна часть моего тела нисколько не утомилась. - И он повел жену к стоящему особняком шатру. Всю дорогу Ларен заливалась веселым смехом, и когда полог шатра закрылся за нею, смех не затих. Чесса схватила Клива за уши:
      - Не слушай других женщин, муж мой, никого, даже Ларен. Как только ей пришло в голову сказать, что она бы бросилась на тебя, не будь рядом Меррика! Право же, если ты начнешь прислушиваться к тому, что могут наговорить тебе такие, как она, то возомнишь о себе невесть что. Ты должен слушать только меня, меня одну, запомнил? Уж я-то никогда тебе не солгу.
      - А что ты мне скажешь, Чесса?
      - Что когда я гляжу на тебя, то мне хочется слиться с тобой навсегда.
      - А что еще?
      - Что я бы набросилась на тебя, даже если бы рядом торчал Меррик. Что касается Кири...
      - Отец, я устала.
      - Да, золотце, сейчас мы пойдем спать, - сказал Клив и испустил глубокий тяжкий вздох. Чесса тоже вздохнула.
      Глава 21
      Озеро Лох-Несс ярко блестело под лучами утреннего солнца. Сегодня было ясно, и туман больше не окутывал сосновые и дубовые леса на окрестных холмах таинственным, непроглядно белым покровом. Лесной край выглядел пустынным, диким и безжалостно суровым. С борта корабля Чесса хорошо различала густой подлесок из орешника и остролиста. Кругом на опушках цвел ярко-лиловый вереск, его заросли покрывали все, даже камни, и доходили до самого берега. Вся эта земля: и леса, и вересковые пустоши - выглядела какой-то покинутой, заброшенной. По небу пролетел золотистый орел, вслед за ним - скопа. Откуда-то доносились крики канюков. Было тепло и тихо, вода в озере была спокойной, и мужчины гребли легко, не борясь ни с ветром, ни с течением. Озеро было большим и даже возле устья реки очень широким. Вода в нем была пресная, но не прозрачно-голубая, как в норвежских фиордах, а темная, и в ней ничего нельзя было разглядеть.
      - Клив, неужели это озеро и впрямь не имеет дна? - опасливо спросила Чесса, вглядываясь в мутную воду.
      - Так говорят.
      - Может быть, нам удастся увидеть это чудовище? Тебе говорили, как оно выглядит?
      - Существует много различных описаний. Самое первое принадлежит святому Колумбе <Святой Колумба (ок. 521 - 597 гг. н.э.) - ирландский священник и миссионер; основывал церкви и монастыри в Ирландии, затем основал монастырь на острове Айона, откуда и началось распространение христианства в Шотландии.>, который проповедовал здесь христианство более трехсот лет назад. Большинство считает, что лохнесское чудовище - это огромная морская змея с длинной тощей шеей и крошечной головой. Еще мне говорили, что на спине у него есть горбы, но количество этих горбов каждый называл разное.
      - А вот и то, что мы ищем, - крикнул Эллер. - Кинлох. - И показал рукой на скалистый холм на западном берегу озера Лох-Несс. На его голой вершине стояла большая деревянная крепость, именно крепость, а не обычная усадьба, со стороны озера совершенно неприступная. Проникнуть в нее можно было бы только с суши, по узкому мысу, лишенному всякой растительности. Вдоль мыса шла широкая, хорошо утоптанная тропа, ведущая прямо к дому, только это был не длинный общий дом наподобие Малверна. Это была крепость. Она стояла особняком - громадное деревянное здание, занимающее всю верхнюю часть мыса.
      Надворные же постройки - низкие бревенчатые строения с крышами из дерна теснились на другом конце мыса, обращенном к берегу.
      Здесь были коровник, овчарня, хлев для коз, а также большая коптильня, баня, уборная и две хижины для рабов. Вокруг простирались ячменные, ржаные и овсяные поля, тянущиеся до подножий холмов, поросших еловым лесом. Вся усадьба: крепость, надворные постройки, поля - была обнесена высоким частоколом из толстых, восьмифутовых сосновых стволов, скрепленных кожаными канатами. Верхний конец каждого столба был острым, как копье.
      - Хорошие укрепления, - одобрил Меррик. - Если бы здешним хозяином был я, то не боялся бы, что мои владения захватят скотты, пикты или бритты. Когда мы были в Инвернессе, я, как и ты, Клив, прислушивался к разговорам. Набеги, вернее теперь уже не военные набеги, а просто небольшие грабительские налеты, здесь обычное дело. Но прежние ожесточенные битвы между викингами, скоттами и пиктами отошли в прошлое еще в минувшем веке, когда Кеннет Макалпин стал королем Шотландии. Он объединил скоттов и пиктов и перенес столицу страны на запад, в город Скоун. Нынешний король Шотландии зовется Константин.
      Не отрывая глаз от мощной деревянной крепости, Клив медленно проговорил:
      - Я помню, что внутри, слева от этих огромных дверей, есть гигантское деревянное изваяние - голова морской змеи на длинной шее. В ней прорезаны глубокие желоба, чтобы подвешивать на цепях котлы для варки пищи. Когда пища готова, одна из женщин просто передвигает голову змеи подальше от очага. Помню, однажды я посмотрел на эту голову и испугался, потому что она выглядела совсем как настоящая. Тогда моя мать засмеялась и сказала, что лохнесское чудовище служит ей и потому никогда не причинит мне зла.
      - Клив, ты говорил, что твоя мать умерла незадолго до того, как тебя чуть не убили. А помнишь ли ты о ней что-нибудь еще?
      - Нет. Единственное, что я помню, - это то, что волосы у нее были рыжие, почти такие же рыжие, как у Ларен, а глаза зеленые, как у тебя, Чесса. И она была небольшого роста.
      - Итак, - сказал Меррик, поглаживая загорелой рукой подбородок, - что же мы предпримем? Не думаю, Клив, что твоему отчиму хотелось бы еще раз увидеть твое лицо. Наверняка он считает, что благополучно отделался от тебя двадцать лет назад. Мы не сможем взять крепость штурмом. Это невозможно. Однако должен быть и какой-то другой способ проникнуть внутрь, и я уверен, что ты его уже знаешь. Что до твоего старшего брата, о котором ты говорил, то его, должно быть, убили тогда же, когда пытались убить тебя.
      - Я знаю, - ответил Клив. - Знаю. А теперь я в одиночку подойду к воротам палисада и скажу, что мне надо встретиться с лордом Варриком по очень важному делу.
      - Ха, ты опять заговорил как дипломат, Клив, - сказала Чесса. - Однако, судя по всему, этот человек, Варрик, не обладает тем здравомыслием, которое отличает герцога Ролло и моего отца. Поэтому даже не надейся, что я позволю тебе войти в Кинлох в одиночку. Я пойду с тобой.
      - Я тоже, отец, - заявила Кири. - А если ты меня не пустишь, я перестану есть.
      - Ларен и Меррик тоже пойдут, - продолжила Чесса. - Когда там увидят сопровождающих тебя женщин и Кири, никому не придет в голову, что мы враги. К тому же, мой дорогой, не забывай, что я принцесса. А Ларен - родная племянница герцога Ролло. Вряд ли твой отчим отважится причинить вред двум таким важным дамам. Я уверена, что он не дурак.
      Кливу все эти рассуждения показались сплошной бессмыслицей. Взглянув на людей Меррика, он увидел, что и они держатся того же мнения, однако, когда он попытался объяснить, что предпочитает идти один, Чесса твердо сказала:
      - Даже не думай об этом. Ты мой муж. Я не пущу тебя туда одного, ни за что не пущу! А если ты пойдешь, то я начну морить себя голодом, как Кири.
      Клив выругался. Спорить было явно бесполезно. Оставив всех воинов на кораблях, маленькая группа двинулась к широким воротам палисада.
      Их окликнул старик, который стоял на мостках, идущих под верхней частью палисада. Клив, уголком глаза заметив ухмылку на лице Чессы, сказал:
      - У меня есть важное сообщение для лорда Варрика. Как видишь, у нас на озере есть два корабля: военный и торговый. Мы оставили там всех наших воинов. Мы не собираемся на вас нападать. Как видите, нас всего-то двое мужчин, две женщины и ребенок. Отведите нас к господину Варрику.
      Старик сплюнул, молча кивнул и отворил ворота. В проеме стояли четверо мужчин, одетые в оленью кожу. Они не походили ни на норвежцев, ни на датчан, ростом были заметно ниже Клива и Меррика и в отличие от большинства викингов у них были темные волосы и темные глаза. Их лица были разрисованы синими узорами, в которых сочетались круги и четырехугольники. Вид у всех четверых был злобный и свирепый.
      Кири обхватила ногу Клива и уткнулась в его бедро.
      - Отец, это чудовища! Они отрежут нам пальцы и зажарят их над огнем.
      Один из мужчин расхохотался, и от этого грубого раскатистого хохота Кири испугалась еще больше.
      - Нет, малышка, мы не чудовища, разве что когда приходится иметь дело с врагами. Пошли, мы отведем вас к Варрику, нашему господину. Вот только вопрос, захочет ли он вас принять.
      Двое мужчин двинулись спереди, двое сзади. Нож Клива по-прежнему висел у его пояса, меч и боевой топор - тоже. Меррик также не расстался со своим оружием. Воины Кинлоха не пытались разоружить своих гостей, ведь оружие было для мужчины своего рода частью одежды.
      Чесса и Ларен также не были безоружны: у той и - другой к бедру был прикреплен нож. Их мужья не ведали о том ни сном ни духом, поскольку и та и другая сочли за лучшее ничего не говорить своим супругам.
      - Мужчины, - убежденно сказала Ларен, вручая Чессе кожаный ремешок, которым нож крепился к ноге, - просто не могут взять в толк, что женщинам необходимо сознание того, что они могут в случае чего защитить своих мужей. Если бы мы им это сказали, они бы только посмеялись. Но Меррик - мой и только мой. Я никому не позволю причинить ему зло. Помню, как-то раз его пырнули ножом в Руане, и он ничего мне не сказал. Я была так зла, что хотела убить его своими руками.
      Чесса была полностью согласна с Ларен. До стоящей на возвышении крепости было шагов сто, и, глядя на нее, Чесса подумала, что Клив был прав. С каждым шагом ей становилось все холоднее, несмотря на то, что солнце ярко светило у нее над головой. Казалось, леденящий холод исходил из самой крепости. Это было очень странно.
      Дойдя до огромной двери крепости, тот из стражей, что заговорил с ними первым, обернулся и сказал:
      - Оставайтесь здесь. И возьмите девочку на руки. Тут есть собаки, они могут сбить ее с ног и поранить.
      Клив взял Кири на руки. Она была явно испугана, но не пожаловалась ни единым словом. Клив был горд за нее.
      Они стояли перед громадной, потемневшей от времени дубовой дверью. Железные засовы на ней выглядели такими старыми, словно им было много веков. Неужели крепость и впрямь такая древняя? Нет, в это трудно поверить. Кто же ее построил? Его отец? Его дед? Клив смотрел на мощную бревенчатую стену и пытался припомнить, как выглядела крепость, когда он был ребенком. Внезапно откуда-то всплыло очень раннее воспоминание: множество людей, входящих в Кинлох, каждый что-то несет, все весело болтают, перекрикиваются, лают собаки, кричат и играют дети. Затем все пропало, осталась только эта крепость, от которой веет холодом и которая кажется такой же древней и незыблемой, как окружающие ее холмы. Теперь здесь не слышно ни криков, ни лая, ни смеха воздух кажется пронизанным какой-то тяжелой, мертвящей тишиной. По дороге Клив видел работающих на полях рабов, но они не разговаривали друг с другом. Видел он также и свободных мужчин: как викингов, так и других, похожих на их четырех провожатых, таких же низкорослых и темноволосых и с такими же синими узорами на лицах. Около двух десятков женщин стирали белье, другие нанизывали на веревки лососей для сушки на зиму. Все были заняты делом и все молчали, будто набрав в рот воды. От этого молчания становилось не по себе. Клив почувствовал, как Кири прижалась к нему и задрожала.
      - Не бойся, золотце, - шепнул он ей на ухо. Дверь наконец отворилась, и появившийся на пороге воин сказал:
      - Господин Варрик примет вас.
      Они вошли в огромный темный зал. Несколько женщин стояли у очага, помешивая большими деревянными половниками в висящем над огнем котле. Возле стены еще две женщины ткали на ткацких станках. Около дюжины мужчин чистили и смазывали оружие. Все они - и женщины, и мужчины - молчали. Через открытые в дальнем конце зала громадные ставни лился поток яркого света. Прорезая окружающий полумрак, слепящие лучи солнца ложились на деревянный помост и стоящего на нем человека в черном. Человек не шевелился - неподвижный черный силуэт в потоке солнечного света, похожий на мрачный призрак, внезапно явившийся, чтобы сеять ужас. Кири тихонько заскулила и уткнулась лицом в шею отца. Вокруг по-прежнему никто не двигался, никто не говорил. Похоже, что никто не решался даже дышать.
      - Подойдите ближе, - сказал человек в черном низким звучным голосом, заполнившим собою каждый уголок зала.
      Клив передал Кири Чессе.
      - Оставайся с Чессой, детка. И ничего не бойся. Это человек просто развлекает нас, как твоя тетя Ларен, только он использует для этого не слова, а свет и тень, белое и черное. Правда, черного у него, на мой вкус, многовато, ну да это ничего.
      Подойдя к высокому человеку, который стоял на помосте, слегка расставив ноги, Клив сказал громко и ясно:
      - Тебе повезло, что нынче нет тумана. Иначе тебе не удалось бы проделать этот трюк с тьмой и светом и сделаться похожим на демона из христианского ада.
      - Да, - проговорил незнакомец в черном. Он по-прежнему стоял неподвижно, глядя на Клива сверху вниз. Лицо Клива, освещенное солнечными лучами, было видно ему отчетливо, сам же он стоял спиной к свету, так что Клив не мог разглядеть его черт. - То, что ты сказал, верно, но есть и другие способы вселять в людей страх, заставлять их падать передо мною на колени и беспрекословно, подчиняться мне. Но скажи мне, пришелец, кто ты?
      - Я Ронин из Кинлоха, но меня уже столько лет все зовут Клином, что я привык к этому имени. Так что я - Клив из Кинлоха.
      В зале послышался глухой шум. Люди ошеломленно смотрели на Клива, некоторые что-то тихо говорили, прикрывая рты ладонями. Его смелые слова явно поразили их, однако никто из мужчин не сдвинулся с места. Да, Варрик хорошо их вымуштровал, ничего не скажешь. Сам Клив не боялся его, он чувствовал к нему только ненависть. Но как вырвать у этого человека, всеми силами старающегося вселить в окружающих страх, свое наследство? Этого Клив еще не знал, но был уверен, что непременно что-нибудь придумает.
      Варрик между тем продолжал разглядывать его, все так же не двигаясь и не говоря ни слова. Внезапно налетевший из-за его спины порыв холодного ветра пронесся по всему залу и раздул широкое черное одеяние, отчего он стал выглядеть еще более устрашающе.
      - Где мои сестры?
      - Они здесь. Ты говоришь, что ты Ронин? Мы уже давно считали тебя мертвым. Ты пропал без вести двадцать лет назад. Трудно себе представить, что такой маленький мальчик и впрямь сумел выжить и превратился во взрослого мужчину. Ты действительно тот, за кого себя выдаешь?
      - Моя мать говорила мне, что я как две капли воды похож на моего отца. Приглядись ко мне повнимательнее, Варрик. Разве ты не видишь сходства между мною и прежним хозяином Кинлоха, чье место ты занял много лет назад?
      Человек в черном ответил по-прежнему холодно и невозмутимо:
      - Нет, ты нисколько не похож на первого мужа твоей матери. Кстати, откуда у тебя на лице этот шрам?
      - Это сделала женщина. Она ударила меня хлыстом, когда я отказался овладеть ею.
      Некоторые из мужчин засмеялись, но тут же оборвали смех и уставились на своего господина.
      - Почему? - спросил он. - Какая разница; одна женщина или другая? Почему ты ей отказал?
      - Рядом с нею стояли три обнаженных молодых раба. Она хотела, чтобы я доставил ей наслаждение ласками, а потом залез на нее и показал тем трем, как это делается. Она сказала, что видела меня с другой девушкой и захотела меня. Я отказался. Она пришла в ярость, схватила хлыст и рассекла мне лицо до крови.
      - Если бы меня изуродовала женщина, я бы ее убил.
      - У меня не было такой возможности. В то время я был рабом. Но тебе ведь это и так известно, господин Варрик, не правда ли? - Клив сделал шаг вперед. И вот еще что. Не думай, что тебе удастся легко избавиться от меня, как ты избавился от малого ребенка, которым я был двадцать лет назад. Не воображай, что я всего лишь кошмарное видение, которое исчезнет через час. Я пришел сюда, чтобы остаться. Здесь мой дом, здесь моя земля. Ответь: где мой брат? Я вижу, что тут его нет. Ты убил его, как пытался убить меня, верно?
      - И что же ты намерен делать, Клив? Уничтожить меня?
      - Я хочу договориться с тобой, Варрик. Имей в виду: я уже не тот беззащитный ребенок, каким был двадцать лет назад. У меня есть могущественные друзья. Это моя жена, Чесса, она дочь ирландского короля Ситрика. Это Меррик, владетель Малверна. Рядом с ним стоит его благородная супруга - племянница нормандского герцога Ролло. Если со мной вдруг опять что-то случится, ты потеряешь все. Эта крепость будет стерта с лица земли. У тебя не останется ничего, Варрик. Ни помоста, стоя на котором ты возвышаешься над другими, ни огромных окон за спиной, из-за которых ты кажешься таким значительным и грозным. Ты больше не сможешь внушать людям трепет. Я говорю тебе все это затем, чтобы ты не поступил опрометчиво.
      Чесса почувствовала на себе пристальный взгляд Варрика.
      - Ты дочь Хормуза, не так ли? - спросил он. - В тебе действительно течет его кровь?
      - Да. Я была еще ребенком, когда он вернул королю Ситрику молодость. Я очень любила его, но он покинул меня, исчезнув в тумане времен, и отдал меня на попечение омоложенного им короля.
      - Хормуз - самый великий чародей из всех, которых я встречал в жизни, сказал Варрик. - Хотел бы я знать, кто-нибудь из вас видел своими глазами, как он совершил это великое колдовство - вернул молодость королю Ситрику?
      - Мой брат, Рорик, владетель Ястребиного острова, был там, когда это произошло, - сказал Меррик. - Все случилось в точности так, как предрек Хормуз. Король Ситрик взял в жены деву, которую выбрал для него Хормуз. Когда на следующее утро он вышел в Клонтарфе к своим воинам и народу, он был уже молодым человеком, красивым и полным жизни. Скаредность, свойственная старому Ситрику, исчезла без следа. Омолодившись, он перестал быть жадным и сделался щедр и благороден.
      - Значит, ты его дочь.
      - Да, и он учил меня своему искусству, - ответила Чесса, слегка вздернув подбородок. - Он показал мне, как готовить различные снадобья и научил меня заклинаниям. Но когда он оставил меня, я была еще мала и не смогла научиться многому.
      - Я не хочу воевать с тобой, господин Варрик, - сказал Клив. - Я хочу только вернуть себе то, что должно принадлежать мне по праву. Я пятнадцать лет был рабом. Тогда я не помнил, кто я такой и откуда. Память вернули мне сны, которые приходили ко мне в последние три года. Теперь я знаю, кто я, и хочу получить свое наследство. Если для достижения этой цели мне придется убить тебя, я сделаю это не колеблясь.
      При этих словах находившиеся в зале мужчины вскочили на ноги, держа оружие наготове. Человек в развевающейся на ветру черной тунике сказал:
      - Тебе нет нужды угрожать мне. Я знаю, что ты сын своего отца. Я это признаю. А теперь посмотри на меня, Ронин из Кинлоха.
      - Я Клив из Кинлоха.
      Варрик молча кивнул, сошел с помоста, и Клив впервые ясно увидел его лицо.
      - О боги, - пробормотал Меррик. - Не может быть!
      - Но ведь ты его отчим, - проговорила Ларен. - Его мать вышла за тебя замуж после смерти его отца. Как же это возможно?
      Клив смотрел в глаза Варрика - один золотистый, другой голубой, - и ему казалось, что он смотрит на свое собственное лицо.
      - Ты мой сын. Двадцать лет я считал тебя погибшим. Но ты вернулся домой.
      Варрик протянул руки и сжал руки Клива выше локтей.
      - Ты мой сын, - повторил он. - Мой.
      - Отец, - громко сказала Кири, - мне это не нравится, Я перестану есть!
      Сзади раздался негромкий женский голос:
      - Она - вылитая ты, Кейман, когда ты была в ее возрасте. Просто одно лицо. Она очень красивая. Добро пожаловать домой, брат.
      Клив обернулся и узнал в говорившей свою старшую сестру. Она была похожа на их отца - высокая, белокурая, светлокожая.
      - Ты Аргана? Моя сестра?
      - Да, Клив.
      Однако он не обнял ее. Она была его сестрой, но только по матери. У него все еще голова шла кругом. Рядом с ним стоял его отец, тот самый человек, который, как он столько лет считал, продал его в рабство и забрал у него все. Человек, который стоял в своих черных одеждах на помосте и вызывал чудовищ во время гроз. В это трудно было поверить. Он чувствовал, что Чесса готова забросать его десятками вопросов, на которые он не знал ответов.
      - Аргана, - повторил он. - Помню, мать сказала мне, что так звали нашу бабушку. Это необычное имя. Значит, я только твой единоутробный брат.
      - Да, но мать-то у нас одна. Так не все ли равно?
      - Все это для меня очень ново. Я не знаю, что и думать.
      - Смотри, это мои сыновья, Клив, - сказала Аргана, указывая ему на трех мальчиков, стоящих у нее за спиной с ножами в руках. Старший из них был уже почти взрослый, младшему же было на вид лет двенадцать. Клив кивнул, каждому из трех. Взглянув в лицо самому младшему, он замер: глаза у мальчика были разные, один золотистый, другой голубой. Значит, его отец приходится отцом и этому подростку? Значит, он женился на сестре Клива?
      Чесса сказала громким и ясным голосом:
      - Я Чесса, а это моя падчерица Кири. Ты сказала, что она вылитая Кейман. А кто такая Кейман?
      - Моя младшая сестра. Кейман, иди сюда. Кейман оказалась самой красивой женщиной, которую Клив видел за всю свою жизнь. Волосы у нее были светлые, кожа белая, глаза - такие ярко-голубые, что, казалось, они освещают окружающий полумрак. Неужели и Кири станет такой же красавицей, когда вырастет?
      - Кейман, - сказал Клив, - я помню, что ты была тощая и вечно ходила со спутанными волосами. Когда меня увезли из Шотландии, тебе было десять лет.
      "Неужели?" - с изумлением подумала Ларен. Кейман выглядела на удивление юной, невинной и вместе с тем очень привлекательной.
      - Да, - произнесла Кейман. - А теперь мне уже почти тридцать лет, братец. Я рада, что ты тогда не умер. Но о тебе столько лет не было ни слуху ни духу...
      Внезапно Варрик сказал, обращаясь к Кири;
      - У меня нет маленьких дочерей. Ты, Кири, моя первая внучка. Иди ко мне.
      И он протянул к ней руки. Кири по своему обыкновению пристально на него посмотрела: на его развевающуюся черную тунику с широкими рукавами, на лицо, которое так походило на лицо ее отца, но было более худым и старым.
      - Значит, ты мой дедушка?
      - Да, я твой дедушка.
      - Л ты разрешишь мне стоять спиной к свету, как стоял ты? Ты разрешишь мне выглядеть как демон? Так, как выглядишь ты?
      - Да, разрешу, - ответил он, и в его голосе и во всем облике было столько холода, что Чесса отшатнулась. - Я разрешу тебе постоять в потоке света, если захочешь.
      Кири медленно подняла руки и протянула их Варрику. В крепости по-прежнему царила полнейшая тишина. Вокруг помоста сгрудилось множество людей: мужчин, женщин, детей, - но никто не произносил ни слова. Три сына Арганы стояли безмолвно и совершенно неподвижно. Чесса видела, как Варрик взял Кири на руки и поднес ее к огромному окну с раскрытыми ставнями. Здесь он повернулся спиной к свету, и сзади на них хлынули резкие солнечные лучи, однако лица обоих остались в тени. Вокруг головы Кири вспыхнул золотой ореол.
      Глава 22
      Когда стемнело, Клив еще раз убедился, насколько опасна его жена. Она, ни слова не говоря, схватила его за руку, рывком затащила в небольшую спальню, которую им отвел Варрик, и, упав на кровать, повалила его на себя. Он и представить себе не мог, что женщина может с таким неистовством набрасываться на мужчину. Он тяжело дышал, а Чесса жадно кусала его в подбородок, целовала в ухо, в щеку и все это время настойчиво стягивала с него одежду.
      - Ну же, Клив, поторопись! Я хочу тебя.
      - Я больше не могу, - проговорил Клив. Глаза его блестели в полумраке. - О боги, я хочу, чтобы ты разделась донага.
      Клив лихорадочно хватался за ее одежды, и Чесса несколько раз шлепнула его по рукам. У нее было не так уж много платьев, и ей вовсе не хотелось, чтобы он в своем нетерпении разорвал то, что было на ней.
      Но потом ей вдруг стало все равно. Он хочет ее, и она даст ему то, что он так хочет.
      - Быстрее, - пробормотала она. Она не понимала, откуда взялось в ней это нетерпение, но оно сжигало ее, и она не могла дождаться, когда он наконец расстегнет все ее броши, стащит с нее верхнюю тунику и платье, развяжет подвязки на чулках. Скорее же, скорее! Он лежал на ней, ясно видя ее лицо в серебристом лунном свете, льющемся из открытых ставен.
      - Чесса, - проговорил он и поцеловал ее в губы, прижимая ее к себе, лаская ее груди. Ее руки крепко, страстно стискивали его спину, жадно притягивали его тело. Потом она вдруг слегка оттолкнула его и изо всех сил дернула вниз его штаны.
      - Быстрее, Клив, - пробормотала она. - Прошу тебя, быстрее!
      Он знал, что ей неведомо любовное наслаждение. У нее не было случая его испытать, ведь в их брачную ночь он повел себя как последняя свинья и не мог вызвать у нее ничего, кроме отвращения. Однако наутро она встала на его защиту и солгала ради него, так что другим мужчинам даже захотелось убить его из зависти к его любовным доблестям. Тогда, в их первую брачную ночь, он не смог обуздать своего нетерпения, а теперь она вела себя точно так же. Он не знал, что делать. Но затем жаркая волна желания захлестнула его так неистово, что он забыл обо всем. Он сдвинул вверх ее одежду, чувствуя под ладонями ее обнаженную кожу, потом его пальцы раздвинули ее бедра и ощутили влажность ее плоти, ее готовность принять его. Он застонал.
      - Раздвинь ноги шире, - проговорил он, не отрываясь от ее губ, и она мгновенно подчинилась, впившись пальцами в его ягодицы.
      - Быстрее, - снова пробормотала она, и он засмеялся, приподнимая ладонями ее бедра, посмотрел вниз на ее прекрасное обнаженное тело и, откинув голову назад, прогнув спину, вошел в нее как мог глубоко.
      Она подалась вперед, стараясь сделать так, чтобы он вошел в нее еще глубже. На сей раз он не причинил ей боли, но почувствовал, что ее сокровенная плоть все еще чересчур тесна и туга. Стало быть, она еще не вполне готова.., так что же ему делать? А между тем она крутилась и извивалась под ним, изгибая спину и повторяя:
      - Быстрее, быстрее!
      Он не хотел торопиться, но она была так хороша, ее лицо с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом дышало такой страстью...
      - Я хочу подарить тебе наслаждение, Чесса, - выдавил он из себя, хотя чувствовал, что его терпение уже на исходе. Ее устье было тугим и тесным, и она двигалась под ним, затягивая его все глубже и глубже. Он попытался выйти из нее хотя бы на мгновение, чтобы немного овладеть собой, но не смог.