Хозяин Соколиного гребня (Том 2)

      - Рагнор ничего со мной не сделает, госпожа. Твой сын сейчас храпит, видя десятый сон. Я напоил его сонным зельем, так же, как ты опоила Чессу.
      Королева пошатнулась, и Керек тут же схватил ее за руку, чтобы не дать ей упасть.
      - Керек, он говорит правду?
      - Да. Я не знаю, где он спрятал Рагнора. Он хочет обменять его на принцессу.
      - Я хочу получить ее сейчас же, - твердо сказал Клив. - Отведи меня к Чессе.
      Королева медленно покачала головой:
      - Я не могу этого сделать. Она должна выйти замуж за Рагнора. В будущем она станет править Данло.
      Клив улыбнулся и, вытащив маленький, остро заточенный нож, схватил Керека и приставил острие к его горлу.
      - Коли так, то я сперва перережу горло Кереку, а потом прикончу Рагнора. Чессу ты, госпожа, можешь оставить себе, вот только не знаю, что ты с ней будешь делать. К тому же она наверняка постарается, чтобы ты горько пожалела о том, что не захотела расстаться с ней. Ну вот, я вижу, что ты уже об этом жалеешь. Полно, госпожа, признай, что ты проиграла.
      Он вонзил кончик ножа в горло Керека и по лезвию скатилась капля крови.
      Турелла подалась вперед:
      - Нет, не убивай его! Скажи, Керек, что же мне делать?
      - Если он убьет меня, Турелла, это ничего не изменит. Но, покончив со мной, он убьет и Рагнора - и тогда у нас не останется ничего. Клив прав. Все кончено. Мы должны придумать другой план.
      Королева хмуро посмотрела на свои руки, на жирную черную грязь, забившуюся под ногти.
      - Придется женить Рагнора на какой-нибудь смазливой дуре. Но тогда мне придется править вечно. Мне нельзя будет умереть.
      - Ты не умрешь, - сказал Керек.
      - Все это очень трогательно, - вмешался Клив, - но не пора ли кончать? Ты будешь меняться, госпожа?
      Королева кивнула:
      - Отпусти Керека.
      Клив отпустил его, потом вытер острие ножа о рукав.
      - Отведи меня к принцессе.
      Королева хотела было возразить, но Керек мягко сжал ее руку.
      - Ты можешь ему верить, - сказал он. - Он освободит Рагнора. Клив всегда держит свое слово, такой уж он человек.
      ***
      Чесса лежала навзничь на кипе мягких мехов в маленькой, тесной кладовой. Сидевшие рядом с ней два стражника тотчас встали, когда в кладовую вошла королева.
      - Оставьте нас, - приказала она.
      Клив опустился на колени подле Чессы и осторожно потряс ее.
      - Ты опоила ее сонным зельем еще вчера. Но она до сих пор лежит в беспамятстве.
      - С ней ничего не случится. Я собиралась дать ей завтра утром другого снадобья. Тогда бы она достаточно опамятовалась, чтобы держаться на ногах и послушно исполнять все мои указания во время брачного обряда.
      Чесса застонала, но не проснулась.
      - Керек, заверни ее в меха. Ты пойдешь со мной. Когда мы погрузимся на корабль, я скажу тебе, где спрятан Рагнор.
      Все было проделано очень быстро. Бросив последний взгляд на королеву, Клив невольно улыбнулся. Она задумчиво постукивала себя пальцами по виску, явно замышляя очередную каверзу. Надо полагать, брачная постель Рагнора недолго останется холодной. Скоро Турелла подыщет какую-нибудь несчастную девушку, которой придется ее согревать.
      Не прошло и часа, как Йоркская гавань осталась позади.
      - У меня уже появился один седой волос, - сказал Клив, обращаясь к бесчувственному телу Чессы, лежащему у него на коленях, - а ведь я знаю тебя еще очень и очень недолго. На что же я буду похож, когда достигну преклонных лет, Рорик?
      Рорик рассмеялся, не переставая грести.
      - Что верно, то верно, - бросил он через плечо. - Я уже немолод. В начале следующего лета мне стукнет тридцать. Но как, позволь узнать, ты разглядел этот седой волос? По-моему, вся твоя шевелюра как была золотистой, так и осталась.
      - Он чувствует, как седеют его волосы, Рорик, - подал голос Хафтер. - Я его хорошо понимаю. Много раз, когда Энтти доводила меня до такой ярости, что я готов был ее задушить, я чувствовал, как седые волосы лезут наружу из кожи на моей бедной голове. Кстати, Клив, принцесса уже проснулась?
      - Нет, и это начинает меня беспокоить. Она бледна, и ее кожа суха. Какого же дурака я свалял, не узнав, какое именно зелье дала ей королева!
      - Намочи тряпку и оботри ей лицо, - посоветовал Гунлейк. - Может, это приведет ее в чувство.
      Клив осторожно провел мокрой тканью по ее сухой коже. Он разгладил ее брови, дотронулся пальцами до кончика носа, потер мокрой тряпицей горло. Ее сомкнутые ресницы были необыкновенно длинными и густыми. Раньше он этого не замечал. Ее губы, прежде такие мягкие и влажные - о, он успел это заметить! потрескались от сухости. Но как могла она настолько измениться всего за один день?
      Когда стемнело, Клив встревожился не на шутку. Чесса по-прежнему лежала неподвижно. Несколько раз он тряс ее, шлепал по щекам, но все было напрасно. Она не просыпалась.
      Гунлейк посоветовал раздеть ее и обтереть мокрой тряпкой, и Клив отнес ее в кормовой шатер, подальше от чужих глаз. Здесь он осторожно опустил ее на сложенные одеяла, потом лег рядом и взял за руку. Рука была очень маленькая, сухая и вялая. Он снял с Чессы всю одежду и начал обтирать ее тело мокрой тряпкой. Но и это не помогло. Она так и не очнулась.
      Когда рассвело, Гунлейк сказал:
      - Зелье королевы подействовало на нее слишком сильно. Надо разбудить ее во что бы то ни стало, потому что если она не придет в себя, то постепенно угаснет у нас на глазах.
      Клив похолодел от страха:
      - Что же нам делать? Гунлейк встал:
      - Пойду, принесу мешок с лекарствами, который Ми-рана всегда дает Рорику в дорогу. Может, там есть какое-нибудь снадобье, которое поможет привести ее в чувство.
      Вскоре Гунлейк вернулся в кормовой шатер с большим кожаным мешком, обшитым изнутри мягким белым полотном. В мешке было множество баночек и флаконов с жидкостями и мазями. Вслед за Гунлейком в шатер вошел Рорик.
      - Здесь нет подходящих средств, - сказал он. - Если б были, я бы вам сразу сказал.
      - Она должна проснуться! - вскричал Клив. - Должна! Она пролежала без сознания уже почти два дня. Если мы ее не разбудим, она умрет от голода.
      - Мы подплывем к берегу и ты прыгнешь за борт, прижимая ее к себе. Возможно, холодная вода приведет ее в чувство. Мирана как-то применила это средство, когда наш маленький сын Ивар был в беспамятстве, и он очнулся.
      Кливу это предложение показалось безумным, но он был готов испробовать все.
      Когда до берега оставалось всего несколько футов, Клив поднял Чессу, крепко прижал ее к себе и прыгнул в воду. Вода была такой холодной, что у него перехватило дыхание.
      Он вынырнул на поверхность, нащупал ногами дно и встал, держа Чессу по шею в воде. Через несколько мгновений она глубоко вздохнула, вздрогнула и, застонав, попыталась отпихнуть его от себя.
      - Ты убиваешь меня! - хрипло закричала она, молотя его кулаками в грудь. Я умираю от холода! Пожалуйста, Клив, не убивай меня! Клянусь, я больше не буду врать, что ношу твоего ребенка.
      Клив, вне себя от радости и облегчения, поднял ее на руках и поцеловал в губы.
      - Мне следовало догадаться, что, очнувшись, ты сразу же заговоришь о моем ребенке. Пойдем, тебе надо поскорее вытереться.
      Чесса посмотрела на корабль, на воинов, которые все как один перегнулись через борт и радостно вопили.
      - Как странно, - проговорила она, стуча зубами. - Ты перестал быть Ислой. Что.., что случилось? Куда подевалась королева?
      Клив в ответ только рассмеялся и передал Чессу Хафтеру, и тот втянул ее на борт.
      - Что случилось? - повторила она. - Где мы находимся?
      Клив вскарабкался на борт, отряхнулся, совсем как Керзог и, ухмыляясь, сказал:
      - Мы спасли тебя. Королева опоила тебя сонным зельем, а я дал сонного зелья Рагнору. Потом мы с ней произвели обмен. Королеве очень не хотелось отдавать тебя, но она понимала, что не сможет править одна, без Рагнора в качестве ширмы. К моему большому сожалению, этот милейший принц так и не проснулся, пока был в моих руках, и я был лишен удовольствия сказать ему, что, влюбившись в Ислу, он тем самым влюбился в меня, свой самый жуткий кошмар, и что мед, который он так жадно лакал, был сварен Уттой. Вот и все, Чесса. Отныне ты в безопасности. А теперь нам обоим надо поскорее вытереться и согреться.
      - Я ужасно хочу есть, Клив. Со вчерашнего вечера я не съела ни крошки.
      - Ты не ела целых два дня! - сказал Рорик, фамильярно хлопая ее по плечу, как он хлопнул бы парня. - Но возможно, тебе, Клив, все-таки не стоит ее кормить, - добавил он. - Сам видишь, она вопит и разговаривает как ни в чем не бывало. Того и гляди попросит тебя сделать ей еще одного ребеночка - на этот раз настоящего. Как ты себя чувствуешь, Чесса?
      - Мне очень холодно. И я упаду от слабости, если вы сейчас же не дадите мне поесть.
      - Пойдем, - сказал Клив. - Кстати, не желаешь ли примерить мои накладные груди? Я взял их с собой. Я хотел отдать их бедняге Барику, но он не принял моего подарка. Думаю, потому, что ему было бы грустно видеть их отдельно от красотки Ислы. Да, мы с Бариком пережили немало интересных моментов.
      ***
      - Отец, лучше бы ты все-таки разрешил мне откладывать палочки. На этот раз мне бы их хватило. Клив поцеловал Кири:
      - Никаких палочек. Как видишь, детка, я выполнил свое обещание. Я привез Чессу.
      - Чесса!
      Кири бросилась в объятия Чессы и крепко обхватила ее за шею.
      Чесса, смеясь, расцеловала девочку.
      - Твой отец, Кири, - великий герой. Все в Йорке решили, что это сам Тор сошел на землю со всеми своими громами и молниями и так перепугал короля и королеву, что они отдали меня ему. А ты, Кири, как я вижу, все это время была молодцом. Я очень рада, что ты не морила себя голодом.
      - Тетя Ларен сказала, что вы оба очень огорчитесь, если я отощаю. Поэтому я старалась есть побольше. Чесса провела ладонью по животику Кири.
      - Клив, - сказала она, смеясь, - боюсь, теперь у нас появился другой повод для беспокойства. Если мы будем часто отлучаться, этот ребенок страшно растолстеет. Вместо того чтобы морить себя голодом, она будет так объедаться, что скоро ей станет трудно ходить.
      Кири залилась смехом, высвободилась из объятий Чессы и, широко улыбнувшись Кливу и Чессе, побежала играть с Аглидой.
      - А я-то думал, что мы для нее значительные персоны, - сказал Клив. - Но теперь вижу: Аглида куда важнее. - Он повернулся к Миране. - Мы с Чессой собираемся пожениться. Я не в силах и дальше ей противиться, иначе у меня все волосы поседеют. Я пошлю гонца с этим известием к герцогу Ролло и к королю Ситрику.
      - Завтра, - прокудахтала старая Альна. - Поженитесь прямо завтра. Наконец-то ты, Клив, сделаешь ей настоящего ребенка, а то до сих пор все были фальшивыми. Ах, господин мой Рорик, какая жалость, что ты не привез с собой капитана Торрика. Такой был красавец!
      Вечером, во время ужина, состоявшего из жареных фазанов, жареного палтуса и восхитительного ржаного хлеба, который испекла Энтти, Клив поведал о своих приключениях в Йорке. Его рассказ о том, как он перевоплотился в Ислу, вызвал восторг и взрывы громового хохота. Все начали просить его еще разок переодеться Ислой, но он наотрез отказался, сказав, что это неподобающее зрелище для его невинной дочери.
      Ларен засыпала его вопросами об обитателях королевского дворца, и Клив с помощью Чессы описал их со всеми подробностями. Они знали, что скоро скальд Ларен сочинит на основе их рассказов свою историю, и в конце ужина Клив попросил ее:
      - Пожалуйста, Ларен, сделай так, чтобы в твоем повествовании я остался мужчиной. Мне страшно подумать, какие шутки мне придется сносить все последующие годы, если ты станешь рассказывать, как Клив из Малверна, для того чтобы спасти попавшую в беду деву, переоделся шлюхой, прицепил большие сиськи и размалевал лицо таким количеством краски, что хватило бы побелить стену.
      Ларен ткнула его в бок кулаком и рассмеялась:
      - Я подумаю над твоей просьбой. Все будет зависеть от того, что скажет о тебе Чесса после нескольких дней брака. Я расспрошу ее, и если она будет тобой довольна.., что ж, тогда я позволю тебе остаться неустрашимым и могучим Тором.
      Клив улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. Милая, милая Ларен, которую он любит как родную сестру!
      - Я буду стараться, Ларен, стараться изо всех сил.
      ***
      На следующий день, перед самым началом брачного обряда, Кири сказала:
      - Отец, а ты уверен, что тебе надо обязательно жениться на Чессе? Она, конечно, очень хорошая, но ведь раньше ты не хотел заводить новую жену. Ты говорил, что у тебя уже была одна жена - моя мама - и другой тебе не надо.
      - Я думаю, из нее выйдет хорошая жена. И потом, Кири, я просто обязан на ней жениться. Кири недоуменно нахмурилась:
      - Почему?
      - Если я этого не сделаю, она начнет считать палочки и в скором времени так отощает, что ветер поднимет ее и унесет с Ястребиного острова. Она не хочет разлучаться со мной и с тобой, Кири, поэтому я должен на ней жениться.
      - Я поговорю с ней, отец, - сказала Кири и побежала туда, где стояла Чесса вместе с тетей Мираной и тетей Ларен.
      - Это ты, моя красавица! - весело воскликнула Чесса. - Посмотри, тебе нравится мое новое платье?
      Кири обошла ее кругом, не говоря ни слова. Чесса вопросительно приподняла одну бровь:
      - Ну, что скажешь?
      - Я не знаю, как мне теперь тебя называть. За Чессу ответила Мирана:
      - Возможно, иногда ты сможешь называть ее мамой.
      - Подумай об этом, Кири, - сказала Чесса. - Мне бы хотелось, чтобы ты называла меня так, но решать тебе. Ну так как, нравится тебе мое оранжевое платье?
      Кири медленно кивнула:
      - Отец сказал, что он должен жениться на тебе, потому что, если он этого не сделает, ты начнешь считать палочки и уморишь себя голодом.
      - Он прав.
      Кири опять кивнула и вприпрыжку умчалась прочь.
      - Ох уж эти дети, - сказала Энтти, качая головой.
      - Мужчины ничуть не лучше, - заметила Ларен. Когда мужчины подошли к женщинам, чтобы встать в круг для свершения брачного обряда, они увидели, что те весело переглядываются и хихикают.
      Глава 17
      Послеполуденное небо сверкало ослепительной голубизной, воздух был напоен ароматами вереска и можжевельника и насыщен солоноватой водяной пылью. Жар солнечных лучей немного смягчали пышные белые облака, стоявшие неподвижно из-за полного безветрия. Тишину нарушал только ритмичный шум волн, разбивающихся о скалы.
      По обычаю, принятому в Малверне, мужчины встали за спиной Клива, а женщины - за спиной Чессы. Дети сгрудились в сторонке, старшим из них было поручено следить за младшими, чтобы те не очень шумели. Собаки присоединились к детям все, кроме Керзога, который улегся перед Чессой и уткнулся носом в ее ноги.
      - Поскольку Сайра замужем за твоим отцом, - сказала старая Альна, обращаясь к Чессе, - тебе не надо беспокоиться, что она явится сюда, чтобы украсть у тебя Клива, как она пыталась украсть Рорика. Да-да, она пыталась увести Рорика у Мираны и чуть не убила мою дорогую деточку. Но я сумела ее спасти. Подумать только - эта мерзавка Сайра стала королевой! Уму непостижимо.
      Рорик прикрикнул на Альну, чтобы она замолчала, после чего торжественно начал:
      - Боги послали нам хорошую погоду - верный знак того, что они благословляют этот брак. Клив из Малверна явился сюда, дабы взять в жены Чессу, дочь Ситрика, короля Ирландии. Слушайте все, как они будут клясться друг другу в верности.
      Клив выступил вперед, взял Чессу за руки и мягко потянул ее за собой к центру круга.
      - Керзог, - сказал он, отпихивая огромную дворнягу в сторону, - оставь мою невесту в покое. Ты сможешь сколько угодно нюхать ее ноги и спать на них, но только после того, как я исполню свой супружеский долг.
      Послышался смех.
      Руки Чессы были холодны как лед.
      - Не бойся, - тихо сказал Клив. - Ты же такая смелая.
      - Я не просто боюсь. Я в ужасе. Я ведь никогда еще не выходила замуж.
      Клив улыбнулся, глядя на нее, и громким голосом, доносящимся до подножия восточных утесов, где с грохотом разбивались набегающие волны, сказал:
      - Я предлагаю этой женщине все, что у меня есть, и все, что у меня когда-либо будет. - Он поднял ее руку. - Наше будущее покрыто мраком неизвестности, но она согласна делить его со мной. Когда я до конца выясню, кто я такой, она по-прежнему будет рядом со мною. Я глубоко чту ее и каждый день буду просить Фрейю ниспослать нам много детей, и чтобы отныне все они были моими.
      По толпе прокатился смех, затем опять воцарилось молчание, когда Чесса стиснула запястье Клива и высоко подняла его руку.
      - Ты, Клив, станешь моим супругом, моим спутником на всю жизнь. Я отдаю тебе всю мою верность и преданность. Я буду защищать тебя, не щадя жизни. Мы вместе завоюем Шотландию. Я люблю твою дочь как родную. Я всем сердцем и всей душой люблю тебя, ее отца. Я полюбила тебя с самого первого мгновения, когда увидела тебя в саду королевы. Ты мой муж отныне и навсегда.
      На скандинавских свадьбах было не принято говорить о любви. Просто жених и невеста клялись друг другу в верности и взаимном уважении. И потому, когда Чесса закончила свою речь, в толпе воцарилось ошеломленное молчание.
      - Значит, ты полюбила меня с первого взгляда? - спросил Клив. Он сказал это тихо, но, поскольку все остальные молчали, его слова достигли слуха каждого.
      - Да, - ответила она. - Я никогда не видела никого красивее тебя. Я видела твою силу и твои золотые волосы. В тот день, в саду, они сверкали под лучами солнца.
      Клив наклонился и поцеловал ее в губы. Толпа разразилась одобрительными криками: кричали и женщины, и мужчины. Клив обнял свою жену и прижал ее лицо к своему плечу.
      ***
      Было уже поздно, но свадебному пиру не было видно конца, только голоса пирующих стали громче и в них появилась хрипотца. То тут то там слышались взрывы смеха.
      - Ты правда будешь верна мне до конца, Чесса? - спросил Клив. - И не покинешь меня до самой смерти?
      - Да, - прошептала она и, встав на цыпочки, поцеловала его в губы. Гости одобрительно загомонили, многие стали выкрикивать советы, которые обычно дают новобрачным. Чесса почувствовала, как муж прикоснулся языком к ее нижней губе и вздрогнула от неожиданности. Он поднял голову и улыбнулся ей.
      Старая Альна крикнула:
      - Влей ей в глотку меда Утты, Клив, тогда она станет податливее!
      Все кругом без устали ели и еще усерднее пили. Черпаки то и дело опускались в бочонки с медом и пивом. Однако Чесса за все время не выпила ни глотка. Она была слишком взволнована. Клив понимал это и глядел на нее с едва заметной загадочной улыбкой, в которой таилось обещание - обещание того, что он уже познал, а она еще нет. Он дразнил ее и делал это очень искусно.
      Рорик, которого начинало тошнить, стоило ему выпить больше одного кубка меда, был так же трезв, как Чесса. Когда время подошло к полуночи, он посмотрел на нее и серьезно сказал:
      - Ты изменила жизнь Клива больше, чем я мог себе представить. Мы с Мерриком беспокоились за него, потому что до сих пор в его жизни не было ничего, кроме унижения, испытаний и горя. Удивительно, что он вообще выжил. То, что он до сих пор способен улыбаться, способен оценить прелесть заката и красоту белых грудей женщины, говорит о том, что он обладает той великой силой, которой наделены только викинги.
      - Я буду защищать его, Рорик, - сказала Чесса. - Клянусь тебе в этом. Я дам ему все, что смогу. Рорик улыбнулся:
      - Ты уже говорила это во время брачного обряда. Женщины были тронуты твоими словами, мужчины же не поверили, за исключением тех из них, которые знают мою жену.
      - Мужчины никогда не верят, но это не важно. Я всегда буду рядом с ним. Я владею ножом так же искусно, как и он.
      - Нет, все же не так, - сказал Клив, поднявшись со своего места и встав у нее за спиной. Он приподнял волосы, закрывавшие ее шею, и прильнул губами к влажной коже. Чесса вздрогнула. Он рассмеялся, уронил ее волосы и начал пропускать их сквозь пальцы.
      - Черные, как у твоей Мираны, Рорик, - проговорил он. - Честное слово, мне повезло. А теперь я хочу увести свою жену в укромное местечко и показать ей, как именно мужчина делает женщине ребенка. И если потом ей снова захочется поговорить о таких вещах, она по крайней мере будет знать, о чем толкует.
      - А вот и не правда, я владею ножом ничем не хуже тебя, - сказал Чесса, вставая.
      Рорик засмеялся и крикнул им вслед:
      - Мы с Мираной отдаем вам нашу спальню, но вам еще рано туда отправляться. Не забудьте - вы должны выслушать шутки гостей. Таков обычай.
      - Мы скоро вернемся, - ответил Клив. - Но сначала я хочу немного проветриться. В отличие от своей жены я изрядно хлебнул меда Утты.
      Он взял ее за руку и вывел за ворота палисада.
      - Но ты же почти не пил, Клив, - сказала Чесса. - Я все время за тобой наблюдала. Ты кивал, улыбался, смеялся над советами, которые тебе давали, но ты едва притронулся к хмельному.
      - Осторожно, здесь очень неровная тропа, - промолвил он, притягивая ее к себе. - Ты права. Я почти не пил, потому что и так был пьян: меня пьянили мысли о том, что я буду делать с тобой этой ночью. Я до сих пор не решил, с чего начать. Наверное, с твоих грудей, а может быть, лучше всего просто поласкать твой живот и дать полную волю пальцам, чтобы они гладили все, что захотят? Ну как, Чесса, ты покраснела от моих слов? Повернись и дай мне посмотреть.
      Он нежно повернул ее лицом к себе и кончиками пальцев приподнял ее подбородок. Потом его пальцы медленно погладили ее плечи, скользнули ниже и обхватили левую грудь.
      - О, как хорошо. Я чувствую, как колотится твое сердце. Да, именно здесь и следует начать.
      Не убирая руки, он наклонился и поцеловал ее в губы. Его пальцы начали ласкать ее грудь.
      - Раскрой губы, Чесса.
      Она раскрыла губы и встала на цыпочки, прижимаясь грудью к его руке. Его язык легко скользил по ее нижней губе.
      - О, Клив, я чувствую себя так странно. Мне хочется прильнуть к тебе еще теснее и еще мне хочется кричать.
      - Делай то, что тебе хочется, - прошептал он. Его язык проник в ее рот, и она задохнулась от изумления.
      - Смотри, не откуси мне язык, - пробормотал он и поцеловал ее в ухо, потом лизнул нежную мочку и наконец слегка куснул ее.
      - Извини, что укусила тебя, но это было так неожиданно. И то, что ты делаешь сейчас, тоже странно. Мне это не нравится. Ты только и делаешь, что удивляешь меня, а я не знаю, как тебе ответить, и просто стою столбом, как невежественная дура.
      Он отстранился от нее и скрестил руки на груди.
      - Смотри, полная луна. Она великолепна, правда? Ее сердце неистово стучало, внизу живота разливалась тупая сладкая боль. Ей хотелось целовать его, касаться его так же, как он касался ее. Ей хотелось сжать зубами мочку его уха.
      - Да, - произнесла она. - Луна светит так ярко, что я вижу двух ржанок, сидящих в гнезде вон под тем можжевеловым кустом.
      Он снова приблизился к ней вплотную, прижал ее тело к своему и сразу же, без предупреждения его ладонь медленно заскользила по ее животу, потом скользнула еще ниже и там остановилась. Она чувствовала обжигающий жар его руки сквозь ткань платья.
      Чесса не двигалась, только взглянула на него широко открытыми глазами.
      - Никто никогда не касался меня.., там, - проговорила она.
      Он слегка пошевелил пальцами, и она вздрогнула.
      - Я так и думал, хотя, с другой стороны, ты уже столько раз была беременна, что трудно предположить, что тебя до сих пор никто не касался. У тебя встревоженный вид, Чесса. Почему? Разве тебе не нравится, когда моя рука прижимается к твоей плоти?
      Она смотрела на него, и все ее чувства ясно выражались на ее подвижном лице.
      - Я не знаю, нравится мне это или нет. Я к этому не привыкла. Но я знаю другое: я люблю тебя, Клив. Если ты еще не полюбил меня, это не важно. Я просто хотела, чтобы ты знал о моих чувствах.
      Он застонал и рывком прижал ее к себе, чтобы она ощутила жар его тела и твердость его возбужденной мужской плоти. Он часто и тяжело дышал, ему хотелось овладеть ею прямо сейчас, прямо здесь, среди кустов можжевельника и вереска, где свила себе гнездо пара ржанок.
      - Чесса, - проговорил он, не отрываясь от ее губ, - я больше не могу терпеть. Не знаю, что со мной происходит, но я не могу ждать. Я собирался действовать не торопясь, но чувствую, что не в силах медлить. Я собирался раззадоривать и ласкать тебя, пока ты не начнешь стонать от нетерпения, но это выше моих сил.
      Чесса с таким пылом прильнула к нему, что он едва не опрокинулся на спину. Он пошатнулся, рассмеялся и опять припал к ее губам. Потом медленно уложил ее на тропинку, и только тут до него дошло, что под ними косогор, что земля очень твердая и что для Чессы это будет в первый раз. Он выругался и сел.
      - Мы не можем здесь остаться. Здесь неудобно. Идем, Чесса. И, пожалуйста, поторопись.
      Он схватил ее за руку и потащил за собой, не глядя по сторонам. Все их друзья по-прежнему пировали под открытым небом между домом и палисадом, однако, когда Клив протащил Чессу мимо них и втянул ее за собой в дом, они прервали трапезу. Вдогонку новобрачным раздались взрывы хохота. Старая Альна крикнула:
      - Пусти в ход язык, Клив. Женщине нравится мужской язык.
      - Ха! - сказал Хафтер. - Ты, Альна, так стара, что наверняка давно забыла, что это такое - мужской язык.
      - Альна, не обращай на него внимания. Вот, выпей меду, - вмешалась Утта и довольно хихикнула, когда Хокон погладил ее по заду.
      Керзог залаял и бросился было вслед за Кливом и Чессой, однако, вбежав в дом, тут же остановился, вскинул свою большую голову, потом повернулся и ринулся обратно, туда, где люди ели, смеялись и кричали.
      - Наконец-то, - задыхаясь, проговорил Клив; грудь его вздымалась. Он быстро отдернул в сторону медвежью шкуру, которая закрывала вход в спальню Рорика и Мираны, и с облегчением увидел, что они не потушили фитиль, плавающий в плошке с маслом. Свет в спальне был мягким, неясным, воздух - теплым и ласкающим, и рядом с ним была его жена. Она принадлежала ему по праву.
      Он поднял ее на руки и уложил на кровать, но тут же спохватился и опять поставил ее на ноги.
      - Твое платье, - пробормотал он и вместо того, чтобы расстегнуть драгоценные броши, скреплявшие платье у нее на плечах, едва не оторвал их.
      Внезапно Чесса рассмеялась:
      - Дай мне раздеться самой, Клив, иначе завтра утром мне придется просить у кого-то из женщин новое платье.
      Он отступил на шаг и сорвал с себя одежду. Когда Чесса, все еще в своей длинной полотняной сорочке, подняла на него взгляд, он стоял перед ней совершенно обнаженный и пожирал ее глазами. Он тяжело дышал. Он не мог взять в толк, отчего его вдруг захлестнуло такое неукротимое, всесокрушающее желание, но ничего не мог с ним поделать. Он хотел свою жену и возьмет ее сей же час, как только она ляжет на спину;
      - О-о, - проговорила Чесса и судорожно сглотнула. - О-о, - проговорила она опять. Теперь она видела каждый дюйм его тела, от золотистых завитков на груди до плоского живота и еще ниже - до золотистых зарослей в паху. Она еще раз сглотнула. - О-о.
      - Чесса, прошу тебя, не медли. И не бойся! Я вмещусь в тебя легко, я тебе обещаю, что вмещусь и что тебе это понравится. Я клянусь тебе, что так и будет. Но поторопись же, поторопись. О боги, я не понимаю, что со мной происходит. Прощу тебя, быстрее!
      Когда полотняная сорочка упала к ее ногам, он посмотрел на нее и застонал:
      - Я хотел медленно подготовить тебя к этому. Я раззадоривал тебя весь вечер, но, похоже, больше всего я раззадоривал сам себя, и вот что из этого вышло. Сейчас, Чесса, я должен взять тебя прямо сейчас.
      Он поднял ее и припал лицом к ее грудям; когда его губы сжали ее сосок, спина ее выгнулась и тело напряглось, как тетива лука. Еще мгновение - и она оказалась на спине, а он - между ее ног. Он тяжело дышал, его руки лихорадочно шарили по ее телу. Казалось, он не знает, с чего начать, что именно сделать сначала, а что - потом. Он ругнулся, рывком приподнял ее бедра и приник губами к сокровенной плоти, которой никто до него не касался.
      Она замерла, потом передернулась, она была так изумлена, что не знала, что делать. Клив поднял голову. Его губы влажно блестели - это была влага, выступившая в том месте, которое он целовал. Лицо его было перекошено, словно от боли. Он раздвинул ее колени еще шире, посмотрел на ее розовую плоть и опять застонал.
      - Я не могу ждать, - проговорил он, и она снова подумала, что он, должно быть, испытывает боль: его зубы были судорожно стиснуты, глаза закрыты, голова откинута назад.
      Она не знала, что ей думать, что делать. В следующее мгновение он уже входил в нее. Она по-прежнему не могла понять, что с ним происходит и чего он от нее хочет. Полагается ли и ей как-то двигаться, и если да, то как? И что она должна при этом чувствовать? Сейчас она больше ничего не чувствовала. Странная сладкая боль внизу живота исчезла. Но не все ли равно, что ощущает ее тело? Ведь она любит его, и это останется неизменным, что бы он ни делал. К тому же ей было любопытно узнать, что же будет дальше, однако она не могла забыть, что его.., меч чересчур велик для ее ножен.
      Она вдруг почувствовала боль, попыталась отпихнуть его, упершись ладонями в его грудь:
      - Клив, пожалуйста, остановись на минутку. Только на минуту, пожалуйста!
      - Я не могу, Чесса, не могу. Попытайся расслабиться и впустить меня. О боги, ты такая тесная, но я должен.., должен войти в тебя глубже. Я не могу ждать, Чесса, поэтому прошу тебя, не противься, впусти меня.
      - Хорошо.
      Она ощущала хватку его рук, сомкнувшихся на ее бедрах и чувствовала, как он медленно протискивается внутрь ее лона. Боль нарастала, и ей это совсем не нравилось. Этот акт, акт совокупления, дарил женщине ребенка, и это было хорошо, но где же то наслаждение от плотской любви, о котором она не раз слышала?