Глава 14

Брэнди спешила к конюшне. Она только что повоевала с Фионой, которая предпочитала сну верховую езду. Любовь к лошадям перешла к ней от матери. Брэнди еле дышала из-за блузки, едва сходящейся на груди.

Чем ближе девушка подходила к конюшне, тем больше в ней росла уверенность, что не стоило убеждать Яна, будто она обожает кататься, а тем более просить его о верховой прогулке. Она ни капли не сомневалась, что Ян — великолепный наездник, кроме того, благородный и внимательный кавалер.

Шансов не свалиться с лошади и не разбить себе голову у нее было мало, но все-таки в душе Брэнди надеялась, что Ян невысокого мнения о ее навыках наездницы. Она поедет на старой Марте, которая всю жизнь провела в конюшне. Пускай эта кляча идет куда хочет и с какой хочет скоростью.

Девушка посмотрела на конюшню глазами Яна. Помещение не мыли уже несколько недель, пока кто-то не накричал на коротышку Алби и тот, наконец, не сделал все что нужно. Неокрашенные, полусгнившие доски болтались туда-сюда от каждого дуновения ветерка. Крыша протекала.

— А, вот и Брэнди. Надо признаться, я уже начал терять надежду, — сказал Ян и посмотрел на ее разгоряченное лицо. Наверное, она бежала от самого замка. — Вы хорошо выглядите. Зеленый цвет вам очень к лицу.

«Да, — думал герцог, — то, что она перестала носить свои старые платья и накидку, — несомненно, хороший признак». Надо сказать, и прическа Брэнди была уже совсем не девичьей. Она собрала косы на макушке и надела шляпку с пером.

Брэнди с трудом дышала, боясь, что вот-вот пуговицы на блузке расстегнутся.

— Спасибо, Ян, — ответила она, посмотрев на лошадей, — вы тоже хорошо выглядите.

Он действительно был хорош в костюме из кожи и высоких, почти до колен, сапогах. Кажется, это ботфорты.

— И вам спасибо. Что, рвешься в бой, Кантор? Ну ладно. Он один из моих любимцев. Его отцом был Мадрас из Кенсингтона. Сегодня эта лошадь ваша. Я осмотрел ту кобылку, что стояла в конюшне. Жалкое зрелище. Она, видимо, решила, что я шучу, когда попытался вывести ее. Я понял, сколько ни корми ее морковкой, лошадка не сдвинется с места. Итак, Брэнди, я даю вам Кантора. Он подойдет, если вы неплохо управляетесь с лошадьми. Жеребец немного вспыльчивый, но все-таки джентльмен. Даже если седок никуда не годен, он ведет себя нормально. В голове Брэнди, словно мухи, зароились мысли. У Кантора были сумасшедшие, дикие глаза и он готов был убить ее, и не только за то, что она хвасталась, но и за то, что солгала. Придется заплатить за это, и в своей смерти нужно будет винить только саму себя. Несмотря на то, что сейчас жеребец стоял смирно, чувствуя сильные руки герцога, Брэнди знала: стоит только ослабить уздечку, и он сорвется с места.

— Похоже, у Кантора плохое настроение, он какой-то буйный. Я очень давно не ездила на такой великолепной лошади, наверное, даже вообще ни разу. Может быть, лучше дать старой Марте еще морковки. Она без ума от морковок и, конечно же, выйдет из стойла ради еще одной.

— Нет, Кантор совсем не буйный. Он неспокойно ведет себя в галопе, как и мой жеребец Геркулес. Но Кантор — джентльмен. Я оседлал его женским седлом.

Девушка колебалась.

— Вы что, сомневаетесь, хорошо ли я его оседлал? Ладно, давайте я помогу вам забраться.

Брэнди снова сглотнула и кивнула головой. «Так, девочка моя, — сказала она себе, — в следующий раз не будешь хвастать, если доживешь». Ян помог Брэнди сесть в седло. Кантор дернулся, но не сошел с места. Однако для Брэнди этого было уже достаточно. Нет, надо держаться. Кантор успокоился.

— Будь повежливей, Кантор. У тебя на спине очень талантливая молодая леди. Покажи себя с лучшей стороны.

Герцог потрепал коня по холке, вручил Брэнди уздечку и повернулся к Геркулесу.

«Господи, защити глупую девчонку», — взмолилась Брэнди. А вслух сказала:

— Пожалуйста, Кантор, не роняй меня в лужу, а если уронишь на траву, то не наступи, пожалуйста. Я обещаю тебе дюжину морковок, если ты поможешь мне сегодня не ударить в грязь лицом.

Ян подвел Геркулеса поближе к ней.

— Куда бы вы хотели поехать, Брэнди?

Неожиданно ее осенило.

— Лучше, если вы будете выбирать путь, а я поеду следом. Я уже все здесь объездила и хочу освоить новый маршрут.

— Как хотите. Поедем потише, но потом я обещаю вам встряску. Когда мы с Бертраном ездили к крестьянам, я заприметил неподалеку отличную полянку.

Ян улыбнулся, и Брэнди залюбовалась им. Ей всегда нравилась его улыбка.

Герцог пустил Геркулеса с места в легкий галоп, а затем перешел на шаг. А Кантор, не почувствовав силы в руках седока, зафыркал, замотал головой, чуть не выдирая поводья из рук девушки. Она схватилась за луку седла, думая только об одном: не упасть. Лошадь стала казаться ей величиной с двухэтажный дом. Ян был впереди, и ей очень хотелось, чтобы он там и оставался.

Брэнди с трудом пыталась улыбнуться. Ян придержал Геркулеса и подождал, пока она подъедет к нему.

— Этот лес вокруг Пендерлига напоминает мне мои владения в Кармайкл-Холле в Суффолке. Я думаю, вам понравится. Там столько птиц, что вы даже представить себе не можете. Есть, правда, один большой недостаток: у нас нет моря на заднем дворе, и вообще поблизости.

Она пробормотала что-то невнятное о том, как это здорово, но все ее внимание было обращено на Кантора, на то, как он вытанцовывает под ней. «Что там Ян говорил про лес? Ты дикий, совершенно дикий, из лесу вышел». По крайней мере, она узнала, что он любит, прежде чем умереть.

— Нет, — продолжал герцог, оглядываясь и вдыхая свежий утренний воздух, — нет ничего величественнее моря, но то озерко посреди нашего леса, оно словно из драгоценного камня.

Глаза Кантора заблестели.

— Мне бы очень хотелось посмотреть на него, — сказала Брэнди, глазея на уши Кантора, пришитые к его огромной голове. «Почему? Почему Кантор так волнуется?» Она не просила его об этом.

— Вы любите плавать, Брэнди?

Это отвлекло ее внимание, и она расплылась в улыбке.

— Конечно, Ян, готова поспорить, что вы не одолеете меня. На море живут хорошие пловцы. Последний раз я опередила Бертрана. Он, бедный, еле дышал и наглотался воды. Я даже подумала, что придется спасать его.

Ян оглянулся на секунду, чтобы увидеть девушку. Она победила Бертрана, мужчину?

— Вы смеетесь надо мной? Я вижу, вы не верите. Но посмотрим, как вы запоете, когда нам представится случай посоревноваться. Вы увидите, я очень сильная. Не хмурьте брови.

Он улыбнулся.

— Бертран назвал вас русалкой, но я никогда бы не подумал, что он имел в виду ваше умение плавать.

— Нет, это потому, что я все время в морской воде и от меня пахнет солью. Ему нравится дразнить меня, он всю жизнь этим занимается. Но вы знаете, — добавила она, вздернув подбородок, — думаю, Берти отдал бы предпочтение Конни.

— Ага, значит, вы знаете, откуда ветер дует, — что Бертран неравнодушен к вашей сестре. За время поездки он успел утомить меня рассказами о ней. Я почти все время ходил сонный, оттого что приходилось выслушивать, какие у нее прекрасные волосы, потрясающие глаза, прямой носик. Господи, он готов был говорить о ней не переставая. Плохо только, что Констанция к нему не благосклонна. Но она молода, может быть, со временем…

— Вы ошибаетесь, ваша светлость. Вряд ли время что-то изменит. Вы же знаете и про Перси, черт бы побрал его похотливые глазки.

Герцог рассмеялся.

— О Господи, опять я забыла, что нельзя ворчать в приличной компании.

— Меня трудно назвать приличной компанией. Ладно, черт с ним, Перси. И вы правы, не очень хорошо с моей стороны. Вы поставили меня на место.

Она вздохнула.

— Если бы только Конни могла увидеть настоящее лицо Перси, хвастливого, похотливого негодяя. Господи, мне жалко его возлюбленную.

— Возможно, — тихо сказал герцог, глядя на нее, — возможно, он со временем получит имя Робертсонов и свою возлюбленную и успокоится.

— Это не важно, абсолютно не важно. Бабушка лишь подзадоривает его своими требованиями держаться от меня подальше. Я бы очень хотела от него избавиться. Странно, что он вернулся сегодня. Перси сказал вам, почему вернулся в Пендерлиг?

Герцог покачал головой.

— Я бы не стал о нем беспокоиться. Пока я здесь, он будет соблюдать субординацию. Помните, Перси не такой, как леди Аделла. Он любит приносить людям беспокойство, любит шутить и насмехаться. Я думаю, таким образом, он защищается от окружающего мира, ведь быть незаконнорожденным не так уж и почетно, мягко говоря. Мне кажется, Перси узнал, что мы с Бертраном в Эдинбурге, и решил вернуться. Но кто знает? Честно говоря, меня сейчас это не волнует.

С этими словами он подхватил Брэнди, которая чуть не упала с лошади. Как она могла забыть, что смерть так близко. Увлеклась разговорами о Перси и плавании. Дура, круглая дура.

Неожиданно Ян приободрился.

— Ага, вот мы и приехали, госпожа Совершенство. Поляна. Вы ведь горите желанием положить меня на обе лопатки? Давайте проведем соревнование. Сначала на земле, а потом, если пожелаете, на море.

— Мужчины болтливы. Когда я одержу победу, вы скажете: «Леди Аделла, мне очень жаль, но меня обставила женщина». А бабушка будет смеяться над вами, хлопать по коленкам и так вас затюкает, что вы спрячетесь в свою спальню и не будете вылезать оттуда по меньшей мере неделю.

— Вы так думаете? По-моему, мы оба задиры. Что касается нашего соревнования, то Кантор бегает не хуже Геркулеса, поэтому форы вам не будет. Кто последний доскачет до деревьев — тот проиграл желание.

Брэнди посмотрела на раскинувшуюся перед ней поляну и почувствовала себя полной дурой, кроме того, уже одной ногой стоящей в могиле. Поляна показалась ей длиной в пять миль. Девушка уже открыла было рот, чтобы признаться, что совсем не умеет ездить верхом, но слова застряли в горле. Она посмотрела на герцога — тот улыбался и ждал — и кивнула головой.

— Не надо мне никакой форы. Я выиграю, ваша светлость. Желание, говорите?

С этими словами она ударила поводьями Кантора и услышала, как герцог засмеялся.

В тот самый момент Брэнди забыла о страхе, и Кантор понесся через поляну. Она почувствовала, что с нее слетела шляпа. Девушка прижалась к шее жеребца и, оглянувшись, увидела, как герцог подобрался к ней совсем близко, и начисто потеряла чувство опасности. Она сжала коленями бока Кантора, мысленно желая, чтобы он несся быстрее ветра.

Деревья приближались. Брэнди думала о том, что если не убьет себя, то по крайней мере одну из лошадей Яна определенно. Надо было что-то предпринять. Словно дьявол вселился в эту лошадь. Девушка услышала смех Яна, когда тот обгонял ее, и увидела, как он первым доехал до деревьев и круто развернул коня навстречу ей.

Брэнди мысленно приказала своей шляпе искать нового хозяина и изо всех сил натянула поводья. Но Кантор даже не поморщился и продолжал бежать с той же скоростью, если не быстрее. Она попыталась еще раз, а затем закрыла глаза и отдалась в руки Господа. А Кантор со всех ног несся к Яну.

Глава 15

Брэнди услышала смех. «Наверное, это последний звук, который я слышу в своей жизни», — подумала она.

Кантор припал на передние ноги. Брэнди бросила поводья и изо всех сил вцепилась в луку седла. Все случилось за какую-то секунду. Кантор остановился, девушка все еще была в седле, а удивленный Ян держал в руках поводья.

Она так старалась удержаться в седле, что с трудом услышала голос герцога:

— Что это, Брэнди? Вы хотели смести меня и таким образом победить? Должно быть, именно так вы поступили с бедным Бертраном. Я испугался до чертиков. А вы, похоже, и глазом не моргнули.

Она закричала:

— Кантор — хорошая лошадь, Ян. А вы наездник не ахти какой. Я хочу еще раз посоревноваться с вами. Нет, не сегодня, но, может быть, завтра или на следующий год, а может, никогда.

Он рассмеялся, не расслышав ее последних слов.

— Вы не умеете проигрывать, Брэнди. Вы же знаете, что я лучше вас езжу на лошади. Смиритесь с этим. Но вы упрямая девушка, не так ли? Хорошо, мы устроим еще одно соревнование, скажите только когда.

«Когда свиньи полетят», — подумала Брэнди.

— На следующей неделе, — произнесла она вслух, — в среду.

— В среду так в среду. Теперь поговорим о моем желании.

Желание. Она совсем забыла о нем. И готова была сделать все, что он захочет, лишь бы только Ян забыл о соревновании, намеченном на следующую среду.

Брэнди высвободила ноги и спрыгнула на землю. О, милая земля, такая большая, такая неподвижная. Она не несется сломя голову и не фыркает.

— Так что же вы хотите, Ян, — спросила Брэнди.

Он уже спешился и привязывал лошадей к ближайшему дереву.

— Что я хочу? — Ян улыбнулся и шагнул к ней. Она посмотрела на него снизу вверх, на его красивый рот.

— Брэнди, — сказал он.

Девушка, приоткрыв ротик, сделала к нему шаг навстречу.

Герцог вытянулся по стойке смирно. Но времени сопротивляться уже не было. Брэнди поднялась на цыпочки, обняла Яна за шею, тесно прижавшись к нему. Она не понимала, что делает, и ей было наплевать на это. Потом Брэнди поцеловала его, стараясь передать все тепло своего сердца, и, почувствовав мужскую силу, теплые губы Яна, тихонько вздохнула. Она хотела, чтобы это мгновение никогда не кончалось, и готова была всю жизнь простоять на цыпочках ради столь сладостного поцелуя.

Ян почти потерял контроль над собой. Это случилось с ним впервые. Нет, он не ответит на ее поцелуй. Она невинна и не понимает, что творит. И Ян не раскрыл своих губ ей навстречу, хотя желал этого больше, чем даже мог себе представить. Он хотел поцеловать Брэнди, прижать к себе, чтобы его руки скользили по ее спине вниз, поднять ее и пальцами почувствовать… Нет, он не имеет права, не сделает этого. Ян ощутил необычайное возбуждение. Нет, нельзя. Это было слишком тяжело, но он взял ее руки и ласково снял со своей шеи.

— Нет, Брэнди, мы не можем, нельзя нам этого делать.

Она отпрянула от него, удивляясь тому, что еще может ходить, а затем упала на траву. Брэнди страстно желала, чтобы он ласкал ее, целовал.

— Ваше желание, Ян, — взволнованно сказала она.

Девушка была чертовски естественна и так невинна. Герцогу приходилось защищаться.

— Я вовсе не желал этого, — вымолвил он и почувствовал себя полным болваном.

— Да, но это то, что я захотела вам подарить, кроме того, я все равно лучший наездник и обязательно обыграю вас в среду.

Да, прямо в лоб. Он захотел обнять ее и поцеловать, прежде чем они поймут, что не нужны друг другу. А если не остановиться сейчас? А если дать волю чувству… и узнать эту прекрасную девушку.

Ян застонал и запустил пятерню в волосы. Необходимо остановиться. Выбора нет.

— Брэнди, послушайте меня. Черт побери. Я ваш опекун. У меня есть другая женщина. Кроме того, вы — невинное дитя, нет — невинная девушка, нет — женщина, и с моей стороны было бы большим свинством… Вы меня понимаете?

— Дитя? Девушка? Да и ваше «женщина» звучит оскорбительно. Черт бы вас побрал, ваша чертова светлость. Я женщина, мне уже почти девятнадцать. Вы называете меня ребенком, девочкой, а значит, считаете, что я не более чем… а, ладно, что там говорить.

Он подошел ближе и посмотрел на нее. Брэнди разозлилась, и что бы он ни сказал, все обернулось бы против него.

— Я прекрасно знала, что делала, и не позволю вам просто так избавиться от меня, объяснив это тем, что я, видите ли, ребенок. Черт бы побрал ту женщину. Я не поеду в Лондон и не буду жить с ней под одной крышей, вам ясно? И не потерплю, чтобы она целовала и ласкала вас в моем присутствии, а потом поворачивалась ко мне и смотрела как на грязь под своими ногами. А она именно так и сделает, вы же знаете. Ваша невеста хорошая женщина, не так ли? Очень вам подходит, знает свое место, правда? И она будет ненавидеть меня, но не так сильно, как я ее. Я не знакома с ней, но уже ненавижу ее. Я не поеду ни за что, и вы не сумеете меня заставить, скорее отдамся Перси!

Девушка, забыв об опасности, подбежала к Кантору, отвязала уздечку и попыталась забраться в седло.

— Брэнди, подождите, я хочу поговорить с вами, объяснить вам…

— Нет, идите к черту, ваша светлость, — закричала она и пятками ударила в бока Кантора.

Жеребец знал, что ездок у него на спине никудышный, с собой-то справиться не может, не говоря уж о лошади, и поэтому, гордо вскинув голову, понесся обратно через поляну.

Ян секунду смотрел вслед, борясь с собственным гневом. Черт бы ее побрал, не дала ему даже слово сказать. Господи, как все было просто до тех пор, пока он не приехал в Шотландию и не встретил ее. Прежде чем понял, какие у нее красивые волосы, прежде чем осознал, что ему нравится быть с ней рядом, видеть мир ее глазами… Проклятье.

Он вскочил на Геркулеса и понесся за ней. Они поравнялись, когда Кантор выбирался через кусты на основную дорогу. Герцог наклонился, чтобы взять поводья из рук Брэнди, но она сопротивлялась. Кантор, почувствовав руку хозяина, уперся передними ногами и так сильно замотал головой, что поводья выскочили из рук девушки. Ян их тут же подхватил.

— Ты, чертова скотина.

Она попыталась отобрать у Яна поводья, но он не позволил ей этого сделать. Затем они молча посмотрели друг на друга. Брэнди, гнев которой успел поутихнуть, мечтала, чтобы Ян простил ее. Они продолжали глядеть друг на друга. А Ян представил себе ее волосы, рассыпавшиеся на подушке, и себя, склонившегося над девушкой…

Наконец он произнес, тщательно подбирая слова, которые были хуже самой страшной ругани.

— Теперь, если вы не против, я бы хотел продолжить нашу прогулку. Только не надо нестись так, будто за вами гонится дьявол. И последнее, я хочу, чтобы ваша семья не знала о том, что произошло.

Она уставилась на герцога, пораженная его спокойствием и размеренной речью, а затем просто кивнула, даже не пытаясь говорить. Ян отдал ей поводья, и они поехали дальше по дороге, удаляясь от замка.

Ян проклинал себя за то, что разговаривал с ней как надменный английский болван.

Он решил поехать по самой оживленной дороге, держась подальше от моря. Небо потемнело, и герцог начал беспокоиться, но продолжал двигаться вперед, повторяя себе, что плевать он хотел на то, как девушка восприняла его слова.

Вскоре они свернули на обочину.

— Может быть, вам лучше спешиться, Брэнди? — спросил герцог и стал слезать с коня. Но не успел он еще коснуться ногами земли, как небо стало совсем темным, сверкнула молния, а за ней последовал оглушительный удар грома.

Кантор захрапел, заржал, начал вертеть головой, ослепленный вспышкой молнии, и, вырвав поводья из рук девушки, бросился бежать. Брэнди сделала инстинктивное движение, пытаясь схватить поводья, но они уже были вне досягаемости.

— Ян, помогите мне. Я не могу остановить его. Поводья, никак не достану их.

Она почувствовала, как ее захлестывает страх. Брэнди была готова умереть от собственной глупости, но не от подобной случайности. Каждую секунду девушка могла оказаться под копытами Кантора.

Затем раздался еще более оглушительный удар грома, яркая вспышка молнии осветила небо, и девушка уловила запах горящего дерева. Кантор ускорил свой бег и понесся сквозь подлесок все быстрее и быстрее. На секунду у Брэнди мелькнула надежда, когда сзади послышался топот копыт Геркулеса. Она попыталась прикинуть, за какое время Ян догонит ее, и тут повод, намотавшись на одно из копыт Кантора, заставил его остановиться.

Ян почти уже дотянулся до нее, но Кантор упал на одно колено, и Брэнди полетела через голову лошади. Ее имя застыло у него на губах, когда он увидел, что она угодила головой в заросли плюща.

Герцог остановил Геркулеса и спешился. Его первым желанием было поднять Брэнди на руки, обнять, но вместо этого Ян опустился перед ней на колени и двумя пальцами нащупал пульс. Он был немного учащенным. Потом Ян тщательно и осторожно ощупал руки и ноги девушки, определяя, нет ли переломов, но ничего не обнаружил.

«Черт, она могла умереть, хотя видимых телесных повреждений нет», — подумал он.

Никогда в жизни Ян еще не был так напуган.

— Брэнди, — позвал он негромко, наклонясь к самому ее лицу. — Брэнди, — повторил Ян и похлопал ее немного по щекам, но она не отвечала.

Герцог поднялся, не понимая, что надо делать. С небес на лицо Брэнди медленно упали две большие капли.

— Ладно, черт побери, — еле промямлил он.

Надо было найти укрытие или что-нибудь в этом роде. Он секунду еще смотрел на ее спокойное, умиротворенное лицо, а затем поднялся и пошел в лес. Вскоре он вышел к хижине. Он принесет Брэнди туда и пошлет одного из хозяйских детей в Пендерлиг за помощью.

Дождь падал с неба большими серыми каплями. Герцог поднял девушку и положил ее на спину Геркулеса.

Придерживая Брэнди и ведя следом Кантора, Ян двинулся к хижине.

Когда он подъехал ближе, то увидел, что она давно заброшена. Соломенная крыша почти осыпалась, стены старые и обшарпанные. Перед хижиной возвышался навес, который, как показалось герцогу, должен был послужить неплохим укрытием для лошадей.

Он спешился и аккуратно поднял девушку на руки. Открыв пинком широкую дверь, шагнул внутрь, молясь, чтобы на него не рухнул потолок.

Когда глаза попривыкли к темноте, герцог разглядел, что здесь только одна комната, пол которой покрыт гнилыми досками. Ян подошел к камину и, подстелив свой жакет, положил Брэнди на пол.

Раздался еще один удар грома, и Кантор заржал, однако не сумел вырваться. Ян нашел в углу несколько кусочков торфа и поблагодарил Бога за то, что здесь нашлось хоть что-нибудь полезное.

Торф хорош тем, что легко загорается, и хотя густой дым заполнил комнату, все-таки это лучше, чем ничего. Герцог вынул платок и вытер лицо Брэнди. Ян посмотрел на ее прямой подбородок, носик и на густые, яркие брови прямо над опущенными ресницами. Господи, каким беспомощным он себя почувствовал. Таким же беспомощным, как тогда, когда умирала Марианна. Под покровом ночи приехав в охваченный революцией Париж, он уже знал, что поздно. Знал это как свои пять пальцев.

Ян понял, что надо торопиться, нельзя дважды так грубо ошибиться.

Глава 16

— Черт возьми, Брэнди, очнитесь же! — закричал он.

— Не нужно кричать на меня, Ян, — прошептала девушка, пытаясь открыть глаза. Герцог услышал, как она вздохнула, увидел, как скривились ее губы в болезненную улыбку.

Брэнди хотела показать ему, что с ней все в порядке, наверное, не меньше, чем он желал, чтобы она очнулась. Герцог попросил:

— Не разговаривайте, если это причиняет вам боль. Вам больно говорить, не так ли? Нет, ну тогда хорошо, отдыхайте. Расскажете мне все потом, если захотите.

Брэнди проглотила комок в горле. Ее тошнило, но она не допускала мысли, чтобы это произошло при герцоге. Девушка попыталась поднять руку.

— Ради Бога, Брэнди, лежите спокойно.

— Я ударилась головой, так больно.

— Да, представляю себе. У вас сейчас голова, наверное, раскалывается на мелкие кусочки.

Брэнди тихонько закричала и отвернулась. Ее тошнило, она хотела умереть, но только так, чтобы он этого не видел.

— Не понимаю, зачем вы так туго затягиваете косы. Мало того, что вы становитесь похожи на маленькую девочку, это же, наверное, еще и чертовски неприятно.

— Мне больно, — сказала она, и глаза ее наполнились слезами.

— Лежите спокойно, я попытаюсь вам помочь. Постараюсь не делать вам больно.

Одна из кос наполовину расплелась. Герцог аккуратно начал ее распускать. Влажные вьющиеся пряди скользили по его пальцам. И когда он закончил, Брэнди вздохнула немного свободнее.

— Вам лучше? Да, вижу, что лучше. Думаю, больше не стоит так затягивать косы. Мне это не нравится. Вот когда вы закалываете их на макушке — совершенно другое дело.

Ян отвернулся и подкинул несколько кусочков торфа в огонь. Зачем он сказал все это? Ведь это ее волосы — пусть делает с ними что хочет.

Герцог был такой мягкий и добрый, может быть, поэтому Брэнди не протестовала. Тошнота прошла, и девушка смогла рассуждать более здраво. Она лгала ему. Боялась, стыдилась сказать правду и решила сделать это сейчас, прежде чем умрет.

— Я лгала вам, Ян, — и посмотрела на него, ожидая кары.

— Что вы сказали, вы лгали мне? Вы бредите! Скажите-ка, Брэнди, сколько пальцев я вам показываю?

— Не стройте из себя джентльмена. Все моя проклятая гордость, понимаете, я за нее поплатилась. Я, наверное, умру, но хочу умереть с чистой совестью.

Он выдохнул и бессознательно поправил один из выбившихся локонов.

— Внимательно слушаю вас. Я, правда, не знаю, о чем пойдет речь. Но если вы сейчас же все не расскажете мне, я разнесу эту чертову халабуду. Сначала про гордость. Ах, да, я не хочу, чтобы вы умирали, пускай ваш стыд еще подержит вас на этом свете.

— Вы не знаете? Как это вы не знаете?

Ян снова почувствовал: тут что-то не так. А потом понял, о чем она говорила. Он вспомнил, как Брэнди целовала его, обнимала за шею. Сейчас она сожалеет об этом. Ему надо было раньше догадаться, но, странно, герцогу было очень жаль, что между ними ничего не произошло.

Брэнди вздохнула, думая о том, как легко признаться ему во всем.

— Не думайте обо мне плохо. Вы же не считаете меня плохим человеком и сможете простить меня?

Черт побери, почему она так настаивает на этом? Он ответил, не глядя на нее:

— Конечно же, я не считаю вас плохим человеком. И мне не за что вас прощать. — А затем прибавил: — Это была больше моя вина, чем ваша. Потому что я мужчина, я старше вас и более опытен в подобных делах, мне надо было держать себя в руках.

— Нет, Ян, не надо оправдывать меня. Только я во всем виновата, потому что не хотела признаться в собственной трусости. И я заплатила сполна за свою ошибку. Я причинила вам боль, и это непростительно.

Если бы он мог понять, о чем она говорит. Ведь нельзя же кричать на девушку, требуя ответа, как это делала леди Аделла.

Неожиданно герцог обнаружил, что их разговор очень напоминает тот, что произошел однажды вечером в замке. Однако теперь он не стоял голый перед бадьей. Засмеявшись, Ян легонько тронул ее щеку.

— Боюсь, маленькая, мы опять не понимаем, о чем говорим. Давайте-ка начнем сначала. Что вы имеете в виду, говоря о трусости?

— Ох, — сказала она, вспоминая все снова, — это вы о том случае, когда стояли голым, а я пела песню про поездку в Лондон?

Она посмотрела на него так, словно он опять был голым.

— Хватит думать об этом, Брэнди.

— Да, я многому научилась тем вечером. Я никогда раньше не знала, что мужчина может быть таким красивым.

Брэнди вздохнула.

— Ну, а что о трусости?

— Ладно. Вы должны знать, что я чертовски боюсь лошадей. Одна из них очень сильно укусила меня, когда я была маленькой. Кантор — замечательная лошадь. Однако у меня душа уходит в пятки при виде лошади и хочется убежать на край света.

— Вы боитесь лошадей? — спросил герцог и побледнел. — А я-то думал, что вы хорошая наездница. Вы ведь даже виду не показали, что испугались, когда Кантор бежал прямо на меня. Господи, вы мчались через долину быстрее ветра. И все это было пустой бравадой? Вы же чуть не сбили меня. Не могли остановить Кантора.

— Да, но, пожалуйста, не думайте обо мне как о глупой девчонке. Вы настолько совершенны во всем, что делаете, и поэтому я…

— Я совершенен? Что за чепуха. Я наделал за свою жизнь гораздо больше ошибок, чем вы думаете. Что касается вашей так называемой трусости, то могу сказать, что не видел никого столь безрассудной храбрости.

Он замолчал и стал стучать себя по коленке.

— Я никогда не буду думать о вас плохо только потому, что вы не любите лошадей. С другой стороны, вы хотели доказать, что на многое годны.

— Вы прощаете меня? Не лжете мне, чтобы успокоить?

— Нет, не лгу. Мне очень жаль, что вы ударились головой. А об остальном забудьте. Если вы никогда больше не сядете на лошадь — ничего страшного. Кстати, я мог бы вас научить. Лошади — хорошие друзья, с ними можно договориться. Они умеют обижаться, они добрые, симпатичные. Подумайте об этом. Только не говорите мне сейчас, что не сможете проплыть и метра.

— Нет, вот тут уж я уверена, что смогу победить вас. Я действительно обставила Бертрана. Правда, он тогда только оправился от простуды, но потом я победила его еще раз, и абсолютно честно. Вы, наверное, плавали только в своем озере, которое в графстве Суффолк? Так что не знаете ничего о волнах и барашках, которые бывают на море.

— Да, вы правы, но я быстро учусь.

Она задрожала и закрыла глаза. По всему было видно, что ей плохо. Дождь капал сквозь крышу в трех футах от них. «Что делать?» — думал герцог.

— Как ваша голова, Брэнди?

— Болит.

— Я боюсь вас куда-то перемещать сейчас. Полежите спокойно и помолчите. Я больше не хочу слушать ваши откровения.

Она попыталась улыбнуться. Ян обрадовался этому. До сегодняшнего утра он не понимал, что впервые имеет дело с такой сильной женщиной. Герцог привык мягко разговаривать, улыбаться, привык к беспомощности и неуверенности женщин во всем. Он привык поддерживать женщин, быть с ними уверенным в себе. Но сейчас перед ним лежало создание, испытывающее сильную боль, и при этом оно не плакало и не жаловалось, как это обычно бывает у женщин.

— Ладно, единственное, что я сейчас могу сделать, это снять с вас мокрый жакет и подвинуть вас поближе к огню.

Когда он аккуратно приподнял ее и начал стягивать с нее жакет, она вся напряглась.

— Спокойно, — сказал Ян, не понимая, что с ней происходит. — Вы же не боитесь меня, Брэнди? Я не оскорблю вас, не обесчещу.

Она сдерживала дыхание, чтобы не стошнило. «Пожалуйста, Господи, пусть он не трогает мою грудь». Брэнди чуть не расплакалась. Это было уж слишком. «Он никогда не захочет меня, если увидит мое коровье вымя».