Эпоха Регентства (№2) - Герцог

— Ой, уже четыре часа. Время пить чай, — сказала леди Аделла.

Она крикнула так, чтобы ее слышали за дверью:

— Краббс, входи, не топчись на пороге.

Краббс вошел, держа большими руками поднос с чаем, и тихо поставил его на столик. Позади слуги топтался кузен Персиваль.

— К вам пришел господин Персиваль, ваша светлость, — неизвестно зачем сказал Краббс.

Брэнди с замиранием сердца следила, как высохшие щеки и губы леди Аделлы растягиваются в улыбку. Девушка поежилась, медленно поднялась на ноги и встала за креслом, чтобы видеть бабушку. Брэнди не любила Перси, даже не потому, что он бесстыдно обошелся с леди Аделлой, а потому что просто боялась его.

В последний день своего рождения она заметила, как Перси довольно странно на нее смотрит своими зелеными выпученными глазами. Но о чем говорил этот взгляд, девушка поняла только зимой, и страх пробрал ее до костей.

— Не стой здесь столбом, Краббс, — сказала леди Аделла. — Ты принес чай, теперь можешь быть свободен. И передай кухарке, что я сегодня не желаю есть на ужин рисовый суп и чечевицу. Мой желудок протестует против этой пищи. Скажи ей, чтобы приготовила что-нибудь особенное, ведь у нас в гостях мой внук.

Леди Аделла посмотрела на Персиваля и указала ему тростью на зеленое вельветовое кресло напротив себя.

— Так, мой мальчик. Сегодня настал день, когда я должна представить тебя. Сиди, сиди. Брэнди, малышка, разлей чай. Господи, мои пальцы сегодня напоминают мне мою трость.

Брэнди, стесняясь, вышла из-за кресла бабушки. Она потянулась за чайником, и вдруг Персиваль схватил ее за локоть.

— Добрый день, дорогая кузина. Ты великолепно выглядишь.

Его правая рука сильно сжала ее локоть, а левая стала потихоньку гладить пальцы девушки.

Брэнди захотелось ударить его чайником по голове, но тот был такой старый и хрупкий, а может быть, просто порыв прошел. Стараясь не закричать, она вырвала руку.

Персиваль добродушно засмеялся и сказал:

— Дорогая бабушка, ты с каждым годом все хорошеешь и хорошеешь.

Он наклонился и поцеловал руку с синими венами.

— Ты собака, Перси, но моя любимая собака. Почему не пришел, когда я тебя просила? Ты опоздал с соболезнованиями на три месяца. По правде говоря, меня удивляет, что ты так долго задержался в Эдинбурге.

— Я не лицемер, леди. Вы же знаете, что после того как умер господин Ангус, все его родственники должны были хлынуть в эту сырую груду камней, чтобы воздать ему «последние почести». Но кое-кто из нас пробыл здесь дольше остальных.

— Ваш чай, кузен Перси.

— Господи, какой яркий свет, так и бьет в глаза. Спасибо большое, моя милая кузина. Ты становишься все красивее, как цветок, который только и ждет, чтобы его сорвали.

— Не смущай ребенка, — жестко сказала леди Аделла, поняв, что Персиваль раньше нее заметил, как Брэнди расцвела.

— Бабушка, извините меня, но я обещала погулять с Фионой и Констанцией.

— Хорошо, дитя мое. Только не задерживайся, я не люблю, когда суп остывает.

Брэнди, которая неловко чувствовала себя в присутствии кузена, подобрала юбки и вылетела за дверь, услышав вслед сладострастное причмокивание Персиваля.

— Она уже не ребенок, поймите, леди, — сказал Персиваль так громко, что его было слышно за дверью.

— Не трогай ее, Перси. Она слишком молода и неопытна.

Леди Аделла взяла скрюченными пальцами чашку и отхлебнула чай.

Она посмотрела на Персиваля: те же дикие зеленые глаза. Нет, мужчины из рода Робертсонов все одинаковые. Слабые, болезненные, инфантильные. Может быть, Господь сделает женщин Робертсонов лучше? А эти все время ноют, когда не могут достигнуть цели или овладеть женщиной.

— Скажи, ты собираешься жить вечно? — спросил Перси, подняв чашку к губам.

Леди Аделла старчески рассмеялась.

— Да, надеюсь мне удастся задержаться в этом мире подольше, чем Ангусу, который так разозлился, когда доктора сказали, что он умирает. Если бы в доме остались какие-то деньги, клянусь, он бы скорее сжег их, чем отдал мне. Сволочь!

— Представляю, как он злится сейчас в аду, когда видит, что мы с тобой здесь, — сказал Перси, а потом добавил немного тише:

— По крайней мере, сейчас я могу приезжать в Пендерлиг когда захочу.

Леди Аделла посмотрела на свою чашку и на столик, а затем обратилась к Персивалю:

— Как ты посмотришь на то, чтобы я тебя узаконила. Ведь ты незаконнорожденный.

Перси кровь ударила в голову, но он и виду не подал, отвечая таким же спокойным голосом:

— Ты думаешь, что сможешь заставить меня забыть годы, когда ко мне относились как к отребью? Старый Ангус поднимется из могилы и покарает тебя.

— Хорошая идея. Представляю, как долго ему придется откапывать свои старые кости из той ямы, в которую я его закопала. Но не закрывай глаза на те права, которые ты получишь, Перси.

— Права? Может быть, у меня будут знатные невесты, но больше мне это ничего не даст. Ведь скоро приедет английский герцог, не так ли?

— Может быть, ты станешь владельцем собственности Робертсонов. Мне всегда был по душе сын Давонана, хоть он и незаконнорожденный. Перси, не смотри на меня волком. Ты же знаешь, я никогда не мухлюю и не лгу. Кто знает, что может случиться, если тебя узаконить? Только скажи мне, ты этого хочешь или нет?

Перси думал о богатой невесте с большим приданым, дочери одного эдинбургского купца. Инстинкты Робертсона подсказывали (а, по его мнению, они никогда еще не обманывали), что она влюблена в него по уши. Ее отец не сможет отвергнуть такого жениха. И поэтому Персиваль улыбнулся леди Аделле той мальчишеской улыбкой, которая всегда сводила с ума женщин.

— Хорошо, бабушка. Узаконьте меня. Думаю, кредиторы сильно удивятся. Интересно, что будет с моим имуществом в Пендерлиге, когда я окончательно влезу в долги?

— Может быть, ты хочешь узнать, что необходимо сделать, чтобы отвадить отсюда английского герцога?

— А что, если он сляжет и умрет от какой-нибудь болезни?

Леди Аделла посмотрела на внука с хитрецой.

— Мальчик мой, английский герцог молод и здоров. Ему не больше двадцати восьми, и он так силен, что способен перевернуть мир. Что касается наследников, то герцог может жениться и обрести толпу претендующих родственников. Кроме них, всегда отыщется какой-нибудь брат, кузен или двоюродный племянник.

— Вы меня наводите на мысль об убийстве, леди. Я заговорил о герцоге так, из праздного любопытства.

Леди Аделла в гневе воскликнула:

— Однако если бы сын Клода, Бертран, не был таким мягкотелым, он бы обязательно занялся этим. У меня в наличии незаконнорожденный внук и оставшийся без наследства внучатый племянник. Черт бы побрал Ангуса! Он всегда был тупой и упрямый осел. Сказать по правде, Перси, если бы хоть кто-нибудь из вас, либо ты, либо Бертран, имел право на наследство, я бы лично отравила английского герцога, когда тот приедет улаживать дела.

Персиваль стоял, не зная, как реагировать на слова старухи. Она впервые разговаривала таким тоном.

— Вы болтаете чушь, бабушка. Ангус никогда бы не вернул Бертрану наследство. А меня вы сделаете лишь наследником английского герцога.

— Ты хочешь сказать о Клоде и Бертране, не так ли, мальчик? Если ты станешь наследником, то они не смогут тебе помешать.

Она передернула плечами.

— Время покажет, будешь ты наследником или нет. Время и я.

Персиваль уставился на свою бабушку. Она представлялась ему пауком, который плетет сеть, и обходных путей нет, только туда. Неужели бабушка хочет, чтобы мы все перегрызлись? Или мечтает, чтобы я надоел им до смерти? На секунду ему показалось, что леди Аделла все-таки узаконит его права.

Он поднялся и пожал старухе руку.

— Если не возражаете, я останусь в Пендерлиге до тех пор, пока все эти дела не уладятся. Потом вернусь в Эдинбург уже в качестве законного наследника.

— Как хочешь, Перси. Прикажи Краббс, чтобы он завтра привел мне Макферсона, я скажу старому зануде, что надо делать.

— Хорошо, бабушка, — ответил Перси и направился к двери.

— Перси! Он обернулся.

— Не цепляйся к Брэнди. Она еще слишком мала и не знает, зачем нужны мужчины.

Перси взглянул на леди Аделлу, и та успела заметить, как он похож на своего деда, которого так ненавидел.

Оставшись одна, старушка улыбнулась, показав верхние зубы. Леди Аделла немного разбиралась в юриспруденции и теперь, когда умер старый Ангус, могла применить свои знания с пользой.

Старый Макферсон все сделает так, как она скажет, и суд полностью будет на ее стороне. Ничего, есть еще порох в пороховницах у Робертсонов. Она узаконит Перси и вернет право на наследство Клоду и Бертрану. Но что скажет английский герцог по поводу ее махинаций — этого леди Аделла не знала. Но он был далеко, в Лондоне.

Взгляд ее заметил подушку, лежащую у подножия кресла. Леди Аделла в бессилии стукнула палкой по полу. Три внучки, и ни у одной нет перспектив выйти замуж. Глупо думать, что неизвестный английский герцог, являющийся официальным опекуном девочек, уделит свои драгоценные гинеи неизвестно откуда взявшимся шотландским родственникам. Даже если он лично приедет сюда, к ней… Дурацкая идея. Но время покажет, и леди Аделла поможет ему.

В конце концов, Перси сможет сам о себе позаботиться, если его рождение узаконить. Он симпатичный молодой человек. Давонан не сказал матери Перси даже своего имени. Он до конца жизни оставался холостяком. Леди Аделла вспомнила, с каким удовольствием она узнала, что ее сын наконец-то лег в постель с женщиной, но о длительных отношениях не могло быть и речи. Не прошло и года, как он умчался куда-то с каким-то сомнительным ирландцем, оставив на руках леди Аделлы слабого, болезненного ребенка. Старушку всегда волновало, действительно ли Давонан добровольно пошел на гильотину за своим любовником. Слава Богу, Перси не унаследовал от отца тягу к мужчинам.

Леди Аделла взглянула на часы. Время звать старую Марту, чтобы она помогла одеться к ужину. Неожиданно ее разобрал смех. Старая Марта — шлюха, каких свет не видывал. Слава Богу, Ангус не одарил и ее ребенком.

Глава 4

Бертран Робертсон сидел, склонившись над большой конторской книгой. Его единственный слуга, остроглазый Фрэйзер, только что доложил, что Перси вернулся. Чертов дурак! Что ему еще понадобилось? Глупый вопрос — конечно, деньги. Нет, на этот раз он не получит ни монетки, пусть идет к своей леди Аделле и подлизывается к ней. Никто не удивится, если выяснится, что она солгала ему, наобещав с три короба. Ни монетки не дам.

Он заставил себя вернуться к цифрам в конторской книге. Чертовы числа. Суммы заставляли Бертрана нервничать.

Пендерлиг потерял землю в этом году. Ангус, умирая, пообещал, что выплатит все своим кредиторам, и сейчас огромное количество черной шерсти переходило в руки Стерлинга. Английскому герцогу это не понравится.

Бертран пальцами, измазанными в чернилах, откинул с лица прядь рыжих волос. Он мог бы стать очень обеспеченным человеком. Старик знал, на что способен его внучатый племянник, и доверял ему ведение дел.

Глаза Бертрана загорелись, когда он взглянул на столбики цифр, дурацкие, никому не нужные, и почувствовал досаду. Старый Ангус умер, не переписав завещания, поэтому Бертрана вместе с его идиотом отцом могли попросить убраться из Пендерлига. Как же убедить английского герцога, что он делал все, что в его силах, чтобы уплатить налоги за землю? Ведь ему это так и не удалось сделать. Хорошая шутка, но неуплата налогов не единственная проблема.

Он посмотрел на Фрейзера. Тот просунул круглую голову в комнату и деликатно кашлянул. Бертран кивнул.

— Господин Бертран, ваш отец очень разозлился, когда узнал, что Персиваль был в замке.

— Хорошо, Фрейзер, передай отцу, что я зайду к нему попозже. Скажи ему, чтобы он не волновался из-за Перси. Это — наша общая проблема. Хотя… стой, не говори ему ничего, я сам потом все скажу.

— Ох, что бы вы ни говорили, господин, мне не нравится то, что пришел мистер Персиваль.

Фрейзер кивнул и попытался улыбнуться.

— Не волнуйся, Фрейзер, — сказал Бертран. — Персиваль — просто молодой прохвост. Главная проблема — английский герцог, который затянет нам пояса потуже и выдоит, как коров. Возможно, нам придется самим зарабатывать себе на хлеб. Ты умеешь ловить рыбу, Фрейзер?

— Немного. Мне больше нравятся раки, но я так ни одного и не поймал в своей жизни. Наши дела плохи, если все будет так, как вы говорите. Неужели английский герцог похож на Черного Кумберланда?

Бертран поднялся с места и добродушно засмеялся.

— Сейчас не 1746-й, Фрейзер, в то время английский герцог еще не родился. Несомненно, он благородный человек, и, как все англичане, ненавидит шотландцев. Скорее всего, пошлет кого-нибудь из своих людей присмотреть, чтобы мы не разграбили его добро.

Круглые карие глаза Фрейзера округлились еще больше, но он не проронил ни слова. Наконец промолвил:

— Мы ничего не можем изменить, господин. А сейчас, я думаю, вам лучше пойти в комнату к вашему отцу, мне кажется, он стучит палкой по полу, а я приготовлю чай и сейчас же принесу его вам.

Бертран оставил свою книгу и спустился вниз. Поднимаясь по лестнице в комнату отца, он становился все более подавленным.

— Не стой в дверях, Берти, войди. Фрейзер такой нерасторопный. Пока он ходил за тобой, я уже забыл, что хотел сказать. А что ты мне скажешь, мой мальчик? С утра наши доходы увеличились?

— Как себя чувствуете, папа, вы отлично выглядите. Мы не получили ни монетки с утра. День сегодня такой же отвратительный, как и утро.

Бертран пересек комнату и подошел к отцу, который сидел, закутавшись в плед, и грелся около камина. Наверное, в аду было прохладнее, чем в комнате Клода. Бертран пощипал бровь. Через десять минут ему захотелось опустить голову в таз с холодной водой. Спустя двадцать минут у него разыгралась такая головная боль, что оставалось только пойти и прыгнуть в Северное море с ближайшего утеса. Общение с отцом превращалось для Бертрана в тяжелое физическое испытание, хотя так было всегда, сколько он помнит Клода.

— У тебя есть глаза, Берти? Посмотри, во что превратились мои ноги, они похожи на гнилое, протухшее мясо. А в этой комнате так холодно, прикажи Фрейзеру принести еще угля.

— Я скажу ему, папа, — сказал Бертран и уселся на стул, который, как и все в этой комнате, был старым и пропыленным и спокойно ждал, пока его хозяин доживет свой век.

Бертрану оставалось только молиться, чтобы отец вспомнил то, что хотел сказать, пока у его сына окончательно не расколется голова.

— Подвинься немного влево, сын, ты загораживаешь мне солнце. Я не то чтобы люблю солнечный свет, но он согревает мои старые кости, а это именно то, что им сейчас нужно.

Бертран повиновался и подвинул старый скрипящий стул поближе к креслу отца. Пот лил градом с Бертрана, а голова медленно превращалась в сгусток боли, и по мере того как боль усиливалась, он начинал все больше и больше ненавидеть эту чертову комнату.

— Ты, наверное, знаешь, что Перси вернулся. Черт бы побрал старика Ангуса, — проворчал Клод.

Бертран вздохнул:

— Какая разница, чем занимается Перси. Ангус давно умер, и ничего исправить мы уже не можем. Перси — не главная наша проблема.

Клод, кажется, разозлился.

— Не строй из себя дурака. Ты ведь знаешь, что леди Аделла собирается узаконить рождение твоего чертова кузена?

— Вилами по воде писано, папа. Я думаю, это всего лишь дурацкие сплетни. Кто рассказал вам такое? Это полная нелепица, и не стоит слишком волноваться из-за нее.

Бертран от боли стиснул стул так, что тот заскрипел. Силой он заставил себя расслабиться.

Клод подвинулся ближе к огню. Его щеки задергались от болезненного напряжения.

— Краббс сказал мне, ты, Фома неверующий.

Отцу явно понравилось то, как побелело лицо сына.

— Краббс хороший парень, сует нос в чужие дела и потом всем об этом рассказывает. Он служит мне много лет. Ты понимаешь, чем может обернуться для нас то, что Перси станет законнорожденным?

Бертран страстно захотел убить леди Аделлу, но отцу и вида не подал.

— Это означает, что моя дорогая бабушка пребывает в старческом маразме.

— Ха! Старуха натянет нам нос. Эта сучка, леди Аделла, сумасшедшая. И становится все хуже и хуже с каждым днем. Она обладает мужской силой и когда-то была очень хороша собой. На ней много крови, если ты понимаешь, о чем я.

Так вот оно что, подумал Бертран, но вслух произнес только:

— Леди Аделла давно носит титул, и она старше смерти. Кроме того… полностью согласен с твоим мнением. Я никогда не говорил тебе, что незадолго перед смертью Ангус предлагал мне деньги за то, чтобы я убил леди Аделлу? Я сказал, что ему не хватит денег на такое предприятие. Дедушка в ответ заявил, будто разрешает мне сделать это и чтобы я пользовался случаем, пока он добрый. Я рассмеялся ему в лицо, хотя очень испугался, что Ангус попробует отомстить мне, но он скоро сам загнулся.

— Ты никогда не рассказывал мне об этом, Берти. Сейчас это не имеет никакого значения. Но впредь запомни, сын должен все рассказывать своему отцу. Абсолютно все. Слушай, Ангус действительно предлагал тебе за это деньги? Ладно, не отвечай, я знаю, что ты, к сожалению, не умеешь лгать. Но хватит о прошедшем; в настоящем твой кузен претендует на наследство, если, конечно, английский герцог не перебежит ему дорогу.

Клод достиг желаемого результата. Его спокойный, рассудительный сын вышел из себя. Еле сдерживаясь, он прошипел сквозь зубы:

— Эта сволочь! Ему и так в Пендерлиге дают деньги на шлюх. Черт бы побрал его и леди Аделлу. Мне стоило убить ее раньше. Старый Ангус был прав. Мир вздохнет спокойнее без этой старухи и ее козней.

Клод откинулся в кресле и сцепил пальцы.

— Приятно видеть, что у тебя еще осталось самолюбие. А то я иногда начинаю сомневаться, не родила ли твоя мать тебя от кого-нибудь другого.

Бертран уставился на отца. Фраза болью отозвалась в его сердце.

— А что ты скажешь, если леди Аделла вернет моему отцу право на наследство?

На секунду глаза Бертрана вспыхнули. Пендерлиг. Как он любил этот заплесневелый замок, как обожал каждую щель в старых, сырых камнях, пропитанных тяжелыми ветрами Северного моря. Продал бы душу, лишь бы владеть Пендерлигом. Он уже обладал большей его частью. Но у отца появился реальный шанс получить право на наследство. Тогда в один прекрасный день он, Бертран Дуглас Робертсон, станет графом Пендерлигом, хозяином замка. И не придется играть в грязные игры с чертовой старухой. От таких сладостных мечтаний у Бертрана перехватило дыхание.

С трудом возвратился он к реальности. Отец говорил:

— Нет, леди Аделла — старая ведьма, и она будет играть с нами, как с мячиком, и смеяться. Я не хочу ее смерти. Слава Богу, Ангус не уговорил тебя укокошить ее. Если она умрет раньше, чем мы получим право на наследство, это означает конец нам обоим. Скорее всего, старуха вернет наше имя. Если она помилует одного из Робертсонов, то сделает это и в отношении нас тоже. Леди Аделла нужна нам не меньше, чем этому ничтожеству Перси.

Господи, как трудно иногда быть последовательным, практичным, но Бертран ответил спокойно.

— Нельзя строить планы, основываясь на предположениях. Если даже она и восстановит наши права, это не значит, что мы действительно что-то получим. Английский герцог, не забывай о нем.

— Тебе не хватает оптимизма, Берти. Сначала нужно вернуть нам право на наследство, а дальше — посмотрим.

Старик улыбнулся, показав остатки зубов. У леди Аделлы сохранилось больше зубов, чем у Клода, хотя он был на двадцать лет младше.

— Мы же знаем, что она любит играть в такие игры. Старуха, как леди Макбет, варит колдовские зелья и получает от этого удовольствие. Но я бы на твоем месте не стал надеяться на невозможное, папа.

— Может быть, ты и прав, и доверять ей не стоит. Но на ней лежит тяжелая вина. Я думаю, она захочет искупить ее и воздаст Ангусу должное, нарушит его волю, поможет нам и Перси претендовать на наследство.

Теперь Клод обвинял леди Аделлу в убийстве.

— Ты сказал «ее вина»? Может, наконец, расскажешь, почему мы лишены права на наследство? Почему прадедушка оставил без наследства дедушку?

Бертран понял, что скоро сорвется на крик, и старался говорить как можно медленнее и спокойнее. Этот вопрос не давал ему спать много лет, но отец всегда говорил: «Не твое дело» или «Ты еще маленький».

Клод смотрел на огонь.

— Нет, мальчик мой, я не могу тебе ответить. Может быть, после того как умру, ты узнаешь правду.

— Я уже спрашивал тебя, — сказал Бертран и стиснул пальцами колени.

— Ты меня удивляешь, сын. А что ответила тебе Аделла на этот вопрос?

— Она ткнула в меня палкой и приказала убираться. Я испугался, что меня изобьют, но все обошлось.

— Будем надеяться, — сказал медленно Клод, глядя сыну прямо в глаза, — что ты не унаследовал от своей матери ее мозги. Темперамент ты выказал, Берти. Теперь приведи этого бездельника Фрейзера. Мне кажется, что обедать мы будем сегодня в замке. Там многое предстоит разузнать. Не стоит оставлять Перси наедине с моей тетей. Никогда не предугадаешь, что сделает старая ведьма.

Глава 5

— Ой, Брэнди, наш кузен Перси такой симпатичный! У него очень красивый пиджак и цветочки на нем. А штаны — просто загляденье. И ноги такие стройные. Он — само мужество, я не могла отвести от него взгляд. По-моему, он весьма аппетитный.

Конни заметила, что у Перси красивые ноги? Не могла отвести взгляд? Поразилась его мужественности? Господи! Это уж слишком. Что шестнадцатилетняя Конни понимала в мужских ногах? У Брэнди были ответы на свои вопросы, она также знала, что ее сестра ежедневно упражняется перед зеркалом, изображая смущение, обиду, загадочно улыбаясь, складывая губки в капризную гримаску, учась искусству обольщения, обольщения сластолюбцев вроде Перси.

Брэнди улыбнулась и пожала плечами.

— Нет, не думаю, что Перси очень симпатичный, кроме того, «аппетитной» может быть еда, но никак не продажный мужчина.

— Продажной может быть только женщина, Брэнди.

— Перси — продажный, уверяю тебя. И совсем не так хорош, как тебе кажется. Ему наплевать на нас, он думает только о себе. Перси — плохой человек, поверь мне, Конни.

Брэнди замолчала, неожиданно поняв, что раньше никогда не разговаривала с сестрой так откровенно. Ради всего святого, великий Боже, покажи ей настоящее лицо Перси.

— Конни, обещай мне, что будешь держаться подальше от Перси. Он не стоит тебя. Кроме того, Перси — наш родственник. Ты можешь, если хочешь, здороваться с ним за руку, но, ради Бога, забудь о его мужественности и ногах. Помни, что он продажный человек, эгоист, думающий только о себе.

Констанция взглянула на сестру сквозь ресницы, великолепные пушистые ресницы, которые, бесспорно, украшали лицо шестнадцатилетней девушки. Она знала, как нужно смотреть, чтобы добиться максимального эффекта. Кто научил ее этому?

— Почему, Брэнди? Почему я должна держаться подальше от Перси. Он красивее любого мужчины в округе. Ты, наверное, сама положила на него глаз. Так вот оно что! Мне следовало бы сразу догадаться.

Брэнди подняла руку, чтобы ударить сестру. «Нет, нельзя, надо доказать ей, что она ошибается».

— Конни, — сказала девушка, растягивая слова, — я не выбрала бы Перси, даже если б выбирать пришлось между ним и дьяволом.

По всему было заметно, что Конни не верит сестре, и никакие слова тут не помогут.

— Ты ведь знаешь, Конни, Перси довольно стар. Ему уже около тридцати.

Брэнди попыталась заставить сестру поверить ей.

— Он пьет так много, что скоро, наверное, станет таким же старым козлом, как дядя Клод. У Перси уже появился красный нос, у него нет многих зубов. Я никогда не вышла бы за него замуж.

— Что за чушь ты несешь. Перси стар? Он — само совершенство и останется таким всегда.

У Брэнди опустились руки. Она подошла к поросшему травой краю обрыва и стала смотреть на море, на белые барашки волн и на темнеющий горизонт, откуда надвигалась буря. Девушка вспомнила про свою маленькую лодку.

«А хорошо ли я ее привязала?» — подумала Брэнди.

— Поднимается сильный ветер, — добавила она вслух, пнула ногой камешек и проследила его путь вниз.

Затем повернулась к сестре и опустилась на колени среди цветов, которые в изобилии росли на берегу. Вдохнув их аромат, Брэнди на минуту забыла про Перси и про свою глупую сестру.

— Брэнди, пора идти. Ты испачкаешь юбку, и старая Марта пожалуется бабушке.

Брэнди вздохнула и поднялась на ноги. Ветер усилился и развевал ее юбку. Девушка поплотнее закуталась в накидку.

— Я думаю, пока Перси здесь, нам придется переодеваться к обеду.

Ей не хотелось произносить имя кузена вслух, чтобы Констанция не закатывала свои обольстительные глазки. Боже мой, где она этому научилась?

Брэнди попыталась еще раз.

— Хорошо, ты можешь считать его симпатичным, но тебе только шестнадцать, а ему нравятся женщины его возраста, более опытные, так бабушка говорила. А когда я спросила ее, что значит «более опытные», она запустила в меня подушкой. Повторяю, Перси не такой уж и молодой, да к тому же еще и наш родственник. Он не подходит даже для меня, а я ведь на два года старше тебя. Забудь о нем, Конни. — Брэнди засмеялась. — Кроме того, у него нет ни гроша, а кому нужен мужчина без гроша.

Итак, попытка вразумить Констанцию была сделана. Та силилась понять, о чем толкует сестра.

— Я — ребенок, ты хочешь сказать? Да это ты ребенок. Носишь детские платочки и дурацкую старую накидку. Отвратительно. И я не собираюсь, как ты, оставаться всю жизнь в пустом заплесневелом замке и приходить в восторг от диких цветов. Я хочу стать респектабельной дамой и состоятельной леди. Перси, скорее всего, будет богат. Ведь он такой образованный. Вот увидишь, Перси скоро разбогатеет.

Констанция убрала прядь волос с лица, развернулась и зашагала по направлению к замку. Она даже ходить научилась обольстительно. «Но где, где, — недоумевала Брэнди, — где она научилась этому?»

Брэнди так и не призналась сестре, что тоже хотела бы иметь в будущем семью и мужа и стать настоящей леди.

Она окликнула сестру, но та не обернулась. Снова поругались. Они часто ссорились, но за последние два года их ссоры стали, носить определенный характер. Откуда Конни взяла, что Перси когда-нибудь разбогатеет?

— Конни, подожди меня на дороге, мне нужно отыскать Фиону, — крикнула Брэнди.

Девушка начала торопливо, но осторожно спускаться вниз, стараясь не наступать на «живые» камни.

— Фиона, — позвала она сестру, приложив рупором ладони ко рту, — Фиона!

Брэнди окинула взглядом пустынный пляж, ища глазами красную шляпку. Никаких признаков девочки, только крик эхом отразился от скал, о которые разбивались волны. Ее внимание привлек дельфин — его блестящая спина виднелась сквозь зелень воды.

— Брэнди! Брэнди! Я здесь. Посмотри!

Девушка обернулась. По дорожке навстречу бежала растрепанная рыжая Фиона. Платье ее было мокро и полно песка.

Но Брэнди забыла рассердиться на сестренку за испачканное платье, когда Фиона схватила ее за руку и закричала:

— Ты видела его, Брэнди? Дельфин. Такой красивый. Я позвала его, и он повернул ко мне лицо, честное слово. Разве это не здорово?

— Да, милая, я видела его, но он уплыл за добычей. Нам тоже пора уходить, нас ждут дома, уже поздно.

Брэнди поправила сестричке прическу и повернула девочку к себе лицом.

Констанция стояла неподалеку и теребила в пальцах черный локон. Увидев Фиону, она громко воскликнула:

— Ах, Фиона, ты только посмотри на себя! У меня нет ни малейшего желания вычесывать репейники из твоей шевелюры.

— Я еще помню время, когда мы с тобой бегали по окрестностям в подобном виде, — сказала Брэнди, — а ты уже забыла? Как плавали взапуски, собирали шишки и строили замки на песке. Ведь мы еще поем песни, которые пели тогда.

Констанция посмотрела на сестру как на сумасшедшую.

— Мы были детьми, — солидно заявила Конни. — Теперь мы выросли, по крайней мере я, поэтому не хочу ходить грязной.

Фиона с заговорщицкой улыбкой посмотрела на Брэнди. Они обе знали тайну дельфина.

— Не волнуйся за нее, Конни. Я приведу Фиону в порядок, — сказала Брэнди, — иди, а то становится темно.

Конни повернулась и пошла через поляну, заросшую рододендронами. Замок Пендерлиг в лучах заходящего солнца отливал золотом и стоял, как огромная скала. Констанция сорвала бутон и украсила им прическу.

— Я и тебе предложила бы один, Брэнди, но боюсь, он не удержится в твоих патлах.

Конни попала в больное место, но Брэнди сделала вид, что ничего не произошло. Она посмотрела на старые пушки, которые валялись ненужной кучей неподалеку от замка еще со времени его постройки. Брэнди часто закрывала глаза, ей слышался звук трубы, возвещающий о приближающемся враге, и вспоминала старую балладу о графе Хантли, которую часто пела старая Марта.

Где тебя носило, Хантли?

Где ты был?

От их руки пал граф О'Морэй.

Он спит в сырой земле.

Брэнди погрузилась в воспоминания о далеком прошлом, о том, как разбили войска принца Чарлза и убили его самого. Девушка помнила рассказы стариков о ненавистном герцоге Кумберландском, которому нужно отомстить. Она посмотрела на родной замок, и волна гнева поднялась в ее груди. Как? Теперь Пендерлиг, в котором родилась и выросла, будет принадлежать какому-то англичанину?

— Ты слышишь, Конни, как море бьется о камни? Да, конечно, ни черта ты не слышишь.

— А я видела, как Бертран и дядя Клод идут к замку. Бертран — старый хрыч. Он так злится, когда дядя Клод пристает к молоденьким служанкам.

Брэнди казалось, что дядя Клод и к камню-то пристать не в силах, не говоря о служанках, тем более молоденьких. Наверное, следовало бы одернуть сестру, но девушка знала, что нотация не поможет.

— Ха, Брэнди, почему ты ничего не говоришь? Я знаю, о чем ты думаешь. Ты такая же зануда, как и Бертран. Из вас получилась бы хорошая пара. И однажды зимой вы бы умерли от скуки.