Глава 19

– О Господи, только не начинай все снова, Салли, – простонал Джеймс, стараясь тем не менее не шевелиться.

– Она что, снова направила на тебя твой пистолет, Квинлан?

– Да, но не обращай внимания, все в порядке. Думаю, с прошлого раза Салли все-таки кое-чему научилась.

– Все кончилось, Салли. Давай, радость моя, убери пушку. И, что бы ты ни делала, помни о том, что спусковой крючок очень чувствителен. Черт возьми, наверное, когда я в следующий раз попаду в Куантико, стоит слегка отрегулировать пистолет. Фактически ты могла бы просто сунуть его обратно в мою кобуру, когда мы будем в машине. Буду очень признателен. Кобура у меня под мышкой пустует с тех самых пор, как ты украла мой пистолет. От этого я чувствую себя наполовину раздетым.

– Я не хочу в тебя стрелять, Джеймс, но мне действительно нужно от тебя избавиться. Ты меня на самом деле предал. Сам знаешь, я не могу тебе доверять. Прошу тебя, Джеймс, дай мне уйти.

– Нет, никогда, даже и не думай. Ты можешь мне доверять. Честно говоря, меня выводит из себя то, что ты вообще способна в этом усомниться. Выслушай меня, Салли, ты сейчас со мной, и все это кончено. Неужели ты скорее доверилась бы матери или ее родителям? О да, твоя милая бабушка – это нечто особенное!

– Нет, я никому из них не доверяю. Ну, может быть, я верю Ноэль, но она сейчас пребывает в растерянности и не знает, что и думать – то ли я сумасшедшая, то ли нет. Готова поспорить, все они позвонили Бидермейеру, даже Ноэль. Но она если и звонила, то не для того, чтобы вернуть меня в лечебницу, а для того, чтобы получить от него ответы на кое-какие вопросы. Постой, ты считаешь, что Бидермейер может ей повредить?

Квинлан не думал, что «доктор» станет причинять вред ее матери, если только от этого не будет зависеть спасение его собственной шкуры. Скоро так и будет, но еще не сейчас. Однако он сказал:

– Не знаю. Если Бидермейер почует угрозу, он способен сделать все что угодно, а сейчас он, вероятно, ее уже почуял, поскольку мы выкрали тебя из лечебницы. Кстати, знаешь, чтобы спасти тебя, я даже бросал собакам мясо.

Салли уставилась на него в темноте:

– Каким еще собакам? Ответил Диллон:

– В лечебнице на нас бросились два сторожевых пса. Чтобы они не вцепились в наши глотки, Джеймс кинул им по куску мяса. Одна из собак подпрыгивала, пытаясь схватить его за щиколотку, когда он перетаскивал вас через забор.

Несмотря на кромешную тьму, Салли все же различила тени и следы усталости, которые залегли на лице Джеймса.

– Ладно, – проговорила она наконец, чувствуя, что все равно не сможет долго продержать этот пистолет, потому что плечо болело так, что не передать словами. – Дерьмо.

– Именно эта мысль вертится у нас с Джеймсом в течение последних шести часов. Ну же, Салли, отдайте оружие! Квинлан полон решимости вам помочь. Он настроен вас защищать. Дайте же ему возможность проявить собственнические наклонности. Мне еще не приходилось видеть его таким, я получаю настоящее наслаждение.

Ладно, ребята, пора нам убираться отсюда. Того И гляди, появится какая-нибудь машина, и водитель либо остановится полюбопытствовать, либо – еще того хуже – вызовет местных копов.

Об этом Квинлан даже не подумал. Он быстро подхватил Салли на руки и отнес ее в «порше».

– Не считай себя суперменом, – произнесла Салли самым горьким голосом, какой ему только доводилось слышать, – подумаешь, короткая прогулка протяженностью шесть футов. Такое расстояние меня сможет пронести любой дурак.

– Это все мой пистолет. – Квинлан наклонился и легонько коснулся губами ее уха. – Он страшно тяжелый.

Посадив ее на колени, он устроился на пассажирском сиденье «порше» и протянул руку за пистолетом.

Салли посмотрела на него долгим-долгим взглядом.

– Ты правда испытываешь по отношению ко мне собственнические чувства?

– Ты украла мои деньги, мои кредитные карточки, мою машину и фотографии племянниц и всяких родственников. Я должен был тебя поймать, чтобы получить все это хозяйство обратно.

– Ублюдок! – Она отдала ему пистолет.

– Да, я такой, – сказал Квинлан. – Спасибо, Салли. Никогда больше не пытайся от меня сбежать, ладно? – попросил он, забрасывая пистолет на заднее сиденье.

– Не знаю.

– Ладно, я не буду ставить тебя перед выбором. Я лучше прикую тебя к себе наручниками. Как ты на это смотришь?

Салли ничего не ответила, опустив голову ему на плечо. Ей тяжело и больно, понял Квинлан, а он ее еще и поддразнивает!

– Отдохни, – сказал он, потом повернулся к Диллону. – Как насчет того, чтобы найти для нас хороший мотель?

– Противоречивая постановка задачи. Кто будет платить, ты или ФБР?

– Черт, я же теперь богач, мои кредитные карточки снова со мной. Так и быть, я плачу – но за исключением твоего номера, Диллон.

– Завтра мы купим тебе одежду подходящего размера.

Салли стояла посреди просторного гостиничного номера и осматривалась. В комнате был уголок отдыха с мягкой мебелью, телевизор и королевских размеров кровать.

Она обернулась к Джеймсу.

– Пришло время расплачиваться? Он слегка наклонил голову набок.

– Что ты имеешь в виду?

Салли кивнула в сторону кровати.

– Я так понимаю, что должна спать с тобой в этой постели?

– Я как раз собирался спросить, не выберешь ли ты диван? Мне-то он коротковат.

Бросив на Джеймса озадаченный взгляд, Салли побрела в ванную. Уже уходя, она спросила через плечо:

– Я тебя не понимаю. Почему ты на меня не злишься? Почему не кричишь? Я не привыкла к нормальным, разумным людям, особенно к разумным мужчинам. А посмотреть на тебя – ты выглядишь, как многострадальный Иов.

На щеке у нее начал выступать синяк. Джеймс подумал, как же должно выглядеть ее плечо.

– Я бы на тебя разозлился, если бы не увидел, как ты вылетаешь со своего мотоцикла. Из-за этого твоего трюка у меня появились седые волосы.

– Я ничего не могла поделать. Попался скользкий участок.

– Иди-ка Салли, прими хороший душ. Он должен помочь твоим синякам и болячкам.

Через пять минут в дверь, соединяющую их номер со смежным, постучали. Квинлан открыл. – Входи. Она в душе.

Диллон держал в руках объемистый пакет из «Бургер Кинг» и контейнер с тремя большими бутылками безалкогольных напитков.

– Ну и кутерьма! По крайней мере она, похоже, больше не собирается удирать. Я и не знал, что ты обладаешь таким шармом.

– Поболтайся поблизости, может, еще и не то узнаешь.

– Какого черта мы собираемся делать, Квинлан? Мы должны позвонить Брэммеру, нам же даже неизвестно, как продвигается расследование.

– Мне только что пришло в голову, что впереди – уик-энд. Сейчас ночь пятницы, или, точнее сказать, субботнее утро. Можно считать, что у нас выходной. У нас есть время до понедельника, прежде чем мы снова станем примерными сотрудниками, верно я говорю?

Диллон откинулся на спинку дивана, закрыв глаза.

– Брэммер сварит наши яйца на завтрак.

– Ничего подобного. Он бы их точно поотрывал, если бы мы потеряли Салли. Но этого не произошло, так что теперь все будет отлично.

– Не могу разделить твоего безбрежного оптимизма, – вздохнул Диллон. Услышав, что Салли выключила душ, он открыл глаза и сел прямо. – Чего у них только нет в ванной – пакетики шампуня, какие-то кондиционеры и еще всякая ерунда.

– Твоя позиция?

В ванной загудел фен.

– Никакой позиции, серьезно. Давай поедим. – Диллон откусил большой кусок бургера и добавил с полным ртом:

– У меня стресс. Мне нужно снять напряжение физической нагрузкой. Слава Богу, завтра суббота, боюсь только, что спортзал будет переполнен.

Было около трех часов утра. Темно и тихо. Джеймс знал, что она до сих пор не спит. Это сводило его с ума. В конце концов он не выдержал и спросил:

– Салли! В чем дело? Что-то не так?

– Что-то не так?! – Она вдруг начала хохотать. – Ты толстокож, как носорог. И ты еще спрашиваешь, что-то не так?

– Ну хорошо, ты права, по все равно тебе необходимо поспать. Так же, как и мне. Я не могу уснуть, пока ты не спишь.

– Чушь какая. Я же не издала ни звука.

– Знаю, именно это и сводит меня с ума. Я понимаю, что ты напугана до смерти, но, если помнишь, я обещал тебя защитить и разобраться со всей этой чертовщиной. Ты же знаешь – без тебя я не смогу этого сделать.

– Джеймс, я же уже говорила, что ничего не помню из той ночи. Ни единого момента. У меня в голове какие-то смутные звуки и образы, но ничего определенного. Я не знаю, кто убил отца. Может быть, даже когда я была там, он еще не был убит. Или, с другой стороны, я могла застрелить его сама. Ты даже представить себе не можешь, как сильно я его ненавидела. Ноэль поклялась мне, что она его не убивала. Есть еще что-то, но у нее не было времени мне рассказать, то есть, если она вообще собиралась мне рассказывать.

– Ты знаешь, что была в доме, когда его застрелили. И ты отлично знаешь, что не убивала его. Но к этому вопросу мы вернемся позже.

– Я думала, мама не рассказывает всей правды из-за того, что знает, что убила его все-таки я. Она пытается меня защитить, а не наоборот.

– Нет, ты в него не стреляла. Может быть, она промолчала, потому что у нее и впрямь не было времени: вскоре объявились мы с Диллоном. Или дело в том, что она пытается прикрыть кого-то еще. Мы все выясним, можешь мне поверить. Ноэль заявила и полиции, и нам, что ее весь вечер не было дома: она ходила в кино. Одна.

– Что ж, а мне она сказала, что была со Скоттом. Это означает, что у нее есть свидетель, который может подтвердить, что она не убивала отца.

– Со Скоттом? С твоим мужем?

– Не пытайся острить. Ты знаешь, что он мой муж, но пробудет им еще очень недолго.

– Ну хорошо. Мы обо всем позаботимся. А сейчас уже поздно, нам нужно хотя бы немного поспать. Я хотел только добавить, Салли, что ты молодец. Это была отличная гонка. Когда я случайно увидел, как ты отъезжаешь от мотеля на мотоцикле, у меня просто челюсть отпала. Было очень изобретательно с твоей стороны бросить автомобиль и купить мотоцикл. Ты застала нас врасплох.

– Да, но в конечном счете это оказалось не важно, правда?

– Верно, слава Богу, мы с Диллоном – мастера своего дела. А кроме того, удачливы, как собаки, вырвавшиеся на свободу на консервной фабрике. Куда ты направлялась?

– В Бар-Харбор. Дедушка дал мне триста долларов – все, что было у него в бумажнике. Когда я пересчитала, то чуть не расхохоталась.

– Ты шутишь? Ровно триста долларов?!

– Тютелька в тютельку!

– Твои предки мне не особенно понравились. Горничная проводила нас в этот неофициальный кабинет. Старики смотрели какое-то шоу, типа «Магазина на диване». Должен признаться, что меня это удивило: мистер Франклин Оглви Харрисон и его жена смотрят эту плебейскую передачу.

– Я бы тоже удивилась на твоем месте.

– Салли, ты не хочешь перебраться ко мне, на эту просторную кровать? Мне даже отсюда видно, что ты замерзла. Готов поспорить, что и плечо тоже болит, правда?

– Немножко. Скорее ноет, чем болит. Мне очень повезло.

– В этом ты права. Ладно, Салли, давай-ка, перебирайся сюда. Я обещаю на тебя не набрасываться. Помнишь, как славно мы оба спали в моей постели в гостинице Тельмы? Судя по тому, что ты с готовностью сообщила об этом мотоциклистам, причем довольно быстро, я понял, что это тебя не слишком обеспокоило.

После этих слов Салли молчала почти целую минуту. Потом наконец произнесла:

– Да, я помню. Не знаю, с какой стати открыла рот и проболталась совершенно незнакомым людям. Тогда мне приснился кошмарный сон.

– Нет, не совсем. Это был кошмар, но реальный. Ты вспомнила то, что происходило с тобой на самом деле. Там действовал твой «отец». По крайней мере это ты, в конце концов, мне рассказала. Иди сюда, Салли. Я совершенно обессилел, и даже такой прекрасной женщине, как ты, придется на время остаться без внимания.

К его облегчению и приятному удивлению, через мгновение она уже стояла рядом с кроватью, глядя на него. На Салли была одна из его футболок. Джеймс откинул одеяло.

Салли скользнула в кровать и легла на спину.

Он тоже лежал на спине – в четырех дюймах от нее.

– Дай мне руку.

Салли дала. Джеймс сжал ее пальцы.

– Давай немного поспим. Как ни странно, им это удалось. Проснувшись на следующий день рано утром, Квинлан обнаружил, что Салли лежит на нем, обратив его руками за шею, причем ее раскинутые ноги лежали точнехонько поверх его ног. Футболка во сне задралась до талии. О черт! Квинлан старался не шевелиться, изо всех сил пытаясь убедить самого себя, что это всего лишь еще одно испытание, с которым должен уметь справляться профессионально подготовленный агент ФБР. Однако в шестнадцатинедельном учебном курсе в Куантико эта часть почему-то оказалась упущена. Ладно, не беда. У него есть опыт.

Он уже не семнадцатилетний юнец. Квинлан вздохнул сквозь зубы.

Да, главное сохранить хладнокровие и самообладание, тогда он прекрасно справится с ситуацией. Сквозь боксерские шорты он почувствовал тепло ее тела. Его отделял от Салли только тонкий слой ткани и больше ничего. В его положении самообладание – первое дело.

– Салли?

– М-м-м?

Он был тверже, чем «волшебный жезл» дядюшки Алекса. Джеймс никоим образом не собирался ее пугать. Как можно осторожнее он сдвинул Салли с себя и положил ее на спину на кровать. Единственная проблема заключалась в том, что она его не отпускала. У Джеймса не было иного выхода, как только опуститься на нее сверху. Теперь «волшебный жезл» дяди Алекса оказался у нее между ног, как раз там, где ему и место.

В конце концов что такое хладнокровие? В эту конкретную минуту оно не показалось Квинлану таким уж важным.

– Салли, мне неудобно. Отпусти меня, хорошо? Руки, сомкнутые вокруг его шеи немного расслабились, но пальцы оставались сцепленными. Теперь он мог бы с легкостью отодвинуться от Салли, но оказалось, что он не в силах заставить себя это сделать. Она была такая тоненькая, такая теплая, и Квинлан подумал, что, в сущности, это просто прекрасно – то, где он и где она. Ему нравилось чувствовать на своей шее ее крепко сомкнутые руки, нравилось ощущать своей кожей тепло ее дыхания. Он подумал, что, пожалуй, было бы замечательно ощущать ее под своим телом до тех пор, пока он не взорвется.

Джеймс пристально посмотрел на Салли сверху, потом открыл рот и спросил:

– Салли, ты выйдешь за меня замуж? Она мгновенно раскрыла глаза.

– Что ты сказал?

– Я попросил тебя выйти за меня замуж.

– Не знаю, что и сказать, Джеймс, я ведь уже замужем.

– Тьфу ты, совсем забыл. Ради Бога, Салли, только не двигайся. Ты не хочешь убрать руки с моей шеи?

– Нет, пожалуй, нет. Ты такой теплый, Джеймс, и мне нравится ощущать на себе твой вес. Я чувствую себя в безопасности и почему-то кажется, что все будет в порядке. Если кто-то захочет до меня добраться, ему придется сначала одолеть тебя. А этого им в жизни не сделать – ты слишком крепкий, слишком сильный. Пожалуйста, не скатывайся с меня.

Слишком крепкий и сильный? Он стал еще тверже, если это вообще возможно.

– Ты уверена, что не боишься? После всего что случилось в лечебнице, я бы не хотел тебя пугать.

Салли нахмурилась и обняла его еще крепче.

– Может быть, это странно, но ты никогда меня не пугал, кроме того случая, когда с грохотом ворвался в дверь Амабель, как бешеный бык, – в тот день, когда этот «отец» позвонил мне в самый первый раз. Но после я ни разу тебя не испугалась, даже тогда, когда ты налетел на меня, а я только что вышла из душа.

– Ты была так прекрасна, я понял, что пропал, окончательно и бесповоротно.

– Прекрасна? Я? Ты шутишь, – фыркнула Салли. Джеймс был очарован. – Я худая, как палка, но все равно с твоей стороны очень мило так сказать.

– Но это правда! Я глядел на тебя и думал: она совершенна. Мне ужасно понравилась маленькая черная родинка у тебя на животе.

– Ого, ты так хорошо меня рассмотрел?

– Мужчина может разглядеть женщину очень быстро, когда есть стимул. Почему бы тебе не бросить Скотта Брэйнерда? Ведь тогда ты сможешь выйти за меня?

– Не думаю, что он будет возражать, – ответила Салли после недолгого раздумья. – Сказать по правде, он сам уже меня бросил, несмотря на все эти лицемерные мольбы по телевизору. – Она легонько потерла ладонями его плечи. Кожа Джеймса оказалась теплой и гладкой. – Уже вскоре после того как мы поженились, я поняла, что наш брак – ошибка. Я была так же занята работой, как и он, постоянно в движении, каждый день у меня были какие-то встречи, по вечерам я должна была выполнять какие-то обязанности на вечеринках, я то и дело вела переговоры по телефону, всегда была окружена людьми. Такая жизнь мне нравилась и ему, казалось, тоже – поначалу.

Потом он заявил, что ожидал, что, когда мы поженимся, я откажусь от всего этого. Судя по всему, он рассчитывал, что я буду сидеть дома, встречать его с работы, кормить-поить, возможно, делать массаж. А потом, ловя каждое слово, выслушивать его рассказ, как прошел день, и, возможно, раздевать его, если он пожелает секса. Во всяком случае, он этого ждал. Понятия не имею, как эти идеи пришли ему в голову.

Я несколько раз пыталась поговорить с ним, но он всякий раз только качал головой, повторяя снова и снова, что я веду себя неразумно, что я просто никудышная жена. Он даже сказал, что я ему лгала. Но это не правда. Когда после нашей свадьбы он вдруг начал выступать по поводу моего расписания, это оказалось для меня полнейшим потрясением. Пока мы только встречались, я работала точно так же, и он ни словом не возразил. Однажды даже признался, что гордится мной.

В конце концов я сказала ему, что знаю о его романе на стороне и хочу развестись. Тогда он завопил, что я придумываю то, чего нет на самом деле. Скотт сказал, что я просто глупенькая, – по крайней мере так он говорил первое время. Потом, спустя лишь несколько дней, вдруг стал говорить, что мне мерещится всякая ерунда. И я сама во всем виновата. Но он со мной не разведется, потому что я начинаю сходить с ума, и это было бы непорядочно – дескать, он так со мной не поступит. Я не могла понять, о чем он толкует, пока не прошло еще дня четыре.

Он спал с другой женщиной, Джеймс, готова поспорить на собственную жизнь. Не знаю, что он делал после того, как меня заперли в этой лечебнице. Я почти надеялась, что мне больше не придется с ним встречаться. Я его и не видела, приходил только отец. Но Скотт наверняка замешан в этом деле так же, как и он. В конце концов он же был и остается моим мужем, и это Скотт первый сказал мне, что я чокнутая.

«Интересно», – подумал Джеймс, а вслух произнес:

– Да. Он увяз в этом деле по самые уши. С кем у него был роман?

– Не знаю. Может быть, с кем-нибудь с работы, из компании «Транскон». У Скотта большие возможности.

– Мне очень жаль, – прошептал Джеймс, наклоняясь к Салли и целуя ее в ухо, – но тебе все-таки придется с ним встретиться, по крайней мере один раз. Преимущество в том, что я твой герой и заступник, и к тому же я представитель закона, так что тебе не о чем беспокоиться. Знаешь, Салли, может быть, твоего отца убил Скотт. Возможно, Ноэль защищает именно его.

– Нет, Скотт – слизняк, маленький, жалкий слизняк. У него бы не хватило духа застрелить моего отца.

– Ладно, оставим это.

«Как много боли, – подумал Джеймс, – слишком много. Все это выяснится, обязательно должно выясниться».

Он снова склонился, чтобы поцеловать Салли, на этот раз – в губы. Ее губы раскрылись, и больше всего на свете Джеймсу захотелось проникнуть в глубину ее рта, так же, как ему хотелось глубоко войти в ее тело, но разумом он понимал, что прямо сейчас это невозможно. В ее мире все сместилось, смешалось и вышло из-под контроля. Он не хотел добавлять еще что-то свое к путанице, царящей сейчас в ее жизни. Слава Богу, что он попросил ее выйти за него замуж.

– Может быть, это не такая уж плохая мысль, – проговорила Салли, притягивая его к себе, чтобы поцеловать.

– Какая именно? – выдохнул Джеймс.

– Выйти замуж. За тебя. Ты такой нормальный – большой и нормальный. У тебя же не было трудного детства, правда?

– Нет. У меня две старшие сестры и старший брат. Я считался в семье «младшеньким», и все меня баловали почем зря. Не могу сказать, чтобы наша семья была особенно неблагополучной. Никто никого не бил. Дети, правда, между собой дрались, но это, по-моему, вполне нормально. Я был силен в спорте, во всех видах, но главной моей страстью был и до сих пор остается футбол. Футболу принадлежали все воскресные дни. А ты любишь футбол?

– Да. У нас в школе была учительница физкультуры из Сан-Франциско, так она была просто помешана на футболе и научила нас играть. У нас отлично получалось, единственной проблемой оказалось, что во всей округе не было ни одной женской команды, так что нам не с кем было играть. Бейсбол и баскетбол мне не нравятся.

– С этим я могу смириться. Мы даже будем играть с тобой в контактный футбол.

Салли поцеловала его в шею. Почувствовав, как она раскрывается под ним еще больше, Джеймс вздрогнул. Он поспешно произнес:

– Самой большой моей ошибкой была женитьба на Терезе Раглан. Мне было тогда двадцать шесть. Она была из Огайо и казалась просто созданной для меня. Тереза, как и твой муж и любимый папочка, адвокат. Так уж вышло, что она влюбилась в одного парня из военно-морского флота, который продавал секреты направо и налево – любому, кто хотел их купить. Его поймал именно я. Моя жена его защищала. Она отмазала его от наказания, потом ушла от меня и вышла за него замуж. – Просто поразительно, Джеймс. И что же с вей стало?

– Они живут в Аннадэйле, штат Вирджиния. У нее уже двое детей, а тот парень – что-то вроде лоббиста, и ему платят хорошие деньги. Похоже, дела у них идут просто отлично. Я их время от времени встречаю. Только не надо драматизировать эту историю и думать, что я страдал от разбитого сердца. Ничего подобного. Некоторое время я был потрясен и бесился, пока Диллон не объяснил мне полную абсурдность всей этой ситуации: хороший парень ловит плохого парня; жена хорошего парня защищает плохого парня, выпускает его на свободу, а потом выходит за него замуж. Если в этом копаться, то увязнешь. И он был прав. Все это весьма напоминает плохую мелодраму или мыльную оперу.

– Джеймс, ты просто чудо! Даже во всей этой неразберихе ты сохранил способность смеяться и даже смешить меня. Ты даже не рассердился, что я приставила к твоему животу пистолет и украла твою машину, которую мне пришлось бросить. Потом я купила мотоцикл. Мне было необходимо уехать. Я думаю, если бы ты мог забыть, кто ты и кто я, и уехать вместе со мной в Бар-Харбор, все обернулось бы гораздо лучше, чем оно скоро будет на самом деле. Когда-то я любила жизнь, Джеймс, до того как... ладно, сейчас это не имеет значения.

– Нет, это важно. Хочешь узнать еще кое-что?

Нечто такое, что лишний раз докажет тебе, какой я потрясающий парень?

– Что же это?

– Я даже не рассердился, когда ты направила на меня пистолет во второй раз.

– Что ж, значит, эту проблему можно считать решенной, правда?

Салли шевельнулась под ним, и Джеймс понял, что теперь-то окончательно пропал. Он изо всех сил старался быть холодным, как камень, а сердце билось тяжелыми, быстрыми ударами совсем близко от ее груди.