Агенты ФБР (№1) - Блондинка в черном парике

Никакой реакции.

Он был без сознания. Чертов кофе был отравлен! Она-то, слава Богу, сделала только один глоток, вот почему еще в сознании. Никакого другого объяснения быть не может. Салли попыталась сползти с Джеймса, и ей это даже удалось, но руки и ноги вдруг стали ватными, они дрожали и плохо слушались. Неужели так действует всего лишь один глоток этого проклятого «Амаретто»?

Ей нужна помощь. Нужно добраться до Томаса Шреддера и Кори Харпер. Они оставались здесь же, только внизу, в холле. До них недалеко, совсем близко. О Господи, они ведь тоже пили этот кофе с ликером! И Дэвид пил, а он еще и поехал на машине. Нужно выяснить, в сознании ли Томас и Кори. Она должна добраться до их комнат и узнать. Она сможет!

Салли упала с кровати и покатилась по полу. Она. чуть-чуть полежала на спине, уставившись в потолок – по всему его периметру протянулся прекрасный лепной карниз. Были тут даже херувимы – непременный атрибут викторианской эпохи – эдакие пухлые голенькие малыши, которые смотрели на нее из всех четырех углов, держа арфы и цветы.

Она должна двигаться! Салли заставила себя встать на четвереньки. В какой комнате поселилась Кори Харпер? Она точно ей говорила, но Салли никак не могла вспомнить. Ладно, не важно, она отыщет их обоих. Их комнаты должны быть где-то рядом, внизу. Салли подползла к двери. Совсем не далеко, нет. Ей удалось дотянуться до дверной ручки и повернуть ее, чтобы открыть дверь.

Коридор слева от нее простирался почти до бесконечности – темный, едва освещенный. А что, если в этом полумраке притаился тот самый человек, который подсыпал снотворное в кофе? Что, если он ждет, чтобы убедиться, на всех ли подействовало его зелье, и готов убить любого, кого оно не свалило? Салли покачала головой и исхитрилась подняться на ноги. Она усилием воли заставила ноги двигаться – понемногу, шаг за шагом. Это все, что ей нужно: просто выставить вперед одну ногу, потом другую... Она обязательно найдет Томаса и Кори. Наконец слева от нее показалась дверь. Номер сто четырнадцать. Салли постучала.

Ей никто не ответил.

Она попыталась крикнуть, но с губ сорвался только слабый шепот:

– Томас! Кори!

Она снова постучала. Снова в ответ – тишина. Салли повернула ручку. К немалому удивлению, дверь открылась. Открылась так быстро, что Салли споткнулась на пороге и влетела в комнату. Колени ее подогнулись, и она упала на бок.

– Томас! Кори! – окликнула Салли.

Собравшись с силами, она опять встала на четвереньки. В комнате горела только одна лампа – на прикроватной тумбочке. Томас Шреддер лежал на спине, широко раскинув руки и ноги. Он был без сознания. А может быть, мертв. Салли попыталась завизжать. Ей хотелось пронзительно крикнуть, но изо рта вырвался лишь слабый вскрик.

Она услышала шаги где-то позади. Ей кое-как удалось развернуться лицом к открытой двери. Может быть, это Джеймс? Может быть, с ним уже все в порядке? Но Салли не выкрикнула его имя – она боялась услышать, что это не он. Джеймс выпил целую чашку отравленного кофе, это никак не мог быть он. А кто мог – Салли даже боялась подумать.

Свет был очень тусклым. Полумрак наполнял комнату, застилал глаза. В дверях, засунув руки в карманы, стоял мужчина.

– Привет, Салли.

Глава 29

– Нет! – пролепетала Салли. Она уставилась на эту призрачную фигуру, понимая, кто это, и смиряясь со своим открытием. Но даже приняв это неизбежное, она снова прошептала:

– Нет, не может быть, чтобы это был ты.

– Ну конечно, может, дорогая. Ты же везде узнаешь своего папочку, правда?

– Нет! – Салли яростно замотала головой.

– Почему ты не можешь встать, Салли?

– Ты нас чем-то напоил. Я выпила всего чуть-чуть, но, должно быть, это действительно очень сильное средство.

– Так тебе не хватило, дорогая? – Он быстро подошел к ней, слишком быстро. – Доктору Бидермейеру пришлось перепробовать на тебе очень много новых препаратов. Честно говоря, я удивляюсь, что в результате тебе удалось сохранить здоровые мозги. Что ж, я об этом позабочусь.

Он наклонился и, схватив Салли сзади за волосы, запрокинул ей голову.

– Вот так..

Он влил ей в горло какую-то жидкость, а потом отшвырнул ее от себя. Салли тяжело рухнула на спину.

Она пристально смотрела на отца, но его фигура качалась и таяла в полумраке. Салли попыталась сфокусировать взгляд, вглядеться в него как следует, но его черты стирались, рот вдруг стал шевелиться и расти, расти. Его шея вытягивалась, становясь все длиннее и длиннее, пока не стала такой длинной, что Салли уже не могла видеть из-за нее голову. Наверное, именно так чувствовала себя Алиса в стране чудес.

– О нет, – прошептала она, – нет...

Она упала на бок и почувствовала под щекой холодные гладкие доски дубового пола.

Здесь был ее отец! Это была первая мысль, которая пришла Салли в голову, когда она очнулась, Ее отец.

В этом нет сомнений. Это был он. Он был в этой комнате. Он накачал ее наркотиками. Теперь он запросто может ее убить, ведь она совершенно беспомощна – точно так же, как беспомощна она была день за днем, неделю за неделей все эти полгода.

Салли была не в состоянии двигаться, не могла даже пошевелить хотя бы одним пальцем. Она поняла, что ее руки связаны спереди – не слишком туго, но достаточно крепко. Она немного переместила центр тяжести. Ноги тоже связаны – в щиколотках. Но ее разум свободен от оков. Слава Богу, что голова ясна. Если бы сознание снова было затуманено, она бы, наверное, просто лежала сложа ручки и ждала смерти. Но нет, она в состоянии думать. Она способна вспоминать. Она даже может открыть глаза – но вот только хочет ли?

Джеймс, подумала Салли и заставила свои глаза раскрыться.

Она лежит на кровати. Когда она переместилась с одного бока на другой, заскрипели пружины. Салли попыталась выяснить еще какие-то детали, но не смогла. Комнату освещал лишь слабый свет, проникавший из коридора. Похоже, это небольшая спальня, но понять что-нибудь еще Салли не смогла.

Где она? Все еще в Коуве? А если да, то где конкретно?

Где ее отец? Что он собирается делать? Салли увидела какую-то неясную фигуру, входящую в спальню. Свет был слишком тусклым, чтобы можно было разглядеть лицо. Но она знала, кто это. О да, она знала, что это он.

– Ты? – сказала она и удивилась, что это слово вылетело из ее собственного рта. Оно прозвучало хрипло и неизмеримо печально.

– Здравствуй, Салли.

– Это действительно ты. Я молилась, чтобы оказалось, что я ошибаюсь. Где я?

– Еще немного рановато тебе рассказывать.

– Мы все еще в Коуве? Где Джеймс? Где другие два агента?

– Об этом тоже рановато говорить.

– Будь ты проклят, я так отчаянно молилась за то, чтобы ты уехал из страны или чтобы ты умер. Нет, на самом деле я молила Бога, чтобы они тебя схватили и посадили в тюрьму до конца твоих дней. Где я?

– Бедняжка Ноэль, как долго она страдала от твоего злобного язычка. Ты всегда на нее накидывалась, вечно морализировала, вечно говорила ей, что она должна делать. Ты хотела, чтобы она вызвала полицию. Ты хотела, чтобы она ушла от меня! Но правда состоит в том, что она не желала от меня уходить. Ну, может быть, поначалу у нее и было такое намерение, но потом – нет. Но ты никак не могла остановиться. Ты просто подавляла ее всей этой критикой, своим презрением. Вот почему она никогда не приходила навестить тебя в лечебнице. Она боялась, что дочь снова начнет учить ее жизни, даже при том, что сама – помешанная.

– Это все чушь собачья. Разумеется, сейчас ты можешь говорить все, что тебе вздумается. Ноэль здесь нет, поэтому она не может сказать, что она на самом деле о тебе думает. Могу поспорить, что как только она действительно поймет, что больше не обязана служить для тебя боксерской грушей, то почувствует себя самой счастливой женщиной в Вашингтоне. Уверена, она уже вновь начала носить платья и блузки с коротким рукавом. Она может больше не бояться, что кто-нибудь увидит ее синяки. Бьюсь об заклад, этим летом она даже осмелится надевать раздельные купальники. Сколько лет она не могла их носить? Тебе нравилось тыкать ее в ребра, правда? Ты ее терроризировал. Если в мире вообще существует справедливость, то ты за все заплатишь. Жаль, что ты еще не подох!

– Ого, за эти несколько минут я услышал от тебя больше, чем за шесть месяцев. За время твоего слишком краткого пребывания в санатории ты по большей части была благодатно молчаливой. Очень плохо, что из-за этого ублюдка Квинлана доктор Бидермейер отлучен от дел. Все так сильно усложнилось – и только по твоей вине, Салли. Пока Квинлан не выкрал тебя из санатория Бидермейера, все было шито-крыто.

– Его зовут не Бидермейер, а Норман Липси. Он хирург по пластическим операциям. И он преступник. Он сделал какому-то бедняге твое лицо, но убил-то его именно ты! Ты не просто муж, который избивает жену, а еще и грязный убийца! И изменник родины.

– Почему ты обвиняешь меня только в каких-то скучных делах? Я совершил один хороший поступок, о котором ты даже не упомянула, – дело, которым я вполне заслуженно горжусь.

Я упрятал с глаз долой мою дорогую доченьку на целых полгода. Я серьезно считаю, что это мой лучший – и самый любимый – проект за последние пять лет. Убрать тебя с дороги! .Иметь тебя в своей власти. Никогда не читать на твоем лице презрения и ненависти – когда тебе случалось меня увидеть. Господи, какое же это наслаждение! Как мне нравилось видеть тебя существом, похожим на тряпичную куклу с открытым ртом. Ты выглядела такой глупой и ничего не соображающей, что я даже не получал большого удовольствия, наблюдая, как этот жалкий Холланд снимает с тебя одежду, купает в ванне, а потом снова одевает тебя, как свою любимую куколку. Под конец я даже не получал удовольствия, когда бил тебя по щекам, чтобы привлечь твое внимание. С тебя было нечего взять, к тому же ты стала слишком тощей. Я велел Бидермейеру кормить тебя получше, но он сказал, что все, что он может, – это поддерживать тебя в стабильном состоянии. А потом ты спрятала таблетки под язык и сбежала.

Да, это было настоящим потрясением – встретить тебя в моем доме, в моем кабинете, да еще сразу же после того, как я застрелил Джекки.

Он принял позу, которую она за свою жизнь видела так много раз. Подпирая одной рукой локоть другой, он обхватил пальцами подбородок. Салли предполагала, что эта поза изображает у него состояние глубокомысленной задумчивости. Для полноты картины не хватало только трубки Скотта и еще, может быть, шляпы Шерлока Холмса.

– И вот, ты оказалась там – склонилась над бедняжкой Джекки, этой жадной свиньей. Потом ты повернулась и заметила меня – разглядела ясно, как день. Я видел в твоих глазах момент узнавания. Подняла с пола мой пистолет – я перед этим положил его, чтобы взять с письменного стола кое-какие бумаги, но ты его подобрала, и у меня не оставалось другого выхода, кроме как бежать. Я выскользнул наружу и незаметно наблюдал, как ты трясешь головой, явно не веря своим глазам. Я видел, как прибежали Ноэль и Скотт, слышал, как она начала визжать – визжала и визжала... А Скотт чуть не сжевал свою несчастную трубку.

А потом ты сбежала, правда, Салли? Сбежала и зашвырнула мой драгоценный пистолет в кусты. Тогда я не мог к тебе подойти и рассказать правду. Я был напуган. Однако перво-наперво я должен был вернуть свой пистолет, и я это сделал. Но, как я уже сказал, я был встревожен, и тревога не покидала меня еще долгое время. Что, если ты объявила всему свету, что видела меня – своего отца? Если ты это сделала, то, хотя тебя официально и признали сумасшедшей, они могли бы настоять на том, чтобы произвести вскрытие, сравнить отпечатки пальцев. Но ты так боялась, что просто удрала. Ты сбежала сюда – в Коув, к Амабель.

По меньшей мере дня четыре я не догадывался, что твоя память заблокировала весь этот эпизод. Ты сбежала, потому что думала, будто меня убила либо ты сама, либо твоя дражайшая Ноэль.

Салли пыталась переварить всю эту информацию, уяснить, что она никогда и не ошибалась, понять в конце концов, что представляет собой этот человек.

– Квинлан помог мне вспомнить – он сам и воссоздание картины преступления, как бы ты, наверное, выразился. И тогда я все вспомнила абсолютно все.

– Готов поспорить, тебе не терпится узнать, кто был тот убитый. Это был обычный парень, которого я обнаружил однажды в Балтиморе, когда встречался с одним из представителей Ирака. Он был в то время на мели и замечательно походил на меня – тот же рост, примерно тот же вес. Как только я его увидел, то сразу понял, что это именно тот человек, который меня спасет.

«Почему, – недоуменно подумала Салли, – почему он так много болтает? С какой стати он стоит тут и изливает на нее все эти сведения?» Потом она поняла, что ему просто доставляет удовольствие хвастаться перед ней собственной гениальностью. Ему хочется, чтобы она почувствовала, какой он необыкновенный, потрясающий. В конце концов она же пребывала по этому поводу в полном неведении. О да, он явно наслаждался собой.

– А как фамилия Джекки?

– Знаешь, я, по правде говоря, не помню его фамилии. Да и кому она нужна? Свою роль он уже сыграл, и сыграл ее превосходно. – Эймори Сент-Джон довольно расхохотался. – Я пообещал ему кучу денег, если он сумеет выдать себя за меня. Слышала бы ты, как он пытался подражать моему голосу, моему акценту. Зрелище было жалкое, но и я, и доктор Бидермейер заверили его, что у него потрясающий слух и он точно схватил все мои характерные черты – одним словом, что может довести свою игру до совершенства. Простак наивно верил, что так все и будет. Джекки полагал, что ему предстоит занять мое место и сыграть мою роль на важной конференции. Это был его шанс что-нибудь сделать, возможность заиметь крупный счет в банке. Доверчивый дурак!

– Теперь он мертвый дурак.

– Да.

Салли начала незаметно от отца потихоньку ослаблять свои путы, стараясь его заговорить:

– Доктор Бидермейер выбыл из игры, но ты уже и сам все это знаешь. Остаток своей ничтожной жизни он проведет в тюрьме. Холланд все рассказал агентам ФБР. Все пленники, которые содержались у Бидермейера – люди, вроде меня, – они будут выпущены из тюрьмы, которую ты почему-то называешь санаторием. Словно это какой-то курорт, куда люди приезжают отдохнуть и поправить здоровье.

– Да, знаю. Но кому какое дело до всех этих людей? Они не моя забота, меня волнуешь только ты, все, что касается тебя. А сожалею я только о том, что санаторий будет закрыт. Это было такое замечательное, подходящее для тебя место! Способ убрать тебя с дороги навсегда. Когда я познакомился с Джекки, все сразу встало на свои места. Я уже знал про доктора Бидермейера и его небольшое жульничество. Примерно семь месяцев назад все удачно сошлось. Я убрал тебя с дороги, разумеется с помощью Скотта. Он – такой трусливый, ничтожный дурак, все боялся, что его поймают. Но смею тебя уверить, ему определенно нравились деньги, которые он получал от меня в оплату за помощь. Конечно, я все знал про его любовника, но по крайней мере я удостоверился, что ты не заразишься СПИДом. Я приказал Скотту, чтобы он обязательно пользовался презервативом, если станет заниматься с тобой любовью – если, конечно, сможет заставить себя совершить такой подвиг. Доктор Бидермейер делал тебе анализ крови. Благодаря мне ты здорова. Но Скотт свою роль сыграл. Как только он от тебя освободился, он смог тратить деньги и в открытую встречаться со своим любовником. Он был просто пешкой в моей игре...

Так на чем я остановился? Ах да, затем Джекки лег на операцию, и я подвел свои планы к завершению. Но тебе обязательно нужно было встрять и все испортить, правда, Салли?

Ты была у меня так надежно упрятана под замок и все-таки выбралась! Все-таки тебе снова нужно было попытаться нарушить мои планы. Что ж, больше этого не будет.

– Скажи, неужели ты так сильно ненавидел меня только за то, что я пыталась защитить мать от твоих кулаков?

– Разумеется, нет. Это естественно, что ты не вызывала у меня особых симпатий.

– Потому что ты думал, что я узнала про твое участие в незаконной торговле оружием?

– А ты знала?

– Нет.

– Мои дела с правительствами других стран не имеют с тобой ничего общего. Скотт боялся, что ты что-нибудь подсмотрела, но я-то знал, что в таком случае ты отреагировала бы мгновенно. Нет, это меня не заботило. Суть в том, что ты – не моя дочь. Ты – незаконнорожденная, проклятый маленький ублюдок. И именно поэтому, дорогая моя Салли, Ноэль бы никогда от меня не ушла. Однажды она попыталась это сделать, когда ты была еще младенцем. Не поверила, когда я сказал ей, что она повязана со мной до конца своих дней. Может быть, она хотела меня испытать. Она примчалась в Филадельфию, обратно к своим богатеньким чопорным родителям. А те повели себя в точности так, как я от них и ожидал. Они заявили, что ей следует вернуться к мужу и прекратить возводить на него напраслину. В конце концов ведь это я спас ее шкуру. Как могла она говорить такие ужасные вещи обо мне – замечательном человеке, который женился на ней, когда она уже была беременна от другого мужчины?

Он расхохотался – долгим, глубоким смехом, от которого у Салли мурашки поползли по коже. Она продолжала потихоньку ослаблять эти веревки. Теперь они явно стали чуть свободнее. Но на самом деле в данный момент она думала уже не об этих веревках. Она пыталась понять Эймори Сент-Джона: как следует осмыслить его слова. Но это было очень трудно.

Он продолжал, голос звучал завораживающе:

– Когда я сейчас об этом думаю, то понимаю, что Ноэль не верила мне всерьез. Она не осознавала, что плата, которую я беру за то, что женился на ней, – это не те пятьсот тысяч долларов, которые я получил от ее родителей, а то, что она останется со мной навсегда, иначе я не хочу ее вовсе. Когда она приползла обратно с тобой на руках – маленьким пищащим отродьем, – я отобрал тебя у нее и подержал над огнем в камине. Помню, огонь тогда горел очень хорошо. Он опалил брови и волосенки на твоей голове. О, как она визжала! Я объяснил ей, что, если она хоть раз попытается сделать что-нибудь подобное, я тебя убью. И я действительно имел это в виду, ты знаешь. Бьюсь об заклад, тебе интересно узнать, кто был твоим настоящим отцом.

Салли чувствовала себя так, словно ее накачали тонной наркотиков. Она не могла ухватить смысл того, что он ей говорил. Слова она понимала – Эймори не ее отец, – но, казалось, не могла как следует вникнуть в их смысл.

– Ты не мой отец, – бездумно повторила она, уставившись в пространство над его левым плечом – туда, где находилась открытая дверь. Ей хотелось кричать от радости. В ее жилах нет ни капли крови этого чудовища. – Ты удерживал Ноэль при себе, угрожал убить меня, ее единственного ребенка.

– Да. Моя милая женушка в конце концов мне поверила. Не могу передать словами, какое мне доставляло удовольствие бить эту богатую сучку. А ей приходилось терпеть. У нее не было другого выхода.

Потом тебе исполнилось шестнадцать, и ты увидела, как я ее избивал. Очень жаль. С тех пор все изменилось, но по крайней мере у меня появился хороший повод от тебя избавиться. Помнишь тот последний случай? Ты вернулась в дом, когда я как раз пинал ее ногами, и схватилась за телефон, чтобы вызвать помощь, а она приползла – действительно приползла к тебе на коленях и умоляла не звонить. Помнишь? Я получил тогда настоящее удовольствие, я наслаждался, наблюдая твою разобщенность с матерью.

После того как ты ушла, я врезал ей еще пару раз. Она восхитительно стонала. А потом я занялся с ней сексом, и она все время ревела.

После этого я от тебя надолго освободился. На протяжении тех четырех лет, когда тебя не было в моем доме, когда ты не лезла в наши отношения с Ноэль, моя жизнь была действительно хороша. Но я хотел, чтобы ты за все заплатила. Я заставил Скотта взять тебя в жены. Это на некоторое время убрало тебя с дороги, но он был тебе не нужен, правда? Ты почти сразу же раскусила, что он не настоящий. Да ладно, это не имеет значения.

Мне просто нужно было дождаться своего часа. Когда я увидел Джекки, то понял, что делать. Видишь ли, федералы уже подбирались ко мне. Я не дурак и понимал, что это лишь вопрос времени. Я стал очень богатым человеком, но продажа оружия в места наподобие Ирака – занятие весьма рискованное. Да, это был всего лишь вопрос времени. Я хотел, чтобы ты заплатила за все неприятности, которые мне причинила. Те шесть месяцев, что ты провела в заведении Бидермейера, были для меня просто чудесными. Мне нравилось иметь тебя у своих ног, смотреть, как я ласкаю тебя повсюду, ласкать самого себя... Я испытывал восхитительные ощущения, избивая тебя, наблюдая, как ты морщишься от боли. Но потом ты удрала, и все пошло прахом. – Эймори Сент-Джон наклонился и ударил ее по щеке. По левой, по правой, потом снова и снова.

Салли почувствовала во рту привкус крови. Он разбил ей губу.

– Ты вонючий трус! – Салли плюнула в него, но он вовремя увернулся. Потом снова дал ей пощечину.

– В лечебнице мне никогда не хотелось тебя трахнуть, – прошипел он, приблизив свое лицо к ее лицу, – хотя, видит Бог, я мог тебя поиметь. Я достаточно часто видел тебя голой, но никогда тебя не хотел. Черт, Скотт на тебя и не взглянул! Он приходил всего один раз, и то, потому что я настоял. Теперь этому ублюдку придется отвечать, потому что поблизости нет меня. Ну, Салли, давай, плюнь в меня еще раз. Это не я трус, а ты.

Салли и плюнула, и на этот раз она не промахнулась. Она молча смотрела, как Сент-Джон вытирает лицо тыльной стороной ладони. Потом он улыбнулся ей с высоты своего роста. В памяти вспышкой сверкнуло воспоминание о том, как в лечебнице он так же улыбался, стоя над ней.

– Нет, – прошептала Салли, но она ничего не могла изменить.

Он ударил ее очень сильно, и Салли провалилась в темноту. Последней мыслью было: слава Богу, что он больше не дал ей наркотиков...

Глава 30

– По-моему, ребята, дела наши совсем плохи, – в сердцах бросил Квинлан, и он действительно так считал. Но думал он не о себе и не о других агентах – он думал о Салли. Если она здесь, в этой темной норе, значит, она все еще без сознания или мертва.

В ответ ему раздалось мрачное бурчание со стороны Томаса Шреддера и тихое «да» Кори Харпер. Это правда. Их положению действительно не позавидуешь. Правда и то, что в этой комнате, где их заперли, было темно, как на дне котла ведьмы. Нет, это была не комната. Это был какой-то сарай с земляным полом. Возможно, тот самый сарай, что стоит за коттеджем доктора Спайвера.

– Послушайте, ребята, – послышался голос Томаса, – Квинлан прав: дела наши совсем плохи. Но мы же – тренированные агенты. Мы сможем отсюда выбраться! Если мы не выберемся, они нас сожгут. Тогда прощай карьера и государственная пенсия. Нет уж, мне чертовски не хочется терять свою федеральную медицинскую страховку.

Кори Харпер рассмеялась, несмотря на судороги в связанных щиколотках. С руками у нее все в порядке. Они связали ее запястья не так уж туго – может быть, потому, что она женщина.

Однако узлы были затянуты крепко и развязать их было не так-то просто.

– Знаешь, Томас, это самая смешная вещь, какую я вообще когда-либо от тебя слышала.

Квинлан попытался растянуть веревки у себя на запястьях.

– Не иначе, как один из этих клоунов во время второй мировой войны служил в военно-морском флоте. Веревки завязаны на редкость хорошо, не поддаются ни на йоту. Кто-нибудь хочет попытаться руками или зубами?

– Я бы попыталась, – ответила Кори, – но я тут привязана к стене. Да, у меня веревка вокруг талии, и я чувствую, что она накручена на одну из досок стены. И очень крепко. Так что мне до вас не добраться.

– Я тоже связан, – пробурчал Томас и выругался.

– По крайней мере все живы. Хотел бы я знать, что случилось с Дэвидом? – сказал Квинлан. Но на самом деле его больше всего интересовала судьба Салли. Он просто боялся произнести ее имя вслух.

– Вероятно, он свалился в кювет. – Томас говорил об этом, как о само собой разумеющемся. – Здесь его нет. Возможно, он уже мертв.

– Или, может быть, его кто-нибудь спас, – предположила Кори.

– Что вы имеете в виду под «уже мертв»? Квинлан от всей души желал разглядеть вокруг себя хоть что-то, хотя бы общие очертания. Он продолжал трудиться над веревками, но они все никак не поддавались.

– Как вы думаете, они собираются держать нас тут следующие десять лет?

– Надеюсь, нет. Они все такие старые, что за десять лет перемрут сами. Страшно не хочется быть позабытым в этой норе.

– Не смешно, Квинлан.

– Может быть, но я пытаюсь быть остроумным.

– Продолжайте пытаться, – поддержала его Кори. – Не хотелось бы впасть в уныние. Мы должны что-то придумать. Прежде всего кто это с нами сделал?

– Черт возьми, по-моему, это довольно очевидно. Эта проклятая старая развалина! Она велела Марте принести «Амаретто» и подмешала в него какую-то дрянь, – сказал Томас. – Только я лег на кровать, как в ту же секунду вырубился.

– Где Салли? – вдруг спросила Кори. Квинлан вздохнул.

– Не знаю. – И повторил:

– Не знаю. – Он мысленно молил Бога, чтобы Салли оказалась запертой вместе с ними, а то, что они ее пока не обнаружили, это потому, что она была все еще без сознания. – Ну-ка, все дружно вытяните ноги перед собой. Попробуем определить, какого размера этот сарай.

Квинлан еле-еле коснулся ногами носков ботинок Томаса.

– А теперь наклонитесь сначала в одну сторону, потом – в другую. – Квинлан ухватил пальцами краешек блузки Кори.

Никаких признаков Салли.

– Значит, Салли здесь с нами нет, – произнес он вслух. – Куда они могли ее деть? – Боже правый, и зачем ему взбрело в голову задавать этот вопрос! Квинлан не хотел слышать ответ Томаса!

– Хороший вопрос, Джеймс. Зачем они вообще взяли на себя труд нас разделить? Квинлан ответил не сразу. Он медленно произнес:

– Потому что тетка Салли – Амабель – принимает во всем этом участие. Может быть, девушка у нее, будем надеяться, она за нее заступится.

К его удивлению, Томас вздохнул и сказал:

– Хочется верить, что вы правы. Проклятие, голова у меня гудит, как барабан в рок-группе!

– У меня тоже, – подала голос Кори. – Но все-таки я в состоянии думать. Так, значит, Джеймс, вы считаете, что весь город участвует в заговоре? Вы думаете, что все жители этого чертова города за последние три-четыре года убили по меньшей мере шестьдесят человек? Ради денег? А потом они хоронили убитых на своем кладбище?

– В знак уважения, – ухмыльнулся Квинлан. – Только представьте себе такую картину: вся эта почтенная публика сгрудилась над пожилой парой, которую они только что укокошили. Глядя на тела, они поглаживают подбородки и рассуждают примерно так: что ж, Ральф Китон может подготовить их к погребению, потом мы похороним их по всем правилам, а преподобный Ворхиз скажет все приличествующие случаю слова... Да, Кори, именно весь этот милый городок. А какие еще могут быть варианты?

– Это какой-то бред, – сказал Томас. – Занюханный городишко в полном составе убивает людей? Нам ни за что не поверит ни одна живая душа, особенно если учесть, что большая часть жителей – пенсионеры.

– Зато я верю. Еще как верю! Готов поспорить, что началось все случайно – с аварии на дороге. После этого происшествия им достались деньги, и у них – ну, может быть, не у всех, а только у одного из них или нескольких – возникла мысль, как они могут помочь своему бедному городу. Так и пошло, дальше – больше.

– А этот огромный рекламный плакат на шоссе помогает им заманивать путешественников в Коув, – задумчиво проговорила Кори.

– Точно! Магазин «Лучшее в мире мороженое». Кстати сказать, это и впрямь самое вкусное мороженое, какое мне только доводилось есть. – Квинлан не мог не шутить, иначе он бы просто сошел с ума. Где Салли? Может ли Амабель в самом деле ее защитить? Честно говоря, у него были серьезные сомнения по этому поводу.

– Приглашаем вас купить последний рожок мороженого в вашей жизни! – ядовито произнес Томас. – Вот в чем суть!

– А как насчет той убитой женщины? И доктора Спайвера?

Квинлан ответил, не переставая яростно бороться с веревками на запястьях.

– Вероятно, эта женщина случайно услышала нечто такое, чего ей слышать не следовало. Они продержали ее взаперти по меньшей мере ночи три, а может, и больше. Должно быть, она как-то избавилась от кляпа, потому что в первую ночь своего пребывания в Коуве Салли услышала ее крик. Потом, спустя две ночи, она слышала ее снова. А на следующее утро мы с Салли нашли ее труп. Я предполагаю, что они были просто вынуждены ее убить. Не хотели, но все же убили. Они знали, что у них, по сути, нет выбора: или они, или эта женщина. Должно быть, они здорово разозлились, потому что даже не потрудились похоронить ее на своем любимом кладбище – просто сбросили с утеса.

– А как насчет доктора Спайвера? – спросил Томас. – Проклятие, какие крепкие веревки. Не могу ослабить узлы ни на миллиметр.

– Не прекращайте над ними работать, ребята! Так вот, по поводу дока Спайвера. Возможно, он оказался слабым звеном в их цепи. Наверное, его как врача воротило от всех этих убийств, а убийство этой женщины стало последней каплей. И Спайвер сломался. Тогда они застрелили его, сунув дуло в рот, и попытались представить его смерть как самоубийство. Они снова попали в ситуацию, которая показалась им безвыходной.

– О Господи! – прошептала Кори Харпер. – А вы знаете, ребята, что агенты ФБР никогда и близко не подходят к такому дерьму, в какое мы с вами влипли? Некоторые из них за всю жизнь ни разу не доставали пистолета. Вся их работа состоит в разговорах с людьми. Я даже слышала, что многие агенты, уйдя в отставку, становятся психологами – такие они мастера выуживать у людей информацию.

Квинлан рассмеялся.

– Кори, мы отсюда выберемся, можешь мне поверить.

– Думаешь, Квинлан, ты такой сообразительный? – сказал Томас. – Как, черт возьми, мы можем освободиться? Того и гляди, в любую минуту появится толпа этих старичков. Как ты считаешь, они создадут расстрельный взвод? Или просто забьют нас до смерти своими стариковскими палками?

– Не надо, Томас, – тихо попросила Кори. – Попытаемся освободиться. Обязательно должен быть какой-то способ. Не хочу оказаться беспомощной, когда кто-нибудь из них придет, а что они придут – сами знаете.