Эпизод 9.

— Тринадцатая машина! Диспетчерская вызывает тринадцатую машину!

— Боб, ответь.

Американец, не глядя, снял с панели микрофон:

— Здесь тринадцатая.

— Чем занимаетесь, тринадцатая?

— Производим стопроцентную дезинфекцию спецмашины.

Я одобрительно похлопал янкеля по плечу. Американец рос в профессиональном плане прямо на глазах. Если раньше Боб на провокационные вопросы диспетчерской выдумывал глупые и заведомо обреченные на провал отговорки, то сейчас полет фантазии американского эмигранта в первом поколении был выше всяких похвал.

Естественно, Боб говорил неправду. Попросту, лгал. Но я, как командир самого лучшего экипажа среди всех экипажей подразделения 000, не видел повода, чтобы осадить завравшегося американца. Потому, что принимал непосредственное участие в поводе для неправды.

Команда спецмашины за номером тринадцать подразделения 000 делила медали.

Коробку с наградами прислал сам Директор по личной просьбе спасенного накануне товарища, фамилию которого мы так и не захотели запоминать. Здоровая такая коробка со всеми степенями упаковочной защиты. Пенопласт, чтобы не билась. Противовес, чтобы не переворачивалась. Пленка, чтобы не стиралась в химических средах. И даже отсутствие захватов, чтобы не кантовалась.

Затолкав коробку в грузовой отсек, мы, предварительно разбудив Герасима, развязали узелки на ленточках и вывалили содержимое на стационарные весы спецмашины.

— Как команда намерена делить спец груз? По честному, поровну, или в зависимости от стажа?

Команда без предварительного обсуждения вопроса решила, что, по честному — как-то честней. А по поровну — как-то ровней. А в зависимости от стажа сплошная несправедливость. На том и сошлись.

— Сто килограмм ровно, — констатировал Боб точный вес медалек, орденов и почетных нагрудных знаков. Способность определять вес по весам, американец получил еще в Америке, где ему часто приходилось взвешивать тушки рождественских индюшек. — По тридцать три целых тридцать три в периоде килограмма на каждого члена экипажа.

В грузовом отсеке не запланировано отключилось освещение.

— Какие проблемы, Милашка? — Боб включил аварийный фонарь и, привстав на цыпочках, заглянул в линзу внутренней камеры спецмашины.

Нет, рано еще доверять янкелю самостоятельный фронт работ. Ему еще учиться и учиться.

— Боб! — я дождался, когда второй номер обратит на меня внимание, и показал ему четыре растопыренных пальца.

Янкель, не сходя с места, и даже не воспользовавшись карманным компьютером, в уме разделил полученный вес на четыре, и скоординировал результаты:

— По двадцать пять килограмм, — лампочки внутреннего помещения чуть не лопнули от перенапряжения. — Остается еще коробка. Командир, можно мы ее подарим спецмашине?

Корпус Милашки мелко задрожал от радости.

— Подарим, — махнул я рукой, хотя имел свои виды на красивую упаковку. Чего не сделаешь ради любимой команды? А пластиковые бутылки из-под кока-кваса мы будем, как и прежде, выкидывать в окно.

— Право почетного делителя предоставляется мне, как командиру спецмашины, — опередил я янкеля, который уже тянул загребущие американские ручки к наградам российского производства. — Делить станем с учетом личных пожеланий. Боб, ты какие медальки любишь?

Последующим общественным опросом, проведенным лично мною, выяснилось, что у каждого члена команды, включая и спецмашину, свои пристрастия, вкусы и пожелания.

Например, американцу нравились маленькие, круглые и обязательно с изображением животных. Очевидно, сказывались долгие годы, проведенные на ферме.

Герасим предпочитал ордена иностранного производства. С красными камушками и позолотой. Он намеревался развесить их в спальном отсеке, утверждая, что это делает сон глубоким и без кошмаров.

Что касается спецмашины подразделения 000. Милашка заявляла свои права на каждую медаль и на каждый орден, гудя по внутренним динамикам одно единственное слово: — «Мое!». Мы Милашку не обижали. Щедрой рукой отгребали в сторону разноцветные медали и ордена. Правда лично мне было непонятно, в какое место запихает железо глупая машина.

Я же целенаправленно отбирал исключительно квадратные медали одного, серебряного цвета. Если их разместить в правильном порядке на парадном мундире, то образуется цельный серебряный фон, который весьма приятно сочетается с цветом моих карих глаз.

К истечению пятого часа распределения наград заснул, не выдержав нагрузок, Герасим. Свалился прямо в грузовом отсеке, прикрыв свою кучу наград собственным телом.

Милашка уже не хапала все подряд, а придирчиво обследовала каждый экземпляр на предмет содержания в нем полезных и благородных металлов. Специально для этого пришлось доставать из дальнего пыльного угла склада лабораторный комплекс. Все отобранные медали личный представитель Милашки пингвин, которого пока не успели отдать Директору, складывал в мешок. К мешку прилагалась опись содержимого, составленная самим пингвином.

Меня тоже коснулась зараза Герасима, и я клевал подбородком, самоотверженно борясь с приступами сна. Оставлять американца одного с остатками посылки не хотелось. Боб то и дело посматривал на меня и, дождавшись очередного кивка, с завистью смотрел на чужие кучи.

Именно от этого увлекательного занятия нас и оторвала диспетчерская.

— С вами желает переговорить Директор Службы. Вы готовы к сеансу связи?

Общаться с Директором в полусонном состоянии не хотелось. Но с другой стороны, в настоящий момент мы были как бы на работе, и, по правилам, должны были по первому приказу отправиться в любое место для оказания помощи честным налогоплательщикам.

— Ну, давай, — нехотя согласился я на сеанс, мотая головой в надежде отогнать Герасимову заразу.

Динамики Милашки прокашлялись кашлем Директора, и знакомый с первого дня Службы в подразделении 000 голос поинтересовался:

— Майор Сергеев? — странно, что меня еще не повысили в звании. После безукоризненного спасения Объекта с Восточной башни могли б и подкинуть пару-другую шевронов. — Это Директор.

— Узнали, узнали, товарищ Директор, — я попытался изобразить в эфире счастливую улыбку, но получилось, по-моему, не слишком похоже. — Мы вам всегда рады.

— Знаю, — подобрел в динамиках голос Директора. — Собственно, я связался с вами по делу. Есть два вопроса, хороший и просто хороший, но связанный с работой. С какого начинать?

Мы с Бобом кинули на пальцах и единогласно решили, что лучше всего день начать с хорошей новости.

— Ту посылку, что я вам утром отправил, вы доставили по месту назначения?

В эфире на некоторое время осталась одна тишина, нарушаемая лишь вздохом-выдохом Директора.

Стараясь не звенеть уже прицепленными на мундир медалями, второй номер перевернул крышку коробки и ткнул пальцем в крошечную бирку с адресом отправителя и получателя. После чего стал не менее осторожно отстегивать медали и складывать их обратно в общую кучу.

— Мы как раз собирались, — одной рукой я держал микрофон, а второй показывал второму номеру, что делают с не выполнившими поручение вышестоящего начальства спасателями.

— Поторопитесь, майор Сергеев. Это весьма ценный и важный груз.

— А второй хороший вопрос? — похоже, настроение на сегодняшний день испорчено окончательно.

— Вы готовы выполнить одну небольшую, но личную просьбу?

— Для вас, товарищ Директор, все, что угодно.

— Это даже не просьба. Так, пустячок. Если вы согласитесь, я освобожу вас на сегодняшний день от всех вызовов.

Кто ж отказывается от лишнего выходного дня?

— Мы уже засучили рукава. В чем суть пустячка?

Герасим даже в сонном состоянии не хотел отдавать выделенный ему комплект медалей. Цепкость рук третьего номера могла соперничать с Малашкиными захватами. На моих глазах Боб, пытаясь вырвать синенький орден из рук Герасима, погнул два ручных домкрата.

— Только что позвонил мой старый друг, — излагал Директор суть второго хорошего вопроса. — Ныне министр образования. Он просил выделить на два часа в его распоряжение трех сообразительных ребят.

— Ну, не такие уж мы… — засмущался я.

— Не о твоей команде разговор, майор Сергеев, — а стоило ли вообще смущаться? — Но кроме вас в радиусе тысячи километров никого нет. Первая машина подразделения на Канарских островах. Обеспечивает безопасность конкурса «Мисс Вселенная». Вторая в Приморье откачивает излишки энергии. Выходит, кроме вас, никого нет. Что молчишь, майор Сергеев?

Вот так всегда. Как на Канары, так первый экипаж. Как в Приморье баклуши бить, второй. А как работать, сразу вспоминают о нас. Правильно в народе говорят, работа спасателей любит. Особенно таких, как спасатели экипажа спецмашины за номером тринадцать.

Но с другой стороны, два часа поработать на министра образования и остаток дня отдыхать, такой шанс упускать нельзя.

— Куда ехать?

— Кремлевский район. Первый сектор. Второй уровень. Общеобразовательная специальная школа. Министр будет ждать у входа. Он и объяснит задачу. Надеюсь, вы не подкачаете старого Директора и не опозорите комбинезон подразделения 000.

— Спасать всегда, спасать везде, до дней столичных донца. Спасать, и никаких ЧП, вот лозунг мой и подразделения 000! — выкрикнул я в микрофон слова официального лозунга Службы. Говорят, что эту нескладуху сочинил сам Директор.

— Молодцы, майор Сергеев. Желаю удачи.

Щелчок в динамиках сообщил, что Директор отключился. Это послужило сигналом к физическому выяснению вопроса, кто виноват в том, что ценнейший груз чуть не был разграблен членами экипажа. В основном вопрос выясняли мы с Бобом. Герасим лишь дрыгал во сне ногами, пытаясь достать то меня, то американца. А Милашка, которая так до конца и не поверила в то, что ее лишили честно отвоеванных наград, нервно визжала наружными сиренами и стреляла в нас слабыми разрядами электрического тока.

Долго спорить нам не позволила также Милашка, которая, долбанув нас более сильным зарядом, напомнила, что мы должны стоять перед Министром образования через семь минут.

Помня обещания, которое мы дали Директору, мы согласились на перемирие и, быстро замотав коробку с медальками обратно в цветные бумажки, расселись на свои места в кабине. Герасима, естественно, переложили в спальный сектор. Судя по нервному тику, пробегавшему по его небритому, почти детскому лицу, третий номер очень переживал потерю орденов.

— Милашка! Командир на связи! — я поправил микрофон на связь-бинтовой повязке. — Направление известно. Скорость рассчитаешь сама. Осторожней на поворотах. У второго номера, возможно, сотрясение мозга.

Янкель, морщась, наклеивал на виски противомозгные пластыри.

По дороге мы случайно завернули в лесной массив, разделяющий Кремлевский район от остальных столичных районов и, совершенно случайно, закопали под одним из деревьев небольшую жестяную коробку. Милашка на время проведения земляных работ отключила на профилактику все восемь черных ящиков и отпугивала случайных грибников холостыми очередями из правой пулеметной башни. На дереве Боб вырезал стрелку, указывающую строго вниз и прибил табличку со словом «клад».

Мы вернемся сюда месяца через три, когда утихнет шум вокруг таинственной истории о странном исчезновении нескольких килограммов груза из срочной посылки, отправленной Директором Службы.

— Мировая практика предусматривает на каждую посылку два процента естественных потерь, — объяснял я американцу прописные истины. — Утряска, усушка, протирка. А у русских эта цифра может достигать порой четырех тире десяти процентов. Это от нашего сурового климата, обильной влажности и непостоянного атмосферного давления. Кстати, Боб! Зря ты фанерку к дереву прибил. Запросто какой-нибудь любитель природы ее на костер пустит. Надо было стальной щит поставить и краской написать, чтоб дождем не смыло.

— Подъезжаем, командор!

— Буди Герасима, Милашка. Всей команде выходить строиться. Форма одежды парадная.

Министром оказалась сухопарая тетка с коконом волос на затылке и с титановой указкой в руках, которой она подгоняла опаздывающих на уроки учеников.

— Так вот вы какие, спасатели?! — постукивая указкой по ладошке, разглядывала нас Министр образования. — Надеюсь, Директор был прав, обещая, что вы сможете продержаться два часа. Не переглядываться, стоять смирно, коленками не трясти!

От крика Министра в юбке взмыли в небо испуганные вороны. А мне, почему-то захотелось посмотреть в глаза Директора.

— Значит так, спасатели, — продолжила Министр. — Довожу до вашего сведения задачу. У нас сложилась катастрофическая ситуация. Сразу три педагога данной школы отпросились домой по личным причинам. Вам, спасателям, надлежит через две минуты заменить их в учебном процессе. Всего два часа уроков и вы на свободе.

— Извините, но такие задачи не в нашей компетенции, — замахал я руками и вышел из строя. Следом за мной потянулся американец. За ним окончательно проснувшийся Герасим. — Мы думали у вас беда, а у вас неудовлетворительная работа обучающего персонала.

— Стоять! — рявкнула Министр. Вороны от греха подальше отлетели к соседней церкви с красной звездочкой на макушке. — Мною получены чрезвычайные полномочия. В течение двух часов я могу делать с вами все, что мне заблагорассудится. Скажу, прыгайте, будете прыгать. Скажу умереть, умрете. Скажу наизнанку вывернуться… Ну-ка, вот вы, товарищ с наглой небритой физиономией, продолжите!

— Мм, — наблюдая за плавным движение указки, пробасил Герасим.

— Правильно. Вывернетесь не только наизнанку, но и наоборот. Теперь слушайте сюда и не говорите, что не получали прямого приказа!

Хорош Директор. Кинул нас в самое пекло. А ведь как хитро уговорил? Пустячок, безделушка. Два часа отдыха! Воспоминания на всю жизнь! Нельзя верить Директорам. Ни в коем случае.

— Не корчите рожи, товарищ с шевронами на плече. Ваше лицо и без рож достаточно колоритно. Итак, прямой приказ. Ваша команда замещает отсутствующих учителей.

Из стоящей за нашими спинами спецмашины подразделения 000 послышались сдавленные смешки.

— А ваша ущербная машина… — смешки мгновенно смолкли. — Два часа поработает школьным автобусом. И деткам забавно и вам спокойней. Разбитые стекла и испорченное оборудование за наш счет.

— Но позвольте… — возмутился Боб, у которого в кабине остались незапертыми дверцы сейфа с продуктами.

— Не позволю, — испуганная стая ворон благоразумно решила найти новое, более тихое место для гнездования. — До начал урока меньше минуты. Ступайте в учительскую, берите классные ноутбуки и шагом марш по классам. У вас, товарищ с типично рязанской физиономией, урок русского языка.

Я новым взглядом посмотрел на Боба, у которого, по мнению Министра, было что-то рязанское . Но ничего такого не заметил. Может только нос картошкой, да уши лопушком.

Американец обречено махнул рукой, и, с опаской поглядывая на указку, побрел к школе.

— А вы… — продолжила распределять обязанности Министр. — Да, да! Вы! С недельной щетиной!

— Мм! — вздрогнул Герасим.

— Это ваше личное дело, товарищ спасатель, — закатила глаза Министр. — Мне не хочется травмировать детей вашей излишней болтливостью, поэтому немедленно следуйте в бассейн. Сейчас там начнется урок плавания. Надеюсь, вы сами-то понимаете толк в плавании?

— Мм! — лицо третьего номера непонятно оживилось и он, неожиданно даже для меня, радостно понесся к бассейну.

— Сразу видно, человек любит детей, — впервые за нашу встречу улыбнулась Министр. Впрочем, улыбка сохранялась на ее лице не долго. — А вы чему улыбаетесь?

Я прикусил губу и подавил естественный процесс радости.

— А меня куда?

— Вас? — Министр тщательно изучила мой, слегка не глаженый комбинезон с масляными пятнами и следами прошлогодней грязи. — А вас, товарищ спасатель, мы пошлем на самый легкий фронт работ. В младшие классы. Судя по вашему одухотворенному лицу, общение с детками пойдет вам на пользу.

Младшие классы! Могли бы найти работу более опасную. Например, научить старшеклассников делать искусственное дыхание. Или водить по горному серпантину спецмашину подразделения 000.

Я с грустью посмотрел на Милашку, по которой ползали расторопные рабочие. На лобовом фонаре Милашки уже красовалась табличка, указывающая, что данный транспорт перевозит детей. Борта Милашки были покрыты цветными рисунками в виде цветочков, кузнечиков и лопоухих монстров, держащих в клешнях зеленых крокодилов в связь-шляпах.

— Повторите, что я сказала! — Министр выпучила глаза и недвусмысленно вертела перед моим носом указкой.

— Детей руками не бить. Голос не повышать. Не забыть одеть бронежилет, — повторил я последние наставления Министра и, не дожидаясь официального приказа, направился в сторону школы.

Мимо меня, к Милашке просвистел Герасим, успевший на ходу весело подмигнуть и сообщить, что уроки плавания являются его самыми любимыми уроками. Третий номер скрылся в Милашке, но через секунду появился вновь, волоча за собой контейнер со свинцовыми болванками, которыми мы подпирали колеса спецмашины на крутых спусках, и бухту супер прочных веревок, которыми Милашка привязывалась в случае сильного ветра.

Министр, наблюдавшая сборы Герасима, только успела поинтересоваться, для чего все это надо? Герасим на ходу ответил, что у него собственная технология учебного процесса и пообещал, что через пару занятий ученики будут чувствовать себя в воде, как собаки. После чего скрылся в здании бассейна.

Спасательская работа требует от человека собранности воли и мысли. Нас готовили к тому, что мы обязаны в любой ситуации оставаться на высоте. Спокойствие человека, вот основная задача спасателей подразделения 000. И не важно, вызваны мы для тушения пожара, подметания улиц, либо как сегодня, для воспитания подрастающего поколения. У людей случилась беда, и мы, спасатели, обязаны сделать все, чтобы исправить ошибки судьбы.

Предавшись умным размышлениям о важности своей профессии, я даже не заметил, как оказался на нужном этаже-классе. Предъявив удостоверение охране, и миновав две металлические шлюзовые двери, я ступил в святую святых детства.

Многое изменилось с тех пор, когда я в последний раз посещал школу. В мое время не было коридора из бронированного стекла, отделяющего учителя от учеников. На полу не было надписей, предупреждающих о возможных неприятностях в случае схода с дорожки. И ученики не сидели за решетками.

Всего их было четверо. Три мальчика и одна девочка. Глазки злые, бровки нахмурены, носики насуплены. Недовольные тем, что нашлась замена учителю.

— Садитесь дети! — сказал я первое, что пришло на ум. Никто, правда и не думал вставать при моем появлении, но звук собственного голоса вселил в душу некоторую уверенность.

Бочком протиснувшись мимо двух механических охранников, внимательно наблюдающих за детьми, я взобрался на высокое учительское кресло и открыл классный ноутбук.

— Произведем перекличку, — именно так, по моему мнению, должны были начинаться все нормальные уроки в первом классе. — Бродский?

Мальчик с ушами вундеркинда, но с глазами недоучившегося спасателя скинул ноги со стола и встал:

— Ученик первого класса, чтоб его, Мишка Бродский, на ваши вопросы отвечать не намерен. Позовите моего папу. Я требую смены обучающего персонала.

— Садись, два, — в школе спасателей нас учили, отказ от дачи показаний приравнивается к повторному преступлению. Наказание за это должно быть быстрое и по возможности жестокое.

Нажав на клавишу с фамилией Мишки Бродского, я понял, что не ошибся в составе преступления. Круглый двоечник. Тридцать восемь двоек и пятнадцать единиц. А ведь только второе сентября.

Следующим по списку значился Ваня Иванов. Отъевшийся маленький проказник, пытающийся выбраться из класса при помощи автономного резака. Но решетки на учебном месте, слава богу, были ему не под силу.

На мое предложение познакомиться, Ванюша пообещал, что обязательно познакомится. Но на кладбище, где я буду лежать в самом скором времени.

— Садись, шалунишка, — улыбнулся я несмышленышу. — Два! Родителей вызывать не будем. Я к ним потом сам приеду. На красивой черной машине. И мы еще посмотрим, у кого лопаты больше.

Ванюшка посмотрел на меня уважительно и, убрав резак, спокойно разлегся на кровати. Пусть уж лучше книжку читает.

— Ученица первого класса Машенька, — весело и задорно представилась девочка с огромными красными связь-бантами. — Кстати, единственная дочка генерального Директора уральского машиностроительного концерна.

— Садись, Маша с уралмаша. Два.

— За что? — возмутилась девочка Маша, выпучивая глазки.

— За ответ не по теме, — смачно вдавливая клавишу с цифрой «два», ответил я. — Гордиться надо не родителями, а страной, в которой выпала честь родиться твоим родителям. А где у нас Вовочка?

Ученик Вовочка отыскался на детской площадке, вырезающим, из куска парты, рогатку. Оба охранника, привлеченных мною для водворения ученика за парту, перегорели в первые же минуты яростной борьбы. Наблюдая из-за бронированного стекла за дымящимися останками охранников, я решил оставить нервного мальчика в покое. Больше всего на свете я ценил количество собственных нервов.

— Итак, ребята, — привлекая внимание учеников легким постукиванием кресла о пол, начал я занятия. — Кто скажет, о чем вы говорили на прошлом уроке?

Умненькая девочка Маша с Уралмаша первой подняла руку.

— Превращение непостоянной константы в постоянную при воздействие на нее биоэнергетическими модулями в изотопном поле, — выпалила Машенька и, мило улыбнулась.

Мда. В мое время в первом классе изучали совсем другие вещи. Без посторонней помощи здесь не обойтись.

— Милашка! — я подул в связь-галстук для лучшей слышимости. — Командир на связи. Срочно нужна помощь.

— Командор! — запищала в ответ Милашка. — Только быстро. Мне через тридцать секунд карусель запускать надо.

Я спешно повторил сказанное Машенькой.

— Это же очень просто! — запищала спецмашина. — Непостоянная константа всегда превращается в постоянную, если ее как следует прижать биоэнергетическим модулем. А в изотопном поле процесс ускоряется в несколько раз.

— Вот теперь все понятно, — вздохнул облегченно я. — От второго и третьего номера никаких известий?

— Третий номер забаррикадировался в бассейне и никого туда не пускает. Попросил доставить ему еще свинцовых болванок. Говорит, старые закончились. Как думаешь, командор, научатся ребята плавать?

— Герасим знает, что делает. А что Боб?

— А второй номер со своими учениками в поход ушли. Забрали все съестное и ушли. Но обещали вернуться за новыми припасами. Командор, извини, детишки на карусель пришли.

Милашка отсоединилась. А я подумал, что самым педагогичным из нас, является американец. Взял и повел детей на экскурсию прививать любовь к отечественной природе и еде.

А мои ученики, пока я общался со спецмашиной, совсем разленились. Машенька рисовала на бронированном стекле большие красные сердца, пронзенные острыми палками с перьями на концах. Под сердцами глупая девочка писала «Маша плюс Уралмаш равняется вопросительный знак». Причем писала на двенадцати двух иностранных языках, исключая русский.

Ванюша торопливо набирал номера на связь-телефоне. Что-то торопливо шептал, украдкой посматривая в мою сторону и, как-то нехорошо хихикал. Я тут же, не делая Ванюше замечаний, нажал несколько раз на нужную клавишу.

Мишка двоечник вел себя примерно. Сидел перед телевизором, пялился на экран и ковырялся в носу. Совсем как я в детстве. Только я еще и телевизор иногда включал.

Вовочка, используя детали сгоревших охранников, пытался собрать миниатюрную термоядерную установку для выведения плохих отметок в классном ноутбуке. Дурная затея. В свое время я тоже пытался проделать такие штучки. Но ничего не получилось. Энергии жрет много.

— Ну, вот что дети! Мне плевать, что вы проходили на первом уроке, но сегодня мы займемся контрольным опросом. На мои вопросы отвечать только да, или нет. Всем ясно? Бродский, что?

— Писать хочу, — поглядывая в сторону личного туалета, прошептал Мишка двоечник.

Знаю я эти отговорки. Проведенные, еще во времена моей юности, исследования обнаружили странную закономерность. Желание учеников отлучиться по тем или иным естественным причинам с урока, обратно пропорционально сложности урока. Перед контрольными у детей чаще всего заболевают зубы, живот, голова. Учащается сердцебиение, обмороки, преждевременные не при детях будет сказано что, насморк, свинка, и даже переломы верхних и нижних конечностей. И именно поэтому в прошлом веке отменили как контрольные, так и сочинения, диктанты, домашние задания, общественно полезную работу, сбор металлолома и макулатуры, шествование над слабыми учениками и старенькими бабушками. Государство стеной встало на защиту детства.

Но я всегда придерживался старых методов воспитания.

— Садитесь Бродский на свое место. Потерпите два часа. Итак, дети, серия контрольных вопросов… Иванов, не понял! Что ты сказал?

— Паяц! — отчетливо на весь класс повторил Иванов, предварительно включив записывающую аппаратуру.

— Два, Иванов! И последнее предупреждение, — в доказательство своих слов я немедленно отключил Иванову электричество и его угол погрузился в потемки. Естественно, что тут же сгорела вся записывающая аппаратура. — Вопрос первый. На засыпку. Сколько будет дважды два?

Детишки, проклиная все на свете, бросились к рабочим столам. Но я вовремя нажал кнопочку на классном ноутбуке и отключил все компьютеры.

— Головой работать надо, дети! — по рядам учеников пробежала, громыхая папиным ремнем, паника. — Слушаю ваши версии. Машенька, оторвись от своей картины и выдай дяде учителю свою версию.

Машенька, нервно отгрызая целые куски лакированных ногтей, беспомощно оглянулась в сторону Вовочки. Но Вовочка был хорошим мальчиком и никому не собирался подсказывать. Потому, что сам находился в затруднительном положении.

— А вам с точностью до какого знака. — Машенька быстро хлопала ресницами. — А можно связаться со своим адвокатом?

— Думаете, гражданка Маша с Уралмаша адвокат в курсе школьной программы? Отвечайте.

— Предположим, дважды два, где-то в районе от ста до трех с половиной тысячи. Да?

— Нет! Иванов? Ваши предположения?

— А это с какой стороны посмотреть? — Иванов схватил авто фломастер и красным цветом начал выводить на стекле формулы. — Если по десятичной системе, то ответ неопределенно бесконечен. А если принимать вторую цифру за зеркальное отображение первой, то в вопросе изначально заложена ошибка. Вот, вот, и вот. Думаю, дяденька учитель согласится с выложенными постулатами.

Я быстро пробежался глазами по столбцам написанных формул, но ошибки в своем вопросе не заметил.