Право на месть (Страх - 2)

      - А я тебя не приглашал, так-перетак! - продолжал дурнинушкой орать подполковник, мастер мокрых дел. - Тебя вызвал Сергей Иванович. И если я тебя оставил, то это совсем не значит, что имеешь право лезть ко мне с дурацими советами. Понял?!
      Мне до чертиков надоело хамство этого ублюдка, да и, честно признаться, он сам. Поэтому решил вмешаться. Подготовив голосовые связки к максимальному напряжению, грохнул кулаком об стол и протрубил, словно трехпалубный теплоход:
      - У ну прекрати орать, перерожденец! Черт знаешь, что такое! Стыдно смотреть! Ведешь себя не как мужчина, а худая баба! И прекрати лаяться, редиска! Если ещё раз услышу, так врежу меж глаз, что себя будешь узнавать лишь со второго раза. Ага.
      Кажется, я надолго отбил у Петрова охотку орать. Он сразу весь как-то увял, вновь став гнусным, мерзким и несчастным сукиным сыном.
      Он продолжал все отрицать. Но делал это, скорее, по инерции - так на сегодня был "запрограммирован", чем из надежды на помощь своих могущественных боссов. Но я видел, что цель достигнута - противник полностью деморализован. И уже завтра, в крайнем случае - послезавтра, все выложит, воспользовавшись советом адвоката, станет разыгрывать из себя жертву произвола генерала Крамаренко и олигарха Сосновского, закладывая их с потрохами.
      Глава шестая: Беркутов. Возвращение.
      Рокотов мне сказал, что известил Светлану о моем скором прибытии. Поэтому, решил сделать ей сюрприз. Но перед собственной квартирой у меня так затряслись руки, что я, как не старался не мог попасть ключем в скважину замка. Вот, блин! Хоть службу спасения вызывай.
      Моя возня с замком была услышана Светланой. Раздался её напряженный подозрительный голос:
      - Кто там?
      - Это квартира княгини Трубецкой? - спросил я сильно измененным голосом.
      - Какой еще... - Пауза. И вдруг дверь широко распахнулась и я увидел свою любимую и самую прекрасную женщину на свете с деревянной толкушкой в руке. - Господи! Живой! - Тихо, но с глубоким чувством проговорила она и, приникнув к моей груди, заплакала.
      А я увидел в её волосах несколько серебряных нитей. И мне стало так невыносимо хорошо, захотелось лечь у её ног и по-щенячьи поскулить от любви, нежности и обожания. Твердый ком подступил к самому горлу, глаза защипало, и я понял, что готов расплакаться как какой-нибудь маменькин сын. И чтобы окончательно не растерять мужское достоинство, решил призвать на помощь традиционное средство - юмор, не раз выручавший меня в подобных ситуациях.
      - Светочка, любовь моя, ты не знаешь - по ком звучит колокол и плачут женщины? Нет? Если они считают, что герой преждевременно их покинул, то глубоко ошибаются. Я "живее всех живых" и в ближайшее время покидать этот мир не собираюсь. Определенно.
      - Димочка, - проговорила она так, будто в моем имени содержалась вся информация о таинстве бытия и о том, как можно стать счастливым. Она погладила мое ущербное лицо, поцеловала. - Опять тебе досталось, бедненький! Ну почему ты у меня такой "везучий".
      - А потому я такой везучий, что у меня есть такая жена, дорогая. Тебе пора бы это знать.
      Из детской вышла Настенька и, увидев меня, радостно закричала:
      - Папка приехал! - Подбежала и повисла у меня на шее.
      Господи! Как же хорошо дома! И с тоской подумал, что уже послезавтра мне придется их покинуть и вновь отправиться в пасть дракона. Заколебали, блин, эти олигархи! Пропади они пропадом! Сами не живут по-человечески и другим не дают. Но главное - как я скажу о предстоящей разлуке Светлане?!
      - Ой, ты же, наверное, голоден? - спохватилась она, вспомнив, что путь к сердцу любого героя лежит через его желудок.
      - Да не то, чтобы, а так как-то, - ответил я уклончиво.
      - Пойдем, я буду тебя кормить.
      Мы прошли на кухню. Светлана поставила на конфорку кастрюлю с водой, достала из морозилки пакет с пельменями и в довершении водрузила на стол бутылку водки "Отечество".
      - Светочка, у меня нет слов! Кто из жен без всякого принуждения, добровольно будет спаивать мужа? Ты у меня, золотко, одна такая.
      А потом мы пили водку за любовь, счастье и здоровье присутствующих и закусывали изумительными пельменями. Светлана рассказывала, что ей пришлось пережить, а я её успокаивал, говорил, что самое страшное для нас уже позади и теперь будет все тип-топ.
      Тихо и незаментно подкралась ночь. Наши девочки уже давно спали. Потом... Потом будет суп с котом. Что было потом - это сугубо личное и этим я ни с кем делиться не собираюсь. Просто, друзьям я бы пожелал почаще испытывать то, что испытали мы. Это ни за какие тугрики не купишь, нет. Это вообще бесценно. Определенно.
      Вечером следующего дня мы со Светланой были в гостях у шефа. Здесь же были Иванов с беременной женой, Вадим Сидельников и Денис Хлебников, а также бывший начальник нашего управления, а ныне начальник межзонального территориального управления по борьбе с организованной преступностью, генерал Трайнин с супругой. Именно приказом Трайнина шесть лет назад я был увелен из милиции с весьма "веселенькой" формулеровкой - "за дискредитацию органов", а через четыре года по его рапорту восстановлен.
      Словом, я был среди своих и мог себе позволить немного расслабиться, тем более был в центре внимания и каждый считал своим долгом со мной выпить. Поэтому, на следующее утро многие события этого вечера напрочь стерлись в моей памяти и о том, что там происходило я знал в основном из рассказа Светланы.
      Итак, я пил кофе, слушал рассказ Светланы и мучительно думал над тем, как сказать ей о своем отъезде, когда позвонил Сергей Иванович.
      - Привет! Срочно приезжай, - сказал он.
      Сергея Ивановича я застал чернее тучи. Таким я его ещё не видел. В углу на тумбочке стоял видеомагнитофон и небольшой цветной телевизор. И я понял причину его плохого настроения. Опять олигархи. Нет никакого житья порядочным людям от этих паразитов! Определенно.
      - Привет, герой! Как настроение? - спросил он с таким выражением, будто требовал прошлогодний долг.
      - Здравствуйте, господин генерал! Относительно удовлетворительное.
      - Садись. Сейчас я тебе его буду портить, - хмуро пробурчал Иванов, включая видеомагнитофон.
      От того, что я увидел, так захотелось напиться вдрызг или "уколоться и забыться", а то просто по-волчьи завыть от бессилия и сжигавшей душу злобы. Это что же получается, граждане-товарищи? Это все мы ходим вроде как в заложниках у этих козлов?! Так как неизвестно, что они придумают завтра. Рванет что-нибудь над головой, - и поминай, как звали. Определенно. А то, что на совещании у Сосновского присутствовал директор ФСБ и заместитель главы администрации президента, называется - полный капут.
      - Надо что-то делать, - сказал я растерянно.
      - Что ты предлагаешь конкретно?
      - Ну, не знаю... сообщить надо куда?
      - Может быть позвонить директору ФСБ? - зло пошутил Иванов.
      - Но ведь надо же что-то делать? Не сегодня-завтра они рванут подлодку.
      - А ты что, не смотрел вчера телевизор?
      - Нет. А что? - Я, вдруг понял, что сейчас услышу и мне стало совсем нехорошо.
      - Лодку уже взорвали, - еле слышно проговорил Сергей Иванович. На глазах у него навернулись слезы. Вдруг, грохнул по столу кулаком и закричал так, будто хотел порвать в крике душу: - Суки! Как только этих ублюдков земля носит!
      - Где-то я читал, что у нас сейчас оккупационное правительство. Сейчас я в этом все больше убеждаюсь. Но как же так? Ведь они здесь родились, это их Родина?
      - У этих "господ" нет Родины. Они давно её предали и продали, став пятой колонной "цивилизованного" Запада, - с сарказмом проговорил Сергей Иванович.
      - А чем мы Западу-то не угодили? Вроде, все делаем по их указке.
      - Все, да не все. Они хотят большего, - окончательно задолбать Россию, чтобы она была уже не в состоянии подняться с колен и выпрямиться.
      - Но почему?
      - Спроси что-нибудь полегче. Знать судьба у нас такая - быть козлами отпущения.
      - Чем-то мы очень провинили Бога. Определенно.
      - Скорее - сатану. Сейчас он правит балом. А Россия у него поперек горла. Слишком народ здесь неудобный. Ему мало "хлеба и зрелищ", непременно надо что-то еще, что дьявольским меню не предусмотрено. Однако, вся эта вакханалия не может долго продолжаться. Или мы вместе со всеми провалимся в тар-тарары, или... Или будет и на нашей улице праздник.
      - Вы большой оптимист, Сергей Иванович.
      - Нашел оптимиста, - горько усмехнулся Иванов. - Нет, я просто объективно смотрю на вещи, все более склоняясь к первому варианту... Однако, все это сантименты, Дмитрий Константинович. Нам дело делать надо. Я снял для тебе копии с обоих кассет: одну - с первой и две - со второй. Обе копии передашь Варданяну, скажешь, что это мой ему презент. А ещё одну копию передашь Колесову.
      - А ему зачем?
      - Ее Говоров должен отдать Викторову для передачи президенту. Пусть у того будет дополнительный козырь в борьбе с олигархом.
      - Ё-маё! - присвистнул я. - Что же с нами будет после этого?
      Иванов усмехнулся.
      - Малых неприятностей я гарантировать не могу, а большие - найдут нас сами.
      - Это точно. - согласился я.
      Сергей Иванович достал из ящика стола копии видеокассет и несколько листов бумаги, пояснил:
      - Это постановление об аресте Крамаренко. Передашь его Колесову.
      - Генерала ФСБ?! - не проверил я.
      - Вот именно. Его, голубчика, его.
      - Лихо!
      - А что нам с ним - детей крестить что ли? - неожиданно подмигнул Иванов. Настоение у него заметно улучшилось. - Когда летите?
      - Завтра утром.
      - Жене сказал?
      - Даже страшно представить - как это сделаю?
      - Да, тебе не позавидуешь.
      - Что я. На себя я уже давно махнул рукой. Каково будет ей?
      - Вот работенка! Мало нам своих проблем. Так мы ещё жен мучаем. Иванов встал. - Ну, давай прощаться, герой. Счастливо тебе! Будь осторожен.
      - Буду, - пообещал я.
      Вечером, перед тем как ложиться спать, я наконец решился.
      - Света, мне придется ещё буквально на пару дней съездить в Москву, сказал я как можно беспечнее, будто речь шла о поездке в Криводановку.
      - Не пущу! - твердо и непреклонно сказала она.
      - Что значит - "не пущу"?
      - А то и значит. Тебе что, больше всех надо? Пусть теперь едет кто-нибудь другой.
      - Светочка, ты не права. Я ведь не в шаражке какой работаю, а на государственной службе. К тому же, ты прекрасно знаешь, что заменить меня в этом деле никто не может. Все будет хорошо, моя любимая! На этот раз мы заказываем музыку. Определенно.
      - Господи! За что мне все это?! - расплакалась Светлана. - У других мужья как мужья, а у меня... Сил уже никаких не осталось!
      - У других - мужья, а у тебя - крутой мужик. И ещё неизвестно, кому повезло больше. И потом, кто ещё спасет Отечество от этих отморозков? Другой кандидатуры я просто не вижу. Или я не прав?
      - Да ну тебя, - махнула рукой Светлана. - Все тебе шуточки.
      - А я совершенно серьезно. Ты знаешь, что эти козлы взорвали подлодку?
      - Правда что ли?! - испуганно спросила жена. - А говорят, что она столкнулась с американской лодкой.
      - Они много чего говорят, наводят тень на плетень. Вранье стало сейчас государственной политикой. А ты говоришь - сиди дома. Не время, дорогая. Вот разберемся с этими ублюдками, выведем их на чистую воду, тогда и будем расслабляться. Тогда, обещаю, я из дома и шагу не сделаю.
      - А я думаю, что раньше ты меня сделаешь вдовой, - тяжко вздохнула Светлана.
      - Зато у тебя остануться яркие воспоминания.
      - Утешил, - называется.
      - Как говорит Андрюша Говоров: смерть - это лишь переход в другое состояние, на последующие уровни жизни. Все там будем. Смерти боятся одни негодяи. А знаешь почему?
      - Почему?
      - Потому, что понимают - Там с них за все спросится. - Я обнял Светлану, поцеловал в мокрые и соленые от слез щеки, губы. - Но я почему-то уверен, что у нас все будет хорошо, любимая. Мы проживем долго и счастливо и умрем в один и тот же день.
      А утром я уже летел в самолете. Артем был молчалив, сосредоточен.
      - Слышал про подлодку? - спросил я.
      - Да, - кивнул он. - Подозреваю, что это дело рук тех же олигархов.
      - А ты что, не смотрел вторую видеокассету?! - удивился я.
      - Нет. Не было возможности снять копию. А что?
      - Там как раз об этом говорилось.
      - Понятно. Скажи, Дима, имеют они право после этого жить?
      - Что ты задумал? Решил опять взяться за свое?
      - Тебе показалось, - уклончиво ответил Артем, отворачиваясь.
      Больше мы с ним об этом не говорили. Но на сердце у меня было неспокойно. Я понимал, что Комаров что-то задумал.
      Глава седьмая: Калюжный. Юбилей мастера.
      Дела мои быстро шли на поправку. Постельный режим и хорошее питание быстро восстанавливали мои силы. Благодаря настою календулы и всевозможным мазям быстро проходили мои синяки и ссадины. Через день я уже мог ходить. Даже поднялся в мастерскую Платова. Там я и увидел картину под названием "Страсть", о которой рассказал художник. Постояв перед ней какое-то время, я убедился, что он был прав. Я испытал такое волнение, такое чувство, которое даже с женой не испытывал. Одно меня угнетало - у меня не было пистолета, без которого осуществление задуманного мной было невозможно.
      Через пару дней Платов вернулся домой довольно поздно. Вид у него был чем-то очень довольный и загадочный одновременно.
      - Как дела, Эдуард Васильевич? - весело спросил он.
      - Все хорошо, Андрей Андреевич.
      - Моя благоверная не звонила?
      - Нет.
      - Вот, женщина! Прав был Шекспир, когда говорил, что им имя вероломство. Когда же она собирается юбилей готовить? Хорошо, что я сам предпринял кое-какие шаги.
      - Что это сегодня с вами, Андрей Андреевич?
      - И что же со мной, позвольте полюбопытствовать?
      - У вас сегодня такой интригующий вид. Что случилось?
      - А это потому, что я вам приготовил сюрприз, - рассмеялся Платов.
      - Сюрприз?! - удивился я. - Какой сюрприз?
      - Догадайтесь?!
      - Но как я могу... Я и в детстве не любил загадки разгадывать.
      - В таком случае. закройте глаза.
      - Ну вот еще! - запротестовал я. - Что вы как маленький, честное слово!
      - Нет, это непременное условие. Я настаиваю.
      - Ну, хорошо, - смирился я, закрывая глаза.
      - И не открывать, пока я не скажу, - предупредил меня художник.
      Через пару минут на журнальном столике рядом со мной что-то звякнуло.
      - А теперь откройте! - торжественно провозгласил Платов.
      Я открыл глаза и увидел лежащий на столике револьвер ситемы "Наган" и запасной барабан с патронами к нему. От неожиданности я не смог справиться с нахлынувшими на меня эмоциями и заплакал.
      - Большущее вам спасибо, Андрей Андреевич! Действительно, сюрприз, так сюрприз! Как вам удалось его купить?
      - Оказалось, что нет ничего проще. Сейчас были бы деньги, а купить можно все. Россия превратилась в одну большую барахолку. Поначалу я хотел купить танк, что б уж наверняка. Но потом решил ограничиться этим аппаратом. Мне сказали, что он до сих пор из самых надежных. Прежде чем купить, я сам его опробовал. Никогда в свой жизни не стрелял, но с расстояния двадцати метров умудрился попасть в мишень.
      - И сколько же выбили?
      - Для меня главным было попасть, а не выбить. И я попал. Мне сказали, что у меня неплохие задатки.
      - Спасибо, Андрей Андреевич, это лучший подарок в моей жизни. Вы, можно сказать, возродили меня к жизни.
      Утром следующего дня прибыла жена Платова Людмила Сергеевна. Если бы я не знал, что ей сорок лет, то не дал бы тридцати пяти. Она была из тех женщин, о которых не говорят, бесспорно принимая их лидерство. Красивая статная брюнетка с горделиво поднятой головой и властным, даже несколько надменным взглядом больших агатовых глаз.
      "Похоже, Платов, у неё под каблуком", - сделал я вывод из первого впечатления.
      Она строго глянула на меня, спросила:
      - Вы кто? - голос у неё был низким, но приятным.
      - Разрешите представиться. Калюжный Эдуард Васильевич, - смущенно проговорил. - Рад познакомиться! А вы Людмила Сергеевна? Андрей Андреевич вас ожидал вчера.
      Но она не удосужила меня ответом.
      - Вы художник?
      - Нет.
      - А кто же?
      - Я в некотором роде служащий.
      - И где же вы служите?
      Это походило на допрос. Но у меня не было иной альтернатива, как только отвечать. И вообще, чувствовал я себя бедным родственником на аудиенции высокой особы.
      - В прокуратуре.
      - Андрей что, что-нибудь натворил?
      - Нет, ничего не натворил.
      - Тогда откуда же у него такие знакомые?
      - Просто, случайно познакомились.
      - Странно... А что это у вас с лицом?
      - Так получилось.
      - А где Андрей?
      - Он уехал относительно юбилея.
      - А, ну-ну... - Отвернувшись, она прокричала: - Наташа, где же ты?
      - Я разгружаю сумки, - раздался по-девичьи звонкий голос.
      - Оставь ты их в покое. Успеется. Иди сюда.
      В дверях показалась среднего роста, хрупкая миловидная женщина. Пышные пепельные волосы обрамляли удлиненное, бледное и несколько анемичное лицо. В карих глазах, вопросительно смотревних на меня сквозила грусть. Она конечно же явно проигрывала рядом со статной хозяйкой. Но мне отчего-то понравилась больше.
      - Здравствуйте! - сказала она и улыбнулась. И улыбка её мне понравилась.
      - Здравствуйте! - ответил я, улыбнувшись в ответ.
      - Познакомься, Наташа. Это новый приятель моего мужа Эдуард Васильевич, - сказала Платова. Но прозвучало это так, как если бы она скзала: "Представляешь, что здесь твориться?! Его невозможно оставить одного. Обязательно притащит в дом кого-нибудь!"
      - Очень приятно! Наталья Викторовна. - проговорила она, вновь улыбнувшись. И вероятно с тем, чтобы загладить бестактность подруги, спросила: - Вы москвич?
      - Нет, я издалека. Из Новосибирска.
      - Правда?! - отчего-то не то удивилась, не то обрадовалась она.
      - Да. А отчего это вас удивило?
      - Дело в том, что я тоже из Новосибирска. Работаю там в Биологическом институте Академии наук.
      - Это в академгородке?
      - Нет. Наш институт расположен в центре голрода напротив стадиона Спартак.
      - Так вы, оказывается, земляки, - проговорила Людмила Сергеевна. - Ну надо же.
      - А-а, явилась не запылилась! - раздался зычный бас хозяина. А ещё через мгновение он показался в дверях. - У мужа юбилей, понимаете ли, а её ищи свищи! Это как надо понимать? - строго взглянул он на жену.
      К моему великому изумлению с Людмилой Сергеевной произошла разительная перемена. Из надменной и величественной важной особы она разом превратилась в провинившуся школьницу.
      - Но, Андрюша, я тут не при чем, честное слово! - виновато-просяще ответила она мужу, с обожанием на него глядя. - Вот и Наташа может подтвердить. Правда, Наташа?
      Заметив гостью. Платов смутился.
      - Бога ради извините меня за столь громкое вторжение. Здравствуйте, Наталья... Простите, как ваше отчество?
      - Викторовна.
      - Здравствуйте, Наталья Викторовна! И что же вы должны подтвердить?
      - Нас действительно задержали непредвиденные обстоятельства, ответила Наталья Викторовна, невольно краснея.
      - Это испытанный прием моей дражайшей супруги - представлять свидетеля. Но только, уважаемая Наталья Викторовна, вы ещё не научились обманывать. У вас для этого слишком честные глаза.
      Слова Платова ещё больше смутили гостью. Она настолько растерялась, что, казалось, вот-вот убежит. Это заметил и почувствовал художник.
      - Да Бог с этим, - сказал он, махнув рукой. - Задержались и задержались, Значит были на то причины. Давайте как следует отметим ваше возращение. Надеюсь, поездка была полезной?
      - О, да, Андрюша! - воскликнула Людмила Сергеевна. Она была счастлива, что все так просто разрешилось. - Столько впечатлений, столько впечателений! Я потом тебе расскажу.
      - Вот и хорошо. Разрешите представить моего хорошего товарища, Платов указал на меня рукой.
      - А мы уже познакомились, - сказала Людмила Серегевна. - Эдуард Дмитриевич сказал, что ты меня ждал. Это так приятно было услышать.
      - В таком случае, Люда иди на кухню, там ты найдешь все, что нужно, чтобы достойно отметить ваш приезд.
      - Хорошо. Наташа, ты мне поможешь?
      - Конечно.
      Женщины ушли на кухню.
      - Ну и как она тебе? - спросил Платов, пытливо на меня глядя.
      - Красивая, - ответил я, понимая, что его интересует другое.
      - Немного взбаломошная, но в общем славная. Я доволен.
      А потом мы сидели за столом. Платов был весел, много шутил. Людмила Сергеевна громко смеялась над его шутками и смотрела на мужа влюбленными глазами. А ей поражался. Что делает с людьми любовь. И откровенно по-хорошему завидовал художнику. Меня так никто никогда не любил. Мне было тепло и уютно в компании этих людей.
      Я вышел на лоджию покурить. Было прохладно. Уже чувствовалось приближение осени. На чистом небе сияли многочисленные звезды. Как красиво! Может быть уже послезавтра я всего этого не увижу.
      На лоджию вышла Наталья Викторова.
      - Душно там что-то, - проговорила она.
      Я ничего не ответил. Не знал, что сказать. Я уже не помню когда общался с женщинами, как говорится, в неформальной обстановке.
      - Вы здесь в командировке? - спросила Наталья Викторовна.
      - Нет, - ответил. И неожиданно для самого себя ляпнул: - Я приехал убить человека.
      Она рассмеялась.
      - Ну и юмор у вас, Эдуард Васильевич... Какой-то уж очень черный.
      - Но я и не думал шутить. И потом, я и шутить-то не умею. Вот вы представте, что перед вами Гитлер и вы прекрасно знаете, что ожидает мир, если его не остановить. Вы бы смогли его убить?
      После небольшого раздумья, она твердо сказала:
      - Да, смогла бы.
      - Вот видите. Значит не все так однозначно. Иногда и убийство может быть благим делом.
      - Не знаю, - ответила она задумчиво. - Странно как-то все это слышать. Особенно от вас.
      - Почему?! - удивился я её словам. - Ведь вы меня совсем не знаете.
      - Да так, - пожала она плечами. - Вы мне кажитесь очень добрым человеком, только много пережившим.
      Когда я уже лежал в постеле, вспомнились эти её слова. И мне захотелось встретиться с ней в Новосибирске. Пусть не скоро, но встретиться. Интересно, замужем она или нет? Впрочем это не имело никакого значения.
      Шестидесятилетний юбилей Платова отмечали на его загородней даче огромно деревянном двухэтажном особняке с открытой верандой и мансардой. Как пояснил сам художник эта дача ему была предоставлена Союзом художников, а в годы сплошной приватизации куплена по остаточной стоимости за мизерную по тем временам сумму.
      - Она конечно уступает особнякам новых русских, но лично мне нравится. напоминает мне Тургеневскую Русь.
      - В смысле - дворянскую Русь, - уточнил я.
      - Кстати, я сам принадлежу к старинному дворянскому роду. Только учти, я тебе это сказал под большим секретом. Этого даже моя Людмила не знает. Потому как все эти - "голубая кровь", "белая кость", глупость несусветная. Кем кому быть закладывается не здесь, а там, - указал он пальцем в небо.
      Народу на юбилей прибыло человек сорок, никак не меньше. Было много цветов, подарков, памятных адресов, красивых тостов. От всего этого я очень скоро устал и вышел на веранду, сел в плетеное кресло, закурил.
      Вскоре на веранду вышел молодой человека лет двадцати пяти. Он был уже в изрядном подпитии. Это чувствовалось по его неуверенным движениям. Закурив, он принялся возмущаться:
      - Бездари! Пустозвоны! Как только он их терпит?! Отчего не замечает их лживых улыбок, их фальши?!
      Видя, что я никак не реагирую на его слова. он сам обратился ко мне:
      - Как вам это нравится?
      Похоже ему необходимо было "спустить пар", излить перед кем-то душу. Я решил ему помочь.
      - Что вы имеете в виду?
      - Весь этот балаган! Знаете почему все они сбежались?
      - И почему же?
      - Чтобы иметь возможность лягнуть мастера. - Смешно кого-то копируя. он проговорил: - "Был вчера на юбилее Платова. Мне кажется, что старик вконец выработался, потерял чувство формы и цвета". Они его все ненавидят. А знаете почему?
      - Почему?
      - Потому, что он талант, личность! Ему никто не нужен. Он сам по себе. Он самодостаточен! - с трудом выговорил молодой художник трудное слов заплетающимся языком. - А они бездари! Сами по себе они ничего не могут. Потому-то и сбиваются в стаи. Скопом легче выжить. Сейчас это называется тусовкой. В искусстве у нас сейчас сплошные тусовки. Если ты попал в тусовку, ты гарантирован от непрятностей. Если же ты талант, личность сожрут, не подавятся. Платов им конечно не по зубам, он уже застолбил свое место в истории. А вот молодого сожрут. Или будь как все, не высовывайся, или - пеняй на себя. Ненавижу! А-а! Что говорить! - Молодой человек махнул рукой и возвратился в дом.
      А я ещё долго размышлял над его словами. По существу, он прав. Но только тусовки существуют не только в искусстве, но и политике, бизнесе, науке. Власть в стране захватили воинствующие бездари. И это в конечном итоге ни к чему хорошему не приведет.
      На веранду вышла Людмила Сергеевна, спросила:
      - Эдуард Васильевич, вы не видели Наташу?
      - Нет.
      - Куда же она запропастилась?! - не на шутку обеспокоилась Платова. Громко позвала: - Наташа!
      - Да, - отозвалась та издалека.
      - Ты что там делаешь?
      - Гуляю. Здесь так чудесно!
      - Эдуард Васильевич, сходите за ней. А то я боюсь, как бы что не случилось.
      - Хорошо, - охотно согласился я, так как был откровенно рад этому предложению.
      Наталью Викторовну я нашел сидящей на скамейке под огромной раскидистой березой. Отсюда действительно отрывался чудесный вид. Повсюду, насколько хватал взгляд. были видны холмы, поросшие сочной зеленью и плавно переходящие один в другой. Огромное оранжевое солнце тихо и незаметно скользило за горизон. Вдалеке излучина какой-то реки в его лучах отливала червонным золотом. Природа отдыхала. Во всем чувствовался покой и умиротворение.
      - А меня послали за вами, Наталья Викторовна, - сказал я.
      - Вот и напрасно. Я вовсе не собираюсь туда возвращаться. Не люблю я этих шумных застолий.
      - Честно признаться, - я тоже. Можно мне здесь с вами посидеть.
      - Буду только рада, - улыбнулась она.
      Я сел рядом, сказал:
      - Все хотел спросить вас, да стеснялся. Вы замужем?
      - Нет. Мой муж умер два года назад.
      - От чего?
      - Совершенно нелепый случай. Муж прямо-таки патологически боялся зубного врача. У него заболел коренной зуб. Он заглушал боль таблетками, все откладывая визит к врачу. Это привело к тому, что на корне образовалась гнойная киста, которая прорвалась и гной пошел в кровь. Началось общее заражение крови. Когда мы вызвали скорую, то было уже поздно.
      - Да, действительно нелепый случай, - согласился я.
      - А вы?
      - Что я?
      - Вы женаты?
      - Был до недавнего времени. Моя жена погибла.
      - Что значит - погибла?
      - Ее убили.
      - Какое несчастье! - сочувственно проговорила Наталья Викторовна. Глаза её наполнились слезами. - За что?
      И столько в ней было участие, что я поведал ей свою невероятную и страшную одиссею.
      Она долго беззвучно плакала, затем едва слышно проговорила:
      - Значит, вы тогда не шутили.
      - Что? - не понял я.
      - Когда говорили, что приехали убить человека.
      - Не шутил.
      - Я не могу вам сказать - как отношусь к вашему решению. Я просто не знаю. Все очень сложно. С одной стороны - евангелиевкое "Не убий" и, вообще, вправе ли человек решать судьбу другого человека? С другой - если Сосновский останется безнаказанным, то это будет в высшей степени несправедливо. Потому, если твердо для себя решили, могу лишь сказать: "Бог вам судья".
      - Спасибо!
      - Когда вы решили это сделать?
      - Завтра.
      - Я буду за вас молиться! - И не сдержавшись она вновь заплакала.
      А я, глядя на нее, вдруг, с пронзительной ясностью понял, что люблю её. Но только слишком поздно это случилось. Не мудрено. Я всегда и везде безнадежно опаздывал. Глупо как-то прожита жизнь. Глупо, мелко, никчемно.
      Глава восьмая: Говоров. Аудиенция.
      Как сказал в свое время Гораций: "Квидквид агис, прудэнтэр агас эт рэспице финэм" - "Цари беснуются, а платятся ахияне". Воистину так. Неужели этот мерзкий гомункулюс и все его многочисленные сателлиты не понимают, что роют яму, в которую сами же неминуемо попадут? Затмение разума. Это и есть свобода по сосновскому. А по существу - надругательство над людьми и здравым смыслом. Скольких ещё жертв будет стоить такая свобода? Мракобес с высоким научным званием. Нонсенс! Абсурд! Да и вся наша жизнь становится все более и более абсурдна. Может быть правы экзистенциалисты? Нет, чушь конечно. Просто, Создатель решил довести ситуацию до критической точки. Зачем? Никто этого не знает. Приходится лишь надеяться на лучшее, другого нам не дано.
      О содержании второй видеокассеты мне рассказал по телефону Сергей Иванович. После чего сказал:
      - Две копии этой видеокассеты привезет сегодня Беркутов. Одну вручишь Викторову в "торжественной" обстановке и скажешь, что если ему понадобится - у меня ещё есть. А также передашь фотографии и аудиокассету с записью его разговора с Варданяном.
      - Вы хотите, чтобы я с ним встретился?
      - Обязательно и всенепременно.
      - Да, но как это сделать?
      - Скажешь, что у тебя есть копия видеокассеты очень любопытного содержания. Обязательно клюнет.
      - Что я должен ещё ему сказать?
      - Скажешь, что если он откажется сотрудничать с нами, то копия видеокассеты будет тут же направлена президенту, а фотографии Сосновскому.
      - В чем должно заключаться это сотрудничество?