Расследователь: Предложение крымского премьера

Хозяин побарабанил пальцами по столу, сделал глоток чаю.

— Что им нужно? Что они копают?

Заец промолчал.

— А бабы? — спросил Хозяин. — Что за бабы с ними?

— Одна из них — мой агент. Другую устанавливаем.

— Агент, значит, твой? Что ж, это хорошо… Пусть она этих пидерасов пощупает, так сказать. Которая из них, кстати?

Заец показал пальцем. Хозяин посмотрел, спросил, глядя поверх очков:

— Дерешь ее, Костя?

— Нет.

— Значит, дерешь… Ладно. Ты за этими «журналистами» присмотри. Знаем мы таких «журналистов»… Что у тебя еще?

— Затула вывесила на своем сайте информацию про тело Горделадзе.

— … твою мать!

***

— Андрей, — позвала Галина.

— Ау!

— Андрей, иди сюда… Алена сообщила, что обнаружено тело Горделадзе!

Обнорский с бритвой в руке выскочил из ванной. Галина сидела у монитора, вид у нее был изумленный.

— Где мои очки? — спросил Обнорский, Галина, подала ему очечницу.

Обнорский уставился на экран с логотипом «Украинских вестей».

"Два месяца мы верили в то, что Георгий жив. И продолжаем надеяться. Но события этой среды разрушают нашу надежду…

Еще б ноября к нам обращались сотрудники милиции и прокуратуры с просьбой подробно описать украшения, которые носил Георгий — перстень и браслет. Попутно они интересовались, что ел Георгий в день исчезновения.

Естественно, мы предположили, что милиция что-то обнаружила. Но нам сказали, что "оснований для беспокойства нет ". Однако до нас уже дошли слухи о найденном в Таращанском лесу теле… Мы пытались расспросить сотрудников милиции и прокуратуры об этом загадочном захоронении. Нам отвечали уклончиво…

Тогда мы решили убедиться во всем сами и поехали в Таращу.

В морге районной больницы нам пошли навстречу и показали то, что осталось от тела. Смотреть на это без содрогания нельзя. Опознать — невозможно. Тело подло обезглавлено и, как считает местный эксперт, обработано химическими веществами, чтобы ускорить процесс разложения.

Однако эксперт описал нам перстень, браслет и талисман, найденные на теле и рядом с ним… У нас нет никаких сомнений, что это вещи Георгия Горделадзе. По словам эксперта, в желудке трупа сохранились арбузные косточки. Напомним, что именно арбуз ел Георгий в день своего исчезновения…"

— Надо ехать в Улашиху, — сказал Обнорский, не прочитав текст до конца.

— Куда?

— В Улашиху, Галя, в Улашиху. Тело обнаружили там.

— Минуточку, Андрей… Здесь ничего не сказано про какую-то Улашиху. Откуда ты зна…

— Потом объясню… Твой «опелек» на ходу?

— Да, конечно, на ходу… Откуда ты знаешь про Улашиху?

— Собирайся, поехали.

Низкое серое небо висело над трассой, сыпал снежок. Красный «опель» летел на юг, на Одессу. Галина сидела за рулем, Обнорский изучал карту.

— Тараща, — бормотал он, — Тараща… Ну и названьице. Вот она. Тараща-то… Нам сейчас поворачивать, Галка.

— Ага! Вот и указатель… Но откуда ты, Обнорский, знаешь про эту Улашиху?

— А ему голос сверху подсказал, — произнес, усмехаясь, Повзло.

Про Улашиху сказал, разумеется, Соболев. «Опель» плавно вошел в поворот, взлетел на развязку. Тараща была уже рядом.

— А не вы ли, коллеги, Горделадзе мочканули? — спросила Галина.

— Мы, — ответил Обнорский. — Разумеется, мы… Кто же, как не мы? У московских спецслужб длинные руки, прекрасная панна.

***

Председателю Улашихинского сельсовета Василию Андреевичу Беспалому было около шестидесяти… Он был растерян.

— Да как же? — спрашивал он. — Зачем вам туда ехать? Лес — он и есть лес. Яма и яма…

— Нужно, Василий Андреич, — говорила Галина горячо, с напором. — Мы — журналисты, специально из Киева к вам приехали. А Николай с Андреем вообще из Питера прилетели…

— Из Ленинграда? — спросил Беспалый с недоверием.

Обнорский протянул ему паспорт и удостоверение.

— Из Ленинграда, — удивленно повторил Беспалый. Почему-то именно это обстоятельство и решило исход дела. — Ну раз из самого Ленинграда — поехали, покажу.

Начиналась метель, длинные белые языки стелились вдоль дороги, тучи ползли низко. — Вот сюда нам, — сказал Беспалый. — Только на вашей машине не проехать. Пешком придется…Тут близенько.

***

Они оставили «опель» на обочине, вошли в лес. Лес стоял голый, мрачный.

Ветер шумел в ветвях, гнул к земле рыжие папоротники. Беспалый шел впереди.

— Жуть берет, — говорил он. — Страшное тело… Да без головы. Мне уж шестьдесят лет скоро, молодые люди. Всякого в жизни повидал, а вот такого не видел… И думать не думал, что увижу когда.

Ветер нес сухой колючий снег, уносил часть слов Беспалого. Где-то в лесу с хрустом сломалась ветка. Серая рванина снеговой тучи почти цеплялась за верхушки деревьев.

— Вот, — сказал Беспалый, — здесь.

Они остановились у пересечения трех лесных дорог.

— Здесь он и схоронен был, — сказал Беспалый. — Вот она, яма-то… Здесь его и нашли.

Неглубокая, всего около полуметра, яма была частично засыпана листьями и снегом. Она вовсе не выглядела зловещей. Яма как яма… Возможно, старый окоп. От дороги ее отделяло метра три. Трое мужчин и женщина смотрели на яму молча… Выл ветер.

Повзло достал навороченный цифровой фотоаппарат, щелкнул вспышкой. Василий Андреевич, закрываясь от ветра, закурил. Коля снова сверкнул вспышкой. Потом еще, еще…

— А вот там, напротив, через дорогу, кто-то положил в развилку дерева бутылку из-под шампанского, — сказал Беспалый. — И горлышко было аккурат направлено на могилу.

— Бутылку из-под шампанского? — ошеломленно спросила Галина.

— Точно так, барышня… Из-под шампанского. «Черная вдова» называется. А горлышко — точненько на могилку указывало.

Коля сфотографировал зачем-то дерево, которое служило «постаментом» для бутылки-указателя. Таращанский лес стонал под порывами ветра.

— Василий Андреич, — обратился Обнорский к Беспалому, — а кто нашел тело?

— Гопники, — ответил тот лаконично.

— Что за гопники? Не ваши, что ли, не местные — Как раз наши… Есть в селе такая семейка — Сушки. Отец пьяница, жена его — несчастная женщина, да пятеро детей.

— А пообщаться с ними можно?

— А чего ж нельзя? Бутылку купите — общаться будете сколько влезет. Показать вам Сушков?

— А как же.

— Тогда пошли… Смотреть-то тут нечего. С души воротит прямо.

И они ушли. Стонал под ударами ветра Таращанский лес, сумрачно в нем было, страшно.

***

Семейство Сушков обитало в доме, которому более подходит название «халупа». Домишко приютился на самом краю села. В голом, без занавесок, окне светился экран телевизора. Скрипела незапертая калитка на ржавых петлях. Первым во двор вошел Беспалый… В окне мелькнуло белое пятно — лицо чье-то. Мелькнуло — и исчезло.

— Хозяин, — громко позвал Беспалый, открывая дверь.

В сенях было темно, пахло кислой капустой и нищетой. Беспалый, Галина, а за ними Повзло и Обнорский втянулись внутрь. В комнате вспыхнул свет — голая лампочка без абажура осветила убогую «обстановку»: грязную и холодную печь, шкаф с треснувшим зеркалом, черно-белый телевизор и еще какую-то разномастную мебелюху. За столом сидели трое детей… На столе лежал тощий кот. Сам Сушок лежал на диване, курил сигарету без фильтра. По телевизору гнали какое-то латиноамериканское «мыло».

— Здорово, Володя, — сказал Беспалый.

— Здоровеньки булы, Василь Андреич, — ответил Володя, слезая с дивана.

Он опустил на пол ноги в рваных носках, посмотрел исподлобья. На правой скуле у Сушка был немалый синячище. Беспалый обратился к нему на странном каком-то языке — вроде бы на украинском, но непонятном совершенно:

— Это — суржик, — шепнул Повзло Обнорскому.

— Суржик? Что такое суржик?

— Суржик — язык такой. Очень своеобразный вариант украинского языка. Суржик, Обнорский, нужно было учить, а не арабский.

— А ты понимаешь этот суржик, Коля? — спросил Обнорский.

— Мало-мало…

— Ну так переводи.

— А чего тут переводить? Сказал Василь Андреич, что, мол, мы очень важные журналисты из Ленинграда. Хотим с хозяином пообщаться. Горилкой его угостить.

Сушок смотрел довольно хмуро, чесал щетину на небритом лице. Но когда услышал про горилку, оживился и даже изобразил нечто вроде улыбки… Он что-то скомандовал детям, и те мигом исчезли в другой комнате. Рукой Володя сбросил на пол тощего кота. Кот возмущенно заорал, Володя обложил его матом совершенно по-русски, без всякого суржика. Предложил садиться.

Сели, Обнорский поставил на стол бутылку горилки, а хозяин принес несколько стаканов, миску с солеными огурцами… Василий Андреевич, пока Сушок занимался «сервировкой» стола, потихоньку беседовал с ним за жизнь. Галина и Повзло с двух сторон переводили Обнорскому, что Беспалый спрашивает, где жена, где старший сын Сергей и дочь Мирослава… Жена в больнице, отвечал Володя, ногу зашибла, болит нога, а Сергей с Мирославой скоро придут… А чего журналистам москальским трэба?

Сушок говорил, а сам все косился на бутылку в центре грязного стола. Обнорский не выдержал:

— Скажите ему, Василь Андреич, чтобы выпил и не мучился. А то он слюной может захлебнуться.

Беспалый сказал, и Сушок закивал, улыбнулся, показывая гнилые зубы, быстро свернул «голову» бутылке «Немировской»… Попытался налить и гостям, но все дружно отказались. Тогда Сушок совсем воодушевился, налил себе почти полный стакан. Пил он некрасиво — давился водкой, выкатывал глаза и даже какой-то звук утробный шел из него… Галина брезгливо отвернулась. Потом Владимир Сушок закусил соленым огурцом и что-то сказал Беспалому.

— Он спрашивает, что вы хотите у него узнать? Если про мертвеца в лесу, то ему на эту тему разговаривать нет резона… про это он разговаривать не хочет.

— Откуда у него синяк? — спросил Обнорский.

— Он говорит: о дверь стукнулся, — перевел ответ Беспалый.

— А я думаю, что это ему поставили опера из убойного отдела, — сказал Андрей. — Или эсбэушники.

Беспалый перевел, и Сушок посмотрел на Андрея с испугом. «Значит, — понял Андрей, — все правильно, в точку попал».

— А мы, — продолжил Обнорский, — пришли к нему как друзья… с угощением. Но с нами он говорить, видите ли, не хочет, а с теми, кто его бьет, говорит… Хорошо это? Правильно это?

Сушок снова налил себе водки, выпил. Противно, неопрятно съел огурец. На стол снова вскочил кот, заорал. Володя снова смахнул его на пол. Кот зашипел, а Сушок вдруг заплакал. Он обхватил голову руками и заплакал… Потекли пьяные слезы, повисла на кончике носа сопля. Пятидесятилетний алкоголик плакал, обхватив голову руками, и причитал. Какое-то время все молчали, ошеломленные. Потом Обнорский спросил:

— Что он говорит?

— Он говорит, — ответила Галина, — что устал. Что жизнь у него собачья… даже хуже, чем собачья. Чем он так прогневил Бога? Чем он заслужил такую жизнь, люди добрые? А теперь, после того, как они с сыном нашли этого мертвяка проклятого, совсем беда. Приходят менты — бьют, приходят эсбэушники — тоже бьют. Все тюрьмой пугают… А Мирослава чуть не застрелила эсбэушника… А теперь еще вы на его голову.

Галина посмотрела на Обнорского, сказала негромко:

— Черт побери, мне его даже жалко, Андрей.

— Тогда поплачь, — отрезал Андрей. Все, кроме Сушка, молчали, но и Володя быстро успокоился, затих, вытер сопли.

Обнорский протянул ему сигарету, и Сушок взял ее, кивнул, что-то буркнул.

— Спросите, что значит: Мирослава чуть не застрелила эсбэушника? — попросил Андрей. Беспалый опять стал толмачить:

— Он говорит: позавчера в который раз приезжали офицеры СБУ. Это он правду говорит — они сюда зачастили. То милиция, то прокуратура, то СБУ… Позавчера они были, опять допрашивали его и сына. Все допытываются, откуда, мол, Сушок узнал, где зарыто тело. Потом вывели его, Володю, из дома на улицу, за хлев, и стали бить. Потом сказали: мы тебя расстреляем, и один достал пистолет… Но тут на крик выбежала Мирослава. Ей шестнадцать лет. Она отца любит. Мирослава прибежала с ружьем и сказала этим, что сама их расстреляет, а они отобрали у нее ружье и заглянули в патронник — патрона-то нет. Один протянул ей свой пистолет и сказал: «Стреляй. Стреляй в меня, если сможешь…». Мирослава и выстрелила.

Обнорский изумленно покачал головой. Беспалый тоже.

— …выстрелила, но, к счастью, ни в кого не попала. После этого эсбэушники сразу уехали… Но ему, Володе, все равно страшно и жить не хочется. А Мирославу потом весь вечер трясло, и уснуть она не могла… Сволочи! Все — сволочи. И зачем он только нашел это проклятое тело?

Из-за занавески, заменявшей дверь во вторую комнату, выглядывало испуганное лицо девочки лет восьми, с мутного экрана древнего телевизора страстные латиноамериканки говорили что-то о любви, хлопала на ветру калитка.

Тень безголового трупа сидела возле стола с бутылкой водки и домашними огурцами…

— Попросите его, чтобы рассказал о том, как он нашел труп. Я дам денег еще на бутылку, — сказал Андрей.

Беспалый перевел. Сушок шмыгнул носом и ответил, что не хочет он ни о чем говорить. Потому что боится СБУ и не хочет, чтобы в него тыкали пистолем… Уезжайте, паны, уходите. Все — сволочи!

— М-да, — сказал Андрей. — Ну что ж, настаивать мы не будем, уважаем права личности.

На улице заскрипела, хлопнула калитка, и во дворе сушковского дома появились две тени.

— Кажись, Сергей с Мирославой, — сказал Беспалый, вглядываясь в снежную мглу на улице.

Спустя еще минуту в дом вошел парень лет восемнадцати. Он был насторожен, неуверен, щупл и здорово напоминал старшего Сушка.

— Где шлялись? — заорал на сына Володя. — За смертью вас посылать.

Сергей ответил, что везти тележку с дровами тяжело — снегу подсыпало и ветер в лицо… Беспалый переводил.

— Где Мирослава?

— На улице.

— Почему в хату не идет?

— Боится, — ответил Сергей, и Обнорский догадался, что Мирослава боится их. Увидела возле дома незнакомую машину и решила, что опять приехали эсбэушники.

Андрей спросил у Сергея:

— Сергей, ты понимаешь по-русски?

Сергей неуверенно кивнул. Обнорский встал, протянул руку:

— Нас бояться не надо. Мы не эсбэушники, мы журналисты. Меня зовут Андрей (парень слабо пожал руку Обнорского), мои друзья — Галина и Николай… Зови Мирославу в дом, никто ее не обидит.

…Мирослава затопила печь. Она оказалась настоящей красавицей, и Андрей подумал, что пропадет она здесь. И еще он подумал, что у девушки есть характер, есть сила воли — не побоялась выйти с ружьем на сотрудников СБУ… И что было бы, если бы она убила или ранила офицера СБУ из его же табельного пистолета? Даже представить трудно…

С Мирославой разговаривала Галина, а с Сергеем — мужчины. Потрескивала печь, на столе появилась вторая бутылка. Сушок-старший угрюмо пил водку, молчал. Сергей тоже пил водку, но говорил: в тот день они с отцом взяли лошадь и телегу у дяди Ивана… Дядя Иван — брат отцов. Бо-о-гатый!… Они взяли взаймы лошадь и телегу, чтобы отвезти в Таращу два мешка картошки и продать на рынке.

И поехали. В Таращу можно проехать по дороге, но они решили срезать и двинулись лесом. Так и лошади легче… Они ехали через лес, и Сергей захотел в туалет. Он соскочил с повозки и сделал пару шагов в сторону… Было это аккурат возле пересечения трех дорог… Он сделал два-три шага и вдруг увидел рыхлую землю. И холмик какой-то. «А вдруг, — подумал он, — это лисья нора? А вдруг можно будет поймать лиску?» Он подобрал сломанную ветку и стал ковырять «нору»… А потом разглядел и «холмик» — это была испачканная землей человеческая рука! Сергей сильно испугался, отскочил. Рыхлая земля под ногами просела с противным «булькающим» звуком, а рука высунулась на пару сантиметров вверх… Он испугался «нечеловечески» и закричал. Ему даже показалось, что пальцы той руки шевелятся.

Сергей замолчал и вопросительно посмотрел на бутылку. «Тоже сопьется», — подумал Обнорский… Сушки выпили.

— Рука, — спросил Андрей, — была левой или правой?

— Не помню, — ответил Сергей, — испугался нечеловечески, убежал я к телеге обратно.

…Он подбежал к телеге, крикнул отцу: «Сваливаем отсюда, батька, сваливаем. Там человек закопан, а не лиска…» Но батька пошел сам посмотреть. Он сказал: «Вот дурень», — и пошел посмотреть. Он подошел и сразу разглядел руку. Отец оказался хладнокровней… Возможно, потому, что когда ходил к брату за лошадью, распил с ним бутылку первача… И даже разгреб немножко землю возле руки и между пальцами…

Тут в рассказ сына встрял Сушок-отец.

— Он говорит, — перевел Беспалый, — что был дурак. Что нужно было ехать дальше и помалкивать про руку. Но тогда ему было интересно: а что за рука? Он ее тщательно осмотрел и даже почистил палочкой. Заметил, что ноготь на большом пальце был сломан… А перстня на руке не было. Потом они поехали в милицию.

…В таращанской милиции Сушку не поверили, сказали: «Иди, чучело, проспись». Но слова отца подтвердил сын, и тогда менты поверили. И какой-то офицер записал их показания… В тот же вечер к Сушкам домой приехали сотрудники милиции и потребовали показать место. С этого и начались неприятности Сушков… А на другой день труп выкопали.

— На другой день? — удивился Андрей.

— Да, — подтвердил Беспалый, — третьего ноября. Меня как местную власть пригласили присутствовать.

Беспалый рассказал, как выкопали тело:

— Было уже светло, когда ко мне приехал наш участковый, Юрий Николаевич Гром. И говорит: «Ты, Василь Андреич, знаешь, что в лесу-то нашли труп?» А я еще ничего не знал… «Ну так собирайся, поехали». Мы поехали. Там уже народ собрался, стояли машина прокурора, милицейская машина с Таращи, судмедэксперт Боротынцев крутился… Когда мы с Громом приехали, копать еще не начали, и всю эту «красоту» я своими глазами видел. Точно — земля, холмик и рука торчит из-под рыхлой земли-то. Правая рука. Это я хорошо помню. И бутылку эту из-под «Черной вдовы» хорошо помню. Лежит она, понимаешь в развилке, точнехонько на могилу показывает… А в наших краях никто отродясь этой «вдовы» не пил. У нас в ходу попроще напитки… Потом двое «суточников» начали копать. Да неглубоко им копать пришлось… Раз-два, и готово — вот он, покойничек-то. Глянули — мать честная! — головы нет. Боротынцев посмотрел: э-э, старый труп-то, говорит. Года два ему, говорит. А я про себя подумал: что за дела? Я сам этой дорогой хожу дважды в день. Каждый, можно сказать, пень знаю. Да и накануне ходил… никакой руки или свежей земли не заметил. И бутылки этой не видел. Что, думаю, за ерунда?… А вот, кстати, про «каждый пень». Там, действительно, был у могилы пень… старый пень. Но я вот обратил внимание, что по нему чем-то ударили. Кора на нем ободрана и древесина видна плотная, светлая… Выкопали, значит. Эксперт присмотрелся: э-э, говорит, что-то тут не то, братцы…

— А что такое?

— Да вот, фрагменты кожи сохранились. По виду-то труп очень старый — два или три года ему, не должна кожа сохраниться. А сохранилась. Значит, «свежий» покойничек-то… А потом из Улашихи пригнали грузовик и отвезли тело в Таращу, в морг.

— Голову не искали? — спросил Обнорский.

— А где ее искать? — пожал плечами Беспалый.

— Поблизости. Почти наверняка голова где-нибудь поблизости. Не перекапывали землю в округе, Василий Андреич?

— Нет. Чего не было — того не было. А просеивать — просеивали…

— Расскажите, Василь Андреич, — попросил Обнорский.

Они сидели в доме Беспалого, куда Василий Андреевич пригласил их после посещения Сушков. Приглашение было принято. Жена Беспалого накрыла на стол, аппетитно запахло борщом, появилась запотевшая бутылка горилки с перчиком.

После похода к могилe в Таращанском лесу, после тяжелого, «душного» общения с Сушками, в доме Беспалого было уютно и комфортно. Все еще бушевала за окном непогода, а они сидели в тепле, обедали, выпивали по чуть-чуть и… получали бесценную информацию. Из чувства такта на диктофон не фиксировали.

Василий Андреевич налил всем, кроме Галины, горилки, сказал незамысловатый тост за гостей и, после того, как выпили-закусили, рассказал:

— На другой день, четвертого ноября, значит, позвонила мне следователь прокуратуры, попросила поприсутствовать при осмотре места. Хотели они, значит, еще раз пройтись с гребешком.

— С гребешком? — переспросил Обнорский. — Из «суточников»?

— Точно так… Дело было в субботу, в выходной. Ну, я прибыл на место. Стали там они, значит, шукать. Как уж там «просеивали», я особо не интересовался. Но вдруг зовут меня: смотри, Василь Андреич. Гляжу, лежит на багажнике ихней машины кулончик из белого металла в виде полумесяца… Вот, мол, возле ямы нашли.

Обнорский и Повзло быстро переглянулись: в ориентировке на Горделадзе было указано, что Георгий носил кулон белого металла в виде полумесяца.

— То есть, — сказал Обнорский, — как нашли кулон, вы своими глазами не видели?

— Чего не видел, того не видел… врать не буду.

— Больше ничего не нашли?

— Нет, — ответил Беспалый, но Андрей уловил в его голосе неуверенность. Повзло тоже это заметил.

— Ой ли, Василь Андреич? — спросил Обнорский. — Вы уже начали нам помогать, так уж помогайте до конца.

— Нет, — повторил Беспалый, — больше ничего не нашли.

— А перстень? — спросил Коля. — Покойник носил на правой руке перстень с черным камнем.

— Вы у эксперта спросите, — ответил хозяин. — Дело вот в чем, мужики: я ту руку видел…

— Точно — правую?

— Точно. Я ту руку видел… своими глазами. Не было никакого перстня, но…

— «но»? — быстро спросил Андрей.

— А потом, говорят, появился.

— Как — «потом появился»?

— Не знаю, не знаю… Вы у эксперта спросите, у следователя спросите… А я не знаю. Может, я не разглядел. Рука в земле была, и… страшно.

***

Уехали от гостеприимного хозяина они только спустя часа полтора. Было уже совсем темно, метель улеглась, и небо очистилось. Выкатилась луна, и присыпанные свежим снегом поля казались накрахмаленными простынями.

Идиллическая, хрестоматийная картинка… Тепло салона, пейзаж за окном и некоторое количество выпитого располагали к благодушному созерцанию под музыку Моцарта, несущуюся из магнитолы.

Но не было и намека на благодушие. Были подогретый событиями сегодняшнего дня азарт и страстное желание докопаться до истины.

— Что думаешь по поводу этого безголового трупа, Коля? — спросил Андрей.

Галина приглушила звук магнитолы.

— Кажется, в цвет, — отозвался Повзло. — Похоже, это трупик Горделадзе. А ты что скажешь?

— Не знаю… Жаль — не удалось поговорить с экспертом, — произнес Обнорский.

Эксперту Боротынцеву позвонили, но к телефону подошла жена… Долго выясняла: кто звонит? По какому вопросу? Потом сказала, что Константина нет. Он в командировке и когда будет, неизвестно… Не удалось связаться и со следователем прокуратуры — ее телефон не отвечал.

— С экспертом еще поговорим, — сказал Повзло. — А что тебя смущает, Андрюха? Все вроде в цвет… И кулон, и большой рост покойного. И даже приблизительный «возраст» трупа — около двух месяцев… Что тебя смущает?

Андрей помолчал, закуривая, потом сказал:

— Все! Меня смущает все, начиная как раз с «возраста» трупа и даже самого места захоронения…

— Хорошо. Давай по пунктам. Чем тебя не устраивает место захоронения? — спросил Коля.

— Если это тело Горделадзе… Если предположить, что это действительно тело Горделадзе, который исчез в центре Киева два месяца назад… Как оно попало сюда?

— Привезли! Элементарно, Ватсон, — привезли.

— Это понятно, что привезли. Но какой смысл тащить его сюда из Киева за сто тридцать верст, рискуя погореть на случайной проверке ГАИ?

Галина повернулась к Обнорскому:

— А это смотря на какой машине везти, Андрюша… Если перевезти труп на автомобиле милиции или того же СБУ, то, я думаю, никаких проблем и не будет.

— Логично, — согласился Обнорский. В принципе, версия Галины не содержала ничего нового: уголовная практика знала примеры, когда заложников или криминальный груз перевозили под милицейским прикрытием. Не обязательно даже иметь для этого милицейскую машину — достаточно посадить в любую тачку сотрудника в форме и с милицейским удостоверением. Гаишники такой автомобиль почти наверняка не станут проверять из соображений корпоративной солидарности.

— Логично, — сказал Обнорский. — В качестве рабочей версии звучит вполне. И тем не менее вызывает сомнения: и далеко от Киева, и не на сто процентов надежно… Да и место выбрано крайне неудачно. Если бы это был непроходимый лесной массив, где тело никто и никогда не найдет, я бы, пожалуй, согласился. Но Таращанский лес не похож на тайгу… Весь пробит дорогами и тропинками. Здесь очень трудно спрятать тело надежно… Да, видно, и не старались: тело бросили у пересечения трех дорог, по которым ежедневно проходят десятки людей. Достаточно было отнести его в массив метров на сто, и сразу меняется весь расклад. А так, возле дороги, тело было обречено на скорое обнаружение. Удивляюсь, что его не нашли раньше… Тем более, что ребятки, которые его «похоронили», откровенно снебрежничали. Какое это, к черту, «тайное захоронение», если рука трупа торчит на поверхности?

— Может быть, торопились, — сказал Коля.

— Или помешал кто-то, — добавила Галина. — А может, просто не заметили в темноте… Возможно?

— Возможно, все возможно. Даже опытные и хладнокровные люди совершают ошибки, — согласился Обнорский.

— Еще бы, — сказала Галина. — Я вообще не могу себе представить, каким же нужно обладать характером, чтобы возить и закапывать безголовые трупы? Бр-р…

— Позвольте мне, дорогие коллеги, закончить все-таки мысль относительно места и способа захоронения… Итак, место выбрано неудачно. Способ захоронения вообще не выдерживает никакой критики — рука торчит! Куда уж дальше? Но ведь и это еще не все. Трупу отрубили голову. С какой, спрашивается, целью?

— Затруднить опознание.

— Ага, затруднить опознание, — сказал Обнорский. — Логично. Но только на первый взгляд. Потому что, уничтожив «улику», каковой является голова, нам услужливо оставляют перстень, браслет и кулон… Причем эти улики «вводят» в игру довольно топорно, довольно сомнительными способами. Например: перстня на трупе не видели ни Сушки, ни Беспалый.

— Сушок был пьян, — сказала Галя.

— Но Василь-то Андреич — трезв, — возразил Андрей.

— Но напуган, — сказала Галя. — Сам признает, что мог и не заметить перстенька.

— Конечно, мог, Галя. В состоянии аффекта… Запросто мог. Но постарайтесь посмотреть правде в глаза, друзья мои. Если каждый из перечисленных фактов поддается какому-то обоснованию и объяснению, то в сумме они вопиют и подталкивают к некоторым выводам.

— К каким? — спросила Галя.

— К простым. Первый: тело сознательно «прятали» так, чтобы оно было обнаружено как можно быстрей.

— М-м, — протянул Повзло. — Согласен.

— Вывод второй: обнаружение трупа представляет для нас огромный интерес, но…

— Но?

— Но это, скорее всего, не Горделадзе.

***

Обнаружение «таращанского тела», как окрестила его пресса, произвело эффект взорвавшейся бомбы. Прошло два месяца со дня исчезновения Георгия Горделадзе, и интерес, как журналистов, так и обывателей, начал угасать. Нельзя же бесконечно обсасывать одну и ту же тему. Надоедает.

Но поначалу исчезновение Горделадзе вызвало мгновенный и ничем не объяснимый ажиотаж. Казалось, что украинские журналисты в сентябре просто сошли с ума! Какое-то затмение нашло, но не на одного кого-то, а почти на всех сразу… Прошло всего два дня после исчезновения Г.Г., всего два дня!… А Крымская Ассоциация независимых журналистов спешно опубликовала заявление, едва ли не манифест:

«Мы считаем, что случившееся стало последним звонком, который должен заставить задуматься, в какой стране мы живем. Эта страна не может считаться демократической, если журналист, пишущий правду о власти, должен бояться выходить на улицу».

А прошло всего-то два дня, и даже у сотрудников милиции не было еще ни одной более или менее осмысленной версии. Не было даже уверенности, что случилось нечто худое. В любой момент любвеобильный, темпераментный Георгий мог появиться с покаянной и застенчивой улыбкой. Именно в таких случаях говорят: «С кем не бывает?»

— Э-э, — говорим мы, — черт, видать, попутал! А С КЕМ НЕ БЫВАЕТ?

Это выразительное «с кем не бывает?» сопровождается понимающей улыбкой, подмигиванием, пожатием плеч, разведенными руками и должно, видимо, означать, что это бывает с каждым. С любым… Или может случиться. И ничего тут особенного нет: ну загулял мужик… Ну с кем не бывает?… А уж амбициозному, ведущему полубогемный образ жизни журналисту сам Бог велел… Не рано ли панику поднимать? Зачем мужика загодя хоронить?

Однако Алена Затула вывесила информацию об исчезновении своего любовника на сайт «Украинских вестей» всего через двенадцать часов после исчезновения Георгия!… Не будем корить Алену. Она всего лишь женщина.

Напуганная женщина. А уже вслед за ней в «бой» ринулись многие другие: уже упомянутая Крымская Ассоциация… А чуть позже аналогичное заявление опубликовало посольство США… Потом подключилось несколько общественных организаций… А депутаты Верховной Рады направили запросы во все спецслужбы Украины «о проверке обстоятельств исчезновения» журналиста… Без запросов проверить бы не догадались.

Бредовость ситуации нарастала, но никто этого, кажется, не замечал. С каждым днем, с каждым часом вал публикаций, запросов, ответов, брифингов, открытых писем обеспокоенной общественности, теле— и радиопередач нарастал.

Спустя неделю после исчезновения Георгия Горделадзе в Киеве уже прошли первые митинги под лозунгом «Найдите Горделадзе!».

Некий народный депутат О.