Расследователь: Предложение крымского премьера

***

Родион пообщался с Краюхой впустую. Они встретились в кафе возле вокзала, попили пива, потолковали за жизнь и друг другу вроде бы понравились. Однако когда Родя начал закидывать удочку про Отца, старый вор сказал:

— Э-э, Родион Андреич… Оно мне надо? Я черной масти, в такие игры не играю. Это тебе любой блатарь скажет. Это тебе и Александр Андреич подтвердит. Тебе Отец нужен? Ты к Отцу и иди. А я в братанские дела не лезу, у меня свой хабар.

— Да я про Отца так, к слову, — спокойно ответил Родя. Он с блатными легко находил общий язык. — К слову… Мы вообще-то здесь заняты «делом Горделадзе».

— А-а, козни Бунчука, значит, вскрываете? Ну-ну… Святое дело.

Краюха рассказал еще пару историй, которые никакого отношения к делу Г.Г. не имели, Родя тоже загнул ему пару баек про Север… На том и расстались.

***

Обнорский вернулся с конспиративной встречи с полковником Перемежко ближе к полуночи. Подъезжая к дому, он позвонил мужикам: «Еду, через минуту буду». Звонок был страховкой. Примитивной, конечно, но лучше уж такая, чем совсем никакой. Андрей позвонил, предупредил. Это означало, что Коля с Родей выйдут перекурить на лестничную площадку и будут, по крайней мере, слышать, что происходит внизу, в подъезде. Если кто-то затеет устроить там засаду (а сквозной подъезд идеально для этого подходит), то он ее устроит. И не поможет никакой перекур на лестнице. Но почему-то было немножко легче на душе оттого, что тебя ждут, что тебя встречают.

…Никому из питерских журналистов и в голову не могло прийти, что в квартире уже сидят хитрые «ушки», что любой телефонный звонок фиксируется и фактически раскрывает планы «переводчиков»… В таких условиях звонок, сообщающий: «Через минуту буду», — объективно работает на противника. И если бы в тот вечер было принято решение о силовой акции, то оно было бы элементарно осуществлено: звонок «еду», команда от прослушки: «приготовились, едет»… Человек с кастетом на руке входит в подъезд, аккуратно выкручивает лампочку и встает рядом с лифтом…

В тот день команды на силовую акцию не было. «Торпеды» после неудачных действий на лестнице и Почтовой площади отсиживались в глубинке. Андрей вернулся на базу без приключений. Повзло с Родионом вернулись без приключений и даже с уловом. Едва Обнорский поднялся на пятый этаж и вышел из лифта, Повзло сразу сказал победно:

— Есть!

— Что есть? — механически спросил Андрей.

— Следочек есть, — ответил Коля. Вошли в квартиру, сели в кухне. Ошибся господин Заец — не учел русскую манеру общаться в кухне, возле горячего чайника (вариант: бутылки с водкой) и поставил своего главного «жука» не там, где нужно… Сели в кухне, дружно задымили. Андрей бросил на стол пухленькую папку с распечатками телефонных контактов ближайшего окружения Георгия Горделадзе.

— Ну-с, господа инвестигейторы, попрошу поделиться результатами сегодняшнего дня… Кто первый?

— Наверно, я, — сказал Родион. — У меня, собственно, результатов никаких нет. Работа по уже имеющимся распечаткам ничего не дала. Самые обычные контакты… Выявил четыре неизвестных номера. Надо их устанавливать. Вот, пожалуй, и все.

— По телефонам работы тебе еще полно, — ответил Андрей и кивнул на папку. — Вася Перемежко распечатки устроил… А что у тебя, Коля?

Николай откинулся на спинку стула, посмотрел на коллег серьезно, значительно:

— Есть, мужики. Кажется, есть зацепка.

— Ну-ка, ну-ка…

— Я сегодня пил пиво с одним деятелем…

— Это мы поняли, — сказал Обнорский.

— Что вы поняли?

— Что ты пиво пил…

— А-а… Так я для пользы дела. Короче, пил я нынче пиво с одним парнем из местной тусовки. Парень нормальный, но с пунктиком — во всем видит москальскую экспансию. Я с ним не первый раз разговариваю…

— Да уж, конечно, — ядовито вставил Родя, — пиво-то приятней сосать с землячком, чем над портянками распечаток корпеть… Плавали, Николай Степаныч, знаем.

— Выключите второй микрофон, — потребовал Коля — Понаехавши тут с Диксона… Тока и умеют орать: «Я срать пошел!»

— Орать, Николай Степаныч, больше не надо… Замок работает исправно.

— Да ну? Починил, что ли?

— Починил, — с достоинством ответил Родя. На самом-то деле он, обдумывая свой разговор с Краюхой, машинально запер дверь туалета на защелку… И сам испугался: один в квартире, кто вызволять будет? Но попробовал открыть, повернул защелку назад, и произошло чудо — замок исправно работал. Родион пощелкал еще несколько раз — открыл-закрыл, открыл-закрыл… Работает… Эва как!

— Починил, — ответил Родя. — Полярники — ребята с головой и с руками. А некоторые — только пиво по барам жрать.

Про то, что он и сам пил пиво с Краюхой, Родя тактично умолчал.

Обнорский скептически хмыкнул и сказал:

— Так что там, Коля, у тебя интересного?

— Горделадзе анонимно размещал заказные материалы в Интернете. Один раз — точно. Но, видимо, не один.

— Ага, — сказал Обнорский, — как мы и предполагали. Ну-ка, давай подробней.

— Где-то в середине апреля Георгий, Алена и мой источник…

— Кто он, кстати?

Повзло положил на стол визитку, Обнорский взял в руки, прочитал: «Вечерний экспресс». Поздняк Антон Петрович. Начальник репортерского отдела. Киев. Тел. 295-17-…, факс 295-14-…". От руки был дописан домашний телефон и мобильный.

— Так вот, в середине апреля Георгий, Алена и Антон зашли как-то в Интернет-кафе. На глазах у Антона Г.Г. набрал статью и скинул ее на «левый» сайт. Алена была не очень довольна, но Гия сказал: ерунда, мол, Антон — наш человек… Он в то время как раз Антоху сватал к себе в «Вести».

— Так, так, так… А что был за материал? — спросил Обнорский.

— Вопрос хороший… Но ответа на него нет.

— Как это?

— Видишь ли, в чем дело, шеф… Антон крепенько поддатый был. Помнит, что материал был сильный, очень конкретный — с приведенными цитатами из документов, с номерами каких-то счетов — словом, совсем не в обычном стиле господина Горделадзе.

— Это понятно… Но кого конкретно разоблачал наш Дон-Кихот?

— Я же тебе говорю: не помнит он. Запомнил только, что Горделадзе руки потирал и шутил: это, мол, третий выстрел. А я в вас, блядей, всю обойму засажу.

— Лучше бы он содержание статьи запомнил, — сказал Родион.

— Адрес этого кафе есть? — спросил Обнорский. — Или он тоже не запомнил?

— Есть адрес, — успокоил Коля. — Завтра иду туда. Будем проверять.

— Очень хорошо, — сказал Андрей. — Это реальный след. Все, как и положено, без неожиданностей… Нечто подобное мы и предполагали. Эту тему, Коля, нужно работать по полной программе.

— А у тебя что-нибудь есть, шеф? — спросил Родион.

— Есть, — сказал Обнорский. — Во-первых, Перемежко дал новые распечатки. Это, Родион, ложится на тебя… Понимаю, что у тебя уже трещит голова от этих распечаток, но придется попахать. (Родя кивнул.) Во-вторых, человек, звонивший мне насчет кассет, действительно пользовался таксофонной картой… Пользовался ею всего единожды, так что здесь нам ничего, друзья мои, не светит. В-третьих, «пальцы» на пачке из-под сигарет есть. По региональной картотеке они не проходят, но полковник дал запрос и в центральную. Ответ будет завтра… А вот сейчас самое главное. Сейчас самое интересное: «шестерка», которая болталась у меня на «хвосте», зарегистрирована на жителя Таращи Иванова Леонида Павловича.

— Нормально, — сказал Родя. — А если совпадение?

— Может быть, и совпадение… Но все равно я думаю, что нужно ехать в Таращу.

***

— Я тоже соскучился, — сказал Обнорский в трубку. «Жучок» в корпусе телефона исправно передавал слова Андрея на ретранслятор, установленный во дворе дома, в багажнике дряхлого «Москвича», а с него — дальше. — Я тоже соскучился. Но, честное слово, совершенно нет времени и… сплошной аврал у нас. Хватай мешки — вокзал отходит.

— Приходи, — ответила Галина, — отдохнешь.

— С тобой навряд ли, — сказал Обнорский.

— Хам!… Обыкновенный питерский хам.

— Девушка, ведите себя прилично. Во-первых, я сделал тебе скрытый комплимент. Во-вторых, мне надо элементарно выспаться. Завтра я сгоняю в Таращу и сразу по возвращению — к тебе.

— Господи! Опять в Таращу? Ну что тебе в этой Тараще — медом намазано, что ли?

— Да есть пара вопросов к эксперту.

— А ты отправь туда Мыколу или этого… полярного волка. Ты же начальник, в конце-то концов.

— У них тоже полно работы, Галка.

— А толку с вашей работы, Андрей?

— Э-э, не скажи, у нас, кажется, есть существенные сдвиги.

— Все сдвиги у Стужи… Теперь уже и ребенку ясно, почему исчез Георгий и кто стоит за его исчезновением.

Андрей выпустил струйку дыма, посмотрел, как он стелется в свете настольной лампы, меняет свои контуры… Точно так же расплывалась, меняла свой смысл история журналиста Горделадзе. Казалось, что разгадка совсем близко.

Вот-вот из массы разрозненных фактов, мнений, случайных и неслучайных событий, сложится некий рисунок. Логичный и композиционно законченный. Но он все никак не складывался…

— Ребенку, — ответил Андрей, — наверное, ясно. А вот мне пока нет. Я бы даже сказал, что совсем не ясно. А Стужа — он, скорее всего, добросовестно заблуждается. Верит в то, во что очень хочет поверить.

— Ах, Обнорский, Обнорский… во сколько ты вернешься из своей Таращи?

— Не знаю. Как только вернусь — позвоню.

— Давай лучше так — ты не звони, а сразу приезжай. Я буду ждать.

***

Из прессы:

«В Киеве разворачивается и с каждым часом набирает силу мощная антипрезидентская кампания. Заявление лидера СПУ Александра Стужи о прямой причастности президента и других высоких должностных лиц к исчезновению журналиста Горделадзе вызвало серьезный кризис во властных структурах. Многие наблюдатели заговорили о грядущей смене власти. Причина перемен, по словам политиков, кроется не в нарушении принципов демократии, законности и свободы слова… Заявление Стужи свидетельствует о намерении очень мощных финансово-политических сил отстранить от должности нынешнего президента».

"Отвечая на вопросы журналистов депутат Рады Александр Стужа сказал: «Я готов в суде доказать, что записи, обнародованные мной, подлинны, и господин Бунчук инициировал действия своих подчиненных в отношении честного журналиста Горделадзе». «С другой стороны, — отметил далее Александр Стужа, — и администрация президента, и сам президент, будучи заинтересованными в том, чтобы опровергнуть мои якобы инсинуации, должны обратиться к международным организациям или конкретным государствам по поводу технической экспертизы записи и, кстати, по поводу экспертизы тела, найденного в Тараще». Лидер Соцпартии отметил также, что никто из высших должностных лиц не сделал официального заявления, что предъявленные записи — фальшивка".

"Западные эксперты не подтверждают подлинность записей Стужи!

По утверждению Александра Стужи, западные специалисты дали заключение о подлинности записанных разговоров. Однако версия голландской журналистки Катрин де Грис из амстердамской Интернет-газеты «De Volkrant» расходится со словами Стужи. По словам журналистки, получив от Стужи несколько недель назад копию кассеты с записью, она отнесла ее в лабораторию. Вывод специалистов, проводивших анализ: качество пленки слишком низкое для того, чтобы делать какие-либо заключения. Голландские эксперты считают, что в помещении, где производилась запись, слишком много посторонних шумов, а микрофон находится далеко от говорящих. В то же время, со слов журналистки, эксперты заявили, что единственная возможность доказать аутентичность кассет — это «субъективный анализ». Это означает, что «если вы дадите послушать кассету многим людям, которым лично знакома речь президента, и они придут к выводу, что слышат речь президента, то следует считать запись подлинной». Катрин де Грис сообщила, что «отдала кассету знакомым украинцам и они согласились, что человек на кассете — президент Бунчук. Особенно принимая во внимание его лексику».

Каширин просидел над распечатками до трех часов ночи. Не осилил даже четверти материала. Работа с листами, сплошь покрытыми столбцами цифр, утомительна, однообразна и требует концентрации внимания. Родион сидел, обложившись бумагами, разносил звонки по абонентам, датам, входящим-исходящим. К трем часам он выкурил почти пачку сигарет и выпил литр кофе. Кухня, где работал Родион, была наполнена сизым дымом, в голове шумело. «Пора заканчивать», — решил Родя.

***

Обнорскому снова — в который раз уже! — приснился Кука со своей бандурой, Андрей проснулся как от толчка. На потолке дрожал слабый отсвет с улицы, за окном кружился снег. Обнорский сел на диване, посмотрел на часы — без двух минут три. «Вот так, — подумал он, — захочешь выспаться в кои-то веки — так хрен выспишься…» Привет от Куки.

Андрей поискал сигареты, не нашел и вспомнил, что забыл их в кухне. Он встал и босиком пошел в кухню. Из коридора увидел, что в кухне горит свет.

— А ты чего не спишь? — спросил он Каширина. Родя посмотрел на Обнорского шальными глазами и сказал:

— Затуле звонили из Таращи.

Андрей опустился на стул, взял со стола пачку «Кэмел».

— Ну и что в этом необычного? Ей действительно звонил эксперт. И даже не один раз.

— Не только эксперт, — возразил Родя.

— Да, не только. Еще ей звонили из прокуратуры, — ответил, вынимая сигарету, Андрей. — Возможно, из тамошней милиции тоже звонили.

Каширин откинулся на спинку стула, посмотрел воспаленными глазами:

— Ты помнишь, когда обнаружили тело?

— Конечно, второго ноября… А третьего выкопали.

— Затуле звонили семнадцатого сентября и первого ноября. На следующий день после исчезновения Георгия и за день до обнаружения тела.

Обнорский замер с неприкуренной сигаретой. Мерцал огонек зажигалки.

В девять утра Заец получил записи разговоров питерской бригады, сделанные с помощью «ушек». Человек, отвечающий за «прослушку», в письменном отчете сообщил, что с «жучка», установленного в гостиной, толковой информации не получили: звук телевизора и вялый обмен репликами Родного и Шустрого… В общем, ничего существенного, да и качество далеко от идеала — телевизор слышно лучше, чем клиентов.

Телефонных разговоров было пять. Один раз Шустрый звонил в Питер.

Звонок был личного характера, полезной информации не содержал. Дважды по киевским номерам звонил Родной. Пять минут трепался с дамочкой по имени Галина, набивался в гости, но она явно не хотела этого… Ссылалась на обстоятельства, отказала. Второй звонок он совершил некоему Антону. Видимо, журналисту…

Договорился о встрече в Интернет-кафе… Тоже ничего существенного.

А вот звонки Араба весьма Зайца заинтересовали. Первый звонок был в Симферополь, некоему Сергею Васильевичу. Судя по всему, этот Сергей Васильевич был как-то причастен к расследованию, и Заец решил, что обязательно нужно пробить этого симферопольского незнакомца… Не он ли заказчик? В разговоре с Сергеем Васильевичем Араб сказал, что в деле есть существенные подвижки.

Второй звонок Араб сделал Галине. И сказал, что едет в Таращу, к эксперту Боротынцеву.

— В Таращу, — повторил вслед за Арабом Заец, — в Таращу. Что ж, это хорошо… Сам в руки идет. Вот в Тараще-то мы и потолкуем по душам, господин Араб.

Константин Заец выкурил сигарету, обдумывая ситуацию, потом сделал несколько звонков…

— Посмотрим, какие у тебя появились «существенные подвижки» и что ты вообще за гусь, — подвел он итог.

Обнорский гнал машину по знакомой уже трассе в Таращу. Летели навстречу заснеженные поля, низко над горизонтом всходило хилое декабрьское солнце. Негромко звучал джаз из магнитолы, посапывал во сне Каширин. Обнорский думал о том, что означают звонки из Таращи любовнице Георгия Горделадзе. Первый звонок еще можно было объяснить — допустим, ночью с шестнадцатого на семнадцатое сентября Горделадзе увезли (или сам уехал) в Таращу. Оттуда он и позвонил, чтобы успокоить Алену или что-то ей передать…

Возможно такое? Возможно… Но первого ноября, когда Георгий был уже месяц-полтора мертв… Кто и зачем звонил Затуле? Кто и зачем? Звонить могли его похитители или убийцы… Но зачем?

Белые украинские поля летели навстречу, и странно звучала труба Армстронга посреди этого снежного пространства, под карликовым солнцем.

— Мама, — сказал во сне Родион и улыбнулся.

«Вот будет смешно, — подумал Андрей, — если у Затулы в Тараще живет какая-нибудь двоюродная тетка или школьная подружка. И загадочные звонки из Таращи — всего лишь невероятное совпадение. Э-э, нет, брат… В жизни, конечно, разные совпадения бывают. Но ведь звоночки-то были один — сразу после исчезновения Г.Г., второй — за день до обнаружения трупа… Вот тебе и тетка двоюродная вместе со школьной подружкой!… Кто и зачем звонил Алене? Кто и зачем?»

Задумавшись, Андрей едва не проскочил поворот. Он резко затормозил, Родя клюнул носом и проснулся.

— Что? — спросил Родя спросонья, щурясь на низкое солнце. — Где мы?

— Спи, Родион, — ответил Обнорский. — Еще минут двадцать можешь спать… В Тараще разбужу. Там уж спать — извини — не придется.

— Угу, — ответил Родя и снова задремал. До Таращи осталось километра два, когда Обнорский увидел на обочине микроавтобус «ниссан» с включенной «аварийкой» и голосующую девушку в короткой дубленке. Он плавно снизил скорость и подъехал к девушке. Вылез из машины. Родя посапывал и стонала труба Армстронга. А девушка улыбалась не уверенно, смущенно.

***

В Интернет-кафе Горделадзе хорошо знали. Не понадобилось даже предъявлять фото и объяснять, что к чему.

— Георгий? — спросил хозяин — молодой мужик с усами а-ля Сальвадор Дали и гроздью сережек в ухе. — Ха, конечно, знаем… Вернее, знали. Наш, можно сказать, постоянный клиент. Если бы не эта старая сволочь Бунчук!

— А часто у вас бывал Георгий? — спросил Коля.

— Последнее время перед своим исчезновением не особенно часто. Но весной и летом — практически еженедельно.

— Когда он начал у вас появляться?

Сальвадор Дали заложил большие пальцы в кармашки жилетки, подумал и ответил:

— Я думаю, где-нибудь в конце марта он появился.

«Господи, — подумал Николай, — в конце марта! Если он шлялся сюда еженедельно в течение четырех-пяти месяцев, то мог вбросить в сеть штук двадцать информационных „бомб“. Даже в „Украинских вестях“ он не работал так эффективно! Еженедельно — статья. Интересно, где он брал материалы? Или, вернее, кто давал ему эти материалы? И что там была за фактура?»

— Гия — он очень порядочный человек был, — продолжал Сальвадор Дали. — Такая эпоха — пир мародеров.

— Да, конечно, пир мародеров, — согласился Коля. — А с какой целью, Дмитрий, посещал ваше кафе Георгий?

— О-о! Интернет — дело интимное… Мы не суем нос в дела наших клиентов. А если вдруг что-то видим вполглаза или слышим вполуха, то, как священнослужители, храним тайну исповеди.

— Да, я вас понимаю и уважаю вашу позицию. Но, видите ли, в чем дело… Мы расследуем дело об убийстве Георгия.

— Я понял вас, Николай. Это благородная задача.

— Если бы вы могли нам чем-то помочь…

— Увы! Я, к сожалению, ничем не могу вам помочь… Увы!

— Очень жаль.

— Мне тоже. Но…

Коля посмотрел Сальвадору Дали прямо в глаза и проникновенно сказал:

— Пока Георгий был жив, его личная жизнь была только его личной жизнью. Но после его смерти многое переменилось, и его жизнь стала фактом, влияющим на жизнь общества в целом. Не так ли, Дмитрий?

— Безусловно. Но… ничем помочь вам не могу.

Коля задал еще несколько вопросов, получил на них неконкретные ответы. После этого они с Антоном ушли. В ближайшем кафе попили пивка и расстались. Антон побежал на службу, Коля побрел домой.

На площади Независимости шел митинг. Кто-то, бородатый и косматый, надсадно орал в микрофон. Динамики шипели, фонили и слышно было худо. Однако слова «Бунчук — убийца!» доносились хорошо. При каждом заклинании бородатого «Бунчук — убийца!» толпа подхватывала… В отдалении стояла милицейская машина и несколько милиционеров переминались в нерешительности. Коля постоял, послушал, крикнул один разок «Бунчук — палач!», сплюнул и пошел прочь.

***

— Проблемы? — спросил Обнорский.

— Да, — ответила девушка. — Двигатель заглох. То ли сломался, то ли бензин кончился…

— Кхе, — сказал Андрей. — Это почти одно и то же… Не так ли?

Девушка улыбнулась, кокетливо пожала плечами. Андрей бросил:

— Ладно, сейчас разберемся… Ключи в замке?

— Да-да, в замке, — ответила она как-то неуверенно. Обнорский распахнул дверцу, заглянул внутрь — в грузовом отсеке лежали какие-то мешки, накрытые брезентом, — и сел в водительское кресло. Ключи действительно были вставлены в замок зажигания, брелок в виде боксерских перчаток висел на цепочке. Андрей повернул ключ. Затарахтел стартер и… движок заработал. Андрей удивленно посмотрел на девушку: что же ты, подруга, мозги кру… Он ощутил какое-то движение за спиной и, кажется, понял или, вернее, начал понимать, но было уже поздно — ладонь с остропахнущей хлороформом тряпкой легла на лицо, прижала затылок к подголовнику.

Он дернул головой, протянул левую руку к клаксону — разбудить Родьку! — но не успел, не смог. Сознание провалилось в какую-то черную дыру…

***

Очнулся Андрей с тяжелой головной болью. Как будто с глубокого похмелья. Он не понимал, где он и что с ним. Он лежал на кушетке, какие украшают поликлиники всей страны, в почти пустом помещении без окон и тусклой лампой «дневного света» под потолком… Что за черт, где я нахожусь? Андрей сел на кушетке, попытался поднести правую руку к голове и не смог — руки были скованы наручниками.

— О-о, е-е! — сказал Обнорский.

Встала перед глазами заснеженная обочина, девушка с неуверенной улыбкой и мигающий «аварийкой» «ниссан»… Он вспомнил. Он все вспомнил! И детское посапывание Роди… и трубу Армстронга… и свой дурацкий вопрос: «Проблемы?»

Он поднял обе руки к голове, потер лоб. Во рту стоял мерзкий запах хлороформа, было очень холодно. Тоскливо обвел взглядом помещение: кирпичные стены, железная дверь, старые лысые покрышки от грузовика в углу, какие-то ящики, бочка, лопаты и метлы. Он снова вспомнил свой идиотский вопрос: «Проблемы?» Да, проблемы. Еще и какие проблемы! Лаптем не расхлебаешь.

Андрей прямо через куртку пощупал карман, в котором лежал телефон… Телефона, разумеется, не было. Что они — дураки, чтобы телефон тебе оставить?

Андрей не знал, кого подразумевает под словом «они». Они — это они. Те, кто организовал слежку, охоту на спуске к Днепру и стрельбу по фуникулеру. Они — это те, кто организовал похищение и убийство Горделадзе. Это факт, который необходимо признать… И отдать себе отчет в том, что положение серьезно, донельзя серьезно, серьезней некуда.

А куда они дели Родьку?! Черт возьми! Родька где? От мысли, что он не только сам подставился, но и Родиона подставил, Обнорский заскрипел зубами. С удвоенной силой накатила боль. Он закрыл глаза и лег на холодную кушетку.

Каширина от Обнорского отделала стена — Родион находился в соседнем помещении. Его положение мало чем отличалось от положения Андрея. В помещении было так же холодно, почти так же пусто и мрачно. Вот только лежал Родя на голой — без матраца — панцирной кровати. К спинке этой кровати была прикована его правая рука.

До некоторой степени положение Роди было еще хуже, чем положение Андрея. В отличие от Обнорского он даже не знал, что и как произошло, — в момент захвата он спал, и боевики Зайца даже посмеялись: вон оно как — усыпили спящего… Умора! Сам Родя так не считал. Он изумленно оглядел помещение, подергал наручники. Точно так же, как и Обнорский, убедился, что телефона нет.

Ну а кто ж тебе телефон оставит?

Родион сел на скрипучей панцирной сетке, задумался.

***

Заец узнал об успешно проведенном захвате около полудня. В осторожных выражениях он поинтересовался, как все прошло, не было ли осложнений. «Нет, — ответили ему, — все о'кей».

— Отлично, — ответил Заец, — часам к пяти я сам подъеду. Без меня не начинать.

— Да они раньше и не очухаются.

Николай Повзло раз десять набрал номер Обнорского и столько же раз — Каширина. Оба телефона не отвечали. Коля не мог знать, что оба аппарата лежат рядышком на широком подоконнике в одном из помещений Таращанского моторного завода и своим пиликанием развлекают команду «торпед».

Андрей совсем замерз. Как мог, он пытался согреться, но получалось не очень… Он даже не знал, сколько времени прошло с момента захвата на шоссе. Сколько, интересно, действует этот хлороформ? Два часа? Пять? Сутки?

Андрей ходил из угла в угол, приседал, размахивал руками. Хотелось пить и еще сильнее — курить. Несколько раз Андрей подходил к двери, прикладывал ухо… Из-за двери не доносилось ни звука. Где, черт побери, я нахожусь? Скорее всего, в Тараще. Вполне возможно, в том самом помещении, где держали Горделадзе. Или хранили его труп. От этой мысли стало мерзко на душе. Вспомнилась яма в лесу и горлышко бутылки, указывающее на яму.

— Ерунда, — сказал он вслух, — не убьют. Хотели бы убить — убили бы сразу… Нет, не убьют.

Сознание гадливенько подсказало: а ведь Горделадзе тоже убили не сразу. Сначала с ним «поработали». И только потом застрелили из табельного ствола… Потом отрубили голову и герметично упаковали тело. Андрей сглотнул комок. Умирать не хотелось. Умирать очень не хотелось.

«А придется», — шепнул голос капитана Кукаринцева за спиной. Он прозвучал настолько явственно, что Андрей даже обернулся. Никого сзади, разумеется, не было.

— Да вот хрен тебе, Кука, — сказал Андрей вслух. Он встал с кушетки, прошел в угол, где стояли лопаты и ведра, и сразу увидел то, что нужно, — кусок стального уголка длиной около метра. Андрей взял его в руки, несколько раз взмахнул, примериваясь. Самое то.

…Когда в коридоре раздались шаги, он взял свое оружие и встал возле двери справа. Отвел руки с железом, изготовился для удара. За дверью раздались голоса, заскрипел ключ в замке.

***

У Повзло зазвонил телефон. Коля ждал звонка уже три часа. Он сразу схватил трубку:

— Алло!

— Николай Степаныч?

— Да, я… кто это?

— Это друг. Николай Степаныч, ваши коллеги заскочили в гости и сейчас не могут вам позвонить.

— Кто это? Кто говорит? Представьтесь.

— Повторяю: друг. Обнорский и Каширин сейчас в гостях. На некоторое время они задержатся. Если вы не хотите варианта, как с Горделадзе, не звоните никуда… Вы все поняли?

Коля стиснул трубку так, что побелели пальцы.

— Вы все поняли? Не надо никуда звонить.

— Я понял. Какие вы можете дать гарантии?

Человек на том конце провода удивился:

— Какие, к черту, гарантии?

— А если вы их…

— Бросьте, Николай Степаныч. Мы просто поговорим. А вот если вы поднимете шум, то, извините, нам придется пойти на непопулярные меры. Вы понимаете?

— Да, понимаю.

— До свидания, Николай Степаныч.

В трубке раздались гудки. Коля выматерился. «Слухач» в номере отеля «Премьер-палац» довольно рассмеялся.

***

Ключ в замке сделал два оборота. Дверь распахнулась. Скрипнули несмазаные петли. Андрей сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду.

— Обнорский, — сказал голос из-за двери, — мы знаем, что вы человек решительный… Но глупостей все равно делать не надо. Никто с вами в рукопашной сходиться не будет. Застрелим — и все.

Андрей стоял, ощущая затылком холодную шершавую стену. Видел на грязном полу неясную серую тень.

— Обнорский, вы меня слышите? Выходите на середину комнаты.

Андрей молчал. В тишине отчетливо щелкнул взведенный затвор.

— Не дурите, Андрей Викторович. Бросьте на пол свое оружие… Что там у вас — лопата?… Бросьте на пол и выходите на середину помещения… Ну не потчевать же вас «черемухой»?

Обнорский сплюнул, отшвырнул к порогу уголок и встал напротив двери. В дверном проеме стоял человек с пистолетом. За его спиной — еще двое, с дубинками. Лица всех троих были скрыты шапочками с дырками для глаз и рта.

— Вот видите, — сказал человек с пистолетом, — вполне можно по-хорошему… А вы сразу за железо хватаетесь. Зачем это?

— Где мой сотрудник? — спросил Андрей. Человек с пистолетом вошел внутрь, щелкнул предохранителем и убрал ствол под куртку. Следом за ним вошли двое с дубинками. Остановились в полутора метрах.

— Курить хотите?

— Где мой сотрудник? — повторил Андрей. — Что вы с ним сделали?

— Да ничего не случилось с вашим сотрудником… Что вы переживаете попусту?

Андрей опустился на кушетку. Человек, который говорил, присел рядом, достал из кармана сигареты.

— Курите, — сказал он, протягивая пачку. Обнорский вытащил сигарету.

Человек щелкнул зажигалкой. Андрей затянулся, дым сладко потек в легкие, сразу закружилась голова. Двое с дубинками внимательно следили за движениями Андрея. Обнорский подумал: «Не те ли самые, что преследовали меня на лестнице?»

— Ну вот, — сказал тот, что с пистолетом, — успокоились?

— Может, наручники снимете?

— Снимем… чуть позже. И чаем напоим.

— А коньяком?

— А коньяком — нет. Трезвость — норма жизни, как говорил Лигачев.

— Я узнал ваш голос, — сказал Андрей. — Вы мне звонили, назвались Николаем.

— Тем лучше — мне не нужно представляться, — весело сказал Николай.

Обнорский бросил сигарету на пол, раздавил ботинком.

— Короче, — сказал он. — Чего вы хотите?

— Задать вам несколько вопросов. Всего лишь. Потом мы вас отпустим. Но с обязательным условием — вы улетаете из Украины и нос в украинские дела больше не суете. Понятно?