18

На улице перед домом Трента стояла небольшая группа телерепортеров. Босх припарковался позади фургона второго канала, и они с Эдгаром вышли. Как выглядит Эдвард Мортон, Босх не знал, но не видел в той группе никого похожего на адвоката. За более чем четверть века службы в полиции у него выработалось безошибочное чутье, позволяющее распознавать адвокатов и репортеров. Пока репортеры не могли их слышать, Босх сказал Эдгару через крышу машины:

– Если понадобится войти, войдем в заднюю дверь – без этих зрителей.

– Ясно.

Они направились к подъездной аллее, и к ним тут же бросились съемочные группы, навели на них телекамеры и стали засыпать вопросами, остающимися без ответа. Босх обратил внимание, что Джуди Сертейн среди репортеров нет.

– Вы приехали арестовать Трента?

– Можете рассказать о мальчике из Нового Орлеана?

– Что там с пресс-конференцией? Пресс-служба ничего о ней не знает.

– Является Трент подозреваемым или нет?

Босх прошел через толпу и, оказавшись на подъездной аллее, внезапно повернулся лицом к репортерам. Чуть помедлил, словно собираясь с мыслями. Но на самом деле давал возможность сфокусировать телекамеры и приготовиться. Он не хотел, чтобы кто-нибудь упустил его обращение.

– Никакой пресс-конференции не намечалось, – заговорил Босх. – Останки пока еще не опознаны. Человека, живущего в этом доме, вчера вечером расспрашивали, как и всех жителей улицы. Ведущие дело детективы ни разу не называли его подозреваемым. Информация, которую сообщил четвертому каналу человек, не имеющий отношения к расследованию, и которую передали в эфир, не проверив у тех, кто ведет расследование, была ложной и причинила вред проводимой работе. Это все. Больше я ничего не скажу. Когда у нас появятся какие-либо новые сведения, передадим их через пресс-службу.

Босх повернулся к репортерам спиной, и они с Эдгаром зашагали к дому. Репортеры задали еще вопросы, но детектив сделал вид, что не слышит.

Эдгар громко постучал в парадную дверь и крикнул Тренту, что это полиция. Через несколько секунд снова постучал и окликнул Трента. Ничего не последовало.

– В заднюю дверь? – спросил Эдгар.

– Да, или в гараже есть дверь сбоку.

Они пересекли подъездную аллею и пошли к боковой стене дома. Репортеры выкрикнули еще несколько вопросов. Босх подумал, что они просто привыкли засыпать людей вопросами, на которые не отвечают, и для них это стало естественным. Так собака лает на заднем дворе еще долго после того, как хозяин уехал на работу.

Детективы миновали боковую дверь в гараж, и Босх отметил, что верно запомнил – там только внутренний замок с шарообразной дверной ручкой. Они двинулись дальше, на задний двор, куда выходила кухонная дверь с внутренним замком и засовом. Эдгар подошел к ней, но, глянув через стекло на внутреннюю колею, увидел, что в нее вставлен деревянный штырь, не позволяющий открыть дверь снаружи.

– Гарри, мы не войдем, – произнес он.

У Босха в кармане была сумочка с набором отмычек. Ему не хотелось возиться с засовом на кухонной двери.

– Давай откроем гаражную дверь, если только…

Босх приблизился к кухонной двери, подергал ее. Она оказалась не заперта. Он распахнул ее и мгновенно понял, что они найдут Трента мертвым. Тот мог оказаться услужливым самоубийцей, оставляющим дверь открытой, чтобы ее не пришлось взламывать.

– Черт.

Эдгар вытащил из кобуры пистолет.

– Оружие тебе не понадобится, – промолвил Босх.

Оба вошли в дом и прошагали через кухню.

– Мистер Трент! – закричал Эдгар. – Полиция! Полиция в доме! Вы здесь, мистер Трент?

– Иди в переднюю часть дома, – сказал Босх.

Они разделились, и Босх пошел по короткому коридору к задним спальням. Трента он обнаружил в душевой кабине. Тот, взяв две проволочные вешалки, соорудил из них петлю и прикрепил ее к горизонтальной трубе. Потом откинулся к кафельной стене, повис и удавился. Одежда на нем была та же, что накануне вечером. Босые ступни касались кафельного пола. Никаких признаков того, что Трент уже в петле раздумал кончать с собой, не было. Он не болтался и мог в любой миг прекратить самоубийство. Но не прекратил.

Труп нельзя было трогать до приезда сотрудников коронера, однако по высунувшемуся почерневшему языку Босх понял, что Трент мертв уже по меньшей мере двенадцать часов. Значит, смерть наступила чуть позже полуночи, вскоре после того, как четвертый канал поведал о тайном прошлом Трента всему миру и объявил его подозреваемым по делу о найденных костях.

– Гарри?

Босх чуть не подскочил. Обернулся и взглянул на Эдгара.

– Брось ты эти шуточки. Что?

Не сводя взгляда с покойного, напарник сообщил:

– Он оставил трехстраничную записку на кофейном столике.

Босх вышел из душевой и протиснулся мимо Эдгара. Отправился в гостиную, достал на ходу из кармана латексные перчатки и надул их, прежде чем натягивать.

– Ты прочел ее до конца?

– Да, Трент пишет, что не убивал того ребенка. И кончает с собой, так как полицейские с репортерами его опорочили и он больше не может жить. В таком духе. И еще там какой-то бред.

Босх вошел в гостиную. Эдгар отставал от него на несколько шагов. На журнальном столике лежали три исписанных листа. Босх сел на кушетку перед ними.

– Они так и были оставлены?

– Да. Я к ним не прикасался.

Босх начал читать. В своей предсмертной записке Трент отрицал обвинение в убийстве мальчика на склоне холма и возмущался тем, как с ним поступили.

Теперь ВСЕ будут знать! Вы погубили меня, УБИЛИ. Кровь на вас, не на мне! Я не совершал этого, не совершал, нет, нет, НЕТ! Я никогда никому не причинял зла. Никогда, никогда, никогда. Ни единой душе на свете. Я люблю детей. ЛЮБЛЮ!!! Нет, это вы сделали мне зло. Вы. Но я не могу жить с болью, которую вы безжалостно причинили. Не могу.

Текст изобиловал повторами, и, казалось, человек писал, импровизируя, обличительную речь, а не излагал свои мысли. Посреди второй страницы была нарисована рамка, в ней под заголовком «Виновные в моей смерти» перечислялись фамилии. Список начинался с Джуди Сертейн, в него входили ведущий вечерних новостей четвертого канала, Босх, Эдгар и три незнакомые Босху человека: Кэлвин Стамбо, Макс Ребнер и Алисия Фельцер.

– Стамбо был полицейским, дававшим показания, а Ребнер прокурором на его судебном процессе, – пояснил Эдгар. – В шестидесятых годах.

Босх кивнул.

– А Фельцер?

– Не знаю.

Ручка, которой, по всей видимости, писался текст, лежала на столике рядом с последней страницей. Босх не притрагивался к ней, поскольку хотел отдать ее на экспертизу, проверить, есть ли там отпечатки пальцев Трента.

Продолжая читать, Босх обратил внимание, что внизу каждой страницы Трент расписался. В конце последней страницы он высказал странную просьбу, смысл которой Босх не понял.

Я жалею только о своих детях. Кто станет заботиться о них? Им нужна пища и одежда. Кой-какие деньги у меня есть. Они достанутся детям. Полностью. Это моя последняя воля и мое завещание. Деньги передайте детям. Поручите это Мортону и не вините меня ни в чем. Сделайте это ради детей.

– Его дети? – спросил Босх.

– Да, я читал, – ответил Эдгар. – Бред.

– Что вы здесь делаете? Где Николас?

Детективы взглянули на дверь, ведущую из кухни в гостиную. В проеме стоял невысокий человек в костюме. Босх узнал в нем адвоката и догадался, что это Мортон. Встал.

– Он мертв. Похоже на самоубийство.

– Где?

– В душевой кабине, но я бы не…

Мортон уже поспешил туда. Босх крикнул ему вслед:

– Ни к чему не притрагивайтесь!

Он кивком велел Эдгару пойти присмотреть за адвокатом, а сам сел и снова склонился над страницами. Задался вопросом, долго ли Трент решал, что, кроме самоубийства, ему ничего не остается, а потом сочинял записку на трех страницах. Такой длинной предсмертной записки Босх еще не видел.

Мортон вернулся в гостиную, Эдгар следовал за ним по пятам. Лицо адвоката было мертвенно-бледным, взгляд опущен к полу.

– Я хотел сказать, чтобы вы не ходили туда, – произнес Босх.

Адвокат посмотрел на него, его глаза налились гневом, от которого на лице появился легкий румянец.

– Ну, довольны теперь? Вы его уничтожили. Выдали секрет человека стервятникам, те вышли с этой информацией в эфир, и вот результат.

Он указал рукой в сторону душевой кабины.

– Мистер Мортон, кое в чем вы ошибаетесь, но в сущности это выглядит именно так. Вы, очевидно, удивились бы, узнав, насколько я согласен с вами.

– Теперь, когда он мертв, вам легко это говорить. Записка? Он оставил предсмертную записку?

Босх поднялся и жестом предложил Мортону занять его место на кушетке перед страницами.

– Только не касайтесь листов.

Мортон сел, надел очки и стал читать текст. Босх приблизился к Эдгару и сказал вполголоса:

– Пойду на кухню, позвоню оттуда во все места.

Эдгар кивнул.

– Свяжись с пресс-службой. Им туго придется.

– Да.

Босх подошел к настенному телефону на кухне и увидел кнопку повторного набора номера. Нажал ее и стал ждать. В трубке послышался записанный на автоответчик голос Мортона. Адвокат говорил, что его нет дома, и просил оставить сообщение.

Босх позвонил по прямому номеру лейтенанту Биллетс. Начальница ответила незамедлительно, Босх понял, что она ест.

– Мне неприятно сообщать об этом, когда вы едите, но мы находимся в доме Трента. Он покончил с собой.

Биллетс несколько секунд молчала, потом спросила, правда ли это.

– Да, Трент мертв, и я почти уверен, что он наложил на себя руки. Повесился на двух проволочных вешалках в душевой. Есть записка на трех страницах. Он отрицает всякую причастность к найденным костям. Винит в своей смерти главным образом четвертый канал и полицию – в частности меня с Эдгаром. Вы первая, кому я звоню.

– Послушай, мы все знаем, что не ты…

– Ладно, лейтенант, я не нуждаюсь в оправдании. Что мне нужно сделать?

– Позвони куда требуется. Я свяжусь с Ирвингом, сообщу ему о случившемся. Скандал будет нешуточный.

– Да. А в пресс-службу звонить? На улице уже собралась толпа репортеров.

– Я сама позвоню.

– В отношении Торнтона что-нибудь предприняли?

– Машина уже завертелась. Этим занимается та женщина из ОСБ, Бредли. Готова держать пари, что за последнюю выдачу информации Торнтона не только выпрут со службы, но и предъявят ему какое-нибудь обвинение.

Босх кивнул. Торнтон этого заслуживал. Он был по-прежнему уверен, что, подстроив ему ловушку, поступил правильно.

– Хорошо, мы пока будем здесь некоторое время.

– Если найдете что-либо связывающее Трента с этими костями, дай мне знать.

Босх подумал о ботинках с землей на подошвах и о скейтборде.

– Непременно.

После этого он тут же позвонил в коронерскую службу и научно-исследовательский отдел.

В гостиной адвокат дочитал записку.

– Мистер Мортон, когда вы разговаривали последний раз с мистером Трентом? – спросил Босх.

– Вчера ночью. Он позвонил мне домой после новостей на четвертом канале. Его начальница видела их и сообщила ему.

Босх кивнул. Этим объяснялся голос Мортона в трубке после нажатия кнопки повторного набора номера.

– Вы знаете ее фамилию?

Мортон указал на последнюю страницу:

– Она здесь, в списке. Алисия Фельцер. Эта дама заявила Николасу, что будет добиваться его увольнения. Киностудия выпускает детские фильмы. И она не может допускать его на съемочную площадку с детьми. Вот видите? Вы походя вмешались в чужую жизнь, и…

– Позвольте мне задавать вопросы, мистер Мортон. Приберегите возмущение до тех пор, пока выйдете отсюда и станете разговаривать с репортерами, в чем я не сомневаюсь. Меня интересует последняя страница. Там мистер Трент упоминает о детях. Своих детях. Что это значит?

– Понятия не имею. Он, видимо, находился в смятенных чувствах, когда писал. Это может ничего не значить.

Босх продолжал стоять, пристально глядя на адвоката.

– Почему он звонил вам вчера ночью?

– А вы как думаете? Поставить меня в известность, что вы были здесь, что о его судимости было сказано в новостях, а начальница видела их и хочет его уволить.

– Не сообщил, что похоронил того мальчика на холме?

Мортон принял самый негодующий вид, какой только мог.

– Сказал, что не имеет к этому ни малейшего отношения. Трент считал, что его преследуют за прошлую, очень давнюю ошибку, и, по-моему, был прав.

– Хорошо, мистер Мортон, можете идти.

– Как это понять? Я не собираюсь…

– Сейчас этот дом является местом преступления. Мы расследуем смерть вашего клиента, дабы подтвердить или опровергнуть версию о самоубийстве. Вам здесь больше нечего делать. Джерри?

Эдгар шагнул к кушетке и жестом велел Мортону подняться.

– Пойдемте. Пора выйти отсюда и обеспечить появление своего лица на телеэкранах. Это будет полезно для дел, так ведь?

Мортон встал и рассерженно удалился. Босх приблизился к переднему окну и немного отодвинул штору. Выйдя из-за угла на подъездную аллею, адвокат направился к группе репортеров и гневно заговорил. Босх не слышал его слов. Однако нужды в этом не было.

Когда Эдгар вернулся в гостиную, Босх сказал ему, чтобы позвонил в дежурную часть и вызвал патрульную машину для сдерживания толпы. У него было ощущение, что сборище журналистов, словно самовоспроизводящийся вирус, начнет становиться все больше и неугомоннее с каждой минутой.

19

Детективы обнаружили детей Николаса Трента, обыскивая дом после того, как труп увезли. Два ящика маленького письменного стола в гостиной, который Босх накануне не осматривал, были заполнены папками, фотографиями, финансовыми документами, среди них лежало несколько толстых банковских конвертов с погашенными чеками. Трент ежемесячно высылал небольшие суммы денег благотворительным организациям, которые кормили и одевали детей. Из года в год отправлял чеки в Аппалачи, бразильские джунгли, Косово. Босх не обнаружил чеков на сумму крупнее двенадцати долларов. Нашел десятки фотографий детей, которым Трент предположительно помогал, и маленькие рукописные письма от них.

Босх видел множество объявлений благотворительных организаций в ночных телепрограммах, и всякий раз они вызывали у него недоверие. Сомневался он не в том, можно ли на несколько долларов накормить и одеть ребенка, а будут ли эти доллары в самом деле потрачены на детей. Он задался вопросом, не хранились ли в столе Трента те фотографии, которые рассылались всем, кто жертвовал деньги. Не подделка ли благодарственные письма, написанные детскими печатными буквами.

– Гарри, – сказал Эдгар, когда они рассматривали содержимое письменного стола, – мне думается, этот человек совершал искупление, отправляя все свои деньги этим организациям.

– Искупление чего?

– Вряд ли мы это узнаем.

Эдгар пошел обыскивать вторую спальню, а Босх разложил на столе несколько фотографий и стал рассматривать их. Мальчики и девочки выглядели не старше десяти лет, однако определить их возраст оказалось трудно, поскольку у всех были ввалившиеся, старческие глаза – глаза детей, познавших войну, голод, сиротство. Босх взял снимок маленького белого мальчика и перевернул ее. Надпись на обороте гласила, что он осиротел во время боев в Косово. Получил контузию при взрыве мины, убившем родителей. Звали его Милош Фидор, ему было десять лет.

Босх осиротел в одиннадцать. Он посмотрел в глаза мальчика и увидел собственные.

В четыре часа детективы заперли дом Трента и отнесли три коробки изъятых материалов к машине. Небольшая группа репортеров задержалась до вечера, несмотря на сообщение пресс-службы, что вся информация о событиях будет распространяться через Паркер-центр.

Репортеры подошли к ним с вопросами, но Босх сразу заявил, что им запрещено говорить о расследовании. Они уложили коробки в багажник и поехали в центр, где замначальника управления Ирвин Ирвинг созывал собрание.

У сидевшего за рулем Босха было смутно на душе. Он беспокоился, что самоубийство Трента – теперь у него не оставалось никаких сомнений, что Трент покончил с собой, – замедлило расследование смерти мальчика. Босх полдня рылся в вещах Трента, ему хотелось окончательно установить личность жертвы, проверить версию, полученную в записи сообщения по телефону.

– Гарри, что с тобой? – спросил его Эдгар.

– Ты о чем?

– Да замкнутый ты какой-то. Наверное, у тебя от природы такой характер, но обычно это не заметно.

Эдгар улыбнулся, но ответной улыбки не получил.

– Я просто задумался о нашей работе. Этот человек не повесился бы, если бы мы повели дело по-другому.

– Брось ты, Гарри. Хочешь сказать – если бы не поехали к нему? Обойтись без этого было нельзя. Мы делали свою работу, дела шли своим чередом. Если кто виноват, так это Торнтон, и он получит по заслугам. А вообще, по моему мнению, мир лучше без таких, как Трент. Моя совесть чиста, приятель. Кристально чиста.

– Хорошо тебе.

Босх задумался о своем решении предоставить Эдгару выходной в воскресенье. Если бы не это, возможно, Эдгар занимался бы компьютерной проверкой фамилий. Киз Райдер не села бы за компьютер, и Торнтон не узнал бы о судимости Трента.

Он вздохнул. Все как будто шло по теории домино. Если – тогда, если – тогда, если – тогда…

– Что говорит твое чутье об этом человеке? – спросил он Эдгара.

– Имеешь в виду, не он ли убил мальчика на холме?

Босх кивнул.

– Не знаю, – промолвил Эдгар. – Посмотрим, что скажут в лаборатории о грязи на башмаках и что сообщит сестра о скейтборде. Если только это сестра и мы установили его личность.

Босх промолчал. Но ему всегда было неприятно полагаться на лабораторные результаты, когда требовалось решать, в каком направлении вести расследование.

– А ты что думаешь, Гарри? – поинтересовался Эдгар.

Босх вспомнил фотографии детей, о которых Трент, как полагал, заботился. Его акт раскаяния. Его попытка искупления.

– Похоже, мы не тем занимаемся, – произнес он. – Трент не убийца.

20

Замначальника управления Ирвин Ирвинг восседал за своим столом в просторном кабинете на шестом этаже Паркер-центра. Напротив него расположились лейтенант Грейс Биллетс, Босх с Эдгаром и сотрудник пресс-службы Серджо Медина. Адъютант Ирвинга, лейтенант Саймонтон, стояла в открытой двери кабинета на тот случай, если она потребуется.

Стол Ирвинга покрывало стекло. На нем не было ничего, кроме двух листов бумаги с печатным текстом. Босх, сидя напротив стола по левую руку, не мог разобрать ни строчки.

– Итак, – начал Ирвинг. – Что нам достоверно известно о Николасе Тренте? Мы знаем, что он был педофилом и сидел в тюрьме за попытку совращения малолетнего. Трент жил почти рядом с захоронением убитого ребенка. Он совершил самоубийство в тот вечер, когда детективы задавали ему вопросы относительно первых двух пунктов.

Ирвинг взял один из лежавших на столе листов, стая молча читать, а потом продолжил:

– Это пресс-релиз, где констатируются три упомянутых факта, и далее говорится: «Николас Трент является объектом проводимого расследования. Повинен ли он в смерти жертвы, захоронение которой обнаружено неподалеку от его дома, будет установлено посредством лабораторных анализов и последующих следственных действий».

Он снова уставился в текст и в конце концов отложил лист.

– Коротко и ясно. Но этого маловато, чтобы удовлетворить интерес средств массовой информации к данному делу или помочь нам избавить управление от очередного скандала.

Босх откашлялся. Ирвинг сначала пропустил это мимо ушей, потом, не глядя на него, произнес:

– Да, детектив Босх?

– У меня создалось впечатление, что вы не удовлетворены результатами расследования. Дело в том, что пресс-релиз точно отражает положение вещей. Я был бы рад сказать вам, что думаю – ребенка на склоне холма убил этот человек. Был бы рад сказать – знаю, что убийца он. Но мы от этого далеки, и если на то пошло, полагаю, придем к противоположному выводу.

– Основанному на чем? – отрывисто спросил Ирвинг.

Босху становилось ясно, в чем цель этого собрания. Он догадывался, что на втором листе был пресс-релиз, который хотел распространить замначальника управления. Там, видимо, все сваливалось на Трента и говорилось, что он покончил с собой, понимая, что его разоблачат. Это позволило бы управлению разбираться с осведомителем Торнтоном без пристального внимания прессы. Избавило бы управление от унизительного признания, что утечка не подлежащей разглашению информации от одного полицейского привела к самоубийству, очевидно, невиновного человека. И дало бы возможность закрыть дело о найденных на холме костях мальчика.

Босх понимал, что все сидящие в кабинете знают: вероятность довести подобное дело до конца ничтожна. Оно привлекало к себе все нарастающее внимание журналистов, и самоубийство Трента предоставляло руководству удобный выход. Можно было взвалить подозрения на мертвого педофила, назвать расследование успешно завершенным и перейти к очередному делу – предположительно с большей вероятностью раскрываемости.

Босх понимал это, но не принимал. Он видел кости. Слышал, как Голлиер перечислял повреждения. Твердо решил в той прозекторской найти убийцу. По сравнению с этим установка управления и престиж руководства были второстепенными.

Босх достал из кармана куртки записную книжку, раскрыл на странице с загнутым уголком и уставился туда, словно читая многочисленные записи. Но там была всего одна запись, сделанная в субботу в прозекторской:

44 места с отдельными травмами.

Он не сводил взгляда с этой цифры, пока Ирвинг не заговорил снова:

– Детектив Босх? Я спросил – основанному на чем?

Босх поднял голову и закрыл книжку.

– Основанному на разрыве во времени – мы полагаем, что Трент поселился там, когда мальчик уже был похоронен – и на анализе костей. Ребенок подвергался жестокому обращению в течение очень долгого срока – с раннего детства. Это не согласуется с тем, что Трент убийца.

– Анализ сроков и костей не является решающим, – возразил Ирвинг. – Независимо от полученных данных все-таки существует вероятность – пусть и незначительная, – что это преступление совершил Николас Трент.

– Весьма ничтожная вероятность.

– Что дал сегодняшний обыск в его доме?

– Мы забрали старые рабочие башмаки с засохшей грязью между рубчиками на подошвах. Ее будут сравнивать с образцами почвы, взятыми на месте обнаружения костей. Но результаты точно так же не будут решающими. Даже если образцы совпадут, Трент мог ступать в эту грязь, гуляя позади дома. С точки зрения геологии это часть одного отложения.

– Что еще?

– Ничего особенного. Мы нашли скейтборд.

– Скейтборд?

Босх объяснил, что по телефону поступило сообщение, которое не успел проверить из-за самоубийства. Он видел, как Ирвинг воодушевляется возможностью связать обнаруженный у Трента скейтборд с костями на холме.

– Займитесь этим в первую очередь, – произнес он. – Выясните все и немедленно мне доложите.

Босх лишь кивнул.

– Слушаюсь, сэр, – произнесла Биллетс.

Ирвинг молча уставился в страницы на столе. Наконец взял лист, который не зачитывал – Босх догадался, что это пресс-релиз с извращенными фактами, – и повернулся. Сунул его в бумагорезку, она громко завыла, уничтожая документ. Потом повернулся снова и поднял оставшийся.

– Констебль Медина, можете передать это прессе.

Он протянул документ Медине, вставшему, чтобы взять его. Потом взглянул на часы:

– Как раз к шестичасовым новостям.

– Сэр? – обратился к нему Медина.

– Да?

– Поступало много вопросов об ошибочных сообщениях по четвертому каналу. Нужно ли…

– Скажите, что комментирование внутренних расследований противоречит существующей в управлении установке. Можете еще добавить, что управление не потерпит и не простит передачу средствам массовой информации не подлежащих разглашению сведений. Это все, констебль Медина.

Сотрудник пресс-службы, казалось, хотел спросить еще что-то, но понял, что этого делать не следует. Он вышел из кабинета.

Ирвинг кивнул адъютанту, та закрыла дверь, оставшись снаружи, в приемной. Замначальника управления повернул голову и взглянул на Биллетс, потом на Эдгара и на Босха.

– Мы попали в щекотливое положение, – промолвил он. – Всем ясно, как действовать дальше?

– Да, – хором ответили Биллетс и Эдгар.

Босх промолчал. Ирвинг посмотрел на него:

– Детектив Босх, вам есть что сказать?

Тот чуть подумал, прежде чем ответить.

– Я только скажу, что намерен выяснить, кто убил того мальчика, и раздобыть всю его подноготную. Если это Трент, что ж, отлично. Но если не он, продолжу расследование.

Ирвинг увидел на столе нечто крохотное, волос или еще что-то почти микроскопическое, недоступное взору Босха. Взял двумя пальцами и бросил в урну позади себя. Когда он проносил это над бумагорезкой, Босх подумал, не является ли подобная демонстрация обращенной к нему угрозой.

– Не все дела раскрываются, детектив, – произнес Ирвинг. – Не все дела раскрываемы. И в какой-то момент наш долг может вынудить нас перейти к более неотложным делам.

– Вы даете мне предельный срок?

– Нет, детектив, я говорю, что понимаю вас. И надеюсь, вы меня тоже.

– Что будет с Торнтоном?

– Ведется внутреннее расследование. Я сейчас не могу обсуждать его с вами.

Босх поморщился.

– Смотрите, детектив Босх, – резко произнес Ирвинг. – Я проявлял к вам немало терпения. И в этом деле, и в предыдущих.

– Поступок Торнтона создал мне затруднения в расследовании этого дела. Его нужно…

– Если Торнтон виновен, то понесет соответствующее наказание. Только имейте в виду, он действовал не в безвоздушном пространстве. Чтобы передать сведения, ему требовалось их получить. Расследование еще не кончено.

Босх уставился на восседавшего за столом. Смысл сказанного был ясен. Киз Райдер могла пострадать вместе с Торнтоном, если Босх не станет плясать под дудку Ирвинга.

– Понимаете меня, детектив?

– Понимаю. Как нельзя лучше.

21

Перед тем как отвезти Эдгара в голливудское отделение и ехать в Венис, Босх достал из багажника коробку со скейтбордом и понес ее в научно-исследовательский отдел. У загородки попросил вызвать Джеспера. Дожидаясь его, стал рассматривать скейтборд. Он казался сделанным из клееной фанеры. На лакированной поверхности красовалось несколько переводных картинок, особенно бросался в глаза расположенный посередине череп с костями.

Когда Джеспер подошел к загородке, Босх протянул ему коробку для улик:

– Мне нужно знать, кто изготовил этот скейтборд, когда и где он был продан. Дело не терпит отлагательства. Меня подгоняет Ирвинг.

– Никаких проблем. Изготовителя могу назвать прямо сейчас. Эта штука называется «Кост борд». Их больше не выпускают. Кост ликвидировал фирму и уехал как будто бы на Гавайские острова.

– Откуда ты все это знаешь?

– В детстве я был скейтбордистом и хотел купить такой, только денег не хватало. Иронично, а?

– Ты о чем?

– «Кост борд» и кости.

Босх кивнул.

– Мне нужно к завтрашнему дню все, что возможно установить.

– Постараюсь, но не обещаю.

– К завтрашнему, Энтони. Ирвинг, помнишь о нем?

Джеспер кивнул.

– Дай мне время хотя бы до полудня.

– Ладно. С документами что-нибудь проясняется?

Джеспер покачал головой:

– Пока нет. Берни пробовала применять красители, но ничего не проявилось. Думаю, Гарри, там рассчитывать на результаты не стоит.

– Ладно, Энтони.

Босх ушел, оставив его с коробкой.

По пути в Голливуд он предоставил Эдгару вести машину, а сам достал лист с записью поступивших по телефону сведений и позвонил по сотовому Шейле Делакруа. Она тут же ответила, Босх представился и сказал, что разработка ее сообщения в полицию поручена ему.

– Это Артур? – настойчиво спросила она.

– Мы не знаем, мэм, потому я и звоню. Можно ли мне и напарнику увидеться с вами завтра утром, поговорить об Артуре и получить кое-какие сведения? Это поможет нам установить: там был похоронен ваш брат или нет.