11

В гостиной Босха Джулия Брейшер смотрела на компакт-диски, сложенные стопками на полках возле стереопроигрывателя.

– Я люблю джаз.

Босх был в кухне. Он улыбнулся, услышав ее слова. Наполнил два бокала мартини из шейкера, вошел в гостиную и подал один ей.

– Кто тебе нравится?

– В последнее время Билл Эванс.

Босх кивнул, подошел к полке и достал «Некий рай». Вставил компакт-диск в проигрыватель.

– Билл и Майлс, – сказал он. – Разумеется, Колтрейн и еще несколько исполнителей. Я считаю их самыми лучшими.

Когда зазвучала музыка, он поднял свой бокал, Джулия подошла и чокнулась с ним. Вместо того чтобы пить, они слились в поцелуе. Потом она рассмеялась.

– Что такое? – спросил Босх.

– Ничего. Просто я чувствую себя беззаботной и счастливой.

– Я тоже.

– Очевидно, дело в том, что ты отдал мне фонарик.

Босх пришел в недоумение:

– Как это понять?

– Он ведь такой фаллический.

Увидя выражение лица Босха, Джулия снова рассмеялась и пролила на пол чуть-чуть коктейля.

Позднее, когда она лежала на его кровати, Босх водил пальцем по татуировке в виде сияющего солнца на ее пояснице и думал о том, какой близкой и вместе с тем незнакомой кажется ему эта женщина. Он не знал о ней почти ничего. При взгляде на нее под любым углом зрения обнаруживался сюрприз вроде этой татуировки.

– О чем думаешь? – спросила Джулия.

– О человеке, который нанес тебе это на поясницу. Жалею, что не я.

– Почему?

– Потому что какая-то его часть всегда будет с тобой.

Джулия с улыбкой перевернулась на бок, показывая груди. Волосы ее рассыпались по плечам. Босху нравилось и это. Она притянула его к себе, наградила долгим поцелуем, а потом сказала:

– Давно не слышала ничего столь приятного.

Босх положил голову на ее подушку, ощутив запах нежных духов, секса и пота.

– У тебя нет никаких портретов на стенах, – удивилась Джулия. – Я имею в виду – фотографий.

Он пожал плечами. Джулия повернулась к нему спиной. Он положил ладонь на ее грудь и притянул к себе.

– Останешься до утра?

– Муж, наверное, заинтересуется, где я, но ему можно позвонить.

Босх оцепенел, а Джулия рассмеялась.

– Зачем ты меня так пугаешь?

– Ты даже не спросил, есть ли у меня кто-нибудь.

– Ты меня тоже не спрашивала.

– С тобой все было ясно. Типичный одинокий детектив. И она заговорила низким мужским голосом: – Только факты, мэм. У меня нет времени на женщин. Я расследую убийства. Мне надо выполнить работу, и я…

Босх провел большим пальцем по ее боку. Она, замолчав, улыбнулась.

– Ты одолжила мне фонарик, – сказал он. – Я подумал: женщина, у которой кто-то есть, этого не сделает.

– А у меня для тебя новость, крутой парень. Я видела фонарик у тебя в багажнике. В коробке, до того, как ты его прикрыл. Ты не обманул никого.

Смущенный Босх перекатился на свою подушку. Он чувствовал, как лицо краснеет, и закрыл его руками.

– О Господи…

Джулия наклонилась к нему, отвела его руки и поцеловала в подбородок.

– Мне это понравилось. Положило конец моему рабочему дню и дало основание предвкушать кое-что.

Она повернула его руки ладонями вниз, взглянула на шрамы, покрывающие костяшки. Давние, уже не очень заметные.

– Слушай, а это что?

– Шрамы.

– Сама вижу. Откуда?

– Там были наколки. Я их свел.

– Зачем?

– Заставили, когда поступил на военную службу.

Джулия засмеялась.

– Там было написано «Армия – дерьмо» или нечто в этом роде?

– Нет, совсем другое.

– Так что же? Скажи, я хочу знать.

– На одной руке – «Держись», на другой – «крепко».

– «Держись крепко»? Почему?

– Ну, это долгая история…

– Время у меня есть. Муж ничего не имеет против. Расскажи, мне интересно.

– В детстве я несколько раз удирал и однажды оказался в Сан-Педро, в рыбацких доках. И у многих рыбаков, ловцов тунца, видел на руках эту надпись. Спросил о ней одного из них, он ответил, что это их девиз. То есть когда они неделями плавают в море на своих суденышках и поднимается такая волна, что становится жутко, нужно ухватиться за что-то и крепко держаться.

Босх сжал кулаки и поднял их.

– Крепко держаться за жизнь… за все, что имеешь.

– И ты сделал такую же наколку. Сколько тебе было лет?

– Шестнадцать. Только я не знал, что рыбаки позаимствовали эту надпись у военных моряков. И год спустя, когда поступил в армию, сержант первым делом велел ее свести. Не мог допустить, чтобы у кого-либо из его солдат была морская татуировка.

Джулия взяла Гарри за руки и пристально посмотрела на костяшки.

– На лазерную работу не похоже.

– Тогда лазеров еще не было.

– И что ты делал?

– Сержант Россер повел меня из казармы к задней стене административного корпуса. Она была кирпичной. И заставил бить по ней кулаками, пока кожа на всех костяшках не оказалась содрана. Через неделю, когда они подзажили, заставил проделать то же самое снова.

– Черт возьми, это варварство.

– Нет, это армия.

При этих воспоминаниях Босх улыбнулся. Было не так уж скверно, как могло показаться. Поглядел на свои руки. Музыка прекратилась, он встал и голым пошел сменить компакт-диск. Когда вернулся в спальню, Джулия спросила:

– Клиффорд Браун?

Босх кивнул и шагнул к кровати. Кажется, он еще не знал женщины, так хорошо знакомой с джазовой музыкой.

– Стой там.

– Что?

– Дай рассмотреть тебя. Расскажи о других своих шрамах.

Комната освещалась тускло, но Босх застеснялся своей наготы. Он был в хорошей форме, однако старше Джулии больше чем на пятнадцать лет. Подумал: был ли у нее такой старый мужчина?

– Гарри, ты превосходно выглядишь. Жутко возбуждаешь меня, доволен? А другие шрамы откуда?

Босх коснулся толстого выпуклого шрама над левым бедром.

– Этот? След от ножа.

– Где ты получил рану?

– В туннеле.

– А на плече?

– От пули.

– Где?

Он улыбнулся:

– В туннеле.

– Господи, держись подальше от них.

– Стараюсь.

Босх лег в постель и накрылся простыней. Джулия коснулась его плеча, провела большим пальцем по шраму.

– Прямо в кость.

– Да, мне повезло. Рука действует. Ноет зимой и в сырую погоду, вот и все.

– Какие при этом бывают ощущения? Я имею в виду от пули.

Босх пожал плечами:

– Сильная боль, потом онемение.

– Долго лежал?

– Около трех месяцев.

– Инвалидности не получил?

– Предлагали. Я отказался.

– Почему?

– Не знаю. Видимо, потому, что мне нравится моя работа. И подумал, что если останусь на службе, когда-нибудь встречу молодую женщину-полицейского, на которую произведут впечатление мои шрамы.

Джулия ткнула его в ребра, и он скривился от боли.

– Ой, бедняжка, – насмешливо произнесла она.

– Больно.

Она коснулась татуировки на его плече:

– Что это может быть, Микки-Маус под наркотиком?

– Вроде того. Туннельная крыса.

Ее лицо помрачнело.

– В чем дело?

– Ты воевал во Вьетнаме, – догадалась Джулия. – Я бывала в тех туннелях.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда путешествовала, я провела во Вьетнаме полтора месяца. Эти туннели теперь что-то вроде достопримечательности, которую показывают туристам. Плати деньги – и входи в них. Должно быть… то, что тебе приходилось делать, было очень страшно.

– Еще страшнее становилось потом. Думать об этом.

– Там натянули веревки, чтобы можно было следить, куда ты идешь. Но на самом деле за тобой никто не следит. Я подлезла под веревку и пошла дальше. Гарри, там так темно.

Босх пристально посмотрел ей в глаза.

– И ты видела? – негромко спросил он. – Утраченный свет?

Джулия кивнула:

– Да. Глаза привыкли к темноте, и там был свет. Еле заметный. Но мне его хватило, чтобы найти дорогу.

– Утраченный свет. Так мы его называли. Представления не имели, откуда он берется. Но он был виден. Словно висящий в темноте дым. Говорили, что это не свет, а призраки всех, кто погиб там. И с той, и с другой стороны.

После этого они больше не разговаривали. Обнялись, и Джулия вскоре заснула.

Босх осознал, что не думал о деле больше трех часов, почувствовал себя виноватым, но вскоре тоже заснул. Ему снилось, что он движется по туннелю. Казалось, он находится под водой и плывет по этому лабиринту, словно угорь. Доплыл до тупика и у изгиба туннельной стены увидел сидящего мальчика с поднятыми коленями. Тот уткнулся лицом в сложенные на них руки.

– Поплыли со мной, – сказал Босх.

Мальчик посмотрел на Босха. Изо рта у него поднялся пузырек воздуха. Потом глянул мимо него, словно сзади что-то приближалось. Босх обернулся, но там была только темнота туннеля.

Когда снова обратил взгляд к мальчику, тот исчез.

12

В воскресенье около полудня Босх поехал с Джулией к голливудскому отделению, чтобы она забрала свою машину, а он возобновил работу над делом. Воскресенье и понедельник у Джулии были выходными. Они решили вечером встретиться у нее в Венисе. Когда Босх высадил Джулию возле ее машины, на стоянке находились и другие полицейские. Он понял: слух о том, что они провели ночь вместе, разнесется быстро.

– Извини, – сказал он. – Вчера вечером мне было нужно все продумать.

– Гарри, меня это нисколько не волнует. До вечера.

– И напрасно не волнует. Полицейские бывают жестокими.

Джулия усмехнулась:

– О, полицейская жестокость, как же, наслышана.

– Я серьезно. Кстати, это нарушение правил с моей стороны. Я детектив третьей ступени. Руководящая должность.

– Ну что ж, в таком случае это твоя проблема. Надеюсь, вечером увидимся.

Джулия вышла и захлопнула дверцу. Босх подъехал к своему парковочному месту на стоянке и направился в сыскной отдел, стараясь не думать об осложнениях, которые, наверное, только что навлек на себя.

На стоянке, как Босх и надеялся, никого не было. Ему хотелось некоторое время побыть одному. Предстояло множество канцелярской работы, но он хотел пока не браться за нее, поразмыслить обо всех уликах и сведениях, собранных после обнаружения костей.

Сначала требовалось составить перечень задач. Нужно собрать в досье – синюю папку с документами по данному делу – все относящиеся к нему письменные сообщения. Выписать ордера на поиск документов о трепанациях черепа в местных больницах. Провести установленную компьютерную проверку всех проживающих неподалеку от места преступления на Уандерланд-авеню. А также просмотреть все сообщения по телефону, поступившие в участок после репортажей в средствах массовой информации о находке костей, и начать собирать сведения о пропавших без вести и убежавших из дома детях, которые могли бы соответствовать данным жертвы.

Босх понимал, что в одиночку за день с этим не управиться, но решил не отменять Эдгару выходной день. Его напарник, отец тринадцатилетнего мальчика, накануне был очень расстроен заключениями Голлиера, и Босх хотел, чтобы он побыл дома. Предстоящие дни обещали быть трудными и такими же печальными.

Составив перечень, Босх достал чашку из шкафа и направился в дежурное помещение за кофе. Самой маленькой купюрой у него оказалась пятидолларовая, но он положил ее в корзинку с кофейным фондом, не взяв сдачи. Решил, что выпьет за день больше своей доли.

– Знаешь, о чем говорят? – произнес кто-то за его спиной, когда он наполнял чашку.

Босх обернулся и увидел Манкевича, дежурного сержанта.

– О чем?

– Об охоте в заповеднике.

– Что же?

– Я тоже не знаю, потому и спросил.

Манкевич улыбнулся и подошел с чашкой к кофеварке.

Значит, слух уже разносится, подумал Босх. Сплетни и наговоры – особенно с сексуальным душком – распространялись в отделении со скоростью лесного пожара, поднимающегося по склону холма в августе.

– Ладно, сообщи мне, когда узнаешь, – произнес Босх, шагая к двери. – Такие сведения могут пригодиться.

– Непременно. Да, Гарри, вот еще что.

Босх оглянулся, ожидая от Манкевича нового выпада.

– Слушаю.

– Кончай ты заниматься шашнями и завершай свое дело. Мне осточертело, что моим ребятам приходится принимать все эти звонки.

Тон Манкевича был насмешливым. В его шутливости и сарказме была обоснованная жалоба на то, что подчиненные привязаны к месту сообщениями по телефону.

– Да, я знаю. Дельные сегодня были?

– Не могу сказать, придется тебе просмотреть все записи и прибегнуть к своим детективным хитростям, чтобы решить это.

– Хитростям?

– Вот именно. Да, у Си-эн-эн, видимо, не нашлось ничего интересного, и они запустили в эфир этот сюжет – хорошая видеозапись, бравые ребята на склоне холма с наспех сколоченными лестницами и ящичками с костями. Из-за этого теперь пошли междугородние звонки. Пока только из Топеки и Провиденса. Гарри, пока не завершишь дело, конца этому не будет. Мы все полагаемся на тебя.

Опять в его словах шутливость – и какой-то намек.

– Ладно, пущу в ход все свои хитрости. Обещаю, Манк.

– На это мы и рассчитываем.

Сев за свой стол, Босх потягивал кофе и припоминал подробности дела. Там были непоследовательности, противоречия. Несоответствие между выбором места убийства и способом погребения, на которое обратила внимание Кати Кол. А заключения Голлиера умножили перечень вопросов. Доктор предполагал жестокое обращение родных с ребенком, однако набитый одеждой рюкзак указывал на то, что мальчик скорее всего сбежал из дома.

Накануне Босх беседовал об этом со своим напарником, когда они вернулись из научно-исследовательского отдела. Эдгар не был так уверен, как Босх, что имеется несоответствие, и выдвинул версию, будто мальчик являлся жертвой жестокого обращения с ним родителей, а потом убийцы, не состоявшего с ним в родстве. Справедливо заметил, что многие дети, убегающие из дома от побоев, сталкиваются и с другими жестокостями. Босх понимал, что эта версия обоснованна, но не хотел принимать ее, поскольку она была еще более гнетущей, чем та, которую выдвинул Голлиер.

Зазвонил городской телефон, и Босх ответил, полагая, что звонят Эдгар или лейтенант Биллетс. Но то оказался Джош Мейер, репортер из «Лос-Анджелес таймс». Босх был едва знаком с ним и не давал ему свой телефонный номер, но не стал выказывать недовольства. И хотя его подмывало сообщить репортеру, что полиция проверяет сведения, полученные из Топеки и Провиденса, он сказал лишь, что после брифинга пресс-службы в пятницу новых результатов в расследовании не появилось.

Положив трубку, Босх допил первую чашку кофе и принялся за работу. В ходе расследования он меньше всего любил сидение за компьютером и при всякой возможности оставлял это занятие напарникам. Поэтому решил перенести компьютерные проверки в конец перечня и начать с просмотра накопившихся сведений, полученных по телефону в дежурной части.

К стопке листов, которые Босх просматривал в пятницу, прибавилось около трех дюжин. Ни в одном не содержалось полезных или заслуживающих внимания данных. Все сведения исходили от родителей, братьев, сестер или друзей кого-то пропавшего без вести, отчаявшихся и пытавшихся найти разгадку самой мучительной тайны в своей жизни.

Босху пришла удачная мысль, он повернулся вместе со стулом к одной из старых электрических пишущих машинок. Вставил в нее лист бумаги и отпечатал четыре вопроса:

Подвергался ли ваш пропавший родственник какой-либо хирургической операции в последний месяц перед исчезновением?

Если да, то в каком медицинском учреждении?

Какой был характер травм?

Имя доктора, проводившего операцию?

Вынув лист, Босх отнес его в дежурную часть и отдал Манкевичу, чтобы эти вопросы задавали всем звонящим по поводу обнаружения костей.

– Достаточно хитро, правда? – спросил он.

– Не очень, но для начала сойдет.

Босх взял пластиковую чашку, налил в нее кофе и, вернувшись в отдел, перелил его в свою. Сделал памятку попросить в понедельник лейтенанта Биллетс оказать содействие в связи со всеми звонившими в течение последних нескольких дней, чтобы задать им эти же медицинские вопросы. Затем подумал о Джулии Брейшер. В понедельник у нее выходной, но она обязательно поможет. Но Босх сразу отбросил эту мысль, понимая, что к понедельнику о них будет знать весь участок, и привлечение Джулии к работе лишь ухудшит положение дел.

Он принялся выписывать ордера на поиски. В расследовании убийств нужда в медицинских документах – дело обычное. Чаще всего от дантистов и врачей общей практики. Но приходилось обращаться и в больницы. У Босха была папка с образцами ордеров для них, перечень всех двадцати девяти больниц в границах Лос-Анджелеса и юристов, ведавших там регистрацией и хранением документов. Имея все это под рукой, он выписал двадцать девять ордеров чуть больше, чем за час. В них запрашивались сведения обо всех пациентах мужского пола младше шестнадцати лет, подвергавшихся трепанации черепа в период между 1975 и 1985 годами.

Отпечатав запросы, Босх сложил их в портфель. Отправлять факсом по выходным дням ордера судье на одобрение и подпись было обычным делом, но когда их двадцать девять… К тому же связаться в воскресенье с больничными юристами было все равно невозможно. Он решил в понедельник первым делом отвезти ордера судье, потом поделить их с Эдгаром, самим развезти по больницам и объяснить юристам всю срочность дела. Если даже все пойдет по плану, Босх рассчитывал получить документы не раньше среды, а то и позже.

Затем он отпечатал ежедневный краткий отчет по делу и резюме всех антропологических сведений, полученных от Голлиера. Вложил их в синюю папку и отпечатал список улик, указав предварительные данные, полученные в научно-исследовательском отделе по содержимому рюкзака.

Покончив с этим, Босх откинулся на спинку стула и задумался о найденном там испорченном письме. Он не надеялся, что отдел исследования документов добьется каких-либо успехов. Оно будет вечной тайной в деле. Допил вторую чашку кофе и раскрыл папку на странице с зарисовкой и схемой места преступления. Стал разглядывать ее и обратил внимание, что рюкзак был обнаружен рядом с местом, которое Кол пометила как предположительно изначальное местонахождение тела.

Босх не знал, к чему это приведет, но догадывался, что эти вопросы следует держать на первом плане по мере обнаружения новых улик и подробностей. Они будут ситом, через которое все станет просеиваться.

Он вложил схему в папку и завершил работу, составив почасовую хронокарту с маленькими вступительными записями по настоящее время.

Взяв кофейную чашку, Босх вымыл ее в туалете над раковиной, поставил в шкаф, взял портфель и направился через заднюю дверь к своей машине.

13

Цокольный этаж Паркер-центра, лос-анджелесского управления полиции, служит архивом, где собраны все дела. До середины девяностых годов документы лежали в оригинале восемь лет, а затем переносились на микрофиши для вечного хранения. Для этой цели управление теперь пользуется компьютерами и, кроме того, переносит старые дела в цифровой банк данных. Но процесс это длительный и дошел только до конца восьмидесятых годов.

Босх прибыл в архив в час дня. У него были два контейнера кофе и бумажный пакет, где лежали два бутерброда с ростбифом из кафе Филиппе. Он взглянул на служащего и улыбнулся:

– Мне нужно просмотреть микрофиши сообщений о пропавших без вести с семьдесят пятого по восемьдесят пятый год.

Служащий, пожилой человек, бледный от работы в цокольном этаже, присвистнул и произнес:

– Смотри, Кристин, они явились.

Босх кивнул, хотя не понял, к чему это сказано. По ту сторону конторки как будто никого не было.

– Вам нужны сведения о взрослых или о детях?

– О детях.

– Это несколько облегчает задачу.

– Спасибо.

– Не за что.

Служащий отошел от конторки. Через четыре минуты вернулся с десятью конвертами, где лежали микрофиши за десять лет, которые назвал Босх. Толщина стопки была не меньше четырех дюймов.

Босх подошел к читально-копировальному аппарату, поставил контейнеры с кофе, выложил один бутерброд, а с другим двинулся снова к конторке. Служащий отказался от бутерброда, но когда Босх сказал, что тот от Филиппе, взял его.

Босх вернулся и стал просматривать микрофиши, начав с восемьдесят пятого года. Он искал сообщения о пропавших без вести и сбежавших из дома мальчиках в возрастных границах жертвы. Когда освоился с аппаратом, дело у него пошло быстро. Сначала он высматривал штамп «закрыто», означающий, что исчезнувший ребенок вернулся домой или был обнаружен. Если такой штамп отсутствовал, взгляд Босха обращался к графам «пол» и «возраст». Если то и другое соответствовало данным жертвы, читал резюме а затем нажимал кнопку фотокопирования, чтобы забрать копию.

В микрофишах также содержались записи сообщений о пропавших без вести, направленные в управление из других регионов, где полагали, что пропавшие уехали в Лос-Анджелес.

Несмотря на быструю работу, Босху потребовалось больше трех часов, чтобы просмотреть все сообщения за десять лет. На панели сбоку аппарата у него лежало свыше трехсот фотокопий. И он не знал, стоили эти результаты затраченного времени или нет.

Босх протер глаза и стиснул пальцами переносицу. У него разболелась голова от пристального смотрения на экран, чтения истории за историей о страданиях родителей и страхе детей. Осмотрелся вокруг и обнаружил, что не съел свой бутерброд.

Босх вернул служащему стопку микрофишей и решил заняться работой на компьютере в Паркер-центре, не возвращаясь в участок. Отсюда он мог выехать на десятое скоростное шоссе, быстро домчаться до Вениса и поужинать с Джулией Брейшер.

В отделе расследования убийств и разбоев находились двое дежурных детективов, они смотрели по телевизору футбольный матч. Одной была Кизмин Райдер, бывшая напарница Босха. Другого он не знал. Увидев, что вошел Босх, Райдер поднялась и воскликнула:

– Гарри, какими судьбами?

– Работаю над делом. Можно посидеть за компьютером?

– Ведешь расследование по найденным костям?

Босх кивнул.

– Слышала о них в новостях. Гарри, это Рик Торнтон, мой напарник.

Босх обменялся с ним рукопожатием и представился.

– Надеюсь, Кизмин заставляет тебя следить за своим внешним видом так же, как меня.

Торнтон лишь кивнул и улыбнулся, на лице Райдер отразилось смущение.

– Садись за мой стол, – сказала она. – Поработай на моем компьютере.

С этими словами подвела его к столу и усадила.

– Мы тут бездельничаем. Ничего не происходит. Мне даже футбол не нравится.

– Не жалуйся на скучные дни. Неужели никто не говорил тебе этого?

– Говорил прежний напарник. Больше я не слышала от него ничего разумного.

– Не сомневаюсь.

– Могу чем-либо помочь?

– Я просто навожу справки. Дело нехитрое.

Босх открыл портфель и вынул синюю папку. Развернул ее на странице, где были записаны фамилии, адреса и даты рождения жителей Уандерланд-авеню, которых опрашивали во время обхода домов. Проверка всех, с кем общались полицейские в ходе расследования, являлась установившейся практикой.