Институт, где обучались дочери русских офицеров, разделил судьбу Поливановской гимназии. Его закрыли. В бывшем доме Долгоруковых расположилась часть Военной академии РККА, которой оказалось тесно во дворце Шереметева на Воздвиженке. Таким образом, стены двух дворцов стали университетами полководцев, маршалов и генералов, выигравших великую войну, самую кровопролитную в истории.
      Бывший особняк графа Михаила Орлова с ведома Сталина предоставили Еврейскому антифашистскому комитету во главе с Соломоном Михоэлсом. Великий артист, руководитель Московского еврейского театра, летал в годы войны в Америку за долларами еврейской общины США, ратовал за открытие второго фронта, вырос в крупную общественную фигуру. Ее приказал ликвидировать, устроив "автомобильную катастрофу", все тот же Сталин, начавший холодную войну с американцами. В Москве популярный артист на улицах появлялся в окружении поклонниц. Поэтому отправили его в командировку в Минск в сопровождении агента госбезопасности, игравшего роль помощника. Обоих завезли на дачу, заставили выпить по стакану водки, после чего во дворе раздавили передними и задними колесами грузовика...
      Членов ставшего ненужным Еврейского антифашистского комитета сталинские сатрапы арестовали, судили и расстреляли, пощадив академика Лину Штерн. Поставили к стенке Льва Квитко. Перед войной он сочинил стихи, которые учили во всех детских садах. Цитирую по памяти, как выучил шестьдесят лет назад:
      Климу Ворошилову письмо я написал,
      Товарищ Ворошилов, народный комиссар!
      В Красную Армию, в нынешний год,
      В Красную Армию брат мой идет.
      Товарищ Ворошилов! Я скоро подрасту
      И стану вместо брата с винтовкой на посту!
      В память об убитых появилась на стене дома доска с минорой, семисвечником и призывом: "Помни"!
      Многие здания улицы заняты поныне государственными и научными учреждениями, вытеснившими жильцов. Знал я одного из них, обладателя книг о Москве, о которых не мог мечтать. Перед смертью библиофил предложил купить у него старые путеводители, ныне переизданные и доступные каждому, но тогда недосягаемые для меня...
      Жил хозяин библиотеки в многоквартирном доходном доме на Пречистенке, 13, который забрал у москвичей Институт физико-технических проблем. Его директор, г-н Лупичев, будучи молодым доктором наук, пришел в "Московскую правду", чтобы показать в собственном исполнении телекинез, о котором я написал как о непознанном явлении природы. Пузырек с чернилами он действительно сдвинул с места на столе, но в то же мгновение я ухватил тонкую нить, которой мой незваный гость пытался проделать нехитрую манипуляцию, чтобы доказать заблуждение легковерного журналиста. ХХ век на финише, но физика по сей день не знает, какая сила таится у нас в руках.
      Возрождение Пречистенки происходит медленно, но верно. Восстановлено несколько зданий, заполнивших пустоты, образовавшиеся в годы тотального разрушения старой Москвы. Преобразился бывший дворец А.Тучкова И.Морозова. На его фасад сел двуглавый орел императорской Российской академии художеств. Сорок лет назад комиссия сталинской Академии художеств СССР, которую возглавлял Александр Герасимов, не разрешила студенту Зурабу Церетели защитить диплом картиной "Праздник в городе". Ее сочли импрессионистской. Пришлось срочно писать портрет друга, сутками не выходя из мастерской. Сегодня в кабинете бывшего вождя советского искусства работает наказанный им некогда Зураб Церетели, возрождающий былую славу академии.
      Ему удалось вернуть потускневший блеск залам дворца Ивана Морозова. В дни, когда я пишу эти строчки, военный комендант здания на Пречистенке, 19, передал ключи академии. Значит, у Москвы будет еще один выставочный зал, еще один музей на самой красивой улице города.
      Глава шестая
      АРБАТ
      "Странное название". - Аристократическое
      гнездо. - "Совсем особый город". - "Улица святого Николая". - "Дом с привидениями". - Петр
      Бартенев издает "Русский архив". - Утраты. - "Паризьен" и "Мастфор". Военно-Окружной суд. - Внебрачный сын Екатерины II. - Актриса Семенова. "Квартира А.С.Пушкина на Арбате". - Дебют
      Эраста Гарина. - "Донжуанский список".
      "Аргонавты". - Андрей Белый и Александр Блок. - Константин Бальмонт. Баррикады. - "Два брата с Арбата". - Общество русских врачей. - "От
      "Браги" до "Праги". - Гостиница "Столица". - Генерал Шанявский. - Муки Марины Цветаевой. - Западники и славянофилы. Террористы и
      подпольщики. - Голгофа вождей. - "Дети
      Арбата". - "Военно-грузинская дорога".- Играет
      Святослав Рихтер. - "Живу в своей квартире..." - Булат Окуджава. Высотный дом без звезды.
      Если Кремль сердце Москвы, то Арбат - душа, хрупкая, ранимая и бессмертная.
      Ты течешь, как река. Странное название!
      И прозрачен асфальт, как в реке вода.
      Ах, Арбат, мой Арбат, ты - мое призвание.
      Ты и радость моя, и моя беда.
      Прав Булат Окуджава, название действительно странное. Как полагают историки, оно арабского происхождения, от слова рабад - пригород, каким эта местность была некогда по отношению к городу - Кремлю. От переиначенного на русский лад рабада произошло название Арбат, которое даже большевики не посмели у города отнять.
      Этим словом обозначается все пространство между Остоженкой и Поварской со всеми улицами и переулками. Их много, десятки, Малые, Большие, Кривые... Арбат служил дорогой к западным границам, откуда часто возникала угроза Москве. Поэтому по его сторонам цари поселили три стрелецких полка. Соседями стрелецких слобод были слободы плотников, мастеров Серебряного и Денежного двора. Отсюда названия переулков Серебряного, Денежного, Плотникова. После упразднения стрелецкого войска земля досталась дворянам, свившим здесь большое аристократическое гнездо.
      В старинных усадьбах, особняках, домах с мезонинами и антресолями, в доходных домах веками накапливалась духовная энергия не только города, но и всей страны, формировалось общественное мнение, рождались идеи и теории, сочинялись симфонии и романсы, писались романы и картины. Строились здания, ставшие славой и гордостью русского зодчества.
      Об Арбате и его жителях много сказано в мемуарах, прозе и стихах литераторов ХХ века Андрея Белого, Бориса Зайцева, Анатолия Рыбакова... Особенно проникновенно сказал о нем Булат Окуджава. Он родился, учился и рос, "дыша воздухом истории" на этой улице.
      Пускай моя любовь как мир стара
      Лишь ей одной служил и доверялся
      Я - дворянин с арбатского двора,
      Своим двором введенный во дворянство.
      Окуджава не скрывал, что, вырастая во дворе без отца и матери, покуривал, подворовывал, закусывал и попивал вино, попадавшее неправедным путем из окон ресторана во дворе, играл в карты, водил знакомство с урками. И тем не менее на всю жизнь сохранил привязанность к "малой родине", благодарил судьбу за выпавшее счастье родиться на Арбате.
      Упрямо я твержу с давнишних пор:
      Меня воспитывал арбатcкий двор,
      Все в нем от подлого до золотого...
      Подлое не проросло, золотое засияло путеводной звездой.
      Окуджава не одинок в своем чувстве.
      "Господи, как я люблю Арбат! Когда я из своей коммуналки переехал в Бескудниково, то понял, что Арбат - это как бы особый город, даже население иное", - писал Юрий Казаков.
      Задолго до того, как вырвалось это признание, та же мысль пришла в голову писателю другой эпохи.
      "Здесь в старых переулках за Арбатом совсем особый город", - утверждал в стихотворении "Москва" Иван Бунин, давний житель Арбата:
      Кресты на древней церковке.
      Сквозь ветви
      В глубоком небе весело сияют,
      Как золотые кованые шлемы,
      Головки мелких куполов...
      Где они, эти кресты и головки куполов? Сейчас отвечу на этот вопрос. В летописях улица впервые помянута под 1493 годом в связи с большим пожаром, когда, согласно пословице, Москва от копеечной свечи сгорела, в частности, у "храма Бориса и Глеба на Орбате".
      Зажгли злосчастную свечу в церкви Николы на Песках в Замоскворечье. И у Арбата, в Николопесковском переулке, был храм с таким названием. В середине XVII века взамен деревянной церкви во имя Покрова Пресвятой Богородицы возвели каменную с приделом Николая Чудотворца. Его именем назвали храм.
      В нем отпели жившего напротив прихожанина Александра Скрябина, умершего внезапно в апреле 1915 года, в тот самый день, когда окончилась аренда на занимаемый им дом... В его стенах музей великого композитора. А храм снесли...
      Другая церковь, в честь Николая Явленного, возвышалась дивной колокольней на 14 саженей в середине Арбата, на изгибе проезда. Поэтому хорошо просматривалась и с начала, и с конца улицы. Храм появился при Борисе Годунове. Сохранилось письменное упоминание, что много строивший в городе этот государь "воздвиг с основания большой храм Николы Чудотворца в Москве на Арбате".
      У его стен князь Дмитрий Пожарский разбил польское войско гетмана Яна Ходкевича. На этом месте москвичи спустя несколько лет разгромили казачье войско гетмана Петра Сагайдачного, на этот раз украинского, чьим именем националисты назвали большой корабль, мечтая изгнать русских с берегов Черного моря...
      По случаю победы у церкви построили Покровский придел. Царь Михаил Романов на радостях подарил храму колокол. Некий провидец Василий, живший на колокольне, предсказал дочери Петра I, царице Елизавете, что она станет императрицей. Когда предсказание сбылось, Елизавета Петровна, будучи в Москве, не раз приезжала на Арбат, служила панихиды по усопшему, заботилась о его могиле у стен храма.
      Еще одно событие, произошедшее у Николы Явленного, описано на страницах "Войны и мира" Льва Толстого.
      "В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд вюртембергских гусаров, позади верхом, с большой свитой ехал сам неаполитанский король.
      Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость..."
      На этом месте Пьер Безухов пытался совершить покушение на Наполеона. "Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно было совершиться его дело".
      Колокольня церкви славилась необыкновенной красоты шатром, вызывавшим восхищение искусствоведов. В вышедшем в 1917 году путеводителе "По Москве" о нем сказано определенно: "Наивысшим изяществом и изысканностью отличается колокольня церкви Николы Явленного на Арбате".
      Третий Никола, в Плотниках, находился на углу с Плотниковым переулком. Плотники, как стрельцы, особо чтили святого Николая. Каменный одноглавый храм был известен по документам с 1625 года.
      Еще один Никола стоял вблизи Арбата на Большой Молчановке. От всех прочих отличался загадочным определением: что на Курьих ножках. О каких таких ножках шла речь, неясно. То ли о ножках кур, скапливавшихся после убоя на месте забытого кухонного двора, то ли подразумевалась "курья". Так называли ручьи и речки, не имевшие названия. Одноглавый храм с трапезной и колокольней на месте более древнего построен был в начале ХIX века. В то самое время, когда в доме священника этой церкви жила семья Сергея Львовича Пушкина, отправившего отсюда сына Александра учиться в Петербург.
      Все эти Николы дали основание Борису Зайцеву назвать написанный в 1921 году ностальгический очерк об утраченном Арбате "Улицей святого Николая".
      Стрельцы построили еще одну церковь на Арбате, 55, которая замыкала улицу у ворот Земляного города. Называлась она: Святой Живоначальной Троицы. И то был одноглавый храм, построенный известным архитектором Иваном Мичуриным, прошедшим по мысли Петра I хорошую школу в Европе, много строившим в Москве. Ему заказали новую церковь на месте старой - купцы, поселившиеся на бывших землях стрельцов. К тому времени стрелецкая Троица обветшала, ее разобрали.
      Все эти храмы уничтожены в начале тридцатых годов, когда прокладывалась под Арбатом первая линия метрополитена к Киевскому вокзалу.
      Тогда над Москвой пронесся шквал разрушений. Так не стало "улицы святого Николая".
      Еще одна утрата лишила нас сохранившегося после пожара 1812 года ампирного особняка. На него посыпались зажигательные бомбы в первые дни авианалетов 1941 года. До того времени на Арбате, 14, выделялся дом на изгибе улицы, стоявший рядом с шатром Николы Явленного. Церковь и дом образовывали ансамбль, какой увидеть можно было только в Москве. Эту пару часто фотографировали для открыток. Художник М.М.Гермашев написал городской пейзаж под названием "Арбат", где изобразил особняк с шестиколонным портиком. Мимо него по улице, прочерченной линиями рельсов, где виднеется вдали трамвай, редкие прохожие, трусит лошадка под светом одинокого фонаря на том месте, где сейчас разросся лес фонарей.
      Знал прежде этот особняк каждый москвич как "дом с привидениями". О нем рассказывали легенды, с ним связывали разные криминальные истории, ночью прохожие обходили его стороной. До революции особняк принадлежал князьям Оболенским. В нем проживали архивисты, библиографы и коллекционеры Вукол Ундольский и князь Михаил Оболенский, работавшие в архиве министерства иностранных дел. Князь в антикварном магазине однажды выкупил попавшийся ему на глаза портрет Пушкина кисти Тропинина, украденный неким живописцем, попросившим на время оригинал, чтобы снять с него копию. Что он и сделал, вернув доверчивому хозяину подделку, оригинал оставив себе на память...
      Торговал одно время книгами на пороге особняка неутомимый собиратель фольклора литератор Евгений Захарович Баранов. Он записал рассказы ломового извозчика, картузника, рабочего, укладчика дров, водопроводчика, нищего... Они составили главу "Проклятый дом" в изданной в 1928 году стараниями общества "Старая Москва" редкостной книге "Московские легенды". (Переиздана в 1993 году.)
      На месте исчезнувшего особняка разросся в средине Арбата скверик, в его земле похоронены не только фундаменты шатровой колокольни, "дома с привидениями", но и каменных палат, где жили родители Александра Суворова. Как полагают, на этом месте родился будущий генералиссимус, чьи полки чудо-богатырей перешли Альпы. Так далеко от Москвы с тех пор не заходили русские солдаты.
      Рядом с "домом с привидениями" на Арбате, 16, появился после 1812 года малый особняк с портиком, превращенный после нескольких переделок в коробку с растесанными под витрины окнами. В нем жил еще один архивист и библиограф, известный некогда всей читающей России. То был Петр Иванович Бартенев, издатель журнала "Русский архив". При жизни издателя вышло около 600(!) номеров журнала, который называли "живой картиной былого". Его номера по сей день служат историкам и литературоведам надежными источниками новых песнопений о прошлом. Бартенев заложил краеугольные камни пушкиноведения, записал воспоминания современников и друзей поэта, составил исследования "Род и детство Пушкина", "Пушкин в Южной России". Его сын Сергей Бартенев - автор монографии "Московский Кремль в старину и теперь". Это издание вышло в двух томах перед революцией. Книгами воспользовался Ленин, став жителем Кремля, перед тем как дважды пройти по стенам и башням.
      На Арбате стильные здания, построенные после 1812 года, не только уродовались, упрощались и огрублялись с давних пор. Их безжалостно уничтожали, чтобы поднять на высвободившемся месте доходные дома. А те здания, что сохранились после революции и сталинской реконструкции, не вписывались в картину задуманного в 70-е годы "образцового коммунистического города.
      Небывалый в истории Москвы удар район пережил при Хрущеве, санкционировавшем проект проспекта Калинина, Нового Арбата. Тогда стерли с лица земли множество строений, Собачью площадку, Большой Каковинский, Кречетниковский переулки, опустошили и обезобразили Дурновский, Карманицкий, Малый Николопесковский, Староконюшенный, Трубниковский, Филипповский переулки... На Арбате, 8, на углу с Арбатским переулком, погиб двухэтажный дом 1786 года...
      Ни золота и ни хлеба
      Ни у черта, ни у неба,
      Но прошу я без обиняков:
      Ты укрой Арбат, гитара,
      От смертельного удара,
      От московских наших дураков.
      Никто не послушал Булата Окуджаву... Более того, нашлись и у разрушителей песнопевцы.
      Горжусь тобой, такому сдвигу...
      Гляжу на небо сине-синее
      И, как развернутую книгу,
      Читаю я проспект Калинина.
      Я поднимаюсь как по лестнице,
      По строчкам новых этажей,
      И вижу я, как с каждым месяцем
      Москва становится светлей.
      В начале восьмидесятых годов Арбат понес новые утраты. Ни сил, ни желания у городской власти не было, чтобы починить обветшавшие дома. Тогда не стало фасадных строений 1, 3, 5, 7. Под последним номером значилось два здания. В трехэтажном - до революции помещались меблированные комнаты. Оба строения появились после 1812 года. Помнится многим на первом этаже двухэтажного дома на Арбате, 7, магазин "Колбасы" с пустыми прилавками в годы "застоя". Здесь до революции помещался кинотеатр "Паризьен". На одном из сеансов в нем побывал в конце жизни Лев Толстой, ушедший из зала в перерыве, когда киномеханик менял бобины в аппарате. Зрелище великому старцу не понравилось, как писал его спутник: "Он был поражен нелепостью представления и недоумевал, как это публика наполняет множество кинотематографов и находит в этом удовольствие".
      Бывший зрительный зал не пустовал и когда открылось в нем в начале нэпа кафе-клуб "Литературный особняк". Летом 1921 года в нем впервые прочитал "Пугачева" Сергей Есенин. По этому адресу давала представления театральная студия имени А.С.Грибоедова. После ее распада зал арендовала "Мастерская Н.М.Фореггера", сокращенно "Мастфор". Несколько лет то был популярный театр, где в качестве художников-оформителей дебютировали в искусстве Сергей Юткевич и Сергей Эйзенштейн, будущие корифеи советского кино. Музыку к спектаклям сочинял юный Матвей Блантер, ставший автором "Катюши" и многих других славных песен.
      В соседнем здании на Арбате, 9, в нижнем этаже находился популярный у богемы ресторан под названием "Арбатский подвальчик", куда захаживали все известные поэты двадцатых годов, в том числе Маяковский и Есенин.
      Как много приходится писать о том, чего больше нет!
      Впервые попадающие сюда люди, слышавшие песни Булата, поражаются: ничем особенным Арбат не выделяется среди других московских улиц, разве что пустырей больше. А те здания, что есть, не шедевры. Парадокс, на Арбате почти нет да и не было памятников архитектуры, подобных тем, что мы видели на Пречистенке, сохранившей дворцы с колоннадами.
      На страницы "Памятников архитектуры Москвы" попало единственное строение улицы "Городская усадьба начала ХIX в. (дом Военно-окружного суда)". Этот двухэтажный дом с окошками-бойницами над тротуаром сохранил черты ампира. Им владел граф Василий Алексеевич Бобринский, упоминаемый советскими краеведами как декабрист. За недонесение о готовящемся заговоре товарищей его отдали под надзор полиции. Но не сообщают, что у графа и царя Николая I была одна и та же бабушка, Екатерина II. Внебрачного сына молодой императрицы и Григория Орлова, не скрывавшего страсти, делавшего тогда, по словам Екатерины, "тысячу безумств", отправили расти в провинцию, где купили ему в наследство деревню Бобрики. По имени деревни придумала матушка фамилию - Бобринского. Держала сына, Алексея Григорьевича, на расстоянии от двора, но не упускала из поля зрения, дала воспитателя, образование, деньги, возможность увидеть мир. В графское достоинство возвел побочного брата император Павел I, посчитавший его жертвой ненавистной матери. Бобринские проявили себя на поприще государственном, два из них были министрами путей сообщения...
      Вслед за графом домом недолго владела еще одна российская Золушка, чья судьба напоминает судьбу Параши Жемчуговой. Екатерина Семенова родилась, как Параша, крепостной, но стала в силу законов любви княгиней Гагариной. Неграмотную, одаренную большим талантом девушку Москва увидела в театре на Арбатской площади. Она учила роли, слушая их в чужом исполнении... Актрису обучал литературной речи поэт и переводчик "Иллиады" Николай Гнедич. В Петербурге Семенова прославилась как трагедийная актриса, она очаровывала Пушкина. Когда до него дошли слухи, что Семенова в связи с женитьбой решила бросить сцену, поэт взялся за перо:
      Ужель умолк волшебный глас
      Семеновой, сей чудной Музы?
      Ужель, навек оставя нас,
      Она расторгла с Фебом узы,
      И славы русской луч угас?
      Не верю, вновь она восстанет.
      Ей вновь готова дань сердец,
      Пред нами долго не увянет
      Ее торжественный венец.
      Екатерину Семенову увековечил Пушкин в первой главе "Евгения Онегина", поставив в один ряд с выдающимися соотечественниками:
      Волшебный край! Там в стары годы
      Сатиры смелый властелин,
      Блистал Фонвизин, друг свободы,
      И переимчивый Княжнин;
      Там Озеров невольны дани
      Народных слез, рукоплесканий
      С младой Семеновой делил.
      Далее с усадьбой произошла типичная история, ее выкупила казна и приспособила для военно-окружного суда. С тех пор здесь вершат правосудие над служилыми. Так было до революции, так продолжается по сей день рядом с толпой праздношатающейся по пешеходному Арбату публики.
      Искусствоведы, не следуя за поэтами, пишут об Арбате без восторгов. Они отмечают, что в отличие от других улиц он сохранил однородность структуры застройки. Что еще в нем, с их точки зрения, хорошего? "Яркие архитектурные и градостроительные акценты почти отсутствуют, что особенно выявляет общее пестрое многообразие стилей, таким образом создается богатый, но лишенный острой динамичности образ, который в наши дни обычно воспринимается как символ исторической застройки Москвы".
      Откуда взяться ярким акцентам, если все церкви и колокольни порушены, как многие дома. Сохранившиеся здания изуродованы переделками домовладельцев, выжимавших прибыль с каждого квадратного метра площади. Их надстраивали верхними этажами, объединяли в монолитные блоки...
      "Яркий акцент" появился на Арбате, 53, где воссоздан ампирный особняк, принадлежавший в тридцатые годы ХIX века карачевскому предводителю дворянства Н.Н.Хитрово. На месте коммунальных квартир восстановлена анфилада комнат и создан музей "Квартира А.С.Пушкина на Арбате". Длина дома около 28 метров, ширина свыше 10 метров. На втором этаже здесь с февраля по май 1831 года поэт снимал квартиру после свадьбы. У молодых было пять просторных комнат: зал, гостиная, кабинет, спальня, будуар и коридор, 280 квадратных метров общей площади. В квартире воссоздана атмосфера, которой дышал счастливый тогда поэт.
      Таким образом Арбату вернули часть великого прошлого, выделили среди всех московских улиц. В городе не сохранилось ни одного дома, где Пушкин жил до отъезда в Петербург. Часто приезжая в Москву (16 раз), он останавливался в гостиницах или у друзей, порой в арбатских переулках. Теперь у Москвы есть пушкинский дом, где он был не гостем, а хозяином, куда приглашал друзей и родственников, где устраивал приемы...
      На Арбате разменявший четвертый десяток Пушкин прожил медовый месяц с первой московской красавицей, восемнадцатилетней Натальей Гончаровой. "Натали - моя сто тринадцатая любовь", - сообщал жених в письме княгине В.Ф.Вяземской. Эту необыкновенную пару люди специально приходили смотреть, когда она появлялась в общественных местах. За полгода до венчания влюбленный сочинил сонет "Мадонна", заканчивающийся признанием:
      Исполнились мои желания. Творец
      Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
      Чистейшей прелести чистейший образец.
      После свадьбы Пушкин писал другу: "Я женат - и счастлив: одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось - лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что кажется, я переродился".
      Длилось это состояние недолго. В Москве тогда Пушкин ничего не сочинил, отношения с матерью жены, задолжавшей 11 тысяч рублей, не складывались. Более того, после одного объяснения с тещей зять выгнал ее из квартиры.
      На лето молодые уехали в столицу и больше в Москве не жили в своей квартире. А нам по поводу этой женитьбы суждено повторять другие пушкинские слова: счастье было так близко, так возможно. Кокетство Натальи Николаевны послужило причиной жгучей ревности мужа, вызвавшего публично домогавшегося ее белокурого красавца Дантеса на дуэль... В молодости цыганка нагадала Пушкину, что умрет он от белой лошади или от блондина из-за жены. Сбылось.
      В этом доме, спустя полвека после гибели поэта, не раз останавливался у брата Петр Ильич Чайковский, создавший музыку опер и романсов, адекватную стихам и прозе автора "Евгения Онегина" и "Пиковой дамы".
      В советские годы дом служил сценой Окружного самодеятельного театра Красной Армии, чье руководство, как мы знаем, обосновалось на соседних улицах. На этой сцене Всеволод Мейерхольд, опекавший молодых, заприметил Эраста Гарина, дебютировавшего с триумфом в спектакле "Сбитенщик".
      "В доме 53 по Арбату, в котором жил А. С. Пушкин после женитьбы (об этом мы тогда не знали), был оборудован чистый и уютный зал мест на 250. В этом зале и состоялось первое представление "Сбитенщика", - вспоминал великий комик Эраст Гарин в книге "С Мейерхольдом".
      Напротив дома Хитрово на Арбате, 44, в пушкинские годы проживала графиня Зубова, дочь Александра Суворова. Будучи в дальних походах, он писал ей нежные письма и называл "Суворочкой". Отец выдал ее замуж за генерала графа Николая Зубова, отличавшегося храбростью и богатырской силой. Она пригодилась графу, когда тот нанес первый смертельный удар императору Павлу I, убитому заговорщиками.
      Особняк принадлежал в 1868 - 1872 годах Елизавете Николаевне Ушаковой. В молодости она жила на Пресне. Тогда в доме Ушаковых часто видели Пушкина, ухаживавшего за сестрами, Екатериной и Елизаветой. В девичий альбом младшей сестры, будучи влюбленным в Наталью Николаевну, поэт вписал не только стихи. Но и так называемый "Донжуанский список", состоящий из двух столбцов, который дал обильную пищу пушкинистам. Первый столбец насчитывает 16 имен женщин, к которым испытывались серьезные чувства, его заключает "Наталья", руки которой жаждал составитель шутливого перечня. Во втором столбце 18 имен женщин, с которыми связаны были мимолетные увлечения. Пушкин одно время задумал жениться на юной Екатерине Ушаковой, но получил отказ.
      Елизавете Ушаковой посвящено шестистишие:
      Вы избалованы природой,
      Она пристрастна к вам была.
      И наша вечная хвала
      Вам кажется докучной одой.
      Вы сами знаете давно,
      Что вас любить немудрено.
      Письма Пушкина и написанные о нем воспоминания Елизавета Ушакова перед смертью сожгла.
      Другое "яркое пятно" проступило на Арбате, 55. Музей создан в квартире, где родился и вырос Андрей Белый, детально описавший улицу в прозе и стихах:
      И на Арбате мчатся в вечность:
      Пролеток черных быстротечность,
      Рабочий, гимназист, кадет...
      Проходят, ветром взвив одежды,
      Глупцы, ученые, невежды,
      Зарозовеет тихий свет
      С зеленой вывески "Надежды"
      Над далью дней и далью лет...
      Некогда ампирный дом надстроен двумя этажами. В истории русской литературы он известен как пристанище "Аргонавтов". Так назывался литературный кружок, собиравшийся в квартире Андрея Белого, мастера литературы, будущего автора романов "Петербург" и "Москва", поэта "Серебряного века".
      Как вспоминал Андрей Белый:
      "В морозный пылающий день раздается звонок: меня спрашивают, выхожу я и вижу...
      - Блоки".
      В тот вечер, вскакивая с мест, восторженные слушатели, лучшие литератороы Москвы, назвали Блока первым поэтом России. С тех пор завязалась дружба поэтов, чуть было не закончившаяся дуэлью из-за любви Андрея Белого к жене Блока, не оставшейся безучастной к его страсти. Ни один великий поэт не воспел своей избранницы так, как это сделал автор стихов о "Прекрасной Даме". И не принес столько мучений. Возвышенное отношение к невесте трансформировалось после венчания в церкви в аномалию: будучи в браке, молодые не вступали в супружеские отношения, что причиняло мучительные страдания Любови Дмитриевне. Заключенный на небесах брак не распался, но утешения каждый из супругов искал на стороне, откуда однажды вернулась Любовь Дмитриевна беременной. Роды закончились смертью ребенка, которого готов был признать своим Блок.
      В последний приезд в Москву в мае 1921 года (и за год до этого) тяжело больной Александр Блок жил на Арбате, 51, рядом с домом "Аргонавтов" и домом А.С.Пушкина. Он останавливался в "неуплотненной" квартире профессора Петра Семеновича Когана, марксиста, возглавлявшего тогда недолго пожившую советскую академию художественных наук. На вокзал за гостем прислал автомобиль Лев Каменев, покровитель профессора, глава Московского Совета. Тогда больного осмотрел придворный врач, посчитавший причиной недуга "однообразную пищу", вызвавшую истощение, малокровие, неврастению. Блок выступал не только публично, но и побывал приватным образом в Кремле на квартире Каменева, где читал в кругу его семьи и друзей стихи.
      Страдавший бессонницей Блок ночью ходил к храму Христа Спасителя, сопровождаемый Неллей Александровной, женой профессора, в него влюбленной.
      Знакомство с членом Политбюро и главой Моссовета не помогло, когда в Кремле решался вопрос о срочном выезде Блока для лечения за границу. Политбюро во главе с Лениным отказало в этой милости, когда же при повторном обсуждении поездку разрешили, было поздно. Поэт умер в мучениях.
      "Я помню Арбат. Быстро бежит, шевеля своими тараканьими усами, литературовед П.С.Коган. Его останавливает седой человек и говорит два слова: