1

Луисвилл, Кентукки, 1969 год

– Давай, давай, – кричала молодая девушка, задыхаясь, – давай, давай.

– Я даю, – ответил, запыхавшись, Ник Анджело. И он действительно старался изо всех сил, но, к своему смятению, все время выскальзывал, потому что внутри у девушки было очень мокро.

Голос ее звучал пронзительно и требовательно.

– Давай, – понукала она, извиваясь так, чтобы ему было удобнее, – давай, Ник, еще, еще, ёще-о-о!

Он готов был запаниковать и изо всей силы прижался к ней, пригвоздив к земле и – о счастье, – каким-то образом ухитрился больше не выскальзывать.

– М-м-м, – голос у нее уже был не пронзительный, в нем теперь слышалось удовольствие. – У-у-у-х! – Она задышала глубже, в унисон, а он все старался.

Ник старался, хотя вспотел и ему было не очень приятно. Но он старался, потому что сейчас на целом свете ничего не было важнее, чем быть внутри нее. Он припоминал, как один из дружков рассказывал, что секс – это все равно как скакать на лошади, надо только сесть в седло, и – в дорогу.

Но никто ему не говорил прежде, что на этой дороге подстерегают опасности и что будет очень жарко и трудно.

А потом случилось это. И это была такая восхитительная, пульсирующая дрожь, над которой он был не властен. Такого он еще никогда не испытывал. Он кончил. И с настоящей женщиной, без помощи рук и грязных журнальных картинок.

Девушка удовлетворенно вскрикнула. Ему тоже хотелось закричать, но он сдержался. Ведь мужчина должен оставаться спокоен и невозмутим в свой первый раз.

Ник Анджело это совершил. И лучшего способа отметить свое тринадцатилетие он не мог подумать.

Эванлон, Иллинойс, 1973 год

– Пожалуйста, Ник, пожа-а-луйста. Я больше не могу. Может быть.

А может быть, и нет. Но он «давал» уже двадцать минут, и только сейчас она стала жаловаться – хотя это вряд ли была жалоба, скорее, бессильное разнеженное лепетание.

– О-о, Ники, ты лучше всех!

Неужели? Да, так они все говорят. Вот только бы научить их не называть его Ники.

Он стал делать это мастерски. Гораздо лучше, чем какую-нибудь работу на дому, и это лучше, чем учиться в школе всякому дерьму. И уж конечно, это лучше, чем сидеть дома и глядеть, как его старикан упивается до потери сознания и как мать надрывает поджилки, работая за двоих, чтобы ленивый жлоб накачивался пивом.

Семья. К черту ее! И к черту эту Сьюзи, или Дженни, или как ее там зовут.

Он все равно скоро даст деру отсюда, из этой дыры, и мать заберет. Но сначала надо найти работу, чтобы скопить немного деньжат, а тогда уж ничто его не удержит.

Сейчас, правда, он торчит в школе, потому что мать верит в образование. Мэри Анджело питала безумные надежды на то, что когда-нибудь он поступит в колледж и станет ученым человеком.

Да ведь он уже попал в колледж, в тот самый, где учат этому самому.

Но Мэри была не в ладах с действительностью. Она жила в мечтах. В тридцать семь она выглядела на десять лет старше. Женщина, похожая на птичку, легкая и нервная, с увядшим, когда-то хорошеньким личиком и всклокоченными волосами. Она познакомилась с отцом Ники, Примо, на вечеринке, где партнера выбирают с завязанными глазами. Ей было шестнадцать, а ему тридцать. Они поженились ровно за неделю до ' рождения Ника, и Примо с тех пор вряд ли работал хоть один день. Плотник по профессии, он скоро сообразил, что получать пособие по безработице при жене, которая неустанно работает, гораздо лучше, чем вкалывать самому.

Семья Анджело часто переезжала с места на место, скитаясь из штата в штат, жила в арендованных домах и всегда была готова тронуться в путь, когда Примо чувствовал безудержную потребность к перемене мест. А у него такая потребность возникала часто.

Ник не мог вспомнить ни одного города, где они жили больше нескольких месяцев подряд, и так было все его детство. Как только он начинал привыкать к какому-нибудь месту, смотришь, они снова в пути. И поэтому он уже не стремился завязывать с кем-нибудь постоянные отношения. Новый город. И, значит, новые девушки, которых надо завоевывать. А затем следующий город. И он привык к такому образу жизни.

– Пойдем завтра в кино? – спросила Сьюзи, или Дженни, или как ее там зовут. – Я куплю билеты.

– Не. – Он покачал головой, вставая и натягивая штаны. Они были в служебной комнате салона по продаже автомобилей – он ее использовал для свиданий. За это он исполнял поручения одного из продавцов, и тот давал ему время от времени ключи.

– Почему нет? – спросила девушка. Ей было восемнадцать, на два года больше, чем Нику. У нее была короткая стрижка, веснушки и хорошо развитая грудь. Он ее подцепил вчера, когда она продавала в киоске жаренных по-кентуккийски цыплят.

Ник стал думать, под каким бы предлогом отказаться. В сексе он был молодец. Но очень не любил привязанностей. По опыту он знал, однако, что правда ей по вкусу не придется. Но они переспали, и дело с концом, а больше ничего не требуется.

– Нужно работать, – сказал он, приглаживая рукой непокорные черные волосы.

– А чем ты занимаешься? – спросила она с любопытством.

– Я помощник гробовщика, – соврал он, напустив на себя скорбный вид. Тут она и заткнулась.

Он подождал, пока она приведет одежду в порядок, и даже помог ей. Затем проводил до автобусной остановки и двинул домой, ему надо было пройти еще целую милю. Теперь они жили в полуразрушенном домишке с сестрой матери, тетей Фрэнни – громоздкой женщиной с крашеными желтыми волосами и вытравленными перекисью усиками. Домишко был маленький, но Примо он подходил, раз есть телевизор и пива в достатке.

Ник надеялся, что Мэри уже пришла с работы. Если пришла, значит, может, приготовила поесть. Фрэнни никогда не стряпала. Она питалась только семечками и содовой и отвергала регулярный рацион. При этом она толстела, а все остальные подыхали с голоду.

После секса ему всегда хотелось есть. Сейчас он на все готов ради гамбургера. Денег у него не было. Конечно, он мог что-нибудь достать поесть, пустив в ход обаяние. Впрочем, с матерью этого не требовалось, она и так его обожала. Он был у нее на первом месте, даже по сравнению с Примо, когда ей удавалось от него отвязаться, но удавалось это нечасто, потому что Примо претендовал на исключительное внимание с ее стороны, когда она была дома.

Ник всегда стремился как можно меньше с ним связываться. Он ненавидел, как тот обращался с Мэри. Он не выносил, когда тот начинал ругать ее шлюхой и жаловаться на жизнь. А больше всего он презирал Примо за то, что тот день-деньской сидит на заднице и ничего не делает.

По правде говоря, Ник боялся Примо. Это был огромный, очень сильный человек, и когда он бывал в плохом настроении, Нику доставалось. У старика была тяжелая рука, и его ремень из свиной кожи больно жалил спину. Мэри всегда приходила Нику на помощь. Она не позволяла ему драть Ника и защищала его по мере сил, даже если самой при этом попадало. Но Примо было все равно кого бить – главное, поработать хорошенько ремнем.

Иногда Ник хотел его убить. Чаще принимал битье как неизбежность. Его гнев был тайным, скрытым. Он ничего не мог сейчас поделать. Во всяком случае, пока не станет старше, а тогда он уйдет и вытащит отсюда мать. На полдороге к дому пошел дождь. Подняв воротник старой брезентовой куртки, Ник опустил голову и пошел дальше по обочине, думая, как здорово было бы иметь колеса, и мечтая, что когда-нибудь купит себе машину, сверкающий красный «кадиллак» с колесами из хрома и настоящим замечательным радио.

Да… когда-нибудь!

Примо сидел на ступеньках крыльца. Ник увидел его, подойдя поближе. Он напрягся: что-то не так. Почему старик оторвался от своего любимого телевизора и сидит на крыльце под дождем?

Ник медленно и осторожно подошел.

– В чем дело? – спросил он.

Примо вытер нос тыльной стороной руки и взглянул на Ника. Под покрасневшими глазами набрякли мешки.

– Ты где шлялся? – невнятно спросил он.

Ник почувствовал, как холодные капли дождя стекают за воротник, и вздрогнул в предчувствии Дурных новостей.

– Был с приятелями, – промямлил он.

Примо удрученно вздохнул, при этом от него сильно пахнуло пивом, и с трудом поднялся на ноги. Рубашка прилипла к телу. Густые седеющие волосы жирными прядями стекали на выпуклый лоб. Капли дождя мерно падали с носа.

– Ее нет, – сказал он угрюмо. – Твоя мать, черт ее возьми, взяла и померла.

2

Босвелл, Канзас, 1973 год

Лорен Робертс исполнилось шестнадцать, когда ее на улице остановил какой-то мужчина и спросил, не хотела бы она стать манекенщицей. Лорен рассмеялась ему прямо в лицо. Но кто был этот незнакомец? И почему обратился именно к ней?

Оказалось, что в городе остановилась проездом съемочная группа, странные все люди. И Лорен предупредили – вместе со всеми другими ученицами – не иметь с ними ничего общего.

Придя домой, она обо всем рассказала отцу.

Фил Робертс кивнул и проницательно заметил:

– К хорошеньким девушкам всегда пристают, но если они умны, то не обращают на это внимания.

И Лорен с ним согласилась. Хорошо быть хорошенькой, но умной быть лучше. Ее папа был умный. И всегда наставлял ее в том духе, что нельзя полагаться в жизни только на красоту, если хочешь добиться успеха. Лучше быть первой ученицей. Получать хорошие отметки. Совершенствоваться в разных видах спорта. И участвовать в добрых делах, помогать ближним. Хотя Босвелл был маленьким городком – не больше шести тысяч жителей, – в нем всегда было достаточно людей, о которых надо позаботиться.

А Лорен, несомненно, была хорошенькая. Ростом пять футов семь дюймов, выше всех девочек в классе. Длинные ноги, тоненькая, густые каштановые волосы, падающие ниже плеч и красиво обрамляющие овальное лицо с выразительными глазами орехового цвета. Ресницы густые и длинные, нос прямой, а широкий рот полон ослепительных веселых улыбок.

Лорен Роберте пользовалась в школе большой популярностью. Ее любили все, даже учителя.

Она стояла в школьном дворе вместе со своей лучшей подружкой Мег, когда Мег заговорщически ткнула ее локтем в бок и прошептала:

– Вот он идет.

«Он» относилось к Стоку Браунингу, футбольной звезде босвеллской школы второй ступени. Последнее время он уделял Лорен очень много внимания.

Лорен нахмурилась.

– Заткнись, – пробормотала она. – Услышит.

– Ну и что? – ответила Мег, встряхнув светло-русыми локонами. – Бьюсь об заклад, он хочет пригласить тебя куда-нибудь.

– Нет, не хочет,

– Клянусь, хочет.

Сток шел деревянной походкой ковбоя, широко расставляя ноги. Это был очень светлый блондин, волосы коротко стриженные, глаза тевтонской голубизны. Большой, загорелый и очень самоуверенный, Сток был убежден, что может достичь всего на свете и завладеть всеми и каждым, было бы только желание. Этому убеждению способствовало и то, что его отец владел единственным универмагом в городке – «Браунинге».

– Привет, Лорен, – сказал он протяжно, подавляя желание похлопать себя по ширинке джинсов, уж очень ловко они подчеркивали его мужские достоинства.

Сток впервые назвал ее по имени, хотя они уже несколько лет учились в одной школе.

«Наверное, шестнадцать – магическое число», – подумала она, немного волнуясь.

– Здравствуй, Сток, – ответила Лорен и опять удивилась, как это родители умудрились дать ему такое имечко.

– Как насчет того, чтобы нам с тобой прошвырнуться в кино? – сразу же приступил он к делу.

Лорен обдумывала приглашение. Отчасти оно ей льстило. В конце концов, все считали Стока Браунинга самым интересным юношей этого учебного года. Но дело в том, что она сама, вопреки мнению других девочек, так не считала и не чувствовала к нему «этого самого». Ей такие, как он, не нравились.

– М-м-м, – сказала она, застигнутая врасплох предложением и не зная, что ответить.

А он просто поверить не мог, что она колеблется.

– Это значит «да»? – спросил он.

– Нет, это значит «когда», – ответила она осторожно. Его глаза сузились.

– Что когда?

– Когда ты имеешь в виду пойти, – ответила она, стараясь не обидеть его.

Черт возьми! Что она о себе воображает? Любая другая девчонка пела бы от радости, что он ее пригласил.

– Сегодня вечером. Или завтра. Когда захочешь.

«Я бы хотела, чтобы ты от меня отстал», – подумала она. Хотя у нее еще не было мальчика, со Стоком ей встречаться не хотелось. Ну, совершенно не хотелось. Уж очень он носился с собой.

– Ну? – Он нависал над ней, и она невольно подумала, как это большое потное тело навалится на нее, если между ними что-нибудь возникнет. Но она вообще не собиралась этого допустить. Во всяком случае, пока не выйдет замуж за того, кого полюбит, – кто бы он ни был.

Она продолжала колебаться потому, что не любила уязвлять чувства людей, даже таких, как он.

– Не знаю, я очень занята на этой неделе, – промурлыкала она.

Теперь он нахмурился. «Занята». Неужели малышка Лорен Робертс отказывается встречаться? Но ведь это, конечно же, невозможно?

– Позвони, когда надумаешь, – сказал он отрывисто и деревянно зашагал прочь.

Мег, отошедшая на время в сторонку, возбужденно хихикнула:

– Неужели ты сказала «нет»? Лорен кивнула:

– Да, отказалась.

– Не может быть! – Мег от возбуждения зажала рот рукой.

– Нет, отказалась.

И они расхохотались, обменявшись дружескими тычками в бок.

– Святая корова! – восклицала Мег. – Бьюсь об заклад, ему отказали первый раз в жизни.

– Так ему и надо. За то, что не замечал нас все это годы, – ответила Лорен.

– Правильно, – согласилась Мег, хотя если бы Сток Браунинг пригласил ее, она бы станцевала буги-вуги на Главной улице Босвелла и пустилась во все тяжкие.

– А что ты будешь делать, если он опять тебя пригласит? – спросила она с любопытством.

Лорен пожала плечами:

– Ну, тогда и решу, что делать, но, честное слово, я не думаю, что он опять пригласит.

– Пригласит, – заметила мудрая Мег.

– Тогда и подумаю.

Лорен решила, что они уже слишком долго разговаривают о Стоке Браунинге.

– Пойдем выпьем ячменного молочка.

В тот же вечер она рассказала родителям о встрече со Стоком Браунингом. Она была уверена, что они скажут: «Сток, конечно, богатый, но испорченный юноша, и, хотя, он сын самого влиятельного человека в городе, ты правильно сделала, что отвергла его предложение».

Джейн и Фил Робертс были женаты уже двадцать пять лет, но первые десять у них не было детей. И когда они совсем перестали надеяться, родилась Лорен. Они окружили ее любовью и вниманием, и трудно было найти более дружную, сплоченную семью.

Поэтому она была просто потрясена, поняв, что нет, родители с ней не согласны. Они считали, что Сток очень приятный юноша, что у него блестящее будущее и, разумеется, он достоин того, чтобы их единственная дочь с ним всюду бывала.

Лорен совершенно расстроилась, услышав, как они к этому относятся.

– Но я не собираюсь встречаться с ним, – сказала она упрямо и бросилась наверх, в свою комнату.

Через двадцать минут отец постучал в дверь ее спальни. Фил Роберте был привлекательного вида мужчина. Его светлые волосы были разделены пробором посередине. Он носил небольшие усы, и подбородок у него был нерешительный.

– Лорен, милая, – сказал он умиротворяюще, – ведь мы хотим для тебя самого лучшего, ты же знаешь?

«Лучшего? Ты хочешь сказать – самого богатого?»

– Да, папочка, знаю.

Фил шагал по комнате. Ему было как-то неловко, не по себе, но он сказал:

– Проведи с ним вечер, дай ему шанс.

«Дать шанс? Какой? Посягнуть на ее девственность?»

– Хорошо, папочка. Может быть, – промямлила Лорен, отметив про себя, что у отца сегодня усталый вид, и ей не захотелось его огорчать.

– Ну, вот, хорошая девочка, – сказал Фил с видимым облегчением.

А Мег оказалась права. Вскоре Сток опять предложил встретиться. Через несколько дней он пригласил ее на день рождения двоюродной сестры.

– Форма одежды парадная, – объявил он торжественно.

– А мне не в чем парадировать, – ответила она с каменным выражением лица.

– Заеду за тобой в шесть тридцать, – сказал он, похлопывая себя по низу живота, видно, у него была такая излюбленная привычка.

Родители выразили должное удовлетворение.

– Пойдем и купим тебе в «Браунингсе» новое платье, – сказала мать. Лорен кивнула в ответ. «Интересно, если бы я позволила ему уложить себя, они давали бы нам скидку?»

В назначенный вечер появился чисто вымытый, тщательно одетый Сток, со своей щетинистой, коротко стриженной светлой головой, красноватым загаром и в хорошо сидящем белом обеденном пиджаке. Он произвел на родителей впечатление. Она, по правде говоря, еще никогда не видела, чтобы мать все время хихикала и веселилась, как девушка, особенно когда поставила их рядком, чтобы сделать несколько снимков.

На Лорен было новое тускло-зеленое платье. Оно ей очень не нравилось. «Сделано в Нью-Йорке», – почти прошептала продавщица. Мать и смотреть на что-нибудь еще не захотела.

Сток позировал, обняв ее за талию. Она почувствовала сквозь тонкую ткань, какая горячая у него рука, и затаила дыхание. Говорили, что Эллен-Сью Матисон заставили насильно уехать из города, потому что она забеременела от него. А Мелисса Томлинсон клялась, что он пытался ее изнасиловать.

Она вздрогнула.

– Тебе холодно? – спросил участливо Сток.

– О, нет, Сток, очень хорошо, спасибо, – ответила вместо нее мать, весело подмигнув.

– А ну-ка, попробуй, – сказал Фил Робертс, сунув Стоку в мясистую руку бокал шампанского, сильно разбавленного апельсиновым соком, – один на дорожку. Не повредит, а?

Родители предстали перед Лорен в новом свете, и ей не очень нравилось то, что она видела.

У Стока была машина марки «форд фандерберд». Он открыл дверцу и помог Лорен сесть в машину, стараясь незаметно заглянуть ей под юбку.

– У тебя приятные родители, – сказал он, устраиваясь поудобнее за рулем.

– У тебя приятная машина, – ответила она вяло.

– Она мне помогает.

«Со Мной она тебе не поможет».

Теперь, когда Сток остался с ней наедине, он не знал, что сказать, а она не старалась облегчить ему затруднение. Она оказалась с ним не по своей воле, и если он разрешит себе хоть малейшую вольность, ему придется об этом очень, очень пожалеть.

3

Эванлон, Иллинойс, 1973 год

Утром в пятницу было пасмурно и холодно. Дождь лупил немилосердно, дорогу совершенно развезло.

Зажатый на заднем сиденье автомобиля между тетей Фрэн-ни и отцом, Ник чувствовал горечь во рту. От них обоих сильно пахло нафталином. Дело в том, что им пришлось занять траурную одежду у соседей, и одна из них, миссис Рифкин, величественно решила поехать с ними на похороны. Миссис Рифкин сидела впереди, жевала жвачку и пыталась завести разговор с шофером-негром, который все время превышал подобающую случаю скорость и хотел побыстрее от них отделаться. Большими чаевыми тут и не пахло, и это его ужасно злило.

Фрэнни достала полурастаявшую шоколадную конфету из ветхого кошелька, сунула ее в рот и сказала Примо:

– Ну а теперь куда ты направишься?

«Здорово, – подумал зло Ник, – мать еще не остыла, а эта старая перечница уже старается от них отделаться. Так что о семейных привязанностях говорить не приходится». Примо открыл рот, и в воздухе распространился запах гниющих зубов и прокисшего пива, соперничающих с нафталинным ароматом.

– Чего ты так торопишься, Фрэн? – спросил Примо, довольно громко рыгнув.

– Без денег, которые мне платила за квартиру Мэри, я не могу вас держать у себя. Мне это не по средствам, – заявила Фрэнни, жуя конфету.

– Так ты, значит, выбрасываешь нас на улицу? Да? – ядовито спросил Примо.

Фрэнни разгладила складки на юбке и стала соскребать новое пятно, появившееся на дешевой ткани. Пусть она будет проклята, если позволит этому ленивому чурбану, мужу сестры, тоже сжить ее со свету. Ей было противно даже смотреть на его отвратное лицо.

– Я хочу сдать ваши комнаты, – объявила она, – и чем скорее, тем лучше. Я…

– Надеюсь, вы сдадите их не черным, – вмешалась, испугавшись, миссис Рифкин, совсем забыв, с кем сидит рядом.

Автомобиль резко завернул за угол, и Ник ткнулся в обширную теткину грудь. Он бы хотел, чтобы его прямо на нее и вырвало, старая корова вполне это заслужила.

– А как насчет Ника? – спросил Примо, как будто он не сидел рядом с ними.

– Ты его заберешь с собой, – ответила Фрэнни, даже не подумав о том, что хотя бы мальчику надо было предложить остаться на некоторое время.

– Ему будет лучше у тебя, – настаивал Примо. Фрэнни нащупывала в сумочке другую шоколадку.

– А что мне делать с шестнадцатилетним парнем? – сказала она, всполошившись.

Но Примо отступать не собирался:

– Ну, по крайней мере, у него будет дом.

Отец действительно о нем заботился или попросту хотел от него избавиться и зажить на свободе?

– Да, конечно! Тратить лишние деньги на еду! И на одежду, и всякое такое, что нужно мальчишкам, – негодующе ответила Фрэнни. – Нет уж, спасибо. Он твой сын. И поедет с тобой.

Вопрос решили.

Ник подался вперед, стараясь подавить чувство отчаяния, поднимавшееся в душе, такое острое, что он с трудом дышал. Еще вчера мать была с ним. А сегодня ее нет – вот так. Сердечная недостаточность, сказали ему.

Сердечная недостаточность в тридцать семь лет? Нет, скорее, она сама решила уйти. И оставила его одного, с Примо, потому что у нее совсем уже не было сил.

Когда они вышли из такси на кладбище, Примо стал ворчать и хныкать, и Фрэнни поняла, что это она должна расплачиваться с шофером.

– Я оставил бумажник дома, – пробормотал Примо боязливо.

– Обезьяна грязная, – сказала она злобно и отсчитала ровно столько, сколько было на счетчике.

Шофер схватил деньги и газанул прочь и при этом всех забрызгал грязью с ног до головы.

Миссис Рифкин была недовольна. Она раскрыла выцветший зонтик и негромко пробормотала:

– Не надо им позволять садиться за руль, вот что я скажу.

Ник дрожал. Как мать могла оставить его одного с Примо?

Отчаяние сменилось злостью. Ему хотелось кричать и ругаться. Если бы он мог до нее добраться, он бы душу из нее вытряс.

Только он опоздал. Уже вытрясли. Она была мертва. Тощий человек в блестящем сером плаще со зловещим капюшоном объявил, что он проводит их к могиле.

– Все тут? – фыркнул он, по-видимому, разочарованный немногочисленностью.

– Ага, – ответил Примо воинственно. – А что, разжиться хочется?

Мужчина пренебрежительно промолчал.

– Мы здесь еще недолго живем, – почувствовал необходимость объясниться Ник, пока они проходили мимо бесконечных аккуратных рядов могил, – и мать не успела ни с кем подружиться.

– О, Господи, – ответил человек, и было видно, что ему все это совершенно безразлично. Ему просто хотелось по возможности скорее отделаться от этой публики.

– Она была замечательная, нет, правда, замечательная, – прибавил Ник поспешно, так что слова спотыкались друг о друга.

– Конечно, была, – ответил человек в плаще.

Наконец, они пришли к свежевырытой могиле, около которой, стоял дешевый деревянный гроб. Сейчас его опустят в землю. «Моя мать в этом ящике, – подумал Ник, вдруг поняв, что происходит. – О Иисусе, в этом ящике моя мать лежит».

Началась короткая служба. Дождь хлестал по-прежнему, и Ник не знал, дождь или слезы так быстро стекают по щекам.

Через три дня они уехали. Фрэнни вздохнула с облегчением, видя, как они отправляются. И чтобы убедиться, что они и вправду уезжают, она сунула им пакет с черствыми бутербродами с сыром и флягу с тепловатым растворимым кофе.

Она стояла на крыльце и махала им рукой, желая счастливого пути, а дождь все так же лил, не переставая, и было ужасно холодно.

– Жирная шлюха, – пробормотал Примо, и они тронулись в путь в старом, облезлом фургоне, которому было уже десять лет.

– Куда мы едем, пап? – осмелился спросить Ник.

– Не задавай вопросов, и тебе не будут врать, – сказал мрачно Примо.

– Я только подумал…

– И не думай, – грубо оборвал его Примо. – Сиди и держи пасть на задвижке. Неужели недостаточно, что теперь я за тебя отвечаю?

В горле у Ника защипало. Да, конечно, он привык к внезапным переездам из одного города в другой, привык бросать приятелей и все начинать заново каждые несколько месяцев. Но он не привык обходиться без материнской защиты и заботы. Она всегда была буфером между ним и Примо, а теперь он был никому не нужен.

– Как только приедем на новое место, я буду искать работу – сказал он, глядя на безостановочных трудяг-дворников, боровшихся на лобовом стекле с дождем и издававших при этом занудный скребучий звук.

– Нет, ты будешь учиться, – отвечал Примо.

– Не буду, – возразил Ник.

– Вот и ошибаешься. Я обещал это твоей матери.

– Что обещал?

– Тебя не касается.

Дерьмо! Ведь это о его жизни они говорят, и он вполне достоин знать, что с ним будет. И с каких это пор Примо держит данные обещания? Примо молчал, глядя налитым кровью глазами на дорогу и вцепившись огромными лапами в руль.

Ник опять стал думать о матери, которую опустили в землю, и дождь, наверное, уже залил дешевый деревянный гроб. Ник не в силах был терпеть невыносимое бремя удушливого одиночества.

«А ей холодно?»

«И тело уже начало гнить?»

Ему хотелось кричать от ужаса, и дикий крик, который он удерживал в глотке, молотом бил в голове.

«Ну, почему это был не Примо?»

«Почему это не случилось с его проклятым отцом?»

Часа через два они остановились, чтобы заправиться. Ник вышел из машины немного размяться, а Примо исчез в мужской уборной и двадцать минут не выходил. Выйдя, наконец, и не обращая внимания на сына, он направился к дорожному киоску и купил блок «Кэмела» и упаковку с шестью банками пива. Затем устроился в телефонной будке и стал звонить.

Ник не собирался спрашивать, кому он звонит. Ему было все равно. Неважно, что говорит отец, он постарается поскорее найти себе работу, запасет монет и удерет к чертовой матери.

Ник опять сел в фургон. Воняло бензином. Он лениво опустил стекло и стал наблюдать за блондинкой в мини-юбке и сапогах, которая выскочила из машины и побежала в женскую уборную, несколько безуспешно пытаясь прикрыть черный зад намокшим журналом.

Девушки! Все они одинаковые. Он достаточно имел с ними дела, чтобы точно знать, что они собой представляют. За все свои путешествия он не встретил ни одной, которой бы потом не имел, если возникало желание. Просто непонятно, как некоторые бедняги надрываются, чтобы кого-нибудь уложить, ведь это так легко. Словно ловишь рыбу. Сначала насаживаешь наживку. Подманиваешь. Подсекаешь. И затем бежишь подальше. Все очень быстро.

Ник Анджело мог справиться с кем угодно. И справлялся так часто, как только можно. И только это давало ему основание ощутить себя личностью.

Примо подковылял к машине, забросил пиво в кабину – одной банки уже не хватало – и включил зажигание.

– Законом запрещено водить машину, когда нетрезвей, – пробормотал Ник.

Примо утер нос тыльной стороной руки.

– А ты кто, полицейский?

– Нет.

Ну, и все кончилось, как всегда! «Заткнись», «Сиди тихо», «Отстань». Такова жизнь.

Откинувшись назад, Ник закрыл глаза и уже почти заснул, как вдруг подскочил на сиденье, когда они почти врезались в большой грузовик, стоящий на обочине шоссе.

– Чертовы шоферы – закричал Примо. – Останавливаются, дерьмушники, где приспичит.

– Может, я поведу? – предложил Ник. Уже темнело, а Примо выдул третью банку.

– С каких это пор ты водишь? – усмехнулся Примо.

– У нас в школе были уроки. У меня есть права.

– Чего-то я не припомню.

Нет, конечно, никаких прав у него не было. А даже если были бы, Примо все равно не позволил ему брать фургон, но Ник все равно раскатывал, и не раз, когда Примо напивался до бесчувствия, и не боялся, что его поймают.

Фургон опять подпрыгнул. Примо заворчал и наконец решил, что с него достаточно. Наклонившись, он перелез на место Ника, вытолкнув его под ледяной дождь.

Ник обежал кругом и быстро впрыгнул на место водителя.

– Куда направляемся? – спросил он, вцепившись в руль и готовый ехать куда угодно. Примо прикончил банку, раздавил ее огромной ручищей и выбросил в окошко.

– В Канзас, – сказал он, рыгнув. – В занюханный городишко, который называется Босвелл.

– А почему туда?

– У меня жена там, вот почему.

Это было для Ника большой новостью.

4

Босвелл, Канзас, 1973 год

То, что началось как обычное, ни к чему не обязывающее свидание, превратилось в отношения, и все этому радовались, кроме самой Лорен. Начались отношения скучные и регулярные. Обед и кино в пятницу вечером. Танцы и вечеринка каждую субботу. Совместные, двух семей, завтраки и ленчи. И так продолжалось уже шесть недель.

– Что происходит? – жаловалась она Мег. – Я всегда была свободным человеком, как это меня угораздило угодить во все это?

– А он уже чего-нибудь хотел от тебя? – спросила Мег, зажигая запретную сигарету.

Лорен покачала головой:

– Нет, и перестань выпытывать все время, словно ты окружной судья.

– Нет, я не судья. Но мне до смерти хочется узнать, как оно бывает, во всех грязных подробностях.

– Почему?

– Ну, будет тебе, Лори, – взмолилась Мег, – ты же знаешь, мы ничего друг от друга не скрываем. Он ведь, по крайней мере, должен был тебя поцеловать.

– Может быть, – ответила Лорен загадочно.

– Так он поцеловал?

– Может быть, – повторила она.

Они сидели в комнате Лорен, и Мег стала подпрыгивать на пружинах кровати. Лицо у нее покраснело от отчаянных усилий выудить какую-нибудь сочную подробность у своей лучшей подруги.

Лорен не очень хотелось делиться с Мег, хотя бы потому, что ничего интересного не было, но делать нечего.

– О'кей, он меня целовал. Большая важность! И на этом покончим.

Глаза у Мег заблестели.

– А он хорошо целуется?

– У него зубы большие.

– Ну и что?

– Они мешают. И кроме того, – вздохнула она, – ведь я уже говорила, я к нему ничего не чувствую.

Мег соскочила с кровати.

– А вот я его у тебя отобью. Как тебе эта мысль?

– Согласна!

– Но ты ведь так не думаешь на самом деле.

– Нет, думаю, думаю! Мег просто была вне себя.

– За тобой ухлестывает самый сексуальный парень, а ты ведешь себя так, словно это ерунда.

– Это и есть ерунда.

– Тогда почему ты с ним встречаешься? Лорен снова вздохнула:

– Потому что иначе не могу. Он моим родителям нравится. И им нравятся его родители. Откровенно говоря, отец продает его папаше какую-то большую страховку.

Мег затянулась сигареткой как заправский солдат.

– Это не очень хорошо.

– Как будто я не знаю, – ответила сварливо Лорен, стараясь понять, как же все это случилось. Их первое свидание прошло без каких-либо осложнений. Сток вел себя безупречно – он даже не напился, хотя все его футбольные дружки были почти мертвецки пьяны.

Поэтому у нее не было предлога отклонить его второе приглашение, тем более что на нее наседали родители, упрашивая согласиться. А потом оказалось, что ее отец ведет с его отцом какие-то большие страховочные переговоры, и она не могла ничего поделать, чтобы не испортить это начинание.

И не успела оглянуться, как все уже считали, что они – пара. Вот так она увязла. И чувствовала себя несчастной.

Мистер Льюкас, учитель истории, что-то бубнил. Лорен попыталась сосредоточиться, но безуспешно. Он был такой скучный. Извлечь что-то из его рассказа было почти невозможно. Он не знал, как воспламенять воображение учеников. Они сидели перед ним, двадцать четыре скучающих подростка, занятых самыми разнообразными делами. Джои Пирсон, классный шут, сочинял похабные стишки и рассылал их окружающим. Дон Ковак, школьная потаскушка, переговаривалась с одним из мальчиков о том, что она ему позволит, когда будет часовой перерыв на ленч. Мег, прикрывшись «Всемирной историей», рисовала фасоны платьев. А Лорен грезила наяву.

Самой большой ее мечтой было уехать в Нью-Йорк. Когда она была еще маленькой, родители взяли ее с собой в кино. Шел «Завтрак у Тиффани» с Одри Хепберн, и она навсегда

запомнила, как была потрясена, увидев на экране большой город.

Нью-Йорк… Она уже определенно решила, что когда-нибудь тоже уедет туда, как Одри Хепберн. И у нее тоже будет своя квартира, интересное, приносящее удовлетворение дело, и кот. О, у нее обязательно и непременно будет кот. И конечно, друг. Настоящий друг-юноша. Не Сток Браунинг с его белесой щетиной и деревянной походкой. Нет, он будет похож на Роберта Редфорда или Пола Ньюмена – ей гораздо больше нравятся шатены.

– Лорен, – прервал ее грезы въедливый голос мистера Льюкаса. – Пожалуйста, отвечай на вопрос.

Вопрос? Какой вопрос? Она быстро взглянула на черную доску – уразуметь, о чем идет речь, – и ответила совершенно верно и без запинки.

– Ну, ты просто чудо, – прошептала Мег, подавляя смешок, даже я заметила, что мысли твои были где-то там, в Китае.

– Нет, в Нью-Йорке, – прошептала в ответ Лорен, – хотя, конечно, как-нибудь проехаться в Китай было бы неплохо.

– Подумаешь, большая разница!

Они с Мег по-разному представляли будущее. Мег воображала себя замужней матроной, и чтобы были дети, и чтобы счастливо жить и поживать в Босвелле. А Лорен знала, что вокруг Босвелла простирается широкий и совершенно незнакомый мир и хорошо бы исследовать его получше, прежде чем она осядет на одном месте.

Прозвенел звонок, и урок кончился.

Облокотясь на буфетную стойку, ее поджидал Сток.

– Я подхвачу тебя сегодня в шесть тридцать?

– Подхватишь?

– Ты что, забыла, о чем договаривались?

– Договаривались? О чем?

– Сегодня мои родители устраивают для нас обед.

– А, да, – сказала она вяло.

– Незаметно, чтобы ты этому радовалась.

И чего он от нее хочет? Она же идет с ним, правда? Неужели этого недостаточно?

Наклонившись, он клюнул ее в щеку. От него пахло потом и камфарной мазью. Пот – ладно. Этот запах еще можно перенести, но от камфары ее почти стошнило. Да, самое время поговорить с папой о той страховке, которую он продает мистеру Браунингу. Может, он уже заключил сделку? А если она перестанет встречаться со Стоком, это сорвет дело? Она была уверена, что Сток может перейти в решительное наступление в любой момент, а ей вовсе не хотелось изображать сопротивляющуюся жертву, распластанную под его тушей в тесном «форде фандерберде».

По пути домой она остановилась у отцовской конторы на Главной улице, расположенной над магазином металлических изделий «Блэкли бразерс». Но дверь была заперта, шторы опущены. На двери виднелась надпись: «Филипп М. Робертс. Страхование». Папа не однажды намекал, что, возможно, когда-нибудь на двери появится другая надпись: «Филипп М. Робертс и дочь». И Лорен никак не могла собраться с духом и объявить ему, что у нее нет ни малейшего желания заниматься страховым бизнесом.

Разочарованная, что не застала отца, она пошла дальше, домой.

Мать была на кухне и делала торт.

– А где отец? – спросила Лорен, сунув палец в миску, в которой мать сбивала сливки.

– Прекрати, – проворчала Джейн Роберте, брюнетка с правильными чертами лица и высокими скулами. Легко заметить, от кого Лорен унаследовала свою красоту.

– М-м-м, восхитительно, – и Лорен опять макнула палец в миску.

– Я сказала, прекрати, – сурово повторила Джейн, – ведь так ничего не останется, а ты должна взять этот торт с собой, когда поедешь к Браунингам.

– Да ни в коем случае, – ответила Лорен в ужасе. – Я не повезу им торт, мама.

– Тогда я вынуждена буду попросить об этом Стока.

– Нет, мама, нет! Пожалуйста, не ставь меня в глупое положение, – Джейн перестала заниматься тортом и вытерла руки о передник.

– А что глупого в том, чтобы преподнести Браунингам, торт?

Лорен нерешительно помолчала.

– Ну, знаешь, это похоже на то, словно мы им лижем… Глаза Джейн сузились:

– Лижем что?

– Ну, ты же знаешь, что я имею в виду…

– Нет. Боюсь, что не знаю, – и Джейн взглянула на свое единственное дитя взглядом, в котором можно было прочесть: «Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне, вот подожди, придет домой отец…»

Ух-ох. Мама такая старомодная. Но, может быть, Лорен действительно сболтнула лишнее.

– Хорошо, хорошо, я возьму этот дурацкий торт. – Но то, что они подлизывались, – это совершенно точно, хотя сейчас Лорен ничего с этим поделать не могла.

Дафна Браунинг была крупной женщиной с несколькими подбородками и ярко-красными губами. Она любезно приветствовала Лорен:

– Ах, как предупредительна ваша мама! Какой удивительно прекрасный знак внимания! – с подчеркнутым восторгом воскликнула она. – Конечно, мой доктор запрещает мне есть шоколад, но Бенджамин его просто обожает, правда, дорогой?

Бенджамин Браунинг на миг оторвался от газеты. Это был высокий человек, как бы утолщающийся к поясу. Вид у него был угрюмый, волосы с проседью и под стать им – кустистые седые брови.

– Блюду диету, – проворчал он.

Сток нетерпеливо вышагивал взад-вперед, Лорен, одеревенев от напряжения, сидела в обитом шелком кресле в очень строго и официально обставленной гостиной. Незаметная, словно тень, горничная унесла торт с глаз долой и навечно.

– Когда есть будем? – спросил нетерпеливо Сток. Дафна его проигнорировала.

– Скажите, дорогая, – обратилась она к Лорен, и на ее ярко-красных губах зазмеилась улыбка, – Сток – ваш первый мальчик?

Лорен обомлела от такого личного вопроса, и если бы не была вежливой девушкой, то ответила бы просто: «Это не ваше дело». Вместо этого, яростно поглаживая пекинеса миссис Браунинг, крошечную злобную собачонку, которая оскалила зубы и угрожающе заворчала, Лорен воскликнула:

– Какой умненький щеночек, – изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал как можно искренне. – Сколько ему?

– Это девочка, – поправила ее миссис Браунинг.

– А как ее зовут?

– Принцесса розового моста.

– Какое необыкновенное имя! – Лорен опять погладила собачонку, а та цапнула ее за руку своими острыми зубками.

– Сток, – заметила Дафна, – Принцесса никогда себе этого не позволяла.

– Кушать подано, – возгласила черная горничная, появившись в двери.

Мистер Браунинг отшвырнул газету.

– И с чертовским опозданием, – раздраженно сказал он. Обед был очень нудный. Лорен ни за что бы не хотела еще одного такого вечера. Миссис Браунинг вела себя высокомерно. Мистер Браунинг был груб. А Сток – ну, Сток был Стоком. На обратном пути он без обиняков заявил:

– Ты им понравилась.

– Приятно слышать.

– Даже несмотря на то, что ты еще очень молода. «А ему-то сколько – восемнадцать, что ли?»

– Я в восторге, – ответила Лорен сухо. Но он не понял ее сарказма:

– Они дали разрешение.

– На что? – спросила она, подавив зевок.

– Чтобы мы обручились.

5

Арета Мэй Анджело открыла дверь трейлера, в котором жила, и взглянула на Примо так, словно от одного его вида ее тошнило. Дело в том, что он покинул ее семнадцать лет назад, но это не помешало ей и через семнадцать лет сразу же обрушиться на него с яростными упреками.

Скорчившись в фургоне, Ник мог слышать каждое слово, которые она швыряла в лицо отцу.

– Тебе чего надо? Грязный обманщик! Ты чего пришел сюда вынюхивать? Ты мерзавец и бездельник, так что убирайся отсюда. Ты слышишь? Бон!

Еще немного, и, кажется, она бы прокляла его навеки, но Примо что-то неубедительно пробормотал в оправдание, и Пик еще глазом не успел моргнуть, как женщина, осыпая Примо оскорблениями, втащила его в трейлер и громко захлопнула дверь.

Ник сидел в фургоне и размышлял над событиями прошедшей недели. Ему шестнадцать лет, почти семнадцать – и жизнь уже кончена. Кому он нужен? Уж точно никому. Вся его жизнь оказалась ошибкой.

Мэри и Примо. Его родители. Примо ему сообщил, что они с Мэри никогда по-настоящему в браке не состояли, потому что, когда они обменялись брачными обетами, он был женат на этой женщине. Примо Анджело был двоеженцем.

А если так, то что из этого следовало? Лично для него, Ника? Но думать об этом он не стал. Все равно.

Дождь уже не проливной, так, моросило, но изморось была просто ледяной. Ник свернулся в углу фургона, голодный, усталый и отупевший.

Через некоторое время в сопровождении женщины вышел из трейлера Примо. Толчком отворив дверцу, он сунул Нику грязное одеяло и сказал:

– Будешь спать здесь. Внутри нет места.

Женщина наклонилась вперед, чтобы его разглядеть. Ник заметил, что она темнокожая, почти черная. И, вздрогнув, понял, что она негритянка.

Утром дождь перестал. Ник, скорчившись, спал на двух передних сиденьях, когда его разбудил слабый скребущий звук. Через боковое окошко на него глазели два маленьких негритенка. Один из них скреб ногтем по стеклу. Заметив, что он проснулся, они бросились бежать.

При свете дня Ник оглядел окрестности. Фургон был припаркован среди лагеря, где стояло еще несколько трейлеров в отдалении друг от друга. Несколько тощих собак бродили вокруг, всюду была грязь, сорняки, а в стороне возвышалась огромная мусорная куча.

По сравнению с этим ветхий домишко тети Фрэнни в Эванстоне был настоящим дворцом. Он выбрался из фургона. В нескольких шагах от него сидели на корточках черные мальчуганы и глазели на него.

– Эй, – сказал Ник, – в чем дело? Они не ответили.

– Мне пописать надо.

Один из мальчиков указал на дощатую покосившуюся хибарку около мусорной кучи. Ник с трудом добрался туда, вошел и сразу же пожалел – вонь стояла невыносимая. Сделав что нужно, он поспешил к фургону, боясь, что сейчас его вырвет. В кармане он нащупал только тридцать пять центов. Да, не разживешься.

Прислонившись спиной к фургону, он размышлял о будущем. Хуже некуда. Он в незнакомом городе, торчит в лагере среди трейлеров-развалюх, а папаша опять сошелся с женщиной, на которой женат уже семнадцать лет, но об этом прежде никто не знал.

Один из мальчиков, красивый, ясноглазый, коричневый, словно шоколадка, неуверенно шагнул к нему:

– Вас как зовут, мистер?

– Ник, а тебя?

– Харлан. Мне десять. А вам?

– Шестнадцать.

– А что вы здесь делаете? Ник передернул плечами:

– Дурака валяю.

Через некоторое время, почесывая толстое брюхо, выбрался из трейлера Примо, в одном грязном нижнем белье. На небритом лице гуляла улыбка. Ник знал эту улыбку. Так отец улыбался, когда хотел сказать: знатно уложил ее, ну, разве я не молодец?

– Как спалось? – спросил Примо, словно они остановились на ночь в роскошной гостинице.

– Я не спал. Я слишком голодный для этого, – процедил Ник сквозь зубы, злясь на отца и не зная, что сказать. Чего бы ему хотелось, так ото голову отвернуть дураку-обманщику.

– Об этом не волнуйся, – ответил жизнерадостно Примо, словно все было в порядке, – Арета Мэй замечательно готовит. – Он хлопнул сына по плечу: – Пойдем, я тебя познакомлю.

Ник неохотно зашагал за отцом в трейлер, а негритята потянулись сзади.

Внутри была невероятная теснотища и беспорядок, все было свалено в кучу: одежда, старые газеты и журналы, какие-то лохмотья, веревки, прочий хлам. В одном углу стояла неубранная постель, на полу валялись два засаленных спальных мешка. Арета Мэй деловито жарила на керосинке ветчину и картошку на грязном жире от бекона. Это была тощая черная женщина с курчавыми волосами, крашенными в рыжий цвет,

и усталым взглядом.

– Садись, мальчик, – бросила она Нику через плечо, – ты, наверное, очень есть хочешь. – Он втиснулся между стеной и шатким колченогим столом с грязными тарелками и сел на покрытую пластиком скамейку.

Арета Мэй поставила перед ним полную тарелку, отодвинув грязную посуду в сторону.

– Ешь, – скомандовала она.

Примо хихикнул – вот это по-домашнему, значит, все в порядке.

– Я знал, что вы поладите.

– Закройся, – сказала Арета Мэй. – Мы потом поговорим, кто с кем поладит. Не думай, что ты сам уже въехал сюда насовсем.

На Ника ее решительность произвела впечатление, но он побаивался, что сейчас отец ей врежет.

Однако Примо не врезал. Примо засмеялся густым утробным смехом:

– Ишь, строптивая шлюшка. Но мне нравится, когда женщины такие. Ты не переменилась.

Арета Мэй бросила на него суровый взгляд.

– И не смей выражаться при моих ребятах, – сказала она, показав на двух безмолвных мальчиков у двери.

– Только послушайте ее, – сказал Примо, почесывая живот, – помнится, ты сама так выражалась.

– Тогда было другое дело, – ответила чопорно Арета Мэй, – и было другое время.

Примо засмеялся и ущипнул ее за ляжку.

– Уж точно другое.

Она ударила его по руке, чтобы отстал, и повернулась к Нику, с волчьим аппетитом пожиравшего сальную, но восхитительно вкусную еду.

– Что рассказывал обо мне твой старик? – спросила она. – Он говорил, что мы женаты? Он тебе рассказал, что сбежал от меня, когда я была беременна? Он тебе говорил, что у тебя есть сводная сестра, которую он сам никогда и в глаза не видел и я одна ее поднимала?

Ник перестал жевать. Сестра? Это что еще за дерьмовские штучки?

– Я не знал, – захныкал Примо. – Ты же меня сама выставила. Я не знал, что ты беременна.

– Врешь, – отрезала она. – Ты и сбежал потому, что у меня ребенок был в животе, – она со злостью взглянула на него. – А что ты сделал потом? Другую подцепил и все равно попался. Дерьмо ты поросячье.

Примо обнял ее и стал ласково оглаживать тощее тело.

– Ну, ладно, сладкая моя, я же вернулся, – заворковал он, – ты ведь всегда знала, что я к тебе вернусь, правда?

Арета Мэй сердито хмыкнула. Но не так, чтобы очень сердито. И вроде уже не возражала, чтобы неуклюжие руки Примо делали свое дело.

Ник вспомнил свою работящую мать, которая теперь лежит в могиле, и его чуть не стошнило от жирной еды. Он ненавидел отца. Он ненавидел все это вонючее место.

Он резко встал:

– А где эта сестра?

– Она сейчас уехала, – быстро ответила Арета Мэй, – она у родственников в Канзас-Сити.

– Значит, я дочку сделал, – радовался Примо, – я всегда хотел, чтобы получилась девочка.

– Ну, ты ее и получил, – ответила Арета Мэй. – О да, сэр, ты ее действительно получил.

Через несколько дней, переночевав раза два в единственном босвеллском мотеле, они переехали к Арете Мэй. Но места в трейлере всем не хватало, и Примо договорился с соседями, что займет их кишащий крысами вагончик без колес, который те использовали как кладовку. В окошках вместо стекол был вставлен картон.

– Сойдет, а ребятам будет где спать, – сказал Примо Арете Мэй, – только надо там почистить.

И Ник три дня выбрасывал всякий хлам, выживал крыс, тараканов и пауков. Харлан и его младший братишка Льюк помогали.

Это были нервные ребята, до ужаса боявшиеся матери и ее ядовитого языка.

Каждый день мальчики ходили в школу и вставали в шесть утра. Вскоре после них уходила на работу Арета Мэй, она служила горничной в одной богатой босвеллской семье. И Примо большую часть времени был предоставлен сам себе. Хотя он пообещал Арете Мэй, что сразу же начнет подыскивать работу, у него и в мыслях того не было. В тот самый момент, как за ней закрывалась дверь, он усаживался перед маленьким черно-белым портативным телевизором со своими обычными шестью банками пива. Для Примо ничего не изменилось. Он знал, что для него самое главное, и своим принципам не изменял.

А Ник слонялся вокруг да около, и пойти ему было некуда.

Еще через пару дней Примо сказал:

– Должен отправить тебя в школу.

– Я лучше работать пойду, – ответил Ник, чувствуя себя неприкаянным и ненужным. – Может быть…

– Я обещал твоей матери, – перебил его Примо, глядя в телевизор. – И я тебе уже говорил.

– Ну и что?

Раз! Примо дал ему в зубы. Ник не успел увернуться и теперь слизывал кровь с губы. Вкус крови вызывал ярость. Но теперь Мэри нет, и никто его не будет защищать. Надо отправиться в школу, ничего не поделаешь. Но он постарается найти работу, накопить денег и удрать.

Ник Анджело решил, что удерет, и ничто и никто его не остановит.

6

– Вот здорово! – воскликнула Мег.

– Дорогая, это самое лучшее, что я могла бы тебе пожелать, – ответила мама, когда Лорен ей рассказала.

– Это замечательная новость, – провозгласил папа с такой гордостью, словно ему удалось заключить выгодную страховую сделку.

Какая же она дура! Ей бы промолчать. Она ведь только сказала, что Сток упомянул о помолвке, но, впрочем, в городке только об этом и сплетничали. И она чувствовала себя больше, чем когда-либо, связанной отношениями, в которых ничего не понимала и которых не хотела.

Ей шестнадцать. Она еще слишком молода. О, конечно, мама вышла замуж в семнадцать, но это был брак по любви, они же безумно любили друг друга, папа и мама. Они часто ей об этом рассказывали.

А у нее другое положение – она почти не знакома со Стоком и при этом твердо знает, что он ей не очень нравится.

– Но я не хочу обручаться, – сообщила она родителям. Одна только мысль об этом вызывала у нее панический страх.

Джейн Робертс улыбнулась и погладила ее, словно Лорен была строптивым щенком, которого требовалось успокоить.

– Это все нервы, дорогая, – ответила она. – Брак – шаг очень ответственный. Ваша помолвка продлится еще долго, так что будет время получше узнать друг друга. Сток приятный юноша, из прекрасной семьи. Мы с отцом просто счастливы за тебя.

О да, они были счастливы. А как быть с ней? Разве это не ей полагалось безудержно улыбаться и парить в облаках от радости?

Любовь, Все, что она об этом знала и читала, все говорило о том, что это волшебное чувство, но ей было тошно, и все тут. В третьем классе она была без ума от Сэмми Пилснера. Ей было восемь лет, и она пребывала в экстазе. Ее трясло при одном его виде.

В двенадцать она влюбилась в двоюродного брата, Брэда, костлявого юнца, на три года ее старше. Но виделись они только раз в году, когда он с родителями приезжал к ним на Рождество, так что она скоро выросла из этой любви.

В тринадцать у нее состоялось первое свидание. Совершенно ужасное.

В четырнадцать она впервые поцеловалась. Но это было еще хуже.

А в пятнадцать лет шесть месяцев сохраняла прочные отношения с Сэмми Пилснером и была ими вполне довольна. Теперь при виде Сэмми ее не трясло, во всяком случае так, как прежде, когда ей было всего восемь, но он хорошо целовался, и они провели много похотливых вечеров, жарко лаская друг друга, хотя она никогда не позволяла ему всего, чего бы ему хотелось, – она боялась забеременеть, даже когда он сгонял за пятьдесят миль в соседний город, чтобы купить резинки, и потом пытался убедить ее, что теперь все можно.

Затем отец Сэмми получил повышение по службе, и Сэмми уехал в Чикаго.

Она немного погоревала. Несколько месяцев они переписывались, но письма от него стали приходить все реже и реже, и она поняла, что снова свободна и может встречаться с кем захочет. Она и и встречалась с несколькими мальчиками. Однако все они хотели только одного. Но если она не позволила этого Сэмми, то почему должна была сдаться первому встречному?

А вот, между прочим, Сток не пытался оседлать ее. Еще нет.

– Я не хочу этой помолвки, – по секрету сказала она Мег.

– А все тебе та-а-ак завидуют, – пропела Мег. – Он уже подарил тебе кольцо? А когда ты ему это позволишь? Теперь ты просто должна, раз вы помолвлены.

– Но я этого не хочу, – возразила Лорен. Мег подмигнула:

– Чего не хочешь? Быть помолвленной или позволить?

– Конечно, не хочу помолвки, задница ты этакая!

– Какие прелестные слова в устах невинной девицы!

– Ты задница, – повторила Лорен.

Если бы ее сейчас слышал папа, он бы просто ее убил. Никто из ее родителей никогда не ругался, по крайней мере в ее присутствии, но однажды она слышала, как отец громко стонал и повторял все время: «Черт возьми, черт возьми». Ей было тогда одиннадцать, и она подслушивала у дверей их спальни.

Во всяком случае, ей известно, что говорят мужчины, когда занимаются сексом. Хотя Сэмми не стонал. Извиваясь от страсти, когда она делала то, чего порядочные девушки делать не должны, Сэмми обычно покрикивал: «Ковбои и индейцы! Нас атакуют! Вперед! Вперед!»

Вспомнив о Сэмми, она улыбнулась. Это у него она увидела пенис б первый раз – нельзя же считать тот случай, когда она вошла в ванную, где папа принимал душ. Он вспыхнул и

закричал, чтобы она сию же минуту убиралась вон. Ей тогда было десять лет. Вскоре после этого мама отвела ее в сторонку и попросила стучать в дверь, прежде чем входить в ванную комнату.

«Стук. Стук.

Кто там?

Лапа и это.

Но я обещаю, что не буду смотреть».

Сэмми Пилснер очень гордился этой мужской принадлежностью и очень хотел, чтобы она все время смотрела. По правде говоря, он хотел много большего.

И она соглашалась. Она думала, что любит его и, между прочим, таким образом не забеременеешь.

Она все знала об оральном сексе, прочла в журнале «Плейбой». Папа хранил несколько номеров журнала в подвале под замком. Однажды она обнаружила его клад и за несколько недель прочла все журналы до единого. В каждом номере было полно изображений голых женщин, всяких откровенных рисунков и карикатур и много статей о всевозможных видах сексуального общения. Ей не нравилось рассматривать все это, но узнала она многое. И Сэмми Пилснер просто не нарадовался.

Но все это было в прошлом, и теперь ей предстояло иметь дело со Стоком.

Через несколько дней он как бы нечаянно подошел к ней во время ленча и сказал, что его родители решили закатить им большую вечеринку в честь помолвки.

Ей хотелось сказать: «Но я вовсе не собиралась обручаться с тобой». Вместо этого она кивнула и вяло согласилась.

А может, Стоку это в ней как раз и нравится, что она все воспринимает без всякого энтузиазма? Звезда футбола и сын самого богатого в городе человека, он с шестого класса привык к тому, что девчонки просто виснут на нем. И может быть, ее прохладное отношение по контрасту ему кажется даже приятным?

– В субботу вечером, – сказал он, обнимая ее за плечи. – Моя мать договорится обо всем с твоей.

Вот ужас! Нет, надо с этим немедленно покончить. Но почему-то легче ничего не делать и пустить все на самотек. Она совсем как девушка из фильма «Совершеннолетняя». Та уже просто в церковь должна была идти, но внезапно явился прекрасный герой, чтобы ее спасти, и она бежала с ним. И она убежит, и оставит Стока с разинутым ртом, и он будет, наверное, похлопывать себя по ширинке, проверяя, не унесла ли она

с собой и это! Но вот вопрос: кто будет ее спасать? Сэмми Пилснер? Нет, не похоже. Он, наверное, развлекается теперь с какой-нибудь опытной чикагской девчушкой с длинными ногами и большим ртом.

Она вяло подумала: а вдруг мама когда-нибудь это делала папе? Но при одной только мысли она содрогнулась. Ни под каким видом! Он, наверное, даже не позволяет ей смотреть на это.

– У меня для тебя большой сюрприз, – сказал Сток, потихоньку нащупывая сквозь свитер бретельку ее лифчика.

– Какой? – нетерпеливо спросила она.

– Пока не бери в голову. Увидишь сама. «Вот задница».

По пути из школы она опять поднялась в отцовскую контору. И опять было закрыто. Лорен повертела ручку – удостовериться, что никого нет.

Спустившись по лестнице, она заскочила в магазин «Блэ-кли бразерс». Братья Блэкли были близнецами, оба толстые, обоим по пятьдесят, оба очень улыбчивые и с густыми кустистыми бровями. И Лорен всегда их путала.

– Привет, мистер Блэкли, – сказала она весело. – Как поживает ваша жена?

Он лучезарно улыбнулся:

– Она прекрасно бы поживала, будь я женат.

Опять осечка. Один из близнецов был женат, другой одинокий. В городе поговаривали, что одинокий гомосексуалист. Она усмехнулась:

– А я просто проверяла вас, я и так знаю, что это вы.

– Нет, не знаешь, – подмигнул он, – а я слышал, что ты помолвлена. Это очень хорошо, Лорен.

Это все папа разболтал. Теперь помолвка уже ни для кого не секрет.

– А вы не видели моего папочку? Он что-то опять рано ушел.

– Я не заметил, чтобы он уходил.

На дом задали ужасно много. И наверное, это хорошо, что она его не застала, а то бы они заговорились, она бы поздно пришла домой, и пришлось бы учить уроки даже во время обеда.

Лорен никогда не рассказывала папе, что обнаружила его таинственный клад с «Плейбоями». И маме, конечно, тоже.

– Твоя мама заказала электрические лампочки, – сказал мистер Блэкли, – но раз папа ушел…

– Давайте я их захвачу, – предложила она.

Он подал ей большой коричневый бумажный пакет, полный лампочек. Когда мама что-нибудь заказывала, она это делала солидно, оптом, полагая, что так экономнее.

Пакет не тяжелый – просто неудобный. Она надела школьную сумку на плечо и схватила пакет обеими руками.

– Пока, мистер Блэкли.

– До свидания, Лорен. Ты породнишься с прекрасной семьей. Одной из лучших в городе.

«И ни с кем я не породнюсь, мистер Блэкли. Просто я помолвлена. Временно. Просто мне не хочется сейчас суетиться, чтобы покончить со всем этим. И кроме того, я всегда стараюсь делать людям приятное. Потому что очень не люблю обижать кого-нибудь.

Потому что я дура!»

Но тут раздался звон разбитого стекла. Какой-то недотепа налетел на нее у вертящейся двери, и пакет упал.

– Дерьмо, – сказал недотепа. Он не сказал «Извини» или «Сожалею», а дерзко и прямо: «Дерьмо».

Она выжидающе молчала.

– Смотреть надо, куда идешь, – сказал он грубо. Она разозлилась:

– Это я должна смотреть?

– Ага. Ведь это ты на меня наткнулась.

– Да ничего подобного.

– Конечно, ты!

– Нет, не я!

И в ярости они уставились друг на друга, два чужака. Он был тощий и не очень высокий, с иссиня-черными кудрями, бледный, с небольшой ямочкой на подбородке и пронзительными зелеными глазами. В грязной белой рубашке с короткими рукавами под полинявшим хлопчатобумажным пиджаком. Джинсы были невообразимо грязные и рваные, кроссовки стоптанные, с обитыми носками.

Она почувствовала волнение.

– А ты не собираешься помочь мне все подобрать? – Ей стало любопытно, кто он такой.

Ник столь же внимательно разглядывал ее. Неплоха. Немного задается. Нет, с такими он еще дело не имел.

– Ладно, – пробормотал он и наклонился, чтобы помочь ей.

– А как насчет разбитых лампочек? – спросила она.

– Поди и попроси две заменить, ты ведь еще не вышла за порог, – сказал он, прикидывая, сколько времени потребуется, чтобы ее уложить. Провинциальная девушка. Наверное, еще девственница. Определенно за одно свидание не справиться.

Он наклонился к ней и почувствовал, как от нее пахнет лимонным мылом, а не какими-нибудь грошовыми духами. А волосы – длинные, блестящие, каштаново-рыжие. Он посмотрел на фигуру. Тоненькая, но вполне подходит.

– Этого я сделать не могу, – заявила она, поджав губы, – ты должен за них уплатить.

Он рассмеялся. Не очень приятно для слуха и насмешливо, будто сказал: «Это кому ж ты все говоришь?»

– Дорогуша моя, хорошо, если у меня хватит на пачку сигарет.

– Значит, я должна платить?

– Нет, не ТЫ, – он кивнул в сторону прилавка, где мистер Блэкли был занят разговором с покупателем. – Я же сказал, пойди к тому брюхану. Он отдаст тебе деньги.

– Не смей так называть мистера Блэкли, – прошептала она яростно.

– Но он же не слышит.

– А может, слышит!

– У него что, локаторы вместо ушей?

Но не успела она ответить, как появился папа, поспешно сбежавший с лестницы из конторы.

– Папочка! – воскликнула она, забыв на секунду о зеленоглазом незнакомце.

Но как только Ник услышал слово «папочка», он испарился. Он давно усвоил,' что от отцов надо держаться как можно дальше.

– Где же ты был? – спросила она, схватив отца за руку.

– Наверху. Работал.

– Но я поднималась наверх! Занавеска была спущена, а дверь заперта!

– Чепуха. А это что такое? – и он указал на осколки. Возбужденная неожиданной встречей, она оглянулась.

Юноша, что так внезапно наскочил на нее, исчез.

– О, я уронила мамины лампочки. Фил Робертс хохотнул:

– Ну что за женщина – опять запасается на ближайшие три года.

Лорен тоже хихикнула, они втайне дружно насмехались над склонностью мамы к подобным излишествам.

– Ну, ты же знаешь мамочку, – ответила Лорен.

– Да уж, действительно, – ответил отец. – Между прочим, Лорен, я все не находил момента сказать тебе наедине, как я рад, что ты обручилась. Сток многообещающий парень, уважающий традиционные ценности, из первоклассной семьи. – И добавил, помолчав: – Мы с мамой очень тобой гордимся.

«Дерьмо». Если незнакомец мог сказать это вслух, она может произнести это про себя.

«Да, полагаю, я помолвлена, – подумала она мрачно. – «И положение безвыходное. Пока».

7

Арета Мэй устроила так, что Ника приняли в босвеллскую школу второй ступени в середине семестра.

– Туда же ходит и Синдра, – сообщила она ему.

– А кто это, Синдра?

– Она будет тебе сестра, мальчик, и не забывай об этом. Красивая девушка, отсюда все ее неприятности. И я не хочу, чтобы у тебя они тоже были, так как вам придется спать всем вместе.

Как будто он не спит уже в теснотище вместе с Харланом и Льюком!

Он выманил у отца пару долларов и направился в город. Они не раз оседали в таких маленьких городках с одной бензоколонкой, но Босвелл получше других. Ник обследовал Главную улицу, заглянул в лавку металлических изделий, где в буквальном смысле слова налетел на девушку, он даже прикинул на мгновение, удастся ли ее уложить, но потом появился ее отец, и он побыстрее убрался. Но, как бы то ни было, она не очень ему по вкусу – слишком чистенькая.

Больше ему понравилась официантка в аптеке (*Аптеки с отделом, в котором можно перекусить, распространены в США. (Примеч. ред.))(. Лет двадцать пять, грудастая и немного косая.

Он скользнул к стойке и заказал кофе.

– Черный? – спросила она, почти не взглянув на него. Он подмигнул.

– Со сливками, дорогуша. И сливок побольше.

– Ты недавно в городе?

– Как это ты догадалась?

– Потому что, если бы ты был здешний, ты бы не пытался меня клеить. Знал бы, что Дэйв мой муж, – и она ткнула большим пальцем в сторону повара по закускам, угрюмого мужчины лет на десять постарше ее и с мощными мускулами. Но Нику не хотелось отступать.

– И тебе с ним хорошо в постели? Она насмешливо подняла брови:

– А тебе мамочка уже позволяет одному шляться по улицам?

И они одновременно расхохотались.

– Луиза, – сказала она. – Добро пожаловать в Босвелл.

– Дэйву повезло.

– А ты юнец зеленый. Между прочим, что ты здесь делаешь? Коротаешь время на пути в исправительную школу?

– Меня старик мой сюда привез.

Она налила ему чашку кофе, щедро подбавив сливок.

– А что делает он?

– Спит с бабой. Луиза вздохнула:

– Все мы спим с кем-нибудь, дорогой. Разве не так?

– Я должен ходить в школу, – сказал он, проглотив залпом кофе, – но я хотел бы работать по вечерам и в уик-энды, чтобы скопить деньжат. Ничего предложить не можешь?

– А что я, по-твоему, биржа труда? – сказала она, разглаживая клетчатый передник.

– Да я просто спросил. Она смягчилась:

– Может быть, Дэйв что знает.

Но тут ее внимание привлекла группа школьников, ввалившаяся с шумом и гомоном. Она подошла к ним, чтобы принять заказы. Ник стал их разглядывать. Ему не впервые приходилось начинать учиться в середине семестра, и всегда повторялась одна и та же история. Ребята в классе относились к нему подозрительно, и всегда среди них находился какой-нибудь потаскун, который пытался затеять с ним драку, а большинство девчонок притворялось, что его совсем не замечают, а сами очень замечали.

И каждый раз ему приходилось утверждаться, каждый чертов раз. А это означало задать жару мешку с дерьмом, школьному силачу, и уложить самую хорошенькую девчонку. Так или иначе, но ему удавалось и то и другое.

У Ника было одно золотое правило: «Никогда не играй честно». И оно себя оправдывало.

Придет день, и он навсегда покончит со школой, школьные занятия всегда портили ему настроение. Но сколько раз ему пришлось вот так доказывать всем, что с ним надо считаться!

Ребята поинтересовались у Луизы насчет него и оглядели с ног до головы. Две девчонки толкнули друг друга в бок. Здоровый парень с коротко остриженными волосами сказал что-то смешное, и все засмеялись.

Инстинктивно Ник почувствовал, что драться придется именно с этим парнем.

«Ты просто кусок дерьма, верзила. Я так тебе дам в пах, что ты долетишь до Майами и обратно».

Подошла Луиза и снова налила ему кофе.

Ник кивком указал на коротко остриженного.

– Не лезь с ним в драку, дорогой, – предупредила Луиза, – его отец, можно сказать, хозяин в городе.

– Нуда?

– Не сомневайся. – Она поправила длинную темно-каштановую прядь, лезшую в косые глаза. – Подожди, я поговорю с Дэйвом, у его брата Джорджа бензоколонка. Ты чего-нибудь смыслишь в автомобилях?

– Если машина не едет, я могу ее починить. Этого достаточно?

– Посмотрим, дорогой. Поглядим, что и как.

А в трейлере жизнь шла, как обычно. Примо сидел как приклеенный у телевизора, рыгая, накачиваясь пивом и закусывая соленым крекером.

Арета Мэй сутулилась над керосинкой, разогревая мясной рулет двухдневной свежести: ее хозяева давали ей право выбрасывать остатки еды на помойку или забирать их домой.

Харлан и Льюк играли во дворе, гоняя жестянки и прыгая туда-сюда по ржавому остову бывшего автомобиля.

Ник вышел и присоединился к ребятишкам.

– Когда-нибудь куплю себе «кадиллак», – сказал он, – такой чертовски большой красный «кадиллак», с кожаными сиденьями, и всюду хром.

– А ты покатаешь нас? – спросил Харлан, свято веря каждому его слову.

– Конечно, каждый день буду катать, если захочешь.

На следующий день вместе с Аретой Мэй он на автобусе доехал до школы. Она сказала ему, где сойти, и дала доллар.

– А это зачем? – спросил он, не желая ее благодеяний.

– Ну, вдруг понадобится, – сказала она стоически, глядя прямо перед собой.

Интересно, сколько платили в Босвелле горничным? Наверное, хозяин, щедро снабжая ее вчерашней едой и поношенной одеждой, считал, что они квиты?

Босвеллская школа второй ступени располагалась в свет-

ло-сером бетонном здании, с одной стороны его окаймляли зеленые лужайки, а с другой была огромная площадка для парковки. Группы учащихся направлялись к внушительному главному входу, и большинство из них только что вышли из своих личных машин.

Как всегда в таких случаях, Ник почувствовал какую-то леденящую пустоту в желудке. Он решил не обращать на это внимания. Сохранять невозмутимость. Не беситься. Он не позволит этим гадам унизить его.

Никого не спрашивая, как пройти, он нашел канцелярию и попросил внести себя в списки. Школьный секретарь неодобрительно оглядела его грязный костюм, состоявший из джинсов, рубашки с короткими рукавами и куртки.

– У нас в босвеллской школе нет официально рекомендуемой формы, но мы вправе ожидать, чтобы наши учащиеся всегда были опрятны и содержали себя в порядке, – сказала она, – а это значит, что нужно постоянно стирать и гладить свою одежду. И никаких рваных джинсов.

– Да, мэм. – Он надеялся, что больше они не увидятся.

– Классная комната номер три, мистер Анджело. Ваш преподаватель скажет вам, какие книги нужны.

– Спасибо, мэм.

Корова старая. Если бы он захотел, он бы сразу ее обаял.

8

– Нет, ты только полюбуйся, от него глаз не оторвешь, – и Мег, волнуясь, подтолкнула Лорен в бок локтем. – Нет, он просто великолепен.

Лорен рассеянно подняла глаза.

– Кто? – спросила она, думая совсем о другом.

– Он. Стоит у двери. Наверное, новый ученик. Дон еще вчера высмотрела его в аптеке и сразу влюбилась.

– Дон влюбляется каждый день.

– Знаю. Но этот, ой, прямо не знаю, как сказать, – у него такой задумчивый вид. – И Мег вскочила с места. – Я пойду поздороваюсь.

Лорен взглянула на дверь. И еще раз взглянула. Мег говорила о том парне, с которым она столкнулась в магазине металлических изделий Блэкли. О том самом, с зелеными глазами, что не стеснялся в выражениях.

– А кто это? – спросила она.

Но было уже поздно. Мег была на середине класса, но тут ее опередила Дон, спешившая с другой стороны. Лорен напряглась. Ну и пусть ведут себя как дурочки, если им угодно. Не такой уж он замечательный. Просто на других непохож…

А Мег уже заговорила с ним, и глаза ее сияли, а щеки вспыхнули. Лорен наблюдала за всем этим неодобрительно. Мег была ее лучшая подруга с начальной школы, но иногда она вела себя чересчур импульсивно. Ей бы надо быть посдержанней, пусть он сам за ней походит. Всем известно, что мальчики сами любят бегать за девочками и не любят, когда бывает наоборот.

Мег была хорошенькая: пышные золотистые волосы и серые глаза. Правда, весила на десять фунтов больше, чем полагается, и поэтому постоянно сидела на диете. Передние два зуба у нее были кривые, что иногда придавало ей кроличий вид.

Дон Ковак была потаскушка. Она красила черные волосы, у нее была большая грудь, и она употребляла слишком много косметики. На вид ей можно было дать не шестнадцать, а все тридцать.

Лорен наблюдала за действиями обеих – своей лучшей подружки и школьной шлюшки, как все называли Дон.

Наверное, он выберет Дон с ее черными волосами и большой грудью – так мальчики всегда поступали. На Мег было словно написано: «Это – девственница».

К удивлению Лорен, он выбрал Мег, позволив ей проводить себя к единственной свободной в классе парте и слушая с преувеличенным вниманием ее болтовню.

Лорен почувствовала легчайший укол ревности. Это было просто смешно, потому что она совершенно не хотела с ним знаться. Она помолвлена со Стоком Браунингом. Она очень, очень занятой человек, так что благодарю покорно.

Гм… А может быть, ей тоже надо было подойти и поздороваться?

Больно надо. Мег уже замечательно справилась с задачей знакомства, и он чувствовал себя обласканным.

Она перестала за ними наблюдать и открыла учебник по английской литературе. Но сосредоточиться было не так-то легко. Она не могла заставить себя не смотреть, что Мег будет делать дальше. А Мег направилась к парте с торжествующим видом.

И как только подошла, появилась учительница.

– Это просто фантастика, – шепнула Мег, садясь на место и глупо улыбаясь. – Он предложил встретиться.

– Предложил?

– Ага. Сегодня. – Где?

– Еще не знаю. Встречаемся в восемь у аптеки.

– Но твои родители никогда не пускают тебя даже на школьные вечера.

– А я скажу, что была у тебя и мы учили уроки.

– Мег, но тебе же о нем ничего не известно, как ты можешь идти к нему на свидание?

– Святая корова! Лорен, ты говоришь точь-в-точь как моя мама.

– Ничего подобного!

– Да нет, именно так.

– Девочки, – пронзительный голосок мисс Поттер, преподавательницы английской литературы, прервал их разговор. – Может быть, уделите нам всем чуточку внимания? – прибавила она саркастически. – Или нам выставить вашу парту за дверь, чтобы вы могли продолжать беседу без помехи?

– Извините, мисс Поттер, – хором ответили они, словно второклашки.

А Лорен не могла еще раз, очень быстро, не взглянуть на нового парня. Он поймал ее взгляд и тоже пристально на нее посмотрел.

Мег заслонила лицо учебником, чтобы подавить смешок.

– Ой, я так волнуюсь! – прошептала она. – Нет, он действительно просто замечательный.

– С ума сошла, – пробормотала Лорен, и на какое-то крохотное мгновение ей тоже захотелось сойти с ума.

Полненькая блондиночка шла на него решительно, словно гангстер. Он отдал предпочтение ей, а не брюнетке. Он сильно подозревал, что брюнетка гвоздит каждого желающего, и хотя ему тоже хотелось лечь, он совсем не желал подцепить грибок или, что похуже будет, гонорею.

Все сошло легко. Как всегда. Наверное, это из-за его зеленых глаз. Стоило ему внимательно взглянуть на девчонку и с минуту их не отводить – и они производили желаемое действие, девчонки просто теряли голову.

«Иисусе, у него все-таки кое-что есть! Господь дал ему зеленые глаза».

Он увидел, как та девчонка, с которой он вчера столкнулся в магазине, тоже на него смотрит. Не хотела смотреть, он видел, но не может удержаться. Может, покончив с блондинкой, он займется ей тоже, доставит небольшое удовольствие. Может быть…

Здесь в босвеллской школе легко будет развернуться, не то что в других городских школах, которые ему пришлось посещать. Школа была маленькая, типичная для маленького городка, и здесь он себя покажет во всем блеске. А того мясистого парня с короткой стрижкой что-то не видно. Наверное, подонок учится в другом классе, и это хорошо. Если повести себя с умом, то вообще можно не сталкиваться.

Но в глубине души он знал, что стычки не миновать. В глубине души он знал, что всегда найдется гадина, жаждущая перервать ему глотку.

После уроков он решил зайти в аптеку и узнать, не удалось ли Луизе что-нибудь подыскать с работенкой, а затем, если повезет, выпросить малость поесть и погулять до встречи с блондинкой.

Учительница его заметила, заставила встать и представиться. Иисусе! Вот занудство! Ему не понравилось, как они все стали на него глазеть. Интересно, может быть, доложить о своем социальном статусе и номере машины, разве им не интересно?

В перерыве на ленч он побрел за всеми в школьный кафетерий. Купил бутерброд с сыром, бутылку колы, нашел столик в углу и сел. Вскоре вошел тот стриженый в сопровождении восторженных поклонников, ловящих на лету каждое его слово.

Ник ел бутерброд и глядел. Вот блондиночка машет ему через весь зал. Ей, наверное, смерть как хочется опять с ним поболтать, но он решил держаться холодно. Ха! Он просто читает их мысли.

А затем в дверях показалась девушка из магазина и остановилась в нерешительности.

Он видел, что она заметила его, и почти надеялся, может быть, подойдет, но она не подошла.

А это что? Стриженый быстро встал и подошел, обнял ее и повел к своему столику. Дерьмо! Она, значит, его девушка! И сразу же Ник прикинул, легко ли будет ее уложить.

Да. Почему нет? Он всегда готов бросить вызов кому угодно.

– Насчет вечеринки полный порядок, – сказал Сток.

– Знаю, – ответила Лорен, – моя и твоя мать вот так, – и она показала два пальца, сложенные вместе.

Сток удовлетворенно улыбнулся:

– Только моя мать твоей помыкает.

Лорен оскорбилась:

– Что ты хочешь сказать? Он пожал плечами.

– Да она всеми готова помыкать, не исключая меня. – Лишь на секунду, но Лорен стало его жалко. Наверное, это просто ужасно иметь такую мать, как Дафна, эту огромную, всеми командующую женщину, всем указывающую своими ярко-красными губами, как и что делать.

– А Мег идет сегодня на свидание, – сказала она неожиданно, только чтобы как-то поддержать разговор.

– Неужели? – ответил он с полнейшим безразличием.

– Вон с тем новым парнем, – прибавила она.

– С каким новым парнем?

– Да ты знаешь, с тем, который сегодня появился.

– Да? – И было так явно, что ему абсолютно наплевать. Мег примчалась к ней домой за час до свидания, почти не владея собой. Она бросилась в комнату Лорен и сразу же подбежала к зеркалу.

– Как я выгляжу? – начесывая свои только что вымытые волосы, спросила она.

– Ужасно, – поддразнила ее Лорен.

– Что-о-о-о?

– Да я смеюсь.

– Пожалуйста, не смейся, – ответила Мег, – ведь у меня уже несколько месяцев не было ни одного свидания с порядочным парнем.

Лорен сидела на постели, скрестив ноги.

– Откуда ты знаешь, порядочный он или нет? Мег потеряла терпение:

– Что с тобой творится!

– Что творится со мной! – ответила Лорен сварливо. – Взгляни-ка на себя в зеркало. Ты без ума от парня, которого не знаешь. Ведь он, может, сексуальный маньяк, насильник, кто угодно…

– Ну, ты действительно полоумная.

– Спасибо. Комплименты принимаются с благодарностью.

– Можно подумать, что он тебе самой нравится. Лорен покраснела и спрыгнула с кровати.

– Не смеши.

– Но ты о нем забудь. Я его первая увидела, и он мой. А кроме того, ты все равно помолвлена, или ты об этом как-то позабыла?

Лорен сделала гримасу:

– Если бы я только могла…

– Чудесные речи, – ответила Мег, подворачивая новую юбку в поясе, чтобы она была покороче. – Как мои ноги?

– Ноги как ноги. А что мне сказать твоей матери, если она позвонит?

– Скажи, что я ушла в ванную. Но она вряд ли позвонит.

– Но это же может случиться!

– Какая ты заботливая!

– Позвони мне сразу же, как придешь домой. Я хочу знать все подробности.

Мег весело подмигнула:

– Да я не сомневаюсь, что хочешь.

– Привет, – сказала Мег, внезапно смутившись и подходя к Нику. Он стоял, прислонившись к стене у аптеки, и курил.

Увидев ее, Ник, широко махнув рукой, картинно бросил окурок на мостовую.

– Привет, – ответил он, беря ее за руку, словно они встречались уже несколько месяцев. – Ты хорошо выглядишь.

Она нервно хихикнула:

– Спасибо.

– Я правду говорю, – повторил он. – Очень хорошо. Он получил от Луизы бесплатный гамбургер, а от Дэйва сообщение, что он может работать на бензоколонке у его брата по субботам. Дела как будто поправляются. Теперь единственное, что надо, – пообжаться, и тогда он, может быть, хорошенько выспится, хотя это не так просто в присутствии Хар-лана и Льюка, которые всю ночь кашляют и обстреливают его с двух сторон.

– Куда мы идем? – спросила Мег, когда он повел ее по Главной улице.

– Наверное, еще успеем в кино.

Она уже видела «Похождения Посейдона», но что из этого?

– Превосходно, – сказала Мег, желая ему угодить.

«Превосходно». Гм… Наверное, все-таки надо было выбрать другую, брюнетку, чтобы действовать наверняка, эта еще просто младенец.

Они дошли до кинотеатра, но тут он отвел ее в сторонку от касс.

– Купи себе билет, войди в зал и впусти меня через запасной пожарный выход. Потому что я на бобах, понимаешь? – Он ободряюще стиснул ее локоть: – О'кей?

Купить билет? Обычно во время свиданий платят мальчики. Вот Лорен смеялась бы, если бы могла слышать его. Но… в этом все равно есть что-то необычное, волнующее.

– О'кей, – согласилась Мег. Он слегка подтолкнул ее к кассе:

– Это просто делается, сама увидишь.

Она купила билет и вошла в почти пустой кинозал. А затем, убедившись, что за ней никто не следит, быстро подошла к боковому запасному выходу, открыла тяжелую дверь и впустила Ника.

– Порядок, – сказал он и повел Мег в последний ряд, который очень кстати был пуст.

Фильм уже начался. Обняв ее, Ник откинулся в кресле и стал смотреть на экран. Через несколько минут он подвинулся поближе.

– Я сразу понял, что мы с тобой пара, как только увидел тебя, – сказал он тихо. – Это знаешь, как бы это выразиться, э… что-то особенное.

– Понимаю, – прошептала она в ответ, в восторге оттого, что они думают одинаково.

– Иногда это случается, – сказал он, поглаживая ее спину в свитере.

– Правда, – ответила Мег, которой стало довольно тепло.

– И мне нравится, что это так, – прибавил он, а другая его рука была уже вверху в опасной близости от ее левой груди.

Она открыла было рот, чтобы опять согласиться, но он впился в ее губы требовательным поцелуем, раздвигая их языком.

Она едва не задохнулась. Все произошло так быстро!

Ее последний мальчик, с которым она встречалась, три недели ждал, прежде чем поцеловаться или еще что-нибудь себе позволить. А рука Ника уже завладела ее грудью, и она знала, что должна оттолкнуть, но минутку можно повременить, приятное ощущение, очень. Правда, можно.

Ник сквозь свитер гладил сосок, описывая круги большим и указательным пальцами.

Она невольно простонала, когда он задрал свитер, в темноте нащупывая застежку на лифчике.

– Не надо, – еле выговорила она, уже хорошо понимая, что теперь это следует прекратить.

Но он не слушал. Он очень деловито расстегивал лифчик. Заключив в ладонь ее левую грудь, он наклонил голову и с большой сноровкой лизнул сосок.

Она попыталась оттолкнуть его голову.

– Нет, – прошептала Мег умоляюще.

– Да, – прошептал он в ответ.

– Кто-нибудь увидит!

– Здесь никого нет.

– Я не хочу так!

– Нет, хочешь.

И это была правда. Она хотела. На какое-то мгновение она расслабилась, отдаваясь чудесному ощущению, захватившему всю ее. Неужели и в этом чувстве есть что-то дурное?

Он стал посасывать сосок и в то же время прижал ее руку к расстегнутой ширинке. Господи Боже, она еще никогда не дотрагивалась до этого. О Боже! Она не должна, порядочным девушкам так не полагается, если, конечно, они не такие доступные, как Дон Ковак.

Она сделала решительную попытку отнять руку.

– Держи, – скомандовал Ник. – Он не кусается.

– Я не могу, – сказала она в отчаянии.

– Нет, можешь, – и он застонал, двигая ее рукой вверх-вниз и все быстрее… быстрее.

А затем что-то горячее, вязкое, влажное брызнуло прямо на нее.

– Господи, – опять простонал он. – О-о-о… Иисусе!

– Моя юбка, – в ужасе закричала Мег. – Ты испортил мне новую юбку!

Он откинулся назад, закрыл глаза и удовлетворенно, глубоко вздохнул. Добро пожаловать в Босвелл! Сегодня замечательный день.

9

Спотыкаясь о камни, Ник долго брел домой, думая о блондинке. Красивые грудки. Но слишком застенчива. Не для него. А то, что он сейчас сделал, это для мальчишек вроде Харлана.

Кого он обманывает, себя? Конечно, время от времени дать фонтан лучше, чем ничего. Он знал, что, попытайся он по-настоящему уложить ее, она дала бы деру. Сейчас, наверное, бьется в истерике над своей дурацкой юбкой. Почему эти девчонки так трясутся над своими одежками? Но с этой лучше не встречаться, подумал он. Лучше потратиться на пачку резинок и дать шанс брюнетке.

Девчонки, все они одинаковы. Все доступны. И ему было безразлично, что будет потом. Покончив с сексом, он всегда ощущал пустоту и равнодушие.

Когда он добрался наконец до трейлера, мальчики сидели на груде одеял, рассматривая изрядно потрепанные комиксы.

– Как дела? – спросил он весело, снимая куртку.

– А у тебя? – возразил Харлан.

– Ничего особенного, – и кивнул в сторону Льюка. – Почему он всегда молчит?

– Он просто не хочет говорить, – неожиданно сердито ответил Харлан.

– Что-нибудь случилось? – спросил Ник, раздеваясь.

– Не твое дело, – ответил Харлан, свирепея.

Ник пожал плечами и лег на свой шишковатый матрас, пытаясь устроиться поудобнее.

– И чтобы сегодня никакого обстрела, – сказал он строго, угрожающе взглянув на мальчиков.

Харлан встал, спустил шорты и нагнулся в сторону Ника: раздался звук.

– О, черт тебя побери, – с отвращением сморщил нос Ник. – Не будь я такой усталый, я сейчас отбил бы тебе всю задницу и забросил за трейлер. – Харлан повторил. Льюк засмеялся. По крайней мере, смеяться он мог.

Ник закрыл глаза. И почему-то стал думать о другой девушке, подружке того, стриженого. Нет, сказал он себе сурово, нечего нарываться на неприятности. Ведь честно говоря, все они в темноте одинаковые, и он еще не встречал такую, с кем хочешь не только лечь.

Утром он вошел в трейлер вслед за мальчиками, в надежде позавтракать. Арета Мэй поставила на стол несколько кусков черствого хлеба, намазанного лярдом. Он ухватил один.

Примо громко храпел, раскинувшись на продавленной постели.

Арета Мэй выглядела усталой, глаза у нее ввалились, губы сжались в прямую тонкую линию. Она хлопнула в ладоши.

– Вон, – сказала она мальчикам, – пошевеливайтесь, а то опоздаете. – А потом повернулась к Нику: – Я уплачу за твой проезд до конца недели, – сказала она, – а потом сам устраивайся.

– Не беспокойтесь, я нашел почасовую работу, – быстро ответил он. – Я буду работать на бензоколонке по субботам.

То, что он непохож на лентяя отца, произвело на нее впечатление.

– Это хорошо, – сказала она, вытирая руки о старую салфетку. – Это очень хорошо.

– Да, – и он кивнул.

Мег в школу опоздала. Она скользнула на место и стала рыться в книгах, делая вид, что очень занята.

– Ты мне не позвонила, – прошипела Лорен. – И мне не нравится такое отношение, тем более что я должна была обеспечивать тебе алиби.

– У меня были дела поважнее, – прошипела Мег в ответ.

– Какие?

– Отмывать испорченную юбку.

Мистер Льюкас многозначительно кашлянул и остановил на них свой пристальный взгляд…

Лорен взялась за книги. У нее было неудачное утро, пришлось слушать, как родители распространяются о предстоящей вечеринке. Прямо у нее на глазах они превращались в выскочек, которым открылся путь наверх, – и вот они обсуждали, что надеть, кто будет приглашен и как они должны себя вести в таком обществе.

– Сегодня поеду покупать новое выходное платье, – заявила с энтузиазмом Джейн, – и тебе Лорен, дорогая, мы тоже купим что-нибудь новое и хорошенькое.

Лорен ненавидела слово «хорошенький». Почему-то услышав его, она воображала бледно-розовые рюшки.

– Но мне не надо нового платья, – сказала она.

– Какие глупости! Сегодня после уроков и поедем. Пригласи с собой Мег.

Да, она просто не в состоянии увернуться от всего этого. Помолвка уже стала чем-то независящим от ее воли.

Как только мистер Льюкас объявил перерыв, она схватила Мег за руку.

– Ну? – спросила она, волнуясь. Мег затрясла локонами:

– Ты была права. Он сексуальный маньяк.

– Неужели?

– О, да.

– В самом деле?

– Я не вру.

– А что было?

– Он просто с ума по мне сходит.

– Верю. Но что ты с ним делала?

Мег вздохнула, готовясь рассказать все с самого начала, но прежде чем она приступила, в классе появился Ник. Он пришел на урок математики. А на его руке повисла, словно он ее собственность, Дон Ковак.

Ник подмигнул Мег и галантно спросил:

– Привет, как поживаешь?

– Прекрасно, – пробормотала она и залилась краской стыда и гнева.

– В саду натянут тент, – сказал Сток, поигрывая мускулами рук.

– А не будет холодно? – спросила Лорен.

Он ухмыльнулся: для этого существуют обогреватели.

– Но почему в саду? У вас такой большой дом, все поместятся.

Теперь он делал упражнения для коленок, сгибая и разгибая их.

– Таково мое желание.

– Сток, – просительно заговорила она. – Да?

– Может быть, не надо устраивать такую большую вечеринку?

Он продолжал делать коленные упражнения.

– Нет, обязательно надо. Как только уйдут старые трясуны, я просто взорвусь.

– Но все так суетятся. Я не уверена, что мне это нравится.

– Послушай, сахарочек, – прервал он ее, выпрямляясь, – поговорили, и хватит. Расслабься, тебе понравится.

– Понравится? – спросила она неуверенно.

– Конечно.

– О'кей, – сказала Лорен, все еще колеблясь и глядя, как ее мать разворачивалась у въезда в школьный двор в семейном вместительном автомобиле. – Я должна идти, мы едем в магазины.

– Тогда купи что-нибудь сексуальное, – усмехнулся он, неожиданно ущипнув ее пониже спины.

Она оттолкнула его руку:

– Не смей этого делать! Он хохотнул:

– А почему? Мы же помолвлены. Я скоро буду не только щипать твой зад.

«О нет, ты не будешь, – подумала она сердито. – Я скоро этому положу конец, вот только соберусь с духом, чтобы сказать обо всем родителям».

– О'кей, беби, до встречи. У меня сейчас футбольная тренировка, – он чмокнул ее в щеку и смылся.

– Вот счастливица, – вздохнула Сьюзи Харден, подойдя сзади.

Да уж, действительно, счастливица! Лорен не чувствовала никакой радости. Наоборот, она чувствовала себя крысой, загнанной в угол, перед которой только один путь – в капкан, который сразу же накрепко захлопнется.

Она и помыслить не могла о том, чтобы лечь со Стоком. Достаточно только представить его потные руки у себя на теле. И как он придавит ее своей огромной тушей. Ни за что!

– А где Мег? – спросила Сьюзи. – Вы же всегда вдвоем.

– Она неважно себя чувствует и пораньше ушла домой. И кто может ее за это осудить? Она была просто сражена,

когда увидела Ника вместе с Дон Ковак. Ведь вчера он был с ней, а теперь перекинулся на «всем дающую Ковак». Мальчишки! Кто их поймет! Да больно надо понимать!

Мать обогнула угол тротуара, остановилась у обочины, и Лорен села в машину.

– А где Мег? – спросила Джейн, поправляя заднее зеркало. – Я думала, что она тоже с нами поедет.

Наверное, надо повесить такое маленькое объявление: «Мег не придет.

Мег чувствует себя униженной, и у нее разбито сердце. Все представители мужского пола, помешавшиеся на сексе, – животные».

Вместо этого Лорен пожала плечами:

– Она не очень хорошо себя чувствует. Джейн забеспокоилась:

– Она не заболела? Надеюсь, нет. Нам совершенно теперь ни к чему, чтобы ты тоже чем-нибудь заразилась.

– Мег заразилась мальчиками. Джейн засмеялась:

– Ай вы, девчонки!

«Ха-ха», – подумала Лорен, увидев мельком, как Ник Ан-джело – теперь она знала его имя – выскочил из школы вместе с Дон Ковак, повисшей у него на руке.

Да, он действительно взбалмошный, человек настроения, просто нехороший парень. Она же предупреждала Мег, говорила, чтобы она с ним не связывалась. Но Мег не послушалась.

Ник Анджело. Гм… Но Мег говорила, что он замечательно целуется.

Ну и что?

Жизнь его научила одному: если собираешься уложить девчонку – действуй быстро. Никаких отговорок. Никаких проволочек. Врезал, и дело с концом.

С блондинкой вышла осечка. Дон ему подходила гораздо больше.

– Почему ты так долго сюда добирался? – спросила она у входа в школу.

– Это что значит? – спросил он, рассматривая ее внимательно

Она коснулась его щеки длинным ярко-красным ногтем.

– Я же такого, как ты, ждала всю жизнь! Родственные души. Она даже говорит его словами!

– Ну вот, – ответил он, – я и прибыл.

– Ну вот, – сказала она, многозначительно подмигнув, – я готова.

Дон Ковак жила с матерью-алкоголичкой на окраине городка. Не так скверно, как в трейлерном лагере, но тоже не сахар. Ничего в ней особенно привлекательного не было, только округлые формы и вызывающий вид, но она использовала их на полную мощность. Она была школьной шлюшкой, но, по крайней мере, благодаря своим общедоступным достоинствам, она пользовалась популярностью. За день она успела много ему рассказать о Босвелле. Маленький городок. Маленькие людишки. Никаких развлечений. Ничего не происходит. А ближайшее место, где что-то бывает, находится в пятидесяти милях от Босвелла, это городок Рипли – там есть бары, бывают танцы и мотоциклетные вылазки за город веселой компанией.

– У тебя есть машина? – был один из ее первых вопросов.

– Я могу иногда ее брать, – сказал он, подумав, что можно будет взять фургон, когда пьяный Примо отключится.

– Тогда мы с тобой хорошо повеселимся, – пообещала она, стараясь, чтобы это звучало соблазнительно.

«Но недолго, – подумал Ник, – и только пока это меня устраивает. Близко ко мне не подходи. Я здесь всего-навсего прохожий».

10

Когда Браунинги что-нибудь устраивали, они делали это с шиком. Над всем садом был натянут тент. Оркестр из трех человек играл то, что они считали танцевальной музыкой. Еды было сколько угодно. А на столах красовались скатерти из розового полотна и прекрасное серебро. В конце концов, Браунинги были самой богатой семьей в городе, и время от времени им нравилось это показать.

Сток рано заехал за Лорен, повез ее прямо к себе домой и с гордостью продемонстрировал приготовления к вечеринке.

– Когда старики улягутся, мы устроим здесь диско-джаз, похвастался он. – И будет много пива. По-настоящему много.

Он говорил так, словно она была особенной любительницей пива или еще чего-нибудь такого.

– Здорово, – промямлила она, одергивая лиф бледно-желтого платья, которое мать уговорила ее купить. Она выглядела в нем как подружка невесты на чьей-нибудь свадьбе.

– Ну а сейчас у меня есть кое-что специально для тебя, – сказал он, схватив ее за руку и отводя в уголок сада. «О, нет! Неужели настал решающий момент? И он хочет напасть на нее?»

– Что это? – пробормотала она, моля Бога, чтобы он не вздумал ее тут же повалить, хотя это было совершенно невероятно – в саду родительского дома и шестьдесят приглашенных гостей нагрянут с минуты на минуту.

– Вот, – сказал он гордо, втискивая маленькую, обтянутую кожей коробочку в ее безвольную ладонь.

Она нерешительно взяла ее.

– Давай, открывай, – сказал он.

Легко ему говорить. Ведь когда она ее откроет, она совсем запутается в сетях – ведь дураку ясно, что это обручальное кольцо.

– А я всегда мечтала поехать в Нью-Йорк, – вдруг вырвалось у нее, так ей хотелось отсрочить неминуемое.

– Ну и поедем, – заверил он ее, – в наш медовый месяц, если захочешь.

А когда же будет этот медовый месяц? На следующей неделе? События разворачивались так быстро, что у нее просто дух захватывало.

– Мы, наверное, сможем пожениться, только когда я окончу колледж, – сказал он, словно прочитав ее мысли. – Конечно, кажется, что еще долго до этого, но когда мы официально обручимся, это будет как если бы мы с тобой были муж и жена, правда?

Значит, отсрочка! Отсрочка!

– Но, конечно, если ты забеременеешь, мы поженимся раньше, – добавил он.

«Забеременеешь?» Он что, смеется? Для того чтобы забеременеть, надо иметь отношения, но она с ним в такие отношения не вступит ни за что. Никоим образом.

И с облегчением Лорен поняла, что нашла решение всех своих проблем. Никакого секса, а значит, и никаких обязательств. Когда она откажется иметь с ним дело, он разорвет помолвку. Он сам ее разорвет. Она будет считаться пострадавшей стороной, и родители не смогут на нее очень сердиться. Вот это выход!

Она бодро нажала на пружинку, коробочка открылась, и ее взору предстал сапфир в форме сердца, окруженный двенадцатью бриллиантами.

– Ой! – воскликнула она. – Какое красивое!

– Я знал, что тебе понравится, – сказал он, гордо ухмыляясь, – моя мамаша сама выбирала.

– Как романтично, – сухо ответила она. Но, как всегда, се ирония до него не дошла.

– Надень кольцо, – настаивал он, – посмотрим, как оно тебе.

Она послушалась, думая о дне, когда возвратит ему кольцо. Он взял ее руку и прижал к тому месту, которое так ловко обтягивали джинсы и которым он так гордился.

– Вот, чувствуй, – сказал он с горделивой усмешкой, – вот что ты со мной делаешь.

Она отдернула руку. Нет, их помолвка будет гораздо короче, чем думают окружающие.

Дон Ковак была девушкой его похотливых грез – всегда готова: всегда хочет и всегда может. Он знал, что о ней говорили, и ничему особенно не удивлялся, потому что Джои Пирсон уже просветил его как следует на ее счет. Джои был хороший парень – смешной, умный, слегка беспутный. Они сразу же подружились, когда оказалось, что оба обслуживают в субботу вечером одну и ту же бензоколонку.

– Понимаешь, – объяснил он Джои, – я в этом городишке не задержусь, и какое мне дело, что она спит со всеми и каждым, кто пожелает? Она как раз в моем вкусе – опытная.

Джои засмеялся:

– Конечно, лучше, когда девчонка знает, что к чему. Их обоих наняли парковать машины гостей на вечеринке, и они согласились – несколько лишних долларов не помешают.

На подъездной закругленной дорожке показался иссиня-черный «кадиллак»! Ник подбежал к дверце со стороны водителя и открыл ее. Сначала вышел мужчина. Его жена сидела сзади. И оттуда же поднялась Мег, которая быстро шмыгнула в дом.

– Что у тебя с ней? – спросил Джои. – Вы ведь ходили в кино? Или еще куда-нибудь?

– Да ничего не было, – с легкостью соврал Ник. Нечего всякие байки рассказывать. – Это была моя ошибка. Не ту выбрал. Но я только неделю как приехал в город, и сам знаешь, как это бывает.

Да, Джои знал. Он с матерью приехал из Чикаго в Босвелл год назад. Его отца, полицейского, убили в перестрелке с грабителями банка, и мать решила, что они должны для безопасности переехать в маленький городок.

– Когда мы только приехали, ма сказала, что это для моей защиты, – сказал Джои, гримасничая, – но как только мне исполнится восемнадцать, я отсюда делаю ноги. И вернусь в Чикаго. Больше никуда не хочу. И буду выступать.

Ник не понял:

– Выступать?

– Ну, знаешь, выступать со всякими смешными рассказами и шутками. Чтобы люди смеялись.

– По-моему, это здорово.

Джои порылся в карманах, нашел помятую сигарету. Разорвал ее надвое и половину протянул Нику. Они закурили от одной спички.

– Вот так, – сказал, глубоко затянувшись, Джои. – Вот, что я здесь делаю, а тебя что занесло в эту чертову дыру?

Ник с наслаждением курил.

– Мой старик меня сюда привез.

– А он чем занимается? Ник невесело рассмеялся:

– Спит с бабой.

– Очень приятное занятие.

– Очень. Он как бы женат на этой женщине… негритянке. – И замолчал. Джои об этом знать необязательно, и никому не следует знать. – Да так, дерьмо все это. Это временно, пока он здесь.

– Расскажи, как и что.

Но Ник был не в настроении откровенничать.

– Как-нибудь в другой раз, – сказал он, замолчав. Джои пожал плечами:

– Но я и сейчас никуда не тороплюсь.

Однако машины стали подъезжать чаще и надо было поспевать.

– Знаешь, этот Сток Браунинг – самый большой потаскун во всей школе, – сказал Джои, подбежав после того, как

припарковал «бьюик». – Этот подонок раз попытался меня избить, но я дал ему в пах и показал нож. Ник рассмеялся:

– Я знал, что мы с тобой споемся.

– Но вот что чудно, – продолжал Джои, – когда я учился в Чикаго, никто и никогда меня не пробовал бить.

– Но, может быть, это потому, что твой отец был полицейский?

– Да нет, просто там не было таких ублюдков, как Сток Браунинг.

– Ты к нему неравнодушен, а?

– Он настоящий гад. Хотел бы я знать, почему это Лорен с ним решила обручиться. Дерьмовски глупо.

– А у тебя с ней бывало?

– Сюда, дружище, не подступишься, они с Мег – девст-венницы.

– Но, может быть, она ему позволяет?

– Да, – с отвращением подтвердил Джои, – такое может случиться. Уж эти девчонки! Покажи им пачку денег, и они уж скачут вверх ногами от радости и, пожалуйста, готовы на все.

Еще один автомобиль въехал по дорожке и остановился перед домом.

– Это твой, – сказал Ник.

– Какая разница? – ответил Джои. – Все равно мы чаевые поделим пополам.

Ник кивнул:

– Верно.

Мег была в ярости.

– Он в саду, – пожаловалась она Лорен.

– Кто?

– Не спрашивай кто, – отрезала Мег, – ты знаешь кто. Он. Ник. Неужели недостаточно, что я должна видеть его в школе? А он и здесь оказался, отводит автомобили на стоянку. Я чувствую такое унижение. Ведь я приехала с родителями. Как ты могла устроить мне такое?

– Успокойся, Мег. Я и понятия не имела, что он будет здесь.

– О, конечно, ты не имела и понятия! Ты слишком занята своей помолвкой, чтобы замечать что-нибудь или кого-нибудь. А что я, по-твоему, должна чувствовать!

– Мег, – сказала Лорен терпеливо. – Три недели прошло после вашего свидания. Забудь об этом.

– Тебе легко говорить. А поставь себя на мое место, – ее голос звучал почти истерически. – Ведь он, по сути дела, меня изнасиловал.

Лорен обеспокоилась:

– Ты мне этого не говорила. Ты сказала, что он расстегнул твой лифчик и испортил юбку. Ты не рассказывала, что он пытался тебя изнасиловать. Потому что, если он пытался, ты должна бы заявить в полицию.

– Теперь это слишком поздно.

– Если это действительно было так, то никогда не поздно. Мег сморщилась.

– Я его ненавижу, – закричала она.

– И я тоже, – сказала Лорен, ведь она всегда была готова оказать поддержку подруге. Хотя честно говоря, Лорен не могла сказать, что ненавидит Ника – ведь она его не знала.

Конечно, она знала, что у него зеленые глаза. И черные кудрявые волосы. И красивый подбородок. И походка совсем как у Джеймса Дина.

Еще она знала, что он работает по субботам на бензоколонке, что подружился с Джои Пирсоном и почти каждый вечер встречается с Дон Ковак.

Да, она находила его загадочным и привлекательным, но об этом незначительном обстоятельстве она не могла сказать Мег, она должна держать язык за зубами.

– Тебе нравится вечеринка? – спросила она, чтобы поддержать разговор. Глаза у Мег сузились. Она взяла стакан разбавленного водой пунша.

– А как ты назовешь своего первенца, Сток-младший? – спросила она злорадно.

– Нет, конечно, если родится девочка, – ответила Лорен, мило улыбнувшись, и подошла к родителям, которые, по-видимому, просто наслаждались жизнью, получив возможность лизать кое-что всему браунингскому семейству.

Дон на вечеринку не приглашали. Во всяком случае, в официальном списке приглашенных она не значилась.

– Вот сюрприз, – приветствовала она Ника, приехав незадолго до полуночи в машине, битком набитой ее друзьями в кожаных куртках, у которых был такой вид, словно они все выскочили из «Вестсайдской истории». – Сток велел мне приехать попозже.

Эти ребята отличались от детей состоятельных родителей. Они были грубее, старше, курили марихуану, употребляли алкогольные напитки и на полную катушку запускали музыку Джоплин и Хендрикса.

Ник с ними не очень сошелся, но благодаря Дон он был знаком почти со всеми, они считали его своим.

За машиной следовали шесть-семь мотоциклов. Дон пригласила и своих друзей из Рипли.

– Привет, Ники, – она лизнула его в ухо, стараясь засунуть кончик языка поглубже. – Вот теперь вечеринка пойдет как надо. – Отведи машину и впусти нас.

– Да, давай, мужик, – поощрил его Джои. – Теперь уже мало приезжают, и я возьму все на себя.

– Но я не хочу тебя нагружать, – начал Ник.

– Иди, иди, завтра разделим все чаевые.

А, собственно, почему и не войти? Если Дон пригласили, он тоже может увязаться как ее дружок. Он ничем не хуже, чем все эти вновь приезжие ханыги.

И они ворвались шумной толпой, предвкушая возможность хорошенько повеселиться.

Сток, окруженный своими футбольными дружками и уже сильно пьяный, приветствовал их.

– Привет, мой желанный, – сказала Дон, весьма соблазнительная в своем сильно открытом джемпере и короткой юбке. И потерлась носом о его нос. – Это просто преступление, что ты нас покидаешь.

Сток хрипло засмеялся, подмигнул и рыгнул:

– Давайте, запускайте диско. И ты, Дон, возьми это на себя, чтобы все было как следует.

– Обязательно, мой красавчик, все, что пожелаешь. Я знаю, что говорю: все, что пожелаешь.

Он быстро высунул язык и непристойно стал вращать им:

– Я бы этого хотел.

Его друзья ржали. И Дон засмеялась тоже.

А Ник пошел в буфет. Значит, Сток спал с ней. Ничего удивительного.

Он выпил пива прямо из бутылки и внимательно огляделся вокруг. Да, красиво, как на выставке, и все стоит больших денег – и тент, и полный бар, много столиков и стульев и цветов полно, и всякой прочей чепухи. Была даже танцевальная площадка, куда Дон тащила теперь Стока, а парень, запустивший диско-музыку, согнал с насиженных мест трех музыкантов и дал на полную мощность импровизацию на тему роллинг-стоуновского «Сэтисфэкшн».

Последние из взрослых гостей поспешили к выходу. Дафна и Бенджамин Браунинг ушли давно.

Ник взял вторую бутылку пива.

– Ой, Боже, – сказала Мег, захлебываясь. – Он здесь. Что он здесь делает?

Лорен все это уже порядком надоело, Мег только и знала, что жаловалась весь вечер.

– Я должна уйти, – сказала Мег с безумным видом. Но Лорен совсем не собиралась ее задерживать.

– Увидимся завтра, – сказала она холодно.

– А ты остаешься? – удивилась Мег.

– Вечеринка, между прочим, в честь моей помолвки. Или ты упустила это из виду?

– Да, наверное, ты должна оставаться. Ты не против, если я уйду?

Нет, она была против, но как она могла просить Мег остаться?

– Нет, все в порядке.

– Спасибо, – и Мег мгновенно испарилась.

А Лорен вздохнула. Вот так поступают лучшие друзья. Ей хотелось сказать: «Нет, Мег, останься, ты мне нужна». А Стоку хорошо бы сказать: «До свиданья, ты мне не нужен».

Ее родителям вечеринка нравилась. Фил Робертс включил на полную катушку свое обаяние и переговорил о страховке со столькими многообещающими клиентами, скольких вообще мог вспомнить за все годы работы. Джейн Робертс вела себя как королева бала и танцевала с каждым стариком в городе.

Лорен танцевала со Стоком и его дружками. Ей пришлось танцевать даже с Бенджамином Браунингом, который слишком тесно прижимал ее к себе и дышал водочным перегаром в лицо. И теперь она уже готова была покончить с весельем, но у Стока на этот счет были другие соображения. Он как раз считал, что настоящее веселье только-только начинается.

Сток скатился с танцевальной площадки, вырвавшись из объятий Дон, и схватил Лорен.

– Пошли, сахарочек, это рок-н-ролл, – сказал он, пьяно ухмыляясь.

– Но я очень устала, – сказала она, – вечеринка слишком затянулась.

– Ты шутишь? – Он выкатил глаза. – Вечер только начинается.

– А твои родители знают, что ты пригласил всех этих, посторонних? – спросила она, указывая на толпу, пришедшую с Дон.

– А ты как думаешь? Я им сказал, что придут еще несколько человек, моих друзей. Да им все равно. Ведь это моя вечеринка. И я могу делать все, что захочу.

– Это наша вечеринка, – поправила она, – но я хочу домой.

Он в недоумении затряс головой.

– Ну ты иногда просто заноза какая-то. Вот выпей стаканчик пунша. Расслабься. И кончай с этим.

– Я уже выпила стаканчик, благодарю.

– Ну, выпей еще один. Он со специями. Да вечеринка только разворачивается, – и он хотел ее поцеловать. Она отшатнулась.

Он уязвленно рассмеялся:

– Ну, до чего же ты непорочная невеста!

После «Роллинг Стоунз» загремел Род Стюарт, и Лорен подтолкнула Стока к танцплощадке, где все его прихлебатели веселились вовсю.

– Иди, потанцуй опять с Дон. Она это любит, а я нет.

– Но если ты со мной, тебе лучше научиться это любить, – сказал он невнятно и, шатаясь, снова направился к Дон.

«Что она, в школе? Она будет учиться тому, что ему нравится. Бот так!»

Стоя у двери, Ник наблюдал за происходящим. То, что Дон опять ушла танцевать, его не трогало. Его интересовала другая девушка, Лорен, он должен в этом себе признаться.

Но в тот самый момент, когда он хотел было к ней направиться, знакомый голос сказал:

– А ты какого черта здесь делаешь, парень?

Это была Арета Мэй, но выглядящая совсем иначе, чем дома. Ее курчавые рыжие волосы были гладко зачесаны назад, и на тощем теле белел накрахмаленный передник горничной.

– Я могу вам задать тот же вопрос, – ответил он дерзко. Она обожгла его взглядом.

– Я здесь работаю, – сказала она, – а тебе лучше бы смотаться отсюда. – Она балансировала на ходу подносом с грязными стаканами и прошла мимо него в дом.

К черту! Она ему не мать. И он вовсе не должен ее слушаться.

Лорен все еще была одна. Воспользовавшись этим, он быстро подошел и сел рядом.

– Как поживаешь? – сказал он небрежно.

Она повернулась и смерила его взглядом. Они не были формально представлены друг другу, но какое это имело значение?

«О Господи, Мег взбесится, если узнает, что она с ним разговаривала.

– А, привет, – ответила она, стараясь говорить так же небрежно.

Он кивнул в сторону Дон и Стока на танцплощадке:

– Они хорошо друг другу подходят, просто парочка, а?

– Гм, – ответила она, давая понять, что не собирается обсуждать эту тему.

– Разве это не ты должна с ним танцевать? – спросил он и взял сигарету из коробки на столе.

Он не робкого десятка. И прекрасно знает, что именно она сейчас должна танцевать со Стоком.

– Ну, и почему же ты с ним не танцуешь? – настойчиво переспросил он. – Не любишь танцевать?

– А ты? – ответила она вопросом на вопрос.

Он удостоил ее продолжительного зеленоглазого взгляда.

– Только с кем-нибудь стоящим.

Их глаза на мгновение встретились, она почувствовала опасность и быстро отвела взгляд.

– Я… мне надо идти, – сказала она, вставая.

– А господин герой футбола не в состоянии отвезти тебя домой? – спросил он, тоже вставая.

«Интересно, почему у нее так стучит сердце?»

– Но тебя ведь это не касается, правда? Он продолжал глядеть на нее:

– Но могло бы касаться.

– Прошу прощения?

Да, эта девушка не так реагировала на него, как все остальные. Надо проявить чуть больше заинтересованности.

– Почему ты такая уравновешенная? – спросил он, решив, что таким вопросом он как раз и собьет ее с ног.

– Это не я уравновешенная, – ответила Лорен, защищаясь, – это ты грубиян.

– Да? А что такого я сделал?

– Мне – ничего.

– То есть?

– Ты знаешь.

– Нет, не знаю. Что?

Она уже пожалела, что завела этот разговор, но отступать было некуда. Слова вырвались сами.

– А то, как ты поступил с Мег. Ты пригласил ее на сви-

дание, испачкал и бросил. Что, по-твоему, она должна сейчас чувствовать?

«Дерьмовое положение! Всегда неприятности с этими девушками, вечно они друг другу все рассказывают».

– Значит, она обо мне рассказала?

– Мег – моя самая близкая подруга.

«Нет, перед этой притворяться нельзя, – решил он, – надо говорить ей правду».

– Она хорошая девушка, – сказал Ник, – но не для меня, и поэтому… больше я с ней не встречался. И я, наоборот, думал, что сделал ей одолжение.

Полная решимости отстоять честь Мег, Лорен взглянула ему прямо в глаза.

– Это называется одолжением? – спросила она, не веря своим ушам. – Ты не то, чтобы умеешь ухаживать, но зато умеешь портить жизнь.

Пожалуй, надо переменить тему:

– А между прочим, почему ты сама обручилась с этим потаскуном?

Два красных пятна вспыхнули у нее на щеках:

– Ты сам потаскун. Ты ведь даже с ним незнаком.

– Ну, да ладно, ты же знаешь сама, что он такое. – Ник помолчал немного, а потом сказал: – А сейчас ты мне скажешь, что ты самая счастливая девушка на свете!

– А что ты думаешь о себе самом, ты-то кто?

– Я? Да я просто прохожий, дорогуша!

– Не смей называть меня дорогуша!

– Это почему же, – поддразнил он, – может, тебе вообще не нравится, когда тебя так называют?

На мгновение их глаза встретились. Он выдержал ее взгляд. Она же отвела глаза и отошла.

Непонятно почему, но сердце у нее громко стучало, когда она поспешно шла к выходу. Ник Анджело был опасен, и она это понимала.

11

Уже несколько часов Синдра Анджело ехала в автобусе. Она устала и была грязная. Одежда измялась и тяготила Син-дру. Ноги болели, и хотелось есть. Она выглянула из окошка. Шел дождь. Дождь шел всегда.

Ей три раза пришлось переменить место. Каждый раз, как автобус останавливался и входили новые пассажиры, всегда находился какой-нибудь парень, норовивший сесть рядом с ней. Через несколько минут он подвигался к ней слишком близко, и она снова была вынуждена пересаживаться.

А ведь она совсем не поощряла их, они сами приставали к ней, независимо ни от чего. Свиньи!

То, что было в Канзас-Сити, – просто кошмар. Она остановилась у дальних родственников матери, и сразу же мужская половина семьи только и норовила пустить руки в ход. Вечная история: любой встречный хотел заманить ее в постель. А она сама что? Разве она их поощряла? Может, чем-то намеренно привлекала их внимание? Ничего подобного!

Она открыла старую сумочку, достала пудреницу с разбитым зеркалом и стала внимательно разглядывать в нем лицо. Она не была белой. Не была она и черной. Она была никем.

Ей никогда не приходило в голову, что она унаследовала лучшее, что могли дать оба мира. Кожа у нее была самого красивого оливкового оттенка, к тому же гладкая и чистая. Иссиня-черные волосы – длинные и густые. Глаза прекрасные, бархатные, карие. Линия подбородка решительная, а скулы чуть-чуть выдавались. Она была особенная. По правде говоря, она была очень красивой молодой девушкой.

Автобус остановился, и вошли двое мужчин. Вскоре один из них скользнул по проходу и сел рядом.

– Привет, милочка, – сказал он протяжно, – куда держим путь?

– Не ваше дело, – ответила она, отворачиваясь к окошку.

– Ну, зачем же так недружелюбно, – пожаловался он. Но она не обращала на него ни малейшего внимания, и, наконец, поняв намек, он удалился.

Может быть, она сумасшедшая, что едет опять домой, в то время как могла бы остаться в Канзас-Сити и найти себе какую-нибудь работу.

И конечно, нашла бы, что-нибудь этакое необычное. Могла бы подцеплять мужчин сколько угодно, быть «телефонной» девушкой, заняться стриптизом, танцевать в ресторанах – для такой, как она, существует миллион возможностей. Но у Синдры были другие, более серьезные планы. Она еще не знает как, но попытается чего-то в жизни добиться, и никто ее не остановит.

Она ездила в Канзас-Сити делать аборт. Оплаченный, как она подозревала, человеком, который ее изнасиловал. Конечно, никто бы в городе не поверил, что это он изнасиловал ее.

Ее мать так и сказала, что она сама виновата и, наверное, побудила его.

Но она никогда ничего такого не делала. Она ненавидела его, всегда ненавидела.

Мистера Бенджамина Браунинга. Богатого бизнесмена. Счастливого семьянина. Лицемерного сукина сына.

Браунинги. Хозяева матери. Образованные, занимающие высокое положение Браунинги.

О, она могла бы всем порассказать кое-что об этой замечательной, богатой и уважаемой семье. Ей выпала незавидная участь – знать их всю свою жизнь.

Когда она была маленькой, мать все время брала ее с собой и оставляла в одной из задних комнат, пока работала по дому. Иногда туда заходил Бенджамин Браунинг и трогал ее. Она была сначала очень мала, чтобы понимать, что это значит, но по мере того как росла, все больше боялась ходить в этот дом. Когда ей исполнилось пять, она попыталась что-то сказать матери. Арета Мэй больно шлепнула ее и сказала:

– Не смей говорить такое о Мистере Браунинге. Я работаю у этих людей. И больше никогда ничего дурного не затевай.

Так Синдра научилась молчать. Но, по крайней мере, мать перестала таскать ее в этот дом – вместо этого она отдала ее в детский сад, куда завозила по дороге на работу.

В школе ей тоже приходилось нелегко. Над ней смеялись, потому что была небелая, и ее сторонились, потому что мать была горничной. Несколько раз ее били старшие школьники. Поэтому она научилась остерегаться. Но оказалось, что научилась плохо.

Будь проклят Бенджамин Браунинг! Достопочтенный и уважаемый столп общества! Будь проклят он, и его деньги, и все, что с ним связано!

Она отсутствовала месяц. Аборт оказался кошмаром. Его сделали в заброшенном ветхом домишке какая-то женщина с острым лицом и седой мужчина с костлявыми белыми руками, который называл ее «девица» и относился к ней как к проститутке. У нее началось сильнейшее кровотечение, и так продолжалось несколько часов. В конце концов, они вынуждены были привезти ее в ближайшую больницу, где бросили ее на крыльце, словно она была кусок мяса, доставляемый по утрам от мясника.

– Что с тобой случилось? – спросил врач и затем потребовал: – Нам нужны имена этих людей. Ты обязана сказать, кто с тобой такое натворил.

Но она не могла исполнить его просьбу и молчала, как молчала всю жизнь.

А теперь она возвращалась домой и не могла понять, рада этому или нет?

– Сколько тебе лет? – спросил врач в больнице.

– Двадцать один, – соврала она.

– Не думаю, – ответил он.

И он был прав. Ей исполнилось шестнадцать. Чудесные шестнадцать лет!

Она вздохнула и погрузилась в мечты. Настанет день, и она уберется из Босвелла насовсем. Настанет день, и имя Синдры Анджело что-нибудь да будет значить.

Когда она приехала, дождь почти перестал. Водитель помахал ей на прощание, она подхватила мешок и пустилась в долгий путь, до трейлерного лагеря. Вообще-то она была почти рада, что вернулась. По крайней мере, увидит Харлана и Льюка. Они были хорошие ребятишки, и она искренно их любила. Арету Мэй она не любила, хотя против воли уважала за то, что та ухитрилась выжить, полагаясь только на себя, с тремя детьми, которых надо было поднимать.

Когда Синдре было шесть, она спросила, кто ее отец.

– Нечего тебе думать об этом, – ответила Арета Мэй, – это мое дело и тебя не касается. – Она знала только, что он белый, и это все, что ей было о нем известно. Харлан и Льюк родились от черного по имени Джед, который два года жил с ними в трейлере, но однажды, когда Арета Мэй была на работе, исчез. Больше о Джеде они ничего не слышали и никогда его не видели, что было очень хорошо, потому что его интерес к маленькой Синдре был теплее, чем полагается иметь отчиму.

Идя по безлюдной тропинке, она начала думать, что бы она такое сделала с Бенджамином Браунингом. Хорошо бы его убить. А если это не удастся, то изуродовать. Повесить бы его за это самое место…

Но она знала, что ничего такого она сделать бы просто не смогла. И это была ее скверная тайна, и это мучило ее.

Она вспомнила, как это случилось, и стала думать, нельзя ли было этого как-нибудь избежать.

Нет. Невозможно. Этот человек – дикий зверь. А кроме того, в нем больше шести футов росту и весит он по крайней мере двести фунтов, а она маленькая, всего пять футов пять дюймов и весу сто пятнадцать фунтов. Тут не поборешься.

Случилось это во вторник. Арета Мэй заболела гриппом, и по ее просьбе Синдра отпросилась из школы, чтобы ее заменить. У Браунингов была вторая горничная, но она тоже заболела, так что Синдра была одна в доме. Миссис Браунинг уехала по магазинам, Сток был в школе, а мистер Браунинг в своей конторе.

Он вернулся домой рано, все время кашляя и отхаркиваясь.

– Плохо чувствую себя. Кругом этот проклятый грипп, – пожаловался он, ослабляя узел на галстуке. – Будь хорошей девочкой, приготовь мне горячего чая с лимоном. Я буду наверху.

Он ей не нравился, но у нее не было сейчас причины опасаться его. Теперь она была взрослая девушка, и он ни разу не притронулся к ней после того, как ей исполнилось пять.

Она приготовила чай в просторной кухне, поставила фарфоровую чашку на поднос, на такое же фарфоровое блюдечко положила несколько ломтиков лимона и поднялась наверх в спальню хозяина.

Он был в ванной.

– Поставь чай на столик около кровати и постели постель, – крикнул он ей оттуда.

Она сделала все, как он сказал, попробовав на ощупь прекрасные тонкие простыни, и подумала, как, наверное, хорошо спится на таких роскошных простынях.

Мистер Браунинг вышел из ванной в легком халате. День был теплый, и окно открыто. На лужайке работал садовник.

– Закрой окно, – велел мистер Браунинг и откашлялся. Она подошла к окну и закрыла. Но прежде чем она успела

повернуться, он обхватил ее сзади, повалил на постель, поднял юбку и стал рвать на ней ситцевые трусики.

Она так испугалась, что почти не могла оказать сопротивления.

– Перестаньте, – промямлила она, пытаясь вырваться из его рук.

– Дай мне, дай свою черненькую… – бормотал он, все более возбуждаясь и грубо овладевая ею.

От шока она даже не могла кричать, все случилось так быстро.

А мистер Браунинг наслаждался.

– Ну, давай, черная шлюшка, давай, давай, сделай мне хорошо, – хрюкал он.

В отчаянии она попыталась сбросить его.

– А вот это я люблю, – проскрипел он, – сопротивляйся – мне это нравится, мне нравится, что ты не даешься.

И вот он был уже в ней, разорвав все внутри, причинив ужасную боль. Синдре показалось, что она вскрикнула, но она не была уверена. И что бы она ни делала, он все продолжал свое, он был вне себя, пока долгий вопль не ознаменовал, что он наконец кончил.

Он обмяк на ней и так лежал несколько секунд, почти задушив ее своей тяжестью. Затем он встал, и она услышала, что он идет в ванную.

Подтянув ноги к животу, она заплакала навзрыд.

Через несколько минут он вышел из ванной полностью одетый, словно ничего не произошло.

– Я не стал принимать душ, – сказал он доверительно, – хочу, чтобы пахло тобой весь день. – Он подошел к двери и остановился. – Между прочим, скоро вернется домой миссис Браунинг, ты лучше перестань хныкать и перемени простыни, а то эти все в крови.

Через шесть недель она поняла, что беременна. Ей не с кем было поделиться, кроме матери, и она ей рассказала все. Арета Мэй слушала молча, и лицо ее потемнело от гнева. Когда Синдра кончила, мать резко сказала:

– Никогда ничего не придумывай и не говори об этих людях, поняла?

– Но это правда.

Арета Мэй дала ей пощечину:

– Заткнись! Ты меня слышала, девушка? Я сама этим займусь, но ты никогда не должна больше об этом говорить. Никогда!

Каким-то образом Арета Мэй раздобыла денег, чтобы послать ее в Канзас-Сити.

И вот теперь она вернулась и надеялась, что Арета Мэй больше не будет заставлять ее ходить в школу. Будет гораздо лучше, если она не станет больше учиться, а устроится на работу, лишние деньги им определенно не помешают.

Дождь перестал, но дорога была еще грязная. Она не боялась идти в темноте. Здесь не было уличных фонарей, но она знала каждый закоулок. Она всю жизнь прожила в трейлерном парке.

Подойдя к их трейлеру, она удивилась: в окошках горел свет и телевизор орал во всю мочь. Это не похоже на ее мать – она рано ложится.

Она открыла дверь и вошла.

На кровати лежал человек и смотрел телевизор. В руке у него была банка пива, а на лице – глупая улыбка. Он смеялся над чем-то, что только что сказал Джонни Карсон.

Синдра остановилась как вкопанная.

– Вы кто? – спросила она в тревоге. Он грузно приподнялся:

– А ты кто, черт возьми?

– Где моя мать? – Спросила она резко. – Где Арета Мэй? Примо уставился на хорошенькую девушку перед ним.

– Че-ерт! – воскликнул он. – Ты, значит, моя дочь. Так подойди и хорошенько поздоровайся со своим папочкой.

12

После вечеринки Сток заметно приутих. Родители устроили ему головомойку за то, что он наприглашал слишком много людей и прием по случаю помолвки превратился в настоящий бедлам. Когда Лорен ушла, он с пьяных глаз пустился во все тяжкие со своими так называемыми друзьями, которые стали крушить, бить, стащили на землю тент и учинили погром. Мистеру Браунингу было не до шуток.

– Я не виноват, – жаловался Сток Лорен, – ты же там тоже была, почему ты меня не остановила, почему позволила впустить их вообще?

– Потому что я тебе не нянька, – сказала она резко, – ты сам во всем виноват!

Так оно и было на самом деле. Что он воображает? Что она – мать, чтобы приглядывать за ним?

Они все препирались и не могли остановиться.

Лорен чувствовала себя несчастной, но по-прежнему не знала, что делать. Может быть, вернуть ему кольцо? Она понимала, что именно это она и должна сделать, но ей не хотелось делать этого именно сейчас, когда у него неприятности с родителями. Отец урезал ему содержание. Мать едва разговаривала с ним. Разве могла она выступить сейчас против него?

А Сток все жаловался. Лорен решила, что, как только он немного успокоится, она начнет действовать. А тем временем она с головой погрузилась в школьные дела. Они репетировали «Кошку на раскаленной крыше»(*Пьеса американского драматурга Теннесси Уильямса. (Примеч. пер.)). У нее была чудесная главная роль «Кошки» – Мэгги, и это было восхитительно. А ее мужа Брика играл ученик последнего класса Деннис Райверс. Мало того что Деннис был очень красивый, он еще и играл потрясающе. Ходили слухи, что он вообще-то любит мальчиков, а не девочек. Но Лорен было совершенно безразлично,

кого он любит, она чувствовала себя польщенной, что может играть с ним.

Драматической группой ведала Бетти Харрис. Раз в неделю она проводила репетицию в холле старой церкви.

Бетти была непохожа на других учителей. Толстая, взрывная, с вечно пылающими щеками и соломенными волосами, всегда будто непричесанная. Ей нравились широкие цветастые одежды, говорила она задыхаясь и очень громко, и всем хотелось играть получше, чтобы она осталась довольна.

Что касается Лорен, то для нее репетиция была самым волнующим событием недели.

– А я слышала, что ты, Лорен, дорогая, уже обручилась, – сказала Бетти вместо приветствия.

Лорен кивнула.

– Ты для этого слишком еще молода, – покачав головой, сказала опытная Бетти, – слишком рано.

И Лорен опять кивнула. Хоть кто-то ее понимает. Когда все ученики были в сборе, Бетти объявила:

– У меня для всех большой сюрприз, – и всплеснула руками. – Вы часто слышали от меня о моем брате Харринггоне Харрисе, знаменитом нью-йоркском режиссере. Ну и вот, на следующей неделе он собирается посетить Босвелл.

Послышался одобрительный шум.

– Вы можете сами убедиться, что я ничего не приврала, – продолжала она, и ее розовые щеки запылали еще пуще, – и он очень скоро будет здесь. – Она перевела дыхание. Ее выпуклые глаза молниеносно обежали всех присутствующих и остановились на ком-то в заднем ряду. – И еще об одном: прежде чем мы начнем сегодня репетировать, я хотела бы приветствовать новичка в нашей группе. Давайте все поздороваемся с Ником Анджело.

В изумлении Лорен обернулась. В конце холла, небрежно прислонившись к стене, стоял Ник, как всегда, в своих рваных джинсах и грязной куртке.

Мег толкнула ее в бок.

– Я просто умираю, – прошептала она. – Если бы я могла отвлечь его от Дон, то, может быть, у меня появился бы еще один шанс.

– А ты все еще хочешь попробовать? Я думала, ты его ненавидишь.

– Знаю, – согласилась Мег, – но ведь другого-то нет? Я хочу сказать, и ты должна с этим согласиться, что он действительно замечательный.

– Да, – неохотно пришлось согласиться Лорен, – в своем собственном резком, бесшабашном стиле он, конечно, замечательный.

Синдра была неприятно поражена и очень разозлилась, узнав, что, пока она отсутствовала, мать пустила к себе жить своего столь долго пропадавшего мужа и его сына-оборванца. Синдра прежде даже не подозревала о существовании этого мужа. И вдобавок этот человек объявил, что он ее отец. Ее отец, Господи Боже мой! Белый бродяга, дерьмо, на которого даже смотреть противно.

– Я отсюда отчалю, – пригрозила она.

– А куда ты подашься, девушка? – спросила Арета Мэй, кривя рот в усмешке.

Синдра была готова заплакать:

– Устроюсь на работу, найду что-нибудь. Но здесь я не останусь.

Так они спорили и ругались до бесконечности, пока наконец Синдра не поняла, что это все ни к чему. У нее не было денег, и ей некуда было податься. Опять она оказалась в ловушке.

– Будешь спать в другом трейлере, с братьями, – сказала Арета Мэй. Она была рада снова увидеть дочь, но ей не нравились беспокойство и заботы, которые она принесла с собой.

Синдра поселилась в соседнем старом трейлере. Она разделила и без того тесное пространство надвое, повесив простыню, и отказалась разговаривать с Ником:

– Ко мне не ходи, и у нас не будет неприятностей, понял? Он искоса взглянул на нее, все еще пытаясь смириться с тем, что у него и в самом деле есть сводная сестра, да к тому же черная.

– Что я тебе сделал? – спросил он как-то. – Я не виноват, что мы здесь застряли.

– Достаточно того, что ты здесь, ты и твой проклятый папочка, – ответила она, и ее карие глаза сверкнули. – Он для меня никто.

– Да, конечно, не считая того, что он тебе папаша.

– Иди в задницу со своим папашей! – выпалила она. – Я вас обоих ненавижу!

Она была хорошенькая, но уж больно занозистая. И больше он с ней не заговаривал.

А между тем его дела на бензоколонке шли как надо. Теперь он работал не только в субботу вечером, но и в воскресенье утром. Каждую неделю он давал несколько долларов

Арете Мэй и припрятывал почти все, что оставалось. Когда Примо узнал, что он подрабатывает, то вскоре предъявил требования.

– Ничего нет, – ответил Ник.

– А что, черт возьми, я должен делать? – пожаловался Примо.

– Почему тебе тоже не поискать работу? – ответил Ник, снова бросая ему вызов.

Примо нагнулся и р-раз – взмахнул в воздухе тяжелым кулаком.

Но Ник был слишком взрослым и опытным, чтобы знать, чего следует ожидать от Примо, и вовремя увернулся.

Синдра отказалась по утрам ходить с ним вместе в школу и даже сидеть рядом в автобусе. Он заметил, что в школе она еще более одинока, чем он, хотя по субботам вечером якшалась с ребятами из Рипли.

Примо вел себя так, словно осуществлялась великая Американская мечта. После возвращения Синдры он вошел в роль заботливого папаши.

– Не желаю, чтобы моя дочь гуляла допоздна, – известил он Арету Мэй.

– Ты поздно хватился, чтобы отдавать ей приказания, теперь она ничего от тебя не примет.

– Но она моя дочь, – орал Примо, – и это я устанавливаю здесь порядки.

Арета Мэй устало покачала головой. Да, спустя семнадцать лет Примо наконец вернулся, но вот вопрос, а так ли уж он ей нужен?

Сцена из «Кошки на раскаленной крыше» удавалась великолепно. Лорен сияла, ей нравилось играть Мэгги, особенно с таким Бриком, как Деннис.

После занятий Бетти Харрис ее похвалила:

– Отлично, Лорен, милая. У тебя в самом деле есть талант. Лорен была в восторге:

– Да? Знаете, когда-нибудь я хотела бы поехать в Нью-Йорк. Смогу я там получить возможность играть?

– Актерское ремесло – ненадежное и трудное дело, – ответила Бетти. На ней были широкий кафтан со множеством позолоченных цепочек, и каждый раз, когда она открывала рот, они начинали звенеть. – Слишком много актеров и слишком мало ролей.

– Но мне так хотелось бы попытаться, – откровенно призналась Лорен.

– Попытка может быть удачной, но не рассчитывай, что сможешь этим зарабатывать себе на жизнь, это слишком неверная профессия.

После занятий ее встретил Сток. Он с видом собственника взял ее за руку и, заметив Ника, спросил:

– А что здесь делает этот оборванец? Лорен сейчас же встала на его защиту:

– Он не оборванец.

– А кто же он? Ты только посмотри на него, вечно в своем рванье, он что, считает себя Джеймсом Дином?

– Не у каждого столько денег, чтобы выглядеть так, как ты, – заметила она сдержанно.

– Не каждый может выглядеть, как я, – хвастливо ответил Сток.

Они зашли в аптеку выпить содовой. В местном театре шла пьеса «Какими мы были». Лорен хотелось ее посмотреть, но Стоку было неинтересно.

– Ненавижу это сентиментальное дерьмо, – ответил он. – Мне подавай Клинта Иствуда, и хоть каждый день.

Лорен вздохнула:

– Ты обещал, что мы пойдем сегодня вечером посмотреть.

– У меня сейчас другие идеи.

– Какие?

– Покататься на машине и поговорить о нашем будущем. Пора бы.

– Да, наверное, – сказала она неуверенно и глубоко вздохнула.

Покататься – это хорошо, и ей предоставилась бы возможность сказать ему, что, по-видимому, у них нет общего будущего.

Сток вел машину, выпендриваясь, как часто бывает с богатыми отпрысками. Отец дал слабину и пообещал подарить ему к Рождеству новый автомобиль, так что теперь он готов был разнести «фандерберд» вдребезги и так рванул по Главной улице, словно участвовал в гонках.

– Не так быстро, – сказала она, хватаясь за ручку дверцы.

– Успокойся.

Но Лорен очень не любила, когда ей так отвечали, словно она истеричка или трусиха.

– А куда мы едем? – спросила она.

– На старый стадион, – сказал он, обнимая ее одной рукой за плечи.

Заброшенный стадион, сразу же за городом, пользовался дурной славой места для свиданий.

– Нет, – сказала она поспешно.

– Почему нет?

– Ты знаешь почему.

– Но мы же обручились. И можем поехать куда угодно.

– Вот поэтому я и хочу с тобой поговорить.

– А я думал, что этого хочу только я.

– Мы должны поговорить друг с другом, – ответила она серьезно.

И против воли она все же позволила отвезти себя на старый стадион, где он припарковался, пригасил огонь и немедленно перешел к наступлению.

– Что ты делаешь? – спросила она, отталкивая его.

– То, что надо было сделать пару месяцев назад, – ответил он, а его руки шарили по ее телу.

Она хлопнула его по рукам:

– Нет, Сток, отстань!

– Что с тобой, Лорен? Ты что, снежная королева, что ли? – сказал он и ухитрился зажать ей рот губами.

Она не без труда вырвалась.

– Прекрати же!

Он откачнулся и сжал кулаки.

– Иисусе Христе! Когда я дойду с тобой до первой стадии?

– Никогда! – ответила она с жаром. – Наша помолвка – большая ошибка. Мы не созданы для того, чтобы жить вместе.

Он выпрямился на сиденье.

– Какого черта ты хочешь этим сказать?

– Я вообще не должна была соглашаться на помолвку. И не знаю, почему я согласилась. Этого хотели мои родители. Ты им нравишься. Им нравится твоя семья. Они думают, что из нас вышла бы блестящая пара. – Она знала, что говорит очень быстро, но уже завелась и не могла остановиться. – Я еще не готова связать себя с тобой.

– Но ты связывалась с Сэмми Пилснером, – сказал он едко.

– А что тебе известно обо мне и Сэмми? – оборвала она его и покраснела.

– Ничего особенного. Просто он обычно рассказывал всем ребятам, что ты делала ему накачку.

Она не могла поверить, что Сэмми был способен предать ее.

– Я тебе не верю, – ответила она свирепо.

– Но это было, правда? И если ты ему это делала, я хочу того же самого. – И с этими словами он опять на нее накинулся.

Но в отличие от Мег она не собиралась исполнять желания разных подонков.

– Если ты не перестанешь, я выскочу из машины, – пригрозила она, снова хлопнув его по рукам.

– Давай, – сказал он покладисто, – до дома путь длинный.

– И ты думаешь, меня это остановит?

– О, черт возьми, ты ведешь себя, как дура, – пожаловался он. – Любая другая была бы рада очутиться здесь со мной.

Он просто хвастун и грубиян. У нее гневно сверкнули глаза:

– А я не любая другая, и тебе уже пора бы это знать! Почувствовав, что Лорен в ярости, он быстро переменил тактику.

– Ну, ладно, Лорен, – протянул он заискивающе, – ну, я просто хочу немного с тобой поласкаться, – и снова его руки зашарили по ее телу.

Каждый раз, когда он переходил в наступление, Лорен ощущала себя невероятно уязвимой. Он такой большой и сильный, ему легко преодолеть ее сопротивление. Надо что-то предпринять, и как можно скорее. Лорен нащупала ручку дверцы, распахнула ее и выскочила.

– Я ухожу, – закричала она, – а ты просто сексуальный маньяк!

– А ты ничего не умеешь шевелить! Только дразнишь! – заорал он в ответ.

– Пропади ты пропадом, Сток Браунинг! – И с пылающим от ярости лицом она пошла прочь.

Сток вдруг понял, что это она всерьез. Он завел мотор, развернул машину и поехал за ней. Спустив стекло, он крикнул:

– Влезай обратно. И не дури.

– Не нуждаюсь, – ответила она, шагая по неровной проселочной дороге.

Он сдался:

– Я тебя не трону. Клянусь, что не трону.

Она остановилась и, обернувшись, взглянула ему прямо в лицо:

– А чем клянешься?

Она не испытывала восторга при мысли, что придется пройти пешком все пять миль.

– Жизнью моего отца.

– Подумаешь, важность!

– О'кей, о'кей. Клянусь своей жизнью. Ну, этого тебе достаточно? А теперь лезь в машину. – Он распахнул вторую дверцу, и она влезла.

– Я буду хорошо вести себя, – сказал он, совсем смирившись. – Я подожду до тех пор, пока мы поженимся. Обещаю.

«Тебе придется долго ждать, – подумала она, – честное слово, очень долго».

13

Пьесу должны были сыграть за несколько дней до рождественских каникул. Лорен настолько поглотила ее роль, что она решила на время забыть об инциденте со Стоком и все решить с ним после Рождества. На Новый год она разделается с ним бесповоротно и навсегда.

Родители просто сводили ее с ума – они говорили только о том, когда лучше назначить свадьбу.

– Я вышла замуж за твоего отца, когда мне едва исполнилось восемнадцать, – говорила мама.

– Но мне ведь только шестнадцать, – заметила Лорен, – и я не собираюсь сейчас выходить замуж.

– Но почему? – в унисон спросили Джейн и Фил.

Что это на них нашло? Что, они хотят от нее избавиться? Или хотят поскорее добраться до тех преимуществ, которые могут получить, породнившись с Браунингами?

А в ее жизни важнее всего стали репетиции. Единственное, что от них отвлекло, так это приезд брата Бетти. Харрингтон Харрис выглядел так, как положено знаменитому артисту. Высокий, сорока лет с небольшим, начинающий лысеть у висков и с длинными, словно компенсирующими этот недостаток, бакенбардами, сладким взглядом и обезоруживающими манерами. Все девушки из группы сразу же в него влюбились, не исключая и Мег.

– Харрингтон – самый волнующий мужчина из всех, кого я знаю, – призналась она Лорен.

– А на мой взгляд, он слишком старый. Мег подмигнула:

– Что касается меня, то не слишком. И он назначил мне свидание.

«Начинается», – подумала Лорен.

– Но он, должно быть, женат? – ответила она.

Мег промолчала.

– Ну, так что? Женат?

– Откуда мне знать?

– Но ведь ты пойдешь на свидание?

– Конечно, пойду. Это настоящее приключение.

– И ты опять скажешь, что была у меня?

– Конечно, скажу.

Но, по крайней мере, Мег, очевидно, перестала страдать из-за Ника, а это означало, что, может быть, теперь Лорен сможет с ним заговорить. Не так-то легко ей притворяться, что она его не замечает, ведь они постоянно обменивались долгими взглядами, и она болезненно остро ощущала все, что он делает.

Мег отправилась на свидание с Харрингтоном Харрисом, исполненная своего привычного энтузиазма. На следующий день, однако, энтузиазм уступил место бешенству.

– Он пытался повалить меня, – пожаловалась она Лорен. Лорен удивленно покачала головой:

– А чего ты ожидала? Что он пригласил тебя для интеллектуальной беседы на чашку кофе? Само собой разумелось, что он сделает попытку. Секс. Это все, что мужчины хотят. Неужели твоя мама тебя не предупреждала?

Мег хихикнула:

– Вообще-то да.

– Так как же ты отбилась на этот раз?

– Сказала, что я девственница. И этим его отпугнула.

– Ну что ж, по крайней мере, ты приобретаешь опыт.

Через несколько дней Мег заболела свинкой. Через двадцать четыре часа свинкой заболел Харрингтон Харрис. К сожалению, эту противную болезнь подхватили еще несколько участников пьесы, в том числе, к большому разочарованию Лорен, и Деннис.

– А что же будет с пьесой? – спросила она у Бетти Харрис.

Бетти расстроилась так же сильно. Она внимательно оглядела всех своих учеников, пытливо всматриваясь в полные ожидания юные лица и размышляя, кто бы мог заменить Денниса, и наконец ее взгляд остановился на Нике. Он такой красивый юноша, в его лице столько страсти, и, по-видимому, он сможет справиться с ролью. Она даже не задумалась, может он вообще играть или нет, а махнула текстом в его сторону, велела ему подняться на сцену и читать вместе с Лорен.

Он сидел в конце зала и вскочил, когда она обратилась к нему.

– Я-я этого не смогу, – пробормотал он.

– Давай, дорогой, попробуй, – сказала жестко Бетти. —

Раз ты состоишь в труппе, значит, прекрасно можешь хотя бы попытаться.

Он неохотно взобрался на сцену, где Лорен сидела за бутафорским туалетным столиком и расчесывала волосы.

– Это эпизод в начале пьесы, когда Мэгги и Брик начинают ссориться, – объясняла Бетти. – Но ты же видел эту сцену, Ник, ты справишься.

Он вцепился в текст. Иисусе! Он стал участником драматической труппы, чтобы быть поближе к Лорен, но чтобы так близко – он на это не рассчитывал. Что, если он сваляет дурака?

Он открыл текст и, ничего не видя, уставился на строчки. Он действительно слышал, как Деннис читает роль, и не один раз, и если Деннис смог это, то и он сможет. Он почувствовал злость, что угодил в ловушку, и начал читать.

Лорен обернулась и ответила ему, и глаза ее блеснули.

Вскоре он почувствовал себя свободнее и вошел в роль.

«Это у него получается, и не очень плохо».

И вдруг он перестал быть самим собой, он больше был не Ник, но актер, играющий роль, и, чес-сло, – это все было здорово!

Сцена окончилась, он уронил текст на пол, и действительность снова нахлынула на него.

Лорен глядела на него во все глаза. Он еще ни у кого не видел таких прекрасных глаз. И Ник повернулся к Бетти, нетерпеливо ожидая, что она скажет.

– Но это очень хорошо, дорогой, – сказала Бетти, радостно улыбаясь. – Ты произвел на меня большое впечатление. Теперь тебе только остается выучить слова наизусть.

«Выучить слова! Она шутит, что ли?»

– Ах, да, да, – ответил он с гораздо большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле.

– Значит, паниковать не будем, – сказала Бетти с облегчением. – Ребята, можете успокоиться. У нас есть Брик.

За стенами церкви было холодно и темно. На землю падали крошечные хрупкие снежинки. Ник прислонился к старому велосипеду, который ему одолжил брат Дэйва. Это все же лучше, чем на автобусе. Он терпеливо ждал, когда выйдет Лорен. Арета Мэй сказала, что Сток с родителями уехал в Канзас-Сити хоронить родственника, так что друг-юноша не будет мешаться под ногами.

Через несколько минут вышла и она.

Он подался вперед.

– Э… о… я просто хотел сказать тебе спасибо, – и он отшвырнул ногой гравий.

Она остановилась:

– За что?

– Ну, знаешь, что не смотрела на меня, как на дерьмо. Она протянула руку, чтобы поймать снежинку:

– Ты действительно хорошо справился. Наверное, раньше играл?

Он рассмеялся:

– Кто, я? Да никогда в жизни.

– Значит, это у тебя врожденное. Он смутился:

– Ну, я ведь видел уйму фильмов, такая же ерунда.

– Но нелегко выступать в первый раз перед людьми. А если честно, ты играл уверенно.

Он потопал ногами, чтобы согреться.

– Спасибо. Это был хороший подарок.

– Подарок?

– Да, сегодня у меня день рождения.

– Действительно?

– Ага.

– Но как это ты никому не сказал?

– Да… семнадцать… не больно много.

– Мои родители всегда так носятся с моим днем рождения. У меня всегда большой торт, и друзей приглашаю, и много подарков получаю. А что тебе подарили?

– В моей семье подарков не дарят.

Интересно, что у него за семья, в школе об этом много болтали.

– И разве вы никак не будете это отмечать? – спросила она, почти ожидая, что вот сейчас появится Дон и утащит его прочь.

Он поднял воротник своей дешевой куртки и опять потопал.

– Не, думаю, что не будем.

– Но что-то надо предпринять, – сказала она, стараясь протянуть время. – Давай, по крайней мере, я угощу тебя чашкой кофе и куском торта.

Он не собирался отвергать это приглашение.

– Здорово, – сказал он, – давай.

– Я с машиной, – сказала она, – оставь здесь велосипед, мы его возьмем на обратном пути.

– Я поведу?

– Ты знаешь, это наш семейный драндулет, и только мне родители позволяют садиться за руль.

Он усмехнулся:

– А что, иначе они тебя застрелят?

– Ну, наверное, они пощадят мою жизнь, – сказала она и тоже улыбнулась.

О Господи! Зачем она все это делает? Она попыталась уверить себя, что ей просто его жалко, что никто не должен быть одинок в день рождения. Но дело было не только в этом, и она это понимала. Ник Анджело действовал на нее возбуждающе, и она хотела хоть немного этого возбуждения.

Они подошли к машине.

– Скоро я куплю себе ярко-красный «кадиллак», – сказал он. – «Кадиллак» – это мой автомобиль.

– Но почему же именно «кадиллак»?

– Не знаю. Просто он настоящий. И очень хорошо сделан. По-американски.

Она опять улыбнулась:

– А ты большой патриот.

– Но ведь надо кем-то быть, верно? Их глаза встретились.

– Верно, – ответила она.

Из-за снега все сидели дома, и к тому времени, когда они приехали в аптеку, там было почти пусто. Ник отвел ее в отдельный отсек и скользнул к выходу с другой стороны.

– Ты что будешь?

– Покупаю я, – напомнила она ему.

– Кто направляет, тот покупает, – возразил он. Она засмеялась:

– Не выйдет. Сегодня твой день рождения.

Подошла Луиза, постучала карандашом по своему блокноту, метнув на Ника неодобрительный взгляд:

– Что возьмем? – спросила она, нацелившись карандашом.

– Умираю с голоду, – сказала Лорен. – Как насчет горячих бутербродов с сыром?

– Ага, и давай еще возьмем к ним два шоколадных напитка, – добавил Ник, подмигнув Луизе.

– И жареный картофель, – сказала Лоран.

– С кетчупом, – перебил он ее.

– И с жареным луком.

– Ага! Верно.

И они расхохотались, а Луиза, резко повернувшись, направилась на кухню.

– Люблю девушек с хорошим аппетитом, – сказал он, усмехаясь.

– Говорят, ты всех девушек любишь, – ответила она и сразу же подумала: «Ой, что я? Зачем я это сказала? Как будто его ревную».

– Вот почему я ни с кем не обручился до сих пор, – ответил он, посмотрев на ее кольцо.

Она поспешно опустила руки под стол.

– Сток очень хороший, – сказала она с вызовом.

– Да, хорошая задница.

– Ну, я не знаю… Может быть, все еще сложится на так, как все думают. «Ну зачем же она так откровенничает?»

Он наклонился вперед:

– Ты хочешь сказать, что не помолвлена?

После минутного колебания она пустилась в объяснения:

– Я говорю только, что некоторые люди питают надежды. Мои родители думают, что мы замечательная пара. Но по-настоящему мне хочется уехать в Нью-Йорк и попытаться поступить на сцену, но, конечно, когда я буду старше.

– Звучит здорово. А ему ты об этом говорила?

– Нет, и я ему говорить не обязана. Совсем не обязательно, чтобы мои планы на будущее были связаны со Стоком Браунингом.

Он пригвоздил ее своим пристальным взглядом:

– Тогда сними его кольцо.

– Но я не сказала, что собираюсь разорвать помолвку. Я сказала только, что мое будущее не обязательно связано с ним.

Подошла, печатая шаг, Луиза, швырнула поднос с заказом на стол и снова бросила на Ника пронзительный взгляд, словно хотела сказать: «Какого черта ты с ней связался?»

Лорен откусила бутерброд:

– А где сегодня Дон?

«Вот проклятье! Опять она сказала, что не надо. И почему она не могла промолчать насчет Дон?» Он пожал плечами:

– Да кто ее знает? Я с ней вижусь, когда есть желание. Ей хотелось узнать о нем побольше, но она не осмелилась расспрашивать.

Он тоже хотел побольше узнать о ней, но решил, что не надо торопить события.

И они ели молча.

– Думаю, этот день рождения оказался очень даже здо-ровским, – сказал он наконец.

Она удивлялась, почему ей так легко и просто с ним.

– Да? – переспросила она.

– Да. Знаешь, быть так с тобой и получить роль в пьесе, это делает сегодняшний день особенным.

– Но это, если Деннис не выздоровеет и не станет опять играть, – напомнила она.

– Верно, – согласился он небрежно, притворяясь, что вообще-то ему наплевать, хотя теперь он был пойман и это имело огромное значение. – Знаешь, это мой первый день рождения после смерти матери. Она никогда не пекла мне пирогов, и не было никакой деньрожденной ерунды – она слишком много работала. Но иногда она совала мне десятку.

– А когда она умерла? – тихо спросила Лорен.

– Несколько месяцев назад. И поэтому мы сюда приехали. Оказалось, что отец семнадцать лет назад женился на Арете Мэй, а потом удрал из города. Он не разводился и поэтому не был женат на моей матери законным образом. Она об этом не знала. Да никто не знал. А когда она умерла, моя тетка нас выгнала. И мы приехали сюда. Мы живем в трейлерном парке.

– И как это, жить там?

– Поверь, об этом лучше не знать. У меня есть сводная сестра, которая со мной не разговаривает, и пара сводных братьев – Харлан и Льюк, с ними порядок. Я живу с ними в одном вагончике. А здесь я торчу, пока не накоплю денег, и тогда отчалю.

– А куда ты уедешь? – спросила она, и ее глаза расширились.

– Не знаю. Может быть, в Нью-Йорк. – Он замолчал и усмехнулся: – Не хочешь вместе?

– Моим родителям это бы очень не понравилось. Он внезапно посерьезнел:

– А им и знать не надо. Мы просто смоемся… Ты только подумай о такой возможности.

Почему у нее кружится голова?

– Ты просто сумасшедший, Ник. Ведь я даже не знаю, что ты за человек.

И он взглянул на нее очень серьезно и торжественно сказал:

– Скоро узнаешь. Это я обещаю.

14

– Э… на Рождество будет пьеса, – пробормотал Ник, не слишком уверенный в том, что стоит об этом упоминать.

Примо развалился на неубранной постели и чесал пивное брюхо.

– Что? – спросил он, на минуту отрывая глаза от телесериала «В своей семье».

– Я говорю, что будет школьный спектакль, – повторил Ник. – И… э… один из актеров заболел свинкой, и мне дали поэтому главную роль. – Он с минуту колебался. – Я, вот… я подумал, может быть, ты захочешь пойти.

– Я тоже хочу пойти, – заныл Харлан. – И я, и Льюк.

– Нет, ты не пойдешь, – сказала Арета Мэй, занятая стряпней.

– Пойдут, – сказал Ник. – Я им займу места.

– Хочу пойти. И хочу взять Льюка, – затянул Харлан.

– Нет, – резко ответила Арета Мэй.

– Почему нет? – спросил Ник.

– Потому что мы с этими людьми не знаемся. И не собираемся сидеть в театре и глядеть, как ты будешь дурака валять.

– Но я не валяю дурака, – запротестовал Ник. – Я хорошо играю.

– Хорошо? – Арета Мэй подняла брови и криво усмехнулась. – Из тебя все равно никакого толку не выйдет, парень.

И чего это она взъерошилась? Ведь он дает ей деньги каждую неделю, больше чем Синдра и вообще кто-либо из семьи. Почему она не придирается к Примо? Ведь этот оковалок даже и не пытался найти работу.

– Я уезжаю в город, – сказал он, будто это было кому-нибудь интересно. Вышел из трейлера и сел на велосипед. Дорога длинная. Господи, как морозит! И зачем он едет, ведь сегодня воскресенье и в городе нечего делать. Все горожане с утра ушли в церковь. Потом вернутся домой и весь день просидят в четырех стенах. Аптека закрыта. Заправочная станция тоже. И кино. Что он будет делать? Прокатится что есть духу по Главной улице? Очень интересно!

И он решил, что, может быть, стоит навестить Дон, они уже порядком не виделись, и ему определенно хотелось. Во время репетиций он почти ни с кем не виделся, кроме Лорен. А к ней никак не найти подхода.

Ах, Лорен… Он не мог понять ее. Нынче она твой лучший друг, а назавтра такая неприступная и очень деловая, как будто пьеса – самое главное в жизни. Они встречались на репетициях и прогоняли свои роли. И как только репетиция заканчивалась, она уходила, потому что в машине ее всегда ждал Сток, чтобы отвезти домой.

А он воображал, что все будет по-другому после того вечера, когда они угощались тостами с сыром и кое-что порассказали друг другу о себе. Но нет. Все снова было, как прежде, до той встречи.

И он злился на себя, зачем разоткровенничался и все выложил насчет Ареты Мэй и отца. Это не ее дело. Она просто еще одна богатая девушка, такая же заносчивая, как все.

Когда он подъехал к дому, где жила Дон, ее мать сказала, что она отправилась на уик-энд. Вот это номер, теперь у него даже Дон нет, чтобы отключиться.

– А когда она приедет?

– Завтра, – ответила миссис Ковак, придерживая ярко-красную безрукавку на тощей груди. Это была худая, как рельс, женщина с мешками под глазами. И у нее была привычка все время нервно облизывать тонкие сухие губы. От нее пахло виски и застоявшимся табачным дымом.

– Но ты можешь зайти и выпить лимонаду, – предложила она.

«Иисусе, – подумал Ник, – вот бы вышла парочка, если бы они с Примо встретились: толстый и тощая, и оба полоумные».

Он отклонил предложение миссис Ковак и побыстрее убрался восвояси.

– Как ты себя чувствуешь, Деннис? – спросила по телефону Лорен.

Деннис был очень угнетен, что не сможет играть вместе с ней в пьесе.

– Не беспокойся, – сказала она в утешение, – мы постараемся обойтись без тебя, хотя будет совсем не то.

«Лгунья, – подумала она, повесив трубку. – Будет еще лучше, потому что твою роль играет Ник Анджело».

Она чувствовала себя предательницей по отношению к Деннису и в то же время понимала, что присутствие Ника угрожает ее спокойствию. Она также не могла не смотреть в его сторону, и ей нравилось играть на сцене с ним. Однако есть на свете инстинкт самосохранения, и она ясно сознавала, что просто жизненно необходимо держаться от него подальше, что было совсем нелегко; каждый раз, когда они играли начальную

сцену между Мэгги и Бриком, она ощущала, как возрастает электрическое напряжение между ними.

Но вот пришло время сыграть пьесу перед залом, который заполнили многие жители города. Она дрожала от страха. А вдруг все почувствуют то, что происходит между ними?

Сток опять яростно ворвался в ее жизнь.

Большой, властный и самонадеянный, он был теперь очень уверен в себе, потому что получил во владение новый автомобиль – скоростной «корветт». Она старалась все время по возможности быть рядом с ним. Это было безопаснее, чем находиться в непосредственной близости от Ника.

– Ты можешь не приходить на спектакль, если не хочется, – сказала она Стоку.

– Нет, я буду, – сказал он, – ты моя девушка, не хочу упустить такую возможность. Я с родителями буду сидеть в первом ряду.

«Вот это да! Только этого мне не хватало».

– Ну, я просто хочу сказать, чтобы ты не чувствовал себя обязанным. Меня совсем не задевает то, что тебе… это может быть скучно. – Она почти что заикалась. Но он намека не понял.

– А Деннис еще не играет?

– Гм… нет. Его роль отдали этому новому ученику.

– А, этому потаскуну, ты хочешь сказать.

Можно было подумать, что они оба – и Сток, и Ник – прямо-таки решили неизменно оскорблять друг друга при первой возможности.

Иногда ей казалось, что она вот-вот взорвется. Ей некому было довериться. Ни родители, ни, уж конечно, Мег, которая просто убила бы ее, если бы знала, какие чувства она испытывает к Нику.

«Похорони их, – твердила она себе. – Ник Анджело скоро уедет. Он из тех ребят, которые приезжают в город, причиняют неприятности и удирают».

На Рождество в Босвелле царило большое оживление. Во-первых, предвкушали удовольствие от спектакля, а после него в новогодний вечер в школе должны были состояться танцы. И, естественно, Сток строил планы.

– После танцев, – объявил он ей, – несколько ребят поедут в мотель, где заранее снимут комнаты. И у нас там будет вечеринка.

– А что будет?

– Ну, известно что: музыка, веселье, хороший «хэви металл». Лорен, да расслабься ты. Иногда ты такая старомодная.

Ей очень не нравились советы расслабиться, такая в них слышалась снисходительность.

– Вспомни, что было в прошлый раз, – ответила она и с ужасом подумала, что говорит, как ее мать, так же назидательно. – Тебе стали давать меньше денег, и ты упрекал меня, зачем я позволила тебе приглашать посторонних.

– Но на этот раз будет по-другому, – обещал он. – Да! Пригласи свою подружку Мег, если она не возражает, в пару Маку Райану.

Мак был лучшим другом Стока. Но еще выше и белесее. Только не такой богатый.

– А почему он сам не пригласит?

– Ну, может быть, боится. Ребят, знаешь, не очень-то радует, если девушка не примет приглашение.

Мег пришла в восторг и согласилась немедленно.

«Ну что ж, по крайней мере, нас будет четверо, – подумала Лорен. – Все лучше, чем быть одной со Стоком».

По мере приближения премьеры Бетти назначала репетиции все чаще. Лорен не возражала, да что там – ей это очень нравилось.

Однажды, когда она уходила, Ник схватил ее за руку.

– Эй, – сказал он, – неужели мне надо ждать до следующего дня рождения, чтобы ты со мной поговорила по-человечески?

– Ну, вот, я говорю, – ответила она, пытаясь казаться спокойной.

– Ха! – В смехе его звучала горькая нотка. – Ты опять в своем старом стиле. У тебя есть богатый парень, приятная спокойная жизнь и ни минуты для меня.

– Но мы же с тобой вместе работаем над пьесой, – ответила Лорен. – И почему ты думаешь, что наши отношения этим не исчерпываются?

Он посмотрел на нее так выразительно и неотрывно, что ей показалось, она сейчас вся растворится в этом взгляде.

– Ты же знаешь, что не исчерпываются, – сказал он.

– Я… я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Нет, ты понимаешь, – сказал он, – только не хочешь в этом признаваться.

Она выдернула руку и поспешила уйти. И с облегчением увидела, что Сток ее ждет. Но Сток ждал всегда.

В тот вечер, когда играли пьесу, пошел сильный снег. Бетти Харрис была в дурном настроении, потому что Харрингтон, которым она очень хотела козырнуть, все еще пребывал в заточении из-за тяжело протекавшей свинки.

Лорен дрожала. Почему она согласилась на ведущую роль? Неужели ей действительно хочется выступать перед всем городом в коротеньком шелковом халатике в роли Мэгги, сексуальной, не очень молодой женщины? Господи, все ее засмеют, придется бежать со сцены.

Ник тоже нервничал – он тоже не представлял, как это его угораздило влипнуть в такую чепуху.

Перед выходом они пожелали друг другу удачи.

– И сломать ногу, – сказала Лорен. Он взглянул на нее так, словно ослышался.

– Ногу сломать?

– Так говорят актеры, когда желают удачи.

– Я всегда считал, что они просто сумасшедшие, – ответил он, покачав головой.

Она усмехнулась:

– Да, наверное.

В горле у него пересохло, и ему очень хотелось сбежать.

– Ну, как бы то ни было, мы их всех достанем. Верно?

– Верно!

Лорен вышла первой. Ник ожидал своей очереди в кулисах, и сердце у него громко стучало. Но как только он ступил на сцену, весь страх исчез, и он стал Бриком.

«Вот, черт! – подумал он. – Я могу это, я действительно могу».

Он был прав, и пьеса имела бешеный успех. Для такого маленького городка, как Босвелл, было очень смело поставить «Кошку на раскаленной крыше», она могла шокировать зрителей, и Бетти рисковала. Но зрителям пьеса понравилась.

Кланяясь, Лорен заметила в первом ряду хмурого Стока и его родителей. Но это ей было совершенно безразлично, она была слишком полна радостью успеха и наслаждалась аплодисментами.

После пяти вызовов, когда занавес наконец опустился, восторженная труппа собралась за кулисами. Лорен осмотрелась, ища Ника, и поспешила к нему:

– Ты играл замечательно, – сказала она ласково.

– И ты тоже, – и усмехнулся: – Мы оба хорошо сыграли. Подошла Бетти Харрис, вся в бусах и звенящих цепочках.

– Это был настоящий хит, – сказала она, захлебываясь от волнения, – вы все играли чудесно. Если бы только мой брат мог порадоваться нашему триумфу!

– Жаль, что он все еще болеет, – ответила Лорен.

– У него теперь причиндалы, наверное, как у слона, – прошептал Ник на ухо Лорен.

– Что? – Она ушам своим не верила, неужели он мог это сказать?

– Это все свинка, – сказал он, глядя строго перед собой. – Так всегда бывает.

Она подавила смех, уж очень ярко представила в воображении Харрингтона Харриса со слоновьими причиндалами. Но тут внезапно появились родители. Она повернулась, желая представить им Ника, но его и след простыл.

За родителями возвышался рассерженный Сток.

– Ты не говорила, что будешь на сцене полуголая и каждый сможет глазеть на тебя сколько ему угодно, – пожаловался он.

Разве не следовало бы ему поздравить ее с успехом?

– Но ты меня и не спрашивал.

– Увидимся потом, дорогая, – сказала мать, уводя отца.

– Каково мне после всего этого, – продолжал Сток. – Ты там играешь на сцене с этим оборванцем. Ты меня сегодня с грязью смешала, Лорен.

– Ничего подобного, – ответила она с жаром.

– Нет, смешала. Лорен вздохнула:

– Не порть мне вечер, Сток. Ведь он для меня так много значит.

– Но не для меня.

– Тогда тебе, может быть, уйти домой?

– А ты что будешь делать?

– А я останусь и буду праздновать это событие со всей труппой.

– Без меня?

– Да, без тебя.

– Давай, празднуй, – сказал он и, кипя от ярости, вышел. Да, очень все скверно. Но сердце у нее от этого не разбилось.

В соседней комнате Бетти Харрис организовала обед для артистов. Они были сильно возбуждены и беспрестанно поздравляли друг друга с успехом. Рядом с Лорен оказался Ник.

– Ну… значит, так, – сказал он, подцепив булочку, – теперь я с тобой не увижусь до следующего года, пока в школе не начнутся занятия.

Она отпила воды из стакана.

– «До следующего года» – это все равно как «никогда». Но мы же увидимся на новогоднем вечере? Ты же будешь, правда?

– Не… не думаю.

– Почему же нет?

– Не люблю эти организованные толкучки, где всем должно быть весело.

Она прикусила губу, чтобы удержаться, но это вырвалось само:

– Но Дон захочется с тобой пойти? Он испытующе взглянул на нее:

– По-моему, я тебе уже говорил, что мы не пара, я и Дон.

– Но она говорит другое. «О Робертс, заткнись же!»

– А почему тебя это интересует? Ты в последнее время едва со мной говорила.

– Но я говорю с тобой сейчас. Он пристально глядел на нее:

– Но я, может быть, хочу с тобой не только разговаривать. Она отвернулась. Пора бы ей знать, что он просто хочет

лечь с ней или поступить, как с Мег. И почему это мальчиков так интересует секс? Неужели при этом они ничего не чувствуют и не хотят познакомиться поближе?

– Извини, – сказала она, отодвигая стул и вставая.

– Ты куда?

– У меня в машине подарок для Бетти.

«Оставь меня в покое, Ник Анджело. Мне все это ни к чему. О Роберте, очень даже к чему. Очень, очень».

– Эй, – он стоял сзади. Она обернулась, чувствуя себя слабой и уязвимой.

Молча он прижал ее к себе и поцеловал.

Нет, таких поцелуев прежде она не знала. Его губы были настойчивы и в то же время мягки. Она почувствовала его ищущий язык, но он нежен, не агрессивен. И, не помня себя, она стала его целовать.

– Я хотел этого с первой встречи, – прошептал он, прижимая ее к себе еще крепче.

Она перевела дыхание:

– В хозяйственном магазине Блэкли. Я ползала тогда по полу.

– Да, и у тебя был тот еще видик.

Она хотела сказать: «И у тебя тоже», но не успела, он опять начал целовать ее, и теперь это было так невероятно прекрасно, что она подчинилась его воле, всецело растворившись в чудесном ощущении. Она и прежде целовалась с мальчиками – с Сэмми Пилснером, Стоком и еще с другими, с которыми встречалась, но так, как сейчас, не было никогда. Никогда.

Он продел руки сквозь ее длинные волосы:

– Ты прекрасна.

И никто еще не называл ее прекрасной. Хорошенькой-да. Миловидной – очень часто. Слово «прекрасна» означало нечто другое. Но даже если и так… она не должна терять над собой власть.

– Не надо этого делать, – сказала она тихо.

– Я тебя не заставляю, – ответил он, обнимая ее еще крепче.

Она опять перевела дыхание. Надо что-то срочно предпринять.

– Я должна идти, – и, не ожидая ответа, бросилась в здание.

Весь остальной вечер она старалась не смотреть в его сторону и даже не думать о нем.

Бетти Харрис произнесла речь, в которой похвалила всех своих учеников, и когда надо было уходить, Ник опять оказался рядом с Лорен.

– Можно я отвезу тебя домой? – спросил он.

– Нет, автомобиль и я – одно целое, помнишь? – ответила она.

Он улыбнулся:

– Да, верно.

– Покойной ночи, Ник, – сказала она вежливо.

– Покойной ночи, моя прекрасная.

И весь путь домой, в трейлерный парк, он думал о ней. Но затем мысли его потекли по другим направлениям.

Спектакль прошел замечательно. Его подняло и понесло ощущение, что все присутствующие не могут отвести от него глаз и ловят каждое его слово и движение. На сцене он был уже не никудышный парень, а Брик, кто-то, кого они воспринимали сочувственно и положительно.

И он опять стал думать о Лорен. Когда он ее целовал, это было совсем по-другому. У него, конечно, было немало девушек, но ни одной, похожей на нее. Еще никогда у него не было потребности заботиться, защищать и не разлучаться. Все было иначе, чем с остальными. Все было по-другому.

Неужели он влюбился? Не позволять себе даже думать об этом!

Может быть, он станет артистом. Эта мысль возникла у него неожиданно.

Нет. Он не сумеет этого добиться.

Но, может быть, сумеет?

15

Если Ник решил, что он чего-нибудь хочет, он выкладывался весь, чтобы это осуществить. Прежде всего он посетил Бетти Харрис и спросил, как она посмотрит на то, чтобы давать ему уроки.

– Платить вам я не могу, – объяснил он, – но когда-нибудь я добьюсь своего и тогда заплачу вам как следует.

Бетти рассмеялась:

– Если бы каждый парень, который думал, что он новый Марлон Брандо или Монтгомери Клифтон, заплатил бы мне хоть по одному центу! И ты, Ник, такой же, как все. Ты хорошо играешь, но ты такой же, как они.

– Вы не понимаете, – сказал он. – Я не собираюсь стать физиком-ядерщиком. У меня нет шансов баллотироваться в президенты. Но я решил чего-нибудь добиться, и я решил стать актером.

– Да нет, я как раз понимаю, – ответила Бетти, шагая вдоль и поперек в своей маленькой гостиной. – В молодости у меня были такие же честолюбивые устремления. Я даже уехала в Нью-Йорк.

Он удивился:

– Вы?

– Да. Я прошла через множество прослушиваний и только затем, чтобы услышать: то я слишком высока, то мала ростом, слишком толстая или слишком худая, чересчур некрасива или, наоборот, чересчур смазливенькая. Ник, поверь, никто из них не знает, чего им требуется. Они знают только одно: подай им дубликат того, кто добился известности.

– И что вы делали потом?

– Я вышла замуж, – сказала она. – Я вышла замуж за человека, которому нравилось носить мои платья. А потом он ушел к другой женщине. – Она сухо засмеялась: – Спасибо, что не к мужчине.

– А дальше?

– Думаю, что я тогда повзрослела и, конечно, поумнела. С тех пор я стала кочевать по разным городам и наконец оказалась в Босвелле. – Она вздохнула. – И вот я здесь веду курс театрального мастерства в школе второй ступени. И учу вас всех тому, что у вас никогда не будет возможности применить на практике.

– Но у каждого есть свой шанс, Бетти! Она устало улыбнулась:

– Оптимизм так и брызжет. Сколько тебе лет? Шестнадцать?

– Семнадцать.

– Хорошо, Ник. Я уехала в Нью-Йорк, когда мне было двадцать, покинула его в тридцать. Теперь мне пятьдесят. Последние двадцать лет… – она осеклась, покачав головой, недоумевая, куда же и на что ушло время.

– Но ваш брат своего добился, – заметил Ник.

– Это зависит от того, что под этим понимать, – сказала она рассудительно. – В городке вроде Босвелла он звезда. Но, по правде говоря, за последние шесть лет он сыграл на Бродвее три роли, и все дворецких, вот и вся его слава. В последнее время он рекламировал на телевидении средство от геморроя.

– Харрингтон Харрис?

– Да, великий Харрингтон Харрис. Но все очень польщены, когда он приезжает в Босвелл. Здесь думают, что он звезда, и это главное.

– Бетти, – сказал он проникновенно, завораживая ее своим зеленым взглядом. – Вы должны мне помочь. Мне надо учиться, и я хочу, чтобы меня учил, кто может чему-то научить.

– Очень хорошо. Три раза в неделю ты приходишь сюда в полдень, и мы занимаемся с двенадцати до четырех. Но приготовься работать усердно и никогда не звони мне и не говори, что у тебя есть другое срочное дело.

– Клянусь, – сказал он пылко, – я буду приходить. Она улыбнулась:

– Хорошо. Тогда начинаем.

Зимой в трейлерах жизнь была трудная. Крыши протекали, отчего постоянно пахло сыростью и на полу стояли лужи. Это было почти как жить на улице.

Примо отказался что-либо чинить.

– У меня рука болит, – ныл он, – я ею ничего не могу держать.

– Наверное, ты ее вывихнул, доставая банку пива, – пробормотал с отвращением Ник.

– Ишь, распустил язык, – взорвался Примо. – Я могу тебя вышвырнуть отсюда в любой момент.

– Но мне кажется, ты обещал матери, что я кончу школу второй ступени?

– Ну, не очень-то на это надейся, – проворчал Примо.

Без школы Льюк и Харлан скучали. Они сбегали в город каждый день, и Арета Мэй ничего не могла с ними поделать. Однажды Харлан вернулся избитый.

– Что случилось? – строго спросил Ник.

– Ничего.

Ник повернулся к Льюку:

– Что с ним было?

Льюк посмотрел на него отсутствующим взглядом.

– Иисусе! – воскликнул Ник. – Открой рот и скажи что-нибудь, черт тебя возьми!

Льюк заплакал и выбежал из трейлера. Арета Мэй стоически мыла в раковине посуду. Примо храпел, как обычно, на кровати.

– Неужели нам все равно? – спросил Ник.

– Пусть лучше учится защищать себя. Это не в последний раз, что его побили, – ответила Арета Мэй.

Синдра нашла работу на консервной фабрике. Она уходила рано утром и возвращалась поздно вечером, едва замечая присутствие Ника.

Наконец он взорвался.

– Ты сумасшедшая, – закричал он, – когда ты немного подобреешь?

– Когда ты уедешь, – ответила она отрывисто.

– Нечего меня торопить. Я трачу здесь свое время, не твое.

– Ладно, – сказала она, – но пусть это будет поскорее. Он был очень занят. Работа в гараже, уроки с Бетти Харрис трижды в неделю и необходимость делать кое-какую починку дома не оставляли ни минуты свободной.

Занятия с Бетти доставляли острое удовлетворение. Она выбирала пьесы, которые наверняка его могли заинтересовать. Особенно ему нравился «Трамвай «Желание»(*Пьеса американского драматурга Теннесси Уильямса.). Играть Стэнли, в то время как она выступала в роли Бланси, было потрясно. Ему было хорошо, потому что наконец-то он нашел занятие, поглотившее его целиком и очень волнующее.

У Ареты Мэй и Примо медовой месяц кончился. Они стали часто тренироваться в злобных ругательских стычках. Примо ее здорово поколачивал. «Р-раз!» Эту науку подонок хорошо изучил.

Ник чувствовал себя неловко, в пору просить прощения за отца. Ему хотелось сказать: «Послушайте, я ведь не виноват.

Гоните нас в шею. Мы куда-нибудь двинемся. Все равно куда. Но не портить же вам жизнь из-за нас тоже».

Но, заполучив Примо обратно, Арета Мэй не имела желания его отпускать.

Пришло и ушло Рождество. Каникулы были мрачные. Арета Мэй принесла домой объедки индейки и сварила густой суп – вот и весь праздник. Ни елки. Ни подарков. Ничего-шеньки-ничего.

Нику было наплевать, он к этому более или менее привык. Но ему было жалко ребятишек, особенно Харлана. Понять, что чувствует Льюк, было невозможно.

Иногда он гулял с Джои, который поинтересовался, пойдет ли Ник на новогодний вечер танцев.

– Я об этом не думал, – ответил Ник.

– Но больше нечем заняться, – сказал Джои. – Надо все продумать.

– А как мы туда попадем? – спросил Ник. – Разве не надо покупать билеты?

– Не, это школа устраивает. Почему бы тебе не пойти с Дон?

А Ник как-то позабыл о ней. Он был так занят, что не возникало даже желания лечь.

– Ага. Я позвоню ей. А ты кого приведешь?

Джои затянулся сигаретой и, как бы между прочим, сказал:

– Может, приглашу твою сестру. Ник удивился:

– Мою сестру?

– Синдру, – ответил Джои. – Я хочу сказать, она не обязательно согласится, но она всегда такая, знаешь, ну, все одна и одна.

Ник сделал гримасу:

– Ну, если хочешь, чтобы она саданула тебя в пах, давай, приглашай.

Он ничего не испытывал к Синдре. Может быть, как брату ему полагалось чувствовать себя ее защитником, но какого черта она такая злючка, и ему все равно, с кем она и куда ходит.

– А что мы наденем? – спросил он.

– Поедем в Рипли и возьмем напрокат пару смокингов. На следующий день после обеда они отправились в Рипли.

У Джои был мотоцикл, купленный в комиссионке, и через пару часов они приехали. Бюро проката было запружено мужчинами, стремящимися к той же цели, что и они. Джои влез без очереди, взял за жабры продавца и выбрал два смокинга.

– Я в нем чувствую себя дураком, – сказал Ник, надев свой.

– Ты и выглядишь так, – засмеялся Джои. – Но так и нужно, так все выглядят на Новый год.

Ник прошелся перед зеркалом. Брюки были слишком длинны, верх широк.

– Неужели надо это надевать? Джои хлопнул его по спине:

– Но ведь только на один вечер. Переживешь. Они заплатили деньги и ушли.

– А я знаю бар, где выступают голые девушки. С голыми сиськами и задом.

Оба приобрели фальшивые визитки, так что самоуверенно и спокойно вошли в бар. Никто их не остановил. Да никому до них и дела не было.

В зале было полным-полно рабочих со стройки, сосредоточенно глядевших на вереницу полураздетых официанток – на девушках были черные чулки, пояса с резинками, передники с оборками, а на лицах застряла искусственная улыбка.

Ник глазам не верил. Он толкнул Джои локтем:

– А разве это не запрещено законом? Джои хихикнул:

– Не говори, что раньше не бывал в топлес-барах. Их все больше становится.

– Да, да, давай поговорим о том, что становится все больше, – пошутил Ник.

Джои замялся:

– Ну, здесь надо себя контролировать – глядеть можно, а трогать нельзя.

– Они дают?

– Если дашь им заработать на хлеб. Ник похлопал себя по карману куртки.

– Тут есть, – сказал он, – вчера была получка.

Он уже положил глаз на одну девушку – хорошенькую I брюнетку с приветливым личиком, которая напоминала ему Лорен. Он не видел ее после спектакля и порой думал о ней. Но он не хотел думать – она была не так-то легко достижима.

Когда девушка взяла у них заказ, он сразу же приступил к делу.

– А что ты делаешь вечером? – спросил он. Она взглянула на часики:

– Я ухожу в три.

– Но я уже готов сейчас, – пошутил он. – Сколько? Она приняла оскорбленный вид:

– Ты что думаешь, я каждого цепляю?

– Конечно, нет, – ответил он. – Сколько?

– Двадцать.

– Двадцать, – повторил он. – У тебя что там, норковый мех?

– Ну, десять, это тебе скидка за остроумие.

– А у тебя есть комната?

– Если хочешь у меня, то за это пятерка сверху.

Он взвесил свои возможности. Никогда он еще за это не платил. Ну, да что там, иногда можно. Он сделает себе новогодний подарок, да и с девушкой он же не беседовать будет.

– О'кей, – согласился он.

Звали ее Кэнди, и жила она в комнате, где рыскали два пахучих кота, а в клетке томился хомяк.

– Я обычно сюда никого не вожу, – объявила Кэнди, движением плеч сбрасывая пальто. – Но ты вроде хороший парень. Тебе сколько лет?

– Двадцать один, – соврал он. – А тебе?

– Двадцать.

«Пожалуй, все тридцать», – подумал он.

– Давно этим занимаешься?

– Чем? – спросила она, открыв сумочку и доставая сигарету с марихуаной.

– Ну, этими делишками, кроме работы?

– О, но я этим вообще не занимаюсь, – ответила она уклончиво и зажгла сигарету. – Но на этой неделе мне понадобились лишние деньжата… Ну и, я уже тебе сказала, ты вострый.

«Это точно», – подумал Ник.

Она предложила ему разок затянуться и начала расстегивать блузку.

Он глубоко затянулся – еще никогда не курил марихуану – и смотрел, как она медленно снимает блузку. Он уже видел ее формы в баре, но было интересно смотреть, как она медленно раздевается, и только для него.

Под блузкой оказались маленькие грудки, прикрытые крошечным черным бюстгальтером. Театральным жестом она бросила блузку на пол, расстегнула «молнию» на юбке и грациозно перешагнула через нее. Штанишек не оказалось, что и до этого было ясно. Он почувствовал такое знакомое возбуждение.

– Что-нибудь оставить? – спросила она. Он заметил, что она жует жвачку.

– Серьги, – ответил он.

Она засмеялась и слегка потерла пальцами соски:

– Никогда еще такого не слышала.

Он тоже сбросил одежду. Эта девушка стоила того, чтобы ею заняться. Она профессионалка. И ему хотелось знать, удастся ему заставить ее чувствовать, как ему всегда удавалось с другими.

Кэнди шлепнулась на кровать и кивнула ему.

Он одним скачком преодолел расстояние и поднялся на борт.

Она опять затянулась и положила окурок в разбитую стеклянную пепельницу около кровати.

– А тебе не двадцать один, – хитро заметила она. – Скажи правду!

Но он ни за что не признается, что ему семнадцать.

– Нет, мне двадцать два, – ответил он, принимаясь за дело.

Кэнди, очевидно, всю свою энергию истратила в баре. Она была как мертвая, только резинку жевала, с отсутствующим видом, хотя он уделил ей кое-что из своего анджеловского обаяния.

Когда все было кончено, ему сразу захотелось уйти. Нет, никакого удовольствия он ей доставить не смог, и он платит за это первый и последний раз.

Он положил деньги на стол и побыстрее убрался.

Немного погодя Джои зашел за ним в бар, и они отправились домой.

– Ну, как это было, парень? – полюбопытствовал Джои. – Выкладывай во всех грязных подробностях.

– Если хочешь подробностей, сам в другой раз ей заплати.

– Да в чем дело? Влюбился ты, что ли? – стал дразнить его Джои.

Ник застонал:

– Ты даже слова этого не произноси.

Любовь. Что это такое? Чувство, которое он ощущает к Лорен? Ему не хватало ее, и, однако, он нервничал, думая, как опять увидит ее в школе, когда начнутся занятия, и он не знал, что будет. Он так привык к тому, что девушки всегда были в его власти. Дома его били и только командовали, так что хоть в этом он был всегда победителем.

Но сейчас у него появилось какое-то странное ощущение, и оно не проходило.

Лорен Робертс. Она была особенная из всех девушек, что ему встречались до этого, но она принадлежала другому. И, по правде говоря, надо что-то с этим делать.

16

Рождество у Лорен было невеселое. На каникулах приехали из Филадельфии брат матери Уилл и его жена Марго. На этот раз Брэда, уже девятнадцатилетнего, они не привезли. Впрочем, увлечение им у Лорен давно прошло, и его отсутствие не расстроило.

Второй день Рождества они провели у Браунингов. Сток подарил ей мохеровый свитер и две поваренные книги – очевидно, все выбрала его мать.

Лорен подарила ему скромный мельхиоровый клип для денег и рамку для фотографии.

И весь день-деньской она гадала, чем занят и что делает Ник Анджело.

Ночью, лежа в постели, она думала о будущем. Еще два года, и она окончит школу. Она уже подала заявление о приеме в Восточный колледж. Родители сказали, что отпустят ее не дальше Канзас-Сити, но она неотступно думала о Нью-Йорке.

Мег зашла к ней потолковать о новогоднем вечере.

– Ты что наденешь? – Она, как всегда, думала только о нарядах.

– Еще не знаю, – ответила Лорен. – Может быть, то же платье, которое надевала на обручение.

Мег нахмурилась:

– Но нельзя же надевать одно и то же.

– Нет, можно, – ответила упрямая Лорен.

– Да что с тобой? Ты какая-то не такая последнее время.

Лорен задумалась: правда, что она изменилась? Все ее мысли были заняты Ником. В день рождения он показался ей таким тонким и отзывчивым, и в тот вечер, когда они играли спектакль, тоже – когда он ее поцеловал. И это было тоже что-то особенное. Она не могла поверить, что он так грубо обошелся с Мег. Наверное, Мег его поощряла, а в последний момент отступила, а это всегда опасно.

– Я буду в черном, – объявила Мег трагически.

– Как интересно, – пробормотала Лорен. Но ей, честно говоря, было совершенно все равно.

В новогодний вечер пошел сильный снег. Лорен стояла у окна и смотрела, как кружатся и падают снежинки. И думала, как бы так устроить, чтобы на танцы не ходить.

Но не повезло. Позвонил Сток – объявить, что заедет за ней в семь вечера.

– Будь готова, – приказал он.

Господи, ну почему он такой настырный? Она что, когда-нибудь заставила его ждать? И она приняла новогоднее решение: покончить с помолвкой раз и навсегда. Надо лишь перестать думать об этом. Надо это сделать.

Браунинги настаивали, чтобы в качестве рождественского подарка она выбрала себе в их универмаге любое выходное платье. Она неохотно согласилась, и только по желанию матери. Лорен выбрала короткое черное платье с декольте. Когда мать его увидела, с ней чуть не сделался припадок:

– Такое нельзя надевать, совершенно тебе не подойдет.

– Почему?

– Слишком уж взрослое. Да и не носят молодые девушки черный цвет.

– Но вот мне, как молодой девушке, оно нравится. Джейн вздохнула:

– Не знаю, что с тобой в последнее время творится. Ты стала такая вздорная.

«М-м-м. Сговорились они с Мег, что ли?» Сток приехал с букетиком белых орхидей, приколол к корсажу и одобрил ее платье:

– Ух, ты выглядишь… – он хотел сказать «сексуально», но так как неподалеку стояли мистер и миссис Роберте, он поменял это слово на «потрясающе».

Лорен улыбнулась. На этот раз он был прав. Джейн сейчас же достала фотоаппарат.

– Внимание, снимаю! – весело воскликнула она.

Она послушно позировала, ее запечатлели рядом со Стоком, затем поцеловала родителей, сказала «пока» и уехала. Обычно в таких случаях начиналась дискуссия о времени возвращения, но так как это был новогодний вечер и она уезжала со Стоком, это уже было неважно. Родителей интересовало только то, чтобы брачная сделка стала нерасторжимой.

Мак Райан ждал на улице в машине, и они поехали за Мег. Когда они приехали, она со злостью оглядела Лорен.

– Ты мне не говорила, что купила черное платье. Ну как ты могла? Ведь ты знала, что я буду в черном, – прошептала она сердито.

Лорен пожала плечами; честное слово, она позабыла.

– Ну, какая разница. Мы же с тобой непохожи.

– Но я хотела выделиться из всех, – ответила Мег, капризно вздернув голову, – а теперь мы смотримся, как близнецы.

– Ты и так выделяешься, – ответила Лорен, подумав, что подружка потолстела на фунт, а то и два.

– Нет, это ты смотришься по-особому, – ответила Мег, – и так бывает всегда.

Они приехали на танцы довольно поздно, потому что останавливались выпить шампанского, прямо в автомобиле. Лорен не привыкла пить – ей очень не нравился вкус спиртного, но она решила, что этот Новый год должен отличаться от всех предыдущих. Теперь она взрослая.

Танцы были в разгаре, когда они приехали. Сток схватил ее за руку и, прокладывая себе дорогу сквозь толпу дружков, вывел ее в круг.

– Ты сегодня просто огнеопасная, – сказал он. – Не хотел говорить этого при твоих родителях, но сегодня, подружка, чувствуется, что у тебя есть тело!

Неужели он впервые это заметил? И она решила ответить ему в тон:

– И у тебя, дружок, оно есть!

Он не знал, как это понять, притворился, что не расслышал, и стал работать бедрами под музыку «Женщины из Гонконга», которую исполнял местный джаз-оркестр. Конечно, это был не Мик Джеггер, по правде говоря, даже приблизительно.

У Лорен закружилась голова, а глаза обыскивали зал.

«Кого ты высматриваешь, Робертс? Я ищу Ника Андже-ло. Хочешь устроить скандальчик?»

К удивлению Ника, Синдра согласилась пойти, когда Джои пригласил ее на танцы.

– Я слышал, ты идешь с Джои, – сказал он. Она метнула на него яростный взгляд.

– Когда-нибудь поймешь, что ставишь не на того, – сказал он, поправляя галстук, эту дурацкую «бабочку».

– Когда это будет, я тебя извещу, – ответила она, зачесывая назад длинные темные волосы.

– Ага, я уже дыхание затаил, жду, – Ник разозлился на ее отвратную манеру говорить с ним.

Но тут они услышали шум, грохот и крик из соседнего трейлера. Это уже не новость: с самого Рождества Примо и Арета Мэй готовы глотку друг другу перегрызть.

Синдра зло посмотрела на него, словно это он был виноват:

– Может быть, из-за этого шума ты поскорее отсюда уберешься.

– Ну сколько же раз тебе говорить, я здесь не по собственному желанию.

– Но он твой отец, а он просто дерьмо, – сказала она мстительно.

– Да… Но позволь тебе напомнить, что и твой тоже. Глаза ее яростно засверкали:

– Я этому не верю.

– Хочешь сказать, что твоя мамаша врет, да? Глаза ее все так же сверкали:

– Не верю, что этот ленивый бык мне отец.

– Но это так. Привыкай к этому факту. Джои заехал за ней на мотоцикле.

Синдра открыла дверь трейлера и выглянула.

– Но ведь снег идет, – сказала она сердито. – Как вообще можно куда-нибудь добраться в такую погоду?

Джои вытащил сложенный пластиковый плащ и, развернув его театральным жестом, набросил ей на плечи.

– Вот так и поедешь. Какова обслуга?

– О, классическая, – проворчала она, – и самое настоящее классическое свидание.

– А ты кого ждала? Кого-нибудь из клана Кеннеди?

– Никого я не жду, – сказала она, кривя презрительно губы, – абсолютно никого.

Ник собирался попросить у Примо фургон, но, услышав шум и крики из соседнего трейлера, решил поехать на велосипеде к Дон и попросить автомобиль у ее матери.

Ему противно было ощущать на себе заемный костюм, он был слишком велик и не было, черт возьми, что надеть на ноги. К черту! Он наденет кроссовки, а если кто-нибудь что-нибудь скажет об этом, он даст тому в зубы.

Харлан сказал, что он смотрится хорошо. Льюк таращился на него, как зомби. И тут Нику пришло в голову, что, наверное, ребенок нуждается в помощи специалиста. Блестящая перспектива!

– А вы, двое, что будете делать сегодня? – спросил он. Глупый вопрос. Что они могут делать? До города они могли бы дойти только пешком, но дорогу занесло. Они даже не могут прошмыгнуть в другой трейлер – посмотреть телевизор, потому что Арета Мэй и Примо там убивают друг друга.

– Вот что, – сказал Ник, стараясь развеселить их, – завтра я вас обоих возьму в кино.

Харлан кивнул, и лицо у него просветлело. Ник поехал на велосипеде к Дон. Дорога была длинная, и когда он добрался наконец до ее дома, то уже промок насквозь.

На Дон было такое узкое, обтягивающее ее платье, которого он сроду не видывал. Но она предпочитала ничего не оставлять воображению.

– Вот ухажер замечательный, – сказала она, покачав головой, – да тебя надо сначала высушить, прежде чем куда-нибудь идти.

– А можно попросить машину у твоей мамаши?

– Она наша целиком и полностью, красавец мой. Она собиралась куда-то поехать, но потом отключилась. Давай, сними одежки, я постараюсь их высушить.

Он поднялся за ней в ее комнату и разделся. С двух больших афиш над ним смеялся Элвис Пресли.

Она окинула его с ног до головы одобрительным взглядом:

– М-м-м, ты уверен, что хочешь пойти на танцы? Моя мамаша не проснется до завтра.

– Эй, не для того я ездил в Рипли за костюмом, чтобы потом сидеть дома.

Она многозначительно подмигнула:

– Но я не имею в виду «сидеть».

– Но мы и потом можем этим заняться, о'кей?

– Когда бы ты ни пожелал, мой мальчик.

Вот это в Дон было плохо: чересчур услужлива.

Лорен сразу же увидела его, как только он вошел. Вообще-то она не ожидала, что он будет. И в то же время надеялась, что придет. И вот он появился вместе с Дон, повисшей на его руке, словно пиявка.

Она старалась не смотреть, ей не хотелось, чтобы он поймал ее взгляд. Он хорошо выглядел в своем смокинге, даже несмотря на то, что тот был немного великоват. Он явно пытался подать себя. Неужели ради Дон? Стерва!

И Лорен сразу же раскаялась. Дон вовсе не стерва, беда в том, что она как-то невольно стала школьной шлюшкой. Лорен подозревала, что Сток с ней спал. Он, правда, не признавался в том. Но ей было все равно.

А Сток в свое удовольствие вертел ее в танце так и этак и, как всегда, был полон сам собой.

– Давай что-нибудь выпьем, – сказала она, задыхаясь и вырвавшись из его рук.

Он просиял:

– Вот так-то лучше. Как насчет того, чтобы докончить с шампанским у меня в машине?

– Я имела в виду что-нибудь безалкогольное.

– Извините меня.

Она очень не любила, когда он старался иронизировать. В баре Ник подал Дон стакан разбавленного пунша:

– Попробуй эту отраву.

Она обвела взглядом зал и покачала головой.

– Не знаю, что нам здесь делать. Надо было поехать в Рипли. – И она быстро посмотрела на него. – Или остаться дома.

Да, он был согласен, они здесь чужаки. Дон притворно зевнула:

– Мы пришли, увидели, и нам стало скучно. Давай, к черту, рванем отсюда, нам веселее будет у меня. Я кое-что покажу тебе, а ты – мне!

Но ОН не собирался уходить, пока не повидает Лорен. В конце концов, это из-за нее он вырядился в смокинг и явился сюда.

– Да, но ты мне говорила, что знойно танцуешь. Как насчет того, чтобы показать им, как танцуют по-настоящему?

Дон всегда была готова принять вызов:

– Медочек, я могу всем им дать прикурить. В любое время дня и ночи. И по-всякому!

– Так чего же мы ждем? – И он потянул ее в толпу танцующих. Не то, чтобы ему очень хотелось танцевать, но это давало ему свободу маневра.

Дон наслаждалась возможностью показать себя во всем блеске. У нее были формы, и она знала, как всех ими потрясти, особенно когда на ней ее любимое узкое платье.

Вокруг собралась небольшая группа посмотреть, что они выделывают. А потом он увидел Лорен. Она сидела за столиком со Стоком и его друзьями и, конечно, выглядела потрясающе.

Он знал, что должен теперь сделать важный шаг. Он еще не знал, какой или когда это предпринять, но теперь он без этого не уйдет.

17

– Итак, – спросил Джои, перегнувшись через маленький столик, – ты любишь танцевать?

– Нет, – ответила Синдра, оглядывая зал темными, задумчивыми глазами и удивляясь, зачем Джои пригласил ее.

– Как же так получилось?

– Получилось что? – отрезала она. – Раз я черная, значит, мне полагается все время приплясывать?

– Но я этого не говорил.

– Нет, но ты, конечно, так думаешь. Ты меня поэтому пригласил. Черная, у которой нет моральных устоев и она на все согласна.

– А?

– Ты слышал.

– Я слышал, как кто-то очень психует.

– Что?

– Психует, словно цыпленок, испачкавшийся в дерьме.

Она разгладила на коленях зеленое бархатное платье, купленное в магазине «Секонд хэнд», стараясь успокоиться. Не для того наряжалась она и пошла на танцы, чтобы ругаться и употреблять вульгарные выражения.

– Я не цыпленок, – сказала она, беря себя в руки.

– А может быть, и надо быть такой цыпкой, – заметил он. – Вшивое это дело – черная мать и белый отец, никак не решишь, какого цвета ты сама.

Неожиданно на глазах у нее навернулись жгучие слезы. Да, он был прав, она ни то ни се, и это больно.

– А мой отец был еврей, – продолжил Джои, – еврей-полицейский в Чикаго, женившийся на приятной ирландской девушке-католичке. Я никому не говорил, что наполовину еврей, не стоит осложнять жизнь.

– Как осложнять?

– Ну, знаешь, будут дразнить, выражаться. Сама знаешь. Да, она знала, она хорошо помнила, что тогда выкрикивал мистер Браунинг вне себя от похоти. И каждый из мужчин, которых она знала или встречала, смотрел на нее так, словно она существует только для этого.

– Но тебе надо приспособиться и жить, – мудро заметил Джои. – Я же приспособился.

Она быстро взглянула на него.

Он был немного чудной – высокий, худощавый, с копной каштановых волос, с какой-то кривоватой улыбкой и неровными зубами. И почему она приняла его приглашение, непонятно. Может быть, потому, что впервые в жизни получила формальное приглашение куда-то пойти.

– Хочешь, потанцуем? – И он ткнул большим пальцем в сторону танцующей толпы.

Она видела, как Ник пустился во все тяжкие с Дон Ковак под музыку «Шуга, шуга…».

– Я… не знаю, не хочу.

Он заметил, на кого она смотрит:

– Что ты имеешь против него? Она неловко повернулась:

– Кого?

– Да Ника. Что он тебе сделал?

– Он сюда приехал, вот что, – ответила она зло.

– Но ведь не по своей охоте, – сказал Джои, доставая из кармана пачку «Кэмел» и предлагая ей сигарету.

Она отрицательно махнула рукой:

– Ты не понимаешь.

– Ну, может быть, ты мне как-нибудь объяснишь. Иногда хорошо поговорить, выложить все, как есть. – Он замолчал, поняв, что ступил на опасную почву. – Но когда бы тебе ни потребовалось – я тут как тут. О'кей?

Она прищурилась, с недоумением глядя на него: – Тебе что от меня надо? Он пожал плечами:

– Ничего, если тебе так хочется.

– А сколько времени? – спросила Мег, прижимаясь к Маку Райану так, словно это они обручились.

Сток взглянул на свои дорогие водонепроницаемые часы – родительский подарок.

– Без двадцати пяти минут двенадцать. Вперед, нападающий!

– Ты правильно понимаешь, – сказал Мак, опуская ладонь и слегка пощипывая и потирая шею Мег. – Эта маленькая дама и я – мы бы хотели уединиться.

Мег хихикнула.

– Разве мы этого хотим? – кокетливо спросила она. «Точно, – подумала Лорен, – и завтра эта маленькая

дама будет жаловаться, как ты едва не изнасиловал ее».

– Но сегодня мы все едины, – провозгласил Сток. Лорен отпила большой глоток пунша и сразу же об этом пожалела – на вкус он был отвратный.

– Д'п'шли, – понукал ее Сток, поднимая со стула, – играют мою любимую.

Его любимой мелодией оказалась сентиментальная композиция на тему «Рокетмэн».

Лорен она очень не понравилась, тем более что он впал в романтическое настроение, тесно прижимался к ней и все время терся ширинкой о ее бедро и совершенно не в лад подпевал ей на ухо.

«Сегодня тот самый вечер, – подумала она мрачно, – он что-то предпримет снова, и я ему верну кольцо. Настало

время».

А на кругу Ник все ближе и ближе подбирался к Лорен, искусно маневрируя при помощи Дон, и наконец она сообразила, что он что-то задумал, и очень раздраженно сказала:

– Куда это мы направляемся? Ты толкаешь меня вперед, словно я пылесос!

– Мы сейчас поменяемся.

– А?

– Я хочу пригласить Лорен, а ты возьмешь на себя Стока. – Да?

– Да. Мы их тут всех немного расшевелим.

– Да уж, действительно расшевелим, – ответила она, мысленно представив себе картину, и не очень ей обрадовалась. Если Ник думает, что сумеет сладить с мисс Робертс, «Коленки – вместе», то ему надо подумать еще раз.

Миленькая крошка Лорен даже не взглянет на него лишний раз. А Сток выпустит ему мозги, если он будет заигрывать с его драгоценной невестой.

Приблизившись к Лорен и Стоку, Ник толкнул Дон вперед, подбодряюще крикнув:

– Вперед, в атаку!

Дон искусительно улыбнулась Стоку. В конце-то концов она достаточно хорошо его знала – с восьмого класса время от времени они тайком спали, и его помолвка ничего в его сексуальных привычках не изменила.

– Теперь моя очередь, – сказала Дон, весело оттаскивая его от Лорен и бросив для приличия через плечо:

– Ты ведь не против, правда?

– Давай, – ответила Лорен, взглянув на Ника, который ей подмигнул, словно желая сказать: «Здорово я все это подстроил?»

Стока увести было нетрудно. Ну что поделаешь с этими девушками, которые просто не могут перед ним устоять? Дон хорошо играла свою роль: тесно к нему прижимаясь, она вытащила его на середину зала.

– Эй, – сказал Ник, неотрывно глядя на Лорен, – наверное, тебе тоже надо с кем-нибудь потанцевать.

Сердце у нее отчаянно забилось. Ей вдруг трудно стало дышать.

– Да, наверное, – ответила она. Он обнял ее и крепко прижал к себе.

– Сегодня вечером ты покончишь с помолвкой, – сказал он очень тихо.

– Знаю, – услышала она свой ответ словно со стороны. Он прижал ее к себе еще сильнее:

– Ну, раз ты уже знаешь.

– Похоже будут неприятности, – сказал Джои.

– Какие? – спросила Синдра.

– Большие неприятности, – ответил Джои, кивнув в сторону танцующих.

Синдра ничего не понимала, о чем это он. Насколько она могла видеть, все безмятежно веселились.

– Не понимаешь, ист? – переспросил он.

– А что тут понимать, – никак не могла она взять в толк.

– Сток Браунинг.

Браунинг. Один звук этого имени заставил ее вздрогнуть. Да будет проклята вся эта отвратная семья, они самые плохие люди на свете.

– А что Сток? – спросила она, стараясь казаться безразличной.

– Твой брат заигрывает с его девушкой. Синдра нахмурилась:

– Ну сколько раз повторять? Ник мне не брат.

– Но это неважно, потому что сейчас он получит по заднице.

– Ну и хорошо.

– Ты хочешь, чтобы его избили?

– Мне это безразлично.

– Ну что ж… но я должен в это вмешаться.

– Почему?

– Потому что он мой друг.

Она внимательно оглядела танцующих. Сток кочевряжился с Дон. А Ник на другой стороне зала медленно танцевал с Лорен.

– Ничего не будет, – ответила она.

– Надеюсь, ты права.

– Как всегда.

– Почему это Лорен с ним? – спросила Мег, яростно оглядев танцзал.

Мак не слушал ее.

– Знаешь, я всегда высматривал тебя, даже тогда, когда ходил с другими, – сказал он.

Но Мег слушала рассеянно. Ей очень нравилось, когда ей уделяют внимание, кто бы то ни был, но ей не нравилось, что ее лучшая подруга любезничает с Ником Анджело.

– Где Сток? – спросила она. – Он должен положить этому конец.

– У тебя такая миленькая маленькая попка, лучше просто не видел.

Комплимент есть комплимент, и она на минуту забыла о Лорен. – Да?

– Да. Подходящая попка, и лицо подходящее. Ты мне нравишься, Мег. Всегда нравилась.

– Да?

– Давай выйдем, посидим в авто.

– Там холодно.

– А мы включим печку, радио и допьем шампанское. Пойдем, соглашайся. Я тебе расскажу, как заметил тебя в первый раз.

Ну разве можно было устоять?

– Но ты… ничего не… предпримешь? Он принял оскорбленный вид.

Нет, до чего же девчонки глупы! Неужели она думает, что его интересуют только разговоры?

– Кто, я? Я слишком уважаю тебя, Мег, я действительно тебя уважаю.

Она позволила себя уговорить. В конце концов, он тоже подходящий.

– Ладно… хорошо.

Через десять минут он ее полапает! И, выводя Мег на улицу, он изо всех сил старался не глядеть на ее полную, спелую грудь.

Приближалась полночь. Все ощутили ее скорый приход. Воздух был насыщен возбуждением.

Оркестр наяривал попурри из «Битлов». Руки Ника крепче обняли Лорен.

– Это особенная ночь, – сказал он. Голос у него был низкий и нежный. – Начинается что-то новое.

– Да, знаю, – ответила она.

– В это время через десять лет мы будем уже старыми.

– Да, наверное.

– Очень старыми.

– Да, наверное.

– Но мы будем вместе.

Он говорил так убежденно, но ей казалось, что все будет далеко не просто. Да, она сможет справиться со Стоком, но родители просто рехнутся, если она будет запросто встречаться с Ником Анджело.

«Не отвечай «нет», Робертс. О'кей. (О'кей. Относись ко всему легко. Соглашайся. Я изо всех сил постараюсь».

«Битлы» кончились, и оркестр загремел свою собственную шумную версию «Родиться диким».

Дон сразу же схватила Стока за руку, как только он начал пятиться от нее.

– Куда ты, мальчик? Мы только-только раздухарились, – она облизнулась и соблазнительно завращала бедрами. – Не бросай меня.

У Стока в голове стоял туман.

– Мне нужно найти Лорен, уже почти полночь.

– Да, полночь, – хихикнула насмешливо Дон, – подумаешь, важность. Со мной тебе лучше, чем с мисс Хорошисткой, и ты это знаешь.

– Я должен ее найти, – промямлил Сток. Лицо у него покраснело от постоянного прикладывания к серебряной отцовской фляжке с виски, спрятанной в кармане.

Дон решила, что свою роль она уже отыграла, и больше не стала к нему приставать. Черт возьми, Ник Анджело, – не так она думала встретить Новый год.

А там, на краю танцзала, Ник и Лорен, крепко обняв друг друга, кружились, забыв обо всем на свете. Сток увидел их и направился туда.

Джои встал.

– Ну вот, начинается, – простонал он, гася сигарету о пепельницу.

Синдра вертела в руках стакан с разбавленным пуншем.

– Да ничего не случится.

Главный в оркестре схватил микрофон.

– Осталось пять минут до двенадцати часов, – . проревел он в экстазе, – пять минут громкой музыки! Все готовы?

– Да! – проревела в ответ толпа. – Мы готовы! Оркестр заиграл «Крокодиловый рок» – теперь он отдал свои симпатии Элтону Джону.

– Лорен, – Сток положил руку ей на плечо и пожаловал-

ся: – Я вовсе не хотел так долго танцевать с Дон. П-дем… уже время.

Лорен вздрогнула от неожиданности: она совершенно забыла обо всем и обо всех, кроме Ника. Сток просто перестал для нее существовать. Она повернулась и взглянула ему в лицо.

– Я… я не хочу уходить, – спокойно сказала она, а сердце у нее громко стучало.

– Почему это? – спросил он раздраженно.

– Потому что не хочу.

Сток начал сердиться. Она что, хочет наказать его за то, что он так долго танцевал с Дон? С минуту он стоял, покачиваясь, и вдруг понял, что, пока он отсутствовал, Лорен любезничала с Ником Анджело.

– Чего ради ты танцуешь с этим потаскуном? – крикнул он. – Ты только посмотри на него, он в кроссовках. Даже туфли себе не может купить.

Она почувствовала, как Ник напрягся и приготовился к драке. Она быстро коснулась его руки, стараясь удержать.

– Три минуты до полуночи! – завопил главный.

– Ты поедешь со мной туда, где тебе следует быть, – сказал Сток.

– Нет, – ответила она.

– Ты моя невеста. Прекрати эту дерьмовую игру и делай, как я сказал.

Она молча сняла с пальца обручальное кольцо и подала ему.

Он был как громом поражен.

– Это что? – спросил он, тупо глядя на сверкающие бриллианты.

– Все кончено, Сток, – сказала она, полностью овладев собой.

– Кончено? – переспросил он, не веря ушам своим. – Это не может быть кончено.

– Но это так, – сказала она спокойно, испытывая невероятное чувство облегчения.

Он повысил голос, еще больше покраснев:

– Ничего не может быть кончено, пока я сам не положу конец.

Она подавила истерический смешок. Ей кажется, или он действительно стал похож на вареного рака?

– Не кричи на меня, – проговорила она, кое-как удержавшись от смеха.

– Осталось две минуты, – донеслось со стороны оркестра.

– Дерьмо! – Это сказал Сток.

Присутствующие уже заметили, что что-то случилось, и не могли не смотреть в их сторону.

И Ник решил, что настало время вмешаться. Он обнял Лорен за талию и сказал:

– Пойдем.

– Ты, ублюдок, – загремел Сток в бешенстве. – Тебя это не касается.

– Вот тут ты ошибаешься, – спокойно ответил Ник. – Это меня касается очень.

– Иди в… – заорал Сток.

– А теперь мы начинаем отсчет последней минуты! – заорал в микрофон ведущий, чем заглушил все остальные голоса. – Итак, давайте все вместе. Считаем от шестидесяти вниз. Пятьдесят девять… пятьдесят восемь… пятьдесят семь…

– Иисусе! – Сток хлопнул себя по лбу, вызверясь на Лорен. – Теперь я понимаю, почему мне нельзя было спустить твои фригидные штаны. Эта дешевка, этот потаскун, любитель черномазых, залез туда раньше!

– Как смеешь ты говорить со мной таким образом! – ответила она.

– Я буду говорить с тобой как захочу. Ты сама просто потаскушка, надо было мне слушать мать.

Ник шагнул вперед:

– Эту задницу надо проучить.

– Нет, – она попыталась заслонить его от Стока.

– Девятнадцать… восемнадцать… семнадцать…

– Убирайся к черту… – предупредил ее Сток. – Я сейчас сам проучу этого подонка.

– Нет! – Она попыталась помешать им. Нельзя было дать им схлестнуться.

– … одиннадцать… десять… О'кей, теперь все вместе, начинаем!

И толпа запела радостный новогодний гимн. Джои продирался сквозь толпу, надеясь помешать неизбежному. Синдра тащилась за ним.

– Пять… четыре… три…

Сток грубо отшвырнул Лорен в сторону. Ник хотел защитить ее, но прежде чем успел что-либо сообразить, Сток отступил назад, сделал выпад, и Ник распластался на земле.

– Два… один. Счастливого Нового года-а-а!

Ник не успел ответить. Он свалился, как мешок с цементом. И перед тем как потерять сознание, увидел воздушные

шарики. Сотни и сотни красивых розовых шариков взмыли вверх.

18

Он медленно приходил в себя, с трудом дыша. Голова, казалось, сейчас расколется от боли. Застонав, он коснулся рукой лица, пальцы стали липкими от крови. Он медленно открыл глаза.

Лорен сидела на полу, положив его голову себе на колени. Они были в коридоре, рядом с залом. Несколько человек стояло около, наверняка думая, уж не умер ли он.

Мистер Льюкас, один из ответственных по школе за новогодний вечер, взглянул на него вниз.

– Это отвратительное поведение, Анджело, – сказал он резко, – мы не собираемся мириться с драками в нашей школе.

– Но он ничего не сделал, мистер Льюкас, – запротестовала Лорен. – Это Сток его ударил.

Мистер Льюкас словно не слышал.

– Кто-то должен доставить его домой, – ответил он неторопливо, чуть не лопаясь от важности. – Мне надлежит быть в зале.

Теперь, когда все кончилось, немногие любопытствующие разошлись. Остался только Джои, а позади него топталась Синдра.

– Иисусе, парень, ты в порядке? – спросил Джои. – Я шел к тебе на помощь, когда этот дурак свалил тебя.

Ник попытался собраться с мыслями. Чувствовал он себя дерьмово. Он осторожно тронул разбитый нос:

– Наверное… наверное, он сломан.

– Тогда тебя нужно доставить в пункт «Скорой помощи», – сказал Джои, беря на себя функции распорядителя.

– Какой пункт «Скорой помощи»? – спросила Синдра. – Это тебе не Чикаго, знаешь. У нас в городе только два врача, и, наверное, они встречают Новый год не дома.

– А ты уверен, что нос сломан? – спросила Лорен, преисполненная чувства вины.

Он опять дотронулся до носа:

– Ага, уверен.

Лицо у него было в крови. Она закапала Лорен платье, оставив большие влажные пятна.

– Я не ожидала, что так получится, – сказала она тихо. – Я очень, очень сожалею об этом.

Он постарался обратить все в шутку:

– Стоит и нос сломать ради того, чтобы этот подонок больше не вмешивался в твою жизнь.

Она обдумала его слова.

Да. Со Стоком покончено. На этот счет можно не сомневаться.

– Ему нет больше места в моей жизни, – сказала она спокойно, – и не будет никогда.

– Ладно, – ответил Джои, – все это очень мило, но что нам делать?

– Можно его отвезти в больницу в Рипли, – предложила Синдра. – У них там есть отделение «Скорой помощи».

– А как мы его туда отвезем? – сказал Джои, почесывая подбородок. – Снег идет, морозит, и сегодня новогодний вечер. На чем поедем? На моем мотоцикле?

– Не знаю, – ответила Синдра.

– Мы не поедем в трейлерный парк, – твердо сказала Лорен. – Это слишком далеко. Я сейчас позвоню папе и попрошу заехать за нами. Ник может переночевать у нас.

– Ты в уме? – воскликнул Джои. – Твои родители тоже с ума сбрендят, когда ты объявишь, что порвала со Стоком.

– Ты правду говоришь, – сказала она с мрачной решимостью, – но это моя вина, что он ранен, и я за него отвечаю.

Ник простонал:

– Надо было мне садануть ему в пах.

– А ты уверен, что у него там что-нибудь есть? – холодно возразила Синдра.

Он попытался рассмеяться:

– Значит, надо вот такому случиться, чтобы ты со мной заговорила, а?

Она пожала плечами:

– Не очень-то радуйся.

Лорен быстро ушла, чтобы позвонить родителям. Она стояла у телефона-автомата и нетерпеливо ожидала, когда кто-нибудь ответит. А потом вспомнила, что родители ушли в гости, и это хорошо, она сможет потихоньку провести Ника в дом до всех их возражений. Она позвонила на местную стоянку такси, и ей посчастливилось заказать машину.

Когда она вернулась, Ник был уже на ногах.

– Слушай, я могу идти. Давай не будем подымать суматоху, – сказал он в смущении.

– Ты уверен?

– Да, уверен. – Он взглянул на Синдру. – Скажи там, что я сегодня не вернусь. Хотя им на это наплевать.

– Как будто я стану с ними разговаривать, когда буду дома, – ответила она саркастически.

Добравшись до дому, Лорен сразу же повела его наверх, в свою комнату.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она с тревогой.

– Как последний пачкун. Твой поклонник напал неожиданно. Нам надо было бы выйти наружу, и там бы я ему показал, на что способен.

– Мой бывший поклонник, – поправила она деловито, снимая покрывало с кровати. – Ты будешь спать здесь.

Он попытался улыбнуться:

– С тобой?

Она улыбнулась в ответ:

– Будь посерьезнее. Он сел на кровати:

– О'кей, о'кей, просто спрашиваю.

Она намочила полотенце и потихоньку стала стирать кровь у него с лица.

– Ух!

– Не будь ребенком.

Когда она кончила, он спросил:

– А теперь как? Мне ложиться на твои простыни одетым?

– Я обо всем позабочусь. Он опять усмехнулся:

– Даже разденешь меня?

С улыбкой она покачала головой:

– Когда-нибудь… может быть. А теперь ты сам сможешь раздеться. Ты должен поспать, утром поговорим.

– У тебя платье все в крови. Может, переоденешься, пока родители тебя так не увидели?

Он был прав. Ее новое черное платье было сильно испачкано кровью.

– Да оно мне все равно не нравилось, – сказала она, – пусть оно мне будет прощальным подарком от Браунингов.

– Эй, Лорен, – сказал он, беря ее за руку, – дело того стоило.

– Это ты завтра решишь, когда посмотришься в зеркало.

К тому времени, когда родители приехали домой, она успела постелить себе на кушетке внизу, переодеться в ночной халат и была готова встретить их.

Когда они входили, она услышала, как папа сердито сказал:

– Не угрожай мне, Джейн. Никогда мне не угрожай.

– Я тебе не угрожаю, – ответила Джейн, сдерживаясь, – но вот что я тебе скажу, – тут она увидела дочь и оборвала себя. – Лорен, что ты делаешь дома так рано?

Это было нечто новенькое. Она рано дома? Но уже час ночи!

– На танцах кое-кто пострадал.

– Это не ты? – быстро спросил Фил.

– Нет, со мной все хорошо, – ответила она.

– А кто же тогда? – спросила Джейн.

– Это… это… Ник Анджело. Помните? Он играл со мной в спектакле.

– А что с ним приключилось? – спросила Джейн совершенно без интереса.

– Он подрался. Нет, не он начал, но ему сломали нос и ему нельзя было добраться сегодня ночью домой, в такой снегопад, и поэтому я привела его к нам. – Она почувствовала, что говорит очень быстро, но не могла остановиться. – И сейчас он спит в моей кровати. Мама, все в высшей степени прилично. Я буду здесь, на кушетке.

Отец, по-видимому, очень рассердился:

– Этот парень у тебя, в твоей постели?

– Да, папочка, – сказала она кротко. – Но я же не в ней. Я внизу с вами. Правда?

Фил и Джейн только в ужасе переглянулись.

– Я очень бы желала, чтобы ты ничего подобного без спросу не делала, – кипятилась Джейн. – Я не люблю, когда у нас кто-нибудь ночует. И кто он, между прочим?

– Я уже сказала, мама. Ник Анджело. Он играл Брика в пьесе.

– А, этот. Он так странно выглядит, – ответила Джейн. – Мне говорили, что он живет в трейлере. Это правда?

– А что это меняет? – с вызовом спросила Лорен. Джейн нахмурилась. Дочь иногда бывала очень упряма, вот как теперь.

– Ладно, если тебе хочется спать на кушетке, ничего, видно, не поделаешь. До завтра.

Лорен дала им полчаса. Она подождала, пока они оба побывали в ванной, потом услышала, как захлопнулась дверь их спальни. После этого до нее донесся слабый звук их голосов, затем все смолкло.

Когда все в доме совсем затихло, она тихонько прокралась наверх, посмотреть на Ника. Он лежал на спине, раскинув руки, с закрытыми глазами.

И она смотрела на него долго-долго. «Ник Анджело, ты изменил мою жизнь. И я очень, очень тебе благодарна».

Лорен поднялась в шесть утра. Она решила, что лучше будет утащить Ника из дома пораньше, чтобы он не встретился с родителями. Если действовать быстро и тихо, ей удастся взять семейный автомобиль и отвезти его в больницу в Рипли, прежде чем они проснутся.

Они вряд ли спали в эту ночь. Все переменилось, и она тоже. Она знает, что теперь надо быть сильной, готовой встретить сопротивление, с которым неминуемо столкнется. Столько лет она была послушной малюткой Лорен, трудолюбивой, прилежной Лорен. Теперь ее объявят скверной маленькой Лорен, потому что она не захотела быть помолвленной с самым богатым юношей в городе.

Да, очень плохо. Но она это переживет. А как справятся с этим они?

Наверху, в ее комнате, Ник сидел уже одетый в свой испорченный заемный смокинг. Она вошла, приложила палец к губам и прошептала:

– Ш-ш-ш… мы уезжаем.

Он кивнул с облегчением, ему хотелось поскорее убраться отсюда.

Она быстро пошла в чулан с одеждой, натянула джинсы, свитер и надела толстое пальто с ворсом.

– Иди за мной, – прошептала она, и они, крадучись, спустились вниз.

На кухне она поспешно нацарапала записку, объясняя, почему взяла машину, и прикрепила ее на дверцу холодильника.

Через несколько минут они уже были во дворе.

– Фу, – вздохнула она, отпирая дверцу машины. – Не очень легко действовать с преступными намерениями.

– Я поведу, – сказал он.

– Нет, – ответила она твердо, – еще не время.

– Ты хоть немного поспала? – спросил он, безропотно садясь около нее.

– Нет. А ты спал?

Он виновато дотронулся до распухшего носа.

– А ты как думаешь?

Она вывела автомобиль на шоссе. Снег перестал, но дорогу развезло, было мокро и слякотно.

– Мы оба, наверное, сошли с ума! – воскликнула она, безумно счастливая.

– И тебе это нравится?

– Я просто в восторге, – ответила она бесшабашно. – Целый век не чувствовала себя такой свободной.

Он поглядел на нее пристально: – Да?

– О, да! Сток был вроде огромной черной тучи, нависшей надо мной.

– Так почему ты не порвала раньше с ним?

– Мне казалось, что проще ничего не менять.

– Проще не значит легче, – мудро заметил он. Она метнула на него быстрый взгляд:

– А выглядишь ты – просто страх.

– Благодарю.

– А как ты себя чувствуешь?

– Так, словно у меня по лицу прошелся трактор. Но если на это не обращать внимания, то просто замечательно.

– Доктор поправит тебе нос.

– Какой доктор?

– Мы же едем в Рипли. – Да?

– Я тебе должна новый нос. Это из-за меня его сломали.

– Готов на все, если буду спать в твоей постели. – Он усмехнулся. – Очень уж мне понравились твои шикарные

простыни!

В носу у него по-прежнему словно стреляло, и он испытывал довольно сильную боль. Но почему же ему так хотелось петь? Ведь Лорен просто еще одна знакомая девушка. Так-то оно так, но она самая прекрасная девушка на свете!

Он внимательно рассматривал ее безупречный профиль.

– А что обо всем этом скажут твои родители? Она сделала гримаску:

– Я тебя извещу.

Он нагнулся, включил радио и настроился на рок-волну. О, если можно было бы вечно, вдвоем, все ехать и ехать! Не будет ли это слишком, если он вот сейчас попросит ее убежать с ним?

Через полтора часа они добрались до Рипли и подъехали прямо к отделению «Скорой помощи». Канун Нового года потребовал жертвоприношений – все отделение было битком набито пострадавшими в разного рода боях. Были тут кровавые ножевые раны, одна-две огнестрельных, две избитые женщины и огромный негр, громко и непристойно ругавшийся.

Они сели, и Лорен прижалась к его плечу.

– Эй, не обращай внимания, – сказал он, но самому ему тоже было как-то не по себе.

Они прождали почти пять часов, прежде чем дошла до них очередь, и замученный молодой врач срочно послал Ника на рентген и подтвердил, что да, нос действительно сломан. Он выправил его и наложил гипс.

– У меня такое чувство, словно я побывал на войне, – пошутил Ник, когда они выходили из больницы. В глубине души он беспокоился, как он будет выглядеть, когда повязку снимут. Черт возьми, ему же повезло с наружностью. А теперь что? Что, если на него обрушилась еще одна беда?

– Не беспокойся, – сказала Лорен, словно читая его мысли, – все будет прекрасно.

А снег опять повалил и с удвоенной силой.

– Меня пугают большие города, – сказала она, вздрогнув. Он засмеялся.

– Разве это большой город? Это просто Диснейленд по сравнению с Нью-Йорком или Чикаго. – Он хлопнул в ладоши. – Иисусе! А я ведь замерзаю!

– Я тоже. И умираю с голоду.

– И я тоже.

Она взглянула на часы:

– Уже почти три часа. Мои родители меня убьют. Наверное, надо трогаться обратно.

– Но сначала чего-нибудь поедим.

Родители убьют ее все равно, так что лишние полчаса ничего не изменят.

– О'кей, – сказала и подумала, что, наверное, надо позвонить. «Нет, – решила Лорен. – Отложим крупный разговор на потом».

Они оставили машину на стоянке у больницы и побежали, скользя и спотыкаясь по мокрому тротуару, в ближайшее кафе, где подавали гамбургеры.

К столику подошла официантка. Из угла рта у нее свисала сигарета, лицо было унылое.

– Да? Что закажете?

– Двойной гамбургер со всем, что есть, бутылку колы и жареный картофель, – сказала очень быстро Лорен, – две порции, – и улыбнулась. – О'кей?

У него в кармане было двадцать долларов.

– Я плачу, – ответил он.

– Нет, я, – сказала она упрямо. – Это из-за меня мы здесь.

– Но я не могу тебе этого позволить.

– Нет, можешь.

– Так два гамбургера или еще что? – Официантке стало скучно, ей все равно было, кто заплатит, если будет выписан чек.

Лорен кивнула, и она ушла.

Ник перегнулся через стол и поцеловал ее.

– А это за что? – спросила она, удивившись.

– Э… за то, что ты это ты, наверное.

Она улыбнулась. И он подумал, что она улыбается лучше всех на свете.

– Э… – начал он не в силах сдерживаться. – Наверное, я…

– Да? – спросила она нетерпеливо.

– О, да так, забудь.

Ее глаза сияли, заставляя его продолжать:

– Что?

– Э, да вроде, наверное, э… знаешь… Ну, вроде, наверное, я тебя люблю.

– А я тебя, – едва слышно прошептала она, чувствуя, что просто тает от счастья. – Я тоже.

19

Сначала Джейн Робертс обрадовалась, когда проснулась и обнаружила, что Лорен и Ник Анджело ушли. Она не очень любила иметь дело с незнакомыми людьми рано утром. А кроме того, ее мысли были заняты и другими проблемами, и в данную минуту ей некогда было беспокоиться о поведении упрямой дочери.

Она нахмурилась, когда на кухне нашла записку Лорен. Фил не очень-то обрадуется, когда узнает, что она взяла автомобиль без его на то разрешения, что так было непохоже на дочь.

Она снова прочла записку: «Взяла машину. Скоро приеду. Целую. Лорен».

Сойдя вниз и узнав об этом, Фил страшно рассердился.

– Мы слишком много позволяем этой девчонке, – ворчал он. – Как смела она только подумать, что я позволю ей уехать из дому на машине?

– А что скажет Сток? – ныла Джейн. – Надеюсь, она

успеет вовремя вернуться к ленчу у Браунингов, нас ожидают к часу дня.

– Успеет, – проворчал Фил, – наверное, повезла этого парня домой.

– Интересно, с кем он подрался?

– Кто знает? И кому какое дело? – ответил Фил, открывая шкаф и доставая коробку с «корнфлексом». – Кто бы то ни был, он, наверное, посильнее этого парня. Лорен всегда защищает слабейших.

– Да, – сказала Джейн. – Но это не очень хорошо со стороны Стока, что он ее бросил одну.

Фил высыпал хлопья в тарелку и добавил молока.

– Нам надо поговорить о нас с тобой, Джейн. Она покраснела:

– Мы уже говорили вчера вечером.

– Недостаточно.

– А с меня хватит, – ответила она и поджала губы так, что они вытянулись в одну тонкую линию.

Начинающуюся распрю прервал телефонный звонок. Фил взял трубку: – Да?

– Извините, мистер Робертс, я разбудила вас?

– Нет, – сказал он сухо.

– Это Мег. Можно поговорить с Лорен?

– Но она уехала рано утром.

– А куда она поехала? Он пренебрег вопросом:

– Она позвонит тебе, когда вернется.

– Э… благодарю вас, мистер Робертс.

Незадолго до полудня Джейн сидела за туалетным столиком, тут подпудривая лицо, там подрумянивая. На ней было новое выходное платье золотисто-коричневого цвета и туфли в цвет ему. Она решила надеть меховое пальто. Правда, носила она его уже пять лет, но, может быть, когда Лорен выйдет замуж за сына Браунингов, дела Фила поправятся и он сможет ей купить новое меховое пальто.

Фил вошел в комнату, остановился у нее за спиной и нетерпеливо побарабанил по циферблату своих часов:

– Она еще не вернулась.

– О Господи! – вырвалось у Джейн. – Ну как она может так поступать с нами?

– И снег опять пошел. – Фил поглядел в окно. – Надеюсь, с ней ничего не случилось.

– Лорен прекрасно водит машину.

– Знаю, – ответил Фил, шагая взад-вперед по комнате. – Не понимаю, где она может быть.

– И я, – ответила Джейн.

Она была довольно сердита на дочь, которая именно сегодня устроила всю эту неразбериху. Опять зазвонил телефон.

– Это она, – и Фил схватил трубку.

Но это была не Лорен, это была Дафна Браунинг.

– Фил, – сказала она в своей повелительной манере, – я хочу поговорить с Джейн.

– Ну, конечно, Дафна, – и, прикрывая ладонью микрофон, сказал: – Она хочет с тобой поговорить. Ничего не говори о Лорен.

Джейн ринулась к трубке.

– Счастливого Нового года, Дафна, – сказала она, захлебываясь от волнения. – Вы вчера ужасно рано ушли от Лоусо-нов, но там было весело, правда?

Но Дафна была не расположена говорить любезности.

– Я просто не могу поверить, что ваша дочь может себя так вести, – отрезала она.

Джейн всполошилась:

– Прошу прощения?

– Я имею в виду поведение Лорен, – повторила Дафна таким тоном, словно говорила с дефективным ребенком.

– Но что случилось?

– Но вы же, конечно, знаете? Джейн внезапно встревожилась:

– Это вы о драке?

– Отвратительно! – воскликнула Дафна. – Лорен хотя бы могла соблюсти приличия и остаться с женихом, а не бегать с этим никчемным парнем из трущоб.

Джейн с трудом перевела дыхание. Да, она всегда знала, что помолвка Лорен со Стоком слишком невероятное счастье, чтобы стать реальностью.

– Вы все еще ожидаете нас к ленчу? – спросила она, но уже заранее знала ответ.

– Не думаю, что в этом есть какой-нибудь смысл, не так ли? – ответила Дафна. И после долгой замораживающей паузы: – Я чрезвычайно разочарована в Лорен, и вам бы не мешало…

– Лорен всегда поступала правильно, – ответила Джейн, приходя дочери на помощь.

– Но уж, конечно, не на этот раз.

– Ну… – Джейн колебалась. – Я уверена, что бы ни случилось между ними, Сток и Лорен сами все уладят.

– Вы чрезвычайно несерьезно к этому относитесь, – сказала неодобрительно Дафна. – Вы знаете, она ведь вернула ему кольцо.

– О! – сказала Джейн тупо.

– Но ему это безразлично, – сказала Дафна сварливо и презрительно. – Особенно после того, как она с ним так обошлась.

– Я должна идти, – сказала Джейн, не желая больше продолжать разговор.

– Прекрасно, – фыркнула Дафна и повесила трубку. Фил снова вошел в комнату, поправляя галстук.

– Нам надо выезжать. Написала бы Лорен записку, что мы уже уехали.

– Слишком поздно, – ответила Джейн. – С помолвкой покончено. И нас на ленч не ожидают.

К полудню весь город знал, что Лорен Робертс разорвала помолвку со Стоком Браунингом. Все также утверждали, что Сток ударил Ника Анджело в лицо, и никто, по-видимому, не знал, где сейчас Ник и Лорен.

Джои волновался. Около двенадцати дня он заехал за Син-дрой.

– Ты что-нибудь знаешь о Нике? – спросила она.

– Нет, а вы?

– Ты, наверное, не успел заметить, что у нас нет телефона. Харлан слонялся около трейлера.

– Ник собирался нас взять в кино, – сказал он трагически.

– Он ранен, – объяснила Синдра. – Его избили.

– А когда он придет?

– Попозже.

– Он же обещал, – повторил Харлан печально. – И Льюк так надеялся.

– Он поведет вас в другой раз, – сказала Синдра.

– Почему ты не можешь пойти с нами? – спросил Харлан.

– Как-нибудь потом, – ответила она быстро. – Давай, Джои, надо ехать.

Синдра не хотела в том себе признаться, но ей было приятно увидеть Джои. Он вчера вечером отвез ее домой, но даже не пытался поцеловать ее, просто пожелал «спокойной ночи». Она чувствовала себя с ним в безопасности. И это было так хорошо, впервые почувствовать себя в безопасности с представителем противоположного пола.

На мотоцикле они добрались до города и остановились у аптеки. Джои усадил ее в уголке, а сам пошел переговорить с кем-то из друзей. Возвратившись, он сказал:

– Ну, вот, конечно, по городу ходит сплетня. Говорят, что Ник напал на Стока и великан стер его в порошок.

– Но это же неправда, – горячо возразила Синдра. – У Ника не было даже возможности дать сдачи. Сток набросился па него неожиданно.

– Да, но ото мы знаем, – согласился Джои, – а так как он в бегах, защищать его трудно. О, и Мег сказала, что Лорен нигде нет. Она весь день старается до нее дозвониться.

Они замолчали и с минуту обдумывали, как быть.

– Эй, – сказал наконец Джои, словно его внезапно озарило, – ты не думаешь, что они сбежали и занялись этим, а?

Синдра улыбнулась:

– Чем занялись, Джои? Он ухмыльнулся в ответ:

– Ну, ты знаешь чем. Мы тоже этим займемся когда-нибудь.

Неужели? Вот о чем он думает!

– Не рассчитывай, – ответила она, потягивая коку-колу. Он поднял руки вверх:

– О'кей, о'кей. Я шучу.

Перед вечером легкий хоровод снежинок сменился яростной снежной бурей.

– Я звоню в полицию, – сказал Фил Робертс. – Я дам им номер машины, и они ее найдут.

Джейн была сама не своя.

– Ну как она могла так поступить с нами? – спросила она, и голос ее задрожал. – Неужели она не понимает, что мы с ума сходим от беспокойства?

Фил покачал головой на пути к телефону.

– Звоню в полицию, – повторил он.

Джейн кивнула. По-видимому, ничего другого не оставалось.

20

Они сидели в кафе два часа. Они разговаривали. Они должны были узнать друг друга получше. Они долгим взглядом глядели друг другу в глаза. Они посмеивались. Он и она забыли о времени.

Они казались странной парой. Лорен куталась в зимнее пальто, а Ник все пребывал в своем испачканном смокинге, и нос у него был забинтован, и волосы падали на лоб, а зеленые глаза были пронзительны, как всегда.

Наконец официантка подошла к их столику:

– Нельзя здесь сидеть целую вечность с одной бутылкой колы, – сказала она грубо, – или заказывайте еще чего-нибудь, или уходите.

Ник встал:

– Мы уходим.

– Старая стерва, – прошептала Лорен.

– Пожалуйста, без выражений, – сказал он и засмеялся.

– Но я вовсе не такая примерная девочка, как все обо мне думают.

– Да, я это заметил.

Он схватил ее за руку, и они выбежали на улицу. Теперь уже шел колючий, густой снег.

– Надо бы позвонить домой, – сказала Лорен, чувствуя себя виноватой.

– Но они только наорут на тебя, – сказал он, – давай в машину, и отправимся домой.

Но когда они дошли до стоянки, то увидели, что автомобиль замело снегом. И от холода часть снега кое-где обледенела. Лорен достала из багажника лопату, подала ее Нику, и он попытался сколоть лед.

– Кончится тем, что я останусь без рук, – пожаловался он. – У меня пальцы отмерзли.

– Помочь?

– Да, влезай в машину и запусти мотор. Нам надо бы уехать до темноты.

Но автомобиль не заводился. Лорен старалась безуспешно. Она сдвинулась на сиденье, и Ник сел за руль. Он два раза включил зажигание. Наконец, машина дрогнула и сдвинулась с места. Но на обледеневшей дороге машину стало заносить. Он включил радио послушать новости. Сводка погоды угрожала снежной бурей и непроходимостью дорог.

– Что же нам теперь делать? – беспомощно спросила Лорен.

– Ну, постараемся добраться.

– А если застрянем?

– Я не застряну.

– А может быть, нам лучше остаться здесь? – спросила она нерешительно.

– Тогда тебе обязательно надо дозвониться домой. Нельзя, чтобы они думали, будто ты никогда не вернешься.

– О'кей.

– Здесь у заправочной станции на окраине города есть мотель, – сказал он, – давай попробуем добраться?

– Хорошо, – сказала она, обдумывая, что и как объяснит родителям.

Когда они добрались до мотеля, ее уже била нервная дрожь. Пик зарегистрировал их, и она поспешила к телефону. Отец ответил резким: – Да?

– Папочка?

– Лорен, – сказал он сурово, – где ты? Мы с мамой уже просто больны от беспокойства.

– Я знаю. Мне жаль.

– Тебе жаль? Мы воображаем, что ты мертва и погребена под снегом, а ты звонишь и сообщаешь, что тебе «жаль». Немедленно домой! Ты поняла меня? Немедленно!

– Папочка, я не могу. Я в Рипли. Дороги закрыты. Наступило зловещее молчание.

– Кто там с тобой?

– Я… с Ником. Я возила его в больницу. Понимаешь, это из-за меня у него нос сломан. Я знаю, что не должна была брать машину без спросу, но мне не хотелось тебя будить. А в больнице было полно народу, нам пришлось ждать… Я… не знала, что это будет так долго.

– Ты хочешь сказать, что не вернешься сегодня домой?

– Мы подумали, что лучше остаться сегодня в мотеле и поехать завтра.

– Моя дочь – в мотеле? С этим подонком?

– Ник не подонок, – возразила она решительно, – он очень хороший человек. Он не виноват, что Сток разбил ему лицо. Это я виновата.

– Лучше тебе поговорить об этом с матерью. Трубку выхватила Джейн.

– Твое поведение совершенно неприлично, – сказала она сурово и тихо.

– Мне жаль…

– Не желаю слышать твоих извинений. Если дороги закрыты, то, конечно, ты не можешь ехать домой. Но так как ты вынуждена заночевать в Рипли, обещай мне, что вы остановитесь в разных комнатах, а у тебя ни сейчас, ни потом не будет с ним ничего общего. Ты можешь это обещать, Лорен?

Спорить было бесполезно. Она скрестила средний и указательный пальцы на левой руке, для уверенности и на правой тоже:

– Я обещаю, мама.

– А завтра мы с этим разберемся, сударыня, – сказала Джейн, – и снисхождения не жди!

В комнате были лампы под пышными оранжевыми абажурами, которые в некоторых местах прогорели. Полинявшее желтое покрывало на постели знавало лучшие дни. Голубой коврик протерся. Но здесь был телевизор, а в баре продавались соки и закуски.

– Очень дорого снимать две комнаты, – объяснил Ник, когда она пришла после телефонного разговора. – Ты ничего не имеешь против, чтобы мы были в одной, нет?

Она не имела ничего против. Она знала, что, когда попадет домой, все будет так или иначе кончено, так почему же не сделать эту ночь незабываемой?

Устроившись, они сразу решили, что дела обстоят отлично и они чудесно проводят время. Они напихались конфетами и чипсами в огромном количестве, пили кока-колу и «севен-ап» и теперь сидели по-турецки на кровати, опять что-то жуя, и смотрели повторный телесериал «Я люблю Люси».

– Замечательно, – сказал Ник, попивая колу из банки. Лорен улыбалась, счастливая.

– Мне просто не верится, что мы здесь и вдвоем.

– Знаешь, – сказал он, – мне всегда казалось, что ты застенчивая провинциальная девушка, которая всего боится.

– Поэтому я тебе и понравилась?

– Я решил, что тебя стоит спасти.

– Премного благодарна.

– На здоровье. Она засмеялась:

– А у тебя такой глупый вид с этим забинтованным носом.

– Может быть, бинт снять? Этот врач просто не знал, что со мной делать.

– Ты был чересчур красив раньше.

– Так ты считала меня красивым, да?

– Очень.

– Но я не в твоем вкусе? – Да.

– Ну, конечно. Тебе нравятся большие и мясистые. Она схватила подушку и швырнула в него:

– Извольте замолчать.

– Придется меня заставить.

– И заставлю, будь спокоен, – засмеялась она и перекатилась на него, стараясь схватить его руки.

Одним движением он переменил позицию и прижал ее к матрасу.

– Ну, теперь ты моя пленница, – пошутил он, – и я могу сделать с тобой все, что захочу.

– Давай, – прошептала она, вдруг посерьезнев. В душе Она знала, что, когда они вернутся в реальный мир, ей запре-тят видеться с ним, и сейчас ей хотелось быть к нему как можно ближе.

Его же раздирали смешанные чувства. Тело понуждало откликнуться на ее призыв, а рассудок твердил, что лучше остановиться. Лорен Роберте была девушкой не на одну ночь, как другие. Она была хорошенькая, и милая, и талантливая, и главное – особенная.

Он весь налился желанием.

Она же глядела на него, и взгляд у нее был затуманенный и зовущий.

– Э, знаешь, нам, наверное, не надо… – сказал он.

– Нет, надо, – горячо сказала она и дотронулась до его лица. – Я хочу тебя, Ник. Я хочу этого. Мы этого оба хотим, правда?

– Только если ты уверена, – сказал он, колеблясь.

– О, да, я очень уверена.

И он начал ее целовать, сначала тихо, медленно, но постепенно он разгорался, и ему становилось все труднее сдерживать себя. Для неопытной девушки она удивительно хорошо целовалась.

Он просунул руку под ее свитер, дотронулся до груди и стал нащупывать застежку от лифчика.

Она помогла ему, сорвав свитер через голову, и стала расстегивать у него на груди пуговицы. Она очень торопилась и даже порвала ткань.

Он дотронулся пальцами до ее сосков, едва касаясь их, поглаживая, пока она не стала отрывисто постанывать.

Иисусе! Ее кожа была, как бархат, длинные, шелковистые волосы рассыпались на покрывале. И от нее так хорошо пахло чистотой и свежестью. Большинство девушек, с которыми он спал, любили крепкие духи, а изо рта у них пахло табаком. Дон Ковак обожала мускус, и ему приходилось долго скрести себя под душем, чтобы избавиться от этого запаха.

– Давай, Ник, – это теперь она его вела, коснувшись его «молнии», и, извиваясь, вылезла из своих джинсов.

О, какие у нее длинные ноги! Он еще ни у кого не видел таких. Он снял с нее штанишки, швырнул их на пол, дотронулся до нее там и почувствовал, как она его хочет, и вот он был уже сверху, и началось путешествие, важное, как сама жизнь.

Она ничего не боялась и вся предалась ему. Все для них было в первый раз, но это как-то не имело значения.

Он взял ее со всей бережностью, на которую был способен, и теперь уже он вел ее.

Когда наступил конец, он крепко обнял ее и стал баюкать, пока она не уснула с улыбкой на лице.

С того самого первого раза, когда ему исполнилось тринадцать, он сотню раз бывал с другими, но так, как сейчас, не было никогда – до нее он никогда никого не любил.

«Лорен Робертс.

Лорен Анджело».

Хорошо звучит.

Вот он наконец и нашел родную душу, и, насколько это зависит от него, они будут всегда вместе.

21

– Ты больше никогда не увидишь его, – гремел Фил Робертс. – Ты меня понимаешь, Лорен? Ты понимаешь?

Да, она хорошо его понимала, его резкие, жестокие слова ее не удивляли, – так почему же у нее сердце разрывается на тысячу мелких кусочков? Откуда это чувство ужаса? И почему ей хочется умереть?

Она взглянула на мать. Губы Джейн сжались в одну прямую, непреклонную линию. Лорен знала это выражение, оно означало: «Меня в это дело не вовлекайте и ни о чем не просите».

– Папочка, – начала было Лорен. Он поднял руку:

– Нет! Я не желаю слушать твои объяснения. То, что ты совершила, – непростительно. Ты взяла без спросу машину. И не ночевала дома.

– Но я же звонила, – возразила она, – я же вам объяснила, что движение было запрещено. Я не могла попасть домой.

– А то, как ты обошлась со Стоком, я просто не способен уразуметь.

– Он потаскун, папа, и он сказал, что я способна только шевелить…

– Лорен! – ахнула Джейн.

– Как ты смеешь говорить такое в присутствии матери! – взревел Фил.

Лорен вдруг показалось, что она попала к чужим и невольно стала свидетельницей домашней сцены.

Фил Роберте покраснел и весь так и пышет праведным гневом.

Джейн Роберте – увядшая провинциальная красавица – стоит в напряженной позе и ждет, пока кончит витийствовать муж.

И еще здесь есть Лорен. Ей шестнадцать лет, и она уже не девственница.

Ей шестнадцать лет, и она отчаянно, безумно, невероятно влюблена.

Они не смогут помешать ей встречаться с Ником. Что они собираются делать – запереть ее на ключ?

Они накинулись на нее сразу же, как она вошла в дом.

– Почему ты разорвала помолвку?

– Ник Анджело принадлежит к отбросам общества!

– Как ты могла так с нами поступить?

– Что подумают люди?

Да какое кому дело, что они подумают? Ей уж во всяком случае это безразлично. Впервые в жизни она почувствовала, что наконец живет совершенно полной жизнью.

– Отправляйся в свою комнату, – резко сказал отец, – и оставайся там, пока мы не разрешим тебе выйти оттуда.

Ну и хорошо. Она только того и хочет – побыть одной, чтобы думать о Нике и вновь все пережить, каждый чудесный, каждый волшебный момент. Опять ощутить мысленно его прикосновение, вкус его губ, дрожь наслаждения в его объятиях. Она повернулась, чтобы идти наверх.

– Мы очень в тебе разочаровались, Лорен, – это мать. «О, ступай печь свои торты. Ты даже не подозреваешь, кто и что я теперь».

В комнате был беспорядок, все, как она оставила, уезжая: кровать не убрана, простыни скомканы. Лорен наклонилась и вдохнула их запах, может быть, они еще пахнут им. О Господи! Она просто должна его опять увидеть, и как можно скорее, она уже соскучилась.

Ее рок-герои – Джон Леннон и Эмерсон Берн – смотрели на нее внимательно с афиш над кроватью. Они были когда-то ее кумирами, но теперь она понимала, как это глупо обожать издалека. Она сняла афиши, скатала их в трубку и отнесла в кладовку. А затем стала рассматривать себя в зеркало и решила, что выглядит совершенно как всегда, – никакой перемены не заметно, может быть, только это новое выражение глаз. Да, что-то в них появилось новое – нечто неуловимое.

После любви они с Ником спали, обнявшись, всю ночь, будучи так близки друг с другом, как это только возможно для двоих.

Утром они опять были вместе, и на этот раз наслаждение было даже острее. Она в нетерпении льнула к нему и даже вскрикнула, торопя его, и потом вскрикнула еще раз от блаженства, когда ее тело дрожью ответило на его любовь, и она испытала ощущение, такое потрясающее, такое удивительное, что ей захотелось заплакать, заплакать от счастья.

– Что это было? – задыхаясь, спросила она.

– Что?

– Ну, вот это ощущение, что у меня сейчас было?

– Ты кончила, – сказал он ей.

– Кончила что?

И он объяснил ей, что в любви удовлетворение получает не только мужчина.

– Откуда ты обо всем этом знаешь? – спросила она, почувствовав довольно сильный укол ревности.

– Потому что меня учили этому многие женщины старше меня. А теперь я могу учить тебя.

Она дотронулась до него:

– Может быть, еще меня поучишь?

Они уехали только в одиннадцать утра. Он осторожно вел машину по дороге, скованной предательским льдом, а она уютно уткнулась головой ему в плечо.

Когда они приехали в Босвелл, было уже почти половина третьего.

– Я выйду на заправочной станции, – сказал он, если только ты не хочешь, чтобы я вместе с тобой встретился с твоими родителями. Я ничего не имею против.

– Зато я имею. Лучше я встречусь с ними одна. Он подъехал к станции и выскочил из машины:

– Я тебе позвоню.

Она засмеялась и скользнула на его место за руль.

Он обошел машину вокруг и поцеловал ее в открытое окошко:

– Я… э…

Теперь она имела право требовать:

– Что? Говори же.

Он попытался было сказать как можно беззаботнее:

– Я тебя люблю.

– Я тоже.

И она смотрела, как он перебегал через улицу, ее герой в запачканном кровью смокинге и с разбитым носом.

И она вернулась в мир действительности.

Очутившись в безопасности своей комнаты, она схватила трубку, чтобы позвонить Мег и узнать, что произошло за время ее отсутствия. Но она еще не успела набрать номер, как в дверях показался отец.

– Ты лишаешься права пользоваться телефоном, – сказал он, надувшись.

– Но, папочка! – запротестовала она.

– Я уже сказал, что ты не будешь пользоваться телефоном, – сурово повторил он, вошел в комнату, выключил телефон из розетки и унес его с собой под мышкой.

Они рассердились сильнее, чем она предполагала, и, наверное, потому, что она порвала со Стоком. Это не потому, что им Ник не нравится, рассуждала она, они же его совсем не знают. Может быть, через несколько недель она сумеет ввести его в дом и они поймут, какой он замечательный парень.

Но они и не смогут помешать ей с ним видеться. Скоро начнутся школьные занятия, и она будет с ним каждый день, нравится это ее родителям или нет.

Сейчас, правда, было совершенно очевидно, что они не собираются выпускать ее из дома. Она не сможет пользоваться автомобилем. И телефоном. И никак общаться с друзьями. Она стала пленницей. Пленницей, которая была свободна только думать.

Ах… Но ей и мысли о нем доставляли счастье, а потом она увидит Ника. Нет, она действительно счастлива.

– Ты нас обманул, – сказал Харлан осуждающе, бросая камешки в пустую жестянку.

– Но это неправда. Я не мог исполнить обещание. Со мной произошел несчастный случай. Посмотри на меня.

– Ты обещал сводить нас в кино, – хмуро ответил Харлан.

– Но меня не было в городе, – объяснил Ник, проходя мимо него в трейлер. – Я уже все тебе объяснил.

Льюк неподвижно лежал на матрасе, который был общий у них с Харланом.

– Что это с ним? – спросил Ник.

– Не знаю, – сказал Харлан, входя за Ником и пожав плечами. – Заболел.

– А что говорит твоя ма?

– А ее нет дома.

Он подошел к Льюку и дотронулся ладонью до его лба. Ребенок пылал в жару.

– Когда это с ним случилось?

– Не знаю, – ответил Харлан, вздохнув.

Ник снял смокинг, нечего было и думать, чтобы его вернуть. Хорошо, что, когда Джои брал костюмы, он дал подложный адрес.

– А где Синдра? – спросил он, натягивая джинсы.

– Уехала с Джои, – и Харлан с очень несчастным видом прислонился к двери.

– Вот что я тебе скажу, – проговорил Ник весело, – как только Льюк поправится, мы обязательно сходим в кино.

– Ты и раньше обещал.

– Ага, но на этот раз я не собираюсь торчать в Рипли со сломанным носом.

– У тебя чудной вид, – сказал Харлан, наклонив голову набок.

– Да, да. Знаю.

Интересно, что сейчас делает Лорен! После того как она высадила его у заправочной станции, он пару часов поработал, но было такое затишье, что он в конце концов направился домой, взяв велосипед, стоявший у дома Дон, не позвонив ей в дверь.

Джои на работе не было, поэтому он не знал, что говорят обо всем в городе. Он подумал – надо бы вернуться и зайти в аптеку, расспросить Луизу и Дэйва, но ему не хотелось оставлять Льюка.

– Где-нибудь здесь можно достать термометр? – спросил он.

Харлан серьезно взглянул на него:

– А это что?

– Ладно, – сказал он, – ничего. Побудь здесь, я спрошу у Примо.

Отец находился в своем обычном положении – вытянувшись на постели, как спящий бегемот, громко храпел. Телевизор орал во всю мочь, на полу стояли рядком три банки пива. На Примо были рваная нижняя рубашка и грязные кальсоны. На груди виднелись остатки чипсов из наполовину опорожненного пакета.

Ник грубо тряс его, пока тот не пришел в себя. Глаза у Примо были налиты кровью, лицо опухло.

– Что с-случилось? Что происходит? – проскрипел он и громко рыгнул, приведя себя в сидячее положение. Глаза все в красных ревматических прожилках остановились на сыне: – Чего х-хочешь?

– Это Льюк, – сказал Ник, стараясь говорить понятно, – он горит, как в огне, и лежит неподвижно.

– Меня это не касается, – Примо зевнул и механическим движением руки потянулся за пивом.

– Но ведь с ним может что-нибудь случиться, – сказал Ник.

Никогда еще он не ненавидел отца так сильно.

– Почему ты не скажешь Арете Мэй?

Теперь внимание Примо привлекла блондинка в бикини, которая шествовала по экрану телевизора, подрагивая большой грудью.

– Она на работе, – ответил Ник.

– Ну и не приставай ко мне. Вылей на него ведро воды, пусть охладится, а там она придет. – Примо сунул руку в кальсоны и почесал причинное место. – И ничего не говори ей насчет Льюка, пока она не приготовит мне ужин.

С минуту Ник стоял в нерешительности, соображая, что же делать. Нащупав на столе ключи от автофургона, он ловко стянул их походя. К черту Примо. К черту жирную свинью.

Придя к себе, он заметил, что Льюк как-то странно дышит. И быстро решил,

– Мы повезем его в город, – сказал он Харлану. – Закутаем его сейчас в два одеяла и поедем.

– Садись, Арета Мэй, – сказал Бенджамин Браунинг. Арета Мэй стояла в дверях его кабинета. Вид у нее был усталый, глаза смотрели подозрительно:

– Зачем?

Бенджамин взял серебряный карандашик со стола и стал вертеть его в толстых пальцах. Ему не нравилось поручение, данное ему Дафной, и чем скорее он со всем этим покончит, тем лучше.

– Потому что я велю, – сказал он раздраженно. – Входи, закрой за собой дверь и садись, черт тебя побери.

Она исполнила все, как он сказал, хотя и неохотно. Когда она села, он повернулся на вертящемся кожаном стуле так, чтобы не смотреть ей прямо в глаза.

– Да? – спросила она нетерпеливо.

– Я хочу закончить наш договор о найме, – сказал он холодно.

Она привскочила:

– Что вы сказали?

– Я тебя увольняю. Твои услуги больше не нужны. Под ее левым глазом забилась жилка.

– О, вот как, не нужны?

– Миссис Браунинг и я решили, что ты долго нам служила и тебе можно уплатить за шесть недель вперед по случаю увольнения, – и он подал ей через стол подписанный чек. – Миссис Браунинг просила передать, чтобы ты больше на работу не приходила. Ясно?

– Ясно, – пробормотала она.

Он решил, что она согласилась уйти безропотно. И – благодарение Богу.

– Ну, – сказал он, желая, чтобы ока теперь поскорее вышла. – Это все. Ты можешь идти, – сказал он, удаляя ее величественным взмахом руки.

Арета Мэй встала, положила обе руки на стол и пристально взглянула на него.

– И никуда я не пойду, сукин ты сын, – сказала она, заставляя его взглянуть ей прямо в глаза.

Да, он знал, знал, что она устроит скандал. Слишком многого он захотел, чтобы она ушла спокойно.

Однажды… давно, когда она только пришла в их дом и стала работать, она была прекрасна. Высокая, живая, с длинными ногами, большой грудью и соблазнительной улыбкой, как у Синдры, сочный, лакомый кусочек, знойная и манящая. Теперь, семнадцать лет спустя, это была высохшая, обозленная на жизнь старая женщина, тощая, с диким взглядом, впалыми щеками и крашеными рыжими волосами. Даже Дафна в свои годы выглядела лучше, чем она, а Дафна была на десять лет старше. Он больше не спал с женой, но раз в год, в день свадьбы, он заставлял ее встать перед ним на колени и сосать его. Он знал, как ей это противно, и ему доставляло неизъяснимое удовольствие видеть, как его плоть исчезает в ее красногубой пасти. Дафна не смела ему отказать. Дафна ни за что

на свете не могла отказаться от величественного титула «миссис Браунинг».

– Я тебя увольняю, – повторил он, – ты что, не понимаешь английский язык? Ты должна уйти.

– Ничего подобного Арета Мэй делать не будет, – отрезала она, опять садясь. – Ничего подобного, и ты это знаешь.

Он швырнул серебряный карандашик на стол, не зная, что предпринять.

– Я удвою выплату за увольнение, если ты этого хочешь. Жалованье за три месяца вперед, но уйдешь сегодня же.

– Не уйду, – ответила она упрямо. Теперь он уже рассердился по-настоящему:

– Почему не уйдешь?

– Потому что через три месяца у меня не будет ни работы, ни денег, совсем ничего.

– Ты можешь найти другую работу.

– В Босвелле? Какая другая семья сможет взять себе горничную на полную неделю?

– Но всегда можно найти работу на бумажной фабрике или на консервном заводе.

Она опять вскочила.

– Нет! – сказала она решительно. – Я здесь работаю – и здесь останусь.

Он помолчал немного, а потом сказал:

– Чего же ты хочешь?

– Жалованье, которое я получала каждый месяц до конца моих дней, и пять тысяч долларов на счет в банке для моей Синдры. И адвокатскую бумагу, что я все получаю по закону.

– Это шантаж.

– Это ты сказал, не я.

– А если я откажусь?

– Тогда весь город узнает, кто папа Синдры, и обо всех гадостях, которые ты с ней делал.

– Ты что это говоришь?

– Ты знаешь, что я говорю. Синдра – от тебя. Бенджамин побледнел:

– Это… это невозможно.

– Возможно. «

– Каким образом?

– Помнишь, когда я пришла сюда работать? У него перехватило горло.

– Да.

– И ты проходу мне не давал день и ночь, и как только твоя жена уходила из дому, ты начинал приставать ко мне – и я тогда спала в подвальной комнате. И в одну ночь ты ко мне пришел, зажал мне рот рукой и влез ко мне, хотя я этого не хотела.

– Ты тоже этого хотела, – сердито ответил он, – после того первого раза ты сама об этом просила.

– Я тогда забеременела от тебя и не знала, что делать. Так что вышла за первого, который меня захотел, и мы переехали жить в трейлер. А когда я ему сказала, что беременна, он сбежал от меня, и все эти годы я была одна. Но я продолжала работать на вас, и ты продолжал прижимать меня, пока я не постарела.

– Но мы с женой всегда помогали тебе, и вот как ты нам отплачиваешь – враньем? Она хмуро рассмеялась:

– Помогали мне! Дерьмо! Я надсаживала свою черную задницу для тебя и твоей семьи, не забывай. Я стирала твои грязные портки, чистила ваши уборные, убирала всякую грязь.

– И теперь ты собираешься шантажировать меня, рассказывая эту давнюю историю?

– Я хочу, чтобы все было справедливо со мной и твоим ребенком.

– Она мне не дочь.

– Хочешь, чтобы я всем в городе рассказала, как ты имел меня все эти годы? Хочешь, чтобы я рассказала, что ты изнасиловал собственную дочь?

– Ты этого не сделаешь.

– Сладкий мой, – сказала она с горечью, – мне терять нечего. А вот как с тобой будет?

22

Ник подъехал к аптеке, припарковался с черного хода, вошел через кухню и сразу же вцепился в Луизу, которая несла заказанную яичницу с ветчиной.

Она остановилась и присвистнула:

– Ну и видок. Не лицо – сплошная рана.

– Мне нужен врач, – быстро сказал Ник.

– Да тебе об этом вроде надо было думать раньше.

– Не мне. Льюк заболел, мой маленький братишка. Он у меня в фургоне. К кому его везти?

– Видишь ли, – сказала она, поколебавшись, – док Маршалл в отъезде, а док Шеппард не любит, когда его беспокоят дома.

– А где он живет?

Она поставила поднос на прилавок и занялась всецело Ником.

– А что с ребенком?

– Не знаю. Он весь горит и не может как следует дышать.

– Давай-ка я взгляну, прежде чем ты поедешь будить доктора Шеппарда. Он, знаешь, этакая капризная старая скотина.

Она сняла фартук.

– Эй, Дэйв, – крикнула она, – у меня перерыв, пусть займется делом Черил.

На Льюка тем временем напала неудержимая дрожь. Хар-лан сидел рядом, и вид у него был самый несчастный.

– А ты говорил, что ему жарко, – укоризненно сказала Луиза, положив руку на лоб ребенка. – О, черт возьми, да у него жар, это правда!

– Как ты думаешь, что с ним? – спросил Ник.

– Не знаю. Но это все нехорошо. – Она влезла в фургон. – Едем. Мы разбудим дока Шеппарда. Держи налево, потом второй поворот направо. И давай, Ник, жми.

Она ехала на автобусе дольше, чем обычно. Арета Мэй сидела у окна. Сегодня ее переполняли давно подавленные чувства. Она на позволяла им возникать все семнадцать лет.

Да, Бенджамин Браунинг был отцом Синдры, и она была рада, что наконец все выложила. Ей было приятно видеть то выражение, что появилось на его высокомерном белом лице, когда до него дошел весь смысл ее слов, и он понял, что натворил.

Грязная свинья. Он был скверный человек, и только деньги спасали его от полного падения.

С глубоким вздохом она вспомнила день, когда начала работать у Браунингов. Ее мать пришла к ним по объявлению в газете, и мистер Браунинг согласился оплатить переезд Аре-ты Мэй из Канзас-Сити, если она сразу же приступит к работе.

– Моя дочь приедет, – сказала мать в восторге оттого, что сбудет с рук одну из семи дочерей. Мать соврала, сказав, что Арете Мэй уже восемнадцать. На самом деле ей едва исполнилось пятнадцать, и она только что кончила начальную школу.

– Работай усердно. Веди себя тихо. Постарайся, чтобы у тебя не было неприятностей. – Это сказала ей мать на прощание.

Через полгода ее убил пьяный шофер. Отца у Ареты Мэй не было.

Сначала Арете Мэй нравилось работать в доме с водопроводом, теплой уборной и такими неслыханными роскошествами, как холодильник и телевизор. Но на Дафну Браунинг работать было не очень приятно. Она недавно родила Стока, но была не намерена ухаживать за ребенком, тем более что он всегда был чистенький, ухоженный и никогда не плакал. Хотя Арета Мэй делала всю работу по дому, она стала еще и нянчить младенца.

Бенджамин Браунинг следил за ней, как тигр за добычей. Она понимала, как он смотрит. Нередко он пытался облапить ее, но она ухитрялась блюсти себя. Тогда ему было тридцать с небольшим и он был красавец. Человек, создавший себе свое благополучие неуемной энергией и хитростью.

Дафна была белолица, волосы желтые, грудь пышная. Они каждую ночь занимались любовью. Арете Мэй это было доподлинно известно, ведь она каждое утро меняла испачканные простыни.

В ту первую ночь, когда Бенджамин пришел к ней в комнату, он был пьян – вернулся с холостяцкой пирушки. Было поздно, и она спала. Он сорвал с нее одеяло, крепко зажал ей рот рукой, задрал ночную рубашку и овладел ею. Жаловаться она не посмела. Да и зачем? Ведь ей некуда было бежать.

Когда он уверился, что она будет молчать, он стал приходить к ней регулярно два-три раза в неделю, в зависимости от настроения. Спустя некоторое время он перестал зажимать ей рот. А еще через некоторое время – к своему стыду – она начала ждать этих ночных посещений.

А потом забеременела.

Арета Мэй была не глупа, она знала, что, если только заикнется об этом, они вышвырнут ее из дома, поэтому ничего не сказала и только зря тянула время, принимая горячие ванны, напиваясь их джином, когда они уходили из дому, в надежде, что ребенок, растущий в ее чреве, его обязательно покинет.

Примо Анджело появился в городе как раз в самый нужный момент. Это был высокий, красивый мужчина, заносчивый, как петух, и с блеском в зеленых глазах. Плотник по профессии, он был занят на строительстве новой школы. И Арета Мэй сделала все возможное, чтобы его соблазнить. Она льстила ему, нянчилась с ним, как с ребенком, твердила ему, что он самый красивый мужчина из всех, кого она знает, но спать с ним отказывалась.

Ну что человеку оставалось делать? Он на ней женился, и они переехали жить в трейлерный парк, хотя она по-прежнему работала у Браунингов.

Примо сразу же перестал работать.

– Мне нужна моя сила, чтобы любить тебя, – сказал он ей.

Речи у него были медовые, а задница медная.

Когда же она сообщила ему, что беременна, он удрал, не потрудившись даже сказать «прощай». Она погоревала пять минут. Мужчины – чего хорошего от них можно ожидать? Они всегда были изменники, всегда предатели.

Когда ребенок родился, все думали, что его отец – ее сбежавший муж. Но она-то знала правду и хранила ее в груди, словно самое дорогое достояние. Когда-нибудь она заставит заплатить за свою тайну.

И вот наконец этот день настал.

Автобус добрался до ее остановки, она сошла, усталая, но торжествующая. Бенджамин Браунинг согласился на ее условия. Он обещал также все уладить законно со своим адвокатом, и скоро – впервые в жизни – она будет обеспечена.

Доктор Шеппард жил в огромном доме с большим садом. Над главным входом висело изречение: «Приидите сюда все малые пасомые и обрящите здесь помощь и утешение».

Ник забарабанил в дверь. Луиза с Харланом остались в фургоне с Льюком, которому становилось все хуже.

Никто не выходил. И Ник продолжал стучать.

Наконец открылось маленькое окошко над лестницей, и выглянул седой старик в красной пижаме.

– Что за шум? – закричал он сварливо.

– Здесь больной. Мы можем его внести? – крикнул в ответ Ник.

– Сегодня? – ответил явно удивленный доктор Шеппард.

– Нет, завтра утром, старый потаскун, – пробормотал едва слышно Ник.

Луиза уже была рядом.

– Доктор Шеппард! – крикнула она. – Это я, Луиза. Из аптеки. Помните? Вы меня обследовали пару месяцев назад. Еще сказали, что у меня красивые бедра.

Ей удалось привлечь его внимание.

– Сейчас спущусь, – прокаркал он.

– Старый грязный козел, – с отвращением сказала Луиза. – Так далеко воткнул мне палец в зад, словно искал там жемчужное зерно. Чтобы еще хоть раз к нему пошла…

– Откройте дверь. Я внесу Льюка в дом, – сказал Ник. Он подошел к фургону. Харлан плакал.

– В чем дело, малыш? – спросил Ник.

– Льюк умирает? – прохныкал Харлан, надеясь услышать отрицательный ответ, но слезы градом катились у него

по щекам.

– Нет, он не умирает, – заверил его Ник, поднимая Льюка на руки. – Не надо думать ни о чем таком. Ты оставайся здесь – все с ним будет в порядке.

Он внес малыша в дом, еще не зная, как все будет потом, но он твердо знал, что дела плохи.

Луиза открыла дверь и продолжала обольщать доктора Шеппарда – невысокого, с волосатыми руками, венчиком сухих волос и большими рыбьими глазами. Он был стар, черств и бабник.

– Что это? – спросил он, когда Ник появился с Льюком на руках.

– Этот ребенок болен, – сказала быстро Луиза. – Не можете ли вы взглянуть на него, док? Пожалуйста.

– Я не при исполнении служебных обязанностей, – сказал противный старик.

– Знаю, – Луиза говорила тихо и проникновенно, – но я подумала, что вы можете сделать нам одолжение, ведь док Маршалл в отъезде, и вы сегодня – единственный доктор во всем городке. – И она замолчала, бросая на него обольстительный взгляд. – Я тоже к вам приеду на прием на следующей неделе. У меня опять спазмы в желудке, и вы, надеюсь, осмотрите меня.

Доктор Шеппард повеселел. А Луиза продолжала заливать:

– Наверное, мне опять нужно пройти… э… те обследования, которые вы так хорошо делаете. Мне очень полегчало в тот раз.

– Да, да, – сказал старик. – Внесите мальчика в смотровую.

Она подмигнула Нику. Он внес в комнату Льюка и положил на холодный стол.

Доктор нагнулся и посмотрел.

– Но мальчик черный, – сказал он негодующе.

– Ну и что? – Нику, правда, хотелось сказать другое: «Какая, к черту, разница?»

– Мы подумали, что в Рипли его везти нельзя, он слишком болен, – быстро вставила Луиза.

– Но именно туда надо везти черных, – сказал, раздражаясь, Шеппард, потирая свой шишковатый нос кончиком большого пальца. – Я не обязан обслуживать цветных.

– Но, – сказал Ник, – сейчас уже семидесятые годы, слава Богу, и ведь мы же не на Юге.

Доктор Шеппард повернулся к нему:

– А вы кто будете, молодой человек? Никогда вас прежде не видел.

– И слава Иисусу, что не видел, – пробормотал Ник и добавил громко, чтобы доктор слышал: – Я его брат.

Кустистые брови доктора Шеппарда взлетели вверх:

– Его брат?

– Вы просто взгляните на малыша, ладно? Через десять минут они убрались из этого дома.

– Ничего опасного не вижу, – сказал Шеппард, – все, что ему нужно, это хорошенько выспаться ночью и принять таблетку аспирина.

Ник не поверил ему, но что он мог поделать.

– А как насчет другого доктора, о котором он говорил, из Рипли? – спросил он Луизу.

Она пожала плечами:

– Не знаю. Никогда о таком не слышала. Извини, Ник, но мне надо возвращаться на работу. Дэйв уже кипятком, наверное, писает, ты же его знаешь, какой он.

Он высадил Луизу и поехал в трейлерный парк. Может быть, все-таки этот старый доктор правду сказал, может быть, действительно Льюку нужен только хороший сон и аспирин.

По пути он нагнал Арету Мэй, которая тяжело брела по дороге. Он остановился сбоку.

– Что ты делаешь на отцовском фургоне, мальчик? – резко спросила Арета Мэй.

Он быстро объяснил насчет Льюка. Она поднялась на заднее сиденье, взглянула и так же, как Ник, запаниковала.

– Говорила я ему, чтобы не смел играть в снегу, – запричитала она. – Я говорила, что он может простудиться. У него что-то плохое, я знаю.

– Ага, – согласился Ник, – вот почему я возил его к доктору Шеппарду.

– Он старый, злой дурень, от него никакой пользы, – сказала она, покачав с отвращением головой. – Он нас ни-

когда не лечит – плюет на закон. Мы должны отвезти Льюка в Рипли.

– Дорога сейчас плохие, еще не расчистили. Потребуется несколько часов, чтобы добраться, и засветло не успеем.

– Должны ехать, – сказала упрямо Арета Мэй.

– А как Примо? Он ведь не знает, что я взял фургон.

– Скверно, – ответила она.

– Точно. Значит, в Рипли?

Он ехал очень быстро, если учесть, какая была дорога, но все равно приехал в Рипли только в полночь.

Арета Мэй велела ему повернуть к какому-то дому в бедном квартале, и когда он доехал, она выскочила и стала звонить.

Индийская женщина в сари открыла дверь. Она вовсе не удивилась, увидев пациентов среди ночи.

– Это мой ребенок, – сказала Арета Мэй, – ему очень худо.

– Внесите его, – доброжелательно сказала женщина, – сейчас позову мужа.

Доктор Сингх Амрек был хрупким индусом, совершенно лысым и с редкими черными усами. Бегло осмотрев Льюка, он сказал:

– У мальчика воспаление легких. Необходимо немедленно положить его в больницу.

Все вместе с доктором набились в фургон и поехали. По дороге в больницу Ник стал думать о Лорен. Он ей не позвонил. Сердится она или не очень? Девчонки так чудно относятся к подобным вещам, когда скажешь, что, мол, позвоню и не позвонишь, но он был уверен, когда он ей все объяснит, как было, она поймет.

Интересно, здорово ее отругали родители? Он уже скучал по ней, и ему не терпелось снова увидеться.

Потом он сидел в комнате ожидания вместе с Харланом, пока доктор и Арета Мэй заполняли разные документы, чтобы положить Льюка в больницу.

Харлан посмотрел на своего сводного брата.

– Спасибо, Ник, – сказал он торжественно, – ты теперь мой лучший друг.

– Да ладно, – Ник пожал смущенно плечами, – чего там.

Бунтующий желудок заставил Примо проснуться. С налившимися кровью глазами он нашарил будильник, стоявший на полу. Было уже поздно, очень поздно, и где же, черт возьми, Арета Мэй?

Шатаясь, он поднялся, смахнул с кровати забежавшего таракана и вышел наружу – отлить в ближайшем кусте.

Затем проковылял обратно, схватил банку пива, сел и стал размышлять. Через десять минут он снова вышел и с размаху ногой открыл дверь ребячьего трейлера. Никого там не было.

– Эй, где вы все, черт вас возьми, – заорал он. – И где, черт возьми, мой обед?

Тут он заметил, что нет на месте и фургона.

– Проклятье, – пробормотал он, опять направляясь в главный трейлер. Эта шлюха взяла его фургон и ребят. Шлюха за это поплатится, за то, что является домой поздно. Никто еще с ним так не обращался. Никому еще не удавалось заставлять Примо Анджело ждать и не поплатиться за это.

Льюка было необходимо оставить в больнице.

– Я ни за что не уйду, – сказала Арета Мэй и упрямо сжала рот, – ни за что.

– Если вы останетесь, мы тоже, – ответил Ник.

– Нет, ты лучше поезжай домой, Примо с ума сойдет, когда увидит, что его фургон исчез.

– Я не вернусь домой без вас и Льюка.

– Да, ма, и я тоже, – присоединился к нему Харлан.

– Ну, как хотите, – она слишком устала, чтобы спорить.

– Я знаю, где здесь дешевый мотель, – сказал Ник, – мы псе гам можем переночевать.

– Но что делать с Примо? – забеспокоилась Арета Мэй.

– Я позвоню утром Джои, он заедет в парк и расскажет, что случилось.

Она кивнула:

– Хорошо. Теперь забирай Харлана, и ступайте в мотель, а я останусь здесь.

– Но, может быть, мы останемся? Она покачала головой:

– Нет, не хочу, чтобы и Харлан заболел. Идите и отдохните.

Неохотно он встал:

– Утром мы сразу прибежим.

– У тебя есть деньги, мальчик?

– Ну… не знаю, может быть, и не хватит.

– Вот, – она порылась в кошельке и отсчитала пятнадцать долларов старыми бумажками.

– Спасибо, – сказал он, пряча деньги в карман. – Мы завтра рано придем.

Выйдя из больницы, они сразу поехали в мотель. Управляющий сразу же его узнал.

– Снова здесь? – сказал он, похотливо подмигнув ему. – Наверное, понравилось!

Ник сделал вид, что не слышит.

– Мы остановимся на одну ночь, – сказал он и сразу все оплатил.

Потом повел Харлана в комнату, усадил его перед телевизором и поспешил к платному телефону. С минуту он стоял в холодной, как лед, кабинке и колебался, можно ли звонить Лорен так поздно. Нет, нельзя. Даже Джои он не мог позвонить – его мать взъерепенится. Вот черт! Ничего не остается, как только лечь спать, а завтра утром он всем позвонит.

Харлан проснулся в шесть утра.

– Мне плохо, у меня внутри болит, – захныкал он. Ник вылез из постели и потянулся:

– Не беспокойся. Все наладится. Но Харлан покачал головой:

– Нет, Ник, нет.

– Перестань беспокоиться и одевайся. Мы должны пораньше попасть в больницу.

Снаружи завывал ветер. Было зябко. Ник поднял воротник куртки, сунул руки в карманы и подбежал к фургону.

Харлан бежал за ним и плюхнулся на сиденье рядом.

Через пять минут они уже стояли у больничной регистратуры.

– Льюк Анджело, – сказал Ник. Регистратор взглянула в книгу:

– Отделение пять, пятый этаж.

Они поднялись на лифте. У поста санитарки на пятом этаже Ник опять сказал:

– Мы пришли навестить Льюка Анджело. Санитарка пристально взглянула на него:

– Родственник?

– Да я э… вроде… брата ему.

– Врач сейчас с миссис Анджело, – сказала санитарка с очень деловым видом. – Пожалуйста, садитесь.

– А Льюк?… С ним все в порядке?

– Садитесь, пожалуйста.

Они ждали десять минут. Потом появилась Арета Мэй, кутающаяся в свое тонкое зимнее пальто, – Браунинги выбросили его за ненадобностью. Харлан бросился бегом по коридору к матери.

Ник уже обо всем догадался, прежде чем она успела сказать хоть слово. Он встал и тихо пошел к ней. В горле пересохло. Желудок сдавила спазма.

Арета Мэй безнадежно покачала головой.

– Он умер, – сказала она хриплым шепотом, – мой ребенок мертв.

Харлан пронзительно закричал. Его слышно было во всех уголках больницы.

Ник никогда не мог позабыть этот вопль.

23

– Ник звонил? – Каждое утро спрашивала Лорен, и каждое утро родители давали один и тот же глупый ответ:

– Не имеет значения, звонил он или нет. Ты все равно никогда его не увидишь.

– Мне все равно, – отвечала она, и сердце у нее начинало громко стучать, – я просто хочу знать, звонил или нет.

– А нам это без разницы, – жестко отвечал отец.

– Но для меня есть разница, – отвечала она и удивлялась, почему она воображала, что отец добрый и чуткий человек.

– Ну, если так, то знай – он не звонил тебе.

Она не знала, правда это или нет. Она сидела в своей комнате и размышляла. Неужели Ник решил, что она просто доступная девушка?

Неужели ему нужен только секс? О Господи, нет! Пожалуйста, пусть это будет не так!

Они были так близки, а сейчас между ними пролегла пустыня.

Она знала, что у него дома нет телефона, и поэтому не могла позвонить сама. Это не значит, что родители позволили бы ей, да они ее на десять шагов к телефону не подпускали. Они держали ее в доме как пленницу и так охраняли, словно она была осуждена на пожизненное заключение.

– Что же такого ужасного я сделала? – спросила она как-то.

– Ты была обручена с одним из самых лучших юношей в городе, – ответил Фил с каменным выражением лица. – Ты должна была принять во внимание, что у меня дела с его отцом, прежде чем так безрассудно порвать с женихом.

– Я не знала, что моя помолвка – коммерческая сделка, – пробормотала она.

– Ты должна была нам прежде сказать об этом, а не сделать известие о разрыве достоянием всего города, – ответил на это отец.

Ей даже не верилось, что они могут быть способны на такую низость.

– Но я никогда за всю свою жизнь ничем вас не огорчила, – сказала она, – другие школьники уже пьют и употребляют наркотики. Я ничего такого не делала. Я только взяла без спросу автомобиль, а вы наказываете меня за это, будто я преступница.

Вместе – какой совершенный союз! – они в один голос сказали:

– Ты должна получить жестокий урок, Лорен, иначе ты не научишься никогда.

– А что будет, когда начнутся занятия в школе? – спросила она. – Вы же не сможете следить за мной днем.

– К тому времени, как начнется новый семестр, мы надеемся, тебя горький опыт чему-то научит, – сказал Фил.

«А что, если нет? Что, если в первый же день, как увидимся, мы сразу сбежим?»

И словно прочитав ее мысли, мать методично проговорила:

– И если ты его увидишь, то должна нам торжественно обещать, что у тебя с ним не будет ничего общего.

Лорен скрестила пальцы за спиной:

– Хорошо, мама, если тебе это надо.

Послушная маленькая Лорен усвоила урок и тоже вела с ними игру, и в этом были виноваты они.

В первый же школьный день, идя на урок истории, она наткнулась на Мег.

– Ох, Боже мой, Боже мой! – возбужденно воскликнула та. – Я уже отчаялась, что увижу тебя когда-нибудь вообще. Я звонила десятки раз. Я приходила к тебе и умоляла твою маму. Но она не впустила меня в дом. Что происходит?

– Это ты мне расскажи, ведь меня держали в плену и я ни с кем не могла поддерживать отношений.

Мег понизила голос:

– Говорят, что ты была беременна и должна была сделать аборт.

– Серьезно? Ты-то знаешь, что случилось на самом деле?

– Ты имеешь в виду – на новогоднем вечере?

– Да, когда Сток ударил Ника в лицо и сломал ему нос и я возила его в больницу в Рипли. Ты, наверное, слышала, что

мы застряли там из-за снега, потому что дороги были закрыты и не могли вернуться? Мои родители пришли просто в ярость.

– О, – сказала Мег разочарованно, – и это все?

– А этого недостаточно?

Но Мег хотела знать больше:

– А что у тебя с Ником?

– Ничего, – солгала Лорен, – меня наказали совершенно ни за что.

– Ник Анджело – самый плохой человек на свете. Как это тебя угораздило возить его в больницу? Сток так расстроился. Мак и я, мы старались утешить его, но знаешь, у него сердце разбито. – Мег покачала головой. – Ты плохо с ним обошлась.

Лорен вспыхнула:

– Я плохо обошлась с ним? А как насчет его поведения? Мег продолжала, не слушая:

– Но ты бросила его кольцо и вообще. Я слышала, что это Ник на него напал и поэтому Сток сломал ему нос – он только защищался.

– Это неправда.

– Нет, правда. Ник Анджело просто животное. Вспомни, как он поступил со мной.

Лорен пыталась сдержать себя:

– А что он тебе сделал, Мег?

– Он практически изнасиловал меня.

У Лорен появилось большое желание влепить затрещину своей смазливой подружке.

– И ты, наверное, никак его на это не провоцировала?

– Что ты хочешь сказать?

– Мне кажется, каждый раз, как ты идешь на свидание, с тобой случается это самое.

Мег покраснела:

– Конечно, нет.

– А я думала, что ты моя подруга, – сказала Лорен печально.

– А я думала, что ты подруга, которой стоит дорожить, —

ответила Мег презрительно.

Чувствуя себя несчастной, Лорен села за парту и обвела класс взглядом – она искала Ника. Но он не пришел.

Незадолго до ленча она увидела в коридоре Джои и нагнала его:

– Привет. Можно поговорить?

Он взглянул на нее, не скрывая презрения:

– Ну что, уже перестроилась?

– Что это значит?

– Хорошо, если бы ты позвонила Нику, после того что с ним случилось.

– А что случилось?

– У него маленький брат умер, вот что. Она была потрясена:

– Что?

Лорен явно не притворялась.

– Ты что, не слышала?

– Меня с самого Нового года не выпускали из дому. Джои стало неловко:

– Тогда прости. Ник мне сказал, что ты не хочешь с ним говорить.

Интересно, Джои все о них знает или нет?

– Но почему же я должна этого не хотеть? – осторожно спросила она.

– Он звонил тебе много раз. И твои родители сказали, что ты не желаешь говорить с ним.

– Но это же они так сказали – не я. Пожалуйста, Джои, расскажи, что и как все случилось.

– Его сводный братишка заболел воспалением легких. Док Шеппард отказался его лечить, поэтому они отвезли его в Рипли, к другому доктору, и малыш умер там в больнице.

– О Господи, как это ужасно! – Да.

– А где сам Ник? Я должна с ним увидеться.

– Он больше не будет учиться.

– Почему?

– Его вышвырнули из-за твоего поклонника.

– Ты хочешь сказать, исключили из школы?

– Да. Браунинги не хотели, чтобы он был здесь, и нажали на все кнопки. И к тому же он разбил надпись над дверью дока Шеппарда, да еще поклялся выпустить кишки из старого трясуна.

– Поклялся?

– Да, и Синдра была с ним. Старый потаскун вызвал шерифа. Ник ночь провел в каталажке. Синдра хотела быть там с ним, но я все же уговорил ее, что это не самое умное решение.

– А где он сейчас? – спросила она, думая о том, что ему пришлось пережить.

– Работает полную смену на заправке. Старик Браунинг хотел и этому помешать, но Джордж не подчинился. Если бы Браунинги могли, они вообще выжили бы его из города.

– Ты можешь меня к нему отвезти?

– Конечно, но если нас там застукают, выйдут большие неприятности.

– Не говори мне о неприятностях.

– О'кей. Через пять минут жду тебя на стоянке.

– Буду.

– И ничего не говори своей болтливой подружке. Она очень связана со Стоком и его дружками.

– Понимаю.

Лорен побежала к своему шкафчику, схватила сумку и жакет. Сбегая с лестницы, она столкнулась со Стоком и его всегдашними поклонниками. Глаза их встретились. Все молчали.

– Э… привет, – сказала она, стараясь как-то выйти из неловкого положения.

Сток сжал челюсти, глаза его сверкнули, рука потянулась к ширинке, а затем он прошел мимо, словно она вообще не существовала на свете.

«Ну и ладно. Если ты хочешь таких отношений, Сток Браунинг, я вполне могу это пережить».

Джои ждал ее у парковки, заводя мотоцикл.

– Влезай, – сказал он. – Надо торопиться, прежде чем нас застукают.

Она вскочила сзади, и они помчались. Ее не заботили последствия. Она ехала к Нику, она хотела с ним увидеться, и только это имело значение.

24

– Спасибо, миленький, – у женщины в серебристо-сером «кадиллаке» были огромные груди, которые так и выпирали из розового свитера. За эту неделю она дважды приезжала заправляться, хотя необходимости не было, в этот раз он даже перелил галлона три лишку.

Ник неспешно обошел автомобиль.

– Может, мне посмотреть, как у вас там с маслом и водой?

– Ну почему же нет, миленький?

Пока он возился под капотом, она рассматривала себя в блестящей серебряной пудренице. Сначала женщина внимательно рассмотрела глаза с густо накрашенными ресницами и подведенные черным. Затем нос – о. тут требовалось побольше пудры. И наконец – губы, полные, чувственные губы, блестящие от помады и готовые ко всему. У нее были длинные рыжеватые волосы, одета она была в меховое пальто, которое едва прикрывало выдающуюся, обтянутую свитером грудь. Она была старая. По крайней мере, лет тридцать. Ник мастерски определял возраст женщин.

– Это кто такая? – спросил он у Джорджа в первый же раз, как она приехала.

– Никогда не видел раньше, – сказал Джордж, жуя табак, – на табличке иллинойский номер, наверное, кого-нибудь навещает.

– У вас здесь есть уборка? – спросила женщина, захлопывая пудреницу.

– Что есть?

– Комната для девочек. Он показал куда идти.

И она вышла из автомобиля.

Женщина была высокая – по счастью, подумал Ник, потому что, имея такую грудь, она не смогла бы подняться, упав на живот.

Меховое пальто доставало только до бедер. Под ним была короткая юбка и высокие, до бедер, замшевые сапоги.

– Вы здешняя? – спросил он, зная, что она приезжая. Она облизала губы:

– Я на пути к цивилизации. Остановилась здесь на неделю у сестры.

– Поразвлечься? – И ему сразу же захотелось дать себе тумака. Что за дурацкий вопрос? Неужели в Босвелле можно поразвлечься?

Она, не спеша, оглядела его – ее соблазнительные глаза обшарили его с головы до пяток.

– Нет, – сказала она и запрыгала в дамскую комнату. Джордж заговорщически подмигнул.

– А она с тобой не прочь, парень. Будь начеку. Видел эти буфера? Я бы и сам того… – Джордж причмокнул и хохотнул.

Несколько недель назад, подумал Ник, эту женщину можно было бы попытаться уложить, но сейчас… зачем ему? Его интересовало только одно – побольше заработать, как можно больше. Как только у него будет пять сотен, он удерет из этой вонючей дыры.

На переднем сиденье женщина оставила раскрытую сумку. Из нее высовывался бумажник, набитый купюрами. Когда она вернулась, он сказал:

– Не стоит так оставлять сумку – могут быть неприятности.

– Но так было всю мою жизнь, – и улыбаясь: – Как с моим маслом?

– Прекрасно!

– У меня все в порядке?

– Все, абсолютно.

Она подала ему кредитную карточку, он проштемпелевал «Джинивьев Роуз». Он успел заметить обручальное кольцо на руке – толстый обруч, усыпанный бриллиантами.

– А вы откуда? – спросил он, пока она расписывалась.

– Из Чикаго. Был там когда-нибудь?

– Нет. У меня дружок оттуда. Его отец был полицейским. – И опять глупо. Иисусе! Что это с ним сегодня?

– Полицейский, да? Ненавижу полицейских. – Она сунула ему пятидолларовую бумажку на чай и молча отъехала.

– Эй, она мне пятерку дала, – сказал он Джорджу.

– Вставь ее в рюмочку, – ответил Джордж, – потому что это в первый и последний раз тебе столько дали.

– Ага, – он пошел в туалетную комнату, вдохнул в себя воздух. Еще пахло ее духами. Он сбрызнул лицо холодной водой и опять посмотрел в треснувшее зеркало. Джордж говорил, что не стоит того, чтоб тратиться на новое. Он вгляделся внимательно и легонько дотронулся до носа. Он теперь был не такой, как прежде, и никогда не будет прежним, но выглядел не очень плохо. Не такой прямой, как раньше, немного изогнутый и придает ему довольно свирепый вид. Но лицо от этого приобрело выражение твердости, и он определенно теперь выглядит старше семнадцати лет. Бетти Харрис сказала, что сломанный нос делал его мужественнее, этой силы раньше в лице не было.

Может быть, и так, но он не уверен.

– А когда ты станешь знаменитым, ты сможешь его выправить, – добавила она.

«Знаменитым!» Как дерьмовски прекрасно это звучит. Ведь такие слова из уст Бетти – настоящий комплимент.

И оказалось, что Б, етти Харрис стала единственным человеком, которому он верил. Теперь, когда ему не надо было ходить в школу, он делил свое время пополам: часть дня для денег, часть для удовольствия. И долгие сидения с Бетти были агонией пополам со счастьем. Ничто еще не давало ему такого наслаждения, как игра. С тринадцати лет главной приманкой для него был секс, но после того, как он был с Лорен, просто секс, без мысли и чувства, его не так привлекал, поэтому всю свою энергию он теперь отдавал тем ролям, которые Бетти позволяла ему играть. Особенно ему нравился Гамлет, а также роль Стэнли в пьесе «Трамвай «Желание». О да, он действительно мог отдаваться этому всецело, все эмоции, все движения души – этим в высшей степени сложным характерам.

Он производил на Бетти впечатление. Она постоянно его хвалила, и ее одобрение очень помогало ему держаться. Когда его бросили в каталажку, после того как он накатавасил с доктором Шеппардом, Бетти внесла за него залог, и его выпустили. Его обвинили в порче личного имущества. Будь его воля, он бы вообще послал этого старого седовласого гнома отсюда в вечность: если бы не старик, Льюк мог бы выжить.

После внезапно пережитого потрясения Арета Мэй вновь обрела свой привычный стоицизм. Для Примо все было безразлично – Льюк для него ничего не значил. Синдра ходила печальная. А Харлан был безутешен. Каждую ночь Ник слышал, как мальчик рыдает, пока не заснет. Несколько раз Синдра брала его к себе в постель, и утешала его, и рассказывала разные разности, и пела ему. Иногда включался Ник. Они образовали тройственный союз. И первый раз после того, как мать умерла, Ник чувствовал, что у него есть семья.

Примо попытался поднять скандал насчет фургона. Но тут Арета Мэй так ему врезала, такое ему наговорила, что он не скоро мог позабыть. Примо хвост поджал, как побитая собака.

Когда его исключили из школы, Ник ничего отцу не сказал: зачем говорить? Джордж нанял его на постоянную работу, и он берег каждый доллар, и, пряча свои сбережения под матрас, наблюдал, как кучка бумажек увеличивается с каждой неделей.

А что касается Лорен – он выбросил ее из головы. После того как она ни разу ему не позвонила и ничего не передала ни с кем, даже привета, он ощутил себя бесконечно одиноким. Его предали. Он открылся другому человеческому существу, и вот куда это привело, – в никуда, это уж точно. Нет, больше это не повторится. Любовь – к черту ее, она не для него.

Выйдя из уборной, он столкнулся нос к носу с Джорджем:

– К тебе посетитель. Там, в конторе.

– Кто? – спросил он, но Джордж уже ушел по делам. Он вошел в маленькую, заставленную мебелью контору, и там была она – Лорен. Она сидела на старом покосившемся столе и была прекрасна, как всегда.

– Привет, – тихо, почти шепотом сказала она. Иисусе! Это зачем?

– Что ты здесь делаешь? – спросил он грубо. Она слезла со стола и подошла к нему:

– Меня привез Джои.

– Ему повезло.

– Я приехала сразу же, как только смогла.

– С опозданием на несколько недель, – холодно ответил он, – но полагаю, ты была очень занята.

– Мои родители меня не выпускали из дома. Я и понятия не имела, что случилось.

Она подошла поближе.

– Ник, я так расстроилась, когда узнала о твоем брате. Я ведь ничего не знала. Я думала, что увижу тебя сегодня в школе, но когда не увидела… – и она замолчала, беспомощно пожав плечами. – Ты должен простить меня, я не виновата.

Все это звучало логично. Только почему же у ее родителей были такие искренние голоса, когда они ему сообщили, что Лорен не желает больше его видеть и говорить с ним, и не будет ли он так любезен перестать ее беспокоить? И в то же время… эти чертовы родители врут убедительнее всех.

Он сделал последнее усилие, чтобы не поддаться:

– Да, но я теперь успокоился. Ты не должна меня жалеть. На глазах у нее показались слезы:

– Жалеть тебя? Неужели это правда, что ты говоришь?

– Послушай, это…

– Я люблю тебя, – перебила она, и голос ее задрожал, – я действительно тебя люблю.

Эти слова растопили лед в его сердце, и он обнял ее, такую мягкую и сладко пахнущую. Он не мог противостоять ей. Да он этого и не хотел.

Они проговорили целый час, все выяснив досконально, и когда она уходила, они уже выработали план действий. Джои будет их связным – будет передавать записки и устраивать свидания.

– Когда-нибудь я уговорю родителей познакомиться с тобой, – обещала Лорен, – и тогда мы сможем быть вместе сколько захотим.

Да, подумал он. Но не зарекайся. Родители и он не очень-то подходящая компания.

Расставаясь, она его поцеловала. Она еще не ушла, а он уже не мог дождаться следующего свидания.

– Скоро, – пообещала она.

Но он не был уверен, что это будет так уж легко устроить.

25

И вот как они все устроили – так тщательно и тайно, что лучше нельзя было придумать. Разумеется, когда секрет известен больше, чем двоим, – это уже не секрет. Знал Джои и Синдра, и Харлан. И Джордж, который все рассказал по секрету Луизе и Дэйву.

Шли месяцы, и они пробавлялись краткими встречами то там, то здесь, и Лорен все труднее было лгать родителям. Она стала мастерски изобретать разные предлоги, которые не вызывали у них сомнений, но все равно ей было тяжело.

Нику тоже это не очень нравилось. Он не хотел давить на нее, но молниеносные встречи не шли ему на пользу. Он был уже не подросток и начинал подумывать, что еще один такой вечер касаний и быстрых объятий ни к чему – ему надо было больше. Ему необходимо было быть с ней так близко, как только это возможно для мужчины и женщины.

Когда погода улучшилась и началась весна, ему пришла в голову мысль привезти ее в трейлер. Харлан был в школе. Синдра на работе, а Примо никогда не слезал с постели.

Конечно, трейлер вряд ли был идеальным местом для встреч, но это все же лучше, чем старый заброшенный автомобиль позади заправочной станции, где им приходилось чаще всего встречаться.

Он все устроил, и Джои должен был ее привести на заправку. Она была в восторге от его плана, и в условленный ими день она сказала родителям, что после школы у нее благотворительные дела в округе и она придет домой позже обычного.

День встречи был свежий и солнечный. У Лорен теперь были сдержанные вежливые отношения с родителями. Они думали, что она совершенно забыла о Нике Анджело – этом скверном парне, который явился в их город и испортил ей жизнь. Мало же они знали!

Она, как обычно, отправилась в школу, вошла через главный вход и вышла через черный. Она знала, что ведет опасную жизнь, пропускать уроки было очень рискованно – нечаянное слово в ненужном месте, и ее разоблачат, и что тогда?

Но риск был оправдан.

По счастью, она не столкнулась ни с кем, кто мог бы ее расспрашивать. Тесная дружба с Мег была делом давно минувших дней. Мег принадлежала к окружению Стока, а Сток отказался разговаривать с Лорен. Как же изменилась ее жизнь – и всего за несколько месяцев, однако она была сейчас счастливей, чем когда-либо прежде.

Джои заводил мотоцикл там, где парковались машины, и был готов тронуться в путь.

– Ну, – сказал он, – влезай, и давай рванем поскорее отсюда к чертовой матери.

Поначалу возник момент неловкости – такой дырой оказался трейлер. Ник попытался навести порядок – свалив всю одежду в один из углов, расправив вытертое одеяло на матрасе, но он мало что мог сделать, дабы придать достойный вид десяти квадратным метрам пространства, которое делили три неопрятных человека.

Он видел, что Лорен была просто поражена нищенскими условиями, в которых он существовал, но она сумела это скрыть.

– Да, это дыра, – сказал он с заносчивой усмешкой, – но ведь никто и не обещал тебе Белый дом?

Она сделала вид, что говорит серьезно:

– Ну, тогда мне, наверное, лучше уйти. – Да?

– Наверное.

– Да неужели?

– Вероятно!

– Иди сюда.

– Зачем?

– Ты знаешь зачем.

Он упал на матрас и потянул ее к себе. Они начали целоваться, сначала медленно – наслаждаясь вкусом друг друга, – затем все чаще, пока не захотели большего.

Он просунул руки под ее свитер и нащупал грудь.

– Я так соскучился по тебе, – прошептал он, просунув руки под лифчик и стараясь сосредоточиться мысленно на чем-то еще, чем то, что он сейчас чувствовал.

– И ты тоже? – сумела она выговорить.

Он стащил с нее свитер, расстегнул лифчик и стал целовать ее грудь, трогая языком то один сосок, то другой.

Она вздохнула – то был долгий протяжный вздох.

И они уже не могли совладать с собой. Они перешли грань прежде, чем кто-либо из них успел помедлить и осознать, что происходит, хотя она заранее решила, что попросит его пользоваться презервативом… До того ли было сейчас? Это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме слияния воедино двух тел.

Теперь он был настойчивее, чем раньше, – он овладел ею одним энергичным рывком, и начался сумасшедший полет, такой яростный и самозабвенный, словно от этого зависела вся его жизнь. А так как она теперь знала, что может почувствовать, то отвечала ему с такой жаждой и раскованностью, которых даже не подозревала в себе. Вместе они мчались вскачь, пришпоривая страсть, пока она не достигла высшей точки,

помедлила там несколько потрясающих секунд и затем плавно-плавно сбавила скорость и, наконец, замерла.

– О Иисусе! – воскликнул он. – Такого еще не было никогда!

– Правда?

– Правда!

– И у меня тоже.

– Иди ко мне, «и у меня тоже».

Она свернулась как ребенок в его руках, уставшая и потная, и заснула блаженным сном.

Когда она проснулась, было уже за полдень, он лежал на спине рядом, заложив руки за шею. Тихонько она провела пальцами по его груди, тронула ее языком – сначала нерешительно, потому что не знала, понравится ли ему. Он явно был доволен, и она отдалась этой забаве, полизывая, и посасывая, и дразня его мелкими нежными укусами.

– Где же ты этому научилась? – спросил он и простонал.

– Гм… ты хочешь знать где?

– Ага, – он коснулся ее груди, но она отвела руку прочь. – Да, хотел бы!

– Лежи и наслаждайся, – сказала она, медленно и как бы лениво прокладывая дорожку поцелуев все ниже и ниже, пока не коснулась его напряженной плоти.

– Лорен, ты вовсе не должна, если не хочешь…

– Нет, должна, – прошептала она, дразня его языком, – потому что я этого хочу.

Уже перед вечером оба наконец поняли, что пора уходить.

– Ты бы лучше оделась, – сказал он, желая, чтобы можно было лежать с ней вот так вечно.

– Э… а где у тебя ванная?

– Прямо не знаю, как тебе сообщить, но у нас таковой не имеется. – Она решила, что он шутит, и засмеялась.

– Нет, серьезно говорю, у нас нет.

– Нет ванной?

– Извини.

– А где ты принимаешь душ?

– На заправочной станции. Это, конечно, не совсем душ, но я не хочу вдаваться в подробности.

Ей стало неловко – зачем она спросила, она не хотела смущать его.

– Может быть, мы сумеем встречаться здесь каждую неделю, – сказал он, вставая и натягивая джинсы, – только ты и я, вдвоем в целом мире.

– Но я не могу слишком часто пропускать уроки.

– Джордж тоже, конечно, будет не слишком доволен, если я стану регулярно смываться с работы.

– Ник, – и она пристально посмотрела на него и стала вдруг очень серьезна и сдержанна. – А что, если я?…

– Что ты! Это исключено. Я вовремя ушел.

– Да? – с облегчением спросила она.

– Ну, конечно же. Я не стану этим рисковать.

– Слава Богу!

– Эй, между прочим, ты должна мне верить. Ты же знаешь, что я…

– Ну скажи! Он улыбнулся:

– Люблю тебя.

Она тоже улыбнулась и нежно коснулась его лица:

– Да, знаю.

– Что было сегодня в школе?

– А? – переспросила Лорен, пытаясь проскользнуть мимо матери, которая стояла в прихожей, загораживая лестницу.

– В школе! – повторила Джейн Робертс.

Если бы Лорен не торопилась так попасть наверх, она бы заметила, каким странным, напряженным тоном говорила мать.

– Да все, как всегда: скучная математика, неинтересная история. И занятия физкультурой. А я ее ненавижу. И, между прочим, душ был не в порядке: я вся такая потная. Наверное, сейчас приму душ.

Джейн не двигалась с места:

– А чего-нибудь необычного не случилось?

Лорен обуяла тревога. Что-то, значит, произошло сегодня в школе, а она ничего не знает.

«Ну, Роберте, придумай, как бы половчей вывернуться. Не хотелось бы влипнуть».

– Дело в том, мама, – быстро ответила она, – я, правда, не хотела тебя беспокоить, но после физкультуры я почувствовала себя неважно. И медсестра посоветовала немного полежать.

– Неужели? – Голос Джейн по-прежнему был суров. Обычно в таких случаях она была полна сочувствия.

Наступило короткое неловкое молчание. Так как мать вроде не собиралась пропускать ее, Лорен направилась на кухню, но Джейн последовала за ней, и она оказалась словно в ловушке.

Открыв холодильник, Лорен схватила пакет молока и, повернувшись, увидела, что мать смотрит на нее холодно и осуждающе.

Больше она была не в силах выносить этого:

– Что-нибудь случилось нехорошее?

– Почему ты спрашиваешь?

Лорен пожала плечами и достала стакан:

– Не знаю… но ты ведешь себя как-то странно. Интересно, можно ли все-таки ухитриться и проскочить

мимо Джейн, подняться наверх и тем положить конец допросу?

– Лорен, – сказала мать тихо и проникновенно. – Мы всегда старались растить тебя в понимании добра. И прежде всего и всегда учили быть честной.

«О Господи, значит, действительно что-то случилось?» Она старалась принять невинный вид:

– Да, мама?

– Ты ведь не была сегодня в школе, правда?

Теперь надо было решать: врать дальше и попытаться вывернуться? Или сказать правду?

«Дорогая мамочка, я весь день провела в постели с Ником Анджело.

– Да что ты, дорогая? Вот и хорошо.

– Спасибо, мамуля, ты такая чуткая».

Она закусила нижнюю губу – был только один путь:

– Я уже сказала тебе, что была в школе, но плохо себя почувствовала.

– Школьный секретарь позвонила и сообщила, что ты, наверное, нас обманывала последние несколько месяцев регулярно.

Она притворилась очень удивленной:

– Что?

Очевидно, ты несколько раз отсутствовала под разными предлогами. То горло болит, то простуда, то визит к зубному врачу. И все записки с просьбой освободить тебя от уроков подписаны якобы мной. Но мисс Адамс не дура. Постепенно она стала тебя подозревать, а сегодня утром увидела, как ты уезжала на заднем сиденье мотоцикла.

«О Господи, начинается». Дела были отчаянно плохи.

– А мы всегда тебе доверяли, Лорен, и вот, пожалуйста! И сейчас папа придет домой.

«Естественно».

– Но это вы виноваты, – вырвалось у Лорен, и щеки у нее вспыхнули. – Вам не удастся помешать мне встречаться с Ником. Мы любим друг друга.

– Любите? – И Джейн презрительно засмеялась. – Тебе только шестнадцать лет, что ты знаешь о любви?

«Больше, чем ты предполагаешь, – захотелось ей крикнуть. – Больше, чем ты сама когда-нибудь знала». Но только и сказала очень сбивчиво:

– Неужели ты не понимаешь? У Ника никого нет, кроме меня. Я не могу повернуться к нему спиной, как все остальные. Я не могу так.

– Ты сделаешь именно то, что мы с отцом тебе велим. Ужас охватил ее. Это не пустая угроза. И как-то надо выходить из создавшегося положения.

26

– Мы отсюда наладились, – сказал Джои.

– А? – спросил Ник из-под «линкольна», который обслуживал. – Ты о чем?

– Мы уезжаем из Босвелла: я и Синдра.

– Но у вас мало денег, – ответил Ник, вытирая масло с рук.

– Нет, у нас достаточно, – ответил Джои. – Я ведь работал на двух работах, помнишь? И Синдра некоторое время работала на фабрике. Нет, мы с этим городишком завязываем.

Джои и Синдра – самые близкие ему люди – собираются отчаливать. Неужели итак недостаточно неприятностей, ведь он не может встречаться с Лорен!

– Мы поедем обязательно, – повторил Джои, – мы все обсудили и решили, что если ты согласен с нами удрать, то о'кей.

– А куда вы собираетесь? Джои пожал плечами:

– В Чикаго, конечно. У меня там есть родственники, друзья, и это все люди, которые помогут нам продержаться, пока мы не найдем работу.

– А ты матери сказал?

Джои докурил бычок и, вдыхая остатки дыма в легкие, сказал:

– Ты что, смеешься? Я ей записку оставлю. Хотя она в любом случае будет причитать.

– А как Синдра?

– Она тоже никому не скажет, только тебе собиралась. —

Он уронил окурок и раздавил его ботинком. – И отправляемся мы завтра.

Ник покачал головой:

– Иисусе! Завтра! Мог бы и пораньше мне сказать.

– Да это как-то вдруг, но если мы быстро не двинем, то уже никогда этого не сделаем. Так ты с нами или нет?

Ник разрывался. Ему очень хотелось поехать, но как он оставит Лорен? Хотя он не виделся с ней уже шесть недель, он все еще любил ее. Ведь она не виновата, что опять под ключом, это он оплошал, он должен был действовать гораздо осторожнее.

Да, дерьмовые дела. Все пошло вразнос. Ее родители просто с ума посходили. Фил Робертс даже приперся в трейлер. Он слышал, как Фил пытался надавить на Примо, как будто этому ленивому жлобу не было совершенно на все наплевать. Просто до чертиков смешно!

– Я требую от вас гарантий, что ваш сын больше никогда не потревожит мою дочь, – сказал Фил, твердокаменно стоя в дверях.

– Какого черта ты там болтаешь! Проваливай к дьяволу, – ответил Примо, как истинный джентльмен.

Ну и Фил Роберте поспешно отступил. Ник расстегнул грязный халат:

– Не знаю, что и сказать тебе, Джои. Мне ужасно хочется.

– Ну, смотри, я ведь понимаю, что это нелегко.

– Я не могу бросить Лорен, не повидав ее.

– А почему бы тебе не написать ей письмо? Напиши, что ты за ней приедешь, как только заработаешь достаточно зеленых.

– А когда?

– Что я, предсказатель судьбы? Кто может знать? Но ведь ты же ничего не добьешься для вас двоих, если останешься здесь.

Джои был прав. Если он уедет, он сможет добиться всего, чего захочет, он начнет новую жизнь, и когда Лорен исполнится восемнадцать, она сможет послать родителей ко всем чертям, и они будут вместе.

– Дай подумать, – сказал он, стаскивая халат.

– Не думать надо, а действовать, – подбодрил его Джои. – Я не собираюсь кончать здесь свои дни, и Синдра тоже. Мы уже собрались, Ник, и если ты человек смелый, то тоже с нами поедешь.

Он думал об этом весь день, и чем больше он думал, тем сильнее его манила эта перспектива. Убраться отсюда. Распрощаться навсегда с Примо, Босвеллом и всем этим дерьмом, что отравляет ему жизнь. Иисусе, как же соблазнительно!

А затем он вспомнил о Харлане. Разве можно предать мальчишку? Особенно если Синдры тоже не будет дома.

«Эй, парень, но ты не нянька же, а? Подумай и о себе».

Ему необходимо было повидаться с Лорен, но это невозможно. Что ж, неплохая мысль – написать ей. Он сможет ей все объяснить, она его поймет. И не будет думать, что он просто бросил ее и сбежал.

После работы он зашел в аптеку. Луиза, как всегда, весело его приветствовала:

– Ну и что новенького затеял, Ник?

– Сделай мне одолжение.

– Опять что-нибудь выдумал?

– Ты можешь обеспечить, чтобы Лорен получила письмо, которое я оставлю у тебя?

– Ты хочешь, чтобы я его ей вручила, когда она придет?

– Да, но только, если она будет без матери.

– Нет проблем.

– Тогда одолжи мне, пожалуйста, бумагу и ручку, я сейчас напишу.

Как всегда, готовая помочь, Луиза снабдила его бумагой и ручкой, он сгорбился за угловым столиком и стал обдумывать, что и как написать.

«Дорогая Лорен, я уезжаю, но я вернусь за тобой. Я не могу здесь околачиваться, раз мы все равно не можем встречаться, поэтому я буду держать тебя в курсе, и ты всегда будешь знать, где я нахожусь».

Нет, как-то это не так.

«Любимая Лорен…»

Нет, очень цветисто. Надо еще попробовать.

«Лорен, я так по тебе скучаю, что каждую ночь, ложась спать, думаю о тебе. Я вижу твое лицо. Я чувствую твое тело. Я чую, как от тебя пахнет».

Нет, это звучит грубо. Он опять начал и, наконец, нашел верные слова. Затем он запечатал записку в конверт, надписал ее имя, прибавив большими буквами «лично» и «срочно». Теперь оставалось сказать Джои, что он едет с ними.

Он выходил из аптеки, когда к ней подъехал Сток Браунинг. Сток вышел из машины с парой своих дружков, прошел враскоряку мимо Ника, но решил, что это прекрасная возможность покуражиться – любимое его занятие.

– Вы чувствуете, чем пахнет, парни? – сказал он грубым смешком. – Прямо как из помойного ведра.

Ник ждал этой встречи с того самого дня, когда ему сломали нос.

– Эй, парень, – сказал он с вызовом, – почему ты вечно расхаживаешь с телохранителями? Боишься на меня, дерьмо этакое, наскочить?

– На тебя? – фыркнул Сток, показушничая. – Да я могу раздавить любого белого подонка, вроде тебя, если попадется мне под ноги.

– Да уж… ноги у тебя действительно здоровые!

– Что ты сказал, потаскун!

– Что слышал, задница!

Сток решил, что вот сейчас-то он покажет дружкам, какой он большой и сильный. Однажды он уже расквасил Нику нос и вообразил, что и сейчас без труда справится с ним. Он повернулся к нему и поднял правую руку, чтобы дать ему в зубы. Но на этот раз Ник не позволил застать себя врасплох.

– Иди ты знаешь куда… – Он сплюнул и стукнул Стока коленкой прямо в пах, а затем изо всей силы саданул по голени.

Сток взревел от боли.

А Ник схватил его за шею, и, прежде чем кто-либо из присутствующих успел глазом моргнуть, Сток уже растянулся на земле.

– Эй, – сказал Ник, толкнув его носком кроссовки, – я, кажется, тебе был должен, так вот возвращаю должок, – повернулся и зашагал прочь.

Синдра была в трейлере, когда он добрался домой, и деловито утрамбовывала в маленький рюкзак все свое имущество.

– Тебе Джои рассказал, да? – спросила она, скатывая в трубку любимый свитер и впихивая его в рюкзак.

– Ага.

– А ты что решил?

– Я собираюсь с вами.

Она подпрыгнула от радости, обняла его за шею и поцеловала.

– Ой, я очень рада, Ник, честное слово!

– Я тоже.

И они улыбнулись друг другу. Прошло немало времени, однако они все же стали союзниками.

Придя домой, Харлан сразу же учуял нечто необычное.

– Вы куда это отправляетесь? – спросил он Синдру, а в больших глазах его засветился упрек.

– Никуда, – сказала она, отводя взгляд.

– Надо сказать ему, – шепотом предупредил ее Ник.

– Ну, послушай, я его люблю так же, как ты, но нам нельзя тащить с собой ребенка. Я знаю свою мамочку, она привыкла к тому, что я держусь ото всех отдельно, но если мы возьмем Харлана, она напустит на нас полицейских.

– Но мы не можем просто уйти, и все тут. Она сердито посмотрела на Ника:

– Но если мы ему скажем, он сразу же побежит к Арете Мэй.

– Не побежит, если пообещает не говорить.

– Что происходит? – спросил Харлан, подходя поближе.

– Поди-ка, малыш, – сказал Ник, похлопав по матрасу. – Как тебе понравится, если ты станешь хозяином в этом трейлере и сможешь приводить сюда друзей и девчонок и веселиться вовсю, а?

Глаза Харлана налились слезами. Он чувствовал, что дома его ждут плохие новости.

– Вы вместе с Синдрой уезжаете, да?

– Да, – ответил Ник, – мы должны уехать. Но это не так уж плохо.

Теперь к нему присоединилась и Синдра:

– Когда-нибудь я приеду за тобой. Обещаю. Харлан покачал головой:

– Нет, не приедешь.

– Нет, приеду, – возразила она. – Хочешь на спор?

– И я тоже спорю, – встрял Ник, – и если она не приедет, то я уж обязательно. Ну, как ты на все это смотришь?

Убедить Харлана было невозможно, но он вытер слезы тыльной стороной руки и притворился, что ему все равно.

На душе у Ника было скверно, но что делать? Он принял решение и должен его выполнить.

Следующее утро выдалось необычайно светлое и ясное. Это был день выдачи жалованья, и поэтому они выработали такой план: получить чеки и потом около шести встретиться. Джои сказал матери, что уезжает на уик-энд. Синдра сказала Арете Мэй то же самое. К несчастью, разговор услышал Примо. Он привел себя в сидячее положение.

– Ты куда это едешь? – потребовал он отчета, словно имел право спрашивать.

– Не твое дело, – отрезала Синдра. Ей был ненавистен самый его вид.

Арета Мэй тоже почувствовала неладное. Она потянула дочь в сторону и сказала хриплым шепотом:

– У тебя скоро будут деньги. Много денег.

Синдра удивилась:

– У меня?

– Да, от мистера Браунинга – его проняло.

– Почему? – подозрительно спросила Синдра.

– Потому что я сказала ему, что он должен это сделать, по справедливости.

– А я думала, что ты мне не поверила.

– Может, поверила, а может, и нет. Неважно, он тебе должен.

– Сколько? – быстро спросила Синдра.

– Мы поговорим на следующей неделе.

По дороге на работу Синдра рассказала Нику об этом разговоре.

– Она догадалась, – сказала Синдра, нервно покусывая ноготь большого пальца. – Вот почему она мне сказала о деньгах сейчас. Почему же прежде она об этом не говорила?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Но почему, между прочим, старик Браунинг дает тебе деньги?

– Это долгая история, – ответила она, замыкаясь.

Он не настаивал, все равно она ему расскажет, когда сможет. Теперь, когда он принял решение ехать, он места не находил от нетерпения, хотя решил не уезжать, пока как следует не простится с Бетти Харрис. Она была добра с ним, и он должен сказать ей «до свидания».

Уйдя от Браунингов, Арета Мэй устроилась работать на консервную фабрику. Работа была потяжелее, чем обязанности горничной, но, по крайней мере, это была работа. Она не сказала Примо, что больше у Браунингов не работает, не его собачье дело. Это была большая ошибка – опять пустить его к себе жить. Ей казалось, что иметь рядом мужика – это совсем неплохо, но что он дал ей? Ровно ничего.

Бенджамин Браунинг слово сдержал. Ну ведь у него выбора не было, он не мог допустить, чтобы Арета Мэй всем рассказала, какой он извращенец и негодяй. Он дал ей пять тысяч долларов наличными, и она положила их в банк. Какой же это был прекрасный день!

Сначала она не собиралась говорить Синдре о деньгах – эти деньги про черный день. Но в то утро у нее было какое-то странное предчувствие, когда Синдра стала прощаться. Девчонка что-то задумала, потому она и сказала ей о деньгах. Она не хотела, чтобы дочь выкинула какую-нибудь глупость – например, бежать с Джоном Пирсоном. Девушка с наружностью Синдры может выбрать себе женишка гораздо лучше.

По пятницам Арета Мэй работала полдня. Потом, когда у Харлана кончались уроки, они гуляли по Главной улице и покупали мороженое. Оба они были так одиноки после смерти Льюка.

Она часто думала о Льюке, и сердце ее наполнялось печалью. Бедный Льюк… бедное дитя… ему не дали возможности побороться за жизнь.

Харлан стоял у школы, когда она пришла. Она хотела взять его за руку, но он вырвался.

– Ну, как ты, дитя? – спросила она и подумала при этом, какой он красивый мальчик.

– Не зови меня больше так, мама, – Харлан оглянулся, не слышал ли кто-нибудь из товарищей.

– Хочу купить тебе мороженое, – сказала Арета Мэй.

На сердце у Харлана было тяжело. И он не хотел мороженого, он хотел, чтобы Бог опять послал на землю Льюка. И может, Бог уговорит также Синдру и Ника остаться.

Бетти Харрис не удивилась.

– Я знала, что скоро ты навостришь лыжи, – сказала она, пригласив Ника в гостиную, – но все-таки я не ожидала, что это будет так скоро.

– Но мне здесь больше нечего делать, – объяснил он, шлепаясь на ее чрезмерно мягкую пышную кушетку. – Я должен удрать от своего старика как можно скорее, если не хочу кончить так, как он.

– А почему ты решил, что и с тобой может то же случиться? – спросила Бетти.

Потому что, если я останусь с ним, у меня в жизни не будет шанса.

– А ты воображаешь, что какие-то возможности тебя ожидают в Чикаго?

– А почему же нет? Это большой город.

– В больших городах творится много жестокого, – ответила она тихо, – а ты молод и красив. И, уверена, что получишь много предложений, однако не всегда таких, о которых мечтаешь.

– Я смогу о себе позаботиться, – сказал он обиженно.

– Я знаю, – она вздохнула, думая, как он уязвим, несмотря на мужественное и даже жесткое выражение лица. – Мне будет не хватать тебя, Ник. Замечательно это было – учить тебя, ты действительно талантливый парень. У тебя врожденная способность перевоплощаться в персонажа, которого игра-

ешь. – И она немного поколебалась, прежде чем наградить его высшей похвалой. – Иногда ты мне напоминаешь молодого Джеймса Дина.

Он засмеялся, слегка смутившись:

– Ну, не надо уж так меня хвалить, а то я, пожалуй, испугаюсь и никуда не поеду.

А Бетти Харрис смотрела на него очень серьезно.

– Если увидят, как ты играешь, если у тебя появятся такие возможности… Но нет, я не должна тебя настраивать, потому что актерское дело – это самая трудная профессия в мире. – Она опять вздохнула. – Ты знаешь, что большинство актеров большую часть жизни сидят без работы, да?

– Я должен попробовать, – сказал он, желая, чтобы она перестала нести эту дерьмовую чепуху.

Но она с мудрым видом кивнула:

– Да, ты прав. Надо надеяться. Подожди минутку.

Она вышла, а он встал и обошел комнату. Ему очень нравилась гостиная Бетти, она была такая теплая, такая уютная, это и есть настоящий дом. Здесь стояли фотографии в серебряных рамках и было полно интересных книг. Господи, как бы он желал, чтобы его с самого детства поощряли читать! Но он не знал, что такое книга до тех пор, пока не пошел в школу.

Он взял фотографию, где она была снята в белом кружевном платье, а вокруг юного лица рассыпались мягкие локоны.

– Я хорошенькая была тогда, правда? – сказала она, выйдя из соседней комнаты внезапно, так что он даже не вздрогнул.

– Вы и сейчас такая, – галантно ответил он.

– Молодой, но шустрый. Знаешь, у тебя всегда будет женщина, чтобы о тебе позаботиться.

– Но мне этого не надо.

– Знаю, – она улыбнулась и вручила запечатанный конверт.

– Что там? – спросил он, взвешивая его в руке.

– Кое-что обо мне на память, – ответила она проникновенно.

– Но деньги я не возьму.

– Это не деньги.

– А можно распечатать?

– Позволяю.

Он разорвал конверт. Это был экземпляр пьесы «Трамвай «Желание», которым она так дорожила.

– Бетти… Иисусе, это же такой прекрасный подарок!

– Ну и хорошо. Я хотела, чтобы она у тебя была.

Он зажал книгу под мышкой:

– Бетти, я хочу сказать вам… вы были ко мне очень добры. И я вас никогда не забуду.

– И я тоже буду помнить тебя, Ник. Береги себя. – И поддавшись невольному чувству, она подошла и обняла его. Он тоже крепко ее обнял. Бетти была последним бастионом безопасности, и ему тоже будет не хватать их, таких насыщенных действием, и мыслью, и чувством чтений.

Уходя из ее дома он не оглянулся. Пора в дорогу. Вот-вот для него начнется новая жизнь.

В пятницу вечером они встретились в шесть часов, возбужденные и, может быть, слегка испуганные, но никто не показал и виду, что боится.

Джои все заранее спланировал. Они поедут в Рипли последним автобусом, а потом товарным поездом до самого Канзас-Сити, а оттуда махнут в Чикаго.

Все трое переглянулись.

– Ну вот оно, наступило, – сказал Джои.

– Прощай, Босвелл, – сказала Синдра.

– Я не вернусь, пока не добьюсь успеха, – сказал уверенно Ник, – а я добьюсь. А затем приеду за Лорен. Клянусь!

27

Каждое утро Лорен просыпалась с одним и тем же ощущением пустоты. Открывая глаза, она уже чувствовала глухую боль отчаяния и была бессильна против нее.

Она была близка к тому, чтобы возненавидеть родителей. Было испытанием войти на кухню и сесть вместе с ними завтракать. Сидеть за столом и слушать их глупую болтовню. Неужели же они не понимают, что поступают низко, жестоко, а главное, неправильно?

Она беспрестанно думала о Нике и знала, что должна обязательно увидеть его. Но как? Вот в чем вопрос. Как?

Каждый день отец провожал ее в школу, мать встречала, ожидая в автомобиле, и не было никакой возможности улизнуть. И так продолжалось шесть недель – с того самого дня, когда мать уличила ее в обмане.

– Когда же вы мне наконец поверите? – спросила она однажды.

– Когда мы с отцом будем в состоянии поверить тебе, – ответила мать с благочестивым выражением лица.

Продолжать разговор не было смысла. Бесполезно пытаться переменить их мнение о Нике.

Сегодня понедельник. Она думала о Нике больше обычного. Лорен подошла к окну комнаты и выглянула из него. Ужасно знойно, в воздухе никакого движения – жара не по сезону. Она услышала, как мать зовет снизу:

– Лорен! Завтрак готов!

Скоро она сядет в машину рядом с отцом, он повезет ее в школу и высадит там, чтобы мать потом отвезла домой. И каждый день они перезванивались со школьным секретарем, чтобы знать, где она, что делает и не сбежала ли.

Лорен неохотно спустилась, съела завтрак, приготовленный матерью, – так, поковыряла вилкой, и все, аппетита не было совершенно, – и собрала книги.

Через пять минут показался Фил Робертс. Кажется ей или действительно в отношениях родителей появилась сильная напряженность? Теперь они почти не разговаривали друг с другом. И она, конечно, в этом виновата. Это все оттого, что отцу не удалось заключить с Беджамином Браунингом выгодную страховую сделку, и потому мать не получила того общественного положения и финансовых выгод, на которые рассчитывала, вот отсюда и натянутость.

Очень плохо. Но это было все же не так плохо по сравнению с тем, что испытывала она сама.

– Сегодня жарко, – проворчал Фил, натягивая пиджак. Проходя через кухню, он взял тост.

– Да, в сводке погоды сказали, что сегодня будет жарче, чем вчера, – заметила Джейн.

Фил на нее не взглянул. Он вышел в холл и посмотрелся в зеркало. Потом поднял руку и вырвал седой волос.

– Сегодня я вернусь поздно, – сказал он, беря портфель. Джейн не ответила. Она швырнула посуду в мойку и включила воду.

По дороге в школу Лорен решила начать разговор.

– Папочка, можно с тобой поговорить? – сказала она, решив во что бы то ни стало достучаться до него.

– Не сегодня, Лорен, – ответил он, сосредоточенно глядя на дорогу впереди. – Сегодня я не в настроении.

– А когда ты будешь в настроении?

– Не приставай ко мне.

Ее жизнь разбита, а все, что может сказать ей отец, это «не приставай ко мне». Когда-то она могла прийти к нему с любым своим затруднением, теперь же между ними шла холодная

война. Неужели ему все равно, что таким образом он ее отталкивает?

Когда он высадил ее, она даже не потрудилась с ним попрощаться.

В гардеробной была Дон Ковак. Они никогда не считались особенно близкими подругами, но Дон приветствовала ее очень и очень по-дружески.

– Ты слышала, что Ник сделал со Стоком? – спросила Дон.

Лорен сразу навострила уши:

– А что?

Но Дон не собиралась все вот так сразу выкладывать. Ты хочешь сказать, что не слышала?

– Нет, но ты мне скажешь или нет? Дон погладила свою узкую юбчонку:

– А чего ты злишься?

– Я не злюсь, но если ты хочешь что-то рассказать, так рассказывай.

– Ну, как я слышала, Ник задал Стоку трепку, – Дон невольно хихикнула.

Лорен хотела узнать обо всем поподробнее.

– А ты уверена?

– Это было у аптеки. Сток шел туда с друзьями. Навстречу Ник. Они заспорили, и Ник как следует ему дал. Смешно, правда?

Хотя Лорен умирала от желания узнать побольше, что и как, она сдержанно спросила:

– А… с Ником все в порядке?

– Сказать по правде, – ответила Дон, – мы с Ником больше не встречались.

Лорен кивнула.

– Слушай, – сказала Дон, проникаясь внезапным сочувствием, – я поняла, как он к тебе относится, и не собираюсь вам мешать.

Лорен почувствовала, что на глазах навернулись слезы, они жгли веки. Еще никто не заговаривал с ней о Нике, она никому не могла довериться.

– Мои родители не позволяют мне с ним встречаться, – сказала она с несчастным видом, – и я не знаю, что делать.

Дон взглянула на нее участливо.

– Да, Джои мне рассказывал, – и прибавила беспечно: – От родителей всегда одни неприятности, но, может быть, они передумают.

Лорен покачала головой.

– Не мои. – Она помолчала. – Мне так тяжело. Это из-за меня Ника выгнали из школы. Я хочу сказать, что не по моей вине, но…

– Не страдай. Он с радостью теперь работает на заправке и плевать хотел на школу. Ты не виновата, что его выгнали. Это Сток заставил родителей состряпать это грязное дело.

– Я знаю, ты права, но иногда я просыпаюсь по утрам с таким чувством, что все бы бросила и бежала куда глаза глядят.

Дон понимающе кивнула:

– Да, у всех бывает такое чувство.

– Неужели?

– Конечно. И это естественно. Две девчонки пробежали мимо.

– Пойдем, Лорен, ты опоздаешь, – позвала одна из них. Лорен с минуту поколебалась:

– А что ты делаешь во время ленча? Дон удивилась:

– Кто? Я?

– Но здесь, кроме тебя, никого нет.

– Ну, что обычно, слоняюсь вокруг. А что? Ты хочешь пригласить меня поесть?

– Да, хочу, мы бы еще с тобой поговорили. Дон явно обрадовалась:

– И я не прочь.

Высадив Лорен у школы, Фил сразу поехал в контору. Но прежде чем подняться наверх, он задержался в магазине, чтобы купить новые кухонные ножницы, которые заказала Джейн.

«Кухонные ножницы, – подумал он мрачно. – Она хочет, наверное, заколоть меня».

Он купил их утром, потому что знал: когда будет уходить с работы, то не вспомнит просьбу жены. Будет не до этого.

Взойдя наверх, он отпер дверь и вошел. Элоиза, его секретарша, еще не приехала. В комнате пахло сыростью и было душно. Он открыл настежь окна и уселся за стол, думая, что, пожалуй, надо было позволить Лорен поговорить с ним, когда они ехали в школу. Нехорошо, неправильно это, что они так отдалились. Если бы дома была иная обстановка, то, может, ему легче было общаться с дочерью, но у него с Джейн сейчас такие напряженные отношения, что просто не было сил решать другие проблемы.

Он размышлял также, не стоит ли ему позвонить Бенджамину Браунингу. Они же почти заключили сделку, когда Лорен разорвала помолвку, а после этого он не мог до Браунинга дозвониться.

«А, черт возьми!» Он пододвинул телефон и набрал номер его офиса.

Послышался сухой и деловитый голос его секретарши:

– А кто звонит, можно узнать?

– Фил Робертс.

– Пожалуйста, подождите минутку, мистер Робертс, я посмотрю, не занят ли он.

Фил сосчитал до десяти.

– Извините, мистер Роберте, но у мистера Браунинга совещание. Что-нибудь передать?

– Да. Я звонил несколько раз. Мне очень нужно, как можно скорее, переговорить с ним. Может быть, он сам мне позвонит?

– Да. Я обязательно передам вашу просьбу, уверена, что он перезвонит.

«Да уж, ты уверена», – мрачно подумал Фил.

Харлан сказал Арете Мэй, что у него болит горло.

– Сильно?

– Да, очень, – соврал Харлан.

– А где твоя сестра? – Ее всевидящие глаза обшарили трейлер.

– Ее еще нет, – сказал Харлан.

Арета Мэй пристально взглянула на него, не позволив врать дальше.

– Когда она вернется? Он опустил глаза:

– Не знаю.

Арета Мэй сделала гримасу, она прекрасно знала, что Син-дра не вернется. Она знала это уже в пятницу, когда девчонка болтала что-то насчет уик-энда.

Она обыскала трейлер: все любимые вещи Синдры исчезли, и вещи Ника тоже. Значит, он тоже сбежал. Интересно, сказать Примо или нет? Нет. Она подождет, заметит ли он, что его единственный сын исчез. Если и заметит, то, наверное, через несколько недель – вот как он его любит.

Вообще-то она теперь не имела ничего против побега Синдры, раз с ней Ник. По крайней мере, он позаботится о ней, и, может, эти двое добьются для себя чего-нибудь получше.

– Ладно, – сказала она Харлану, – все в порядке, можешь оставаться дома.

Он пришел в восторг. Он не надеялся, что ему так ловко удастся обвести ее вокруг пальца. Харлан никогда не рассказывал, как ему плохо приходится в школе и как его дразнят «черномазым», «грязным нищим» и «вонючим ублюдком». Он уже привык и даже начал защищаться, когда его били.

Как только Арета Мэй ушла на работу, он проскользнул в ее трейлер посмотреть, не найдется ли чего поесть. Примо, как всегда, крепко дрых, телевизор вопил во всю мочь. Харлан заметил, что рот у Примо широко открыт. Интересно, как это ничего в него не заползает? Подавив смешок, он подкрался к холодильнику и заглянул внутрь. Там он усмотрел куриную ножку и, не раздумывая о последствиях, схватил ее и поспешно смылся из трейлера, прежде чем его застукали.

Примо услышал, как хлопнула дверь, и проснулся. Он сел и почесал живот. Хотя еще рано, но жара чертовская, по телу сбегали ручейки пота.

Он встал, подошел к двери и ступил на крыльцо. Костлявая собака заворчала на него. Он поднял банку из-под пива и швырнул в шелудивое животное.

Последнее время Примо овладело беспокойство. Он никогда не любил оставаться где-нибудь надолго. Арета Мэй, может быть, и хорошая женщина, но ему надоела. Ему всегда надоедало быть подолгу с одной и той же бабой.

Наверное, настало время податься куда-нибудь еще, в конце концов, впереди целая страна и много других женщин, которые будут счастливы завладеть им. Он еще красивый мужчина. Да, красивый, и большой умелец по этой части. А чего еще женщине надо?

Продолжая скрести брюхо, он направился в уборную и облегчился.

Выходя, Примо наткнулся на Харлана. Тот сидел на ступеньках трейлера и жевал куриную ножку.

– Ты чего глазеешь, парень? – спросил он. Харлан опустил взгляд:

– Ничего.

– Нечего мне заливать мозги. Ты почему не в школе? Харлан все так же смотрел вниз.

– Чувствую себя плохо, – пробормотал он.

Арета Мэй и ее дерьмовые ребятишки все время болеют. Не то что Синдра. Его дочерь! Да, она красивая девка стала. Если

бы не его собственная плоть и кровь, он бы обязательно постарался ее уложить. Ей нужен опытный мужчина, постарше, который ее кое-чему бы научил.

– Не хочешь проехаться? – спросил он Харлана. Мальчишка широко раскрыл глаза. Примо никогда еще с

ним не разговаривал, тем более никогда не предлагал покатать.

– А куда? – спросил он подозрительно.

– В город, если у тебя нет предложения получше.

– Нет.

– О'кей. Тогда прыгай.

Примо даже сам себе удивился: чего это он так раздобрился, что позволяет мальчишке увязаться за ним. Потому что в Босвелле делать было совсем нечего, вот почему. Это был крошечный, хилый городишко. Ни приличного бара, ни стриптиза, совсем ничего.

В голове у него возникла новая мысль. Если он даст деру, надо брать Ника или нет?

А что, он обязан, что ли? Мальчишка уже достаточно взрослый и противный, пора ему жить самостоятельно.

А кроме того, Арета Мэй вроде бы к нему прикипела, пусть она о нем и заботится.

Не то чтобы он сегодня собирался смыться. Сейчас он ехал в город, только чтобы запастись пивом и крекерами. А уедет он в следующую пятницу, как раз Арета Мэй придет домой с получкой. И он, разумеется, возьмет эти денежки, кто же ему помешает. А сам уедет ночью, и когда они поймут, что он утек, он уже будет за двести миль от них.

Примо Анджело тоже заслуживает приличной жизни, но приятно думать, что если ничего лучшего не найдется, то он всегда может вернуться обратно. Арета Мэй всегда его будет ждать.

Элоиза Хэнсон приехала в контору Фила Робертса ровно в полдень. Она работала три раза в неделю после обеда, печатала на машинке и вела документацию. Надо сказать, последнее время документировать было почти нечего – дела шли неважно.

Элоиза была маленькой, полненькой женщиной лет тридцати пяти, с розовыми щечками, чистюля, с мягким взглядом карих глаз. В прошлом году она овдовела – ее муж погиб от несчастного случая на консервной фабрике, – и ей нужен был заработок, чтобы содержать себя и старую мать.

Сначала отношения между нею и Филом Робертсом были исключительно деловыми, но по мере того, как шло время, они все сближались и, наконец, стали любовниками.

И оба испытывали чувство вины.

И оба ненавидели двойственность положения.

И оба не могли совладать с собой.

Как только Элоиза вошла в контору, обмахиваясь носовым платком и что-то лепеча про невыносимую жару, Фил понял, что сегодня работа не пойдет. Он взял ее за руку и повел к себе в кабинет.

– Сегодня не работаем, – сказал он, сжимая ее влажную ладонь.

Она слегка покраснела, очень хорошо зная, что он имеет в виду.

– Но мне надо отправить письмо.

– Нет, я очень хочу.

Она беспрекословно подчинилась его желанию и стала расстегивать блузку.

Фил подошел ко входной двери, запер ее, опустил штору и повесил вывеску «Закрыто».

Он знал, что Джейн подозревает его. Несмотря на его заверения, что все абсолютно и бесповоротно кончено. Но он не мог покончить с этим. Элоиза была такая заботливая, такая щедрая и безотказная. Но самое главное, в постели она была просто неукротима – женщина без предрассудков. И Фил чувствовал себя в ее объятиях настоящим мужчиной.

Он не мог сказать, что с женой ему не бывает хорошо. Для долголетнего союза у них вполне удовлетворительные отношения, но это удовлетворение граничит со скукой. А Элоиза была другая – она возбуждала в нем страсть, на которую, как он думал, он уже не способен. Элоиза позволяла ему снова пережить острое наслаждение, как в молодости. В конце концов, ему нет еще и пятидесяти и можно, конечно, позволить себе этот последний взлет.

Недавно Джейн предъявила ему ультиматум.

– Уволь ее, – сказала она тоном, не допускающим возражений.

– Но почему? – ответил он, стараясь говорить авторитетно, как глава семейства. – Она великолепный секретарь. И ты ведь знаешь, что между нами больше ничего нет.

– Мне это совершенно безразлично, – ответила Джейн, – но я не хочу, чтобы эта шлюха была рядом с тобой.

Джейн никогда не употребляла грубых выражений, и он был потрясен, услышав от нее такое слово.

Фил знал, что уволить Элоизу необходимо, и он это сделает, но все откладывал. Элоиза была его единственной радостью: ну что у него есть, кроме нее?

Лорен и Дон сидели вместе на траве и ели бутерброд с тунцом.

– Я знаю, ты ходила с Ником, – сказала Лорен, не желая вникать в подробности, но все же ей хотелось узнать, насколько серьезны были их отношения.

– Но это было до того, как он начал встречаться с тобой, – объяснила Дон. – Как только ты вошла в кадр, все было кончено. – Она передернула плечами. – Послушай, я все понимаю. У меня было много таких парней, как Ник. Знаешь, я им нужна для затычки. Я всегда под рукой. Когда им нужно, они за мной приударяют. Но тебя он любит, а меня никогда не любил.

– Сказать тебе кое-что? – спросила нерешительно Лорен.

– Давай, жми, – ответила Дон, поглощая бутерброд.

– Это… как-то неловко говорить…

– Ха! – ответила Дон. – Мне ты можешь доверять. Ведь я все знаю. И меня ничего не смутит.

Лорен вздохнула – это был долгий и усталый вздох.

– Понимаешь, мои родители очень строгие и не разрешают мне видеться с Ником уже почти два месяца… И я не знаю, что мне делать.

– Что ты имеешь в виду? Мне ты можешь сказать. Было очень трудно, но Лорен все же сказала:

– Я… наверное… беременна.

И сказав, поверила, наконец, что это действительно так. Но, выразив вслух свои подозрения, она почувствовала, как ей сразу стало гораздо легче.

– Черт возьми! И сколько времени? Лорен не отрывала взгляда от травы.

– Почти шесть недель, – промямлила она, – и я боюсь сказать родителям. Я должна увидеться с Ником. Я должна сказать ему об этом.

– Ну, это хорошая мысль.

– Но как это сделать?

– А как ты можешь этого не сделать? Будь я на твоем месте, я бы сразу пошла на заправку и сказала бы ему. Ты не должна все это переживать одна.

– А что, если об этом узнают родители?

– Но разве тебе может быть хуже, чем сейчас? Дон была права.

– Я это сделаю, – ответила решительно Лорен.

– Может быть, вам стоит сбежать и пожениться, – сказала с воодушевлением Дон. – Очень будет романтично.

– Да, и это очень понравится моим родителям.

– Перестань о них беспокоиться. Поговори обо всем с Ником. Как я понимаю, у тебя два пути: или выйти за него и родить ребенка, или сделать аборт.

Слово «аборт» ужаснуло ее. Если у нее действительно там, внутри, живой ребенок, она ни за что не причинит ему вреда, об этом и подумать невозможно.

– А с тобой это случалось? – спросила Лорен.

– Честно говоря, никогда. Но я всегда предохранялась. Разве Ник не пользовался презервативами?

Раньше Лорен никогда бы не поверила, что сможет обсуждать такие интимности с Дон.

– Нет… он сказал, что… вовремя… э… ушел.

– О Иисусе! – воскликнула Дон с отвращением. – Никогда не позволяй им это говорить, так всегда говорят, испокон веку. Это и еще: «Ну, позволь мне только полежать рядышком, клянусь, я до тебя не дотронусь…» – Она вскочила и протянула руку. – Пойдем, вставай, надо разработать план действий. Если можешь улизнуть сейчас из школы, то иди прямо на заправку, послушай, что он на все это скажет, и тогда решишь, что тебе делать. Если повезет, ты вернешься сюда до приезда матери.

– Ты права, – сказала Лорен, глубоко вздохнув. – Ведь правда, больше нечего делать!

– Конечно, и он так же за все отвечает, как и ты. Он, задница этакая, должен был предохраняться. Ну, не беспокойся, что бы вы ни решили, я твой друг и помогу, чем сумею.

Лорен благодарно кивнула и почувствовала укор совести – ведь они с Мег говорили о Дон всякие скверные вещи.

– Спасибо, – сказала она, сжимая руку Дон, – ты замечательная. И я твоя должница.

28

В понедельник рано утром они добрались до Чикаго. Грязные, уставшие, голодные, но вне себя от радости.

– Вот он, мой родной город, мой родненький Чикаго, – счастливо запричитал Джои.

– Ладно, хватит петь, куда мы теперь? – спросил Ник.

– Да, куда? – повторила Синдра. – Я просто разбита.

– Ну, – сказал Джои, – теперь парадом командую я.

– Хотела бы я, чтобы ты покомандовал моим желудком, – пожаловалась Синдра. – Я оголодала в этом противном вонючем товарняке.

– О'кей, о'кей! Вас понял. Давайте-ка сюда.

Они вошли в захудалую кафешку. У Синдры вытянулось лицо, когда она услышала, что и сколько заказывает Джои: яичницу с ветчиной, кофе и апельсиновый сок.

– Нам хватит денег? – прошептала она. – Может быть, не надо так роскошничать?

– Порядок, – возразил Ник. – Мы заслужили приличный завтрак.

– План такой, – сказал Джои, принимая на себя руководство действиями, – когда поедим, я кое-куда позвоню. Не беспокойся, сегодня мы будем спать в постелях.

– Надеюсь, – ответила Синдра устало, – потому что я не смогу спать еще одну ночь кое-как… – и отправилась в туалет, чтобы освежиться и привести себя в порядок.

Оборванный старик подошел к их столику.

– Не дадите денежку? – просипел он.

– Отзынь! – грубо сказал Джои.

Ник пошарил в кармане, нащупал мелочь и подал четверть доллара.

– Черт возьми, ты что делаешь? Нам самим нужны деньги, – сказал сердито Джои.

– Ну, знаешь, это как примета, – ответил Ник, – никогда не отказывай нищему.

– О, примета. Они, знаешь, станут бегать за тобой, словно ты богач.

Вернулась из женского туалета Синдра. Она расчесала длинные волосы и умылась.

– Теперь я сносно себя чувствую, – сказала она и накинулась на жидкую яичницу и жирную ветчину.

– Этого должно хватить до обеда, – предупредил Джои, беря тост и обмакивая его в яйцо. – Наверное, мне сейчас надо идти звонить.

Он вернулся через минут пятнадцать.

– Друзья, – сказал он мрачно, – о них можно забыть.

– Что случилось? – спросил Ник.

– Ну, знаешь, как оно бывает. У меня был закадычный

дружок в школе. Но он сказал, что мы не можем сейчас к нему прийти, потому что у него неприятности с отцом, так что я его вычеркиваю из нашего списка. Синдра подалась вперед:

– А еще кому ты звонил?

– Девчонке, с которой ходил. Но когда я сказал, что нас трое, она стала извиняться, что не может. И потом я позвонил двоюродному брату.

– А я думал, что на родственниках мы поставили крест.

– Не подъелдыкивай. Но у него изменился номер телефона, а новый еще не зарегистрирован.

– И это все? – спросил Ник. – Вот эти самые и должны были подстраховать нас на первых порах?

– Ну, – ответил Джои, – все меняется, но у нас хватит денег и на гостиницу.

– Ненадолго, – сказал Ник. – У нас хватит только на три-четыре дня, а потом придется спать на улице.

– Но мы устроимся на работу, – сказал Джои.

– Какую? – спросила Синдра.

– Я хочу попытаться устроиться в клуб, где выступают комики, – весело ответил Джои. – Я молод, интересен, увлекателен и на все готов!

– А я, может быть, найду место официантки, – сказала Синдра задумчиво.

– А ты сможешь подрабатывать на бензоколонке, Ник, – предложил Джои.

– Если бы я хотел работать на бензоколонке, тогда мне лучше было бы остаться в Босвелле, – отрывисто сказал Ник.

– Ладно, не злись, – ответил Джои. – Мы же здесь. Мы уже не в Босвелле. И что-нибудь подходящее обязательно подвернется.

Протаскавшись с час по улицам, они зарегистрировались во вшивенькой гостинице с неоновой рекламой в виде вращающихся кроватей и киношкой, где показывали порнофильмы. Джои и Синдра сняли номер как мистер и миссис Пирсон, а Ник обошел гостиницу с тыла. Взяв ключи, они впустили его через запасной пожарный вход.

– Ну и дыра, – пожаловалась Синдра, потрогав бугристый матрас.

– А ты что, рассчитывала на «Плазу»?

– Эй, бросьте, – сказал Ник, – я вовсе не собираюсь весь вечер слушать, как вы собачитесь.

И они стали изучать колонку объявлений в газете, отмечая подходящие предложения. Джои сразу нашел то, что искал, и

готов был немедленно приступить к делу. Он причесался, смазал волосы маслом, надел самый лучший пиджак и сказал:

– Иду в «Комический клуб». На сколько лет я выгляжу? Синдра откинулась назад и прищурилась:

– Ну, лет на семнадцать.

– Черта с два! – Он повернулся к Нику: – А ты что думаешь?

– Ну, можно и двадцать дать.

– Отращиваю бороду, она как раз будет кстати. Синдра поморщилась:

– Ух… не люблю бородатых.

– Ты ничего не любишь, – сказал Джои.

– Да, не люблю.

Ник опять рассердился:

– Ну, вы, двое, кончайте!

– Послушайте, – воскликнула с торжеством Синдра и стала громко читать: – «Красивые молодые девушки требуются в качестве манекенщиц. Желательна возможность надолго уезжать за границу». Звучит здорово! – Она спрыгнула с постели и прошлась по комнате. – А я могу быть манекенщицей, а?

– «Звучит здорово!» – передразнил ее Джои. – Они отправят тебя тихой скоростью в Китай с иглой в руке.

– А?

– Вот так они делают с девушками, когда их заарканят. Отправляют их в публичные дома, в Бангкок.

– Это все твои выдумки,

– Нет, я не шучу.

– Ладно, пойду прогуляюсь, – сказал Ник, – увидимся позже.

– Да, да, – сказал Джои, – и я тоже иду. Синдра, ты тоже действуй, но не подписывай никаких контрактов ни с каким агентством, пока не посоветуешься со мной.

– Да уж ладно, господин «Звезда эстрады», – насмешливо ответила она.

Джои усмехнулся, ему нравилась ее язвительность.

– Можешь на меня положиться. Через пару часов здесь же. Ник шагал по улицам Чикаго, и кровь его все быстрее текла по жилам. Интересно было просто так бродить по улицам, смотреть на людей, чувствовать город. Он увидел два объявления «Требуются услуги», зашел, но оказалось, что места уже заняты. Ну и ладно, совсем неинтересно работать в киоске, где продают гамбургеры, или в парикмахерской.

Потом ему попался ресторан-бар с объявлением в окне. Ну что ж, из него может получиться чертовски неплохой бармен. Он вошел в полутемный зал и осмотрелся. Все вокруг было грязно, неопрятно, огни пригашены, на сцене усталая стрип-девица виляла бедрами под мрачные ритмы Глена Кэмпбелла. Было несколько посетителей.

Он подошел к бару, где сидел хрипатый старик с короткой стрижкой и настороженными, налитыми кровью глазами.

– Чего, – огрызнулся мужчина, – чего рыщешь?

– Я ищу работу, – ответил Ник. Человек фыркнул и отвернулся:

– Иди на кухню.

– А что это за работа?

– Мыть посуду.

– Ну, это как-то не совсем то, чего я хотел.

– А чего бы ты хотел? – сказал мужчина, беря стакан и тщательно вытирая его грубой ветошкой.

– Такой же работы, как у вас.

– Ха-ха, какой юный весельчак! Тащи свою тощую задницу на кухню.

Ник подумал, что уж лучше ремонтировать автомобили, чем мыть посуду, но так как он все равно пришел сюда, он направился к черному ходу и на верху мусорной кучи увидел большую крысу, которая тоже взглянула на него. Он прошмыгнул и вошел через заднюю дверь в грязную кухню.

Очень худой человек в том, что некогда было белым фартуком, сидел на высоком табурете, переложив ноги на прилавок, курил сигарету и лениво пускал кольца дыма в потолок. На плите шкворчала огромная сковорода с картофелем в море черного растительного масла.

– Да? – спросил человек, глядя на кончик своего длинного носа.

– Я интересуюсь насчет работы, – сказал Ник.

– Если хочешь мыть посуду, начинай прямо сейчас, – сказал человек и указал на гору грязных тарелок в разбитой раковине.

– Сколько?

– Два пятьдесят в час – и сразу на руки.

– Но это мало.

– А я что, Рокфеллер, по-твоему? Тебе нужна работа или нет?

– А сколько часов в день?

– Пару часов во время ленча, два-три вечером. Значит, тринадцать долларов в день, если повезет, и еще остаются свободными утро и послеобеденное время, чтобы ходить на прослушивания.

– Давайте три доллара в час, и я ваш.

– Не торгуйся со мной, малец. Я могу нанять мексиканца за полцены.

– Чего же не наняли до сих пор? Человек выпустил дым прямо Нику в лицо.

– О, у тебя и язык бойкий. Этих мексиканцев-то дополна.

– Два семьдесят пять, – ответил Ник.

– Иисусе! – Человек хлопнул себя по лбу. – Начинай, и место за тобой, или же выметайся отсюда. Да или нет?

И Ник сказал «да». Это все же лучше, чем бродить по улицам безработным.

29

Когда Лорен дошла, наконец, до заправочной станции, она очень устала. На дворе никого не было, так что она прошла в контору и постучала в дверь.

Джордж сидел за столом, просматривал несколько самых больших счетов.

– Да? – откликнулся он.

– Извините, – сказала она, просунув голову в дверь, – я ищу Ника Анджело.

Ник здесь больше не работает, – ответил Джордж ворчливо.

– Не работает?

– Нет, уволился.

Она онемела от неожиданности. Как он мог бросить такую работу? Она еще хотела задать несколько вопросов, но зазвонил телефон, и Джордж углубился в разговор.

Она ушла, пытаясь решить, что же делать.

«Ты уже далеко зашла, Робертс. Пройди же путь до конца. Садись на автобус и поезжай в трейлерный парк и узнай, наконец, что все это значит».

Сказать Нику – это ее страшило даже больше, чем неприятности с родителями, но это надо сделать. Что он ей ответит, когда она скажет ему о беременности? О Господи! Может быть, он разлюбит ее? Но этого она просто не перенесет.

И она поспешила на автобусную остановку и прождала десять минут, прежде чем автобус подошел. Была такая удушливая жара и духота, что ее начало поташнивать.

– Нас ожидает скверная погода, – сказал водитель, беря деньги за проезд.

О чем это он? Стоит чудесный, только невероятно жаркий день, но дождя, конечно, не предвидится.

– Гроза и ураган, – сказал он, с многозначительным видом кивая головой, – я их за несколько миль чувствую.

Сев у окошка, она посмотрела на небо – на нем ни облачка.

Как только автобус тронулся, она стала думать об отце. Фил Робертс всегда учил ее быть честной и правдивой, так почему же она не может быть честной с ним? Но это именно то, чего ей хотелось.

По внезапному побуждению она сошла на Главной улице, решив зайти к нему на работу и в последний раз сделать попытку поговорить откровенно.

И когда она подходила к магазину, вошла и стала подниматься по лестнице, она уже знала, что скажет. Она скажет ему, что просто умрет, если ей не позволят видеться с Ником Анджело. И потом она скажет о ребенке.

На двери его конторы штора была задернута и висела надпись «Закрыто». Разочарованная, она спустилась в магазин и заговорила с одним из братьев Блэкли.

– Когда папа вернется, не знаете?. – Но он наверху, Лорен.

– Нет, дверь закрыта.

– Да я почти уверен, что он там. Вот, возьми второй ключ, ты его сможешь там подождать.

Она взяла ключ и опять поднялась по лестнице. Наверное, у отца сейчас перерыв на ленч. Это хорошо, она пока соберется с духом. А когда он вернется, она сможет все сказать совершенно логично и убедительно, он поймет ее и наконец отнесется к ней с сочувствием.

Она вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь в маленькую прихожую. Войдя, она сразу же поняла, что, кроме нее, еще кто-то есть: из кабинета доносились странные приглушенные звуки.

«На него напали и грабят», – сразу решила она. Не раздумывая, распахнула дверь и остановилась как вкопанная на пороге.

На кушетке, раскинув руки и ноги, совершенно голая, лежала Элоиза, секретарша отца. А над ней корчился голый отец.

Лорен охнула и зажала рот рукой. Элоиза негромко вскрикнула, Фил Робертс повернул голову и встретил потрясенный взгляд дочери.

– Лорен, – сказал он, скатываясь с Элоизы и в панике хватая брюки. – О Господи! Это не то, что ты думаешь. Лорен, что ты здесь делаешь?

Она отвернулась, выбежала из комнаты, кубарем скатилась по лестнице, стараясь не заплакать. Это ее отец? Это гордый и порядочный Фил Роберте, на которого она всю жизнь смотрела снизу вверх?

Он обманщик и лицемер. Он ничтожество. И она никогда его не простит.

Примо Анджело втащился в винный магазин и купил упаковку пива. За ним семенил Харлан.

Покончив дела в магазине и загрузив фургон, он сказал:

– Умираю с голоду. Как насчет того, чтобы пожрать чего-нибудь?

Харлан едва верил такому счастью.

– Да, сэр, – быстро ответил он, – я всегда хочу есть.

– А где мы сможем найти парочку вкусных гамбургеров? – спросил Примо.

Харлан указал на Главную улицу:

– В аптеке.

И Примо направился к аптеке, а Харлан семенил сзади.

Луиза приветствовала их улыбкой, карточкой меню и звонким «Привет, люди!», когда они сели за стойку бара.

Примо кивнул. Приятное мясцо. Задница ничего. И грудь что надо.

– Пару бургеров, – сказал он, – да пусть они будут толстые и сочные, да поскорее, – и многозначительно кивнул: – Как ты, медочек.

Она перестала улыбаться.

– Гамбургеры с сыром, с кетчупом или без ничего? – спросила она резко.

– Давай два с сыром, и чтобы вкусные, – сказал Примо, раздевая ее взглядом. Он усмотрел у нее бисеринки пота между грудями и почувствовал возбуждение. Он завязал с Аретой Мэй. Она была уже старая и слишком худая, ему требовалась женщина помоложе и посочнее, вот вроде этой, на вид знойной, официантки с большой грудью и соблазнительной задницей.

Луиза подошла к кухне, отдала заказ Дэйву и пошла в другую комнату, ворча что-то под нос. У некоторых мужчин никакого понимания. Совсем не умеют вести себя. Им только секс подавай, больше их ничего не волнует.

Она сняла сумку с полки, вынула губную помаду и щетку для волос. Затем взбила прическу, подвила локоны и освежила губы помадой. Она всегда любила выглядеть как можно лучше, особенно когда на нее пялились вот такие, озабоченные сексом потаскуны. Убирая все в сумку, она снова увидела лежащее на полке письмо, которое Ник оставил для Дорен.

«Как я могу его отдать, если она сюда не заглядывает», – подумала она.

Ник пометил «лично» и «срочно». Если Лорен в скором времени не появится, может быть, попросить Мег передать его?

Луиза поставила письмо торчком, чтобы не забыть о нем, и вернулась на кухню.

Школьный секретарь позвонила Джейн. Робертс в час дня:

– Миссис Робертс, весьма сожалею, но должна сообщить вам, что, по-видимому, Лорен отсутствует опять. Она была утром, а сейчас, очевидно, ушла.

Джейн поджала губы:

– Вы хотите сказать, что ее нет в школе?

– Да, миссис Робертс. К сожалению, я должна также предупредить вас, что если она и впредь будет вести себя подобным образом… Ну, я не хочу сейчас говорить вам о последствиях…

– Благодарю вас, – Джейн положила трубку и немедленно набрала телефонный номер мужа. Никто не отвечал.

Ну почему Лорен заставляет ее переживать такое? Неужели недостаточно, что ей пришлось пережить унижение, когда Браунинги порвали с нами? Образцовая жизнь Джейн рушилась на глазах, и этого она не могла допустить.

Она схватила ключи от машины и бросилась вон из дома.

Лорен бежала по Главной улице, и контора отца осталась позади. Так она добежала до остановки.

А перед глазами неотступно маячил отец, голый, торчком сидящий на Элоизе и занимающийся этим.

Теперь ей понятно, почему родители вечно ссорятся. У отца любовная связь, и мать, очевидно, его подозревает.

«О Господи! Неужели это тот человек, который учил ее, как жить честно и достойно? Человек, которого она так уважала, нет, почитала?»

Ей хотелось плакать, но слезы не шли. «Бедная мамочка! – с тоской подумала она. – И я тоже бедная».

Сбивчивые мысли давили мозг, ей казалось, что голова вот-вот лопнет.

На остановке притормозил автобус, и она прыгнула на подножку. Она знала, куда направляется. Она просто должна увидеться с Ником, только с ним она могла сейчас говорить. Он единственный в мире, которому она доверяет.

В автобус поднялись две женщины и уселись напротив.

– Я только что разговаривала с сестрой, – сказала одна из них, растрепанная блондинка, – она мне сказала, что у них в Рипли была сильная гроза.

– Да? – спросила вторая без особого интереса. Она была беременна и плохо выглядела.

– Слышала, говорят, надо ожидать и в наших местах ураган? – спросила блондинка.

Беременная покачала головой:

– Нет, вряд ли, день сегодня прекрасный, нам повезло. Лорен отключилась. Ее жизнь вконец испорчена, а женщин интересуют такие пустяки, как погода.

«Что же ей делать? Вот в чем вопрос. Что ей предпринять?»

Примо достал пятидолларовую бумажку, скатал ее в тугую трубку и попытался всунуть ее Луизе в вырез платья.

Она хлопнула Примо по руке и свирепо посмотрела на него:

– Какого черта! Вы что это делаете?

– Даю тебе кое-что на чай.

– Эй, мистер, заберите свои деньги и воткните их себе в… – она запнулась, увидев, что Харлан смотрит во все глаза. – А, да ладно!

Примо встал и заковылял к двери. Харлан схватил несколько чипсов, просыпавшихся из корзинки на стойке бара, и последовал за ним к фургону.

– Видел шлюху, – сказал Примо злобно. – Женщины, запомни мои слова, – все проститутки. Советую тебе никогда с ними дела не иметь. Запомни! – Он открыл банку с пивом и сделал пару больших глотков, а затем подал банку мальчику. – А ну-ка, попробуй, – скомандовал он.

– Не хочу, – ответил Харлан, ковыряя носком ботинка асфальт.

– Попробуй, – повторил Примо, – будь, черт возьми, мужчиной.

Харлан неохотно взял банку, немножко отпил и закашлялся.

Примо захохотал и сграбастал банку. Он чувствовал себя во всеоружии. Он готов был действовать. Ему хотелось кого-нибудь уложить.

– Элоиза, ты не виновата, – твердил Фил Робертс, пытаясь ее успокоить.

Уже одетая, с пылающими от стыда щеками, она сидела на кушетке и рыдала в крошечный, обшитый кружевцом, платочек:

– Но она обо всем расскажет твоей жене, я знаю, что расскажет.

– Не успеет, если я буду дома раньше, чем она, – сказал Фил, пытаясь ее утешить. – Я смогу все ей объяснить. Лорен хорошая девочка, она поймет.

– Да что тут понимать? – возвысила голос Элоиза. – То, что было между нами, было по-особенному, а теперь это просто… грязь.

– Нет, это не грязь, – возразил Фил.

– Нет, грязь, – твердила Элоиза, продолжая рыдать. – И все испорчено.

Он не знал, что теперь делать.

– Иди домой, – стал настаивать он. – Позволь мне все взять на себя. Завтра обо всем будет забыто.

Элоиза затрясла головой:

– Твоя жена испортит мне репутацию.

Из осторожности Фил не говорил ей, что Джейн знает об их отношениях.

– Иди домой, Элоиза, – твердо сказал он, – а я должен найти Лорен.

«Я должен отыскать ее прежде, чем она попадет домой и откроет рот».

К тому времени, как автобус доехал до ближайшей к трейлерам остановке, начался дождь – на землю упали первые огромные капли. Однако солнце все еще светило и в воздухе стояла духота.

Лорен была у Ника в трейлере только один раз, но не сомневалась, что найдет дорогу. Она быстро шла, пытаясь

больше не думать об отце. Ник все решит, все ее трудности. Ник все сумеет наладить.

А день сегодня странный: и жара, и дождь, и воздух словно застыл, и кругом такая тишина. Мимо нее промчался автофургон. Опустив голову, она все шла и шла.

Наконец, она увидела впереди трейлерный парк и ускорила шаг. Несколько собак возились среди огромных куч мусора. Как может Ник жить здесь? Как он может мириться с такими трущобами?

Она узнала его трейлер и поспешила к нему. Из уже стоящего автофургона выбрался высокий мужчина, рядом шел маленький черный мальчик.

Человек взглянул на нее:

– Кого-нибудь ищете?

– Да… Ника Анджело. Не знаете, он дома?

– Ник – мой мальчишка.

– Прошу прощения…

– Ну, мой мальчик, мой сын. А вы кто?

– Вы мистер Анджело?

– Ага, я. Точно. Я – краса и гордость семейства. – Он засмеялся собственной шутке и похлопал ее по руке.

Так это, значит, отец Ника? Этот огромный, неопрятный бродяга с банкой пива в правой руке и отвратительной улыбкой? Когда он улыбнулся, стало видно, что у него не хватает нескольких зубов. Наверное, она выбрала не самое подходящее время для визита.

– Я никого не хочу… беспокоить, – сказала она нерешительно. – Наверное, мне надо прийти как-то потом.

– Беспокоить? Какое же тут беспокойство? Входите, – сказал Примо, широко распахивая дверь трейлера.

Харлан попытался сказать:

– Если вы ищите Ника, то… Но Примо грубо его оттолкнул.

– Входите, – настойчиво повторил он. – Ник скоро придет. Вы можете его подождать, я буду рад вашему обществу.

Она неохотно вошла в заваленный рухлядью вагончик и чуть не задохнулась от вони: пахло прокисшим пивом и потом.

Харлан тоже хотел войти, но Примо его отшвырнул и крепко захлопнул дверь. Он оживленно жестикулировал:

– Пожалуйста, садитесь где душе угодно. Хотите пивка?

– Нет… нет, благодарю вас. А Ник где-нибудь здесь поблизости?

– Малец сейчас его сыщет. Примо ее внимательно разглядывал.

«Хорошенькая девушка, очень даже хорошенькая. И Ник, конечно, уже кое-что ей показал. Они оба умеют это делать. Каков отец, таков и сын. Да, мужчины по фамилии Андже-ло – добрые жеребцы».

Испытывая сильнейшую неловкость, Лорен нервно переминалась у двери, страстно желая, чтобы Ник появился как можно скорее.

– Не присядете? – настаивал Примо. – Он скоро придет. Итак, – он игриво взглянул на нее, – вы с ним друзья, да?

– Мы вместе учимся. То есть учились, пока Ник… э… не ушел из школы.

Примо навострил уши:

– Что значит ушел?

Она заколебалась: очевидно, Ник не сказал отцу, что его исключили. И быстро поправилась:

– О… я имею в виду, когда он ушел из школы, чтобы успеть на работу, вы же знаете, он работает?

– Ага-ага, он по субботам работает на бензоколонке, – Примо облизал губы. – А вы туда заходили?

– Мне сказали, что он оттуда уволился. – И сразу поняла, что и этого нельзя было говорить.

Наклонив голову, он спросил:

– Что значит уволился?

– Не совсем, на день только. Он сегодня отсутствует на работе.

– О… – Примо вскочил, чтобы открыть еще банку пива. – Хотите хлебнуть?

– Мне теперь действительно надо идти, мистер Анджело. Мои родители меня очень ждут.

И тут он пошел на нее и был уже так близко, что она почувствовала смрадный запах, прущий у него изо рта:

– Такая хорошенькая! Ясно, вас всегда кто-нибудь ждет.

Теперь она ощущала не только неловкость. Она почувствовала угрозу, исходившую от это огромной человеческой туши. И очень осторожно стала подвигаться поближе к двери. Одним прыжком он преградил ей путь:

– Куда же вы?

– Я… я уже сказала вам, что мне надо идти.

Он вдруг заговорил похотливым, гадким шепотом:

– А вы с Ником занимались этим делом? Вы с моим парнем… того?

Ее чуть не стошнило, она опять сделала движение к двери. Он нагнулся и схватил ее за грудь.

– Не трогайте меня! Не смейте дотрагиваться! – закричала она, отпрянув от него.

Примо хихикнул:

– Эй, хорошенький цыпленочек, если у тебя с Ником ничего такого нет, то поиграй со мной!

Ее глаза гневно сверкнули.

– Вы лучше выпустите меня отсюда, или я закричу, – сказала она, стараясь не паниковать.

– А кто тебя услышит, девушка? А если и услышит, ты думаешь, хоть кто-нибудь шелохнется?

Уголком глаза она приметила кухонный нож, лежавший сбоку от мойки. И потихоньку стала к нему продвигаться. А Примо веселился.

– Иди ко мне, цыпленочек, расслабься, ты имела парня, почему не хочешь с мужчиной, – сказал он, блудливо осклабившись и подходя еще ближе.

Теперь она опиралась спиной о раковину. Осторожным движением, спрятав руку за спину, она нащупала нож.

– Я уже сказала, дайте мне выйти отсюда, – повторила она тихо и гневно, ухватив нож.

– Когда я попользуюсь, – ответил Примо, возясь с ремнем. – Когда я попользуюсь и получу удовольствие…

Снаружи небо вдруг потемнело, в окне сверкнула молния, послышались тяжелые раскаты грома. Теперь она крепко сжимала нож в руке:

– Лучше пустите меня или… Он заржал:

– Или что, принцессочка?

Опять сверкнула молния, и опять оглушительно раскатился гром. Небо еще потемнело, и легкий дождь превратился в ливень.

Но Примо ничего не замечал, так ему хотелось добраться до нее.

Она решила, что, если он еще раз притронется к ней, она воткнет в него нож.

Снаружи Харлан забарабанил в дверь.

– Пустите в дом! – кричал он. – Пустите!

– Пропади ты пропадом, – заорал в ответ Примо, спустив «молнию» на ширинке. – Давай, вали отсюда к дьяволу!

Но Харлан продолжал вопить и барабанить в дверь. В его голосе зазвучали настоящие страх и отчаяние.

Свирепый ветер завывал снаружи, и дождь сменился градом.

– Не смейте! – предупредила она.

Но он не был расположен слушать ее возражения. Он схватил ее и впился жирными губами в рот.

В школе она изучала приемы самозащиты и теперь употребила их с пользой. Подняв коленку, она изо всей силы ударила его в пах.

Он взвыл от боли, но продолжал крепко держать ее, пригибая вниз, и она уже чувствовала, как он налегает на нее и теснит своей отвратительной тяжестью, и поняла, что настал решающий момент.

А Примо уже схватил ее за юбку, задрал вверх и вцепился в трусики.

– Ну, ладно, ладно, маленькая шлюшка, давай, тебе ведь понравится, – бормотал он и уронил на пол штаны.

Она взмахнула ножом и ударила, ничего не видя перед собой, потому что в этот самый момент трейлер начало раскачивать, как щепку, и слышен был только оглушительный, завывающий звук.

«Ураган, – блеснуло у нее в сознании. – О Господи, это же ураган!»

30

Джейн Робертс повернула на Главную улицу, когда небо стало зловеще черным, и откуда ни возьмись огромные громады заколотили в ветровое стекло.

Она съехала к обочине, окаменев от ужаса, и теперь ждала с замиранием сердца, когда кончится этот жестокий шквал, и молилась, чтобы он кончился, ведь она жила на Среднем Западе всю жизнь и знала, что предвещает такая непогода.

Луиза выглянула из широкого окна и крикнула Дэйву:

– Милый, скорее сюда, ты посмотри, что творится. Град такой, словно мячики для гольфа.

Но Дэйв едва успел сделать шаг, как вдали послышалось ужасающее завывание, с каждой секундой оно становилось все громче.

– Черт! – сказал он, подбегая к окну.

– Что? – переспросила Луиза, услышав в его голосе тревогу.

– Наверное, ураган. Иисусе! Ты видишь, вон он идет.

И она увидела. Извивающийся серый смерч, несущий смерть и разрушение. И мчался он прямо на них.

Элоиза была уже в дверях конторы, когда внезапный вой ветра остановил ее. Она повернулась к Филу.

– Что это такое? – спросила она, дрожа от страха. Он встревожился:

– Не знаю. Включи радио.

Элоиза подбежала к транзистору на своем столе и включила его. Певица в стиле «кантри» что-то мяукала про мужчину, который нехорошо с ней поступил.

Завывание снаружи становилось все громче, солнце скрылось, и небо почернело.

– Поищи новости, – крикнул Фил.

– Я стараюсь, – ответила Элоиза, отчаянно нащупывая нужную станцию.

– Ищи настойчивей. Боюсь, это беда.

Сток и Мак тренировались на стадионе перед футбольным матчем, а Мег поблизости репетировала новую песню со сводом барабанщиц, когда учитель, издали увидев приближающийся смерч, закричал:

– Все бегом в здание! Все в гимнастический зал! Быстрей! Скорее! Торопитесь!

Сток и Мак переглянулись. Небо темнело, но вряд ли небольшой дождик им помешает.

И Сток хотел уже сказать: «Это его проблемы», когда Мак вдруг увидел высокий конус, приближающийся к ним.

– О, черт, – хрипло воскликнул он, – лучше уйти. Мистер Льюкас выбежал из главного здания.

– Сюда, – завопил он, – все под крышу! Бегом!

Мак бросился вперед и схватил Мег за руку. Она хотела бы, чтобы это был Сток.

– Но что случилось? – спросила она. – Из-за чего паника?

– Скорее внутрь, – сказал Мак. – Неужели не видишь? Ураган идет.

Арета Мэй побежала к боковому выходу с фабрики, выглянула и вздрогнула от ужаса. Там, всего в нескольких милях, мчался по направлению к ней, все сметая на своем пути, огромный, серый, ревущий, конусообразный столб пыли.

Арета Мэй никогда не была религиозна, но сейчас она перекрестилась и пала на колени.

– Спаси Харлана, Господи, – прошептала она, – Господи, пощади моего мальчика!

31

– Возьми щетку, вымой пол.

– Меня нанимали не пол мыть.

– Давай, к черту, мой. У меня на хвосте санитарная инспекция.

Кью Джи был хозяином заведения. Острый крысиный профиль, длинные сальные волосы, орлиный нос и узкие глазки. На нем затерханный белый пиджак, дешевая черная рубашка и ярко-зеленый галстук. Он не очень высок, на ходу прихрамывает и курит тонкие пахитоски. Ему еще нет сорока, и он бы преуспел, если бы с самого начала ему не ставили подножки. У Кью Джи много врагов.

Ник схватил щетку и стал мыть пол. Он работает здесь всего-навсего несколько часов, но уже подумывает, как бы бросить.

– Где ты нашел этого бездельника? – спросил Кью Джи у так называемого шеф-повара Лена.

– Он зашел с улицы. Я его нанял временно.

– Скажи ему, что непокорных мне не нужно.

– Ладно, ладно, скажу.

Они так говорили о нем, словно его тут и не было. Неужели они не понимают, как им повезло – нанять хоть кого-нибудь для работы в такой убогой забегаловке?

Та стрип-девица с усталым лицом, которую он уже видел, в коротеньком кимоно и с желтой лентой в волосах, прибрела на кухню.

– Привет, Кью Джи.

– Привет, куколка.

– Дела плохи.

– Такое время года.

Она открыла кухонный холодильник, достала пакет молока, отпила из него и поставила обратно.

– Какая скверная привычка, Эрна, – проворчал Кью Джи. – Какой-нибудь бедняга получит себе в кофе твои слюни.

– И пусть будет счастлив, – Эрна зевнула и сильно почесала нечто под кимоно. – Кто этот младенец, Лен?

– Он у нас на испытании, – ответил Лен, – если он хоть что-то умеет, примем его на работу.

– А он ловкий и видный, – заметила Эрна, подмигнув Нику. – Его надо на передний план, пусть будет официантом.

– Извини меня, но, кажется, я здесь хозяин, – возразил Кью Джи.

– Ну, я только предложила, – сказала Эрна и опять подмигнула. – Может, женщинам будет приятно на него посмотреть?

– Очень приятно, – сказал Кью Джи и, качнув головой, сказал Лену: – Почему-то я должен выслушивать всю эту дерьмовскую чепуху насчет найма на работу?

Лен не ответил, он деловито потрошил цыпленка.

«Интересно, – подумал Ник, – как там Джои и Синдра?»

Ему хотелось забежать перед вечерней сменой в гостиницу

и узнать, как дела. Ник быстро взглянул на часы – почти

шесть, а это значит, что он занимается уборкой уже три часа.

– Когда вы хотите, чтобы я пришел обратно? – сказал он, обращаясь к Лену.

– А что ты этим хочешь сказать – «обратно»? – требовательно спросил Кью Джи, переступая через ящик с увядшим салатом на полу. – У нас только начинается самое оно. Ты должен быть здесь, пока не закроемся.

– Но он сказал, что нанимает меня на пару часов во время ленча и на два-три по вечерам, – ответил Ник, кивая на Лена.

Кью Джи пожал плечами:

– Слышал, что я тебе сказал? Он тебе соврал.

– А плата остается почасовая?

– Да-да, – ответил нетерпеливо Кью Джи, расправляя манжеты рубашки, так что стали видны золотые с жемчугом запонки.

«Интересно, настоящие?»

– А когда получка? – спросил Ник.

– В пятницу. Иисусе, только этого мне не хватало, заиметь мойщика посуды, который рта не закрывает.

– Оставь его в покое, Кью Джи, он усердно работает, – это сказала Эрна, его новоявленный ангел-хранитель. – В первый раз вижу, как здесь стало почти чисто.

Он выбрался отсюда только в половине первого ночи. Если его расчеты правильны, он сделал двадцать баксов. Но, Иисусе, как же он устал, прямо упадет сейчас. От усталости он не. мог вспомнить, где находится эта дурацкая гостиница.

С час он бродил по улицам, затем махнул рукой, спустился в подземку и прикорнул на лавке возле мужского туалета. Гостиницу отыщет завтра утром, а теперь он хочет спать и только спать.

Прежде чем окунуться в забытье, он подумал о Лорен и заснул, улыбаясь.

Его разбудили руки. Трясущиеся, торопливые и настойчивые. Он открыл глаза и увидел хорошо одетого пожилого человека. Тот наклонился над ним и пытался спустить «молнию» на его джинсах.

– Какого черта! – И Ник оттолкнул его.

– Я заплачу, – сказал человек с лихорадочным блеском в глазах. – Я хорошо заплачу. Десять долларов, если у тебя… а если захочешь, наоборот, то я…

Ник подскочил, чем напугал его, тот упал и ударился о стену.

– Я могу и пятнадцать дать, – предложил человек, облизываясь, – даже двадцать…

– Иди на… – рыкнул на него Ник и побежал по платформе к лестнице. – Иди отсюда… извращенец.

– Нечего злиться…

Ник выбежал на улицу и вдохнул свежий воздух. Глубоко вдохнул. «Черт! Вот что случается в большом городе, и надо быть начеку».

Он взглянул на часы. Дело к восьми, на улицах полно народу. Теперь при свете дня найти гостиницу было несложно. Он проскользнул мимо стойки администратора и поднялся на этаж. Синдра и Джои спали. Хотелось бы, чтобы они хоть немного побеспокоились о нем. Он дал Джои тумака.

– Что такое? – промычал Джои, открыв один глаз.

– Я вернулся, вот что такое! Джои с трудом сел.

– А где ты пропадал, парень?

– Работал. А вы где были? Джои уважительно спросил:

– Нашел работу?

– Не очень заманчивую. Мойщиком посуды. Но пока другое не подвернется, и это сойдет.

– Мыть посуду, – сказала Синдра из-под одеяла, – не для этого я сбежала из дому.

– Да, но ты и этим не занимаешься, правда? Это я мою, – ответил Ник, – и только до тех пор, пока тут мы не обживемся.

– Ну, это не задержится, – сказал Джои, бодро спрыгивая на пол. – Очень скоро мы наладим связи.

Но, к сожалению, как Ник узнал, повезло только ему. Ни Синдре, ни Джои найти работу пока не удалось. И он втайне гордился собой. Он доказал, что может прожить самостоятельно, и уже это было большое достижение. Наверное, ему давно надо было сбежать от отца.

Позже, когда он опять явился на работу, он уже чувствовал, что вроде освоился. Даже рыскающая в мусорном ящике крыса казалась старой знакомой. Лен в своем засаленном фартуке дружески махнул ему рукой. А кругом было полно сигаретного пепла.

Мойщик посуды Ник Анджело. Но это только начало.

И это лучше, чем ничто.

Синдре было только семнадцать, но она знала, что значит этот мужской взгляд, – на нее так смотрели почти все мужики, только увидев.

И этот был не исключение. Маленький, тощенький пота-скунчик с небольшой лысиной, в очках и с нервным тиком.

– Сколько лет? – спросил он, ковыряя в носу.

Да он просто интервьюировал ее! А она нанималась на место служащей в кино, чье занятие – провожать зрителей на их места. Сколько лет для этого нужно иметь? И она бойко ответила:

– Двадцать.

– Имеешь рекомендации?

– Нет.

Он прекратил раскопки и взглянул на нее через толстые стекла очков:

– Значит, рекомендаций нет? Вот пристал. Надо ему улыбнуться.

– Но это было бы моей первой работой, – сказала она вежливо.

Человек уставился на ее грудь:

– Я бы нанял тебя, но администрация потребует рекомендации.

– Но где же мне их взять, если я только-только начинаю работать? – резонно заметила она и пожалела, что надела не очень толстый свитер.

Человек поправил очки:

– Тогда рисковать не могу.

Это была уже пятая беседа за день и, может быть, пятидесятая за неделю. Ник просто явился с улицы и сразу же получил работу. А она? Нет, это несправедливо.

«Интересно, а если она напишет на консервную фабрику в Босвелл, они дадут рекомендацию?»

«Тем, кого это может заинтересовать: Синдра Анджело насиживала задницу в течение нескольких месяцев, занимаясь изготовлением прекрасных грушевых компотов, и никогда не путала банки. Она стояла на конвейере по десять часов в день, и мы платили ей самую низкую зарплату. Да, вот еще: каждый мужчина на фабрике пытался ее уложить». Нет, не надо. А кроме того, она ушла, не подав заявления. И Галлахер, начальник ее смены, наверное, до сих пор писает кипятком от злости.

Она вышла из кинотеатра и опять стала бродить по улицам. Было жарко, ноги горели. Она присела на скамейку у автобусной остановки и попыталась сообразить, что делать дальше.

«Используй свою внешность, – подсказывал внутренний голос. – Пусть твоя внешность поработает на тебя».

И тут она вспомнила то, что произошло два дня назад.

В объявлении было написано: «Нужны девушки, умеющие танцевать». Она поднялась на какой-то городской чердак и присоединилась к шеренге девушек, человек в двадцать, которых снимал на видео человек без рубашки. Кончив, он сказал:

– О'кей. Теперь нагая натура. Тот, кто не хочет раздеваться, уходите.

Синдра и еще три девушки поспешно пустились в бегство. Остальные стали сбрасывать с себя одежду.

А что бы случилось, если бы она осталась?

Она вздрогнула, не желая ничего об этом знать. Нет, она не будет маршировать голая, это не ее стиль. А у нее таки был собственный стиль. Что бы ни случилось, что бы ни произошло с ней в будущем, она всегда должна верить в себя и уважать себя, иначе она конченый человек.

– У меня есть двое друзей, и им нужна работа, – сказал Ник.

Сегодня Кью Джи был в серебристо-сиреневом вельветовом сюртуке, довольно сильно потертом на локтях. Но при этом у него был такой вид, что куда там Кэри Гранту.

– Да что ты думаешь о моем заведении? Это тебе что, благотворительное общество? – ответил Кью Джи, корча гримасу Лену, словно желая сказать: «Кто этот болван? И почему он здесь околачивается?»

Лен делал из кроличьей ляжки цыплячью котлету «Сюрприз».

– Нам разговоры здесь не нужны. Нечего сорить на кухне. Этот парнишка рта не закрывает. Он думает, наверное, что он артист.

Артист? Кью Джи сделал вид, что удивляется:

– Только меня можно уговорить нанять дерьмового мойщика посуды, который думает, что он артист.

Как обычно, они говорили все это при нем, словно его здесь не было. Да ладно, он к этому уже привык. Достаточно поработать на Кью Джи две недели, и можно привыкнуть ко всему на свете. Место это – просто дыра, но оказалось, что эта дыра пользуется популярностью. Вскоре он узнал, что Кью Джи – раскаявшийся домушник, который столько лет провел по тюрьмам, что года два назад решил покончить с преступной жизнью и открыть ресторан-бар вместе с зятем Леном, который раньше работал официантом в одном из самых модных чикагских ресторанов. Эрна приходилась сестрой Кью Джи и объявила себя главной стриптизершей. Всякий раз, когда ее не было на кухне, Кью Джи жаловался:

– Ты, Лен, должен ее уволить. Когда она начинает раздеваться, половина моих посетителей сразу же встают и уходят.

– Вот ты и скажи, – отвечал Лен, – если скажу я, она спать со мной не будет.

Клиентура Кью Джи представляла все многоцветье чикагского криминального мира. У этих людей всегда было мало времени, но у всех были деньги, и Кью Джи строго наблюдал за тем, чтобы каждый остался доволен, несмотря на Эрну и ее танец с семью шалями.

Кью Джи был добрым хозяином, который напускал на себя строгость, чтобы к нему поменьше приставали, но, несмотря на все его колкости и брань, он легко поддавался на просьбы.

Посему Ник опять повторил:

– У меня есть пара друзей, и им нужна работа.

– А я что, контора по найму безработных? – спросил Кью Джи, всплеснув руками. – Я должен платить жалованье каждую неделю девятерым, даже десятерым, если считать уборщика в сортире, который ничего не моет и не убирает. Нет, я не контора по найму, – и для пущего эффекта повысил голос: – Я не какое-нибудь дерьмовское убежище для всяких дерьмовских подростков с Востока.

– С Запада, – поправил его Ник. Кью Джи злобненько взглянул на него:

– Теперь, парень, я не могу к себе на кухню зайти, потому что ты рта не закрываешь. За что мне такое наказание?

Лен протянул руку за сигаретой, тлеющей наверху стойки, затянулся, и толстый слой пепла упал на отбиваемое мясо кролика. Но ни Кью Джи, ни сам Лен не обратили никакого внимания.

– Можно мне их привести сюда? – спросил Ник, ловко ставя один на другой чистые стаканы, чтобы отнести в бар.

– Нет, – сказал Кью Джи.

– Нет, – сказал Лен.

– Да они вам понравятся, – ответил Ник.

Через два дня он приехал в шесть вечера с Синдрой, а за ними маячил Джои.

Кью Джи лишь взглянул на Синдру, закатил глаза и сказал:

– Слишком хорошенькая. Проститутки ее возненавидят. А кроме того, стриптизерка не должна быть лучше посетительниц, им тоже не понравится.

– Но я не стриптизерша, – сказала Синдра, яростно взглянув на него.

Кью Джи покосился на нее:

– А кто ты, куколка? Нейрохирург с большими сиськами?

– Певица!

– Что? Кто?

– Вы слышали.

Кью Джи поправил воротничок полосатой рубашки и ослабил узел на шелковом галстуке. Девушка была просто красавица, немножко, правда, темновата на его вкус и опасно молода, но в ней чувствовался класс. Может быть, посетители и клюнут на нее, если Эрна приоденет ее в узкое красное платье с глубоким вырезом. Да, может быть, именно он, Кью Джи, окажется добрым волшебником, дав ей шанс показать себя.

– Наверное, я с ума сошел, – и он покачал головой. – Ну, ладно. Беру на один вечер. Десять долларов. Если не понравишься, больше не приходи.

– А как со мной? – спросил Джои.

– Ну и оставь это при себе, сынок. На сегодня я выполнил свою норму добрых дел.

И Джои знал, что лучше замолчать.

Певческий дебют Синдры был неудачен. Одетая Эрной в узкое открытое и тесное платье, которое ей совсем не нравилось, со взбитыми волосами и размалеванная, стоя перед шумной толпой, она промяукала свою интерпретацию «Утешения» Ареты Франклин. Это была ошибка. До сих пор Синдра пела только наедине с собой, и хотя у нее был приятный, хрипловатый голос, она понятия не имела, как им пользоваться.

Через несколько минут посетители зашевелились:

– Давай, миленькая, проваливай, – заорал кто-то, и другие хором его поддержали.

Стоя в глубине зала, Кью Джи жевал зубочистку и хмурился. Ведь он решил было, что сделал открытие, и, как всегда, ошибся. Девушка просто-напросто надула его, наговорив, что может то, на что она не способна.

– Ты что, спишь с ней, что ли? – спросил Пит-Лягушка, один из постоянных посетителей. Под его крошечными глазами висели огромные мешки.

– Да нет, просто решил дать ей шанс попробовать себя, – ответил Кью Джи, приглаживая вельветовый сюртук, чтобы он ровно сидел.

– Ну, так ты должен с ней спать, – сказал Пит-Лягушка, высасывая из стакана питье.

– Слишком молода, – кратко ответил Кью Джи и ушел.

Синдра кончила петь под жиденькие аплодисменты и еще несколько грубых выкриков «проваливай» и убежала со сцены.

– Я ухожу, – сказала она удивленному Кью Джи.

– Говоришь, что уходишь? – медленно протянул он. – Не ты, черт возьми, уходишь, а это я тебя увольняю, куколка.

Она вспыхнула:

– Вы не можете уволить того, кто сам уходит.

– И не заплачу тебе ни цента, – сказал, покраснев, Кью Джи.

– О, нет, конечно, заплатите, вы заплатите! – сказала она в ярости. – Я выступила. И вы мне должны. Я не виновата, что ваши посетители просто банда слепых обезьян.

Кью Джи никогда прежде не приходилось иметь дело с такой девушкой, как Синдра. Она была молода и с характером, и он не мог не восхищаться ею. Просто срам, что у нее нет никакого таланта.

Его первая жена была такая же точь-в-точь – «знойная Сара», как все ее звали. Она сбежала с электротехником, пока он загорал в тюрьме. Его вторая жена выбрала водопроводчика. Он жил одиноко уже восемь лет и не собирался больше рисковать.

Кью Джи заплатил Синдре ее десять монет. Но она вроде бы не ощутила особой благодарности.

– Не надо мне бы делать этого, – сообщил он Синдре, подавая деньги.

– Но вы сделали, – сказала она и ушла в ночь.

Кью Джи не очень понравилось такое отношение. Немножко любезности ей не помешало бы.

– Больше ко мне своих приятелей не приводи, – предупредил он Ника.

– Вам бы следовало дать ей возможность попрактиковаться, – ответил Ник.

Кью Джи поглядел на Лена и сказал, качая головой:

– Что, к дьяволу, у нас здесь происходит? Я нанял наглого мойщика и шлюху, которая совсем не умеет петь и которая дала прикурить. Неужели я заслужил такое обращение?

– Такова жизнь, – сказал Лен, обмакнув палец в банку со сметаной.

– Дерьмо она – такая жизнь, – ответил Кью Джи. – Просто дерьмо!

– Послушайте, – начал было Ник.

– Еще одно слово, и уволю, – сказал сварливо Кью Джи. На кухню вошла сияющая Эрна:

– Какой успех, а? Настоящий хит!

– Я тебя очень уважаю, – ответил Кью Джи сестре, – но хотел бы, чтобы этот хит как следует вдарил тебе по заднице.

Когда Ник кончил работать и пришел в гостиницу, первое, что он увидел, как Синдра и Джои с чемоданами стоят у входа. Было два часа ночи.

– Что случилось? – спросил он, заранее опасаясь ответа.

– Нас выбросили, – сказал Джои, постукивая нога о ногу, так как ночной воздух был довольно свеж.

– Как же так получилось?

– Потому что мы им задолжали.

– Но я же дал тебе денег, чтобы ты уплатил. Джои смиренно взглянул на него:

– Я, знаешь, потерял их в уличной драке.

– Мерзавец, – пробормотала Синдра.

– Да все равно, здесь слишком дорого, – сказал поспешно Джои, – завтра снимем однокомнатную квартиру, это выйдет дешевле.

Ник рассердился. Из них троих работал только он, и вот Джои взял его, с таким трудом заработанные, деньги и проиграл в уличную рулетку, рассчитанную на приезжих дураков. Наверное, пора им троим разбежаться.

– Я замерзла, – сказала Синдра жалобно, словно маленькая девочка. – И где мы теперь будем спать?

Она была его сестра, и ее он бросить не мог.

– Ладно, – сказал он, – мы найдем тебе в парке самую

удобную скамеечку, застелим газетами, и ты уснешь, как младенец.

Она ответила со вновь обретенной и такой привычной язвительностью:

– Да, я только этого и жду. Джои щелкнул пальцами:

– А чего ты хочешь? Ночлежки при отеле «Риц Карлтон»? Она посмотрела на него так, словно он был мерзкий, противный червяк.

– Да, – сказала она, – и когда-нибудь я именно там и остановлюсь.

– Ну, конечно, – согласился Ник, – но сегодня на очереди парк, так что давайте займем места.

Они подхватили вещички и пошли.

Они брели к парку, и вдруг он стал думать о Лорен и как ему ее не хватает. Наверное, она уже прочла его письмо, и, может быть, если пойти на почту и написать опять на адрес Луизы, она ответит.

Но сначала надо найти жилье. Джои прав. Гостиница, даже самая дешевая, им не по средствам. Они должны были съехать уже несколько недель назад.

Когда они завернули за угол, подул резкий холодный ветер. Джои остановился у мусорного ящика взять пачку старых газет, торчащих из него, и спугнул голодную тощую кошку. Она побежала по улице, громко мяукая. Двое пьяных бродяг прошли мимо. Парочка оборванцев копошилась на пороге, деловито осыпая друг друга бранью.

Дрожа, Синдра прижалась к Нику.

– Я боюсь, – прошептала она.

– Не волнуйся, – сказал он, стараясь ее подбодрить. – Все будет хорошо.

Она прижалась теснее:

– Ты обещаешь?

– Эй, послушай, ребенок. Пока ты со мной, я никогда тебя не оставлю. О'кей?

– Да, Ник.

Голос его звучал так уверенно, но вокруг лежал холодный, враждебный мир, и иногда ему тоже становилось страшно.

32

Все произошло одновременно: Лорен ткнула ножом в При-мо, а затем все слилось в один ужасающий хаос и рев. Завы-

вание ветра сопровождалось громовыми раскатами – это на них налетел ураган. Он сдул трейлер, как пылинку, взметнув его вверх и пронеся в своих чудовищных объятиях несколько сотен ярдов, словно бумажный шарик.

Лорен почти ничего не помнила. Ее вынесло ураганным порывом из двери и швырнуло наземь, и от удара она потеряла сознание. Когда она очнулась, ураган уже умчался вперед, оставив за собой дорогу смерти на разрушительном пути к центру города.

Лежа, она застонала, охваченная всеподавляющим чувством отчаяния, стараясь припомнить, что произошло.

«Примо… он схватил ее… рвал на ней одежду… нож».

Господи! Нож! Неужели она его убила?

В панике она с трудом поднялась и заставила себя все еще раз как следует вспомнить. Но помнила только чудовищный ураган, настигший их, и как ее словно выхватила из трейлера чья-то огромная рука, когда трейлер подняло вверх и понесло вдаль.

Так она спаслась. Зачем? Почему?

Она оглядела место, где раньше был трейлерный парк. Теперь это пустыня, все исчезло, все разрушено. Даже деревья вырвало с корнем.

Всю жизнь, уроженка Среднего Запада, она слышала об ураганах, но никогда еще ей не приходилось пережить это стихийное бедствие. Оно произошло в действительности, и она сама могла убедиться в его разрушительной силе.

Она видела в отдалении серый столб, извивающийся, словно гигантская змея, все уничтожающая на своем пути.

Дождь перестал, воздух стоял совершенно неподвижно, кругом была мертвая тишина.

Она попыталась сдвинуться с места, но ноги подгибались от слабости, еле-еле выдерживая ее вес. Где-то заунывно завыла собака.

«Надо идти домой. Они так обо мне беспокоятся».

И она сделала попытку идти. Опять в город. Опять домой, который, она надеялась, сохранился.

Ураган пронесся по Главной улице, прокладывая смертельную тропу с неописуемой яростью и уничтожая все на своем пути. Он всасывал в чудовищную смертоносную воронку все: деревья, людей, животных, автомобили. Он не выбирал.

Набирая силу по мере движения, на Главной улице он достиг пика мощи и мчался со скоростью двухсот пятидесяти миль в час. Зеркальные окна аптеки втянуло внутрь, и они разбились на тысячи огромных осколков, с огромной силой врезавшихся в пол.

Луиза крепко ухватилась за Дэйва и горячо молилась.

Он вытащил ее на улицу, потому что потолок затрещал и рухнул. Он попытался ее защитить, насколько это было в его силах, и швырнул на землю и лег на нее, прикрыв собой, и оба дрожали от страха. Но тут в ногу вонзился огромный кусок стекла и срезал ее, как ножом, пониже колена.

Луиза отчаянно закричала, вся залитая кровью Дэйва.

Ураган неистовствовал. Он разнес в щепки магазин хозяйственных товаров братьев Блэкли, где на втором этаже Фил Робертс и Элоиза сидели, прижавшись друг к другу. Они так и не поняли, что поразило их. Последние слова Элоизы были: «Я никогда этого не хотела. Господи! Прости мои прегрешения. Пожалуйста, прости!»

И затем наступило небытие.

Автомобиль, в котором сидела Джейн Робертс, втянуло в огромную воронку и несло в воздухе целую милю. Она умерла от шока.

Автомобиль с ее телом нашли через сутки. Чудесным образом на машине не осталось даже царапины, она была в совершенном порядке.

Босвеллская школа второй ступени приняла прямой удар. Все учащиеся ринулись в гимнастический зал, и в это время ураган слизнул крышу и все засыпало осколками стекла и глыбами цемента. Обвал задел газовую трубу, и начался большой пожар.

Мег ухитрилась ухватиться за Стока, который повис на шведской стенке в единственной уцелевшей части зала. Мег держалась изо всех сил, старалась не слышать его истерических воплей и собраться с духом.

Мак исчез – его тоже утянуло в чудовищную воронку.

– Помогите, – рыдал истерически Сток, – кто-нибудь помогите мне!

– Я с тобой! – крикнула, стараясь успокоить его, Мег. – Не волнуйся, я о тебе позабочусь. Я тут.

Арета Мэй смотрела, как у нее на глазах фабрика буквально исчезла из виду. Арета Мэй стояла посреди хаоса и разрушения, совершенно целая и невредимая, и продолжала молиться.

Смертоносная жатва урагана, пронесшегося над Босвел-лом, насчитывала четырнадцать погибших. Больше ста пятидесяти человек было ранено. Больше шестидесяти зданий было повреждено или уничтожено, и город объявили зоной бедствия.

Однако в общей истории не нашлось места для Босвелла. Убийственный ураган проложил дорогу смерти по всему Среднему Западу, и Босвелл на этом пути оказался не стоящей внимания пылинкой.

Когда весть об урагане всецело заняла телеэкраны и газетные заголовки, о Босвелле едва упомянули.

33

Чикаго, 1979 год

Ник лежал в постели на спине и следил, как по его крошечной однокомнатной квартире рыщет обнаженная рыжеволосая девица. Ее звали Девилль, и рыжий цвет у нее был самый натуральный, от природы.

Ему нравилось, когда она вот так расхаживала. Это гораздо лучше, чем наблюдать, как она извивается на сцене, в то время как десятки желающих ее стариков глазеют на ее существенные прелести.

Ей было двадцать шесть, она старше его на четыре года, но всего лишь на четыре, и никто из них не придавал этому значения.

У Девилль была копна волос, бледно-синие глаза, пухлый рот, сладострастная грудь и незамутненное сознание. Она жила с ним уже шесть месяцев.

– Тебе что-нибудь дать, милок? – спросила она, расхаживая по комнате и играя всеми линиями округлого тела.

– Ага, – сказал он. Ник по-прежнему лежал, закинув руку за голову. – Подай себя.

Девилль не возражала. Она никогда не возражала и не

спорила. Иногда ему даже хотелось этого. Он знал, что есть на свете женщины с легким характером, но она была уже просто смешна. Она подошла к постели и остановилась. Он протянул руку и дотронулся до одной из прекрасных округлых – без всякой силиконовой накачки – грудей. Девилль была сама естественность. Единственное, что в ней было ненастоящее, так это имя. Поглаживая выпуклый сосок пальцами, он недвусмысленно сделал ей предложение, которое она и не собиралась отвергать.

Она была довольна. Ее последний любовник был на двадцать лет старше и ворчун, а Ник был просто объедение.

– О-о! – воскликнула она, стаскивая с него простыню и округляя глаза. – Ну и… бедра у тебя.

– А это, чтобы покрепче тебя обнимать! – Он уронил ее на себя, и они громко рассмеялись, в то время как она стреножила его длинными белыми ногами. Девилль любила быть сверху, а он не возражал. В такой роли она была особенно сильна.

Они начали рьяно заниматься любовью. Девилль очень любила вскрикивать, и соседи то и дело жаловались на беспокойство.

Но вот и финиш. Он выкатился из кровати и пошел в крошечную тесную ванную.

– Хочешь, я сделаю блинчики? – крикнула Девилль.

– Нет, мне есть не хочется, – быстро ответил он, потому что единственное, чего Деввилль не умела, так это готовить.

Тут Ник увидел паука, ползущего по краю ванны. Он осторожно поднял его за лапку и положил на подоконник и смотрел, как тот уползает в безопасное место через вентиляционный люк.

– Ну, тогда я сделаю кофе, – пропела она.

А с этим она вполне может справиться. Он встал в проржавевшую ванну и включил душ: полились жидкие, как всегда, струйки тепловатой воды.

Он чувствовал похмелье. Вчера пришлось задержаться, было много хлопот, и он попал домой только в три утра.

Ну кто бы мог подумать, что заведение Кью Джи станет известным местом? И что сам он станет менеджером?

Да, история на тему «Как мне повезло». От мойщика посуды до менеджера. И всего за пять лет. Да!

– Чем сегодня займемся? – спросила Девилль, просовывая голову в ванную.

– Чем хочешь.

– Может быть, сходим в киношку, там новый фильм с Полом Ньюменом.

«Да, Пол Ньюмен. Это значит, что сегодня он опять ее уложит».

– Конечно, – сказал он небрежно.

Когда он выбрался из ванной, она была уже одета. По воскресеньям она любила выглядеть, как все. На ней были джинсы, свитер, и она заплела в косы длинные рыжие волосы. И выглядела сегодня так, что никому бы в голову не пришло, что она регулярно извивается на сцене в самом сладострастном шоу.

– Ой, забыла сказать, тебе вчера пришло письмо, – вспомнила она, подавая конверт.

Он посмотрел на обратный адрес – от Синдры.

– Ну, сколько раз повторять? Если для меня есть почта, отдавай сразу же, – сказал он раздраженно.

– Ну я же сказала, что забыла. Конверт выглядел неважно.

– Ты что, открывала его над паром?

– Будто надо!

– А как будто не надо!

Девилль всегда его ревновала, и это ему не нравилось.

– От сестры? – спросила она, глядя через плечо.

– Ты все-таки вскрывала, – сказал он сердито.

– Нет. Просто на обороте написана фамилия.

Глупо, конечно, но он все еще надеялся, что вдруг придет письмо от Лорен. Да, действительно, очень глупо так думать. Лорен была его прошлое, которое давно прошло. Он много раз писал ей, но она ни разу не ответила. Прождав некоторое время, он перестал надеяться. Совершенно очевидно, что он ей теперь безразличен.

Но это не значило, что он совсем перестал о ней думать. Он воображал, что она живет-поживает в Босвелле, замужем, у нее дети, она счастлива и никогда о нем не вспоминает – она даже забыла, наверное, как его зовут.

Он распечатал письмо Синдры. Четыре года назад она уехала из Чикаго вместе с Джои. Они уехали, когда зимой наступили морозы, и никто из них не мог найти постоянной работы. Они уговаривали его поехать с ними, но к этому времени он уже прочно обосновался в заведении у Кью Джи и выполнял всякую работу и разные поручения Кью Джи.

Синдра два года жила с Джои в Нью-Йорке, пока не встретила какого-то ловкача по имени Рис Уэбстер. Он заманил ее

с собой в Калифорнию, наобещав с три короба. И она все еще была с ним. Насколько Нику было известно, этот тип был женат, но собирался с женой развестись. Однако собирался уже два года.

Он пробежал письмо.

Да, письма она не очень умела писать, но хотя бы побеспокоилась об этом.

– А ты когда-нибудь была в Калифорнии? – спросил он у Девилль, складывая письмо и засовывая его в карман.

– Однажды, – ответила она, – когда мне было восемнадцать лет. Там был один богатый парень с личным самолетом. Он полетел с нами – была я и еще три девушки – в Лас-Вегас. Мы там показали им такое шоу, что они не скоро забыли.

– Какое шоу?

– Мы раздевались и демонстрировали свои прелести.

– Ты что, занималась проституцией? Она поджала губы:

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Ну, между прочим спросил.

– Вот так же, между прочим, и заткнись, – ответила она, вспылив. – Я просто раздеваюсь, вот и все, что я делала.

– Да, да, извини. Просто не знаю, почему я сегодня заговорил об этом.

– Я тоже не знаю, – она продефелировала мимо него в ванную и хлопнула дверью.

Пять минут она дулась, а затем вернулась. Девилль никогда не могла сердиться долго.

У Кью Джи была своя теория насчет женщин. Он считал, что все они в глубине души проститутки. Иногда он делился с Ником залежами мудрости:

– Ты вот что подумай: когда они выходят за парня замуж – то какого черта они это делают? Они просто хотят иметь деньги за то, что занимаются с ним сексом, верно? Потому что муж сегодня ночью с ней спит, а назавтра купит ей новое платье. Бедолаге за все приходится платить. Но почему бы ему тогда просто не оставлять на тумбочке у кровати сотню баксов?

Нет, Кью Джи был самый настоящий циник. И может быть, так оно и должно быть. Сам Ник не собирался жениться вообще. Каждый раз, когда Девилль намекала, что хорошо бы… он поднимал ее насмех и все обращал в шутку.

И опять он вспоминал Лорен. Он не мог не вспоминать, она все время присутствовала где-то в самой глубине его сознания, это давнее воспоминание не исчезло. Он уже несколько лет надеялся, что Джои или Синдра поедут в Босвелл, навестить своих мамаш, но они были как-то не расположены. Насколько ему известно, Джои вообще не поддерживал с матерью отношений, а Синдра не проявляла желания увидеться с Аретой Мэй, хотя иногда в письмах упоминала о Харлане. У них обоих было чувство вины – ведь они бросили мальчишку. «Когда добьюсь успеха, поеду за ним», – говорила Синдра.

Да уж, конечно!

Иногда он подумывал, а не позвонить ли Луизе в аптеку, просто чтобы узнать, что происходит и как они все там живут. Но как-то руки не доходили. По правде говоря, ему ни о чем не хотелось узнавать.

Он несколько лет много и усердно трудился, помогая Кью Джи сделать его забегаловку процветающим предприятием. Пять лет назад это была действительно забегаловка для бедных актеришек и их одноразовых подружек. Там подавали скверную еду, там развлекали посетителей пара уставших стриптизерш. Когда входил в моду диско, Ник стал приставать

ко Кью Джи, чтобы тот рассчитал девушек и завел бы настоящего диск-жокея.

– Где твои дурацкие мозги? – говаривал в ответ Кью Джи. – Мои посетители любят поглазеть на девушек. И у нас нет места для танцев.

– Перестройте зал, – настаивал Ник, – надо успеть попользоваться этим диско, пока он в моде.

– Я, между прочим, нанял одного дерьмового мойщика посуды вовсе не для того, чтобы он учил меня жить.

– Но я больше не мою посуду.

– А кто же ты?

– Я ваш помощник.

– Да уж, помощничек!

Но Кью Джи был слишком скуп, чтобы нанять диск-жокея, и слишком нервозен, чтобы пойти на риск и потерять своих завсегдатаев, рассчитав стриптизерш, поэтому он решил компромиссно: сделал диск-жокеем Ника и убедил Эрну больше не выступать, а взять шефство над двумя новыми, нанятыми им девушками. Бизнес сразу же воспрял, доказав, что Ник советовал правильно.

Он ликовал:

– Я же говорил вам!

– Да, да, говорил, – отвечал Кью Джи. – Как будто я сам не знаю, что это надо было сделать.

Ник серьезно занялся музыкой. Тогда было модно прослушивать в магазинах все новые мелодии и брать самые последние хиты.

Стереосистему Кью Джи выбрал неважную, но Ник быстро научился управляться с музыкой: он стал мешать старые пластинки с новыми. Немножко Элвиса Пресли, потом идут Эл Грин и немножко Бобби Уомэк, а затем, чтобы немного успокоить нервы, Дионна Уорвик и Смоки Робинсон.

Когда он не занимал стерео, он работал за стойкой бара.

Основной бармен невзлюбил его.

– Уберите этого отвратительного подростка от меня, – пожаловался он Кью Джи, – или я уйду.

Но Кью Джи ничто так ненавидел, как угрозы. К тому же он смог бы платить Нику половину того, что платит старику.

– Тогда уходи, – ответил он.

Что бармен и сделал, а Ник стал заведовать баром.

– Ко мы еще должны кого-нибудь нанять, – жаловался он теперь Кью Джи. – Я не могу одновременно проигрывать пластинки и работать в баре.

– Боже, да ты хочешь меня разорить! – в ответ пожаловался Кью Джи.

– Нет, – поправил его Ник, – я, наоборот, хочу, чтобы вы разбогатели.

Эрна была самой большой его сторонницей. И даже Лен поддался духу перемен и нанял помощника, который действительно смыслил в кулинарном деле. И заведение Кью Джи стало доходным.

Никто, конечно, Ника и не благодарил. Но ему не нужны были благодарности, ему достаточно было постоянного места работы.

Тем временем он обдумывал свое положение. Пять лет назад он пришел сюда с улицы. У него не было абсолютно ничего. А теперь он для Кью Джи вроде сына, которого у того никогда не было. Неплохо. Но и ничего хорошего. Он ведь приехал в Чикаго в надежде стать артистом и в этом отношении ничего не делал. Теперь ему было двадцать два, и если он не начнет сейчас, то не начнет никогда. Пока он работал у Кью Джи, времени не хватало ни на что другое. Он даже ни разу не был на прослушивании или репетиции.

За эти годы он сумел скопить две тысячи долларов, и теперь его манила Калифорния. Письмо Синдры стало знаком судьбы. Если он сейчас не тронется с места, то застрянет у Кью Джи навсегда, тоже станет носить шелковые рубашки и запонки на рукавах. Но его ужасала сама мысль об этом.

Девилль выскочила из ванной. Она была хорошенькая, сексапильная и добрая.

Всему, однако, конец. Шесть месяцев у него оптимальный срок. А кроме того, он не мог взять ее с собой, ему не надо лишнего багажа.

– Мы идем в кино? – спросила она.

– Разумеется.

Господи, какой у нее большой рот! Непросто будет поцеловать ее на прощание.

34

Филадельфия, 1979 год

– Извините, мисс Робертс.

– Да, мистер Ларден?

– Увидел, что дождь идет, и подумал, может быть, вы позволите довезти вас до дому?

– Вы очень добры, мистер Ларден, но меня должен встретить кузен.

– О! – И мистер Ларден уставился на нее. Это был человек среднего роста, лет тридцати с чем-нибудь, лысеющий, с вечно опущенными уголками рта. Он был женат, имел двоих детей, одну собаку и несколько хомяков. Он был ее боссом.

– Вы уверены, что он вас встретит, мисс Робертс? – спросил он, не теряя надежды.

– Да, уверена, мистер Ларден.

Они все время играли в эту игру. Он притворялся, что его очень заботят благополучие и удобства его секретарши. Она притворялась, что он хочет подвезти ее домой просто по доброте душевной, потому что, видите ли, идет дождь. И оба знали, что все это ложь. Он хотел любым способом затащить ее в постель.

Лорен работала его личным секретарем вот уже два года и пришла к убеждению – или надо увольняться, или она просто рехнется от этого постоянного притворства.

– Ну что ж, – сказал он, беря портфель, – тогда до завтра.

– Да, мистер Ларден.

Она выждала, пока он ушел, и тут же схватила трубку.

– Брэд, – проговорила она тихо, – мы сегодня не сможем с тобой увидеться.

– Что ты этим хочешь сказать? – взорвался он.

– Сейчас мне трудно объяснить. Давай поговорим завтра. – И она быстро положила трубку, прежде чем он успел возразить.

Брэдфорд Дин – ее двоюродный брат. Старина Брэд. Без него она бы, наверное, просто не вынесла всего, что случилось за эти пять лет. Но их отношения были ненормальными, они должны быть прекращены, и она собиралась их кончить.

Пять лет назад, потрясенная всем случившимся, она приехала в Филадельфию. Брат матери Уилл и его жена Марго встретили ее в аэропорту.

– Мы так огорчены, дорогая, так скорбим, – сказала Марго, но даже слезинки не проронила.

Уилл оказался более искренним:

– Твоя мама была замечательная женщина и всегда мне была доброй сестрой. Нам будет ее не хватать.

Дины отвезли ее в свой дом на бульваре Рузвельта. Это был хороший, приятный дом, но она была здесь не дома. Брэд, ее девятнадцатилетний двоюродный брат, уехал учиться в колледж, и ей разрешили занять его комнату. По ночам она слышала, как они шепчутся. Марго говорила:

– Что нам с ней делать? Мы же не можем оставить ее у нас жить.

А Уилл отвечал:

– Лорен – дочь моей сестры, Марго. У нее нет родственников, кроме нас. Мы обязаны ее приютить. И в конце концов, ей только шестнадцать лет.

– Я знаю, знаю. Но как долго?

Джейн и Фил Робертс погибли во время того страшного урагана, что почти сравнял Босвелл с землей. Лорен помнила об этом очень мало, это был кошмар, вот все, что она помнила. И в Филадельфию она приехала вся еще оцепеневшая от пережитого шока. А вскоре после приезда ей пришлось признаться Марго, что она беременна.

Ее тетка чуть с ума не сошла.

– Как это случилось? Тебя изнасиловали? – спросила она.

– Нет, это просто… случилось…

– Это тот парень, с которым ты была помолвлена, Сток? Потому что если он, так его можно заставить жениться на тебе.

– Нет, это был не Сток.

– Но кто же тогда?

– Это неважно.

– Бедные твои родители! Они были бы очень… очень разочарованы тем, что ты…

– Я хочу оставить ребенка, – сказала тихо Лорен.

Но Марго покачала головой:

– Это абсолютно исключено. Достаточно того, что ты у нас на руках, мы не сможем смотреть еще и за ребенком.

– В таких обстоятельствах выбирать не приходится, – сказал дядя, – ты должна сделать аборт.

И она помнила, как кончилась ее беременность, словно это случилось вчера. Марго отвезла ее к врачу-гинекологу. Он был лысый, с сонными глазами и руками в резиновых перчатках.

– Ну, так что же с нами приключилось, юная леди? – сказал он, жизнерадостно подмигнув, когда она легла на холодный жесткий стол для обследования, чувствуя, как она беззащитна и уязвима под одеянием из гигроскопической бумаги, в которое ей велела облачиться санитарка.

– Ну что ж, вставь ноги вот сюда, дорогая.

Он что-то щупал и ковырял, пока у нее просто сил не стало все это терпеть.

– Я не хочу терять ребенка, – прошептала она.

– Да это пустяки, – ответил он, – не волнуйся. А в следующий раз, когда будешь давать, веди себя поосторожнее, вот и все.

Он сделал ей укол, и она ничего не помнила, только грубое, жесткое прикосновение стали между ногами.

И после этого уже не было ребенка и всего, что ее связывало с Ником.

До этого она думала о нем целыми днями непрестанно, но теперь принудила себя перестать. Ник Анджело бросил ее, бежал из города, даже не попрощавшись, и она больше о нем ничего не слышала – даже после того, как в Босвелле случилась трагедия.

Она иногда ненавидела его. Он использовал ее для собственного удовольствия и обманул, оставил беременную, одну. Она была потрясена тем, что он удрал. И даже записки не оставил, и ничего не просил передать, совсем ничего. Она ожесточилась против него сердцем, но все равно почему-то не хотела расстаться с его ребенком.

Марго и Уилл настаивали, чтобы она окончила школу. Она неохотно согласилась, ведь ничего другого не предвиделось.

Однажды вечером Марго и Уилл позвали ее в гостиную и сообщили плохие новости: «После отца ничего не осталось, все ушло в платежи. Он был по уши в долгах».

– Сожалею, Лорен, – сказала Марго, – но мы не можем послать тебя учиться в колледж. Ты должна понять, у нас нет

на это средств. Мы всю жизнь тяжко трудились, чтобы предоставить эту возможность Брэдфорду и жить сносно на то, что осталось.

– Но я не хочу в колледж, – ответила она, – как только я окончу школу, я найду себе работу.

– Но всегда есть надежда добиться стипендии, – сказал Уилл, чувствуя угрызения совести. – Ведь ты же, в конце концов, умная девочка.

Но они не понимали, что она действительно не хотела учиться в колледже.

В течение нескольких лет ее мучили кошмарные сновидения, где обязательно был ураган. Она мысленно видела, как он обрушился на трейлер. Иногда во сне ураган вдруг принимал облик Примо. Он как бы становился частью его и гнусно усмехался… и дотрагивался до нее… и говорил похабные слова – пока она не вынуждена была взмахнуть ножом и ударить.

Она собиралась убить Примо.

И может быть, убила?

Неопределенность сводила ее с ума.

Сразу же после окончания школы она стала работать в местном банке и начала откладывать деньги. Как только у нее наберется достаточно, она сразу же переедет от Динов.

Вернувшись из колледжа, Брэд все время был рядом. Он был красив, с его кудрявыми каштановыми волосами и неизменной улыбкой. Он был выше Ника, мускулистее его. Она все еще сравнивала каждого, с кем была знакома, с Ником и не могла отделаться от этой привычки.

Когда ей исполнилось девятнадцать, у нее уже было накоплено достаточно, чтобы переехать. Она обладала хорошими данными для секретарской работы и сразу же нашла работу лучше, чем прежняя, в юридической фирме «Ларден и Ско-перс». Мистер Ларден сам подробно расспросил ее обо всем и сообщил, что находит ее данные просто отличными, она как раз то, что для фирмы и нужно.

Она жила просто и тихо. Но Брэд осложнил ее жизнь. Однажды вечером он заехал к ней домой, слишком надолго задержался и слишком много выпил. И тогда признался, что, наверное, всегда любил ее, и каким-то непонятным образом, но они оказались в постели, хотя оба знали, что это нехорошо. Она попыталась ограничиться только одним свиданием, но, попав один раз в ситуацию, она уже не могла из нее выпутаться. А кроме того, ей было хорошо с ним, потому что она была ему не безразлична.

Однако их связь продолжалась уже несколько месяцев, и она просто задыхалась от чувства вины. Она хотела покончить со всем этим. И надо было сказать ему об этом решительно.

Она кончила работать, вышла, села в автобус и поехала домой. Последние две-три сотни метров она пробежала под проливным дождем и промокла.

Дома у нее был Брэд, он сидел на ее кушетке, положив ноги на ее стол, и смотрел ее телевизор.

– Я же сказала, что не хочу видеться с тобой, – сказала она, снимая плащ.

– Ты это несерьезно, – ответил он.

– Отдай мне ключи, – ответила она, выключая телевизор.

Он нахмурился:

– Что это с тобой последнее время?

– Брэд, ты же знаешь, что между нами не должны быть такие отношения, мы двоюродные брат и сестра. И надо с этим кончать.

– Никак нет, беби. – И он совершенно безмятежно откинулся назад.

От того, как он сказал «беби», ее чуть не вырвало. Она определенно знала, что он спит не только с ней.

– Пожалуйста, – сказала она, – я хочу кончить наши отношения.

Он протянул к ней руки:

– Поди ко мне.

– Нет, Брэд.

– Ты что, разыгрываешь сегодня недотрогу? – Он не хотел уходить, и она не могла заставить его.

– А что, если я расскажу твоим родителям? – пригрозила она.

– Ты этого не сделаешь.

– Нет, я способна на это.

– Они будут обвинять тебя.

– А думаешь, это имеет для меня значение? Они никогда не хотели, чтобы я жила с вами.

Он поразмыслил над ее угрозой. Да, она действительно способна.

– Да что с тобой? Или у тебя сейчас месячные? – спросил он, снова включая телевизор. Она приняла решение и разработала план. Если он вот так захочет оставаться и впредь, уйдет она.

Через неделю, когда в конторе была рождественская вечеринка, пьяный мистер Ларден схватил ее в своем кабинете и прижал к столу.

Она прекрасно знала, как надо поступать с мужчинами, которые хотят силком заставить ее сделать то, чего она делать не хочет. Она схватила нож для распечатывания писем и саданула им в руку боссу. Мистер Ларден завопил от изумления и боли:

– Вы что, с ума сошли?

– Попытайтесь смириться с тем, что я в своем уме, – сказала она, прорываясь к двери.

– Вы уволены, – сказал он.

– Вот и хорошо.

К Рождеству она уже продумала план отъезда до мельчайших деталей. В праздник она пошла к Марго и Уиллу на ленч. Теперь, когда она жила отдельно и они не должны были ее содержать, они были с ней очень любезны. Брэд пришел с девушкой Дженни. И они целый день смеялись и нежничали.

– Наверное, они обручатся, – сказала ей Марго по секрету, когда они были на кухне.

– Это хорошо, – ответила Лорен. Если он пригласил девушку, чтобы Лорен возревновала, этот номер не удался.

За обедом она заметила, как Брэд сунул руку под стол и стал гладить бедро Дженни.

– Знаешь, – сказала Марго, поворачиваясь к Лорен, явно не подозревающая о проделках сына, – ты тоже можешь совершенно спокойно приходить к нам со своим возлюбленным. Ты с кем-нибудь встречаешься?

Лорен покачала головой:

– Нет.

– Ну, такая хорошенькая девушка, как ты, – сказал весело Уилл, – должна иметь десятки поклонников.

– Но она, наверное, их прячет от нас, – сказал Брэд, заговорщически улыбнувшись и растягивая пальцами резинку на трусиках подружки, которая уже взмокла от желания.

Лорен вздохнула. С ним было хорошо в постели, и он это знал. Он был опытен и играл с ней, словно на фортепиано, зная, какую клавишу нажать, чтобы она ему отвечала.

Когда позднее, вечером того же дня, Брэд отделался от Дженни, то без всякого предупреждения нагрянул к ней. Она позволила ему лечь с ней в последний раз, только он не дога-

дывался, что этот раз – последний, пребывая в заблуждении, что она будет готова всегда, когда бы он ни захотел.

Как только он ушел, она сразу же стала под душ и смыла с себя его объятия. Затем уложила вещи и на следующее утро рано вызвала такси, доехала до автобусной станции и взяла билет на экспресс «Серая гончая», отправляющийся в Нью-Йорк.

Она не оставила адреса, по которому ей можно писать. Что касается ее лично, она была намерена навсегда распрощаться с прошлым. Достаточно она горевала.

Лорен Робертс была полна решимости начать новую жизнь.

35

Произошло еще кое-что, и Ник убедился, что надо трогать, и не в последнюю очередь его убедил инцидент с Кармело Роузом, низеньким, смуглым, седоватым мужчиной лет пятидесяти с лишним, с крючковатым носом и хриплым, зловещим голосом. О нем в Чикаго говорили, что он неукротимый мужчина. Время от времени он посещал ресторан Кью Джи в компании сразу нескольких очень юных девушек-подростков и всегда, казалось, высматривал, кого бы еще подцепить.

Но в тот, особенный, вечер он приехал только с одной женщиной – высокой, рыжей, явно к сорока, с большой грудью и кислым выражением лица.

– Дьявол, – сказал, волнуясь, Кью Джи. – Ведь эта шлюха – его жена.

– Ну и что? – спросил Ник. – В чем дело?

– Ты лучше позаботься о том, чтобы никто не проговорился, что он здесь околачивается с другими юбками, потому что, если его жена узнает об этом, она оторвет ему тощую задницу и забросит на Кубу. Она просто дикая кошка.

– Слишком уж вы волнуетесь, – спокойно ответил Пик. – Я сам позабочусь о мистере Кармело.

А почему бы и нет? Известно, что Кармело Роуз дает на чай по сотне долларов.

Подойдя к нему поближе и рассмотрев пару внимательнее, он подумал, что женщину он видел где-то раньше. На ней было черное платье для коктейлей, с глубочайшим вырезом, и он не мог отвести глаз от столь щедро демонстрируемого богатства.

Кармело засек его взгляд и посмотрел своими лягушачьими глазами очень пристально. Взгляд ясно говорил: «Смотреть – смотри, но трогать не дозволяется».

– Что вам угодно, мистер Роуз? – спросил Ник. Кармело заказал бутылку шампанского.

– Я только что узнал, что сегодня у нее день рождения, – сказал взволнованно Кью Джи, проскочив к Нику за стойку бара. – Пусть Лен принесет торт.

– А чем занимается его жена? – спросил Ник.

– Чем занимается? Какого черта ты спрашиваешь об этом, известно что, ухаживает за ним.

– Тогда почему же он вечно таскается с другими женщинами?

Кью Джи такие вопросы не нравились.

– Нам об этом ничего не известно, понял? Отнеси ему бутылку самого лучшего и с моими поздравлениями.

– А сами вы почему не хотите?

– Потому что я боюсь его до чертиков. Ясно? Только искоса взглянешь на его старуху, как с ним родимчик случается.

– Да, понятно. У меня такое чувство, что я уже где-то

видел ее.

– Иисусе, Ник, тебе что, своих шлюх не хватает? И все, равно, эта для тебя слишком стара.

– Да мне и неинтересно. Я просто хочу вспомнить, где я ее видел.

Но Кью Джи затряс головой:

– Забудь об этом.

Ник взял бутылку шампанского, отнес ее и сообщил, что это подарок Кью Джи.

– По случаю дня рождения миссис Роуз и так далее, – сказал он, улыбаясь.

Кармело заворчал.

– Спасибо, миленький, – ответила миссис Роуз. Показалось ему или она действительно ему подмигнула?

Он опять бросил мимолетный взгляд на ее впечатляющую грудь и вдруг вспомнил. Это была та женщина, машину которой он заправлял в Босвелле несколько лет назад. Та самая, в свитере и с явной склонностью лечь. Ну разве возможно забыть эти груди!

– А как поживает ваша сестра? – спросил он, наливая ей бокал шампанского.

Она облизнула языком передние зубы и метнула нервный взгляд на Кармело.

– А? – спросила она, словно не понимая, о чем речь. Кармело весь обратился в слух:

– А тебе что известно о ее сестре?

– Она ведь живет в Босвелле, верно? Я там тоже одно время жил.

По-видимому, все, что он сказал, не произвело на нее никакого впечатления. Она вроде и не понимала, о чем это речь.

– Ну, я же два раза подливал вам бензинчик. Вы приезжали навестить вашу сестру, помните?

Кармело подозрительно взглянул на нее:

– Ты знаешь этого парня?

– Нет, я определенно его не знаю, – сердито ответила она, и при этом на пальцах у нее сверкнули три бриллиантовых кольца.

– А он определенно тебя помнит!

– Меня все помнят, – возразила она.

– Да ладно, послушайте, все это неважно, – быстро ввернул Ник, почувствовав что-то неладное. – Я, наверное, ошибся, – добавил он и подлил Кармело еще шампанского, прежде чем уйти.

Через пять минут, когда он был в кладовой, туда вошел Кармело и с размаху ногой захлопнул дверь. Ник и слова не успел вымолвить, а Кармело вынул револьвер и ткнул им Нику в живот.

Ноги у него стали ватными, он их совсем не ощущал.

– Иисусе! Что, черт возьми, вы делаете? – пробормотал он в панике, и вся его жизнь в одно мгновение промелькнула перед его мысленным взором.

– Ты знаешь, что я делаю, – зарычал Кармело, ударив его револьвером под ребро. – Вот ты что делал с моей женой?

Горло у Ника пересохло, и он едва мог выговорить:

– Я заправлял ее автомобиль, больше ничего.

– Заправлял автомобиль, а? Неужели? Ник обливался холодным потом.

– Это все. Я был тогда почти ребенком, клянусь вам. – Иисусе. Он сейчас просто обмочиться.

Кармело еще больше ткнул ему в живот:

– Поклянись погромче, паршивый панк. Становись на колени, черт тебя забери.

– Но это правда, Бог видит, это правда!

– Поворачивайся к стенке и становись на колени, дерьмушник!

Может быть, Кармело и выстрелил бы, а может, нет. Нику об этом так и не довелось узнать, потому что в этот самый момент Кью Джи открыл дверь и быстро вошел.

– Все в порядке? – спросил он спокойно, словно ни в чем не бывало и он ничего не подозревает, хотя все уже понял.

Кармело неохотно спрятал револьвер:

– Да, да, конечно. Мы с парнем просто поговорили.

И все окончилось благополучно. Кризис преодолен. Но теперь Ник убедился, что настал решающий момент и он должен отсюда убираться.

Через два дня он вошел в кабинет Кью Джи.

– Я ухожу, – сказал он.

– Ты что?

– Вы меня слышали.

– Ну, конечно, я тебя слышал, но я ушам своим не верю.

– Я достаточно долго прожил в Чикаго. Кью Джи вспыхнул.

– Да, достаточно долго, чтобы выучить все, что я знаю. В этом, что ли, дело? Теперь ты хочешь открыть свой ресторан? Надо было мне об этом раньше догадаться. – Он встал и сердито зашагал по комнате. – Я тебя с улицы взял, хорошо с тобой обращался, а ты мне вонзаешь нож прямо в сердце.

– Нет, все это не так, – сказал Ник. – Я планирую уехать в Калифорнию.

Кью Джи потер свои потемневшие от никотина пальцы:

– Зачем?

– Попытать счастья.

– Я тебе уже предоставил шанс. Неужели этого мало?

– Мне всегда хотелось попасть на сцену, играть. И если я сейчас не попробую, то уже никогда не смогу.

Кью Джи фыркнул, выражая таким образом свое отвращение:

– А, ерунда. Ты уже вошел в ресторанное дело, и у тебя оно получается, это твое.

– Когда я обживусь там, я вам позвоню, сообщу, как и что поделываю.

– А на кой это мне? Для меня важно, чтобы ты здесь оставался. Ты мой управляющий, ты обо всем заботишься. И как насчет благодарности мне?

– Но когда я нанимался на работу, я не говорил вам, что нанимаюсь пожизненно, – объяснил Ник, надеясь, что Кью Джи его, наконец, поймет.

– Иисусе, – Кью Джи выкатил глаза. – Никому больше не поверю.

– Я останусь, пока вы не найдете мне замену. Но Кью Джи все кипятился:

– Мне больше никого не надо. Не беспокойся, неблагодарный ты потаскун. Тащи отсюда свою задницу, увидишь, что я нисколько не пожалею.

Но Ник знал, что это не так.

– Как насчет того, чтобы я остался еще на две недели? – предложил он.

– Делай как хочешь, – отрезал Кью Джи. Позднее его перехватила Эрна.

– Говорят, ты собрался в Голливуд? – сказала она в восторге от новости.

– Да, собираюсь дать деру.

Она с хитрой усмешкой толкнула его в бок:

– Хочешь, я с тобой поеду?

– Э… не думаю, что Лену это понравится. Она хихикнула.

– Да, ты, наверное, прав, – сказала она, поправляя все время соскальзывающую бретельку от лифчика. – У меня однажды была возможность туда уехать. Я могла бы стать знаменитой старлеткой, – и с многозначительным видом подмигнула. – Конечно, за это я должна была спать со старым толстым продюсером, поэтому я осталась здесь, вышла замуж за Лена, и теперь посмотри-ка на меня.

– Но ведь ты счастлива, правда?

– Ну, я замужем за Леном, но особых причин для экстаза нет.

– Но он кажется славным парнем.

– Но он не Кью Джи.

Таким образом Эрна подтвердила его подозрения: она явно была неравнодушна к брату.

Когда о его предполагаемом отъезде узнала Девилль, она впала в ярость: зачем он ей об этом сам не сказал. Обычно она уходила из клуба раньше, чем он, но именно в этот вечер она задержалась и села за столик одного из посетителей, чего никогда не делала.

Ник понял, что грядут неприятности. Будь он поумнее, улепетнул бы, вообще никому не сказав.

Когда время шло к закрытию, Девилль, бросив посетителя, ушла с Ником, повиснув на его руке. Она была пьяна и зла – не слишком удачное сочетание.

– А я что-то знаю, Ники, – провякала она ему на ухо – ей хорошо было известно, как ему не нравится, когда его называют «Ники».

– Что? – сказал он, втискивая ее непослушное тело в такси.

– Что ты сукин сын, вот ты кто, – и закивала головой в подтверждение своих слов. – Да, ты сукин сын.

– Ну, послушай, я собирался тебе обо всем сказать, – ответил он, – но сначала мне надо было известить об этом Кью Джи. Это мой долг.

– Это твой долг, – передразнила она, – а мне ты ничего не должен?

Он поднял брови:

– А ты полагаешь, что я твой должник?

– Ублюдок, – заорала она.

Шофер утомленно взглянул в заднее зеркало.

– Проклятый ублюдок, – сказала Девилль и откинулась назад, попытавшись влепить ему затрещину. – Мы жили вместе, неужели это ничего для тебя не значит?

Такси свернуло к обочине, и шофер повернулся к ним.

– Неприятностей мне не требуется, – сказал он. – Убирайтесь. Оба.

– Да все в порядке, мужик, – ответил Ник, цепко схватив Девилль за руку. – Неприятностей не будет. Поезжайте.

– Одна парочка недавно подралась у меня в машине и повредила ее, – угрюмо проворчал шофер.

– Я сказал, поезжайте, – повторил Ник. – Я позабочусь о вашем добре.

Все еще бормоча что-то под нос, шофер поехал дальше. Девилль начала плакать. Он еще мог вынести ее гнев, но слезы всегда его донимали.

– Эй, – сказал он, стараясь ее утешить, – ведь я только на месяц или два уезжаю.

– Врешь! – воскликнула она, почти лежа на нем, отчего тушь с ресниц стекала прямо на его один-единственный выходной пиджак.

– Ну, тогда я, может быть, вызову тебя.

– А вот теперь ты действительно врешь, – сказала она, рыдая.

При всем при том Девилль была не дура и знала, что все кончено.

Как только они добрались до дому, она стала упаковывать свои вещи в чемодан, уже осушив слезы.

– Я думала, что ты другой, не такой, как все, – крикнула она ему. – Но оказалось, нет. Ты такой же, как остальные, эгоистичный, думаешь только о себе и дорожишь только своими драгоценными причиндалами.

Ей было к лицу сердиться, и так или иначе, но кончили они в постели. Девилль очень старалась, она думала, что если она покажет ему все, на что способна, то, может быть, он заберет ее с собой. И это было очень впечатляюще. В четыре утра соседи уже не могли больше выносить стонов и вскрикиваний и вызвали полицию. И все разрешилось истерическим смехом.

Утром они расстались. Девилль была трезва и сдержанна и умудрилась каким-то образом вести себя с чувством собст-венного достоинства.

Расставшись, он иногда почти скучал по ней, но только почти.

– Ты мешок с дерьмом, вот кто ты, знаешь? Никакой преданности. – Кью Джи завелся и уже не мог остановиться.

– Оставь парня в покое, – сказала Эрна, приходя Нику на помощь.

Кью Джи сердито взглянул на сестру:

– А я просил тебя вмешиваться? – Нет но…

– Я к нему относился, как к сыну, – перебил ее Кью Джи. – Растил его, наставлял, ты же знаешь.

– Растил и наставлял для чего? – спросила отрывисто Эрна. – Чтобы он всю жизнь торчал в ресторанном деле, как мы? Вольно надо!

И снова они говорили о нем так, словно его при этом не было.

Лен тоже встрял в разговор.

– Он вернется, – сказал он, мудро кивнув головой. – В Калифорнии слишком жаркий климат.

Что не очень то убедило Кью Джи.

– Ты думаешь? – спросил он с сомнением.

Но в последний вечер его пребывания в Чикаго Кью Джи смягчился и закатил большую прощальную вечеринку после того, как бар закрылся.

Ник тогда в первый раз засомневался в правильности принятого решения. Все так дружески были настроены, так тепло к нему относились. Официанты, стриптизерши, Эрна, Лен, даже Кью Джи. Ведь это в каком-то смысле слова была теперь его семья.

Девилль выступала, и какое же это было шоу! Она так извивалась и так скрипела зубами от страсти, что могла бы совратить даже священника. Но, может быть, она хотела ему доказать, как много он теряет. Он это знал, но ничего не мог с собой поделать.

Кью Джи похлопывал его по плечу.

– Знаешь, Ник, – сказал он, – если ты когда-нибудь вернешься, то всегда для тебя найдется место. Оно будет тебя ждать. А этого я еще не говорил никогда никому из тех, кто на меня работал. Так что считай, что тебе оказывают честь.

– Да я так и считаю, – ответил Ник.

– И, между прочим, – продолжал Кью Джи, – когда ты доберешься до Лос-Анджелеса, я хочу, чтобы ты повидался с моим прежним партнером.

– А кто это такой?

– Один парень, известный когда-то как Мэнни Грозный, но теперь он в полной дружбе с законом. И зови его мистером Манфредом и не вздумай упоминать о его прозвище, а то он взбесится.

– А чем он занимается?

– Прокатом автомобилей. Почтенный человек. Совсем как я.

Ник рассмеялся:

– Кто это вам сказал, что вы почтенный человек?

– Очень, конечно, забавно, – и Кью Джи разгладил воображаемую складку на полосатых брюках, которые никак не подходили к ярко-красному пиджаку и зеленому галстуку в горошек.

– А вы уверены, что с этим парнем все в порядке? – спросил Ник и подумал, что Кью Джи сегодня похож на официанта в борделе.

– Зачем же я стану тебе врать?

– Да, конечно.

– Сходи с ним повидаться, Ник. Он может дать тебе работу. Надо будет сказать только, что я прошу погасить его прежний должок. Так и скажешь, Кью Джи просит вернуть, и он тебя сразу поймет.

– А может быть, вам сначала ему написать?

– Мы с ним не разговариваем.

– Так почему же он захочет?

– Верь мне, – сказал Кью Джи, что-то нацарапав на бумажке и подавая ее Нику. – Вот номер его телефона. Делай, как я сказал, и позвони ему сразу же, как приедешь.

– Спасибо, – сказал Ник и сунул бумажку в карман. Это, конечно, лучше, чем приехать в Лос-Анджелес без ничего.

Эрна его обняла, обдав стойким, вязким ароматом своих духов.

– Не забывай нас, слышишь?

– Да разве я смогу тебя когда-нибудь забыть? – сказал он, улыбнувшись.

Она застенчиво хихикнула:

– Ну, для этого не так уж много шансов.

Лен, как всегда, оказался стойким: они пожали друг другу руки.

– Ты вернешься, – сказал Лен со всезнающим видом.

– Может быть, когда-нибудь.

И вот теперь он действительно жалел, что отчаливает. Он же понятия не имел, что такое Лос-Анджелес. Там у него ни друзей, ни работы, только Синдра, но он даже не предупредил ее, что едет, вообразив, что сделает тем самым большой сюрприз.

Утром Кью Джи отсутствовал.

– Он не любит прощаться, – объяснила Эрна, пока они с Леном везли его в аэропорт. – Мы хотели тебя отправить Стильно, – сказала она, многозначительно ему подмигнув.

Припарковаться они не могли, поэтому высадили его у подъездной дорожки. Он схватил из багажника саквояж и стоял на тротуаре и махал им на прощание, когда они отъезжали и своем старом «шевроле», выкрашенном в два тона, с подре-монтированным передним бампером.

Когда они уехали, он почувствовал себя совсем одиноким. I [о это продолжалось всего мгновение.

Потом он подхватил саквояж, повернулся и целеустремленно направился в бюро регистрации пассажиров.

36

«Серая гончая» доставила Лорен в Нью-Йорк к полудню. Она помахала водителю на прощание, подняла чемодан и так и стояла посреди толчеи на автобусной станции.

К ней подошел какой-то человек, у которого словно не было шеи. От него несло дешевым кремом «После бритья», длинные сальные волосы свисали вдоль щек, в углу рта с потрескавшимися губами торчала сигарета.

– Привет, красотка, ищешь где бы остановиться?

Но она была не какой-нибудь наивной деревенской дурочкой, только что приехавшей в Нью-Йорк, и легкой добычей для любого проходимца.

– У меня есть место, благодарю вас, – ответила она, наградив его ледяным взглядом.

– Да я просто спросил. К сожалению, больше ничего не могу сделать для такой хорошенькой цыпочки.

Она поспешила прочь, и только для того, чтобы через несколько метров к ней пристал темнокожий, в грязном белом костюме, который заскользил за ней.

– Хочешь быть манекенщицей? – Спросил он, кривя рот. Она шла молча.

– Так ты не хочешь быть манекенщицей и зарабатывать много зелененьких? – спросил он, поравнявшись с ней.

Она не ответила.

– А на меня не хочешь?

Она остановилась, взглянула на него в упор и очень громко сказала:

– Отстань, или я позову полицейского, понял?

За автобусной станцией она увидела остановку такси и велела отвезти ее в отель «Барбизон для женщин».

– Вы там по скольку раз в день этим занимаетесь? – спросил шофер, нажав изо всех сил на акселератор. Сорвавшись с места, он пролетел всего в нескольких дюймах от других такси.

– Достаточно, – ответила она, глядя в окошко на грязные тротуары, толпы спешащих людей и рычащий транспорт.

Она была как во сне. Наконец-то она в Нью-Йорке, и свободна, и никому ничего не должна, только самой себе.

Комнату в «Барбизоне» она заказала еще в Филадельфии. Там же она накупила нью-йоркских газет и обвела кружком несколько предложений о работе, тогда же договорившись по телефону о встречах.

Обосновавшись в номере и разложив вещи, она решила прогуляться на Пятой авеню. О да, все было совершенно так, как в «Завтраке у Тиффани». Та же широкая улица, те же дорогие магазины. Вот она дошла до самого «Тиффани» и стала рассматривать витрины, как туристка. Она подавила смешок – теперь единственное, что ей не хватает, так это кота, и все будет в полном порядке!

На следующее утро она проснулась рано. Стояла осень, и погода была ветреная. Она тщательно оделась – простое темно-синее платье, туфли на низком каблуке, нитка жемчуга, оставшаяся от матери. Сверху надела плащ с поясом и капюшоном. Густые каштановые волосы зачесала гладко назад и сверху закрепила их обручем. Косметики самая малость. Чем проще, тем лучше, подумала она. Но ничто не могло скрыть того, что в двадцать один год Лорен неподдельная красавица с ее совершенным овалом лица, необыкновенным, каким-то черепаховым цветом глаз и ослепительной улыбкой.

Прежде чем приступить к делу, она открыла счет в банке и положила на него свои сбережения – четыре тысячи долларов. А затем отправилась на первое назначенное деловое свидание.

Оно состоялось в юридической фирме, расположенной в импозантном здании из стекла и хрома на Парк-авеню. Здесь ее расспрашивала привлекательная черная женщина, которая задала несколько психологических вопросов и попросила заполнить личный аналитический листок. После этого она должна была перейти в другую комнату и представить образец своей машинописи.

Женщина в это время следила по часам.

– Отлично! – воскликнула она. – Где вас найти?

Ее следующее интервью состоялось в финансовой фирме на Лексингтон-авеню. Это здание было не такое красивое, хотя и расположено поблизости от «Блумингдейла», а она много слышала об этом «Блумингдейле». Ее расспрашивал младший партнер фирмы. Он держался дружественно, совсем не задавался. Пробежав ее рекомендации, он дважды спросил, не может ли она приступить к работе на следующей неделе, и она сказала, что уведомит его.

Третье интервью должно было состояться в модном салоне на Мэдисон-авеню, который назывался «Сэммс». Они дали объявление, что им требуется делопроизводитель. Лорен не знала, что это такое, но работать в модном салоне с манекенщицами, должно быть, интересно и весело, а ей очень не помешало бы в жизни немного веселья.

Замотанная девица в пурпурном комбинезоне сказала, что она ошиблась и лучше прийти на следующий день, потому что сегодня никого нет, с кем можно поговорить о работе.

– Но я не могу откладывать до завтра, – сказала Лорен. – Мне назначено прийти сегодня. У меня есть еще два предложения, и я должна сделать выбор.

Девушка поглядела на нее, как на сумасшедшую.

– Тогда вообще не приходите, – сказала она, – берите что-нибудь из того, что вам предложили.

– Но я хочу иметь большой выбор, – ответила Лорен. – Почему никто не может принять меня сегодня?

– Потому что все они на больших съемках для «Флэш косметикс». Этой причины для вас достаточно?

Она спустилась, нашла телефонную будку, справочник и нашла телефон «Флэш косметикс».

– Вы не можете сказать, где сейчас проходят съемки? – спросила она. – Это Лорен из «Сэммс».

– Сейчас, одну минутку, – ответил голос на другом конце провода. Минуты через две ей сообщили: – В фотостудии на Шестьдесят четвертой улице.

И она пошла туда. Это заняло всего пятнадцать минут. В приемной она сообщила, что у нее есть поручение от «Сэммс», и девушка сказала, что она может пройти.

Она прошла по узкому коридору, который привел в большую, ярко освещенную студию, битком набитую людьми.

Первый, кого она увидела, был низенький, жизнерадостный человек, прыгающий за камерой, а вокруг него стояли зрители. Перед камерой роскошно позировала девушка потрясающей внешности. Лорен такую еще не встречала. Это была очень высокая блондинка с массой кудрявых волос, огромными синими глазами, пухлым ртом, затянутая в глубоко декольтированное, унизанное серебряными цехинами мерцающее платье. Лорен узнала ее: это была Нейчур – сегодняшняя любимица модных журналов.

– Ну, щелкай же, Антонио! – закричала Нейчур. Голос у нее был пронзительный, как у торговки рыбой, и говорила она с простецким лондонским акцентом, таким жестким, что можно было точить ножи. – У меня ляжки замерзли.

– А ты напряги ноги, дорогая, может быть, согреешься, – пробормотала худая рыжая женщина лет сорока, стоящая сбоку.

Лорен топталась на периферии. Нейчур сменила позу. Антонио стал снимать.

– Bellissima дорогая, bellissima(*Прекраснейшая (ит).)! Ты самая фантастическая женщина в мире!

Чем больше он ей льстил, тем больше это нравилось Нейчур. Она принимала эффектные позы и красовалась вовсю, нисколько не стесняясь камеры; ее блестящие от помады губы вздрагивали, синие глаза загадочно сияли.

Антонио отснял несколько метров пленки, прежде чем объявить перерыв.

Все зааплодировали. Нейчур откинула голову назад и рассмеялась, словно повредившийся в уме попугай.

– Мои чертовы ноги болят до смерти, – проорала она, падая на стул. Косметичка и парикмахер ринулись вперед, чтобы исполнить ее малейшее пожелание.

– Извините, – и Лорен подергала одного из ассистентов оператора за рукав. – Вы не можете показать, кто здесь от «Сэммс»?

– А вон там, – и он ткнул пальцем в сторону рыжей.

Лорен нерешительно приблизилась. Женщина была увлечена процессом прикуривания длинной тонкой сигареты.

– Э… извините, – сказала она. – Меня зовут Лорен Робертс. На сегодня мне назначена встреча с кем-то из «Сэммс», но девушка в офисе сказала, что все здесь.

Женщина затянулась, уставилась на нее и сказала:

– Слишком низка, толста и нетерпелива.

Лорен нахмурилась. В ней было пять футов семь дюймов, и еще никто не называл ее низкорослой, а что касается того, что она толста, – да никоим образом! Эта женщина поистине смотрит на людей очень своеобразно.

– Прошу прощения? – спросила она, вспыхнув.

– Из тебя ничего не получится, дорогая. У тебя нет повадки.

– Чего из меня не получится?

– Манекенщицы. Разве ты не хочешь ею стать? Разве не все девушки желают быть манекенщицами? Хотя, надо сказать, это trcs(*Очень (фран.)) оригинально, что ты последовала за мной в студию.

Но Лорен не собиралась сдаваться:

– Я никуда за вами не следовала. И еще никто за всю мою жизнь не называл меня толстой.

– Для обычного человека вы совсем не толсты, но для будущей модели в вас чрезмерно много плоти.

– Мне была назначена встреча, – сказала Лорен. – Кто-то собирался расспросить меня и решить, подхожу ли я для должности делопроизводителя. Я пришла в вашу контору, и мне сказали, что со мной никто не может увидеться, потому что никого нет.

– И поэтому вы решили прийти сюда?

Лорен не могла отвести глаза от кроваво-красных, с дюйм длиной, ногтей этой женщины. «Мама бы сказала, когтей».

– Да.

– Значит, ваша голова работает отлично. Вы печатать умеете?

– Я же посылала свою характеристику.

– Печатать умеете? – спросила нетерпеливо женщина. «Не заводись, Робертс, будь спокойна».

– Да, я умею печатать.

– А отвечать на телефонные звонки? Она не могла удержаться от сарказма:

– О, у вас, как видно, очень ответственная работа. Женщина осталась невозмутима:

– Не волнуйтесь, дорогая, она действительно ответственная. Я вас испытаю. Будьте завтра в офисе в девять утра.

– Если я решу работать на вас, то приду в понедельник. Женщина так на нее посмотрела, словно не была уверена, что расслышала Лорен правильно.

– Если вы решите работать на нас? Господи Боже, вас, наверное, зовут мисс Независимость?

– У меня есть два других предложения, которые я сейчас рассматриваю.

– А что, если я скажу, что наше предложение действительно только сейчас, на этот самый момент, и если вы отклоните его, то можете больше не приходить?

Наступило короткое молчание, его нарушил крик Нейчур:

– Убирайтесь, вы, задницы, я хочу сниматься дальше! Лорен мгновенно оценила возможности. Она опять может работать в юридической конторе, но уже известно, что это такое – скучно, скучно и скучно. Или она может дать согласие финансовой фирме – и тоже за весь день одна улыбка. Третье предложение – работать на эту властную рыжую женщину. Но оно может оказаться интересней.

– Ну? – спросила женщина отрывисто. – Вы с нами или нет?

– А какое у вас жалованье?

– Недостаточное, – ответила резко женщина.

– Но мне надо жалованье приличное. Мне надо снимать жилье и есть.

– Жилье вы можете снимать с кем-нибудь пополам и можете поголодать. Закаляет характер. Дайте мне знать, когда решите. У вас всего пять минут, чтобы обдумать мое предложение. После этого, дорогуша, предложение отменяется.

37

Она была там, где он, Рис Уэбстер, этого хотел, – распластана под ним, вся в ожидании главного момента, вся – его раба. Он знал, что дает ей по высшему разряду, как никто еще до него, так что пусть помается.

Он все медлил, еле-еле дотрагиваясь до нее.

– А как зовут вас, дамочка? – спросил он.

– Синдра, – ответила она, задыхаясь. Он все отдалял главный момент:

– Синдра, а дальше?

– Не мучь меня, Рис!

– Синдра, а дальше как?

– Синдра Уэбстер.

Он засмеялся и сомкнулся с ней.

– А кто ныне твой хозяин?

Она простонала, еще чуть-чуть, и момент настанет.

– Ты.

– И кто тебя ласкает до полусмерти?

– Ты!

Он поддал жару:

– А кто я такой?

– Ты… мой… муж.

Черт тебя возьми, беби, вот уж точно – он пронзил ее плоть, и ома, догнав его, обрела то, к чему стремилась.

Какой же он неукротимый! Ни у кого это так не получается, как у него.

Дрожь прошла по телу Синдры, и она откатилась в сторону. Ее прекрасное тело сжалось в тугой комок. Другие мужчины, может, оскорбились бы таким немедленным откатом, но не Рис Уэбстер, потому что он мужчина, настоящий мужчина, и может такое понять.

По правде говоря, так даже лучше: когда женщина после секса хотела уютно угнездиться и поворковать по душам, у него всегда возникало желание поскорее дать деру.

Хорошо, что он наконец нашел ловких адвокатов и сумел отделаться от первой жены, бесперспективной блондинки, и через два дня жениться на своей черной певчей птичке. Она обязательно взлетит высоко, и он, Рис Уэбстер, вместе с нею. Синдра Анджело – выгодное вложение. И он женился на ней, чтобы обеспечить себя.

Рис Уэбстер, рост пять футов десять дюймов, волосы желтые, маленькие светлые усики и наклонность к ярким ковбойкам, несмотря на то что родился он в Бруклине. Ему тридцать восемь, на шестнадцать лет старше Синдры, но, насколько он мог судить, это как раз то, что требовалось. Это значило, что она не так опытна, как он. Он мог лепить ее так и этак, и этим он как раз сейчас занимался.

Они встретились в Нью-Йорке, в клубе, где ее приятель работал вышибалой. Джои не мог выдержать соперничества с Рисом Уэбстером.

Представившись профессиональным шоу-менеджером, он осведомился, чем она занимается.

– Я собираюсь стать профессиональной певицей, – ответила она очень самонадеянно.

– Значит, вы встретили именно того человека, который сделает из вас звезду, – ответил он столь же самоуверенно.

Самый мошеннический прием на свете, и каждый раз этот номер удается.

Сначала его интерес к ней был чисто сексуальный. Быстренько уложить и затем смыться. Но ей вовсе не интересно было сразу же тащиться к нему домой. И у нее не было никакого желания вступать в молниеносную связь, даже когда он сказал, что занимается производством пластинок и имеет кое-какое отношение к быстрой карьере Джона Таволты. Он врал, конечно, в обоих случаях, но кто мог проверить?

Вообще-то он не слишком любил молоденьких, но в Синдре было что-то особенное, так что он продолжал преследовать ее, искусно затягивая петлю. Он платил за уроки в студии по два часа в день, за постановку речи и дикции. Она во всем этом совершенно не разбиралась, но ведь голос у нее был, и он решил, что если удастся его разработать, они будут купаться в долларах.

– Я опять уезжаю в Голливуд, – сказал он ей однажды как бы между прочим. – Да, в Голливуде такая девушка, как вы, могла бы преуспеть.

– Ну, – сказала она нерешительно, – мы с Джои тоже…

– Забудь о Джои. Он неудачник. И если ты останешься с ним, ты тоже ничего не добьешься. А с другой стороны, если ты со мной поедешь, я кое-чем тебе помогу, в смысле карьеры.

И так оно, в конце концов, и случилось. Она бросила Джои и покатила с Рисом через всю страну в его ярко-розовом «кадиллаке» образца 1969 года, и они сблизились в гостинице «Холидей», где-то недалеко от Альбукерке.

Когда они обосновались в Лос-Анджелесе, Рис стал платить за уроки пения. И не прогадал. У нее был настоящий талант.

Теперь, два года спустя, все его усердные труды и с умом вложенные средства скоро начнут приносить вожделенные ди-виденты. Ему удалось заинтересовать ею две компании грамзаписи, и обе они подумывали назначить деловую встречу и, может быть, записать ее.

А тем временем он на ней женился. Он понимал, что с ней ему светит пожизненная жратва.

Свернувшись клубком, подтянув колени к груди, Синдра никак не могла понять, почему она сегодня чувствует себя так же, как вчера. Ведь теперь она замужем, слава Богу! Замужем! Но она ничего особенного не ощущала.

Правда, она замужем всего один день, рассуждала она, и, может быть, завтра все будет иначе.

Тут она подумала об Арете Мэй: интересно, а что бы сказала она? Впервые после бегства из Босвелла она всерьез подумала о том, чтобы наведаться туда. Просто наведаться, конечно, очень ненадолго. Она приедет в большом старом «кадиллаке» Риса, и Харлан выбежит встречать их. Господи, он, наверное, уже совсем большой мальчик – ведь ему шестнадцать. Арета Мэй приготовит своего замечательного цыпленка с жирной жареной картошкой. Как же будет вкусно!

Затруднение состояло в том, что она никогда не рассказывала Рису о своих бедных родственниках. Он думал, что она родилась в респектабельной буржуазной семье. Насколько ему было известно, ее мать была домохозяйкой, а отец занимался продажей автомобилей. У нее не хватило духу сказать правду. Дело в том, что она стыдилась своего низкого происхождения.

Рис Уэбстер вошел в ее жизнь в самый подходящий момент, когда они с Джои стали постоянно ссориться. В Нью-Йорке им приходилось туго, она сменила семь мест работы, и настроение у нее было хуже некуда. Ей стало казаться, что если она подаст в ресторане хоть еще одну тарелку бобов с бараниной, то просто рехнется.

Впервые увидевшись с Рисом Уэбстером, она решила, что это еще один дерьмовый хвастун.

– Вы даже не слышали, как я пою, – сказала она презрительно, когда он объявил, что сделает из нее звезду.

– А мне этого и не надо, – ответил он. – С твоей красотой тебе нужно просто открывать рот, и парни, все до единого, пойдут танцевать вокруг тебя фанданго. Понимаешь?

Да, она понимала. Ему незачем было много рассказывать ей о мужчинах и об их реакции на нее.

Джои взбесился, когда она сообщила ему, что уезжает.

– Что ты знаешь об этом парне? – сказал он.

– Достаточно, – ответила Синдра.

– Ты делаешь большую ошибку.

Может, да, а может, нет, но она не станет упускать этот шанс. Время уезжать. Она уложила вещи и ушла, несмотря на все возражения Джои.

В Лос-Анджелесе Рис поместил ее в условия, которые ей показались просто роскошными. В приятной квартирке на Фа-унтейн-авеню, без тараканов и крыс. И прямо напротив ее окна росла пальма. Пальма! Глядя на нее, она подумала, что попала в рай.

Рис жил с ней, но иногда уезжал на некоторое время к жене в Тарзану. Два года он обещал развестись, наконец, сделал это, и они прыгнули в его «кадиллак», поехали в Вегас и там зарегистрировались.

– Подожди немного, – приговаривал Рис, – когда ты станешь богатой и знаменитой, мы устроим торжество. И тогда на свадьбу к нам придут все знаменитости. Вот ты сама увидишь, медочек. Увидишь!

Первое, что поразило Ника, когда он сошел с самолета в Лос-Анджелесе, так это сияние солнца – казалось, оно брызжет лучами, оно ослепляет. А второе его впечатление – неторопливое, словно само собой разумеющееся дружелюбие; такого на улицах Чикаго не наблюдается.

Выйдя на тротуар под знойное, бьющее в затылок солнце, он подозвал такси и дал шоферу адрес Синдры.

Пока они ехали, Ник впитывал взглядом окрестности. Широкие улицы, высокие пыльные пальмы, обилие бензоколонок, множество киосков с моментальными закусками и много автомобильных свалок. На улицах прохожих было мало, но автомобили сновали повсюду.

По мере приближения к городу он все больше удивлялся, как много здесь зелени. Каждый сад, казалось, изобиловал какими-то экзотическими растениями, каждая улица была окаймлена деревьями.

Он почувствовал невольное возбуждение. «В конце концов, это все наяву, и я в Лос-Анджелесе, клянусь Христом. Это Голливуд. Страна кино. Иисусе!» Если посчастливится, он, может, случайно встретить на улице Дастина Хоффмана или Аль Пачино, вот так, прогуливающихся запросто по этим самым улицам!

Такси притормозило перед многоквартирным домом, где жила Синдра, трехэтажным зданием из розового ноздреватого туфа. Он выскочил из машины и осмотрел ряд диктофонов у подъезда. Да, вот над одним значится ее имя, он нажал кнопку и стал ждать. Прошло пять минут, но никто не ответил, и он понял, что все-таки надо было сначала ей позвонить.

Хорошо сохранившаяся женщина в белом теннисном костюме и кроссовках подошла к двери, неся в обеих руках сумки с пакетами.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответила она, пытаясь вытащить ключи.

– Давайте я вам помогу.

Она ослепительно улыбнулась, показав ряд безукоризненных белых зубов.

– Почему же нет?

М-м-м… В Чикаго она ответила бы, чтобы он убирался прочь. Явно в Лос-Анджелесе люди доверчивее. Он подхватил ее сумки одной рукой, чемодан другой и последовал за ней, когда она открыла ворота.

Первое, что он увидел, был плавательный бассейн. Черт возьми! Синдра, наверное, плещется, как утка!

Вокруг бассейна было расположено несколько квартир.

– Вы, случайно, не знаете, где живет Синдра Анджело? – спросил он.

– Вы ее друг?

– Нот, и ее брат.

– Квартира три, вон на той стороне. Он отдал ей покупки:

– Благодарю.

Она опять улыбнулась:

– Добро пожаловать. Желаю приятной погоды и хорошенько повеселиться.

– Я так и хочу, но все равно спасибо.

Он дошел до квартиры Синдры и постучал просто так, для порядка, но когда снова никто не ответил, прислонил чемодан к двери и стал решать, что же делать. Так как это был первый день и Лос-Анджелесе, а у бассейна никого не было, он решил для начала искупаться. Раздевшись до трусов, он нырнул в воду и стал плескаться, как большая рыба. Черт возьми! Какая роскошь!

Все послеобеденное время он провел в шезлонге и, греясь, ждал, когда придет сестра. В шесть вечера стало ясно, что она явится поздно. Соседи приезжали домой с работы и расходились по квартирам. Кое-кто недоуменно посматривал на него.

Значит, надо что-то предпринять, прежде чем кто-нибудь в чем-нибудь его заподозрит. Умело несколько раз повернув в замке кредитную карточку, он открыл дверь. Никто не видел, как он проскользнул внутрь. Взять на заметку: надо чтобы Синдре поставили надежный замок.

Он огляделся. Да, сестренка живет очень даже неплохо. Он открыл холодильник и обнаружил там блюдо с холодными спагетти, довольно соблазнительное на вид, поэтому он съел спагетти и отпил молока из картонного пакета. А потом начал осматривать маленькую квартирку. Ему не хотелось быть чересчур любопытным, но он не мог не осмотреть шкафчики в ванной и заглянуть в чулан. Да, в доме определенно есть мужчина, какой-то дерьмушник, который любит ковбойские сапоги и большие шляпы с полями.

На стереосистеме «Сони» в гостиной стояла фотокарточка в рамке: Синдра со староватым мужиком. Он взял ее и стал рассматривать.

Так вот он, этот пресловутый Рис Уэбстер. На вид достаточно стар, чтобы годиться ей в отцы, – худой, блондинистый. Узкогубый рот, усы, загнутые вниз, и неопределенный взгляд. Но Синдра выглядит просто замечательно, в открытой маечке и шортах. Малютка Синдра стала совсем взрослая.

Он закурил сигарету и уселся перед телевизором. И через несколько минут задремал.

Проснулся он уже за полночь, и сигарета прожгла дыру в обивке дивана. Синдры по-прежнему не было, поэтому он взял из спальни одеяло, свернулся на кушетке и снова заснул.

Синдре не хотелось возвращаться домой. Она влюбилась в Лас-Вегас.

– Самое лучшее место на свете, – сказала она изумленному Рису.

– Да это просто отхожее место, медочек, – ответил он, удивленный тем, что хоть кому-то Вегас может понравиться.

– А тогда зачем ты меня сюда привез?

– Потому что эта проклятая дыра может нам дать кучу денег.

– Каким образом?

– Вот здесь ты и станешь звездой, беби. Я это просто чую. Ей так хотелось поверить ему. Она просто купалась в его энтузиазме.

– Да? Я?

– Конечно, ты. Завтра устрою тебе несколько деловых свиданий с искателями талантов, из парочки здешних больших гостиниц. Ты просто разденешь их донага!

– Как же я это сделаю?

– Тебе надо только выглядеть сексапильной и спеть для них, сахарочек.

– Но зачем? Ведь мы уже договорились с теми двумя компаниями в Лос-Анджелесе, которые хотели меня послушать?

– Закон успешного бизнеса, – сказал очень самоуверенно Рис. – Никогда не клади все яйца в одну корзину. Когда мы пойдем туда и увидим этих парней, ты молчи.

В этот вечер он провез ее по всем лучшим отелям: «Сэндс», «Дезерт Инн», «Тропикана». Синдра была в восторге, она еще никогда не видела таких великолепных гостиниц с разноцветными фонтанами, огромными статуями и грандиозными казино, в которых средний класс Америки тратил с таким трудом заработанные деньги.

– Считай эту маленькую экскурсию образовательной поездкой, – сказал Рис, перебираясь из одной гостиницы в другую и притворяясь техасским миллионером в ковбойских сапогах и широкополой шляпе. Он ткнул пальцем в сторону певицы в «Голден Нагтет»:

– Видала? Ни черта не умеет петь, но видишь, как действует своей смазливой мордашкой.

– Но почему ты говоришь об этом мне? – спросила Синдра.

– Потому, миссис Уэбстер, что ты не только красива, но и петь умеешь. И мы постараемся использовать и то и другое, чтобы у тебя было получше и побольше, чем у других.

Да, он умел заставить ее поверить в себя и в то, что она сможет всего добиться.

– А нельзя нам остаться здесь еще на пару деньков? – стала она упрашивать. – Нельзя? Ну, пожалуйста. В конце концов, это ведь наш медовый месяц.

Он сдвинул шляпу на затылок:

– А что ты мне за это дашь, если соглашусь? Она улыбнулась:

– Очень просто. Все, чего бы ты ни захотел, Рис, все на свете.

Ник проснулся утром, обливаясь потом и с чувством неловкости во всем теле. Синдры все не было, наверное, она уехала за город. Да, он должен, должен был позвонить ей и дать знать, что приезжает. Черт возьми! Теперь-то что об этом говорить.

Он съел банан, выпил чашку растворимого кофе и поспешил к бассейну. Там стремительно плавала атлетического сложения девица в закрытом купальнике, и ее загорелые руки и ноги призывно сверкали в голубой воде.

– Эй! – крикнул он. – Вы, случайно, не знаете, где сейчас Синдра Анджело?

Девушка не обратила на него ни малейшего внимания и продолжала грести сильными рывками, лишь изредка выныривая из воды, чтобы хватить воздуха. Он присел на корточки около бассейна и стал ждать, пока она совсем не вынырнет на поверхность.

Через несколько минут она подплыла к лесенке и вылезла, отряхиваясь, как мокрая собака. Хорошенькой эту девушку назвать было нельзя, но интересной, пожалуй, да; у нее было живое личико, короткий нос и яркие голубые глаза. Она была довольно высокая, пять футов три дюйма, с ладным, аккуратным телом и очень коротко стриженными рыжими волосами.

– Извините, – сказал он, – я пытаюсь найти Синдру Ан-джело.

– А вы кто?

– Ее брат.

– Вы ее брат? – переспросила она недоверчиво, хватая полотенце и начиная вытираться. – Синдра никогда не говорила ни о каком брате.

– Я прилетел из Чикаго, хотел сделать ей сюрприз. Понимаю теперь, что это была не слишком удачная мысль.

– И что же вы сделали? Взломали ее дверь? – спросила она понимающе и обсушивая при этом бронзовое тело.

– Технически говоря, да, но уверен, она захотела бы, чтобы я чувствовал себя, как дома.

– Расскажите об этом управляющему!

– А он где-нибудь поблизости?

– Я бы на вашем месте не стала его искать, он выбросит вас вон.

– Значит, вы не можете мне помочь?

– Дайте подумать, я точно видела Синдру, она уходила с сумкой в руке… да… постойте, это был четверг. Она, наверное, уехала на большой уик-энд.

– Но сегодня вторник. Я подожду. Девушка подозрительно взглянула на него:

– А вы уверены, что это понравится ее поклоннику?

– А кто он, этот поклонник? Девушка рассмеялась.

– Он ничего, с ним все в порядке, если вам нравятся мнимые ковбои. – Она вытерлась и пошла к своей квартире по другую сторону бассейна. – Пока, – кинула она через плечо.

«Да, у нее явно было тело».

– Пока… Э… а как вас зовут?

Она была уже у двери, но повернулась:

– Энни Бродерик. И, между прочим, если вы ее зарежете, то я смогу вас опознать в полиции и обязательно это сделаю.

Ему стало любопытно.

– Да неужели я выгляжу как человек, способный на это?

– Нет, вы похожи на актера. Самой низкой пробы. – И она вошла к себе, громко хлопнув дверью.

Но если бы она даже попыталась сказать что-нибудь при-ятное, то ничего лучше придумать бы не могла. Актера, а?! Это вроде как комплимент! Он так давно уже не выступал на сцене, что и вспомнить не мог, как это делается.

К полудню ему стало скучно. Сидеть и ждать было не в его привычках. Чисто из любопытства он поднял трубку и набрал номер, который ему записал Кью Джи.

– Фирма «Великолепные лимузины Манфреда», – ответил женский голос.

«Смеется она, что ли? «Великолепные лимузины»!

– Позвольте мне переговорить с мистером Манфредом, – быстро выпалил он, чтобы не передумать.

– А кто звонит?

– Скажите ему… что это друг Кью Джи. Она удивилась и громко переспросила:

– Кью Джи?

– Да, он знает, кто это.

Наступило длительное молчание. Очень длительное. Такое длительное, что он уже готов был повесить трубку. Затем ворчливый голос отрывисто спросил:

– Это кто?

– Вы меня не знаете, – стал он быстро объяснять. – Но ваш экс-партнер сказал, что я обязательно должен вам позвонить, когда попаду в Лос-Анджелес. Кью Джи сказал, что, может быть, у час найдется для меня работа.

– Да кто вы, дьявол побери!

– Ник Анджело. Я был у него барменом в Чикаго.

– И что же вы будете делать у меня?

– Все, что хотите и что не противозаконно.

– К черту, не верю я вам, – проворчал Мэнни, – вы мне звоните, напоминаете об этом бездельнике, с которым я больше не разговариваю, и думаете, что я вам действительно дам работу?

– Эй, послушайте, если это так трудно, то забудьте об этом. Просто Кью Джи настаивал, чтобы я позвонил. И еще он велел сказать: «Кью Джи просит вернуть должок». Вы ему должны за что-то. Но если это для вас ничего не значит…

Послышался усталый вздох:

– Приходи, давай встретимся.

– Когда?

– Будь здесь через час.

– Где здесь?

– Бульвар Сансет, Ла Бреа. Мимо не проедешь, – Мэнни повесил трубку, не попрощавшись.

И Ник решил пойти. В конце концов терять ему нечего.

38

– Ты никогда ни с кем не встречаешься? – спросила Ней-чур, изучая лицо в большое увеличительное зеркало, которое она извлекла из огромной сумки.

– Нет, если есть возможность этого избежать, – ответила Лорен.

– Если можно избежать! – воскликнула Нейчур. – Господи милосердный, это просто смешно. А я не могу прожить дня, если в конце не встречусь с каким-нибудь парнем.

– Ты есть ты, а я – это я, – ответила осторожно Лорен.

– Чертовски верно, – согласилась Нейчур, придирчиво отыскивая воображаемые недостатки на своей совершенной персиковой коже.

Лорен уже три месяца работала в фирме «Сэммс». Да, это было непохоже ни на что другое. И уж конечно, это было совсем не скучно. Но она была так занята, что просто не оставалось времени думать о чем-нибудь постороннем. Делопроизводитель, как вскоре она узнала, обслуживала группу манекенщиц, которые постоянно сновали вокруг да около и всех ослепляли своей красотой. Они все были прекрасны, но у каждой, по-видимому, была интенсивная личная жизнь.

Нейчур была самой знаменитой клиенткой фирмы, и ее личная жизнь была самой интенсивной. У нее появилась привычка заглядывать к Лорен, садиться на ее стол и болтать. По секрету она сказала, что сыта по горло постоянным и всеобщим вниманием и что ее «занюхали» просто до смерти.

– А вот ты настоящий человек, – говорила она Лорен, – с тобой можно поговорить, ты такая, нормальная.

«Это все очень хорошо. Но, между прочим, мне и работать надо».

Телефон никогда не смолкал. Вместе с Нейчур в агентстве верховодили еще три манекенщицы: Селина, Джипси и Бетт Смит. И все были известны под названием «Большая Четверка». Селина была гибкая, как ивовый прутик, блондинка, с кошачьими глазами. Джипси прибыла из Азии и обладала экзотической красотой. А Бетт представляла типичнейшую американскую блондинку с коротким носиком и веснушками.

Сама Сэмм оказалась той женщиной, с которой Лорен столь независимо поговорила во время съемок. Сэмм Мэзон некогда была манекенщицей высшего класса, а ныне стала очень удачливым агентом.

Уйдя на пенсию, она открыла собственное дело, и с годами оно превратилось в опасного соперника таких фирм, как «Эйлин Форд» и «Касабланка Эйдженси». Сэмм была напориста и упорна, и это окупилось. Она правила твердой рукой, была строга, защищала своих девушек и заставляла всех служащих поступать так же.

«Я знаю, как легко допустить, что о тебя ноги станут вытирать, особенно в нашем бизнесе, – говорила она часто своим служащим. – И я этого не позволю по отношению к моим девушкам. Во всяком случае, пока они работают на меня».

Лорен подружилась с китаянкой, родившейся в Америке, но имени Пиа, которая уже несколько лет работала в фирме личным секретарем Сэмм. Если бы не помощь Пии в самые первые дни и недели, она бы не выдержала и ушла. Это совсем не было похоже на работу в юридической конторе, в мире моды царил хаос. Целыми днями раздавались звонки с просьбой позвать ту или другую девушку. Манекенщицы кричали, что они не поедут на Аляску, а предпочитают съемки на Багамах. Звонили поклонники и просто мужчины, желающие с ними познакомиться, жаловались клиенты. Дело Лорен состояло в том, чтобы каждая из манекенщиц приезжала в назначенное место и точно в назначенное время. От нее также ожидали, чтобы она поддерживала в них дух оптимизма. И вскоре Лорен навострилась.

Прошло несколько недель, и Пиа сказала:

– Ты справляешься, Сэмм очень довольна. Ты когда-нибудь развлекаешься?

Но в первые два месяца нью-йоркской жизни она о развлечениях и думать забыла. Она вообще едва успевала думать, что уж говорить о развлечениях. С самого начала ее службы Сэмм как-то спросила, не может ли она работать и в уик-энды. И она, как дурочка, сказала, что не имеет ничего против. Но как бы то ни было, ей не чем было занять время, а работа в уик-энды означала лишние деньги. Она переехала из гостиницы в однокомнатную квартирку в Гринвич-Виллидж. Это был не самый удачный выбор. И соседи тоже не самые лучшие. Наверху сердитая женщина практиковалась на фортепиано во все часы дня и ночи. Внизу молодой человек, который заявил, что он комедийный актер и конферансье, любил шумовые эффекты.

Но что хорошо в Нью-Йорке – здесь нет времени чувствовать одиночество, она всегда была слишком для этого занята.

– Итак, – сказала Нейчур, перегнувшись через ее стол, – вчера я встречалась с этим высоким типом – европейским побродяжкой. Были на дискотеке. Черт возьми, он оказался таким сильным, что даже я не могла с ним справиться, а это о чем-то говорит! – И Нейчур фыркнула от смеха. – Эти чертовы итальянцы, они уже всю тебя облапают, а ты еще и знать не знаешь, как их зовут. Хорошо, что я умею дать сдачи. «Бей в клубок и беги», – учила меня мамаша.

– Но ты пошла с ним? – спросила Лорен, подумав про себя, что если Нейчур саданет в пах обычного мужчину, то он тут же на месте скончается. В Нейчур больше шести футов, и она сложена божественно, не то что ее главная соперница – тощая Селина.

– С ним? Ты хочешь сказать, он со мной? – опять фыркнула Нейчур. – Он притащил меня в гостиницу, и у нас было что-то вроде вечеринки.

– Вечеринки?

– А ты как думаешь? Ну, немножко травки, множко рок-н-ролла, хотя он хотел больше слушать Хулио Иглезиаса. Но я положила конец этой тягомотине, честное слово.

Лорен кончила печатать и протянула ей листок бумаги,

– Вот инструкция по твоей съемке в Акапулько. Ты улетаешь в четверг. Я заказала такси и велела шоферу подъехать к твоей квартире. Обратно ты должна быть в следующий вторник, чтобы уже утром в среду позировать для обложки «Кос-мополитэн».

Нейчур схватила листок, едва взглянув на него.

– Акапулько, – сказала она и снова фыркнула. – Там чертовски жарко.

– А ты бывала там?

– Раз десять.

Лорен вздохнула – иногда она завидовала манекенщицам и тем экзотическим поездкам, которые они принимали как нечто должное.

– Как же это, наверное, чудесно, – сказала она задумчиво.

Нейчур скорчила гримасу:

– Если ты любишь солнце и черных, которые все время мельтешат вокруг. Лично я, будь на то моя воля, хотела бы сейчас очутиться в Лондоне и выпить чашку крепкого чая со своей мамашей.

– Ты давно не была дома?

– Да уж скоро год. Сэмм обещала, что я могу взять отпуск па несколько недель под Рождество.

– А тебе необходимо ее согласие? Опять Нейчур фыркнула:

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Сэмм меня из грязи вытащила. И я исполню все, что она ни скажет, потому что она умная старая тетка. Вот вспомнила, мне надо ее повидать. Она у себя?

– Давай я тебя соединю.

– Спасибо, дорогая, ты просто милашка.

Сэмм была доступна. Нейчур промаршировала в ее кабинет и оставила Лорен наедине с телефонным трезвоном. Было еще два делопроизводителя, но они не уделяли всему столько внимания, сколько она. Лорен вовсе не хотела быть незаменимой, но в глубине души знала, что все держится на ней. Конечно, это большая ответственность, но, по крайней мере, она чувствовала себя необходимой.

Остаток дня прошел быстро. Все шло, вернее, неслось с головокружительной быстротой. И когда надо было уходить, она падала от усталости.

Пиа словила ее у двери:

– На следующей неделе у Сэмм день рождения, и девушки хотят ей закатить сюрпризом вечеринку. Она же эти вечеринки просто ненавидит. Что делать?

– Но если ненавидит, тогда скажи, чтобы они ничего не устраивали.

Пиа постучала кончиками длинных в ярко-красном лаке ногтей по. сумке стиля «под Шанель»:

– Ты когда-нибудь пробовала говорить «нет» этим избалованным шлюшкам?

– Но ты это можешь.

– На этот раз у Сэмм круглая дата, – взволнованно сказала Пиа, – и, наверное, надо что-то устроить. Ты можешь заказать еду, музыку, цветы и все остальное, что, по-твоему, может понадобиться? Селина предложила устроить вечеринку на квартире у своего приятеля.

– Какого?

– Ты что, не слышала? Она опять влюбилась.

Было общеизвестно, что манекенщицы меняют приятелей так же часто, как трусики. Мужчины были одним из знаков доблести их профессии.

– А теперь она в кого влюбилась? – спросила Лорен.

– В звезду английского рока – Эмерсона Берна. – И Пиа хихикнула: – Когда Нейчур узнает, она ее убьет, она считает, что все английское автоматически принадлежит ей.

Лорен попыталась сохранить спокойствие. Чересчур уж много всего свалилось на нее в последнее время. Совсем недавно она сидела в Филадельфии и зевала над своей нудной работой, которую ненавидела, и боролась с боссом, который ее преследовал. И вдруг оказалась в Нью-Йорке, запросто общается с ведущими манекенщицами и звездами рока. Эмерсон Берн был знаменит. И она увидит его! Эмерсон Берн! Ведь не так уж давно афиша с его портретом висела над ее кроватью вместе с портретом Джона Леннона.

«Успокойся, Робертс, он просто-напросто человек. И судя по тому, что о нем известно, не очень приятный».

– Могу я на тебя положиться в этом деле? – спросила Пиа, уже выходя. – Я сама бы это сделала, но у тебя так все хорошо получается, ты такой организованный человек.

«Да вовсе я не такая организованная, – хотелось ей закричать, – мне всего-навсего двадцать один год, и я тоже хочу жить».

– Конечно, – ответила она. – Оставь номера телефонов, и я завтра же начну действовать.

– Господи! – взглянула Пиа на часики. – Уже больше семи, мой парень меня просто убьет. Мы идем на «Манхэттен». Я с ума схожу по Вуди Аллену. Ты проверишь, все ли погашено и заперто, ладно?

«Большое спасибо, Пиа. Почему бы мне не подшивать в папку и все твои квитанции».

Она поехала домой на метро, не обращая внимания на пожилого искателя приключений в плаще, словно взятом из театрального реквизита.

Напротив сидели две девицы. Они все время хихикали, а то и заливались хохотом, и мужчина обратил свое внимание к ним.

– А ты отрежь себе и вставь в рамочку на память, – огрызнулась одна из них и сделала грубый жест.

Искатель приключений выскочил из вагона, пошел искать более сговорчивых.

Лорен остановилась на углу недалеко от дома, купила в магазине банку бобов и хлеб. «Еще одно пиршество», – саркастически подумала она.

После приезда в Нью-Йорк она ни разу никуда не выходила. Распорядок дня был неукоснителен: работа и дом, никаких вариантов. Двое молодых мужчин как-то приглашали ее на свидание – один был фотографом, который случайно зашел в офис, чтобы повидаться с Сэмм, другой – помощник бухгалтера в ее офисе. Но Лорен отклонила оба предложения. Кому нужны эти огрызки? Не ей уж во всяком случае.

«Ник Анджело». Почему она так часто вспоминала это имя? И она задумалась, где он и что делает. Но больше всего она думала о том, счастлив ли он?

Да какое ей дело? Ник Анджело – это прошлое. И ей совершенно безразлично, если она его больше никогда не увидит.

39

Ник никогда не видел человека толще, чем Мэнни Манф-ред. Мэнни был не просто толстый, он был гаргантюанских размеров, с бусинками глаз, несколькими подбородками, с крашенными в желтый цвет волосами, уже почерневшими у корней. Он сидел в специально сделанном по его размерам кресле за скрипучим вертящимся столом, посасывая «севен-ап» через соломинку и швыряя пригоршни орешков кешью в жадный маленький рот. Нет, не такого человека ожидал увидеть Ник. Кью Джи и Мэнни вместе могли составить зрелище века.

– Я Ник.

– Ну и что?

– Вы мне сказали, чтобы я пришел.

– О, да. Кью Джи тебя прислал.

– Верно.

– Чего хочешь?

– Работы. Повременной. Мне надо часть дня быть свободным, чтобы ходить на прослушивания, когда они начнутся.

– Какие прослушивания?

– Я актер.

– Это кто сказал?

– Это говорю я.

Мэнни пошевелился в кресле и вздохнул:

– Водить машину умеешь? – Да.

– Хорошо водишь? – Да.

– Права не отбирали?

– Можете быть уверены.

– Иди к Луиджи. Скажи, что я велел приписать тебя к аэропортной части.

– И это все?

– А ты чего хотел, чтобы с тобой носились, как с этим самым? Убирайся.

Он убрался и пошел к Луиджи, человеку с острой головкой, выбитыми передними зубами и кислым выражением физиономии, и выслушал лекцию на тему, что можно, а что нельзя, когда ведешь лимузин, и получил приказание явиться на следующий день к восьми вечера. Всего и делов-то.

Но не так-то просто было опять вернуться в квартиру Син-дры. Управляющий словил его как раз в тот момент, когда он опять пустил в ход кредитную карточку. Управляющий был свирепого вида человек с длинными до плеч волосами, двумя золотыми зубами и кровожадными повадками. Он положил широкую лапу Нику на плечо:

– Чего делаешь, человек? Он попытался объясниться.

Но управляющий и слышать ничего не хотел. И вышвырнул его вон.

И Ник еще радовался, что Длинный локон не позвал полицию. Он слонялся около дома, пока не показалась Энни Бродерик. В одежде она выглядела совсем по-другому. Прямой дорожный костюм скрывал ее формы, а бейсбольная кепка – рыжую стрижку.

– Помните меня? – спросил он.

– Нет, – ответила она.

– Ну, конечно, помните, – сказал он и устремил на нее свой неотразимый зеленый взгляд.

– Что вам надо? – спросила она, явно оставшись неуязвимой.

– Вашей помощи.

Она подошла к старому коричневому «паккарду» и отперла дверцу.

– Это почему же?

Он включил обаяние на полную мощность, ожидая обычной реакции:

– Потому что вы меня знаете. И мы друзья. Она, видимо, удивилась:

– Действительно?

– Ну, конечно же, – убедительно отвечал он. Энни уже достаточно потратила времени впустую.

– Теперь послушайте меня, – резко сказала она. – Брат

Синдры, или кто вы там есть, перестаньте ко мне лезть. Может быть, я и выгляжу доступной, но вы уж поверьте, со мной ваши штучки не пройдут.

– Но я не денег у вас прошу, – сказал он, разозлившись.

– И это хорошо, потому что их нет у меня.

– Мне нужно только оставить у вас записку для Синдры. Чтобы она знала, где меня найти.

– А кто вам мешает это сделать?

– В данном случае управляющий. Я даже не мог взять свой чемодан из ее квартиры. Мне надо было ему все объяснять.

– Объясните все мне. И я передам, – сказала она, ожидая ответа.

Он молчал.

– Ну что же? – переспросила она, теряя терпение. – Где вас можно найти?

– Но я нигде не живу.

Вот в этот момент она, по его расчетам, должна была проникнуться к нему сочувствием и предложить свою кушетку.

– Вам негде жить, – отреагировала она сухо. – Да, действительно скверно.

Так что фамильное анджеловское обаяние тут не сработало. У женщины оказалось холодное сердце.

– Да, но работу я уже получил, – быстро добавил он, как будто это могло повлиять на ее решение.

– Ну, значит, у вас все в порядке, – сказала она и выразительно посмотрела на часы. – Я опоздаю на занятия.

«А может быть, она того, лесбиянка, ведь все возможно».

– Передайте ей только, что я здесь и буду ей звонить. О'кей?

Энни кивнула и уехала.

Остаток дня он провел, гуляя по Голливуду: читал имена звезд, запечатленные на тротуарах, побывал в маленьком магазинчике, увешанном фотокадрами из кинокартин и, наконец, отправился на «Фермерский рынок» на улице Фэрфекс, где заказал консервированное мясо с капустой у открытого прилавка, где торговали всякой всячиной.

Затем он задумался, что делать дальше. С деньгами проблемы не было, он уехал из Чикаго с тысячей двумястами долларов в кармане: немалая сумма, если учесть, что деньги у него не держались. Если он захочет, то можно снять квартиру и прочно обосноваться, хотя, наверное, имеет смысл подождать Синдру и устроиться у нее на кушетке на несколько недель, пока он не узнает город и не поймет, хочет он здесь остаться или нет.

Но что было необходимо прежде всего, так взять на прокат автомобиль. Он уже понял, что в Лос-Анджелесе автобус ходит нерегулярно и не по всем кварталам города. Метро здесь не было, так что автомобиль просто необходим. Он посмотрел объявления и вскоре обзавелся на месяц старым «бьюиком».

Сев за руль, он почувствовал себя гораздо увереннее. По крайней мере, у него появилось маленькое убежище – хоть что-то напоминающее дом.

– Ты ведь не собираешься ходить в этих обносках? – пожелал узнать Луиджи, скосив глаза на Ника и всем своим видом выражая отвращение.

– А что на мне не так?

– Какой ты чертовски забавный шутник, – и Луиджи повертел рукой над острой макушкой. – Ты выглядишь, как бродяга.

Они сердито посмотрели друг на друга. Начало ничего хорошего не предвещало.

– Но у меня больше ничего нет, – сказал Ник, – я потерял чемодан.

– У нас есть кладовка, – Луиджи показал на одну из задних комнат. – Найди что-нибудь подходящее. И, ради Христа, двигайся, ты ведь обслуживаешь аэропорт.

– А кого я должен встречать?

– Мистера Эванса. Он бизнесмен. Ты будешь держать карточку с его именем, проводишь его к машине, опустишь стекло, отделяющее шофера от пассажира, и повезешь, куда он захочет. О, и помни, что вести машину надо очень ровно. Мистер Эванс не любит, когда резко тормозят.

– Хорошо.

– И еще одно. Сам с ним не разговаривай, отвечай только на вопросы. Таковы правила игры. Такие люди платят хорошие деньги за подачу лимузина и не желают лишних разговоров.

«Ха! Как будто можно о чем-то значительном поговорить с абсолютно незнакомым человеком. Что, Луиджи за дурака его принимает, что ли?»

Он порылся в стенном шкафу в кладовке и нашел черные брюки, темный пиджак и не слишком чистую рубашку. Все это не очень хорошо на нем сидело. Но, черт возьми, он же за рулем сидит.

Там были еще два водителя, они курили и играли в карты. И никто из двоих не обратил на него ни малейшего внимания.

Луиджи ткнул ему в руку анкету.

– Заполни, – приказал он.

Ник записал адрес Синдры и соврал насчет того, сколько лет он водит машину, написав, кстати, что в Чикаго работал для одной таксомоторной компании. Это сообщение Луиджи взял на заметку и почти перестал ворчать и хмуриться.

«Интересно, – подумал Ник лениво, – в чем состоит долг Мэнни, о котором говорил Кью Джи. Как-нибудь он это разузнает».

Луиджи приказал ему сесть в серебристый лимузин. Машина так и сияла чистотой и глянцем, но как только Ник сел за руль, он понял, что она знавала лучшие дни. Пассажирская половина была украшена розой в стеклянной вазе, там же стояло блюдо со свежими фруктами, а в углублениях по стенкам торчало много бутылок со спиртными напитками. Но впереди на сиденье кожа пошла трещинами, из окна торчал пластик. Вот так «Великолепные лимузины»! Автомобиль напоминал красотку со скрытым изъянцем.

– Ты знаешь дорогу в аэропорт? – спросил Луиджи. Ник и понятия не имел, но кивнул утвердительно. Выехав из гаража, он тут же припарковался на боковой

улочке и стал изучать карту, которую нашел в отделении для перчаток. Ну что ж, все очень просто. В Лос-Анджелесе дороги прямые, они шли в разных направлениях, и город напоминал большую настольную игру. Он включил радио и помчался в аэропорт, слушая запущенного на всю катушку Джимми Хен-дрикса.

Приехал он за двадцать минут до прибытия самолета и не знал, где встать. Полицейские, ведающие движением, так и кишели, и все кричали, и понукали – проезжать и не задерживаться.

Опустив стекло, он помахал десятидолларовой бумажкой носильщику и спросил, куда ему припарковаться.

Носильщик схватил деньги и услужливо показал, где оставить машину, если он не хочет покупать талон.

Его пассажир прилетел рейсом из Швейцарии. Мистер Эванс оказался смуглолицым мужчиной, очень черноволосым и в темных очках. Немного странно, если учесть, что сейчас десять вечера, подумал Ник, но он уже начал привыкать к тому, что в Лос-Анджелесе живут люди, непохожие на других.

Багажа у мистера Эванса не было, только маленький портфель из крокодиловой кожи, который он крепко прижимал к боку, и, не чувствуя никакой благодарности, фыркнул, когда Ник попытался взять его, чтобы поднести.

– Я только хотел вам помочь, – сказал Ник, пожав плечами и подводя его к машине.

Мистер Эванс жил в высотном доме на Уилшир. Ник его высадил и ожидал, что он даст чаевые или хотя бы поблагодарит.

Но мистер Эванс был не склонен к любезностям. Он вошел в подъезд, даже не оглянувшись.

– Ну и черт тебя побери, приятель, – проворчал Ник, подумав, что, пожалуй, эта профессия – водить лимузин – не для него.

Вернувшись, он увидел, что Луиджи сидит в своем кабинете, ковыряет в носу и говорит по телефону.

– Ох, уж я и оседлаю твою аппетитную попку, дорогуша. Я знаешь что сделаю? – и резко оборвал себя на полуслове, когда вошел Ник. – Какого черта тебе надо? – спросил он, прикрывая рукой трубку.

– Я привел машину обратно, думал, что вы захотите знать, что я доставил вашего пассажира в целости и сохранности.

– И что, тебе медаль за это повесить? – Луиджи был разновидностью Мэнни, только помельче, наверное, кончали одни и те же курсы политеса.

– Завтра в то же время? – спросил Ник, и ему захотелось увидеть женщину, с которой Луиджи любезничал по телефону.

– Да, – отрывисто ответил тот, нетерпеливо ожидая момента, когда он возобновит разговор со своей милашкой.

– Буду.

«Может быть. Если не подвернется чего-нибудь получше».

Он сел в свой арендованный «бьюик» и поехал вниз по Голливудскому бульвару и наконец остановился в мотеле, где заказал номер на одну ночь.

– Хотите девочку? – спросил клерк, неохотно отрываясь от захватанного порножурнала.

– Не сегодня.

Клерк взглянул на него с подозрением:

– А почему?

Но он не потрудился ответить.

Лежа на шишковатом матрасе и глядя в телевизор на Джонни Карсона, он задумался, уж не зря ли он бросил Чикаго. Он бросил хорошее место у Кью Джи и очень красивую женщину, а для чего? Для этого блошиного мотеля и противной работы по обслуживанию других людей?

Нет, он дает себе две недели сроку, и если дела не поправятся, он заказывает место в самолете и мотает отсюда.

40

У Эмерсона Берна была такая грива пышных волос, что любая девушка могла позавидовать. Лорен не могла не смотреть на него во все глаза. Она столько лет была его поклонницей, любила его музыку и вот теперь встретилась с ним самим. Раньше это показалось бы ей просто чем-то невероятным. Густые, пышные, медового цвета его волосы спускались ниже плеч. Глаза были мечтательные и серые, опушенные загибающимися кверху ресницами. Нос орлиный, а губы удивительно полные для мужчины.

«А ты на него уставилась, Робертс. Да, но я ничего не могу с собой поделать».

Лорен была с ним не одна. Присутствовали также его менеджер, его журналист, его личный секретарь и Селина, которая, в костюме из кожи леопарда, ходила по квартире с таким видом, словно эти апартаменты ее собственность. Селина была невероятно худа и ростом лишь немного пониже Нейчур. У нее были прямые серебристо-белые волосы до талии и удивительно похожие на кошачьи глаза на классически прекрасном лице. Она не сводила глаз с Эмерсона с таким видом, будто говорила: «Это мое, и никто не смеет притронуться».

– Итак, – сказал Эмерсон, вставая и потягиваясь, – все как будто в порядке.

Хотя ему было сильно за тридцать и даже тридцать пять, он сохранял прекрасную форму. Длинные худые ноги туго обтягивали лосины из черной кожи, сапоги были на платформе, рубашка со смешными воланами на груди. Но смешные или нет, на нем они смотрелись.

Лорен, торопливо делая заметки в блокноте, не могла не подумать, что он ни разу на нее не посмотрел. А, собственно, почему он должен смотреть? Ведь она же просто служащая.

Селина подлетела к Эмерсону и поцеловала его прямо в рот и так, чтобы все заметили, как они коснулись друг друга кончиками языков.

– Ах, ты такой замечательный, даже позволил использовать свою квартиру, – сказала она, вздыхая. – Сэмм будет просто потрясена.

– Но только, если мы сможем поразвлечься, дорогая, —

ответил он, заводя руку ей за спину, прижимая к себе за копчик и настраиваясь на новый поцелуй.

И они поцеловались так, словно в комнате, кроме них, никого больше не было. Их притирка шла уже так долго, что Лорен показалось, будто они сейчас всех бросят и укроются в спальне. Никто не обращал на это ни малейшего внимания. И она подумала, что подобные сцены повторялись уже не раз.

Наконец, поцелуй кончился, но, по всей вероятности, иссяк и сам Эмерсон.

– Всем до свидания, – сказал он и повернулся к двери. Его свита вскочила и последовала за ним.

– Увидимся попозже, мой изумительный, – прошептала Селина, осыпая его поцелуями.

Но как только он вышел, Селина сразу сбросила маску и повадки нежного и трепетного создания и стала сама собой – настырной и жесткой:

– У нас все в порядке, Лора? Чтобы никаких чертовых накладок!

– Да, Серина, – ответила Лорен иронически. – Все находится под контролем.

– Тем лучше, – ответила Селина угрожающе, словно Лорен была ее рабыней. И – Селина обернулась: – Если Сэмм обо всех приготовлениях к вечеринке узнает заранее, я скажу, что виновата лично ты.

Лорен подумала, что из всех девушек Селина самая противная.

Когда она вернулась в офис, Сэмм устроила ей головомойку:

– Где ты пропадала все утро?

– Мне пришлось пойти к зубному врачу, – соврала она.

– Это мне не нравится, – сказала резко Сэмм, – пожалуйста, устраивай свои зубные свидания в свое собственное время, а не тогда, когда ты должна быть на работе.

– Но у меня нет собственного времени, – объяснила Лорен. – Вы заставляете меня работать даже в уик-энды, и я каждый день поздно ухожу с работы. У меня зуб болел, что же мне было делать?

– М-м-м… да, полагаю, выбора у тебя не было, – ответила Сэмм, сдаваясь. Она нахмурилась. – Мне очень неприятно это говорить, но без тебя здесь сплошной беспорядок.

– Но вы хорошо обходились без меня, когда я здесь еще не работала.

– Да, хорошо, но это было тогда, а сейчас это сейчас. Давай работать.

И Сэмм постучала своими накрашенными ногтями о стол. Лак сверкал, как краска на новеньком автомобиле. Лорен села и приготовилась записывать поручения.

– Прежде всего пошли бутылку шампанского Антонио, – сказала Сэмм. – Ему сильно досталось от Селины во время съемок. Да, обязательно надо будет поговорить с этой девицей, она никак не может переступить через свое драгоценное «эго». О, а потом позвони во «Флэш косметикс», они хотели опять снимать Нейчур, и в тот же самый день, когда она будет позировать для «Вог», скажи Нейчур, что она должна начать у них пораньше. И наплюй на ее крики. После этого позвони в «Свимуеэр». Десятого они ждут у себя всех девиц. Я уже говорила, что раньше двадцатого никто не сможет отправиться на Виргинские острова, но они настаивают. Переговори с ними, Лорен, умасли их, ты это хорошо умеешь.

– Предположим, что мне это удастся, – сказала она, вставая.

Едва она успела сесть за свой стол, как подошла Пиа и прошептала:

– Все в порядке?

– Все шестеренки работают. Пиа вздохнула с облегчением:

– У тебя все так хорошо получается!

«Да, Пиа. Но я хотела бы быть на твоем месте и получать твое жалованье».

Начался перерыв на ленч, и несколько девушек вошли в кабинет с тортом.

– Господи, я просто ненавижу дни рождения, – сказала Сэмм, неохотно задувая свечи. – Кто вам сказал?

Никто не признавался.

– Ну что ж, по крайней мере, она думает, что на этом все закончится, – прошептала Пиа. – Вот она удивится!

– А как вы доставите ее к Эмерсону? – спросила Лорен. За это она не отвечала.

– Селина ее отвезет. Она сказала Сэмм, что у них с Эмерсоном есть для нее сюрприз, но они хотят сказать ей обо всем лично.

– И Сэмм поверила?

– Совершенно. Она думает, что они решили пожениться, и решила во что бы то ни стало их отговорить.

Позднее Нейчур зажала ее в угол между столом и стеной. Она ослепительно посветлела, голубые глаза стали ярче на фоне загара, привезенного из Акапулько.

– Не верю, что Селина заграбастала Эмерсона, – пожа-

ловалась Нейчур. – Она не в его вкусе, уж больно костлявая. Ему нравятся птички с мясцом, вроде меня, например.

– А ты с ним знакома? Нейчур облизнулась:

– Нет, но собираюсь познакомиться.

Лорен почувствовала, что неприятностей не избежать.

Как только Лорен смогла уйти из офиса, она стремглав помчалась в апартаменты Эмерсона, проверить, все ли в порядке. На ней была юбка в складку и простой голубой свитер, волосы зачесаны назад и заплетены в толстую косу. Совершенно очевидно, что у нее не останется времени забежать домой и переодеться во что-нибудь более нарядное. Ну и ладно! Никому нет дела до того, как она выглядит, ведь она на заднем плане и, главное, должна делать свою работу.

Селина была уже там, она плавно скользила по комнатам и отдавала приказания. Четверо слуг Эмерсона мрачно повиновались. Им не нравилась ни одна из его знакомых, которые появлялись одна за другой и пытались наводить свои порядки.

– Слава Богу, ты появилась! – воскликнула Селина. – Иди и поговори с ответственными за стол. Проверь, все ли у них в порядке и все ли получается. И, Лора, ты уверена, все знают, что явиться надо ровно в восемь?

– Обо всем договорено. Но, между прочим, меня зовут Лорен, а не Лора.

– Да как бы ни звали, – и Селина махнула рукой с великолепным маникюром.

«Сволочь», – подумала Лорен, спеша на кухню, чтобы переговорить с поварами.

Члены свиты Эмерсона слонялись с недовольным видом по комнатам, им не нравилось, что Эмерсон наприглашал гостей и устраивает вечеринку.

Покончив дела на кухне, она посмотрела, все ли в порядке с цветами, уточнила с грозным на вид телохранителем список приглашенных и, наконец, смогла уделить немного времени самой себе.

Запершись в ванной комнате для гостей, она взглянула на себя в зеркало. Неужели она собирается таким образом тратить свою жизнь? Устраивать вечеринки для желающих повеселиться? Ведь она же мечтала стать знаменитой нью-йоркской актрисой. Сейчас же она просто маленький, незначительный винтик в механизме обслуживания других людей. Невидимая Лорен Робертс.

Кто-то попытался войти. Она пренебрегла, пусть подождут., Но кто-то все громче барабанил.

Она с сердцем распахнула дверь и очутилась нос к носу с Эмерсоном Берном.

– Вы кто? – спросил он требовательно.

– Лорен, – ответила она, подавляя сильное желание дотронуться до растрепанной гривы его золотистых кудрей. – Из агентства «Сэммс». Я организую здесь вечеринку. Неужели вы не помните? Мы ведь уже знакомы.

Он тряхнул медовой гривой и взял ее за руку:

– Следуй за мной, я хочу, чтобы ты кое-что послушала.

– Простите?

– Не спорь, – сказал он, твердо ухватив ее и таща за собой по коридору, устланному ковровой дорожкой, в глубину квартиры в самодельную студию звукозаписи. – Садись и слушай.

«Интересно, за кого он ее принимает, что так по-хозяйски покрикивает на нее?»

– Мистер Берн, – сказала она, – у меня нет времени слушать вас. Я стараюсь все устроить сегодня вечером как можно лучше и должна следить, чтобы приготовления шли как следует.

– Но это, черт возьми, моя квартира. И я сегодня выступаю на этой хреновой вечеринке, так что садись и слушай.

Он говорил точь-в-точь как Нейчур. Наверное, они действительно пара, раз говорят к тому же с одинаковым лондонским акцентом.

Она неохотно села на стул, а он подошел к системе и нажал пару кнопок. И комната вдруг наполнилась звуками.

Она сразу же узнала голос – этот манящий, хриплый, самоуверенный голос. Ей, наверное, было тринадцать, когда Берн появился на виду и взял Америку штурмом своей знаменитой, своей единственной песней «Пропащие дни и безумные женщины».

Теперь это была песня о любви, но не романтического плана, она была груба и жестка и называлась «Женщина-змея».

– Послушай и скажи, что думаешь об этом, – сказал Эмерсон, шагая взад-вперед по комнате.

Она пристально смотрела на его обтянутые кожей ноги.

– А какое это имеет значение, что я думаю?

– Но ты же публика, – сказал он, говоря медленно и тщательно выговаривая слова, словно она была идиоткой. – Ты девушка с улицы. Ты не станешь целовать мне задницу, а скажешь все, как есть. – И он повернул усилитель, и от шума и грохота она едва не выскочила вон. Но слова взбудоражили ее чувства.

Песня явно не принадлежала к числу лучших.

Он снял звук и уставился на нее:

– Ну?

– Это… о'кей, – сказала она и пригладила юбку.

– «О'кей», – повторил он, – «о'кей», – словно это было ругательство. – Ты что, оглохла? – И он повысил голос: – Это мой новый гвоздь, клянусь Христом. Это же мой новый, замечательный хит!

«Очевидно, правда его не интересует. Может быть, надо было соврать и сказать, что лучше у него еще ничего не было? Да, к черту, почему я должна врать?»

– Мне не понравилось, – сказала она. – Мне не нравится, что вы называете женщин шлюхами. И если это песня о любви, то почему в ней так мало нежности?

– А ты кто такая, черт тебя побери! – закричал он. – «Женщина-змея» – одна из моих лучших записей.

– А вы кто такой сам, черт возьми, – яростно ответила она. – Я вам не какая-нибудь бессовестная прихлебатель-ница, которая обязана восхищаться всем, что вы делаете. Я думаю не так. Вы спросили, что я думаю, и получили ответ.

– Убирайся, к черту отсюда, – рявкнул он. – Ты только в дерьме понимаешь.

Она была просто в бешенстве, но что она могла поделать. Сейчас должна начаться вечеринка, и ей надо проследить, чтобы все сошло гладко.

Стараясь сохранить чувство собственного достоинства, она вышла.

– Я знал, что все пройдет удачно.

Лорен оглянулась и увидела Джимми Кассади, который несколько недель тому назад приглашал ее на свидание.

– Привет, – сказала она, радуясь, что видит дружеское

лицо.

– Привет, – ответил он, улыбаясь. Она попыталась наладить разговор:

– Как ты думаешь, Сэмм была удивлена?

– Удивлена? – засмеялся он. – Да нет, скорее, взбесилась.

– Наверное, это не очень приятно, когда тебе сорок.

– Сорок? – засмеялся он еще громче. – Так ты думаешь, что ей исполнилось сорок? Да ей полсотни.

– Что? – изумилась Лорен. – Но она так не выглядит.

– Да ей и сорока нельзя дать, – сказал Джимми. – Сэмм – феномен. Ты видела ее фото, когда она была манекенщицей?

– Нет.

– Динамит, а не женщина!

Лорен обвела взглядом гостей, толпившихся в комнате. Большинство приехало вовремя, и когда Сэмм появилась с Селиной по одну руку и с Эмерсоном по другую, они все дружно вскричали «Сюрприз!» как раз, когда надо было. И теперь все шло так хорошо, что она стала подумывать, как бы потихоньку улизнуть.

– А какая у тебя история? – спросил Джимми, закуривая сигарету.

Она обернулась и оглядела его. Ему было немного за тридцать. Он был невысок и жилист, лицо узкое, волосы на макушке уже поредели, но длинные. Он завязывал их «конским хвостом». Носил очки, как Джон Леннон, и тесные синие джинсы. Джинсы эти немедленно напомнили ей о Нике.

Но она сурово выбросила из головы воспоминания о НикеАнджело.

– У меня нет никакой истории, – сказала она, решив, что лучше уйти через кухню: так ее никто не заметит.

– Но у каждого есть своя история, – ответил он доверительно, – и мне интересно узнать твою.

Она пожала плечами:

– Девушка из маленького провинциального городка, приехала в Нью-Йорк, получила работу. Вот и все.

– Нет, ты о себе гораздо больше можешь рассказать. Я сразу же это понял, когда приглашал тебя пойти со мной.

– А ты, наверное, не привык, чтобы твои приглашения отвергались?

Он затянулся и посмотрел на нее раздумчиво.

– Ты не замужем, нет? – И внимательно посмотрел на ее левую руку, но кольца там не обнаружил.

– Нет, я не замужем! – ответила она с вызовом.

– С кем-нибудь в прочных отношениях? Но я как-то ни с кем тебя не видел.

– А я ни с кем не встречаюсь.

– Но тогда почему же мы не можем бывать где-нибудь вместе?

Хороший вопрос, но она вовсе ничего не должна объяснять.

– А тебе не приходило в голову, что я могу этого не хотеть? – спросила она в надежде окончить разговор.

Но ему это не хотелось.

– Ты со мной не хочешь или вообще всем говоришь одно большое «нет»?

– Я ухожу, – сказала она и прибавила: – Все идет, как надо, и я им больше не нужна.

– Это ты все организовала?

– Да, я, – и она стала продвигаться в направлении кухни. Он пошел за ней.

– Ты все очень хорошо сделала, но лучше останься еще ненадолго.

– Зачем?

Он указал в дальний конец комнаты:

– Потому что Селина сейчас будет убивать Нейчур. Только погляди.

Лорен взглянула. Нейчур почти легла на Эмерсона Берна, который развалился на. кушетке, вытянув вперед ноги, обтянутые кожаными легинсами. Ее пронзительный смех заглушал все остальные голоса.

Селина стояла за ним. На ней было струящееся шифоновое платье, а кошачьи глаза не предвещали ничего доброго.

– Меня это не касается, – ответила Лорен.

– Как же так? – спросил Джимми. – Ты же известна у нас как человек, способный разрешить все проблемы.

– Я?

Он усмехнулся:

– Знаешь, как тебя зовут заглазно?

Ей уже надоел разговор:

– Наверное, ждешь не дождешься, чтобы сообщить мне об этом?

Он явно забавлялся:

– Мисс Д.

Она почувствовала раздражение:

– Мисс Д.? Что это значит? Он рассмеялся:

– Мисс Деловая.

– О, премного благодарна, – сказала она, не слишком польщенная комплиментом.

А он развивал тему:

– И это так, правда? Ты исполняешь все и для всех. Ты сумела стать незаменимой. Сколько ты здесь работаешь? Три месяца? Другие делопроизводители тебя просто обожают. И, держу пари, Пиа, наверное, уже опасается насчет своего места.

«Как это он умудрился так хорошо все понять?»

– О чем ты говоришь?

Он ткнул окурок в ближайшую пепельницу.

– Я говорю о тебе. Из тебя вышел бы идеальный личный секретарь, и не думай, что Сэмм этого не замечает, потому что мадам видит все.

– Я не целюсь ни на чье место, – сказала Лорен. – Я абсолютно удовлетворена тем, что сейчас делаю.

Он внимательно посмотрел на нее через свои джон-лен-нонские очки: – Неужели?

– Да, – ответила она с вызовом и уже совсем было направилась к кухне.

– Ах ты, черт возьми! – воскликнул он.

– Что такое?

– Да ты только взгляни на них!

И она взглянула на Селину, Нейчур и Эмерсона как раз вовремя, чтобы увидеть, как Селина медленно и тщательно вылила стакан шампанского на голову Эмерсона.

– Пусть сами разбираются, – сказал он, кладя руку ей на плечо на всякий случай: а вдруг и эту проблему она бросится устранять. – Они все это решат промеж себя.

Эмерсон Берн вскочил на ноги и даже пошатнулся от изумления, а шампанское медленно капало у него с лица.

– Ты, глупая корова, дрянь, – заорал он, – ты испортила весь мой внешний вид!

– Ага, – поддержала его Нейчур, – посмотри, что ты наделала!

– Не вмешивайся ты, проститутка! – заорала в ответ Селина.

– Как ты меня назвала? – завопила Нейчур.

И прежде чем им успели помешать, они вцепились друг в друга, как дикие кошки, и рвали друг на друге волосы, платья, серьги – одним словом, все, что попадалось под руку.

А Эмерсон не позволял никому и приблизиться к ним.

– Пусть их, – орал он весело, – вот это и есть гвоздь программы!

– Пойдем, – сказал Джимми, беря Лорен за руку, – я тебя провожу.

И прежде чем она успела возразить, он протиснулся вместе с ней к двери, и они выскользнули в ночь.

41

Синдра в ярости металась по квартире:

– Кто-то здесь был. Глазам своим не верю! Ты только погляди, Рис, смотри, вот окурки в пепельнице и прожженная дыра на ручке дивана!

– И даже кое-что похлеще, – крикнул Рис из спальни, где он тоже делал осмотр. – Вместо того чтобы взять наше барахло, они оставили свое.

– Что? – сказала она, войдя в спальню.

Да, действительно, в спальне стоял чемодан, набитый одеждой. Она начала разглядывать.

– Ничего не понимаю, – сказал Рис, доскребывая подбородок.

– А я поняла, – сказала Синдра, вытаскивая джинсы. – Это барахло Ника.

– А кто этот Ник?

– Я тебе рассказывала, это мой брат.

«Черт возьми, – подумал Рис. – Родственники. Только этого мне не хватало».

– Но как же он сюда проник? И где же он сам?

– Ну, я знаю, что он сделал, он влез в квартиру, открыв замок. Нет ли где записки?

– Ничего себе, открыл замок и влез в чужую квартиру, – проворчал Рис.

– Да, такой, как ты, не влез бы! Он пожевал губами:

– Давно ты с ним не виделась?

– Да уже почти четыре года.

И воображение Риса бурно заработало: у Синдры, его чер-номазенькой красотки, брат, наверное, выше шести футов ростом и черный, как гуталин. И, похоже, он собирается душу из него вытрясти.

– С родственниками надо поосторожнее, – предупредил он.

Она сердито взглянула на него:

– Ник – мой брат. Я люблю его.

– Ладно, – сказал Рис, все же надеясь, что брат, может быть, не появится, – ничего не поделаешь. Я поставлю его чемодан в кладовку, подождем, может быть, он тебе позвонит. Но помни одно, медочек, если он позвонит – а у меня есть опыт по этой части, – не очень-то нежничай с родственниками, потому что они приезжают в гости, а в результате от них никогда не отделаешься.

– Спасибо, я воспользуюсь твоим советом, – ответила она язвительно, – и выброшу моего собственного брата на улицу, в надежде, что он больше не будет ко мне приставать.

Если бы они были женаты подольше, то Рис мог бы ей врезать, он не одобрял языкастых женщин. Но он знал, что женщину можно ударить только тогда, когда она уже не в состоянии от тебя уйти, а так как они только что поженились, она может сразу же бросить его, и что тогда ему светит, что будет с денежками, которые он истратил на уроки пения, платья и все остальное?

– У меня встреча, – сказал он, надевая шляпу.

Она не ответила. Ее слишком занимала мысль о том, где же может быть сейчас Ник.

Во второй вечер своей работы в фирме «Великолепные лимузины» Ник опять поехал в аэропорт. На этот раз его пассажиркой была близорукая женщина – режиссер с короткой стрижкой и дурным характером, Джулия «какая-то». Она сидела в пассажирском отсеке, дула колу и без остановки говорила по портативному телефону.

Когда они добрались до Бель Эр, он запутался во множестве дорог на холмах, и она стала на него орать и всячески обидно ругаться, предполагая его мужскую неполноценность. Он едва удержался, чтобы не выбросить ее из машины, но мудрость превозмогла обиду.

Когда они подъехали к ее дому, настроение у нее изменилось, и она пригласила его зайти.

– Зачем? – спросил он.

У нее был дикий взгляд и скверно пахло изо рта.

– Переспим.

– Я весьма сожалею, но у меня есть кое-что поинтереснее. «Сладкая месть. Но он бы не стал с ней спать, даже если бы у него были искусственные принадлежности». Вот так великолепно и шло время в Лос-Анджелесе. Он опять переночевал в мотеле, а утром позвонил Синдре.

– Ник! – закричала она в возбуждении. – Я как раз жду твоего звонка, я знала, что ты сейчас позвонишь. Я порылась в твоем чемодане. Естественно, пришлось выстирать все твое белье, грязная ты свинья. Ничего не изменилось, все, как прежде, а?

– Где ты пропадала? – спросил он. – Я проделал такой длинный путь, а тебя не оказалось дома.

– А где ты сейчас?

– В каком-то дерьмовском мотеле на Голливудском бульваре.

– Немедленно приезжай. Ты будешь жить у нас с Рисом. Давай быстрей, я приготовлю тебе завтрак.

– С каких это пор ты готовишь?

– Но ведь это Калифорния. Я достаю тесто из холодильника, кладу в тостер, и, пожалуйста, вафли готовы. И тебе они понравятся.

Он постарался добраться как можно быстрее и припарковал машину прямо на улице.

Она набросилась на него в дверях, прыгая от радости и волнения. Крепко обняв его, она втащила Ника в квартиру.

– Значит, это ты был, да? Это ты влез к нам? Он ухмыльнулся:

– Ну а что же оставалось делать? Тебя нигде не видать, поэтому я здесь переночевал, а когда опять пришел на следующий день, управляющий меня не впустил.

Синдра хихикнула:

– Да, с Растом шутки плохи. Это просто дикарь.

Они направились в крохотную кухоньку, где она налила ему кофе и стала печь в тостере свои замечательные вафли.

– Ну так где же ты была? – опять поинтересовался он.

– Догадайся, – сказала она, счастливо улыбаясь. Но он никогда не любил играть в угадайку.

– Я не способен на это.

Она глубоко вздохнула и ответила:

– Я выходила замуж. «О, вот это да!»

– Замуж?

– Да, мы с Рисом поехали в Лас-Вегас и там поженились. – Она взглянула, улыбаясь полувиновато, полувосторженно, ожидая его одобрения.

– О, Ник, надеюсь, он тебе понравится. Он помогает с моей карьерой и действительно заботится обо мне.

– Хорошо делает. Иначе я вынужден был бы убить его, – сказал Ник, стараясь обратить свои слова в шутку.

– Да, заботится. Вот увидишь. Я хочу сказать, может быть, сначала ты подумаешь, что он немножко старше меня, знаешь, и, может быть, его ковбойская одежда тебе покажется смешной, но он очень мне помогает.

– Ну, коли так, как ты говоришь…

Ее замужество было для него неожиданностью. Он воображал, что они смогут жить вместе, так же как когда-то в Чикаго. Но теперь у нее есть муж и ему никак нельзя оставаться.

Он попытался разузнать о нем побольше:

– А чем занимается этот персонаж?

– Он личный менеджер, – с гордостью ответила Синдра.

– Чей же?

– А ты как думаешь? Мой, конечно! «Конечно!»

– Но каким образом он зарабатывает деньги? Она неопределенно махнула рукой:

– Не знаю. У него есть какая-то контора, куда он ходит. Мы о деньгах никогда не говорим. Но они у него всегда есть.

«Сестренка иногда просто невозможно наивна – как это она не знает, чем занимается муж?»

– Ты останешься у нас, – сказала она, – кушетка раскладывается, тебе будет удобно.

Нет, ситуация изменилась. Он, конечно, очень рад ее видеть, но не собирается к ним переезжать.

– Нет, ничего не выйдет, потому что теперь ты новобрачная и так далее.

Она явно была разочарована:

– Ты просто должен у нас остановиться, Ник!

Ну, как устоять перед ее умоляющими карими глазами?

– Может быть, сегодня и переночую, но потом буду искать

собственное жилье.

– Послушаешь мои записи, – с гордостью сказала она. – Они профессиональны. Теперь я настоящая певица.

– Да ну? – Он вспомнил ее дебют в ресторане Кью Джи, совершенно провальный.

– Я брала уроки, – сказала она. – Рис заинтересовал во мне одну компанию грамзаписи. А когда мы были в Вегасе, мы познакомились с двумя очень хваткими менеджерами больших гостиниц, и они, возможно, наймут меня петь по ангажементу в их залах.

– Звучит замечательно.

– И все это благодаря Рису.

– Я рад, что ты счастлива.

– А ты почему приехал в Лос-Анджелес? Я думала, что у тебя все хорошо идет в Чикаго.

«Да, все шло прекрасно, а пришло в никуда».

– Я, наконец, решил попробовать играть на сцене. Ты знаешь ведь, я всегда к этому стремился.

– И здесь то самое место, где этого можно достичь. Может быть, Рис станет и твоим менеджером.

«Вот уж точно! Этакий семейный покровитель».

Приехал домой Рис, и они с Ником оглядели друг друга с ног до головы, внимательно присматриваясь.

Ник решил, что Рис выглядит, как идиот, в своей замшевой куртке с бахромой, глупой ковбойской шляпе и усами, растущими вниз. Совсем не подходит Синдре. И слишком стар для нее.

А Рис с облегчением вздохнул, увидев, что Ник – белый. Потому что весь день напролет его воображение буйствовало и брат Синдры с каждым часом становился все выше и чернее. А на самом-то деле перед ним стоял худой белый юноша, на вид совсем не опасный.

– Чем занимаешься, Ник? – спросил, проявляя доброе отношение, положенное зятю.

– Я был барменом в Чикаго, но бросил это дело, хочу стать актером.

Рис не удержался:

– Да, как все остальные глупцы в этом городе.

– Извините? – переспросил Ник, сдерживаясь, потому что не хотел расстраивать сестру.

– О, я не имел в виду ничего обидного. Просто хотел сказать, что молодежь все время приезжает в Голливуд в надежде сниматься. И все хотят стать звездами экрана.

– А я этого добьюсь, – ответил самоуверенно Ник.

– Ну и хорошо, – сказал Рис. – Знаешь, при моей поддержке твоя сестра уж точно станет первоклассной звездой.

– Ты поэтому на ней и женился? – спросил Ник в отместку.

Рис злобно взглянул на него:

– Я не ней женился по любви.

– Ну и хорошо, – ответил Ник и посмотрел на него пристально и мрачно. – Потому что, если кто обидит мою сестру, пусть заранее готовит себе гроб.

Рис прижал Синдру в угол на кухне при первой же возможности.

– Он долго у нас пробудет? – спросил он беспокойно.

– Только одну ночь, – сказала она, не уловив его беспокойства. – Я пыталась его уговорить на подольше. Почему бы и тебе не попробовать поговорить с ним об этом?

– Ну, конечно же, – сказал он, не имея ни малейшего намерения так поступать. Чем скорее братец уберется, тем лучше.

На следующее утро Ник, сидя на кухне, изучал объявления о сдаче квартир, обводя подходящие кружком.

– Хотелось бы снять жилье на пляже, – сказал он.

– Ну, это просто, – ответила Синдра. – И я слышала, что дешевле всего квартиры в Венис. Попозже мы могли бы взглянуть.

– Хорошая мысль, – ответил он, складывая газету. Попозже, когда они проезжали по Санта-Монике, он спросил, давно ли ей писал Джои.

Она откинула назад длинные черные волосы.

– Я бы очень хотела, чтобы недавно. Сама несколько раз писала ему, но он ни разу не потрудился ответить. А когда я позвонила, то мне ответили, что он выехал и не оставил адреса.

– Похоже на Джои… Она грустно кивнула:

– Иногда я скучаю по нему. Мы столько пережили вместе. И у Ника было такое же чувство.

– Да, действительно, у нас много что было, – сказал он, вспоминая о старых добрых днях, когда они втроем бросили вызов миру: и как они ехали в товарняке, и спали на скамейках в парке, и снимали на троих одну комнату в мотеле.

Первая квартира, которую они с Ником осмотрели, была просто крысиная дыра с разбитыми окнами и ковром в пятнах. Как только они выбрались оттуда, Синдра сказала:

– Ух, если сдаются только такие квартиры, то я повторяю свое приглашение. Рис ничего не будет иметь против. Ты ему нравишься.

«Да уж, точно, – подумал Ник. – Как крысе кобра».

– Ты подумаешь об этом? Ну, пожалуйста!

Он пообещал, но, конечно, думать не станет. Одной ночи с Рисом Уэбстером более чем достаточно.

Вторая квартира была получше. К сожалению, и плата намного выше, и они поехали дальше. Следующие три были просто отвратительны. На шестой раз нашли квартиру в приятном, хотя несколько запущенном доме на пляже в Венисе. Дом был разделен на несколько однокомнатных квартир.

Хозяйка – неопрятная женщина в грубом оранжевом халате и пушистых спальных тапочках – показала им квартиру, выходящую окнами на пляж. Комната была большая, солнечная, и при ней маленькая кухонька.

– А где же ванная? – спросил Ник.

– У вас будет общая ванная с другой квартирой по фасаду, – сказала хозяйка, и сигарета повисла у нее в уголке рта.

– Ну, не знаю.

– Да жилицы никогда не бывает дома, она все время в поездках, так что, в общем, ванная будет только ваша.

Он взглянул на Синдру:

– Как тебе?

– Ну, эта гораздо лучше, чем все, что мы видели.

– А вы не суеверны? – спросила хозяйка, выковыривая табак из зубов.

Ник заметил на одной тапочке дыру.

– А что? – спросил он, стараясь не смотреть на дырку.

– Да потому, что там на прошлой неделе умер человек. Удавился. – Она порыскала в поисках соскользнувшей бретельки. – Я вам честно обо всем говорю, не хочу вас обманывать. Если вы занимаетесь этой самой кармой, то можете не захотеть жить в такой комнате.

Он затряс головой:

– Кармой? К черту, квартирная плата мне подходит, и пляж рядом – беру.

Синдра стиснула ему руку:

– Мы с Рисом поможем тебе привести ее в порядок. Если на следующий уик-энд мы здесь все покрасим, то она будет выглядеть просто шикарно.

– Ну что ж, у тебя будет работа, – сказал он и, поворачиваясь к хозяйке, добавил: – А у вас – новый жилец.

Оставив задаток, он отвез Синдру в Голливуд. Всю дорогу она болтала о прежних временах, и о будущем, и о своей карьере. И наконец, как-то само собой спросила:

– А ты что-нибудь знаешь о Лорен? Помнишь, о той девушке, которая тебе нравилась, когда ты учился?

«Как будто он мог или собирался о ней забыть. Она в уме? Он никогда не забудет Лорен».

– Не. Наверное, она тогда же бросила меня, – ответил он, стараясь говорить небрежно. – Я много раз писал ей, но она ни разу не ответила.

– Наверное, она вышла замуж за того высокого нудилу, с которым была помолвлена, – сказала Синдра, опуская стекло. – Стрик, так, что ли, его звали?

– Сток.

– А, да, Сток, – она хихикнула. – Противный тип. Эй, а помнишь тот новогодний вечер, когда он тебе сломал нос?

– Да, такой гад.

– А потом через несколько недель ты его избил.

– Хорошие были времена, – ответил он сухо.

– Ты когда-нибудь поедешь туда?

– А ты? – ответил он вопросом на вопрос. Она заколебалась.

– Только если стану звездой. Настоящей, знаменитой звездой. Я бы тогда приехала в роскошном лимузине и всем бы им показала, что я за человек, всем до единого. – И она воодушевилась при мысли об этом. – На мне было бы большое меховое манто, какие носит Дайана Росс, и какое-нибудь тоненькое платье, унизанное цехинами. И я бы привезла целый автомобиль подарков для Ареты Мэй и Харлана.

– Ты скучаешь о нем? – спросил Ник, останавливаясь у светофора.

Ее лицо погрустнело:

– Да, иногда, когда мне очень не по себе: когда я вспоминаю, как мы его бросили, я чувствую себя виноватой.

– Да, понимаю, что ты имеешь в виду. Но мы же не могли тогда его взять.

– Да, знаю.

– Эй, а может быть, мы оба прославимся и сможем тогда вернуться на побывку? Как, а?

Она радостно кивнула:

– Ага. И мы кое-что докажем этому проклятому городишке.

Когда он высаживал ее у дома, они столкнулись с Энни Бродерик, которая собиралась уезжать.

– Вижу, что вы нашли друг друга, – сказала Энни. – Он, значит, действительно твой брат?

Синдра радостно кивнула и прижалась к его руке:

– Абсолютно верно. А ты ему не поверила?

– Ну, вы не совсем одного цвета, – выпалила Энни.

– У нас один отец, но разные матери, – объяснила очень деловито Синдра.

– Но я просто заботилась о твоих интересах, – сказала Энни и взлохматила волосы. – Мне не хотелось, чтобы в твою квартиру вламывался чужой.

– Да, ты о ней позаботилась, и как следует, мне чуть не пришлось ночевать в автомобиле.

– Но, по крайней мере, ты заполучил автомобиль. И считай, что тебе повезло.

– Спасибо, Энни, – быстро сказала Синдра, чтобы разрядить обстановку.

– В чем дело? Что ее грызет? – спросил Ник, как только Энни уехала.

– Довольно трудно одинокой девушке в Лос-Анджелесе.

– А приятеля у нее нет?

– Она занимается только своей карьерой.

– А чем она, между прочим, занимается? Она что-то говорила вчера вечером, что спешит на занятия.

Синдра изумилась:

– А ты думаешь, чем она занимается? Чем вообще все и каждый занимаются в Лос-Анджелесе? Она, конечно, актриса.

– А как попасть на ее занятия? Нужно платить?

– Не знаю, никогда у нее не была. Поговори об этом с самой Энни.

– Может быть, и поговорю.

Через несколько недель Ник уже привык к лос-анджелесской жизни. Он по-прежнему работал в фирме «Великолепные лимузины» и жил в арендованной квартире на пляже. Он даже начал немного подрабатывать на стороне, стал лучше теперь питаться и через день звонил Синдре.

Но она говорила только о том, что предпринимает Рис, чтобы помочь ей сделать карьеру. А он не доверял Рису. На нем словно написано: «лицедей». Ник достаточно уже повидал в ресторане Кью Джи разных дешевых показушников и чуял это сочетание лживого шарма и дрянного нутра за милю. Но… это его не касалось, и Синдра была вроде счастлива.

Как-то он спросил у нее телефон Энни Бродерик.

– Зачем тебе? Хочешь пригласить ее куда-нибудь? – спросила Синдра.

Он об этом не подумал, но мысль была неплоха, особенно если ему захочется потом подробнее разузнать о занятиях. И к тому же ему хотелось лечь. Даже очень хотелось. Конечно, Энни была не совсем в его вкусе, слишком похожа на мальчишку и невысока, но он должен был признать, что тело у нее просто великолепное. И он уже давно этим не занимался. Он даже начинал скучать по Девилль.

Синдра дала ему телефон. Он выждал день и позвонил.

– Хотел бы угостить тебя ленчем, – сказал он, ожидая услышать немедленное согласие.

– Зачем? – спросила она подозрительно.

О черт, тут еще надо приложить труд, чтобы она согласилась.

– Потому что мы вроде бы уже знакомы, а у меня здесь мало друзей.

Она молчала.

Он готов был приложить некоторые усилия, но не так уж, чтобы очень стараться. Подумаешь, большое дело.

– Так хочешь позавтракать или нет? Она без особой охоты сказала:

– Ну, может быть.

«Неужели она не понимает, что ей звонит сам Ник Анджела?»

– «Может быть». Что это значит?

– Ну… ты можешь заехать ко мне на работу?

– Скажи куда.

– В «Прекрасное тело» в Санта-Монике.

– Ты что, смеешься? Какое еще «Прекрасное тело»?

– Это клуб здоровья.

«Великолепные лимузины». Теперь вот «Прекрасное тело». Любят они в Лос-Анджелесе питаться иллюзиями.

– О'кей, – ответил он.

– У меня перерыв в полдень.

– Приеду.

«Прекрасное тело» размещалось в большом белом здании в Санта-Монике. Здесь было полно людей, снующих туда-сюда, все в шортах, майках, теннисках, в лифах без плечей, трико – одним словом, во всевозможной одежде для досуга.

– Чем могу помочь вам? – спросила калифорнийская блондинка, торчащая за столом в приемной, в белой фирменной рубашечке, под которой угадывались острые грудки.

– Мне нужна Энни Бродерик, – сказал он, оценивающим взглядом окидывая ее прелести.

Она поймала его взгляд, затрепетала длинными наклеенными ресницами и улыбнулась:

– О, вы, наверное, Ник…

Он удивился, значит, Энни говорила о нем, может быть, он нравится ей больше, чем она позволяет себе показать.

– Она где-нибудь поблизости?

– Она переодевается. И выйдет к вам через минуту. – Улыбка стала еще ярче. – Как я понимаю, вы у нас в городе недавно.

– Да, пожалуй.

– А как вы познакомились с Энни?

– Она живет в том же доме, что моя сестра, – сказал он и понял, что девушка не носит лифчика.

– М-м-м… – Девица жадно его разглядывала. – Хотелось бы мне тоже там жить.

Он знал эту повадку – говорить без обиняков.

– Л вас как зовут? – спросил он, настраиваясь на тот же лад.

Но Энни, появившись в приемной, прервала их обмен любезностями, взяла его под руку и вывела из здания.

– Куда мы идем? – спросил он, заметив, что она сияет здоровьем и действительно привлекательна, хотя и не в его вкусе.

– Напротив подают хорошую здоровую пищу. Ты когда-нибудь пробовал котлеты из индейки?

– Наверное, это напоминает безвкусный гамбургер? Она улыбнулась:

– Пойдем, тебе понравится.

– Неужели?

– Да, понравится, – твердо ответила она.

Они пересекли улицу, вошли в ресторан и сели за столик у окна. Энни сразу же заказала две порции котлет «Здоровье».

– Это индюшатина, соя и приправы. И это замечательно вкусно, ты такого еще никогда не ел, – заверила она Ника.

– Исхожу слюной.

– Смешной ты.

И они улыбнулись друг другу.

– Итак, – сказал он, – ты работаешь в клубе «Прекрасное тело», ешь здоровую пищу и плаваешь в бассейне. Ты что, тренируешься для Олимпийских игр?

Она постучала по столу:

– Не помню, говорила я тебе или нет, но я ведь актриса. Вот почему я всегда должна быть в хорошей форме.

– Но разве недостаточно быть просто хорошей актрисой?

– Но продюсеры желают также, чтобы тело у тебя было, как у Ракели Уэлч.

– На тот случай, если придется играть обнаженной, а?

– Возможно.

– А ты бы стала?

– Если без этого нельзя обойтись по ходу пьесы. Он расхохотался:

– Ну-ну, это все равно, как если бы я покупал «Плейбой», чтобы читать статьи.

Она невольно тоже рассмеялась. Официантка принесла индюшачьи котлеты. Ник с подозрением осмотрел свою.

– Давай, попробуй, – подбодрила его Энни.

– А можно попросить кетчуп?

– Да все что угодно.

– Что угодно? – поддразнил он ее.

– В разумных пределах, – ответила она и кивнула официантке: – Сьюзи, принеси нам пару больших стаканов «Я» и бутылочку кетчупа.

– Ты все время сюда ходишь?

– Это удобно. – Она немного помолчала. – Э, Ник, я сожалею, что была с тобой не слишком любезна при первой встрече, но я и понятия не имела, кто ты. И мне показалось странно, знаешь, ведь Синдра, ну… – И, поколебавшись, выпалила: – Черная!

– Да, я тебя понимаю.

Официантка принесла кетчуп и два больших стакана густо-коричневой жидкости. Он взял свой стакан:

– А это что?

– Чистый яблочный сок, – объяснила она, – без консервантов. Пей, тебе понравится.

– Иисусе, я просто обязан поддерживать с тобой отношения.

– Ну, может быть, у тебя и есть шанс, – ответила она как бы между прочим.

«Неужели он все-таки достал ее?»

– Синдра мне сказала, что ты ходишь на занятия по мастерству, – сказал он, поливая котлету кетчупом. – Это верно? – Он откусил – не так уж плохо, как он ожидал. – А как мне туда попасть?

Она отпивала сок маленькими глотками.

– Если ты не работаешь профессионально, надо все время учиться, постоянно и неустанно себя тренировать.

– А чем вы занимаетесь? Глаза у нее загорелись:

– Это актерское мастерство. Мы делаем разные интересные вещи. Разыгрываем сцены из пьес и фильмов. Импровизируем. И очень много работающих актеров ходят туда и все время занимаются.

– Да? – сказал он и отпил большой глоток. – Звучит привлекательно!

– А это так и есть.

Он внимательно разглядывал ее хорошенькое личико.

– А ты играла на профессиональной сцене? А может, снималась в кино или на телевидении?

Ей было приятно, что он об этом спросил.

– Да, я участвовала в трех коммерческих фильмах. Это произвело на него впечатление.

– Наверное, у тебя есть там знакомства?

– А почему ты всем этим интересуешься, Ник? Он решил ей во всем признаться:

– А ты как думаешь? У меня было прекрасное место в Чикаго, я заведовал там баром. Но со школы мне хотелось играть.

– Но это так просто не делается. Надо уметь играть и больше ничем не заниматься.

– А я хорошо играю, – похвастался он.

– Приятно слышать, потому что нам очень нужна уверенность в себе. – Она вздохнула. – Это очень помогает, когда тебе отказывают по двадцать раз за день.

Но он вовсе не собирался допустить этого! Чтобы ему отказывали! Да как только он войдет – какая бы и чья бы эта дверь ни была, – он такое произведет впечатление, что они просто не позволят ему больше уйти, не то что откажут.

– Хотелось бы мне походить с тобой на занятия. Я сидел бы сзади и просто смотрел.

– Ну а почему бы и нет? Можно бесплатно посетить два занятия, а после этого надо уже платить, но это в том случае, если мисс Байрон примет тебя.

– А кто эта мисс Байрон?

– Джой Байрон – лучшая преподавательница актерского мастерства в городе.

Ну, если лучшая, значит, она ему подходит.

– А когда можно прийти?

– Ну, например, сегодня вечером.

– Нет, вечера исключаются. Я должен катать разных типов для этой лимузинной фирмы.

– У меня есть друг, который продал сценарий продюсеру, когда вез его в Санта-Барбару.

– Нуда?

– Да, такое иногда случается. Только надо очень хорошо

знать, кого везешь, и выбрать подходящий момент. Так мне рассказывал этот мой друг. И ему повезло. Он считает, что если у них есть деньги раскатывать в лимузинах, значит, они чего-то стоят и значат.

Он вспомнил Луиджи и его свирепый запрет.

– Но мне строжайше велено не вступать в разговоры с пассажирами.

– Ну, ты как-то не похож на человека, которому можно что-то запретить.

Она, конечно, права, и пора уже знать, кого он возит, и что-то в связи с этим предпринять.

– Я тебе открою один маленький секрет, касающийся нашего города, – доверительно сказала Энни, и ее блестящие глаза встретились с его. – Я здесь уже три года, и если у тебя есть хоть какая-то возможность завязать связи – действуй. И не позволяй никому тебе помешать.

Он перегнулся через стол и взял ее руку, которая, на удивление, была мала и мягка.

– Спасибо, я люблю умные советы.

Ленч был кончен, и, расставаясь, она предложила ему, если есть желание, пойти вместе на занятия в следующую субботу.

– Звучит заманчиво, – сказал он. – Я заеду за тобой.

– О'кей, увидимся в четыре.

В тот вечер, когда Луиджи опять бросил его на мистера Эванса, он особого энтузиазма не почувствовал. Этот Эванс – пустой номер, никаких связей здесь не предвиделось.

Все было точно так же, как в первый раз. То же самое кислое лицо, тот же чемоданчик, прижатый к боку, и то же отсутствие чаевых. Ник решил сказать Луиджи, что больше возить мистера Эванса не будет. Он поговорил с другими водителями и узнал, что большинство клиентов дают чаевые сверх того процента, который начисляется на заказ. Но с этим сквалыгой ничто не светило.

– Этот Эванс – настоящий скупердяй, – пожаловался он Луиджи, приведя лимузин обратно. – Пожалуйста, больше не заставляйте меня его обслуживать.

– Что я слышу? – переспросил Луиджи, и глаза у него налились кровью. – Мистер Манфред дал тебе работу, исключительно по доброте своей сердечной, и надо же, вот ты уже открываешь рот и рассказываешь, кого хочешь возить, а кого нет.

– Но я имею право на свое мнение, – упорствовал Ник.

– Ты имеешь право только поцеловать меня в зад, если я тебе это разрешу.

– Полагаю, что откажусь от такого заманчивого предложения.

Луиджи сделал непристойный жест:

– А это еще посмотрим, панк.

На следующий вечер Луиджи приветствовал его злорадной улыбкой:

– Мистер Манфред желает тебя видеть.

– Зачем?

– Я что, твой информационный центр?

Мэнни Манфред показался ему еще толще, чем в первую встречу. Это было невероятно, но у него был такой вид, словно он прибавил еще двадцать фунтов.

– Как идут дела, Ник?

«Удивительно! Толстяк помнил, как его зовут!»

– О'кей, – ответил он осторожно.

– А каково играется? Был уже на прослушивании?

– Собираюсь этим заняться.

– Могу посоветовать способ добиться этого, – сказал Мэнни, протягивая руку к блюду с засахаренными орешками, забирая пригоршню и бросая все в удивительно маленький розовый рот.

Ник заметил, что на руке у него «Ролекс» – массивные золотые часы, которые блеснули в солнечном свете.

– Я разговаривал с Кью Джи, – сказал Мэнни, жуя орешки.

– Вы?

– Ты ему нравишься. _ – Я знаю.

– И он тебе верит.

– Надеюсь, что так. Я работал на него почти четыре года. Мэнни выплюнул обсосанный орех, и тот шмякнулся на его громадное колено. Он смахнул его на пол.

– Преданность и доверие – эти вещи купить нельзя.

– Верно, – ответил Ник, ожидая главное, что должно последовать.

– Итак, – сказал Мэнни и не разочаровал его, – у меня к тебе предложение.

– Да?

– Ты кажешься ловким парнем.

«Иисусе! Какие комплименты! От самого толстяка. Наклевывается чертовски прибыльное дельце».

– Да, я умею себя поставить, – ответил он осторожно.

– Вот это приятно слышать, – ответил Мэнни, сияя улыбкой. – Как только Луиджи мне сказал, что ты жалуешься, я

понял, что тебя не удовлетворяет сидеть за баранкой и возить разных богатых сукиных детей, когда ты знаешь, что стоишь больше.

– Ну, это работа.

– И вот что я хочу тебе предложить.

– Это в рамках законности?

– А тебя это волнует?

– Так говорите, какое дело?

42

Лорен уже несколько раз выходила куда-нибудь с Джимми Кассади – если точно, было уже четыре свидания. Последние два кончились невинным поцелуем на ступеньках подъезда. Теперь у них было пятое свидание, и она знала, что сегодня он ожидает большего. Не то, чтобы он так прямо приступал к ней и говорил об этом, – он был не столь уж откровенен, – но были какие-то определенные штрихи поведения, и после тихого обеда в романтическом итальянском ресторанчике он подозвал такси и вместо ее адреса назвал свой.

– Хочу, чтобы ты послушала мои новые записи Джони Митчела, – сказал он, обнимая ее.

– С большим удовольствием, – ответила она. «Итак, Робертс, что это ты собираешься делать? Не знаю.

Ты подумай получше.

Не могу.

Но почему же?»

Славный вопрос! Но она почему-то не знает ответа.

И вдруг внезапно в ушах ее этот ответ прозвучал:

«Потому что я все еще люблю Ника Анджело».

– Ты сегодня тихая, – сказал Джимми, беря ее руки в свои. – Может быть, я сказал что-то не так?

Она вздрогнула и постаралась прогнать воспоминание о Нике Анджело.

– Нет, я просто устала. Сегодня был тяжелый день.

– Слишком устала, чтобы послушать Джони Митчела? Он спрашивал одно, а глаза – совсем о другом.

– Не знаю, мне как-то все равно, – ответила она, а в ушах продолжали звучать громкие голоса.

«Он хочет только побыстрее уложить тебя, как все они. Ты говоришь, словно твоя мать. Да, если на то пошло».

– Приехали, – сказал он, протянув деньги шоферу и помогая ей выйти из машины. Джимми казался таким искренним и приятным парнем.

«Да, конечно, они все такими кажутся, пока не получат, что хотели, а затем они обманывают и бегут от тебя, бросая одну и беременную. Бросают… Бросают… Бросают…»

– О чем ты задумалась? – спросил он, сжимая ее руку.

– Да ни о чем, – сказала она, вновь выбрасывая Ника из головы и стараясь сосредоточить все внимание на Джимми. А что ей о нем известно? Немного. Он сказал, что приехал из Миссури в Нью-Йорк семь лет назад и начал работать ассистентом фотографа, а потом, через четыре года, уже работал самостоятельно. В первые три он создавал себе репутацию своими яркими и необычными черно-белыми снимками как одного из наиболее инициативных, со свежим взглядом фотографов.

Из разговоров с девушками на работе как-то ничего нельзя было узнать о его личной жизни. Обычно фотомодели рассказывали разные были и небылицы о фотографах, с которыми работали, включая самые подробные, масштабные детали, сексуальные особенности и кто сколько может за ночь. Но о Джимми ничего не было известно. Нейчур, которая одно время работала с ним, потом очень удивленно возвестила:

– Ну, этот, наверное, голубой, он ни разу даже не попробовал ко мне приставать!

После четвертого свидания, когда он высадил ее у дома и только поцеловал на прощание, она подумала, что, пожалуй, Нейчур права. Но сегодня она уже знала, что это не так, он смотрел на нее таким взглядом, и она была в полной уверенности, что сегодня он должен сделать решительный шаг.

Квартира его вовсе не подходила под такое слово – это была большая мансарда, разделенная на отсеки каменными перегородками футов в шесть высотой, которые не доставали до уходящего ввысь конусовидного потолка. Мебели было немного, и вся она в стиле модерн: или черное, или белое, или из чистейшей стали. Все было ярко и лаконично, как на его фотографиях.

– Ты сам все так устроил? Он засмеялся:

– Ни один профессиональный дизайнер этого бы не потянул. А кроме того, я люблю заниматься этим делом.

– И я тоже, – сказала она, исследуя его помещение. – Но ты должен признать, что это ни на что не похоже.

– Вот это мне и нравится, – сказал он, следуя за ней в компактную стальную кухню. И подошел ближе. – И вот почему ты мне нравишься, – прибавил он и неожиданно прижал ее к стальной дверце холодильника и поцеловал прямо в губы. Без всяких подготовительных маневров. Без обязательного предложения: «Не хочешь ли выпить» или: «Хочешь я тебе квартиру покажу?» Он даже не потрудился поставить на проигрыватель пластинку Джони Митчела, о котором говорил весь вечер.

Он только поцеловал ее.

Поцелуй был крепкий и чувственный. Ничем не напоминающий то поклевывание в щеку при расставании у подъезда. Это был настоящий поцелуй.

И она даже задохнулась, но он все длил его.

Какое-то мгновение она сопротивлялась, тело напряглось, словно не хотело его близости.

Но он был настойчив, и постепенно она почувствовала, что отвечает ему: по телу разлилась теплота, и приливная волна желания, так долго глушимого и подавляемого, неожиданного, удивившего своей внезапностью, обессилила ее и сделала беззащитной.

Через несколько минут его рука скользнула к ее груди, трогая, чувствуя, поглаживая.

Она сказала нерешительно, как бы против воли:

– Джимми… я не уверена…

– Зато я уверен, – ответил он, и руки его скользнули за вырез платья, затем ей за спину, расстегивая лифчик.

И все это время он не отрывал своих губ от ее и настойчиво, языком, вторгался в ее рот, и его дыхание жгло ее.

Она откинула назад голову и перестала сопротивляться. Он обнажил ее грудь, и его губы медленно скользнули к соскам.

Он нежно сжал груди, прижимая их одна к другой, и старался лизнуть соски одновременно. А затем руки медленно поползли к ней на спину, и он опустил «молнию» на платье, и оно упало на пол.

Теперь она закрыла глаза и старалась больше не думать о Нике, старалась забыть о нем, отныне и навсегда. Все случилось так быстро, и она бессильна была это остановить.

– Как хорошо от тебя пахнет, – прошептал он.

И больше уже ничто не имело значения, совсем ничего. Отсюда она не могла повернуть вспять, ион мог делать с ней псе, что хотел.

Он поднял ее и понес в спальню и нежно положил на середину большой кровати.

Она лежала, вся отдаваясь ему. Ведь выбора уже не было, она слишком долго была одна.

А Ник Анджело, ведь он так тогда и не вернулся.

– Я выхожу замуж, – сказала Лорен, нервно сжимая руки.

Сэмм подняла глаза от контракта, который изучала, и сдвинула на лоб огромные очки в роговой оправе:

– Что ты сказала?

– Замуж, – повторила она, словно это было все так, между прочим.

Теперь Сэмм слушала ее очень внимательно.

– Не верю, – сказала она, кладя очки на стол.

– Но это правда, – выдавила она из себя, говоря гораздо спокойнее, чем чувствовала себя при этом.

Сэмм потянулась за длинной тонкой сигаретой, и ее кроваво-красные ногти убийственно сверкнули.

– Могу я узнать, за кого?

– За Джимми Кассади.

– Моего Джимми Кассади?

Сэмм считала себя полновластной собственницей и всех фотографов, которые работали с ее девушками, они все принадлежали ей.

Лорен кивнула:

– Да, это так.

С минуту Сэмм хранила молчание, переваривая неожиданную новость. А затем сказала:

– Но это как-то вдруг?

Лорен почувствовала себя школьницей перед строгим учителем. Но зачем она так? Она вовсе не обязана ничего Сэмм объяснять.

– Мы встречаемся уже шесть недель, – сказала она. «И спим вместе три», – хотелось бы ей добавить, но она не стала. Ее личная жизнь – ее личное дело.

Сэмм взяла тонкую золотую ручку и постучала по лаки-' рованной поверхности стола.

– Шесть недель – это недостаточный срок, чтобы узнать кого-нибудь как следует.

– Но мне этого достаточно, – ответила она, подумав, что ей вовсе ни к чему все эти назидания.

– А ты не думаешь… – начала Сэмм.

– Хотела бы услышать ваши поздравления, – отрезала Лорен, тем самым навсегда разрушая уже сложившиеся в сознании Сэмм имидж «послушной крошки Лорен». – О, и я хочу предупредить вас за две недели, как полагается, что ухожу, – Джимми хочет, чтобы я работала вместе с ним.

Но Сэмм была слишком мудра и ничего не ответила. Очевидно, Лорен подпала под влияние Джимми Кассади, и что бы она сейчас ни говорила, не стоит обращать внимания. Мужчины! За последние годы они причинили ей больше неприятностей, чем хотелось бы. Обычно какой-нибудь блестящий плейбой подцеплял одну из ее моделей, иногда это был некий болтливый менеджер. Но уж относительно Лорен она не беспокоилась, не думала, что и ее кто-нибудь увлечет.

Сэмм могла позволить себе быть настроенной скептически, но девушки в офисе восприняли новость как сенсацию. Пиа, казалось, особенно радовалась за нее. А когда об этом узнала Нейчур, она специально приехала в офис, крича:

– Это чертовски сногсшибательно! Так, значит, он все-таки не гомик!

Значит, Нейчур правда с ним не спала. Джимми с первого же раза, как они сблизились, заговорил о женитьбе. И хотел жениться немедленно.

– А чего нам ждать, какой в этом смысл? – с спрашивал он. «Смысл в том, чтобы понять, не ошибочное ли это решение».

Сэмм была права – и шести недель было недостаточно, чтобы кого-нибудь узнать как следует. И чем больше она узнавала Джимми, тем больше он ей казался каким-то особенным, совершенно непохожим на других мужчин, которые ей встречались в Нью-Йорке.

При всем при том сначала она отказалась.

– Но почему нет? – упорствовал Джимми. И она не могла убедительно объяснить.

Но он настаивал, и она наконец изменила решение.

Джимми привлекателен, серьезно относится к работе, он хороший любовник и, по-видимому, искренне желает ей самого лучшего. И мысль, что, наконец, она прибьется к кому-нибудь и будет в безопасности, казалась очень соблазнительной, и она сдалась. А кроме того, ее увлекала его страсть.

Она его не любила. Но, может, и любовь со временем придет.

Но вот она сказала «да», и они решили пожениться как можно скорее. В какое-то мгновение она подумала, не позвонить ли тете и дяде в Филадельфию и сказать об этом, но передумала. Зачем об этом знать Брэду? А кроме того, они оба с Джимми хотели, чтобы церемония прошла очень скромно.

– Как насчет твоей семьи?

– Мы давно не поддерживаем отношений, – уклончиво ответил он.

– Это почему же? Он поднял брови:

– Разве я тебя расспрашиваю о твоих? «Нет, они все-таки родственные души».

Лорен заявила, что хочет закатить свадебную вечеринку, но ее переубедила Нейчур, решив, что надо устроить настоящий девичник, он больше подходит.

– Ты его заслуживаешь, – сказала она весело. – Ты так усердно трудишься, приглядывая за нами всеми, что теперь наша очередь что-нибудь устроить для тебя.

Лорен даже пожалела, что всем рассказала о свадьбе. Может, лучше было бы устроить все тихо, спокойно, без всякой суеты?

Но было уже поздно. И Нейчур строила планы.

– В следующую субботу приезжай ко мне домой в шесть вечера. И не рассчитывай, что вернешься домой раньше трех утра, и то еще, если повезет!

Сопротивляться было бесполезно, она шла напролом, как большой фургон фирмы «Макдоналдс». И самое спокойное было влезть в этот фургон и наслаждаться поездкой.

По мере того как шло время, Лорен все яснее понимала, что расстаться с фирмой Сэмм ей будет довольно трудно – так много у нее оказалось добрых друзей. Но Джимми убеждал, что ей будет интересно помогать ему в студии, и ей эта мысль была приятна. К тому же надо было решить множество проблем. Им пришлось сделать анализ крови, получить разрешение на брак, и, наконец, она отправилась вместе с Пией по магазинам – выбирать самое лучшее платье, которое хотела оплатить Сэмм, она просто настаивала на этом.

Вечером, накануне свадьбы, она выглядела ужасно. Нейчур, наоборот, была в наилучшей форме, и крики и визг разносились по всей квартире. Она заказала кортеж машин на вечер, а за кортежем, к удивлению всех, следовали шесть мотоциклистов в кожаных куртках. Они прочно оседлали свои «Харли».

– Ну, разве это не замечательный эскорт? – пошутила она, заговорщически подмигнув мотоциклетной бригаде. – Мускулы и черная кожа – мое любимое сочетание.

Сначала они поехали в итальянский ресторан, где все преподнесли Лорен подарки. Она ухитрилась принимать их с должным выражением лица, развертывая их один за другим и соответственно восклицая, что этот подарок именно то, чего она хотела и что ей необходимо.

Нейчур преподнесла ей огромный черный вибратор, что вызвало за столом бурное веселье.

Когда она покончила с подарками, один из самых красивых мотоциклистов вошел вразвалку в ресторан, нажал кнопку на проигрывателе и исполнил весьма смелый стриптиз под рол-линг-стоуновскую «Сэтисфэкшн». Но эта была, так сказать, закуска, так как все присутствующие потом погрузились в машины и направились в мужской стриптизный клуб.

Онемев от изумления, Лорен смотрела, как эти парни с гордостью демонстрируют свои принадлежности, чуть не тыча ими в нос жадной до зрелищ публике.

– Слишком много членов, – сказала серьезно Пиа.

– И задниц тоже! – пробормотала Лорен. Ей очень хотелось убраться отсюда поскорее.

Но Нейчур была в своей стихии – она покрикивала и понукала парней разгуляться как следует, совала им десятидолларовые бумажки и откровенно веселилась.

Наконец, с этим было покончено, и они отвезли ее домой. С благодарностью Лорен бросилась в постель. На ее вкус вечер был просто кошмарным, словно происходила какая-то варварская и непонятная церемония. Но… ведь они все хотели сделать как лучше, и она была счастлива, что есть люди, которым она не безразлична.

На следующий день она перевезла вещи к Джимми. В этот вечер они обедали при свечах и занимались любовью. Впервые после того, как ей пришлось покинуть Босвелл, у Лорен появилось чувство принадлежности чему-то и кому-то, и она теперь твердо знала, что ее решение выйти замуж было правильным. И заснула в его объятиях счастливая и удовлетворенная.

Накануне свадьбы за ней заехала Пиа и отвезла к себе.

– Нельзя проводить с будущим мужем ночь перед свадьбой, – отчитала она Лорен. – Это грозит большим несчастьем.

Утром приехала Нейчур, ворвавшись в квартиру Пии, как вольный ветер, и сразу же стала всем распоряжаться.

– Вот, – сказала она, снимая с пальца кольцо с большим сапфиром, – ты будешь это носить. Оно заново позолочено, оно голубое и новое. Но теперь надо тебе что-нибудь и старое иметь при себе.

Пиа вынула пару изящных филигранных серег.

– Они принадлежали моей прабабушке, – сказала она, подавая их Лорен, – и для меня будет большая честь, если ты их наденешь.

Лорен надела шелковый серебристо-белый костюм, который Сэмм купила для нее, серьги, которые подарила Пиа, и кольцо с сапфиром.

Нейчур окинула ее критическим взором:

– Хорошо бы ты мне позволила тебя причесать.

– А мне нравится все, как есть.

– Да, гладенько и незаметно, – ответила Нейчур, – все наоборот по сравнению со мной, – прибавила она, взбивая белокурые локоны.

– Лорен, ты прекрасна! – прошептала Пиа.

Они сели в длинный белый лимузин, который заказала Нейчур.

– Закрой глаза и представь, будто ты – рок-звезда, – хихикнула она.

К тому времени, когда они достигли муниципалитета, желудок у Лорен сжимали беспрестанные спазмы. Шофер помог ей выйти из машины, и она вместе с друзьями вступила в здание.

У лифта они столкнулись с Сэмм.

– Как чувствуешь себя? – спросила Сэмм, как всегда, шикарная, в своем ярко-красном костюме стиля «Шанель».

– Нервничаю, – ответила Лорен.

– Это незаметно. Выглядишь ты просто чудесно.

– Спасибо. – В горле у нее пересохло. Она поправила букетик белых орхидей у корсажа, и ей захотелось, чтобы все поскорее кончилось и осталось позади.

Пиа и Нейчур провели ее в боковую комнату, где надо было ждать приезда жениха. Джимми должен был приехать один. Когда она спросила, кто у него шафер, он ответил, что обойдется без него.

– Я путешественник-одиночка, – сказал он.

Она нисколько не возражала. Наверно, поэтому у них так легко складывались отношения.

Но она не могла сидеть спокойно. Она вставала и нервно шагала взад-вперед по небольшой комнате, и никак не могла собраться с мыслями. Несколько минут показались ей вечностью.

Нейчур все время смотрела на часы.

– Он чертовски запаздывает, правда? – наконец сказала она, устав ждать.

– Наверное, на улицах сильное движение, – ответила Пиа и бросила на нее предостерегающий взгляд.

– Да что бы то ни было, пусть этот чертовский транспорт, но он опаздывает. Это не очень красиво – опаздывать на собственную свадьбу.

Через пятнадцать минут Пиа выскользнула из комнаты, нашла телефон-автомат и позвонила Джимми домой. Никто не ответил.

Нейчур зажала ее в угол коридора:

– Что, черт возьми, происходит? Где этот свинячий подонок?

Пиа покачала головой:

– Не имею понятия.

– Ты жди внизу, – сказала Нейчур, – а я буду здесь. Прошло еще двадцать минут, но Джимми все не появлялся.

Пиа вызвала Сэмм из комнаты, и Нейчур присоединилась к ним, чтобы посовещаться, что делать.

– Похоже, он ее обманул, – сказала Нейчур. – Какая пакость!

– Кто-нибудь звонил к нему домой? – спросила Сэмм.

– Да, я, – ответила Пиа, – но там не отвечают.

Сэмм покачала головой: у нее всегда было предубеждение против Джимми Кассади.

– Что нам делать? – спросила Пиа.

– К черту их! Туда-то… – сказала Нейчур. – Мужчины! Они все чертовски подлые!

Уже прошел час, и стало очевидно, что Джимми не приедет. Лорен приняла известие стоически, хотя внутри у нее все разрывалось.

Пиа, Нейчур и Сэмм проводили ее к нему домой. К дверце холодильника была прикреплена записка: «Извини! Должен по контракту выехать в Африку. Буду через несколько месяцев. Можешь оставаться у меня, пока не подыщешь квартиру».

Лорен дважды прочитала записку, прежде чем отдать ее другим.

– Ублюдок! – воскликнула Нейчур, быстро пробежав глазами.

– О Господи! – сказала Пиа. Сэмм была красноречивее всех:

– Проклятый сукин сын! Никогда ему не верила.

Лорен совершенно ничего не чувствовала. Ее снова отвергли. Но это не имело значения. Ничто не имело значения. Она знала только одно: больше она никогда не поверит ни одному мужчине. Никогда. Вот в этом она была уверена.

43

Предложение состояло в следующем: Мэнни хотел, чтобы Ник пересек на лимузине границу, приехал бы в Тижуану и там, в гостинице «Сансет», взял бы пассажира, а затем привез его обратно в Соединенные Штаты. Вот такое простое предложение.

– И все? – спросил Ник скучным голосом.

– Несложно, правда? – переспросил Мэнни, откидываясь назад в огромном кресле, причем его двойной подбородок дрожал, как желе.

– Конечно, – ответил Ник, – в зависимости от того, кто пассажир.

– Давай договоримся, тебя это не касается, – сказал Мэнни, скребя подбородок, – и, таким образом, ты ничего не будешь знать.

Ник понимал, что верить Мэнни никак нельзя, но почуял возможность хорошо заработать, а так как чикагские запасы сильно истощились, он продолжил разговор:

– Сколько?

Мэнни взглянул на него с пониманием и подмигнул:

– Больше, чем ты зарабатываешь сейчас.

– Послушайте, – сказал Ник, – я не знаю, кого привезу, но пересекать границу меньше чем за две тысячи не стану.

– Но это большие деньги!

– Насколько мне известно, риск тоже большой.

– О'кей, о'кей, – проворчал Мэнни.

Но толстяк слишком поспешно согласился, и Ник пожалел, что не запросил больше.

– А когда это надо делать?

– Как-нибудь на следующей неделе. Сейчас идут переговоры.

– А кто пассажир?

– Школьница.

– Ага. Хочешь на этом заработать?

Ник понимал, что ступает на опасную почву. Совершенно очевидно, что действия Мэнни противозаконны. Неужели он свяжется с таким делом?

«Да, за две тысячи он готов в это дело ввязаться».

– Тебе надо кое с кем встретиться, – сказал Мэнни.

– С кем?

– Да с одной шикарной шлюшкой. Но не думай о ней ничего плохого.

«О! Как будто он собирался связываться с девушкой, которая имеет отношение к Мэнни. Вот уж поистине завидный шанс».

Мэнни нажал кнопку, и дверь отворилась.

– Поздоровайся с Шугой, – сказал Мэнни, представляя девицу с таким почтением, словно то была английская королева. – Мы с Шугой вместе уже пять лет. И два из них женаты, – добавил он с гордостью, – и счастливы, как блохи на пляже.

Шуге было двадцать три, но выглядела она всего на шестнадцать и вела себя, словно ей не больше двенадцати. Ее дорогое платье было сделано из черной кожи и едва доставало до толстеньких бедер. На ногах были шнурованные белые сапоги, а на руках, груди и в ушах так много фальшивых драгоценностей, что было просто удивительно, как она не падает под их тяжестью. У нее была большая грудь, рост малый, цвет лица розовый, а длинные до плеч волосы, крашенные в золотистый цвет, у корней уже почернели. Она беспрестанно курила, жевала резинку и кусала ногти.

Стоя около мужа, она злобно смотрела на Ника. Глаза у нее были маленькие, как бусинки, сильно подкрашенные, тонкие губы кривились в саркастической усмешке.

– Шуга – настоящая классическая проститутка, – сказал Мэнни так, словно ее здесь не было, – и помогает мне во всех делах.

«Да, – подумал Ник, – клянусь, что помогает».

– Я решил, что вы должны познакомиться, – продолжал Мэнни, тронув жену за ляжку, – так как именно ее ты должен подхватить в Тижуане.

«Иисусе Христе, он, кажется, влип!»

– Но вы сказали, что это будет школьница!

– Не беспокойся, она будет в школьной форме.

– Вы меня вроде разыгрываете? Но тут заговорила Шуга.

– Иди к черту! – сказала она, жуя жвачку, словно сердитая корова.

Да, ему предстояла та еще поездка.

Мастерская Джой Байрон размещалась в пустом складе на левой стороне Уилшира. Сама она оказалась пожилой англичанкой со скрипучим, как циркулярная пила, голосом. Ее тощее тело было облачено в длинное цветастое платье, ходила она с зонтиком и производила впечатление «сумасшедшей из Шайо».

Ник ни за что бы в том не признался, но ужасно нервничал.

– И… что я должен делать? – спросил он, стараясь изо всех сил сохранить невозмутимость.

– Ничего, – ответила Энни. – Ты сегодня просто зритель. Пожалуйста, расслабься.

– Ладно, ладно, – сказал он и подумал, как же он со всем этим справится.

Энни схватила его за руку:

– Пойдем, я тебя с ней познакомлю.

Он неохотно потащился с ней через всю комнату.

– Мисс Байрон, – сказала Энни, – это мой друг. Можно ему поприсутствовать сегодня?

Джой Байрон обернулась и смерила его взглядом.

– А как вас зовут, молодой человек? – спросила она величественно.

– Ник, – промямлил он.

– И фамилия у нас имеется?

– Ник Анджело.

– Отбросьте «о», – сказала она драматически. – Ник Эйнджел – я просто вижу это имя на афишах!

– Да?

– Да, конечно, – она отвернулась и стала разговаривать с каким-то учеником. Энни отвела его в сторону:

– Ты ей понравился.

– Откуда ты знаешь?

– Я сразу поняла. Он усмехнулся:

– Ну, конечно, ведь я не просто тип с улицы.

– Что мне нравится в тебе, Ник, так это твоя скромность. Идем, займем вон там места.

Он оглядел большую, душную комнату. Вокруг было несколько парней в теннисках и джинсах, изо всех сил подражающих Марлону Брандо, и очень много хорошеньких девушек, чересчур всерьез себя воспринимающих. Актеры. Такие же, как он.

Когда все уселись, Джой Байрон встала и обратилась к классу.

– Сегодня мы будем говорить о мотивации, – сказала она. Повисла большая эффектная пауза. – Я работала с Оливье, Гилгудом и фактически со всеми великими англичанами. Выходя на сцену, первое, о чем они думали, была мотивация поступков. Как мотивировать то, что они делают!

И Ник понял, что эти занятия очень отличаются от тех уроков, которые когда-то давала Бетти Харрис в Босвелле.

Он не ошибся. Джой Байрон с восторгом поучала слушателей, полагая, что сообщает им нужные сведения, очень много рассказывая о своей фантастически успешной карьере в Англии.

– А в Англии она была очень знаменита? – спросил он шепотом Энни.

Энни кивнула, глаза ее сияли:

– Да, она замечательный преподаватель.

– А почему она уехала?

– Не знаю.

В середине занятий Джой вызвала двух учащихся и велела им разыграть сцену, выражающую гнев.

Ник очень внимательно следил за этюдом.

Ребята играли хорошо.

Он мог бы сыграть лучше.

Они кончили. Джой встала и жестко их разнесла, а затем предложила всем остальным сделать замечания. Некоторые только, казалось, и ждали момента, когда могут разорвать актеров в клочья, меньшинство осыпало их преувеличенными похвалами.

– Надо быть ко всему готовым – к хорошему и к дурному, – прошептала Энни. – Здесь каждый имеет право высказываться. И, можешь поверить, критика иногда просто безжалостная.

А он никак не мог решить, стоит ли связываться со всем этим. Одно дело играть в Босвелле. Но здесь Голливуд, и к чему ему критика?

Когда он уходил, его остановила Джой Байрон, положив худую лапку, всю в голубых венах, ему на руку.

– У вас есть внешность, дорогой мальчик, – сказала она своим серьезным английским тоном.

– Есть? – спросил он осторожно.

– О, да. Я сразу это вижу, – ответила Джой. – У вас есть вид.

Он глубоко вздохнул, от нее пахло увядшими розами и нафталином.

– Да, ну, э… я рад это слышать.

Она смотрела на него, не отрываясь. Глаза у нее слезились.

– В следующий ваш приход сюда вы что-нибудь сыграете.

– Но я еще не записался в ваш класс.

– Да, конечно, но иногда я принимаю учащихся бесплатно. Посмотрим. И в следующий раз будьте готовы.

– Что она тебе сказала? – сразу же спросила Энни, как только они вышли. А когда он рассказал, она сильно взволно-

валась. – Господи, но ты же еще не играл, а уже произвел такое впечатление.

– Может быть, ей хочется переспать со мной? – пошутил он.

Но Энни была настроена серьезно.

– Этим не шутят, – сказала она сурово. – Джой Байрон – настоящий профессионал.

Он взял ее за руку:

– Эй, я хотел тебя кое о чем спросить. У тебя есть постоянный приятель?

– А что? – спросила она подозрительно.

– Я подумал, что, может быть, ты могла бы мне помочь. Если ты не идешь на свидание, то могла бы прийти ко мне в субботу вечером?

Наступило длительное молчание.

– Ник, – сказала она неуверенно. – Я вовсе не собираюсь вступать с кем-нибудь в связь.

– Ну а кто тебя об этом просит? Все, что мне надо, так это, чтобы ты прочитала со мной роль. Мне ведь надо подготовиться, правда?

– О… – смутилась она, так как неправильно его поняла. – Я с радостью.

В субботу вечером у его домохозяйки была обычная еженедельная вечеринка. Он, не обращаясь внимания на любопытных, повел Энни прямо к себе в квартиру. В ней пахло марихуаной.

– Не дыши слишком глубоко, – пошутил он, – достаточно набрать этого дыма полные легкие, и они покроются каменной коркой на целую неделю.

Она подошла к широким окнам, выходящим на пляж.

– Как тебе удалось отыскать такое жилье?

– Мне Синдра помогла.

– Хороший вид.

– Да, мне очень повезло.

Но тут хозяйкино стерео извергло звуки какого-то танца с такой мощностью, что впору было бежать.

– Вот это недостаток, – объяснил он, – она закатывает вечеринки каждую субботу. И надо иметь подходящее настроение. – Ник открыл холодильник и оглядел его содержимое. – Как насчет того, чтобы выпить? У меня есть пиво и кока-кола. Выбирай.

– И то и другое плохо для здоровья, – ответила Энни. – Предпочитаю просто воду.

– А ты никогда не делаешь того, что вредно? – поддразнил он ее, доставая стакан.

– Нет, если это в моих возможностях, – ответила она строго.

Он достал свой драгоценный экземпляр «Трамвая «Желание», открыл на особенно любимой им сцене и подал текст Энни:

Как ты думаешь, что, если я сыграю Джой вот эту?

– Гм-м-м… – Она пробежала несколько страниц. – Ты это хочешь со мной? – спросила она, усаживаясь на кушетку.

– Что я хочу с тобой? – опять поддразнил он ее. Она покраснела:

– Ник, давай серьезно.

Он подошел, зная, что этого делать не стоит.

– Но я серьезно, – сказал он, обнимая ее и притягивая к себе.

Она была очень трепетна и нервна. Он начал ее целовать. Она пыталась оттолкнуть его, но слегка.

– Расслабься, – упрашивал он ее, твердо зная, что наконец-то она в его власти. – Ну, должно же у тебя быть в жизни что-то приятное, – добавил он, крепко ее целуя.

Но в тот момент, когда он хотел приступить к дальнейшему, раздался громкий стук в дверь. Энни воспользовалась возможностью и вывернулась из его объятий, с виноватым видом вскочив с кушетки.

– Да наплюй, – сказал он, – это кто-то просто ищет уборку.

– Нет, лучше взгляни, кто это, – попросила она, обрадовавшись чьему-то вмешательству.

– Иисусе, и как раз в тот момент, когда мы так удобно устроились, а? – сказал он, подошел к двери и распахнул ее.

На пороге стояла Девилль с чемоданом в руке.

– Привет, мой сладкий, – сказала она. – Вот я и приехала.

44

Пиа хотела, чтобы Лорен пожила у нее, но Нейчур настаивала, что Лорен будет удобнее дома у нее. Лорен было совершенно безразлично, куда ехать. Она упаковала вещи и покорно переехала в огромную, всю в белом цвете, квартиру Нейчур.

Нейчур была в восторге. Она отвела Лорен в спальню для гостей и гордо возгласила:

– Здесь всегда останавливается моя мамаша. Тебе понравится. Здорово уютно.

Лорен подумала, что это хорошее место, чтобы спрятаться. Может быть, остаться здесь навсегда? Кому он нужен, этот реальный мир?

Нейчур, как всегда криком, велела своему секретарю отменить ее дела на остаток недели.

– Ты не должна так поступать; – возразила Лорен. – У тебя съемки в «Вог» и встреча с Антонио для «Харперс». И обо всем твердо договорено.

– Черт возьми, я могу делать все, что захочу, – ответила сварливо Нейчур, – я не какая-нибудь рабочая машина. Я понимаю, что тебе сейчас приходится переживать, откровенно говоря, со мною тоже однажды такое случилось.

– А что?

– Конечно, я тогда была молода и невинна, ха-ха! – Нейчур бросилась на кровать с намерением всласть поболтать. – Был один молодчик, я с ним встречалась еще до того, как стала фотомоделью, – просто потрясный! Я тогда работала в парикмахерском салоне, и этот тип все время ко мне шастал. И таким хорошим казался. А сексуальный был – ой-ой! Ну, как бы то ни было, он меня обманул, совсем как тебя. Бежал с моей лучшей подругой и женился на ней. Держу пари, теперь, наверное, жалеет, ведь она просто толстая старая корова, а я знаменитость… ну, что-то в этом роде. Я так ему и не простила.

– А я не подозревала, – пробормотала сочувственно Лорен.

– Ну а какого черта мне все это афишировать, правда? А после меня открыли, и я уехала в Нью-Йорк. И я никогда к себе домой не возвращаюсь. Конечно, моя мамаша от этого не в восторге, но мне такая жизнь подходит. Это здорово – удрать от семьи. А твоя где?

– У меня никого нет, – ответила Лорен, заговорив об этом впервые за все время. – Мои родители оба умерли.

– О, извини, миленькая.

– Ничего, все в порядке. Нейчур вскочила:

– Ну, ладно. Вот послушай, ты можешь оставаться у меня сколько захочешь.

Она так и сделала. Две недели она скрывалась от мира в спальне для гостей. Свернувшись под одеялом, день и ночь смотрела телевизор, пока однажды не приехала Пиа. Пройдя сразу в спальню, она сказала:

– Ладно, хватит. Пора возвращаться на работу. Сэмм говорит, что дело стоит.

Она покачала головой:

– Нет, слишком много дурных воспоминаний.

– Не насилуй ее, – сказала Нейчур, входя в комнату.

– Но оттого, что она будет здесь лежать, ничего не делая, легче ей не станет, – ответила резко Пиа, ей не понравилось вмешательство Нейчур.

Тогда заговорила Лорен, ведь в конце концов они спорили из-за нее:

– Пиа правильно говорит. Надо искать новую квартиру и новую работу.

Работу не так-то легко найти, – предупредила Пиа. – Если ты достаточно умна, ты вернешься к Сэмм.

– Ой, я придумала! – крикнула Нейчур, вмешиваясь, как это было ей свойственно. – Я, черт возьми, придумала.

– Что? – спросила Лорен.

– Ты будешь работать на меня. Ты будешь моим новым секретарем. И это в сто раз интереснее, чем сидеть в конторе у этого проклятого телефона и все время отвечать на звонки.

– Не знаю, – ответила Лорен неуверенно. Но Нейчур уже завелась:

– И тебе не надо будет съезжать отсюда. Так приятно жить с тобой все время, будет с кем поговорить, когда приходишь домой.

– Да, это очень интересно, – вмешалась Пиа. – Но не делай этого, Лорен. Ты будешь на службе двадцать четыре часа в сутки.

– Ну и что! – ответила Нейчур, сверкнув синими глазищами.

Лорен пожала плечами:

– Почему же нет? Пиа вздохнула:

– Ты об этом пожалеешь.

Нет, черт возьми, никогда, – отрезала Нейчур. На том и порешили.

Иногда Лорен казалось, что она лучше и придумать не могла, иногда же считала, что это самое неудачное в ее жизни решение. Работа на Нейчур заполняла дни целиком, а жить с ней в одной квартире означало не знать покоя и ночью.

Если работая на Сэмм она думала, что не остается времени для личной жизни, то уж теперь тем более его не было, хотя и скучно тоже не было никогда.

Нейчур жила веселой жизнью. Как личный секретарь, Ло-рен должна была делать все: и брать вещи из химчистки, и поливать комнатные цветы. Вскоре она передала горничной те обязанности, которые не хотела исполнять, и сосредоточилась на том, чтобы сделать жизнь Нейчур как можно более организованной, что было нелегко, потому что по натуре Нейчур была беспорядочна, как цыганка, и годами могла жить в настоящем хаосе.

– Нет, ты просто волшебница, – сказала однажды Нейчур. – Ну как же я справлюсь вообще без тебя?

– Да уж, мне достается, – ответила Лорен сухо, думая, что ее жребий – быть для других людей совершенно незаменимой помощницей.

Нейчур питала честолюбивые намерения относительно артистической карьеры.

– Вечно моделью быть нельзя, – поверяла она Лорен свои сомнения. – Надо хватать все возможности, что могут подвернуться.

– Но тебе двадцать два, – заметила Лорен, – что за спешка?

– Но я недолго буду так выглядеть, как сейчас. Как только начнут появляться морщины и тело одрябнет, все будет кончено.

– Ты сумасшедшая, – ответила Лорен, – ты еще двадцать лет будешь выглядеть великолепно!

Нейчур покачала головой:

– Двадцать лет? Шутишь, наверное! Сзади наступают все эти шестнадцатилетние девчонки, они дышат мне в затылок и хотят на мое место. Быть фотомоделью очень непросто.

И Лорен понимала, да, это трудное дело сниматься для рекламы, и самые удачливые очень тяжко трудились, чтобы быть на высоте. Нейчур никогда не позволяла себе набрать хоть один лишний фунт. Каждый день – независимо от того, как рано ей пришлось утром подняться, – она занималась гимнастикой целый час, напрягая все силы.

В город после кругосветного турне вернулся Эмерсон Берн. Нейчур прочла об этом в «Нью-Йорк пост» и сразу же придумала новую затею. Она просила Лорен позвонить ему домой.

– Скажи, что я хочу дать обед в его честь.

– Когда?

В любой удобный ему вечер. Раз он бросил эту глупую корову Селину, у меня появился шанс.

Лорен позвонила и разговаривала с его личным секретарем, который весьма невежливо сообщил, что календарь светских обязанностей мистера Берна забит до отказа.

Она выждала день, опять позвонила и сказала, что это Кэндис Берген. На этот раз ее соединили сразу.

Эмерсон Берн говорил точь-в-точь с тем же акцентом, что Нейчур, и с теми же интонациями, и столь же крикливо.

– Алло?

– Эмерсон Берн? – спросила для верности Лорен.

– Кэнди Берген?

– Нет, это Лорен Робертс, секретарь Нейчур. Она хотела бы пригласить вас на обед на следующей неделе.

Он явно был разочарован:

– А я думал это Кэнди Берген!

– Ваш секретарь, наверное, перепутал звонки.

– О'кей… обед с Нейчур. Внес его в список.

– Когда?

– Во вторник, в восемь вечера. Но только, если она сама умеет готовить.

Лорен подавила смешок. Представить Нейчур на кухне – надо иметь очень бойкое воображение. – Есть ли у вас особые пожелания?

– Да, передайте ей, что я хочу ростбиф, йоркширский пудинг и жареный картофель.

Когда Лорен сообщила об этой просьбе Нейчур, та запаниковала:

– О Господи, я чертовски не умею готовить. А ты?

– Не беспокойся, мы наймем повара.

– К черту, никакого повара, – взвыла Нейчур, – у обеда должен быть домашний вкус. Вот что, найди поваренные курсы и немного туда походи. А потом я притворюсь, что это все сделала я. А? Каково придумано?

Лорен засмеялась:

– Ну, это дело другое.

Она срочно записалась на кулинарные курсы и быстро выучилась готовить ростбиф и йоркширский пудинг.

В день свидания Нейчур и Эмерсона она приготовила еду, дала строжайшие инструкции, как все сервировать, и удалилась в свою спальню, в глубине квартиры.

В три часа ночи она проснулась и тихо вышла из комнаты, чтобы погасить свет в гостиной, и обнаружила, что Нейчур и

Эмерсон, крепко обнявшись, голые спят на белой медвежьей шкуре.

Мгновение она стояла очень тихо и смотрела на них. Потом, почувствовав всю нескромность своего поведения, поспешила к себе, заперла дверь и попыталась заснуть.

Но это было невозможно.

И она поняла, что настало время уезжать. Нечего ей прятаться от жизни за спиной Нейчур. Надо начинать жить заново.

45

В утро предстоящей поездки в Тижуану Ник проснулся в семь часов. Вообще он рано не вставал, но сегодня нервы были так напряжены, что спать не хотелось.

Рядом тихо лежала Девилль, с ее бледно-рыжими волосами и чудесным белым телом. Он не звал ее, но она все равно приехала, и, так как очутилась у него прямо на пороге, он позволил ей войти. Он попытался все объяснить Энни, которая сделала вид, что это ей безразлично, схватила сумку и выбежала из его квартиры со скоростью ракеты. Он не знал, рассердилась она или нет. Наверное, да. Это свойственно всем женщинам – они принимают чересчур близко к сердцу такие вещи.

Дня на два он с головой ушел в секс. Ему было так хорошо, как может быть только в таких беззаконных отношениях – с Девилль особенно, потому что она знала все, что ему нравится, действовала так, чтобы он почувствовал себя счастливейшим человеком.

– Если хочешь, я сниму себе квартиру, – предложила она не слишком серьезно.

– Хорошая мысль, – ответил он, тоже не воспринимая ее предложение всерьез, и они опять пошли в постель.

Но теперь они уже провели вместе пять дней, и он понимал, что ей пора уходить, – только ему не очень хотелось самому заговаривать об этом.

«Завтра скажу, – подумал он. – Дам ей пятьдесят долларов и деликатно выставлю ее за дверь, скажу, что из-за карьеры нам сейчас не очень хорошо жить вместе».

«Какой карьеры?»

Карьеры, которую он решил сделать после того, как Джой Байрон посмотрит, как он играет, и найдет ему агента, который, в свою очередь, подыщет ему где-нибудь место профессионального актера.

Уверенность в себе, главное – надо верить в себя, а у него этого хватало под завязку.

В восемь он пробежался по пляжу, съел полезный для здоровья завтрак из зерен пшеницы и бананов и психологически подготовился к первому телефонному звонку. Он позвонил Энни.

– Эй, послушай, – сказал он, – ты помнишь, что я должен приготовить какую-нибудь сценку из пьесы для Джой Байрон?

– Да? – сказала она тоном «какого черта ты звонишь?».

– Ты обещала мне помочь. Но на этой неделе у меня было мало времени.

– Могу представить, – перебила она.

– Я нашел сцену, которую мне хотелось бы сыграть. Я подумал, нельзя ли завтра заскочить к тебе и пройти ее?

– Завтра я работаю, – сказала она сдержанно.

– Но мне очень надо пройти ее, прежде чем я покажу ее Джой, – он старался ее убедить.

– «Мисс Байрон», – поправила она, – ее никто не зовет Джой.

– Но ты почитаешь со мной, правда, Энни?

– А разве я тебе обещала?

Время включить обаяние, но по телефону это не так-то просто, лучше получается при личном контакте.

– Ты что, очень злишься на меня?

– А почему я должна злиться?

– Ну, не знаю, – и после короткой паузы он добавил: – Ну, а что касается Девилль, то, что она приехала, так это моя старая приятельница из Чикаго, она прилетела сюда, но ей негде было остановиться. И скоро она переедет – при этом он взглянул на Девилль, которая все еще спала в его постели. Девилль никуда пока не собиралась переезжать.

Повисло неловкое молчание, наконец, Энни сказала:

– Я вчера случайно увидела Синдру, она хотела, чтобы ты ей позвонил.

– Я как раз собирался.

– А чего ты ждешь, ведь она твоя сестра.

– Я ей завтра позвоню. Сегодня я еду в Мехико.

– Мехико?

– Да, надо там взять пассажира, какую-то школьницу из пансиона.

– Пансиона в Мехико? Там разве они есть?

– Ты думаешь, я разыгрываю тебя?

– Да с тобой никогда не знаешь, когда ты правду говоришь, а когда все это выдумки.

Он не стал развивать тему и спросил:

– Так… я смогу увидеться с тобой завтра?

Вновь последовало долгое молчание, и наконец она сказала:

– Ладно, наверное, увидимся. Приезжай в пять, пойдем вместе на занятия.

– Буду, – сказал он и повесил трубку.

После того как он добудет две штуки, он скажет Мэнни «прощай». Одной такой поездки достаточно. Скоро у него появится возможность играть и этим зарабатывать, и ему не надо будет заниматься всяким дерьмом.

Мэнни велел купить ему форменную одежду шофера такси. Он неохотно повиновался. Иисусе! Ничего на свете нет хуже, как носить униформу и чувствовать себя чьим-то лакеем.

Форменная одежда висела у него в кладовке. Он взял ее, осмотрел, отложил в сторону и опять пошел в постель. Девилль простонала во сне, когда он улегся рядом, желая дать ей знать, что не спит. Завтра он, честное слово, скажет ей, чтобы уехала. Поэтому сегодня надо как следует использовать последнюю возможность.

– Твой брат мне все-таки позвонил, – сказала Энни, втирая масло для загара.

– И что он поделывает? – спросила Синдра, повернувшись в своем шезлонге у бассейна. – Я ему все время звоню – его никогда нет дома.

– Наверное, потому, что из Чикаго к нему приехала приятельница.

Синдра привстала:

– Какая приятельница?

– Ну, такая высокая видная девица с длинными волосами, рыжая.

– Ревнуешь?

– Кто, я?

– Да ладно, Энни, я знаю, что он тебе нравится.

– Ну… допустим, я думала, что между нами могут возникнуть отношения, но это было до того, как я узнала, что он не только невостребованный актер, но, по совместительству, и Дон Жуан.

Синдра понимающе кивнула головой:

– Ник всегда был такой. Когда он учился в средней школе, он мог любую девушку уложить.

– Ты должна была предупредить меня.

– Но я не думала, что ты собираешься с ним вступить в отношения.

– Но ведь ты дала ему мой телефон.

– У меня было такое ощущение, что вы можете поладить.

– Ну знаешь, мне меньше всего на свете нужен парень, которому все время не терпится.

Синдра засмеялась.

– О'кей, о'кей, ваш намек понят. – Тут она увидела, что из квартиры выходит Рис. На нем были яркие индийские шорты, а с шеи свисало несколько тяжелых позолоченных цепочек.

Энни лениво махнула рукой в знак приветствия:

– Привет, Рис, начинаешь новый трудовой день?

– Но и ты вроде не надсаживаешь на работе задницу, – огрызнулся Рис, бросая на нее скверный взгляд, прежде чем опуститься в свой шезлонг рядом с Синдрой.

– Рис сейчас трудится над загаром, – вмешалась Синдра.

– Ты совсем напрасно что-либо ей объясняешь.

– Но я не объясняю.

Энни вскочила, чтобы уйти, прежде чем они опять начнут ссориться. Последнее время из их квартиры нередко раздавалась громкая ругань.

– А как насчет твоей пластинки, которую ты должна была записать? – спросила она, чтобы переменить тему разговора.

– Ну, такие вещи быстро не делаются, – сказала Синдра. Энни встала и потянулась:

– Наверное. Ну что ж, до встречи, друзья.

Луиджи сделал вид, что не замечает Ника, когда тот приехал за машиной. Ник тоже сделал вид, что не замечает его, и пошел прямо к Мэнни в кабинет.

– А тебе форма идет, – шутливо заметил Мэнни, осмотрев его с ног до головы. – Теперь слушай внимательно и запоминай все точно. Ты переезжаешь границу, подхватываешь у гостиницы Шугу и сразу же возвращаешься в Лос-Анджелес. Если тебя останавливают на границе, ты ничего знать не знаешь. Тебя наняли, чтобы ты заехал за школьницей. – Он затянулся сигарой. – А кто тебя нанял?

– Принс Лимос, – быстро ответил Ник, входя в роль.

– Вот так-то. Ни единого слова о «Великолепных лимузинах». Адрес, который я дал, при тебе?

– Да, все в порядке.

– Луиджи сменил номера на машине? – Да.

– Ну что ж, ты готов.

«Да, пока меня еще не словили».

Что он привезет обратно? Он надеялся, что не наркотики.

Но кого же он обманывает, себя? Конечно, это наркотики. Что может быть другое?

Подъезжая к Сан-Диего, он включил «Роллинг Стоунз» и гонял запись без остановки, доехав в рекордно короткий срок. Он прибыл раньше времени, поэтому припарковал машину в подземном гараже и сел смотреть фильм с Бертом Рейнолдсом, чтобы убить время. После этого помчался во весь дух в Ти-жуану.

Опять припарковался, теперь у гостиницы, и вошел в вестибюль, выглядывая Шугу.

Но ее не было. Черт возьми! Мэнни сказал, что она будет стоять прямо здесь.

Он уже хотел подойти к администратору, как вдруг некто нырнул ему за спину и потрогал за рукав. Это была Шуга, но двенадцати лет, не больше. Ни следа косметики, волосы заплетены в косички, на голове школьная кепка. И вообще в полной школьной форме, причем напоминает злого мальчишку.

– Ты что, ослеп? – прошипела она, скривив капризный рот. – Я уже стою здесь целую вечность,

Он даже сразу не отреагировал, настолько удивительно было превращение.

– Бери этот проклятый чемодан, – скомандовала она, выходя наружу.

Он последовал за ней, таща чемодан, который, казалось, весил целую тонну. Может быть, его надо было открыть, прежде чем они поедут через границу, и проверить содержимое. Кто его знает, может, в чемодане, черт возьми, мертвое тело, он для этого достаточно тяжел.

Шуга уже стояла у лимузина и нетерпеливо постукивала ногой.

Ник открыл багажник, погрузил туда чемодан и сел за руль.

– Выноси отсюда свою задницу и поскорее, – пропищала Шуга, прыгая на сиденье. – Ненавижу эти поездки, каждый раз в штанах мокро.

– А ты часто ездишь сюда? – спросил он, выезжая на шоссе.

– Чересчур часто, – ответила она, жуя резинку. Некоторое время они ехали молча, но он уже больше не мог сдерживаться:

– А что в чемодане?

– А что, Мэнни разрешил тебе задавать вопросы? – огрызнулась она. – Ты должен просто везти меня, и все. Ты делаешь деньги на этом, так какое тебе дело?

Он сбавил скорость, потому что на улицах было полно народу. Теперь уж он нервничал по-настоящему. Две тысячи это хорошо, но они не стоят того, чтобы так рисковать из-за них.

«Да, две тысячи долларов – это много, – продолжал он рассуждать. – Чтобы заработать такую кучу денег, надо несколько месяцев работать для «Великолепных лимузинов», особенно если возишь таких скупердяев, как Эванс». Хотя сейчас, когда он мчался к границе, он просто мечтал вместо этого везти в аэропорт или из аэропорта мистера Эванса.

Шуге «Роллинг Стоунз» не понравились.

– Убери это дерьмо, – ? захныкала она. – Ненавижу Мика Джеггера.

Но он не видел причины, почему надо подобострастно исполнять все ее приказания.

– А тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, чтобы ты заткнулась?

– О, – сказала она язвительно. – Это ты собираешься затыкать мне рот? Имеешь полную возможность.

– На сколько Мэнни тебя старше?

– Занимайся своим дурацким делом и помалкивай.

– А почему ты вышла за него?

– Иди знаешь куда подальше…

Вот весь разговор с обаятельной особой.

У границы стояла длинная вереница машин. Темнело, и с каждой минутой он нервничал все больше.

Шуга сидела позади, жуя резинку и абсолютно спокойная.

Сейчас он уже думал, что в чемодане кокаин. И его посадят за решетку на пятьдесят лет, если поймают. Нет, никогда больше. Это конец.

Когда к ним подошел полицейский, он уже весь обливался потом. Полицейский наклонился и взглянул в окошко.

– Есть ли фрукты, овощи или растения? – спросил он, всматриваясь в пассажирский отсек.

– Нет, везу только малолетнюю правонарушительницу, доставляю ее родителям, – сказал любезно Ник. Иисусе, а голос у него действительно совершенно спокойный!

– О'кей, – сказал полицейский, отходя.

«О'кей? Это значит, что они могут ехать дальше?» Наверное, да. Он поднял стекло и помчался прочь.

– Быстрее, – понукала Шуга сзади.

– Мне надо остановиться пописать.

– Нет! – заорала она. – Убирайся подальше от этой чертовой границы.

Подъезжая к Сан-Диего, он был уже вне себя от радости. Все обошлось так легко. Да это пустяки! Иисусе Христе, да он дважды за один день мог бы совершать такие поездки, если бы надо было. Он посмотрел в заднее зеркало. Шуга деловито снимала свои школьные одежды, втискиваясь в узкую юбку и тесно облегающий свитер.

– Эй, – сказал он. – Теперь-то можешь мне сказать, что в чемодане?

– Двести пятьдесят тысяч долларов, – сказала она небрежно. – Хочешь, Ник, возьмем их и сбежим вместе, а?

– Ты за кого меня принимаешь? Она поправила юбку:

– А что я такого сказала?

– Так это не наркотики?

– Неужели ты думаешь, что я имею хоть какое-то отношение к наркотикам? – негодующе фыркнула она. – Все, что мне надо, так это парня, который может. Мэнни, конечно, устроит погоню за нами, но ведь у нас будут деньги, правда? И мы сможем хорошо спрятаться.

Двести пятьдесят тысяч долларов! Вот это да! А что, если обмануть ее и потом слинять?

С минуту он обдумывал такой вариант. Но только минуту. У него не было желания всю оставшуюся жизнь спасаться от Мэнни Манфреда.

– Ну? – спросила с вызовом Шуга. – Ты-то можешь, или как?

Эта шлюшка испытывает его на верность, чтобы потом донести Мэнни.

– Не пора ли тебе заткнуться? – сказал он в ответ.

– Трус, – пробормотала она. – Я правду говорю, чтобы ты знал.

Но он так и никогда и не узнал, всерьез она его соблазняла или просто разыгрывала, потому что, как только они доехали до гаража, она выскочила из машины и исчезла.

Луиджи открыл багажник, вынул чемодан и понес к Мэнни в кабинет.

– Когда мне заплатят? – спросил Ник, следуя за ним.

– Не торопись. Ведь никто не уезжает, – ответил Луиджи.

«Я сделал ошибку. Мне надо было сначала получить с них деньги. Теперь они, наверное, надуют меня».

– Я ездил, я рисковал и хочу получить свои деньги.

– Несколько позже, – бросил Луиджи через плечо.

Он так и шел за ним всю дорогу до кабинета. Около двери Луиджи поставил чемодан на пол.

– Я хочу получить деньги, – опять сказал Ник.

– Да, Ник, конечно, – сказал Мэнни, достал толстую пачку долларов и вынул несколько стодолларовых бумажек. – Вот, пожалуйста, ты хорошо справился с делом.

Но Ник толстяку не доверял. Стоя перед столом, он сосчитал купюры.

– Но здесь только тысяча, – сказал он.

– Верно, – ответил Мэнни и взял пригоршню кешью. – Тысяча за первую поездку и две, когда съездишь во второй раз.

– Нет. Мы же договорились – две тысячи за эту.

– Знаешь, что я сделаю, – сказал величественно Мэнни, грызя орешки. – Разделю разницу. Сейчас заплачу тысячу пятьсот, а две с половиной – в следующий раз. Пойдет?

Ник разозлился:

– Черт возьми, за кого вы меня принимаете? Голос Мэнни посуровел:

– За дрянного, беспутного парня, которому посчастливилось найти хорошую работу.

– Я хочу получить свои две тысячи, Мэнни, иначе вы пожалеете.

Крошечные глазки Мэнни обдали его холодом:

– Это я пожалею? Это ты мне угрожаешь?

– Я знаю, что было в чемодане.

– Каким это образом?

Шуга, конечно, дрянь, но он не станет ее закладывать.

– Я получу свои две?

Мэнни залился визгливым смехом.

– Нет, ты настоящий парень. Кью Джи правду сказал. – Он отсчитал еще десять бумажек и подал Нику. – Ты всегда сможешь на меня работать.

«Да больно мне надо!»

Схватив деньги, он вышел.

– До завтра, – крикнул ему вслед Луиджи. – Опять приезжает мистер Эванс. В десять вечера. В аэропорт. Не опоздай.

«К черту мистера Эванса».

«К черту, «Великолепные лимузины»

У него есть две тысячи – и больше он сюда ни ногой.

46

– Но ты не уедешь, – закричала Нейчур.

– Я должна, – ответила Лорен.

– Но почему? – спросила Нейчур сердито. Она так привыкла, что все делается, как хочется ей, что просто не понимала слова «нет».

Ее роман с Эмерсоном Берном был в полном разгаре. Их отношения назвать мирными было нельзя – еще и поэтому Лорен решила уехать. Громкие скандалы стали притчей во языцех. Еще хуже, однако, были их страстные примирения.

Она попыталась объяснить это как можно деликатнее:

– Понимаешь, у меня такое чувство, словно я прячусь за твоей спиной, а пора опять выезжать на дорогу жизни.

Нейчур надулась.

– Но ведь нам так весело, разве нет?

– Да, но этого для меня недостаточно.

Нейчур неохотно, однако, признала свое поражение.

– Что же ты будешь делать? Опять работать на Сэмм? Лорен покачала головой:

– Я думаю начать собственное дело, наподобие… ну, знаешь, я буду «Пятницей», но в женском облике.

– «Пятницей»? Это что же такое? – спросила Нейчур, разражаясь смехом.

– Ну, человеком, который делает все, как для Робинзона Крузо. Я буду оказывать услуги, и люди будут платить мне за каждый час. Я даже для тебя смогу иногда работать.

– Ну, это хорошо.

– Конечно. Я уже говорила с Пией, и она собирается уходить от Сэмм.

Нейчур скептически подняла брови:

– Пиа уходит? У Сэмм будет родимчик.

Лорен не собиралась обо всем рассказывать Нейчур, но она уже не могла остановиться:

– Мы говорили о том, как все назвать вместе. Мы назовем нашу компанию «Безграничная помощь».

Нейчур кивнула:

– Звучит хорошо, но надеюсь, что я всегда смогу тебя вызвать.

Лорен усмехнулась:

– Плати мне почасовую, и я в твоем полном распоряжении.

«Безграничная помощь» сразу же завоевала успех. Слухи о ней быстро распространились, и вскоре у Лорен и Пии не было отбоя от клиентов. Их стало так много, что через три месяца они наняли еще двух помощниц. Это было лихорадочное существование. Сегодня Лорен поливала растения в двухэтажном особняке на Парк-авеню, на следующий вечер организовывала фантастический полуночный обед для тридцати клиентов на самом верху «Эмпайр Стейт Билдинг»!

Пиа познакомилась с человеком, в которого сразу же без памяти влюбилась. Его звали Хауэрд Либерти, он был служащим фирмы «Либерти и Чарлз» – одного из наиболее прет стижных рекламных агентств Нью-Йорка. Хауэрд был низеньким, с волосами песочного цвета и приятным характером. Он сразу же понравился Лорен.

– Это хорошо, потому что мы подумываем пожениться, – восторженно призналась Пиа.

Связь Нейчур и Эмерсона Берна все продолжалась, и в том же безумном духе. Иногда он тоже звонил в «Безграничную помощь», но Лорен всегда так устраивала, чтобы с ним занималась Пиа. Она чувствовала себя с ним неловко.

Нередко кто-нибудь пытался завязать с ней знакомство, хотя было известно, что у нее нет желания вступать с кем-нибудь в близкие отношения. Она воздвигла стену вокруг себя и намерена в крепости отсиживаться. Всю свою энергию она отдавала делу, которое обещало стать процветающим.

– Ты что, собираешься всю жизнь прожить в целомудрии? – спросила Нейчур.

– Для того чтобы чувствовать себя счастливой, мне не обязательно ложиться с кем-нибудь в постель, – ответила она спокойно. – Я создаю дело.

– Да, ты действительно странная, – отвечала Нейчур, покачивая головой. – Я без секса, ну, никак не смогла бы.

«Подумаешь, удивила!»

Пиа и Хауэрд назначили день свадьбы.

– Надеюсь, это не значит, что ты выйдешь из дела, – спросила Лорен.

– Никоим образом, – твердо ответила Пиа. – Я совершенно не собираюсь сидеть дома и нянчить детей.

– Ну и хорошо, – с облегчением заметила Лорен.

Однажды в понедельник Нейчур позвонила в шесть утра. Еще не вполне проснувшись, Лорен протянула руку к трубке.

– Это я, – кричала Нейчур, – я в Вегасе и чертовски счастлива, ты меня слышишь?

– Счастлива?

– Я вышла замуж! Мы с Эмерсоном наконец-то поженились.

– Ой, нет! – пробормотала Лорен.

– Что ты этим «ой, нет» хочешь сказать? Ты можешь флаги вывесить в нашу честь! Я, черт возьми, теперь миссис Эмер-сон Берн, вот так-то!

Худшей пары Лорен представить не могла. Оба они слишком неуемны и порывисты, они же убьют друг друга. Она с трудом села на постели.

– Зачем вы это сделали?

– Вот это мило! – ответила Нейчур. – Ты первая, кому я позвонила, и в ответ слышу чертовское неодобрение. Да мы любим друг друга, Лорен, любим!

– А пресса уже знает?

– Еще нет.

– Когда до нее дойдет эта новость, вас просто возьмут в плен.

– Эмерсон уже позвонил своему менеджеру. Я думаю, они устроят пресс-конференцию. Ты можешь прилететь, чтобы побыть сейчас со мной? Я оплачу самолет.

– Ничего платить не надо. Если я тебе нужна, то вылетаю немедленно.

– Сегодня днем мы летим обратно в Лос-Анджелес. Эмерсон просто с ума сходит, когда видит игорный стол, и удержать его нет никакой возможности. Я должна быстренько его отсюда извлечь. Вот что, ты не могла бы приехать к нам домой в Лос-Анджелес завтра? Да, и сделай мне большое одолжение.

– Какое? Говори.

– Позвони Сэмм и сообщи обо всем. Если я позвоню, то она будет только орать на меня.

Сэмм приняла новость стоически. Не в первый раз ее девушка сбегала и выходила замуж за рок-звезду, и Нейчур – не последняя.

Пиа вовсе не обрадовалась, когда Лорен сказала, что вылетает в Лос-Анджелес.

– Ты же знаешь, я выхожу на следующей неделе замуж, – сказала она.

– Я вернусь, – заверила ее Лорен, – все уже организовано наилучшим образом, все пройдет гладко. И я обещаю, что сама приеду.

– Но зачем тебе это нужно, лететь туда? – пожаловалась Пиа.

– Потому что Нейчур – мой друг, – ответила Лорен.

– Ха! – воскликнула Пиа. – Она тебя любит, потому что ты все для нее делаешь.

Оказывается, Пиа может быть циничной.

– Благодарю покорно. Пиа вздохнула:

– А что ты там будешь делать, сидеть в бассейне и смотреть, как они ссорятся, а я в это время все дела буду ворочать одна?

– Ну, успокойся, Пиа, – сказала она как можно убедительнее. – Я ведь никогда еще не была в Лос-Анджелесе. И улетаю всего на несколько дней.

К тому времени, как она собралась, новость о свадьбе Нейчур и Эмерсона уже потрясла газетный мир. Хотя Нейчур и говорила, что прессе ничего не известно, их свадебные фотографии стали появляться во всех газетах. Нейчур в белом мини-платье, кормящая Эмерсона свадебным тортом. Эмерсон в черном кожаном костюме с гривой волос, небрежно спадающий ниже плеч. Широко улыбающаяся Нейчур. Хмурый Эмерсон.

Но они выглядели счастливыми.

Они выглядели также сильно пьяными.

Лорен сидела в самолете «Америкэн Эйрлайнс» и внимательно разглядывала снимки в «Нью-Йорк пост». Фотография Нейчур и Эмерсона занимала всю первую полосу.

– Ох уж эти звезды рока, – фыркнула сидевшая рядом женщина в голубых сединах, – все они дегенераты, вот что я скажу.

Лорен ничего не ответила и закрыла глаза. Она летела в Лос-Анджелес. И все это было очень далеко от Босвелла.

Выйдя из самолета, она почувствовала себя звездой экрана. Шофер-негр в форме приветствовал ее у выхода и прошел вместе с ней к багажной карусели, где она указала ему на свой единственный небольшой чемодан. Он удивился:

– И это все?

– Все – ответила она, уверенная, что для него это было большое разочарование – встречать ничтожество вроде нее. Но он был очень приветлив и весел, ведя ее к лимузину.

Все в Лос-Анджелесе казалось больше и лучше. Небо было синее, деревья зеленее, чем все, которые ей приходилось видеть раньше. Он был белый с черными оконцами, а внутри горели крошечные лампочки в окаймлении кружков.

– Вы бывали когда-нибудь в Лос-Анджелесе? – спросил шофер, когда они выезжали на шоссе.

– Никогда, – ответила она, устраиваясь поудобнее в кожаном великолепии.

– Ну, тогда для вас – это настоящее путешествие, – сказал он, глядя на нее в зеркало. – Я здесь уже десять лет. Приехал из Чикаго. Зовут Такер.

– И вам здесь нравится? – спросила она из вежливости.

– Здесь жизнь легче.

– Вы работаете на Эмерсона Берна?

– С полгода. Он хороший парень. Иногда берет меня в поездки.

– Наверное, вы удивились, когда он женился? Такер засмеялся:

– Я никогда не удивляюсь ничему, что делают рок-звезды. Эмерсон жил в особняке на холмах Бель Эйр. Страж у ворот махнул, чтобы Такер проезжал, и пока лимузин поднимался по скругленной подъездной дорожке, за ними захлопнулись огромные ворота.

На вершине холма стоял громадный дом, Лорен никогда еще не видела таких.

Как только лимузин подкатил к подъезду, навстречу выбежала Нейчур в красном бикини в белый горошек.

– Вот ты и здесь, – закричала она весело, – и чертовски вовремя. – Они тепло обнялись. – Пойдем, – сказала Нейчур, втаскивая ее в огромную парадную дверь. – Добро пожаловать в мой скромный домик.

Домик оказался настоящим дворцом. Высокие потолки с лепниной, картины старых мастеров по стенам и тяжелая, пухлая, обитая шелком мебель.

– Конечно, это не в моем вкусе, но скоро я здесь все переменю, – сказала Нейчур деловито, таща Лорен через сводчатый коридор к бассейну.

– Но это и не в его вкусе, – сказала Лорен, все оглядев.

– Да, это какой-то гомик-декоратор, – сказала небрежно Нейчур, – наверное, чего-нибудь от него хотел. – И она даже засмеялась при мысли о подобном желании. – Давай выйдем, ты поздравишь новобрачного.

Эмерсон Берн возлежал в шезлонге около огромного бассейна с голубой водой. На нем были только черные плавки.

– Лорен увидела, что у него довольно выдающийся живот. На сцене он, очевидно, затягивался, потому что животик был весьма существенный.

Его лохматая грива была собрана в «конский хвост», который высовывался из-под черной бейсбольной шапочки. Зловещие черные очки скрывали глаза. По обе стороны от него стояли маленькие столики. На одном был телефон, высокий кувшин с яблочным соком, две бутылки «Столичной» и несколько стаканов.

На другом громоздились сценарии.

Нейчур подбежала к нему:

– Ты ведь помнишь Лорен, правда, любимый? Эмерсон сдвинул очки вверх и взглянул на нее сонными,

серыми глазами.

Лорен тоже посмотрела на него, и ей показалось, что он подкрашивает длинные, пушистые, загибающиеся кверху ресницы.

– Э… поздравляю, – промямлила она.

– Спасибо, – сказал он, опуская очки и вздернув подбородок навстречу солнцу.

– Пойдем в дом, – хихикнула Нейчур, – я устрою тебе знатную экскурсию.

Нейчур провела ее через все огромное здание, и Лорен выбилась из сил.

– Можно принять душ? – спросила она, надеясь на положительный ответ.

– Да, и можешь также поспать, потому что сегодня у нас вечеринка!

– Но я не для вечеринки сюда приехала, – возразила она, – а чтобы помочь тебе.

– Но мне не нужна помощь, дорогая. На Эмерсона работают шестьдесят тысяч человек. И я заслуживаю просто дружеского визита, правда? Ведь я только что вышла замуж, слава Богу. – Она помедлила перед зеркалом в холле, привлеченная собственным отражением. – М-м-м, я толстею, – заметила она, ущипнув себя за тонкую талию.

– Нет, нисколько, – решительно заявила Лорен. – Как ты вообще можешь говорить?

– Да это все так незаметно прибавляется, дорогая, – ответила, нахмурившись, Нейчур, вертясь перед зеркалом так и этак и внимательно рассматривая себя. – Да, между прочим, а что тебе сказала Сэмм?

– Ну, она не была в экстазе.

– Держу пари, что старая кошелка не обрадовалась. А ты сказала, что я отменяю все мои договоренности на будущий месяц?

– Нет, и мы с тобой должны это сначала обсудить.

– Тут и обсуждать нечего!

– То, что ты вышла замуж, вовсе не означает, что теперь ты должна отказаться от своей карьеры.

– А кто отказывается? Я просто не хочу надрываться теперь, живя с Эмом, – и она понизила голос, доверительно прошептав: – Ведь на него нельзя положиться. Знаешь, что бывает во время всех этих поездок? Вокруг звезд рока всегда кишмя кишат разные поклонницы, они, словно поганки, тут как тут. Поэтому я собираюсь ездить с ним для защиты своих интересов.

– Но ты потеряешь популярность, если расторгнешь договора.

– Ну, я не собираюсь ни с кем состязаться в популярности, – резко ответила Нейчур, широко распахнув дверь и вводя Лорен в большую солнечную комнату с видом на бассейн. – Это твоя!

– О Господи, да она больше, чем вся моя квартира!

А в Калифорнии все больше и лучше, – объявила Нейчур. – Но ты к этому скоро привыкнешь. Ты сколько можешь пробыть со мной?

– Три дня.

– Нет, по крайней мере, ты должна остаться на неделю!

– Но я не могу так подводить Пию.

– Обойдется.

– Только три дня, Нейчур.

– Четыре.

– Ладно, решено.

И Нейчур улыбнулась:

– Когда они пройдут, ты будешь умолять, чтобы остаться подольше. Ложись, тебя разбудят в шесть.

Лорен приняла душ в отделанной мрамором ванной, легла на середину поистине королевских размеров кровать и через несколько минут уже спала.

Проснулась она перед вечером, подошла к окну и посмотрела на бассейн. Там по-прежнему был Эмерсон Берн, который так усиленно выгребал, словно от этого зависела его жизнь. Он был готов на все, чтобы держать форму.

Так она попала на свою первую голливудскую вечеринку. Одеты все были сногсшибательно. Вечеринка шла в особняке магната, владельца студий звукозаписи. Дом был больше и богаче, чем у Эмерсона Берна. Слуг множество.

– Здесь все в сборе, – сказала Нейчур– чувствительно толкнув ее локтем в бок. – Вон, черт возьми, сам Джек Николсон. Хочешь познакомиться?

– Нет, – ответила Лорен, ужаснувшись даже самой мысли о знакомстве.

Нейчур хихикнула:

– Но раз ты со мной, ты можешь познакомиться с кем хочешь. Кого ты предпочитаешь?

– Я предпочла бы посидеть одной в уголке.

– Но ведь ты пришла повеселиться, правда?

– Но ты же знаешь, что я представляю при слове «веселье». Я предпочитаю быть зрительницей.

– Очень интересно!

– Сделай мне одолжение – иди к мужу и веселись. Со мной все в порядке.

Но Нейчур не надо было упрашивать:

– Ладно, потом найду тебя.

Оглядевшись, Лорен подумала, что на вечеринке официантов больше, чем гостей. Она взяла фирменную содовую у слуги-блондина с короткой стрижкой, нашла скромный уголок и решила все как следует запоминать, чтобы рассказать Пии.

Присутствовал не только Джек Николсон, она узнала много других знаменитых лиц. Здесь были улыбающийся Берт Рейнолдс, великолепный Эгги Диккисон, гордо выступающий Род Стюарт и полный чувства собственного достоинства Грегори Пек.

Маленькая девочка, все еще живущая в ней, сказала: «Ой, почему же я не принесла тетрадку для автографов», а взрослая девушка, в ней же самой, ответила: «Не хочу быть здесь, выпустите меня!»

Все обменивались поцелуями, не касаясь, однако, друг друга губами. Разговор был сбивчив и незначителен. На женщинах были такие драгоценности, которых прежде ей не доводилось видеть.

И Нейчур всем этим наслаждалась от души. Лорен смотрела, как она скользит от одной особы к другой. Эмерсона с ней не было, он сидел в баре, и все подходили к нему засвидетельствовать свои дружеские чувства. Он же был звезда рока. И почтение ему было положено.

Лорен растворилась в толпе на заднем плане. Хотя в Бос-велле она считалась самой хорошенькой девушкой, в Голливуде она явно не производила впечатление. Но она и не пыталась. По правде говоря, она, как всегда, старалась преуменьшить свои достоинства – гладко зачесала волосы назад, косметики не было, простое платье ничем не выделялось на общем фоне. Нейчур часто кричала на нее, зачем она так плохо одевается, и Пиа нередко читала нотации относительно того, что она не умеет себя подать.

– Но я совершенно удовлетворена тем, как выгляжу, – отвечала она обеим.

В полночь ей захотелось уйти, но Нейчур была еще полна энергии. Эмерсон также не проявлял склонности удалиться. В доме была собственная дискотека – комната с зеркальными стенами, мигающей подсветкой, полом из черного гранита и истощенным на вид диск-жокеем.

Лорен ухитрилась поймать Нейчур, когда она влетела, чтобы потанцевать.

– Я падаю с ног, так спать хочется, ты ничего не имеешь против, если я уеду?

– Не беспокойся, – проверещала Нейчур, – мы тоже скоро.

– А можно я возьму машину и пришлю ее обратно за вами?

– Делай как хочешь, – сказала Нейчур рассеянно, поспешая мимо.

Снаружи Такер болтал с несколькими шоферами.

– Они еще не готовы, – сказала Лорен, – но я хочу уехать.

Такер кивнул:

– Сейчас подам машину.

Сидя на заднем сиденье роскошного лимузина, она закрыла глаза и так ехала всю дорогу. А приехав, сразу же рухнула в постель.

Еще не рассвело, когда ее разбудили крики и ругань: Нейчур и Эмерсон громко ссорились.

Но это было уже не ново.

47

Следующие три месяца промелькнули быстро. У Ника были квартира, запас денег, вырученных за дело в Тижуане, и занятия у Джой Байрон. Одним словом, без дела он не сидел.

Джой Байрон оказалась преподавателем, о котором можно было только мечтать. Она его не критиковала, она воспитывала его, тщательно следя за каждым его шагом. Другие учащиеся всегда готовы были смешать его с грязью. Ну и пошли они все к черту! Для него имело значение только то, что Джой им довольна.

– Я задумала устроить вам дополнительные занятия, – однажды сказала она, и ее слезящиеся глаза обежали класс.

– Но смогу ли я расплатиться с вами? – спросил он полушутливо.

– Наверное, нет, – ответила она чопорно, – но когда-нибудь вы вернете мне долг.

Он начал регулярно посещать ее ветхий домишко на Голливудских Холмах, мог заниматься в ее пропыленной гостиной сколько угодно. Книжные полки у Джой Байрон были заставлены всеми когда-либо написанными пьесами, и это было лучше, чем посещать время от времени библиотеку. Она оказывала ему помощь во всем – читала с ним роли, давала нужные советы относительно дикции, пластики, ритмики, грима, советовала, как выбрать удачное освещение и лучший ракурс перед камерой.

– Эта информация бесценна, – сказала она ему, – и вы, дорогой мальчик, сумеете ее использовать как следует.

Но эти слова не произвели на него особого впечатления, ее большие ожидания его не подавляли.

– Да я все знаю, – ответил он, петушась.

– Хорошо, – сказала она, нисколько не рассердившись на него за невежественное бахвальство. – Уверенность в себе – это все.

Но когда она стала делать ему иные авансы, он удивился – ведь женщине было, по крайней мере, шестьдесят пять. Он быстро придумал себе невесту, которую любил неизменной любовью и которая терпеливо ожидала его в их родном городке.

Джой ему не поверила, но отступила, заметив, что у нее еще много любовников и она не претендует на его чувства.

Интересно, изменятся ли после этого их отношения – учительницы и ученика, недоумевал он. Но она относилась к нему по-прежнему.

Это не нравилось Энни. Он виделся с ней только на занятиях, и она делала вид, что не замечает его.

– В чем дело? – спросил он. – Ты так меня избегаешь, словно от меня воняет.

– Ты меня использовал, – ответила она, обрушившись на него со всем пылом долго подавляемого гнева. – Ты хотел только одного, чтобы я тебя представила Джой, а теперь, когда ты стал ее любимчиком, тебя уже никто не интересует. А мне не нравится, когда меня используют, Ник.

– Да, но что такого плохого, что я использую имеющиеся возможности? В частности, и те, что представляет она?

Но Энни была неумолима:

– Ты пресмыкаешься перед ней!

Он вскоре понял, что другие так же воспринимают его отношения с Джой. Ну их к дьяволу! Если им эти отношения не нравятся, это их проблемы. Он был намерен почерпнуть от Джой все, что возможно и нужно.

Джой объявила, что она собирается со своими студентами поставить «У источника». И конечно, она отдала Нику всем желанную роль, которую исполнял Марлон Брандо. Это было с неудовольствием воспринято остальными учениками, которые еще больше его невзлюбили.

Джой советовала ему пока не тратить времени на поиски агента или менеджера.

– На мои спектакли приходит множество людей, – говорила она. – И я найду тебе нужного агента. Следуй моим указаниям, мой дорогой, и мы не прогадаем.

Он не возражал, потому что не испытывал ни малейшего желания обивать пороги офисов и получать отказы.

Девилль все еще жила у него, не выказывая никакого намерения что-нибудь себе приискать. Он не возражал, по крайней мере, не надо думать о сексе – с ней он всегда доступен и в достатке. Иногда он просил почитать ему. Она читала, и не так уж плохо, и вскоре стала намекать, что не прочь бы тоже ходить с ним на занятия.

Ну нет, этого как раз ему не нужно. И так достаточно беспокойства, – и только представить себе, что начнется, если он заявится в класс под ручку с Девилль.

Что же касается Мэнни Манфреда и его «Великолепных лимузинов», то он туда больше не явился. Коль скоро у него есть деньги, зачем ему зарабатывать на хлеб насущный?

Позвонила Синдра и пожаловалась, что совсем не видит его.

– Я собираюсь выступить в Вегасе, – сказала она, полная энтузиазма. – Рис договорился, что я буду петь в одном из лучших отелей. Может быть, ты прилетишь?

Но он заверил ее, что, хотя ему очень хочется, времени пока нет. Он очень занят и все силы отдает предстоящему спектаклю.

Начались репетиции, и он много времени проводил у Джой дома. Вечером перед спектаклем она опять атаковала его, и еще настойчивей, чем прежде.

– Ник, я приношу удачу, – величественно заявила она, а ее костлявая рука повисла в опасной близости у его бедра.

– Да? – сказал он, осторожно отступая. Слезящиеся глаза не отрывались от его взгляда.

– Если бы ты знал, со сколькими мужчинами я спала, со знаменитыми… с влиятельными. И все они говорили… что я принесла что-то… необычное в их жизнь.

И уже вовсю щупала его.

Он знал, что ничего с ней не сможет, и в то же время не хотел ее обижать.

– Джой, вы очень привлекательная женщина, – сказал он, говоря очень быстро и безуспешно пытаясь оторвать ее руку от своей ноги. – Но я уже вам говорил – у меня есть невеста и мы дали клятву никогда друг друга не обманывать.

Джой пробормотала нечленораздельное ругательство и выгнала его вон.

Он вернулся домой, надеясь, что не совершил непоправимой ошибки.

«Черт возьми, ну должны и у него быть какие-то принципы».

Девилль сидела на стуле и глядела на дверь. Около нее стояли два чемодана.

– Собралась куда-нибудь? – спросил Ник, сбрасывая пиджак.

Она как-то робко улыбнулась:

– Да, я наконец переезжаю. Помнишь, месяца два назад мы говорили об этом?

Он распахнул холодильник и осмотрел его скудное содержимое. Девилль была отвратительной хозяйкой.

– Но я вовсе не говорил, чтобы ты уезжала, – сказал он, доставая банку пива.

Она откинула со лба бледно-рыжие волосы.

– Знаю, Ник, но я живу у тебя уже достаточно долго.

– Где же следующая остановка?

Она потупилась, почти опасаясь признаться.

– Я встретила одного человека.

Забавно, но ревности он совсем не испытывал.

– Да? Какого?

– Режиссера. Он открыл банку.

– Настоящего режиссера или какого-нибудь голливудского показушника?

– Он просил меня переехать к нему.

– Но почему же ты ничего не говорила о нем раньше?

– Мне казалось, что это не обязательно.

Ник не привык, чтобы его бросали, но что поделаешь – просить остаться он ни за что не будет. Если она хочет, чтобы ее обманул какой-нибудь дутый режиссер, это ее дело.

В эту ночь он спал беспокойно. У него было предчувствие, что завтра начнется новая и совсем другая жизнь.

– Иди ко мне, дорогая, – сказал Рис и похлопал по стулу рядом с собой.

Синдра колебалась, ей не хотелось сидеть с Рисом за маленьким круглым столиком в коктейль-баре паршивого загородного казино.

Накануне вечером она приехала к нему и познакомилась с двумя его так называемыми друзьями. Как только она вот так же села, он встал, вышел и отсутствовал целый час. Мужчины стали делать ей намеки и пытались заигрывать. Но она дала им укорот. Рис вернулся вне себя от бешенства.

– Это же очень важные люди, – сказал он. – По-настоящему важные и нужные. В чем дело? Неужели ты еще глупее, чем кажешься?

Его слова были, как пощечина. Да как он смеет так с ней разговаривать?! Между прочим, он ничего подобного не позволял себе раньше. Но когда они приехали в Вегас, он переменился, и отнюдь не в лучшую сторону. Прежде всего это касалось отеля, где она должна была выступать. Рис уверял, что это будет один из самых фешенебельных.

– Какой, – спрашивала она, воображая, что ее дебют состоится в «Сэндс» или «Дезерт Инн».

– Это сюрприз, – ответил он таинственно, отведя глаза.

Да уж, сюрприз! Загородная дыра, в которой полно проституток и сутенеров и только один пианист, никакого оркестра, а пианист-пуэрториканец и едва может связать два слова по-английски, и почти всегда в подпитии.

– Что случилось? – спросила она тогда в ярости.

Ты должна накопить побольше опыта прежде чем сможешь добиться большого успеха, – объяснил Рис. – Это замечательное начало, медочек.

Рис говорил много лишнего. Сначала о записях с большими компаниями. Ничего из этого не вышло. А затем Вегас и эта забегаловка.

Синдра твердила себе, что не надо его ругать, ведь он что-то все-таки старался устроить. Но он так много ей наобещал, и что в результате?

Когда они вернулись к себе в мотель, она перестала с ним разговаривать. И вот сейчас он опять сидит за столиком, как ни в чем не бывало, и ждет, что она опять к нему присоеденится.

Ну да ладно, к черту, пусть еще попытается что-нибудь предпринять.

Она прищурилась и подошла. По крайней мере, он хоть один.

М-м-м… наверное, он хочет попросить прощения.

М-м-м… может, она даст ему еще один шанс.

Он сыграл блестяще в этом спектакле – это была сенсация, и он впервые ею насладился. Это лучше, чем секс, хотя ощущение почти такое же. Иисусе! Так вот оно как! Ежедневная порция аплодисментов, и – он счастливый человек.

Джой маячила в кулисах, подбодряя, ругая, нашептывая ему в ухо каждый раз, как он уходил со сцены: «Делай это. Делай то. Побольше жестикуляции. Играй голосом».

«Иди к черту, женщина. У меня выросли крылья. Больше твоя помощь не нужна».

Он понравился зрителям. Он чертовски им понравился. Марлон, подвинься, идет Ник Анджело, освобождай место!

К концу спектакля он воспламенился, и адреналин пульсировал в жилах, словно наркотик.

Джой осталась довольна. Она широко улыбалась, особенно когда половина зала ринулась за кулисы ее поздравлять.

Надо бы теперь знать, кто из этой толпы имеет вес, а кто нет, чтобы не тратить попусту своего могучего обаяния. И он посмотрел на Джой, ожидая подсказки. Но ее осаждала толпа.

– Не плохо, – проворчала Энни, проходя мимо еще с несколькими студентами. – Мы идем в кафе «Гамлет», на Сан-сет. Хочешь с нами?

Но ему хотелось отметить свой триумф не скромным «гамлетовским» гамбургером. К тому же Энни просто возмутительно ведет себя. Почему она не захотела признать сейчас, что он бесподобен, что это значит – «не плохо»? Она так умеет испортить настроение.

– Может быть, – пробормотал он. «Если ничего не подвернется получше».

Джой кивком подозвала его:

– Ник, подойди сюда, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Этот «кое-кто» оказался Ардмор Касл – агент по краткосрочным контрактам, хорошо известный своим пристрастием к красивым молодым актерам.

– Привет, Ник, – у Ардмора были беспокойные глаза, толстые брови и голодное выражение лица. Ему было около пятидесяти.

Джой отошла. Ник кивнул, подходя. Он знал о репутации Ардмора Касла. Может быть, Джой вообразила, что если ей не удалось уложить его, то, может быть, есть шанс у Ардмора!

Агент смотрел на него неотрывно, во взгляде сквозила похоть.

– Я наслаждался вашей игрой.

– Э… спасибо.

– Здорово!

– Да, но такова и пьеса.

– Но вы внесли в ее прочтение что-то необычное.

И они поглядели друг на друга, понимая, что к чему. Иисусе! Где же Джой, вот она как раз ему нужна! Ардмор откашлялся.

– Может быть, зайдете ко мне попозже? У меня будет несколько друзей.

– Э-э… хорошо бы, но у меня сегодня свидание.

– Так приводите его, – смело ответил Ардмор.

– Но это она, – быстро парировал он.

Ардмор понял, что ему дают отставку. Он поджал губы.

– Ну, как угодно.

– Хорошо бы.

– Вы очень смелы для новичка.

Но вот опять подошла Джой в сопровождении остролицей, пожилой женщины в мужском пиджаке в полоску и черных брюках. Женщина в упор не замечала Ардмора.

– Здравствуй, Фрэнсис, дорогая, – сказал он, полный решимости обратить на себя ее внимание.

Она выпустила ему прямо в лицо сигаретный дым и едва заметно кивнула.

Джой схватила Ника за руку с видом собственницы:

– Ник, дорогой, познакомься с Фрэнсис Кавендиш, мене-

джером по набору в труппы. – Она сказала это очень многозначительно. Ник понял намек.

Фрэнсис не затрудняла себя любезностями. Это была женщина с решительным подбородком и весьма непреклонной манерой поведения. Она тоже говорила очень быстро, но по делу.

– В моем офисе. Завтра. В полдень, – сказала она, сунув ему в руку визитную карточку. – Может быть, что-нибудь подвернется для вас.

Джой ловко вырвала карточку у него из руки.

– Мы будем, Фрэнсис, дорогая, – сказала она, сладко улыбнувшись.

– Но ты не нужна, Джой. Уверена, что Ник сам умеет и ходить, и говорить.

Что означала эта маленькая сцена? Он почувствовал себя неловко, словно он кусок мяса на тротуаре, а вокруг скучились собаки, принюхиваются, и каждая норовит ухватить пораньше других.

Ардмор дал понять, что ему все это не нравится.

– Но вам нужен агент, – сказал он, – кто-то, кто станет защищать ваши интересы.

– Да, – сказала Фрэнсис, – но такой агент, который не спустит с него штаны.

Ник глубоко вздохнул, выхватил карточку Фрэнсис Кавендиш у Джой и промямлил:

– Я ухожу.

– Но куда же ты? – спросила Джой, взмахнув руками.

– На свежий воздух. Увидимся потом.

И он вышел, прежде чем кто-либо успел возразить.

48

Нейчур взяла на себя роль гида, решив, что Лорен должна увидеть все достопримечательности Лос-Анджелеса.

– Можно сделать перерыв? – взмолилась Лорен, после того как они побывали в Диснейленде, «Юниверсэл-Сити» и на Волшебной горе, и все в один день.

Нейчур удивилась:

– Для чего перерыв? Ведь ты здесь всего на несколько дней, мы должны успеть осмотреть все, что можем. А кроме того, я еще сама нигде не была. Так что это просто чудо!

Пока они осматривали достопримечательности, Эмерсон проводил время в бассейне, совершенствуя загар и читая сценарии.

– Он ищет подходящий, чтобы мы могли вместе сняться, – по секрету сказала Нейчур.

«Уж точно вместе», – подумала Лорен.

Ежедневно, незадолго до полудня, в дом приезжала вся его огромная свита и оставалась до тех пор, пока он не выгонял ее, но обычно это бывало в два-три ночи. Они смеялись его шуткам, уверяли, что он лучший певец с тех пор, как умер Элвис, и шастали по дому.

Во главе свиты стоял менеджер Сидни Фишборн – высокий худощавый мужчина лет сорока с чем-то, с кудрявыми черными волосами до плеч.

Как правило, Сидни сопровождала Эйприл, тридцатилетняя замужняя рыжая особа, которую все называли его секретарем, хотя все знали, что она его любовница.

Остальную свиту составляли модельер, художник по гриму, парикмахер и личная журналистка.

Большую часть времени эти люди дискутировали насчет того, какой имидж должен быть у Эмерсона во время его будущего кругосветного турне.

– Тебе нужно быть поагрессивнее, – настаивал Сидни, – хорошо бы сломать парочку гитар, расшвырять вещи на сцене, заставить девушек кричать.

– Ничего подобного, – возразил Эмерсон. – Это все было принято в шестидесятые, но этого дерьма сейчас даром не надо.

– Он должен связать себя с каким-нибудь большим делом, – говорила журналистка, перебирая бусы на шее, которые охраняли от сглаза. – Может быть, делать что-то для предотвращения ядерной угрозы или загрязнения среды.

– Нет, все дело в одежде, – настаивал модельер, – нельзя больше носить черную кожу. Надо обновить костюмы.

– Костюмы устарели, – резко возражал Сидни, – а мы должны теперь больше обращать внимания на молодежные вкусы.

Дизайнер упорствовал:

– Нет, сейчас в моде ученость и умудренность.

– Да все это дерьмо, – сказал без обиняков Эмерсон, и на этом разговор оборвался.

Нейчур жаловалась Лорен, что ее мнением пренебрегают и вообще ею самой.

– Мы всегда говорим только о нем. А когда же обо мне? Я тоже знаменита!

– Ты вышла замуж за рок-звезду, – возражала Лорен, – и он в первую очередь должен думать о себе и собственных интересах, особенно накануне турне.

– Да я не завидую, нет у меня никаких таких чувств, – продолжала Нейчур, – но ведь я тоже не какая-нибудь, ничего не стоящая девка по соседству. Я заслуживаю большего внимания, разве не так?

– Ну, это как посмотреть, – осторожно возражала Лорен. – Неужели тебе нужно внимание со стороны этих подлипал?

Нейчур хихикнула:

– Ты права, как всегда. Кому они нужны?

– Тебе нужно самой снова начать работать. Ты ведь не создана, чтобы век сидеть у ног Эмерсона. Докажи ему, что ты человек независимый, – ведь именно поэтому он и женился на тебе, правда?

– М-м-м… – Нейчур не совсем была в этом убеждена. – Не знаю.

– Ладно, зато я знаю, – сказала очень твердо Лорен. – Никогда ничем не жертвуй из-за мужчин.

Прошло немного времени, и между Нейчур и Эмерсоном снова вспыхнула их обычная бурная ссора. На этот раз ее запалила Эйприл, которая невинно заметила, что видела Селину, самую яростную соперницу Нейчур. И видела по телевизору, она обсуждала свою первую роль в кино.

– Ха! – сказала Нейчур презрительно. – Кого она играет, самую неудачливую проститутку года?

В это время все сидели в комнате для завтрака, ковыряя вилками во множестве овощных и фруктовых салатов. Эмерсон должен был похудеть на несколько фунтов, а это означало, что сытая еда не дозволяется никому.

– Ну, любовь моя, – сказал он коротко, – зачем ты так? Селина тебе плохого ничего не сделала.

Этого было достаточно, чтобы Нейчур зашлась во взрыве ревнивой злости, бросаясь то на одного, то на другого.

– Сейчас в волосы кому-нибудь вцепишься, да? – насмешливо сказал Эмерсон – он тоже взбесился: зачем она демонстрирует перед всеми свой дурной характер!

– К черту! – заорала Нейчур, схватила тарелку с цикорным салатом и бросила ему прямо в лицо. – Убирайся опять к Селине, если хочешь! – и с грохотом выбежала из комнаты.

Лорен было неловко за них обоих – за Эмерсона, в волосах и на лице которого застряли листья салата, заправленного маслом, и за Нейчур, которая перед всеми разыгрывала из себя ревнивую дуру.

Эмерсон гневно глянул на свиту.

– Убирайтесь к черту, – скомандовал он. – На сегодня шоу окончено.

Все покорно ушли. Лорен последовала их примеру.

– Тебе уходить незачем, – сказал он вслед.

Но она притворилась, что не расслышала, и поспешила наверх в свою комнату, где позвонила по телефону и заказала место на самолет в Нью-Йорк на следующее утро. Она сдержала обещание и пробыла четыре дня. Этого более чем достаточно.

Позднее в тот же день она решилась пойти в бассейн. Она видела, как Эмерсон уехал. Нейчур после бешеной вспышки сидела взаперти у себя с самого завтрака.

Как было чудесно лежать в тишине и в одиночестве под солнцем! Ни оглушительной рок-музыки. Ни воплей Нейчур. Ни абсурдных разговоров свиты.

Она закрыла глаза и стала думать о чем придется. Ей вспомнились Босвелл и родители, Мег, Сток и прочие. И наконец, она стала думать о Нике.

Господи, но она не хочет о нем думать. Она старалась выбросить его из головы, старалась изо всех сил – не стоило опять возвращаться памятью к тем сладким и горьким дням, так больно вспоминать.

Ник Анджело: черные волосы, зеленые глаза, убийственная улыбка. Ник, которому она так безоглядно отдалась.

Ник, который удрал, даже не попрощавшись, и оставил ее беременную, одну.

Она открыла глаза и постаралась больше не думать о нем. Наклонившись над ней, оседлав ножку шезлонга, сидел Эмерсон.

– Что ты делаешь? – спросила она испуганно.

– Смотрю на тебя, – ответил он, и Лорен почувствовала запах спиртного. Она попыталась подтянуть ноги и принять сидячее положение, но при этом ей пришлось бы задеть его плавки. Она заметила, что он весь напрягся, в коротеньких плавках этого утаить нельзя.

«Веди себя спокойно, – сказала она себе, – не теряй самообладания, и ничего не случится».

– Нейчур дома? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как ни в чем не бывало, и быстро подтянула вверх купальник.

– Возьми меня, – заявил Эмерсон, пьяно покачиваясь. Внутренний голос кричал: «Не реагируй, не впадай в панику! Оставайся спокойна!»

Наступило долгое молчание. Никто не шевелился. Она заметила, что с внутренней стороны бедер у него растут черные волосы и что на плавках впереди влажное пятно.

– Эмерсон, не делайте ничего, о чем вы позже пожалеете, – сказала она, стараясь говорить спокойно и ровно.

– А почему я должен жалеть? – промямлил он.

Где же слуги? Где Такер? Если она закричит, они услышат? И обратят ли на это внимание?

«Будь проклята Нейчур за то, что затащила ее сюда».

Она вспомнила Босвелл и Примо и тот роковой день пять лет назад.

«Наверное, я убила человека. Нет, он погиб в урагане».

Но она так никогда и не узнает, что было на самом деле.

Она лихорадочно соображала, что предпринять: если она резко и неожиданно поднимет колено, она ударит его как раз в цель и, возможно, успеет убежать. Но куда бежать? Ведь если в доме никого нет, она поставит себя в еще более опасное положение.

Эмерсон взялся за резинку плавок и стал их спускать. Прекрасно! Как только он спустит их достаточно, он будет уязвимее, и тогда она ударит.

Она еще раз попыталась предупредить:

– Не делайте этого, Эмерсон. Пожалуйста, не надо. Вы пьяны. Вы не соображаете, что делаете.

Он удивился: ‹

– Ну брось, Лорен, ты же сама умираешь от желания взять меня с самого первого дня, как приехала сюда.

Они двигались сейчас, как неуклюжие балетные партнеры. Он спустил плавки. Она ударила коленкой. Он упал на бок, чертыхаясь. Она с трудом вскочила и бросилась к дому. Но не успела она сосчитать до трех, как он уже пустился за ней нагишом, отшвырнув в сторону плавки.

Она перепрыгнула через ступеньки мраморной террасы, не смея взглянуть назад и чувствуя, что он ее настигает.

Он догнал ее у самого порога, схватил сзади, и они упали.

– Поймал! – с торжеством завопил он, словно они играли в какую-то забавную игру. Он завел ей руки за голову и сел верхом.

– А теперь я так тебя употреблю, как тебе и не снилось, – задыхаясь, сказал он, сжимая одной рукой ее запястья, а другой, пытаясь сорвать купальник.

– Неужели у вас недостаточно девушек, – сказала она, повернув голову и тоже задыхаясь от гнева и отвращения, – девушек, которые хотят быть с вами? Поймите же, Эмерсон, я вас не хочу.

– Не бойся, беби. Ты меня сейчас захочешь, так захочешь, что будешь умолять, – сказал он, вцепившись в купальник, стянув его в талии и хватая ее за грудь. – Ты меня слышишь? Просить будешь!

Теперь он рвал купальник внизу, пытаясь сдвинуть его в сторону и овладеть ею.

– Сукин сын! – закричала она вне себя. – Оставь меня. Если бы у нее был сейчас нож, она бы пырнула его, так же как тогда Примо.

А он упивался своей властью. Она не могла сопротивляться, и он мог с ней делать все что хотел.

– Ну и характер у нас! – дразнил он. – Ты не должна употреблять скверные выражения, моя милая. Мамочка этого не любит!

Но вдруг раздался еще один голос:

– Ах ты, скотина, крыса трущобная! Это, разумеется, кричала Нейчур.

– Ты – лживая, дрянная, грязная свинья! Эмерсон сразу обмяк.

Лорен воспользовалась заминкой, выкатилась из-под него и рывком подтянула вверх купальник, глотая гневные слезы.

– А что касается тебя, – повернулась к ней Нейчур, и ее синие глаза полыхали огнем, – я думала, что ты мой чертовски преданный друг. Но ты такая же, как все эти гадюки, которые только и ждут, чтобы заграбастать моего старика.

– Но подожди…

– Убирайся из моего дома! – заорала Нейчур, покраснев от злости. – Больше никогда и слова тебе не скажу.

Эмерсон расхохотался. Он и не собирался помочь Лорен и все объяснить.

«Ну и пара, – подумала Лорен. – Да, они друг друга стоят». И, не оглядываясь, вбежала в дом.

49

– Ты настоящий мужчина? – спросила его Фрэнсис Ка-вендиш, как будто такие вопросы в порядке вещей.

– Хотите, чтобы я снял штаны и доказал? – ответил Ник, решив, что ей, черт возьми, не удастся его смутить.

Фрэнсис откинулась назад, поправила свои очень сильные

очки, положила руку на стол и взглянула на него твердо и непреклонно.

– Давай снимай, – протянула она с вызовом.

– Не надо меня испытывать, леди, – предупредил он, все-таки надеясь ее переиграть.

Фрэнсис засмеялась. Смех был громкий и циничный:

– А ребенок умеет за себя постоять. Мне это нравится. Ему же не нравился ее снисходительный тон.

– Ребенок этот – блестящий актер. И все, что ему от вас нужно, так это работа.

Фрэнсис это тоже понравилось. Она затянулась.

– Каков твой профессиональный опыт?

– Ну, я много чего играл, – промямлил он уклончиво. Фрэнсис явно не поверила.

– Есть ли у тебя отзывы? Записи? Фотографии?

– Э… – Он замолчал. Она ничего не станет делать для него. Он зря к ней пришел. К Фрэнсис Кавендиш – менеджеру по набору актерских трупп. Она знает, конечно, что опыта у него нет. Просто старая ведьма любит унижать людей.

Фрэнсис продолжала дымить, искоса поглядывая на него.

– Ты спишь с Джой Байрон?

– Послушайте!

– Нет, это ты послушай, – резко ответила она. – Ты сюда притащился в своих узких джинсах и хмурой физиономией, для чего?

– Вы просили меня прийти, – сердито возразил он.

Он чувствовал, как она просто раздевает его взглядом. Ей тоже хотелось лечь. Всем им только этого и хочется. Но если он не лег с Джой, которая хоть обращается с ним по-человечески, то с какой стати он будет ложиться с этой? Он повернулся и пошел к выходу.

Нечего тут зря время терять.

Фрэнсис остановила его уже на пороге. Сказала строго и повелительно:

– Посылаю тебя на прослушивание. Он взглянул на нее:

– Да?

– Роль маленькая, но требует большого труда.

– Я отдам ей все силы, сколько потребуется.

– Полагаю, что отдашь, – сказала она, опять поправляя очки, – но при одном условии.

– Каком? – спросил он подозрительно.

– Послушайся меня и отделайся от Джой: она висит у тебя на шее, как мешок с цементом. О, и еще одно – держись подальше от агентов, вроде Ардмора Касла. Если ты возьмешься за роль, которую я тебе рекомендую, я найду тебе агента на законных основаниях. Он о тебе позаботится.

Он считал своим долгом защитить Джой, в конце концов, она была к нему добра.

– Джой великолепный преподаватель, – сказал он. Но Фрэнсис и слышать о ней не желала.

– Джой старая перечница, живущая прошлым. Брось ее сейчас, Ник, потом будет поздно.

– Жестокая вы женщина.

– Я честная женщина, а это качество очень редко встречается в здешнем городе.

Интересно, что ей от него надо? И он решил, что спросит напрямик. Терять ему нечего.

– А… э… я вам что-нибудь должен за это?

– Иногда будешь меня сопровождать. Когда будешь нужен. Купи себе смокинг – подать себя ты уже можешь. – Она помедлила, глубоко затянулась, дым повалил из ноздрей. – Услуги сопровождающего кончаются у входа в дом. Этого ты не можешь сказать о Джой или Ардморе. Итак, по рукам?

Да, старая ведьма говорит очень откровенно.

– А что за роль?

– Монаха с любвеобильным сердцем. Роль второстепенная, но броская. Я направлю тебя к директору и продюсерам. Если они будут спрашивать насчет профессионального опыта, соври. Говори, что у тебя сыграно много ролей «вне Бродвея» и коммерческих фильмах. Если они спросят снимки, отсылай их ко мне. Я устрою тебе встречу с фотографами в конце недели. Когда получишь первый гонорар, расплатишься со мной.

Он никак не мог ее раскусить.

– Почему вы для меня стараетесь?

– Потому что тем, чего ты добьешься, ты будешь обязан мне. Я это люблю. Дай твой телефон. Я позвоню тебе завтра и расскажу, как они отреагировали.

Но он все еще не верил ей.

– Вы хотите сказать, что мне можно идти на прослушивание прямо сейчас?

Она ткнула окурком в полную пепельницу и сразу же достала новую пачку.

– Ну, если хочешь, подожди день-другой. Больше он уже не колебался.

– Миледи, я готов.

– Ну, я так и думала.

– Или ты будешь делать то, что я скажу, или ты вообще не будешь ничего делать. – Так сказал Рис.

Синдра вздрогнула от страха. Нет, она выходила замуж не за этого человека. То был фальшивый ковбой, наобещавший ей с три короба. Теперь это был кто-то другой – чужой, незнакомый.

– Лучше перестань так со мной разговаривать, или я уйду от тебя, – сказала она с вызовом.

И тут он неожиданно залепил ей пощечину.

– Усвой крепко-накрепко – ты моя жена, – ответил он грубо. – Моя жена, понятно? Я, черт возьми, женат на тебе, а это значит, что ты принадлежишь мне и сделаешь все, что я прикажу.

Она схватилась за щеку, покрасневшую от стыда и боли.

– Я никому не принадлежу! – крикнула она.

– А вот здесь ты ошибаешься, – взревел он. – И если ты мне не веришь, то, может быть, тебя убедит вот это!

К ее ужасу, он вытащил из-за пояса пистолет и взмахнул, угрожая ей.

Она забилась в угол комнаты, в глазах стоял страх.

– Рис… Рис, что ты делаешь?

– А как ты думаешь, черт тебя возьми?

– Откуда у тебя оружие? Он зашагал по комнате.

– У меня оно всегда было, ведь неизвестно, когда оно может понадобиться. Мужчина должен уметь защищаться.

Она сделала глубокий вздох, пытаясь овладеть собой:

– Убери его, убери сейчас же!

– Но ты обратила на него внимание, да? – Он хитро улыбнулся, очень довольный собой. – Так что, может быть, постараешься обратить внимание и на моих друзей, вместо того чтобы делать из меня дурака-обманщика.

Во рту у нее пересохло. Она никак не могла осознать, что же происходит. Всего за пять минут рухнула вся ее жизнь. Неужели недостаточно, что ей пришлось бежать из Босвелла? Неужели ей надо спасаться и от этого человека?

– И слушай меня внимательно, шлюха, – сказал Рис. – Я подобрал тебя, когда ты шлялась по Нью-Йорку. А теперь ты поешь в Вегасе, так что не забывай, из-за кого ты попала сюда. И если я желаю, чтобы ты хорошо относилась к моим друзьям, значит, ты будешь к ним хорошо относиться. Поняла? – Говоря это, он размахивал пистолетом.

– Да, Рис, – прошептала она.

– Погромче, – скомандовал он.

– Да.

– Вот так хорошо, рад слышать, – и он сунул пистолет за пояс. – Завтра вечером, после шоу, я, может быть, приглашу пару приятелей присоединиться к нам, и ты будешь с ними любезна, медочек. Ты будешь делать все, что я скажу.

Она тупо кивнула головой.

Позже, когда он заснул, она подумала, что надо потихоньку выбраться из комнаты и бежать. Но куда бежать? Если она уедет, Рис обязательно поедет за ней.

Ее охватило чувство глубокого отчаяния, и она поняла, что выхода нет. Она опять в ловушке.

Ник сделал все так, как велела Фрэнсис. Он соврал. Когда его спросили, где он еще играл, он выдумал бродячую труппу, с которой выступал, затем упомянул о нескольких коммерческих фильмах и некоторых пьесах, что шли «вне Бродвея». В общем, он много чего насочинял.

В комнате были два продюсера – высокий нервный мужчина, который сидел и молча глазел на все, и пожилая женщина с большими ногами, которые она то и дело клала одну на другую. Директор оказался итальянцем американского происхождения, низенький, смуглый, с копной сальных темно-каштановых волос.

Ник внимательно к ним приглядывался. Сидят три пугала. Черт их побери! Он не волновался, хотя помощница режиссера просто откровенно ему хамила. А когда они вместе читали сцену, то оказалось, что она просто совершенно неспособна играть. Но все-таки трем пугалам он вроде понравился – они заставили его прочитать всю сцену во второй раз.

Когда он приехал на прослушивание, ему дали в приемной несколько страниц текста с диалогом. И у него было только полчаса, чтобы как следует в него вникнуть и понаблюдать за другими актерами, ожидающими своей очереди. Вот тут и. говори о призвании – в воздухе носился дух конкуренции и соперничества.

Он прочел текст во второй раз и подождал, что они скажут.

– Приятно было вас видеть, Ник, – сказал директор, словно они были старые приятели, и давая понять, что разговор окончен.

– Благодарю, – сказала женщина-продюсер, опять положив ногу на ногу и задумчиво разглядывая его.

Высокий не сказал ничего.

И прежде чем он сам успел что-либо сообразить, его уже выставили.

Он остановился в приемной и заговорил с секретаршей:

– Как долго придется ждать ответа? Она с удивлением взглянула на него:

– Вы, наверное, здесь в первый раз?

– Не… Ну, в общем, да… Я недавно в этом городе. Я… работал в Чикаго и Нью-Йорке.

– О, вы, значит, нью-йоркский актер, – сказала с некоторым уважением. – Не волнуйтесь, скоро вы узнаете здешние порядки. Иногда такие прослушивания продолжаются месяцами. Они смотрят вас, и вы им нравитесь. Но потом они прослушивают еще пятьдесят парней. Может быть, после этого они вам и позвонят. Заранее ничего знать нельзя.

– Значит, ждать придется долго? Она пожала плечами:

– Приготовьтесь к этому. Наш город тем и славится, что в нем снимается всякое дерьмо.

Но это прямо слова из его диалога! Интересно, в курсе она тех разговоров, которые продюсеры ведут, когда актеры отыграют и уйдут из комнаты, где идет прослушивание?

– Эй, а как вас зовут? – спросил он, стараясь установить С ней дружеские отношения. – И когда бы вы могли со мной пообедать?

– Мэрилин, – сказала она, все еще улыбаясь. – И я замужняя Мэрилин, – добавила она, показав руку с обручальным кольцом. – Но все равно – спасибо за предложение.

Пойдя к месту парковки и садясь в машину, он подумал: а не стоит ли прямо сейчас поехать к Фрэнсис в ее контору и полностью отчитаться.

Нет. Интуиция подсказывала ему, что лучше сдержать этот порыв и подождать, пока она не позвонит сама. Но он пришел после прослушивания в большое возбуждение, и просто сил не было сидеть и ожидать звонка. И он решил навестить Энни.

Когда он приехал, она пылесосила квартиру и была не слишком рада его видеть.

– О, большая знаменитость пожаловала, – сказала она, не отрываясь от пылесоса.

Он вытащил штепсель из розетки:

– Какого черта ты так себя ведешь? Она вздохнула:

– Ну сколько говорить об одном и том же? Ну вот вчера,

почему ты не пришел на гамбургеры в «Гамлет»? Что ты делал, предпочел Ардмора Касла?

– Ты что, считаешь, что я гомик, Энни? – сказал он, разыгрывая негодование.

– Я ничего не считаю, Ник. Но ты приводишь меня в недоумение.

– Я ушел домой, и один.

– Это хорошо.

– Я встретил менеджера по набору актерских трупп Фрэнсис Кавендиш. Сегодня я опять к ней зашел, и она послала меня на прослушивание.

– Какое прослушивание?

– Она подбирает актеров на одну небольшую роль в кино.

– И ты ее получил?

– Не знаю.

– Ты читал?

Он ухмыльнулся:

– И замечательно!

– Ах вы, мистер скромник!

– Послушай, если не я похвалю себя, то кто же? Она поставила пылесос во встроенный шкаф.

– Ты завтра будешь на занятиях у Джой?

Он в задумчивости бродил по ее маленькой квартирке.

– Да вот подумываю, не съездить ли в Вегас, повидаться с Синдрой. Ужасно сидеть, ждать звонка и узнать, что в конце концов роли не дали. Все это мне чертовски не нравится.

– Но ведь никому это не нравится.

– А ты что думаешь? Ехать мне в Вегас?

– Синдра тебе обрадуется.

– А долго туда ехать?

– Часов пять-шесть, точно не знаю.

– Хочешь со мной поехать?

Она отрицательно покачала головой, но ей явно хотелось.

– Да ладно, живи ярко. Возьми немного вещей, и в путь. Весело же будет, – сказал он ободряюще.

Энни начала доказывать, почему она не может ехать. Но он отмел все ее доводы до единого. Через час они были в пути.

50

Вернувшись в Нью-Йорк, Лорен наотрез отказалась рассказывать о своей поездке в Лос-Анджелес.

– Но что случилось? – Пие очень хотелось обо всем знать.

– Ничего, – ответила она поспешно, – совершенно ничего.

– Ну почему ты мне никогда ничего не рассказываешь? – пожаловалась Пиа. – И почему, когда звонит Нейчур, ты с ней не хочешь разговаривать? Нет, определенно что-то произошло.

Но единственное желание Лорен было – поскорее забыть о Лос-Анджелесе, и она усиленно принялась за работу. В свободное время, которого было немного, она стала посещать курсы самозащиты, изучала французский, а также ходила на занятия по изысканной французской кухне. Все это не оставляло времени для общения, и если кто-нибудь пытался пригласить ее куда-нибудь и завязать отношения, он в ответ получал решительное: «Нет, благодарю».

Вскоре после возвращения она присутствовала на свадьбе Пии и Хауэрда в доме его дяди Оливера в Хэмптоне. Оливер Либерти был одним из основателей фирмы «Либерти и Чарлз» и мужчиной с очень импозантной внешностью, лет около шестидесяти.

Он обладал довольно тонким, но язвительным юмором, одним словом, был полной противоположностью своей жене Опал, пустоголовой блондинке, на которой женился с досады после довольно дорого обошедшегося развода с первой женой, с которой он прожил тридцать один год.

Свадьба Пии и Хауэрда была замечательная. Лорен сидела и грезила, как бы все могло быть, если бы Джимми так с ней не обошелся. Она даже позволила себе опять вспомнить о Нике. Прошло столько лет… но когда она думала о нем, ей все равно становилось больно, и она опять постаралась сразу же прогнать эти мысли.

После обеда к ней неспешно подошел Оливер Либерти и сел рядом.

– Слышал, что вы и Пиа наладили довольно солидное дело, – сказал он, поглядывая на свою яркую жену, которая в чересчур облегающем красном платье резвилась в танцах.

– Да, дела идут прилично, – ответила она и добавила, улыбаясь: – Уверена, что вам не терпится всех своих клиентов передать в наши руки.

Он кивнул:

– Да, я обо всем думаю заранее. И мне нравится, когда женщина умна и ловка.

Но если так, почему же он женился на этой блондинке, которая, по словам Пии, абсолютный нуль в смысле интеллекта?

– Итак… придут ли к нам ваши клиенты? Он улыбнулся:

– Я уверен, Лорен, что вы всегда получаете именно то, что хотите.

Вскоре после того как Пиа переехала в дом мужа, начались звонки. Один раздался в два часа ночи. Лорен спросонья нащупала трубку и хрипло пробормотала:

– Алло!

– Хочу с тобой поговорить, – сказал знакомый голос. Она сразу же узнала Эмерсона Берна. Какое-то мгновение

она сидела затаив дыхание, затем неслышно положила трубку. Он сразу же позвонил опять.

– Ты не отключайся, – пожаловался он. – Это нехорошо.

– Что вам надо? – спросила она, удивляясь его наглости.

– Да уж пора бы нам встретиться, – сказал он доверительно.

– Вы в своем уме? – спросила она и с трудом села на постели.

– По-моему, это вполне нормальная просьба.

– Вы забыли, что произошло в Лос-Анджелесе?

– Ничего не произошло.

– Это потому, что появилась Нейчур.

– И чего ты так возмущаешься? Ну, я немножко потискал тебя. Велика важность. Большинство девушек дали бы себе отрезать левую грудь за это самое.

– Просто не верится! Да ведь вы хотели меня изнасиловать, и вам это не удалось только потому, что пришла ваша жена. Ваша жена! Вы помните? Она была моим лучшим другом, а теперь она со мной не разговаривает благодаря вам. Вы просто скотина, вам это известно? – и с размаху шлепнула трубку.

И снова немедленно зазвонил телефон.

Она сняла трубку и положила ее под подушку.

На следующий день она получила три дюжины красных роз. Цветы прислали на квартиру с запиской. В записке стояло: «Сожалею. Э.». Лорен отвезла цветы в ближайшую больницу.

Через несколько дней, завтракая с Сэмм, она как бы случайно спросила о Нейчур.

– А вы что, поссорились? – спросила Сэмм, подняв свои элегантно выщипанные брови и ковыряя вилкой салат из помидоров.

– Но ты же знаешь, что такое Нейчур, и лучше, чем кто-либо другой, – ответила осторожно Лорен, отпивая глоток воды.

– Да, верно, – сказала Сэмм, устало вздохнув. – Эта девица ведет себя иногда совершенно невозможно. Не знаю, чем прельстила ее эта неопрятная рок-знаменитость, он выглядит так, словно ему немедленно надо стать под душ и не один раз. Его кожаные портки просто прилипают к телу, словно клеем намазанные, честное слово.

– Значит, они все еще очень близки?

– Ну, настолько близки, насколько это возможно для двух невероятных эгоистов, – ответила сухо Сэмм. – Кстати, ты знаешь, что она по всему городу распускает о тебе грязные сплетни?

Лорен вздохнула – именно это она хотела знать.

– Неужели?

– Да, но я бы не стала беспокоиться, никто не принимает Нейчур всерьез.

Эмерсон опять позвонил на следующей неделе.

– Ну как, передумала? – спросил он беспечно, словно у них в обычае было так болтать друг с другом каждый день.

– О чем?

– Ну, насчет того, чтобы встретиться?

Этот человек ничего не принимал в расчет, кроме своего «я».

– У меня для вас экстренная новость, – резко ответила она. – Вы, наконец, встретили ту, которой не хочется быть с вами и куда-либо с вами выходить.

Но унять его было невозможно.

– Если ты беспокоишься относительно Нейчур, то она в Лос-Анджелесе.

– А я думала, что вы всегда путешествуете вместе, держась за руки.

– Не, чтобы она все время висла у меня на хвосте? Этого я не могу допустить, это портит мой имидж. Давай поедем, побываем в нескольких клубах и здорово повеселимся.

– Знаете что, Эмерсон?

– Что, беби?

– Перестаньте мне звонить!

У нее все это просто в голове не укладывалось: Эмерсон Берн решил ее преследовать. Неужели он действительно думает, что неудачная попытка изнасилования – подходящее начало для романтической любви?

Через три месяца после свадьбы Пиа объявила, что она беременна.

– Мы с Хауэрдом все обсудили и хотели бы, чтобы ты была крестной матерью.

– Почту за честь, – ответила Лорен и подумала, как счастлива должна быть Пиа – она замужем за человеком, которого любит, и ждет от него ребенка.

«Безграничная помощь» преуспевала, и они сняли в аренду для фирмы подходящий просторный офис. Пиа решила работать, пока до родов не останется только месяц.

– Я по натуре не наседка, – объяснила она.

Теперь у них работало еще шесть человек, а это позволило Лорен выбирать для себя те дела, которые ей нравились. С тех пор как она стала посещать кулинарные курсы, лучше всего ей удавались небольшие званые обеды. Ей нравилось устраивать эти маленькие праздники с невероятно изысканными блюдами, а кроме того, это занимало все вечера, что очень ее устраивало.

Иногда поздно ночью, когда она уже лежала в постели, ее захватывала волна невыносимого одиночества. Но она решила, что лучше оставаться одинокой, чем еще раз страдать из-за. разбитых надежд.

После отъезда Пии на новую квартиру она решила переделать свою. Ее жилье было не очень роскошно, но удобно и уютно, и она чувствовала себя здесь счастливой. По уик-эндам самым большим удовольствием для нее было неспешно гулять по Восьмой авеню, заходить в антикварные магазины в поисках каких-нибудь красивых вещей.

Однажды в субботу после полудня она переходила с Парк-авеню на Мэдисон, когда заметила, что за ней потихоньку следует длинный белый лимузин.

Она прибавила скорости и когда остановилась на углу, дверца автомобиля распахнулась, и из него выскочил Эмерсон Берн. Он схватил ее за руку и развернул к себе лицом.

– Ты меня избегаешь, – укоризненно сказал он. Неужели он настолько туп, что надеется на возобновление каких-то отношений?

– Что далее? – спросила она, пытаясь отдернуть руку. Но его хватка стала только крепче:

– Садись в машину, я тебе объясню.

– Об этом забудьте!

– Но я не могу забыть, дорогая, – сказал он громко, – вот, черт возьми, в чем дело.

Его узнали две проходящие мимо девицы и остановились как вкопанные, словно увидели самого Иисуса Христа. Из машины выпрыгнул телохранитель Эмерсона.

– Пора уносить ноги, Эм, – сказал он, обшарив взглядом улицу.

Но Эмерсон его словно не слышал.

Девицы вцепились друг в друга и изготовились к прыжку.

– Ты ко мне несправедлива, – пожаловался Эмерсон, по-прежнему крепко удерживая ее. – Я хочу объясниться. Я был пьян. У меня были трудности.

– Послушайте, – начала было она.

Но девицы приступили к действиям – они ринулись к нему С горящими глазами. Телохранитель оценил скорость приближения. И Эмерсон также.

– Черт возьми! – воскликнул он. – На нас идет смерч. Лорен почувствовала удар пониже спины, и одна из девиц грубо ее оттолкнула, собираясь наброситься на него.

– Я с ума схожу по тебе! – истерически завопила она, хватая его за пиджак. – Я люблю тебя! Я действительно, действительно тебя люблю!

Но прежде чем Лорен успела что-либо сообразить, телохранитель уже засунул Эмерсона в лимузин и каким-то образом ухитрился втиснуть и ее тоже. Машина немедленно рванула с места.

– Ну вот, – сказал Эмерсон, – все в порядке. Ты, дорогая, у меня в плену и ничего с этим не поделаешь.

51

– Никогда еще я так не поступала, – сказала Энни, искоса взглянув на Ника.

Он рассмеялся:

– Можно подумать, что мы задумали ограбить какой-нибудь паршивый банк!

– Ты знаешь, что я хочу сказать. Вот так уехать, внезапно, это… – Она взглянула на него вопросительно. – … Наверное, это забавно.

– Ну, наконец, ты начинаешь что-то понимать.

Они ехали уже несколько часов. Дорога была неинтересная, но мысль впервые очутиться в Вегасе была заманчива.

– Эй, а сколько у тебя с собой денег? – спросил он, сообразив, что не подготовлен к такой поездке.

– Около пятидесяти долларов. А что?

– Потому что мы сыграем на них, вот что!

– О, нет, только не на мои деньги, – сказала она негодующе.

Он, улыбаясь, гнал старый «шевроле» что есть мочи.

– Да ладно, Энни, нужно же испытать судьбу!

– Но эти деньги за квартиру, – возразила она.

– Так надо их удвоить. Ты не против? Она внимательно оглядела его:

– Знаешь, Ник, ты действительно странный человек.

– О, теперь я, значит, странный. Что еще скажешь?

– Хочешь, я скажу тебе правду? – спросила она серьезно.

– Можешь делать все, что хочешь, – сказал он, подъезжая к бензоколонке компании «Шеврон».

– Иногда мне кажется, что ты во мне заинтересован, а потом ведешь себя так, словно мой брат.

Да, ситуация дерьмовая – меньше всего на свете ему хотелось бы, чтобы Энни в него влюбилась.

Хотя почему бы и нет? Девилль уже давно отчалила, и ему надоел поток случайных одиночек, которые всегда к услугам.

– Ты мной интересуешься или нет? – настойчиво гнула она свою линию.

Он попытался выиграть время.

– Это что, предложение? – спросил он, беспечно опуская ветровое стекло.

– Мне… мне необходимо знать!

– Ну, послушай, мы же сейчас с тобой вместе и едем в Вегас.

– Ты так себе представляешь прочные отношения? Прочные отношения! От одних таких слов его бросало в

дрожь. Что же это творится с женщинами, что все они хотят прочных отношений? Почему они не могут жить просто текущим днем, не загадывая на будущее?

В окошко взглянул служитель и этим избавил его от немедленного ответа.

– Что будем делать? – спросил старик, почесывая седую бородку.

– Залей бак, – сказал Ник, – и проверь заодно, как там с маслом и водой.

– Ну? – потребовала ответа Энни, не давая ему сорваться с крючка.

Он все-таки помедлил, прежде чем ответить.

– Мы с тобой едем в путешествие, – сказал он, тщательно выбирая слова. – Ну, почему нам сейчас просто не наслаж-

даться бы этой поездкой, и, может быть, мы найдем ответ и на твой вопрос?

Рис Уэбстер сидел в прокуренном маленьком баре при казино и слушал, как поет Синдра. Она пела хорошо. Она действительно хорошо пела. Так почему же ей не везет? Компании грамзаписи не пошли на его условия, а в больших отелях ему отвечали, что ей требуется большой профессиональный опыт. Опыт, черт бы его побрал! Он обеспечил ей достаточный опыт, и, между прочим, что получил взамен? Да ничего, абсолютно ничего! Синдра нисколько не ценит того, что он для нее сделал.

Ну а чего он ждал-то? Все женщины таковы, брать умеют, а отдавать их нет, и Синдра не исключение.

Неужели он зря на ней женился? Он был уверен, что она та самая лошадка, которая принесет ему большой приз, а на самом деле пока он только делает, что платит по счетам. Деньги, что она выручает за выступления в казино, совсем не покрывают его издержек. Да, не туда, наверное, он деньги вложил. Два года он платил за ее уроки и создавал ей имидж, и что же? Ничто до сих пор не окупилось!

Его узкие глаза рыскали по зальцу. Несколько мужчин смотрели на Синдру с этим выражением. Рису оно было хорошо известно. Оно говорило: «Ох, я тебе сейчас и показал бы!»

Он внимательно оглядел ее платье. Недостаточно вызывающее. Надо сделать поглубже вырез и разрез на юбке. У нее большая грудь и длинные ноги. Вот чем он располагает. И он оплатил все это сполна.

Но Синдра стала напоминать ему первую жену. Та шлюха тащила его на дно, как свинцовый груз, только грабастала все, что у него было. А теперь и Синдра собирается последовать ее примеру, но пора бы уже и ему получить кое-какие дивиденды на вложенный в нее капитал.

Вчера вечером он подслушал, как два парня говорили о ней, когда она пела.

– Я бы не возражал полакомиться этим кусочком, – сказал один.

– Да, под густой подливочкой, – ответил другой. Рис скользнул к ним.

– Не хотите ли познакомиться с дамочкой? – предложил

он. – Потому что, если есть такое желание, я могу вам это устроить.

Оба усиленно закивали в знак согласия, так что Рис заключил сделку. Но дело в том, что он забыл известить об этом саму Синдру, и когда он ее усадил с этими парнями и они хотели ее пощупать, она обоих обругала. Оба так и взвились, и кто может их осудить за это? К своему большому сожалению, он должен был вернуть им деньги.

А чего тут плохого, немножко поудить на стороне? Убедить желающих, что Синдра шлюха? Но сегодня он утвердил свою власть над ней, внушил ей страх. Вот что нужно женщине, чтобы было чего бояться! Она должна знать, кто хозяин в доме.

Попивая ячменное виски, он прикинул перспективные возможности, остановив выбор на полном коренастом мужчине, который сидел один за столиком и так ел глазами Синдру, словно она шоколадная. Человек был средних лет, краснолицый. Яркая гавайская рубашка и сандалии выдавали в нем туриста.

Рис как бы ненароком приблизился.

– Привет, – сказал он, притронувшись к своей ковбойской шляпе.

Человек взглянул на него:

– Мы разве с вами знакомы?

– Нет, – ответил Рис, – но у меня сильное подозрение, что вы очень не прочь познакомиться.

– Вали отсюда, голубая задница, – сказал человек, и его красное лицо покраснело еще больше.

– Вы неправильно меня поняли, – сказал, нахмурившись, Рис. – Я не то, что вы думаете. И подошел, чтобы сделать вам одолжение.

– Какое еще одолжение? – подозрительно спросил человек.

Рис указал на Синдру.

– Видите вон ту дамочку? Я ее имел в виду, когда предлагал, но если вы намерены и дальше оскорблять меня, тогда окончим этот разговор, – и отвернулся, чтобы уйти.

– Подождите, – сказал человек. Рис остановился:

– Так вас она интересует или нет? Или нет? Человек боязливо оглянулся.

– Да, интересует, – сказал он, понижая голос. – Во сколько это обойдется?

– Вы в выигрыше или наоборот? Потому что если проигрались, то эта беби вам не по карману.

– Но я выиграл.

– Ну, тогда ваше счастье, потому что она будет стоить вам двести пятьдесят монет.

Человек облизнулся и стал лихорадочно соображать. Его рыхлая жена спала наверху в их номере, после выигрыша в игральном автомате. Противный сын-подросток где-то бродил в надежде подцепить девчонку. А ему подвернулась такая великолепная возможность, может быть, в первый и последний раз в жизни, неужели же он ее упустит! Но двести пятьдесят баксов – большие деньги, можно бы купить второй телевизор.

– Не… не знаю, – сказал он нерешительно.

– Не знаете? – повторил Рис, словно ушам своим не веря. – Вы имеете возможность заполучить такой лакомый кусочек, и вы не знаете?

Пот катился градом по толстой шее нерешительного.

– А она хороша? – хрипло спросил он. – Стоит она этих денег?

Рис сдвинул шляпу на затылок.

– Да вы что, смеетесь? Вы бы еще спросили, хороши ли жареные цыплята в Кентукки и хороший ли автомобиль «кадиллак»! Парень, лучше этой дамочки ты никогда в жизни ничего не пробовал.

Они увидели Лас-Вегас, который сиял, как алмаз среди пустыни. Уже несколько часов они ехали в темноте. И вот вдали перед ними раскинулся на просторе город, и это было удивительное зрелище.

– Просто невероятно! – захлебнулась от восторга Энни. Ник усмехнулся.

– А я что говорил, ты просто должна была встать и начать действовать. Что толку целый день просиживать зад и ждать… не знаю чего. – И он с любопытством взглянул на нее. – А чего ты ждешь, Энни?

Она пожала плечами:

– Я много работаю… хожу на занятия… и надеялась на отдых в ближайшее время.

– Да, все мы так, надеемся, – сказал он, отъезжая на обочину и обнимая ее. – Я рад, что ты со мной поехала.

– И я тоже.

Они молчали некоторое время и смотрели на мираж впереди – по крайней мере, таким им показался этот город, лежащий посреди бесплодной пустыни. Наконец он нарушил молчание:

– Никогда тебя раньше не спрашивал, а где твои родители?

– Во Флориде, я там выросла. Три года назад я уехала от них, взяла билет на автобус в Лос-Анджелес, и все, – и она прижалась к нему. – А твои? Синдра никогда о вас ничего не рассказывала. Где твои родители? Есть ли у тебя еще братья и сестры?

Он отстранился под тем предлогом, что ему надо достать сигарету.

– О печальном не будем, – сказал он и тряхнул пачкой «Кэмела», чтобы выскочила сигарета. – У нас с Синдрой общий отец, такой, знаешь, дамский угодник. Уже несколько лет мы с ним не виделись.

– И ты не разговариваешь с ним по телефону?

– Не.

– Ну как тебе не совестно! Семья – это самое главное в жизни.

– Да, конечно, но ты не знаешь моих родственников, – сказал он отрывисто.

– А мать?

Он чиркнул спичкой и закурил.

– Она умерла, когда мне было шестнадцать. Бросила меня.

– Нет, Ник, не бросила, – сказала Энни тихо. – Смерть не оставляет нам выбора.

Но он не хотел больше никаких воспоминаний, и это так больно, даже когда молчишь о прошлом.

– Эй, а может быть, мы оставим этот разговор? Давай радоваться тому, что нас ждет. Ты только посмотри!

– Да, вид прекрасный, – промурлыкала она.

– Ага, – сказал он, заводя мотор. – И давай получим от него немного удовольствия.

– Это мой друг, – сказал Рис.

Синдра кивнула, не глядя на человека в гавайской рубашке.

– Мой хороший друг, – прибавил Рис на тот случай, если она не поняла намека.

– Э… да, – ответила она без всякого выражения. Человек толкнул Риса локтем в бок.

– А когда мы отсюда уйдем: – спросил он, и пот выступил у него на лбу. – Для меня не очень хорошо, если меня увидят с вами. А куда пойдем?

– Да тут, поблизости, – ответил Рис, успокаивая его.

– Но вы не обманщики вроде тех, которых показывали по телевизору, – сказал человек тревожно. – Они заманивают при помощи девушки в комнату, отнимают деньги, избивают.

Рис опять сдвинул на затылок шляпу.

– Неужели я похож на обманщика? – спросил он, презрительно улыбнувшись. – И неужели она похожа на обманщицу? Не беспокойтесь, приятель, вы совершите самое чудесное путешествие в своей жизни.

Синдра слышала обрывок разговора. Она знала, чего ожидал от нее Рис. Он очень ясно дал ей это понять, но она все равно не верила.

– О'кей, медочек, – сказал Рис, весь такой любезный и дружелюбный, – надо идти, чтобы ты и этот прекрасный джентльмен могли поближе познакомиться.

– Я тебя предупреждаю, – прошипела она, но достаточно, впрочем, отчетливо, чтобы он услышал, – я этого делать не стану.

Его рука потянулась к поясу:

– Будь посговорчивее, медочек, сегодня утром я уже тебе все объяснил. Я долго содержал тебя, теперь твоя очередь отплатить мне за добро.

Они втроем вышли из казино, подошли к автомобилю, и влажный ночной воздух окутал их, как тяжелое облако.

Интересно, что же все-таки станет делать Рис, когда она откажется выполнить его приказание? Наверное, оторвет ей голову – он достаточно сумасшедший для этого. Но ведь, в конце концов, он не пойдет с ними в комнату, и как только он их оставит вдвоем, она объяснит этому человеку, в какое положение она попала, и будет взывать к лучшим его чувствам. На вид он отец семейства, хотя, конечно, сейчас от него пахнет совсем не так, как полагается добропорядочному человеку. От него несет пивом. И она вздрогнула: так всегда разило от Примо.

Рис повез их в своем ярко-розовом «кадиллаке» в мотель. Когда они приехали, с человека пот лил уже ручьями.

– Запишите мой номер, – предложил Рис, подозревая, что этот болван может в любой момент испугаться и сбежать. – Вы будете чувствовать себя спокойнее.

– Нет, нет, я вам верю, – сказал человек, хотя это было не так. – А как я возвращусь обратно?

– А я буду недалеко, – ответил Рис. – Свистните мне, когда закончится дело, а я вас отвезу.

Синдра выбралась из машины и стояла рядом, словно оцепенев.

– Ну, давай, тащи в комнату свою хорошенькую попку, – сказал, улещая ее, Рис. – И не забудь оставить дверь открытой для нашего друга. Он подождал, пока она не скрылась из виду, и затем щелкнул пальцами.

– Наступило время для заключения сделки, платите наличными, – сказал он. – Нет наличных – не будет котеночка.

Слово «котеночек» взбодрило человека. Он лихорадочно отсчитал несколько крупных купюр.

Рис дважды их пересчитал и удовлетворенно сказал:

– Комната восемь, около бассейна. – И затем подмигнул: – Поработай и за меня, приятель, сделай одолжение.

Войдя в комнату, Синдра сначала подумала, не запереть ли дверь. Но она знала, что это все напрасно. Если она не впустит человека, Рис просто взломает дверь.

Она была красива, молода и талантлива, так почему же карьера ей не удалась? Если бы с этим все было в порядке, то ничего бы сейчас с ней не случилось. Рис это все делает, чтобы наказать ее. «Может, развестись с ним? – прошептал внутренний голос. – Как бы ускользнуть от него, пока еще есть возможность?» Но она знала, что положение ее безнадежно, он не отпустит ее, пока она не вернет ему все до цента, что он истратил.

В дверь постучали. С трудом глотнув, она пригладила платье, подошла и рывком распахнула ее.

Человек прошел мимо нее в комнату, тяжело ступая. Его гавайская рубашка взмокла от пота и прилипла к груди.

– Давай побыстрее, – буркнул он, – я уже почти готов, так что поторопись.

– Я приготовлю выпить, – сказала она, только чтобы протянуть время. – Внизу есть бар, я принесу вам виски или водку. Что вы хотите?

– Ничего, – ответил он, уже расстегивая пуговицы на ширинке.

Она заметила, что у него на пальце блеснуло обручальное кольцо.

– А ваша жена знает, чем вы занимаетесь? – резко спросила она.

Он остановился:

– А при чем тут вообще моя жена?

– Ну, мне просто… интересно, вот и все. Он оглядел комнату, увидел кровать.

– Я делаю это обыкновенным образом, – объявил он, – ложись на спину и сними платье.

– Но я-то не обыкновенная, – ответила она быстро, продолжая тянуть время.

– Я не могу здесь торчать всю ночь, – сказал он, взглянув на часы.

– Да чем скорее вы раздумаете… – начала она. Он сразу насторожился:

– Но я заплатил за тебя хорошие деньги.

– Сколько?

– А какое твое дело? Она разозлилась:

– Но ведь это вы меня собираетесь уложить, правда? Он протянул руку и коснулся ее левой груди:

– Я не привык к тому, чтобы женщины выражались. Она отскочила: «Нет, она не шлюха и не будет шлюхой. А если Рис хочет разнести ей голову, то и пусть».

– Произошла ошибка, – сказала Она. Его глаза налились кровью:

– Какая ошибка?

Столь же невыразительно она сказала:

– Я такими делами не занимаюсь.

– Но мне было сказано…

– Меня не касается, что вам сказали. Застегните штаны и убирайтесь вон! Отправляйтесь к своей жене.

И неожиданно он расплакался.

– Я же знал, что не надо сюда ехать, – прорыдал он. – Я знал, что это нехорошо.

Синдра очень удивилась. Она не ожидала такой реакции, она думала, что он разозлится.

– Послушайте, – сказала она тихо, – я попрошу Риса, чтобы он опять отвез вас в казино. И вы ни о чем ему не рассказывайте.

Но человек все рыдал.

– Мы ему скажем, что все было замечательно. И тогда для нас обоих все окончится хорошо. Вы же настоящий мужчина, а я не хочу, чтобы мне размозжили голову. – И потихоньку она стала подталкивать его к двери. – Все устроится хорошо, вот увидите. Мы…

Но вдруг он внезапно отбросил ее руку и, захлебываясь от слез, выдавил из себя:

– А деньги?

– Но тут я вам ничем помочь не могу.

– Я заплатил за тебя хорошие деньги. Отдавай их.

– Но тогда вам придется просить об этом Риса, и он узнает…

Человек вроде бы перестал плакать. И теперь снова покраснел и разозлился.

– Верни мне деньги, – упрямо требовал он.

– Но я же сказала – у меня денег нет.

– Тебе тогда лучше их раздобыть, дрянная ты дешевка.

– Но у него же пистолет, – сказала она опять невыразительно. – Он нам обоим может размозжить голову. Ну почему вы не хотите облегчить положение и себе и мне и уйти спокойно?

– Значит, у вас все было договорено, – сказал человек с горечью. – Я таких видел по телевизору, вы людей так не отпускаете.

– Ну, послушайте, мистер, то вы хнычете, как ребенок…

– Ах ты, черная шлюха, если я не получу свои деньги обратно, то уж полностью их окуплю, – и неожиданно он схватил ее, и мокрые губы заелозили у нее по шее.

Она его оттолкнула, но он снова на нее набросился.

И внезапно она снова очутилась в босвеллском доме Браунингов, и это был мистер Браунинг. Это он схватил ее, он принуждал ее делать то, что она не хотела. Черные воспоминания нахлынули на нее во всех подробностях.

– Я… не стану… этого… делать, – закричала она, вырываясь.

– Нет, станешь, или отдавай деньги назад, – сказал он, больно тиская ее грудь.

Неужели деньги так много значат для него! Но в ушах звучали те гнусные слова, что тогда говорил мистер Браунинг, те же оскорбления… «Черная шлюха»… Она даже слышала сейчас его голос. Все было так, словно случилось вчера.

Они упали на кровать, и она громко закричала. Кто-то постучал в стенку и завопил:

– Эй, потише, вы!

Дверь распахнулась, и вошел Рис.

– Что, черт побери, происходит? – спросил он, и его узкие глаза укоризненно уставились на Синдру.

– Он… он… набросился на меня, – задыхаясь, сказала она.

– Проклятая шлюха, – прорычал человек. – Эта проклятая проститутка не хочет со мной…

– Я вас оставил вдвоем, чтобы вы могли поразвлечься, – терпеливо сказал Рис, постукивая острым носком ковбойского сапога по вытертому ковру, – а вы здесь драку затеяли. Ну конечно, она должна была угостить вас как следует, – и он предостерегающе взглянул на нее. – Давай, медочек, помирись с ним, иначе ты знаешь, чем это кончится.

– Иди к черту, Рис, – и она плюнула в его сторону. – Ты не смеешь так со мной обращаться.

Его рука потянулась к поясу.

– Не смею, да?

Человек решил, что настал самый момент убираться восвояси в гостиницу, к рыхлой жене.

– Отдайте деньги, – сказал он, решив, однако, еще раз заявить право на свою собственность.

– Деньги не возвращаются, – отрезал Рис.

– Ты не смеешь подвергать меня такому унижению, – сказала Синдра, и жгучие слезы застлали ей глаза. – Я разведусь с тобой, вот что я сделаю.

Рис опасно затих, а потом сказал:

– Медочек, ты будешь делать все, что я тебе велю.

– Почему бы мне не получить деньги и просто уйти? – предложил человек, которому не нравился такой поворот событий.

– Заткнись и не вмешивайся, – ответил Рис, даже не взглянув на него. Теперь дело касалось только его и Синдры, и надо было ее проучить.

– Я сейчас, знаете ли, позову полицейских, – сказал человек с угрозой. – Вы украли у меня деньги.

Рис повернулся к нему, распахнул куртку, и человек увидел пистолет, заткнутый за пояс.

– Вам лучше никуда не уходить, приятель.

– О Иисусе! – простонал человек, и вся кровь отхлынула у него от лица. – Иисусе сладчайший!

Рис снова повернулся к Синдре:

– Снимай платье. Если я услышу хоть еще один крик из комнаты, ну, ты знаешь, что будет.

Но человек стал потихоньку продвигаться к двери. Синдра смотрела на Риса, и в груди закипала ярость.

– Знаешь, Рис, а ты просто дрянной сутенер, – сказала она, словно выплевывая слова. – И все, на что ты способен, – это промышлять проститутками. Наверное, ты в этом деле чемпион года? Да нет. Лучший сутенер нашего века! – Ее голос все усиливался: – А каково это знать, что ты больше ни на что не способен?

Человек в соседней комнате опять стал дубасить в стенку.

– Это ты ругаешь меня сутенером? – завопил Рис. – Тогда ты кто такая? Ты шлюха, медочек! Самая дешевая, самая скверная потаскуха!

– Нет, мистер, я не потаскуха. Понял? Я не потаскуха! Она в ярости соскочила с кровати.

Рис выхватил пистолет и взмахнул им перед ее лицом.

– И не угрожай мне! – кричала она уже истерически. – Я не позволю тебе распоряжаться своей жизнью. Ты не смеешь мной распоряжаться.

И она ринулась на него, пытаясь выхватить пистолет.

Человек был уже у двери, пот с него лился рекой. Эти двое просто сумасшедшие. И он не лучше, раз приехал с ними сюда.

Он нащупал ручку двери. Синдра Пыталась выхватить у Риса пистолет. Но рука у человека была такая потная, что он никак не мог повернуть ручку.

А затем прогремел выстрел. Только один-единственный.

Пуля ударила в стену и рикошетом поразила человека в затылок. Без единого звука он упал на пол. Наступило долгое молчание.

– О, черт возьми! – крикнул Рис в панике. – Посмотри, что ты наделала, шлюха сумасшедшая. Ты убила этого безмозглого сукина сына. Ты убила его, дура, проститутка. Ты взяла и убила его, черт тебя побери!

52

– Я не такой уж плохой, как ты думаешь, – сказал Эмерсон.

– Вы не знаете, что я думаю, – ответила Лорен и отодвинулась на скользком кожаном сиденье, как можно дальше.

– Не так уж трудно прочитать твои мысли.

– Тогда вот что прочитайте. Я хочу, чтобы вы немедленно выпустили меня из машины, я этого очень хочу.

Он пожал плечами:

– Ладно, допустим. У меня была куча неприятностей, вот я и обошелся с тобой не очень хорошо. И поэтому извини. Я хочу с тобой помириться.

Она покачала головой:

– Когда вы наконец поймете, что я не хочу иметь с вами ничего общего?

Он засмеялся:

– Вот это мне в тебе и нравится. Ты ото всех них отличаешься. И даже можешь два слова связать.

– Нейчур тоже на это способна.

– А ты поживи с Нейчур, – сказал он мрачно. – Это же просто кошмар какой-то! Как бы то ни было, мы уже разбежались, она тебе разве не говорила?

Лорен наклонилась вперед и постучала в перегородку из дымчатого стекла, отделявшую их от шофера.

– Чего ты? – спросил он, откидываясь назад и вытягивая длинные, обтянутые черной кожей ноги.

– Велите своему шоферу остановить машину.

– Но я же сказал, ты – моя пленница.

– Нет, это похищение.

– Ну, так арестуй меня.

Она тоже откинулась назад, решая, что делать дальше. Нельзя было отрицать, что он человек обаятельный, и, если быть совершенно честной, он ей чем-то нравился, несмотря на то что между ними произошло. Кроме того, ну что ей терять? Совершенно нечего. Все равно Нейчур порвала с ней отношения.

– Ладно, – сказала она, устало вздохнув.

– Что ладно?

– Я позавтракаю с вами. Постарайтесь произвести на меня впечатление. Обворожите меня. Докажите, что вы действительно свойский парень.

Он фыркнул:

– Боюсь, я уже лет двадцать как не свойский парень.

– Ну, попытайтесь!

– Для тебя – все что угодно.

И он повез ее в маленький итальянский ресторанчик на Третьей улице. Жизнерадостный хозяин провел их к столику в глубине зала, обращаясь с Эмерсоном так почтительно, словно тот был королем. Его телохранитель остался у входа в ресторан, зорко следя за улицей, чтобы не допустить нового беспокойства.

– Шампанское, икру, что хочешь? – спросил Эмерсон, отбрасывая назад гриву волос.

Она взглянула на часы:

– Но ведь уже три часа дня.

– И что?

– Я бы предпочла зеленый салат и немного макарон с сыром. А потом мне нужно идти. Кроме того, здесь не подают икру и шампанское.

– Хочешь пари? Я могу получить что хочу, и в любое время дня и ночи.

– А если вы не получаете, вы берете силой. В этом вся история вашей жизни, не так ли, мистер Берн?

– Какого черта ты зовешь меня «мистер Берн»?

– Но я оказываю вам уважение, иногда вы его заслуживаете.

Он наклонился через столик и, глядя ей прямо в глаза, сказал:

– А ты красива, тебе это известно? Что-то есть в тебе такое, на что я сразу клюнул.

Она иронически улыбнулась:

– Подумать только, вы умеете и говорить. Но он не обиделся.

– Да ведь такое мое воспитание, – ответил он весело.

– А где вы его получили?

– В забегаловке «Слон и замок» – в чертовой дыре, как мы ее называли в добрые старые времена. Это смесь Бруклина и лондонской окраины.

– У вас с Нейчур много общего, в том числе и родная страна.

Он презрительно рассмеялся:

– У меня и Нейчур как раз нет ничего общего.

– Но вы на ней женились.

– Подумаешь, делов-то. У меня тогда похмелье было!

– И этим вы объясняете все свои поступки?

– Ну вот, теперь ты выдашь мне лекцию о том, что «много пить вредно».

– Но мне совершенно нет дела до вашего поведения.

– Ты ошибаешься.

– Насчет чего?

– Что тебе безразлично. С первого же раза, как я только увидел тебя, я знал, что между нами что-то будет. Ты была такая мышка, все бегала вокруг и устраивала для Сэмм вечеринку у меня на квартире, помнишь? Я сразу тебя заметил, потому что ты ни на кого не была похожа, вот это мне и понравилось.

– Я скажу, почему я вам понравилась, – сказала она отрывисто. – Вас бесит, что я не ваша, потому что вы привыкли иметь любую девушку, какую захочется, и вдруг вам отказали. Вот это и только это вас ко мне и привлекает.

– Неправда.

– Да нет, похоже, что права именно я.

– А почему бы нам это не проверить?

– Каким же образом?

– Переспи со мной и увидишь, останусь я с тобой утром или нет.

– Очень забавный способ проверки.

– Очень рад, что ты рассмеялась.

После ленча он решил, что ему надо бы купить несколько книг, поэтому они остановились у книжного магазина фирмы «Даблди» на Пятой авеню. Но через две минуты об этом знала уже вся улица, и вокруг собралась толпа. Он схватил ее за руку, и они опять укрылись в лимузине. И как только они захлопнули дверцу, машина понеслась прочь.

– Домой. Ко мне, – сказала она беззвучно.

– Заметано, – ответил он. – Я заеду за тобой в десять.

– В десять я уже сплю.

– Но сегодня будет по-другому. Оденься и будь готова поехать в город.

– Но я не говорила, что куда-нибудь захочу выйти с вами.

– Но ты не говорила и что не хочешь. Помни только одно: я мог бы держать тебя в плену весь день, но я тебя отпускаю. Так что ты моя должница.

– Нет, я вам ничего не должна.

– Твое слово всегда должно быть последним? – Да.

Поднявшись к себе, она никак не могла успокоиться. Все это какое-то сумасшествие. Эмерсон Берн просто-напросто банальная рок-звезда. И ей до него дела нет. Или все-таки есть?

«Как это тебя угораздило отправиться с ним на ленч, Робертс?

Ну а почему бы и нет?

Он, по-твоему, привлекателен?

Да, надо признаться, он мне кажется привлекательным».

Зазвонил телефон, она поспешно схватила трубку, решив сразу заявить Эмерсону, что она, конечно, с ним никуда не поедет, ни сегодня, ни в какой-нибудь другой день.

– Привет, – сказала Пиа весело. – Что поделываешь?

– Да я только что пришла домой. А что?

– Мы с Хауэрдом хотим пригласить себя пообедать.

– Что-то мне не нравится тон твоего голоса.

– А в чем дело?

– Когда ты говоришь таким вот тоном, это значит, что ты присмотрела какого-нибудь подходящего, по твоему мнению, парня для меня.

– Обвинение отвергаю, – сказала с негодованием Пиа. —

Дело в том, что мы обедаем с дядей Хауэрда, и подумали, что хорошо бы нас за столом было четверо.

– А где же его жена?

– Дома, в Хэмптоне.

– Гм…

– Лорен, ведь речь идет о старом и женатом дядюшке, вряд ли он вздумает на тебя бросаться.

– Но ведь он мужчина, правда?

– О, пожалуйста, не надо!

– Ладно, буду.

Пиа так привыкла к отрицательным ответам, что очень удивилась.

– Мы за тобой заедем в восемь, – заговорила она быстро, прежде чем Лорен передумала.

М-м-м, обед в обществе дядюшки Хауэрда. Но, по крайней мере, она улизнет из дома, и когда Эмерсон приедет и не застанет ее, он, может быть, поймет намек и оставит ее в покое.

Или же наоборот, не оставит?

53

Синдра не знала, как долго сидела в комнате одна. Она знала только, что Рис ушел и оставил ее одну. Оставил одну с мертвым человеком, лежащим у двери.

Она скорчилась на постели, прижав колени к подбородку. Глаза были широко открыты. В них стоял страх, а человек лежал бесформенной массой у двери.

– Это не я его застрелила, это ты! – крикнула она, когда это случилось, и отскочила от Риса, вся дрожа.

– О нет, нет, беби, я тут абсолютно ни при чем, – ответил он, поспешно заталкивая в чемодан свои вещи и бросаясь к двери.

– Ты… не должен… так оставлять… меня, – сказала она, слова просто застревали у нее в горле.

– Только ты меня и видела, – сказал он, кинув ей пистолет.

И ушел.

Сначала она хотела вызвать полицию. Она бы не удивилась, если бы она и сама пришла – ведь люди за стенкой, наверное, слышали выстрел. Но ничего такого не случилось. Совершенно ничего. И она сидела на кровати, боясь пошевельнуться и только зная, что она должна тоже бежать, как Рис.

Но каким образом? У него были автомобиль и все их деньги, у нее же не было ничего.

Так она и сидела посредине кровати, слезы катились у нее по щекам, а в руке она держала пистолет, вот все, что у нее осталось.

Жизнь была кончена, и исправить ничего невозможно.

– Он точно такой, как показывали по телевизору, – воскликнула Энни. – Посмотри на эти огни!

– Да, действительно зрелище, – согласился Ник, подъезжая к месту парковки при загородной гостинице.

– А куда мы едем? – спросила она. – Разве не лучше сейчас найти Синдру?

– Сначала мы сыграем. Для этого в Вегас и приезжают.

– Ник…

– Попытайся, Энни, получишь удовольствие, – ответил он, поддразнивая ее. – Сегодня у тебя день возможностей. Давай, ставь все на кон, ты же не можешь знать заранее, может быть, тебе это понравится.

Он вылез из машины, схватил ее за руку, и они побежали в вестибюль гостиницы.

– Черт возьми! – воскликнул он, окинув взглядом игровые автоматы, которые все работали. – Знаешь, мне всегда хотелось попробовать сыграть. – Он нащупал в кармане мелочь и вытащил несколько четвертаков. – Пойдем, выбери машину, мы знатно сыграем!

– Сыграем? – спросила она без особой уверенности.

– Можешь прозакладывать голову!

И они играли два часа подряд, и каждый выиграл по десять долларов. К этому времени Ник совсем распалился и готов был во что бы то ни стало продолжать, но Энни поднялась.

– Мы должны найти Синдру, – сказала она. – Уже час ночи. Что они скажут, когда мы заявимся так поздно?

– Да наплюют. Завтра послушаем, как Синдра поет, а потом вернемся в Лос-Анджелес.

– Но я не могу не выйти завтра на работу, – возразила Энни.

– Ты позвонишь и скажешь, что заболела. Подумаешь, важность.

Она вздохнула:

– Ты хочешь, чтобы я была такая же скверная, как ты сам.

– Но ведь от этого ты станешь только лучше, не так ли?

– Очень вам за это благодарна!

Разузнав, как проехать, они взяли курс на мотель, где остановились Синдра и Рис. Это было не самое шикарное место на свете – так, всего несколько домиков вокруг небольшого бассейна.

– Держу пари, они уже спят, – сказала Энни укоризненно. – Говорила я тебе, что надо уйти пораньше.

– А я держу пари, что еще не спят, – уверенно возразил он. – В Вегасе, как правило, никто не спит.

Они припарковали машину, нашли комнату и несколько раз постучали в дверь. Никто не откликался.

– Конечно, не надо превращать это в привычку, – проворчал он, – но придется помочь замку, всего и делов.

– Не надо, не делай этого, – взволновалась Энни.

– Нет, надо, – сказал он, поколдовав немного над замком, и, толкнув дверь, широко ее распахнул.

Первое, что они увидели, была Синдра. Она сидела на кровати и держала в руке пистолет. А затем они увидели тело, ничком лежащее на полу за дверью.

– О Господи! – вырвалось у Энни.

Синдра смотрела на них пустым взглядом, а Ник осторожно по стенке подбирался к ней.

– Спокойно, – сказал он, говоря быстро-быстро. – Пожалуйста, только спокойно. – И осторожно вынул у нее из руки пистолет. – Что случилось?

Она закрыла лицо руками и зарыдала:

– О, Ник… Ник…

Он обнял ее и прижал к себе, как маленькую.

– Ну, ладно, малыш, успокойся, мне ты все можешь сказать.

И она медленно начала рассказывать, глотая слезы и давясь:

– Рис хотел, чтобы я… легла с этим человеком. Он привел его сюда, в нашу комнату… и потом… потом этот человек захотел деньги обратно, потому что я не согласилась, и… и… Рис вынул пистолет… мы с ним боролись… и пистолет выстрелил. Это был несчастный случай, Ник, это так, действительно так.

– Где Рис?

– Он бежал.

– И бросил тебя одну?

– Что теперь будет, Ник? Ведь никто мне не поверит. Полицейские в первую очередь.

Синдра была права. У нее не было шанса убедить в своей невиновности.

Он подошел к человеку, глядя на его неподвижное тело, надеясь, что это какая-то ошибка и парень вдруг очнется, сделает движение, ну хоть что-то.

Нет, кончено.

– Я позвоню в полицию, – сказала бледная, дрожащая Энни.

– Нет, – сказал он быстро. – Нельзя этого делать. – И повернулся опять к сестре. – Ты уверена, что он тебе совершенно незнаком?

Она покачала головой:

– Нет, Рис подцепил его в казино. И я никогда не видела его прежде.

– Значит, между вами не было никаких отношений?

– Нет, хотя нас могли видеть втроем, когда мы уходили из казино.

Ник нагнулся и осторожно взял из пиджака человека бумажник. В нем лежало пятьсот долларов, пара кредитных карточек и водительские права на имя Джорджа Баэра.

– Надо его отсюда убрать и очень быстро, – пробормотал он, думая вслух. – Да, вот что мы должны сделать.

Энни не согласилась:

– Нет. Мы обязаны вызвать полицию!

– Может, ты перестанешь бубнить о полицейских? – сказал он огрызнувшись. – Синдра попала в беду, и мы должны ей помочь.

– Я не могу быть соучастницей в этом деле, – ответила упрямо Энни.

– Я прошу тебя об одолжении.

– Это слишком большое одолжение!

Он пристально взглянул на нее, его зеленые глаза, казалось, пронзили ее насквозь.

– Но я стою его, правда? Она заколебалась:

– Не… Не знаю.

– Сделай это для меня, Энни, – сказал он почти умоляюще. – Никто не должен знать, что здесь произошло сегодня вечером.

– Но ведь я знаю, – сказала она яростно, – и я не могу жить с этим знанием.

Она действовала ему на нервы. Ну и к черту ее, если она не хочет им помочь.

– Если ты только это чувствуешь, тогда тебе лучше уйти.

– Ты не понимаешь, – сказала она, и на глазах у нее навернулись слезы, – нельзя так поступать.

– Но Синдра моя сестра, и она нуждается в моей помощи, поэтому можешь убираться к черту.

– Нет, я не уйду, – ответила она.

– Но если ты остаешься, значит, ты мне помогаешь и это значит, ты принимаешь во всем этом участие.

– Что ты собираешься делать?

– Я все устрою сам, ладно? – сказал он, ее вопросы ему уже надоели.

Он уговорил Синдру встать с постели и собрать вещи. Потом снял одеяло с постели и стал заворачивать в него мертвое тело. Это была нелегкая работа. Всюду кровь, и укоряющий взгляд Энни следовал за ним неотступно. Пот заливал лицо, во рту пересохло, и сердце громко стучало. Черт возьми! Он совсем не был уверен, что поступает правильно, но если он хочет вытащить Синдру из этого грязного дела, то выбора у него нет.

Наконец ему удалось завернуть тело в одеяло. Потом он вышел: теперь надо вынести тело из этой душной комнаты и положить в багажник.

– Ник, я ужасно боюсь, – сказала Синдра, прижавшись к его руке.

– Не бойся, – сказал он, и голос его опять звучал гораздо увереннее, чем он сам при этом чувствовал себя. – Уже почти все в порядке. Я сейчас отвезу тело в пустыню и там похороню. А вы двое оставайтесь здесь, пока я за вами не вернусь.

– Нет, – сказала она, – я не могу позволить тебе все это взять на себя. Я с тобой.

– Но если ты с ним едешь, то и я, – сказала Энни, быстро присоединяясь к Синдре.

Эти двое просто сведут его с ума, но действительно безопаснее их, наверное, захватить с собой.

– Ладно, – сказал он, соглашаясь. Он вышел из комнаты и оглянулся. Уверившись, что никого нет, он подогнал машину как можно ближе к двери. Затем, все еще зорко озираясь вокруг, он вытащил тело из комнаты и ухитрился втиснуть его в багажник.

К тому времени, как все было кончено и они сели в машину, нервы были на пределе.

– Мы должны выглядеть так, как будто ничего не случилось, весело и спокойно. Если нас что-либо задержит, чтобы то ни было, ведите себя как ни в чем не бывало, понятно?

Он осторожно повел машину по веселым, сверкающим неоновой рекламой улицам города, доехал до тихих пригородных улочек, и, наконец, началась пустыня. Затем он молча ехал еще полчаса, прежде чем взять в сторону от дороги. Он вынул тело и тащил его, как ему показалось, целую вечность по песку. Потом вырыл руками неглубокую могилу.

Когда он все сделал, то свернул пропитанное кровью одеяло и отнес его в машину.

– Мы закопаем его в другом месте, – сказал он, бросая его в багажник. – Не надо, чтобы осталась хоть какая-то связь между мертвым телом и гостиничным одеялом.

– А пистолет? – спросила Синдра.

– Я выброшу его по дороге в Лос-Анджелес.

– Все это кошмар какой-то, – сказала Энни, покачав головой. – Лучше бы мне никогда с вами не знаться.

– Но ты, милая, нас знаешь, ты участница того, что произошло, так что заткнись, – грубо ответил он, не в настроении слушать больше ее жалобы.

Через несколько минут они были на пути в Лос-Анджелес.

54

– Я сделал ошибку, – сказал Оливер Либерти.

– Извините? – ответила Лорен.

Они сидели в элитарном нью-йоркском клубе за рюмкой коньяку, а Пиа и Хауэрд, тесно прижавшись друг к другу, танцевали. В комнате, обитой темными панелями, плыли звуки песни «Эти краткие, краткие утренние часы» Фрэнка Си-натры.

Оливер попыхивал длинной тонкой сигарой – она шла к его орлиному профилю.

– Я сказал вам, что совершил ошибку, – повторил он.

– Какую же? – вежливо поинтересовалась она.

– Когда меня оставила жена, я был очень зол. Мы жили больше тридцати лет, но однажды она решила, что с нее хватит. Она внезапно стала феминисткой, а я ее врагом;

– Нехорошо.

– Этим мало что сказано, моя дорогая.

– Поэтому вы познакомились с Опал?

– И сдуру на ней женился.

Лорен не была уверена, что все это ей интересно слышать. Сидеть вот так, в ночном клубе, и слушать рассказы дядюшки Хауэрда о его неудачном браке вовсе не столь уж приятно. Но в конце концов она никуда не торопится. Они сидят в дорогом клубном ресторане с французской кухней и уже переговорили обо всем – от самых последних политических новостей до новейших мод, и хотя он не блещет молодостью, он определенно очень обаятельный человек.

– А вы уверены, что надо обо всем этом рассказывать именно мне? – спросила она.

– Но с вами я могу говорить, – ответил он, кивнув, словно этим хотел уверить не только ее, но и себя. – В вас есть что-то особенное.

– Что же это такое? – спросила она небрежно.

– Что-то такое в ваших глазах. Понимание. И давайте также не забывать, что вы очень красивая женщина.

Подумать только, сколько ей пришлось выслушать комплиментов за эту неделю!

– Я польщена, – сказала она, – но я же не психоаналитик.

– Но я и не считаю вас такой, – ответил он и кивнул в сторону танцующих. – Пойдем?

– О'кей, – сказала она, вставая.

Он потушил сигару, взял ее за руку и повел в тесный круг. Какое-то мгновение он держался от нее на довольно приличном расстоянии, а затем внезапно притянул к себе и крепко обнял.

– Я уже говорил со своими адвокатами, – сказал он.

– О чем? – спросила она. От него пахло дорогим лосьоном.

– О разводе.

– А почему вы мне об этом говорите?

– Потому что с вами легко разговаривать и я снова хочу увидеться с вами, если вы, конечно, не против, чтобы вас видели в компании пожилого человека. – Он ей улыбнулся, говоря это, и слова прозвучали легко и беззаботно.

Ей хотелось ответить ему, как она отвечала обычно: «У меня нет сейчас желания вступать с кем-нибудь в прочные отношения». Но ей показалось, что было бы самонадеянно говорить это на такой ранней стадии знакомства, и она пробормотала:

– Мне это будет приятно.

– И мне тоже, – сказал он. – Как насчет завтрашнего вечера?

У клуба их терпеливо ожидал шофер-японец и блестящий черный «роллс-ройс».

– Неплохо, а? – прошептала Пиа, пролезая на заднее сиденье, пока Оливер и Хауэрд обсуждали на тротуаре какое-то дело. – Он тебе нравится?

– Он женат, – прошептала Лорен, – и перестань меня пристраивать.

– Да, но он разводится.

– Пиа, он мне в отцы годится, а может быть, даже в дедушки.

– Ну и что?

– Сделай одолжение, перестань меня выдавать замуж. Сначала они отвезли Пию и Хауэрда, а затем «роллс– ройс»

проследовал к ее квартире. На улице она увидела белый лимузин Эмерсона, припаркованный у ее дома. Но ей больше всего на свете не хотелось бы сейчас с ним встречаться. Повернувшись к Оливеру, она спросила:

– У вас в доме есть комната для гостей? Он изумленно взглянул:

– Комната для гостей?

– Приехал человек, которого я избегаю, и э… и если я поеду с вами, меня это избавит от больших неприятностей.

– Ну, конечно, – ответил он, очень довольный, что может ей услужить.

Квартира Оливера, расположенная во внушительном старом особняке, выходящая окнами на Центральный парк, была по любым стандартам очень просторна. Потолки высокие, комнаты большие, вид из окна просто сказочный.

Он провел ее в гостиную и предложил что-нибудь выпить. Но она покачала головой:

– Мне завтра надо работать. Вы не возражаете, если я сразу уйду в свою комнату?

– Конечно, нет, – сказал он и повел ее по длинному, просторному коридору в гостевую комнату.

– Можно мне принести вам что-нибудь, в чем вы могли бы спать?

– Может быть, дадите какую-нибудь старую рубашку?

– Я сейчас вернусь.

Она оглядела со вкусом убранную комнату, это был явно женский вкус, но, конечно, не вкус нынешней его жены. Может быть, дизайнера?

Взяв со стола фотографию в серебряной рамке, она внимательно посмотрела: на снимке были молодой Оливер и женщина, наверное, его первая жена. Красивая пара.

Вернулся Оливер и вручил ей новую зубную щетку, тюбик зубной пасты, шелковую рубашку и щетку для волос.

– Все в порядке? – спросил он, улыбнувшись. Она тоже заулыбалась:

– Спасибо, теперь у меня все, что надо, наверное, вы привыкли оказывать такие услуги.

– Нет, Лорен, – серьезно ответил он ей. – Уверяю вас, что этого не было никогда.

Немного поколебавшись, он спросил уже у двери:

– Скажите, дорогая, кого вы избегаете? Она покачала головой:

– Да это неважно.

На следующее утро уже в половине девятого она была одета и готова уходить. В холле ее приветствовала экономка: —

– Мистер Либерти уже уехал. Он просил меня сказать вам, что его шофер внизу и готов отвезти вас куда прикажете.

Она была немного разочарована, ей хотелось повидаться с ним, но, очевидно, он привык вставать еще раньше, чем она.

Она попросила шофера отвезти ее домой и быстро переоделась. Никаких посланий от Эмерсона не было, и она почувствовала облегчение, хотя?… Нет, чувства ее были в смятении, и она никак не могла их понять.

В конторе Пиа атаковала ее вопросами:

– Что ты о нем думаешь? Я уже говорила, что он получает развод, да? Гм, и он привлекателен, не правда ли?

Лорен покачала головой:

– Перестань меня пристраивать.

– Но я вовсе не пристраиваю тебя, а пытаюсь выдать замуж! Ведь однажды ты увидишь в зеркале, что ты стара и у тебя морщины, что тогда?

– Не беспокойся, я уверена, что буду очень счастлива, спасибо.

Пиа состроила гримаску:

– Знаешь что, Лорен, ты просто безнадежна. Да, между прочим, сегодня утром звонил тебе Эмерсон Берн, три раза. А что ему от тебя надо?

– Когда узнаю, скажу.

– Да уж, пожалуйста, скажи.

– Скажу, скажу!

– Когда поросята наденут балетные юбочки и станут танцевать на Пятой авеню!

– Как смешно!

– Тебе не нужна рок-знаменитость, Лорен. Тебе нужен Оливер. Он человек постоянный, богатый и безумно в тебя влюблен.

– Я доложу об этом его жене.

– Его бывшей жене.

– Пока еще нет.

– Но это будет скорее, чем ты думаешь.

– Да?

– Да.

55

Вернувшись в Лос-Анджелес, Ник нашел два послания от Фрэнсис Кавендиш. К добру это? Или к худу? Он не знал. Он привез Синдру и Энни к себе, потому что считал, что ехать им домой небезопасно, но теперь они начали его раздражать. Син-дра слонялась с отсутствующим видом, а Энни раздраженно сетовала, почему он не отвез ее к ней на квартиру.

– Мы должны обо всем твердо договориться, а уж потом расстаться, – сказал Ник. – Я позвоню Фрэнсис Кавендиш, и тогда мы поговорим.

Энни вспыхнула. Он не обратил на это внимания.

– Где ты был? – едко спросила Фрэнсис.

– За городом.

– Впредь оставляй номер телефона, по которому я могу

тебя найти.

За кого, черт побери, она его принимает?

– Да, мэм, – ответил он, удержавшись от более резкого

ответа.

– Ты им, сынок, понравился, – промурлыкала Фрэнсис,

успокаиваясь. – Очень понравился.

– Как это понимать? – подозрительно спросил он.

– Хотят посмотреть тебя еще раз. Быть может, даже сделать пробу.

– Так это хорошо или плохо? Она раздраженно фыркнула:

– Как давно, Ник, ты в этом деле? Сделать пробу стоит денег. Если они платят, значит, считают дело стоящим.

Он накрутил телефонный провод на запястье.

– И когда же я должен это делать?

– Сегодня. В десять будь у меня в офисе, – закричала она прежде, чем он успел ответить.

Ну а почему бы и нет? Она знала, что он приедет. Ведь он – актер, и раз агент приказывает, все должно завертеться. Энни встала у двери.

– Я хочу домой, – сказала она твердо. – Хочу сейчас же.

– Ладно, ладно. Но Синдра останется здесь. И слушай меня внимательно. Если объявится Рис, ты ничего не знаешь.

Ты никогда не ездила в Вегас, последние двадцать четыре часа ты провела с подругой. Ясно?

– Да, – Энни не сводила с него глаз.

– И не вздумай звонить по телефону, чтобы потом не пожалеть. Что там в Вегасе ни случилось – дело прошлое.

– Ну, если ты так считаешь, – натянуто ответила Энни.

– А в чем дело?

– Я раньше никогда не закапывала трупов.

– Говорю тебе, Энни: забудь об этом. Не было ничего.

– Ты-то можешь так считать, а я – нет.

– Ладно, отвезу тебя домой.

Он взглянул на сестру. Та сидела у окна и смотрела на улицу.

– Ты, Синдра, останешься здесь. Дверь никому не открывай. К телефону не подходи. Я постараюсь вернуться как можно скорее.

Синдра равнодушно кивнула.

В машине Энни не сказала ему ни слова. Ее поведение ему чертовски не понравилось, но ничего не поделаешь.

– Буду звонить, – пообещал ой, высаживая Энни на улице.

Она молча прошла к себе. У него было сильное подозрение, что она еще доставит немало хлопот. Да, к сожалению, он ничего не может поделать.

Женщина-продюсер положила на него глаз. Этот голодный взгляд ни с чем не спутаешь.

А высокий его возненавидел. Возможно, он тайный гомик, но держится за эту женщину и не хочет ее потерять.

Директор старался быть любезным со всеми.

– По-моему, он не нуждается в пробах, – сказала женщина. – А как по-твоему, Джоэл?

Высокий передернул плечами.

– Как хочешь.

– Я очень доволен, – сказал директор.

Ник сидел и слушал – они говорили о нем так, словно его тут и не было.

– Может, пускай снова нам почитает? – спросил кто-то.

– Незачем, – сказала женщина, нетерпеливо постукивая ногой.

– Кинокамере он придется по вкусу, – сказал директор и провел рукой по своей лоснящейся седой шевелюре. – Он бросается в глаза.

– Я бы посмотрела, какое у него тело, – сказала женщина, закидывая ногу на ногу. – Вас не затруднит снять рубашку?

Как нужна ему сейчас Фрэнсис, да где она? Никто его не предупредил, что придется раздеваться.

– В фильме есть сцена, где вы в постели с подружкой главного героя, – пояснил директор. Нельзя, чтобы вы выглядели лучше кинозвезды.

Все засмеялись.

Ник встал и неуклюже стянул с себя рубашку.

– Великолепно, – сказала женщина.

– Вне конкуренции, – добавил директор.

– Мы вами займемся, – сказал высокий. Выбраться оттуда было весьма приятно.

Сидя в машине, он постарался вспомнить, что случилось за последние двадцать четыре часа. Он – да простит его Бог! – закопал тело. Закопал, черт возьми, мертвое тело в пустыне Невады, и это делало его причастным к убийству. Господи! Может, Энни права? Может, надо было позвать полицию и Синдра должна бы все объяснить?

Нет. Она бы не смогла оправдаться.

Из здания вышла женщина-продюсер и села в бежевый спортивный «мерседес». Большие стекла солнцезащитных очков и многозначительная улыбка. Интересно, с кем она спит. С высоким наверняка. А может, и с директором.

Снимать там рубашку ему было неприятно, как-то унизительно. Он – актер, он не занимается стриптизом.

Женщина уехала, и он вскоре последовал за ней. Ее «мерседес» помчался по бульвару Сансет. У семафора он догнал ее и окликнул:

– Эй! – Она посмотрела на него словно видела впервые в жизни.

– Ник Эйнджел – сказал он, опустив «о», как советовала ему Джой.

– А мы разве с вами знакомы? – спросила она и поправила громадные зеркальные очки.

«Стерва!»

Он включил фары и поехал домой. Синдра ушла. Что за неудачный день!

Домохозяйка загорала на солнце.

– Вы задолжали за два дня, – напомнила она, когда он быстро проходил мимо.

– Я заплачу.

– И поскорее, не то придется съехать.

С деньгами проблема. Деньги за Тижуану он, можно сказать, уже истратил, и больше ждать неоткуда. Если заплатить за жилье, почти ничего не останется.

– Вы видели, как уходила моя сестра?

– Ваша сестра? – фыркнула домохозяйка. – Нет, я вашей сестры не видела.

– Мы идем в полицию, – сказала Энни. Она была одета и готова действовать. Рядом с ней молча стояла Синдра.

Он приехал вовремя, они уже уходили.

– Вы не можете так поступить, – сказал он.

– Нет можем.

Он обратился к Синдре:

– Я помог тебе выкарабкаться, а ты идешь в полицию, и отвечать за все придется мне. Не будь ребенком – мы же все влипнем. Вы этого хотите?

– Не знаю… – неуверенно протянула Синдра. – Энни говорит, что так надо, а иначе это всегда будет висеть над нами.

– Какого дьявола! – выругался он и повернулся к Энни. Она отпрянула.

– Да неужели ты не понимаешь? – взорвался он. – Теперь уже слишком поздно. Мы все повязаны, и лучше нам доверять друг другу, а не рваться в полицию. Не могу же я сидеть все время дома и караулить вас.

– Но… – начала было Энни.

– Никаких «но» – если еще раз попробуешь так мне удружить, я тогда…

– Что тогда? – с вызовом спросила Энни.

Он ее чуть не ударил. Ему хотелось ударить, как, наверное, это всегда хотелось Примо, его отцу. О Господи! Да он никогда не должен драться как его неудачник отец.

Ник упал на стул:

– Энни, ты должна позабыть об этом.

– Я стараюсь, – глаза ее наполнились слезами.

– Ну постарайся еще раз. Она кивнула в знак согласия.

Сейчас опасность миновала, но как долго она выдержит? Энни была опасна. Но он знает, что надо делать, и чем скорее начнет действовать, тем лучше.

56

Эмерсон пропал из виду, и появился Оливер. Раньше за Лорен никто не ухаживал, и его внимание было удивительно и волновало. Оливер каждый день присылал ей цветы, в полдень непременно звонил, согласовывал с ней свои планы и если целовал, то просто так, как целуют, желая «покойной ночи».

Прошло уже три недели такого галантного обхождения, и Лорен стала недоумевать. Может быть, она не такая, как все?

– Да он тебя обожает! – сказала по секрету Пиа, пристроившись на краешке ее стола. – Он говорил Хауэрду.

– Это мило, – отвечала Лорен, деловито складывая бумаги.

– Не будь такой холодной и сдержанной, – сказала Пиа, с трудом скрывая раздражение. – Как он тебе?

– Очень обаятельный мужчина.

– Ты так немногословна.

– А что бы ты хотела от меня услышать?

– Ты с ним спала?

– Если бы и спала, Пиа, ты бы узнала об этом последней.

– А почему?

– Да ты как вышла замуж, только и делаешь, что сплетничаешь.

– Наверно, в постели он замечательный. – Глаза Пии заблестели. – Говорят, пожилые мужчины блестяще владеют техникой. – Она смущенно хихикнула. – Я слыхала, что они все умеют.

– Не знаю.

– А чего ты ждешь? Хороший вопрос. Чего она ждет?

Вообще-то она ждала, чтобы первый шаг сделал Оливер. А он не делал его, и это Лорен интриговало. Что же с ней не так? Выходит, она его оттолкнула? Пора узнать.

В конце недели они отправились на Бродвей на премьеру, а потом на последовавшую за спектаклем вечеринку. Казалось, Оливер знал всех – актрису музыкальной комедии, игравшую главную роль в пьесе, много разных знаменитостей из Нью-Йорка, которых он в шутку называл ночными бродягами, известного сенатора с его знаменитой подружкой-фотомоделью. Лорен полагала, что знает он и Эмерсона Берна, безумного Эмерсона, который ворвался в ее жизнь и так же мгновенно исчез. И к лучшему – с ним всегда одни неприятности. Она прочла, что он отправился в кругосветное турне.

По дороге домой они обсуждали вечер. Оливер с удовольствием рассказывал Лорен обо всем и вся – он знал много интересного, рассказывал откровенно.

По его словам, актриса музыкальной комедии была лесбиянкой, сенатор отправлялся в постель в красных, унизанных цехинами носках, а девица-модель спала только с богачами, обладателями не менее десяти миллионов долларов.

– Да откуда все это вам известно? – спросила Лорен, рассматривая импозантный профиль.

– Я занимаюсь рекламой и должен все знать.

– Тогда кто будет рекламной моделью «Марчеллы»? Я слыхала, что они хотят пригласить Нейчур, но она запросила слишком большие деньги.

Оливер нахмурился – терпеть не мог, если кто-нибудь что-нибудь сообщал раньше него.

– Кто это вам сказал?

– Сэмм.

– Если бы она этих денег стоила, я бы посоветовал им заплатить ей.

– А по-вашему, она их не стоит?

– Уж слишком много рекламы за слишком короткое время, – сказал он. – Ее лицо чересчур примелькалось.

– Но ведь вы все знаете?

– А что останется между нами?

– Да нет, я завтра же дам объявление в «Еженедельной рекламе».

– Это очень забавно, Лорен.

– Так как же? – не отставала она. – Значит, вы этим занимаетесь?

– До сих пор нет. Но займусь.

– Правда?

– Завтра все узнают, что мы собираемся предложить.

– А что предложите?

– Это сюрприз. Она засмеялась.

– Люблю сюрпризы.

– Ну и хорошо.

Автомобиль подъехал к ее дому. Лорен его еще ни разу к себе не приглашала, а вот сейчас, пожалуй, можно.

– Может быть, зайдете что-нибудь выпить, Оливер? Он покачал отрицательно головой.

– Не хотелось раньше этим вас беспокоить, но моя очаровательная жена наняла для слежки за мной детективов. Видимо, надеется получить с меня еще больше денег, если докажет, что я сплю с другими.

– Я же предлагаю вам выпить, и ничего больше.

– Я, дорогая, знаю. Но никогда не поставлю вас в неловкое положение.

Как всегда благоразумен. Он, оказывается, прекрасный человек.

– Завтра я заеду за вами в восемь, – сказал он.

– Не получится. Я буду готовить званый обед.

– Пусть кто-нибудь другой займется этим.

– Нет.

– Отчего же?

Она терпеть не могла, когда он пробовал говорить, что ей надо делать.

– Я хочу приготовить обед сама.

Он собирался что-то возразить, но передумал. Лорен смотрела так непреклонно, что лучше с ней не спорить.

57

События развивались стремительно.

– Ты получил роль, – сказала по телефону Фрэнсис. – Съемки начнутся через две недели. Я договорюсь с моей приятельницей-агентом – она всем займется. А другая моя приятельница сделает серию твоих фотографий. Снимет бесплатно – заплатишь только за их печатание.

– Ох, Фрэнсис, это замечательно. Я…

Но Фрэнсис говорила очень быстро, и перебить ее не удалось.

– В субботу вечером. Ты меня сопровождаешь на прием к киношникам, надень вечерний костюм.

Он стал что-то отвечать, но она его снова перебила:

– Тобой займется мой секретарь, она объяснит все подробно. Только не забудь, Ник, кто тебя первый стал продвигать.

– Фрэнсис, да я… – но она уже отключилась.

Значит, у него будет роль в этом чертовом фильме. И скоро у него будет свой агент. Он станет звездой! Все развивалось в нужном направлении.

Его агентом оказалась невысокая, средних лет женщина, Мина Кэрон. Темные волосы подстрижены, очки с толстыми стеклами. Хорошо, что она работала в большом солидном агентстве, это воодушевляло.

– Работы на два дня, – сказала очень деловито Мина. – Сниматься будете в Нью-Йорке. Вас доставят туда самолетом накануне, как туриста, а сначала приедут те, кого пишут перед названием фильма.

– Что это значит?

– Перед названием фильма?

– Ага.

Она с насмешкой посмотрела на Ника:

– Ты действительно в нашем деле новичок.

– Уж со временем обучусь, – ответил он весело. Мина постучала серебряной ручкой по столу.

– Звезды пишутся над названием фильма. В нашем фильме звезда Чарли Гери. Он молод, вспыльчив и всех очень злит. От него держись подальше. Уж он постарается, чтобы тебя сняли с фильма. И не вздумай спать с ведущей актрисой – это привилегия Чарли.

– Да ну! Кто же она такая?

– Карлайл Мэнн. Очень хорошенькая. И полоумная.

– С полоумными не вожусь. Мина не улыбнулась.

– Как только получишь фотоснимки – приноси. У них есть эксперт, так что приготовься. Ты же умеешь играть, так ведь?

– Не умел бы – Фрэнсис меня бы к вам не прислала. Мина встала – разговор с ним был окончен.

– У Фрэнсис свои поводы делать то или другое. Ты хорош собой. Уверена, что она возьмет тебя с собой на прием.

Он не ответил. Это, черт возьми, не ее дело. Но, может быть, ему надо было иметь дело с Ардмором Каслом, а не с этой настырной теткой?

Фотографом, с которым договорилась относительно него Фрэнсис, была высокая неуклюжая женщина. Работала она быстро и все время покрикивала на свою затюканную ассистентку. Неужели Фрэнсис никогда не работает с мужчинами?

Фотограф кружила вокруг, словно хищный зверь.

– Да не напрягайтесь же, – твердила она. – Ради Бога, постарайтесь выглядеть как можно естественнее. И не хмурьтесь – это выглядит очень фальшиво.

Ник ее тоже возненавидел. Он привык, что, увидев его, женщины млели. А эти – агент и фотограф – не спешили с ним лечь.

После фотографирования он собрался домой, проверить, как там Синдра. Но опять же, наверное, удивляется Джой – где это он запропал. А злить ее ему не хотелось. О Боже, такое чувство, словно он идет по канату без страховочной сетки внизу. Вокруг столько женщин, а он еще никого не уложил.

Джой встретила его ледяным взглядом. Он рассказал ей о фильме.

– Пустяковая роль, – сказала она, сморщив презрительно нос. – Мог бы получить чего-нибудь получше.

– Но ведь это работа. Моя первая профессиональная работа.

– Дрянной фильм. И директор дрянь.

Почему она не порадуется за него, а только все ругает?

– С чего-то надо начинать, – сказал он беспечно, не желая поддаваться ее наскокам.

– Подумаешь! – фыркнула Джой. Он рассказал ей о Мине Кэрон.

– Несерьезно, – заметила она.

– Она работает в большом агентстве.

– Ты пропадешь с ней. Надо было подписать соглашение с Ардмором.

– А мне он не нравится. Джой прищурилась.

– Да кто говорит, что люди должны тебе нравиться? Важно, что они могут для тебя сделать.

Может быть. А может быть, и нет. Но Джой старалась принизить его достижения. Он быстро ушел и направился в спортклуб повидать Энни. Она держалась спокойно.

– Мой фильм снимается в Нью-Йорке, – сказал он. – Может быть, Синдра побудет с тобой, пока меня нет.

– Твой фильм, – съязвила Энни. «Надоела она со своими насмешками».

– Да, мой дрянной фильм. Два дня работы, но все-таки больше, чем делаешь ты.

Это ее обидело.

– Спасибо, Ник, напомнил, что я не могу найти работу. Напоминай мне об этом каждый раз, как я прихожу наниматься. Всем нужна только блондинка шести футов роста и с большой грудью.

Ник постарался ее успокоить:

– Только два дня, Энни.

– Почему же нет? – спросила Энни с горечью. – Я всегда тут как тут и готова делать все, что ты хочешь. Ведь так?

Синдра постепенно приходила в себя и старалась видеть вещи в положительном свете. Ведь это не она виновата, не она застрелила человека, а Рис. Это был его пистолет, ему и отвечать. Будь он проклят, Рис Уэбстер! Исчез. Хорошо, что отделалась.

– Я уезжаю к себе, – сказала она Нику.

– Ты не можешь этого сделать, – пытался он ее урезонить.

Синдра была очень упряма.

– А почему нет? – И вздернула подбородок, готовая к схватке.

– Ты еще не пришла в себя.

Она вздохнула и пригладила длинные темные волосы.

– Не беспокойся обо мне, Ник, не пойду я в полицию, и Энни тоже.

– А что станешь делать, если Рис вернется?

– Не вернется.

– Нельзя быть уверенной.

– А если он объявится, я скажу, что тот парень встал и ушел.

Глупа она, что ли?

– Он был мертв, Синдра, действительно мертв.

– А Рис этого не знает. Он так быстро смылся, что ничего не знает. Отправляйся на съемки фильма – это для тебя очень важно. Если бы хоть кому-нибудь из нас повезло, было бы здорово.

С этим он спорить не мог.

Фрэнсис была как рыба в воде. Она знала всех, и все знали ее. А Ник тащился за ней и чувствовал себя не в своей тарелке, да еще этот взятый на прокат смокинг. Черт подери, ну и роскошный же особняк – он таких сроду не видывал. Дом Браунингов в Босвелле по сравнению с ним просто лачуга. Фрэнсис заказала питье. И он нес за ней бокал. Она не потрудилась представить его – им никто не интересовался. Все смотрели как бы сквозь него. Шло время, и он все больше мрачнел. Ник чувствовал себя невидимкой, ничтожеством, и это ему не нравилось.

Подали обед, и его посадили далеко от Фрэнсис. Он оказался между толстухой в сиреневом платье для коктейля и стариком в нескладном смокинге. Не надо быть гением, чтобы догадаться: это самый незавидный стол в зале. Толстуха болтала с игривой блондинкой справа, старик же угрюмо цедил вино. А Фрэнсис сидела за столом в окружении знакомых лиц, там все болтали и смеялись. Черт! Угораздило его влипнуть!

Ник спросил соседа, чем он занимается.

– Банковским делом, – холодно ответил он.

– Работаете в банке или владеете им? – сказал он шутливо.

Но старик не улыбнулся.

Потом Ник прошел к бару. Там потихоньку курили два официанта.

– Кто же устроил эту вечеринку?

– Кто-то из служащих студии, – ответил один из них.

– Вон его дочка, – сказал другой и показал на ухоженный сад, где молодая блондинка буквально обвилась вокруг длинноволосого парня.

Они развлекались по-своему.

– Ну, хоть кто-то получает удовольствие, – пробормотал Ник.

Прошла вечность, прежде чем Фрэнсис собралась ехать домой. Он сел за руль старого «мерседеса» и включил зажигание.

– Тебе понравилось? – спросила Фрэнсис, затягиваясь сигаретой.

Она что, смеется над ним?

Невидящим взглядом он смотрел на дорогу впереди.

– Мне было отвратительно.

– Неужели? – равнодушно спросила она.

– Этим людям на тебя плевать, если ты не имеешь влияния.

– Так это, дорогой, Голливуд, – спокойно отвечала она. – Добейся успеха, и они станут ползать у твоих ног.

Ему понравилась ее интонация, и, испытующе глядя на Фрэнсис, он спросил:

– По-вашему, Фрэнсис, я действительно стану знаменитым?

Она пустила ему в лицо струю дыма и поглядела суровыми серыми глазами:

– Да, Ник. Я действительно думаю, что ты станешь очень знаменит.

58

– Я наконец-то развелся, – сообщил по телефону Оливер. – Сегодня вечером отметим.

Лорен была на работе. Прижав к груди подбородком трубку, она листала желтый блокнот.

– Как так быстро получилось?

– Мы заключили сделку. Моя бывшая жена обожает сделки.

Лорен нарисовала кружок и заключила его в квадрат.

– Поздравляю вас, Оливер.

– Спасибо, дорогая.

– Куда мы пойдем?

– Останемся дома. Мой шофер подхватит тебя в семь. – Он немного помолчал. – О; Лорен… возьми с собой зубную щетку.

Наверное, он хотел сказать, что наконец-то они увенчают свои отношения? Не очень романтично, но, видимо, Оливер не был романтиком.

Она приехала домой рано, вымыла волосы, полежала всласть в теплой ванне, втерла в кожу душистый крем и стала думать о предстоящем вечере. Оливер ей нравился: с ним было нескучно. У него был размах и чувство стиля, он носил великолепно сшитые костюмы, в ресторанах всегда заказывал самый лучший столик. Хорошо танцевал, был обаятелен и остроумен.

«Но я его не люблю.

Ну и что? Кто еще, по-твоему, вторгается в твою жизнь? Какой прекрасный принц?

Но я его не люблю. Будь реалисткой. Он создан для тебя. Он бы мог быть моим дедушкой – такой старый. Не имеет значения»

Она тщательно оделась, все думая о том, что ее ждет. Она была близка с тремя мужчинами. От Ника она забеременела, и он ее бросил. Еще был Брэд – ее непутевый двоюродный брат. И Джимми, который удрал в тот день, когда они собирались пожениться. Такое трио.

«Но Ник особенный.

Черт возьми! Ник Анджело был пропащий человек.

Я его любила.

Нет, не любила.

Люблю и сейчас.

Бога ради, перестань!»

В квартире Оливера была масса орхидей, звучала тихая музыка – Оливер очень любил джазового пианиста Эррола Гарнера, лампы были пригашены. Сам Оливер пребывал в прекрасном настроении. Он приветствовал ее комплиментами и бокалом шампанского, а дворецкий подал на серебряном подносе тосты с черной икрой.

– Икру я не люблю, – сморщила она нос. Оливер рассмеялся.

– Это у тебя неразвит вкус. Развивай его, дорогая. Скоро ты будешь ее обожать.

Они ужинали в столовой при свечах. Бархатный голос Эллы Фицджеральд сменил музыку Гарнера.

Лорен ела мало, но выпила два бокала вина, раздумывая, не стоит ли ей быть понежнее.

«В чем же дело, Робертс? Ты поощряешь его уже три месяца. Отчего не продолжать в том же духе?»

После обеда он отпустил слуг и провел ее в библиотеку, обшитую темными панелями. Они сидели перед горящим камином и потягивали коньяк.

– Я вообще-то не пью, – начала она.

– Знаю, – перебил он ее и взял у нее бокал, и наклонился, чтобы поцеловать.

Целовались они не впервые, но на этот раз поцелуи были продолжительны и крепки. Она радовалась, что выпила шампанского, потом, за обедом, еще вина и теперь коньяку.

Он долго целовал ее, а потом предложил перейти в спальню.

С Джимми она была больше года назад, и с тех пор у нее никого не было, но она не чувствовала никакого возбуждения. Скорее наоборот, ей было не по себе, будто она собиралась отправиться в путешествие, о котором придется пожалеть.

Спальня была полна красных роз, и в воздухе стоял их дурманящий аромат. Оливер коснулся ее щеки.

– Хочешь раздеться в ванной? Там есть для тебя пеньюар. Она не собиралась раздеваться сама, но, значит, ему так хотелось.

Закрыв дверь ванной, она посмотрелась в зеркало. Крошка Лорен Робертс. Вчерашняя недотрога-школьница. Готова заняться сексом с человеком, который старше ее отца. О Господи!

На мгновение вспыхнуло воспоминание об отце в тот роковой день в Босвелле. Ее отец и его женщина, эта дрянь.

А потом она увидела Примо, и он смотрел на нее с дикой похотью. Ей даже почудилось, что он опять навалился на нее своим толстым брюхом, и в ушах зазвенел его гадкий смех.

«Ты убила его, Лорен.

Я в этом не уверена.

Да нет, все-таки убила».

Она сняла одежду и надела шелковый халат, так заботливо приготовленный Оливером. Ткань была роскошной и мягкой на ощупь. Она плотно в него завернулась.

Он ждал, лежа под простыней. Горела свеча. Одуряюще пахли розы. Стоя около кровати, она дала халату соскользнуть с плеч и упасть на пол.

– Как ты прекрасна, – пробормотал Оливер и откинул простыню.

Она юркнула в постель. Он стал гладить ее обнаженное тело – не спеша, медленно лаская, слегка касаясь здесь и там, пока ей не захотелось большего.

Она осторожно протянула руку под простыней и коснулась его. К ее удивлению и разочарованию, он ее, по-видимому, не хотел.

– Не беспокойся, все будет, – тихо сказал он, – ляг на спину, дорогая. Я хочу, чтобы сначала насладилась ты.

Он склонился над ней, трогая языком изгибы груди ее и живота, и вот голова его уже была у нее между ног и пальцы стали помогать языку проникнуть в нее глубже.

Она почти задохнулась от волнения. Такое она испытывала впервые и чего-то опасалась.

– Расслабься, миленькая, расслабься и наслаждайся этим ощущением, – приговаривал он, а его язык умело сновал туда и обратно.

– О… Боже, – прошептала она. Это было так интимно и бесстыдно в то же время, так немыслимо и приходилось признать – захватывающе.

Она распростерла руки, закинула назад голову и разрешила себе отдаться моменту.

Большими пальцами он расправил складки ее тела, чтобы проникнуть языком как можно глубже.

Не об этом ли говорила Пиа – что у пожилых людей огромный сексуальный опыт? Если так, то Оливер знал, что делал. Вскоре она ощутила легкие толчки удовольствия. Они зарождались в пальцах ног, поднимались по всему телу, и она тихо постанывала. Ее била непроизвольная дрожь. Она широко раскинула ноги. А он словно пожирал ее плоть, пока не наступил оргазм, и она издала протяжный вопль.

Оливер, улыбаясь, приподнялся.

– Лучшего момента не придумаешь, чтобы сделать тебе предложение. Моя прекрасная Лорен, окажи мне честь стать моей женой.

– Дай посмотреть кольцо, – в сотый раз, как показалось Лорен, попросила Пиа.

Лорен протянула руку – Пиа залюбовалась: изумруд в четыре карата окружали бриллианты.

– Роскошь! – вздохнула Пиа.

Лорен похлопала по округлившемуся животу подруги:

– Вот что роскошь! – сказала она с завистью.

– Правда, Лорен, я так за тебя рада.

«Когда мне исполнится тридцать, ему уже будет под семьдесят, – подумала она. – А когда мне стукнет пятьдесят, его уже не будет на свете».

– Оливер не против, чтобы ты по-прежнему работала? —

спросила Пиа.

– Да так же, как твой Хауэрд.

– Вот это да! Хауэрд каждый день просит меня бросить работу.

Лорен недоумевала:

– Почему это мужчины так боятся, когда женщина работает?

– Да потому, что тогда у нас есть свои деньги, – мудро пояснила Пиа. – А с деньгами приходит независимость. Блестящий пример – Сэмм.

– Сэмм – одинокая старая дева.

– Но она красива. И ей не приходится стирать чьи-то носки.

– У тебя, Пиа, есть горничная.

– Да я шучу, – засмеялась Пиа. – Мне очень приятно стирать носки Хауэрду.

Лорен знала, что этого ей не придется делать никогда. Оливер явно не собирался ни в чем менять образ жизни и ее уклад. Он устроился с комфортом. У него была экономка, постоянно живущая в его огромной квартире, две приходящие горничные и дворецкий, когда он приглашал гостей, ну и, конечно, надежный шофер-японец. А в офисе – обожающие его помощники.

Пожениться они собирались на Багамах, где у Оливера был счет в банке и свой дом.

– Тебе в тех краях понравится, – уверял он Лорен. – Там очень спокойно и люди превосходные.

Это должно было случиться через шесть недель и всего через два месяца после их первой близости.

С той ночи, проведенной в его спальне, ничего, однако, не изменилось. Оливер всячески старался ее ублажать. Если же

она сама хотела к нему приласкаться, он это отклонял и повторял одно и тоже:

– Позволь мне, радость моя, делать тебя счастливой. Когда поженимся, ты мне тоже будешь доставлять удовольствие.

Она не возражала. Спешить некуда. Она ведь выходит замуж – и всю оставшуюся жизнь будет стараться делать его самым счастливым человеком на свете.

59

Работа в кино была делом новым, и Ник сразу понял, что она ему нравится. В аэропорту его ждала машина с шофером, не лимузин, нет, только седан, но это гораздо лучше, чем ехать в метро. Разместили его в маленькой гостиничке около Таймс-сквера, где поселилась большая часть группы. В номере он нашел отпечатанную на машинке памятку – что ему делать завтра.

А пока надо было встретиться с Уолдо – костюмером. После ленча они отправились в Гринвич-Виллидж, по магазинам. Вообще Ник мог сниматься и в своей одежде – ведь, в конце концов, они купили только тесные джинсы, черную рубашку и кожаную куртку.

– Одежда потом останется мне, – пошутил Ник. – Она прямо просится в мой шкаф.

– Если это оговорено в контракте, – ответил Уолдо, придирчиво разглядывая куртку.

– Контракт у моего агента.

– Тогда, верно, поздно. – Уолдо отступил назад и оглядел Ника. – А ты стащи, – сказал он вкрадчиво. – Никто не заметит.

Ник засмеялся.

– Ну, ты и хитер!

– Удивляюсь, как тебе досталась эта роль, – заметил Уолдо, поджав губы.

– А что?

– Да наш главный герой, кинозвезда, вряд ли будет в восторге, когда тебя увидит.

– О, ты о Чарли?

– Вы знакомы?

– Нет, мы не встречались, но поладим, конечно.

– Не будь так уж в этом уверен.

– Да я, Уолдо, уживусь с любым.

Как же он ошибся! Все говорили, что Чарли просто дрянь.

И действительно. Раньше он был звездой на телевидении и попал на большой экран благодаря двум влиятельным богатым администраторам. Ростом пониже Ника, с детски гладким лицом, рыжий, с пристрастием к наркотикам. Увидев Ника, он сразу бросился к режиссеру-постановщику:

– Какого дьявола вы его наняли? В этом фильме звезда я.

– Нужно найти такого, кто выглядит подходяще. В фильме он оказывается в постели с твоей подружкой, а иначе разве она с ним связалась бы, с некрасивым?

На детской физиономии Чарли появилось кислое выражение.

– А мне плевать. Меня это не касается.

– Слишком поздно что-нибудь менять, – ответил постановщик.

– Не заливайте мне, черт возьми, что слишком поздно, – выкатив глаза, ответил Чарли. – Для меня никогда не поздно на все плюнуть и уйти.

Постановщик стал советоваться с продюсерами. Они были все сыты по горло выходками эгоцентричного Чарли и сказали, что никого увольнять не станут.

Их первый общий эпизод проходил в баре. Чарли сидел за столом с дружками. Ник должен был войти в кадр, обменяться с Чарли взаимными оскорблениями и уйти из кадра.

Чарли произносил всего несколько фраз, но нарочно говорил их неразборчиво, и оператор все время кричал «Стоп!», и все начиналось сначала.

Ник говорил четко и ясно. Ему нравилось сниматься, нравилась дружная, почти семейная атмосфера и то, как все суетились вокруг него. Как здорово быть в фокусе внимания!

«Выдай все, на что способен. Хотя ты тут только на два дня».

Из-за Чарли сцену снимали целый день и еще задержались. Постановщик и продюсеры от злости просто бесились.

Уолдо отозвал Ника в сторонку:

– Имей в виду, что пробудешь здесь лишний день. Завтра они еще не дойдут до сцены, где ты снимаешься с Карлайл.

– Ну и что? Пробуду сколько надо. Я уже привык. Вернувшись в гостиницу, он попробовал дозвониться до

Джои.

– Да он уехал отсюда уже скоро год, – ответил женский голос. – Теперь я здесь живу.

– А вы не знаете, куда он переехал?

– Да был где-то записан его номер телефона.

– Может быть, поищите?

– Не знаю, – неохотно отозвалась она. Ник постарался ее умаслить:

– Я буду вам очень благодарен, если поищите.

– Вы в городе проездом или как?

– Снимаюсь тут в кино. Ее голос зазвенел:

– Так вы актер?

– Это точно.

– И вы тут… один?

– Найдите м»е номер, и поговорим. Голос изрядно потеплел:

– А почему бы вам самому не приехать, я бы вам передала его из рук в руки.

– Потому что мне надо позвонить прямо сейчас.

– Люблю актеров!

Черт те что! Всегда он нарывается на полоумных.

– Я пришлю вам свое фото с автографом. Но будьте такой миленькой и дайте мне номер.

Наконец она согласилась, и он позвонил Джои. Ответил грубый женский голос.

– Джои у вас? – спросил Ник.

– Кто его спрашивает?

– Старый друг.

– Он вам должен?

– Да нет же, говорю, я его старый друг. Она насмешливо фыркнула:

– Да уж, конечно, обычная история. Всегда находится старый друг, а потом избивает его до полусмерти. Я же сказала, мистер, нету его.

– Скажите, что ему звонит Ник. Ник Анджело, идет?

– Подождите минуту.

Она куда-то ушла, довольно надолго, но все-таки потом дала адрес клуба:

– Он там.

Прямо игра в прятки! Найти Джои в громадном городе! Господи Боже!

Клуб оказался страшной дырой. Снаружи над фотографиями голых красоток сообщалось: «Семь красавиц – совсем голых». Вышибала-индеец, сидя на раскладном стуле у входа, ковырял в носу. Вход стоил десять долларов. Ника сразу атаковала официантка с отвислой грудью. Она предложила бесплатный бокал шампанского и подружку на выбор.

Ник отверг и то и другое.

– Я ищу Джои.

Девица потеряла к нему интерес и ткнула пальцем в сторону бара. Найти Джои было нетрудно, он был единственным посетителем. Ник хлопнул его по плечу:

– Джои?

Джои быстро повернулся:

– Какого чер… Господи! Ник!

– Да, я.

Джои чуть не свалился с табурета. Они неловко обнялись К, улыбаясь, смотрели друг на друга.

– Как поживаешь, дружище? – спросил Ник и подумал, что Джои выглядит совсем неважно. Он был очень худ, бледен, с темными кругами под ввалившимися глазами и нервным тиком.

Джои вяло улыбнулся.

– Спасибо. Рад тебя видеть. – Он вытащил сигарету. – Как ты сюда попал? Я слышал, что ты перебрался в Лос-Анджелес?

– Не поверишь, по я снимаюсь в кино.

– В кино? Значит, ты все-таки играешь?

– Ну да. Я оставался некоторое время в Лос-Анджелесе, сам нашел себе агента, попал на прослушивание, и мне повезло. Роль маленькая, но я все же работаю.

Джои щелкнул пальцами и подозвал девицу из бара. Она приблизилась, покачивая бедрами.

– Принеси пива моему другу-кинозвезде, да неразбавленного.

– Все, что угодно, – и она покосилась на Ника. – Кинозвезда. И в каких же фильмах?

– Не обращай внимания, – и Джои махнул рукой, чтобы она ушла.

Девица удалилась, а Джои обвел рукой вокруг:

– Мировецкое место, правда? Тут я работаю. Выступаю между сеансами стриптиза. Толпа как увидит меня, просто заходится. Веду здесь комическую программу, как всегда хотел.

«Судя по твоему виду, ты занимаешься еще кое-чем».

– Классно, Джои.

– Ладно, обойдемся без вежливостей. В этой «классной» дыре я занимаюсь дрянной работой, но другой у меня сейчас нет.

Он потушил сигарету и сразу же взял другую.

– Так-то, – он потер покрасневшие глаза.

– А как дела у Синдры? Ты ее видишь?

– Вышла замуж за этого Риса Уэбстера, который оказался подонком и теперь слинял.

– А что она делает?

– Пела в Вегасе в гостинице. Не больно жирно, но она в порядке.

– Мы давно не переписывались.

– Похоже, ты забыл и про других друзей?

– Но оно всегда так бывает, правда? – невесело рассмеялся Джои.

– Обратно в Босвелл не собираешься? – спросил Ник.

– Нет, а ты?

– Не.

– Наверное, мы туда уже никогда не вернемся. Девица принесла пива в треснувшем стакане.

– Угощайтесь, – и протянула руку за деньгами.

– Запиши на мой счет, – отрывисто сказал Джои.

– Да уж записывать некуда!

– Я сказал, черт возьми, – разозлился Джои.

– Похоже, ты мог бы сделать антракт, – сказал Ник, – слетаешь ненадолго в Лос-Анджелес и поживешь у меня.

– Как так? Бросить работу?

– В Лос-Анджелесе много комических клубов.

– Нет, я так рисковать не могу.

– Да почему? Тебе здесь так уж здорово?

– Да нет, я живу с этой девчонкой.

– Что-нибудь особенное?

– Скажи я тебе, ты просто не поверишь,

– Попробуй.

– Она проститутка.

– Ну, в таком случае верю. – И оба расхохотались.

– Серьезно. У нее, как в пословице – золотое сердце. Встретились на вечеринке. Я ей нравлюсь, и она мне тоже. Она снимает жилье, а я даю ей все, что могу. Получается неплохо.

– Эй, Джои, – закричала растрепанная блондинка. – Торопись! Тащи зад на сцену.

Джои пожал плечами и потушил сигарету.

– Моя хозяйка. Очаровательная леди. Притормози, Ник. Посмотришь мое представление…

– Я бы охотно, да рано утром мне будут звонить. Почему бы тебе самому ко мне не приехать на съемки? Вот адрес. – Он написал адрес на клочке бумаги и отдал Джои.

– Приходи завтра, поговорим о твоей поездке в Лос-Анджелес.

– Может быть.

Вернувшись в гостиницу, Ник позвонил Синдре:

– Все в порядке?

– В порядке.

– Риса видела?

– Нет.

– Как держится Энни?

– Да говорю тебе, все в порядке, не беспокойся.

Он откашлялся, прежде чем сообщить ей большие новости:

– Угадай, кого я сегодня видел?

– Кого?

– Джои.

Наступило долгое молчание:

– Как он? – наконец спросила Синдра.

– Плоховато. Хочу уговорить его улететь со мной в Лос-Анджелес.

– Но не ради меня. Я с мужским обществом завязала.

– Послушай, мы втроем пережили такие тяжелые времена. Уж не откалывайся, а?

– Я тебе сказала, Ник, не тащи его ради меня. Мне он не нужен, – как-то чересчур поспешно ответила Синдра.

– Ладно, понял. Она сменила тон:

– Как съемки?

– Потрясающе!

– А как Гери?

– Тупая, злая скотина.

– Неужели?

– Честно.

– Знаешь, Ник, я тут вот что надумала. Завтра пойду в ту компанию грамзаписи, с которой имел дело Рис. Может, я им еще нужна?

– Это ты хорошо придумала.

– Правда?

– А что ты теряешь?

– Да и я так считаю, – обрадовалась Синдра его поддержке.

Наутро в гримерной Ник столкнулся с Чарли Гери. Гери выглядел отвратительно. Он казался таким же истощенным, как Джои, нет, еще хуже.

– Ну и ночка у меня была сегодня, – похвастался Чарли. – Трахался без передышки. Она все кончала и кончала. Совсем зашлась.

– Заткнись, Чарли, – устало сказала гримерша.

– А ты, милашка, не говори мне «заткнись». Хочешь здесь работать, так еще целовать меня в зад будешь.

Ник сел во второе кресло. Чарли потянулся и, повернувшись в его сторону, рыгнул:

– Так где же они тебя откопали?

– Да я кое-где уже играл.

– Да? – Чарли зевнул и откинул за голову руки, едва не задев гримершу по лицу.

– Судя по-вчерашнему – не скажешь. Все изгадил. Терпеть не могу работать с любителями.

Нет, он не позволит этому дерьму издеваться.

– Память коротка, изгадил все ты.

– Не обращай на него внимания, не стоит он этого, – тихо сказала гримерша и отодвинулась.

– Ты что сказала, дрянь? – Чарли чуть не свалился с высокого табурета.

– Да что ты к ней привязался? – сказал Ник.

– А почему бы тебе не пойти на…?

По счастью, пришла помощник режиссера и позвала Чарли на съемки. Тот с трудом поднялся и, шатаясь, пошел к выходу.

– Опять накачался, – сказала гримерша.

На съемке Чарли вытворял то же самое – путал текст, забывал реплики, все коверкал.

Ник заметил, как оба продюсера отошли пошептаться в уголок. На женщине был ярко-красный костюм. Длинные ноги обтянуты колготками, туфли на высоких каблуках. У высокого лицо было мрачнее тучи. Постановщик, совсем потеряв голову, носился вокруг.

После ленча Чарли вообще не появился на площадке. Помощник режиссера сказала, что не может вытащить его из трейлера. Продюсер и режиссер лично отправились за Чарли. Но вернулись без него.

– Послушай, Ник, – сказал режиссер, – будем сейчас снимать твои кадры. Чарли расклеился, вряд ли он сможет что-либо доснять сегодня.

Как ни плохо разбирался Ник в киношном деле, он почувствовал, что хорошего от таких съемок ждать не приходится. Ну, да, черт возьми, он не возражает.

Джои не появился, и в конце дня он ему позвонил. На этот раз трубку взял сам Джои.

– Ты где? – спросил Ник.

– Да кое с кем встречался.

– А почему потом не пришел?

– Да в чем дело-то? – взорвался Джои. – Мы не виделись не один год, а ты врываешься в мою жизнь, и я должен сразу все бросить?

– Ладно. Пока.

– Послушай, Ник не лезь в бутылку. Приду завтра. Как раз сейчас у меня всякие сложности.

– Могу помочь чем-нибудь?

– Да нет. Ерунда тут всякая.

– До завтра.

– Железно.

Ник опять стал учить роль. Завтра у него сцена с этой Карлайл Мэнн, и нельзя подкачать. Уж больно здорово сниматься. Он уснул, крепко сжимая в руке текст.

На другое утро в семь часов Ник уже сидел в гримерной, когда стремительно вошла помощник режиссера.

– Тебя хотят видеть сию минуту, – сказала она.

– Кто хочет? – спросил он очень спокойно.

– Продюсеры. – Да?

«Дьявол! Вот оно. Чарли Гери все-таки поставил на своем, и придется ему убираться».

– Но я уже почти загримировала его, – сказала гримерша и нарисовала у него на шее грязное пятно.

«Да, миленькая, но им на это наплевать».

– Все просто на пределе, – сказала помощник режиссера. – И он нужен им немедленно.

– Да уж лучше иди, – согласилась гримерша.

Ник встал и пошел, придумывая, что бы такое возразить, когда будут выгонять.

Хотя делу это не поможет, выгонят, и все. В этом он уже не сомневался.

60

Лорен была в смятении. Перед отъездом на Багамы вдруг неожиданно оказалось, что предстоит много дел. Ожидать помощи от Пии не приходилось. На седьмом месяце беременности она только прохаживалась, улыбалась, поздно появлялась и рано уезжала. Лорен не упрекала ее, но основная работа оставалась на ней.

– Как бы мне хотелось, чтобы я и Хауэрд поехали с то-

бой, – сказала Пиа задумчиво, наверняка ожидая, что Лорен ответит: «Ну, а почему же нет?» Но про себя Лорен решила, что поедут только она и Оливер, и больше никто. Однажды она уже испытала ужасный момент, когда жених так и не появился на свадебную церемонию, и ей совсем не хотелось, чтобы такое повторилось.

– А кто будет вести дела, когда я уеду? – поинтересовалась она.

– Но ты ведь здесь почти не бываешь.

– Не бойся. Без тебя я здесь буду постоянно.

Лорен, однако, знала, что все дела держатся только благодаря ей лично. Званые обеды, устраиваемые ею, принесли известность. Пиа занималась только финансами.

Перед Багамами ей предстоял еще один такой обед. На этот раз у Квентина и Джесси Джордж. Квентин был издателем авангардного журнала «Сэтисфэкшн», а Джесси – его неизменным автором. Ранее Лорен уже устраивала такие обеды, и это было всегда приятно. В этот раз у Джордж собирались разные гости – политики, модельеры, исполнители рока и киноактеры. Сама Джесси была очаровательна – женщина неопределенного возраста, не то чтобы очень красивая, но по-своему прелестная и с чувством стиля.

Накануне вечером Лорен отправилась в их дом из коричневого камня, чтобы оговорить все детали. Джесси уже слышала о предстоящей свадьбе Лорен и сразу же пожаловалась.

– Мы вас больше не увидим, – сказала она грустно. – Наверное, вы бросите это дело.

– Нет, я еще не решила, – возразила она.

– Да, но Оливер не позволит вам.

– Не Оливер решает, чем мне заниматься. Джесси понимающе качнула головой:

– Дорогая, вот выйдешь замуж, тогда узнаешь.

– Джесси, ничего я не узнаю. Все будет так, как я захочу.

– Да, – ответила Джесси. – Вот и я так думала, когда выходила за Квентина, а посмотри на меня сейчас.

– Мне кажется, у вас фантастическая жизнь.

– Может, кому-то это так и кажется. – Джесси развела руками в экстравагантных браслетах. – Ну, а теперь займемся делом. У меня есть прекрасная идея насчет закусок – представь, дольки дыни с красной икрой! Ведь это божественно?

Оливер был всецело занят конкурсом девушек для «Мар-челлы» – преуспевающей итальянской компании по производству косметики, которая собиралась захватить приличную часть американского рынка. Она хотела соперничать с «Рев-лон» и «Эсте Лаудер». Фирма привлекла внимание Оливера, и он был занят поисками подходящей фотомодели. По крайней мере, тридцать кандидаток прошли испытания и сделали фотопробы.

Лорен вместе с Оливером их просматривала. Он был настроен очень критически: одна слишком эффектна, другая – слишком стара, а эта чересчур молода, и так далее.

– Вы очень много требуете, – сказала она. – По-моему, по крайней мере, семь или восемь из них великолепны.

– Нет, – покачал он головой, – Все это не то. Модель «Марчеллы» должна обладать особыми качествами, привлекающими публику, которые заставят женщин сказать: «Я хочу быть точно такой же, и если у меня косметика «Марчеллы», она мне в этом поможет». Это должна быть простота, соединенная с чем-то магическим.

– Я абсолютно не понимаю, что вам надо.

– Качество. У Грейс Келли это было. У Мерилин – нет. Ингрид Бергман тоже имела это свойство.

– Ингрид Бергман? А кто это?

– Да это не важно. – Он внимательно посмотрел на нее. – Вот у тебя оно есть.

– Есть что?

– Качество, о котором я говорю.

– Это хорошо или плохо?

– Если бы ты участвовала в конкурсе «Марчеллы», было бы прекрасно.

Она подошла к столу и взяла яблоко.

– По счастью, этого не будет. Нахмурившись, он внимательно посмотрел на нее.

– Но ведь ты можешь.

– Вы шутите.

– Нет, – ответил он серьезно. – Совсем нет. Она засмеялась:

– Оливер, я не модель и не хочу быть ею. Я абсолютно счастлива тем, чем занимаюсь. Так что давай забудем.

– Но ты кое-что сделаешь для меня перед отъездом?

– Что? – вздохнула она.

– Ты разрешишь организовать для тебя фотопробу? Она откусила яблоко.

– Зачем мне этим заниматься?

– Тогда я смогу им показать, что мне надо. Она уселась в кресло.

– Вы такой смешной.

– Ну ублажи меня.

– У меня нет времени.

– Лорен, разве я прошу так много? Самой будет приятно, когда тебя причешут, наложат косметику и красиво оденут! Как это было бы замечательно.

– Это, наверное, забавно, но знаете, я должна заниматься серьезным делом.

– Лорен, пожалуйста, сделай это для меня, пусть это будет свадебным подарком. И подумай, сколько ты за это получишь.

– Оливер… – Да?

Она сдалась.

– Только если это не всерьез.

– Я тебе торжественно обещаю.

Ублажать Оливера оказалось более приятно, чем она полагала. Было очень интересно иметь дело с профессионалами. Пиа тоже думала, что это развлечение, и они отправилась в студию вместе. И хихикали как две школьницы, пока косметолог и парикмахер занимались делом.

– По крайней мере, у тебя будут шикарные фото для внуков, – сказала Пиа, усевшись за ней на высоком стуле.

– Каких внуков? – вспыхнула Лорен. – У меня пока нет даже ребенка, так что давай не будем отвлекаться от реальности.

– Но ведь будут, правда? – спросила, волнуясь, Пиа. – Мне нужна пара для моего, – добавила она, поглаживая большой живот.

– Да, хорошо бы, – согласилась Лорен. – Но сначала дай мне время насладиться замужеством.

– У вас сказочный вид, дорогая, – сказал англичанин-парикмахер, напомнив ей своим акцентом Эмерсона. – Только следует немного оживить цвет лица, и вам очень нужна хорошая стрижка. В остальном все блестяще!

– Но я всегда носила длинные волосы, – ответила она с тревогой.

– Да, но вот здесь слишком висит, смотрите! Можно, я займусь ими?

– Не снимайте слишком много, – сказала она, когда он стал легко работать ножницами.

– Доверьтесь мне. Вы будете мне благодарны.

Она закрыла глаза, положившись на его мастерство. Следующим был косметолог. Он подошел с пинцетом, поработал над бровями и восхитился формой лица.

– Я не люблю, когда много косметики, – сказала она.

– Я тоже, – резко ответил он. – Нам нужно создать иллюзию полного отсутствия косметики, при этом творя самое неповторимое лицо.

И они так изменили ее внешность! Лорен Робертс, обычная городская красавица, превратилась в Лорен-суперзвезду. Парикмахер добавил легкие светлые пряди в каштановые волосы, а стрижка улучшила форму. Они все так же спадали ниже плеч, но стали пышнее и привлекательнее на вид.

Художник-косметолог работал над лицом с палитрой естественных красок, накладывая коричневые и бежевые тона, как-то особенно выделяя глаза. Она так не умела.

– Боже! – воскликнула Пиа. – Ты выглядишь просто чудесно!

– О, спасибо, – пошутила Лорен. – А что, раньше я выглядела как побродяжка?

– Я знаю, что говорю. Ты всегда была хорошенькая, но

сейчас ты просто неотразима!

Затем настала очередь фотографа. Антонио работал быстро, без суеты и профессионально. Он точно знал, что ему надо, и хотя Лорен никогда раньше не сидела перед камерой, она легко двигалась, так как много раз наблюдала за Нейчур. Было очень приятно. Играла музыка, и на ней была красивая одежда. Когда все закончилось, она призналась Пии, что ей понравилось.

– А кому бы нет? – ответила Пиа удивленно. – Ты действительно выглядишь бесподобно.

– Перестань. Бог свидетель, я неплохо выглядела и до этого.

– Теперь буду с нетерпением ждать снимков, – сказала Пиа.

– А я не дождусь, пока не смоют грим. Позже Оливер спросил, понравилось ли ей.

– Все было о'кей, – засмеялась она. – Но больше – никогда. Вы смогли меня уговорить только на один раз.

Новое утро принесло новые дела. Встав пораньше, Лорен отправилась с Джесси и Квентином купить свежие фрукты,

овощи и цветы.

– Оливер будет на обеде? – поинтересовалась Джесси.

– А зачем? – быстро переспросила Лорен. – Я не хочу, чтобы он сидел здесь в то время, пока я работаю.

– Я обожаю Оливера – он такой остроумный, – ответила Джесси. – Пусть хоть заедет за тобой.

Она позвонила Оливеру в офис.

– Если хотите, заезжайте попозже, заберите меня с обеда у Джорджей.

– Я бы с удовольствием, – ответил он.

– Джесси специально запросила вас. Откуда вы ее знаете?

– Однажды у нас было одно очень увлекательное дело… Она почти поверила.

– Оливер, вы?…

– Он рассмеялся:

– Да нет, моя дорогая. Это не по моей части.

– Вы меня обманываете.

– Ах, подожди до медового месяца, – ответил он. Начиная с четырех часов она командовала на кухне у

Джорджей. Ей нравилась эта кухня, большая и просторная, со всеми современными приспособлениями. Меню, которое она составила, Джесси одобрила. Луковый суп с картофелем, затем куриная запеканка с картофельным пюре, соусом из моркови со шпинатом и салатом.

– Мне нравится твоя еда, – сказала ей Джесси. – Люди чувствуют себя хорошо и легко. А когда они в таком настроении, разговор течет очень непосредственно. Лорен, что я буду делать, когда Оливер отлучит тебя от всего этого?

– Я буду время от времени готовить вам обеды, – ответила она.

– Давай заключим пари, – предложила Джесси. Лорен улыбнулась:

– Но только на деньги. Позже позвонил Оливер:

– Помнишь, ты сказала, что любишь сюрпризы?

– Разве я это говорила?

– Да. И у меня есть для тебя сюрприз.

– Какой?

– Если я скажу, то это уже не сюрприз. Я привезу его, когда заеду за тобой попозже.

– У него четыре лапы? – спросила она, вспомнив свою недавнюю просьбу о щенке.

– Терпение, моя дорогая. Увидишь позже.

61

Карлайл Мэнн была необыкновенно хороша: лицо с классическими чертами, как на старинной гравюре, кожей алебастровой белизны, огромными голубыми глазами обрамлено

детскими мягкими локонами. Вздернутый носик и пухлая верхняя губка. Небольшого роста, очень хорошо сложена.

Первый раз в своей жизни Ник испытал при встрече чувство неуверенности. Он уже видел ее в двух фильмах, но совершенно другое дело встретиться лицом к лицу.

– Привет, – произнес он нерешительно.

– Поздравляю, – последовал ответ, она внимательно смотрела на него. – Для тебя это большой успех.

Да, поздравления были кстати. Он не сидел без дела. Наоборот, прекрасно воспользовался такой редкой удачей. Чарли Гери отправили в оздоровительный центр. Ему предложили ведущую роль – молодого исправившегося хулигана, который обретает настоящую любовь и превращается в героя. На этой роли он сделает себе карьеру.

– Ты здорово смотришься, – сказала продюсер.

«Да, очень возможно. Но ты даже не взглянула на меня, когда наши автомобили поравнялись в Лос-Анджелесе».

– Мы даем тебе шанс, – сказал директор, – надеюсь, у тебя получится.

– Мы поговорили с твоим агентом, – добавил мужчина-продюсер. – Если хочешь, позвони ей.

Позвонить? Черт! Даже не верилось. Чарли свалился, и теперь он на его месте.

– Я все смогу, – выпалил он. – Я изучил сценарий – у меня это получится.

– Вот поэтому-то тебе и дают возможность, – добавила женщина-продюсер.

На самом деле у них не было большого выбора. Чарли Гери не мог продолжать, а они не могли прекратить съемки и искать новую звезду. Вот почему они были готовы дать шанс Нику.

После этого наступили сумасшедшие дни. Его главной заботой стали Синдра и Энни. Можно ли их оставить одних в Лос-Анджелесе? Как они будут без него? Не обратится ли Энни к полиции и, таким образом, все испортит?

Он позвонил им, голос Энни был, как всегда, мрачным. Она даже не проявила энтузиазма, когда он сообщил ей приятную весть.

– Слушай, – предложил он. – Дай мне несколько дней, потом, может быть, ты прилетишь на уик-энд в Нью-Йорк. Я быстро организую для тебя билет и комнату. Я говорил с моим агентом, они мне оплатят.

– Вряд ли, – ответила она холодно.

– Послушай, – продолжал он. – Ты ведь хочешь увидеть Нью-Йорк, правда? Ты ведь здесь никогда не была?

– Я скажу тебе потом. Синдра радовалась от души.

– Ник, у тебя будет сенсационный успех! – уверяла она.

– Буду стараться. Сделаю все, что в моих силах. Его агент была настроена по-деловому.

– Для тебя это отличная возможность показать себя с наилучшей стороны. У тебя, конечно, еще очень мало опыта. Может, еще и не получится – не слишком надейся.

– А как это они решились мне предложить? – спросил он. Она сказала ему всю правду.

– Фильм недорогой. И если они захотят заменить Чарли другой знаменитостью, то придется ждать, да и стоить это будет денег, которых у них нет. А ты здесь под рукой и, по их мнению, подходишь для этой роли. Фильм будет держаться на имени Карлайл. Да, Ник, и еще запомни, не влюбляйся в нее – это будет только мешать тебе.

– До этого ты говорила, чтобы я не мешал Чарли Гери. Но ведь его теперь нет.

– Ник, ты в этом деле новичок – не влюбляйся. Фрэнсис была того же мнения.

– Береги себя. Любовь отнимает время и энергию. Вложи всю сексуальную энергию в роль.

Но после встречи с Карлайл он точно знал, на что направить энергию. Они сразу же почувствовали взаимное влечение. Он поговорил с окружающими и выяснил о ней все. Она начала сниматься в кино с восьми лет. Сейчас ей было двадцать два. Недавно развелась с ударником рок-группы и целиком отдалась карьере. Обычно на съемках ее сопровождала мать, но пока она еще не прилетела в Нью-Йорк.

– Будь осторожен с ее матерью, – предупредил Уолдо. – Эта женщина – просто кошмар.

– А почему ты говоришь об этом мне? – спросил он.

– Потому что нам ясно, что скоро произойдет между вами, – ответил со злорадной усмешкой Уолдо.

Ник рассмеялся:

– Значит, я в роли заместителя и по этой части? На второй день съемок Карлайл предложила:

– Я должна завтра вечером быть на обеде. Меня обычно сопровождает мать, а поскольку ее нет, пойдем со мной?

– Да, конечно. Пойдем сразу после съемок?

– Нет, нет. Сначала мне нужно заехать домой и переодеться. Приезжай за мной.

– Я думал, ты живешь в Лос-Анджелесе.

– Да. Там у меня дом, а здесь квартира.

Да! У этой девушки есть все.

– Когда? – спросил он.

– Обед начинается в семь тридцать, но за стол, наверное, не сядут раньше девяти. Так что приезжай в восемь тридцать, мы немного задержимся.

– А как мне одеться? Она заулыбалась:

– Как хочешь. Уверена, ты в любой одежде хорош.

Синдра твердо решила, что не позволит событию в Вегасе испортить ей жизнь. Она уже многое испытала и будет сопротивляться обстоятельствам. Случилось несчастье, но оно было в прошлом, как мистер Браунинг, аборт и все остальные неприятности, через которые ей пришлось пройти.

В то же время Энни настаивала, что нужно что-то делать.

И если бы Ник знал, он просто бы взбесился.

– Ты лучше молчи об этом, – предупредила ее Синдра. – Единственное, что ты можешь сделать – так это причинить нам еще большие неприятности.

– А сначала ты была согласна со мной, – напомнила Энни.

– Тогда я была расстроена. Не подумала как следует. Пойми, Энни, Ник прав. Это наш секрет, и если никто из нас его не выдаст, то так это и останется.

– Как можно забыть о прошедшем? – спросила Энни. – А этот бедолага, а его семья? Разве тебе все равно?

– Перестань говорить мне о нем, – произнесла она со злостью. – Он ведь пришел ко мне сам. Думал, что я шлюха. Надо было слышать, как он меня обзывал.

– Но он заплатил слишком дорого – он умер.

– Это был несчастный случай. Рис не стрелял в него, так получилось. Когда ты садишься в самолет, то ведь не думаешь, что он разобьется. Когда едешь в машине, то ведь не ожидаешь, что она развалится. Но так случается.

– Я все еще думаю…

– Замолчи лучше! – воскликнула Синдра в ярости. Ее темные глаза вспыхнули. – Не говори больше об этом, Энни.

Она обошла квартиру, собрала всю одежду Риса в два чемодана и поставила их в шкаф у входной двери. Ник предложил ей, пока он шесть недель будет в Нью-Йорке, переехать к нему. А так как денег у нее совсем не было, эта идея сразу ей понравилась. Он оставил ей также автомобиль, который взял на прокат, и она, по крайней мере, была на колесах.

Просматривая бумаги Риса, она обнаружила имя продюсера «Рено Рекордс», с которым он был связан. Его звали Марик Ли. Она набрала его номер.

– А где ваш менеджер? – настороженно спросил Марик Ли.

– Вы имеете в виду Риса Уэбстера?

– Да, именно его.

– Он теперь не мой менеджер.

– Хорошо, – последовал ответ.

– Хорошо? Почему?

– Заходите, обсудим это.

Ей не надо было второго приглашения. Через час она была в его офисе. Чтобы произвести выгодное впечатление, она надела плотно облегающее красное платье, выгодно оттеняющее цвет лица. Черные блестящие волосы спадали почти до пояса.

Марик Ли взглянул, словно не веря глазам.

– Вы – Синдра? – спросил он, вставая.

Она кивнула и внимательно его оглядела. Он был чернокожий, немного полноват и не очень красив. У него были добрые глаза и широкая дружеская улыбка.

– Чему вы так удивились? – спросила она, сев напротив него и положив ногу на ногу.

Он отвел взгляд.

– Я не представлял, что вы так… хороши.

– Спасибо, – сказала она протяжно, принимая комплимент.

– Скажите, – продолжал он, – этот парень, с которым вы были связаны, этот Рис Уэбстер, он что, совсем вышел из кадра?

– Да, совсем, – ответила она.

– Между нами, он совсем не тот человек. Нам не хотелось влипнуть с ним в неприятную ситуацию.

– Какую ситуацию?

– Вы понимаете, о чем я говорю. Он говорил о вас, как о куске мяса, что вы готовы для него на все. Но за вас ваши таланты должны говорить.

Она выпрямилась.

– О, я вполне могу за себя отвечать.

И, одобрительно взглянув на нее, он сказал:

– Да, вижу.

Она подумала о Нике в Нью-Йорке, которого должен ждать большой успех. Она не собиралась быть у него на попечении, таскаться за ним, как бедная родственница. Она была полна желания достичь того же, что и он.

– Мистер Ли…

– Зовите меня Мариком.

– Марик. Скажите мне правду – перспективна ли моя работа на «Рено Рекорде» или я просто потеряю время?

Ник в трейлере-костюмерной примерял одежду.

– Они очень довольны кадрами, – сообщил Уолдо.

– Кадрами? – уточнил Ник, застегивая «молнию» на черных облегающих джинсах.

– Ник, ну, пожалуйста. Ты ведь наверняка знаешь, о чем я говорю? О кадрах вчерашних съемок. У меня друг киномеханик, и я знаю все детали.

Он был доволен:

– Так я им нравлюсь?

– Да, конечно. Ты знаешь, почему они взяли тебя вместо Чарли? Они внимательно посмотрели твои фотопробы и поняли, что в тебе есть что-то. Как говорит мой друг, ты просто нравишься камере. – Он потянулся за ковбойскими сапогами. – Попробуй эти.

Ник схватил сапоги и сел.

– Да, я всегда знал, что смогу, – сказал он, надевая левый сапог.

– Да, ты можешь, хотя, конечно, совершенно уверенным быть нельзя. Ты можешь выложить все, но зрителю все равно может не понравиться.

– Почему же я им не нравлюсь? – сказал он самоуверенно. – Я выложусь полностью. И они это оценят. Увидишь, как высоко они оценят.

– Конечно, если так, – сказал Уолдо, вынимая джинсовую куртку из шкафа. – А что наденешь сегодня вечером, когда будешь вместе с мисс Главной?

Он надел второй сапог и встал.

– Каким образом о моем свидании с Карлайл знает все общество?

– Это же съемочная площадка.

– Прекрасно!

– Поосторожнее с нашей Крошкой. Она кажется ангелом, но будь начеку.

Он улыбнулся:

– Слушай, Уолдо, может быть, ты и не в курсе, но что касается женщин, я знаю дорогу туда и обратно.

– Актрисы – не женщины, – пробормотал Уолдо. – Нет, дорогой мой, отнюдь.

Ник расхохотался:

– А ты человек колоритный, правда?

– Тебя предупредили, – строго сказал Уолдо. – Никто не может утверждать, что ты ничего не знал.

– Спасибо, но я испытаю свои шансы на успех. Уолдо только выпучил глаза.

– Эй, – воскликнула Карлайл, приветствуя его у двери улыбкой. На ней было узкое полотенце, обернутое вокруг тела.

– Уф… эй, – произнес он, стоя на пороге.

– Проходи, видишь, я еще не совсем готова. Да, он, конечно, видел.

Она провела его в уютную гостиную и указала на маленький бар:

– Налей себе. Я скоро, обещаю.

– Не торопись, – сказал он, осматриваясь вокруг.

– Ой! – Полотенце слетело, она быстро подхватила его. Но он все-таки успел увидеть ее большие розовые торчащие соски.

Она перехватила его взгляд и хихикнула, голубые глаза широко раскрылись.

– Ведь это глупо, когда мы скрываем свою наготу. Может, лучше всего ходить без всего? Ведь мы родились не в одежде, правда?

– Мне это подходит, – ответил он, открывая холодильник и беря пиво.

– Хорошо, – ответила Карлайл и снова уронила полотенце.

Он почувствовал возбуждение. Но он даже и подумать ни о чем таком не успел, как она сказала с невинной улыбкой:

– А почему бы и тебе не раздеться?

– Э…

– Ты ведь не стеснительный? – продолжала она.

«Нет, я не стеснительный, но я привык быть инициатором, а здесь все наоборот».

Он сбросил пиджак и начал расстегивать рубашку.

Карлайл была нетерпелива. Она подбежала и сразу же занялась «молнией» на брюках, стянула нижнее белье. Он еще не опомнился, а она уже занималась им. Все было кончено в одно мгновение. Это было так неожиданно и так хорошо. К тому же он давно не спал ни с кем и был крайне возбужден.

– О Боже! – простонал он. – Это было…

– Да? – спросила она, задыхаясь, все еще стоя на коленях.

– Чертовски… хорошо.

– Хорошо? Невероятно хорошо?

– Да, иди ко мне, – сказал он, протянув руки к ее груди. Но она вскочила и отстранилась от него.

– Позже, – произнесла она голосом маленькой девочки. – Одеваемся. Мы ведь еще не совсем опоздали на обед?

62

Все гости прибыли. Были поданы закуски, и для Лорен начался свой отсчет времени перед подачей на стол. Ее две помощницы, Хилари и Карен, хорошо знавшие ее вкусы, предвосхищали любую просьбу. Она в самом деле так их натренировала, что они вполне могли бы обойтись без нее. И это хорошо, поскольку, после того как она выйдет замуж, придется дать им больше самостоятельности. Оливер уже сказал, что ему хотелось бы ездить повсюду вместе с ней, а почему бы и нет – ведь ей так хочется увидеть Европу. Каждый год полтора месяца он проводил в Италии, Франции и Англии. «Безграничная помощь» на несколько недель может остаться без нее.

На кухню заглянула Джесси в строгом вельветовом костюме мужского покроя.

– Почти справилась, – выпалила она, сияя. – Дыня с икрой прошла на «ура»!

– У нас все готово, ждем команды, – ответила Лорен, регулируя огонь под морковью, тушенной в масле.

– Потрясающе! – воскликнула Джесси.

Вот почему Лорен любила готовить им званые обеды – ей нравился их безграничный энтузиазм. Квентин был точной копией жены. Они оба любили жизнь, и это передавалось другим.

– Кто здесь сегодня? – Лорен спросила у Хилари, которая занималась закусками.

Хилари перечислила имена знаменитостей – включая известного чернокожего политика, авангардного модельера, известного футболиста и двух звезд экрана. Да, Джесси любила объединять в компании разных людей.

Оливер будет просто счастлив, когда заскочит сюда за ней.

В отличие от Лорен, он любил общаться со знаменитостями. Если повезет, она весь вечер проведет на кухне.

– Тебе понравилось? – хихикала Карлайл, крепко держа его за руку в автомобиле. – Это, наверное, был самый лучший раз в твоей жизни.

Он нехотя улыбнулся.

– Самый лучший. Она сжала его руку.

– Не обманывай меня, или мне придется повторить – прямо здесь в автомобиле.

Ник рассмеялся. Голубые глаза сверкнули.

– Думаешь, я па это не способна?

– Полагаю, что да.

– Так хочешь? – сказала она, погладив его бедро. Он вновь почувствовал прилив крови.

– А как же шофер?

Она нажала кнопку, и стекло, отгораживающее их от шофера, скользнуло вверх.

– А вот ему ничего не достанется, он точно не в моем списке.

Ник и спросить не успел, какой список она имеет в виду: она вновь приступила к действиям. Ее опытные руки освобождали его, расстегивая «молнию», и светлая голова склонилась вниз.

В этот раз он держался дольше, а потом наступил взрыв.

– Черт! – воскликнул он, падая на спинку кожаного сиденья. – Ах ты черт!

Она торжествующе рассмеялась:

– Хорошо у меня получается, да?

– Ты потрясающая.

– Самая-самая?

Да что с ней такое? Как будто ей важнее всего слышать, как она хороша.

– Да, – ответил он.

Он вновь потянулся к ее груди, но она шлепнула его по рукам.

– Мы приехали. Ты что, не заметил? Машина остановилась.

– Дорогая, – вздохнул он, – я ничего не замечаю, кроме тебя.

Теперь он попал в точку. Карлайл радовалась, как кошка, только что вылакавшая блюдце сливок.

– Позже я буду любить тебя, – произнес он.

– Позже я это разрешу, – ответила она.

Улыбаясь, они вышли из лимузина и направились в дом.

Был подан соус «Виши». Гости остались довольными. Лорен занималась картофельным пюре, стараясь, чтобы получилось наилучшее сочетание сметаны, масла и молока. Приготовление пищи действовало на нее целительно. Она в самом деле получала удовольствие, готовя блюда и видя, что на кухню возвращаются пустые тарелки.

– Только что прибыла Карлайл Мэнн, – сказала Хилари. – Она так хороша-а-а!

– Ты тоже хороша, – ответила Лорен отрывисто. – Не менее хороша, чем любая кинозвезда.

– Вот уж нет!

– Да, именно так.

– Но у нее фантастическая кожа, – с завистью произнесла Хилари.

– Да кожа ладно, а ты видела парня, который приехал с ней? – спросила Карен.

– Подходящий, – произнесли они в унисон. – И даже очень, очень подходящий. – Они захихикали.

«Да, хорошо бы вновь стать молодой», – подумала Лорен. Хилари и Карен были такие ясноглазые, такие жизнерадостные. Она была старше всего на шесть лет, но иногда чувствовала себя пожилой, степенной женщиной,

– Девочки, не отвлекайтесь, – сказала она. – Давайте заниматься едой.

Рука Карлайл медленно скользила по его ноге вверх. Черт! И все это практически на глазах у всех. А здесь присутствовали все важные люди. Ник оглянулся: неужели он находится среди таких людей!

– Слушай, кончай это, – прошипел он.

– Почему? – прошептала она в ответ.

– Кто-нибудь увидит.

– Ну и что? – ответила она.

– Как что? Ты с ума сошла – понимаешь?

Она тесно прижалась к нему и слегка прикусила мочку уха.

– Я готова взять тебя прямо сейчас под столом.

Она не шутила.

– Неужели смогла бы?

– Ой! Извините, я уронила салфетку. – И она нырнула под стол.

Он схватил ее за руку.

– Не смей! – нервно предупредил он.

– Карлайл, дорогая, – послышался голос Джесси. – Как твой новый фильм?

– Мы только что начали, – ответила Карлайл, отказавшись от своего плана действия под столом. – Наверное, ты слышала про Чарли? У него… какой-то вирус.

– Сочувствую. А он в больнице?

– Не совсем. Но вообще-то можно сказать, что да.

– Мне всегда казалось, что вы такая чудесная пара, – сказала Джесси.

– Да, спасибо.

Джесси повернулась в другую сторону и теперь говорила с политиком.

Ник легко толкнул Карлайл:

– Не знал, что вы с Чарли пара.

– Никогда не были, – отрезала она.

– А почему она так сказала?

– Мы несколько раз встречались. Но это еще не означает быть парой.

Он представил ее на коленях Чарли, и ему это зрелище не понравилось. Однако он только что с ней познакомился и не мог еще полностью претендовать на ее внимание.

Вскоре она снова начала расстегивать «молнию», быстро-быстро работая пальцами.

– Дай же мне передохнуть! – сказал он, увидев на себе взгляд модельера с волосами оранжевого цвета, который очень насторожился.

Карлайл хихикнула:

– Не будь ханжой.

Да она просто сумасшедшая!

Оливер прибыл, когда начали подавать дессерт.

– Обед был просто великолепен, – сообщила Джесси. – Ты женишься на лучшей кухарке мира.

Оливер улыбнулся:

– Джесси, дорогая, я женюсь на Лорен не потому, что она умеет готовить.

– Ну, конечно, не потому.

Он просунул голову на кухню. Лорен была занята десертом. Она уже испекла два торта и блюдо шоколадных вафель.

– Ты сейчас занята? – спросил он.

– Вы очень сообразительны, – ответила она.

– Джесси хочет, чтобы ты присоединилась к гостям.

– Не могу. Я даже не одета.

– Ты лучше любой из присутствующих женщин.

– Оливер, вы такой любезник.

– Именно поэтому я сюда и приехал.

Она положила взбитые сливки в хрустальную вазу.

– Оливер, пожалуйста, я должна все приготовить. Он понимающе кивнул.

– Я ухожу и буду спокойно ждать. Когда вы освободитесь, я отвезу тебя домой.

А как же сюрприз? Весь вечер она ожидала щенка, а он опять не принес его. Может быть, он ждет ее дома?

Все хвалили великолепный десерт. Джесси усадила Оливера между Квентином и веселой женщиной – редактором из книжного издательства. Неожиданно Джесси поднялась и постучала по бокалу с шампанским.

– Послушайте все, я хочу сделать объявление, – сказала она, оглядывая стол.

Ник почувствовал, как Карлайл опять коснулась «молнии». Это ужасно, но она опять его волнует.

– Уверена, что сегодня все отдали должное прекрасному обеду. И я хочу вам представить главного кулинара, чтобы вы лично поблагодарили ее. Вы также можете поздравить ее, потому что она и Оливер Либерти помолвлены. Вы все знакомы с Оливером, но мне кажется, не все встречались с его очаровательной невестой. – Джесси подала знак официанту. – Пусть Лорен выйдет, – сказала она.

Лорен испугалась до смерти.

– Я не пойду, – ответила она, отступая в угол. – Что здесь – шоу?

Карен слегка подтолкнула ее.

– Но ты должна выйти, она ведь ждет.

– О, нет, – простонала Лорен.

– О, да, – хором произнесли очень довольные Карен и Хилари. Им нравилось помогать Лорен, и было приятно видеть, что она пользуется заслуженным вниманием.

Нехотя она позволила подвести себя к двери в столовую. Если ей что-то не нравилось, так это быть в центре внимания.

– А, вот и ты, дорогая Лорен. – Джесси подняла бокал шампанского. – Это за тебя.

Гости дружно зааплодировали.

Она обвела взглядом гостей. Она взглянула раз, потом второй и не поверила глазам: Ник Анджело был здесь. Ее Ник присутствовал на обеде.

«Нет, этого не может быть.

Да, но это так».

Она взглянула опять. Он стал старше, еще красивее, чем прежде, еще худее. У него по-прежнему были пронзительно-зеленые глаза и пристальный взгляд. Волосы необыкновенно черные. Боже! Ей захотелось умереть. Одно хорошо, что он ее не видел. Он целиком был занят девушкой, сидящей рядом, – Карлайл Мэнн, кинозвездой.

Лорен с трудом перевела дух, стараясь вновь обрести самообладание. «Иди потихоньку. Уйди, пока он тебя, не заметил. Убирайся к черту отсюда».

Но в тот момент, когда она повернулась, чтобы выйти, их глаза встретились. Не веря глазам своим, они смотрели друг на друга, а затем она бросилась на кухню. Не раздумывая, схватила пальто, сумочку и побежала к черному выходу.

– Куда ты? – удивленно спросила Хилари.

– Я плохо себя чувствую. Хочу уйти. Скажи Оливеру, что мне надо было уйти.

– Но кто-то должен пойти с тобой, – настаивала Хилари.

– Нет, я ухожу прямо сейчас, – сказала она, распахнув дверь и убегая так стремительно, что никто не успел ее остановить.

– В чем дело? – спросила Карлайл. – Что случилось?

– Ничего, – ответил он, отстранив руку и поспешно приводя в порядок «молнию»

– Что значит «ничего»? – спросила она, вздернув подбородок.

Он встал из-за стола:

– Извини, мне нужно в туалет.

– Я с тобой пойду. Такое устроим в кабинке.

– Послушай, Карлайл, меня ничто не удивит, ты все можешь. Но подожди здесь. Я сейчас.

В коридоре он атаковал официанта:

– Как пройти на кухню?

– Туда, сэр. Чего нибудь принести?

– Нет, спасибо.

Там ее не было. Он остановил приятную девушку в полосатом переднике.

– Где Лорен?

– Она ушла, – ответила Хилари, весьма заинтересованная человеком с пронзительным взглядом. – Она плохо себя почувствовала.

– Как связаться с ней?

– Вы желаете организовать вечеринку с угощением? Мы предоставляем разнообразные услуги. Пожалуйста, возьмите визитку.

Она протянула ему карточку, и он уставился в нее. Посередине значилось: «БЕЗГРАНИЧНАЯ ПОМОЩЬ», адрес и номер телефона. На обеих сторонах мелким шрифтом были напечатаны имена – Лорен Робертс и Пиа Либерти.

– Можете звонить в любое время, – добавила Хилари, желая, чтобы он немного пофлиртовал с ней. – Конечно, в рабочее время.

– Да, обязательно, – сказал Ник, пряча карточку в карман. – Бьюсь об заклад, что позвоню.