Американская звезда

– Давным-давно этот город был мне родным, – сказала она очень внятно, – я жила в трейлерном парке. И никто тогда не обращал на нас особого внимания, а мы едва сводили концы с концами. Моя мать работала горничной. Она работала на славную семью Браунингов, которую, как я думаю, вы все знаете. – И она бросила многозначительный взгляд на Бенджамина, сидевшего рядом с молодой женой. – О, Браунинги обращались с моей матерью очень хорошо. Они отдавали ей свою старую одежду и объедки со своего стола.

В зале послышался ропот.

– А когда я была еще маленькой девочкой, мать часто брала меня с собой на работу. В доме было забавно. Позвольте мне выразиться так: я была слишком мала, чтобы понимать, в чем суть этих забав, но полагаю, мистеру Браунингу они очень нравились. Он имел обыкновение захаживать в одно из служебных помещений, когда я была маленькой девочкой, и шлепал меня по моей хорошенькой попке и иногда запускал руку мне в штанишки и даже поднимал мне платьице, чтобы получить зримое удовольствие.

В ропоте теперь слышался неподдельный ужас. Синдра остановилась, чтобы удостовериться, что телекамеры все исправно записывают. Да, они записывали.

– Итак, этот грязный ублюдок наносил мне оскорбление действием, когда я была ребенком. А затем, когда я была молодой девушкой, он меня изнасиловал. – И она замолчала, наслаждаясь эффектом. – Мне было шестнадцать лет, и я была девственница. Его жена в это время ушла за покупками, а его испорченный, лицемерный сын был в школе, охотясь за очередной девушкой. Мистер Браунинг, насилуя меня, сыпал всякими грязными ругательствами и оскорбительными словами, какие только знал. Мне пришлось поехать к Канзас сделать аборт. Перед смертью мать рассказала мне всю правду о своей жизни.

Когда она только начала работать у Браунингов, она тоже была молода и невинна. Бенджамин Браунинг и ее изнасиловал. И хотите знать самую красочную деталь этой чудесной американской народной были? Я его дочь. Я дочь Бенджамина Браунинга. И у меня есть письмо, доказывающее правоту моих слов.

Зал бушевал.

– О, беби, беби, уж если ты за что возьмешься, то обязательно доведешь это до конца, – пробормотал Марик. – Давай выбирайся отсюда, и поскорее.

Но Синдра еще не кончила.

– Я вернулась в этот город, – сказала она чисто и звонко, – потому что знаю: вы больше всего на свете любите, когда вам рассказывают чудесные байки об Американском Успехе. И я думаю, вы получили полное удовольствие, выслушав мой правдивый рассказ о том, как мне повезло!

Рассказ Синдры был передан по всем телевизионным каналам Америки, и она была в восторге:

– Я должна была об этом рассказать, – объясняла она Марику. – Мне это было необходимо. Он хотел погубить меня. Разбить мне жизнь. Теперь я разбила ему жизнь. Я победила! Я выжила! Но кругом есть много ребят, которые никогда не смогут оправиться от зла, им причиненного, потому что их ежедневно таким образом оскорбляют отцы, дяди и всякие мерзавцы. И мы не должны молчать об этом. Я отказываюсь отныне скрывать свое прошлое и стыдиться его.

– Ты права, беби, – ответил Марик. – И я с тобой навсегда.

Марик доблестно ее поддерживал. Когда они отправились обратно в Лос-Анджелес, она заставила его сделать остановку в Рипли и с помощью двух телохранителей выследила Харлана и выкрала его именно так, как поклялась это сделать. Они нашли его в баре, в лохмотьях и почти невменяемого от наркотического опьянения. Он не узнал ее сначала, а потом расплакался и не оказал никакого сопротивления. Он был такой

жалкий. И она опять поклялась, что будет заботиться о нем и поможет ему стать человеком, способным заработать себе на жизнь честным трудом. Он был ее братом, и она любила его.

Вернувшись в Лос-Анджелес, она поместила его в частную клинику, где его стали лечить от дурных привычек. Синдра часто его навещала.

Через три недели после возвращения в Лос-Анджелес они с Мариком поженились. Церемония, пышная и торжественная, совершилась в Беверли-Хиллз.

О Рисе Уэбстере она забыла. Для нее он давно уже не существовал.

80

– Она хочет пять миллионов долларов в швейцарском банке, и это помимо того, что она получает по соглашению о разводе.

– Черт! – воскликнул Ник.

– Да, знаю, – согласился Керк. – Очевидно, это цена молчания – оно того стоит, или ты будешь рисковать?

– Не знаю, – ответил Ник, шагая по комнате. – Скажи, что ты думаешь обо всем этом?

– Ты знаменитость. Ты еще сделаешь много фильмов. В конце концов, пять миллионов не так уж много должны для тебя значить. Мой совет – уплатить.

– Иисусе! Она и так возьмет у меня половину денег за развод, да еще сверх того пять миллионов баксов! Как можно быть такой жадной?

– Я встречал кое-кого похуже. В Голливуде часто так поступают. Когда муж знаменит, а жена нет, между ними всегда возникают трения. Обычно девушка приезжает в Голливуд, чтобы стать актрисой. Вместо этого она выходит замуж за знаменитого актера и компенсирует свое положение жены его славой. Ну а когда у нее отнимают его славу, она хочет отомстить – и месть обычно выражается в финансовых требованиях.

– А как с Лиссой? – спросил Ник. – Смогу я с ней проводить столько времени, сколько захочу? Я не желаю спрашивать разрешения, чтобы видеться с ней. Я не желаю быть приходящим отцом, отцом на уик-энды. И я хочу, чтобы она могла иногда жить у меня, когда я не работаю.

– Если ты согласишься на финансовые условия, я думаю, мы сможем и это обговорить.

– А хватит у меня денег?

– Я говорил с твоим бухгалтером. В настоящее время все вложено в акции, но он может кое-что предпринять. Ты, черт Возьми, процветаешь.

– Ладно, если столько стоит моя свобода, я ее покупаю.

– Хорошо, я подготовлю бумаги.

– И главное, Керк, поскорее.

Как только Керк ушел, он позвонил Карлайл.

– Мне скучно, – сказал он.

– Скверный мальчишка, да ведь мы только недавно расстались. И в трейлере мы занимались сегодня этим три раза, чего тебе еще?

– Приезжай и привези подругу. Она сделала вид, что оскорбилась:

– Ну знаешь, я ведь не шлюха какая-нибудь!

– Да в чем дело, Карлайл? Ты что, стареешь?

Но для любой актрисы подобное подозрение – как смертный приговор.

– Сейчас приеду. А кого тебе хочется?

– Помнишь ту индонезийку? Она еще в пределах досягаемости?

– Нет, она в Нью-Йорке. Но здесь есть одна девушка, она была вчера на съемках – экстра-класс. Тело знатное. Сейчас узнаю, нельзя ли ее подцепить.

Через час она прибыла вместе с Хани, семнадцатилетней нимфеткой. У Хани были огромные глаза, сладострастный рот и бесподобное тело. А кроме того, она была его поклонницей.

– Я просто глазам своим не верю, – сказала она, – неужели я в доме Ника Эйнджела, – и она с почтением оглянулась вокруг.

Он уже осушил полбутылки виски, но все же ухитрился успешно заняться и с той, и с другой. Хани была на все готова, такой услужливой он еще не встречал. Она исполняла любое его желание.

В конце концов, Карлайл возревновала. Она поняла, что Хани ему очень пришлась по вкусу, и ей это не понравилось.

– Не забудь, что ты обещал, – прошептала она, когда они с Хани уходили.

– А что я обещал? – промямлил он, искоса взглянув на нее.

– А то, что после твоего развода мы с тобой будем вместе. Он, конечно, был пьян, но соображал еще неплохо:

– Но этого я тебе никогда не обещал!

– Нет, обещал!

– Да нет же, не было этого!

Наконец они ушли. Он с трудом добрался до кровати и два часа поспал перед съемкой.

Так прошла неделя. Вечером в пятницу он не пил ни капли: в субботу встреча с Лиссой, и надо быть трезвым.

Он заехал за ней рано утром.

– А сегодня мы куда поедем, папочка? – спросила она.

– А куда хочешь, родная.

Сначала они поехали в магазин игрушек. Потом был ленч. Но, несмотря на зоркость телохранителей, положение стало невыносимым. Куда бы он ни пошел, где бы ни появился, его останавливали, просили автограф, хотели в подарок его карточку и все объяснялись в любви. Он не мог быть только с Лиссой. Ничего для себя. Все на виду.

Лисса расстроилась.

– Мне это не нравится, папочка, – сказала она и заплакала. – Ну почему эти люди все время к тебе пристают?

– Малыш мой, мне они тоже надоели.

Пришлось ехать к нему домой. Лисса устроилась перед телевизором и стала в сотый раз смотреть видеофильм «Звуки музыки».

Ник не отвез Лиссу в установленное время.

Позвонила разъяренная Энни:

– Где она?

– Она хотела бы остаться сегодня у меня.

– Я не позволяю.

– Ну и что делать?

– Я обращусь в суд, чтобы они приняли меры.

– Но ты же не сможешь получить постановление суда до понедельника, Энни.

– Ты лучше отошли ее домой, Ник, я тебя предупредила.

– Да не угрожай ты мне, Энни. Разговор окончен.

Он пошел на кухню и попросил повара приготовить Лиссе гамбургер и молочный коктейль. А затем сел рядом и вместе с ней смотрел фильм. Через час приехала Энни. Она буквально вломилась в дом.

– Лисса, едем со мной, – сказала она голосом, не допускающим возражений.

– Нет, папочка сказал, что я могу у него остаться, – сказала Лисса и свернулась клубочком в кресле.

– Ну ты же видишь, что она хочет остаться. И ничего с этим не поделаешь.

Энни повернулась к нему:

– Ах ты, сукин сын! Он встал:

– Не выражайся так, Лисса же слышит. И давай не будем ссориться в ее присутствии.

Губы Энни искривились в злобной усмешке:

– Не понимаю, как это я могла выйти за тебя замуж. Ты просто дерьмо.

– А ты, разумеется, мать Тереза.

Энни подошла к Лиссе, схватила за руку и потащила из кресла:

– Ты сейчас пойдешь со мной! У Лиссы навернулись слезы:

– Папочка! Папочка! Ты же сказал, что я могу остаться! Энни уже бушевала:

– Нет, ты пойдешь со мной, паршивка! Ник пытался ее урезонить:

– Ну, зачем ты так с ней, Энни!

– Иди ты… Что хочу, то и делаю. И слушать ничего не желаю. Я тебя ненавижу. – Она потащила упирающуюся девочку к выходу.

Лисса начала кричать.

– Энни, не надо, – говорил он, идя за ними, – неужели ты не видишь, не хочет она уходить!

– А мне на это наплевать, я буду делать, что мне, черт возьми, угодно!

Ему так хотелось ее ударить, но он сдержался – нельзя, для Лиссы это будет лишним потрясением.

Он вышел с ними из дома. Иисусе! Деньги, слава – все это ничто по сравнению с Лиссой.

Энни затолкнула ребенка в машину:

– И никогда так больше не делай, Ник, не нажимай на эту кнопку, иначе ты Лиссу вообще никогда не увидишь.

– Да перестань ты мне угрожать – не желаю я слушать тебя и всю эту чушь. Я сейчас веду переговоры с Керком.

Она быстро села в машину.

– Все твои важные адвокаты с Беверли-Хиллз тебе не помогут отобрать у меня Лиссу, – сказала она насмешливо. – Я ее мать, и она всегда будет со мной. – Она включила мотор, и автомобиль рванул прочь.

– Не будь уж так в этом уверена, – заорал он вслед в беспомощной ярости.

Он видел их обеих в последний раз. Автомобиль по дороге врезался в другой. Обе погибли.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

81

Декабрь 1992

Две чересчур толстые девушки-подростки в коротких черных трикотажных платьицах, черных колготках и туфлях, на которых было написано «Возьми меня», весь вечер танцевали в ночном павильоне, где лампы сияли, как маленькие звезды, и где рыскали сводники в надежде приглядеть легкую добычу и на ней поживиться.

Хани Вирджиния, крашеная блондинка, томно откинулась назад. Она была в кружевном купальнике без бретелек и восседала у Ника на коленях, нашептывая ему на ухо всякие волнующие непристойности.

Дайана Леон, сидевшая рядом с мужем напротив Ника, неодобрительно и завистливо за всем этим наблюдала. Ник Эйнджел не переставал удивлять ее. Его способности были потрясающи. Хани не всегда была с ним. Но в промежутках Ник тоже не бездействовал. Дайана часто советовала Фредди поговорить с Ником:

– Он предохраняется? Он понимает, как велика опасность заболеть СПИДом?

Но Фредди всегда отвечал одно и то же:

– Я его агент, а не сексотерапевт.

– Но он такой… неблагоразумный. Ты должен с ним поговорить. Ты его друг.

Однако Фредди не собирался обсуждать с Ником его отношения с женщинами. Этого еще не хватало. Ник стал просто легендарной личностью, он неуклонно укладывал каждую женщину в Голливуде, с которой можно спать, и так было с самого его появления в Лос-Анджелесе Просто удивительно, как у него находились для этого силы. Но ведь крошка Хани могла, при настроении, раззадорить и мертвого, а Ника никак нельзя было причислить к мертвецам, хотя он несколько и полинял. В тридцать четыре года он явно выглядел усталым и пресыщенным. И Фредди подумал, что, наверное, и вправду надо поговорить с ним. Ник стал терять над собой контроль, он становился неуправляемым, это совершенно очевидно. Он постепенно стал скользить по наклонной. Это случилось после смерти Лиссы, когда она вместе с Энни погибла в автокатастрофе. Сначала он был просто безутешен. Он удалился в свое убежище и пробыл там несколько месяцев. Когда же вернулся, то вел себя, словно ничего не произошло. Он никогда не говорил о том, что случилось. Фредди знал, однако, что внутри Он надломился. А так как он всегда любил выпить, то по мере того, как шли месяцы и годы, он все больше поддавался дурной привычке.

– Тебе надо обязательно начать лечиться по одной из этих программ, например, «Двенадцать шагов», – предложил как-то Фредди. – Мне кажется, у тебя это – серьезно.

Ник накинулся на него с горящими от злости глазами:

– А ты не думаешь, Фредди, что мне пришло время подыскать нового агента?

Фредди умел отступать. Это было одно из его больших достоинств. – Уходим? – прошептала ему на ухо Дайана. Она ненавидела вечеринки и присутствовала только потому, что чествовали новую клиентку Фредди – блондинку-суперзвезду по имени Венус Мария.

– Через пять минут уберемся, – пообещал Фредди. Хани освободила колено Ника, встала и потянулась. И все мужчины повернули шеи, чтобы взглянуть на это великолепное тело.

Ник встречался с ней более или менее постоянно уже четыре года. А в перерывах спал со всеми ведущими актрисами и вообще с кем хотелось. Он вел опасную игру – СПИД свои жертвы разит без разбора.

Дайане не сиделось. Она встала.

– Покойной ночи, Ник. Покойной ночи, Хани, – сказала онаа вежливо.

Ник откинулся на стуле:

– Вы с Фредди уходите?

– Я давно должна уже спать, – ответила Дайана с натянутой улыбкой.

– Пока, – ответил Ник. Дайана всегда казалась пуританкой. С годами она становилась все больше ханжой.

А Хани решила составить компанию двум толстушкам на танцплощадке. И совершенно затмила их, демонстрируя такие извивы, что куда там остальным стриптизершам.

Ник смотрел на нее. Завтра утром они улетают в Нью-Йорк. Приближается день рождения, но он не собирается праздновать его в Лос-Анджелесе. Да и особых причин праздновать нет, чем старее, тем все похабнее.

Два года назад он купил в Нью-Йорке квартиру. Ему хотелось жить в том же городе, где Лорен, хотя они не виделись уже четыре года. Она ему позвонила, когда газетные заголовки известили об автокатастрофе.

– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – спросила она, сочувствуя ему всем сердцем.

«Да – быть со мной», – хотелось ему сказать. Но он знал, что она не оставит Оливера.

Настало время все послать к черту, решил он. Хани еще дергалась на танцплощадке. Он подошел и схватил ее за руку:

– Пошли, уходить надо.

– Но я не…

– Сказал, идем.

И она послушно ушла. Двадцать один год. Дура непроходимая, но лучшее тело в городе. Ну и ладно, о чем ему с ней разговаривать? Да, бессмысленный механический секс. Такова его жизнь.

– А почему мы так рано ушли? – жалобно спросила Хани в машине по дороге домой.

– А потому, что, может, завтра мне захочется лететь и самому вести. А если я этого захочу, мне надо соображать, куда я лечу.

Он уже два года брал уроки пилотажа и только для этого занятия мог оставаться трезвым.

Дома Хани исполнила для него медленный стриптиз. Да, она была, конечно, очень соблазнительна и невероятно похотлива. Он несколько минут глядел на нее, затем отключился. Как она ни была соблазнительна, но все это он видел и раньше.

– У тебя усталый вид, – сказал Лоренцо, полный сочувствия.

– Спасибо, – отрывисто ответила Лорен. – Это как раз то, что хотелось бы услышать перед началом съемок.

– Камера тебя любит. Ты всегда прекрасна. Но я – я-то тебя хорошо знаю, и, на мой взгляд, ты выглядишь усталой.

– Да, я устала, – созналась она. – У меня было столько энергии, когда приходилось работать целый день. Каждое утро бросало мне вызов, я вставала, и всегда находились новое дело и энергия для него. А теперь, когда Оливер не работает, я сижу дома и тоже ничего не делаю.

– Почему?

– Потому что ему нравится, что я рядом. Он тогда чувствует себя защищенным.

– Но ты не должна так жить, Лорен.

– Нет, должна, я его жена.

– Но ты же его не любишь!

– А при чем тут любовь?

– Когда я женился, я любил свою жену. Когда разлюбил, мы разошлись.

– Да, Лоренцо, ты все решаешь очень просто, но я так решать не могу. Это не по мне. Я верю в преданность и необходимость поддерживать другого, когда ему плохо.

– Но Оливер сейчас совершенно здоров.

– Знаю, но он уже привык не работать. И ему так нравится Отдыхать, что он решил совсем удалиться от дел.

– Но это не значит, что ты должна растрачивать время и жизнь впустую.

– Я подписала новое соглашение с «Марчеллой». Чего тебе еще?

– Да, но кроме этого ты больше ничего не делаешь. А прежде, вспомни, в тебе было столько жизненной силы, все волновало тебя.

– Подозреваю, что меня теперь ничто не может взволновать, Лоренцо. И для «Марчеллы» я тоже работаю последний год. Как тебе известно, мы теперь будем жить на юге Франции.

– Лорен, ты делаешь ошибку – затворяешься от мира, бежишь от жизни.

– Но это не тот мир, в котором мне хотелось бы жить. Впрочем, юг Франции прекрасен. И Оливер нашел там чудесную уединенную ферму в горах – за несколько миль от всего.

Лоренцо покачал головой. Он просто не в состоянии ее понимать.

Дело было в субботу, и Синдра принимала гостей. Она помедлила на верхней ступеньке лестницы, ведущей во внутренний дворик. Помедлила ровно столько, чтобы все заметили, как она войдет.

Улыбнувшись гостям, она видела, как вскочил Марик. Он всегда был так внимателен и так заботился о ее благополучии.

А кроме того, он довольно хороший любовник. И это просто безобразие, что он некрасив.

«Нельзя так думать, – сразу же отругала она себя, – Марик – это лучшее, что случилось со мной в жизни. Он добрый, внимательный, и он искренне меня любит. И это не считая того, что он талантливый продюсер и сделал из меня звезду».

За ней шла Пэтси, их толстая няня-англичанка и несла на руках их маленькую дочку Топаз. Топаз она гордилась больше, чем своей славой. Девочке три года, и она такая очаровашка. Синдра была готова на все для своей девочки. И Марик тоже. Да он просто преклонялся перед дочкой.

Синдра любезно приветствовала гостей, переходя от стола к столу, улыбаясь и мило болтая. Марик шел рядом, крепко ее обняв.

– Ты выглядишь просто фантастически, женщина, – сказал он, слегка покусывая ее за ухо. – И с каждым годом ты все лучше!

– Спасибо тебе, дорогой!

Уголком глаза она заметила, что приехали Гордон и Одиль. Гордон все еще был ее лучшим другом. Она ему доверяла, спрашивала совета, обсуждала все свои проблемы. Она рассказала ему и о Вегасе, а он ответил, что об этом пора забыть.

Она подошла к ним.

– Привет, Гордон!

– Привет, красавица! – ответил Гордон, целуя ее в обе щеки.

– Здравствуй, Одиль! – сказала она, улыбаясь.

– Ты неотразима, Синдра!

– Спасибо. Такие слова в твоих устах – комплимент.

С годами она, можно сказать, привязалась к Одиль. Да, она была прекрасна. Да, она жена Гордона. Но кроме того, она еще и чрезвычайно милая женщина.

Гордон и Одиль были крестными Топаз, вместе с Ником, который был крестным отцом номер один. Она расстроилась, что Ник не мог приехать. Он улетел в Нью-Йорк, жалуясь на депрессию.

– Почему ты не хочешь провести в Лос-Анджелесе свой день рождения? – спрашивала она.

– Потому что не хочется, – ответил он.

Надо, чтобы он расстался с Хани. В обществе этой девушки даже дурак кажется интеллектуалом. Но Ник, кажется, вступил на путь саморазрушения, ему все равно, кто с ним живет.

Со времени катастрофы он стал другим. К сожалению, он во всем винил себя.

– Но ты же ни в чем не виноват, – опять и опять уверяла его Синдра.

– Если бы я тогда не поссорился с Энни, ничего бы не случилось.

– Нет, Ник, ты не должен так думать.

Но он думал именно так, и она ничего не могла с этим поделать. Ну, может, он развлечется в Нью-Йорке. Во всяком случае, на него не будут давить здешние обстоятельства, и при нем теперь всегда Харлан, он о нем позаботится.

Ах, Харлан… Каким он стал замечательным человеком! Она выкрала его тогда в Рипли. А потом была клиника, где его вылечили от пристрастия к наркотикам. Потом он жил у нее дома. Он очень полюбил Голливуд. А потом познакомился с одним человеком, старше себя, и пошел к нему в слуги. Когда этот человек через два года умер от СПИДа, Харлан не захотел больше жить в Лос-Анджелесе. Тогда Синдра договорилась с Ником, что он возьмет его к себе в Нью-Йорк и он будет помогать ему по хозяйству. Харлану это понравилось

Марик взял ее за руку и повел к столу. Она сидела в окружении друзей и любящих родных. Маленькая Топаз вызывала всеобщий восторг, она бегала от стола к столу, смеялась и такая была хорошенькая и умненькая.

Синдра посмотрела на гостей, на близких, обвела взглядом свой прекрасный дом.

«Как же я счастлива! Ведь у меня есть все».

Однако иногда, поздно ночью, ей вдруг приходила в голову Мысль, что, наверное, она чересчур счастлива. И она вздрагивала, и сжималась в комок, и молилась Богу, чтобы он продлил эти счастливые дни. Ведь семья значила для нее все, и без нее она не представляла жизни.

82

Рису Уэбстеру в тюрьме пришлось несладко. Впервые в жизни его внешность работала не в его пользу. В тюрьме ведь Особенно ценились высокие, тонкие и гибкие блондины, привлекательные на вид, и у него было два пути: или давать, или все время ходить избитым.

Рис скоро узнал на собственном опыте, какой путь предпочесть. Нет, он никогда не был голубым, но внимание со стороны одного большого черного брата было все же лучше, чем усиленные авансы со стороны многих.

Одиннадцать лет. Одиннадцать лет этой проклятущей жизни – и вот наконец он на свободе.

Выйдя из тюрьмы в Северной Каролине, он немного помедлил, пытаясь решить, с чего начать? Ему ужасно хотелось быть с женщиной, но ему также очень хотелось получить сочный толстый бифштекс. Сокамерник дал ему адрес одного борделя, в котором сервировали и услуги самых лучших женщин, и еду. Чего же лучше.

Он сбил на затылок видавший виды стетсон, сел в автобус и поехал в город. Денег у него было немного. Черт! У него вообще было мало имущества. Но он досконально знал, каким способом получить кругленькую сумму. Он таки просто самым тщательным образом изучил самые разные способы. За одиннадцать лет настоящий мужчина может многое что узнать.

В борделе ему подали жесткий, как подошва, бифштекс и предложили тощую проститутку явно не первой молодости. Да, все было отнюдь не первого класса. Но лучше хоть какая-то женщина, чем никакой… Его также снабдили презервативом. Он не стал спорить, потому что, как он уже знал, теперь этот промысел грозил большой опасностью. Сексом уже нельзя было заниматься беззаботно.

Он имел ее три раза.

– Ты что, дорогой, из тюрьмы? – спросила она, не слишком пораженная его замечательными способностями.

– А как ты узнала?

– Да сразу видно. Все бывшие заключенные – самые настырные.

Да, он сидел в тюрьме, это верно. Ему определили срок в шестнадцать лет и скостили до одиннадцати за хорошее поведение. Одиннадцать паршивых лет ни за что ни про что.

Когда он сбежал из Вегаса, то прямиком наладился во Флориду. Там он встретил хозяйку ночного клуба, которая к нему прикипела и позволила жить у нее. Но он еще и двух недель у нее не пробыл, как вернулся Макс, ее прежний дружок. Она не посчитала нужным ему сказать, что Макс в свое время был осужден за то, что специализировался на ограблении банков. А так как с Максом была теперь его новая подружка, коротконогая рыжуха, то можно было не беспокоиться и оставаться у хозяйки клуба, так что все четверо очень сдружились.

– Меня тошнит от тех, кто зарабатывает деньги законным образом, – сказал как-то Макс. – Я ведь могу взять любой банк. Я просто вхожу туда, показываю пистолет, сгребаю все деньги и быстро сматываюсь.

– А если поймают? – спросил Рис, подумав, что все очень просто, хотя, конечно, надо иметь в виду и оборотную сторону дела.

Макс фыркнул:

– А ты знаешь, как мало ловят? Из сотни, ну, может, попадается человек пять. Я уж этим делом балуюсь лет двадцать.

– Но все-таки попал один раз в тюрьму?

– Ну, посидел немного, подумаешь!

Они сели в машину и проехались по нескольким штатам. Макс продемонстрировал Рису, как это легко. Но на девятом деле Макс уложил агента безопасности.

Их поймали, арестовали, судили за вооруженное ограбление и убийство.

Черт побери все! Ведь он же не убивал, но никто не принял это во внимание, и он был осужден на полную катушку вместе С остальными. Но теперь он вышел на волю. И был зол, как черт. Если бы Синдра не впутала его в это дело в Вегасе, он бы никогда не встретился во Флориде с хозяйкой ночного клуба и не провел бы одиннадцать лет своей драгоценной жизни в тюрьме.

Черт побери крошку Синдру! Пока он отсутствовал, она стала большой звездой, и Ник Эйнджел тоже. Он внимательно следил за их успехами. О, да, он не дурак.

А теперь он на воле и очень хорошо знает, куда ему направиться и что предпринять. Крошка Синдра стоит несколько миллионов, и он намерен отщипнуть себе кусочек от большого пирога.

У Риса Уэбстера был план.

«О Калифорния, я скоро буду твой».

83

Новые снимки для «Марчеллы» были готовы, и Лорен больше ничего не задерживало в Нью-Йорке. Оливеру хотелось поскорее уехать. Он уже некоторое время занимался тем, что ликвидировал свои дела и имущество в Америке, разрывал все связи, продал дом в Ист-Хэмптоне, договаривался о сдаче внаем нью-йоркской квартиры и подготавливался к переезду во Францию. Это была очень решительная акция, но в то же время, что толку оставаться в Нью-Йорке, если он не работал? Во Франция он станет заниматься садом, наслаждаться прекрасными видами и спокойствием.

«Господи, ты уже рассуждаешь, как старуха, Робертс Что ж, такова моя жизнь, и я ее принимаю». Пришла Пиа с Розмари, маленькой, очень смышленой девочкой, посмотреть, как Лорен укладывается.

– Ты уверена, что поступаешь правильно? – спросила Пиа, слоняясь по комнате.

– Да, уверена, – сказала Лорен, менее, однако, уверенная в своей правоте, чем могло показаться.

– Так все изменилось, – заметила Пиа, – я хочу сказать, что вроде бы для тебя закончился целый кусок жизни, когда ты действительно любила, и это было заметно при первом взгляде на тебя. А теперь ты вроде…

– Ты хочешь сказать, вроде зомби, Пиа? – спросила Лорен, складывая стопкой свитера.

– Ты сама это сказала.

Лорен положила свитера в чемодан. – Я займусь делом и во Франции. Может быть, буду работать по интерьеру…

– Да, это звучит очень многообещающе. Обставлять дома для старых миллионеров-маразматиков, которые ушли на покой.

– А я смогу к вам приехать, тетечка Лорен? – спросила Розмари, мило улыбнувшись, такая вежливая маленькая девочка. «

– Конечно, дорогая, в любое время.

Она уложила две пары туфель фирмы «Чарлз Джордан» и задумалась, а зачем они ей? Где она будет их носить? Даже в Нью-Йорке они уже никуда не выходили.

– А как Хауэрд? – спросила она.

– А Хауэрд стал Оливером, – ответила Пиа. – Он работает день и ночь и никогда не возвращается из офиса раньше девяти, и сразу же направляется в кабинет, и весь вечер трезвонит по телефону. Я уже сказала ему как-то, что не собираюсь мириться с таким поведением.

Лорен рассмеялась:

– Но тебе же это нравится!

– Что нравится?

– Быть миссис Хауэрд Либерти. Это очень интересно, когда муж – глава большого важного дела.

– Не уверена, что мне нравится, – ответила задумчиво Пиа, – ты не возражала против этого, потому что сама делала великолепную карьеру, а мне вовсе не по нраву быть женой-наседкой. Если мы идем в гости, то на меня теперь часто и внимания не обращают. Это он теперь большой человек.

– Пиа, я уверена, что ты тоже пользуешься вниманием.

– Да нет, ты бы просто удивилась, когда бы увидела. Лорен заперла чемодан.

– А почему бы тебе с Розмари не остаться сегодня у нас пообедать?

– О, это было бы замечательно! Сейчас позвоню Хау-эрду, может, он тогда раньше кончит с делами и присоединится к нам.

За обедом Оливер был особенно оживлен. Он с нетерпением ждал отъезда и не скрывал этого.

В середине обеда позвонил Лоренцо.

– У меня неприятные новости, – сказал он расстроенно.