Американская звезда

– Что такое, Лоренцо?

– Да случилось что-то в лаборатории, и негативы фотоснимков испорчены.

– Ты что, смеешься?

– Нет, конечно, но вот такое дело. Никогда такого небыло. Придется тебе остаться и сняться заново.

– Но я не могу, ты же знаешь, что завтра мы уезжаем.

– Придется Оливеру уехать без тебя. Через несколько дней нагонишь. Я организую все как можно скорее.

– Лоренцо, – сказала она в сердцах, – но это все очень неудобно.

Он рассыпался в извинениях:

– Я знаю, дорогая. Мне ведь тоже неприятно.

– Что случилось? – спросила Пиа, когда она повесила трубку.

– Фотографии для «Марчеллы» испорчены. Лоренцо хочет, чтобы я задержалась для пересъемки.

– Но ты же завтра уезжаешь.

– Именно это я ему и сказала.

– Не волнуйся, дорогая, – совершенно спокойно сказал Оливер, – я поеду без тебя.

– Но ты не можешь лететь в такой дальний путь один.

– Лорен, я ведь не инвалид, – сказал он обидчиво, – а у нашего агента в бюро путешествий прекрасный персонал по обе стороны Атлантики, меня встретят и позаботятся о багаже. Я устроюсь на месте, а ты прилетишь, как только сможешь. Нет проблем.

– Ты уверен?

– Да, абсолютно уверен.

Она пошла в спальню и позвонила Лоренцо:

– Если это одна из твоих безумных выходок, то смотри.

– Лорен, да уверяю тебя…

– О'кей. Я остаюсь. Скажи, когда мне завтра опять приехать на съемки?

– Дорогая, – сказал он обрадованно, – ты великодушна, как принцесса.

– А ты принц, и весьма дерьмовый.

– Ах, как я рад, что мы с каждым годом становимся с тобой все непосредственней и ближе.

На следующее утро она поднялась рано, чтобы помочь Оливеру уложить самое необходимое в дорогу.

– А ты не можешь отложить отъезд? Я бы тогда с тобой поехала.

– Но все уже устроено, дорогая. Ты слишком обо мне беспокоишься.

– Я поеду в аэропорт.

– Да не надо – такое движение на дорогах…

– В аэропорт я поеду.

Она уселась с ним в лимузин, проводила его и оставалась до самого вылета, чтобы убедиться, что все в порядке.

Затем она опять ехала в Нью-Йорк, но в одиночестве и задумчивости. Скоро и она оставит этот город. У нее начнется новая жизнь. Да, много воды утекло с тех пор, как она уехала из Босвелла, и она уже давно не та юная девушка.

Ник… Она все равно часто думала о нем. Интересно, как он живет, чем занимается? Ей его недоставало. Ей всегда его недоставало.

– Что ты хочешь получить на день рождения? – спросила Хани.

– Покой. Никаких отмечаний, – сурово сказал он.

– Но почему? Я всегда так веселюсь, когда у меня день рождения, – сказала она, поигрывая длинной прядью волос.

Он надеялся, что она ничего не планирует. Когда тебе двадцать один – можно любить дни рождения, это все просто, но он был не в том настроении.

– Говорю тебе, ничего не хочу. Никаких сюрпризов, – повторил он, надеясь, что до нее наконец дошло.

Она надулась:

– А я кое-что задумала.

– Ни в коем случае.

Может, не надо было привозить с собой Хани? Он не знал. Иногда хорошо ночью, когда рядом с тобой лежит кто-то теп-

лый, он ведь часто просыпается и думает тогда о Лорен. Он часто о ней думает. С годами он наконец примирился с тем фактом, что эти мысли – просто наваждение и от него не избавиться никогда. И только когда он напивался, тогда переставал о ней думать.

В Нью-Йорке его ждала стопка сценариев, которые надо было прочитать. Уже пошел слух, что следующий его фильм будет сниматься в Нью-Йорке, и казалось, что все продюсеры об этом знают. Была также пачка факсов, тонна писем и список звонков, на которые нужно было ответить.

– Тереза, займись всем этим дерьмом, – сказал он, вызвав секретаршу.

Вот уже год Тереза работает у него. И лучше секретаря у него еще не было. Он полагал, что она лесбиянка, потому что она никогда с ним не заигрывала, и это его очень устраивало. До нее у него было несколько секретарш, и все смотрели на него скорбными глазами и неизменно признавались в любви до гроба. А зачем ему это?

Тереза же вся была деловая. Чемпион-призер по каратэ, которая одновременно хорошо печатала, – превосходное сочетание.

– Беру неделю отпуска, – сообщил он ей. – Ничем меня не беспокой. И сама со всем справляйся, ладно?

Тереза кивнула. Она была мужеподобна. Интересно, у нее, наверное, есть подружка, но пока он никого не приметил.

Завтра ему исполнится тридцать пять лет. Это поворотный пункт. С тех самых пор, когда он только начал сниматься, он всегда был молодым Ником Эйнджелом. Он всегда играл бунтовщика, подростка, не имеющего цели в жизни. Теперь он переходил в другую возрастную группу. Теперь ему придется играть роли людей, обладающих чувством ответственности, а он не был уверен, что вполне к этому готов. В глубине души он все еще ощущал себя подростком, иногда очень беспутным или несчастным, но всегда молодым.

Он заперся в своей берлоге и поставил на стереосистему любимого Вана Моррисона. К нему пыталась подсесть Хани, но он махнул рукой, чтобы она уходила.

Закрыв глаза, он погрузился в звуки музыки.

Он был несчастлив, но не знал, что с этим делать.

84

Было нетрудно узнать, где живет Синдра. Рис купил у уличного продавца карту – указатель домов звезд – и про-

смотрел ее. Ну конечно, вот он, адрес Синдры, напечатан очень ясно, всем на посмотрение. Он хихикнул:

– Ах ты моя милая крошка Синдра! Моя милая двоемужница. Ну кто бы подумал, что она на это способна? – Он достал последний номер журнала «Пипл». Здесь была расписана вся история ее жизни, и он читал ее в шестой раз. Сидя в машине, взятой на прокат, он рассматривал фото. Синдра в своей причудливо отделанной ванной. Синдра возле своего умопомрачительного бассейна. И Синдра со своей хорошенькой дочкой Топаз, а сидит девочка на коленях у папочки. Синдра, значит, вышла замуж за негра. Так называемого продюсера. Марик Ли – конечно, не Билли Ди Уильямс. Но они двое вроде бы спелись и кое-чего добились, и никто из них не побеспокоился о Рисе Уэбстере.

Он целых одиннадцать лет провел за решеткой, а им было наплевать, сукины дети! Скоро они узнают, что он вернулся.

Он подъехал к киоску, где продавались «хот-догс», и купил себе порцию с большим количеством подливки и лука. Маленькие радости жизни, как же ему их недоставало в тюрьме!

Попозже он поехал по улице Мелроз, остановился у магазина, купил новую шляпу и остроносые кожаные сапоги. Всучил клерку неподлежащий оплате чек, но когда они это обнаружат, он будет далеко.

Он восхищенно оглядел себя в большом, до полу, зеркале. Все еще строен и красив. Никто не догадается, где он провел последние одиннадцать лет. Конечно, не помешало бы немного загара. Ну, ждать он не может, он не станет откладывать эту встречу. И так – просто стыд и срам.

В три часа пополудни он был готов приступить к действиям. Теперь он точно знал, где живет Синдра. Он поехал по верхней дороге, долго петляя по извилистым улочкам, и наконец оказался у охраняемых ворот ее дома. Он протянул из автомобиля руку и нажал кнопку. Мужской голос ответил:

– Да?

– Синдра?

– Ее нет дома. Кто это?

– Я приехал повидаться с Синдрой.

– Я только что ответил вам, мистер, что ее нет дома.

– Тогда я подожду.

– А кто вы такой?

Сказать этому зануде, что он ее муж, и тем испортить сюрприз?

Нет, лучше встретиться лицом к лицу.

– Я родственник, – сказал он, – когда она вернется?

– Я не вправе давать информацию. Оставьте записку в почтовом ящике, и я прослежу, чтобы она ее получила.

Это что еще за чепуховина? Не будет он оставлять никаких записок. Он отъехал назад на полквартала, завернул за угол и стал ждать.

Через некоторое время он увидел, как модный белый лимузин проехал по улице и повернул к воротам. Рис тоже тронулся, и в тот момент, как открылись ворота, он проследовал за лимузином за ограду и при этом подумал, какие глупые люди живут в Голливуде, если думают, что пара заковыристых ворот с украшениями может кого-то остановить.

Он ехал за лимузином по длинной подъездной дорожке и тоже затормозил у особняка внушительных размеров с красивым большим крыльцом.

Шофер выпрыгнул из машины, заметил машину Риса и подбежал к нему.

– Вам помочь? – спросил он.

Открылась задняя дверца лимузина, и вылез мужчина, в котором Рис признал так называемого мужа Синдры.

– Эй, Клайд, в чем дело? – спросил он.

– Да вот, проверяю, – ответил Клайд, смутившись оттого, что не заметил автомобиль Риса раньше.

Рис вылез из машины.

– Я приехал повидаться с Синдрой, – сказал он.

– Да, конечно, – ответил Клайд очень нелюбезно. – Очень многие хотели бы с ней повидаться. Если вам нужен автограф, то оставьте ваш адрес, и мы позаботимся, чтобы вы его получили.

– Вы меня не поняли, – сказал Рис, – я – родственник. Подошел Марик:

– Что тут происходит?

– Я желаю видеть Синдру, – сказал Рис.

– Но вы не имеете права следовать за людьми в их частные владения. Нам придется вызвать полицию.

– Не думаю, чтобы вы захотели это сделать.

– Послушай, приятель, – сказал терпеливо Марик, – я знаю, что ты поклонник и любишь ее. Очень многие любят Синдру, но нельзя же врываться к ней в дом. Понял? Теперь я тебе предлагаю сесть в машину и немедленно уехать, и мы забудем об этом инциденте.

– А вы меня не узнаете, нет?

– Нет, не узнаю.

– Подумайте хорошенько, – ответил Рис, – и можете, черт возьми, всплакнуть – я муж Синдры.

Синдра уже не раз в течение нескольких часов принималась плакать. В глубине души она всегда знала, что ее счастье недолго продлиться. Только час назад у нее было все, что ей хотелось, но вот явился Рис Уэбстер, как привидение прошлого, и все рухнуло

Сначала она пыталась отрицать, что знакома с ним. Выйдя из лимузина, она поглядела ему прямо в лицо и сказала:

– Я этого человека не знаю. И никогда не встречалась с ним прежде.

– Ах ты, стерва, – ответил Рис, – значит, мне надо сразу пойти в газеты? Я тебе любезность оказал, что сначала приехал сюда.

Они вошли в дом, и он начал рассказывать. Как он на ней женился и как он к ней относился. А затем речь зашла о Вегасе.

– Она человека там застрелила, – сказал Рис, – застрелила его совсем, насмерть.

– Это не я, это ты сделал, – обвинила она его.

Марик смотрел то на одного, то на другую и покачивал головой:

– Почему ты мне никогда об этом не рассказывала, беби? Ее мир лежал в развалинах.

– Потому что я думала, что он никогда не вернется.

– А я – вот он, – сказал Рис, – я бы пораньше приехал, но сидел в тюрьме по ложному обвинению, вот где я был.

– Что вы хотите? – спросил Марик.

– Ну, я думаю, это вполне очевидно, – ответил Рис, оглядывая роскошную обстановку, – я желаю получить обратно свою жену.

– Нет, давайте откровенно, – ответил угрюмо Марик, – чего вы хотите на самом деле?

– Ну, – сказал Рис и сдвинул шляпу набекрень, – если не могу обратно получить свою женушку, тогда, наверное, мне должны компенсировать эту потерю.

– Да, я понимаю, вы хотите денег. А Синдре нужна свобода. Мы за нее заплатим. Вы получите деньги в уплату за тихий, без огласки развод.

«Между прочим, этот парень Марик совсем не дурак».

– А сколько вы думаете мне заплатить?

Марик взглянул на Синдру. Она была расстроена и не смотрела ему в глаза.

– Нам надо это обсудить, – сказал он, – между собой. Я поговорю с моим адвокатом, и мы известим вас о нашем предложении.

– И пусть это будет веское предложение, – ответил Рис. – О, кстати, я полагаю, что мне следует нанести визит и Нику Эйнджелу.

– А какое Ник имеет ко всему этому отношение? – крикнула Синдра.

– Он помог тебе выкрутиться, разве не так, дорогуша? – сказал Рис вкрадчиво. – Я ведь видел, что произошло в ту ночь. Ты думала, что я сбежал, а я был там, я затаился и поехал за вами. Так что, понимаешь, мне точно известно, что было. Вы взяли тело того славного старикана, увезли в пустыню и там похоронили. Вы все завязаны в этом деле. Это преступление. Думаю, что Ник Эйнджел тоже пожелает способство-вать моему будущему благополучию, не правда ли?

– Не вмешивай его в это дело, Рис. Мы с тобой договоримся, но Ника оставь в покое.

– Ну, ну, не расстраивайся так сильно.

Губы Синдры угрожающе дрогнули. Если бы у нее сейчас был пистолет, она бы разнесла ему голову. Всю свою жизнь она была жертвой, а когда решила, что это позади, вернулся подонок Рис и шантажирует ее.

– Успокойся, Синдра, мы это уладим, – сказал Марик.

– Но речь идет не о грошах, – предупредил Рис.

– Я понимаю, – ответил Марик.

– Когда же вы со мной свяжитесь?

– Завтра. Где вы остановились?

– Сейчас вы дадите мне тысячу долларов, и я вам завтра сам позвоню.

– Но у меня нет при себе такой суммы наличными.

– А сколько есть?

– Пятьсот.

– Ладно, сойдет.

Когда Марик провожал его к выходу, выбежала из своей комнаты Топаз:

– Мамочка! Мамочка! Посмотри мое новое платьице! Правда красивое?

Рис остановился:

– Правда, моя прелесть, очень красивое. И ты просто вылитая мамочка.

Тут Синдра набросилась на него. Глаза ее потемнели от ярости:

– Не смей с ней разговаривать! Убирайся из моего дома. Прочь от моей семьи!

Он пожал плечами:

– Беда твоя, Синдра, в том, что ты неблагодарна. Кто платил за твои уроки пения, кто научил тебя одеваться и красиво причесываться? Ведь ты была ничтожество, когда моталась по Нью-Йорку. Теперь ты большая знаменитость. И я ожидаю большую компенсацию за все то, что для тебя сделал.

– Вы ее получите, я же сказал, – ответил Марик. Синдра бросилась к Топаз и схватила ее на руки:

– Иди ко мне, моя радость.

– До свидания, девчушка, – сказал Рис и махнул рукой, – еще увидимся.

Синдра, держа Топаз на руках, вбежала наверх и попыталась дозвониться Нику в Нью-Йорк. Его не было дома. Она просила Харланда передать ему, чтобы он ей перезвонил. Затем вошла в гардеробную и нащупала в глубине за одеждой потайной ящик, где она держала драгоценности. Здесь вместе с алмазным ожерельем и серьгами хранился маленький пистолет с перламутровой ручкой. Ей подарил его один из охранников и показал, как пользоваться.

– Женщине оружие никогда не помешает, особенно такой знаменитой, как вы.

Она никому и словом не обмолвилась о подарке, иначе охранника уволили бы. Но она очень дорожила этим подарком и чувствовала, что, возможно, очень скоро ей придется его применить.

85

Лорен позвонила Оливеру на юг Франции – удостовериться, что он благополучно добрался и устроился.

– Все в полном порядке, я чувствую себя превосходно, – сказал он, – а вчера вечером Пегги приглашала меня на обед.

Лорен смутно припомнила Пегги – титулованную английскую вдову, которая продала Оливеру ферму.

– Это хорошо. Я тоже скоро приеду.

– А ты не торопись, – ответил он. – Здесь так прекрасно, спокойно и тихо, что я очень всем доволен.

О Господи! Может, ей захватить с собой вязание? Оливер, по-видимому, совершенно удовлетворен такой спокойной жизнью, но она не уверена, что подобное существование подойдет и ей. Наверное, она все-таки делает ошибку. Она хотела бы набраться мужества и обо всем ему сказать. Не, это невозможно. Такова жизнь.

Лоренцо позвонил рано утром и радостно сообщил, что съемки состоятся на следующий день.

– И чтобы больше никаких дерьмовских штучек, Лоренцо, – ответила она сурово, – мне надо убираться отсюда.

Он обиделся:

– Лорен, пожалуйста, не говори со мной в таком оскорбительном тоне.

Она оделась и прошла через всю квартиру, которую любила. Теперь квартира была выставлена на продажу, и каждый день приходили ее смотреть. Ей очень не нравилось водить любопытных по комнатам, и она попыталась уклониться, передоверив эти экскурсии агенту по продаже недвижимости. Почти двенадцать лет здесь был ее дом, и она, конечно, будет скучать.

Она медленно пила утренний кофе, сидя на террасе с видом на Манхэттен. Стоял морозный декабрьский день, но было ясно. Ей нравилось смотреть на оживленный, деловой город, лежащий у ее ног.

Горничная принесла газеты. Она быстро просмотрела их. Один столбец в «США сегодня» остановил ее внимание. Она быстро пробежала его взглядом, затем прочла во второй раз, помедленнее:

«Сегодня миллионы поклонников во всем мире будут праздновать тридцать пятую годовщину со дня рождения всеобщего кумира, суперзвезды экрана Ника Эйнджела и презентацию его последнего фильма «Голубой убийца». Из сообщения «Пэнтер студиес» явствует, что Ник не будет присутствовать на премьере фильма в Лос-Анджелесе, как ожидалось ранее.

Пресс-атташе Эйнджела заявил, что актер проведет свой день рождения в Нью-Йорке».

Так, значит, Ник в Нью-Йорке и сегодня день его рождения… Интересно, суждено ей забыть его когда-нибудь?

«А могла бы ему позвонить в день рождения.

Нет, не можешь.

Почему?

Потому что он захочет увидеться с тобой, а ты собираешься начать новую жизнь с Оливером на юге Франции».

Она закрыла глаза и представила его лицо, и ей так захотелось быть с ним. Еще никогда и ничего она так сильно не желала.

«Интересно, зачем ты сама себя наказываешь, Робертс?

Я не наказываю.

Нет, наказываешь. И если ты хочешь быть с ним, так будь.

Я убила его отца.

Может быть. А может быть, и нет.

Я убила его ребенка.

Но ведь у тебя не было выбора».

Она потянулась к телефонной трубке. Рука нерешительно повисла в воздухе. Это длилось несколько секунд. Затем она покачала головой. Нет, нехорошо. Она опять искушает судьбу. О Нике лучше забыть.

Синдра опять позвонила. И опять трубку взяла Хани.

– Он рано утром уехал, – сказала она, – наверное, он полетел на своем самолете.

– Мне надо с ним поговорить.

– Ну, он будет попозже. Я готовлю для него вечеринку, сюрпризом.

– Но Ник не любит сюрпризов! Хани захихикала:

– Ну, этот ему понравится.

– Дай трубку Харлану.

Харлан говорил язвительнее, чем обычно. Со времени переезда в Нью-Йорк он вообще стал очень саркастически ко всему настроен:

– Сестра, дорогая моя, чем я могу быть тебе полезен?

– Мне нужно срочно поговорить с Ником. Как это сделать побыстрее?

– Ну, он не в лучшем своем настроении, – ответил Харлан. – И выскочил из дому, словно кот, которому на хвост привязали жестянку.

– Скажи, чтобы он мне позвонил сразу же, как вернется.

– Исполню.

Вот так он выбрался из квартиры, оставив их всех с разинутыми ртами, и теперь был совершенно один. Подняв свой маленький самолет в воздух, Ник ощутил потрясающее чувство свободы. Да, в этом ощущении есть что-то особенное: один, совершенно один, вне досягаемости, абсолютно, – и это такая для него редкость. О, конечно, у него были уединенные убежища, но одно за другим они переставали быть тайными. Так, «Нэшнл инквайрер» знал телефон его дома на побережье. Все поклонники в городе знали его дом в Лос-Анджелесе. Большинство деловых знакомых так или иначе узнавали номер его личного телефона.

А сейчас он отрезан от всего и ото всех, и это было чудесное ощущение.

Раньше он никогда не думал, что будет когда-нибудь летать. Он взялся за это дело, потому что один персонаж в его фильме побился об заклад, что сможет. А теперь он полюбил воздух больше всего на свете.

«В гробу вы меня видали».

Да, это искусительная мысль. Вот еще немного пролететь вперед и врезаться в волны океана и исчезнуть навеки. Вот вечный экстаз! И больше никакой суеты. Никакой славы. Потому что эта слава взяла его за горло и просто душит, душит. И нет на свете ничего, что принесло бы ему счастье.

Вот только Лорен…

А что он сделал, чтобы изменить положение?

Он ее упустил опять. Ничего не делал, не побеспокоился, чтобы не выпускать ее из виду.

«Позвони мне, когда будешь свободна», – сказал он тогда. С тех пор прошло четыре года.

Нет, она никогда не покинет Оливера. Она будет с ним до самой его смерти.

Да, черт возьми, он больше не может с этим мириться.

Повинуясь внезапному побуждению, он развернул самолет и взял курс на частный аэродром.

Рис думал о Синдре, он много думал о ней. Проклятье, она такая соблазнительная, такой сочный, лакомый кусочек! Да, о» не ошибся. Она таки стала звездой, и только потому, что он был достаточно прозорлив и платил за ее уроки пения и за все остальное. Суть в том, что он открыл ее, самый первый из всех. Это ему и только ему принадлежит честь открытия. Проклятье! Он даже говорил о ней на студии «Рено Рекордс». Да все они его большие должники! Они пресмыкаться сейчас должны перед ним, стоять на коленях.

Ему стало скучно одному в гостиничном номере. Незачем сидеть и ждать, когда позвонит Марик. У него есть пять сотен.

Хорошо бы их со вкусом потратить.

Он сел в машину и поехал по бульвару Сансет, сделав крюк Ла-Бреа к Голливудскому бульвару. Надпись гласила: «Обнаженные красотки. Верх и низ. Голенькие взрослые малютки».

Он припарковал машину, вошел, сел у бара и высмотрел длинноногую крашеную блондинку. Она прыгала и скрежетала зубами от страсти, освобождая от кожаных ремешков – единственного одеяния – свою мускулистую особу.*

Он кивнул ей, чтобы подошла, показал двадцатидолларовую бумажку.

– Подойди ко мне, куколка. Подойди, сексапилочка, – и свернул бумажку в узенькую трубочку.

Она подошла к краю сцены, что плавно переходила в бар, и присела на корточки. Он сунул трубочку за кожаный поясок, одновременно ухитрившись коснуться того, что пониже.

– Позже, – прошипела она. – Но я буду стоить больше двадцатки.

Он оскорбился. Он только раз в жизни платил за это, в тот день, когда вышел из тюрьмы. Ну, да ладно, можно и заплатить. Во всяком случае ясно, за что платишь.

Он подмигнул. Она тоже. Как он понял, они заключили договор.

Выпив кофе, Лорен вошла в квартиру и кончила упаковывать вещи. Лоренцо хотел приехать к ней домой, но она отклонила предложение.

– А что ты делаешь вечером? – спросил он.

– Сижу дома. Он вздохнул:

– Лорен, Лорен – еще один выход в город, прежде чем ты исчезнешь в своем уединении. Пожалуйста, я прошу тебя.

– Ну, может быть.

Это искушение – отправиться с Лоренцо пообедать куда-нибудь, но ей искушений не надо. Она уже привыкла к жизни, которую давно ведет. Без секса.

«Что же ты, монахиня, Робертс?

Нет, но у меня достаточно силы воли, чтобы больше не обманывать мужа.

О, перестань разводить эти сентиментальные бредни».

В два часа телефон зазвонил вновь. Если это Лоренцо, решила она, то она скажет, что обедать с ним не пойдет. К чему искушать судьбу?

– Эй, Лорен!

Она затаила дыхание.

– Кто это? – спросила она, хотя сразу же поняла кто.

– Ник.

– Ник, – повторила она тупо.

– Давненько не виделись. Как ты?

– Через два дня уезжаю, – ответила она поспешно. – Мы С Оливером переезжаем во Францию.

– Хочу с тобой увидеться.

– Это невозможно.

– Лорен, сегодня у меня день рождения. Помнишь былые времена? Ты всегда меня опекала по такому случаю.

– Ты же знаешь, что каждый раз после нашей встречи что-нибудь случается, Ник, – сказала она тихо.

– Мне нужно пять минут твоего драгоценного времени.

– Для чего?

– Ты можешь уделить мне пять минут в мой день рождения?

Ну, Ник, перестань, ведь это просто смешно.

– Будь внизу через полчаса. Я уже еду. – И прежде чем она успела ответить, он повесил трубку.

Она в нерешительности зашагала по комнате – что же делать? А затем подумала, что раз уж ничего нельзя переменить, то лучше повидаться.

«Не делай этого.

Нет, я решила».

Она почувствовала сильное возбуждение, словно ее пронизало током, и побежала в спальню. Сбросив надоевшие шелковую блузку и юбку, она достала любимые выцветшие джинсы и старый свитер. Не надо выглядеть так, словно она готовилась к встрече. Затем зачесала назад волосы, положила мягкие тени у глаз и чуть-чуть тронула румянами щеки. И быстро погляделась в зеркало. Лицо заалело. В нее словно вдохнули жизнь – впервые за долгое время. Надев теннисные туфли, она схватила очки и сбежала вниз.

– Вам нужна машина, миссис Либерти? – спросил швейцар.

– Нет, нет, все в порядке.

– На улице холодно.

– Да нет, не холодно. Солнце светит.

– Если вы собираетесь выйти, надо надеть пальто.

– Нет, Пит, я не гулять. Сейчас за мной придет машина. Я всего на пять минут.

Почему она все это объясняет швейцару?

– О, кстати, миссис Либерти, – сказал он, подавая ей конверт, – я должен был сегодня передать вам это письмо. Его оставил для вас мистер Либерти. Я уже хотел принести его наверх, когда вы сами спустились. Так что избавили меня от прогулки.

Она взглянула на конверт и узнала почерк Оливера. Быстро развернув письмо, она прочла:

«Моя дорогая Лорен!

Уже некоторое время я понимал, что ты не вполне счастлива. По правде говоря, я тоже. У меня такое ощущение, что оба мы предаем свои истинные чувства и что лучше нам было бы расстаться. Я ни за что не хотел бы, чтобы ко мне относились как к тяжкому бремени, и не знаю, понимаешь ли ты это, но именно так и происходит. За последние несколько месяцев, когда мы вели переговоры о покупке фермы, я очень сблизился с Пегги. Она изумительная женщина и ближе мне по возрасту, и совершенно готова к тому, чтобы вести спокойный, уединенный образ жизни. А ты, моя дорогая, – нет. Поэтому я договорился с Лоренцо задержать тебя в Нью-Йорке. Это твой город.

Лорен, я даю тебе свободу, потому что люблю тебя и потому что нам будет лучше врозь.

Конечно, я очень хорошо понимаю…»

И так далее, все в том же духе, и она читала письмо со смешанными чувствами. Оливер тоже хочет свободы. И он отпускает ее!

«О Господи! Свободна наконец!

Свободна делать что захочет!»

И как же невероятно вовремя! А самое лучшее – теперь она может не чувствовать себя виноватой, потому что он нашел себе другую. Положив письмо в карман, она посматривала через стеклянную дверь, нетерпеливо шагая по вестибюлю, и вот наконец увидела, как подъезжает «феррари» – и разумеется, красного цвета.

Она бросилась из дома навстречу. Прошло четыре года, как они не виделись. Он выглядел уставшим и потрепанным, но это все же был ее Ник.

Он выскочил из машины:

– Эй!

– Ты сумасшедший, тебе это известно? – спросила она, говоря быстро-быстро.

Он взял ее за руку:

– Садись в машину.

– Но только на пять минут, – сказала она, а сердце билось как безумное.

– Ага, ага.

Пит стоял в дверях и глазел. До него вдруг дошло, что это же Ник Эйнджел приехал. Он еще не успел опомниться, как она была в машине и Ник тронул с места.

– Счастливого дня рождения, – сказала она.

– И ты – подарок к этому дню, – ответил он.

– Я, да?

– Мне надо кое-что сказать.

– Что?

– Я ждал тебя с тех самых пор, как уехал из Босвелла, и больше ждать не хочу.

Она вздохнула:

– Ник, не затевай все сначала.

– Почему?

– Потому что…

– Послушай, Лорен, я тебя люблю, а ты любишь меня. И незачем этому больше сопротивляться.

Она подумала: как это просто – согласиться с ним, потому что она тоже хотела быть вместе. Но он чересчур многого не знал. Он не знал, что она убила его отца. Он не знал, что она убила его ребенка. А если бы знал, то, конечно бы, не захотел быть ней ни за что.

Она взглянула на часы:

– Пять минут прошли.

– Какие пять минут? – спросил он, разворачивая «феррари» на шоссе.

– Ты же сказал, что это будет только пять минут.

– Я соврал.

– О Господи, Ник не начинай снова!

– Я беру тебя в полет на собственном самолете.

– Но я с тобой не полечу.

– Нет, полетишь.

– Ни за что.

– Может быть, заткнешься? Хоть один раз в жизни?

«Ну, почему я позволяю ему говорить со мной в таком тоне?

Потому что мне это нравится.

Ну, и поэтому сделай, как он говорит, заткнись и наслаждайся моментом».

Она откинулась назад и замолчала.

Через сорок пять минут они были на частном аэродроме.

– Пойдем, – сказал он, – выходи.

– Но я уже сказала, что не полечу.

– Может быть, мне стукнуть тебя по голове и отнести в самолет? Не возражаешь?

– Ник Эйнджел, ты сошел с ума.

– Ага, ага, ты мне и раньше это говорила. Поэтому для тебя это не открытие.

Она знала, что нужно уйти, но игра уже завладела ею. Она выбралась из машины и пошла с ним к самолету.

– Только на пять минут, – сказала она сурово.

– Ну, разумеется, – ответил он. Она покачала головой:

– И это последний раз, когда я с тобой куда-нибудь еду, Ник.

– Эй, никогда не говори «никогда».

– Это почему же?

– «Потому что ты потом об этом пожалеешь» – как сказал поэт.

Он взял ее за руку и помог подняться на борт.

– Только пять минут, – повторила она.

– Да, как скажешь.

86

– Как ты думаешь, сколько он хочет? – спросила Синдра.

– Дело не в деньгах, – ответил Марик, – а в том, что он может нам сделать.