Мы собрались все вместе.
      Я: самоубийство откладывается, все это чертовски неэффективно и ужасно патетично.
      Пруди: недоверчива как никогда, не оставляет меня одного более чем на три минуты, несговорчивая, вспыльчивая. Подозреваю, что ночами она стоит на страже рядом с дверями моей комнаты. Это на тот случай, если я вздумаю умереть во время сна.
      Глоин и Ориель вели себя как сторонние наблюдатели; а что касается Ньюдона, то происходящее в нем оставляло желать лучшего. Поведение королевы стало совершенно странным. Население тоже растерялось. На безумные декреты смотрели как на дурацкую юбилейную забаву. Для меня все это было совершенно непонятным. Что творится в нашем городе? Театраломаны из Федерации Ирреальности от подобных событий, без сомнения, ликовали. Во всяком случае, о них почти ничего не было слышно.
      А в остальном жизнь текла своим чередом. Пациенты продолжали посещать меня.
      Леонор также продолжала держаться от меня на расстоянии. Она описывала мне все свои беспокойства и страхи, и наши сеансы потеряли атмосферу сексуальности. Теперь у меня пропало ощущение, что я преследую свою мечту.
      Короче.
      Наступило новое утро.
      На этот раз моим первый пациентом был некий Огюст Овен. В чем заключались его проблемы? Я попросил Пруди привести посетителя в кабинет. Дверь открылась.
      — Добрый день, — сказал я, поднимаясь ему навстречу.
      Меня не покидало ощущение, что где-то мы уже встречались. Но где?
      Он поставил на пол небольшого золотистого дракона, которого до этого держал на руках и нервно протянул мне руку. Я опустил глаза и посмотрел на дракона. Снова посмотрел на посетителя. Вид у него был несколько смущенный.
      — Чем могу помочь?
      — Дело в том, что я… В общем, это касается моего дракона, — признался он.
      — Да?
      — В последнее время он какой-то странный.
      — В каком смысле странный?
      — Просто странный.
      Я присел, чтобы повнимательней осмотреть маленького зверька. И тут же все понял.
      Я их видел в тот вечер в «Муллигане». Мужчина с драконом: это произошло тогда, когда мы так отважно пытались покончить с жизнью при помощи пива.
      Маленький зверек стандартного вида. Конечно же, достаточно выдрессированный, чтобы не плеваться постоянно пламенем. Ненамного больше кролика. Золотистая чешуя, рельефная мускулатура, маленькие живые глазки, которые внимательно смотрели на меня.
      — Итак, — сказал я, потрепав его по шее, — что с тобой случилось?
      Скажи ему, чтобы вышел.
      Я замер. Кто это сказал?
      Чтобы он здесь не мешался.
      Снова.
      Этот голос звучал у меня в голове.
      Я выпрямился. Хозяин дракона с пристальным вниманием осматривал мою гостиную.
      — Хорошо, мсье, м-м-м…
      — Овен. Огюст Овен.
      — И так, мсье Овен, думаю, что для первого сеанса вам бы лучше… оставить нас наедине.
      — Извините?
      — Поймите меня правильно, — сказал я, — пока еще, конечно, нет ни малейшего понятия о том, с каким диагнозом мы имеем дело. Но очень часто причины проблем в поведении животных заключаются в их хозяевах.
      — В их хозяевах?
      — В их отношениях с хозяином.
      — Думаете, что я бью животное?
      — Вы сами это сказали.
      — Так вы считаете, что дракона бьют?
      Я покачал головой и закрыл глаза.
      — Все, что мне хочется вам объяснить, мсье Овен, так это то, что ваш дракон…
      — Грифиус.
      — Грифиус… пытается проявить некую…
      О, кончай это.
      Опять этот голос, странный. В голосе были какие-то повелительные нотки, которые мне ничуть не понравились. Но это только еще больше разожгло мой интерес.
      — В общем, — заявил я, подводя Огюста Овена к дверям моего кабинета, — мне нужно остаться с драконом наедине. По крайней мере, на несколько минут. Пруди?!
      Маленькая гномесса появилась почти мгновенно.
      — Мсье?
      Взгляд угрожающий, совершенно сухие руки разглаживают передник.
      — Попрошу вас, проводите мсье Овена в зал для ожидания.
      — Хорошо, мсье.
      Я вернулся в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Маленький золотистый дракон уже забрался ко мне на диван и с интересом смотрел на меня.
      — Не слишком-то быстро, — сказал он.
      Я застыл с открытым ртом. У меня в душе выросло что-то наподобие дамбы.
      Считается, что драконы не могут разговаривать.
      — Ты разговариваешь? — с дурацким удивлением поинтересовался я.
      — А что, сам не видишь, да?
      Я присел на корточки, чтобы опуститься на его уровень. Небольшая пасть усеяна острыми клыками. Покрыт чешуей. На шее вдоль продолжения позвоночника жесткий гребешок. Кривой, остроконечный хвост. Перепончатые крылья сложены.
      — Но… как?
      — Как и все. Заставляю вибрировать свои голосовые связки. Ну ладно. На самом деле, нам нельзя терять время. Тебя зовут Джон Мун, не так ли?
      — Именно.
      — Значит, я тебя нашел, — сказал дракон и огляделся вокруг. — Первый шаг сделан.
      М-м-м.
      — Что?
      Он фыркнул.
      — Сюда заходил фантом. Совсем недавно.
      — Фантом?
      — Это неважно. Мы здесь для другого.
      Своими высказываниями он уже начал меня раздражать. Я с усмешкой поднялся и поправил свой жилет.
      — Не дракону объяснять мне смысл жизни, — сказал я. — Интересно, что ты от меня хочешь.
      Он бросил в мою сторону довольно враждебный взгляд.
      — Если бы ты только знал, что мне в тебе нравится.
      Я сел в свое кресло и скрестил на груди руки.
      — И что же?
      — Нам надо поторопиться, — ответил дракон. — Во-первых, надо, чтобы ты забрал меня у моего хозяина.
      — У кого?
      — У моего кретина хозяина, который ждет за дверью и собирается отвести меня обратно домой. Но комедия слишком затянулась.
      — А почему это надо сделать? Он… он плохо с тобой обращается?
      — У-у-ух! — простонал дракон. — И почему только все это выпало на тебя. Точнее, не выпало тебе.
      Я наклонился к столу — локти на столешнице, голова между руками.
      — Послушай, — сказал я, — мне ничего не понятно из того, что ты пытаешься сказать. Совершенно ничего. По-моему, тебе требуется серьезный оздоровительный курс.
      Дракон соскочил на пол и раскачиваясь подошел к моему письменному столу.
      — Ты был в «Муллигане», так?
      — Был.
      Отказываться не было смысла.
      — Ты пил Смертельное пойло.
      — Возможно.
      — И не одну кружку. Я это знаю, видел, когда был драконом.
      Я выдавил улыбку.
      — Не хочу затруднять тебя…
      — Чего? — маленький зверек расправил крылья, словно проверяя, нормально ли они функционируют. — А это видел?
      — Ну да, — согласился я с улыбкой, — ты самый настоящий дракон.
      — Может быть, только внешне, — ответил он и сложил свои воздушные приспособления. — Но внутри, Джон Мун, я вовсе не рептилия. Можешь уж мне поверить.
      Я встал, вышел из-за стола и снова присел перед ним, погладив его по головке.
      — Конечно, конечно. Мы все это с тобой обсудим. В спокойной обстановке.
      Но дракон резко отскочил в сторону.
      — Э-э-эй!
      — Угомонись, Джон. Это тебе не игрушка.
      — Согласен, согласен, — заверил я и замахал перед собой руками, словно отгоняя дурной сон. — Но тогда ты… хм… Кто же ты тогда?
      Маленький дракон прошелся по полу, затем резко повернулся в мою сторону.
      — Ты даже не догадываешься, да?
      Я быстро покачал головой.
      — Возможно, это тебя шокирует.
      — Но мне бы хотелось услышать. По крайней мере то, что касается меня.
      — Очень хорошо, в таком случае, ты действительно это услышишь. Знаешь что?
      — М-м-м?
      — Я — Смерть.

      — Святая Троица, — простонал Глоин Мак-Коугх, вставая на колени перед кадкой с геранью. — Ради святой крови Трех Матерей. Какие сокровища нашей расы должны мы отдать вам за такое чудо!
      С руками, возведенными к небу, с залитым слезами преображенным лицом карлик тихо стонал в укромном уголке своего сада. В первый раз за всю жизнь у него распустился цветок. Конечно, такое может проделать любой карлик еще в достаточно юном возрасте, когда он всего лишь осваивает азы жизни. Но для Глоина это было настоящее и большое событие. Обычно растения умирали при одном его приближении к ним. А тут… тут!
      — Ура! — закричал он, подпрыгивая, как распрямившаяся пружина. — Ура!
      Мак-Коугх побежал по своему саду. Упал на колени, чтобы обнять куст помидоров.
      Схватился руками за вяз. Погладил несколько кустиков терновника, задержался перед плющом, который укрывал фасад, склонился над шпажником, смеясь и плача одновременно.
      Это был очень милый маленький садик, засаженный больными растениями, огороженный тремя высокими стенами, у подножия которых еще остались небольшие горки нерастаявшего снега, но карлик любил его всем своим сердцем. И впервые в жизни он почувствовал себя наполненным сверхъестественными силами, бесконечным милосердием, волшебным могуществом, незыблемым, безграничным. Он может выращивать растения. Вот так-то! Вот так-то!
      На какое-то мгновение Глоин остановился.
      Он слышал удары своего сердца, да, но за ними… за ними… Что-то шевелится, да?
      Карлик прислушался. Как легкий шепот… Шепот растений. Спокойный и тихий шепоток растений. Теплое признание мягкой земли, вздохи стебельков, очарованных ветерком.
      Распустившийся цветок, вдруг явившаяся миру хрупкая красота, раскрывшиеся в одном порыве лепестки, радостные пестики! Тычинки, переплетенная сеть счастья!
      Хвала Трем Матерям, подумал Глоин. Что же со мной произошло? Я стал таким же карликом, как и все остальные. Он поднял лицо к небу и подставил его под легкий бриз.
      Черные тучи уплывали вдаль, медленно отступая.
      — Ура-а-а! — закричал Мак-Коугх снова и запрыгал на месте как сумасшедший. — Это просто фантастика, ура!
      Он направился к дому, молнией пронесся сквозь него и вышел наружу. Ему надо было хоть кому-то объявить эту новость.
      Все равно кому.

      Болдур Мак-Кейб развозил покупателям товар.
      Профессия очень тяжелая, не позволяющая ему засиживаться в семье. Это было действительно печально, так как семья у Мак-Кейба, честно говоря, неплохая.
      Четырнадцать детей: великолепное зрелище.
      На самом деле, если посмотреть на Болдура, когда он натягивает вожжи своих двух мулов, изображая на лице радость, а его повозка не менее радостно стучит по мостовой Леопольд-стрит, то вполне можно сказать, что это едет счастливый парень.
      Сорок три года, постоянная работа, миловидная жена и большая, очень большая семья. А кроме того, думал Болдур, еще и здоровье хорошее. Когда доктор осматривал его в последний раз, то, похоже, получил чуть ли не удовольствие. У вас сердце десятилетнего ребенка, сказал он. Вы крепки как кремень. Вы проживете до ста лет.
      Хе, хе, подумал Болдур. Это еще не считая того, что у него есть и любовница. К тому же человеческой расы. И не учитывая пребывания жены в полном неведении на эту тему. И не беря в расчет обожания детей, этих маленьких крошек. И лицо карлика осветила лучезарная улыбка.
      Да. Да, да, да. Жизнь иногда может быть очень приятной. Даже для развозчика стекла. Тем более таким утром…
      — Эй!
      Болдур резко натянул вожжи. Издавая пронзительные крики, прямо под колеса повозки выскочил, как заяц, всклокоченный карлик. Испугавшись, мулы закусили удила и понесли. Болдур натянул вожжи еще сильнее. Напрасные усилия. Мулы припустили с такой скоростью, словно в повозке сидел сам дьявол. Но долго они так не пробежали, потому что дорогу им преградила стена, и потерявшие от страха разум животные со всей силы врезались в нее. Повозка перевернулась. Вместе с ней и Болдур.
      Все это произошло очень быстро.
      В тот момент, когда карлик ударился о землю, перед его глазами пронеслась вся прошедшая жизнь, и пустилась вслед за мыслями к морю забвения. Но все, что он сумел разглядеть, так это бедра своей любовницы; напрягаясь, как черт знает кто, он говорил — да, да ужасно хочу. В это время на землю посыпалось стекло, которое было у него в повозке, все, кроме одного куска, воткнувшегося ему в горло.
      Тут же хлынул ярко-красный поток крови. Болдур поднял руки к горлу. Там была настоящая дыра. И в одно мгновение жизнь начала покидать его, покидать в водовороте горячей крови. Вот это уже жопа. Большая настоящая жопа.
      А у него за спиной стоял другой карлик, тот, который и был виновником происшествия. Пребывая в полной растерянности, он сначала встал на колени, потом снова поднялся, все время бормоча бессвязные извинения.
      — Ради Трех Матерей, что же я наделал? Что же я наделал? О, это настоящее горе, вы даже не представляете, что это за горе. Но вы же, черт возьми, кровоточите, из вас льет кровь как из свиньи! Извините меня. О, у вас ужасное кровотечение. Но вы даже не представляете, как я огорчен, что так получилось. Нет, вам этого даже не представить. О, Три Матери, Три Матери. Что же делать? Что же делать?
      Заткнуться, подумал Болдур, находясь уже почти без сознания. И что только наделал омерзительный тип в грязном зеленом пальто. Это неправда. Нет, это неправда.
      А чуть дальше повалившиеся набок мулы продолжали судорожно в галопе перебирать ногами, пытаясь продолжить свой бег лежа на боку. Они явно сильно страдали. Это был действительно несчастный случай. Разбитое стекло, кровь на тротуаре… Собралось несколько зевак.
      — Что происходит?
      — Да вот мулы. Потеряли контроль.
      — Это не страшно, с мулами-то, вот если бы лошади.
      — О ком это вы?
      — Эй! Кто-нибудь пошел за врачом или кем-то в этом роде?
      — А что толку? Да этот тип умрет уже через несколько секунд.
      — Десять минут.
      — Смеетесь? И двух минут не пройдет.
      — Спорим?
      — На пять ливров.
      — Договорились.
      Казалось, весь мир согласен оставить Болдура Мак-Кейба умирать на тротуаре.
      — Мне очень жаль, — продолжал причитать карлик в зеленом пальто. — Случившееся ужасно. Ничего бы этого могло не произойти, если б… В конце концов, я только хотел ему кое-что сказать. Но однако… Ладно, конечно, я сейчас побегу и… Но мулы! Ох, святая кровь Трех Матерей!
      Он почувствовал, как чьи-то руки мягко потащили его назад, в то время как Болдур Мак-Кейб, уже начиная агонизировать, пытался остановить кровотечение из раны, которая зияла во все горло. В какой-то момент показалось, что кровь останавливается, но, впрочем, то, что он прожил до сих пор, уже было чудом. Под ним расплывалась огромная черная лужа.
      Не прошло и трех минут, как мужчина, споривший насчет времени смерти, достал из бумажника пять ливров и протянул их своему противнику, который наблюдал за Мак-Кейбом с насмешкой в глазах.
      — Спасибо, старик.
      — Я тебе не старик.
      Несколько разочаровавшись, первые зеваки начали расходиться. Однако если судить по виду Болдура, то было совершенно непохоже, что он вот сейчас собирается умереть.
      События разворачивались, притом довольно странно, здесь можно было проторчать весь день. И никто не удивился, когда жертва происшествия с трудом поднялась, опираясь на изумленного Глоина.
      — Ого! Ого! Неужто! Он бы не должен двигаться, он бы должен…
      Но Мак-Кейб, казалось, чувствовал себя довольно сносно.
      — Оставьте меня, слышите? Вы уже здесь все свое получили, понятно?
      — Я…
      — Идите убивать кого-нибудь еще.
      Его ужасная рана почти перестала кровоточить. Он поднялся и встал, опираясь на свою повозку.
      — Черт подери, — выругался Болдур, поддавая ногой осколки стекол.
      — Очень сожалею, — сказал Глоин.
      — Не меньше, чем я.
      Наступила неестественная тишина. Карлик обязательно должен был умереть. Никто не может выжить после такой потери крови. Никто не может выговорить даже «черт».
      — Вы… вы уверены, что с вами все в порядке? — снова спросил Глоин. — Может быть, сбегать за доктором?
      Мак-Кейб покачал головой. Оба его мула все еще лежали на земле, продолжая дергаться, как сумасшедшие, но и они тоже, похоже, не собирались умирать. Карлик наклонился и приласкал их. Животные приняли этот знак внимания, закрыв глаза.
      — Черт подери, — сказал, выпрямляясь, Болдур.
      — Угу, — ответил Глоин.
      В его голове мысли метались и кружились, как осенние листья под порывами ветра.
      Он видел, как большой осколок стекла врезался в горло возчика, и как он его вытащил, и как из раны хлынул поток крови, которая и сейчас еще течет. Этот карлик должен быть уже мертв, шептали ему мысли. Никто не может выжить, получив такую рану. Что же это такое? Что происходит?
      — Уф-ф-ф, — простонал Мак-Кейб и похлопал себя по бокам.
      Все его одежды были пропитаны кровью. Прохожие смотрели на него, качали головой, задавали себе вопрос о том, что здесь произошло, и проходили дальше.
      — Я могу что-нибудь для вас сделать? — еще раз спросил совершенно растерянный Глоин.
      — Я ничего не имею против хорошей кружки пива, — ответил пострадавший.

      На крыши города спустился вечер. Тоненькие струйки дыма поднимались в небо и, казалось, были привязаны к облачкам. Снег мягким покрывалом укрыл тротуары, а легкий бриз играл среди тонких голых ветвей. В парке Гринвич белки вылезли из своих норок и бегали по еще темным лужайкам. Перед строгим фасадом Школы Магии что-то оживленно обсуждала небольшая группа студентов. Здесь собрались ученики, которые не сдали экзамены за прошедший курс, но которым была предоставлена еще одна возможность показать свои способности и взять реванш.
      — Что тебе осталось сдать?
      — Стыдно сказать. У меня все молнии свернулись в кольцо.
      — У меня то же самое.
      — Фу-у. У вас есть еще надежда. А вот мне надо потрудиться с невидимостью.
      — Круто. А ты, Мауган?
      — Торжественный иллюзион. Как всегда.
      — У тебя должно получиться.
      — В нормальные времена — да. Но тут… Я совсем не понимаю, что происходит.
      — Явно что-то очень странное.
      — А в чем дело?
      — Ну… Похоже, все провалились на экзаменах.
      — Такого раньше не было.
      — И с чего бы они так взъелись?
      — Слушайте, ребята, а может, они заболели?
      — Тихо! Это Вальполь или подделка? Вальполь, собственной персоной.
      На ступеньках лестницы появился одетый в черную ливрею распорядитель.
      — Милые цыплятки! Я за вами!
      Молодые студенты привели в порядок свои пиджачки и под шутки товарищей направились к парадным дверям.
      — Пошли, цыплятки! Покажите-ка им класс!
      — Давай, цыплятки, мы с вами.
      — Не забывай: поднимайся вверх и небо тебе поможет.
      — Эй! Ребята!
      Все тут же повернулись в сторону лужайки. Новый студент приближался к ним гигантскими прыжками.
      — Невероятно! — крикнул кто-то. — Ребята, смотрите, кто к нам пришел.
      — Ориель… Вот это номер.
      Подбежал совершенно запыхавшийся Ориель.
      — Что нового?
      — Зачем ты сюда явился? Тебя ведь отчислили, ты разве не в курсе?
      — Знаю, — ответил эльф с широкой улыбкой, — я пришел поддержать вас, ребята!
      — Великолепно! Если не считать того, что, похоже, провалились все. Так ты видел…
      — Чего?
      — Ты плохо слышишь? Все повально провалились.
      — Хе-хе, — сказал Ориель. — В таких случаях, ребята, говорят, что они снова хотят с вами встретиться. Что касается меня, то я знал, что провалю экзамен по практике.
      Именно поэтому я и завалил теорию.
      — Нет, — возразил один из студентов, кладя ему руку на плечо, — просто потому, что ты худшее несчастье, которое когда либо обваливалось на эту школу.
      Ориель уже начал что-то отвечать, но его заглушил взрыв громких голосов. На ступеньках появился экстравагантно одетый выпускник второго курса, на нем была рубашка с жабо, расшитая куртка, длинная накидка и галстук. Все с надеждой устремились ему навстречу. Но лицо вышедшего не предвещало ничего хорошего.
      — Провалил, — кратко объявил он.
      — Чего? Как?
      — Но…
      — Провалился позорно? Даже на три бала не потянул!
      — Я все знал, — ответил студент, вытирая со лба пот рукавом. — Но не смог вызвать даже маленький огненный шарик. Представляете? Они мне сказали, что я позорю всю школу, а еще сказали, что мы самый плохой выпуск, который только был в Гринвиче.
      — Самый плохой выпуск?
      На всех студентов напало подавленное настроение. Они окружили провалившегося, начали его успокаивать, обсуждать между собой это событие. Никто не обращал никакого внимания на Ваугана Ориеля.
      — Эй, — крикнул он и схватил за руку одного из своих товарищей, который шел, опустив голову. — Я тут подцепил девочку, Сиссей, так ее зовут, уверен, что ты такой еще не видел. Ножки, так прямо…
      Студент вырвал у него свою руку и поднял усталый взгляд.
      — Я совсем с ума сошел, старик.
      Ориель опустил руки. Он вздохнул и окинул взглядом обширные лужайки Гринвич-парка. Из сумрака показалась стайка непоседливых серых белок. Зверушки спустились с деревьев и начали резвиться, догоняя друг друга, но вдруг внезапно остановились, насторожились, подняли ушки.
      Вауган Ориель закрыл глаза и вытянул перед собой руки, чуть-чуть разведенные, со слегка согнутыми пальцами. Сделал он это просто рефлекторно. За несколько мгновений эльф сконцентрировался и представил себе маленького зверька, а после этого открыл глаза. И почти в то же самое мгновение на кончиках его пальцев появился огненный шар.
      Какую-то долю секунды он просто висел в воздухе, затем ракетой устремился в темноту и взорвался у подножья лиственницы, примерно в двухстах шагах от Ориеля. Сидевшая в том месте, среди корней, белка подпрыгнула как сумасшедшая и, позабыв про отдых, умчалась. Ориель был поражен. Но через секунду он уже мчался обратно к студентам.
      — Эй! Эй, ребята!
      Несколько голов резко повернулось в его сторону.
      Эльф бежал к ним, взволнованно размахивая руками.
      — Ребята, вы видели? Видели?
      Он, запыхавшись, остановился, восторженная улыбка озаряла его лицо.
      — Что видели? — спросил кто-то.
      — Огненный клубок! Я запустил огненный клубок!
      — Клу… Ну, не смеши, Ориель.
      — Да уж, действительно забавно.
      — Клянусь вам!
      — В какое-то мгновение я чуть было ему не поверил.
      — А потом вспомнил, что это Ориель, да?
      Студенты громко рассмеялись. Смеялись все, кроме главного действующего лица, который стоял с опущенными руками и даже не мог никак на это отреагировать.
      — Я запустил огненный шар, ребята. Уверяю вас.
      И говорил он это очень тихим голосом.
      Но те всего лишь пожали плечами и вернулись к прерванному разговору.
      — Вы мне не верите? — бормотал Ориель, оставшись в одиночестве. — Так спросите вон тех белок. Спросите и сами увидите.
      Но все усилия были напрасны. Никто больше не обращал на него никакого внимания. Невероятно, подумал Ориель. Он хотел добавить к этому еще что-то, но в этот момент двери школы снова раскрылись и выпустили наружу выпускника третьего курса.
      — Глассворти!
      Его приятели бросились навстречу. Молодой студент в бархатной поношенной тунике, с широкополой шляпой в руке, одарил всех широкой удовлетворенной улыбкой.
      Он остановился на самой нижней ступеньке и посмотрел на собирающуюся вокруг толпу.
      — Ну и как? — спрашивали его, в то время как он продолжал стоять на лестнице.
      Но Глассворти только продолжал улыбаться.
      — Ну, давай. Скажи же хоть что-нибудь.
      Он одел шляпу и радостно оглядел собравшихся.
      — Двадцать на двадцать, — наконец-то объявил студент.
      — Чего?
      — Ну да, а что вы еще хотите? Десять огненных шаров из полной тысячи. А когда я говорю тысяча, то…
      Все присутствующие смотрели на него с восхищением. Тут же поднялся хор поздравлений и завистливого присвистывания. Кто-то повернулся к Ориелю, который остался чуть в стороне.
      — Ты слышал, Вауган? Это ты провел с ним курс занятий?
      — Эй, Глассворти! Расскажи же, как все было.
      Но пока его друзья подсмеивались над Вауганом, выпускник третьего курса сел на ступеньку и уткнул голову в колени. Чья-то рука легла ему на плечо. Вскоре можно было определенно сказать, что мальчик плачет.
      — Глассворти?
      Он медленно поднял голову. Его лицо было неподвижным как камень. Казалось, что внутри у него бушует яростный ураган. Никто ничего не мог понять.
      — Эй, Глассворти?
      Студенты с удивленными лицами столпились вокруг него.
      — Ничего я вовсе не сдал, — ответил тот. — Ничегошеньки, полный провал. Не сумел получить даже малюсенького шарика, самого маленького, представляете?
      Да, они это представили и медленно закачали головами.
      — Самое гадкое, что я проделывал этот трюк тысячи раз в парке Феникс.
      Тренировался еще вчера вечером. А здесь — ничего. В полном смысле слова ничего.
      — Но…
      — Они мне предложили подумать о выборе другой профессии. Представляете?
      Иллюзионизм — это не профессия, а состояние души и бла, бла, бла, бла.
      — О-хо-хо.
      — Круто.
      — И не говори.
      — Печально, Глассворти.
      — Да, вот уж правда, удар так удар.
      — Ну и ну.
      — Во всяком случае, завалили все.
      — Эй! А я еще не сдавал! — запротестовал кто-то.
      — Подожди немного.
      — Я вам вот что скажу, — произнес Глассворти, поднимаясь со ступеньки и обводя товарищей медленным взглядом. — Тот экзаменатор, который хотел показать мне, как это делается, тоже потерпел фиаско. Он думал, что я его не слышал и говорил об астральной связи с Великим Магистром. Я думаю, они над нами просто издеваются. А человек, который сегодня смог был выпустить хоть малюсенький огненный шарик, вероятно, еще не родился.

      На следующее утро в самый первый час приема Огюст Овен со своим драконом уже вытирал ноги об решетку у моей двери. Я попросил Пруди заняться им, но когда захотел было взять из его рук дракона, он отступил и бросил в мою сторону злобный взгляд.
      — Что такое? — спросил я.
      — Что с ним? — в свою очередь спросил Овен.
      — С вашим драконом?
      Он кивнул и вопросительно посмотрел на меня.
      — Это пока еще не понятно, — ответил я. — Сегодня всего лишь вторая консультация.
      — Очень хорошо, но почему мне нельзя присутствовать на сеансе? В конце концов, я его хозяин.
      Пришлось одарить его великодушной улыбкой.
      — Об это не может быть и речи, мсье Овен.
      Мои руки тянулись к дракону, который в ответ посмотрел на меня большими умоляющими глазами.
      — Поверьте, я знаю, что делаю — это моя профессия.
      Он отступил еще на шаг.
      — Если так будет продолжаться, — снова сказал я ему, — мы скоро окажемся на улице. Давайте. Не надо бояться. Ваш дракон не улетит.
      Огюст Овен подозрительно посмотрел на меня. Я улыбался, как последний кретин.
      Профессиональней, Джон Мун. Профессиональней. Руки вдоль тела, никаких угрожающих движений. Никаких резких жестов. Улыбайся. Рациональней. Не давай ему понять, о чем ты думаешь.
      — И так? М-м-м?
      Одарив меня недовольным взглядом, Овен передал мне маленькое животное.
      — Не надо беспокоиться, — попросил я, неся свою драгоценную ношу к письменному столу. — Это не займет много времени.
      — Эй! Подождите! Дайте мне снять с него поводок!
      — Это не важно, — ответил я, закрывая ногой дверь, в то время как Пруди настойчиво повела назойливого посетителя в зал ожидания.
      Я поставил Грифиуса на пол и пробормотал:
      — Невыносимо.
      — Все в порядке?
      — Какой уж тут порядок.
      Он расправил крылья и немного размялся, помахав ими.
      — Ну, так на чем мы остановились? — сказал я, усаживаясь рядом с ним. — Ах, да.
      До сих пор думаешь, что ты и есть Смерть, так?