Наша первая ночь в тюрьме оказалась довольно беспокойной.
      Проснулась старая привычка: я возжелал умереть. На самом деле это не совсем так.
      Но мне очень хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Когда находишься в камере, то такие мысли нельзя назвать оригинальными.
      Примерно к одиннадцати часам Гораций начал храпеть.
      Но в данном случае речь идет не просто о храпе: звуки больше напоминали катаклизм, рычанье хищного зверя, заставлявшее дрожать стены камеры, в котором тонули практически все протесты наших соседей.
      — Что там происходит? — спросил кто-то.
      — Война.
      — Ха, это у тебя в голове война, кролик.
      Кролик?
      Я тут же вспомнил, что члены Всеведущей Федерации тоже находятся в тюрьме.
      Интересно, какое дело им ставят в вину? Вероятнее всего что-нибудь с политическим размахом. Трудно сказать, что я испытывал по этому поводу, огорчение или удовлетворение. Во всяком случае, меня распирало от злости на театраломанов за то, что они посеяли семя сомнения в мою душу. Чума на них и на их шефа с головой поросенка, это же надо додуматься до такой шутки! Ладно, раз уж они такие умники, то почему бы не попросить Великого Кукловода переписать некоторые главы книги?
      Эпилог: Джон Мун выходит из тюрьмы под громкие аплодисменты иступленной толпы. А Катей Плюрабелль бросается к его ногам.
      Вы, конечно, назовете это идиотизмом.
      Но на самом деле моя проблема никуда не делась. Я, как ни крути, был пленником, сидящим в тюрьме, и перспектива провести остатки своих дней в обществе севшего на мель кашалота была, мягко говоря, достаточно реальной. Но мне так хотелось хоть немного поспать! Поспать. Поспать.
      — ПОСПАТЬ! — в отчаянии закричал я в тот момент, когда колокола прозвонили полночь.
      — Чего? — простонал Гораций, просыпаясь и подпрыгивая.
      — Эй, здесь есть хоть кто-нибудь, любящий хорошо поспать!
      — Иди в отель, — ответили мне из-за стены.
      — Патрон? Все в порядке?
      Я поднял к потолку большой палец. Успокоившись, здоровенный огр снова принялся храпеть.
      Оглушительное рычание становилось невыносимым. С этим надо было кончать. По крайней мере, просто выйти отсюда.
      Я подумал о Глоине и Ориеле, сидящих там, в усадьбе. К этому часу барон Мордайкен, возможно, уже решил покончить с ними. Смерть на свободе и бродит где-нибудь среди темных аллей. И на самом деле я даже не знаю, можно ли это назвать хорошей новостью.
      Мне так и не удалось уснуть почти всю ночь, мои глаза сомкнулись только за десять минут до того момента, когда всех подняли, чтобы вывести на положенную прогулку. Я был измотан и вышел из камеры пошатываясь, поддерживаемый Горацием, похоже, всю ночь проспавшим как сурок.
      Мы направились в умывальню, где нас ожидали чаны с застоявшейся жидкостью.
      Охранники, по большей части огры, то и дело выкрикивали противоречивые команды, которые я, во всяком случае, мог разобрать с трудом и за свою рассеянность заработал несколько тычков локтями, но находился в таком сонном состоянии, что едва ли почувствовал их. Гораций энергично потер мне спину и вылил на меня почти целый чан с мутной жидкостью.
      — Уф, — сказал я, — это что, суп, который нам вчера давали?
      — Он что, тебе очень понравился? — спросил кто-то из заключенных.
      Нам выдали нечто вроде полосатых пижам и отобрали все, имеющее хоть малейшее отношение к личным вещам.
      — Могу я оставить у себя этот медальон? — спросил какой-то эльф.
      Но огры сорвали с него эту штуковину и оставили беднягу стоять с открытым ртом.
      Тюремщики Блекайрона, похоже, строго держались заведенных инструкций.
      Среди прочих заключенных я заметил таких, которые еще не провели здесь достаточно долгое время: карликов, явно не потерявших нормальной формы, с аккуратно подстриженными бородами.
      — Хорошая погода для этого времени года, — заметил я одному из них, когда мы выходили из умывальни.
      — Не знаю, о чем вы говорите.
      Далее нас привели в некое подобие крепости. Четыре высокие стены и лужайка, покрытая гравием и старательно расчищенная от снега. Я разглядывал остальных арестантов. Зрелище было довольно любопытным: все одеты в полосатые пижамы и сандалии, и продрогли, как воробьи. Большинство охранников следило за нами вполглаза, но оказались еще и такие, которые стояли на зубчатых башнях. Одна только мысль о побеге уже доставляла удовольствие.
      — Ну и ну, — сказал Гораций.
      — Пошевеливайся, — крикнул сверху тюремщик, — турнир начинается!
      Мы, ничего не понимая, переглянулись.
      Некоторые заключенные, очевидно уже усвоившие местные порядки, устало пригнулись и приняли на спину своих товарищей.
      — Давай, давай, поживее, — вопил охранник, похожий на эльфа, со своего высокого насеста. — Все знаем правила! От участия в турнире освобождает только появившаяся кровь. Кто последний устоит на ногах — победитель.
      — А каков приз? — поинтересовался кто-то.
      Большинство охранников при этом расхохоталось. Щелчок бича.
      На самом деле у нас не было выбора.
      Гораций наклонился, и мне оставалось только вскочить ему на спину. Вцепившись в огра, я возвел глаза к небесам. Не знаю, есть ли там кто-нибудь, над облаками, кретин автор или кто-то еще, но если это так, то он там хорошо забавляется. Проклинаю его и готов набить ему морду!
      Очень скоро я пришел к выводу, что те, кто не забрался на огров, не имеют никакого шанса. Мы образовали идеальную пару. Гораций крепок как камень, а во мне нет особого веса.
      Были разрешены любые пары. Мы для начала одолели нескольких противников, свалив их так, чтобы не причинить никакого вреда, но довольно быстро я заметил, что не все игроки придерживаются такой же тактики. Некоторые, явные старожилы данного заведения, не стеснялись наносить сильные удары ногами, хватать соперников за волосы, носы, уши и прочие выступающие части тела.
      Я сильнее обхватил ногами талию своего скакуна, чтобы дать понять ему, что надо двигаться с максимально возможной скоростью. Гораций, по-видимому, понял, что от него требуется. Издав громкое ржанье, он устремился к паре карликов и со всего размаха врезался в них, как пушечное ядро. От такого сильного удара они повалились на землю.
      Один из них поднялся на ноги и вытер со лба несколько капелек крови.
      — Освобожден! — крикнул ему охранник.
      — Хорошая погода для этого времени года, — нагнувшись пониже, сказал я ему, в то время как наш тандем устремился в новую атаку.
      — Шел бы ты подальше.
      Мы снова вернулись в сражение.
      По прошествии нескольких минут вокруг нас расчистилось место, и на площадке осталось только три пары. Все скакуны были ограми. Мы еще только раздумывали, как нам справиться с этой последней фазой турнира, когда наши противники, явно желая поскорее покончить с этим делом, устремились друг на друга. Один из бойцов, эльф, ухватил своего соперника за ворот и начал крутить его, как лассо. Бедняга прекратил свое вращение, только столкнувшись со стеной. Его лоб с глухим стуком ударился о камень, и он больше не двигался.
      Совершенно не двигался.
      — Освобожден!
      Мы смотрели на оставшегося лежать на земле заключенного.
      — Пошли! — подгонял нас охранник, торчащий на башне. — Последняя стычка!
      Но все понимали — здесь что-то не так. Я постепенно стал догадываться, в чем же дело. Для тюремщиков Блекайрона смерть — всего лишь обычное воспоминание. Именно поэтому они и организовали этот турнир. Никакого риска потерять заключенного.
      Никакого риска нарваться на объяснения: все шло как по маслу.
      Арестанты начали собираться вокруг распластавшегося на земле бойца.
      — Встать! — заорал охранник.
      Чувствовалось, что он растерялся. Я слез со спины Горация и подошел к неподвижному телу. Никто не попытался меня остановить, даже тюремщики. Когда лежащего перевернули на спину, то увидели, что весь лоб у него в крови. Он не дышал. Я приложил ухо к сердцу пострадавшего арестанта: тишина.
      — Он мертв.
      — Мертв?
      Удивленный шепоток пробежал по нашей маленькой группе.
      — Что ты такое несешь? — возмутился охранник, расталкивая собравшихся.
      — Посмотрите сами, — предложили ему.
      Тюремщик, огромный огр с натренированной походкой, склонился над телом и тяжело вздохнул. У него на поясе висел нож.
      Я бросил взгляд в сторону Горация.
      Внутри меня заработал какой-то новый механизм.
      Нечто неудержимое.
      Гораций проследил за моим взглядом и в свою очередь тоже заметил нож.
      — Хорошая погода для этого времени года, — сказал я.
      — Но в воздухе еще чувствуется прохлада, — ответил голос у меня за спиной.
      А мы не одиноки…
      Одним прыжком я подскочил к охраннику, выхватил из-за его пояса нож и направил оружие прямо ему в горло. Тот даже не успел сообразить, что происходит. Еще мгновение, и клинок уперся в трахею тюремщика. Несмотря на то что его шея заплыла жиром, я чувствовал, как под лезвием пульсирует вена, и был уверен, что огр все прекрасно понимает.
      — Не двигаться! — раздался мой нервный вопль в адрес других охранников, как на площадке, так и на башнях. — Гораций, следи, чтобы остальные заключенные вели себя благоразумно и обыщи нашу добычу.
      Огр быстренько обхлопал карманы охранника и вытащил оттуда пару ключей.
      — Да понимаешь ли ты, что делаешь? — прорычал один из тюремщиков, приближаясь к нам с поднятой дубиной.
      — Смерть вернулась, болван. Еще одно движение, и я прирежу твоего дружка.
      Тот испуганно застыл на месте.
      — Делайте то, что он говорит, — простонал мой пленник.
      — Именно. Хорошо, эти ключи, — сказал я, делая знак в сторону Горация, — что они открывают?
      Охранник опустил свою дубину и пожал плечами.
      — Откуда мне знать?
      — Сядь, — приказал я своему пленнику.
      Он подчинился. Мне пришлось продолжать держаться у него за спиной, не снимая ножа с горла.
      — А почему это ты ничего не знаешь?
      — Это не мои ключи, — ответил охранник. — Это его.
      — Скажите, — послышался голос из кучки арестантов, — вы принадлежите к Федерации? Правда?
      — Теперь уже поздно выяснять это.
      — Вы тот, кто встречался с Великим Кукловодом, да?
      Ситуация выскальзывала из моих рук. Я усилил давление клинка и произнес, стараясь, чтобы по голосу не было заметно охватившего меня волнения:
      — Хорошо, э-э-э-э, хорошо. Мы все вместе спокойно идем к выходу и…
      — Я и так очень спокоен, — встрял огр.
      — Патрон, это и есть наш план? — спросил Гораций.
      — Ну да, я вас видел вчера вечером. Вы были ежиком, — настаивал кто-то из заключенных.
      — Да нет же, дурак. Ежиком был я.
      — МОЛЧАТЬ! — Крик души…
      Все, похоже, вспомнили о моем существовании. Это, в конце концов, становилось невыносимым.
      — Ну ладно, — сказал я, — мы все сейчас идем к выходу. И при любом подозрительном жесте мне придется перерезать горло этой жирной свинье.
      — Жирной чего?
      — Он блефует! — закричал охранник с башни. — Смерть — ничто. Смотрите!
      Мы подняли головы. Тот, кто произнес эти слова, был эльфом. В данный момент он уже перешагнул, через ограду, за которой находился, и приготовился прыгать.
      — На вашем месте я бы не стал делать этого. — Мое предупреждение, похоже, не возымело результата.
      — Может быть, — согласился эльф, продолжая готовиться к прыжку. — Только вот ты не на моем месте.
      Раскинув руки, он шагнул в пустоту.
      — Датан Смелго-о-о-о-о-т! — проорал охранник.
      Он шмякнулся о землю. Легкая судорога пробежала по его телу, и на этом все кончилось.
      Стоящие рядом со мной заключенные медленно начали аплодировать.
      Хлоп, хлоп, хлоп.
      — Еще добровольцы есть? — спросил я.
      — Ради Святой крови Трех Матерей, — взмолился огр, к горлу которого все еще был приставлен нож. — Делайте то, что он вам говорит. Вы что, не видите, что это маг?
      Еще одна неплохая идея.
      — Вот именно, разве не видно, что я маг?
      — Джон Винсент Мун!
      Все повернули головы в сторону, откуда быстро приближался звук торопливых шагов.
      — Джон Винсент Мун, на выход!
      — Что?
      Огр-тюремщик, воспользовавшись моментом, нанес мне локтем отменный удар в челюсть, и я покатился по снегу. Гораций набросился на него, и они сцепились в схватке.
      В моей руке оставался бесполезный теперь нож.
      На яркий свет вышел директор тюрьмы. Это был человечек маленького роста с седой бородой и цилиндром.
      — Кто из вас Джон Мун?
      Я встал, не выпуская ножа.
      Директор смотрел на потасовку вытаращенными глазами.
      — Но что здесь происходит?
      — Ну… — начал я и бросил нож на землю.
      Вот и началось. У меня опять отобрали владение ситуацией.
      Не спеша поднялся Гораций. Встал на ноги и оглушенный охранник. Остальные заключенные образовали вокруг него могучую кучку.
      — Гус Рубблин из службы Ее Величества.
      — И что дальше?
      — Он хочет вас видеть. На выходе. Вы что, глухой?
      Гус Рубблин, подумал я. Опять у них какая-нибудь гадость случилась?
      — Но что здесь такое происходит? — спросил директор, приближаясь к нам. — Вы все еще продолжаете драться?
      Постепенно к нам начали приближаться остальные тюремщики, держа наготове свои дубинки. Заключенные медленно разошлись. Мы с Горацием остались в одиночестве.
      — Хорошая погода для этого времени года, — сказал я.
      — Вы так считаете? — ответил директор и сильно пнул ногой безжизненное тело огра. — Ну ладно, а этот? Что он тут делает? И почему не в форме?
      — Это Дублдей, мсье.
      — Дублдей?
      — Охранник.
      — А-а-а.
      — Не шевелиться! — выкрикнул другой охранник и храбро зашел мне за спину. — Мсье, этот человек пытался поднять бунт и…
      — Оставьте, — покачал головой директор, — он должен идти на выход. Впрочем, подождите: вы будете настолько добры, что проводите его туда.
      — Но, мсье директор…
      — А-а-а, еще и этот? — воскликнул маленький человечек с седой бородой и указал на распластавшегося на земле эльфа. — А он что тут делает?
      Я закрыл глаза. У меня появилось такое ощущение, что мне выпало быть пешкой на шахматной доске, пешкой, которой суждено проиграть. Хоп! — и Джон Мун в тюрьме. А потом вот решили, что его лучше выпустить. Или, впрочем, может быть, просто захотели запутать все так, чтобы никто ничего не мог понять. А что вы, ребята, думаете по этому поводу?
      Великий Кукловод, говорите! Да не надо никакого Великого Кукловода, чтобы понять, что я всего лишь Петрушка из балагана. Не вмешивайтесь: мне очень хочется, чтобы этот Петрушка сам сказал пару слов. И плевать на поросячью голову.
      Мы с директором пошли на выход.
      Я бросил взгляд через плечо. Гораций провожал меня взглядом и печально улыбался.
      — Может быть, надо снова ввести систему с ядром на цепи, — сказал за моей спиной директор, — она себя не так уж и плохо показала.
      — Меня ведут на беседу с Великим Кукловодом? — поинтересовался я у охранника.
      Но тот даже не удосужился взглянуть на какого-то Джона В. Муна.
      — Бедный старик, бедный старик, — бормотал он. — Мне тебя жаль. Мне очень тебя жаль.

      Безукоризненно одетый Гус Рубблин ожидал меня на выходе. На нем было кашемировое пальто с расшитыми лацканами, точно такое, как я давно хотел себе купить, шерстяные брюки и непременный цилиндр. Нас разделял стеклянный экран, но это не мешало мне прочитать то, что происходило в его маленькой головке.
      — Вы находите меня очень соблазнительным, — начал я, не дав ему произнести и слова. — И хотите меня освободить для того, чтобы иметь возможность жить со мной.
      Он изумленно вытаращил глаза.
      — С вами все в порядке, мсье Мун?
      — Со мной все превосходно, — заверил я. — Так какую тему мы будем обсуждать?
      — За вас внесен залог.
      — В этом я и не сомневаюсь. Сколько?
      — На самом деле, в данном случае речь идет совсем не о деньгах, мсье Мун. Это моральный залог. Вы выходите, вот и все. Приказ Ее Величества.
      Я смотрел ему прямо в глаза, теребя пуговицы своей пижамы.
      — Это кажется довольно странным, особенно если учесть, что именно она бросила меня сюда.
      — Прекрасно понимаю ваше удивление, — вздохнул Рубблин, снимая свой цилиндр.
      — Ее Величество склонна к странным фантазиям, особенно в последнее время. А мне приходится удовлетворяться всего лишь подчинением приказам.
      — Согласен, — кивнул я вставая. — Значит я… э-э-э… свободен. Великолепно.
      — Джон…
      — М-м-м-м. Слушайте, у меня тут есть друг. Его зовут Гораций. Может быть, ему тоже можно выйти отсюда?
      — Джон… да, это можно сделать. Но все равно есть для вас некоторые условия.
      — Внимательно слушаю.
      — Ну вот что, Джон… как бы вам лучше это сказать… В общем, полагаю, будет лучше выложить все как есть.
      — Рожай быстрее, старик.
      Рубблин как-то странно на меня посмотрел.
      — Так вот, Джон. Королева хочет, чтобы вы взялись за должность…
      — Задолженность? Как еще задолженность?
      — За должность тренера.
      Я так и упал обратно на свой стул.
      — Что вы сказали?
      — Да, да… Вы были тренером в Квартеке, не так ли?
      — Вы что, никогда не читали газет? Я был самым бездарным тренером из всех, которых когда-либо знал этот город.
      — Знаю.
      — Ну и?
      — Ее Величество королева Астория желает, чтобы вы еще немного поработали в этой должности.
      — Немного? Что значит немного?
      — Это непременное условие вашего освобождения.
      — Понятно, — сказал я и снова встал. — Можете идти и сказать ей, чтобы она шла к такой-то матери. Мне сдается, это занятие ей придется по вкусу.
      Рубблин вымученно улыбнулся.
      — В действительности это условие и того, что ваши друзья…
      — Глоин и Ориель! — воскликнул я. — Они еще живы?
      Слуга королевы кивнул.
      — Живы. И таковыми останутся, если вы примете предложение Ее Величества.
      Я так и застыл с раскрытым ртом.
      — Шантаж. Самый бессмысленный и странный шантаж, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться.
      — Назовите это лучше сделкой, — терпеливо поправил меня Рубблин.
      — На-зо-ви-те э-то сдел-кой, — повторил я с дурацким видом. — Идите вы туда же, куда уже отправлена королева!
      Он продолжал улыбаться, но чувствовалось, что мое предложение не привело его в восторг. На какой-то момент я даже начал испытывать к Гусу своего рода симпатию.
      — Я хочу их видеть, Глоина и Ориеля. Очень хочу их видеть.
      — Но вы их, конечно же, увидите, Джон, как только выйдите отсюда. На это у вас есть слово королевы.
      — Слово королевы? Вы что, полный идиот, Рубблин?
      Он встал и одел свой цилиндр.
      — Итак?
      — Что и так?
      — Мне нужен немедленный ответ.
      Я закрыл глаза и принялся быстренько рассуждать. У меня перед глазами беспрерывно плясали лица Ориеля и Глоина. А за ними маячил Гораций, который делал мне руками какие-то знаки. Можно сказать, семейный портрет. Черт бы все это побрал!
      Королева хочет видеть меня в должности тренера! Я, Джон Винсент Мун, бродячая беда, сертифицированное несчастье для всех, даже еще неизвестных талантов, который так и не сумел освободить Смерть! Моя горничная кончила тем, что осталась без головы, моя первая невеста просто пропала, а за ней немедленно последовала вторая, превратившаяся в фантом. Я возился с драконом, который в итоге чуть не отморозил в снегу задницу. У меня не получилось освободить друзей, не получилось выиграть ни одного матча, не получилось даже совершить самоубийство. Том Котенок, ищущий глаза редких звезд… мамочки! Неужели все это на самом деле? Неужели идиотка-королева действительно хочет, чтобы я вернулся к профессии тренера? Ха, ха! Клянусь всеми Тремя Матерями, мне давно уже не было настолько смешно.
      Эта женщина не просто безумна: она коронованная сумасшедшая. От такого весь мир сойдет с ума. Мои собственные друзья стали не лучше каких-то патетических марионеток, а Джон В. Мун превратился в подозрительного типа с большим ртом в полосатой пижаме. Пожалуй, он-то станет самым паршивым из всех прочих.
      — Согласен, — сказал я.

      К шести часам трибуны Челси были забиты до отказа.
      Я знал, что уже пробило шесть, потому что Рубблин показал мне свои часы. Боя колоколов так никто и не услышал, потому что болельщики слишком шумели. В течение всего дня профессиональные глашатаи, одетые в цвета нашей команды, бродили по всем улицам города и объявляли о назначенном на сегодняшний вечер матче. Бесплатном матче! Сборная Джона Муна против Спиталфилдских Потрошителей.
      Можете не сомневаться, что никто ничего не понимал.
      Зачем переигрывать уже состоявшийся матч?
      И что означает «Сборная Джона Муна»?
      Но это был матч Квартека, и все тут, поэтому вокруг ограды спортивной площадки собралась плотная толпа, привлеченная, возможно, запахом крови, а, может быть, и необъяснимым возвращением неспособного Джона Муна, газетного черного зверя, неудачника и прокаженного. А ведь на его место уже взяли другого человека, который должен бы был взять огров в ежовые рукавицы. Но так и оставшемуся неизвестным новому тренеру команды Челси пришлось потесниться.
      Джон Мун вернулся.
      С самых пяти часов он уже сидел на скамейке для тренеров и держал открытую тетрадь для заметок. Джон Мун, понимаете ли вы, какая высокая ставка поставлена на эту игру? Если быть до конца честным, то надо сказать, что когда я разговаривал с Гусом Рубблиным, то все это мне представлялось несколько в другом свете. Игра, в которой на ставку поставлена судьба Ньюдона, так? (Утвердительный кивок головой.) Итак, э-э-э-э… страшно даже сказать, я выстроил свою команду в наиболее, учитывая, конечно, мои скромные возможности и средние таланты, выгодную позицию, а что касается остального, то, как говорится, пусть победит сильнейший!
      Приятно вернуться к старому занятию. А что, если я и есть сильнейший? Такое маловероятно, если вы слышите, что распевают болельщики, собравшиеся на главной трибуне.
 
Джон Мун вернулся снова,
И это уже фигово!
Джон Мун вернулся снова,
И все пойдет…
 
      Коротко и ясно.
      Во всяком случае, люди пришли сюда как на праздник, и все они завывают, и наши болельщики, и болельщики противоположной команды; карлики, эльфы, женщины, дети и просто люди, которые горят желанием увидеть, как мы будем глотать пыль. Ну, ребята!
      Джон Мун в качестве тренера устроит лучший сезон: кровь, тела, разбросанные по полю или, может быть, сваленные в пирамиду; осколки зубов, носилки тысячами — да, я очень хорошо себе представляю, на что все это может походить, привкус горечи поражения никогда не покидал мой рот.
      На поле, между четырех башен, возвышалась металлическая арка, предназначение которой никто, даже арбитры, не мог объяснить. По трибунам, как и среди обезумевших зевак, ходили самые невероятные слухи. Люди говорили, что эта штуковина взята со статуи Профана Гайоскина, бывшего мужа королевы Астории. Но вот для чего ее сюда притащили, это уже другой вопрос.
      Гус Рубблин переходил от одной тренерской скамейки к другой, но я заметил, что у Мордайкена он задерживается намного дольше, чем у меня. Чертов барон! И все-таки испытываешь очень странное чувство, когда играешь против человека, который два дня назад пытался сварить тебя в котелке и на совести которого в какой-то степени лежит смерть твоей горничной. Но о какой совести, черт подери, здесь можно говорить!
      — Скажите, — вежливо поинтересовался Рубблин, когда с листком в руке подошел ко мне в очередной раз, — какова ваша роль во всей этой истории? Вы мне это можете объяснить или нет?
      При этом Гус одарил меня широкой грустноватой улыбкой, видимо, по его мнению, выглядевшей эксклюзивной.
      — Я внимательно слежу за развитием встречи, — сказал он мне. — Вот, возьмите, это список вашей команды.
      — Моей чего?
      — Команды.
      — Очень хорошо, только хочу напомнить, что мне не разрешили самому набрать свою команду.
      Улыбка на его лице застыла.
      — На самом деле все несколько сложнее, чем вы думаете.
      — Как всегда.
      — Это одно из условий наших спонсоров.
      — Спонсоров?
      — Сегодняшний матч является своего рода представлением, Джон. Ну, скажем, двух персон, — прищелкнул он пальцами, — и те, кто устраивает данную встречу, получили право несколько исправить состав команд.
      — И кто же эти спонсоры? Мне бы очень хотелось узнать, на кого я работаю.
      — Прекрасно вас понимаю, Джон. Но наши устроители не хотят такой огласки. Они предпочитают оставаться анонимными.
      Я пробежал глазами список моей команды. Там было двадцать предложенных игроков и несколько неизменных джокеров, среди которых можно выбрать нужных мне дополнительных игроков… а это что еще за глупость?
      — Эй, Гус?
      — М-м-м?
      Он склонился над списком.
      — Я вижу здесь Глоина Мак-Коугха и Ориеля.
      — Ну и что?
      — Откуда в списке их имена?
      — Это ваши друзья, разве не так?