На город опустился вечер, и усадьба Мордайкена погрузилась в полумрак.
      Несколько горгулий, подгоняемых голодом, уже улетело со своих мест. Расположенное ниже кладбище Верихайгейт выглядело практически пустынным. Только небольшая кучка живых мертвецов, старая гвардия, которая отказалась покинуть родные пенаты, вылезла из своих нор. Они занимались тем, что играли в кости. Их угрюмость была почти ощутимой. Несмотря на все последние события, зомби остались верны Смерти. И уже были близки к тому, чтобы поставить себе вопрос, зачем они это делают.
      За импозантными решетками, стоящими на каменной кладке, под легким бризом колыхались беспорядочные буйные заросли травы, медленно качали сухими, сероватыми, тонкими ветвями деревья. Семья Мордайкенов всегда заботилась о том, что создавало атмосферу траура и запустения. Оживленно каркала взгромоздившаяся на крону старого дуба стая воронов. Заброшенный сад казался совершенно неухоженным. Да и сама усадьба, стоящая на переднем плане, была в плачевном состоянии. На стенах вился почерневший плющ, разбегавшиеся во все стороны трещины напоминали целую армию змей. Многие статуи потеряли свои конечности или другие члены, но никто и не думал привести их в порядок. Обветшалые башенки, обвалившиеся террасы, все оформлено с большим вкусом и знанием дела.
      Однако на первом этаже несколько желтоватых огоньков отбрасывали слабое мерцание на стены большого салона. Огромнейший стол из черного дуба был заставлен всевозможной снедью: жареные фазаны, купающиеся в собственном соку, фаршированные курицы, обильно приправленные жирным соусом, растрескавшиеся пироги, птичьи окорочка, тяжелые вина в гранатовых графинах, разнообразные муссы, паштеты и пирожные, залитые взбитыми сливками…
      За столом восседали гости: с одной стороны бравый Глоин Мак-Коугх, в каждой руке у него по ножке косули, челюсти работают как сумасшедшие, по бороде рекой течет жир. С другой — великий Вауган Ориель, перед ним как на параде выстроились стаканы с вином, штабелем стоят опорожненные тарелки, повсюду остатки обильной трапезы.
      Взгляды у обоих удовлетворенные, как у великих генералов, одержавших победу и осматривающих развалины на поле битвы.
      Карлика и эльфа доставили сюда с завязанными глазами на спинах огров, находящихся в полубессознательном состоянии и страдающих от грубого обращения, но как только они попали сюда, с ними стали обращаться как с королями, и барон лично следил за этим. Конечно же, можно не сомневаться, что никто не говорил пленникам, зачем их держат в усадьбе и сколько времени все это продлится.
      — Если хочешь получить от меня совет, — разглагольствовал Ориель, открывая новую бутылку вина, — то я тебе его дам, ик, ты вот, ик, пардон, так о чем это я, ик, ах да, пользуйся радостями этого существования и жди, когда придет время отбросить концы.
      Старая ободранная выдра, вот ты кто.
      Его собеседник отрывал маленькие кусочки теплого мяса и время от времени запускал другую руку в гигантскую тарелку, наполненную рисом и овощами.
      — И все равно, — ответил он, проглотив очередной кусок, — разве ты не находишь п-происходящее, ик, довольно странным?
      — Ик. Жизнь сама по себе бывает очень странной, старый ты хорек. Возьмем, для примера, меня. Всего несколько дней назад я был самым плохим иллюзионистом, которые когда-либо посещали этот мир. А сегодня совсем другое дело. Ты только посмотри на меня!
      Довольно неуклюже эльф выпрямился на стуле и ткнул пальцем в сторону нагроможденных перед его другом яств. Тот вытаращил глаза. В воздухе повис огромный кусок пирожного. На вершине куска сахарный огр крепко обнимал карлика. Глоин протянул дрожащую руку к левитирующей сладости. Пирожное исчезло.
      — Ах, ха, ха, — усмехнулся Мак-Коугх. — Оч-чень изобретательно.
      Ориель откинулся на спинку стула с удовлетворенной улыбкой.
      — И смею тебя заверить, что это сущие пустяки. Хе, хе, ик. Эх ты, старый ты островной кабан.
      Карлик принялся жевать с такой энергией, словно от этого зависела его жизнь.
      — Вот и со мной с-случилось то же самое, — объявил он притягивая к себе чашу, в которой плавал неопределенный кусок съестного. — М-м-м. Еще неделю назад, ик, я не мог вырастить даже т-тюльпана, а теперь…
      — Эй?
      — Чего?
      — Замолкни!
      — Ик!
      Глоин неподвижно застыл, кажется, начав слегка трезветь. Его товарищ закрыл глаза. Вид у него был очень сосредоточенный.
      — Все понял, — наконец-то вздохнул он.
      — Что ты понял?
      — Понял, что кто-то со мной разговаривает.
      — Конечно, кто-то с ним разговаривает! Это я с тобой разговариваю.
      — Да нет, старая фаршированная чайка: кто-то разговаривает у меня в голове.
      — Угу.
      — Что ты говоришь?
      — Я говорю, что тебе надо прекратить злоупотреблять вином.
      — Это тебе надо прекратить говорить мне, что мне надо делать, а что нет.
      — Хорошо.
      — Вот и прекрасно.
      — Великолепно.
      — Просто замечательно.
      Они снова принялись за еду, но сердца у них уже не были к этому расположены.
      Глоин подобрал маленькие зернышки манны и задумчиво погладил свое брюхо.
      — Слушай, Ориель?
      — М-м-м?
      — И что он тебе сказал?
      — Кто сказал?
      — Ну этот, голос у тебя в голове.
      — А-а-а. Он мне сказал, сейчас подожди… Я хочу выйти.
      — Ты хочешь выйти?
      — Да нет, не я — голос.
      — Но чтобы это могло значить?
      — Откуда мне это знать? Как я могу у него что-то спросить? Эй, голос! — закричал эльф и постучал себя по макушке. — Ты можешь, ик, объясниться яснее, а то я что-то ничего не понимаю.
      Какое-то время он задумчиво сидел, а потом прямо-таки подпрыгнул.
      — Так вот оно что!
      — Что? — Карлик выпрямился на стуле. — Так что же там такое, а?
      — Голос мне, сказал, что она — пленница моего тела.
      — Ну и?
      Эльф снова закрыл глаза.
      — Что это ты делаешь? — поинтересовался карлик, подвигаясь поближе к приятелю.
      — Тихо, старый разнузданный бандит. Я… ух ты, черт бы вас всех побрал, я… ик… я его потерял. Мне кажется…
      Глоин положил руки на плечи Ваугану. Вид у него был очень заинтересованный.
      — Что тебе кажется? Ну, скажи же, что!
      — Это… Это как будто сама Мать Магия обращается ко мне, — заявил он потерянным голосом. — Но такое же невероятно…
      Карлик опустил руки. Слова Ориеля как-то странно отозвались у него в душе.
      Алкоголем все это объяснить было нельзя. Он тоже видел странный сон, когда находился без сознания, но в данном случае очень трудно отделить правду от вымысла…
      — Ах, мои друзья, мои дорогие, бесценные друзья!
      Двери салона открылись настежь, давая проход самому Мордайкену, одетому в простой домашний халат из черного бархата. Волосы у него были всклокочены, барона сопровождали два гоблина в ливреях, несущие цилиндр и меч, который, казалось, был заморожен уже не одно столетие. Мордайкен раскрыл объятия, словно Глоин и Ориель были его старыми хорошими друзьями. Но приятели смотрели на вошедшего с нескрываемой злостью. Барон так и застыл на месте.
      — Что случилось? — спросил он и наклонил голову. — Вам не понравилось угощение?
      Вауган Ориель встал настолько резко, что его стул опрокинулся.
      — Кто вы такой? И зачем нас сюда привели? Ик!
      — Ох-хо-хо! — прогремел Мордайкен, продолжая раскрывать объятия. — Успокойтесь, мои друзья, успокойтесь. Вам все объяснят в свое время.
      — Мои друзья! — воскликнул эльф, направляясь к барону. — Мы никогда не были вашими друзьями. Нас похитили! У меня даже шишка осталась, вот тут, смотрите! — сказал он и наклонил голову, чтобы барон лично смог убедиться в правдивости его слов.
      — Как это называется?
      — Легкая контузия, — отозвался Мордайкен и задумчиво почесал подбородок. — Очень, очень легкая. Почти незаметная.
      — Зато здорово болит, — заявил Вауган, выпрямляясь. — И еще…
      — Эй, да я же вас знаю, — вмешался Глоин, уставившись внимательно на барона. — Дайте-ка посмотреть…
      Ориель раздосадованно махнул рукой.
      — Браво, Глоин. Просто замечательно. Перед тобой барон Мордайкен.
      — Я это и так прекрасно знаю, придурок. Просто хочу сказать, что где-то его уже видел.
      — Конечно видел, — подтвердил эльф. — В газетах. А знаешь, что я тебе скажу?
      Это придворный астролог королевы. Вполне возможно, именно тут и скрывается тайна.
      Карлик бросил в его сторону убийственный взгляд.
      — Короче, — сказал Мордайкен и хлопнул в ладоши. — Ганзель! Гретель!
      Два слегка обрюзгших гоблина в ливреях живо подняли головы.
      — Эти бедолаги, которых вы здесь видите, — объяснил барон своим гостям, — должны выполнять все ваши желания, пока вы будете находиться здесь. Женщины, наркотики, питание, все, что пожелаете.
      Два бедных создания с уважением поклонились, изобразив на физиономиях зеленоватые мины.
      — Постойте-ка, — воскликнул Ориель, — вы сказали «женщины»?
      Барон подтвердил свои слова, широко улыбаясь.
      — Ну хорошо, — сказал Глоин, — но все это ничего нам не говорит о том, зачем мы здесь находимся.
      Мордайкен одарил обоих благосклонным жестом.
      — Вы мне нужны, — сказал он. — Может быть, вам трудно это представить, но вы чрезвычайно драгоценные мальчики.
      — Я-то это прекрасно представляю, — усмехнулся эльф, подмигивая и награждая барона тумаком. — Хе, хе! Старый выживший из ума прохвост.
      — Хе, хе, — выдавил из себя Мордайкен, хотя на лице у него было написано явное недовольство.
      — Драгоценные? — переспросил карлик, все больше и больше загораясь любопытством, в то время как Ориель, похоже, совсем успокоился и, насвистывая, сел на свое место. — Так вы запросите за нас выкуп?
      — Фу ты, — фыркнул барон. — Да конечно же нет. Можете не сомневаться: у меня такого и в мыслях не было. Успокойтесь, мой друг Мак-Коугх, — заверил он, беря руку Глоина и отводя его на место. — Будьте как дома, осмелюсь предложить, будьте почетным гостем. Я понимаю, что все это может вам показаться несколько загадочным, но… хотите курочки?
      — Нет, спасибо.
      — Однако я должен извиниться перед вами за не совсем обходительные манеры моих слуг… а фаршированной индейки?
      — Давайте.
      — Держите. И прошу вас, выпейте немного этого вина, вот так, а еще я бы попросил у вас немного терпения. Смею уверить своих почетных гостей — игра стоит свеч.
      — Правда? — удивился карлик и откусил огромный кусок индейки. — Послушайте, а нет ли у вас кусочка жареной свинины?
      — К сожалению, нет. Вы же прекрасно знаете — никакой свинины. Так о чем это я?
      Ах, да. Вы в каком-то смысле очень примечательная личность, мэтр Мак-Коугх, и…
      — Можно просто Глоин.
      На другом конце стола встал Ориель. Он тыкал пальцем в груду пустых тарелок, стоящих перед его другом, все члены эльфа дрожали мелкой дрожью. Карлик выдавил из себя улыбку и отложил в сторону небольшую косточку.
      — Что случилось?
      — Ты… ты…
      Глоин уставился на своего друга.
      — Что я?
      — Ты ешь мясо?
      Карлик так и застыл на месте. Он с трудом проглотил кусок, который только что пытался тщательно прожевать. И медленно, очень медленно, отодвинул подальше от себя тарелку с курицей.
      — Клянусь кровью Трех Матерей.
      — Бросьте, не надо так волноваться, — сказал Мордайкен и пододвинул к нему тарелку с овощами. — Попробуйте вот это.
      Мак-Коугх поднялся, его лицо было бледным как смерть.
      — Что со мной произошло? — спросил он, с трудом переводя дыхание.
      — О, вы… с вами все хорошо, и совсем ничего не случилось. А вот чтобы развлечь вашего приятеля…
      — Карлики не едят мяса, — настойчиво продолжал Глоин. — Никогда. Оно им просто противно.
      — Ну и что же? — сказал барон. — Всегда надо с чего-то начинать.
      — Мордайкен! — воскликнул Ориель на другом конце стола. — Я требую… ик, чтобы вы объяснили нам, что происходит.
      — Все в порядке, все нормаль…
      — Нет! Никак не нормально! — воскликнул Глоин, взволнованно размахивая руками. — С некоторого времени все идет не так, как надо!
      — Ладно, ладно, — быстро проговорил барон, стараясь хоть как-то успокоить своих гостей. — Вы просто немного переутомились, вот и все. Но смею вас уверить, что ничего такого странного не происходит. Ни здесь, ни где-то еще.

      Взобравшись на самую вершину часовой башни, обвешенный ремнями и до отказа набитыми сумочками старый Датан Смелгот, который вот уже пятьдесят лет ухаживал за пеликанами в Парке Феникс, решил, что настал самый подходящий момент обратиться с торжественной речью к возбужденной плотной толпе, собравшейся в двухстах футах под ним. О-па, подумал Датан, отвязывая от пояса большой рупор. Разве он не мечтал всю жизнь проделать это!
      Одной рукой старик держался за привязанную к башенным часам веревку, а другой направил на собравшуюся внизу толпу свой рупор.
      — Народ Ньюдона, — начал он. — Хочу вам сказать, что я очень давно ждал этого момента. Сегодня вы все собрались здесь, и мне хочется воспользоваться этим моментом, чтобы кое-что вам показать. Показать нечто относящееся к полетам. По общему мнению, летать невозможно. Но я позволю себе задать такой вопрос: а какое мне дело до общего мнения?
      Это заявление было встречено горячей волной громких восторженных криков. Люди махали руками, бросали в воздух навстречу уходящему дню шапки. И только в самом центре толпы маленький мальчонка в костюме поросенка оставался совершенно неподвижным.
      — Что вы там говорите? Ах-ха-ха! А теперь гип-гип? — проорал Датан Смелгот, доставая из своей сумочки целую пригоршню конфетти, которую затем бросил на головы толпы.
      — Ура! — взорвалась в ответ толпа, все больше и больше приходя в ажиотаж.
      — Гип-гип? — снова прокричал старик.
      — Ура!
      Смелгот выбросил еще несколько пригоршней конфетти на собравшуюся аудиторию. Благодаря ветру тысячи маленьких разноцветных точек закружились в воздухе. А потом, без каких-либо видимых причин, мерцающее облачко в буквальном слове взорвалось, это был настоящий, прекрасный беззвучный взрыв, полный меланхолического блеска, и старик тут же начал поспешно рыться в своих набитых до отказа сумочках. Его конфетти обещали непременную смерть, но сейчас должным образом выполняли свое предназначение. Складывалось такое впечатление, что они постоянно кувыркаются.
      — Отлично, а теперь, — объявил Датан, когда опустошил все свои сумочки, — настал тот момент, ради которого вы здесь и собрались.
      Люди, столпившиеся внизу, что-то кричали ему в ответ, но он ничего не слышал. Да это было и не очень важно. Старик ощущал себя совсем легким, легче вечернего воздуха, легче зарева рассвета. Он был… да, он был сейчас пеликаном. Фантастическим пеликаном.
      С улыбкой на устах Смелгот выпустил из рук привязанную к часам веревку и ухватился за минутную стрелку. Она была в два раза больше него, целенаправленная, с плавными обводами и острым концом. Внизу повсюду засуетились похожие на муравьев человечки, которые волновались и что-то ему кричали, слова начинали подниматься вверх, но, ощущая свою бесполезность, пугались и останавливались на полпути.
      Стрелка, за которую он ухватился, внезапно подпрыгнула и встала абсолютно вертикально, словно большая буква «I». Внутри часов с металлическим лязгом и дьявольской точностью заворочался механизм. Огромный колокол часовой башни начал отбивать семь вечера, не торопясь, час за часом. От каждого удара все вокруг сотрясалось, и Смелготу пришлось выложиться до предела, чтобы не сорваться. Его барабанные перепонки готовы были вот-вот лопнуть.
      Одновременно с седьмым ударом старик закрыл глаза и начал скользить в пустоту.
      Когда он разжал руки, в его ушах еще звучал звон седьмого удара колокола. Внизу послышались панические вопли, и толпа начала поспешно рассеиваться. Датан Смелгот испытывал счастье, легкость и свободу. Вполне понятно, что он даже нисколечко и не пролетел, а просто рухнул вниз как тяжелый мешок. Но ему ни капельки не было страшно.
      Он все знал заранее.
      В конце четвертой секунды падения старик ударился о панель.
      Его кости обнажились.
      Он потерял сознание.
      Из ноздрей, ушей и глаз потекла кровь.
      Датан лежал в очень странной позе, казалось, что она специально придумана для подобного случая. Его конечности, согнутые под неестественным углом, по большей части были переломаны.
      Медленно, очень медленно, рассыпавшиеся в разные стороны зеваки начали подходить поближе, образуя вокруг тела плотный круг.
      — Ух ты, — сказал кто-то, нарушив повисшую в воздухе мертвую тишину.
      Смелгот открыл один глаз и попробовал улыбнуться.
      Толпа застыла неподвижно. Зрители были напуганы, но в то же самое время и очарованы этим зрелищем.
      — Он шевелится, — раздалось из толпы.
      — Святые угодники, это же надо совершить такое!
      — Да он герой!
      — Не давайте смотреть детям.
      Старик открыл второй глаз, оказавшийся окровавленным, и нашел в себе силы, чтобы приподняться на локте.
      — Корова, — очень медленно, но ясно проговорил он. — Что же я не так сделал!
      Снова воцарилась тишина. Мальчик в костюме поросенка вынул из кармана тетрадку, что-то поспешно туда записал и растворился в бурлящей толпе.
      — Гип-гип, — слабо пробормотал разбитыми челюстями Смелгот.
      — УРА! — взвыла в ответ большая часть толпы.
      Полубессознательного старика подняли с земли, и, передавая с рук на руки, буквально с триумфом понесли по улице. В считанные мгновения образовался огромный людской поток. А Датан, с переломанными костями, но в центре всего происходящего был жив как никогда. Он улыбался набежавшим на город черным тучам, а люди вокруг него дрожали от тайного трепетного экстаза, тогда как действительность распускалась перед ними словно неизвестный цветок, по лепестку в день, и от этой действительности можно было сойти с ума — смерти больше не существовало.
      Смерти больше не существовало.

      Мы лично направились к Глоину.
      Но тут возникла одна загвоздка. Явление совершенно выходящее за рамки обычного.
      — Великолепно, — прокомментировал Грифиус, оглядев фасад. — Надеюсь, ты сможешь мне все это объяснить.
      Здесь практически ничего нельзя было разглядеть: стены, крыша, окна, все до мельчайших трещин оказалось покрыто мхами, плющом, живыми растениями, вьюнками и цветами. Можно сказать в каком-то роде настоящее произведение искусства.
      Несколько пораженных прохожих остановились перед домом и с интересом начали рассматривать странное сочетание минералов и растительности в стиле барокко, в которое неизвестно когда и как превратился дом Мак-Коугха.
      — Ну и ну, — сказал я, взяв дракона на руки и прижав его к груди. — Признаюсь, что ничего подобного не ожидал.
      Мы осторожно подобрались поближе. Пройдя мимо небольшой кованой железной ограды, украшенной маленькими изогнувшимися рептилиями, я постучал в дверь, увитую особенно пышным плющом.
      — Она определенно побывала здесь, — сказал Грифиус.
      — Кто она?
      — Моя сестра — Природа.
      — У вас волшебное чувство дедукции, — заметил я, пытаясь отодрать от ноги колючую ветку ежевики. — Эй, Глоин!
      Было вполне ясно, что поблизости никого нет. Дверь оставалась закрытой. Я оглянулся через плечо.
      — Будем вламываться силой?
      День клонился к концу. Это чувствовалось в серых тонах, появившихся на небе, в вытянувшихся тучах и в полете воронов в сумеречном полумраке.
      — Почему бы и нет? — ответил Грифиус.
      Хорошо. Я нанес первый довольно сильный удар плечом. Дверь не пошевелилась ни на унцию. Она, казалось, смеялась надо мной. Ну хорошо, пацан, попробуем еще.
      Поставив дракона на землю и оглядевшись — никого — я собрал все свои силы и нанес сильный удар ногой прямо по замку. Черт подери! Результат был тот же самый.
      — Учитывая такой грохот, можно точно сказать, что если бы карлик был там, то непременно бы уже открыл дверь, — заметил дракон.
      — Вы так полагаете?
      Я вновь собрался с силой и с разбега бросился на дверь. Она открылась сама по себе как раз в тот момент, когда моя нога к ней прикоснулась. Растянувшись во весь рост посреди вестибюля, я поднял голову. Прямо мне в глаза бесстрастно смотрела землеройка.
      — Привет.
      Ничего не ответив, зверек исчез под каким-то корнем.
      У входа росло дерево, массивный дуб. Половицы исчезли под толстым слоем гумуса.
      Я поднялся на ноги и отряхнул налипшую на одежды землю. Грифиус вразвалочку вошел внутрь.
      — Вы это видели? Дверь открылась сама по себе!
      — Гм-м-м.
      — Согласен, — кивнул я и потер плечо, оглядываясь по сторонам.
      Повсюду были растения и далеко не одни полевые цветочки. Все вместе это скорее напоминало лес.
      — Мы пришли с небольшим опозданием, — сказал Грифиус.
      — Похоже.
      Я провел рукой по коре дуба. Под потрескавшейся броней текли жизненные соки, тонкий ручеек липкой крови. Перед крыльцом можно было разглядеть следы, смутные отпечатки на вспаханной земле, но вполне вероятно это были мои собственные отпечатки, откуда мне знать? Начал накрапывать мелкий дождик. Я потрогал землю кончиком пальца. На улице все оставалось таким же серым и тихим. У меня перед глазами пронеслась картина: убийцы голыми руками расправляются с Глоином. Карлик изо всех сил жестикулирует, но это бесполезно.
      — Поднимайся, — сказал я, встряхнув головой. — Идти к Ориелю нет никакого смысла.
      — Ты должен был сходить к ним еще сегодня утром.
      — Да? Правда? А мне кажется, что этим утром я пытался спасти собственную шкуру. Но теперь поздно о чем-либо сожалеть. Настало время действовать.
      На это дракон ничего не ответил.
      — Здесь нам делать больше нечего, — сказал я и закрыл дверь, а потом снова взял Грифиуса на руки.
      Мы покинули Эглинтон-сквер и поднялись по Дедалус-стрит. Дождь так и не прекращался. Мне на глаза попалась вывеска пивного бара.
      — О'Моллой, О'Моллой, — прочитал я вслух. — Не знаю, кто вы такой, но очень хочу промочить глотку.
      Дракон высказал что-то о моей порочной склонности напиваться где бы то ни было, но я сделал вид, что не расслышал его. Во всяком случае, он находился не в том положении, чтобы что-то обсуждать. В заведении уже собралось полно народу: карлики, вернувшиеся с работы, и небольшие компании надменных эльфов, которые маленькими глотками потягивали у стойки густую беловатую жидкость. Большинство курило трубки.
      Стены и стенные панели повсюду были украшены старинными гравюрами и большими окнами с витражами. Мы устроились за маленьким отдельно стоящим столиком. Настал момент мечтаний, когда можно наконец залить себе за галстук немного веселой жидкости, хотя в данном случае галстука на мне и не было. В оконные стекла стучал дождь. Я посадил Грифиуса напротив себя и заказал стакан бренди для себя и миску с водой для него. Он кинул на меня гневный взгляд, его мордочка находилась как раз на уровне стола.
      — Ну ладно, — сказал я, после того как официант принес заказ, — перейдем к делу.
      Мордайкен попробовал нас похитить. И он определенно добился успеха, по крайней мере, с двумя моими товарищами. Не надо мне ничего на это отвечать, вас пока еще ни о чем не спрашивают. Учитывая то, что вы мне сказали, барон совершил это не из каких-то личных побуждений, а по приказу, полученному свыше. А кто может быть выше Мордайкена в этом городе? Королева. Но эту гипотезу можно отбросить. Королева могущественна, — мне пришлось понизить голос, так как другие посетители заведения уже начали посматривать в мою сторону. Ну как же, человек разговаривает со своим драконом, ради Трех Матерей, надо немедленно отправить его к доктору, — но совершенно некомпетентна, и она просто не в состоянии разработать такой сложный план, с которым, по нашим подозрениям, мы имеем дело. Тогда кто? Дьявол? Но о Дьяволе ничего не было слышно уже несколько веков. Это сказано именно вами, разве не так? А вы и ваши две сестры не можете с ним справиться.
      — Даже не притронетесь? — поинтересовался я, указывая на миску, стоящую перед драконом, и залпом осушил почти до дна свой стакан.
      Грифиус покачал головой.
      — Вы не очень-то меня любите, да?
      Немая сцена.
      — А у нас нет другого выбора, — продолжил я, наклоняясь к нему. — Вы не можете выйти из тела дракона, а мне самому никогда не придумать подходящий план действий.
      Грифиус превратился в настоящую статую. Я допил бренди и встал, чтобы подойти к стойке и расплатиться. Мы покинули это заведение под подозрительными взглядами некоторых клиентов. На улице все еще шел дождь.
      — Этого мне только недостает, — сказал я, снова беря дракона на руки.
      — Маленький кризис закончился? — спросил он уже несколько более любезным тоном.
      — Какой маленький кризис?
      — Тот номер, который ты хотел со мной сыграть. Я несчастлива, но все равно буду продолжать бороться, — и тра-та-та в этом роде.
      — А мне вот не хочется считать себя несчастным. Вот только на данный момент я снимаю номер в отеле, мои два друга похищены, и горничная куда-то исчезла. А Смерть читает морали. Что же еще надо? Вот грозы разве не хватает.
      И как бы в ответ на это вдалеке небо прорезала желтоватая молния, затем другая, теперь уже несколько ближе. Послышался приглушенный гром, словно барабаном прокатившийся по шкуре облаков.
      — Гип-гип?
      — …
      — Понятно.
      — Ну хорошо, — сказал Грифиус. — Так каков же твой план?
      — Мне надо немного подумать.
      Насколько я понимаю, именно этим нам и предстоит заниматься.
      Продолжая шагать по улице, где-то на Ганингхем-стрит мы натолкнулись на маленький заброшенный храм, почти развалины, который, казалось, поджидал нас.
      Приоткрытая калитка была вся изъедена ржавчиной.
      — Зайдем?
      Грифиус ничего не ответил. Это определенно означало согласие. Оказавшись за шаткой калиткой, мы миновали остатки сада, заросшего буйной травой и старыми, почти умирающими тополями. Дверь храма была деревянной, черной, потрескавшейся, с металлическими набойками. Я осторожно толкнул дверь.
      — Эй!
      За дверью кто-то был. И этот кто-то лежал на полу, перегораживая проход.
      — Тысяча извинений, — сказал я.
      Очередная вспышка молнии осветила карлика, с виду явно мелкого торговца. С ужасной раной на горле. Он попытался подняться, моргая, посмотрел на нас и несколько раз щелкнул языком.
      — Черт подери, — сказал несчастный, покончив с этими жестами. — Который сейчас час?
      Я посмотрел на свои карманные часы-луковицу.
      — Уже восемь часов.
      — Ужас, — посетовал карлик и с трудом поднялся. — Будь все это проклято! Ох-хо-хо.
      — Вы себя хорошо чувствуете? — спросил я и попытался его поддержать, уставившись на глубокую рану, которая пересекала все горло.
      Он резким движением высвободился.
      — Мне не нужна никакая помощь, — отрезал карлик. — Нет, мсье. Старик Мак-Кейб еще может вполне самостоятельно выйти отсюда. Разрази вас всех гром.
      — Как хотите, — согласился я.
      Он задержался на какой-то момент в дверном проеме и, витая в собственных мыслях, посмотрел на дождь. Затем внезапно без всякой причины ринулся вперед и, покачиваясь, начал удаляться, время от времени поднимая к небу кулак.
      — Чертовы тучи, — с гневом повторял карлик.
      Мы подождали, пока он отойдет подальше, и после этого зашли внутрь. Там было темно, почти полный мрак, чувствовалась сырость, и пахло гнилым деревом. Повсюду валялись перевернутые разбитые скамейки. В глубине все еще возвышалась статуя Матери Природы с обломанными руками. Она стояла между двух совершенно высохших цветов. Через дыры в крыше капала вода. Кап. Кап.
      Снаружи, словно огромный разъяренный зверь, на колеснице приближалась гроза.
      Место вполне подходило для серьезного разговора. Я приметил в дальней стене у алтаря небольшие альковы, где после службы скрывались священники-эльфы со своими дубовыми посохами и разукрашенными кадилами. Там мы и решили устроиться. С Грифиусом под боком, прислушиваясь к грому и шуму дождя на улице, я закрыл входную дверь. А затем сказал, потирая руки:
      — Это будет чудо, если мы не наткнемся здесь на смерть.
      Дракон странно поглядел на меня.
      — Мои две сестры находятся у Мордайкена, — начал он после длительной паузы. — Я начинаю чувствовать их присутствие. И больше чем уверена, что все люди барона на данный момент заняты тем, что ищут нас.
      — Да, и они уже чуть было нас не поймали.
      — Если такое когда-нибудь случится… — начал дракон.
      — Забудьте об этом.
      — Случится катастрофа.
      — Я же вам сказал, забудьте об этом.
      Но Смерть, похоже, вовсе не была расположена меня слушать.
      — Мои две сестры…
      — Ох-хо-хо! Я совершенно не уверен, что Глоин и Ориель никак не реагируют на происходящее. Если хотите услышать мое мнение, то знайте — мне кажется, что им уже дана в руки ценная путеводная нить.