1

Меган Коллинз стояла несколько в стороне от других журналистов, толпившихся в отделении скорой помощи больницы имени Рузвельта в Манхэттене. Несколько минут назад сюда был срочно доставлен бывший американский сенатор, подвергшийся нападению грабителей на Западной Центральной парковой улице.

И сейчас репортеры слонялись в ожидании сообщения о его состоянии.

Тяжелая сумка с радиотелефоном связи и многочисленными блокнотами для записей больно врезалась своим ремнем в плечо, и Меган, опустив ее на пол, прислонилась к стене, чтобы, прикрыв глаза, устроить себе маленькую передышку. Репортеры изрядно устали. Всю вторую половину дня они провели в суде, ожидая вынесения вердикта по делу о мошенничестве. В девять часов вечера, когда они уже покидали здание суда, стало известно о нападении, и их бросили на освещение его подробностей. Сейчас было уже почти одиннадцать. Прохладный октябрьский день превратился в промозглую ночь — недобрую предвестницу ранней зимы.

Ночь в больнице была горячей. Минуя регистратуру, в смотровую пронеслись молодые родители с истекающим кровью маленьким ребенком. В ожидании медицинской помощи утешали друг друга пострадавшие в автомобильной катастрофе пассажиры.

За дверями больницы к привычной какофонии нью-йоркского движения примешивалось постоянное завывание прибывающих и отъезжающих машин «скорой помощи».

Меган почувствовала прикосновение чьей-то руки.

— Как дела, адвокат?

Это был Джек Мэрфи с пятого канала. Его жена училась вместе с Меган на юридическом факультете нью-йоркского университета. И теперь, в отличие от Меган, Лиз занималась адвокатской практикой, тогда как доктор права Меган Коллинз, проработав в адвокатской фирме на Парк-авеню всего полгода, рассталась с этим поприщем и устроилась репортером Отдела новостей на радио Пи-си-ди. В этом качестве она провела уже три года, регулярно делая также репортажи для третьего телеканала Пи-си-ди.

— Полагаю, что все идет нормально, — сказала ему Меган в тот момент, когда раздался вызов.

— Нам надо пообедать как-нибудь вместе, — предложил Джек. — Мы уже давно не встречались. — Он поспешил к своему оператору, а она взялась за радиотелефон.

Звонил Кен Симон, дежурный редактор отдела новостей радио Пи-си-ди: «Мег, сканнер системы связи „скорой помощи“ отловил неотложку, направляющуюся в больницу Рузвельта с жертвой нападения, обнаруженной с ножевым ранением на Пятьдесят шестой улице. Займись ею».

Одновременно со зловещим завыванием приближающейся неотложки раздался топот спешащих ног. Группа санитаров направлялась к выходу. Мег прервала разговор, кинула телефон в сумку и бросилась вслед за пустой каталкой к подъездному проезду.

Машина с визгом остановилась у входа. Опытные руки быстро помогли перегрузить женщину на каталку. К ее лицу тут же была приложена кислородная маска. Простыня, покрывавшая хрупкое тело, была в пятнах крови. Спутанные каштановые волосы подчеркивали мертвенную бледность ее лица. Мег рванулась к дверце водителя.

— Какие-нибудь свидетели? — быстро спросила она.

— Никто не объявился. — От усталости на лице водителя залегли глубокие морщины, а голос звучал бесстрастно. — Там, возле Десятой, есть аллея между двумя многоквартирными домами для бедноты. Похоже, что кто-то подкрался к ней сзади, втолкнул в аллею и воткнул нож. Все это, вероятно, произошло мгновенно.

— Она плоха?

— Хуже не бывает.

— При ней обнаружены какие-нибудь документы?

— Никаких. Она была ограблена. Это, скорее всего, был какой-нибудь наркоман, нуждавшийся в очередной дозе.

Каталку повезли в отделение. Меган поспешила за ней.

Один из репортеров бросил в ее сторону:

— Сейчас будет сделано сообщение о состоянии сенатора.

Все устремились к стойке регистратуры. Меган не знала, что удержало ее возле каталки. Она увидела, как врач, собравшийся сделать инъекцию, снял кислородную маску и приподнял веки жертвы.

— Она скончалась, — сказал он.

Меган выглянула из-за плеча санитара и уставилась в невидящие голубые глаза мертвой молодой женщины. Дыхание у нее перехватило, когда она вгляделась в эти глаза, широкий лоб, выгнутые дугой брови, широкие скулы, прямой нос, пухлые губы. Она как будто смотрела в зеркало, ибо видела перед собой свое собственное лицо.

2

До своей квартиры в Баттери Парк Сити в самом центре Манхэттена Меган добиралась на такси. Дорога стоила недешево, но уже было поздно, и она устала. Когда такси подкатило к дому, отупляющий шок от увиденного зрелища умершей женщины не только не отступил, а скорее усилился. Жертве был нанесен удар в грудь где-то за четыре-пять часов до того, как ее обнаружили. На ней были джинсы, хлопчатобумажный жакет в полоску, кроссовки и носки. Мотивом нападения, очевидно, было ограбление. Женщина была загорелой. Светлые полоски кожи на запястье и нескольких пальцах говорили о том, что с них были сняты часы и кольца. Карманы были пусты. Никакой сумочки при ней не обнаружено.

Меган включила свет в прихожей и бросила взгляд в комнату. Из ее окон были видны остров Эллис и статуя Свободы. Она могла наблюдать, как крупные теплоходы швартуются на Гудзоне. Ей нравилась деловая часть Нью-Йорка с ее узкими улочками, размашистым величием «Мирового торгового центра», суматохой финансового района.

Квартира представляла собой просторную студию со спальным альковом и закутком для кухни. Меган обставила ее тем, что оказалось ненужным матери, надеясь, в конце концов, перебраться в более подходящее место и постепенно оборудовать его по своему вкусу. Но за три года, которые она проработала на Пи-си-ди, этого не случилось.

Сбросив куртку на спинку стула, она прошла в ванную и переоделась в пижаму и халат. В квартире было довольно тепло, но ее бил болезненный озноб. В сознании мелькнуло, что она старается не смотреть в туалетное зеркало. Пересилив себя, Меган обернулась и внимательно разглядела свое отражение, пока ее рука тянулась за очищающим кремом.

Лицо было белым как мел. Во взгляде застыл испуг. Руки у нее дрожали, когда она распускала волосы, забранные в узел, которые теперь рассыпались вокруг шеи, не доставая до плеч.

В недоверчивом оцепенении Меган старалась обнаружить разницу между собой и обликом погибшей женщины. В памяти всплыло, что лицо жертвы было немного полнее, а глаза скорее округлыми, чем овальными, подбородок — менее тяжелым. А вот оттенок кожи и цвет волос и больших невидящих глаз ничем не отличались от ее.

Она знала, где теперь находится жертва. В морге судмедэкспертизы, где ее фотографировали и снимали отпечатки пальцев.

А затем вскрытие.

Ощутив бьющую ее дрожь, Меган быстро прошла на кухню, открыла холодильник и достала пакет молока. Горячий шоколад. Может быть, он поможет унять дрожь.

С дымящейся чашкой она устроилась на диване, подобрав под себя ноги. Зазвонил телефон. Это, скорее всего, была мать, поэтому, отвечая, она постаралась, чтобы голос ее звучал ровно.

— Мег, надеюсь, ты еще не спала.

— Нет, я только что пришла. Как у тебя дела, мама?

— Думаю, все в порядке. Сегодня звонили из страховой компании. Завтра они придут опять. Только бы они не задавали больше вопросов об этом займе, который отец взял под свой страховой полис. Им, похоже, невдомек, что я и понятия не имею, что он сделал с этими деньгами.

В конце января отец Меган возвращался на своем автомобиле в Коннектикут из аэропорта Ньюарк. Весь день шел снег с дождем. В семь тридцать Эдвин Коллинз позвонил из автомобиля своему подчиненному Виктору Орзини и назначил с ним встречу на следующее утро. При этом он сказал Орзини, что подъезжает к мосту Таппан-Зи.

Несколькими секундами позднее потерявший управление бензовоз врезался на мосту в тягач с прицепом. Произошел взрыв, и пламя охватило семь или восемь других автомобилей. Тягач проломил перила моста и рухнул в бурлящую ледяную воду Гудзона. За ним последовал бензовоз, увлекая за собой другие машины.

Тяжело пострадавший свидетель, которому удалось увернуться от бензовоза, заявил, что видел, как впереди занесло темно-синий «кадиллак», который затем исчез в проломе перил. Эдвин Коллинз находился за рулем темно-синего «кадиллака».

Это была самая тяжелая катастрофа в истории моста. Погибло восемь человек. Шестидесятилетний отец Мег так и не возвратился в тот вечер домой. Предполагалось, что он погиб в автокатастрофе на мосту. Нью-йоркская администрация автодорог до сих пор вела поиски обломков и тел, но прошло уже девять месяцев, а каких-либо следов его самого или автомобиля обнаружено не было.

Панихиду отслужили через неделю после катастрофы, но по причине отсутствия свидетельства о смерти совместные активы Эдвина и Кэтрин Коллинз были заморожены, а большая сумма, на которую была застрахована его жизнь, оставалась невыплаченной.

«У матери и без стычек с этими людьми хватает горя», — подумала Меган.

— Я завтра приеду во второй половине дня, мама. И если они будут продолжать ставить палки в колеса, то нам, наверное, придется подать в суд.

Затем, после некоторого колебания, она решила, что матери сейчас меньше всего нужно знать, что от ножа погибла женщина, как две капли воды похожая на ее дочь, и вместо этого стала рассказывать о том, как прошел день в суде.

Долгое время Меган лежала в постели, охваченная зыбкой дремотой. Наконец пришел глубокий сон.

Посреди ночи раздался резкий визг. Это ожил факс. "Какого черта? " — пронеслось у нее в голове. Часы показывали четверть пятого.

Она включила свет, приподнялась на локте и смотрела, как из машины медленно выползает бумага. Выскочив из постели, Меган пересекла комнату и схватила сообщение.

В нем говорилось: «Ошибка, с Анни вышла ошибка».

3

Том Уайкер, пятидесятидвухлетний заведующий отделом новостей третьего телеканала Пи-си-ди, все чаще и чаще прибегал к услугам радиокомментатора Меган Коллинз. Он давно уже подыскивал репортера в группу прямого вещания новостей, состав которой необходимо было обновить. И теперь остановил свой окончательный выбор на Меган Коллинз. Ее достоинствами были хорошая дикция, способность импровизировать на ходу, а также непосредственность и живость, с которыми она преподносила даже незначительные события. Немаловажное значение при этом имело ее образование юриста. Она была чертовски мила внешне и обладала внутренним обаянием. Кроме того, она любила людей и умела общаться с ними.

В пятницу утром Уайкер послал за Меган. Когда она появилась в дверях его кабинета, он жестом пригласил ее войти. Меган была в приталенном жакете бледно-голубых и красновато-коричневых тонов. Юбка из такой же отличной шерсти доходила ей до сапог. «Классика, — подумал Уайкер, — как раз то, что надо для работы».

Меган пригляделась к выражению лица Уайкера, стараясь прочесть его мысли. У него было худое лицо с резкими чертами, на котором выделялись очки без оправы. Вместе с редеющими волосами они делали его больше похожим на банковского кассира, чем на влиятельного представителя средств массовой информации. Однако это впечатление быстро исчезало, как только он начинал говорить. Том нравился Меган, но она знала, что его не случайно называли «Смертоносным Уайкером». Приглашая ее на телевидение, он дал понять, что, несмотря на происшедшую трагедию с ее отцом, он должен быть уверен, что это не отразится на ее работе.

Это не отразилось, и теперь Меган слушала, как ей предлагалась работа, которая привлекала ее больше всего на свете.

Первой и неосознанной реакцией ее было желание броситься и поделиться радостью с отцом.

Тридцатью этажами ниже, в гараже здания Пи-си-ди, парковщик Берни Хеффернан сидел в автомобиле Тома Уайкера и рылся в отделении для перчаток. Природе почему-то угодно было наделить его внешностью добряка: пухлые щеки, маленький подбородок, кругленький ротик, глаза большие и невинные, волосы густые и взъерошенные, фигура крепкая, если не сказать дородная. В свои тридцать пять лет, он производил впечатление рубахи-парня, который даже в своем лучшем костюме готов сменить вам спущенное колесо.

Он по-прежнему жил со своей матерью в ветхом домишке на Джексон-Хайтс в Куинсе, где родился. Отсутствовал он только в те мрачные до жути периоды своей жизни, когда находился в заключении, где побывал с десяток раз. Впервые он оказался в детском исправительном центре на следующий день после своего двенадцатилетия. Вскоре после того, как ему исполнилось двадцать лет, он провел три года в психиатрической лечебнице. Четыре года назад его приговорили к десяти месяцам в Рикер-Айленде. Это случилось, когда полиция поймала его в автомобиле одной из студенток колледжа. Его не раз предупреждали, чтобы он держался от нее подальше. Смешно, подумал Берни, сейчас он даже не смог бы впомнить, как она выглядела. Ни та, и ни любая другая из них. А в то время они имели для него такое большое значение.

Берни страшно не хотелось вновь оказаться в тюрьме. Его пугали сокамерники. Дважды они избивали его. И он поклялся маме, что больше никогда не будет прятаться в кустах, и подглядывать в окна, и преследовать женщину, и пытаться поцеловать ее. Пока ему очень хорошо удавалось сдерживать свою натуру. Поэтому он возненавидел психиатра, который постоянно твердил маме, что однажды порочная натура Берни станет причиной таких неприятностей, в которых никто ему не поможет. Сам же Берни был уверен, что о нем беспокоиться больше не надо.

Отец бросил их, когда Берни был еще младенцем. Его раздосадованной матери больше не удалось выскочить замуж, и дома Берни вынужден был терпеть ее бесконечные жалобы на то, как несправедлива была к ней судьба все эти семьдесят три года и как многим он обязан своей матери.

Но как бы он ни был «обязан» ей, Берни все же исхитрялся тратить большую часть своих денег на радиоэлектронную аппаратуру. У него был приемник, способный перехватывать переговоры полиции, и еще один — достаточно мощный, чтобы принимать передачи со всего мира, а также устройство, способное изменять голос говорившего.

По вечерам он покорно сидел и смотрел телевизор вместе с мамашей. Когда же к десяти часам она засыпала, он тут же выключал его, бросался в подвал, настраивал свои приемники и начинал звонить ведущим различных ток-шоу, называясь вымышленными именами и рассказывая придуманные биографии. Ведущим, придерживающимся правых воззрений, он заливал про либеральные ценности, а в разговорах с либералами пел дифирамбы в адрес крайне правых. В общении с людьми он предпочитал сводить все к спорам, стычкам и взаимным оскорблениям.

Втайне от матери он также держал здесь сорокадюймовый[1] телевизор с видеомагнитофоном и часто смотрел фильмы, которые приносил из порношопа.

Полицейский сканнер навел его еще на одну идею, и он стал листать телефонные справочники и обводить номера, против которых стояли женские имена. Посреди ночи он набирал один из этих номеров и говорил, что звонит по радиотелефону, находясь рядом с ее домом, и вот-вот ворвется к ней, чтобы просто навестить ее, а может быть, и убить, добавлял он шепотом. Затем Берни сидел и хихикал, слушая, как полиция срочно направляет по этому адресу патрульные машины. Это доставляло ему такое же удовольствие, как и подглядывание в окна или преследование женщин, но только при этом он мог не беспокоиться, что неожиданно попадет в свет фар полицейского автомобиля или что коп заорет на него в громкоговоритель: «Замри!»

Автомобиль, принадлежащий Тому Уайкеру, был настоящим кладезем информации для Берни. В отделении для перчаток Уайкер держал электронную записную книжку с адресами, именами и номерами телефонов основных сотрудников станции. «Это просто клад», — думал Берни, переписывая номера в свою электронную книжку. Однажды ночью ему удалось даже «достать» жену Уайкера в ее доме. Она стала истошно вопить, как только услышала, что он находится у задней двери, на пути к ней. Впоследствии, вспоминая ее ужас, он часами трясся от смеха.

Беспокоило его только то, что впервые после освобождения из Рикер-Айленд у него вновь появилось это жуткое ощущение неспособности отделаться в мыслях от одного человека. Этим человеком был репортер. Она оказалась настолько хорошенькой, что, когда однажды он открыл перед ней дверцу автомобиля, то едва сдержался, чтобы не потрогать девушку.

Ее звали Меган Коллинз.

4

Каким-то образом Меган удалось воспринять предложение Уайкера без видимого волнения. Среди сотрудников бытовало мнение, что если вы рассыпаетесь в чрезмерной благодарности по поводу своего повышения, Уайкер начинает сомневаться в правильности своего выбора. Ему нужны были честолюбивые люди, считавшие всякое признание запоздавшим.

Стараясь казаться невозмутимой, она показала ему сообщение, пришедшее к ней по факсу. Брови у него поползли вверх, когда он пробежал его глазами.

— Что это означает? — спросил он. — В чем заключается «ошибка»? И кто такая Анни?

— Я не знаю. Том, я была в больнице Рузвельта, когда туда доставили женщину с ножевым ранением. Ее личность установлена?

— Еще нет. А при чем здесь она?

— Думаю, что вам надо знать кое-что в связи с этим, — сказала Меган без особого оптимизма. — У нее такая же внешность, как у меня.

— Она похожа на вас?

— Она могла бы запросто сойти за моего двойника. Глаза Тома сузились в щелки:

— Вы предполагаете, что в этом факсе имеется в виду смерть этой женщины?

— Возможно, это просто совпадение, но я решила, что мне следует хотя бы показать его вам.

— Я рад, что вы так решили. Оставьте мне его. Я выясню, кто занимается расследованием этого случая, и дам ему взглянуть на это сообщение.

С явным облегчением Меган получила задание в отделе новостей.

День выдался относительно спокойным. Пресс-конференция у мэра, на которой он обнародовал имя нового комиссара полиции. Подозрительный пожар, опустошивший многоквартирный дом на Вашингтон-Хайтс. К концу дня Меган позвонила, в бюро судебно-медицинской экспертизы, где ей сообщили, что служба розыска пропавших разослала рисованное изображение погибшей девушки с описанием ее физических данных. Ее отпечатки пальцев отправлены в Вашингтон для проверки по правительственной и криминальной картотекам. Смерть девушки наступила от единственного проникающего ножевого ранения в области грудной клетки, вызвавшего медленное, но обширное внутреннее кровотечение. Обе руки и ноги у нее имели следы переломов, случившихся несколько лет назад. Если в течение тридцати дней тело не будет затребовано, ее похоронят на кладбище для бедняков и бродяг в нумерованной могиле. И появится еще одна Джейн Доу.

В шесть часов Меган закончила работу и уходила из здания. После того как исчез отец, все уик-энды она проводила у матери в Коннектикуте. Сегодня она тоже собиралась отправиться туда. В воскресенье во второй половине дня ей предстояло сделать репортаж из клиники Маннинга, где занимались искусственным оплодотворением, и которая находилась в Ньютауне, в сорока минутах езды от их дома. В клинике проводился ежегодный сбор детей, родившихся в результате проведенного здесь лабораторного оплодотворения.

Ответственный редактор поймал ее у лифта:

— В воскресенье у Маннинга оператором с вами будет работать Стив. Я велел ему ждать вас там в три часа.

— О'кей.

На неделе Меган пользовалась служебной машиной. Этим же утром она приехала на своем автомобиле. Лифт остановился на гаражном этаже. Она улыбнулась, когда Берни увидел ее и немедленно засеменил на стоянку. Он подогнал ее белый «мустанг» и распахнул для нее дверцу.

— Что-нибудь слышно о вашем отце? — участливо поинтересовался он.

— Нет, но спасибо вам за сочувствие.

Он наклонился, приблизив свое лицо к ней:

— Моя мама и я молимся за вас.

«Какой приятный парень», — подумала Меган, выруливая из гаража.

5

Волосы у Кэтрин Коллинз всегда имели такой вид, будто она только что взъерошила их руками. Это была короткая вьющаяся копна белокурых прядей, теперь уже подернутая серебряно-пепельным отливом, которая ненавязчиво подчеркивала миловидность ее кукольного лица. «Хорошо, что я унаследовала твердый подбородок своего отца, — вздыхая, говорила она Меган, — иначе в свои пятьдесят три года я была бы похожа на облезлую Барби», — сходство с ней усиливалось еще и миниатюрными размерами Кэтрин. Имея всего пять футов[2] роста, она называла себя домашним лилипутом.

Патрик Келли, дед Меган, приехал в Соединенные Штаты из Ирландии в возрасте девятнадцати лет «со всем своим гардеробом за плечами и сменой белья под мышкой», как гласила домашняя легенда. Поработав днем мойщиком посуды в ресторане отеля на Пятой авеню, а ночью — омывалыциком тел в похоронном бюро, он пришел к выводу, что, хотя люди могут обойтись без многих вещей, они никогда не перестанут есть и умирать. А поскольку видеть, как люди едят, было гораздо приятнее, чем когда они лежат в гробах, осыпанные гвоздиками, Патрик Келли решил сосредоточиться на сфере питания.

Двадцать пять лет назад в Ньютауне, штат Коннектикут, он построил гостиницу своей мечты и назвал ее «Драмдоу», вспомнив деревню, в которой он родился. Гостиница имела десять гостевых комнат и отличный ресторан, который притягивал к себе людей со всей округи. В довершение своей мечты Пат приспособил под дом очаровательную ферму на прилегающем участке. Затем он подыскал себе невесту, вырастил Кэтрин и содержал гостиницу до самой смерти в возрасте восьмидесяти восьми лет.

Его дочь и внучка фактически выросли в этой гостинице. Сейчас Кэтрин вела гостиничное хозяйство с такой же прилежностью, как когда-то ее отец, и это во многом помогало ей переносить смерть мужа.

Хотя со времени трагедии на мосту прошло уже девять месяцев, она так и не могла поверить, что однажды дверь не распахнется и Эд весело не воскликнет: "Где мои девочки? " Иногда она ловила себя на том, что прислушивалась в надежде поймать звук его голоса.

А теперь еще ко всем горестям и печалям прибавилась проблема с финансами. Двумя годами раньше Кэтрин на полгода закрыла гостиницу и, заложив ее, провела капитальную реконструкцию.

Время для этого оказалось самым неподходящим. Открытие гостиницы совпало с резким падением деловой активности в экономике. Нынешних доходов не хватало на погашение процентов по закладной, а тут еще приближалось время выплаты ежеквартальных налогов. На счету у Кэтрин оставалось каких-то несколько тысяч долларов.

В течение долгих недель после трагедии Кэтрин приучала себя к страшной мысли о том, что рано или поздно раздастся телефонный звонок, и ей сообщат, что тело ее мужа извлечено из-под воды. Теперь она молила Бога, чтобы такой звонок, наконец, раздался и положил конец всей этой неопределенности и незавершенности.

В последнее время Кэтрин часто задумывалась над тем, что люди, пренебрегающие смертными обрядами, не понимают, что они необходимы душе. Она хотела иметь возможность приходить на могилу Эда. Пат, ее отец, бывало, говорил о «подобающих христианину похоронах». Она и Мег подшучивали над ним по этому поводу. Когда Пат видел в некрологах знакомое имя, она или Мег замечали не без иронии: «О Боже, надеюсь, что его похоронили как подобает христианину».

Теперь они больше так не шутили.

В пятницу во второй половине дня Кэтрин была дома и собиралась отправиться в гостиницу к обеденному часу. Из головы у нее не выходила предстоящая встреча с сотрудниками страховой компании. Пятница означала также, что вскоре домой приедет Меган, чтобы провести с ней уик-энд.

Страховые агенты должны быть с минуты на минуту. «Если бы они выплатили хотя бы часть страховки, пока ныряльщики не нашли обломки машины, — думала Кэтрин, прикрепляя брошь на отвороте своего жакета в мелкую клетку. — Мне так нужны деньги. Они просто пытаются отделаться от необходимости платить в двойном размере, но ведь я и не настаиваю на этом условии, пока у них нет тех доказательств, о которых они твердят».

Когда же прибыли два хмурых агента, то речь даже не зашла о начале выплаты.

— Миссис Коллинз, — сказал старший из них, — я надеюсь, вы поймете нашу позицию. Мы сочувствуем вам и понимаем, в каком затруднительном положении вы находитесь. Но проблема в том, что мы не можем санкционировать выплату по страховому полису вашего мужа без свидетельства о смерти, а его-то как раз и не выдают.

Кэтрин уставилась на них:

— Вы хотите сказать, что его не выдадут, пока не будет абсолютных доказательств его смерти? Но представьте, что река унесла его тело прямо в Атлантику?

Оба мужчины обеспокоено заерзали. Теперь в разговор вступил младший из них:

— Миссис Коллинз, администрация нью-йоркских автодорог, как владелец моста Таппан-Зи, приняла все меры для извлечения из воды, как жертв, так и обломков. Предположим, что машины разнесло взрывами. Но и в этом случае такие прочные части, как трансмиссия и двигатель, не разрушаются. Кроме тягача с прицепом и бензовоза, с моста сошло шесть автомобилей или семь, если считать машину вашего мужа. Обломки всех других автомобилей извлечены. Все тела, кроме тела вашего мужа, подняты. На дне реки под местом катастрофы не обнаружено ни колеса, ни покрышки, ни дверцы, ни какой-либо детали двигателя от «кадиллака».

— Вы хотите сказать... — Кэтрин с трудом подыскивала слова.

— Мы хотим сказать, что в исчерпывающем отчете о катастрофе, который администрация дорог представит в ближайшее время, категорически утверждается, что Эдвин Коллинз не мог погибнуть в происшедшей в ту ночь трагедии на мосту. Специалисты считают, что даже если он и находился поблизости от моста, то в число жертв не попал. Мы полагаем, что, избежав катастрофы, он воспользовался ею, чтобы прикрыть свое исчезновение, которое давно планировал. Решив, что, застраховав свою жизнь, он позаботился о вас и о дочери, ваш муж отправился туда, где давно уже собирался начать новую жизнь.

6

Мак, как называли доктора Джереми Макинтайра, жил со своим семилетним сыном Кайлом за поворотом дороги рядом с домом Коллинзов. Во время летних каникул, когда Мак был еще студентом Иельского университета, он подрабатывал официантом в гостинице «Драмдоу». За летние месяцы он так привязался к этим местам, что решил здесь поселиться.

С годами Мак стал замечать, что он относится к той категории парней, на которых в толпе девушки не обращают внимания. Среднего роста, средней комплекции, со средней внешностью. Эта характеристика была довольно точной, но Мак относился к себе предвзято. Присмотревшись повнимательней, женщины могли бы обнаружить притягательность его насмешливых карих глаз, озорную непосредственность его вечно взъерошенных соломенных волос и спокойную уверенность в себе, с которой он повел бы их в танце или взял под руку на скользкой зимней дороге.

Мак всегда знал, что когда-нибудь станет врачом. К тому времени, когда началась его учеба на медицинском факультете Нью-йоркского университета, он уже почти был уверен, что будущее медицины — в генетике. И теперь, в свои тридцать шесть лет, он работал в научно-исследовательской лаборатории генетики «Лайфкод» в Уэстпорте, который находится в пятидесяти минутах езды к юго-востоку от Ньютауна.

Это была работа, к которой он стремился, и которая вполне устраивала его как разведенного холостяка, имеющего на своем попечении сына. Мак женился в двадцать семь лет. Семейная жизнь продолжалась полтора года и привела к появлению Кайла. Однажды, вернувшись из лаборатории домой, Мак обнаружил сиделку и записку. В ней говорилось: «Мак, это не для меня. Я дрянная жена и плохая мать. Мы оба знаем, что из этого ничего не получится. Я вынуждена махнуть рукой на карьеру. Позаботься о Кайле. Прощай. Джинджер».

С тех пор дела у Джинджер шли не так уж плохо. Она пела в кабаре в Вегасе и на круизных теплоходах, записала несколько пластинок, последняя из которых даже имела успех. Ко дню рождения Кайла и к Рождеству от нее приходили дорогие подарки, которые неизменно оказывались или слишком сложными, или чересчур примитивными. Это было неудивительно, ибо после своего ухода она видела Кайла всего трижды за семь лет.

Несмотря на облегчение, испытанное им при разводе, Мак все же не мог до конца избавиться от огорчения, вызванного уходом Джинджер. Развод почему-то никогда не входил в его планы на будущее и по-прежнему заставлял его испытывать неудобства. Он знал также, что его сын нуждается в материнском тепле, поэтому относился к нему с особой заботой и даже гордился тем, какой он внимательный отец.

По пятницам, вечером, Мак с Кайлом часто ужинали в «Драмдоу». Обычно они садились в небольшом уютном гриль-баре, где по индивидуальным заказам готовились пицца, рыба и чипсы.

Во время обеда здесь всегда находилась Кэтрин. Когда подросла, Мег тоже стала часто появляться в гостинице. В десять лет, когда Мак был уже девятнадцатилетним помощником официанта, Мег заметила как-то с тоской в голосе, как хорошо обедать дома. «Папа и я иногда так и делаем, когда он не в отъезде».

После того как отец пропал, Мег проводила дома почти все уик-энды и приходила с Кэтрин ужинать в гостиницу. Но в этот вечер здесь не было ни Кэтрин, ни Мег.

Мак не скрывал своего разочарования, а Кайл, который обычно ждал встречи с Мег с особым нетерпением, сделал вид, что его не огорчает ее отсутствие: «Так, ее здесь нет, отлично».

«Отлично» было новым универсальным словом у Кайла. С его помощью он передавал все оттенки своих чувств: от воодушевленности до отвращения. Сегодня же Мак затруднялся определить, какое чувство вкладывал в него Кайл. «Постой, — сказал он себе, — надо дать ребенку время. Если что-то беспокоит его по-настоящему, это рано или поздно проявится и уж вряд ли окажется как-то связанным с Меган».

Кайл молча доел свою пиццу. Он был зол на Меган. Она всегда вела себя так, как будто ее действительно интересовало все, чем он был занят, а вот в среду, когда он был во дворе и только что научил Джека стоять на задних лапах и служить, она проехала мимо и не обратила на него внимания. Ехала она совсем медленно, и он к тому же крикнул, чтобы она остановилась. В том, что она видела его, у него не было сомнений, так как она смотрела прямо на него. Но затем она увеличила скорость и уехала, не удосужившись взглянуть, какие фокусы научился выделывать Джек. Отлично.

Он не будет рассказывать об этом папе. Тот обязательно скажет, что Меган просто расстроена из-за того, что мистер Коллинз так долго не возвращается домой и что он, возможно, оказался среди тех, чьи машины свалились с моста в реку. Он скажет, что иногда, когда люди поглощены мыслями о чем-то другом, они могут проходить мимо и не замечать тебя. Но в среду Мег видела Кайла и даже не помахала ему рукой. «Отлично, — думал он. — Просто отлично».

7

Войдя в дом, Меган обнаружила мать сидящей в полутемной гостиной с безвольно опущенными плечами.

— Что с тобой, мам? — спросила она с беспокойством. — Уже почти половина восьмого. Ты не собираешься идти в «Драмдоу»? — Она включила свет и увидела покрытое пятнами и заплаканное лицо Кэтрин. Опустившись на колени, она взяла мать за руки.

— О Боже, неужели они нашли его? Да?

— Нет, Мегги, нет. — Кэтрин сбивчиво рассказала ей о визите страховых агентов.

«Только не отец, — думала Меган. — Он не смог бы, да и не захотел бы причинить матери такую боль. Только не ей. Здесь какая-то ошибка».

— Это самое невероятное предположение из всего, что мне приходилось слышать, — твердо заключила она.

— То же самое сказала им я. Но, Мег, почему отец взял так много денег под страховку? Это не дает мне покоя. И даже если он вложил их, то я не знаю куда. Без свидетельства о смерти у меня связаны руки. Я не могу покрыть расходы. Филлип ежемесячно присылает долю отца от доходов компании, но она стала невелика, так как основную часть заработка у отца составляли комиссионные. Я знаю, что я консерватор по натуре, но, наверное, бес меня попутал, когда я затевала реконструкцию гостиницы. Тут я перестаралась. И теперь мне, наверное, придется продать «Драмдоу».

Гостиница. В пятницу вечером мать должна быть там, в своей стихии, встречать посетителей, приглядывать за официантами и их помощниками, за тем, как накрыты столы, пробовать блюда на кухне, проверять и перепроверять каждую мелочь.

— Отец не мог так поступить по отношению к тебе, — без тени сомнения заявила Меган. — Я уверена в этом.

Кэтрин Коллинз затряслась в беззвучных рыданиях:

— Возможно, отец воспользовался катастрофой на мосту, чтобы отделаться от меня. Но почему, Мег? Я ведь так любила его.

Меган обняла мать.

— Послушай, — твердо сказала она, — ты была совершенно права, когда говорила, что отец никогда бы не поступил так с тобой. Так или иначе, но мы докажем это.

8

Посредническая фирма «Коллинз энд Картер», занимающаяся подбором кадров, находилась в городе Данбери, штат Коннектикут. Эдвин Коллинз основал ее в двадцать восемь лет, проработав до этого пять лет в аналогичной нью-йоркской компании «Форчун 500». К тому времени он понял, что работа в корпоративной структуре не для него.

После женитьбы на Кэтрин Келли он перевел свой офис в Данбери. Им хотелось жить в Коннектикуте, а место нахождения офиса не имело значения, так как большую часть времени Эдвин проводил в разъездах по стране, посещая своих клиентов.

Лет за двенадцать до своего исчезновения Коллинз ввел в свое дело Филлипа Картера.

Картер, выпускник Уартона и к тому же имевший диплом юриста, до этого был клиентом Эдвина и несколько раз с его помощью устраивался на работу в крупные фирмы. Последний раз, перед тем как они объединили свои усилия, Картер служил в международной фирме в Мэриленде.

Посещая Картера, Коллинз обычно обедал или выпивал вместе с ним. С годами между ними возникла деловая дружба. В начале восьмидесятых, после тяжелого развода с женой, с которой он прожил полжизни, Филлип Картер окончательно оставил свою работу в Мэриленде, чтобы стать компаньоном и заместителем Коллинза.

Во многом они были разными людьми. Коллинз — высокий и симпатичный в классическом понимании этого слова — одевался безупречно и отличался спокойной рассудительностью, в то время как Картер привлекательными, но неправильными чертами и густой копной седеющих волос больше напоминал грубовато-простодушного добрячка. Одежда на нем неизменно была дорогой, но никогда не отличалась тщательностью подбора, а галстук был редко подтянут до конца. Он был душой мужских компаний, которые покатывались со смеху от его анекдотов за выпивкой. Женщины тоже не оставались без его внимания.

Дело у них пошло. Долгое время Филлип Картер продолжал жить в Манхэттене и ездил на работу в Данбери, если не находился в командировке по делам фирмы. Его имя часто мелькало в светской хронике в сообщениях о званых обедах и бенефисах, которые он посещал в компании с разными женщинами. В конце концов, он приобрел небольшой домик в Брукфилде, в десяти минутах езды от офиса, и большую часть времени проводил в нем.

Теперь, к пятидесяти трем годам, Филлип Картер стал известной фигурой в Данбери.

Он регулярно задерживался на своем рабочем месте еще на несколько часов после того, как все расходились по домам. Причиной было то, что ряд клиентов и кандидатов находились на Среднем Западе и Западном побережье, и связь с ними лучше всего было поддерживать, когда на Восточном побережье был вечер. А после той ночи, когда произошла трагедия на мосту, Филлип вообще редко покидал офис раньше восьми.

Когда без пяти восемь позвонила Меган, он как раз брал в руки пальто.

— Я опасался, что все сведется к этому, — заметил он, когда она рассказала о визите страховых агентов. — Не могли бы вы зайти завтра около полудня?

Закончив разговор, он еще долго сидел за столом. Затем вновь взял трубку и позвонил своему бухгалтеру.

— Думаю, что нам лучше начать ревизию прямо сейчас, — тихо сказал он.

9

Приехав в субботу к двум часам в офис фирмы своего отца, Меган застала там троих мужчин, работавших с калькуляторами за длинным столом, на котором обычно находились журналы и цветы. Филлипу не надо было объяснять ей, что это были ревизоры. Он предложил ей пройти в кабинет отца.

Ночь она провела без сна, обуреваемая вопросами, сомнениями и возражениями. Филлип закрыл дверь и указал на один из двух стульев перед столом, а сам сел на другой. Она оценила эту деликатность, ибо ей было бы больно видеть его за рабочим столом отца.

У нее не было сомнений в том, что Филлип будет откровенен.

Вопрос вырвался сам собой:

— Филлип, неужели есть хоть малейшая вероятность того, что мой отец жив и просто решил скрыться?

Незначительная пауза, прежде чем он заговорил, сказала обо всем.

— И вы тоже так считаете? — выдохнула она.

— Мег, я прожил достаточно долго, чтобы знать, что возможно все. Откровенно говоря, следователи и страховые агенты уже побывали здесь и задали немало довольно прямых вопросов. Пару раз меня так и подмывало вышвырнуть их отсюда. Как и все другие, я ожидал, что, в конце концов, автомобиль Эда или хотя бы его обломки будут найдены. Не исключено, что большую часть из них унесло течением или они оказались под слоем ила на дне реки, но ведь все равно при этом остались бы хоть какие-то следы автомобиля. Поэтому я отвечаю на ваш вопрос: «Да, есть такая вероятность. И нет, потому что я не могу поверить, что ваш отец способен на подобное».

Это было то, что она ожидала услышать, но легче от этого ей не стало. Однажды в раннем детстве Меган попыталась достать из тостера пригоревший ломтик хлеба с помощью вилки. Вот и сейчас боль была такой, как будто сквозь нее проходил электрический ток.

— И конечно, делу не помогает то, что за несколько недель до исчезновения отец взял большую сумму наличными под страховой полис.

— Да, не помогает. Я хочу, чтобы вы знали, что я провожу ревизию ради вашей матери. Когда это дело выплывет на поверхность, а оно выплывет, я хочу с полной уверенностью заявить, что наша финансовая отчетность в полном порядке. Такого рода дела порождают, какие угодно слухи, как вы понимаете.

Меган опустила взгляд. На ней были джинсы и пиджак из джинсовой ткани. В голове мелькнуло, что так же была одета убитая женщина, когда ее доставили в больницу Рузвельта. Она отмахнулась от этой мысли.

— Может быть, мой отец играл на тотализаторе? Возможно, для этого ему потребовалась большая сумма наличными?

Картер покачал головой:

— Твой отец не был игроком, я знал его достаточно хорошо, Мег. — На лице у него появилась гримаса. — Мне бы хотелось найти ответ, Мег, но я не могу. Ничто в поведении Эда не говорило о том, что он предпочтет исчезнуть. С другой стороны, отсутствие каких-либо следов на месте катастрофы не может не вызывать подозрений, по крайней мере, у посторонних.

Меган перевела взгляд на рабочий стол с вращающимся креслом за ним. Она могла представить, как отец сидел здесь, откинувшись назад. Глаза блестят, руки сложены на груди, и весь он пребывает в позе, которую мать называла «позой святого мученика».

Она видела себя ребенком, вбегающим в его кабинет. У отца всегда находились сладости для нее: плитки липкого шоколада, батончики с арахисом. Мать пыталась удержать ее от всего этого:

— Эд, — протестовала она, — не давай ребенку так много сладкого. Ты испортишь ей зубы.

— Сладкое к сладкой, Кэтрин.

Папина дочка. Всегда и во всем. Он был чудо-родителем. Мать заставляла ее играть на пианино и заправлять постель. Мать протестовала, когда она бросила работу в адвокатской конторе. «Ради Бога, Мег, — умоляла она, — не ограничивайся шестью месяцами. Не дай пропасть своему образованию».

Отец понимал ее:

— Оставь ее в покое, дорогая, — сказал он твердо. — У Меган есть своя голова на плечах. И неплохая.

Однажды в детстве Меган спросила отца, почему он так часто бывает в командировках.

— Ох, Мег, — вздохнул он. — Как бы мне хотелось, чтобы в этом не было необходимости. Видимо, я рожден, чтобы быть странствующим менестрелем.

Возвратившись домой после длительного отсутствия, он всегда старался наверстать упущенное и, вместо того чтобы пойти в гостиницу, предлагал закатить обед на троих дома.

— Анна Меган, — говорил он ей, — я приглашаю тебя на свидание.

«В кабинете все еще витает его дух, — думала Меган. — Этот добротный стол из красного дерева он откопал в магазине „Армии спасения“ и сам отреставрировал его. За ним столик с фотографиями ее и матери. Фолианты в кожаных переплетах между книгодержателями в виде львиных голов».

Девять месяцев она скорбела о нем как о погибшем. И сейчас ее скорбь лишь усилилась. «Если страховые агенты были бы правы, то он должен был стать ей чужим».

Меган посмотрела в глаза Филлипу Картеру.

— Они не правы, — вслух сказала она. — Я верю, что мой отец погиб. Я верю, что какие-то обломки его машины еще будут найдены. — Она обвела взглядом комнату. — Но справедливости ради мы не имеем права держать этот кабинет за отцом. На следующей неделе я приеду и заберу его личные вещи.

— Мы сами позаботимся об этом, Мег.

— Нет. Пожалуйста. Мне лучше разобрать его вещи здесь, чтобы не видела мама. Ведь она и без того так сильно страдает.

Филлип Картер согласно кивнул.

— Вы правы, Мег. Меня тоже беспокоит состояние Кэтрин.

— Именно поэтому я не решилась рассказать ей о том, что произошло позавчера вечером. — Она видела по лицу, как растет его беспокойство по мере ее рассказа об убитой женщине, похожей на нее, и о факсе, который пришел к ней посреди ночи.

— Мег, это уму непостижимо, — произнес он. — Надеюсь, ваш босс проследит, чтобы этим занялась полиция. Мы не можем допустить, чтобы с вами что-то случилось.

Повертев ключ в двери офиса фирмы «Коллинз энд Картер», Виктор Орзини удивился, что она была не заперта. В субботу вечером офис обычно находился в его полном распоряжении. Он вернулся после серии встреч в Колорадо и намеревался просмотреть накопившуюся почту и деловые бумаги.

Тридцати одного года, с непроходящим загаром, мускулистым и тренированным телом, он производил впечатление человека, который больше находится на воздухе, чем за рабочим столом в конторе. Смоляные волосы и крупные черты лица указывали на его итальянское происхождение. А яркой голубизной своих глаз он был обязан бабушке-англичанке.

Орзини работал у Коллинза и Картера уже почти семь лет. Он не рассчитывал торчать здесь всю жизнь и всегда рассматривал свое нынешнее положение как ступеньку к работе в более крупной фирме.

Брови у него вопросительно изогнулись, когда он толкнул дверь и увидел ревизоров. Нарочито бесстрастным тоном старший из них сообщил, что Филлип Картер и Меган Коллинз находятся в кабинете Эдварда Коллинза. Затем он торопливо поведал ему версию страховых агентов о том, что Коллинз сам предпочел скрыться.

— Это ахинея, — Виктор пересек приемную и постучал в закрытую дверь. Открыл ему Картер.

— О, Виктор, рад тебя видеть. Мы не ждали тебя сегодня.

Меган повернулась, чтобы поздороваться с ним. По ее лицу он понял, что она едва сдерживает слезы. Ему хотелось сказать ей что-нибудь успокаивающее, но в голову не приходило ничего подходящего. Следователи уже допрашивали его по поводу телефонного разговора, который состоялся у него с Эдом Колллинзом как раз перед катастрофой. "Да, — ответил он тогда, — Эдвин сказал, что он въезжает на мост. Да, я уверен, что он сказал «въезжает», а не «съезжает» с моста. Вы считаете, что у меня плохо со слухом? Да, он хотел встретиться со мной следующим утром. В этом не было ничего необычного. Эд всегда пользовался своим автомобильным радиотелефоном".

Неожиданно в голове у него мелькнула мысль: сколько же пройдет времени, прежде чем кто-то усомнится в этом. Ведь он был единственным человеком, по словам которого Эд Коллинз в тот вечер въезжал на мост Таппан-Зи. Ему нетрудно было отметить озабоченность на лице Меган, когда он пожимал ее руку.

10

В три часа дня в воскресенье Мег встретила Бойла, оператора Пи-си-ди, на автостоянке возле клиники Маннинга.

Клиника стояла на склоне холма в двух милях от автострады № 7 в сельской местности Кент в сорока минутах езды от дома Меган. Здание было выстроено в 1890 году в качестве резиденции ловкого бизнесмена, у жены которого хватило здравого смысла, чтобы удержать своего амбициозного муженька от кричащей демонстрации своего стремительного взлета до положения торгового магната. Она убедила его, что дом в стиле английской сельской усадьбы впишется в окружающие красоты пейзажа гораздо лучше, чем замысленный им псевдодворец.

— Готов к детскому часу? — спросила Меган оператора, когда они потащились к клинике.

— Играют «Гиганты», а нам подсунули этих сосунков, — проворчал в ответ Стив.

Огромный вестибюль внутри особняка использовался в качестве приемного покоя. На стенах, отделанных дубовыми панелями, всюду красовались портреты детей, которые своим появлением на свет были обязаны прогрессу современной медицины. В огромном зале царила семейная атмосфера, во многом благодаря тому, что мебель в нем была сгруппирована так, чтобы способствовать интимным разговорам или неофициальным беседам.

На столах лежали журналы с записями, сделанными благодарными родителями. "Мы так хотели ребенка. Наша жизнь была неполной. И тогда мы записались на прием в клинику Маннинга... " "Я ходила к друзьям, чтобы посмотреть на их ребенка, и едва удерживалась от слез. Кто-то посоветовал мне воспользоваться лабораторным оплодотворением, и через пятнадцать месяцев после этого у нас родилась Джемми... "«Приближалось мое сорокалетие, и я знала, что скоро будет слишком поздно...»

Каждый год, в третье воскресенье октября, дети, зачатые в лаборатории клиники Маннинга, приглашались вместе со своими родителями, чтобы отметить этот успех. Меган выяснила, что в этом году разослано три сотни приглашений, свыше двухсот из которых приняты бывшими питомцами. Это был многолюдный, шумный и веселый праздник.

В одной из уютных гостиных Меган брала интервью у доктора Джорджа Маннинга, убеленного сединой семидесятилетнего директора клиники, и попросила его рассказать, в чем состоит суть лабораторного оплодотворения.

— Если прибегнуть к самым доступным терминам, — пояснил он, — то лабораторное оплодотворение можно охарактеризовать как метод, позволяющий женщине, страдающей бесплодием, иметь одного или нескольких детей, которых она так страстно желает. После того как установлен ее менструальный цикл, она начинает проходить медикаментозное лечение, направленное на стимуляцию выработки яичниками достаточного количества яйцеклеток, которые затем извлекаются из ее организма.

Партнер женщины предоставляет семенную жидкость для оплодотворения яйцеклеток в лабораторных условиях. На следующий день эмбриолог выясняет, произошло ли оплодотворение, и какие конкретно клетки оказались оплодотворенными. Если успех достигнут, гинеколог вводит одну или несколько оплодотворенных яйцеклеток, которые уже называются эмбрионами, в матку женщины. При наличии соответствующего запроса, оставшиеся эмбрионы сохраняются при низкой температуре для последующей имплантации.

Через пятнадцать дней делается первый анализ крови на беременность. — Доктор показал в сторону большого зала. — И, как вы можете судить по собравшейся сегодня здесь толпе, многие из этих анализов оказываются положительными.

— Да, могу, — согласилась Мег. — А каково соотношение удачных и неудачных исходов, доктор?

— Все еще не настолько высокое, как хотелось бы нам, но оно постоянно повышается, — торжественно заверил он.

— Благодарю вас, доктор.

Сопровождаемая Стивом, Меган взяла несколько интервью у матерей, которых просила поделиться своим личным опытом, связанным с зачатием детей в пробирках.

Одна из них, позируя перед камерой с тремя розовощекими отпрысками, говорила:

— Они оплодотворили четырнадцать яйцеклеток и имплантировали три. Результатом одной из них стала беременность, и вот он перед вами, — она с улыбкой посмотрела на старшего сына. — Крису сейчас семь лет. Остальные эмбрионы были заморожены. Я вернулась сюда пять лет назад, и в результате появился Тодди. Затем в прошлом году я предприняла еще одну попытку, и теперь Джилл — три месяца. Некоторые эмбрионы не перенесли оттаивания, но в лаборатории сохраняются при криогенной температуре еще два из них на случай, если когда-нибудь я смогу выкроить время еще на одного ребенка, — со смехом сказала она и бросилась вдогонку за своим четырехлетним малышом.

— Может быть, уже достаточно, Меган? — спросил Стив. — Мне бы хотелось успеть хотя бы на последний период игры «Гигантов».

— Давай побеседуем еще с одним из сотрудников клиники. Я понаблюдала за той женщиной и убедилась, что она, похоже, знает всех по именам.

Мег подошла к женщине и взглянула на табличку с ее именем.

— Могу ли я побеседовать с вами, доктор Петровик?

— Да, конечно. — Голос у Петровик был хорошо поставлен и имел лишь чуть заметный акцент. Среднего роста, с карими глазами и благородными чертами лица, она в обращении с людьми была скорее вежливой, чем дружелюбной. Но дети, тем не менее, ходили за ней гурьбой.

— Как давно вы работаете в этой клинике, доктор?

— В марте будет семь лет. Я — эмбриолог, в ведении которого находится лаборатория.

— Какие чувства вы испытываете к этим детям?

— Я чувствую, что каждый из них просто чудо.

— Благодарю вас, доктор.

— Хотя у нас уже достаточно отснятого материала, — сказала Мег Стиву, когда они покидали Петровик, — но все же хочется сделать еще и групповую съемку. Они соберутся через минуту.

Съемка делалась на лужайке перед входом в особняк. Царила обычная неразбериха, пока детей, от только что начавших ходить и до девятилетних подростков, расставляли в передних рядах; матери с грудными младенцами становились на заднем плане, а персонал занимал свои места по бокам.

Стоял яркий день бабьего лета, и, пока Стив наводил камеру, у Меган мелькнула мысль о том, что все без исключения дети выглядели хорошо одетыми и счастливыми. «А почему бы нет, — решила она. — Ведь все они являются желанными».

Из переднего ряда выскочил трехлетний мальчуган и бросился к своей беременной матери, которая стояла рядом с Меган. Голубоглазый и золотоволосый, с милой и застенчивой улыбкой, он обхватил колени матери.

— Сними это, — сказала Меган Стиву. — Он восхитителен. — Стив направил камеру на мальчугана как раз в тот момент, когда мать уговаривала его присоединиться к другим детям.

— Я здесь, Джонатан, — заверила она его, возвращая назад в шеренгу. — Ты сможешь видеть меня. Я обещаю, что не уйду никуда. — Она вернулась на свое прежнее место.

Меган подошла к ней.

— Не могли бы вы ответить на несколько вопросов? — спросила она, доставая микрофон.

— С радостью.

— Будьте добры, назовите ваше имя и скажите, сколько лет вашему мальчику.

— Я Дина Андерсон, а Джонатану уже почти три.

— Ребенок, которого вы ожидаете, тоже результат лабораторного оплодотворения?

— Да, и более того, он близнец Джонатана.

— Близнец? — В голосе Меган прозвучало удивление.

— Я знаю, что в это трудно поверить, — радостно произнесла Дина Андерсон. — Но, тем не менее, это так. Чрезвычайно редко, но эмбрион может разделиться в лаборатории точно так же, как и в чреве матери. Когда нам сказали, что одна из яйцеклеток разделилась, мы с мужем решили, что я попытаюсь выносить и родить каждого из близнецов по отдельности. Мы посчитали, что так у каждого из них будет больше шансов выжить в моем чреве. К тому же это удобней. У меня ответственная работа, и мне не хотелось бы оставлять двоих малышей с няней.

Нанятый клиникой фотограф щелкал своим аппаратом. Через секунду он крикнул: «О'кей, дети, спасибо».

Детвора рассыпалась в разные стороны, и Джонатан подбежал к матери. Дина Андерсон заключила сына в объятия.

— Я не могу представить себе жизни без него, — заметила она. — А дней через десять у нас будет Райан.

«Эта передача должна вызвать большой интерес», — подумала Меган.

— Миссис Андерсон, — сказала она убежденно, — если вы согласитесь, то я поговорю со своим боссом о создании телеочерка о ваших близнецах.

11

На обратном пути в Ньютаун Меган позвонила из автомобиля домой. Услышав автоответчик, она забеспокоилась, но ее тревоги быстро улеглись после звонка в гостиницу, где ей сказали, что миссис Коллинз находится в обеденном зале. «Передайте ей, что я в пути, — попросила она дежурную, — и встречусь с ней в гостинице».

Следующие пятнадцать минут Меган ехала как будто на автопилоте. Возможность сделать телеочерк, идею которого она подбросит Уайкеру, действовала на нее возбуждающе. И в этом ей поможет Мак. Будучи специалистом в области генетики, он сможет дать ей квалифицированный совет и подкинуть необходимую литературу, чтобы она смогла ознакомиться со всеми аспектами искусственного оплодотворения, включая статистику успехов и неудач. Остановившись перед светофором, она взяла радиотелефон и набрала его номер.

Трубку взял Кайл. Меган удивленно вскинула брови, услышав как изменился его тон, когда он сообразил, кто звонит. "Что гнетет его? — удивилась она, когда мальчик, нарочито игнорируя ее приветствие, передал трубку отцу.

— Привет, Меган. Чем могу помочь? — Как всегда, звук его голоса знакомой болью отозвался в сердце Меган. Она называла его лучшим другом, когда ей было десять лет, увлеклась им в двенадцать, а к шестнадцати всерьез влюбилась в него. Через три года он женился на Джинджер. Она была у него на свадьбе и с трудом пережила этот день своей жизни. Мак был помешан на Джинджер, и Меган подозревала, что даже спустя семь лет, если Джинджер постучит в дверь и поставит свой чемодан, Мак примет ее. Мег никогда не признавалась себе в том, что, как бы она ни старалась, ей не удастся перестать любить Мака.

— Мне может понадобиться кое-какая профессиональная помощь, Мак. — Когда ее машина миновала перекресток и набрала скорость, она рассказала о своем посещении клиники и телеочерке, который она замышляла сделать.

— Мне желательно побыстрее получить эту информацию, чтобы я смогла заинтересовать в ней своего босса.

— Я могу предоставить тебе ее прямо сейчас. Мы с Кайлом как раз отправляемся в гостиницу. Я захвачу все с собой. Хочешь пообедать с нами?

— Все получается как нельзя лучше. До встречи. — Она положила трубку.

На часах было почти семь, когда она добралась до города. На улице холодало, и вечерний бриз превратился в порывистый ветер. Свет фар выхватывал отдельные деревья, все еще покрытые густой листвой, которая беспокойно колыхалась на ветру, бросая такие же мечущиеся тени на дорогу. В этот момент они напомнили ей темные и неспокойные воды Гудзона.

«Сосредоточься на том, как ты собираешься преподнести Уайкеру идею специального очерка о клинике Маннинга», — яростно убеждала она себя.

Филлип Картер сидел в «Драмдоу» за столиком у окна, накрытым на троих. Он помахал Меган.

— Кэтрин на кухне устраивает разнос шеф-повару, — сказал он ей. — За соседним столиком, — кивнул он в сторону, — заказали недожаренный бифштекс. По словам твоей матери, то, что им подали, могло сойти за хоккейную шайбу. В действительности, он был средней зажаренности.

Меган опустилась на стул и улыбнулась:

— Лучше всего для нее было бы, если бы повар плюнул на все и ушел. Тогда ей пришлось бы вернуться на кухню. Это отвлекло бы от неприятностей. — Она потянулась через стол и дотронулась до руки Филлипа. Спасибо вам за то, что пришли.

— Надеюсь, ты еще не обедала. Мне удалось уговорить Кэтрин пообедать со мной.

— Великолепно. А что, если я только выпью кофе с вами? С минуты на минуту здесь будут Мак с Кайлом, которым я уже обещала пообедать вместе. По правде, говоря, я хочу воспользоваться мозгами Мака.

За обедом Кайл продолжал дуться на Меган. В конце концов, она не выдержала и вопрошающе вскинула брови на Мака, который лишь пожал плечами и пробормотал: «Не спрашивай». Мак предостерег ее в отношении телеочерка, который она планировала: «Ты права, здесь много неудач, и это очень дорогостоящая процедура».

Мег смотрела на Мака и его сына. Они были такие одинаковые. Ей вспомнилось, как сжимал ее руку отец на свадьбе Мака. Он понимал. Он всегда понимал ее.

Когда обед заканчивался, она сказала:

— Я посижу с мамой и Филлипом несколько минут, — и, положив руку на плечи Кайла, добавила: — Увидимся позднее, дружочек.

Он обиженно отстранился.

— Эй, да ладно... — сказала Меган. — С чего это ты?

К своему удивлению, она увидела в его глазах слезы:

— Я думал, что ты мой друг. — Он стремительно отвернулся и побежал к двери.

— Я разберусь с ним, — пообещал Мак и бросился догонять сына.

В семь часов вечера в расположенном неподалеку Бриджуотере Дина Андерсон с Джонатаном на коленях допивала очередную чашку кофе и рассказывала мужу о встрече в клинике Маннинга.

— Мы можем стать знаменитыми, — говорила она. — Меган Коллинз, ну ты знаешь, репортер с третьего канала, хочет получить у своего начальства разрешение присутствовать в клинике во время моих родов и снять Джонатана со своим маленьким братцем сразу же после его появления на свет. Если ее босс даст «добро», она впоследствии, время от времени, будет фиксировать на пленке, как они растут.

На лицо Дональда Андерсона легла тень сомнения.

— Дорогая, я не уверен, что нам нужна подобная известность.

— О, да что ты. Это будет так интересно. К тому же я согласна с Меган, что чем больше желающих иметь детей узнают о различных методах искусственного оплодотворения, тем скорее они поймут его преимущества. Этот парнишка, без всяких сомнений, стоит всех расходов и потраченных сил.

— Голова этого парнишки скоро окажется в твоей чашке с кофе. — Андерсон встал, обошел вокруг стола и взял у жены сына. — Пора в постель, Бонзо, — объявил он и добавил: — Если ты хочешь этого, то я не возражаю. И в самом деле, было бы неплохо иметь кое-какие профессиональные видеозаписи детей.

С нежностью во взгляде Дина смотрела, как ее синеглазый и светловолосый муж нес по лестнице как две капли воды похожего на него Джонатана. Она уже приготовила все ранние фотографии своего первенца, чтобы сравнить их с будущим фото Райана. В клинике у нее остается еще один эмбрион. "Года через два мы попытаемся завести еще одного ребенка, и, возможно, он будет похож на меня, — подумала она, глядя в зеркало над сервированным столом, откуда на нее смотрела женщина с матовым оттенком кожи, карими глазами и жгуче-черными волосами. «Это будет не так уж плохо», — пробормотала она про себя.

В гостинице, потягивая вторую чашку кофе в обществе своей матери и Филлипа, Меган слушала его хладнокровные рассуждения об исчезновении ее отца.

— Большой заем, который Эдвин сделал под залог страхового полиса, играет на руку страховой компании. Как вам было уже сказано, они воспринимают это обстоятельство как свидетельство того, что по известным ему причинам, он собирал наличные. Меня уведомили, что наряду с его личной страховкой, они не собираются также выплачивать предпринимательскую страховку, которая полагается вам как компенсация за то, что он являлся старшим компаньоном фирмы.

— Таким образом, — тихо произнесла Кэтрин Коллинз, — из-за того, что я не могу подтвердить смерть мужа, я должна всего лишиться. Филлип, причитаются ли Эдвину еще какие-либо деньги за его прошлую работу?

Его ответ был прост:

— Нет.

— Как идет охота за головами в этом году?

— Не очень хорошо.

— Вы одолжили нам 45 тысяч долларов, пока мы ждали, что тело Эдварда будет найдено.

Неожиданно его взгляд стал жестким:

— Кэтрин, я рад помочь вам и охотно бы увеличил эту сумму. Когда смерть Эда будет подтверждена, вы сможете вернуть мне эти деньги из суммы, на которую застрахована его доля в фирме.

Она положила свою руку на его.

— Я не могу этого себе позволить, Филлип. Старый Пат перевернулся бы в своей могиле, если бы узнал, что я живу в долг. Дело обстоит так, что, если мы не сможем найти какое-нибудь доказательство гибели Эдвина в этом происшествии, мне придется лишиться дела, которое мой отец создавал всю жизнь, и, кроме того, я буду вынуждена продать дом. — Она взглянула на Меган. — Слава Богу, что у меня есть ты, Мегги.

Именно в этот момент Меган решила не ехать назад в Нью-Йорк, как она планировала до этого, а остаться на ночь с матерью.

Вернувшись, домой, ни мать, ни Меган больше, ни словом не вспоминали человека, который был им мужем и отцом. Посмотрев десятичасовые новости, они стали готовиться ко сну. Меган постучала в дверь спальни матери, чтобы пожелать ей спокойной ночи. И тут вдруг поняла, что больше не называет эту комнату родительской. Открыв дверь, она с горечью в сердце отметила, что мать сдвинула свои подушки на середину кровати.

Меган знала: это могло означать, что, если Эдвин Коллинз жив, для него нет больше места в этом доме.

12

Берни Хеффернан провел воскресный вечер со своей мамашей за телевизором в убогой гостиной своего дома на Джексон-Хайтс. Он с огромным удовольствием предпочел бы делать это в своем центре связи, который он оборудовал в подвале дома, но, как правило, вынужден был находиться наверху до десяти вечера, пока мать не отправлялась спать. После своего падения десять лет назад, она никогда больше и близко не подходила к шаткой лестнице, ведущей в подвал.

Репортаж Меган из клиники Маннинга передавали в шестичасовых новостях. Берни так уставился на экран, что на лбу у него выступили капли пота. Если бы он был сейчас внизу, то смог бы записать Меган на свой видеомагнитофон.

— Бернард, — скрипучий голос мамаши прервал его грезы.

Он изобразил на лице улыбку.

— Что, мама?

Ее зрачки за бифокальными линзами очков без оправы были как у кошки.

— Я спросила тебя, нашелся ли отец этой женщины?

Однажды он упомянул в разговоре с ней об отце Меган и теперь жалел об этом.

— Я сказал ей, что мы молимся за нее, мама, — он похлопал ее по руке.

Ему не понравился ее взгляд.

— Уж не думаешь ли ты об этой женщине, Бернард?

— Нет, мама, конечно же, нет.

После того как мать заснула, Берни спустился в подвал. Он чувствовал усталость и подавленность. Существовал только один способ, чтобы хоть как-то избавиться от этого.

Он тут же начал делать свои звонки. Вначале выбор пал на религиозную радиостанцию в Атланте. Пользуясь устройством для изменения голоса, он выкрикивал оскорбления в адрес проповедника до тех пор, пока там не бросили трубку. Затем он набрал номер ток-шоу в Массачусетсе и сказал ведущему, что прослышал о заговоре с целью его убийства.

В одиннадцать очередь дошла до женщин, чьи имена были обведены у него в телефонной книге. Одной за другой он нашептывал, что вот-вот проникнет к ним в дом. По звучанию их голосов он мог живо представить их себе. Молодая и хорошенькая. Старуха. Так себе. Стройная. Толстуха. В его воображении возникало лицо, которое обрастало деталями с каждым сказанным словом.

Но только не сегодня. Этим вечером все они были на одно лицо.

Этим вечером все они были похожи на Меган Коллинз.

13

Когда в понедельник в шесть тридцать утра Меган спустилась вниз, она увидела, что мать уже хлопочет на кухне. В воздухе плавал аромат кофе, сок был разлит по стаканам, а в тостере поджаривались гренки. Слова протеста по поводу того, что она не должна вставать так рано, замерли на устах Меган. По глубоким теням вокруг глаз Кэтрин Коллинз было ясно, что ночь у нее прошла почти без сна.

«Так же, как у меня», — подумала Меган, протягивая руку за кофейником.

— Мама, я много думала, — произнесла она, тщательно подбирая слова. — И не смогла придумать ни одной причины, по которой отец мог бы решиться на такое. Предположим, что у него есть другая женщина. Такое вполне возможно, но, если бы это было так, он мог попросить у тебя развод. Это не доставило бы тебе радости, и я бы сердилась на тебя, но, в конце концов, мы обе с тобой реалистки, и отец знал это. Страховые компании уцепились за то, что его тело и автомобиль не найдены, а также за то, что он взял займ под полисы. Но ведь это были его полисы, и, как ты сама говорила, он, возможно, хотел вложить их куда-нибудь и знал, что ты не одобришь это.

— Все возможно, — тихо сказала Кэтрин, — включая и то, что я не знаю, как мне быть.

— Я понимаю. Мы подадим в суд и потребуем выплаты этих страховок, причем в двойном размере, как это предусмотрено в случае смерти в результате несчастного случая. Мы не будем сидеть, сложа руки и слушать, как эти люди возводят напраслину на отца.

В семь часов Мак и Кайл сидели друг против друга за столом на кухне. Прошлым вечером Кайл отправился спать, так и не пожелав поговорить о том, почему он дуется на Меган. Но сегодня утром настроение у него было другим.

— Я все думал... — начал он. Мак улыбнулся.

— Неплохо для начала.

— Я вот что имею в виду. Помнишь, вчера вечером Мег рассказывала о судебном процессе, с которого она вела репортаж весь день в среду?

— Да.

— Тогда она не могла быть здесь в среду во второй половине дня.

— Конечно, не могла.

— Тогда я видел не ее, проезжающей мимо нашего дома.

Мак посмотрел в серьезные глаза сына.

— Конечно, ты не мог видеть ее в среду во второй половине дня. Я уверен в этом.

— Думаю, что это была другая, очень на нее похожая. — Кайл с облегчением улыбнулся, продемонстрировав отсутствие двух зубов. Взгляд его упал на растянувшегося под столом Джека. — К тому времени, когда у Мег появится возможность увидеть Джека в следующий уик-энд, он уже научится служить совсем хорошо.

При упоминании о нем, Джек выскочил из-под стола и встал на задние лапы.

— Я бы сказал, что он и сейчас уже служит совсем неплохо, — сухо заметил Мак.

Меган подъехала прямо к воротам гаража здания Пи-си-ди на Пятьдесят шестой Западной улице. Берни распахнул дверцу машины, как только она поставила ее на стоянку.

— Привет, миссис Коллинз! — Его лучезарная улыбка и теплый голос не могли не вызвать у нее ответной улыбки. — Мы с мамой видели вас в той клинике, я имею в виду, что мы смотрели ваш репортаж во вчерашних вечерних новостях. Наверное, забавно было оказаться среди этих малышей. — Его рука метнулась, чтобы помочь ей выбраться из машины.

— Они ужасно милые, Берни, — согласилась Меган.

— Моя мать говорит, что это довольно странный способ, — вы понимаете, что я имею в виду, — заводить детей так, как это делают те люди. Я лично не сторонник всех этих сумасшедших причуд науки.

«Это достижения, а не причуды», — подумала Меган.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказала она. — Это действительно немного выбивается за пределы обычных представлений.

Берни в упор уставился на нее.

— Увидимся, — она направилась к лифту с кожаной папкой под мышкой.

Берни проследил за ней взглядом, а затем сел в ее автомобиль и отвел его на нижний уровень гаража, где намеренно припарковался в темном углу у дальней стены. Во время обеденного перерыва все парни выбирают себе облюбованный автомобиль, чтобы поесть, почитать или просто подремать в нем. Администрация смотрела на это сквозь пальцы и требовала только, чтобы не проливали кетчуп на обивку. С тех пор как один болван прожег кожаный подлокотник в «мерседесе», никому не разрешалось курить, даже в тех машинах, где пепельницы были полны окурков. Никто не видел ничего странного в том, что кто-то всегда отдыхал в одной и той же машине или парочке машин. Берни чувствовал себя счастливым, сидя в «мустанге» Меган. В нем сохранялся аромат духов, которыми она пользовалась.

Рабочий стол Меган находился в тесной клетушке на тридцатом этаже. Оказавшись у себя, она быстро прочла лист заданий. В одиннадцать часов ей предстояло присутствовать при предъявлении обвинения задержанному за махинации биржевому маклеру. Зазвонил телефон. Это был Том Уайкер.

— Мег, можете зайти прямо сейчас?

В кабинете Уайкера находились двое. Одного из них Меган узнала. Им был Джамаль Надер — чернокожий детектив с вкрадчивым голосом, которого она несколько раз встречала в суде. Они тепло поздоровались друг с другом. Второго мужчину Уайкер представил как лейтенанта Стори.

— Лейтенант Стори ведет дело об убийстве, которое вы освещали позавчера вечером. Ему же я передал полученный вами факс.

Надер недоверчиво покачал головой.

— Погибшая девушка, действительно, похожа на вас, Меган, как две капли воды.

— Ее личность установлена? — спросила Меган.

— Нет. — Надер колебался. — Но она, похоже, знала вас.

— Знала меня? — Меган уставилась на него. — Почему вы так решили?

— Когда ее доставили в морг в четверг ночью, полиция проверила ее одежду и ничего не обнаружила. Затем все ее вещи были отправлены в окружную прокуратуру, где один из наших сотрудников прошелся по ним еще раз и в складке кармана пиджака обнаружил клочок бумаги от фирменного бланка гостиницы «Драмдоу», на котором было ваше имя и ваш рабочий телефон в Пи-си-ди.

— Мое имя?

Лейтенант Стори сунул руку в карман. Клочок бумаги находился в пластиковом пакетике. Он показал его Меган.

— Ваше имя и номер.

Меган и детективы стояли возле стола Уайкера. Меган схватилась за крышку стола, увидев четкие буквы и выписанные с наклоном цифры. Во рту у нее стало сухо.

— Мисс Коллинз, вы узнаете этот почерк? — резко спросил Стори.

Она согласно кивнула: — Да.

— Кто?..

Она отвернулась, чтобы не видеть эту знакомую руку.

— Это написал мой отец, — прошептала она.

14

В понедельник утром Филлип Картер приехал в офис в восемь часов и, как всегда, оказался первым. Штат фирмы был небольшим и включал пятидесятилетнюю секретаршу Джекки, мать двоих подростков; бухгалтера Милли, работавшую у них по совместительству и уже имевшую внуков, и Виктора Орзини.

Картер имел собственный компьютер рядом со своим столом. В нем он хранил информацию, доступ к которой имел только он один, и которая касалась его личных дел. Друзья, подшучивавшие над его страстью к земельным аукционам, были бы поражены, узнав, какую массу земли за эти годы он тихо прибрал к рукам в сельской местности. К несчастью, при разводе ему пришлось лишиться большей части доставшейся по дешевке собственности. После развода землю приходилось покупать уже по баснословным ценам.

«Теперь, когда Джекки и Милли узнают, что предполагаемая смерть Эдвин Коллинза поставлена под сомнение, им будет, о чем посплетничать», — подумал он, вставляя ключ в компьютер. Его покоробило при мысли о том, что и он станет предметом одного из оживленных обсуждений между Джекки и Милли за ланчем, который у них неизменно состоял, в основном, из брюссельской капусты.

Сейчас его волновала судьба Эда Коллинза. Казалось бы, что все следует оставить, как есть, до официального сообщения о его смерти, но теперь, когда Меган сказала, что хочет забрать личные вещи отца, можно было бы с легким сердцем позаботиться о кабинете. Так или иначе, Эдвину Коллинзу он больше не понадобится.

Картер нахмурился. Виктор Орзини. Он недолюбливал этого человека. Орзини всегда был ближе к Эду, но он исключительно хороший работник, к тому же сегодня его опыт в области медицины был абсолютно необходим и особенно ценен в условиях, когда отсутствовал Эд. В его ведении находилась большая часть этой сферы бизнеса.

Картер знал, что ему придется передать кабинет Эда в распоряжение Орзини, когда Меган заберет из него вещи отца. Нынешний кабинет, который занимал Орзини, был слишком тесен и имел всего одно маленькое окно.

Да, пока ему нужен этот человек, нравится он ему или нет.

Тем не менее, интуитивно Филлип чувствовал, что Виктор Орзини что-то скрывает от других, и это настораживало его.

Лейтенант Стори разрешил Меган сделать копию с помещенного в пластик клочка бумаги.

— Как давно вам был выделен этот телефонный номер на радиостанции? — спросил он ее.

— В середине января.

— Когда вы видели вашего отца в последний раз?

— Четырнадцатого января. Он отправлялся по делам в Калифорнию.

— По каким делам?

Меган почувствовала, что ей трудно говорить, когда взяла похолодевшими пальцами фотокопию со своим именем, неестественно резко выделявшемся на белом фоне. С трудом ворочая непослушным языком, она рассказала ему о фирме «Коллинз энд Картер», занимающейся вопросами трудоустройства. По реакции Стори было очевидно, что детектив Джамаль Надер уже сообщил ему об исчезновении ее отца.

— Был ли этот номер известен вашему отцу, когда он уезжал?

— Должно быть, был. После четырнадцатого я больше не разговаривала с ним и не видела его. Домой он должен был вернуться двадцать восьмого.

— И он погиб в катастрофе на мосту Таппан-Зи в тот вечер.

— Он позвонил своему сотруднику Виктору Орзини, въезжая на мост. Катастрофа произошла меньше чем через минуту после их телефонного разговора. Кто-то сообщил, что видел, как темный «кадиллак» врезался в бензовоз и упал с моста. — Скрывать то, что этот человек мог узнать в результате одного-единственного телефонного звонка, было бесполезно, и она продолжала: — Я должна сообщить вам, что страховые компании отказались выплачивать его страховки на том основании, что от всех остальных машин найдены хоть какие-то обломки, а от автомобиля моего отца не осталось и следа. Водолазы заявляют, что, если бы автомобиль ушел под воду в этом месте реки, они бы его обнаружили. — Меган с вызовом вздернула подбородок. — Моя мать подает в суд, и будет настаивать на выплате страховок.

В глазах всех троих она заметила скептицизм. Да и самой себе она напоминала сейчас одного из тех неудачливых истцов, встречавшихся ей в суде, которые упорно цеплялись за свои показания, даже когда им предъявляли неопровержимые доказательства их ошибочности или ложности.

Откашлявшись, Стори спросил:

— Мисс Коллинз, молодая женщина, погибшая в четверг вечером, была поразительно похожа на вас и имела при себе записку с вашим именем и номером телефона, написанную рукой вашего отца. Как вы можете это объяснить?

Меган напряглась.

— Я не имею представления, почему у этой женщины оказалась эта записка и как она к ней попала. Она, действительно, была очень похожа на меня. Я только могу предположить, что отец встретил ее случайно и, отметив сходство со мной, мог сказать: «Если будете в Нью-Йорке, мне бы хотелось, чтобы вы встретились с моей дочерью». Люди иногда бывают похожи друг на друга. Это вам известно. По роду своей деятельности отец встречался со многими людьми. И, зная его, я могу сказать, что именно такой была реакция. Я уверена в одном: будучи живым, он никогда бы намеренно не скрылся, оставив мою мать в безвыходном финансовом положении. — Она повернулась к Тому: — Я получила задание сделать материал к суду над Бакстером. Мне пора идти.

— Вы в нормальном состоянии? — спросил Том без тени жалости в голосе.

— Я в полном порядке, — спокойно сказала Меган, не глядя на Стори и Надера.

До нее донесся голос Надера:

— Меган, мы поддерживаем связь с ФБР. Если станет известно об исчезновении женщины, подходящей под описание погибшей в четверг вечером, мы вскоре будем об этом знать. Возможно, что все эти многочисленные вопросы связаны между собой.

15

Элен Петровик любила свою работу ответственного эмбриолога в лаборатории клиники Маннинга. Овдовев в двадцать восемь лет, она эмигрировала в Соединенные Штаты из Румынии. Здесь она воспользовалась добротой старой подруги семьи, предоставившей ей работу косметолога, и стала учиться по вечерам. Теперь, в свои сорок восемь лет, это была стройная и привлекательная женщина, глаза которой всегда оставались холодными. В течение рабочей недели она жила в Нью-Милфорде, в пяти милях от клиники в арендованном кондо с полной обстановкой, а уик-энды проводила в Лоренсвилле, штат Нью-Джерси, в принадлежащем ей приятном доме, выстроенном в колониальном стиле. Ее спальня выходила в кабинет, стены которого были увешаны фотографиями детей, появившихся на свет с ее помощью.

Элен мысленно представляла себя главным педиатром родильного отделения в крупной больнице. Разница заключалась в том, что находившиеся на ее попечении эмбрионы были более уязвимыми, чем самый слабый из недоношенных детей. К своим обязанностям она относилась чрезвычайно серьезно.

Глядя на крошечные пробирки в своей лаборатории, и зная родителей, а иногда единоутробных братьев или сестер, она могла представить себе детей, которым только предстояло появиться на свет. Она любила их всех, но одного больше других. Им был симпатичный блондинчик, чья милая улыбка напоминала ей о муже, которого она потеряла в молодости.

Предъявление обвинения биржевому маклеру Бакстеру в мошенничестве происходило в зале суда на Сентер-стрит. Окруженный своими адвокатами, обвиняемый в безупречно сшитом костюме авторитетно заявил о своей невиновности. Стив, который вновь работал с Меган в качестве оператора, заметил:

— Какой прожженный артист. Я бы предпочел возиться с сосунками в Коннектикуте, чем смотреть на все это.

— Я написала записку по поводу очерка об этой клинике и оставила ее в приемной Тома. Сегодня собираюсь зайти и запудрить ему мозги, — ответила Меган.

Стив подмигнул ей:

— Если у меня когда-нибудь будут дети, надеюсь, я заведу их старым испытанным способом, если вы понимаете, что я имею в виду.

Она едва заметно улыбнулась:

— Я понимаю, что вы имеете в виду.

В четыре часа Меган вновь была в кабинете у Тома.

— Меган, позвольте перейти прямо к делу. Вы хотите сказать, что эта женщина вот-вот родит близнеца своего трехлетнего сына?

— Именно это я хочу сказать. Такое раздельное рождение было проведено в Англии, а у нас это происходит впервые. К тому же в данном случае мать сама заинтересована в этом. Дина Андерсон — вице-президент банка, очень привлекательная и общительная женщина. Очевидно, что она очень заботливая и любящая мать. А ее трехлетний сынишка — просто загляденье.

Другим небезынтересным моментом, как отмечается во многих исследованиях, является то, что даже при раздельном рождении близнецы в ходе своего взросления демонстрируют одинаковые привычки и вкусы. Становится даже жутко. Они могут выбирать себе супругов с одинаковыми именами, одинаково называют своих детей, предпочитают одинаковые цвета при отделке своих домов, носят одинаковые прически и одинаково одеваются. Было бы интересно узнать, сохранится ли эта зависимость в том случае, когда один из близнецов будет значительно старше другого.

— Подумать только, — заключила она, — прошло всего лишь пятнадцать лет после появления первого ребенка из пробирки, а теперь таких детей тысячи. Каждый день в области искусственного оплодотворения появляется что-то новое. Мне кажется, что серия телеочерков о новых методах с одновременным показом близнецов Андерсонов в ходе их роста — это ужасно интересно.

Страсть, звучавшая в голосе, делала ее аргументы еще более убедительными, но Том Уайкер никогда не отличался сговорчивостью.

— Насколько миссис Андерсон уверена в том, что она беременна близнецом?

— Абсолютно уверена. Эмбрионы хранятся при криогенной температуре в отдельных пробирках, которые помечены именем матери, ее номером социального обеспечения и датой рождения. Кроме того, каждая пробирка имеет свой собственный номер. После имплантации эмбриона Джонатана у Андерсонов осталось два других эмбриона: его близнец и еще один. Пробирка с близнецом была снабжена специальной маркировкой.

Том встал из-за стола и распрямился. Он был без пиджака, галстук ослаблен, а верхняя пуговица рубахи расстегнута. Все это должно было смягчать его обычно суровый вид.

Подойдя к окну, он какое-то время вглядывался в автомобильный поток, змеившийся по Пятьдесят шестой Западной улице, а затем резко обернулся:

— Мне понравилось, как вы поработали вчера в клинике Маннинга. Мы получили хорошие отклики на передачу. Продолжайте заниматься этим.

"Он дает зеленую улицу! " — Меган кивнула, помня, что излишний энтузиазм здесь не приветствовался.

Том вернулся за свой стол:

— Меган, взгляните. Это набросок портрета женщины, погибшей в четверг вечером. — Он передал ей рисунок.

Несмотря на то, что она уже видела жертву, во рту у Меган стало сухо, когда она взглянула на него: "Белая, темно-каштановые волосы, голубые глаза, пять футов и шесть дюймов, стройного телосложения, 120 фунтов[3], 24 — 28 лет". Добавить дюйм роста и получится ее собственное описание.

— Если в том факсе в качестве предполагавшейся жертвы подразумеваетесь вы, то нетрудно догадаться, почему мертва эта женщина, — прокомментировал Уайкер. — Она как раз находилась поблизости отсюда и была как две капли воды похожа на вас.

— У меня это просто не укладывается в голове. Не могу я понять и того, как у нее оказалась эта записка, написанная рукой моего отца.

— У меня состоялся еще один разговор с лейтенантом Стори. И мы оба пришли к выводу, что пока не найден убийца, вас лучше снять с освещения новостей. На тот случай, если за вами охотится какой-нибудь маньяк.

— Но, Том... — запротестовала она, однако он оборвал ее.

— Меган, сосредоточьтесь на очерке. Он может вызвать огромный зрительский интерес. И, если это окажется так, в будущем мы продолжим показ этих малышей. Что же касается вашего сегодняшнего положения, то вы больше не занимаетесь новостями. Держите меня в курсе ваших дел, — бросил он, опускаясь в кресло и выдвигая ящик стола, что должно было означать окончание их разговора.

16

Ко второй половине дня понедельника в клинике Маннинга улеглось возбуждение от воскресного сборища. Следы праздника исчезли, и приемная приобрела свой обычный спокойный и элегантный облик.

Пара посетителей, которым было далеко за тридцать, листали журналы в ожидании своего первого приема. Регистратор Мардж Уолтерс поглядывала на них с сочувствием. Сама она без проблем завела троих детей в первые же три года своего замужества. В дальнем конце комнаты заметно нервничающая двадцатилетняя женщина держалась за руку мужа. Мардж знала, что молодой женщине предстоит имплантация эмбрионов в матку. Двенадцать ее яйцеклеток были оплодотворены в лаборатории. Теперь три из них будут имплантированы в надежде, что хотя бы один приведет к беременности. Иногда развитие получали два и более эмбрионов, и тогда рождалась двойня или даже тройня.

«Это было бы счастье, а не беда», — заверила ее молодая женщина, расписываясь в карте. Остальные девять эмбрионов будут храниться при криогенной температуре. Если в этот раз беременность не разовьется, молодая женщина вернется в клинику, и ей имплантируют эмбрионы из числа хранящихся.

Неожиданно во время ланча доктор Маннинг собрал сотрудников на совещание. Заученным движением руки Мардж взбила свои короткие светлые волосы. Доктор сообщил им, что третий канал Пи-си-ди собирается сделать специальный телевизионный выпуск о клинике и связать его с предстоящим рождением брата-близнеца Джонатана Андерсона. Он попросил всех уделить Меган Коллинз максимум внимания, уважая, безусловно, частную жизнь клиентов. Только те клиенты, которые дадут письменное согласие, могут быть проинтервьюированы.

Мардж очень хотелось попасть в этот специальный выпуск, чтобы доставить удовольствие своим мальчикам.

Справа от ее стойки находились кабинеты старших сотрудников клиники. Дверь, которая вела в эти кабинеты, распахнулась, и из нее выскочила одна из новеньких секретарш. Задержав шаг у стойки Мардж, она прошептала:

— Что-то случилось. Из кабинета Маннинга только что вышла доктор Петровик. Она очень расстроена, а сам Маннинг, когда я вошла к нему, выглядел так, как будто с ним вот-вот случится сердечный приступ.

— Что же все-таки произошло? — спросила Мардж.

— Я не знаю, но она уже освобождает свой рабочий стол. Интересно, она уходит сама или ее уволили?

— Я не могу представить, что она уходит сама, — недоверчиво воскликнула Мардж. — Ведь лаборатория — это вся ее жизнь.

В понедельник вечером, когда Меган выезжала из гаража, Берни сказал ей: «До завтра, Меган».

Она ответила, что некоторое время будет отсутствовать в офисе, так как ей предстоит специальное задание в Коннектикуте. Ей легко было говорить об этом Берни, а вот как она сообщит матери о том, что, едва успев получить работу, она уже выведена из группы репортеров.

После мучительных раздумий за рулем автомобиля по пути домой она решила сказать, что телестанции срочно нужно закончить телеочерк в связи с приближающимися родами у миссис Андерсон. «Мама и без того слишком расстроена, чтобы еще беспокоиться по поводу того, что меня, возможно, намеревались убить, — думала Меган, — а уж если она узнает о записке, написанной рукой отца, это окончательно сломает ее».

С федеральной автострады 84 она свернула на шоссе номер 7. Некоторые деревья все еще были покрыты листвой, которая, однако, уже утратила яркие краски октября. Осень всегда была ее любимым сезоном, отметила она про себя. Но только не в этом году.

Сидевший в ней юрист, отвергающий эмоции и признающий только факты, настаивал на том, чтобы она рассмотрела все причины, по которым эта записка с ее именем и номером телефона могла оказаться в кармане убитой. В этом нет никакого предательства по отношению к отцу, старалась она убедить себя. Хороший защитник всегда должен смотреть на дело также и глазами обвинителя.

Мать просмотрела все бумаги, которые находились в стенном сейфе. Однако до содержимого стола в рабочем кабинете отца у нее не дошли руки. Настало время заняться этим.

В редакции она позаботилась обо всем. Прежде чем покинуть свое рабочее место, Меган составила список всех своих перспективных дел, которыми теперь предстояло заниматься Биллу Эвансу — ее коллеге из чикагского филиала, назначенному подменять ее на время расследования дела об убийстве.

Ее встреча с доктором Маннингом должна была состояться завтра в одиннадцать часов. Она попросила устроить ей такую же ознакомительную консультацию, какие они проводят для своих новых клиентов. Во время бессонных ночей ей пришло в голову еще кое-что. Было бы совсем неплохо, решила она, отснять материал о том, как Джонатан Андерсон помогает матери подготовиться к появлению в их доме младенца. "Интересно, есть ли у Андерсенов какие-нибудь домашние видеозаписи Джонатана, сделанные вскоре после его рождения? " — размышляла она. Добравшись домой, она никого там не обнаружила. Это должно было означать, что мать в гостинице. «Хорошо, — подумала Меган, — сейчас для нее это самое лучшее место». И потащила факсимильный аппарат, предоставленный ей редакцией, намереваясь подключить его ко второй линии в кабинете отца. «Так, по крайней мере, меня не будут будить посреди ночи сумасшедшими посланиями», — подумала она, запирая за собой дверь на ключ и включая свет в стремительно наступающих сумерках.

Оказавшись среди родных стен, она почувствовала грусть. Меган любила этот дом. Комнаты в нем были небольшими, но уютными. Мать часто сетовала на то, что старые фермерские дома снаружи казались больше, чем были на самом деле. «Это не дом, а оптическая иллюзия», — жаловалась она. Но Меган виделось бесконечное очарование в уютной тесноте его комнат. Ей нравилось ощущать под ногами легкую неровность его широких половиц, смотреть на камины, французские двери и буфеты, встроенные по углам столовой. Она находила, что они безупречно гармонируют со старинной мебелью из клена, подернутого теплой патиной времени. Как нельзя лучше сюда же вписывались и шелковистая обивка глубоких и удобных кресел, и живописные ковры ручной работы.

«Отец часто отсутствовал, — думала она, открывая дверь его кабинета, которого они с матерью избегали с той ночи, когда произошла катастрофа на мосту. — Но я всегда знала, что он вернется и закружит дом в веселом хороводе».

Она щелкнула выключателем настольной лампы и села во вращающееся кресло. Эта комната была самой маленькой на втором этаже. По обеим сторонам камина располагались книжные полки. Любимое кресло отца, обтянутое коричневой кожей, с таким же диваном стояли рядом с торшером и журнальным столиком.

На столике, а также на каминной полке находилось большое количество семейных фотографий: свадебный портрет ее матери и отца; Меган в младенческом возрасте; а здесь они втроем, когда Меган уже подросла; старый Пат, раздувшийся от гордости перед гостиницей «Драмдоу». «История счастливой семьи», — думала Меган, переводя взгляд с одной группы фотографий в рамках на другую.

В глаза бросился снимок матери отца, Аурелии. Сделанный в тридцатых годах, он запечатлел красивую двадцатичетырехлетнюю женщину. Густые вьющиеся волосы, крупные выразительные глаза, овальное лицо, тонкая шея, соболий воротник костюма. На лице у нее застыло мечтательно-романтическое выражение, которое предпочитали фотографы тех времен. «У меня была самая симпатичная мать во всей Пенсильвании, — говаривал отец и добавлял: — А теперь у меня самая симпатичная дочь во всем Коннектикуте. Ты очень похожа на нее». Его мать умерла, когда он был совсем маленьким.

Меган не могла вспомнить, чтобы ей когда-нибудь попадалась фотография Ричарда Коллинза. «Мы никогда не ладили с ним, — скупо заметил отец. — Чем меньше я вижу его, тем лучше».

Зазвонил телефон. Это была Вирджиния Мэрфи, правая рука матери в гостинице.

— Кэтрин просила меня узнать, дома ли ты и не хочешь ли подойти к ужину.

— Как она, Вирджиния? — спросила Меган.

— Когда она здесь, у нее всегда все нормально. К тому же у нас полно посетителей сегодня. В семь часов подойдет мистер Картер. Он хочет, чтобы твоя мать поужинала с ним.

Меган задумалась. Она давно подозревала, что Филлип Картер неравнодушен к Кэтрин Коллинз.

— Передай, пожалуйста, маме, что завтра у меня интервью в Кенте и мне надо как следует подготовиться к нему. Я что-нибудь приготовлю себе сама.

Положив трубку, она решительно взялась за свой дипломат и достала из него газетные и журнальные публикации по искусственному оплодотворению, которые предоставили ей в справочно-информационном отделе редакции. Просматривая их, она нахмурилась, обнаружив несколько случаев, когда на клинику подавали в суд, если тесты показывали, что муж пациентки не являлся биологическим отцом ребенка.

«Это совершенно недопустимая ошибка в их работе», — произнесла она вслух и решила затронуть этот аспект в одной из частей очерка.

В восемь часов она приготовила себе сандвич с чаем и вернулась в кабинет. За едой она продолжала вникать в технические подробности, которыми снабдил ее Мак. Это направление ведет к прорыву в области искусственного воспроизводства, — решила она.

Звук открываемой двери сообщил ей о том, что мать вернулась домой. Она крикнула:

— Привет, я здесь.

Кэтрин Коллинз поспешно заглянула в кабинет:

— Мегги, с тобой все в порядке?

— Конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Только что, когда я подъезжала к дому, у меня появилось какое-то недоброе предчувствие в отношении тебя, как будто у тебя что-то не так.

Выдавив из себя смешок, Меган быстро встала и обняла мать.

— Да, были кой-какие затруднения. Я пыталась проникнуть в тайны ДНК, что оказалось довольно трудным делом. Теперь я понимаю, почему сестра Элизабет говорила, что у меня нет склонности к наукам.

Она с облегчением заметила, что страхи отступили от матери.

Элен Петровик судорожно перевела дыхание, закончив собирать в полночь последний из своих чемоданов. Она оставила только туалетные принадлежности и одежду, которая понадобится утром. Ей не терпелось покончить со всем этим. В последнее время нервы стали сдавать. «Напряжение достигло наивысшего предела, — решила она. — Пора положить этому конец».

Она подняла чемодан с кровати и поставила его рядом с другими. Из прихожей донесся легкий щелчок открываемого замка. Она в ужасе зажала рот рукой, чтобы подавить готовый вырваться крик. Он не должен был появиться этой ночью. Она повернулась лицом к нему.

— Элен? — вежливо прозвучал его голос. — Разве ты не собиралась попрощаться?

— Я... я собиралась написать тебе.

— Теперь это не понадобится.

Его правая рука поползла в карман. Блеснул металл. Взяв с кровати одну из подушек, он прикрыл ею свою правую руку. Пытаться бежать было поздно. Голова взорвалась пронзительной болью. Будущее, которое она так тщательно спланировала, исчезло во мраке смерти.

В четыре утра Меган разбудил пронзительный звонок телефона. Непослушной рукой она с трудом нашла трубку.

Едва слышный хриплый голос прошептал:

— Мег.

— Кто это? — она услышала щелчок и поняла, что мать взяла отводную трубку у себя в спальне.

— Это папаша, Мег. У меня неприятности. Я совершил что-то ужасное.

Сдавленный стон заставил Меган швырнуть трубку и броситься в комнату матери. Кэтрин Коллинз в неестественной позе лежала, откинувшись на подушку. Лицо ее было пепельно-серым, глаза закрыты. Мег схватила руку матери:

— Мам, это какой-то больной, сумасшедший дурак, — она принялась тормошить мать. — Мама!

Мать была без сознания.

17

В семь тридцать утра во вторник, проследив взглядом, как сынишка вскочил в школьный автобус, Мак сел в свой автомобиль, чтобы отправиться в Уэст-порт. Утро было морозным, и очки у него быстро запотели. Он снял их и, протирая, в который раз пожалел о том, что не является одним из тех счастливых обладателей контактных линз, которые осуждающе улыбались ему с многочисленных рекламных плакатов каждый раз, когда ему приходилось ремонтировать или менять свои очки.

Миновав поворот дороги, он с удивлением увидел, что белый «мустанг», принадлежащий Меган, вот-вот свернет к ее дому. Мак просигналил, и она затормозила.

Его автомобиль замер рядом с ней. Одновременно они опустили стекла. Радостный возглас "Как дела? замер у него на губах, когда он присмотрелся внимательней. Лицо Меган было напряженным и бледным, волосы растрепаны, из-под плаща выглядывала полосатая пижама.

— Мег, что случилось? — встревожился он.

— Мама попала в больницу, — бесцветным тоном проговорила она.

Показалась встречная машина.

— Поезжай, — сказал он. — Я последую за тобой. Перед домом, когда он поспешно распахнул дверцу машины Меган, она казалась оцепеневшей. "Что с Кэтрин? " — обеспокоено думал он. На веранде он взял у Меган ключ от дома.

— Позволь, я открою.

В прихожей он обнял ее за плечи:

— Расскажи, что случилось.

— Вначале они думали, что у нее сердечный приступ. К счастью, это оказалось не так, но вероятность того, что он случится, все еще существует. С помощью лекарств они пытаются не допустить этого. Ей придется пролежать в больнице не меньше недели. Врачи спрашивали — заметь, — приходилось ли ей волноваться в последнее время? — Нервный смешок перешел у нее в сдавленные рыдания. Справившись с собой, она отстранилась. — Со мной все в порядке, Мак. Тесты не показали нарушения у нее сердечной деятельности. Она просто измотана и подавлена. Отдых и кой-какие успокоительные — вот что ей нужно сейчас.

— Согласен. Это не помешало бы и тебе. Пошли. Выпей чашку кофе.

Она прошла за ним на кухню.

— Я приготовлю. Садись. Ты не хочешь снять пальто?

— Мне все еще холодно. — Она попыталась улыбнуться. — Как ты можешь выходить из дому без пальто в такой день?

Мак глянул на свой серый твидовый пиджак:

— У меня оторвалась пуговица на пальто, а нитки с иголками как назло куда-то запропастились.

Когда кофе был готов, он разлил его по чашкам и сел за стол напротив Меган.

— Теперь, когда Кэтрин в больнице, я полагаю, ты будешь возвращаться вечерами домой.

— Мне, так или иначе, придется возвращаться домой. — И она рассказала ему обо всем, что происходило: о погибшей женщине, которая была похожа на нее; записке, найденной у нее в кармане; о факсе, поступившем среди ночи. — Поэтому, — пояснила она, — на телестанции решили убрать меня с переднего края на некоторое время и дали задание сделать очерк о клинике Маннинга. А сегодня рано утром зазвонил телефон, и... — она рассказала о звонке и о том, как мать потеряла сознание.

Мак надеялся, что шок, который он испытывал, не отразился на его лице. Допустим, что в воскресенье за ужином с ними был Кайл, и она не захотела рассказывать об этом при ребенке. Но даже если это так, Мег не обмолвилась и словом о том, что всего лишь три дня назад она видела убитую женщину, которая, возможно, погибла вместо нее. Более того, она не сочла нужным рассказать ему о решении страховой компании.

А ведь она доверяла ему свои секреты во все времена, начиная с десятилетнего возраста, когда он только начинал учиться в колледже и во время летних каникул подрабатывал у них в гостинице. Она с готовностью делилась с ним всем, начиная с того, как скучает по отцу, когда тот находится в отъезде, и, кончая тем, как ненавидит заниматься на пианино.

Полтора года его семейной жизни были единственным периодом, когда Мак виделся с Коллинзами нерегулярно. После развода прошло уже почти семь лет, и он полагал, что между ними восстановились их прошлые отношения, похожие на те, которые бывают между старшим братом и сестрой.

«Значит, я опять ошибся», — решил он про себя.

Меган сидела теперь молча, поглощенная собственными мыслями. Было ясно, что она не ищет и не ждет от него совета. Ему вспомнились слова Кайла: "Я думал, что ты мой друг". Женщина, которую видел Кайл проезжавшей мимо их дома в среду и которую принял за Меган. Неужели это была та, которая погибла днем позже?

Мак решил не обсуждать этот вопрос с Меган, пока он не расспросит сегодня вечером Кайла и не обдумает все в спокойной обстановке. Но кое о чем ему все же пришлось ее спросить:

— Мег, прости меня, но есть ли какая-нибудь, хотя бы самая ничтожная, вероятность того, что этим утром вам звонил ваш отец?

— Нет, нет. Я бы узнала его голос. И мать бы тоже. Голос, который мы слышали, был каким-то неестественным и больше походил на компьютерный, но в то же время это не был синтезатор речи.

— Он сказал, что у него неприятности. — Да.

— И записка в кармане пострадавшей женщины была написана его рукой?

— Да.

— Упоминал ли когда-нибудь ваш отец кого-либо по имени Анни?

Меган уставилась на Мака.

«Анни!» — Ей вспомнилось, как, поддразнивая, отец называл ее Мег... Мегги... Меган Анн... Анни... и ужаснулась при мысли о том, что Анни всегда было ее домашним именем.

18

Во вторник утром из окна своего дома в Скоттсдале, Аризона, Фрэнсис Грольер наблюдала, как первые отблески света начинают обозначать вершины гор Макдауэлл. Она знала, что затем этот свет усилится, станет ярким и будет непрерывно менять свои тона, оттенки и цвета, многократно отражаясь от горных массивов.

Она повернулась и прошла к окнам, выходившим на задний двор. Дом располагался на краю индейской резервации Пима, и из него открывался вид на дикую пустыню, бесплодную и голую, заканчивающуюся горами Кэмелбэк. Над пустыней и горами в эту минуту стояло таинственное темно-розовое сияние, предшествующее восходу солнца.

В свои пятьдесят шесть лет ей удавалось каким-то неведомым образом сохранять в себе девическую взбалмошность, которая вполне сочеталась с ее тонким лицом, копной густых седеющих волос и большими притягательными глазами. Она никогда не беспокоилась о том, чтобы прятать свои глубокие морщины вокруг глаз и рта под слоем косметики. Высокая и стройная, она удобнее всего чувствовала себя в брюках и свободных блузах. О ней, избегавшей известности, тем не менее, знали в мире искусства, как о скульпторе, которому больше всего удавались человеческие лица. Точность, с которой она схватывала их скрытые выражения, была отличительной чертой ее таланта.

Уже давно она приняла решение и без сожаления придерживалась его. Такой образ жизни вполне устраивал ее. Но теперь...

Ей не следовало рассчитывать, что Анни поймет ее. Она не должна была говорить ей. Анни выслушала ее горькие признания с расширенными от потрясения глазами, затем пересекла комнату и намеренно толкнула подставку с бронзовым бюстом. Фрэнсис в ужасе вскрикнула, но Анни выскочила из дома, села в машину и уехала. В тот вечер Фрэнсис пыталась позвонить дочери на ее квартиру в Сан-Диего, но услышала только автоответчик. Она звонила всю неделю, и каждый раз натыкалась на автоответчик. Анни как будто исчезла навсегда. В прошлом году, когда расстроилась ее помолвка с Грегом, она уехала в Австралию и вернулась только через полгода.

Непослушными пальцами, отказывающимися подчиняться сигналам мозга, Фрэнсис вновь принялась кропотливо восстанавливать созданный когда-то собственными руками бюст отца Анни.

С самого начала, как только она вошла в кабинет в два часа дня во вторник, Меган почувствовала перемену в поведении доктора Джорджа Маннинга. В воскресенье, когда она делала репортаж о встрече бывших питомцев, это был располагающий, услужливый и гордый своими деяниями человек. Вчера, когда она договаривалась по телефону о встрече, он был полон оптимизма. Сегодня же доктор выглядел на все свои семьдесят лет. И ни днем меньше. Здоровый розовый оттенок его лица, отмеченный ею ранее, теперь сменился серой бледностью. Рука, которую он ей протянул, слегка подрагивала.

Этим утром, отправляясь в Уэстпорт, Мак настоял на том, чтобы она позвонила в больницу и справилась о состоянии матери. Ей ответили, что миссис Коллинз спит, и что давление у нее заметно понизилось и находится теперь в пределах нормы.

Мак. Что она увидела в его глазах, когда он прощался с ней? Как обычно, он слегка прикоснулся губами к ее щеке, но взгляд его был другим. Что это было? Жалость? Но она не хотела, чтобы ее жалели.

Накануне она прилегла всего на пару часов, чтобы хоть немного сбросить отупляющую усталость. Затем она долго стояла под горячим душем, который слегка помог унять ломоту в плечах. Из одежды предпочтение было отдано темно-зеленому костюму с облегающим жакетом и удлиненной юбкой. Ей хотелось выглядеть наилучшим образом. Она обратила внимание, что взрослые на встрече в клинике Маннинга были изысканно одеты. Это не вызывало удивления: если люди могли позволить себе потратить от десяти до двадцати тысяч долларов за попытку завести ребенка, то доходы у них, наверняка, были немалые.

В фирме на Парк-авеню, где она начинала свою карьеру юриста, требовали являться на службу только в строгом костюме. Работая репортером на радио, а теперь на телевидении, она обратила внимание, что люди, у которых берешь интервью, становятся более откровенными, когда они видят некоторое сходство с тобой.

Она хотела, чтобы во время интервью доктор Маннинг подсознательно воспринимал ее как одну из своих будущих пациенток. Но теперь, оказавшись перед ним и присмотревшись к выражению его лица, она вдруг поняла, что он смотрит на нее как обвиняемый в суде на выносящего приговор судью. Во всем его облике преобладал страх. Но почему доктор Маннинг должен бояться ее?

— Я не могу выразить, как мне не терпится приступить к этому специальному репортажу. Я...

Он прервал ее:

— Боюсь, что мы не сможем помочь вам в создании телеочерка. Я провел совещание с сотрудниками, на котором было высказано мнение, что многим из наших клиентов будет крайне неудобно, если они увидят здесь телекамеры.

— Но ведь вы с готовностью согласились на воскресный репортаж.

— Люди, которые присутствовали здесь в воскресенье, уже имеют детей. Те же, кто приходит к нам впервые, или те, у кого беременность оказалась неудачной, обычно раздражены и находятся в подавленном настроении. Искусственное оплодотворение — это очень личная сфера. — Его голос звучал твердо, но глаза говорили о том, что он нервничает. "Но по какому поводу? " — недоумевала она.

— По телефону, — настаивала Меган, — мы пришли к единому мнению, что никто не будет записываться на пленку без его согласия.

— Мисс Коллинз я отвечаю вам «нет», а сейчас мне надо торопиться на совещание. — Он поднялся из-за стола.

Меган ничего не оставалось, как встать вслед за ним.

— Что случилось, доктор? — тихо спросила она. — Ведь ясно же, что за этой неожиданной переменой скрывается что-то гораздо большее, чем запоздалое беспокойство о ваших клиентах.

Он не ответил. Меган вышла из кабинета и прошла по коридору в приемную. Тепло, улыбнувшись регистратору, она бросила взгляд на табличку с ее именем на стойке.

— Миссис Уолтерс, у меня есть подруга, которую заинтересовала бы любая литература, какую я только смогла бы раздобыть для нее о вашей клинике.

Эти слова вызвали у нее удивление.

— Наверное, доктор Маннинг забыл отдать вам материалы, которые он велел секретарю приготовить для вас. Я позвоню ей, и она принесет их.

— Если это не затруднит вас, — заметила Меган. — Доктор был согласен на съемку очерка, который я планировала.

— Конечно. Сотрудникам очень понравилась эта идея. Клиника станет еще более известной. Позвольте, я позвоню Джейн.

Меган скрестила пальцы в надежде, что Маннинг еще не сообщил секретарю о своем решении отказаться от съемок телеочерка о клинике. И тут она увидела, что Уолтерс перестала улыбаться и нахмурилась. Когда она положила трубку, от ее открытой и дружеской манеры не осталось следа.

— Мисс Коллинз, думаю, вы знали, что мне не следовало обращаться к секретарю доктора Маннинга за подборкой материалов.

— Я лишь попросила информацию, которая может потребоваться любому новому клиенту вашей клиники, — сказала Меган.

— Вам надо было обсудить этот вопрос с доктором Маннингом. — Она замолчала в нерешительности. — Я не хочу показаться грубой, мисс Коллинз, но я работаю здесь и подчиняюсь приказам.

Было ясно, что помощи от нее ждать не приходится. Меган повернулась, чтобы идти, но вдруг остановилась.

— Скажите, действительно среди персонала возникла серьезная обеспокоенность в связи со съемками очерка? И все ли возражали против этого или всего несколько человек?

Она могла видеть, что ее собеседница испытывает противоречивые чувства. Мардж Уолтерс сгорала от любопытства. И любопытство победило.

— Мисс Коллинз, — шепотом произнесла она, — вчера в полдень у нас было совещание, и все сотрудники с удовольствием восприняли известие о том, что вы будете делать специальный репортаж о клинике. Мы даже шутили по поводу того, кому сниматься. Я не могу представить, что заставило доктора Маннинга изменить свое решение.

19

Свою работу в научно-исследовательской лаборатории генетики, где он являлся специалистом в области генной терапии, Мак считал достаточно хорошо оплачиваемой и увлекательной.

Расставшись с Меган, он отправился в лабораторию и принялся за работу. Однако вскоре ему пришлось признаться себе в том, что он не может сосредоточиться. Какое-то смутное предчувствие словно парализовало мозг и пронзало все тело, делая пальцы деревянными, тогда как обычно они были его вторым "я" в обращении с самым тонким оборудованием. Во время ланча за своим рабочим столом он пытался проанализировать переполнявший его страх.

Позвонив в больницу, он узнал, что миссис Коллинз переведена из палаты для тяжелобольных в кардиологическое отделение. Она спала, и поэтому с ней никого не соединяли.

«Все это хорошие новости, — подумал Мак. — Кардиологическое отделение, скорее всего, лишь мера предосторожности». Он почувствовал, что с Кэтрин все будет в порядке, а вынужденный отдых пойдет ей только на пользу.

Беспокойство за Меган — вот что не давало ему покоя. Кто угрожал ей? Даже если поверить в невозможное и признать, что Эд Коллинз жив, то уж, конечно, угроза исходила не от него.

Нет, его тревожные мысли все время возвращались к убитой женщине, которая была похожа на Меган. Автоматически сжевав половину сандвича и допив остатки холодного кофе, Мак решил, что он не успокоится, пока не побывает в нью-йоркском морге и своими глазами не увидит тело этой женщины.

По пути домой в тот вечер Мак заехал в больницу и навестил Кэтрин, которая явно находилась под воздействием успокоительных. Говорила она заметно медленнее, чем обычно.

— Это какое-то недоразумение со мной, Мак, — сказала она.

Он придвинул стул к ее кровати.

— Даже несгибаемые дочери Ирландии вынуждены время от времени делать передышку, Кэтрин.

Она признательно улыбнулась ему.

— У меня, вероятно, были слишком большие нервные нагрузки в последнее время. Ты, наверное, все знаешь.

— Да.

— У меня только что была Мегги. Она отправилась в гостиницу. Мак, этот новый шеф-повар, которого я наняла, должно быть, обучался своей профессии в какой-нибудь забегаловке, не иначе. Придется от него избавляться. — На ее лицо набежала тень. — Если, конечно, я найду способ, чтобы удержать «Драмдоу» в своих руках.

— Я думаю, что вам лучше пока не беспокоиться об этом.

Она вздохнула.

— Я знаю. Это просто потому, что с нерадивым поваром я могу что-то поделать, а вот со страховыми агентами, которые не хотят платить, и с шизофрениками, которые звонят по ночам, у меня нет сил бороться. Мег говорит, что такие сумасшедшие звонки не редкость в наше время, но это все так гадко и так действует на нервы. Она старается не придавать этому никакого значения, но ты же понимаешь, почему я так беспокоюсь.

— Положитесь на Мег. — Мак чувствовал себя лицемером, стараясь успокоить ее.

Через несколько минут он встал, собираясь уходить, и поцеловал Кэтрин в лоб. Она оживилась:

— У меня появилась замечательная идея. Когда я уволю своего повара, я отправлю его сюда. По сравнению с тем, что они подавали мне на обед, его блюда покажутся вершиной мастерства.

Мэри Дилео, приходящая прислуга, накрывала на стол, когда Мак вернулся домой, а Кайл, распластавшись на полу, готовил уроки. Мак посадил Кайла рядом с собой на диван.

— Ну-ка, парень, расскажи мне кое-что. Хорошо ли ты разглядел ту женщину, которую принял за Меган два дня тому назад?

— Очень хорошо, — ответил Кайл. — Мег приходила к нам сегодня днем.

— Разве?

— Да. Она хотела узнать, почему я сердился на нее.

— И ты рассказал ей?

— Угу.

— Что она сказала?

— Что в среду днем она была в суде и что, когда работаешь на телевидении, у некоторых людей иногда возникает желание посмотреть, где ты живешь. Вот так. И так же, как ты, она спросила, хорошо ли я разглядел ту леди. А я сказал, что леди ехала очень медленно. Вот почему, когда я увидел ее, я побежал по дорожке и позвал ее. Она остановила машину и посмотрела на меня, и даже опустила стекло машины, а затем взяла и уехала.

— Ты не говорил мне этого.

— Я сказал, что она увидела меня, а затем быстро уехала.

— Ты не говорил, что она остановилась и опустила стекло, парень.

— Угу. Я думал, что это была Мег. Но волосы у той были длиннее. Об этом я тоже сказал Мег. Понимаешь, волосы у нее лежали на плечах. Как у нашей мамы на фотографии.

Джинджер недавно прислала Кайлу один из своих последних журнальных снимков, на котором она была сфотографирована с распущенными белокурыми волосами, с широкой улыбкой, демонстрирующей безупречные зубы, и с зазывным взглядом больших глаз. В уголке она написала: «Моему дорогому и маленькому Кайлу, с любовью и поцелуями. Мама».

«Журнальный снимок, — с отвращением думал Мак, — если бы я был дома, когда он пришел, Кайл никогда бы не увидел его».

Повидав Кайла, навестив мать в больнице и проверив дела в гостинице, Меган в семь тридцать вечера приехала домой. Вирджиния настояла, чтобы она взяла с собой ужин: пирог с курицей, салат и горячие подсоленные трубочки, которые любила Меган. «Ты вся в мать, — ворчала она. — Вечно забываешь поесть». •

«Пожалуй, я это сделаю», — подумала Меган, переодеваясь в старую пижаму и халат, к которым привыкла еще со времен учебы в колледже и которые по-прежнему предпочитала по вечерам, когда читала или смотрела телевизор.

Пока на кухне в микроволновой печи разогревался пирог с курицей, она потягивала из стакана вино и грызла подсоленную трубочку.

Когда пирог разогрелся, она перенесла его на подносе в кабинет и устроилась во вращающемся кресле отца. Завтра она начнет раскапывать историю клиники Маннинга. В справочно-информационном отделе телестанции для нее быстро соберут все имеющиеся сведения об этом заведении. "И о докторе Маннинге тоже, — подумала она. — Хотелось бы знать, нет ли за ним каких-либо грехов", — сказала она себе.

Сегодня же в голове у нее был другой план. Ей абсолютно необходимо было найти хоть какой-то намек на связь между ее отцом и погибшей женщиной, которая была похожа на нее и которую, возможно, звали Анни.

В голове у нее зародилось подозрение, столь невероятное, что пока она даже не могла заставить себя задуматься над ним. Она лишь чувствовала, что ей совершенно необходимо немедленно просмотреть все личные бумаги отца.

Порядок во всех ящиках стола не удивил ее. Аккуратность была врожденной чертой Эдвина Коллинза. Почтовая бумага, конверты и марки лежали в отведенных для них местах. Его календарь-ежедневник был заполнен на январь и начало февраля. После этого были помечены только некоторые предстоящие события: день рождения матери; ее день рождения; осенняя встреча в гольф-клубе; круиз, который родители планировали совершить в июне по случаю тридцатилетней годовщины их свадьбы.

«Зачем нужно тому, кто собирается исчезнуть, помечать важные даты в календаре на несколько месяцев вперед? — удивилась она. — В этом нет никакого смысла».

Дни, в которые он отсутствовал в январе или планировал находиться в отъезде в феврале, были помечены названиями городов. Она знала, что подробности этих поездок расписаны в книге деловых встреч, которую он возил с собой.

Правый нижний ящик стола был закрыт на замок. Меган безуспешно пыталась найти ключ, затем остановилась в нерешительности. Завтра она могла бы пригласить слесаря, но ей не хотелось ждать. Она прошла на кухню, нашла ящик с инструментами и достала из него полотно пилы. Как она и рассчитывала, замок оказался старым и быстро поддался.

В этом ящике лежали пачки конвертов, перетянутые резинками. Меган взяла верхнюю и просмотрела ее. Все, кроме первого конверта, были подписаны одной и той же рукой.

В этом конверте находились только вырезки из газеты «Филадельфия бюльтэн». Под фотографией симпатичной женщины шли слова некролога:

Аурелия Кроули Коллинз, семидесяти пяти лет, жительница Филадельфии, умерла в больнице святого Павла 9 декабря от сердечного приступа.

Аурелия Кроули Коллинз! У Меган перехватило дыхание, когда она рассматривала фотографию. Широко посаженные глаза, вьющиеся волосы, окаймляющие овальное лицо. Это была та же, только состарившаяся женщина, чей портрет постоянно находился на столе отца, и которая приходилась ей бабушкой.

Вырезка была датирована двумя годами ранее. Ее бабушка была жива еще два года назад! Меган быстро перебрала остальные конверты этой пачки. Все они пришли из Филадельфии. Последний был отправлен два с половиной года назад.

Она прочла одно письмо, затем другое, третье. Не веря своим глазам, просмотрела другие пачки, выбирая письма наугад и прочитывая их. Самое раннее из них было тридцатилетней давности. Во всех содержалась одна и та же мольба.

Дорогой Эдвин,

Я надеялась, что хоть на это Рождество получу от тебя весточку. Я молилась, чтобы у тебя и твоей семьи все было хорошо. Как бы мне хотелось увидеть свою внучку. Может быть, когда-нибудь ты позволишь мне это.

С любовью, мама.

Дорогой Эдвин,

Всегда надо смотреть вперед. Но когда подступает старость, все чаще оглядываешься назад и с горечью отмечаешь ошибки прошлого. Неужели нам нельзя поговорить, хотя бы по телефону? Это доставило бы мне такую радость.

Любящая мать.

Через некоторое время Меган больше не могла читать. По потрепанному виду писем можно было догадаться, что отец провел над ними немало часов.

"Папа, ведь ты был таким добрым, — думала она. — Почему же ты говорил всем, что твоя мать умерла? Что она сделала тебе такого, чего ты не мог простить ей? Зачем ты хранил все эти письма, если не собирался помириться с ней? "

Она нашла конверт с некрологом. Фамилии на нем не было. Стояло только название улицы в Чеснат-Хилл. Ей было известно, что Чеснат-Хилл — это один из самых привилегированных районов Филадельфии.

Кто же был отправителем письма? И, важнее всего, каким человеком в действительности был ее отец?

20

В очаровательном доме Элен Петровик, выстроенном в колониальном стиле в Лоренсвилле, штат Нью-Джерси, ее племянница Стефани была рассержена и обеспокоена. Ребенок должен был появиться через несколько недель, и у нее болела спина. Она постоянно чувствовала усталость. Ей оказалось трудно даже приготовить горячий ланч для Элен, которая обещала вернуться домой к полудню.

В час тридцать Стефани попыталась позвонить своей тете, но к телефону на квартире в Коннектикуте никто не подходил. Времени было уже шесть часов, а Элен все еще не приехала. Неужели с ней что-то случилось? Наверное, в последнюю минуту она получила поручение и забыла сообщить об этом, потому что долго жила одна и не привыкла ставить в известность других о своих делах.

Стефани была поражена, когда Элен сказала ей по телефону вчера, что бросает работу, причем немедленно. «Мне нужен отдых и меня беспокоит, что ты все время одна», — заявила она.

Дело было в том, что Стефани любила одиночество. Она никогда не имела возможности лежать в постели, пока не захочется выпить кофе и взять в руки доставленную на рассвете газету. В редкие дни безделья, лежа в кровати, она все утро смотрела телевизор.

Ей было двадцать лет, но выглядела она старше. Подрастая, Стефани мечтала последовать за младшей сестрой своего отца, которая уехала в Соединенные Штаты двадцать лет назад после смерти мужа.

Теперь эта самая Элен была ее опорой и ее будущим в мире, который больше не существовал в том виде, в каком она знала его. Непродолжительная, но кровавая революция стоила жизни ее родителям и разрушила их дом. Стефани поселилась у соседей, в крошечном доме которых не было комнаты для лишнего человека.

Время от времени Элен присылала немного денег и подарки к Рождеству. Отчаявшись, Стефани отправила ей слезную просьбу о помощи.

Несколькими неделями позже она сидела в самолете, направлявшемся в Соединенные Штаты.

Элен была такой доброй, а Стефани ужасно хотелось жить в Манхэттене, получить работу в салоне красоты и вечерами учиться на косметолога. Языком она уже вполне овладела, хотя приехала, зная всего несколько слов на английском.

Ее время почти наступило. В поисках однокомнатной квартиры в Нью-Йорке они с Элен уже присмотрели одну в Гринвич Виллидж, которая должна освободиться в январе, и Элен пообещала, что скоро они займутся покупкой обстановки для нее.

Этот дом был выставлен на продажу. Элен всегда говорила, что не собирается оставлять свою работу и квартиру в Коннектикуте, пока он не будет продан. "Что же заставило ее так неожиданно изменить свои планы? " — недоумевала Стефани.

Она откинула светло-каштановую прядь, упавшую на ее высокий лоб. Вновь подступило чувство голода. Ей тоже не мешало бы поесть. А разогреть ужин для Элен она всегда успеет, когда та приедет.

В восемь часов, когда она с улыбкой смотрела повторный показ «Золотых девушек», у входной двери раздался звонок.

В ее вздохе одновременно отразилось и облегчение, и раздражение. Наверное, руки у Элен заняты пакетами с покупками и она не хочет доставать свой ключ. Она бросила последний взгляд на экран. Фильм заканчивался. "После стольких часов не могла Элен прийти на минуту позднее? " — мелькнуло у нее в голове, когда она нехотя вставала с дивана.

Приветливая улыбка исчезла с ее лица, когда в дверях появился высокий полицейский моложавого вида. Как во сне, она услышала о том, что Элен Петровик застрелена в Коннектикуте.

Опережая печаль и шок, в голове отчаянно пронеслось: «Что будет со мной?» Всего лишь на прошлой неделе Элен говорила о своем намерении изменить завещание, в котором она все оставляла клинике Маннинга. Теперь уже было слишком поздно.

21

К восьми часам во вторник вечером движение в гараже почти прекратилось. Берни, который часто работал сверхурочно, провел в гараже уже двенадцать часов и собирался уходить домой.

Он не возражал против сверхурочных. Оплата была хорошей, да и чаевые тоже. Все эти годы его дополнительный заработок уходил на покупку радиоаппаратуры.

Этим вечером он шел в контору, охваченный беспокойством. Он не знал, что его главный босс находился в гараже, когда в обеденный перерыв, сидя в машине Тома Уайкера, Берни вновь шарил в отделении для перчаток в поисках интересующей его информации. Подняв глаза, он обнаружил, что босс смотрит на него через стекло автомобиля. Босс ушел, не сказав ни слова. И это было хуже всего. Если бы он разразился бранью, это бы разрядило обстановку.

Берни зафиксировал на хронометре время окончания работы. Сидевший за перегородкой ночной директор окликнул его. Лицо директора не предвещало ничего хорошего.

— Берни, освободи свой шкафчик. — В руках у него был конверт. — Здесь твоя зарплата, отпускные, оплата больничных и двухнедельное выходное пособие.

— Но... — слова протеста замерли у него на губах, когда директор взмахнул рукой.

— Послушай, Берни, тебе известно не хуже, чем мне, что у нас достаточно жалоб на то, что из машин, которые стоят в этом гараже, пропадают деньги и личные вещи.

— Я никогда ничего не брал.

— Тебе нечего было совать свой нос в бардачок Уайкера. Ты уволен.

Придя домой, все еще злой и расстроенный, Берни обнаружил, что на ужин у матери приготовлены замороженные макароны с сыром, которые она собиралась разогревать в микроволновой печи.

— День был ужасный, — жаловалась она, срывая обертку с упаковки. — Соседская детвора без конца шумела перед домом. Я велела им заткнуться, а они обозвали меня старой ведьмой. И ты знаешь, что я сделала? — Она не стала дожидаться ответа. — Я вызвала копов и пожаловалась. Тогда один из них подошел и нагрубил мне.

Берни схватил ее за руку.

— Ты вызывала сюда копов, мама? Они не спускались в подвал?

— Зачем им спускаться в подвал?

— Мама, я не хочу, чтобы здесь бывали копы, никогда.

— Берни, я уже несколько лет не спускалась в подвал. Ты ведь поддерживаешь там чистоту, не так ли? Я не хочу, чтобы оттуда в квартиру проникала пыль. У меня ужасная аллергия.

— Там чисто, мама.

— Будем надеяться. Ты неаккуратный, как твой отец. — Она хлопнула дверцей печи. — Ты больно схватил меня за руку. Больше так не делай.

— Не буду, мама. Извини.

Следующим утром Берни отправился на работу в обычное время. Он не хотел, чтобы мать знала о его увольнении. Однако на этот раз он отправился не в гараж, а на мойку машин в нескольких кварталах от дома. Здесь он уплатил за полное обслуживание своего «шевроле» восьмилетней давности. Чистка салона, мойка, полировка снаружи и изнутри. После обслуживания машина, несмотря на свою старость, приобрела респектабельный вид и вновь обрела свой первоначальный темно-зеленый цвет.

Он никогда не чистил ее, за исключением тех нескольких случаев в году, когда мать заявляла, что в следующее воскресенье собирается в церковь. Все, конечно же, было бы по-другому, если бы ему предстояла прогулка с Меган. Он начистил бы свою старушку до зеркального блеска.

Берни знал, что ему делать. Он думал об этом всю ночь. Может быть, он неспроста лишился своей работы в гараже. Возможно, все это часть одного большого замысла. Ему было явно недостаточно видеть Меган столько времени, сколько ей требовалось, чтобы поставить или взять из гаража свой «мустанг» или служебную машину третьего канала.

Ему хотелось находиться рядом с ней, снимать ее на видео, чтобы потом прокручивать пленку по ночам на своем видеомагнитофоне.

Сегодня он купит видеокамеру на Сорок седьмой улице.

Но для этого ему надо заработать деньги. Нет лучшего водителя, чем он, поэтому можно заработать, используя свою машину как такси. Это также обеспечит ему большую свободу. Свободу ездить в Коннектикут, где Меган Коллинз жила, когда не работала в Нью-Йорке.

Он должен быть осторожным, чтобы оставаться незамеченным.

«Это называется „навязчивая идея“, Берни, — объяснил ему псих в Рикерз-Айленде, когда он пристал к нему с вопросом, что с ним. — Я думаю, что мы бы помогли тебе, но если это чувство придет к тебе вновь, тебе нужно будет обратиться ко мне и пройти лечение».

Берни знал, что он не нуждается ни в каком лечении. Ему просто было необходимо находиться рядом с Меган.

22

Тело Элен Петровик пролежало весь вторник в спальне, где ее настигла смерть. Никогда не водившая дружбу с соседями, она уже распрощалась с теми немногими, с кем обменивалась приветствиями, а ее машина стояла скрытая от глаз в гараже арендованного ею кондо.

И только когда владелец кондо заехал в конце дня, он обнаружил мертвую женщину, лежавшую возле кровати.

О смерти незаметного эмбриолога из Ныо-Милфорда в штате Коннектикут было кратко упомянуто в программе новостей нью-йоркского телевидения. На сенсацию она не тянула. Следов взлома или сексуального нападения обнаружено не было. Кошелек жертвы с двумя сотнями долларов в нем находился в комнате, так что ограбление тоже исключалось.

Соседка, живущая через улицу, сообщила, что у Элен Петровик был один посетитель — мужчина, который и раньше бывал у нее. И всегда поздно вечером. Ей никогда не удавалось разглядеть его как следует, но она знала, что он был высокого роста. Соседка полагала, что это был любовник, потому что он всегда ставил свою машину во вторую половину гаража Петровик. Она считала, что покидал он ее ночью, потому как по утрам он никогда не попадался ей на глаза. Как часто она видела его? Может быть, с полдюжины раз. Автомобиль? Темный «седан» последней модели.

Обнаружив некролог своей бабушки, Меган позвонила в больницу, где ей сказали, что мать спит и состояние ее удовлетворительное. Уставшая до изнеможения, она пошарила, в аптечке в поисках снотворного, легла в постель и проспала до тех пор, пока будильник не разбудил ее в шесть тридцать утра. Немедленно позвонив в больницу, она убедилась, что сон у матери был хороший, и что основные показатели состояния ее здоровья находятся в норме.

Пролистывая за чашкой кофе «Тайме», Меган с ужасом обнаружила в хронике из Коннектикута сообщение о смерти доктора Элен Петровик. Здесь же была помещена ее фотография. Глаза доктора на ней были печальными и загадочными. «Я беседовала с ней у Маннинга, — пронеслось у нее в голове. — Она заведовала лабораторией, где при криогенных температурах хранятся эмбрионы. Кто убил эту тихую интеллигентную женщину? — терялась в догадках Меган. И тут ей в голову пришла другая мысль. — Как сообщалось в газете, доктор Петровик оставила свою работу и следующим утром собиралась выехать из Коннектикута. Не по этой ли Причине Маннинг отказал им в съемках специального репортажа о клинике?»

Звонить Тому Уайкеру было слишком рано, а вот перехватить Мака до его отъезда на работу еще было можно. Меган знала, что ей предстоит кое-что еще, и время для этого сейчас было самое, что ни на есть подходящее.

Мак торопливо поздоровался с ней.

— Извини, Мак. Я знаю, что выбрала не самый удачный момент для звонка, но мне необходимо поговорить с тобой, — сказала она.

— Ну что ты, Мег. Только подожди минутку.

Он, должно быть, прикрыл рукой микрофон. Она слышала его приглушенный, но в то же время раздраженный голос: «Кайл, ты оставил свою домашнюю работу на обеденном столе».

Через некоторое время он пояснил:

— У нас так каждое утро. Я говорю ему, чтобы он клал свои тетради в портфель еще с вечера. Он не делает этого, а утром вопит, что потерял их.

— А ты почему не положил ее в портфель вечером?

— Это дурная привычка. — Его голос переменился. — Как твоя мать, Мег?

— Неплохо. У нее, действительно, все в порядке. Она крепкая женщина.

— Такая же, как ты.

— Нет, я не такая крепкая.

— А, по-моему, даже слишком, если не рассказала мне о той женщине, что погибла от ножа убийцы. Но этот разговор мы продолжим в другое время.

— Мак, не мог бы ты заехать ко мне на три минуты по пути на работу?

— О чем разговор. Вот только Их Милость сядет в автобус.

Меган знала, что до приезда Мака у нее есть не больше двадцати минут, чтобы принять душ и одеться. Звонок раздался, когда она причесывала волосы.

— Выпьешь чашку кофе? — спросила она. — То, о чем я хочу спросить тебя, совсем не простое дело.

«Неужели всего сутки назад они сидели друг против друга за этим столом?» — с удивлением подумала она. Казалось, что с той поры прошла целая вечность. Но вчера она находилась в состоянии близком к обморочному. Сегодня же, когда ей доподлинно известно, что с матерью все в порядке, она могла взглянуть правде в глаза, какой бы горькой она ни была.

— Мак, — начала она, — ты специалист по ДНК. — Да.

— Женщина, которой нанесли удар ножом в четверг вечером, та, которая была очень похожа на меня?

— Да.

— Если сравнить ее хромосомный набор с моим, то можно ли установить наличие родства между нами?

Мак вскинул брови и разглядывал чашку в руке.

— Мег, это как раз то, чем мы занимаемся. Сделав тест на ДНК, мы можем однозначно установить, рождены ли те или иные два человека одной и той же матерью. Это довольно сложная процедура, но я могу показать тебе, как мы это делаем в своей лаборатории. В девяноста девяти случаях из ста мы можем установить, рождены ли какие-нибудь два человека от одного отца или нет. Это не настолько достоверно, как в случае с материнством, но все же мы с большой вероятностью можем утверждать, имеем ли мы дело со сводными братьями или сестрами.

— Можно ли этот тест проделать со мной и с умершей женщиной?

— Да.

— Ты, похоже, не очень удивлен тем, что я спрашиваю тебя об этом, Мак?

Он поставил чашку с кофе и посмотрел ей прямо в глаза.

— Мег, я уже решил поехать сегодня во второй половине дня в морг и посмотреть тело этой женщины. В бюро судебной медицины есть хромосомная лаборатория. Я хочу убедиться, что они взяли образец ее крови, пока она не попала на кладбище для невостребованных тел.

Меган прикусила губу.

— Тогда ты думаешь так же, как и я. — Перед глазами у нее стояло лицо погибшей женщины. — Мне надо встретиться с Филлипом этим утром и заехать в больницу, — продолжала она. — Встретимся у судмедэксперта. В какое время тебе удобнее?

Они договорились встретиться около двух часов. Отъезжая от дома Меган, Мак подумал, что не может быть такого времени, когда ему было бы удобно смотреть в мертвое лицо, которое напоминало Меган Коллинз.

23

Филлип Картер услышал сообщение с подробностями смерти Элен Петровик в выпуске новостей по пути в офис. При этом он подумал о том, что ему следует распорядиться, чтобы Виктор Орзини немедленно занялся поисками кандидата на вакансию, которую ее смерть открыла в клинике Маннинга. В конце концов, она получила свое место у Маннинга с помощью фирмы «Коллинз энд Картер». Это было высокооплачиваемое место, и фирма получит неплохой гонорар, если подыщет ей замену.

Он подъехал к офису в четверть девятого и заметил, что на одной из стоянок у входа в здание припаркован автомобиль Меган. Было очевидно, что она ждала его, потому что вышла из машины, как только он остановился.

— Мег, какой приятный сюрприз. — Он положил ей руки на плечи. — Но ради Бога, у тебя же есть свой ключ. Почему ты не вошла внутрь.

На лице Меган мелькнула улыбка.

— Я приехала всего минуту назад. «Кроме того, — подумала она, — я чувствовала бы себя незваным гостем, входя в офис».

— С Кэтрин все в порядке, не так ли?

— Вполне.

— Слава Богу, — с чувством произнес он. Небольшую приемную приятно оживляли диван и кресла с яркой обивкой, круглый журнальный столик и деревянные панели на стенах. Оказавшись здесь, Меган вновь испытала горькое чувство печали. В этот раз они прошли в кабинет Филлипа. Он, казалось, почувствовал, что теперь ей не хочется идти в кабинет отца.

Филлип помог ей снять пальто и предложил кофе.

— Нет, спасибо. Я уже выпила три чашки. Он сел за свой стол.

— Я тоже стараюсь ограничивать себя, поэтому повременю. Мег, ты выглядишь очень обеспокоенной.

— Да, это так. — Она провела языком по пересохшим губам. — Филлип, я начинаю думать, что совершенно не знала своего отца.

— В каком отношении?

Она рассказала ему о письмах и некрологе, которые нашла в запертом ящике стола, и увидела, как выражение озабоченности на его лице сменилось недоверием.

— Мег, я даже не знаю, что сказать тебе, — проговорил он, когда ее рассказ подошел к концу. — Я знал твоего отца долгие годы. Насколько я помню, он всегда говорил, что его мать умерла, когда он был еще ребенком. Его отец женился повторно, и, живя с мачехой, он хлебнул немало горя. Когда умирал мой отец, я услышал от Эдвина то, что навсегда осталось в моей памяти. Он сказал: «Я завидую тому, что ты можешь оплакивать своего родителя».

— Значит, и вы не знали его по-настоящему.

— Нет, конечно.

— Вопрос в том, почему ему приходилось скрывать это? — спросила Меган дрожащим голосом. Она сцепила руки и кусала губу. — Почему он не рассказал матери правду? Зачем ему нужно было обманывать ее?

— А если предположить следующее: он встретил твою мать и рассказал ей о своей семье все то же самое, что он говорил всем другим. Когда же они по-настоящему увлеклись друг другом, ему уже было трудно признаться в том, что он солгал ей. И ты можешь представить реакцию своего деда, узнай он о том, что твой отец по какой-то причине игнорирует свою мать?

— Да, я могу представить себе это. Но ведь прошло уже столько лет, как дед умер. Почему же он не мог?.. — голос у нее вновь сорвался.

— Мег, начав однажды вести двойную жизнь, с каждым днем становятся все труднее признаться в этом.

Меган услышала доносившиеся снаружи голоса и встала.

— Могу ли я рассчитывать, что это останется между нами?

— Безусловно. — Он поднялся вслед за ней. — Что ты собираешься делать дальше?

— Как только поправится мама, поеду в Чеенат-Хилл по адресу, который указан на конверте с некрологом. Может быть, там я найду ответы на свои вопросы.

— Как продвигается работа над телеочерком о клинике Маннинга?

— Никак. Они дали мне от ворот поворот. Придется искать другое такое же заведение. Подождите... Вы или отец устраивали кого-нибудь к Маннингу на работу?

— Этим занимался твой отец, И устраивал он как раз ту несчастную женщину, которую застрелили вчера.

— Доктора Петровик? Я встречалась с ней на прошлой неделе.

Раздался зуммер внутреннего переговорного устройства, и Филлип взял трубку.

— Кто? Хорошо, я поговорю с ним.

— Репортер из «Нью-Йорк пост», — объяснил он Меган. — Бог знает, что им от меня надо. — Меган видела, как омрачилось лицо Филлипа. — Это совершенно невозможно. — Голос у него стал хриплым к раздраженным. — Я... я не буду комментировать, пока сам лично не поговорю с доктором Иовино из нью-йоркской больницы. — Он положил трубку и повернулся к Меган. — Мег, этот репортер занимался делом Элен Петровик и раскопал, что она никогда не работала в нью-йоркской больнице. Ее диплом об университетском образовании оказался фальшивым, ведь устраивали ее в лабораторию к Маннингу мы.

— Но разве вы не проверяли рекомендации, прежде чем предлагать ее кандидатуру Маннингу?

Еще только задавая вопрос, Меган уже знала ответ на него. Он был написан на лице Филлипа. Делом Элен Петровик занимался ее отец. И подлинность сведений о ее прошлом должен был установить он.

24

Несмотря на отчаянные усилия сотрудников клиники Маннинга, скрыть витавшее в воздухе напряжение было невозможно. Несколько новых клиентов с беспокойством наблюдали, как на автостоянке появился телевизионный фургон Си-би-эс, из которого выскочили репортер с оператором и поспешно двинулись по дорожке к зданию клиники.

Мардж Уолтерс за стойкой регистратуры держала оборону, твердо заявив репортеру: «Доктор Маннинг не будет давать интервью до тех пор, пока не разберется со всеми обстоятельствами». Но удержать оператора ей оказалось не по силам, и он тут же принялся снимать на пленку приемную и ее обитателей. Некоторые пациенты повскакивали со своих мест, и она бросилась к ним.

— Это недоразумение, — умоляла она, неожиданно сообразив, что ее записывают на пленку.

Одна из женщин, закрывая руками лицо, взорвалась от негодования:

— Это возмутительно. Неужели для того чтобы завести ребенка по вашей системе, надо обязательно попасть в одиннадцатичасовой выпуск новостей. — Она пулей вылетела из помещения.

Другая сказала:

— Миссис Уолтерс, я тоже ухожу. Отмените мое посещение.

— Понятно. — Мардж выдавила из себя сочувственную улыбку. — На какое время вы хотели бы перенести свой прием?

— Мне надо уточнить, когда у меня будет свободное время. Я позвоню.

Мардж смотрела ей вслед. «Нет, ты уже никогда не позвонишь», — вертелось у нее в голове. Встревоженная, она заметила, как к репортеру подходит миссис Каплан — клиентка, посещающая клинику уже во второй раз.

— Что случилось? — потребовала она ответа.

— Случилось то, что лабораторией клиники последние шесть лет, очевидно, заведовал неспециалист. В действительности она оказалась всего-навсего косметологом.

— О Боже. Моя сестра два года назад сделала искусственное оплодотворение в этой клинике. Возможно ли такое, что она не получит свой собственный эмбрион? — Миссис Каплан молитвенно воздела свои руки к небу.

«Бог нам помощник, — думала Мардж. — Это конец клинике». Утреннее сообщение в новостях о смерти доктора Элен Петровик потрясло и опечалило ее. Приехав на работу час спустя, она услышала, что у Петровик было что-то неладное с дипломом об образовании. Но только резкое заявление репортера и реакция на него миссис Каплан заставили ее осознать всю серьезность возможных последствий.

Элен Петровик отвечала за сохранность эмбрионов, находящихся в замороженном состоянии в ее лаборатории. За сотни пробирок, каждая из которых была не больше половины указательного пальца и содержала в себе потенциально возможную живую душу. Стоит только неправильно пометить одну из них, и женщине будет имплантирован не ее эмбрион. В этом случае она будет родительницей, но не биологической матерью ребенка.

Мардж видела, как Каплан выбежала из приемной в сопровождении репортера. Она выглянула в окно. Подъезжали еще фургоны с телевизионщиками. Все больше репортеров появлялось вокруг каждой из выходивших женщин.

Из очередной машины появился репортер третьего канала Пи-си-ди. Меган Коллинз. Так ее звали. Это она собиралась сделать тот специальный выпуск, который так неожиданно отменил доктор Маннинг.

Меган не знала, стоит ли ей находиться здесь. Особенно теперь, когда в ходе расследования по поводу подлинности диплома об образовании Элен Петровик неизбежно всплывет имя ее отца. После того как она вышла из кабинета Филлипа Картера, ей позвонили из отдела новостей исказали, что Стив, ее оператор, будет ждать возле клиники Маннинга. «Уайкер дал добро», — заверили ее.

Она пыталась дозвониться до Уайкера, но его еще не было на рабочем месте. Интуиция подсказывала, что ей необходимо предупредить его о возможных обвинениях в ее адрес в предвзятости в этом деле. Однако в сложившихся обстоятельствах ей не оставалось ничего другого, как принять задание к исполнению. К тому же она считала, что адвокаты клиники все равно не допустят никаких интервью с доктором Маннингом.

Она не стала вместе с другими репортерами осаждать вопросами покидающих клинику пациенток. Вместо этого ока нашла Стива и позвала его с собой в здание. Спокойно открыв дверь, она, как и рассчитывала, увидела Мардж Уолтерс, сидевшую за стойкой и занятую разговором по телефону.

— Нам надо отменить все посещения на сегодня, — настаивала она. — Скажите им там, чтобы они сделали хоть какое-нибудь заявление, иначе единственное, что увидят зрители, это то, как женщины бегут отсюда, как от чумы. — Когда за Стивом хлопнула дверь, Уолтерс вскинула глаза и поспешно бросила в трубку: — Я больше не могу говорить. — И положила ее на рычаг.

Меган молча устроилась в кресле напротив Уолтерс. Ситуация требовала тактичного и осторожного обхождения. Ей было хорошо известно, что нельзя забрасывать вопросами человека, когда тот перевозбужден.

— Довольно беспокойное утро для вас, миссис Уолтерс, — успокаивающим голосом сказала она.

Регистраторша смахнула пот со лба.

— Это уж точно. — В ее словах звучала настороженность, но Меган почувствовала в ней ту же борьбу, что и вчера. Она понимала, что ей надо быть осторожной, но в то же время ей не терпелось рассказать кому-нибудь о том, что творилось у них в клинике. Это желание было выше ее сил.

— Я беседовала с доктором Петровик на встрече в воскресенье, — сказала Меган. — Она показалась мне такой милой женщиной.

— Да, это так, — согласилась Уолтерс. — Трудно поверить, что она не была профессионалом в том деле, которым занималась. Но ведь свое медицинское образование она, наверное, получила еще в Румынии, где после этого произошло столько всяких катаклизмов. Ручаюсь, в конце концов, выяснится, что у нее все-таки были все необходимые бумаги об образовании. Я только не понимаю, почему в нью-йоркской больнице говорят, что она не проходила у них подготовку. Бьюсь об заклад, что это тоже ошибка. Но когда это выяснится, уже будет поздно. Дурная слава погубит нашу клинику.

— Это возможно, — согласно кивнула Меган. — Не кажется ливам, что ее уход как-то связан со вчерашним решением Маннинга отменить съемки телеочерка о клинике?

Уолтерс взглянула на камеру в руках у Стива. Меган поспешно добавила:

— Если бы вы смогли рассказать мне что-нибудь такое, что смягчило бы все эти неблагоприятные новости, я бы не замедлила включить это в репортаж.

Мардж Уолтерс решилась. Меган Коллинз внушала доверие.

— Тогда я вам скажу, что Элен Петровик была самой приятной и трудолюбивой сотрудницей из всех, кого я встречала. Никто не испытывал такого счастья, как она, когда эмбрион приживался в чреве своей матери. Она относилась с любовью к каждому без исключения эмбриону в своей лаборатории и всегда настаивала на регулярных проверках аварийных генераторов, чтобы в случае отключения городского электропитания температура оставалась без изменения.

На глаза Уолтерс навернулись слезы.

— Я помню, доктор Маннинг рассказывал нам на совещании в прошлом году, как он летел в клинику, чтобы убедиться, что аварийный генератор работает, во время той ужасной снежной бури в декабре, когда отключили электричество. Догадываетесь, кто приехал сразу вслед за ним? Элен Петровик. А ведь она ужасно боялась водить машину в снег и в гололед и, тем не менее, приехала сюда во время той бури. Настолько она была предана своему делу.

— Как раз это я и чувствовала, когда брала у нее интервью, — заметила Меган. — Она показалась очень заботливой. Я сужу об этом по тому, как она обращалась с детьми во время фотографирования на лужайке в воскресенье.

— Я пропустила этот праздник, так как была на свадьбе в тот день. Теперь вы можете убрать свою камеру?

— Конечно. — Меган кивнула Стиву. Уолтерс тряхнула головой.

— Мне очень хотелось быть здесь, но моя кузина Доди сподобилась, наконец, выйти замуж за своего дружка, не прожив и восьми лет с ним. Надо было слышать мою тетю. Вы бы подумали, что замуж выходит девятнадцатилетняя выпускница женской гимназии. Клянусь Богом, что вечером накануне свадьбы она рассказывала Доди, как появляются дети. — Уолтерс скорчила гримасу, когда она поняла, что в этих стенах ее слова прозвучали нелепо. — Как появляется большинство из них, я имела в виду.

— Есть ли какая-нибудь возможность увидеть доктора Маннинга? — Меган знала, что если такая возможность существовала, то воспользоваться ею можно было только благодаря этой женщине.

Уолтерс покачала головой.

— Только между нами, у него сейчас помощник федерального прокурора и какие-то следователи.

В этом не было ничего удивительного. Они наверняка интересуются причинами неожиданного увольнения Петровик и задают вопросы, касающиеся ее личной жизни.

— Были ли у нее здесь особенно близкие друзья или подруги?

— Нет. На самом деле не было. Она была прекрасным человеком, но несколько суховатым, вы понимаете, что я имею в виду. Я считала, это объяснялось тем, что она была из Румынии. Хотя если подумать, то сестры Габор тоже выходцы из Румынии, но близких друзей у них больше, чем достаточно, особенно у Дза-Дза.

— Я не уверена, что они из Румынии, скорее из Венгрии. Так, Элен Петровик ни с кем в особенности не водила дружбу и не поддерживала интимных отношений?

— Это, скорее всего, может относиться только к доктору Уильямсу. Он работал ассистентом у доктора Маннинга, и мне иногда казалось, что у него с Элен что-то было. Я видела их вместе однажды вечером, когда муж водил меня в какой-то уединенный ресторанчик. Они не очень-то обрадовались, когда я остановилась возле их столика, чтобы поздороваться. Но это был единственный случай шесть лет назад, она только начинала работать здесь. Должна сказать, что после этого я присматривалась к ним, но никогда не замечала ничего особенного.

— Доктор Уильямс все еще работает здесь?

— Нет. Ему предложили открыть и возглавить новую клинику, и он принял это предложение. Это центр Франклина в Филадельфии. У него великолепная репутация. Между нами, доктор Уильямс был первоклассным руководителем. Это он создал весь этот коллектив, что, поверьте, было совсем не легким делом.

— Так, значит, это он принимал на работу Петровик?

— В принципе да, но ведущие специалисты всегда нанималась через одну из посреднических фирм, которая занимается их подбором и проверкой для нас. Но ведь доктор Уильямс работал здесь еще целых полгода после приема Элен, и, поверьте, уж он-то заметил бы отсутствие у нее квалификации.

— Мне бы хотелось поговорить с ним, миссис Уолтерс.

— Называйте меня, пожалуйста, просто Мардж. Мне бы тоже хотелось, чтобы вы поговорили с ним. Он бы рассказал, как великолепно справлялась Элен со своими обязанностями в лаборатории.

Меган услышала, как открылась входная дверь. Уолтерс подняла глаза.

— Еще телевизионщики! Меган, я больше не скажу ни слова.

Меган поднялась.

— Вы мне очень помогли.

По пути домой Меган решила, что не предоставит доктору Уильямсу возможности отказать ей по телефону. Она поедет прямо в центр Франклина и попытается встретиться с ним. Если ей повезет, она уговорит его дать ей интервью для очерка о лабораторном зачатии.

Интересно, что он скажет об Элен Петровик? Будет ли он защищать ее, как Мардж Уолтерс? Или же будет негодовать по поводу того, что ей удалось провести его также, как и всех других своих коллег?

Меган раздумывала также и о том, что ей даст ее другая остановка в Филадельфии. В доме, расположенном в районе Чеснат-Хилл, из которого кто-то сообщил отцу о смерти его матери.

25

Виктор Орзини и Филлип Картер никогда не обедали вместе. Орзини знал, что Картер считал его ставленником Эдвина Коллинза. Когда семь лет назад у Коллинза и Картера открылась вакансия, на нее вместе с Орзини претендовал еще один кандидат. Эд Коллинз выбрал Орзини. С самого начала его взаимоотношения с Картером были ровными, но никогда не отличались близостью.

Однако сегодня, после того как они оба заказали одинаковые рыбные блюда и салат по-домашнему, Орзини глубоко сочувствовал явно расстроенному Картеру. В его кабинете побывали репортеры, и прозвучало с дюжину телефонных звонков из редакций с вопросами, как случилось, что они с Коллинзом не обнаружили ложь в автобиографии Элен Петровик.

— Я всем им доказываю простую истину, — говорил Филлип Картер, нервно барабаня пальцами по скатерти. — Эд всегда очень скрупулезно подходил к изучению возможных кандидатов, а этим делом занимался именно он. Но это только подливает масла в огонь, разгоревшийся по поводу его исчезновения, и полиция уже откровенно заявляет, что не верит в его гибель в катастрофе на мосту.

— А Джекки помнит что-нибудь по делу Петровик? — спросил Орзини.

— Она в то время только начинала работать у нас. Ее инициалы стоят под письмом, но она не помнит его. Да и почему она должна помнить? Это была обычная хвалебная рекомендация, приложенная к автобиографии. Получив эти бумаги, доктор Маннинг встретился с Петровик и принял ее на работу.

— Пожалуй, хуже всего, когда обман в рекомендациях, которые ты проверял, вскрывается в сфере экспериментальной медицины, — заметил Орзини.

— Да, это так, — согласился Картер. — Если Элен Петровик допустила какие-нибудь ошибки, и на клинику Маннинга подадут в суд, то клиника, в свою очередь, тоже не замедлит притянуть нас к ответу.

— И выиграет процесс. Картер мрачно кивнул.

— И выиграет. — Он помолчал. — Виктор, ты больше работал с Эдом, чем со мной. Когда он звонил тебе из машины в тот вечер, он сказал, что хочет встретиться с тобой утром. Это было все, что он сказал?

— Да, это все. А что?

— Черт возьми, Виктор, — встрепенулся Картер, — давай говорить начистоту. Если Эду все же удалось благополучно миновать мост, то не возникало ли у тебя после разговора с ним подозрение в том, что он собирался использовать это происшествие для того, чтобы скрыться?

— Послушай, Филлип, он сказал, что хочет быть уверен, что утром я буду в офисе, — голос Орзини звучал как натянутая струна. — Слышимость была отвратительная. Вот все, что я могу сказать тебе.

— Извини. Я все ищу что-нибудь такое, что хоть как-то помогло бы понять происходящее, — вздохнул Картер. — Виктор, я хотел поговорить с тобой вот о чем. Меган собирается в субботу забрать личные вещи Эда из кабинета. Я хочу, чтобы ты с понедельника занял этот кабинет. Год у нас был не самый удачный, но мы, тем не менее, можем обновить его, в разумных пределах.

— Об этом не стоит беспокоиться сейчас. Больше им нечего было сказать друг другу. Виктор обратил внимание, что Картер даже не обмолвился о том, что, когда прояснится ситуация с Эдом Коллинзом, он может предложить Орзини стать его компаньоном. Он знал, что такого предложения никогда не будет. Ему же оставалось ждать считанные недели, когда место, которое он чуть было не получил еще год назад, вновь станет свободным. Парень, которого они взяли на эту должность, пришелся не ко двору. И в этот раз Орзини предложили более высокую зарплату, вице-президентство и пакет акций компании.

Он ушел бы уже сегодня. Собрал чемодан и вылетел бы прямо сейчас. Но в данных обстоятельствах это было невозможно. Ему нужно было кое-что найти и кое-что проверить в их офисе, а теперь, когда он мог перебраться в бывший кабинет Эда, его задача намного упрощалась.

26

Берни остановился у закусочной на шоссе номер 7 сразу на выезде из Данбери. Он устроился на стуле возле стойки и заказал роскошный гамбургер, жареный картофель и кофе. Испытывая от еды все возрастающее наслаждение, он с удовольствием вспоминал те напряженные часы, которые провел после того, как выехал из дому сегодняшним утром.

После того как его машина была вымыта и вычищена, он купил в магазине подержанных вещей на окраине Манхэттена шоферскую фуражку и темную куртку, которые должны были выгодно выделять его среди всех остальных, подрабатывающих извозом. Затем он отправился в аэропорт Ла Гурдиа, встав возле багажного отделения, вместе с другими водителями принялся поджидать пассажиров.

Ему сразу повезло. Какой-то мужчина лет тридцати сошел с эскалатора и стал всматриваться в таблички с именами в руках шоферов. Никто его не ждал. Берни мог понять, что творилось у него в душе. Он, вероятно, нанял машину в какой-нибудь сомнительной компании и теперь проклинал себя за это. Большинство водителей в таких заведениях были новичками в Нью-Йорке и первые полгода своей работы таксистами занимались тем, что блуждали по городу в поисках дороги.

Берни подошел к мужчине и предложил подвезти его до города, предупредив, что располагает не каким-нибудь там роскошным лимузином, а прекрасным и чистым автомобилем, не забыв прихвастнуть, что является лучшим водителем, какого только можно найти. Цену за то, чтобы подбросить парня до Сорок восьмой Западной улицы, он назвал в двадцать баксов. Через тридцать пять минут они были на месте, где Берни перепало еще н десять долларов чаевых. «Ты чертовский водитель», — сказал, расплачиваясь, мужчина.

Уплетая жареный картофель, Берни с удовольствием вспоминал комплимент и улыбался про себя. Если он и дальше будет заколачивать деньгу с таким же успехом, то мать еще не скоро узнает о том, что он больше не работает на старом месте. Она никогда не звонила ему туда, поскольку не любит говорить по телефону, считая, что это вызывает у нее головную боль.

И вот он сидит свободный как птица, ни перед кем не подотчетный, с намерением отправиться туда, где живет Меган Коллинз. Он купил карту Ньютауна и внимательно изучил ее. Дом Коллинзов находился на Бэйберри-роуд, и он знал, как туда добраться.

Ровно в два часа дня его автомобиль медленно проезжал мимо обшитого тесом дома с черными ставнями. Глаза Берни сузились в щелки, впиваясь в каждую деталь. Большой двор. Прекрасно. Даже элегантно. Не то, что его соседи на Джексон-Хайтс, которые залили бетоном почти весь свой малюсенький задний дворик и теперь с гордостью именуют его «патио».

Берни изучал обстановку. Огромный рододендрон слева на повороте подъездной аллеи со щебеночным покрытием. Плакучая ива в центре лужайки. Вечнозеленый кустарник образует живую изгородь, отделяющую участок Коллинзов от соседского.

Удовлетворившись осмотром, Берни надавил на педаль газа. Он не дурак и не будет разворачиваться здесь на тот случай, если за ним следят. Проехав поворот, он резко ударил по тормозам. Прямо под колеса к нему бросилась какая-то глупая собака.

На лужайке появился бегущий в его сторону мальчонка. Через стекло Берни слышал, как он испуганно звал собаку: «Джек! Джек!»

Собака побежала к своему хозяину, и Берни смог возобновить движение. Улица в этом месте была довольно тихой, и даже сквозь поднятые стекла он слышал, как мальчонка крикнул ему вдогонку: «Спасибо, мистер. Большое спасибо».

Мак приехал в бюро судебно-медицинской экспертизы на Тридцать первой Восточной улице в час тридцать. Меган должна была появиться здесь не раньше двух, но до этого времени ему еще предстояло встретиться с заведующим лабораторией доктором Кеннетом Лайонзом, с которым он созвонился заранее. Его проводили на пятый этаж, где в маленьком кабинете доктора Лайонза он рассказал о своих подозрениях.

Лайонз был худощавым мужчиной лет сорока с улыбчивым лицом и добрыми умными глазами.

— Эта женщина представляет для нас загадку. Она совершенно не похожа на тех, кого не будут разыскивать в случае исчезновения. Мы, так или иначе, собирались взять у нее пробу на ДНК до того, как ее тело будет отправлено на кладбище для бродяг. Будет совсем не сложно взять также пробу у мисс Коллинз и посмотреть, есть ли здесь вероятность родства.

— Это как раз то, в чем хочет убедиться Меган. Секретарша доктора сидела за столом у окна. Зазвонил телефон, и она взяла трубку.

— Мисс Коллинз находится внизу.

Выйдя из лифта, Мак отметил, что лицо Меган было омрачено не только от перспективы осмотра мертвого тела в морге. Что-то еще добавляло боли в ее глазах и делало глубже скорбные морщинки вокруг рта. Ему показалось, что это была печаль, не имеющая отношения к тому горю, которое она переживала с момента исчезновения отца.

Но при виде его лицо ее осветилось мимолетной улыбкой облегчения. «Как она прелестна», — мелькнуло у него в голове. Ее каштановые волосы были растрепаны порывистым ветром. Черный свитер с высоким горлом подчеркивал бледность кожи.

Мак представил ее доктору Лайонзу.

— Внизу вы сможете ближе изучить погибшую, чем из смотровой комнаты, — сказал Лайонз.

В морге было стерильно чисто. Вдоль стен тянулись ряды ящиков. Из-за закрытой двери в помещение, восьмидюймовое окно которого выходило в коридор, доносился гул голосов. Окно было зашторено. Мак догадывался, что там производится вскрытие.

Служащий провел их в самый конец коридора. Доктор Лайонз кивнул ему, и он потянулся к ручке выдвижного ящика.

Ящик беззвучно выкатился. Взгляду Мака открылось нагое замороженное тело молодой женщины. На груди у нее была одна-единственная, но глубокая ножевая рана. Тонкие руки вытянуты вдоль тела, ладони раскрыты. Узкая талия, покатые бедра, длинные ноги. Наконец его взгляд остановился на лице.

Каштановые волосы были спутаны на плечах, но он мог представить, что они также развевались бы на ветру, как у Меган. Чувственный рот, густые ресницы. Темные брови делали открытый лоб еще выше.

Мак почувствовал, как его пронзила острая боль. К горлу подступила тошнота, голова закружилась. "Это могла быть Мег, — думал он, — это должно было случиться с Мег".

27

Кэтрин Коллинз нажала находившуюся под рукой кнопку, и больничная кровать бесшумно приподнялась в изголовье. После ланча она целый час безуспешно пыталась заснуть. Одновременно она осуждала себя за стремление прятаться в сон. «Пора уже, моя дорогая, вернуться к реальности», — сурово приказала она себе.

Она пожалела, что под рукой у нее нет калькулятора и бухгалтерских книг из гостиницы. Еж необходимо было уяснить для себя, сколько еще она сможет протянуть, прежде чем будет вынуждена продать «Драмдоу». «Закладная, — думала она, — эта чертова закладная! Мой отец некогда бы не пустил на ремонт столько денег». «Хочешь жить — умей вертеться» — было его девизом с молодости. Сколько раз она слышала это?

Но с тех пор как у него появились своя гостиница и свой дом, он был самым щедрым мужем и отцом, если, конечно, их запросы не выходили за пределы разумного.

«Я же вышла за эти пределы, предоставив этому дизайнеру столько свободы, — ругала себя Кэтрин. — И деньги потекли, как вода под мостом».

Аналогия заставила ее содрогнуться. В памяти сразу всплыли леденящие душу фотографии искореженных машин, поднимаемых на поверхность из-под моста Таппан-Зи. Они с Меган рассматривали фото под лупой, содрогаясь при мысли, что вот-вот увидят какую-нибудь часть темно-синего «кадиллака».

Кэтрин отбросила одеяло, встала с кровати и потянулась за халатом. В крошечной ванной она плеснула в лицо водой и, взглянув на себя в зеркало, нахмурилась. «Придется прибегнуть к боевой раскраске, дорогуша», — сказала она себе.

Через десять минут она снова лежала в кровати, но уже в более приподнятом настроении. Ее короткие белокурые волосы были тщательно расчесаны, а румяна на щеках и помада скрывали тот серый оттенок, который она увидела в зеркале. Голубая пижама придаст ей уверенности в случае возможных посетителей. Она знала, что Меган была в Нью-Йорке, но не исключалось, что к ней может заглянуть кто-нибудь другой.

И действительно, через некоторое время в приоткрытую дверь постучал Филлип Картер.

— Можно войти, Кэтрин?

— Ради Бога.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Ты выглядишь гораздо лучше.

— Это потому, что я чувствую себя намного лучше. На самом деле, я уже хочу выписаться отсюда, но врачи настаивают, чтобы я полежала еще пару дней.

— Это не помешает. — Он придвинул один из стульев поближе к кровати и сел.

Присутствие рядом мужчины делало тоску по мужу еще более острой.

Эдвин был поразительно симпатичным. Она встретила его тридцать один год назад на вечеринке после футбольного матча между Гарвардским и Иельским университетами, на которую ее пригласил один из йельских игроков. Эд бросился ей в глаза во время танца. Темные волосы, синие глаза, высокая и стройная фигура.

На очередной танец Эдвин перехватил ее, а на следующий день звонил в дверь их дома с дюжиной роз в руках: «Я буду ухаживать за вами, Кэтрин».

Сейчас Кэтрин едва сдерживала внезапно подступившие слезы.

— Кэтрин? — Филлип взял ее за руку.

— Со мной все в порядке, — сказала она, убирая свою руку.

— Боюсь, что тебя не обрадует мое сообщение. Жаль, что я не смог поговорить вначале с Меган.

— Ей пришлось уехать в город. А в чем дело, Филлип?

— Кэтрин, ты, наверное, читала о женщине, убитой в Нью-Милфорде?

— О докторе. Да. Это ужасно.

— Тогда, значит, ты не знаешь о том, что она не была доктором, что ее диплом оказался поддельным, и что устроена в клинику Маннинга она была нашей фирмой?

Кэтрин подскочила в кровати.

— Что?

В палату поспешно вошла сестра:

— Миссис Коллинз, пришли два следователя из полиции Нью-Милфорда, которые хотят поговорить с вами. Доктор направляется сюда. Он хочет присутствовать во время разговора, а меня послал, чтобы я предупредила, что они будут у вас через несколько минут.

Кэтрин подождала, когда в коридоре затихнут ее шаги, и спросила:

— Филлип, тебе известно, почему эти люди здесь?

— Да, известно. Час назад они были у меня в офисе.

— По какой причине? Не дожидайся доктора. Я больше не собираюсь падать в обморок. Пожалуйста, мне необходимо знать, что меня ждет.

— Кэтрин, та женщина, которую убили вчера ночью в Нью-Милфорде, была клиенткой Эда. И он должен был установить, что диплом у нее был поддельный. — Филлип отвернулся, чтобы не видеть ту боль, которую он причинял ей. — Ты же знаешь, полиция не верит, что Эд погиб в катастрофе на мосту. Соседка, проживающая через улицу от дома Элен Петровик, заявила, что пострадавшую регулярно посещал по ночам высокий мужчина, у которого был «седан» темного цвета. — Он помолчал со скорбным выражением лица. — Она видела его там две недели назад. Кэтрин, той ночью, когда Мег вызвала «скорую», вместе с ней приезжала и патрульная машина полиции. Придя в себя, ты сказала полицейским, что звонил твой муж.

В горле у Кэтрин застрял комок. Губы и рот пересохли. В голове некстати мелькнула мысль: «Вот, оказывается, что такое сильная жажда».

— Я не осознавала, что говорю. Я хотела сказать, что Мег разговаривала с кем-то, кто назвался ее отцом.

В дверь постучали. Доктор заговорил сразу с порога:

— Кэтрин, я ужасно сожалею по поводу всего этого. Помощник федерального прокурора настаивает, чтобы следователи по делу об убийстве в Нью-Милфорде задали вам несколько вопросов. Я же не смог сказать, что вы недостаточно окрепли для того, чтобы встретиться с ними.

— Я достаточно окрепла, чтобы встретиться с ними, — тихо сказала Кэтрин и подняла взгляд на Филлипа. — Ты останешься?

— Да, конечно. — Он встал при виде вошедших вслед за сестрой следователей.

Кэтрин вначале испытала удивление оттого, что одним из них оказалась женщина, молодая женщина примерно такого же возраста, как Меган. Другим был мужчина, на ее взгляд, лет сорока. Он заговорил первым, извинившись за вторжение, пообещав не отнимать у нее много времени и представив себя и свою партнершу:

— Это следователь по особо важным делам Арлин Вайсе. Я — Боб Маррон. — Он перешел прямо к делу. — Миссис Коллинз, вас доставили сюда после перенесенного потрясения оттого, что вашей дочери позвонил среди ночи человек, назвавшийся вашим мужем?

— Это был не мой муж. Я бы узнала его голос в любом случае.

— Миссис Коллинз, извините меня за этот вопрос, но вы все еще верите, что ваш муж погиб в январе?

— Я абсолютно уверена в том, что он мертв, — твердо сказала она.

— Прекрасные розы для вас, миссис Коллинз, — пропели за дверью, и она распахнулась настежь. Это был один из добровольных помощников в розовых куртках, которые доставляли в палаты цветы, развозили на тележках книги и помогали кормить престарелых пациентов.

— Не сейчас, — зашипел на него лечащий врач Кэтрин.

— Нет, почему же? Поставьте их на тумбочку. — Кэтрин обрадовалась, что их прервали. Ей нужно было время, чтобы взять себя в руки. И вновь оттягивая продолжение разговора, потянулась за карточкой, которую добровольный помощник снимал с ленты на вазе.

Она взглянула на нее и замерла с наполненными ужасом глазами. Под пристальными взглядами присутствовавших Кэтрин взяла карточку дрожащими пальцами и попыталась обрести спокойствие.

— Я не знала, что покойники могут посылать цветы, — прошептала она и прочла вслух: — «Моя самая дорогая. Верь мне. Я обещаю, что у меня все получится». — Кэтрин прикусила губу. — Подписано: «Любящий тебя муж, Эдвин».

28

Во вторник утром следователи из Коннектикута приехали в Лоренсвилл, штат Нью-Джерси, чтобы расспросить Стефани Петровик о ее убитой тетке.

Стараясь не обращать внимания на беспокойное шевеление в животе, Стефани сцепила руки, чтобы унять их дрожь. Выросшая в Румынии при Чаушеску, она привыкла бояться полиции и, хотя мужчины, сидевшие в гостиной ее тетки, с виду казались очень добрыми и были одеты в гражданское платье, она навидалась достаточно, чтобы не доверять им. Те, кто доверял полиции, чаще всего заканчивали тюрьмой, или хуже.

Там же находился и Чарлз Поттерз, адвокат тетки, который напоминал ей чиновника из деревни, где она родилась. Он тоже казался добрым, но она чувствовала, что его доброта была чисто формальной. Он исполнит свой долг, а долг его состоял, как он уже сообщил ей, в том, чтобы выполнить завещание Элен, которая все оставляла клинике Маннинга.

— Но она намеревалась изменить его, — говорила ему Стефани. — Она собиралась позаботиться обо мне, помочь мне закончить курсы косметологов и купить квартиру. Обещала оставить мне денег. Говорила, что я для нее все равно, что дочь.

— Я понимаю. Но, поскольку завещание осталось неизменным, я могу вам посоветовать единственное: пока этот дом не продан, вы можете жить в нем. Как Душеприказчик, я, пожалуй, смогу устроить, чтобы вас наняли присматривать за ним до продажи. А после этого, боюсь, что с точки зрения закона вы будете предоставлена сама себе.

«Предоставлена сама себе». Стефани знала, что без зеленой карточки и работы она ни под каким видом не сможет больше оставаться в этой стране.

— Был ли среди знакомых вашей тети такой мужчина, которого можно было бы назвать особенно близким другом? — задал вопрос один из полицейских.

— Нет, пожалуй, не было, — ответила она. — Иногда по вечерам мы ходили на вечеринки к другим румынам. Бывало, что Элен посещала концерты. В субботу или в воскресенье она часто уходила часа на три-четыре. Куда? Об этом она никогда не говорила мне. — Но Стефани не знала ни о каком мужчине в жизни тетки. Она опять рассказала о том, как была удивлена, когда Элен неожиданно уволилась с работы. — Она собиралась уйти с работы, как только будет продан дом. Ей хотелось пожить немного во Франции. — Стефани была так испугана, что с трудом подбирала английские слова.

— По словам доктора Маннинга, он даже не подозревал, что она собиралась бросить работу в клинике, — сказал по-румынски следователь, которого звали Хьюго.

Стефани бросила на него благодарный взгляд и тоже перешла на румынский:

— Она говорила мне, что доктор Маннинг будет расстроен и что ей ужасно не хочется сообщать ему об этом.

— Была ли у нее на примете другая работа? В этом случае ей пришлось бы вновь представлять свой диплом для проверки.

— Она говорила, что хочет немного отдохнуть. Хьюго повернулся к адвокату:

— А как у Элен Петровик обстояли дела с финансами?

— Могу заверить вас, совсем неплохо, — ответил Чарлз Поттерз, — ведь миссис Петровик была очень экономной и выгодно помещала свои сбережения. За этот дом она расплатилась и имела восемьсот тысяч долларов в акциях, облигациях и наличными.

«Такие деньги, — думала Стефани, — а ей теперь не достанется ни пенни из них». Она потерла лоб. Спина у нее болела, ноги отекли. Усталость казалась непреодолимой. Хорошо еще, что мистер Поттерз взял на себя заботы о панихиде, которая состоится в церкви святого Доминика в пятницу.

Стефани обвела взглядом комнату. Парчовая драпировка, полированная мебель, лампы под абажурами и голубой ковер делали ее такой очаровательной. Весь этот дом был одно загляденье. Ей бы очень хотелось иметь подобное гнездышко. Элен говорила, что она сможет взять некоторые вещи отсюда в свою квартиру в Нью-Йорке. Что же она будет делать теперь? О чем это там спрашивает ее полицейский?

— Когда у вас должен появиться ребенок, Стефани?

Отвечая, она не смогла сдержать слезы.

— Через две недели, — разрыдалась она. — Он сказал, что это моя проблема, и уехал в Калифорнию. Он не будет помогать мне. Я не знаю даже, где его искать. Я не знаю, что мне делать.

29

Шок, который Меган вновь испытала при виде похожей на нее мертвой женщины, начал проходить только тогда, когда из ее руки была взята пробирка крови.

Она не знала, какой именно реакции она ждала от Мака, когда он смотрел на труп, но увидела только крепко поджатые губы. При этом он сказал лишь, что находит сходство настолько поразительным, что сравнение хромосомных наборов становится абсолютно необходимым. Доктор Лайонз высказал такое же мнение.

Ни она, ни Мак не обедали, поэтому из бюро судебно-медицинской экспертизы они отправились, каждый на своем автомобиле, в один из любимых ресторанчиков Меган — «У Нири» на Пятьдесят седьмой улице. В уютном ресторане за фирменным сандвичем и кофе Меган рассказала Маку о поддельном дипломе Элен Петровик и возможной причастности к обману своего отца.

Подошел Джимми Нири и поинтересовался у Меган делами ее матери. Узнав, что она лежит в больнице, он принес свой радиотелефон, чтобы Меган могла позвонить ей.

Ответил Филлип.

— Привет, Филлип. Я только хотела узнать, как себя чувствует мама. Будьте добры, передайте ей трубку, пожалуйста.

— Мег, у нее только что был довольно сильный шок.

— Что за шок? — испугалась Меган.

— Кто-то прислал ей дюжину роз. Ты поймешь, когда я прочту тебе карточку.

Мак рассматривал на противоположной стене ирландские сельские пейзажи в рамках. Услышав, как испуганно вскрикнула Меган, он повернулся и увидел ее расширенные от ужаса глаза. «Что-то случилось с Кэтрин», — мелькнуло у него в голове.

— Что такое, Мег? — он взял трубку из ее трясущихся рук. — Хэлло...

— Мак, хорошо, что ты там.

Это был голос Филлипа Картера, даже сейчас звучавший уверенно и авторитетно.

Положив руку на плечо Меган, Мак выслушал краткий рассказ Картера о событиях последнего часа.

— Я останусь пока с Кэтрин, — закончил он. — Вначале она очень расстроилась, но сейчас понемногу успокаивается. Она говорит, что хочет поговорить с Меган.

— Мег, твоя мама, — сказал Мак, протягивая ей трубку. Вначале ему показалось, что Меган не слышит его, но через какое-то время она взяла трубку. Он видел, как трудно ей было справиться с собой и заставить голос подчиниться рассудку.

— Мама, с тобой действительно все в порядке?.. Что думаю я? Я думаю, что это тоже своего рода жестокая шутка. Ты права, отец бы никогда не сделал ничего подобного... Я знаю... Я знаю, как это тяжело... Успокойся, у тебя должно хватить сил, чтобы справиться с этим. Не забывай, что ты дочь ирландца... Через час у меня встреча с Уайкером в редакции. Затем я сразу поеду в больницу... Я тоже люблю тебя. Дай мне Филлипа на минутку.

Филлип, побудьте с ней немного. Сейчас ее нельзя оставлять одну... Спасибо. — Она опустила трубку, голос у Меган сорвался. — Это чудо, что с ней не случился инфаркт. Подумать только, следователи расспрашивают ее об отце и тут приносят эти розы. — Рот у нее искривился, и она прикусила губу.

Маку нестерпимо хотелось заключить ее в свои объятия, прижать к себе и осушить ее горькие слезы своими поцелуями. Но вместо этого он только старался успокоить ее и развеять сковавший ее страх:

— У Кэтрин нет предынфарктного состояния, — твердо заявил он. — Тебе надо выбросить это из головы. Я тебе точно говорю, Мег. Ну а теперь, правильно ли я понял Филлипа, что полиция подозревает твоего отца в связи со смертью Петровик?

— Очевидно. Они уцепились за показания соседки, заявившей, что Петровик регулярно посещал высокий мужчина, у которого был темный «седан» последней модели. Отец был высокий и имел «седан» темного цвета.

— Таких высоких мужчин можно найти тысячи, Мег. Это смехотворно.

— Я знаю. И мама знает тоже. Но полиция решительно не верит, что отец был на мосту в момент катастрофы, а это означает для них, что он все еще, вероятно, жив. Они хотят знать, почему он поручился за Петровик с ее поддельным дипломом. Их интересует, не было ли у отца интимной связи с Петровик. И они спрашивают об этом у мамы.

— Ты веришь в то, что он жив, Мег?

— Нет, не верю. Но если он рекомендовал Элен Петровик на это место, зная о ее обмане, то здесь что-то не так. Если, конечно, она каким-то образом не обвела вокруг пальца и его тоже.

— Мег, я знал твоего отца с тех времен, когда еще только начинал учиться в университете, и если в чем-то могу заверить тебя, так это в его порядочности. И ты была совершенно права, когда говорила матери, что твой отец просто не способен на такие вещи, как тот ночной звонок или эти розы. На подобные шутки, действительно, способны только жестокие люди.

— Или сумасшедшие. — Меган распрямилась, только теперь почувствовав, что рука Мака лежит у нее на плече. Он осторожно убрал ее.

— Мег, — сказал он, — за цветы надо платить, наличными, по кредитной карточке или по чеку. Как все-таки было уплачено за розы?

— Думаю, что следователи уже заинтересовались этим.

Джимми Нири предложил им кофе по-ирландски.

Меган отрицательно покачала головой.

— Я бы, конечно выпила чашечку, Джимми, но лучше в другой раз. Мне надо спешить в редакцию.

Мак возвращался на работу. Но прежде чем они сели в свои машины, он взял Меган за плечи:

— Мег, об одном прошу. Обещай, что ты не будешь избегать моей помощи.

— Ох, Мак, — вздохнула она. — Мне кажется, что с тебя уже и так достаточно семейных забот Коллинзов. Сколько времени, по мнению доктора Лайонза, может потребоваться на проведение хромосомного анализа?

— От четырех до шести недель, — сказал Мак. — Я позвоню тебе вечером, Мег.

Через полчаса Меган сидела в кабинете Уайкера.

— Интервью с регистраторшей в клинике Маннинга получилось чертовски удачным, — сказал он. — Ни у кого нет ничего подобного. Но в связи с причастностью вашего отца к делу Петровик, мне бы хотелось, чтобы вы там больше не появлялись.

Именно это она ожидала услышать. Взгляд ее стал упрямым.

— У центра Франклина в Филадельфии высокая репутация. Мне бы хотелось использовать его вместо клиники Маннинга в очерке об искусственном оплодотворении. — Она ждала, содрогаясь при мысли о возможном отказе и в этом.

Но слова его прозвучали как музыка:

— Я хочу, чтобы очерк был закончен как можно скорее. В связи с Петровик идут бесконечные звонки с вопросами о лабораторном зачатии. Момент самый, что ни на есть подходящий. Когда вы сможете отправиться в Филадельфию?

— Завтра.

Она чувствовала, что с ее стороны было бы нечестно не рассказать Тому о том, что доктор Генри Уильямс, возглавлявший центр Франклина, работал в свое время у Маннинга вместе с Элен Петровик. Но, рассудила она, если ей представится шанс поговорить с Уильямсом, то она будет выступать при этом в качестве репортера Пи-си-ди, а не как дочь человека, рекомендовавшего Петровик, несмотря на ее фальшивые документы.

Берни ехал в Манхэттен из Коннектикута. Побывав возле дома Меган, он был переполнен воспоминаниями о всех тех случаях, когда он следовал за девушкой до ее дома, а затем, спрятавшись в ее машине, или гараже, или даже в кустах возле дома, наблюдал за ней. При этом он как бы переносился на другую планету, где были только она и он, хотя она и не подозревала о его присутствии.

Он знал, что ему необходимо находиться возле Меган, но при этом надо быть осторожным. Ньютаун был маленьким городком богачей, а копы в таких местах всегда с подозрением относились к любой незнакомой машине, появляющейся в их окрестностях.

«Представь, что ты бы наехал на ту собачонку, — думал Берни, направляясь по Бронкс к мосту Уиллис-авеню. — Ее маленький хозяин, вероятно, поднял бы такой крик, что чертям стало бы тошно. Тут же сбежались бы люди, чтобы посмотреть, что случилось. Кто-то задался вопросом, а что здесь делал этот таксист, в самом конце улицы, где не было проезда? Если бы кто-то позвонил в полицию, то там могли бы проверить мое прошлое». Он знал, чем это могло обернуться для него.

Ему оставалось сделать только одно дело. В центре Манхэттена он подъехал к недорогому магазину на Сорок седьмой улице, где в прошлом была куплена почти вся его электроника. Он уже давно присмотрел здесь видеокамеру, являющуюся последним словом техники в этой области. Сегодня он приобрел ее вместе с полицейским радиосканнером для автомобиля.

Затем он отправился в магазин художественных товаров и купил несколько листов розовой бумаги. В этом году пропуски для прессы, которые полиция выдавала представителям средств массовой информации, были розового цвета. Дома у него уже был один такой. Его потерял какой-то репортер в гараже. На своем компьютере он сможет скопировать его и изготовить пропуск, который нельзя будет отличить от настоящего. Он изготовит также и разрешение на парковку в местах, отведенных для прессы, и поместит его на ветровом стекле своего автомобиля.

Вокруг полно местных кабельных станций, и никто не обратит на него никакого внимания. Он будет говорить, что представляет одну из них. Он станет репортером по имени Берни Хеффернан. Совсем как Меган.

Беспокоило только то, что его отпускные и выходное пособие подходили к концу. Надо, чтобы деньги продолжали поступать. К счастью, ему удалось подбросить пассажира в аэропорт Кеннеди и вернуться с другим в город как раз к тому времени, когда настала пора возвращаться домой.

За ужином его мать расчихалась.

— Ты простудилась, мама? — участливо спросил Берни.

— Я не простудилась. У меня аллергия, — отмахнулась она. — Мне кажется, что в доме у нас пыль.

— Мама, ты же знаешь, что пыли у нас нет. Ты же хорошая хозяйка.

— Бернард, ты действительно содержишь подвал в порядке? Я верю тебе и не рискую ступать на эту лестницу после того, что случилось.

— Там все в полном порядке, мама.

Они вместе смотрели шестичасовые новости и видели, как Меган Коллинз брала интервью у регистраторши в клинике Маннинга.

Берни подался вперед и впился взглядом в профиль Меган, когда она задавала свои вопросы. На руках и на лбу у него выступила испарина.

Вдруг пульт дистанционного управления вырвали из его рук. Одновременно со щелчком выключаемого телевизора он ощутил на своем лице пощечину.

— Ты опять начинаешь, Бернард? — закричала мать. — Ты наблюдаешь за этой девкой, я же вижу. Я же все вижу. Неужели ты так ничему и не научился?

Когда Меган приехала в больницу, она увидела мать одетой.

— Вирджиния привезла мне кое-какую одежду. Я должна выбраться отсюда, — решительно заявила Кэтрин Коллинз. — Я не могу просто лежать в этой кровати и думать. Все эти думы очень тревожные. В гостинице я хоть чем-то буду занята.

— А что сказал твой врач?

— Вначале он, конечно же, возражал, но сейчас он согласен выписать меня. — Голос ее дрогнул. — Мегги, не пытайся отговаривать меня. Будет, действительно, лучше, если я окажусь дома.

Меган не сдержалась и с силой прижала ее к себе.

— Ты уже все собрала?

— Все до зубной щетки. Мег, и еще. С тобой хотят поговорить эти следователи. Когда мы приедем домой, тебе надо позвонить им и договориться о встрече.

Еще на пороге дома Меган услышала, что звонит телефон. Она подбежала к нему и взяла трубку. Это была Дина Андерсон.

— Меган, если вы все еще хотите оказаться поблизости, когда ребенок появится на свет, то приготовьтесь. В понедельник с утра доктор собирается положить меня в медицинский центр Данбури и начать стимуляцию родов.

— Я буду там. Ничего, если я в воскресенье подъеду к вам с оператором и сниму несколько кадров о том, как вы с Джонатаном готовитесь к появлению в доме новорожденного?

— Это будет прекрасно.

Кэтрин Коллинз переходила из комнаты в комнату и включала свет.

— Как хорошо оказаться дома, — бормотала она.

— Тебе не хочется прилечь?

— Меньше всего на свете. Я собираюсь отмокнуть в ванне, приодеться как следует и отправиться с тобой на ужин в гостиницу.

— Ты уверена в этом? — Меган видела, как у матери вздернулся подбородок, и губы сжались в твердую линию.

— Да, вполне. Нам придется испытать еще много неприятностей, прежде чем дела пойдут на поправку, Мег. Ты убедишься в этом, когда поговоришь со следователями. Но никому даже в голову не должно прийти, что мы уходим от ответа. «Семь бед — один ответ», — говорил отец, так что лучше позвонить этим людям из прокуратуры штата.

Джон Дуайер был помощником прокурора штата, курировавшим судебные органы в Данбери. Под его юрисдикцией находился также и город Нью-Милфорд.

К сорока годам Дуайер проработал в прокуратуре уже пятнадцать лет. За эти годы он отправил в тюрьму несколько известных граждан, считавшихся столпами общества, за разные преступления, начиная от мошенничества и кончая убийствами. Он трижды успешно выступал в качестве обвинителя на процессах по делу о фальсификации смерти с целью незаконного получения страховки.

Местная печать с сочувствием писала о предполагаемой гибели Эдвина Коллинза в катастрофе на мосту Таппан-Зи. Семья была хорошо известна в этих местах, и гостиница «Драмдоу» пользовалась популярностью.

Когда почти достоверно стало известно, что автомобиль Коллинза не обнаружен среди упавших в реку, а также о том, что Коллинз рекомендовал на работу человека с поддельным дипломом, вокруг провинциального убийства разгорелся крупный скандал. Дуайеру было известно, что министерство здравоохранения направило своих экспертов в клинику Маннинга для выяснения ущерба, который Петровик могла нанести, будучи заведующей лабораторией в этой клинике.

В среду вечером Дуайер в своем кабинете провел совещание со следователями Арлин Вайсе и Бобом Марроном из полиции Нью-Милфорда, которым удалось заполучить из Госдепартамента в Вашингтоне досье на Элен Петровик.

Вайсе сообщила ему основные сведения, содержавшиеся в этом досье:

— Петровик прибыла в Соединенные Штаты двадцать лет назад в возрасте двадцати семи лет. Ее попечитель содержал салон красоты на Бродвее. В заявлении Петровик на получение визы указано, что она закончила высшее учебное заведение и прошла курсы косметологов в Бухаресте.

— И никакого медицинского образования? — задал вопрос Дуайер.

— Ничего подобного она не указывает, — подтвердила Вайсе.

Боб Маррон заглянул в свои записи:

— Она пошла работать в салон своего друга, провела там одиннадцать лет, из которых последние два года посещала вечерние курсы секретарей-машинисток. — Дуайер кивнул. — Затем ей была предложена работа секретарши в центре искусственного оплодотворения Доулинга в Трентоне, что в штате Техас. Именно тогда она приобрела свой дом в Лоренсвилле. Тремя годами позднее Коллинз устроил ее в клинику Маннинга на должность эмбриолога.

— Что насчет самого Эдвина Коллинза? Его прошлое выяснено? — спросил Дуайер.

— Да, он выпускник экономического факультета Гарварда. Никогда не имел никаких неприятностей. Получил разрешение на ношение оружия примерно десять лет назад, после того, как на него было совершено нападение перед светофором в Бриджуотере.

По внутреннему переговорному устройству прозвучал голос:

— Мисс Коллинз звонит по просьбе мистера Маррона.

— Это дочь Коллинза? — спросил Дуайер. — Да.

— Назначьте ей встречу здесь на завтра. Маррон взял трубку и, ответив Меган, вопросительно посмотрел на помощника прокурора штата:

— Восемь часов завтрашнего утра вас устроит? Она выезжает в Филадельфию по заданию и позднее не может.

Дуайер кивнул.

После того как Маррон договорился о встрече с Меган и положил трубку, Дуайер откинулся в своем крутящемся кресле:

— Давайте посмотрим, чем мы располагаем. Эдвин Коллинз исчез и считается якобы погибшим. Но сегодня его жена получает цветы от него, за которые, как вы говорите, уплачено по его кредитной карточке.

— Распоряжение цветочнику поступило по телефону. Его кредитная карточка не была аннулирована. С другой стороны, до сегодняшнего дня она не использовалась с января, — сказала Вайсе.

— Разве она не была поставлена на контроль после его исчезновения, чтобы проследить за движением средств на его счету?

— До позавчерашнего дня Коллинз считался утонувшим, поэтому не было причин ставить ее на контроль.

Арлин Вайсе разглядывала свои записи:

— Я хочу расспросить Меган Коллинз о том, что мне довелось услышать от ее матери. О том телефонном звонке, который уложил миссис Коллинз в больницу и который, как она клянется, не был звонком ее мужа...

— Что именно вы хотите узнать об этом звонке?

— Ей послышалось, что звонивший сказал что-то вроде «У меня страшные неприятности». Что бы это могло значить?

— Мы спросим дочь, что она думает об этом, когда будем беседовать с ней завтра, — сказал Дуайер. — Я же знаю, что думаю я. Действительно ли Эдвин Коллинз все еще числится как предположительно погибший?

Маррон и Вайсе одновременно кивнули. Помощник прокурора встал из-за стола:

— Нам, вероятно, следует изменить эту формулировку. Вот как я представляю себе это дело. Первое, мы установили связь Коллинза с Петровик. Второе, можно почти с полной уверенностью утверждать, что он не погиб в катастрофе на мосту. Третье, он снял всю наличность со своих страховых полисов за несколько недель до своего исчезновения. Четвертое, никаких признаков его машины не обнаружено, но к Петровик регулярно приезжал высокий мужчина в темном «седане». Пятое — телефонный звонок, использование кредитной карточки, цветы. Думаю, этого достаточно. Оповестите все посты полиции о том, что Эдвин Коллинз разыскивается для допроса в связи с убийством Элен Петровик.

30

Около пяти часов у Виктора Орзини раздался звонок, которого он боялся. Звонил Ларри Даунз, президент «Даунз энд Розен», чтобы сказать о том, что ему, Виктору, лучше повременить с подачей заявления об уходе из фирмы «Коллинз энд Картер».

— Как долго мне придется ждать, Ларри? — спросил Орзини.

— Я не знаю, — уклончиво ответил Даунз. — Этот шум в связи с Петровик, в конце концов, утихнет, но сейчас ты принесешь с собой много его отголосков. А если окажется, что Петровик что-то напутала с этими эмбрионами в клинике, то придется расплачиваться, и ты это знаешь. Вы, ребятки, устроили ее туда, вам и держать ответ.

Виктор запротестовал:

— Я только начинал работать здесь, когда заявление Элен Петровик было направлено в клинику Маннинга. Ларри, ты подвел меня прошлой зимой.

— Мне жаль, Виктор. Но фактом остается то, что ты уже находился там шесть недель, прежде чем Петровик начала работать у Маннинга. Это значит, что ты был там как раз в то время, когда должна была проводиться проверка подлинности ее документов. «Коллинз энд Картер» небольшая фирма. Кто поверит, что ты не знал о том, что происходило в ней?

Орзини поперхнулся. В беседе с репортерами он заявил, что никогда не слышал о Петровик, так как ее кандидатура на должность в клинике Маннинга была одобрена еще до того, как сам он был принят фирмой"Коллинз энд Картер". Тогда они не поняли, что он уже находился здесь, когда рассматривалось ее заявление.

— Ларри, в этом году я помог многим из твоих людей, — он попытался воспользоваться еще одним аргументом.

— Неужели, Виктор?

— Вы устроили своих кандидатов к троим нашим лучшим клиентам.

— Очевидно, наши кандидаты на эти места оказались сильнее.

— А кто сообщил вам, что эти корпорации ищут людей, чтобы заполнить вакансии?

— Извини, Виктор.

Орзини уставился на трубку, когда на линии раздались гудки отбоя. «Не звони нам. Мы позвоним тебе сами», — все еще слышалось ему. Но он уже понимал, что работы у «Даунз энд Розен» ему теперь не видать.

В кабинет просунулась голова Милли:

— Я ухожу. Какой ужасный был день, не так ли, мистер Орзини? Все эти настырные репортеры и бесконечные звонки. — Ее глаза горели от возбуждения.

Виктор мог явственно представить ее сидящей за ужином у себя на кухне и смакующей каждую деталь этого дня.

— Мистер Картер вернулся? — спросил он.

— Нет. Он позвонил и сказал, что останется пока с миссис Коллинз в больнице, а затем отправится прямо домой. Вы знаете, мне кажется, что он неравнодушен к ней.

Орзини не нашел, что сказать.

— Что ж, всего доброго, мистер Орзини.

— До свидания, Милли.

Пока мать одевалась, Меган прошмыгнула в кабинет и достала из отцовского стола письма и заметку с некрологом. Пряча их в свой «дипломат», она молила Бога, чтобы мать не заметила легких царапин, оставшихся от пилки, которой она вскрывала ящик стола. Ей придется рассказать об этих письмах и некрологе, но только не сейчас. Может быть, после поездки в Филадельфию у нее найдется какое-нибудь объяснение.

Она поднялась наверх в свою ванную, чтобы умыться и немного подкраситься. После секундного колебания она решила набрать номер Мака. Он обещал позвонить этим вечером, и ей не хотелось, чтобы он думал, что с ней что-то случилось. «Еще что-то случилось», — поправила она себя.

Ответил Кайл.

— Мег! — это был прежний Кайл, которого радовал ее голос.

— Привет, разбойник. Как дела?

— Великолепно. Но сегодня чуть было не случилась беда.

— Что такое?

— Джек чуть не погиб. Я бросал ему мячик. Он совсем уже научился ловить его, но один раз я бросил слишком сильно, и мяч полетел на улицу. Джек бросился за ним, и тут какой-то парень чуть не наехал на него. Видела бы ты, как этот парень затормозил. Он остановился как вкопанный. Машина прямо присела.

— Я рада, что с Джеком все в порядке, Кайл. В следующий раз бросай ему мяч на заднем дворе. Там тебе хватит места.

— Папа тоже так сказал. Он выхватывает у меня трубку, Мег. Увидимся...

Донесся голос Мака:

— Я не выхватывал трубку. Я пытался дотянуться до нее. Привет, Мег. Тебе уже сообщили все наши новости. А у тебя как дела?

— Мама уже дома, а я собираюсь отправиться завтра в Филадельфию делать телеочерк, над которым бьюсь все последнее время.

— Ты будешь заезжать по тому адресу в Чеснат-Хилл?

— Да, но мама пока не знает об этом. И о письмах тоже.

— Я буду молчать. Когда ты возвратишься?

— Наверное, не раньше восьми вечера. До Филадельфии ехать почти четыре часа.

— Мег. — Голос у Мака зазвучал неуверенно. — Я знаю, что ты не желаешь, чтобы я вмешивался, но мне хочется помочь тебе. Иногда я чувствую, что ты избегаешь меня.

— Не говори глупостей. Мы всегда были хорошими друзьями.

— Я не уверен, что мы продолжаем оставаться ими. Может быть, я чего-то не понимаю. Что случилось?

«Случилось то, что я не могу без унижения вспоминать о том письме, которое написала тебе девять лет назад и в котором умоляла тебя не жениться на Джинджер. Случилось то, что я всегда буду только маленькой подружкой для тебя. Однако мне, хоть и с трудом, но удалось справиться с собой и отделить свою жизнь от твоей. Я не хочу, чтобы еще раз повторилась ситуация с Джереми Макинтайром».

— Ничего не случилось, Мак, — беззаботно произнесла она. — Ты по-прежнему мой друг. Просто я не могу больше говорить с тобой об уроках музыки. Я их уже давно забросила.

Когда в тот вечер Меган зашла в спальню матери, чтобы пожелать ей спокойной ночи, она незаметно отключила звонок телефона. Если будут еще ночные звонки, то услышит их только она.

31

Доктор Генри Уильямс, шестидесятипятилетний руководитель центра искусственного оплодотворения имени Франклина, расположенного в старой части города Филадельфии, производил впечатление доброго дядюшки. Голова его была увенчана шапкой седых волос, а выражение лица могло бы подействовать успокаивающе даже на самого нервного пациента. Очень высокого роста, он слегка сутулился, что говорило о привычке слушать, склонившись над говорившим.

Меган позвонила ему после встречи с Томом Уайкером, и он с готовностью согласился принять ее. Теперь она сидела перед его столом в кабинете, стены которого были увешаны фотографиями младенцев и детей постарше.

— Все эти дети — результат лабораторного оплодотворения? — задала вопрос Меган.

— Результат искусственного воспроизводства, — поправил Уильямс. — Не все из них были зачаты в пробирке.

— Я понимаю или, по крайней мере, надеюсь на это. Зачатие в пробирке — это когда яйцеклетки извлекаются из яичников и оплодотворяются спермой в лабораторных условиях.

— Правильно. Надо иметь в виду также, что женщина предварительно принимает препараты, стимулирующие появление в ее яичниках одновременно нескольких яйцеклеток.

— Да. Я понимаю это.

— Мы практикуем также и другие методы, являющиеся разновидностями лабораторного оплодотворения. Я могу предложить вам некоторую литературу, чтобы ознакомиться с ними. Научный язык несколько тяжеловесный, но в конечном итоге все методы сводятся к тому, чтобы помочь женщине забеременеть.

— Согласитесь ли вы дать интервью перед камерой, разрешить нам съемку ваших объектов и поговорить с некоторыми из ваших клиентов?

— Да. Честно говоря, мы гордимся своим центром, и благоприятная реклама ему не повредит. У меня будет только одно условие. Я свяжусь с некоторыми из наших клиентов и узнаю, согласятся ли они, чтобы их снимали. Я не хочу, чтобы кто-то попал на пленку без его согласия. Некоторые предпочитают, чтобы в их семьях не знали о том, что они прибегали к помощи искусственного воспроизводства.

— А почему они скрывают это? Мне кажется, что они должны быть только счастливы оттого, что у них появился ребенок.

Они счастливы. Но свекровь одной из клиенток, узнав о том, что ребенок появился в результате лабораторного зачатия, откровенно заявила о своем сомнении в том, что отцом ребенка является ее сын, так как у того очень низкое содержание сперматозоидов в семенной жидкости. Нашей клиентке пришлось сделать хромосомный анализ себе, мужу и ребенку, чтобы подтвердить тот факт, что они с мужем являются биологическими родителями ребенка.

— Верно ли, что некоторые используют донорские эмбрионы?

— Да, те, которые не могут вырабатывать свои собственные детородные клетки. В этом случае они становятся как бы приемными родителями.

— Я так и представляла это себе. Доктор, я понимаю, что тороплю события, но не могла бы я вернуться сюда сегодня к вечеру с оператором? Женщина в Коннектикуте вскоре должна родить второго близнеца. Первый родился у нее три года назад в результате лабораторного оплодотворения. В дальнейшем мы собираемся делать регулярные материалы о развитии этих детей.

На лице Уильямса появилось выражение обеспокоенности.

— Иногда я задумываюсь, а следует ли нам заходить так далеко. Меня очень тревожат физиологические аспекты развития детей-близнецов, рожденных в разное время. Между прочим, когда эмбрион разделяется на два и один из них консервируется при криогенных температурах, мы называем его «клон», а не «близнец». Но, отвечая на ваш вопрос, я говорю «да», в конце дня я буду в вашем распоряжении.

— Я не могу выразить, как я вам благодарна. Мы снимем несколько начальных кадров снаружи и в приемном отделении. В качестве вступления я скажу о том, когда был основан центр Франклина. Насколько я знаю, около шести лет назад.

— В прошлом сентябре было шесть лет.

— Затем я остановлюсь на таких конкретных вопросах, как лабораторное оплодотворение, замораживание — я имела в виду консервацию в условиях криогенных температур, — и на клонах, как в случае с миссис Андерсон. — Меган встала, чтобы идти. — Мне надо кое-что подготовить в срочном порядке. Вас устроит, если я подойду к вам за интервью в четыре часа?

— Вполне.

Меган заколебалась. Ей было боязно расспрашивать Уильямса о Элен Петровик, пока между ними не установилось некоторое взаимопонимание, но она не могла больше ждать.

— Доктор Уильямс, я не знаю, сообщалось ли в местной прессе о том, что женщина по фамилии Петровик, работавшая в клинике Маннинга, была найдена в своей квартире убитой. Было обнаружено также, что документы у нее оказались фальшивыми. Вы знали ее и даже одно время работали с ней, не так ли?

— Да, знал. — Уильямс тряхнул головой. — Я был помощником у доктора Маннинга и знал обо всем, что происходило в клинике, и о всех, кто работал там.

Элен Петровик, несомненно, провела меня. Она заправляла лабораторией без сучка и задоринки. Это ужасно, что документы у нее оказались фальшивыми, но она производила впечатление вполне компетентного работника.

Меган решила рискнуть и объяснить этому великодушному человеку, зачем ей понадобилось задавать подобные зондирующие вопросы.

— Доктор, фирма моего отца и сам отец были обвинены в том, что пропустили ложные сведения, представленные Элен Петровик. Прошу простить меня, но я должна попытаться побольше узнать об этой женщине. Сотрудница, работающая в регистратуре клиники Маннинга, видела вас и Элен Петровик за ужином в ресторане. Вы хорошо знали ее?

В глазах Генри Уильямса появились веселые искорки.

— Вы имеете в виду Мардж Уолтерс? А разве она не рассказывала вам о том, что согласно существовавшей традиции я всегда приглашал нового сотрудника клиники на ужин? Это было своего рода неофициальное посвящение его...

— Нет, она не рассказывала мне об этом. Вы были знакомы с Элен Петровик до того, как она стала работать у Маннинга?

— А были ли у вас какие-нибудь контакты с ней после вашего ухода из клиники?

— Никаких.

Раздался сигнал интеркома. Он взял трубку в прислушался.

— Попросите подождать у телефона, пожалуйста, — сказал он, поворачиваясь к Меган.

Она поняла намек.

— Доктор, я не буду больше занимать ваше время. Большое вам спасибо. — Меган вскинула на плечо свою сумку и удалилась.

Когда дверь за ней закрылась, Генри Уильямс вновь приложил трубку к уху.

— А теперь соедините меня с абонентом, пожалуйста. — Он пробормотал слова приветствия, послушал, а затем нервно сказал: — Да, конечно, я один. Она только что ушла. Вернется в четыре с оператором. Не надо предупреждать меня об осторожности. Ты что, принимаешь меня за дурака?

Он положил трубку и неожиданно обмяк, как будто из него выпустили воздух. Через некоторое время Уильямс взял трубку опять и набрал номер.

— У вас там все под контролем? — спросил он.

Ее предки-шотландцы называли это вторым зрением. Этот дар проявлялся у женщин клана Кемпблов в разных поколениях. На этот раз им обладала Фиона Кемпбл Блэк. Являясь экстрасенсом, к помощи которого регулярно прибегали полицейские всея страны, когда сталкивались с загадочными преступлениями, а также семьи, когда им приходилось разыскивать своих пропавших родных, Фиона относилась к своим необыкновенным способностям с большой серьезностью.

Двадцать лет назад она вышла замуж и с тех пор жила в красивом и древнем городе под названием Литчфилд, расположенном в штате Коннектикут и основанном в начале семнадцатого века.

Во второй половине дня в четверг муж Фионы, Эндрю Блэк, адвокат, практикующий в этом же городе, пришел домой перекусить и увидел, что со стола еще не убраны остатки завтрака, а жена сидит над раскрытой утренней газетой, закатив глаза и склонив набок голову, как будто ожидая услышать голос или звук, которые не хочет пропустить.

Эндрю Блэк знал, что это такое. Он снял пальто, бросил его на стул и сказал:

— Я приготовлю нам что-нибудь.

Через десять минут, когда он вернулся с тарелкой сандвичей в чайником, Фиона подняла брови.

— Это произошло со мной, когда я увидела его. — Она показала портрет Эдвина Коллинза, помещенный на первой странице газеты. — Он разыскивается полицией для допроса в связи со смертью женщины по фамилии Петровик. Блэк налил чай.

— Я читал.

— Эндрю, я не хочу ввязываться, но думаю, что мне придется. Я получаю сигналы от него.

— Насколько они четкие, эти сигналы?

— Они очень слабые. Мне надо подержать в руках что-нибудь, принадлежавшее ему. Как ты считаешь, мне позвонить в полицию Нью-Милфорда или отправиться прямо к его семье?

— Я думаю, что лучше действовать через полицию.

— Я тоже так думаю. — Фиона медленно провела пальцами по лицу на фотографии. — Как много зла, — пробормотала она. — Смерть и зло повсюду вокруг него.

32

В четверг утром Берни подобрал первого пассажира в аэропорту Кеннеди. Он припарковал свой «шевроле» и прошел на остановку пригородных автобусов. Вскоре должен был отправляться автобус в Уэстпорт, и группа людей стояла в ожидании. Тридцатилетняя парочка с двумя маленькими детьми и большим количеством багажа, по мнению Берни, вполне могла стать его пассажирами.

— В Коннектикут? — спросил он с приветливой улыбкой.

— Нам не нужно такси, — с раздражением бросила в ответ женщина, хватая за руку своего двухлетнего сынишку. — Билли, стой рядом, здесь нельзя бегать.

— Сорок баксов плюс плата за дополнительные услуги, — сказал Берни. В Уэстпорте мне надо забрать пассажира, поэтому я не гонюсь за ценой.

Супруг пытался удержать за руку с визгом вырывающегося трехлетнего малыша.

— Договорились, — крикнул он, даже не поинтересовавшись реакцией жены на свои слова.

Автомобиль у Берни был опять помыт и вычищен изнутри. Он видел, как презрительное выражение, появившееся на лице женщины при виде его. «шевроле», быстро сменилось на одобрительное, когда она заглянула в салон машины. Ехал он аккуратно, не превышая скорости, без резких перестроений с одной полосы на другую. Отец семейства сидел рядом с ним на переднем сиденье. Жена устроилась на заднем, пристегнув детей рядом с собой. Берни отметил про себя, что неплохо было бы купить какие-нибудь детские сиденья и держать их в багажнике на такой случай.

С коннектикутской автомагистрали супруг попросил Берни свернуть на шоссе под номером 17.

— Отсюда всего полторы мили.

Когда они подъехали к приятному кирпичному дому на Такседороуд, старания Берни были вознаграждены десяткой чаевых.

Высадив пассажиров, он вернулся на коннектикутскую магистраль и, направившись к югу, вскоре опять оказался на седьмом шоссе. У него было такое ощущение, словно машина сама катила туда, где живет Меган. «Будь осторожен, — пытался он убедить себя. — Даже с камерой и пропуском для прессы ты можешь вызвать подозрение на ее улице».

Он решил выпить чашку кофе и обдумать ситуацию. Вскоре подвернулась закусочная. При входе в нее стоял газетный автомат. Сквозь стекло Берни видел, что все заголовки кричат о клинике Маннинга. Это там Меган брала вчера то интервью, которое они смотрели с мамой по телевидению. Нашарив в кармане мелочь, он купил газету и за кофе прочел статью. Клиника Маннинга находилась в сорока минутах езды от дома Меган. Там сейчас, наверное, полно репортеров, пытающихся разобраться с лабораторией, где работала та женщина.

Может быть, и Меган окажется в клинике. Ведь вчера она была там.

Через сорок минут Берни уже ехал по узкой и извилистой дороге, которая вела к клинике Маннинга. Выйдя из закусочной, он еще долго сидел в машине и внимательно изучал карту района, чтобы без труда найти потом самый короткий путь туда.

Как он и рассчитывал, на стоянке возле клиники находилось уже несколько фургонов, принадлежащих прессе и телевидению. Берни припарковался несколько в стороне от них и укрепил на ветровом стекле свое разрешение на стоянку. Затем достал и внимательно рассмотрел изготовленный им пропуск для прессы. Отличить от настоящего его мог только специалист. В пропуске указывалось, что его предъявитель, Бернард Хеффернан, является репортером 86-го канала телестанции в городе Элмайра штата Нью-Йорк. «Это — периферийная станция, — успокаивал он себя. — Если кто-то спросит, почему в городишке заинтересовались этой историей, скажу, что у нас там собираются строить такую же клинику, как у Маннинга».

Удовлетворившись своей легендой, Берни вышел из машины и надел ветровку. Большинство репортеров и операторов обычно тоже невесть как одеты. Спрятав глаза за темными очками, Берни достал из багажника видеокамеру. «Последнее слово техники», — с гордостью сказал он себе. Она стоила ему кучу денег. И рассчитывался он за нее по кредитной карточке. Для того чтобы она не очень привлекала своей новизной, ему пришлось втереть в нее немного грязи из своего подвала, а сбоку нанести аббревиатуру 86-го канала.

В вестибюле клиники толпилось с дюжину репортеров и операторов. Они пытались взять интервью у мужчины, который изо всех сил отбивался от них.

— Я повторяю, клиника Маннинга гордится тем, что она успешно помогает женщинам обзавестись детьми, которых они так отчаянно желают, — говорил он. — Мы убеждены, что, несмотря на отсутствие соответствующих сведений в ее заявлении, Элен Петровик могла получить образование эмбриолога в Румынии. Ни один из работавших с ней специлистов не заметил и малейшего намека на то, что она не владела этой специальностью.

— Но если она все же допустила ошибку? — спросил один из репортеров. — Представьте, что она перепутала хранившиеся в лаборатории эмбрионы, и женщины родили не своих детей.

— Мы сделаем хромосомный анализ любому из родителей, кто пожелает, а также их детям. Это занимает от четырех до шести недель, но зато дает неопровержимые результаты. Если родители пожелают сделать такой анализ в другом учреждении, мы оплатим расходы. Ни доктор Маннинг и ни один из старших сотрудников не видят никаких проблем в этом отношении.

Берни посмотрел вокруг. Меган здесь не было. Может, спросить, не видел ли кто-нибудь ее? Нет, это было бы ошибкой. Надо просто слиться с толпой и не высовываться, предостерег он себя.

Но как он и надеялся, никто не обратил никакого внимания на него. Он направил свою камеру на осаждаемого вопросами мужчину и включил ее.

Когда с интервью было покончено, Берни вышел вместе со всеми, стараясь, однако, не подходить слишком близко ни к одному из репортеров. Он заметил оператора Пи-си-ди, но не признал дюжего мужчину, державшего рядом с ним микрофон.

Перед самыми ступеньками клиники остановилась машина, и из нее вышла женщина. Она была беременна и, без всякого сомнения, сильно расстроена. Тут же последовал вопрос репортера:

— Вы пользуетесь услугами этой клиники, мадам? Пытаясь спрятать лицо от камер, Стефани Петровик прокричала:

— Нет, нет. Я лишь хочу упросить их поделиться со мной деньгами моей тети. Она все завещала клинике. Я думаю, что убил ее кто-то из здешних, потому что боялся, что она передумает и изменит свое завещание, после того как уйдет отсюда. Если бы я смогла доказать это, разве бы деньги не стали моими?

Остановившись перед роскошным каменным домом в Чеснат-Хилл, расположенном в двадцати милях от окраины Филадельфии, Меган еще долго сидела в машине. Грациозные линии трехэтажного особняка подчеркивались оригинальной формой окон, вычурностью дубовых дверей и оттенками густой зелени, которыми отсвечивала крыша в лучах послеполуденного солнца. По обеим сторонам дорожки, что вела к дому через обширную лужайку, стояли плотные ряды азалий, которые весной, была уверена Меган, поражают буйством красок. С десяток стройных березок стояли, как балерины, рассыпавшись по всему участку.

На почтовом ящике значилось «С. -Дж. Грэхем». Доводилось ли ей когда-нибудь слышать эту фамилию от отца? Нет. Меган не могла припомнить.

Она вышла из машины и медленно пошла по дорожке. Слегка поколебавшись, позвонила в дверь и услышала мелодичную трель сигнала в глубине дома. Секунду спустя дверь отворила горничная в униформе.

— Да? — Ее вопрос прозвучал вежливо, но настороженно.

Меган спохватилась, что не знает, кого ей спросить.

— Мне бы хотелось поговорить с кем-нибудь в этом доме, кто мог знать Аурелию Коллинз.

— Кто это, Джесси? — донесся мужской голос.

За спиной у горничной Меган увидела приближающегося к двери высокого мужчину с белыми как снег волосами.

— Пригласи молодую даму в дом, Джесси, — распорядился он. — На улице холодно.

Меган ступила внутрь. Когда дверь закрылась за ней, мужчина прищурился и сделал ей знак подойти поближе.

— Проходите, пожалуйста. Здесь больше света. — Лицо его осветилось улыбкой. — Это Анни, не так ли? Моя дорогая, я очень рад видеть вас вновь.

33

После раннего завтрака с Меган, которой предстояло сначала встретиться со следователями в Данбери, а затем ехать в Филадельфию, Кэтрин Коллинз, со второй чашкой кофе в руках, поднялась наверх и включила в своей комнате телевизор. Из местной программы новостей она узнала, что ее муж числится теперь полицией не как «предположительно погибший», а как «разыскиваемый для допроса по делу о смерти Пет ровик».

Когда позвонила Меган, чтобы сказать, что она закончила беседу со следователями и отправляется в Филадельфию, Кэтрин спросила:

— Мег, что они спрашивали у тебя?

— То же самое, что и у тебя. Ты же знаешь, они убеждены, что отец жив, поэтому подлог и убийство валят на него. Одному Богу известно, что они выдумают еще. Ты была права, когда говорила мне, что беда не приходит одна.

Голос Мег чем-то пугал Кэтрин.

— Мег, ты чего-то недоговариваешь.

— Мам, мне надо ехать. Мы поговорим с тобой вечером, я обещаю.

— Я не хочу, чтобы от меня что-то скрывали.

— Клянусь Богом, я ничего не буду от тебя скрывать.

Доктор предупредил Кэтрин о том, чтобы она хотя бы несколько дней полежала дома. «Полежала и довела себя до настоящего инфаркта», — думала она, одеваясь, чтобы идти в гостиницу.

Она отсутствовала всего несколько дней, но это уже было заметно. Вирджиния была хорошей работницей, но упускала некоторые мелочи. Как, например, цветы, которые уже стали осыпаться на столе администратора.

— Когда их принесли? — спросила Кэтрин.

— Сегодня утром.

— Позвоните цветочнику и попросите заменить их. — Те розы, которые ей принесли в больницу, были свежайшими, вспоминала она.

Столы в обеденном зале были накрыты к ланчу. В сопровождении помощника официанта Кэтрин переходила от одного к другому, внимательно осматривая их.

— Здесь и там, у окна, недостаточно салфеток, а на том столе нет одного ножа, и солонка имеет неряшливый вид.

— Да, мадам.

Она прошла на кухню. Старый шеф-повар, проработав двадцать лет, в июле ушел на пенсию. Его преемник, Клив д'Арсетт, несмотря на свои двадцать лет, пришел с внушительными рекомендациями. Но через четыре месяца Кэтрин стало ясно, что на подхвате у него получалось неплохо, а вот доверять ему самостоятельную работу было еще рано.

Он готовил обычный набор блюд к ланчу, когда Кэтрин вошла на кухню. В глаза бросились пятна жира на плите, оставшиеся еще со вчерашнего обеда. Бачок с отходами тоже не очищался. Она попробовала на вкус голландские колбаски.

— А почему они такие соленые? — удивилась Кэтрин.

— Я бы не сказал, что они соленые, миссис Коллинз, — ответил д'Арсетт без тени почтения в голосе.

— А я бы сказала и боюсь, что заказчики тоже.

— Миссис Коллннз, вы взяли меня шефом. И до тех пор, пока я не смогу быть шефом и готовить по-своему, у нас с вами ничего не получится.

— Вы очень облегчили мне задачу, — сказала Кэтрин. — Вы уволены.

Она надевала фартук, когда появилась встревоженная Вирджиния Мэрфи.

— Кэтрин, куда отправился Клив? Он только что пролетел мимо меня, как ужаленный.

— Наверное, назад в школу поваров.

— Но вам же надо лежать. Кэтрин повернулась к ней.

— Вирджиния, до тех пор, пока это заведение остается у меня в руках, моим спасением будет эта плита. Так какие блюда наметил Эскоффер на сегодня?

Они подали сорок три ланча, а также немало сандвичей в баре. Наплыв посетителей был большим. Когда поток заказов уменьшился, Кэтрин смогла выбраться в обеденный зал. В длинном белом фартуке, она обходила стол за столом, на секунду задерживаясь возле каждого. За теплыми улыбками приветствия в глазах посетителей сквозили немые вопросы.

«Я не осуждаю людей за любопытство, — думала она. — Я бы сама не удержалась от него после всего услышанного. Но это мои друзья. Это моя гостиница, и как бы там ни было, у нас с Мег есть свое место в этом городе».

Конец дня Кэтрин провела в конторе, просматривая бухгалтерские документы. «Если банк возобновит мне кредит, и я заложу или продам свои украшения, — решила она, — то смогу протянуть еще месяцев шесть, самое меньшее. А к тому времени, возможно, прояснится вопрос со страховкой». Она закрыла глаза. Если бы ей хватило ума не записывать дом еще и на имя Эдвина после смерти отца.

«Почему я сделала это? — размышляла она. — Я знаю почему. Мне не хотелось, чтобы Эдвин думал, что живет в моем доме. Даже когда был жив отец, Эдвин всегда старался сам платить за коммунальные услуги и ремонт». «Я не должен чувствовать себя квартирантом здесь», — говорил он. Ох, Эдвин. Как он называл себя? А, да, «странствующий путник». Ей это казалось шуткой. Теперь она сомневалась в этом.

Она попыталась припомнить строчки из старой песни, которую он обычно напевал. В памяти всплывали только первая строка да еще одна фраза. Первая строка: «Я странствующий путник, вся жизнь моя в дороге». Другая: «От ваших настроений меняю песнь свою».

Печальные слова, если задуматься над ними. Почему Эдвин считал, что они относятся к нему?

Отогнав эти мысли, Кэтрин решительно взялась за счета. Телефон зазвонил как раз тогда, когда она закрыла последнюю книгу. Это был Боб Маррон, один из следователей, приходивший к ней в больницу.

— Миссис Коллинз, не застав вас дома, я решил позвонить в гостиницу. Появилось кое-что новое. И мы сочли необходимым довести эту информацию до вас, хотя это не значит, что мы обязательно рекомендуем вам воспользоваться ею.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — упавшим голосом проговорила Кэтрин.

Маррон рассказал, что в полицию позвонила Фиона Блэк, экстрасенс, помогающий им в розыске пропавших людей.

— Она говорит, что получает очень сильные посылы от вашего мужа и хотела бы подержать в руках какую-нибудь из принадлежавших ему вещей, — закончил Маррон.

— Вы хотите напустить на меня какого-то шарлатана?

— Я понимаю ваши чувства, но помните ли вы случай с исчезновением ребенка Талмаджей?

— Да.

— Так вот, это миссис Блэк навела нас на строительную площадку возле городской мэрии. Она спасла жизнь этому ребенку.

— Понятно. — Кэтрин облизала пересохшие губы. «Все лучше, чем ничего», — сказала она себе и крепче сжала телефонную трубку.

— Что миссис Блэк хочет из вещей Эдвина? Что-нибудь из одежды? Кольцо?

— Она сейчас здесь и хотела бы побывать у вас дома и выбрать что-нибудь, если это возможно. Я мог бы привезти ее к вам через полчаса.

Кэтрин задумалась. Не следует ли ей дождаться Меган, прежде чем встречаться с этой женщиной? Но затем неожиданно для себя сказала:

— Через полчаса было бы прекрасно. Я еду домой.

Меган чувствовала, как по коже у нее пробегал мороз, когда она стояла в вестибюле с вежливым мужчиной, который, очевидно, считал, что они уже встречались. Онемевшими губами ей едва удалось произнести:

— Я не Анни. Мое имя Меган. Меган Коллинз. Грэхем еще ближе присмотрелся к ней.

— Вы дочь Эдвина, ведь верно?

— Да, верно.

— Пройдите со мной, пожалуйста. — Он взял ее за руку и провел в кабинет, находившийся тут же справа. — Я провел здесь большую часть своей жизни, — говорил он, усаживая ее на диван, а сам, устраиваясь в кресле с высокой спинкой. — После смерти моей жены этот дом кажется мне ужасно большим.

Меган поняла, что Грэхем видел, что она шокирована его словами, и старался успокоить ее. Но ей все еще было трудно формулировать вопросы дипломатично. Она открыла сумочку и достала конверт с некрологом.

— Вы прислали это моему отцу? — спросила она.

— Да, я. Он так и не ответил мне тогда, но я и не рассчитывал на это. Я был очень расстроен, когда прочел о той катастрофе в январе.

— Откуда вы знаете моего отца? — поинтересовалась Меган.

— Извините, — ответил он. — Кажется, я забыл представиться. Я — Сайрус Грэхем. Сводный брат вашего отца.

«Его сводный брат! Я даже не подозревала о его существовании», — подумала Меган.

— Вы только что назвали меня Анни, — сказала она. — Почему?

Он ответил вопросом на вопрос:

— У вас есть сестра, Меган?

— Нет.

— И вы не помните, как лет десять назад я встречался с вами, вашей матерью и отцом в Аризоне?

— Я никогда не была там.

— Тогда я совершенно ничего не понимаю, — заключил Грэхем.

— Когда именно и где в Аризоне мы встречались, по вашему мнению? — прозвучал настоятельный вопрос Меган.

— Так, дайте мне подумать. Это было в апреле, почти одиннадцать лет назад. Я находился в Скоттс-дале. Моя жена провела неделю на курорте «Элизабет Арден Спа», и утром следующего дня я должен был забрать ее оттуда. В Скоттсдале я остановился в отеле «Сафари», и, когда выходил из ресторана, заметил Эдвина. Он сидел с женщиной лет за тридцать и молодой девушкой, которая была очень похожа на вас. — Грэхем посмотрел на Меган. — В действительности, и вы, и она напоминаете мать Эдвина.

— Мою бабушку?

— Да. — Вид у него стал озабоченный. — Меган, боюсь, что все это расстраивает вас.

— Мне очень важно знать все о тех людях, которые были в тот вечер с моим отцом.

— Очень хорошо. Вы понимаете, это была совсем непродолжительная встреча, но, поскольку я не видел Эдвина к тому времени уже несколько лет, она запомнилась мне.

— А когда вы видели его в последний раз до этой встречи?

— Ни разу со времени окончания им подготовительной школы. Но несмотря на то что прошло тридцать лет, я тут же узнал его и подошел к их столику, однако встречен был чрезвычайно холодно. Он представил меня жене и дочери как одного из тех, с кем рос в Филадельфии. Поняв намек, я сразу же ретировался. От Аурелии мне было известно, что он живет с семьей в Коннектикуте, и поэтому я решил, что в Аризоне он просто проводит отпуск.

— Он представил женщину, бывшую с ним, как свою жену?

— По-моему да, хотя я не могу утверждать этого. Он мог сказать что-то вроде: «Фрэнсис и Анни, познакомьтесь, это — Сайрус Грэхем».

— Вы точно помните, что девушку звали Анни?

— Да, точно. И уверен, что женщину звали Фрэнсис.

— Сколько лет было Анни в то время?

— Около шестнадцати, я бы сказал.

«Теперь ей было бы около двадцати шести. — Содрогнулась Меган. — И она лежит в морге вместо меня».

Она почувствовала на себе изучающий взгляд Грэхема.

— Думаю, чашка чая нам не помешает, — предложил он. — Вы обедали?

— Не беспокойтесь, пожалуйста.

— Мне бы хотелось, чтобы вы перекусили со мной. Я попрошу Джесси, чтобы она приготовила нам что-нибудь.

Когда он вышел из комнаты, Меган сцепила руки на коленях. Ноги были словно ватные, и казалось, что не выдержат, еели ей придется встать. «Анни», — подумала она и вспомнила, как они с отцом обсуждали имена:

— Почему ты назвал меня Меган Анн?

— Меган и Анни — два моих самых любимых имени. Вот почему ты стала Меган Анн.

«В конце концов, ты должен был найти применение обоим своим любимым именам, отец», — с горечью подумала Меган. Когда вернулся Сайрус Грэхем в сопровождении горничной с подносом, Меган взяла чашку чая и крошечный сандвич.

— Не могу выразить, насколько меня потрясло ваше сообщение, — сказала Меган, радуясь уже одному тому, что эти слова прозвучали у нее спокойно. — А теперь расскажите мне о нем. Я вдруг поняла, что совершенно не знаю своего отца.

Рассказ был не из приятных.

— Ричард Коллинз, ваш дедушка, женился на семнадцатилетней Аурелии Кроули, когда та забеременела. Он считал, что обязан был так поступить, — сказал Грэхем. — Он был гораздо старше и почти сразу же развелся с ней, однако оказывал ей и ребенку значительную материальную помощь. Год спустя, когда мне было четырнадцать, Ричард женился на моей матери. Моего отца к тому времени уже не было в живых. Этот дом принадлежал семье Грэхемов. Ричард Коллинз поселился здесь, и они с матерью зажили счастливой семейной жизнью, так как были похожи друг на друга своим строгим и несколько невеселым нравом. Как говорится в старой пословице, Бог создал и предназначил их друг для друга.

— А мой отец рос со своей матерью?

— До трехлетнего возраста, пока та не влюбилась в какого-то калифорнийца, который не захотел обременять себя заботами о ребенке. Однажды утром она объявилась здесь и вручила нам Эдвина вместе с его пожитками и игрушками. Моя мать была вне себя. Ричард еще более того, а маленький Эдвин вообще был убит горем. Он обожал свою мать.

— Она бросила его в семье, где все были против этого? — недоуменно спросила Меган.

— Да, мать с Ричардом взяли его, потому что были обязаны, а не потому что хотели этого. Боюсь, что он был трудным ребенком. Я помню, что он целыми днями стоял, прижавшись носом к окну, и ждал, что мать вернется за ним. И она вернулась. Да, через год. Любовь прошла, и она вернулась, чтобы забрать Эдвина. Он был вне себя от радости. И мои родители тоже.

— А потом?..

— Когда ему было восемь, она встретила кого-то еще, и сценарий повторился.

— Боже мой! — воскликнула Меган.

— На этот раз Эдвин был по-настоящему невыносим. Он, очевидно, думал, что чем хуже будет вести себя, тем скорее его отправят назад к матери. Однажды утром тут была интересная картина, когда он сунул садовый шланг в бензобак нового «седана» моей матери.

— И они отправили его домой?

— Аурелия опять уехала из Филадельфии, и его отправили в школу-интернат, а затем в лагерь на лето. Я учился в колледже, потом в юридическом институте и виделся с ним лишь изредка. Однажды я все же приезжал к нему в школу и был удивлен его популярностью среди однокашников. Уже тогда он говорил всем, что его мать умерла.

— Виделся ли он с ней когда-нибудь еще?

— Она вернулась в Филадельфию, когда ему было шестнадцать. Наконец она образумилась и устроилась на работу в адвокатской конторе. Я думаю, она пыталась видеться с Эдвином, но было уже слишком поздно. Он не хотел иметь с ней ничего общего. Рана была слишком глубокой. Время от времени на протяжении долгих лет она связывалась со мной, чтобы узнать, не слышал ли я что-нибудь об Эдвине. Приятель прислал мне вырезку из газеты с сообщением о его женитьбе на вашей матери. Из нее я узнал название и адрес его фирмы. Вырезку я передал Аурелии. По ее словам, она каждый год посылала ему письма к дню рождения и Рождеству, но никогда не получала ответов. В одном из разговоров я рассказал ей о нашей встрече в Скоттсдале. Наверное, мне не следовало посылать ему этот некролог.

— Он был чудесным отцом для меня и таким же мужем для моей матери, — сказала Меган, стараясь сдержать нахлынувшие слезы. — У него была такая работа, что ему приходилось очень много ездить. Но я не могу поверить, что у него была другая жизнь, другая женщина, которую он называл женой, другая дочь, которую он тоже, должно быть, любил. Я начинаю думать, что все это, наверное, правда. Как еще можно объяснить существование Анни и Фрэнсис? Разве можем мы с моей матерью простить такой обман?

Этот вопрос она задавала себе, а не Сайрусу Грэхему, но ответ прозвучал от него:

— Меган, обернись. — Он показал на окна у нее за спиной. — Вот это окно в центре как раз то, к которому маленький мальчик стоял, прижавшись каждый день в ожидании своей матери. Такое детство не могло не оставить своего следа в душе и в психике человека.

34

В четыре часа Мак позвонил Кэтрин домой, чтобы узнать, как она себя чувствует. К телефону никто не подошел, и он стал звонить ей в гостиницу. Как раз в тот момент, когда оператор должен был соединить его с кабинетом Кэтрин, на его столе загудел интерком.

— Спасибо, не надо, — поспешно сказал он оператору. — Я позвоню ей позже.

Следующий час был переполнен делами, и очередь до звонка не дошла. Он набрал ее домашний номер только тогда, когда уже подъезжал к Ньютауну.

— Я подумал, если вы дома, то я бы заехал на несколько минут, Кэтрин.

— Я была бы очень рада вашей моральной поддержке, Мак. — Кэтрин быстро рассказала ему об экстрасенсе, которая вскоре будет у нее дома вместе со следователями.

— Я подъеду минут через пять. — Мак положил трубку автомобильного радиотелефона и нахмурился. Он не верил в экстрасенсов. «Что еще Меган узнает сегодня об Эдвине в Чеснат-Хилл, — думал он. — Кэтрин и так уже доведена до отчаяния, и им совсем не нужны дополнительные тревоги, которые может принести с собой этот шарлатан».

Он сворачивал на подъездную дорожку Коллинзов, когда из стоявшей перед домом машины вышли мужчина и женщина. «Следователь и экстрасенс», — решил Мак.

Он поравнялся с ними возле крыльца. Боб Маррон представился вначале сам, а затем представил миссис Фиону Блэк, сказав лишь, что она надеется помочь найти Эдвина Коллинза.

Мак приготовился увидеть настоящее представление с трюками и фокусами, замешанными на тонком надувательстве. Но вместо этого обнаружил, что с завистливым восхищением наблюдает за сдержанной и уравновешенной женщиной, которая относилась к Кэтрин с большим участием.

— _ Вам многое пришлось пережить, — сказала она, — Не знаю, смогу ли я помочь вам, но чувствую, что должна попытаться.

Лицо Кэтрин было непроницаемым, но Мак все же заметил, как лучик надежды мелькнул в ее глазах.

— Я чувствую сердцем, что мой муж мертв, — сказала она Фионе Блэк. — Мне известно, что полиция придерживается другого мнения. Это было бы таким облегчением, если бы нашелся хоть какой-нибудь способ, чтобы убедиться в этом, как-то подтвердить это, выяснить это раз и навсегда.

— Возможно, что такой способ существует. — Фиона Блэк пожала руки Кэтрин и медленно прошла в гостиную, стараясь не упускать из виду ничего. Стоя рядом с Маком и следователем Марроном, Кэтрин наблюдала за ней.

Она обернулась к Кэтрин.

— Миссис Коллинз, одежда и личные вещи вашего мужа все еще находятся здесь?

— Да. Давайте поднимемся наверх, — предложила Кэтрин, показывая ей путь.

Мак почувствовал, что сердцебиение у него участилось, когда они двинулись вслед за ней. В Фионе Блэк было нечто, подсказывающее, что она не блефует.

Кэтрин провела их в большую спальню. На комоде стояли две фотографии в рамках. На одной была снята Меган, на другой — Кэтрин и Эдвин в строгих нарядах. «Канун прошлого Нового года в гостинице, — мелькнуло в голове у Мака. — Это был праздничный вечер».

Фиона Блэк внимательно посмотрела на фотографию и спросила:

— Где находится его одежда?

Кэтрин открыла дверь гардеробной. Мак вспомнил, что несколько лет назад Коллинзы проделали дверь в смежной стене и оборудовали в соседней спальне два гардероба. Этот был гардеробом Эдвина. Ряды пиджаков, брюк и костюмов. Полки от пола до потолка с рубашками и свитерами. Обувная полка.

Глядя на содержимое гардеробной, Кэтрин заметила, словно вспоминая про себя:

— Эдвин всегда одевался со вкусом и полагался только на себя. А вот отец обычно просил меня, чтобы я выбрала ему галстук.

Фиона Блэк вошла в гардеробную. Ее пальцы скользнули по лацкану одного пиджака, коснулись плеча другого.

— У вас есть его любимые запонки или кольцо? Кэтрин выдвинула ящик комода.

— Это обручальное кольцо подарила ему я. Однажды он положил его куда-то, и мы уже решили, что оно пропало. Он был очень расстроен, что ему приходится носить его копию. Потом кольцо нашлось за комодом, куда оно случайно упало. Но к тому времени оно стало ему немного мало, поэтому он продолжал носить новое.

Тонкое золотое кольцо оказалось в руках Фионы.

— Можно я возьму его на несколько дней? Обещаю не потерять.

После некоторых колебаний Кэтрин согласилась:

— Если вы считаете, что оно поможет вам.

Оператор из филиала Пи-си-ди в Филадельфии встретил Меган без пятнадцати четыре возле центра Франклина.

— Извините за такую спешку, — сказала она. Долговязый оператор, представившийся как Лен, пожал плечами:

— Мы привыкли к этому.

Меган была рада необходимости сосредоточиться на этом интервью. Час, который она провела с Сайрусом Грэхемом, сводным братом отца, отзывался такими болезненными воспоминаниями, что она старалась загнать их в самый дальний угол сознания и держать их там, пока боль не перестанет быть такой невыносимой. Она обещала матери не скрывать от нее ничего. Это будет совсем нелегко, но она сдержит свое обещание и сегодня вечером расскажет ей все.

— Лен, — сказала она, — вначале мне бы хотелось иметь широкую перспективу квартала. Эти мощенные булыжником улицы не характерны для Филадельфии.

— Видели бы вы этот район до перестройки, — отозвался Лен, перематывая пленку.

В центре их встретил администратор. В приемной находились три женщины. Все они были разодеты и накрашены. Меган была уверена, что это были те клиентки, с которыми доктор Уильямс договаривался об интервью.

Она оказалась права. Администратор представила ее им. Одна была беременна. Перед камерой она объяснила, что это будет ее третий ребенок, зачатый в результате лабораторного оплодотворения. Две другие имели по одному ребенку и собирались забеременеть в очередной раз после имплантации эмбрионов, которые хранились в лаборатории центра.

— У меня заморожено восемь эмбрионов, — сказала одна из них, счастливо улыбаясь перед камерой. — Мне трансплантируют три из них в расчете, что один приживется. Если этого не произойдет, я подожду несколько месяцев и после оттаивания остальных попытаюсь вновь.

— Если первая попытка окажется удачной, вернетесь ли вы сюда в следующем году? — спросила Меган.

— О нет. Мы с мужем хотим иметь только двоих детей.

— Но ведь в здешней лаборатории у вас еще останутся законсервированные эмбрионы?

— Да, останутся, — подтвердила она. — Мы будем платить за их хранение. Кто знает? Мне всего двадцать восемь. Я могу и передумать. Через несколько лет я, возможно, вернусь, а тут меня ждут уже готовые эмбрионы.

— При условии, что они благополучно перенесут процесс оттаивания, — заметила Меган.

— Да, конечно.

Затем они отправились в кабинет доктора Уильямса. Меган села напротив, чтобы взять у него интервью.

— Доктор, еще раз благодарю вас за то, что вы приняли нас, — начала она. — Мне бы хотелось, чтобы вы для начала рассказали в лабораторном оплодотворении и сделали это так же просто, как и накануне для меня. Затем, если вы позволите нам снять лабораторию и покажете, как хранятся эмбрионы, мы не будем больше отнимать у вас время.

Доктор Уильямс был великолепным рассказчиком. Чрезвычайно лаконично и быстро он объяснил причины, по которым женщины могут испытывать трудности с зачатием, и раскрыл суть метода лабораторного оплодотворения.

— Пациентке даются препараты, стимулирующие производство яйцеклеток. Яйцеклетки извлекаются из ее яичников. В лаборатории они оплодотворяются, и в результате мы получаем жизнеспособные эмбрионы. Вновь полученные эмбрионы вводятся в матку, обычно в количестве двух или трех одновременно, в расчете на то, что хотя бы один из них приведет к успешной беременности. Оставшиеся в лаборатории эмбрионы сохраняются в условиях криогенных температур, или, говоря языком непрофессионала, в замороженном состоянии для последующего использования.

— Доктор, через несколько дней мы станем свидетелями появления на свет младенца, полный близнец которого родился тремя годами раньше, — скакала Меган. — Объясните, пожалуйста, нашим зрителям, как стало возможно рождение полных близнецов с трехлетним разрывом во времени?

— Это возможный, но очень редкий случай, когда эмбрион делится на две одинаковые части в чашке Петри так же, как он делает это в матке. В данном случае мать, очевидно, предпочла, чтобы один эмбрион был введен ей немедленно, а другой сохранен для последующей имплантации. К счастью, несмотря на большой риск, обе процедуры оказались успешными.

Прежде чем покинуть кабинет Уильямса, Лен снял на пленку стену с фотографиями детей, рожденных в результате лабораторного оплодотворения в центре Франклина. Затем они сняли лабораторию, уделяя особое внимание контейнерам для длительного хранения эмбрионов, погруженных в жидкий азот.

Была уже почти половина шестого, когда Меган сказала:

— На этом все. Спасибо всем. Доктор, я вам очень признательна.

— Я вам тоже, — заверил он. — Могу гарантировать, что такого рода реклама привлечет к нам много новых бездетных пар.

Когда они вышли на улицу, Лен положил камеру в фургон и пошел проводить Меган до ее машины.

— От всего этого становится несколько не по себе, не так ли? — заметил он. — Я хочу сказать, что у меня трое детей и мне было бы ужасно сознавать, что они начали свою жизнь в морозильнике, как эти эмбрионы.

— Ас другой стороны, эти эмбрионы представляют собой жизнь, которая никогда бы не состоялась без этих методов, — возразила Меган.

Тронувшись в долгий путь назад в Коннектикут, она поняла, что гладкое и приятное интервью с доктором Уильямсом было для нее лишь короткой передышкой.

Теперь ее мысли опять вернулись к тому моменту, когда Сайрус Грэхем назвал ее Анни при встрече. Каждое слово, произнесенное им за время, которое они были вместе, словно отпечаталось в ее памяти.

Этим же вечером, в восемь часов пятнадцать минут, Фиона Блэк позвонила Бобу Маррону.

— Эдвин Коллинз мертв, — тихо сказала она. — Он мертв уже несколько месяцев. Его тело лежит под водой.

35

Добравшись домой в четверг вечером только к половине девятого, Меган облегченно вздохнула, увидев, что Мак дожидается ее вместе с матерью. Прочитав в его взгляде вопрос, она кивнула. Это не осталось незамеченным матерью.

— Меган, что у тебя?

В доме стоял аромат лукового супа.

— Осталось что-нибудь? — она махнула рукой в сторону кухни.

— Ты не обедала? Мак, налей ей стакан вина, пока я подогрею что-нибудь.

— Только супа, мам, пожалуйста.

Когда Кэтрин ушла, Мак приблизился к ней.

— Неужели все так плохо? — спросил он приглушенным голосом.

Она отвернулась, чтобы не показывать ему навернувшиеся слезы, готовые хлынуть из глаз.

— Довольно плохо.

— Мег, если ты хочешь поговорить с матерью наедине, я уйду. Я только думал, что она нуждается в обществе, да и миссис Дилео как раз согласилась остаться с Кайлом.

— Это очень любезно с твоей стороны, Мак, но тебе не следовало оставлять Кайла. Она всегда так ждет, когда ты вернешься домой. Нельзя, чтобы маленькие дети разочаровывались во взрослых. Никогда не подводи его.

Она чувствовала, что не сдержится. Мак руками повернул к себе ее лицо.

— Мегги, в чем дело?

Она зажала рот руками. Ей нельзя срываться.

— Это просто...

Слова застряли в горле. Руки Мака обвили ее. О Боже, она в его объятиях. Письмо. Девять лет назад он приходил к ней с письмом, которое она написала, с письмом, в котором умоляла его не жениться на Джинджер...

«Думаю, ты будешь жалеть, если я сохраню его», — сказал он тогда. Она помнила, что тогда он тоже обнял ее. «Мег, когда-нибудь ты влюбишься по-настоящему. То, что ты чувствуешь по отношению ко мне, — это нечто другое. Все испытывают подобное, когда женится их лучший друг. Это из опасений, что отношения изменятся. Между нами такого не произойдет. Мы навсегда останется друзьями».

Воспоминание было резким, как ушат ледяной воды. Мег распрямилась и отступила назад.

— Со мной все в порядке. Я просто устала и проголодалась. — Услышав шаги матери, она дождалась, когда та вернется в комнату.

— У меня довольно неприятные новости для тебя, мам.

— Я думаю, что мне надо оставить вас вдвоем, чтобы вы могли поговорить без посторонних, — заметил Мак.

Остановила его Кэтрин.

— Мак, для нас ты не посторонний. Я бы хотела, чтобы ты остался.

Они сидели за кухонным столом, и у Меган было такое ощущение, как будто отец находится с ними. Когда в ресторане случался наплыв посетителей, и мать была слишком занята, чтобы поесть там, то ужином в доме занимался отец. У него была богатая мимика, и ему хорошо удавались немые сцены, особенно когда он изображал метрдотелей, имеющих дело с эксцентричными гостями. Этот столик не подходит? Банкетку. Конечно. Сквозняк? Но у нас все окна закрыты. Ресторан запечатан наглухо. Может быть, ветер дует у вас в голове, мадам?

Отпивая вино из стакана, но, не притрагиваясь к аппетитно пахнущему супу, пока не был закончен рассказ о ее встрече с Чеснат-Хилл, Меган говорила вначале о детстве отца и о том, что, по мнению Сайруса Грэхема, он отвернулся от своей матери, так как для него была невыносима мысль, что мать вновь бросит его.

Меган наблюдала за матерью и видела на ее лице реакцию, на которую надеялась: жалость к маленькому мальчику, который никому не был нужен, и к мужчине, который боялся оказаться брошенным в третий раз.

Но вот подошла очередь рассказать ей о встрече в Скоттсдале между Сайрусом Грэхемом и Эдвином Коллинзом.

— Он представил ту женщину как свою жену? — бесцветным голосом спросила мать.

— Мам, я не знаю. Грэхему было известно, что отец женат и имеет дочь. И он заключил, что отец был с женой и дочерью. Отец сказал что-то вроде: «Фрэнсис и Анни, это Сайрус Грэхем». Мам, были ли у отца другие известные тебе родственники? Может ли быть такое, что в Аризоне у нас есть кузины?

— Бог с тобой, Мег! Если я не знала даже о том, что все эти годы была жива твоя бабушка, то откуда мне было знать о кузинах? — Кэтрин прикусила губу. — Извините меня. — Она справилась с собой. — Ты говоришь, что сводный брат твоего отца подумал, что ты Анни? Ты так похожа на нее?

— Да. — Меган бросила умоляющий взгляд на Мака.

Он понял, о чем вопрошал ее взгляд.

— Мег, — отозвался он, — мне кажется, что нет смысла скрывать от твоей матери, зачем мы вчера ездили в Нью-Йорк.

— Да, конечно. Мам, есть еще кое-что, о чем ты должна знать... — Она смотрела прямо в глаза матери, рассказывая ей то, что надеялась скрыть от нее.

Когда она закончила, мать сидела, уставившись в одну точку, как будто стараясь понять услышанное.

Наконец ровным голосом, звучавшим на одной ноте, она произнесла:

— Была убита девушка, похожая на тебя, Мег? При ней находился клочок бланка из гостиницы «Драмдоу» с твоим именем и номером твоего рабочего телефона, написанными рукой отца? Через считанные часы после ее смерти ты получила факс, в котором говорилось: «Ошибка. С Анни вышла ошибка»? — Глаза у Кэтрин стали бесцветными от ужаса. — Ты ездила, чтобы сделать сравнительный анализ ваших с ней хромосомных наборов, потому что считаешь, что можешь приходиться родственницей этой девушке?

— Я сделала это в попытке найти ответ.

— Я рада, что встретилась с этой женщиной по имени Фиона сегодня вечером, — сквозь слезы сказала Кэтрин. — Мег, я думаю, что ты не одобришь этого, но Боб Маррон из полиции Нью-Милфорда позвонил сегодня днем и....

Мег выслушала сбивчивый рассказ матери о визите Фионы Блэк. Это мистификация, думала она, но ведь и все то, что произошло за последние месяцы, тоже похоже на мистификацию.

В десять тридцать Мак собрался уходить.

— Если бы у меня спросили совета, то я посоветовал бы вам обеим отправляться спать, — заметил он на прощанье.

Миссис Дилео, прислуга Мака, смотрела телевизор, когда он приехал домой.

— Кайл был так разочарован, что вы не вернулись домой, до того как ему надо было ложиться спать, — сказала она. — Ну что ж, я, пожалуй, пойду.

Мак подождал пока отъедет ее машина, выключил свет во дворе, запер входную дверь и отправился взглянуть на Кайла. Его сынишка спал, свернувшись калачиком и скомкав подушку под головой.

Мак подоткнул свесившееся одеяло, наклонился и поцеловал его в макушку. С Кайлом все, похоже, было в порядке. Он рос прелестным и вполне нормальным ребенком, но теперь Мак задумался, а не игнорирует ли он какие-нибудь сигналы, которые могли исходить от Кайла? Большинство его сверстников воспитываются с матерями. Мак почувствовал, как на него нахлынула волна нежности, которую он испытывал к сыну, а может быть, к маленькому мальчику, каким был Эдвин Коллинз пятьдесят лет назад в Филадельфии. А возможно, и к Кэтрин с Меган, которые, несомненно, стали жертвами несчастного детства своего мужа и отца.

Меган и Кэтрин увидели снятое у клиники Маннинга интервью с взволнованной Стефани Петровик в одиннадцатичасовом выпуске новостей. Мег слышала, как ведущий сообщил, что Стефани Петровик жила со своей теткой в Нью-Джерси, где у них был дом. «Тело будет отправлено в Румынию. Панихида состоится в полдень в румынской церкви святого Доминика в Трентоне», — закончил он.

— Я поеду на эту панихиду, — обратилась Меган к матери. — Мне надо поговорить с этой девушкой.

В восемь часов утра в пятницу Бобу Маррону позвонили домой. Темно-синий «кадиллак» оштрафован за стоянку в неположенном месте на Баттери Парк Сити в Манхэттене, рядом с домом, где находится квартира Меган Коллинз. Машина зарегистрирована на имя Эдвина Коллинза и, похоже, является той, за рулем которой он находился перед тем, как исчезнуть.

Набирая номер телефона прокурора штата Джона Дуайера, он сказал жене:

— Экстрасенс на сей раз попала пальцем в небо. Пятнадцать минут спустя Маррон сообщал Меган о том, что обнаружена машина ее отца. Он спросил, не могут ли они с Кэтрин подъехать в контору Джона Дуайера. Ему хотелось бы увидеть их как можно скорее.

36

В пятницу рано утром Берни вновь прокручивал эпизод, снятый им накануне в клинике Маннинга. Он недостаточно устойчиво держит камеру, решил он. Изображение плясало. В следующий раз ему надо быть поосторожней.

— Бернард, — прокричала мать наверху у лестницы. Чертыхнувшись, он выключил аппаратуру.

— Сейчас поднимусь, мама.

— Твой завтрак остывает. — На матери был фланелевый халат, который видал столько стирок, что светился на спине и рукавах. Берни не раз говорил ей, что она стирает его слишком часто. На что мать отвечала, что она чистоплотная хозяйка и что у нее в доме можно есть с пола.

Этим утром мама пребывала в плохом настроении.

— Я так чихала ночью, — говорила она, накладывая из кастрюли овсянку. — Мне кажется, что даже сейчас я чувствую пыль из подвала. Ты моешь там пол, или нет?

— Да, мою, мама.

— Ты бы починил эти ступеньки в подвале, чтобы я могла спуститься и посмотреть своими глазами.

Берни знал, что мать никогда не рискнет ступить на эту лестницу, одна из ступенек которой была сломана, а перила ходили ходуном.

— Мама, эта лестница опасна. Помнишь, что случилось у тебя с бедром, а теперь у тебя еще и артрит, от которого совсем плохо с коленями.

— Не думай, я не полезу туда опять, — отмахнулась она. — Но смотри, чтобы там было вымыто. Я не понимаю, почему ты все время торчишь там?

— Ты все понимаешь, мама, не говори. Я встаю рано, а ложусь поздно. Если я буду смотреть телевизор здесь, то ты тоже не будешь спать. — Мама не знает о всей той радиоаппаратуре, которая там находится, и никогда не узнает.

— Из-за аллергии я почти не спала этой ночью.

— Мне очень жаль, мама. — Берни доел тепловатую овсянку. — Я буду поздно. — Он подхватил свой пиджак.

Она шла за ним до двери. Когда он уже был на улице, она крикнула ему вслед:

— Хорошо, что хоть машину ты содержишь в приличном состоянии.

После телефонного звонка Боба Маррона Меган торопливо приняла душ, оделась и спустилась на кухню, где мать уже готовила завтрак.

Взглянув на ее лицо, Кэтрин замерла на месте.

— Что такое, Мег? Когда я была под душем, мне показалось, что звонил телефон, я не ошиблась?

Мег взяла мать за руки.

— Мама, послушай. Я буду совершенно откровенна с тобой. Все эти месяцы я думала, что отец погиб на мосту в тот вечер. Но события прошлой недели заставляют меня задуматься над этим как юриста и репортера. Рассмотреть все возможности и тщательно взвесить каждую из них. Я пыталась заставить себя допустить и такую возможность, что он остался в живых и у него серьезные неприятности. Но я знаю... я уверена... что отец никогда не смог бы сделать ничего подобного из того, что нам пришлось пережить в последние дни. Этот звонок, цветы... а сейчас... — Она замолчала.

— А сейчас что, Мег?

— В городе обнаружена машина отца, припаркованная в неположенном месте возле дома, в котором находится моя квартира.

— Матерь Божья! — лицо Кэтрин стало пепельно-серым.

— Мам, это кто-то другой поставил ее там. Я не знаю почему, но за всем этим что-то кроется. Помощник прокурора хочет видеть нас с тобой. Он и его следователи будут стараться убедить нас в том, что отец жив. Они ведь не знали его, как мы. Что бы там ни было плохого в его жизни, он не стал бы посылать эти цветы или оставлять свою машину там, где был бы уверен, что ее найдут. Он бы знал, каким ударом это стало бы для нас. Так что на этой встрече нам надо любыми средствами защищать его доброе имя.

Обе они не притронулись к еде. Взяв дымящиеся чашки с кофе с собой, они сели в машину. Выезжая из гаража, Меган, стараясь придать своему голосу уверенное звучание, сказала:

— Может быть, это и против правил, вести машину одной рукой, но кофе все-таки помогает прийти в себя.

— Это потому, что обеим нам холодно и внутри, и снаружи. Смотри, Мег. На лужайке уже первые следы снега. Зима будет долгой. Я всегда любила зиму. А вот твой отец — нет. Может быть, по этой причине он не имел ничего против длительных и частых поездок. В Аризоне ведь тепло круглый год, верно?

Когда они проезжали мимо «Драмдоу», Меган заговорила:

— Мама, давай договоримся. Когда будем возвращаться, я завезу тебя в гостиницу. Ты займешься делами, а я отправлюсь искать ответы. Обещай мне, что ты не будешь рассказывать ничего из того, что я узнала вчера от Сайруса Грэхема. Помни, это всего лишь его предположение, что женщина и девочка, с которыми он видел отца десять лет назад, были его женой и дочерью. Отец не сказал ему ничего определенного, когда представлял их, кроме того, что звали их Фрэнсис и Анни. Но, пока мы не проверили это сами, давай не будем снабжать прокурора еще одним основанием для того, чтобы запятнать репутацию отца.

Меган и Кэтрин были незамедлительно препровождены в кабинет Джона Дуайера. Он ждал их вместе со следователями Бобом Марроном и Арлин Вайсе. Меган села на стул рядом с матерью и накрыла ее руки своей ладонью, словно защищая их.

Вскоре стало ясно, что от них хотят. Все трое, прокурор и следователи, были убеждены в том, что Эдвин Коллинз жив и вот-вот выйдет на прямой контакт с женой и дочерью.

— Телефонный звонок, цветы, теперь его машина, — констатировал Дуайер. — Миссис Коллинз, вам было известно, что ваш муж имел разрешение на ношение оружия?

— Да, было. Он получил его примерно лет десять назад.

— Где он держал свой пистолет?

— Под замком в офисе или дома.

— Когда вы видели его последний раз?

— Я не видела его уже несколько лет. Меган не вытерпела и вмешалась:

— Почему вы спрашиваете про пистолет отца? Он что, найден в его машине?

— Да, найден, — тихо сказал Дуайер.

— В этом нет ничего необычного, — быстро проговорила Кэтрин. — Он и был нужен ему для поездок в автомобиле. С ним произошел ужасный случай в Бриджуотере десять лет назад, когда на него напали во время остановки перед светофором.

Дуайер повернулся к Меган.

— Вы целый день находились в Филадельфии, мисс Коллинз. Возможно, что вашему отцу известны ваши передвижения. И, зная, что вы выехали из Коннектикута, он мог предположить, что вы будете находиться в своей квартире. У меня к вам настоятельная просьба. Если мистер Коллинз все-таки свяжется с кем-нибудь из вас, вы должны убедить его прийти сюда и поговорить с нами. В конечном итоге это будет самым лучшим выходом для него.

— Мой муж не свяжется с нами, — твердо заявила Кэтрин. — Мистер Дуайер, разве никто не пытался покинуть свою машину в тот вечер на мосту?

— Полагаю, что пытались.

— А разве не была сбита и чуть не сброшена с моста женщина, которая выскочила перед этим из своей машины?

— Да, был такой факт.

— Тогда задумайтесь вот над чем. Мой муж тоже мог покинуть свою машину и попасть в мясорубку, а на его машине мог уехать кто-то другой.

Меган видела, как на лице помощника прокурора появилось раздражение, смешанное с жалостью. Кэтрин тоже увидела это и встала, чтобы уйти.

— Сколько времени обычно требуется миссис Блэк, чтобы получить сигнал о пропавшем человеке? — спросила она.

Дуайер переглянулся со своими следователями.

— Она его уже получила, — проговорил он без особого желания. — Она полагает, что муж ваш давно мертв и что тело его лежит в воде.

Кэтрин закрыла глаза и зашаталась. Меган инстинктивно схватила ее за руки, опасаясь, что она потеряет сознание.

Кэтрин дрожала всем телом. Но, когда она открыла глаза, голос ее прозвучал твердо:

— Я никогда не подозревала, что такого рода известие может нести в себе успокоение, но здесь, слушая вас, я действительно нахожу в нем успокоение.

После истеричного интервью Стефани Петровик в средствах массовой информации преобладало мнение о том, что ее шансы на получение наследства своей тетки близки к нулю. Брошенное ею в адрес клиники Маннинга обвинение в возможном убийстве ее тетки было отметено как необоснованное. Клиника принадлежала группе частных инвеститоров и возглавлялась доктором Маннингом, репутация у всех была безупречной. Доктор по-прежнему отказывался от встреч с прессой, но и без этого было ясно, что лично для себя он не извлекал совершенно никакой выгоды из того, что Элен Петровик завещала на исследования в области эмбриологии, проводимые в клинике. Сразу же после своего скандального интервью Стефани была приглашена в кабинет одного из старших сотрудников клиники, который не стал комментировать состоявшийся разговор.

Адвокат Элен, Чарлз Поттерз, был вне себя от ярости, когда прочел об этом эпизоде. В пятницу утром, перед панихидой, он заехал в дом убитой и с плохо скрываемым негодованием высказал все свои претензии Стефани.

— Что бы там ни обнаружилось в ее прошлом, ваша тетя была предана своей работе в клинике. И ваше поведение привело бы ее в ужас. — Увидев отчаяние на лице молодой женщины, он смягчился. — Я знаю, что вам нелегко. После панихиды у вас будет возможность отдохнуть. Думаю, что кто-нибудь из подруг Элен побудет с вами.

— Я отослала их назад, — заметила Стефани. — Я почти незнакома с ними, и мне лучше, когда я одна.

После того как адвокат ушел, она подложила подушки и легла на диван. Все тело было таким измученным, что устроиться удобно было невозможно. Поясница теперь болела постоянно. Одиночество становилось невыносимым. Но в то же время ей не хотелось, чтобы вокруг были эти старухи, наблюдающие за ней, осуждающие ее.

Хорошо еще, что Элен оставила конкретные указания о том, что после смерти ее тело без всяких поминок должно быть сразу отправлено в Румынию и похоронено в могиле мужа.

Она задремала и была разбужена телефонным звонком. "Кто это еще может быть? ", — мелькнуло в ее затуманенной голове. В трубке прозвучал приятный женский голос:

— Мисс Петровик? — Да.

— Я Меган Коллинз с третьего канала Пи-си-ди. Мне не пришлось присутствовать в клинике Маннинга, когда вы были там вчера, но я видела ваше заявление в одиннадцатичасовом выпуске новостей.

— Я не хочу говорить об этом. Адвокат моей тети очень недоволен мной.

— Мне бы хотелось, чтобы вы поговорили со мной. Возможно, я смогу помочь вам.

— Как вы можете помочь мне? Как вообще можно помочь мне?

— Помочь можно всегда. Я говорю с вами из автомобиля и направляюсь в церковь на панихиду. Давайте после этого пообедаем вместе.

«Голос у нее такой дружелюбный, — подумала Стефани, — а мне так нужна подруга».

— Я не хочу еще раз оказаться на телеэкранах.

— Я не прошу вас об этом. Я прошу поговорить со мной.

Стефани заколебалась. «Когда закончится служба, — думала она, — я не хочу оказаться с Поттерзом или с теми старухами из румынского общества. Все они сплетничают обо мне».

— Я пообедаю с вами, — согласилась она.

Высадив мать возле гостиницы, Меган понеслась в Трентон с такой скоростью, на какую только могла отважиться.

По дороге она еще раз воспользовалась радиотелефоном и сообщила Тому Уайкеру о том, что найдена машина ее отца.

— Известно ли кому-нибудь еще о том, что машина нашлась? — быстро спросил он.

— Пока нет. Они стараются не распространяться об этом. Но мы же знаем, что шила в мешке не утаишь. — Она пыталась придать своему голосу небрежное звучание. — Но, по крайней мере, третий канал получит преимущество в освещении всего этого.

— Дело превращается в крупную историю, Мег.

— Да, я знаю.

— Мы запустим сообщение об этом немедленно.

— Для этого я и звоню вам.

— Мег, мне жаль, что все так происходит.

— Не стоит. Всему этому есть какое-то простое объяснение.

— Когда у миссис Андерсон должен родиться ребенок?

— Ее кладут в больницу в понедельник. Она согласна, чтобы я в воскресенье побывала у нее в доме и сняла на пленку, как они с Джонатаном готовят комнату для новорожденного. У нее сохранились снимки Джонатана, сделанные сразу после его рождения, которые мы можем использовать. Когда родится ребенок, мы сможем сравнить их.

— Занимайся этим, по крайней мере, пока.

— Благодарю, Том, — сказала она, — и спасибо за поддержку.

В пятницу во второй половине дня Филлип Картер большую часть времени был занят тем, что отвечал на вопросы об Эдвине Коллинзе, с каждым разом становившиеся все более тенденциозными. Он постепенно терял терпение.

— Нет, у нас больше не было случая, когда бы поднимался вопрос о подлинности документов. Наша репутация была безупречной.

Арлин Вайсе спросила о машине:

— Когда она была обнаружена в Нью-Йорке, на спидометре у нее было двадцать семь тысяч миль, господин Картер. Как явствует из техпаспорта, последний раз она проходила обслуживание в октябре, чуть больше года назад. В то время пробег составлял двадцать одну тысячу миль. Сколько миль в среднем Коллинз накручивал на своей машине за месяц?

— Я бы сказал, что это полностью зависело от графика его работы. Мы пользуемся служебными автомобилями и меняем их каждые три года. Когда их обслуживать, мы определяли сами. Я к этому относился довольно скрупулезно, тогда как Эдвин был несколько небрежным в этих вопросах.

— Тогда позвольте поставить вопрос следующим образом, — продолжал Боб Маррон. — Коллинз исчез в январе. Возможно ли, что с октября прошлого года по январь текущего он наездил на своей машине шесть тысяч миль?

— Я не знаю. Могу вам дать расписание его деловых встреч за эти месяцы и попытаться определить по его отчетам о расходах, на какие из этих встреч он ездил на автомобиле.

— Нам необходимо попробовать выяснить, сколько машина прошла с января, — заключил Маррон. — Нам хотелось бы также посмотреть квитанции об оплате разговоров по автомобильному радиотелефону за январь.

— Полагаю, что вы хотите уточнить время, когда он звонил Виктору Орзини. Страховая компания уже проверяла это. Вызов пришел меньше чем за минуту до происшествия на мосту Таппан-Зи.

Они поинтересовались положением с финансами в компании.

— Отчетность у нас в порядке. Она была тщательно проревизована. Последние несколько лет мы, как и многие другие предприниматели, испытывали на себе влияние спада деловой активности. Компании, с которыми мы имеем дело, больше увольняли людей, чем нанимали их. Тем не менее, мне не известно ни одной причины, которая могла бы заставить Эдвина взять несколько сотен тысяч долларов под свою страховку.

— Ваша фирма, должно быть, получила комиссионные от клиники Маннинга за устройство Петровик?

— Конечно.

— Эти комиссионные пошли в карман Коллинзу?

— Нет, ревизоры нашли их в отчетности.

— Но ведь поступившие на ваш счет 6000 долларов не были проведены как оплата за устройство на работу Элен Петровик?

— В содержащейся в нашем деле выписке об оплате услуги клиникой Маннинга допущена путаница. В ней указано: «Второй взнос, причитающийся в счет уплаты за наем доктора Генри Уильямса». Но дело в том, что второго взноса за наем Уильямса с клиники не причиталось.

— Теперь ясно, что на трудоустройстве Петровик Коллинз не погрел руки.

— Я бы сказал, что это очевидно.

Когда они, наконец, ушли, Филлип Картер попытался сосредоточиться на своей работе, но это не удавалось. Ему было слышно, как в приемной зазвонил телефон. Джесси сообщила по переговорному устройству, что с ним хочет поговорить репортер из какой-то бульварной газетки. Филлип наотрез отказался говорить с ним, сообразив, что весь день ему звонят только репортеры. И ни одного звонка от клиентов...

37

В двенадцать тридцать, когда панихида по Элен Петровик уже подходила к середине, Меган неслышно проскользнула в церковь святого Доминика, где присутствовало совсем немного людей. В соответствии с пожеланиями усопшей это была простая служба, без цветов и песнопения.

Здесь находились немногочисленные соседи из Лоренсвилля, а также несколько женщин почтенного возраста из румынской колонии. Стефани сидела рядом с адвокатом тетки. Когда служба закончилась, Меган подошла к ним и представилась. При виде ее молодая женщина, похоже, обрадовалась.

— Позвольте мне распрощаться с этими людьми, а затем я присоединюсь к вам.

Меган видела приглушенно вежливое выражение сочувствия, но ни у кого не замечала большого проявления скорби. Она подошла к двум женщинам, которые только что вышли из церкви.

— Вы хорошо знали Элен Петровик? — спросила она.

— Так же, как и других, — последовал сдержанный ответ от одной из них. — Некоторые из нас ходят вместе на концерты. Элен иногда присоединялась к нам. Она была членом румынского общества и получала уведомления о всех наших мероприятиях. Иногда она появлялась на них.

— Но не очень часто.

— Да, не очень.

— Были ли у нее особенно близкие друзья?

Вторая женщина отрицательно покачала головой:

— Элен принадлежала самой себе.

— А как насчет мужчин? Я встречала миссис Петровик. Она была очень привлекательной женщиной.

Теперь они обе покачали головами.

— Если у нее и был мужчина, то она никогда даже намеком не давала понять это.

Меган заметила, что Стефани прощается с последним из присутствовавших в церкви. Когда она направилась к Меган, вслед ей прозвучали слова, сказанные адвокатом:

— Вам лучше не беседовать с этим репортером. Я был бы рад отвезти вас домой или в какой-нибудь ресторан пообедать.

— Все будет в порядке.

Меган взяла молодую женщину за руку, и они вместе преодолели оставшиеся ступени.

— Они очень высокие.

— А я теперь такая неуклюжая. У меня все время заплетаются ноги.

— Чувствуйте себя свободно, — заметила Меган, когда они оказались в ее машине. — Куда бы вам хотелось отправиться поесть?

— Вы не будете возражать, если мы вернемся в дом. Там много еды, а я так устала.

— Нет, конечно.

Когда они приехали в дом Петровик, Меган настояла, чтобы Стефани отдохнула, пока она приготовит поесть.

— Сбросьте туфли и положите ноги на диван, — твердо сказала она. — У нас есть семейная гостиница, и я выросла в ней на кухне. Так что мне не привыкать заниматься этим делом.

Разогревая суп и накладывая на тарелку куски холодной курицы и салат, она оглядывала помещение. Кухня была оформлена в стиле французского загородного дома. Плитка, которой были выложены стены, и терракотовое покрытие полов, несомненно, изготовлены по индивидуальному заказу. Кухонные приборы и принадлежности являли собой последнее слово техники в этой области. Круглый дубовый стол 0 стулья были антикварными. Очевидно, что в дом вложено немало сил и... денег.

Они ели в столовой. Стоявшие здесь роскошные кресла вокруг старинного стола, расположенного на возвышении, тоже не оставляли сомнений в своей немалой стоимости. Откуда могли взяться такие деньги, удивлялась Меган. Элен работала косметологом, пока не получила место секретарши в трентонской клинике, откуда перешла к Маннингу.

Меган не пришлось задавать вопросы Стефани, ибо та горела желанием обсудить свои проблемы.

— Они собираются продать этот дом. Все деньги от продажи и еще восемьсот тысяч долларов отойдут клинике. Но это же так несправедливо. Тетя обещала изменить свое завещание. Я ее единственная родственница. Вот почему она пригласила меня сюда.

— А что насчет отца ребенка? — спросила Меган. — Его можно заставить, чтобы он помогал вам.

— Он уехал.

— Его можно найти. В нашей стране есть законы, которые защищают интересы детей. Как его фамилия?

Стефани заколебалась.

— Я не хочу иметь с ним ничего общего.

— Вы имеете право на то, чтобы о вас заботились.

— Я собираюсь отдать ребенка на воспитание в какую-нибудь семью. Это единственный выход для меня.

— Может статься, что это не единственный выход для вас. Так как его фамилия и где вы с ним встретились?

— Я... я встретила его на одном из мероприятий румынской общины в Нью-Йорке. Его зовут Ян. У Элен разболелась голова в тот вечер, и она рано уехала. Он предложил отвезти меня домой. — Она опустила глаза. — Я не люблю говорить о том, какой глупой я была.

— Вы часто встречались с ним?

— Несколько раз.

— Вы сказали ему о ребенке?

— Он зашел, чтобы сообщить, что уезжает в Калифорнию. Вот тогда я и сказала ему. Он ответил, что это моя забота.

— Когда это было?

— В марте.

— Кто он по профессии?

— Он... механик. Пожалуйста, мисс Коллинз, я не желаю иметь с ним никаких дел. Ведь многие же просто хотят иметь детей?

— Да, многие. Но как раз это я и имела в виду, когда говорила, что могу помочь вам. Если мы разыщем Яна, ему придется помогать вам с ребенком хотя бы до тех пор, пока вы не найдете работу.

— Пожалуйста, оставьте его в покое. Я боюсь его. Он был таким злым.

— Злым, потому что вы сказали, что он отец ребенка?

— Не спрашивайте меня больше о нем! — Стефани резко отодвинулась вместе со стулом от стола. — Вы сказали, что поможете. Тогда найдите таких людей, которые взяли бы ребенка и дали мне денег.

Меган проговорила сокрушенно:

— Извините меня, Стефани. Я меньше всего хотела расстроить вас. Давайте выпьем чаю. Посуду я уберу потом.

В гостиной она подложила еще одну подушку под спину Стефани, и прикрыла ее ноги одеялом. Стефани смущенно улыбнулась.

— Вы очень добры. Я же вела себя грубо. Это оттого, что так много всего произошло за столь короткое время.

— Стефани, все, что вам нужно сейчас, это найти кого-то, кто помог бы продлить вам вид на жительство до тех пор, пока вы не получите работу. У вашей тети, наверняка, был такой близкий знакомый, кто мог бы помочь вам в этом деле.

— Вы хотите сказать, если один из ее друзей поручится за меня, то я смогу остаться?

— Да. Разве не найдется такого, кто чем-то обязан вашей тете?

Лицо Стефани просветлело.

— О да. Такой человек действительно может найтись. Спасибо вам, Меган.

— Кто этот человек? — быстро спросила она.

— Я могу ошибаться, — сказала Стефани, вдруг занервничав. — Я должна подумать.

Больше она не сказала ничего.

Времени было два часа. С утра Берни уже сделал пару рейсов из аэропорта Ла Гуардиа, а затем подвез пассажира из аэропорта Кеннеди в Бронксвилл.

Сегодня у него не было намерения побывать в Коннектикуте. Но на выезде из округа Кросс он обнаружил, что поворачивает на север. Теперь ему не оставалось ничего другого, как ехать в Ньютаун.

Автомобиля Меган перед ее домом не было. По извилистой дороге он медленно доехал до тупика, затем развернулся и двинулся обратно. Мальчонки с его собакой нигде не было видно. Это его устраивало. Ему не хотелось, чтобы его видели.

Дом Меган опять остался позади. Ему нельзя торчать здесь вечно.

Мимо проплыла гостиница «Драмдоу». Постой, подумал он. Она же принадлежит ее матери. Он прочел об этом во вчерашней газете. Секунду спустя он развернулся и въехал на стоянку. Здесь должен быть бар, мелькнуло у него в голове. Можно выпить пива и, может быть, даже заказать сандвич.

Представь, что Меган окажется там. Ну и что? Он скажет ей то же самое, что сказал бы другим: он работает на местную кабельную станцию в Эльмайре. Почему она должна не верить ему?

Вестибюль гостиницы был средних размеров. Стены отделаны деревянными панелями. На полу лежал ковер в синюю и красную клетку. Справа можно было видеть нескольких человек, сидящих в обеденном зале, и помощника официанта, убирающего со столов посуду. «Так, время ланча уже давно прошло», — подумал он. Бар располагался слева. Кроме бармена, в нем никого не было. Он прошел к стойке, сел на стул, заказал пиво и попросил меню.

Остановив свой выбор на гамбургере, завел разговор с барменом:

— Прекрасное местечко.

— Это уж точно, — согласился с ним бармен.

На груди у бармена висела табличка с именем Джо. На вид ему было около пятидесяти. В глубине бара лежала местная газета. Берни показал на нее.

— Я читал вчерашний номер. Похоже, что у семейства, владеющего этой гостиницей, много проблем.

— Куда уж больше, — опять согласился Джо. — Судьба-злодейка. Миссис Коллинз — самая прекрасная из женщин, какие только есть на свете, а ее дочь Мег — просто куколка.

Вошли двое и сели у дальнего конца стойки. Джо выполнил их заказ и остался перекинуться словечком. Заканчивая с гамбургером и пивом, Берни осматривался. Задние окна выходили на автостоянку. За ней начинался лес, который тянулся и дальше за домом Коллинзов.

У Берни появилась интересная мысль. Если он приедет сюда вечером, то его машина затеряется среди многочисленных автомобилей на стоянке, а сам он сможет незаметно проскользнуть в лес. Может быть, оттуда ему удастся снять Меган в ее доме. С его телеобъективом это будет несложно.

Прежде чем уйти, он поинтересовался у Джо, надо ли платить у них за стоянку.

— Только по пятницам и субботам, — ответил Джо. Берни кивнул. Он решил, что вернется сюда в воскресенье вечером.

Меган рассталась со Стефани Петровик в два часа. Уже стоя в дверях, она сказала:

— Я буду звонить вам, чтобы узнать, когда вас положат в больницу. Нелегко рожать первого ребенка, когда рядом нет никого из близких.

— Я со страхом жду этого, — призналась Стефани. — Моей матери пришлось нелегко, когда она рожала меня. Боюсь, как бы такое не повторилось и со мной.

Обеспокоенное молодое лицо все еще стояло перед глазами Меган. Почему Стефани наотрез отказалась от попытки добиться помощи от отца ребенка? Конечно, если она решила отдать его на воспитание, то это может и не иметь для нее значения.

Прежде чем отправиться домой, Меган хотела сделать еще одну остановку. Недалеко от Лоренсвилля находился Трентон, где Элен Петровик работала секретаршей в центре Доулинга, также занимавшемся вопросами искусственного оплодотворения. Возможно, кто-нибудь вспомнит там эту женщину, несмотря на то, что она ушла от них к Маннингу шесть лет назад. Меган была намерена разузнать о ней побольше.

Центр Доулинга располагался в небольшом здании, примыкавшем к госпиталю «Вэлли Мемориал». В приемном покое стояли лишь стол со стулом. Было очевидно, что этому заведению далеко до клиники Маннинга.

Меган не стала предъявлять свое удостоверение Пи-си-ди. Она была здесь не как репортер. Когда она сказала в регистратуре, что хочет поговорить с кем-нибудь о Элен Петровик, выражение лица сидевшей там женщины резко изменилось.

— Нам больше нечего сказать по этому вопросу. Миссис Петровик проработала здесь три года секретаршей. К медицинской стороне дела она не имела никакого отношения.

— Я уверена в этом, — заявила Меган. — Но мой отец несет ответственность за устройство ее на работу в клинику Маннинга. Мне необходимо поговорить с кем-нибудь, кто хорошо ее знал. Я хочу узнать, запрашивала ли фирма отца рекомендации на нее?

Вид у женщины стал растерянным.

— Пожалуйста, — тихо попросила Меган.

— Я посмотрю, на месте ли директор.

Директором была симпатичная седовласая женщина лет пятидесяти. Когда Меган пригласили в ее кабинет, она представилась как доктор Китинг.

— Я доктор философии, а не педиатр, — коротко сказала она. — И занимаюсь деловой стороной работы центра.

Личное дело Элен Петровик находилось у нее в столе.

— Два дня назад прокуратура штата Коннектикут запросила его копию, — пояснила она.

— Вы не будете возражать, если я сделаю из него кое-какие выписки?

— Нет, конечно.

В деле содержались сведения, уже опубликованные в газетах. В своем заявлении о приеме на работу в центр Доулинга Элен Петровик была правдива. Она просила принять ее на место секретарши и сообщала, что раньше работала косметологом, указывая также, что недавно получила свидетельство об окончании школы секретарей Вудза в Нью-Йорке.

— Сведения были достоверными, — заключила доктор Китинг. — Впечатление она производила прекрасное и имела приятные манеры. Я приняла ее и была очень довольна все эти три года, пока она находилась здесь.

— Она сказала вам при увольнении, что уходит в клинику Маннинга?

— Нет. Она сказала, что собирается опять работать косметологом в Нью-Йорке, где ее друг открывает салон. Вот почему мы не удивились тому, что к нам так и не обратились за рекомендациями.

— В таком случае вы не имели дел с фирмой «Коллинз энд Картер»?

— Нет, никаких.

— Доктор Китинг, миссис Петровик удалось втереть очки всему медицинскому персоналу в клинике Маннинга. Где, вы думаете, она приобрела знания, необходимые для работы с эмбрионами, сохраняемыми при криогенных температурах?

Китинг нахмурилась.

— Как я уже говорила следователям из Коннектикута, Элен была страстно увлечена медициной, особенно той ее областью, которой занимаются здесь, а именно: методами искусственного оплодотворения. Каждую свободную минуту своего времени она уделяла чтению медицинской литературы, часто посещала лабораторию и наблюдала за тем, что там происходит. Могу добавить только, что ей никогда не разрешалось находиться в лаборатории одной. Мы даже специалистам не разрешаем находиться там по одному. Это своего рода меры безопасности. Я считаю, что это должно быть правилом в каждом подобном заведении.

— Таким образом, вы считаете, что она приобрела свои медицинские познания посредством наблюдения и чтения?

— Трудно поверить в то, что кто-то, не имеющий собственного практического опыта в этой области, может оказаться способным одурачить специалистов, но это единственное объяснение, которое у меня есть.

— Доктор Китинг, из всего того, что я слышала, можно сделать вывод, что Элен Петровик была прекрасным, уважаемым, но одиноким человеком. Здесь она тоже была такой?

— Я бы сказала да. Насколько мне известно, она никогда не была в близких отношениях ни с кем из секретарш и ни с одним человеком из всего персонала вообще.

— И ни с кем из мужчин?

— Я не знаю точно, но мне всегда казалось, что она встречалась с кем-то из госпиталя. Несколько раз, когда она отсутствовала на своем рабочем месте, ей кто-то звонил, и трубку брала то одна, то другая девушка. Потом девушки даже стали подшучивать по поводу ее «доктора Икс». Очевидно, их каждый раз просили передать Элен, чтобы она перезвонила по одному из добавочных номеров в госпитале.

— Вам не был известен этот номер?

— Это было больше шести лет назад.

— Да, конечно, — Меган встала. — Доктор Китинг, вы были очень любезны. Можно я оставлю свой номер телефона, просто на тот случай, если вы вдруг вспомните что-то, что, по вашему мнению, может оказаться полезным.

Китинг протянула ей руку.

— Я знаю, какими сложными бывают обстоятельства, миссис Коллинз. Мне бы очень хотелось помочь вам.

Садясь в машину, Меган задержала взгляд на внушительном здании госпиталя. Десяток этажей в высоту, полквартала в длину, сотни окон, начинающих светиться огнями в сумерках раннего вечера.

Могло ли быть такое, что за одним из этих окон находился врач, который помогал Элен Петровик довести до совершенства ее обман?

Меган сворачивала на шоссе под номером семь, когда в эфир вышли пятичасовые новости. В сводке радиостанции Пи-си-ди сообщалось: «Помощник прокурора штата Джон Дуайер подтвердил, что автомобиль, за рулем которого накануне январской катастрофы на мосту Таппан-Зи находился Эдвин Коллинз, был обнаружен возле квартиры его дочери в Манхэттене. Баллистическая экспертиза показала, что пистолет Коллинза, обнаруженный в машине, является тем самым оружием, из которого была убита Элен Петровик, устроенная им с фальшивыми документами на работу в лабораторию клиники Маннинга. Только что выписан ордер на арест Эдвина Коллинза в связи с подозрением его в совершении убийства».

38

В пятницу доктор Джордж Маннинг покинул клинику в пять часов дня. Три новых пациентки отменили свои посещения, а позвонило пока только с полдюжины обеспокоенных родителей, которых интересовали результаты ДНК-анализов на их биологическую совместимость с родившимися у них детьми. Маннинг знал, что достаточно всего лишь одного случая путаницы, чтобы паника охватила всех женщин, которые прибегали к их услугам. Не без оснований он боялся того, что могли принести ему несколько следующих дней.

Все восемь миль до дома в Южном Кенте он ехал одолеваемый усталостью. Позор, какой ужасный позор, сверлило у него в мозгу. Результаты десятилетнего труда и всеобщее признание уничтожены фактически за один вечер. Меньше недели назад он проводил ежегодную встречу питомцев и рассчитывал на почетный уход в отставку. На праздновании своего семидесятилетнего юбилея в январе он объявил, что будет находиться на своем посту еще только год.

Больше всего раздражало воспоминание о том, как, узнав из газет о праздновании юбилея и планах ухода в отставку, ему позвонил Эдвин Коллинз и спросил, может ли его фирма еще раз послужить клинике Маннинга!

В пятницу вечером, укладывая своего трехлетнего сына в постель, Дина Андерсон стиснула его в объятиях:

— Джонатан, думаю, что твой братик-близнец не собирается тянуть до понедельника со своим появлением на свет, — сказала она.

— Как у тебя со схватками, дорогая? — спросил муж, когда она спустилась вниз.

Следуют через каждые пять минут.

— Мне лучше предупредить врача.

— Вот вам и съемка, как мы с Джонанатом готовим для Райана комнату. — Она криво усмехнулась. — Тебе лучше вызвать мою мать и сообщить врачу, что я еду в больницу.

Через полчаса Дину Андерсон уже осматривали в медицинском центре Данбери.

— Вы не поверите, но схватки прекратились, — заметила она с сожалением.

— Мы подержим вас здесь, — обратился к ней акушер. — Если за ночь ничего не произойдет, утром начнем делать инъекции для стимуляции родов.

Дина притянула к себе голову мужа, чтобы поцеловать его.

— Не переживай ты так, папочка. И, чуть не забыла, позвони Меган Коллинз и предупреди ее, что Райан, по всей видимости, завтра появится на свет. Она хочет снять его на пленку, как только он окажется в детской палате. Не забудь захватить фотографии Джонатана, где он снят сразу после рождения. Она собирается показать их вместе с новорожденным, чтобы всём было видно, что они совершенно одинаковые. И дай знать доктору Маннингу. Он звонил сегодня и спрашивал, как у меня дела.

Следующим утром Меган и ее оператор Стив находились в вестибюле больницы и ждали появления на свет Райана. Дональд Андерсон передал им младенческие снимки Джонатана. Когда новорожденный окажется в детской палате, им разрешат снять его на пленку. Мать Дины привезет в больницу Джонатана, и они смогут также снять всю семью в сборе.

Глазом репортера Меган наблюдала за происходящим в вестибюле. Сестра катила к выходу молодую мать с ребенком на руках. Едва справляясь с чемоданами и букетами цветов, за ними спешил отец. Над одним из букетов плавал привязанный шар со словами: "Ура! У меня дочь! "

Измученная пара вышла из лифта с четырехлетним сынишкой, одна рука которого была в гипсе, а голова перебинтована. Будущая мать пересекла вестибюль и скрылась за дверью с надписью «Приемное отделение».

Наблюдая за этими семьями, Меган вспомнила Кайла. Какой же надо быть матерью, чтобы оставить шестилетнего малыша?

Оператор разглядывал фотографии Джонатана.

— Я буду снимать в таком же ракурсе, — сказал он. — Становится немного не по себе, когда думаешь о том, что тебе известно, как будет выглядеть еще не родившийся ребенок.

— Посмотри, — обратилась к нему Меган. — Ведь это же доктор Маннинг. Интересно, он здесь из-за Андерсонов?

Наверху в родильном зале громкий вопль вызвал улыбки на лицах врачей, сестер и Андерсонов. Бледная и измученная Дина Андерсон взглянула на мужа и увидела, что тот потрясен. Лихорадочно она приподнялась на локте:

— С ним все в порядке? — выкрикнула она. — Дайте мне посмотреть на него.

— С ним все в полном порядке, Дина, — заверил врач, приподнимая визжащее существо с рыжими прядями на голове.

— Это не близнец Джонатана! — завопила Дина. — О Боже, кого я вынашивала все это время? Чей это ребенок?

39

— Как суббота — так всегда дождь, — ворчал Кайл, переключая телевизор с канала на канал. Он сидел на ковре, скрестив ноги по-турецки. Джек находился рядом.

Мак с головой ушел в утреннюю газету.

— Не всегда. — Он с отсутствующим видом взглянул на часы. Время приближалось к полудню.

— Переключи на третий канал. Я хочу посмотреть новости.

— О'кей, — щелкнул пультом Кайл. — Посмотри, там Мег!

Мак бросил газету.

— Прибавь громкость.

— Ты всегда велишь мне убавить.

— Кайл!

— О'кей, о'кей.

Мег стояла в вестибюле больницы:

— У истории с клиникой Маннинга появилось пугающее продолжение. Вслед за убийством Элен Петровик и вскрывшимся обманом в ее автобиографии появилась озабоченность тем, что покойная могла допустить серьезные ошибки в работе с законсервированными эмбрионами. Час назад здесь, в медицинском центре Данбери, родился ребенок, развившийся из эмбриона, который считался клоном его трехлетнего брата.

Угол захвата камеры увеличился.

— Со мной находится доктор Аллан Найтзер, акушер, только что принимавший роды у Дины Андерсон. Доктор, расскажите нам, пожалуйста, о ребенке.

— Это здоровый и симпатичный мальчик весом около восьми фунтов.

— Но он не является близнецом трехлетнего сына Андерсона?

— Нет, не является.

— Дина Андерсон приходится ему биологической матерью?

— Это можно установить только с помощью ДНК-анализа.

— Сколько на это потребуется времени?

— От четырех до шести недель.

— Какова реакция Андерсонов?

— Они очень расстроены и очень обеспокоены.

— Здесь находился доктор Маннинг. Он поднялся наверх, прежде чем мы смогли побеседовать с ним. Он встречался с Андерсонами?

— Я не могу комментировать это.

— Благодарю вас, доктор. — Меган повернулась прямо к камере. — Мы будем держать вас в курсе развивающихся событий. До встречи в студии новостей.

— Выключи телевизор, Кайл.

Кайл нажал кнопку на пульте, и экран погас.

— Что это означает?

«Это означает крупные неприятности, — подумал Мак. — Сколько еще ошибок сделала Элен Петровик у Маннинга? Сколько бы их ни было, ответственность за них в равной степени будет, несомненно, возложена и на Эдвина Коллинза».

— Все это довольно сложно, Кайл.

— Означает ли это какие-нибудь неприятности для Мег?

Мак посмотрел в лицо своего сына. Пшеничные волосы, подобно его собственным, никак не хотели лежать на своем месте, и все время норовили свалиться ему на лоб. Карие глаза, унаследованные им от Джинджер, утратили свой обычный озорной огонек. За исключением цвета глаз, Кайл был вылитый Макинтайр. «Каково было бы, — думал Мак, — смотреть на своего сына и сознавать, что он появился не от тебя».

Он обнял Кайла.

— Мег приходилось нелегко последнее время. Вот почему она выглядит такой обеспокоенной.

— После тебя и Джека она мой лучший друг, — глубокомысленно произнес Кайл.

При упоминании его имени Джек навострил уши. Мак устало улыбнулся.

— Уверен, что Мег была бы польщена, услышав это. — И уже не в первый раз за последние несколько дней подумал, а не скатился ли он в глазах Меган до положения ее вечного дружка из-за своего глупого нежелания понять свои чувства к ней.

Меган с оператором сидели в вестибюле медицинского центра Данбери. Стив, казалось, чувствовал, что ей не хочется говорить. Ни Дональд Андерсон, ни доктор Маннинг еще не спускались.

— Посмотри, Мег, — сказал вдруг Стив. — Ведь это ребенок Андерсонов.

— Да, это Джонатан. А это, должно быть, его бабушка рядом с ним.

Они вскочили, пересекли вестибюль и догнали их возле лифта. Мег на ходу включила магнитофон. Стив начал перематывать пленку.

— Не задержитесь ли вы на минутку, чтобы поговорить с нами? — спросила Меган женщину. — Вы мать Дины Андерсон и бабушка Джонатана?

— Да, это так. — В ее хорошо поставленном голосе звучали нотки отчаяния. Убеленные сединой волосы окаймляли встревоженное лицо.

По выражению ее лица Меган поняла, что ей известно о случившемся.

— Вы разговаривали со своей дочерью или с зятем после того, как родился ребенок?

— Мой зять звонил мне. Пожалуйста, нам надо подняться наверх. Я нужна моей дочери. — Она шагнула внутрь лифта, крепко удерживая за руку внука.

Меган не пыталась задержать ее. На Джонатане была надета голубая курточка, как раз под цвет его глаз. Розовые щеки подчеркивали белизну его кожи. Капюшон был откинут назад, и капли дождя искрились на его белокурой головке, подстриженной под Бастера Брауна. Он улыбнулся и помахал им рукой. «Бай-бай», — прозвучал его голосок, когда двери начали закрываться.

— Довольно симпатичный парнишка, — заметил Стив.

— Он — прелесть, — согласилась Меган. Они вернулись на свои места.

— Думаешь, Манниг сделает заявление? — спросил Стив.

— Если бы я была Маннингом, то уже говорила бы со своими адвокатами. — И фирме «Коллинз энд Картер» тоже потребуются ее адвокаты, подумала она.

В сумке у Меган ожил ее радиотелефон. Звонили из отдела новостей, чтобы сообщить, что с ней хочет поговорить Том Уайкер.

— Если в субботу Том находится на своем рабочем месте, значит, что-то назревает, — пробормотала она.

Что-то действительно назревало. Уайкер перешел прямо к делу.

— Мег, Деннис Симини уже в пути, чтобы сменить тебя. Он летит вертолетом, так что скоро будет.

Она не удивилась. Специальный выпуск о близнецах, родившихся с трехлетним разрывом во времени, превращался в гораздо более крупный материал. Теперь он связывался со скандалом в клинике Маннинга и убийством Элен Петровик.

— Хорошо, Том. — Она чувствовала, что это еще не все.

— Мег, ты сообщила властям Коннектикута о погибшей женщине, которая была похожа на тебя, а также о том, что в ее кармане обнаружена записка, написанная рукой твоего отца.

— Я сочла необходимым рассказать им об этом, так как была уверена, что нью-йоркские детективы рано или поздно сообщат им.

— Где-то произошла утечка. Стало известно также, что ты побывала в морге и сделала ДНК-анализ. Мы вынуждены выйти с этой историей прямо сейчас, так как другие станции тоже располагают этим материалом.

— Я понимаю, Том.

— Мег, с этого часа ты в отпуске. Оплачиваемом, конечно.

— Хорошо.

— Я сожалею, Мег.

— Я знаю. Спасибо. — Она выключила телефон. У входа в вестибюль появился Деннис Симини.

— Думаю, что на этом все. До встречи Стив, — сказала она, надеясь, что ему не видна вся горечь ее разочарования.

40

На аукцион должен был поступить земельный участок, расположенный недалеко от Роуд-Айленд, и Филлип Картер собирался взглянуть на него.

Ему необходимо было хоть на день отлучиться из офиса и отрешиться от осаждавших его всю прошлую неделю проблем. Газетчики с телевизионщиками были повсюду. То там, то тут шныряли следователи. А один из ведущих ток-шоу даже пригласил его принять участие в программе о пропавших людях.

Виктор Орзини был недалек от истины, когда сказал, что каждое произнесенное или напечатанное слово о фальшивых документах Элен Петровик — это очередной гвоздь в крышку гроба фирмы «Коллинз энд Картер».

В субботу, незадолго до полудня, Картер уже направлялся к выходу из дома, когда зазвонил телефон. После некоторых колебаний он взял трубку. Это был Орзини.

— Филлип, я смотрел телевизор. Масло подлито в огонь. Первая известная ошибка Элен Петровик в клинике Маннинга только что родилась.

— Как это понимать?

Орзини принялся рассказывать. Кровь в жилах у Филлипа холодела, когда он слушал его.

— Это только цветочки, — заключил Орзини. — Каким страховым фондом располагает наша фирма на покрытие подобных случаев?

— Во всем мире не найдешь таких фондов, чтобы покрыть это, — тихо произнес Картер, вешая трубку.

«Ты считал, что все у тебя под контролем, — подумал он, — а на самом деле — ничего подобного». Он не был подвержен панике, но события накатывались на него уж слишком стремительно.

В следующий момент он уже размышлял о Кэтрин и Меган. Больше нечего было, и думать о неспешной прогулке за город. Он позвонит Коллинзам позднее. Ему надо знать, что они делают и что замышляют.

Когда в половине второго Меган приехала домой, Кэтрин готовила ланч. Репортаж из больницы она уже видела.

— Это, наверное, мой последний для третьего канала, — спокойно заметила Мег.

Некоторое время обе они были слишком подавлены, чтобы говорить, и ели в тишине. Затем Мег сказала:

— Мам, хоть нам самим приходится несладко, но можешь ли ты представить себе, каково сейчас тем женщинам, которые в свое время воспользовались услугами клиники Маннинга? Теперь, после случая с Андерсонами, наверное, нет ни одной, которая бы не задумывалась, а свой ли она получила эмбрион. Что произойдет, когда ошибки будут выявлены и биологические матери вместе с теми, которые выносили этих детей, предъявят на них свои права?

— Могу представить, что тут будет. — Кэтрин Коллинз потянулась через стол и взяла Мег за руку — Мегги, я прожила эти девять месяцев под таким эмоциональным давлением, что сейчас нахожусь на грани срыва.

— Мам, я знаю, каково тебе пришлось.

— Выслушай меня. Я не имею представления, как все это закончится, но одно я знаю точно. Я не могу потерять тебя. Если кто-то убил эту бедную девочку, приняв ее за тебя, то я могу только пожалеть ее всем своим сердцем и на коленях благодарить Бога за то, что именно ты осталась жива.

Они обе подскочили от неожиданности, когда раздался звонок в дверь.

— Я открою, — проговорила Мег.

Это была заказная бандероль для Кэтрин. Она сорвала упаковку. Внутри находилась записка и маленькая коробочка. Записку Кэтрин прочла вслух: Дорогая миссис Коллинз, возвращаю обручальное кольцо вашего мужа. Я редко была уверена до такой степени, как тогда, когда звонила следователю Бобу Маррону, чтобы сказать, что Эдвина Коллинза уже несколько месяцев нет в живых.

Я думаю о вас и молюсь за вас, Фиона Кемпбл Блэк".

Меган поняла, что была рада видеть, как слезы уносят хоть какую-то часть боли, отпечатавшейся на лице матери.

Кэтрин достала из коробочки тонкое золотое кольцо и сжала его в своей руке.

41

Поздним субботним вечером Дина Андерсон дремала в кровати, напичканная успокоительными. Рядом спал Джонатан. Муж с матерью молча сидели возле кровати. В дверях палаты появился акушер, доктор Найтзер, и поманил пальцем Дона, который тут же вышел к нему.

— Какие-нибудь новости? Доктор кивнул.

— Хорошие, надеюсь. Проверив группы крови у вас, вашей жены, Джонатана и новорожденного, мы обнаружили, что младенец вполне может быть вашим биологическим ребенком. У вас кровь группы А с положительным резус-фактором, у жены — О с отрицательным, у младенца — О с положительным.

— У Джонатана — А с положительным.

— Это еще один тип крови, который может иметь место, когда у ребенка кровь группы А с положительным резусом, а у родителей — Ос отрицательным.

— Я не знаю, что думать, — сказал Дон. — Мать Дины клянется, что младенец похож на ее брата в момент рождения того. По этой линии в семье присутствуют рыжие волосы.

— ДНК-анализ установит с абсолютной достоверностью, является ли младенец вашим биологическим сыном или нет, но это займет четыре недели, как минимум.

— А что нам делать тем временем? — в голосе Дона прозвучала злость. — Нянчиться с ним, любить его, чтобы потом обнаружить, что мы должны отдать его кому-то другому, кто тоже прибегал к услугам клиники Маннинга? Или нам оставить его лежать в больнице до тех пор, пока не выяснится, чей он?

— Для ребенка очень плохо, когда его в первые же недели жизни бросают в родильном отделении, — ответил доктор Найтзер. — Мы стараемся, чтобы даже самые слабые дети выхаживались родителями. К тому же доктор Маннинг говорит...

— Меня не интересует, что говорит доктор Маннинг, — прервал его Дон. — Все эти годы со времени разделения эмбриона я только и слышал, как надежно хранился близнец Джонатана, помещенный в специально помеченную пробирку.

— Дон, ты где? — донесся слабый голос. Андерсон с доктором Найтзером вернулись в палату. Дина и Джонатан не спали.

— Джонатан хочет посмотреть на своего братика, — сказала Дина.

— Дорогая, я не знаю...

Мать Дины стояла и с надеждой смотрела на свою дочь.

— Я знаю. Я согласна с Джонатаном. Я вынашивала этого младенца девять месяцев. Первые три месяца я до ужаса боялась, что потеряю его. В первый момент, когда я почувствовала жизнь внутри себя, я была так счастлива, что даже расплакалась. Я люблю кофе, но не могла позволить себе ни глотка, потому что этому парнишке он не нравится. Он так толкался внутри меня, что за три месяца мне почти не удалось сомкнуть глаз. Мой это биологический ребенок или нет, видит Бог, я заслужила его и я хочу его.

— Дорогая, доктор Найтзер говорит, что по результатам анализа крови это может быть наш ребенок.

— Очень хорошо. А теперь пусть кто-нибудь принесет мне мою крошку.

В два тридцать доктор Маннинг в сопровождении своего адвоката и администрации больницы вошел в больничную аудиторию. Представитель администрации больницы сделал следующее объявление: «Доктор Маннинг зачитает подготовленное заявление. Он не будет отвечать на вопросы. После этого я прошу всех покинуть помещение. Андерсоны не будут делать каких-либо заявлений, а также не разрешат снимать их на пленку».

Седые волосы доктора были взъерошены, а лицо напряжено до предела, когда он надел очки и хриплым голосом стал читать:

— Я могу только принести извинения за неприятности, которые испытывает семья Андерсонов. Я твердо убежден, у миссис Андерсон сегодня родился ее собственный биологический ребенок. В лаборатории нашей клиники у нее находилось два эмбриона. Один был близнецом ее сына Джонатана, другой — обычным экземпляром.

В понедельник на прошлой неделе Элен Петровик призналась мне в том, что во время работы в лаборатории с чашками Петри, в которых находились эти два эмбриона, с ней произошел несчастный случай. Она поскользнулась и упала. При падении она задела рукой и опрокинула одну из лабораторных посудин, в которых эмбрионы находились перед тем, как она должна была поместить их в пробирки. Она решила, что в оставшейся чашке находится близнец, и определила его в специально помеченную колбу. Другой эмбрион был потерян.

Доктор Маннинг снял очки и поднял глаза.

— Если Элен Петровик сказала мне правду, а у меня нет причин сомневаться в этом, я повторяю: Дина Андерсон родила сегодня своего биологического сына.

Тут же последовали вопросы:

— Почему Петровик не призналась вам сразу?

— Почему вы немедленно не предупредили об этом Андерсонов?

— Сколько еще, по вашему мнению, она совершила ошибок?

Маннинг проигнорировал их и нетвердой походкой покинул аудиторию.

Виктор Орзини позвонил Филлипу Картеру сразу после вечернего выпуска субботних новостей.

— Тебе бы не мешало подумать о том, кто из адвокатов будет представлять фирму, — сказал он.

Картер собрался, уже было отправиться на обед в гостиницу «Драмдоу».

— Согласен. Лейберу это не под силу, но он может порекомендовать кого-нибудь.

Лейбер был адвокатом, которого фирма нанимала по совместительству.

— Филлип, если у тебя нет планов на вечер, как насчет того, чтобы нам пообедать вместе? Как говорится в пословице, несчастье любит компанию.

— Тогда у меня правильные планы. Я встречаюсь с Кэтрин и Меган.

— Передавай им мои наилучшие пожелания. Увидимся в понедельник.

Орзини положил трубку и подошел к окну. Озеро Кэндлвуд было сегодня спокойным. Окна окружавших его домов светились ярче, чем обычно. Субботние обеды, подумал Орзини. Он был уверен, что его имя трепали на каждом из них. Все окружающие знали, что он работает на «Коллинз энд Картер».

Позвонив Филлипу Картеру, он выудил сведения, в которых нуждался: Картер будет занят весь вечер. Теперь Виктор мог отправиться в офис. Там он будет в полном одиночестве и сможет пару часов покопаться в личных бумагах Эдвина Коллинза. В голове у него засела одна мысль, настоятельно требовавшая от него еще одной проверки этих бумаг, пока Меган не забрала их домой.

Меган, Мак и Филлип встретились за обедом в «Драмдоу» в половине восьмого. Кэтрин находилась на кухне, куда отправилась еще в четыре часа.

— Ну и выдержка у твоей матери, — заметил Мак.

— Несомненно, — согласилась Мег. — Ты смотрел вечерние новости? У Пи-си-ди, как я убедилась, это дело превратилось в запутанный клубок из истории с младенцем Андерсонов, убийства Петровик, моей схожести с женщиной в морге и ордера на арест отца. Полагаю, что все другие станции подхватили его именно в таком изложении.

— Я знаю, — тихо сказал Мак. Филлип беспомощно взмахнул рукой.

— Мег, я бы сделал все, чтобы помочь вам с матерью, все, чтобы найти хоть какое-то объяснение, зачем Эдвину понадобилось устраивать Петровик к Маннингу.

— Объяснение этому существует, — заметила Мег. — Я верю в это и мать тоже. И именно это придает ей силы, чтобы приходить сюда и надевать фартук.

— Но она же не собирается вечно тянуть на себе эту кухню? — запротестовал Филлип.

— Нет. Тони — уволившийся летом шеф-повар — звонил сегодня и предложил вернуться, на какое-то время. Я сказала, что это прекрасно, но предупредила, чтобы он не брал все на себя. Чем больше занята мама, тем лучше для нее. Но сейчас он уже здесь, и мама скоро присоединится к нам.

Меган почувствовала на себе сочувствующий взгляд Мака и опустила глаза. Она знала, что этим вечером каждый из сидящих в обеденном зале будет изучать их с матерью, чтобы увидеть, как они держатся. И поэтому она специально надела красное: длинную юбку и кашемировый джемпер с капюшоном, добавив к ним несколько золотых украшений.

Воспользовавшись румянами, губной помадой и тенями, она взглянула в зеркало перед выходом из дома и решила, что не выглядит как безработный репортер.

Беспокоило только то, что Мак все равно поймет, что творится у нее в душе. И, помимо всего прочего, что она ужасно переживает из-за своей работы.

Мак заказал вина. Когда оно было налито, он поднял стакан, обращаясь к ней:

— У меня есть сообщение от Кайла. Узнав, что мы обедаем вместе, он просил передать, что завтра вечером он собирается напугать тебя.

Мег улыбнулась.

— Конечно. Завтра же День всех святых. Как он собирается нарядиться?

— Очень оригинально. Он будет привидением, очень страшным привидением, как ему кажется. Я беру его и еще нескольких малышей, и мы завтра уже после обеда собираемся устраивать проделки, но тебя он хочет приберечь на самый поздний вечер. Так что, если с наступлением темноты услышишь стук в окно, будь готова.

— Я постараюсь быть дома. Смотрите, вот и мать.

Кэтрин с улыбкой на лице шла по залу. Ее непрерывно останавливали люди, подскакивавшие из-за своих столов, чтобы выразить свое сочувствие. Оказавшись, наконец, за столом, она сказала:

— Я так рада, что мы собрались здесь. Это гораздо лучше, чем сидеть дома и терзаться от горьких мыслей.

— Ты выглядишь чудесно, — отметил Филлип. — Прямо настоящая героиня.

Восхищение в его глазах не осталось незамеченным Меган. Взглянув на Мака, она поняла, что он тоже заметил это.

«Осторожно, Филлип, со своими чувствами», — подумала Меган.

Ее взгляд упал на кольца матери, сверкавшие бриллиантами и изумрудами под небольшой настольной лампой. Чуть раньше этим вечером мать сказала, что в понедельник собирается заложить или продать свои украшения. На следующей неделе предстояли большие платежи по налогам за гостиницу.

— Мне жалко свои украшения только потому, что я так хотела, чтобы их носила ты.

«На себя мне сейчас наплевать, — думала Меган, — а вот...»

— Мег, ты готова сделать заказ?

— Ох, извините, — виновато улыбнулась она и заглянула в меню, которое держала в руках.

— Попробуйте бифштекс «Веллингтон». Он потрясающий. Уж я-то знаю. Сама готовила.

За обедом Мег была благодарна, что Мак с Филлипом перевели разговор в безопасное русло и обсуждали все, начиная от предполагаемого ремонта местных дорог до игры в чемпионате любимой футбольной команды Кайла.

За кофе Филлип поинтересовался планами Меган.

— Мне очень жаль, что так получилось с работой, — посочувствовал он.

Мег пожала плечами.

— Я тоже не в восторге от этого, но, может быть, все еще образуется. Видите ли, я продолжаю думать, что, в действительности, никто так ничего и не знает об Элен Петровик. Тогда как ключом к разгадке является она. Я намерена разузнать кое-что о ней, что, возможно, даст ответы на некоторые вопросы.

— Хорошо бы, — сказал Филлип. — Видит Бог, как мне хотелось бы знать эти ответы.

— И еще, — добавила Мег. — У меня пока так и не дошли руки до кабинета отца. Вы не будете возражать, если я завтра приеду и заберу его личные бумаги и вещи?

— Приезжайте в любое время, когда вам удобно, Мег. Могу я помочь вам в этом?

— Нет, спасибо. Я справлюсь сама.

— Мег, позвони мне, когда закончишь, — попросил Мак. — Я подъеду и помогу перенести вещи в машину.

— Завтра тебе надо заниматься проделками с Кайлом, — напомнила она. — Я справлюсь сама. — Она улыбнулась мужчинам. — Большое вам спасибо за то, что вы составили нам компанию в этот вечер. В такое время нам как никогда нужны друзья.

В девять часов в субботу вечером в Скоттсдале Фрэнсис Грольер со вздохом опустила свой инструмент с ручкой из грушевого дерева. Отлитые в бронзе мальчик и девочка из племени Навахо, над которыми она работала, должны были стать подарком для почетного гостя на благотворительном обеде. Срок исполнения заказа уже истекал, а Фрэнсис все еще была недовольна моделью из глины, на которой она экспериментировала.

Ей никак не удавалось передать то выражение удивления, которое она наблюдала на лицах детей в жизни. На сделанных ею фотографиях оно было схвачено, а вот руки оказывались неспособными реализовать ее видение того, какой должна быть скульптура.

Вся беда была в том, что она просто не могла сосредоточиться на своей работе.

Анни. Она не получала от своей дочери никаких известий уже почти две недели. Все сообщения, записанные на автоответчик в квартире Анни, оставались без ответа. За последние несколько дней она обзвонила всех ее друзей. Никто не видел ее.

Она может находиться где угодно, успокаивала себя Фрэнсис. Ей могло подвернуться задание написать очерк о каком-нибудь далеком, Богом забытом месте. Как у всякой свободной писательницы, жизнь у Анни проходила в разъездах, которые невозможно было планировать заранее.

Я воспитывала ее независимой, говорила себе Фрэнсис, я учила ее быть свободной, смело идти навстречу судьбе, брать от жизни то, что хочешь.

А не старалась ли я тем самым оправдать свою собственную жизнь? — размышляла она.

В последние дни эта мысль не раз приходила ей в голову.

Пытаться продолжать работу этим вечером было бесполезно. Она подошла к камину и добавила поленьев из корзины. День был теплым и солнечным, но сейчас опускалась холодная ночь.

В доме было так тихо. Теперь, наверное, уже никогда не забьется сердце в предчувствии его скорого приезда. В детстве Анни часто спрашивала, почему папа так много путешествует.

— Он находится на очень важной правительственной работе, — обычно говорила ей Фрэнсис.

Вместе с Анни росло и ее любопытство:

— Что это за работа у тебя, папа?

— О, что-то вроде ищейки, милая.

— Ты работаешь в ЦРУ?

— Даже если бы работал, то не сказал бы об этом.

— Но это ведь так, правда?

— Анни я работаю на правительство и вынужден много и часто разъезжать.

Поглощенная воспоминаниями, Фрэнсис прошла на кухню, положила лед в стакан и налила изрядную порцию виски. Не лучший способ решения проблем, подумалось ей.

Поставив стакан, она прошла в ванную рядом со спальней и долго стояла под душем, смывая с ладоней присохшую глину. Облачившись в серую шелковую пижаму и халат, устроилась со стаканом виски на диване перед камином и взяла отложенную страницу из утренней газеты с отчетом администрации автодорог штата Нью-Йорк о катастрофе на мосту Таппан-Зи. Среди прочего в нем указывалось: «Число жертв, погибших во время этого происшествия, уменьшилось с восьми до семи. Следов Эдвина Коллинза и его машины в результате тщательно проведенных поисков не обнаружено».

Теперь Фрэнсис преследовал вопрос, а возможно ли, что Эдвин остался в живых?

В то утро он уезжал такой обеспокоенный своими служебными делами. К тому же в нем постоянно нарастал страх, что его двойная жизнь обнаружится, и обе дочери будут презирать его.

В последнее время у него появились боли в грудной клетке, причину которых врачи видели в нервном расстройстве.

В декабре он дал ей именную акцию на двести тысяч долларов и сказал, что это на случай, если с ним что-то произойдет. Неужели он уже тогда собирался найти способ, чтобы исчезнуть как из этой, так и из той, другой жизни?

И где Анни? — терзалась Фрэнсис в предчувствии недоброго.

В кабинете у Эдвина стоял автоответчик. Уже долгие годы между ними было условлено, что в случае необходимости связаться с ним, она звонит между полуночью и пятью часами утра восточного времени. К шести часам он проверяет оставленные сообщения и стирает их.

Скорее всего, тот номер уже снят. А может быть, нет?

В Аризоне часы показывали начало одиннадцатого, на Восточном побережье уже несколько минут как наступил новый день.

Она взяла трубку и набрала номер. После двух гудков прозвучал записанный на пленку голос Эдвина: «Вы связались с номером 203-555-2867. По сигналу оставьте, пожалуйста, короткое сообщение».

Услышав его голос, Фрэнсис от неожиданности чуть не забыла, зачем звонит. "Может ли это означать, что он жив? — пронеслось у нее в голове. — И если Эдвин где-то скрывается, то проверяет ли он этот аппарат? "

Зная, что ей нечего терять, она торопливо продиктовала условное сообщение: «Господин Коллинз, позвоните, пожалуйста, в магазин кожаных изделий Паломино, если вам все еще нужен тот „дипломат“. Он поступил в продажу».

Виктор Орзини находился в кабинете Эдвина Коллинза, все еще занятый просмотром его бумаг, когда зазвонил личный телефон хозяина. Он подскочил от неожиданности. Кто мог звонить в такое время в кабинет.

Включился автоответчик. Сидя в кресле Коллинза, Орзини вслушивался в приятный голос, делавший короткое сообщение.

Он сидел, уставившись на аппарат, еще несколько минут после того, как тот замолк. В такое время не звонят по делам, связанным с «дипломатами», думал он. Это какое-то условное сообщение. Кто-то надеется, что Эд Коллинз получит его. Вот и еще какая-то таинственная личность тоже считает Эда живым.

Через несколько минут Виктор ушел, так и не обнаружив того, что искал.

42

Воскресным утром Кэтрин Коллинз присутствовала на десятичасовой службе в церкви святого Павла, но никак не могла сосредоточиться на проповеди. Она крестилась в этой церкви, венчалась в ней, здесь отпевали ее родителей. Ей всегда было спокойно в этой божьей обители. Она уже давно молила Бога, чтобы нашлось тело Эдвина, чтобы душа ее примирилась с этой утратой и чтобы силы не оставили ее в этот трудный час.

А о чем она просила Бога сейчас? Только о том, чтобы с Мег ничего не случилось. Мег сидела рядом, совершенно притихшая и, на первый взгляд, целиком поглощенная проповедью, но Кэтрин подозревала, что и ее мысли были тоже далеко отсюда.

Сами по себе в памяти у Кэтрин всплыли строчки из «Dies irae»[4]: «День страшного суда и день печали. И вот уже весь мир покрылся прахом».

«Я ожесточена, и сердце у меня болит, и мир мой покрыт прахом», — думала Кэтрин. Она смахнула неожиданно навернувшиеся слезы и почувствовала на своей руке руку Меган.

Возвращаясь из церкви, они зашли выпить кофе с пирожными в местную булочную, в глубине которой стояло с полдюжины столиков.

— Теперь лучше? — спросила Мег.

— Да, — оживилась Кэтрин. — Эти пирожные всегда повышают мне настроение. Я еду с тобой в офис отца.

— Я думала, что мы договорились о том, что его вещи заберу я. Только поэтому мы и отправились на двух машинах.

— Тебе так же нелегко, как и мне. Вдвоем мы управимся быстрее, да и некоторые из вещей тебе одной будет тяжело носить.

В голосе у матери звучала решимость, исключавшая дальнейшие споры.

Машина Меган была заполнена пустыми коробками. Они с матерью перенесли их в здание. В служебных помещениях «Коллинз энд Картер» было тепло и горел свет, что не могло не вызвать у них удивление, когда они оказались там.

— Десять против одного, что Филлип пришел пораньше, чтобы встретить нас, — заметила она, оглядывая приемную. — Даже удивительно, как редко я заходила сюда, — заметила она. — Твой отец все время проводил в разъездах, но даже если и находился в этом городе, то большей частью не сидел в офисе, а встречался где-нибудь с клиентами. Я же все время была привязана к гостинице.

— Я, наверное, бывала здесь чаще, чем ты, — согласилась Меган. — Я обычно приходила сюда после школы, чтобы вместе с ним ехать домой.

Она распахнула дверь в кабинет отца.

— Здесь все как было при нем, — сказала она матери. — Филлип проявил большое великодушие, постаравшись сохранить кабинет в неизменном виде. Хотя, мне известно, что в нем очень нуждается Виктор Орзини.

Они долгим взглядом обвели помещение: его рабочий стол, за ним еще один длинный стол с их фотографиями, стенка с книгами и делами, сделанная из такого же вишневого дерева, как и рабочий стол. Во всем чувствовались продуманность и вкус.

— Эдвин купил, и сам отреставрировал этот стол, — сказала Кэтрин. — Я думаю, Филлип не будет возражать, если мы заберем его домой.

— Я тоже так думаю.

Они начали с картин, которые снимали и укладывали в коробку. Меган чувствовала, что чем скорее кабинет лишится следов присутствия отца, тем легче будет им обеим.

— Мам, а почему бы тебе не заняться книгами, а я бы тем временем просмотрела стол и дела, — предложила она некоторое время спустя.

И только оказавшись за столом, она заметила, что стоявший на низком приставном столике, рядом с вращающимся креслом, автоответчик отца все еще включен и мигает светящимся индикатором.

— Посмотри сюда. Мать подошла к столу.

— Неужели кто-то все еще оставляет сообщения для отца? — недоверчиво спросила она и наклонилась, чтобы посмотреть на индикатор поступивших сообщений. — Да есть одно. Давай прослушаем его.

Ничего не понимая, они прокрутили записанное сообщение и в конце услышали, как аппарат добавил механическим голосом: «Воскресенье, тридцать первое октября, двенадцать ноль девять ночи. Конец последнего сообщения».

— Это сообщение пришло всего несколько часов назад, — воскликнула Кэтрин. — Кто оставляет деловые послания посреди ночи? И когда это отец заказывал «дипломат»?

— Это могла быть ошибка, — предположила Меган. — Тот, кто звонил, не оставил ни номера своего телефона, ни имени.

— Разве торговец не оставил бы номера телефона, если бы он хотел получить подтверждение своего заказа, тем более что заказ был сделан несколько месяцев назад? Мег, это сообщение кажется мне странным. А эта женщина говорила совсем не так, как клерк по заказам.

Мег вынула из аппарата кассету с записью и положила ее в свою сумочку.

— Это действительно странно, — согласилась она. — Но мы только теряем время, пытаясь найти ответ здесь. Давай закончим сборы и прослушаем ее еще раз дома.

Бегло просмотрев ящики стола, она обнаружила в них обычный набор канцелярских принадлежностей: блокноты, скрепки для бумаг, ручки и фломастеры. Ей вспомнилось, что при прочтении автобиографий кандидатов отец выделял наиболее благоприятные выводы желтым цветом, а наименее подходящие аспекты — розовым. Вскоре содержимое стола перекочевало в коробки.

Затем она принялась за подшивки с бумагами. В первой, похоже, находились копии финансовых отчетов отца о командировочных расходах. Очевидно, бухгалтер оставлял себе оригиналы, а возвращал фотокопии с отметкой «оплачено», проштампованной сверху листа.

— Я возьму эти дела с собой, — решила Мег. — Здесь подшиты копии личных отчетов отца, оригиналы которых уже имеются в делопроизводстве фирмы.

— Есть ли в этом какой-нибудь смысл?

— Да, в них может оказаться какое-нибудь упоминание о магазине кожаных изделий Паломино.

Они заканчивали упаковывать последнюю коробку, когда раздался звук открываемой входной двери.

— Это я. — Вошел Филлип, одетый в рубашку без галстука, шерстяной жилет и вельветовый костюм.

— Надеюсь, здесь было не холодно, когда вы приехали, — сказал он. — Я заезжал сюда на минутку утром. За выходные это помещение здорово выстывает, если термостат установлен на минимум. Он посмотрел на коробки. — Я знал, что вам понадобится помощь. Кэтрин, опусти, пожалуйста, эту коробку с книгами.

— Отец называл ее «храбрым зайцем», — заметила Мег. — Это очень великодушно с вашей стороны, Филлип.

Он увидел дело с отчетами о расходах, лежавшее сверху в одной из коробок.

— Вы уверены, что вам понадобится весь этот хлам? Здесь одни пустяки. К тому же мы с вами, Мег, просмотрели все это в поисках какой-нибудь страховки, не оказавшейся в сейфе.

— Мы все-таки возьмем это, — настаивала Мег. — Ведь вам все равно придется избавляться от этих бумаг. Филлип, автоответчик был включен, когда мы пришли сюда, — Мег достала кассету, поставила ее в аппарат и включила воспроизведение. Филлип не смог скрыть своего удивления. — Очевидно, вы тоже не знали об этом?

— Нет. Не знал.

Хорошо, что они приехали на двух машинах, ибо багажники и задние сиденья оказались заполненными до предела, когда принесли последнюю коробку.

Они отказались от предложения Филлипа поехать вслед за ними и помочь выгрузить коробки.

— Я попрошу, чтобы этим занялась парочка помощников официантов из гостиницы, — сказала Кэтрин.

По дороге домой Меган уже знала, что любой час, который ей не удастся употребить на сбор сведений о Элен Петровик, она использует на то, чтобы просмотреть каждую строчку на каждой странице записей ее отца.

«Если в жизни отца был еще кто-то, — думала она, — и если та женщина в морге — это Анни, встречавшаяся с Сайрусом Грэхемом десять лет назад, то в бумагах может оказаться какой-нибудь след, который приведет к ним».

Что-то подсказывало ей, что магазин кожаных изделий Паломино может оказаться таким следом.

Кайл с нетерпением ждал праздника, когда можно будет заняться проделками с угощениями. В воскресенье вечером он раскладывал на полу в кабинете припасенные для такого случая конфеты, печенье, яблоки и монетки, пока Мак готовил обед.

— Смотри, не ешь это сейчас, — предупредил его Мак.

— Я знаю, папа. Ты уже говорил мне два раза.

— Ничего, лучше запомнится, — Мак попробовал гамбургеры на гриле.

— Почему у нас всегда гамбургеры в воскресенье, когда мы дома? — спросил Кайл. — В «Макдональдсе» они лучше.

— Премного благодарен. — Мак разложил их на поджаренные булочки. — По воскресеньям у нас гамбургеры, потому что я готовлю их лучше, чем все остальное. Почти каждую пятницу мы обедаем в городе. Когда мы дома в субботу, я готовлю спагетти, а все остальные дни недели неплохую пищу готовит миссис Дилео. Теперь давай ешь, если хочешь опять надеть свой костюм и напугать Меган.

Кайл откусил пару раз от своего гамбургера.

— Тебе нравится Меган, папа?

— Да. Очень. А что?

— Мне хочется, чтобы она бывала у нас почаще. С ней весело.

«Мне тоже хочется, чтобы она бывала у нас почаще, — подумал Мак, — но похоже, что этого не случится». Прошлым вечером, когда он предложил ей помочь перевезти вещи отца, она так резко отказала, что у него даже закружилась голова.

«Держись подальше и не приближайся. Мы просто друзья», — было написано у нее на лице.

Она уже не та девятнадцатилетняя девочка, которая была без ума от него и написала в письме, что любит его и умоляет не жениться на Джинджер.

Ему хотелось, чтобы это письмо она написала сейчас. Он хотел, чтобы к ней вновь вернулись прежние чувства. Теперь он уже сожалеет, что не воспользовался ее советом в отношении Джинджер.

Мак посмотрел на сына. «Нет, я не должен, — подумал он. — Я не должен сожалеть об этом только потому, что у меня есть этот парнишка».

— Папа, что случилось? — спросил Кайл. — Ты такой встревоженный.

— То же самое ты сказал про Мег, когда увидел ее вчера по телевидению.

— Да, она была тогда, а ты сейчас.

— Я просто обеспокоен тем, как бы мне научиться готовить еще что-нибудь. Заканчивай и надевай свой костюм.

Они вышли из дому в семь тридцать вечера. Кайл решил, что на улице уже достаточно темно, чтобы появиться привидениям.

— Ручаюсь, что там уже есть настоящие привидения, — заверил он. — На Праздник всех святых мертвецы встают из своих могил и разгуливают, где им хочется.

— Кто тебе сказал такое?

— Дэнни.

— Скажи Дэнни, что это старая сказка, которую все рассказывают в День святых.

Они миновали поворот дороги, и подошли к участку Коллинзов.

— Теперь, папа, ты жди возле забора, чтобы Мег не видела тебя. Я зайду с заднего двора, постучу в окно и закричу. Договорились?

— Договорились. Только не пугай ее очень сильно. Размахивая своим фонарем в форме черепа, Кайл побежал на задний двор. Шторы на окнах столовой были открыты, и он мог видеть Мег, сидевшую за столом над кучей бумаг. В голову ему пришла хорошая идея. Он отойдет к самой кромке леса и оттуда побежит к дому с криками «У-у, у-у», чтобы с разбегу стукнуть в окно. Уж это точно напугает Меган.

Он остановился между деревьями, расставил руки и начал размахивать ими. Когда его правая рука отклонилась назад, он почувствовал что-то мягкое, затем что-то похожее на ухо. Послышалось дыхание. Резко обернувшись, он увидел очертания человека, нависшего над ним с камерой в руках, отсвечивавшей в темноте объективами. Рука схватила его за шею. Он вывернулся и закричал. Его сильно толкнули вперед. Падая, он выронил фонарь и, цепляясь за землю, ухватил что-то рукой. Продолжая кричать, он вскочил на ноги и бросился бежать к дому.

«Что-то уж очень натуральный крик», — подумал Мак, услышав первый возглас Кайла. Затем, когда испуганный визг продолжился, он побежал к лесу. С Кайлом что-то случилось. Одним махом он пересек лужайку и оказался за домом.

Сидя в столовой, Мег услышала крик и бросилась к задней двери. Распахнув ее, она едва успела подхватить кубарем влетевшего Кайла, который рыдал от ужаса.

Когда Мак вбежал, Меган стояла, обхватив вцепившегося в нее Кайла, и, раскачиваясь из стороны в сторону, пыталась успокоить его:

— Все нормально, Кайл. Все хорошо, — повторяла она.

Прошло несколько минут, прежде чем он смог рассказать им, что произошло.

— Кайл, это все твои истории о разгуливающих мертвецах. Из-за них тебе начинает мерещиться всякая всячина, — заключил Мак. — На самом деле там никого не было.

Выпив горячего какао и немного успокоившись, Кайл не унимался:

— Там был самый настоящий человек, и у него была камера. Я знаю это. Я упал, когда он толкнул меня, но я подобрал кое-что. Затем я уронил это, когда увидел Мег. Папа, пойди посмотри, что это.

— Я принесу фонарик, Мак, — предложила Меган. Мак вышел во двор и стал водить лучом света по земле. Ему не пришлось далеко ходить. Всего в нескольких футах от заднего крыльца лежала серая пластмассовая коробка, в каких обычно находится видеопленка.

Он подобрал ее и пошел к лесу, обшаривая фонариком местность впереди себя. Но это было бесполезно. Никто не будет стоять и ждать, когда его обнаружат. Почва была слишком сухой и затвердевшей, чтобы на ней остались отпечатки ног. Фонарь Кайла валялся в таком месте, откуда хорошо просматривались окна столовой. С этого места Мак мог ясно видеть находившихся там Меган и Кайла.

Кто-то стоял здесь с камерой и наблюдал за Меган, а возможно, и снимал ее на пленку. Но зачем?

В голове тут же возникла мысль о мертвой девушке в морге, и он поспешил обратно в дом.

Вот глупый парнишка, думал Берни, бегом направляясь через лес к своей машине. Он оставил ее у края стоянки возле гостиницы «Драмдоу», но не так далеко, чтобы это бросалось в глаза. На площадке сейчас стояло около сорока машин, так что его «шеви» вряд ли привлекал к себе внимание. Торопливо спрятав камеру в багажник, он повел машину через город в направлении шоссе номер 7, стараясь изо всех сил не превышать скоростной лимит больше чем на пять миль. Ему было известно, что слишком медленная езда тоже могла вызвать подозрение у копов.

Разглядел ли его этот малыш? Он так не думал. Было темно, и парнишка был напуган. Еще несколько секунд и он бы отошел назад, и мальчик никогда бы не узнал о его присутствии там.

Берни был вне себя от ярости. Он получал огромное удовольствие, наблюдая за Меган через камеру, и она была так хорошо видна ему. Он был уверен, что запись получилась великолепная.

С другой стороны, он никогда не видел, чтобы кто-то был так напуган, как этот парнишка. Одна только эта мысль приводила его в возбужденное состояние. Подумать только, какие возможности. Фиксировать чьи-то выражения лица, движения, мелкие интимные жесты, подобные тому, как Меган заправляет волосы за ухо, когда сосредоточивается на чем-то. Или напугать кого-то так, что тот будет кричать, плакать и бежать, как этот мальчонка.

Наблюдать за Меган, видеть ее руки, ее волосы...

43

Стефани Петровик долго металась по постели и, наконец, провалилась в тяжелый сон. Проснувшись в половине одиннадцатого в воскресенье, она нехотя открыла глаза и улыбнулась. Наконец-то дела у нее пошли на поправку.

Ее предупреждали, чтобы она никогда не произносила его имя, чтобы забыла, что видела его когда-то, но все это было еще до убийства Элен и до того, как та лишилась возможности изменить свое завещание.

В разговоре по телефону он был так добр. Обещал позаботиться о ней. Он найдет людей, которые усыновят ее ребенка и заплатят ей сто тысяч долларов за это.

— Так много? — спросила она, довольная.

Он заверил, что здесь не будет никаких проблем. Он достанет ей также зеленую карточку.

— Она будет фальшивая, но этого никто никогда не узнает, — сказал он. — Однако тебе надо уехать куда-нибудь, где тебя никто не знает. Я не хочу, чтобы кто-то узнал тебя. Даже в таком огромном городе, как Нью-Йорк, и то люди сталкиваются друг с другом, а в твоем случае они наверняка станут задавать вопросы. Ты можешь попытать счастья в Калифорнии.

Стефани знала, что Калифорния ей понравится. Она, может быть, даже получит работу на одном из курортов там, думала Стефани. С сотней тысяч долларов она сможет пройти для этого необходимую подготовку. А может быть, устроится и без подготовки. Ведь она — косметолог от природы. Эта работа ей нравилась.

Сегодня в семь часов вечера он пришлет за ней машину.

— Я не хочу, чтобы соседи видели, как ты уезжаешь, — предупредил он ее.

Стефани хотелось еще поваляться в постели, но ее одолевал голод. «Еще десять дней, и ребенок родится, и тогда я смогу сесть на диету», — пообещала она себе.

Приняв душ, она облачилась в свободные одежды, которые уже начала ненавидеть, и принялась укладывать вещи. В кладовой у Элен лежали отрезы гобеленов. "Почему бы мне не взять их? — подумала она. — Кто, как не я, заслужил это? "

Из-за беременности ей мало, что подходило из одежды, но, когда она вернется к своим прежним размерам, наряды Элен ей придутся впору. Элен была консервативна в одежде, но все ее наряды были дорогими и отличались хорошим вкусом. Стефани прошлась по гардеробу и комодам, отвергая только то, что ей совершенно не нравилось.

На полу в кладовой у Элен находился небольшой сейф. Стефани знала код и открыла его. Ювелирных украшений в нем было немного, но среди них находилось несколько очень неплохих вещичек, которые тут же перекочевали в ее косметичку.

Жаль, что она не могла забрать с собой отсюда мебель. С другой стороны, ей было известно из кинофильмов, которые она видела, что в Калифорнии не пользуются старомодной мебелью красного дерева, да еще с гобеленовой обивкой.

Она еще раз прошлась по дому и прибрала к рукам несколько дрезденских статуэток. Затем вспомнила о столовом серебре. Ящик оказался слишком тяжелым, поэтому ей пришлось переложить его содержимое в полиэтиленовые пакеты и перетянуть их резинками, чтобы они не гремели в чемодане.

В пять часов позвонил адвокат Поттерз и поинтересовался ее самочувствием.

— Может быть, вы пообедаете со мной и моей женой, Стефани?

— О, благодарю вас, но ко мне должны заехать из румынской колонии.

— Отлично. Нам просто не хотелось оставлять вас в одиночестве. Звоните, если вам что-то понадобится.

— Вы так добры, мистер Поттерз.

— Понимаете, мне бы очень хотелось сделать для вас что-нибудь еще, но там, где дело касается завещания, у меня, к несчастью, связаны руки.

«Я не нуждаюсь в твоей помощи», — подумала Стефани, вешая трубку.

Теперь ей надо написать письмо. Она сочинила три варианта, прежде чем удовлетворилась одним из них. Ей было известно, что с правописанием дела у нее обстоят неважно, поэтому часто приходилось заглядывать в словарь, но, в конце концов, все вышло неплохо. Письмо было адресовано господину Поттерзу:

Дорогой мистер Поттерз,

Я счастлива сообщить, что меня навещал не кто иной, как Ян, отец моего ребенка. Мы собираемся пожениться, и он будет заботиться о нас. Он должен прямо сейчас вернуться на работу, поэтому я уезжаю с ним. Он теперь работает в Далласе.

Я очень сильно люблю Яна и знаю, что вы будете рады за меня.

Благодарю вас.

Стефани Петровик.

Машина за ней пришла ровно в семь. Шофер вынес ее чемоданы. Стефани оставила письмо и ключ от дома на обеденном столе, выключила освещение, закрыла за собой дверь и поспешила в темноте к ожидавшему ее автомобилю.

В понедельник утром Меган пыталась дозвониться до Стефани. К телефону никто не подходил. Она села за обеденный стол, где еще накануне начала разбирать деловые бумаги отца, и тут же обратила внимание на одну деталь. Он был зарегистрирован и оплатил пять дней пребывания в отеле «Фор Сизонз» в Беверли-Хиллз, начиная с 23 и по 28 января, то есть по тот самый день, когда он вылетел в Ныоарк и исчез. После первых двух дней пребывания счет не включал никаких дополнительных услуг. Даже если он питался в основном на стороне, то завтрак обычно заказывают в номер, из него же ведут телефонные разговоры, пользуются находящимся здесь баром с напитками и так далее.

С другой стороны, если он жил на консерж-этаже, то не преминул бы воспользоваться буфетом самообслуживания, чтобы выпить сока или кофе с булочкой. Он привык обходиться легким завтраком.

Первые же два дня, напротив, включали дополнительные расходы, такие, как услуги посыльного, бутылку вина, вечернюю закуску, телефонные разговоры. Она пометила для себя те три дня, когда не было дополнительных расходов.

«В этом может обнаружиться правило», — подумала она.

В полдень она вновь позвонила Стефани, и вновь к телефону никто не подошел. В два часа она начала тревожиться и связалась с адвокатом Чарлзом Поттерзом. Тот заверил ее, что со Стефани все в порядке. Он говорил с ней вчера вечером, и она сказала, что к ней должен зайти кто-то из румынской колонии.

— Я рада, — заметила Меган. — Она очень боится того, что ее ждет.

— Да, это так, — согласился Поттерз. — Общеизвестно, что, когда кто-то завещает все свое состояние благотворительному или медицинскому учреждению, как клиника Маннинга, и если у этого человека есть близкий родственник, который нуждается в средствах и намерен оспаривать завещание, то это учреждение может тихо предложить ему компенсацию. Но после того, как Стефани во всеуслышание и недвусмысленно возложила на клинику ответственность за убийство своей тети, ни о какой компенсации не может быть и речи. Она может показаться предназначенной для того, чтобы заткнуть ей рот.

— Я понимаю, — заверила Меган. — Я буду пытаться дозвониться к ней. В случае, если она свяжется с вами, попросите ее, пожалуйста, перезвонить мне. Я все же считаю, что кто-то должен заняться поисками виновника ее беременности. Если она сейчас бросит своего ребенка, то потом может пожалеть об этом.

Когда Меган заканчивала разговор с Поттерзом, вернулась мать из гостиницы, где она была занята приготовлением завтрака и ланча.

— Теперь я могу присоединиться к тебе. — Она присела рядом с Меган за обеденный стол.

— На самом деле, ты даже можешь сменить меня, — предложила ей Меган. — Мне надо съездить к себе на квартиру и взять там кое-что из одежды, а также забрать накопившуюся почту.

Вчера вечером, когда мать вернулась из гостиницы, она рассказала ей о человеке с камерой, который напугал Кайла.

— Я попросила кое-кого на станции выяснить это для меня и, хотя не получила еще ответа, но уверена, что это одна из нечистоплотных программ пытается слепить передачу о нас, отце и Андерсонах, — сказала она. — Это в их стиле — послать кого-нибудь шпионить за нами. Поэтому я не разрешила Маку звонить в полицию. — Она показала матери, что надо искать в бумагах отца. — Мам, смотри по квитанциям из отелей, когда у отца в течение трех-четырех дней подряд не было дополнительных расходов на проживание. Я хочу знать, случалось ли такое только тогда, когда он бывал в Калифорнии. — Она не стала говорить, что Лос-Анджелес находится всего в получасе лета от Скоттсдала.

— Что же касается магазина кожаных изделий Паломино, — заметила Кэтрин, — не знаю почему, но он все время крутится у меня в голове. Мне кажется, что я когда-то уже слышала о нем, только было это очень давно.

Меган еще не решила, следует ли ей заезжать на работу по пути на квартиру. На ней были старые удобные брюки и ее любимый свитер. Ничего, сойдет, подумала она. Как раз этот аспект и нравился ей в ее работе — отсутствие официальности за кадром.

Она быстро провела рукой по волосам и поняла, что они стали слишком длинными. Ей нравилось, когда они доставали только до воротника. Теперь они уже касались плеч. Волосы у погибшей девушки лежали на плечах. Неожиданно похолодевшими руками Меган дотянулась до затылка и, собрав волосы в узел, закрепила их шпильками.

Когда она уезжала, мать спросила ее:

— Мег, а почему бы тебе не пообедать с кем-нибудь из твоих друзей? Это отвлекло бы тебя от всех проблем.

— У меня нет настроения для товарищеских обедов, — заметила Мег. — Но я позвоню и дам тебе знать. Ты будешь в гостинице?

— Да.

— Хорошо, когда возвратишься, не забудь задернуть шторы на окнах с наступлением темноты. — Она подняла руку с распростертой ладонью и растопыренными пальцами. — Ну а теперь, как сказал бы Кайл, дай мне пять.

Мать тоже вздернула руку и коснулась ладони дочери.

— Вот тебе пять.

Они посмотрели друг на друга долгим взглядом, затем Кэтрин торопливо произнесла:

— Будь внимательна за рулем.

Это предупреждение стало традиционным с той самой поры, когда Меган в возрасте шестнадцати лет получила водительские права.

Ее ответ тоже всегда был в одном и том же ключе. Сегодня она сказала:

— На самом деле я собиралась поцеловать в зад какой-нибудь тягач с прицепом. — Ей тут же захотелось прикусить свой язык. Катастрофа на Таппан-Зи произошла из-за того, что бензовоз врезался сзади в тягач.

Она знала, что мать думает о том же самом, говоря:

— Боже праведный, Мег, мы как будто ходим по минному полю. Даже шутки, к которым мы привыкли, начинают обретать зловещий смысл. Когда все это кончится?

Этим же утром, в понедельник, доктор Джордж Маннинг вновь отвечал на вопросы в кабинете помощника прокурора штата Джона Дуайера. Вопросы становились все более острыми и ядовитыми. Два следователя сидели молча, в то время как их босс вел допрос.

— Доктор, — спросил Дуайер, — объясните, пожалуйста, почему вы немедленно не сообщили нам, когда у Элен Петровик возникло опасение в том, что она перепутала эмбрионы Андерсонов?

— Потому что она не была уверена. — Плечи Маннинга безвольно опустились. Его обычный цвет лица со здоровым розовым оттенком превратился в пепельный. Даже великолепная шапка серебряных волос на голове, казалось, потускнела и тоже стала грязно-серой. Со времени появления на свет ребенка Андерсонов он заметно постарел.

— Доктор Маннинг, вы неоднократно повторяли, что клиника является огромным достижением всей вашей жизни. Вам было известно о том, что Элен Петровик собиралась оставить свое довольно значительное состояние клинике на развитие в ней научных исследований?

— У нас был с ней разговор на эту тему. Видите ли, процент успеха в нашей области все еще далек оттого, что нам хотелось бы иметь. Лабораторное оплодотворение обходится женщине очень дорого, где-то от десяти до двадцати тысяч долларов. Если беременность не наступает, то весь процесс повторяется сначала. Тогда как некоторые клиники заявляют об одном успешном случае из каждых пяти, в действительности этот показатель приближается к одному из десяти.

— Доктор, вы очень хотите, чтобы показатель успешных беременностей в вашей клинике увеличился?

— Да, безусловно.

— А разве не явилось для вас ударом то, что в прошлый понедельник Элен Петровик не только подала заявление об уходе, но и призналась, что могла допустить очень серьезную ошибку?

— Это было подобно катастрофе.

— Тем не менее, даже когда ее нашли убитой, вы не раскрыли весьма важную причину ее увольнения, которую она привела вам. — Дуайер подался вперед. — Что еще мисс Петровик рассказала во время вашей встречи в тот понедельник, доктор? Маннинг скрестил руки на груди.

— Она сказала, что собирается продать дом в Лоренсвилле и уехать, возможно, во Францию.

— И как вы отнеслись к этому плану?

— Я был убит им, — прошептал он. — Я был уверен, что она убегает.

— Убегает от чего, доктор?

Джордж Маннинг почувствовал, что все кончено. Дальше защищать клинику было невозможно.

— Я чувствовал, она боится, что если ребенок Андерсонов не окажется близнецом Джонатана, то это повлечет за собой расследование, в ходе которого могут вскрыться другие многочисленные ошибки, допущенные ею в лаборатории.

— А как насчет завещания, доктор? Вы тоже считали, что Элен Петровик изменит его?

— Она сказала, что сожалеет, но это необходимо ей. Устраиваться на работу в ближайшее время она не собиралась, и теперь у нее была семья, о которой необходимо было позаботиться.

Джон Дуайер получил ответ, который, по его мнению, напрашивался сам.

— Доктор Маннинг, когда в последний раз вы разговаривали с Эдвином Коллинзом?

— Он звонил мне за день до своего исчезновения. — Маннингу не понравилось то, что он увидел в глазах Дуайера. — Это был первый контакт, который я имел с ним, по телефону или по почте, после того как он устроил Элен Петровик в мою клинику, — проговорил он и отвел взгляд в сторону, чтобы не видеть недоверия, которое сквозило в глазах помощника прокурора штата.

44

Отказавшись от намерения заехать на работу, Меган в четыре часа подрулила к дому, где находилась ее квартира. Ее почтовый ящик был переполнен. Вынув многочисленные конверты, рекламные проспекты и брошюрки, она поднялась на лифте в свою квартиру на четырнадцатом этаже.

Открыв окна, чтобы избавиться от застоявшегося воздуха, она остановилась на секунду и задержала взгляд на статуе Свободы, громадиной высившейся над водой. Сегодня эта дама казалась ей далекой и грозной в лучах вечернего солнца, отражавшихся от низко нависших облаков.

Часто, когда она смотрела на статую, перед мысленным взором Меган возникал образ ее деда, Пата Келли, который ни с чем приехал в эту страну подростком и тяжким трудом сколотил состояние.

Что бы подумал дед, когда узнал, что его дочь Кэтрин может лишиться всего заработанного им только потому, что муж долгие годы обманывал ее?

Скоттсдал, Аризона. Мег посмотрела вдаль Нью-йоркской гавани и поняла причину своего беспокойства. Аризона находится на юго-западе. Слово Паломино тоже несло в себе какой-то отзвук юго-запада.

Она подошла к телефону, вызвала оператора и спросила код города Скоттсдал в Аризоне.

Затем позвонила в справочное бюро штата Аризона.

Когда ей ответили, спросила:

— Значится ли в ваших справочниках Эдвин Коллинз или Э. -Р. Коллинз?

Такой не значился. Мег задала еще вопрос:

— Есть ли в вашем перечне магазин кожаных изделий Паломино?

Последовала пауза, затем оператор сообщил:

— Ждите, пожалуйста, номер.

45

В понедельник вечером, когда Мак вернулся с работы домой, Кайл был в своем обычном жизнерадостном расположении духа. Он сообщил отцу, что об этом парне в лесу он рассказал всем детям в школе.

— Они все уверены, что тоже испугались бы, — пояснил он, не скрывая своего удовлетворения. — Я рассказал им, с какой скоростью я несся и как, в конце концов, убежал от него. А ты говорил об этом со своими друзьями?

— Нет, не говорил.

— Что ж, это твое дело, — великодушно заключил Кайл.

Когда он повернулся, чтобы бежать по своим делам, Мак поймал его за руку.

— Кайл, подожди минутку.

— Что случилось, папа?

— Дай-ка мне рассмотреть кое-что. Кайл был во фланелевой рубашке с открытым воротом. Когда Мак оттянул его назад, у основания шеи мальчика открылись желто-багровые синяки.

— Это у тебя после вчерашнего вечера?

— Я же говорил тебе, что этот парень пытался заграбастать меня.

— Ты сказал, что он толкнул тебя.

— Сначала он схватил меня, но я вырвался.

Мак выругался про себя. Он не догадался осмотреть Кайла вчера вечером. На нем был надет костюм привидения, а под костюмом — белая водолазка. Мак думал, что неизвестный с камерой лишь толкнулКайла. А он, оказывается, еще и схватил его за шею. Такие синяки остаются от сильных пальцев.

Рука Мака обнимала сына, когда он набирал номер телефона полиции. Вчера вечером он поддался уговорам Меган не звонить им.

— Мак, давай не будем давать газетчикам новый повод для перетряхивания всей этой истории. Нам и без того не сладко, — говорила она. — Вот увидишь, кто-нибудь обязательно напишет после этого, что это отец болтается вокруг дома. Помощник прокурора штата просто уверен, что отец вот-вот свяжется с нами.

«Я позволил Мег достаточно долго удерживать меня от этого, — думал Мак. — Больше этого не будет. Там болтался не просто какой-то оператор с телевидения». После первого гудка в трубке раздался голос:

— Полиция штата, Торн у телефона.

Через пятнадцать минут возле дома остановилась патрульная машина. Находившиеся в ней двое полицейских не скрывали своего недовольства по поводу того, что их вызвали так поздно после случившегося.

— Доктор Макинтайр, вчера был День всех святых. Мы всегда в это время обеспокоены тем, что какой-нибудь ненормальный может устроить охоту на детей. Теперь этот псих, возможно, промышляет где-нибудь в другом районе города.

— Я согласен с тем, что должен был позвонить, — оправдывался Мак, — но я не думаю, что этот человек охотился за детьми. Он находился прямо на линии окон столовой дома Коллинзов, и в его поле зрения была Меган Коллинз.

Он увидел, как полицейские переглянулись.

— Думаю, что об этом должны знать в прокуратуре штата, — заключил один из них.

Всю дорогу по пути домой после посещения квартиры горькая правда жгла душу. Теперь Меган знала, что располагает реальным подтверждением того, что у отца была вторая семья в Аризоне.

Позвонив в магазин кожаных изделий Паломино, она разговаривала с его владельцем. Женщина была очень удивлена, когда услышала о сообщении, оставленном на автоответчике.

— Этот звонок был сделан не отсюда, — категорично заявила она.

Она подтвердила, что среди их покупателей, действительно, значилась миссис Э. Р. Коллинз, у которой была двадцатилетняя дочь. После этого она отказалась сообщить какую-либо дополнительную информацию по телефону.

В половине восьмого Меган добралась до Ньютауна. Она повернула к дому и с удивлением увидела, что возле него стоят красный «крайслер» Мака и еще какой-то незнакомый «седан». "Что еще? " — встревожено мелькнуло у нее в голове. Оставив свой автомобиль, Меган торопливо взбежала по ступенькам крыльца, сознавая, что любое непредвиденное событие способно теперь заставить ее сердце трепетать от страха.

В гостиной вместе с Кэтрин, Маком и Кайлом находилась следователь по особо важным делам Арлин Вайсе. В голосе Мака не было сожаления, когда он рассказывал Мег, почему ему пришлось позвонить в местную полицию, а затем в прокуратуру штата и сообщить о незнакомце. По сухой манере его разговора Мег поняла, что он был зол. «Кайл побывал в руках какого-то лунатика, который вообще мог задушить его, а я не позволила Маку поставить в известность полицию», — думала она и не винила его за гнев.

Кайл, сидевший на диване между Кэтрин и Маком, соскользнул на пол и подошел к Меган.

— Мег, не будь такой печальной. У меня все в порядке. — Он приложил свои ладошки к ее щекам. — Правда, все в порядке.

Она посмотрела в его серьезные глаза и крепко обняла мальчика.

— Я верю тебе, малыш.

Вайсе не стала долго задерживаться.

— Мисс Коллинз, верите вы или нет, но мы хотим помочь вам, — сказала она, когда Меган пошла проводить ее до двери. — Не сообщая о подобных происшествиях или не позволяя сделать это другим, вы затрудняете расследование. Если бы вы позвонили, патрульная машина была бы здесь через несколько минут. Как говорит Кайл, тот человек имел при себе большую видеокамеру, которая не позволила бы ему быстро скрыться. Скажите, пожалуйста, известно ли вам что-нибудь еще, что нам следовало бы знать?

— Нет, больше ничего, — ответила Меган.

— Миссис Коллинз сказала, что вы были у себя на квартире. Вы не нашли там новых сообщений, присланных вам по факсу?

— Нет. — Она прикусила губу, вспомнив о своем звонке в магазин кожаных изделий Паломино.

Вайсе пристально посмотрела на нее.

— Понятно. Что ж, если вспомните что-нибудь, что, по вашему мнению, заинтересует нас, то вы знаете, как с нами связаться.

Когда Вайсе ушла, Мак велел Кайлу:

— Иди в кабинет. У тебя есть пятнадцать минут, чтобы посмотреть телевизор. Затем мы должны идти.

— Хорошо, папа, но там нечего смотреть. Я останусь здесь.

— Это было не предложение. Кайл подскочил.

— Отлично. Только не надо сердиться. Проходя мимо, Кайл «дал ей пять».

Мак подождал, когда за ним закроется дверь кабинета.

— Что ты выяснила, пока была у себя на квартире, Меган?

Мег посмотрела на мать.

— Местонахождение магазина кожаных изделий Паломино и что у них есть покупательница по фамилии Э. -Р. Коллинз.

У матери перехватило дыхание, но она все же рассказала им о своем звонке в Скоттсдал.

— Завтра я вылетаю туда, — заявила она. — Нам надо знать, является ли их миссис Коллинз той самой женщиной, которую Сайрус Грэхем видел вместе с отцом. Мы не можем быть уверены в этом, пока я не встречусь с ней.

Надеясь, что боль, которую она видела в глазах дочери, не отражается, как в зеркале, на ее собственном лице, Кэтрин тихо проговорила:

— Мегги, если ты так похожа на ту погибшую девушку и если эта женщина в Скоттсдале окажется ее матерью, то для нее будет большим ударом видеть тебя.

— Кто ни окажется матерью этой девушки, ничто не сможет утешить ее.

Она была благодарна, что они не стали отговаривать ее. Вместо этого Мак сказал:

— Мег, не говори никому, совершенно никому, о том, куда ты отправляешься. Когда ты рассчитываешь вылететь оттуда назад?

— Следующим утром, не позднее.

— Тогда для всех ты находишься в своей квартире. Так и решим.

Забрав Кайла, он добавил:

— Кэтрин, если мы с Кайлом придем завтра вечером в гостиницу, вы сможете найти время, чтобы пообедать с нами?

Кэтрин нашла в себе силы, чтобы улыбнуться.

— С удовольствием. Что бы ты хотел видеть в меню, Кайл?

— Жареных цыплят, — выпалил тот с надеждой.

— Ну, ты уж совсем упрощаешь мою задачу. Иди сюда. Я принесла кое-что из стряпни. Возьми с собой на дорожку. — Она повела его за собой на кухню.

— Кэтрин очень тактична, — заметил Мак. — Она, похоже, поняла, что мне надо остаться с тобой на минутку вдвоем. Мег, мне не нравится, что ты отправляешься туда одна, но мне кажется, что я понимаю тебя. А теперь скажи мне честно, ты скрываешь еще что-нибудь?

— Нет.

— Мег, я больше не хочу, чтобы ты сторонилась меня. Запомни это и привыкай. Так чем я могу помочь?

— Позвони утром Стефани Петровик и, если ее не окажется, свяжись с адвокатом. У меня какое-то странное предчувствие в отношении Стефани. Я трижды или четырежды пыталась дозвониться до нее, но ее весь день не было дома. Я даже звонила ей из машины с полчаса назад. Через десять дней у нее должен родиться ребенок, и чувствует она себя неважно. Позавчера она была настолько измотана после похорон тети, что не могла дождаться, когда ляжет в кровать. Я не могу представить, что она столько времени где-то ходит. Запиши ее телефон.

Когда через несколько минут они с Кайлом уходили, поцелуй Мака не был похож на обычный дружеский клевок в щечку. Вместо этого он, как и его сын до этого, взял ее лицо в свои руки.

— Береги себя, — приказал он, когда его губы прильнули к ее.

46

Понедельник оказался плохим днем для Берни. Он встал на рассвете, сел в скрипучее кресло в подвале и принялся вновь и вновь просматривать пленку, на которую снял Меган, прячась в лесу. Он хотел сделать это еще вчера вечером, когда приехал домой, но мать потребовала, чтобы он побыл с ней.

— Я все время одна, Бернард, — пожаловалась она. — Раньше ты никогда не отсутствовал по выходным так много времени. Уж не завел ли ты себе девицу?

— Конечно, нет, мама, — отрезал он.

— Ты же знаешь, что все твои беды были от них.

— Моей вины в том не было, мама.

— Я не говорю, что это была твоя вина. Я сказала, что девицы для тебя — все равно, что яд. Держись подальше от них.

— Хорошо, мама.

Когда мать находилась в подобном настроении, ему не оставалось ничего, кроме как соглашаться. Он все еще боялся ее. Его все еще бросало в дрожь при воспоминании о временах своего детства, когда она внезапно появлялась с ремнем в руках.

— Я видела, как ты смотрел на ту красотку по телевизору, Бернард, и могу прочесть твои грязные мыслишки.

Мама никогда не сможет понять того, что его чувства к Меган были чистыми и светлыми. Ему хотелось просто находиться рядом с Меган, наблюдать за ней, чувствовать себя так, как будто она вот-вот поднимет свой взгляд и улыбнется ему. Как было прошлым вечером. Если бы он постучал в окно, она бы узнала его и не испугалась. Она подбежала бы к двери, чтобы впустить его. И воскликнула бы: «Берни, что ты тут делаешь?» И, возможно, даже предложила бы ему чашку чая.

Берни подался вперед. Подходил один из лучших моментов записи, где Меган была так сосредоточена на своих занятиях с бумагами, лежавшими перед ней на обеденном столе. С помощью телеобъектива ему удалось приблизить ее лицо почти вплотную. В манере, с которой она проводила языком по губам, было что-то завораживающее. На ней была блуза с открытым воротом. Он не мог понять, видел ли он биение ее пульса на самом деле или только представлял себе это.

— Бернард, Бернард!

Его мать стояла наверху, возле лестницы в подвал, и кричала ему. Интересно, сколько уже времени она зовет его.

— Да, мама, я иду.

— Сколько можно звать? — буркнула она, когда он появился на кухне. — Опоздаешь на работу. Что ты там делал?

— Наводил порядок. Я же знаю, что ты хочешь, чтобы там было чисто.

Через пятнадцать минут он ехал в машине по улице, не зная, что предпринять. Сознание подсказывало, что надо попытаться подзаработать на перевозках пассажиров из аэропорта. После всех этих покупок аппаратуры его деньги подходили к концу. И он заставил себя повернуть баранку и направиться к аэропорту Ла Гурдиа.

День он провел, гоняя в аэропорт и обратно. Все шло хорошо, пока вечером один из пассажиров не стал жаловаться на то, как он ведет машину.

— Ради Бога, перестройся в левый ряд. Разве ты не видишь, что этот занят?

Берни в этот момент опять задумался о Меган: "А не будет ли это слишком опасно, если с наступлением темноты он проедет мимо ее дома? "

Через минуту пассажир проворчал:

— Послушай, я знал, что мне надо было взять такси. Где ты учился водить? Не выбивайся из потока, ради всех святых.

Они находились на Гранд Сентрал Паркуэй и подъезжали к последнему перекрестку перед мостом Трайборо. Берни резко свернул направо на параллельную улицу и остановился у обочины.

— Куда, к черту, ты едешь? — потребовал ответа пассажир.

Его огромный чемодан находился рядом с Берни, на переднем сиденье. Он протянул руку, открыл дверцу и вытолкнул чемодан из машины.

— Исчезни, — приказал он. — Возьми себе такси. — И, резко повернувшись, глянул в лицо пассажира. Их взгляды встретились.

Пассажира охватила паника.

— Все нормально, успокойся. Извини, если я обидел тебя.

Он выскочил из машины и выдернул чемодан из-под ее колес как раз в тот момент, когда Берни вдавил педаль газа до самого пола. Машина Берни неслась по боковым улицам. Ему лучше отправиться домой. Иначе он вернется и сотрет в порошок того говоруна.

Он стал делать глубокие вдохи. Именно это советовал ему делать тюремный психиатр, когда Берни чувствовал приближение приступа бешенства.

— Ты должен справляться со своим бешенством, Берни, — предупреждал он. — Если не хочешь просидеть в тюрьме до конца своей жизни.

Берни знал, что больше не сможет вернуться в тюрьму. Он сделает все, чтобы этого не случилось.

Во вторник будильник Меган прозвонил в четыре часа утра. У нее был забронирован билет на рейс 9 в «Америка Уэст», отправлявшийся из аэропорта Кеннеди в семь двадцать пять. Ей не пришлось долго приходить в себя, так как сон был некрепкий. Она встала под душ, включив самую горячую воду, какую только могла терпеть, и с удовольствием ощущала, как расслабляются мышцы шеи и спины.

Надевая нижнее белье и чулки, Меган слушала прогноз погоды по радио. В Нью-Йорке температура была ниже нуля. В Аризоне, безусловно, дела обстояли иначе. Прохладно по вечерам, но днем, насколько она понимала, в это время года еще может быть довольно тепло.

Светло-коричневый жакет из легкой шерсти с брюками и набивной блузой показались ее подходящими для такой погоды. Сверху она наденет свой плащ без подкладки. Вскоре все вещи, необходимые для того, чтобы провести одну ночь в другом городе, были собраны.

На лестнице она почувствовала запах кофе. Мать уже хлопотала на кухне.

— Тебе не надо было так рано вставать, — запротестовала Меган.

— Мне не спалось. — Кэтрин Коллинз крутила в руках конец пояса от своего махрового халата. — Я не предлагала поехать с тобой, Мег, но вот что я думаю сейчас. Может быть, мне не следует взваливать это на тебя одну. Все дело в том, что если в Скоттсдале существует еще одна миссис Коллинз, я даже не знаю, что сказать ей. Была ли она в таком же неведении, как и я, в отношении происходящего. Или же она знала и мирилась с ложью?

— Надеюсь, что к концу дня у меня будут некоторые ответы, — предположила Меган, — и я абсолютно уверена в том, что мне лучше делать это одной. Она выпила немного виноградного сока и сделала несколько глотков кофе. — Я должна идти. Дорога до аэропорта Кеннеди занимает много времени. Не хочу застрять где-нибудь в пробке во время часа пик.

Мать проводила ее до двери. Меган быстро обняла ее.

— Я буду в Фениксе в одиннадцать по местному времени. Позвоню тебе ближе к вечеру.

Она чувствовала на себе взгляд матери, пока шла к автомобилю.

Полет проходил без каких-либо происшествий. Она сидела возле иллюминатора и глядела на белые пушистые облака внизу. В памяти всплыло, как в день рождения, когда ей исполнилось пять лет, отец с матерью повезли ее в Диснейлэнд. Это был ее первый полет на самолете. Она тоже сидела возле иллюминатора, рядом с ней отец, а мать — через проход от них.

Долгие годы отец потом подшучивал над ней по поводу того вопроса, который она задала в тот день: «Папа, если мы выйдем из самолета, то сможем пойти по облакам?»

Он сказал, что ему жаль, но облака не удержат ее. «Зато я всегда поддержу тебя, Мегги Анн», — пообещал он.

И он поддерживал. Она вспомнила тот ужасный день, когда запнулась перед самым финишем на соревнованиях по бегу и лишила свою школьную команду первого места в штате. Отец ждал ее, когда она крадучись выбралась из спортивного зала, не желая слышать слова утешения своих коллег по команде или видеть разочарование на их лицах.

Он предложил ей понимание, а не утешение.

— В жизни бывают такие события, Меган, — сказал он, — которые даже с годами жгут душу. Боюсь, что одно из таких только что случилось и в твоей жизни.

Нахлынувшая волна нежности отступила, когда в памяти стали всплывать все те времена, когда под предлогом неотложных дел отец оставлял их одних. Иногда даже на праздники, такие, как День благодарения или Рождество. Проводил ли он их в Скоттсдале? Со своей другой семьей? На праздники всегда было так много дел в гостинице. Когда отца не было дома, они с матерью обычно обедали в гостинице в кругу друзей, но мать постоянно сновала туда и сюда, встречая гостей и проверяя дела на кухне.

Она вспомнила, как в четырнадцать лет училась танцевать под джазовую музыку. Когда отец вернулся домой из очередной поездки, она показала ему последнее из разученных ею танцевальных движений.

— Мегги, — заметил он со вздохом, — джаз хорошая музыка, и движения под него получаются прекрасные, но королем танцев все же остается вальс.

И он научил ее танцевать венский вальс.

Она с облегчением вздохнула, когда пилот объявил, что они начинают снижаться для посадки в международном аэропорту Скай Харбор, где температура воздуха составляет семьдесят градусов по шкале Фаренгейта.

Меган достала свои вещи из отсека над головой и принялась с нетерпением ждать, когда откроется люк самолета. Ей хотелось прожить этот день как можно скорее.

Бюро проката автомобилей находилось в терминале Барри Голдуотера. Меган задержалась, чтобы узнать адрес магазина кожаных изделий Паломино, а когда расписывалась за машину, спросила у служащего, как туда проехать.

— Это в Скоттсдале, в районе под названием Богота, — сказал служащий. — Чудесный торговый район, оказавшись в котором, вы подумаете, что попали в средневековый город. — Он показал маршрут на карте. — Вы будете там через двадцать пять минут, — добавил он.

В пути Меган упивалась красотами видневшихся вдали гор и безоблачного неба, поражавшего своей синевой. Когда она выбралась из жилых районов, в ландшафте стали преобладать пальмы, апельсиновые деревья и гигантские кактусы.

Позади остался отель «Сафари», выстроенный в мексиканском стиле. Стоявший среди искрящихся под солнцем олеандров и высоких пальм, он притягивал к себе покоем и умиротворенностью. Здесь, как сказал Сайрус Грэхем, он встретил своего сводного брата и ее отца почти одиннадцать лет назад.

Магазин Паломино находился в миле дальше по дороге в Скоттсдал. Здесь здания напоминали замки своими островерхими крышами и башенками на окру жавших их стенах. Булыжная мостовая еще более усиливала средневековый колорит. Магазины, выстроившиеся вдоль улиц, были маленькими, но все без исключения выглядели дорогими. Меган повернула направо на стоянку за магазином Паломино и, когда выходила из машины, со смущением отметила, что у нее дрожат колени.

В магазине стоял острый запах отличной кожи. На полках и столах лежали со вкусом разложенные сумки самых разных размеров, от крошечных и до огромных. В витрине находились бумажники, брелоки и ювелирные украшения. В глубине магазина виднелись «дипломаты» и дорожные чемоданы, расположенные на большой площади в нижнем уровне.

В магазине находился еще только один человек — молодая женщина с явно индейскими чертами лица и густыми смоляными волосами, потоком спадавшими на спину. Она подняла взгляд со своего места из-за кассы и улыбнулась.

— Могу ли я помочь вам? — Ни в голосе, ни в ее поведении не было даже намека на то, что ей что-нибудь известно о посетительнице.

Меган быстро решилась:

— Надеюсь. Я в городе всего на несколько часов и хотела бы повидать кое-каких родственников. Но у меня нет их адреса, и в телефонной книге они тоже не значатся. Мне известно только, что они являются вашими покупателями. Вот я и подумала, что, может быть, у вас мне удастся узнать их адрес или номер телефона.

Продавщица заколебалась.

— Я здесь недавно. Может быть, вы сможете вернуться сюда через час. К тому времени на месте будет владелец магазина.

— Пожалуйста, — попросила Меган. — У меня так мало времени.

— Как их фамилия? Я могу посмотреть, есть ли у них счет в нашем магазине.

— Э. -Р. Коллинз.

— О! — воскликнула продавщица, — это, должно быть, вы звонили вчера.

— Правильно.

— Я присутствовала при этом. После того как хозяйка, миссис Стогес, поговорила с вами, она рассказала мне о смерти мистера Коллинза. Он ваш родственник?

Во рту у Меган пересохло.

— Да. Вот почему мне так необходимо повидать его семью.

Продавщица повернулась к компьютеру.

— У нас есть их адрес и номер телефона. Но я боюсь, что мне следует позвонить миссис Коллинз и спросить у нее разрешение дать их вам.

Ей не осталось ничего, как только кивнуть и смотреть, как продавщица быстро нажимает кнопки телефона.

Секундой спустя она сказала в трубку:

— Миссис Коллинз? Вам звонят из магазина кожаных изделий Паломино. У нас находится молодая леди, которая хотела бы повидать вас. Она ваша родственница. Ничего, если я дам ей ваш адрес?

Она выслушала ответ и посмотрела на Меган.

— Могу я узнать ваше имя?

— Меган. Меган Коллинз. — Продавщица повторила его, послушала, затем сказала «до свидания» и положила трубку. Улыбнувшись Меган, она произнесла:

— Миссис Коллинз сказала, что вы можете зайти прямо сейчас. Она живет всего в десяти минутах отсюда.

47

Фрэнсис стояла и смотрела в окно, выходившее на задний двор ее дома. Низкая кирпичная стена с чугунной решеткой наверху окружала бассейн и патио. Участок заканчивался на границе безбрежного пространства пустыни, именуемое индейской резервацией Пима. Вдали под лучами полуденного солнца сияла вершина горы Кэмелбэк. Поразительно красивый день для того, чтобы все тайное стало явным, подумалось ей.

После всего случившегося Анни отправилась в Коннектикут, встретила там Меган и направила ее сюда. А почему Анни должна чтить желания своего отца, с горечью спрашивала себя Фрэнсис. Чем она обязана ему или мне?

Два с половиной дня, после того как она оставила свое сообщение для Эдвина, были наполнены то надеждой, то ужасом. Звонок, который только что раздался из магазина Паломино, не был тем, которого она ждала. Но Меган Коллинз, по крайней мере, сможет рассказать ей, когда она видела Анни и где ее можно найти.

По дому пронеслась трель входного звонка, мягкая, мелодичная, но пугающая своей неизвестностью.

Остановившись у Ранч-роуд 1006, Меган обнаружила одноэтажный кремового цвета дом под красной черепичной крышей, стоявший на самом краю пустыни. Ярко-красные гибискусы и кактусы, выстроившиеся перед жилищем, идеально вписывались в горный Пейзаж поразительной красоты, видневшийся вдали.

Направляясь к двери, Меган заметила мелькнувшую в окне женщину. Она не смогла разглядеть ее лицо, но увидела, что та была высокой и очень тонкой, с волосами, забранными в свободный узел на голове. На женщине было надето что-то вроде блузы.

Меган нажала кнопку звонка, и дверь через некоторое время отворилась.

У женщины вдруг перехватило дыхание, и лицо стало белым.

— Боже мой, — прошептала она. — Я знала, что ты похожа на Анни, но не представляла, что до такой степени. — Она прижала руку к губам, стараясь остановить поток готовых хлынуть слов.

"Это мать Анни, и она не знает, что Анни мертва, — в ужасе подумала Меган. — И мое появление здесь еще сильнее заставит ее страдать. Каково было бы маме, если бы Анни приехала в Коннектикут, чтобы сообщить ей о моей смерти?"

— Входите, Меган. — Женщина посторонилась, все еще держась за ручку двери, как за спасительную опору. — Я Фрэнсис Грольер.

Меган не знала, кого она ожидала увидеть, но только не эту женщину с седеющими волосами, уверенными в своих движениях руками и тонким лицом с заостренными чертами. Глаза, в которые она смотрела, были наполнены оторопью и отчаянием.

— Но ведь продавщица из магазина Паломино называла вас миссис Коллинз, когда звонила вам? — спросила Меган.

— Торговцы знают меня как миссис Коллинз.

На пальце у нее было надето золотое обручальное кольцо. Меган пристально посмотрела на него.

— Да, — заметила Фрэнсис Грольер. — Ваш отец подарил мне его, чтобы не возникало лишних вопросов.

Меган вспомнилось, как мать судорожно сжала в руке обручальное кольцо, возвращенное ей экстрасенсом. Она отвела взгляд от Фрэнсис Грольер, почувствовав вдруг, как ее охватывает всепоглощающее ощущение безвозвратности утраты. Сквозь горечь несчастья сознание, тем не менее, фиксировало окружающую ее обстановку.

Дом был разделен на жилую половину и мастерскую. Переднюю его часть составляла гостиная. Диван перед камином. Темных тонов дощечки паркета.

Темно-бордовое кожаное кресло и такая же кушетка сбоку от камина были точными копиями тех, что стояли у отца в кабинете, остолбенело сообразила Меган. Сразу над креслом — книжные полки. Где бы он ни был, отец, несомненно, везде любил чувствовать себя как дома, с горечью подумала Меган.

Фотографии в рамках, стоявшие на каминной доске, притягивали ее внимание как магнит. Это были семенные фото отца с этой женщиной и молодой девушкой, которая легко могла сойти за ее сестру и которая, в действительности, приходилась ей сводной сестрой. Одна из фотографий особенно приковывала ее внимание. На ней была снята рождественская сцена. Ее отец держит на коленях пяти— или шестилетнюю девочку, окруженную подарками. Молодая Фрэнсис Грольер стоит сзади на коленях и обнимает отца за шею. Все в пижамах и халатах. Веселое семейство.

«Был ли это один из тех рождественских праздников, когда я молила Бога, чтобы свершилось чудо, и отец вдруг появился в дверях», — думала Меган.

Ей стало нехорошо. Она отвернулась и увидела у дальней стены бюст на подставке. Едва двигая ногами, Меган подошла туда.

Художник с редким талантом мог так отобразить отца в бронзе. С любовью и пониманием был схвачен налет меланхолии в прищуре его глаз; чувственный рот; длинные, выразительные пальцы, сложенные под подбородком; великолепная шапка волос с вечно выбивающейся на лоб прядью.

От ее глаз не ускользнуло, что на шее и лбу были искусно заделаны трещины.

— Меган?

Она обернулась, содрогаясь при мысли о том, что сейчас ей предстоит сообщить этой женщине самое страшное.

Фрэнсис подошла к ней и с мольбой в голосе сказала:

— Я готова выслушать все, что вы думаете обо мне, но, пожалуйста, я должна знать об Анни... Вы знаете, где она? И что с вашим отцом? Он связывался с вами?

Как он и обещал Меган, Мак пытался дозвониться до Стефани Петровик во вторник в девять часов утра. Не получив ответа, он продолжал такие же безуспешные попытки каждый час. В двенадцать пятнадцать он позвонил адвокату Чарлзу Поттерзу, опекавшему имущество Элен Петровик. Когда Поттерз подошел к телефону, Мак назвал себя и сообщил причину звонка. Поттерз тут же признался, что тоже озабочен этим.

— Я пытался дозвониться до Стефани вчера вечером, — пояснил Поттерз, — когда понял, что мисс Коллинз обеспокоена ее отсутствием. Я сейчас же еду к ней домой. У меня есть ключ.

Он пообещал перезвонить Маку. Через полтора часа дрожащим от возмущения голосом Поттерз рассказал Маку о записке Стефани:

— Эта обманщица, — кричал он, — прибрала к рукам все, что только смогла унести. Серебро. Несколько очаровательных дрезденских статуэток. Практически весь гардероб Элен. Все украшения. Эти вещицы были застрахованы почти на пятьдесят тысяч долларов. Я сообщаю в полицию. Это заурядное воровство.

— Вы говорите, что она уехала с отцом своего ребенка? — спросил Мак. — После того, что рассказала мне Меган, я нахожу это маловероятным. Ей показалось, что Стефани испугалась уже при одном только упоминании о том, чтобы разыскать его и заставить помогать ребенку.

— Все это могло быть наигранным. Стефани Петровик очень хладнокровная в своей расчетливости женщина. Уверяю вас, что она печалится по поводу смерти своей тети только потому, что та не успела изменить свое завещание.

— Господин Поттерз, вы верите в то, что Элен Петровик собиралась менять свое завещание?

— Я не могу знать этого. Мне известно лишь, что за несколько недель до смерти Элен выставила свой дом на продажу и превратила ценные бумаги в акции на предъявителя. К счастью, они хранились у нее не в сейфе.

Положив трубку, Мак откинулся в кресле.

«Сколько времени может дилетант, каким бы одаренным он ни был, водить за нос опытных специалистов в области репродуктивной эндокринологии и лабораторного оплодотворения? — задумался он. — Тем не менее, Элен Петровик удавалось это на протяжении нескольких лет. Даже мне бы не удалось это, при всей моей обширной медицинской подготовке».

По словам Меган, работая в центре искусственного воспроизводства Доулинга, Петровик много времени проводила в лаборатории. Она могла также встречаться с врачом из госпиталя «Вэлли Мемориал», филиалом которого являлся центр Доулинга.

Мак принял решение. Завтра он возьмет выходной. Есть вещи, которые лучше всего делать самому. Завтра он отправится в «Вэлли Мемориал» в Трентоне и встретится с его директором. Ему необходимо попытаться разыскать кое-какие записи.

Мак был знаком с доктором Джорджем Маннингом и симпатизировал ему, но его удивлял и настораживал тот факт, что Маннинг не предупредил немедленно Андерсонов о возможной путанице с эмбрионами. Ведь он не мог надеяться на то, что это удастся скрыть.

«А не могло ли внезапное решение Элен Петровик уйти с работы, продать дом и уехать во Францию иметь под собой более циничные причины, чем просто страх из-за допущенной в лаборатории ошибки? — задумался Мак. — К тому же ей было известно, что в случае, если ребенок Андерсонов не окажется близнецом их сына, все равно можно будет доказать, что они являются его биологическими родителями».

Маку хотелось знать, был ли доктор Джордж Маннинг хоть как-то связан с «Вэлли Мемориал» в течение тех нескольких лет, когда Элен Петровик работала в его филиале.

Маннинг мог быть не первым и не последним мужчиной, поступившимся своей профессиональной честью из-за женщины. Формально Петровик была устроена на работу к Маннингу через фирму «Коллинз энд Картер». Тем не менее, Маннинг только вчера признал, что разговаривал с Эдвином Коллинзом всего за день до его исчезновения. Находились ли они в тайном сговоре по поводу ее фальшивых документов? Или же ей помогал кто-то из сотрудников Маннинга? Клиника Маннинга существовала всего десять лет. В ее ежегодных отчетах приводились фамилии всех работающих там старших сотрудников. Он попросит секретаршу выписать их для него.

Мак достал блокнот и аккуратным почерком, столь нехарактерным для врача и являвшимся поэтому предметом насмешек со стороны коллег, написал:

1. Эдвин Коллинз считается погибшим в происшествии на мосту 28 января; доказательства отсутствуют.

2. Женщина, похожая на Меган (Анни?), получила смертельное ножевое ранение 21 октября.

3. Кайл, возможно, видел «Анни» за день до ее смерти.

4. Элен Петровик застрелили через несколько часов после ее увольнения из клиники Маннинга, 25 октября.

(Эдвин Коллинз устроил Элен Петровик к Маннингу, поручившись за подлинность предоставленных ею автобиографических сведений.)

5. Стефани Петровик заявила, что в клинике Маннинга существовал заговор, имевший целью не допустить того, чтобы ее тетя изменила свое завещание.

6. Стефани Петровик пропала где-то между концом дня 31 октября и 2-м ноября, оставив записку, в которой написала, что якобы уезжает с отцом своего ребенка, то есть с человеком, которого она, очевидно, боялась.

Ни одно из этих событий само по себе ни о чем не говорило. Но существовало нечто такое, в чем он был уверен. Все происшедшие события были связаны в единую логическую цепь. Как гены, подумал он. Стоит только понять их структуру, и все становится на свои места.

Он отложил блокнот в сторону. У него была работа, которую надо сделать, если он собирается взять завтра выходной и отправиться в центр Доулинга. Часы показывали четыре. Значит, в Аризоне сейчас два. Как там Мег? Как проходит у нее этот, должно быть, невероятно трудный день?

Мег взглянула на Фрэнсис Грольер.

— Что значит ваш вопрос, не связывался ли со мной мой отец?

— Меган, когда он был здесь последний раз, я видела, что его мир рушился. Он был так напуган и подавлен, что сказал даже, что лучше бы ему просто исчезнуть. Меган, вы должны сказать мне. Вы видели Анни?

Всего несколько часов назад Меган вспомнила слова отца о том, что в жизни бывают такие события, которые навсегда оставляют в памяти незаживающие раны. Сейчас при виде зарождающегося ужаса в глазах матери Анни ее охватила волна жалости и сострадания.

Фрэнсис порывистым движением взяла ее за руки.

— Меган, что, Анни больна? — с тающей надеждой в голосе спросила она.

Не в состоянии произнести ни слова, Меган лишь едва заметно покачала головой.

— Она... Анни умерла?

— Мне так жаль.

— Нет. Этого не может быть. — Фрэнсис умоляющим взглядом ощупывала лицо Меган. — Когда я открывала дверь... уже зная, что должны приехать вы... все равно на какую-то долю секунды мне показалось, что это Анни. Я знала, как вы похожи. Эд показывал мне фотографии. — Ноги у нее подкосились.

Меган подхватила ее и помогла добраться до дивана.

— Есть ли у вас кто-нибудь, кого я могла бы позвать? Кто-нибудь, кого бы вы сейчас хотели видеть рядом?

— Никого, — прошептала Грольер. — Никого. — Ее лицо стало приобретать болезненно-серый оттенок, а глаза неотрывно смотрели на камин, словно она вдруг забыла о присутствии Меган.

Меган беспомощно наблюдала, как зрачки у Фрэнсис стали расширяться, а на лице появлялось отсутствующее выражение. «Она теряет сознание», — подумала Меган.

Затем бесцветным голосом Грольер спросила:

— Что произошло с моей дочерью?

— Ей нанесли смертельное ранение ножом. Я случайно находилась в больнице, когда ее доставили туда.

— Кто?..

Грольер не смогла закончить свой вопрос.

— Анни, вероятно, стала жертвой грабителя, — тихо сказала Меган. — У нее не было ничего, кроме клочка бумаги с моим именем и номером моего телефона.

— Это был обрывок бланка из гостиницы «Драмдоу»?

— Да.

— Где сейчас моя дочь?

— В... в здании судебно-медицинской экспертизы в Манхэттене.

— Это значит в морге? — Да.

— Как вы нашли меня, Меган?

— С помощью сообщения, которое вы оставили позавчерашней ночью и в котором просили позвонить в магазин кожаных изделий Паломино.

На губах Фрэнсис мелькнула едва заметная усмешка.

— Я оставила это сообщение в надежде добраться до вашего отца. Отца Анни. Вы знаете, он всегда ставил на первое место вас. И всегда так боялся, что вы с матерью узнаете о нашем существовании. Так боялся.

Меган увидела, что ее потрясение стало сменяться гневом и печалью.

— Мне очень жаль. — Больше она не нашла, что сказать. Со своего места ей была видна рождественская фотография. «Мне так жаль всех нас», — подумала она.

— Меган, я должна поговорить с вами, но не сейчас. Мне надо побыть одной. Где вы остановились?

— Я попробую снять номер в отеле «Сафари».

— Я позвоню вам туда позднее. А сейчас уходите.

Закрывая за собой дверь, Меган услышала приглушенные рыдания, которые еще долго неслись за ней вслед и рвали на части ее сердце.

Она ехала в отель и молилась, чтобы он не был переполнен и чтобы никто не признал в ней Анни. Но регистрация в отеле прошла быстро, и уже через десять минут она закрыла за собой дверь номера и без сил рухнула в кровать, переполненная жалостью, чужой болью и ледяным страхом.

Фрэнсис Грольер, несомненно, верила в возможность того, что ее любовник, Эдвин Коллинз, был жив.

48

Во вторник утром Виктор Орзини перебрался в кабинет Эдвина Коллинза. Уборщики уже вымыли здесь стены с окнами и вычистили ковер. Теперь помещение сияло чистотой. Орзини не собирался оформлять его по-своему и даже не хотел об этом думать. Во всяком случае, при нынешнем положении вещей.

Он знал, что в воскресенье Меган и ее мать забрали отсюда все личные вещи и бумаги Коллинза. Они, наверное, также прослушали сообщения, записанные на автоответчике, и взяли с собой пленку с записью. Он мог представить себе, что они испытывали при этом.

Ему казалось, что им не захочется возиться с деловыми бумагами Коллинза, но они забрали их все. Что это? Сентиментальность? Сомнительно. Меган не так проста. Она что-то ищет. Неужели то же самое, что и он? И можно ли это найти в тех бумагах? Удастся ли это ей?

Орзини не стал пока распаковывать свои книги. Вместо этого он развернул на столе утреннюю газету. На столе, который принадлежал Эдвину Коллинзу и который вскоре перекочует в гостиницу «Драмдоу». На первой полосе, в статье, посвященной скандалу в клинике Маннинга, сообщалось, что в понедельник в клинике работала комиссия медицинского управления штата, и сейчас вовсю ходят слухи о том, что Элен Петровик, вероятно, допустила в своей работе немало серьезных ошибок. Пустые пробирки были обнаружены среди тех, в которых находились эмбрионы. Это говорило о недостатке профессиональных навыков, который мог привести к неправильной маркировке эмбрионов и даже к их гибели.

Независимый источник, который отказался назвать себя, указывал, что клиенты, которым приходилось платить немалые деньги за хранение своих эмбрионов, по меньшей мере, оказались в накладе. В самом худшем случае женщины, которые больше не смогут выработать яйцеклетки для возможного оплодотворения, окажутся лишенными своего последнего шанса стать матерями, заключал автор.

Сразу после статьи воспроизводилось письмо Эдвина Коллинза, в котором он самым превосходным образом рекомендовал «доктора» Элен Петровик доктору Джорджу Маннингу.

Письмо было написано 21 марта, почти семь лет назад, и получено адресатом 22 марта.

Орзини нахмурился, когда в памяти у него вновь зазвучал осуждающий и гневный голос Коллинза, звонившего ему из автомобиля в тот последний вечер. Задержавшись взглядом на подписи Коллинза под рекомендательным письмом в газете, он почувствовал, как его прошибает пот. Где-то в этом офисе или в делах, которые Меган забрала домой, находится изобличающее свидетельство, которое разрушит весь этот карточный домик, пронеслось у него в голове. Но обнаружит ли его кто-нибудь?

В течение нескольких часов Берни не мог унять ярости, которую вызвал в нем своими насмешками тот привередливый пассажир. Как только в понедельник вечером мать легла спать, он тут же бросился вниз прокручивать видеозаписи с Меган. Хотя записи новостей и сопровождались ее голосом, но лучшей все же была та, которую он сделал из леса за ее домом. Ему до безумия захотелось вновь оказаться рядом с Ней.

Он крутил записи всю ночь напролет, отправившись спать, только когда сквозь прорезь в картоне, которым он закрыл узкое подвальное окно, стал пробиваться первый свет. Мама заметит, если его постель останется нетронутой.

Он забрался в кровать как был в одежде и вовремя натянул на себя одеяло, ибо в соседней комнате раздался скрип матраса, свидетельствовавший о том, что мама проснулась. Через несколько минут дверь в его комнату приоткрылась. Он почувствовал, что мать смотрит на него, но глаз не открыл. Ему оставалось спать еще пятнадцать минут.

После того как дверь закрылась, он приподнялся в кровати и стал строить планы на день.

Меган должна быть в Коннектикуте. Но где? У себя дома? В гостинице? Может быть, она помогает там своей матери. А как насчет ее нью-йоркской квартиры? Может быть, она там.

Он встал ровно в семь, снял свитер с рубашкой, надел куртку от пижамы на случай, если мама увидит его, и прошел в ванную. Там он смочил водой лицо и руки, побрился, почистил зубы и причесался. Улыбнулся своему отражению в зеркале аптечки, вспомнив, что все считали его улыбку теплой. Огорчало только то, что фольга уже отслаивалась от стекла, и зеркало делало отражение искаженным, как в комнате смеха. И сейчас вид у него не был дружелюбным и теплым.

Затем, как учила мама, он достал коробку со средством для чистки ванн, насыпал изрядную порцию порошка в раковину и энергично растер его губкой. После этого омыл раковину водой и вытер насухо тряпкой, которую мама специально держала для этого в ванной.

Вернувшись в спальню, он заправил постель, сложил пижамную куртку, надел чистую рубашку, а старую отнес в корзину для грязного белья.

На завтрак у мамы сегодня были приготовлены овсяные хлопья.

— Ты выглядишь уставшим, Бернард, — сказала она недовольно. — Достаточно ли времени ты спишь?

— Достаточно, мама.

— Во сколько ты лег?

— Где-то около одиннадцати часов.

— Я вставала, чтобы сходить в ванную в одиннадцать тридцать. Тебя еще не было в постели.

— Может быть, я лег немного позднее, мама.

— Мне показалось, что я слышала твой голос. Ты с кем-то разговаривал?

— Нет, мама. С кем я мог разговаривать?

— Мне показалось, что я слышала женский голос.

— Мама, это был телевизор. — Он проглотил хлопья и быстро запил их чаем. — Мне надо быть на работе пораньше.

Она наблюдала за ним, стоя в дверях.

— Приезжай к обеду вовремя. Я не хочу возиться у плиты весь вечер.

Он хотел сказать, что у него сегодня сверхурочная работа, но не решился. Может быть, позднее он позвонит ей.

Через три квартала он остановился у телефона-автомата. Погода стояла холодная, но дрожь, бившая его при наборе номера квартирного телефона Меган, была скорее вызвана нетерпением, чем прохладой. Телефон прозвонил четыре раза. Когда включился автоответчик, Берни положил трубку.

Затем он набрал домашний номер в Коннектикуте. Ответила женщина. «Наверное, мать Меган», — подумал Берни. Он понизил голос и заговорил быстрее, подражая Тому Уайкеру.

— Доброе утро, миссис Коллинз. Меган дома?

— Кто это?

— Том Уайкер из Пи-си-ди.

— О, господин Уайкер, Мег будет очень сожалеть, что ей не удалось поговорить с вами. Ее сегодня нет в городе.

Берни нахмурился. Он хотел знать, где находится Меган.

— Я могу дозвониться до нее?

— Боюсь, что нет. Но она должна позвонить мне в конце дня. Могу я сказать ей, чтобы она связалась с вами?

Берни соображал быстро. Не сказать «да» было нельзя. Но ему хотелось знать, когда она вернется.

— Да, пусть перезвонит. Она должна вернуться этим вечером?

— Если не этим вечером, то завтра уж точно.

— Благодарю вас. — Берни повесил трубку, испытывая раздражение оттого, что не увидит Меган, в одновременно радуясь тому, что не поехал понапрасну в Коннектикут. Сев в машину, он направился в аэропорт Кеннеди. Сегодня он может поработать немного, но им лучше не учить его, как водить машину.

В этот раз следователи по делу об убийстве Элен Петровик не пошли сами к Филлипу Картеру. Вместо этого они позвонили ему во вторник утром и поинтересовались, не сможет ли он заехать к ним для неофициальной беседы в кабинете помощника прокурора штата, расположенном в здании суда в Данбери.

— Когда бы вы хотели, чтобы я приехал?

— Как можно скорее, — сказала ему следователь Арлин Вайсе.

Филлип взглянул на свой календарь. Ничего такого, чем нельзя было бы пожертвовать, в нем не значилось.

— Я смогу приехать где-нибудь около часа, — предложил он.

— Это будет прекрасно.

Положив трубку, он постарался сосредоточиться на утренней почте. В ней пришло несколько отзывов на кандидатов, которых они собирались предложить двум своим основным клиентам. Хорошо, что хоть эти клиенты пока еще не отказались от их услуг.

Удастся ли фирме «Коллинз энд Картер» пережить эту бурю? Он надеялся, что удастся. И первое, что он сделает в самом ближайшем будущем, так это изменит название на "Филлип Картер Ассошиэйтед.

Через стену ему было слышно, как Орзини вселялся в кабинет Эдвина Коллинза. «Не слишком там обосновывайся», — подумал Филлип. Избавляться от Орзини было еще рано. Он ему нужен пока, но для себя Филлип уже решил его судьбу.

«Интересно, а не беседовала ли полиция еще раз с Кэтрин и Меган», — подумал он и позвонил Кэтрин домой. Когда она ответила, Филлип жизнерадостно произнес:

— Это я. Хочу лишь узнать, как дела.

— Это очень мило с вашей стороны, Филлип. — Голос у нее был подавленный.

— Что-нибудь случилось, Кэтрин? — спросил он быстро. — Уж не полиция ли побеспокоила вас опять?

— Нет, вовсе нет. Я тут просматриваю бумаги Эдвина, копии его расходных счетов и тому подобное. Знаете, на что обратила внимание Меган? — Она не стала дожидаться ответа. — Есть такие случаи, когда Эдвин, уплатив за четыре или пять дней проживания в отеле, через день или два после вселения не имел совершенно никаких дополнительных расходов в последующие дни. Ни одного напитка, ни бутылки вина в конце дня. Вы когда-нибудь замечали это?

— Нет, я не занимался расходными счетами Эдвина, Кэтрин.

— Все дела, которые у меня есть, похоже, начаты семь лет назад. Чем это можно объяснить?

— Все правильно. Это как раз тот срок, в течение которого должны храниться бумаги на случай возможной ревизии. Безусловно, налоговая инспекция может пойти гораздо дальше, если заподозрит преднамеренный обман.

— В глаза мне бросается то, что каждый раз, когда Эдвин был в Калифорнии, в его счете за гостиницу отсутствуют дополнительные расходы. А в Калифорнии он, похоже, бывал бессчетное количество раз.

— Калифорния была основным полем нашей деятельности. Мы обеспечивали там большое количество трудоустройств. Это положение изменилось лишь несколько лет назад.

— И вас никогда не удивляли его частые поездки в Калифорнию?

— Кэтрин, Эдвин был моим старшим компаньоном. Мы оба всегда ездили туда, где надеялись найти подряд.

— Извините Филлип, я не хотела сказать, что вы должны были заметить то, о чем я как жена Эдвина даже не подозревала все эти тридцать лет.

— Другую женщину?

— Возможно.

— Какое отвратительное время переживаете вы сейчас, — с чувством сказал Филлип. — Как дела у Меган? Она с вами?

— У Мег все прекрасно. Ее нет сегодня. И надо же было такому случиться, чтобы именно сегодня позвонил ее босс.

— Вы свободны сегодня вечером?

— Мне очень жаль, но сегодня я обедаю с Маком и Кайлом в гостинице. — Кэтрин заколебалась. — Хотите присоединиться к нам?

— Нет, спасибо. Как насчет завтрашнего вечера?

— Это зависит от того, когда вернется Мег. Я могу позвонить вам?

— Конечно. Берегите себя и помните, что я всегда рядом.

Двумя часами позднее Филлип отвечал на вопросы в кабинете помощника прокурора штата Джона Дуайера. В кабинете, кроме него, присутствовали Боб Маррон и Арлин Вайсе. Вопросы задавал Дуайер. Некоторые из них были теми же, что ставила перед ним Кэтрин.

— Вы когда-нибудь подозревали, что ваш компаньон, возможно, ведет двойную жизнь?

— Нет.

— Не думаете ли вы так теперь?

— Теперь, когда в морге лежит похожая на Меган девушка? И когда сама Меган обратилась, чтобы ей сделали ДНК-анализ? Конечно, теперь мне это кажется возможным.

— По тому, куда чаще всего ездил Эдвин Коллинз, вы можете предположить, где у него была интимная связь?

— Нет, не могу.

На лице помощника прокурора штата появилось раздражение.

— Господин Картер, у меня такое ощущение, что всякий, кто был близок с Эдвином Коллинзом, старается, так или иначе, отвести от него все подозрения. Позвольте мне представить дело следующим образом. Мы полагаем, что он жив. Если бы ему просто представилась возможность очередного длительного отсутствия, то где, по вашему мнению, он мог бы находиться сейчас?

— Я просто не знаю, — повторил Филлип.

— Ладно, господин Картер, — сухо произнес Дуайер. — Вы позволите нам просмотреть все подшивки с деловыми бумагами вашей фирмы, если мы сочтем это необходимым? Или нам придется запрашивать их в установленном порядке?

— Да ради Бога, — бросил Филлип. — Делайте все, что угодно, только чтобы этот кошмар поскорее закончился, и чтобы порядочные люди смогли спать спокойно.

Возвращаясь в офис, Филлип Картер почувствовал, что у него нет желания проводить вечер в одиночестве, и прямо из автомобиля позвонил Кэтрин. Услышав ее голос, он сказал:

— Кэтрин, я передумал. Если вы с Маком и Кайлом согласитесь терпеть меня, я с огромным удовольствием пообедаю с вами этим вечером.

В три часа из своего номера в отеле Меган позвонила домой. В Коннектикуте было пять часов, и она хотела поговорить с матерью, перед тем как в гостинице наступит час обеда.

Это был тяжелый разговор. Не находя подходящих слов, чтобы смягчить удар, она рассказала о своей встрече с Фрэнсис Грольер.

— Это было ужасно, — закончила она. — Фрэнсис совершенно убита горем, ведь Анни была ее единственным ребенком.

— Сколько лет было Анни? — тихо спросила мать.

— Я не знаю. Думаю, чуть меньше, чем мне.

— Понятно. Это значит, что они были вместе долгие годы.

— Да, это так, — согласилась с ней Меган, думая о фотографиях, которые только что видела. — Мам, есть кое-что еще. Фрэнсис, похоже, думает, что отец жив.

— Она не может считать его живым!

— Она так считает. Больше я ничего не могу сказать по этому поводу. Я собираюсь оставаться в этом отеле до тех пор, пока она не позвонит мне. Она сказала, что хочет поговорить со мной.

— Что еще она может сказать тебе, Мег?

— Она пока не знает всех подробностей смерти Анни. — Меган почувствовала, что больше не может говорить. — Мам, я заканчиваю разговор. Если у тебя будет возможность поговорить с Маком так, чтобы не слышал Кайл, то ты можешь рассказать ему все.

Меган сидела на краешке кровати. Попрощавшись с матерью, она откинулась на подушки и закрыла глаза.

Разбудил ее звонок телефона. В комнате было темно и прохладно. На светящемся циферблате радиочасов было пять минут девятого. Она дотянулась до телефона и взяла трубку. Ее собственный голос показался ей натянутым и хриплым, когда она пробормотала:

— Хэлло.

— Меган, это Фрэнсис Грольер. Не могли бы вы заехать ко мне завтра утром, как можно раньше?

— Могла бы. — Спрашивать о самочувствии показалось ей кощунством. Как может чувствовать себя любая женщина в ее положении? Вместо этого Меган спросила: — Вас устроит, если я подъеду в девять часов.

— Да, и спасибо вам.

Хотя горе наложило на ее лицо глубокую печать, Фрэнсис Грольер выглядела собранной, когда утром следующего дня открывала дверь Меган.

— Я приготовила кофе, — сказала она.

Они сидели на диване в напряженных позах, подавшись друг к другу, и держали чашки в руках. Грольер не стала произносить лишних слов.

— Расскажите мне, как погибла Анни? — попросила она. — Расскажите мне все. Я должна знать.

Меган начала:

— Я была на задании в больнице Рузвельта в Нью-Йорке... — Как и в разговоре с матерью, она не пыталась обходить острые углы. Когда она дошла до факса с сообщением «Ошибка. С Анни вышла ошибка», глаза у Грольер увлажнились, она подалась вперед и спросила:

— Как вы думаете, что это значит?

— Я не знаю. — Она продолжила свой рассказ, стараясь не упустить ничего, начиная с записки, найденной в кармане у Анни, включая фальшивые документы и смерть Элен Петровик и кончая ордером на арест ее отца.

— Его машина была найдена. Вам, возможно, известно, что у отца было разрешение на ношение оружия. Так вот, его пистолет находился в машине и оказался тем оружием, из которого была убита Элен Петровик. Я не верю и не могу поверить, что отец был способен лишить кого-то жизни.

— Так же, как и я.

— Вчера вечером вы сказали мне, что не исключаете возможности того, что отец жив.

— Я думаю, что такое возможно, — подтвердила Фрэнсис и добавила: — Меган, я надеюсь, что мы никогда больше не встретимся после сегодняшнего дня. Это было бы слишком тяжело для меня, да и для вас тоже, наверное. Но я обязана объясниться перед вами и вашей матерью.

Я встретила вашего отца двадцать семь лет назад в магазине Паломино. Он раздумывал, какую из двух сумочек купить для вашей матери, и попросил меня помочь ему сделать выбор. А потом пригласил на ланч. Вот как все началось.

— Он был женат всего три года в то время, — тихо произнесла Меган. — Я знаю, что он был счастлив с матерью, и не могу понять, зачем ему понадобилась эта связь с вами. — Она чувствовала, что слова ее звучат осуждающе и безжалостно, но сдержаться не могла.

— Я знала, что он женат, — продолжала Грольер. — Он показывал мне вашу фотографию, фотографию вашей матери. На первый взгляд Эдвин имел все: привлекательность, манеры, ум, интеллигентность. Внутри же он был, а может, и остается, совершенно беззащитным. Меган, постарайтесь понять и простить его. Во многих отношениях ваш отец по-прежнему был все тем же надломленным ребенком, который боялся оказаться брошенным вновь. Ему необходимо было знать, что у него есть другое место, куда бы он мог податься, место, где кто-то примет его. — В ее глазах плескались слезы. — Это устраивало нас обоих. Я была влюблена в него, но не хотела обременять себя замужеством. Мне хотелось только одного: быть свободной, чтобы добиться всего, на что я была способна как скульптор. Наши отношения оставались свободными, не мешали мне заниматься скульптурой, и я не предъявляла никаких требований.

— А разве ребенок не был одним из требований и не накладывал на вас определенную долю ответственности? — спросила Меган.

— Анни у нас не была запланирована. Когда я ждала ее, мы купили этот дом и сказали соседям, что мы муж и жена. После этого ваш отец стал разрываться между вами, стараясь быть хорошим отцом для вас обеих, и все время чувствовал, что ему не удается это.

— Разве его не беспокоило, что все это может обнаружиться? — спросила Меган. — Что кто-то столкнется с ним здесь, как это случилось у него с его братом?

— Этот страх преследовал его все время. Анни задавала все больше и больше вопросов о его работе. Ее не устраивала версия о том, что у него была секретная правительственная работа. Она становилась известной как путешествующая писательница. Вы все чаще появлялись на экранах телевидения. Когда у Эдвина появились ужасные боли в груди в ноябре прошлого года, он не захотел ложиться в здешнюю больницу на обследование, намереваясь вернуться в Коннектикут. При этом он сказал: «Если я умру, ты сможешь сказать Анни, что я выполнял правительственное задание». Приехав в следующий раз, он дал мне именную акцию на двести тысяч долларов. — Заем под страховку, подумала Меган. — И сказал, что, если с ним что-то случится, вы с матерью останетесь хорошо обеспеченными, в отличие от меня.

Меган не стала возражать Фрэнсис Грольер. Той, наверняка, не приходило в голову, что свидетельство о смерти отца не выдано из-за того, что не обнаружено его тело. К тому же она была уверена, что мать скорее разорится, чем возьмет обратно деньги, которые отец отдал этой женщине.

— Когда вы видели моего отца последний раз? — спросила она.

— Он уехал отсюда двадцать седьмого января, намереваясь повидать Анни в Сан-Диего и вылететь оттуда домой утром двадцать восьмого.

— Почему вы все еще верите в то, что он жив? — Меган должна была задать этот вопрос. Больше всего на свете ей хотелось уйти от этой женщины, к которой она одновременно испытывала глубокое чувство жалости и презрение.

— Потому что уезжал он ужасно расстроенным. Ему стало известно что-то о своем помощнике, что привело его в ужас.

— О Викторе Орзини?

— Да, так его звали.

— Что ему стало известно?

— Я не знаю. Но дела у него шли неважно уже несколько лет. Затем в местной газете появилось сообщение о торжестве по случаю семидесятилетия Доктора Джорджа Маннинга, которое устраивала его дочь, проживающая в тридцати милях отсюда. В статье приводились слова Маннинга о том, что он собирается проработать еще год, а затем уйти в отставку. Ваш отец сказал, что клиника Маннинга входит в число его клиентов, и позвонил доктору Маннингу. Он хотел предложить свои услуги в поиске замены для Маннинга. Состоявшийся между ними разговор ужасно расстроил его.

— Почему? — вырвалось у Меган. — Почему?

— Я не знаю.

— Попытайтесь вспомнить. Пожалуйста. Это очень важно.

Грольер покачала головой.

— Когда Эдвин уезжал, его последними словами были: «Это становится невыносимым для меня...» Все газеты напечатали сообщение о происшествии на мосту. Я посчитала его погибшим и сказала всем окружающим, что он разбился на легкомоторном самолете за границей. Анни не удовлетворилась этим объяснением.

Навестив ее на квартире в Сан-Диего в тот последний день, Эдвин дал Анни денег, чтобы она купила кое-что из одежды. Он, очевидно, не заметил, как обрывок бланка «Драмдоу» с вашим именем и номером телефона выпал у него из бумажника. Она нашла его после того, как отец ушел, и оставила при себе. — Губы у Фрэнсис Грольер искривились, а голос задрожал. — Две недели назад Анни приезжала сюда, что называется, для выяснения отношений. Она позвонила по вашему номеру. Вы ответили: «Меган Коллинз», и она положила трубку. Затем ей захотелось увидеть свидетельство о смерти отца. Назвав меня лгуньей, она потребовала сказать, где находится отец. В конце концов, я рассказала ей правду и слезно просила не звонить вам или вашей матери. Она сшибла вылепленный мною бюст Эдвина и вылетела отсюда. Больше я не видела ее. — Грольер встала, положила руку на каминную доску и прижалась к ней лбом. — Я говорила со своим адвокатом вчера вечером. Завтра он поедет со мной в Нью-Йорк, чтобы опознать тело Анни и помочь перевезти его сюда. Мне очень жаль, что вы с матерью попадете в неловкое положение из-за этого.

У Меган оставался только один вопрос, который ей необходимо было задать.

— Зачем вы оставили то сообщение для отца позавчерашней ночью?

— Потому что я подумала: если он все-таки жив и если этот номер еще не снят, он, возможно, продолжает по привычке проверять свой автоответчик. Это был мой способ связи с ним на случай необходимости. Он обычно проверял свой автоответчик каждый раз рано утром. — Она вновь повернулась к Меган. — Не верьте никому, что Эдвин Коллинз способен убить кого-нибудь. Он не способен на такое, — Она помедлила. — Но он способен начать новую жизнь, в которой не будет вас и вашей матери. Или нас с Анни.

Фрэнсис Грольер опять отвернулась. Все было сказано. Меган бросила последний взгляд на бюст своего отца и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

49

В среду утром, как только Кайл сел в свой школьный автобус, Мак отправился в Трентон, чтобы посетить расположенный там госпиталь «Вэлли Мемориал».

За обедом накануне вечером, когда Кайл на минутку отлучился, Кэтрин торопливо рассказала им о звонке Меган.

— Мне стало известно лишь, что у этой женщины была длительная связь с Эдвином, что она считает его живым и что погибшая девушка, похожая на Меган, приходится ей дочерью.

— Вы, похоже, воспринимаете это спокойно, — заметил Филлип, — или все еще не можете примириться?

— Я больше не знаю, что я чувствую, — ответила Кэтрин, — и я очень переживаю за Меган. Вы же знаете, как она относилась к отцу. Я никогда еще не слышала столько боли в ее голосе, как вчера, когда она звонила мне из Аризоны. — Вернулся Кайл, и они перешли на другую тему.

Направляясь на юг по шоссе номер 684 через Уэстчестер, Мак пытался перестать думать о Меган. Она сходила с ума по Эдвину Коллинзу. Вот уж действительно папина дочка. Все эти месяцы после случившегося с отцом были настоящим кошмаром для нее. Сколько раз Маку хотелось сказать ей, чтобы она выговорилась и не держала свое горе в себе. Может быть, ему следовало действовать понастойчивей, чтобы пробиться сквозь ее замкнутость. О Боже, сколько времени он потерял, пестуя свое уязвленное самолюбие после ухода Джинджер.

«Наконец-то ты становишься честным с самим собой, — сказал он себе. — Все знали, что ты делаешь ошибку, связывая свою судьбу с Джинджер». Это можно было понять по реакции окружающих, когда стало известно о помолвке. Мег хватило духу высказать свое мнение напрямую, а ведь ей было всего девятнадцать. В своем письме она писала, что любит его и что у него должно хватить ума, чтобы понять, что она единственная, кто создан для него. «Дождись меня, Мак», — так заканчивалось ее письмо.

Он долгое время не задумывался над этим письмом. Теперь оно не выходило у него из головы.

Не вызывало сомнений, что, как только у Анни объявятся родственники и запросят ее тело, двойная жизнь, которую вел Эдвин Коллинз, станет достоянием общественности. Захочет ли Кэтрин остаться жить там, где Эдвина знал каждый, или же она предпочтет перебраться на новое место? Такое вполне может случиться, особенно если она лишится гостиницы. Это будет означать, что и Меган уедет тоже. Эта мысль заставила Мака содрогнуться.

«Ты ничего не можешь поделать с прошлым, — думал Мак, — но ты должен предпринять что-то в отношении будущего. Отыскав Эдвина Коллинза, если он еще жив, или выяснив, что случилось с ним, если его нет на этом свете, ты избавишь Мег и Кэтрин от выматывающей их души неопределенности. Врач, с которым Элен Петровик, возможно, встречалась, работая секретаршей в трентонском центре Доулинга, может стать первой ступенькой к разгадке ее убийства».

Маку обычно нравилось водить машину. Во время езды ему хорошо думалось. Однако сегодня в своих мыслях он постоянно сталкивался с вопросами, на которые не было ответов. Поездка через Уэстчестер до моста Таппан-Зи показалась более долгой, чем обычно. «Мост Таппан-Зи — здесь все началось почти десять месяцев назад», — подумал он.

Прошло еще полтора часа, прежде чем он добрался до Трентона. В десять тридцать Мак прибыл в госпиталь «Вэлли Мемориал» и спросил директора.

— Я звонил ему вчера, и он обещал принять меня.

Фредерик Шуллер был миниатюрным мужчиной лет сорока пяти, чью задумчивую внешность оживляла быстролетная и теплая улыбка.

— Я слышал о вас, доктор Макинтайр. Ваша работа в области генной терапии становится все более интересной, я полагаю.

— Да, это интересная работа, — согласился Мак. — Мы находимся на таком рубеже, откуда открывается путь к предотвращению огромного количества заболеваний. Самое трудное — это набраться терпения для проведения всех необходимых испытаний, когда так много людей ждут ответа.

— Согласен. Я не отличаюсь такого рода терпением, и поэтому никогда не был хорошим исследователем. То, что вы пожертвовали рабочим днем и приехали сюда, наверное, означает, что у вас есть для этого серьезные основания. Моя секретарша сказала: у вас срочный вопрос.

Мак кивнул. Он был рад перейти к делу.

— Я здесь в связи со скандалом в клинике Маннинга.

Шуллер нахмурился.

— Ситуация там, действительно, ужасная. Я не могу поверить, что какая-то женщина, поработавшая секретаршей в нашем центре Доулинга, могла оказаться способной выдать себя за эмбриолога. Кто-то здесь блефует.

— Либо кто-то подготовил очень способную студентку, хотя и недостаточно всесторонне, по всей видимости. У них в лаборатории обнаруживается большое количество ошибок, а сейчас выяснились такие серьезные вещи, как неправильная маркировка пробирок с эмбрионами или даже преднамеренное их уничтожение.

— Если какая-нибудь область и требует первоочередного законодательного регулирования в масштабах всей страны, так это искусственное воспроизводство. Вероятность ошибки здесь огромная. Стоит только оплодотворить яйцеклетку не той семенной жидкостью и успешно имплантировать ее, как родится ребенок, чья генная структура на пятьдесят процентов будет отличаться от той, на которую вправе рассчитывать родители. Дитя может генетически унаследовать заболевания, которые невозможно предвидеть. Это... — Он резко оборвал свою речь. — Извините, получается, что я взялся поучать посвященного. Чем могу помочь?

— Меган Коллинз — дочь Эдвина Коллинза, человека, который обвиняется в том, что он устроил Элен Петровик на работу к Маннингу с фальшивыми документами. Мег работает репортером на третьем канале Пи-си-ди в Нью-Йорке. На прошлой неделе она беседовала с директором центра Доулинга по поводу Элен Петровик. Очевидно, кто-то из бывших коллег Петровик полагает, что она, возможно, встречалась с врачом из этого госпиталя, однако никто не знает, с кем именно. Я пытаюсь помочь Меган найти его.

— Петровик ушла из центра Доулинга больше шести лет назад, разве не так?

— Почти семь лет назад.

— Вы представляете, какой большой у нас штат медицинских сотрудников, доктор?

— Да, представляю, — согласился Мак. — Мне известно также, что у вас есть консультанты, которые не входят в ваш штат, но регулярно практикуют у вас. Это выстрел наугад, но на этом этапе, когда следователи убеждены, что убийцей Петровик является Эдвин Коллинз, вы можете представить себе, как отчаянно его дочь нуждается в сведениях о том, мог ли кто-нибудь из знакомых Петровик иметь причины для ее убийства.

— Да, могу. — Шуллер стал что-то быстро писать в блокноте. — Вы имеете какое-нибудь представление о том, сколько времени Петровик могла встречаться с этим врачом?

— Насколько мне известно, год или два, пока не уехала в Коннектикут. Но это всего лишь предположение.

— Для начала достаточно. Давайте проверим записи за три года, в течение которых она работала в центре Доулинга. Вы думаете, что этот человек был тем, кто помог ей приобрести достаточные навыки, чтобы выдать себя за профессионально подготовленного работника?

— Это опять предположение.

— Хорошо. Я прослежу, чтобы был составлен список таких людей. Мы включим в него и тех, кто занимался исследованиями в области эмбриологии, а также работал в генетических лабораториях. Не все технические работники являются у нас докторами медицины, но они знают свое дело. — Он встал. — Что вы собираетесь делать с этим списком? Он будет длинным.

— Меган намерена заняться личной жизнью Элен Петровик. Она хочет собрать имена ее друзей и знакомых из румынской колонии. Затем мы сравним ее список с тем, который получим от вас. — Мак сунул руку в карман. — Это список, в который я внес всех, кто работал в клинике Маннинга в то время, когда там находилась Элен Петровик. Мне бы хотелось, чтобы вы вначале пропустили эти имена через свой компьютер. — Он поднялся со своего места. — Я понимаю, что надежды мало, но мы были бы очень благодарны вам за помощь.

— Для этого может потребоваться несколько дней, но я постараюсь получить необходимые вам сведения, — заверил Шуллер. — Мне выслать их вам?

— Мне кажется, что лучше прямо Меган. Я оставлю вам ее адрес и номер телефона.

Шуллер проводил его до дверей своего кабинета. Мак спустился на лифте в вестибюль. В коридоре он увидел мальчика в коляске, которому было примерно столько же лет, как Кайлу. Церебральный паралич, подумал Мак. Одна из болезней, с которыми они начинали успешно бороться посредством генной терапии. На лице мальчика появилась широкая улыбка.

— Хай. Вы доктор?

— Да, но такой, который не лечит пациентов.

— Как в моем случае.

— Бобби! — возмутилась мать.

— Моему сыну столько же лет, вы бы с ним отлично поладили. — Мак потрепал его по голове.

Часы в приемной показывали четверть одиннадцатого. Мак решил, что если он возьмет сандвич и бутылку кока-колы в буфете в вестибюле, чтобы позднее перекусить в машине, то сможет отправиться назад прямо сейчас. Таким образом, он вернется в лабораторию не позднее двух часов и вторую половину дня уделит своей работе.

Он отметил про себя, что когда тебе попадается ребенок в коляске, то не хочется терять времени на разговоры больше, чем необходимо, если твоя работа заключается в том, чтобы разгадать секрет наследственных заболеваний.

Он заработал вчера, по крайней мере, пару сотен баксов, подвозя пассажиров. Это было единственное утешение, которое Берни смог найти, проснувшись в среду утром. Он лег в полночь и проспал всю ночь напролет, потому что был измотан до предела, но сейчас силы вернулись к нему. Грядущий день, наверняка, будет лучше вчерашнего. Может быть, он даже увидит Меган.

Его мать, к несчастью, была в ужасном настроении.

— Бернард, я полночи промучилась с головной болью от гайморита и чихала без конца. Тебе надо починить эти ступеньки и укрепить перила, чтобы я опять смогла спуститься в подвал. Я уверена, что ты не содержишь его в чистоте. Наверняка, оттуда поднимается пыль.

— Мама, из меня плохой мастеровой. Там вся лестница дышит на ладан. Я чувствую, что вот-вот отвалится еще одна ступенька. Ты что, хочешь покалечиться?

— Я не могу позволить себе покалечиться. Кто тогда будет содержать этот дом в приличном виде? Кто будет кормить тебя? Кто будет следить, чтобы ту не влип в очередную историю?

— Ты нужна мне, мама.

— Людям нужно есть по утрам. Я всегда готовлю тебе превосходные завтраки.

— Я знаю об этом, мама.

В этот раз на завтрак была чуть теплая овсянка, которая напоминала ему тюремную пищу. Тем не менее, Берни покорно соскреб ее всю до последней ложки и выпил стакан яблочного сока.

Отъехав от дома и помахав, матери на прощанье рукой, он вздохнул с облегчением. Его ложь насчет гнилой ступеньки была как нельзя кстати. Однажды вечером, десять лет назад, она сообщила, что завтра собирается проверить, в каком состоянии он содержит подвал.

Он знал, что не может позволить, чтобы такое случилось. У него только что появился его первый полицейский радиосканнер. Мама тут же сообразила бы, что он стоит кучу денег. Она считала, что у него там только старенький телевизор, который он смотрит, чтобы не беспокоить ее после того, как она ложится спать.

Мама никогда не смотрела его кредитную карточку. Она говорила, что он должен учиться заботиться о себе сам. Счет за телефонные разговоры она тоже вручала ему не глядя, потому что, по ее словам, она никогда никому не звонила. Сколько он тратил на аппаратуру, она не имела представления.

Без особого желания Берни решил поработать хотя бы в течение утра. Мать Меган сказала, что та появится сегодня. Это означало, что она может вернуться в любое время дня. Он не мог позвонить и сказать опять, что он Том Уайкер. Меган уже могла выяснить на станции, что Том не звонил ей.

День оказался не очень удачным для работы. Берни стоял возле багажного отделения вместе с другими «леваками» и шоферами замысловатых лимузинов, которые держали в руках таблички с именами тех, кого они встречали.

Он подходил к прибывающим пассажирам в тот момент, когда они сходили с эскалатора. «Чистая машина, дешевле такси, выдающийся водитель». Его губы немели в постоянной улыбке.

Вся беда была в том, что администрация аэропорта всюду развесила таблички с предупреждением о том, чтобы пассажиры не садились в автомобили, не лицензированные в качестве такси. Некоторые уже начинали, было соглашаться, но затем отказывались от поездки.

Одна старая дама разрешила ему донести ее чемоданы до обочины, а затем сказала, что подождет его здесь, пока он подгонит свою машину. Он попытался взять с собой ее сумки, но она завопила, чтобы он поставил их.

На него стали оборачиваться.

Была бы она одна! Это же надо, пытаться навлечь на него беду, в то время как он хочет лишь услужить ей. Но ему, конечно же, не нужен был лишний шум и поэтому он сказал: «Конечно, мэм. Я сейчас же пригоню машину».

Когда через пять минут он подъехал на машине, ее уже и след простыл.

Этого было достаточно, чтобы он начал нервничать. Он больше не будет возить сегодня эти ничтожества. Проигнорировав парочку, которая попыталась узнать у него стоимость проезда до Манхэттена, он рванул с места, выскочил на Гранд Сентрал Паркуэй и, уплатив сбор за дорогу до моста Трайборо, повернул на Бронкс, откуда дорога вела в Новую Англию.

В полдень он уже ел свой гамбургер, запивая его пивом, в баре гостиницы «Драмдоу», где бармен Джо встретил его как завсегдатая.

50

В среду утром Кэтрин отправилась в гостиницу и работала в своем кабинете до половины двенадцатого. Было заказано двадцать ланчей, и даже при наличии случайных посетителей Тони вполне мог справиться с таким объемом работы на кухне. Так что она может вернуться домой и продолжить свои поиски в бумагах Эдвина.

Проходя через вестибюль, она заглянула в бар. Там уже сидело человек десять-двенадцать, некоторые из них держали в руках меню. Неплохо для буднего дня. Дела, несомненно, начинали идти на поправку. Число посетителей, особенно в обеденное время, теперь почти достигало того, что было до депрессии.

Но это, тем не менее, не означало, что она сможет удержать гостиницу в своих руках.

Она села в свою машину, отметив про себя нелепость того, что даже такое короткое расстояние между гостиницей и домом не может заставить себя пройти пешком. «Я все время спешу, — подумала она, — но, к несчастью, вскоре это может не понадобиться больше».

Ювелирные украшения, которые она в понедельник заложила в ломбард, не дали ей того, на что она рассчитывала. Ювелир, хотя и предложил ей взять всю партию целиком, предупредил, что спрос низкий.

— Это чудесные вещицы, — сказал он, — и цены в конечном итоге пойдут вверх. Если вы не так остро нуждаетесь в деньгах сейчас, я настоятельно советую не продавать их.

Она не стала продавать. Заложив их в «Провидент Доан», она, по крайней мере, смогла уплатить хотя бы квартальный налог за гостиницу. Но через три месяца предстояла следующая выплата. На столе у нее уже лежало послание от одного шустрого агента по торговле недвижимостью: «Не заинтересованы ли вы в том, чтобы продать гостиницу? Мы можем предложить вам покупателя».

«Воспользоваться моим отчаянным положением — вот чего хочет этот хищник, — сказала себе Кэтрин, выезжая с покрытой щебнем автостоянки. — И может статься, что я буду вынуждена принять это предложение». Она на секунду остановилась и обернулась на гостиницу. Отец выстроил ее похожей на каменный особняк в Драмдоу, который в детстве представлялся ему настолько величественным, что только джентри[5] мог осмелиться ступить в него.

«Я радовался любому поручению, которое позволяло мне побывать в особняке, — рассказывал он Кэтрин. — Я выглядывал из кухни и старался получше рассмотреть его изнутри. Однажды, когда семейство отсутствовало в доме, повариха сжалилась надо мной. „Хочешь посмотреть остальную часть дома?“ — спросила она, взяв меня за руку. Кэтрин, эта добрая женщина показала мне весь дом целиком. А теперь у нас есть точно такой же».

Кэтрин почувствовала, как комок подступил у нее к горлу, при виде грациозного особняка, выстроенного в георгианском стиле с красивыми створчатыми окнами и тяжелой резной дверью из дуба. Ей всегда казалось, что отец по-прежнему присутствует в доме, разгуливая в нем как благодетельное привидение и все так же отдыхая перед камином в гостиной.

«Он, в самом деле, появится, если я продам дом», — подумала она, нажимая на акселератор.

В доме звонил телефон, когда она отпирала входную дверь. Кэтрин бросилась к нему. Это была Меган.

— Мам, я должна поторапливаться. Начинается посадка на самолет. Сегодня утром я опять встречалась с матерью Анни. Вечером она с адвокатом вылетает в Нью-Йорк для опознания тела. Я расскажу тебе об этом, когда приеду домой. Это будет около десяти часов.

— Я буду дома. Ох, Мег, извини. Твой босс, Том Уайкер, просил, чтобы ты позвонила ему. Я забыла сказать об этом, когда мы говорили с тобой вчера.

— Вчера я все равно бы уже не застала его на работе. А почему бы тебе не связаться с ним сейчас и не сказать, что я перезвоню ему завтра. Я уверена, что он не предложит мне очередное задание. Мне надо бежать. Я люблю тебя.

«Ведь работа так много значит для Меган, — ругала себя Кэтрин. — Как я могла забыть о звонке Уайкера». Она листала записную книжку в поисках номера телефона студии третьего канала.

«Странно, что он не дал мне номер своего прямого телефона», — думала Кэтрин, ожидая, когда оператор соединит ее с секретаршей Уайкера, объяснив себе это в конечном итоге тем, что он наверняка был известен Меган.

— Я уверена, что он захочет поговорить с вами, миссис Коллинз, — заверила секретарша, когда она назвала себя.

Кэтрин познакомилась с Уайкером примерно год назад, когда Меган показывала ей телестанцию. Он понравился ей, хотя после встречи она и заметила, что «ей не хотелось бы предстать перед лицом Тома Уайкера в случае какого-нибудь нарушения с ее стороны».

— Как у вас дела, миссис Коллинз, и как Меган? — спросил Уайкер, взяв трубку.

— У нас все в порядке, спасибо. — Она объяснила причину своего звонка.

— Я не звонил вам вчера, — сообщил он.

"Боже милостивый, — подумала Кэтрин, — я же еще не сошла с ума вместе со всем окружающим миром? "

— Господин Уайкер, кто-то звонил, назвавшись вашим именем. Вы никому не поручали связаться с нами?

— Нет. А что конкретно сказал вам этот человек? Руки у Кэтрин стали холодными и влажными.

— Он хотел знать, где Меган и когда она будет дома. — С трубкой в руках она опустилась на стул. — Господин Уайкер, позапрошлой ночью кто-то снимал Меган на пленку, скрываясь рядом с нашим домом.

— Полиция знает об этом? — Да.

— Тогда сообщите им об этом звонке тоже. И, пожалуйста, держите меня в курсе, если что-то подобное повторится. Передайте Меган, что нам не хватает ее.

Он говорил искренне. Она была уверена в этом. В его голосе чувствовалась подлинная озабоченность. Кэтрин поняла, что Меган должна предоставить Уайкеру приоритетное право на то, что ей удалось узнать в Скоттсдале о погибшей девушке, которая была похожа на нее.

«От средств массовой информации некуда деться, — подумала Кэтрин. — Мег сказала, что Фрэнсис Грольер приезжает завтра в Нью-Йорк, чтобы опознать тело своей дочери».

— Миссис Коллинз, с вами все нормально? Кэтрин решилась.

— Да. Есть еще кое-что, о чем вам надо знать раньше других. Мег поехала в Скоттсдал вчера, потому что...

Она рассказала все, что знала, а затем ответила на его вопросы. Последний из них был самым трудным.

— Как журналист я должен спросить вас об этом, миссис Коллинз. Что вы чувствуете по отношению к вашему мужу теперь?

— Я не знаю, что я чувствую по отношению к мужу, — призналась Кэтрин. — Я знаю только, что мне очень и очень жаль Фрэнсис Грольер. Ее дочь мертва. Моя дочь жива и будет со мной сегодня вечером.

Когда она, наконец, смогла положить трубку, Кэтрин прошла в столовую и села за стол, где все еще лежали оставленные ею подшивки с бумагами. Кончиками пальцев она потерла виски. Голову начинала заполнять тупая и устойчивая боль.

Прозвучала мягкая трель входного звонка. «О Боже, только бы это не были люди из прокуратуры или репортеры», — подумала она, устало поднимаясь со своего места.

Из окна гостиной ей было видно, что на крыльце стоит высокий мужчина. Кто это может быть? Поймав взглядом его лицо, она удивилась и поспешила к двери.

— Здравствуйте миссис Коллинз, — сказал Виктор Орзини. — Прошу извинить меня. Мне следовало позвонить, но я оказался рядом и решил зайти. Мне кажется, что некоторые нужные мне бумаги могли попасть в дела Эдвина. Вы не будете возражать, если я посмотрю их?

У Меган был билет на самолет авиакомпании «Америка Уэст», вылетающий из Феникса рейсом 292 в час двадцать пять и прибывающий в Нью-Йорк в восемь ноль пять вечера. Она была рада, что ей досталось место у иллюминатора. Среднее кресло оказалось незанятым, а вот сидевшая у прохода женщина, похоже, любила поболтать.

Чтобы избежать этого, Меган откинула спинку кресла и закрыла глаза. В голове у нее тут же стала прокручиваться встреча с Фрэнсис Грольер. Когда в памяти всплывали ее подробности, она испытывала самые противоречивые чувства.

Обида на отца. Злость на Фрэнсис.

Ревность из-за того, что у отца была другая дочь, которую он любил.

Любопытство по поводу Анни. Она была путешествующей писательницей. И, должно быть, отличалась образованностью. «Она была похожа на меня и приходилась мне сводной сестрой, — думала Меган. — Она еще дышала, когда они выносили ее из машины „скорой помощи“. Я была с ней, когда она умерла, я даже не подозревала раньше о том, что она существовала».

Жалость ко всем: к Фрэнсис Грольер и Анни, к своей матери и к себе. И к отцу, думала Меган. Может быть, однажды я увижу его таким, каким его видит Фрэнсис: надломленным ребенком, который чувствовал себя беззащитным, если не был уверен, что у него есть такое место, куда он может уйти, и где он нужен.

И все же у отца было два дома, где его любили, думала она. Неужели оба они были нужны ему только потому, что ребенком он знал два дома, где его не любили, и где он не был нужен?

В самолете открылся бар. Меган заказала стакан вина и медленно потягивала его, чувствуя, как внутри нее разливается тепло. Глянув в сторону прохода, она с облегчением увидела, что ее соседка поглощена книгой.

Подали ланч. Меган была не голодна, но все же съела салат и выпила кофе. Голова начала проясняться. Она достала из сумки блокнот и за второй чашкой кофе стала набрасывать заметки.

Клочок бумаги с ее именем и номером телефона толкнул Анни на стычку с Фрэнсис, во время которой она потребовала открыть ей всю правду. "Фрэнсис сказала, что Анни звонила мне и положила трубку, когда я ответила, — думала Меган. — Если бы только она поговорила со мной тогда. Ей бы, возможно, не понадобилось ехать в Нью-Йорк. И она могла бы остаться в живых".

Кайл, очевидно, видел Анни, когда та ездила по Ньютауну. Видел ли ее там еще кто-нибудь?

Интересно, говорила ли ей Фрэнсис, где работал отец, подумала Меган и записала вопрос в блокнот.

Доктор Маннинг. По словам Фрэнсис, отец очень расстроился после разговора с ним за день до своего исчезновения. Как пишут газеты, Маннинг сказал, что разговор у них был сердечный. Тогда что расстроило отца?

Виктор Орзини. Не является ли он ключом ко всему этому? Фрэнсис считала, что отец был поражен, узнав что-то о нем.

Орзини. Меган трижды подчеркнула эту фамилию. Он пришел к ним работать примерно тогда, когда Элен Петровик рассматривалась кандидатом на место у Маннинга. Нет ли тут связи?

Последняя запись, которую сделала Меган, состояла из трех слов: «Жив ли отец?»

Самолет приземлился в восемь часов, точно по расписанию. Когда Меган расстегивала свой привязной ремень, сидевшая по-соседству женщина закрыла книгу и повернулась к ней.

— Я только что вспомнила, — сказала она со счастливой улыбкой. — Я коммивояжер и понимаю, что если человек не желает разговаривать, то лучше его не трогать. Но я знала, что где-то видела вас, а теперь вспомнила: это было на конференции Американского общества коммивояжеров в Сан-Франциско в прошлом году. Вы Анни Коллинз, путешествующая писательница, не так ли?

Берни сидел в баре, когда туда заглянула Кэтрин, прежде чем уйти из гостиницы. Он следил за ней в зеркале, но немедленно опустил глаза и уткнулся в меню, когда она посмотрела в его сторону.

Ему не нужно, чтобы она видела его. Нет ничего хорошего, когда люди обращают внимание на тебя. Они могут начать задавать вопросы. Одного взгляда в зеркало было достаточно, чтобы отметить, что мать у Меган была привлекательной и умной женщиной. Таким палец в рот не клади.

Где же Меган? Берни заказал еще одну порцию пива и задумался, а не начинает ли бармен Джо поглядывать на него так, как это делают копы, когда останавливают его и спрашивают, чем он тут занимается?

Стоит только сказать: «Я здесь просто болтаюсь», как следует град вопросов: "С какой целью?", "Кого ты здесь знаешь?", "Часто ли ты здесь бываешь?".

Ему не хотелось, чтобы такие вопросы даже возникали у людей. Главное — это примелькаться здесь. Когда ты привык видеть кого-то постоянно, это значит, что на самом деле ты уже не видишь его. Он много говорил на эту тему со своим тюремным психиатром.

Внутренний голос предупреждал его, что идти опять в лес за домом Меган было опасно. Судя по тому, как вопил тот парнишка, кто-нибудь, наверняка, уже сообщил о происшедшем в полицию. И теперь они могут держать это место под наблюдением.

Но если она не бывает на работе в связи с отпуском, а к дому он подобраться не может, то, как ему видеть ее?

Пока он потягивал пиво, выход нашелся сам собой и оказался совсем простым и легким.

Это был не просто ресторан, это была гостиница. Люди здесь останавливались и жили. Снаружи висит вывеска: «В наличии свободные номера». Из окон на южной стороне ему будет хорошо виден дом Меган. Если он снимет здесь комнату, то сможет появляться здесь, когда захочет, и никому это не покажется странным. Его машина тоже не вызовет подозрений, когда бы ее ни увидели на здешней стоянке. Он может сказать, что его мать лежит в больнице, но скоро выпишется и будет нуждаться в тихом и спокойном месте, где она могла бы отдохнуть и не заниматься приготовлением пищи.

— Номера у вас дорогие? — спросил он бармена. — Мне надо подыскать место для матери, где бы она могла восстановить свои силы, вы понимаете, о чем я говорю. Она уже не болеет, но еще слаба и не может суетиться по хозяйству.

— Комнаты для гостей у нас великолепные, — заверил Тони. — Всего два года назад они были отделаны заново. Сейчас, в межсезонье, плата за них невысокая. Недели через три, ближе к Дню благодарения, цены поднимутся и останутся высокими весь лыжный сезон. Затем опять будет скидка до апреля или мая.

— Моя мать любит, чтобы было много солнца.

— Я знаю, что половина номеров пустует. Поговорите с Вирджинией Мэрфи. Она помощница миссис Коллинз. Все здесь находится в ее ведении.

Комната, которую выбрал Берни, была более чем удовлетворительная. Расположенная на южной стороне, она выходила окнами прямо на дом Коллинзов. Несмотря на всю купленную за последнее время аппаратуру, деньги на его кредитной карточке еще оставались. Он мог находиться здесь долгое время.

Мэрфи восприняла его россказни с приятной улыбкой.

— Когда собирается поселиться ваша мать, мистер Хеффернан? — спросила она.

— Ее не будет здесь еще несколько дней, — пояснил Берни. — А пока она не вышла из больницы, этой комнатой хотелось бы воспользоваться мне. Слишком большой крюк получается, если ездить каждый день сюда из Лонг-Айленда и обратно.

— Да, крюк, действительно, большой, да и на дорогах бывают пробки. У вас есть с собой вещи?

— Я привезу их позднее.

Из гостиницы Берни вернулся домой. После обеда с мамой он сказал ей, что его босс хочет, чтобы он отогнал машину одного из покупателей в Чикаго.

— Меня не будет три или четыре дня, мама. Это дорогая новая машина, и они не хотят, чтобы я гнал ее на большой скорости. Обратно меня отправят автобусом.

— Сколько тебе заплатят за это? Берни взял цифру с потолка.

— Две сотни долларов в день, мама. Она презрительно хмыкнула.

— Мне становится дурно, когда я вспоминаю, как я работала, чтобы поднять тебя, получая за это сущие гроши, а тебе обламывается по две сотни в день только за то, чтобы перегнать какой-то чудо-автомобиль.

— Он хочет, чтобы я выехал завтра вечером. — Берни прошел в спальню и побросал кое-что из одежды в черный нейлоновый саквояж, который мама купила на распродаже еще несколько лет назад. Он выглядел не так уж плохо. Мама почистила его.

Он убедился, что взял достаточно кассет для своей видеокамеры, все свои объективы и радиотелефон.

Сказав, матери «до свидания», он не стал целовать ее. У них это не было принято. Мама не верила в поцелуи. Как всегда, она стояла в дверях и смотрела, как он отъезжает.

Ее последними словами были:

— Смотри, не попади в какую-нибудь передрягу, Бернард.

Меган приехала домой к половине одиннадцатого. На кофейном столике в гостиной у матери были приготовлены сыр, печенье, виноград, а в запотевшем графине стояло охлажденное вино.

— Я подумала, что тебе надо будет немного подкрепиться.

— Да, не помешает. Я переоденусь и спущусь к тебе.

Она отнесла сумку наверх, переоделась в пижаму и халат, надела шлепанцы, умылась, расчесала волосы и стянула их сзади резинкой.

— Вот теперь лучше, — сказала она, вернувшись в гостиную. — Ты не против, если мы не будем начинать весь этот разговор сегодня вечером. Главное тебе уже известно. Связь у отца с матерью Анни длилась двадцать семь лет. Последний раз она видела его, когда он выехал к нам домой и не доехал. Сегодня вечером в одиннадцать двадцать пять она с адвокатом вылетает из Феникса самолетом «Ред-ай» и к шести часам завтрашнего утра будет в Нью-Йорке.

— Почему бы ей не подождать до завтра? Зачем лететь всю ночь?

— Мне кажется, что она хочет как можно скорее покончить с делами в Нью-Йорке. Я предупреждала ее, что с ней, наверняка, захочет побеседовать полиция, да и от газетчиков, очевидно, не будет отбоя.

— Мег, надеюсь, что я поступила правильно. — Кэтрин остановилась в нерешительности. — Я рассказала Тому Уайкеру о твоей поездке в Скоттсдал. Пи-си-ди передала материал об Анни в шестичасовых новостях, и я уверена, что они повторят его и в одиннадцать часов. Они отнеслись к нам очень по-доброму, но история эта не из приятных. Могу только сказать еще, что я отключила телефон и включила автоответчик. Пара репортеров уже побывала у наших дверей, но я заметила их фургоны, когда они еще только подъезжали к дому, и не стала открывать им. Тогда они сунулись в гостиницу, но Вирджиния сказала, что меня нет в городе.

— Я рада, что ты рассказала эту историю Тому. Мне нравится работать на него и хочется, чтобы он имел исключительное право на этот материал. — Она попыталась улыбнуться матери. — Ты смелая женщина.

— Хотелось бы. Но, Мег, он не звонил тебе вчера. Теперь мне понятно, что тот, кто звонил, пытался выяснить, где находишься ты. Я сообщила в полицию. Они намерены установить наблюдение за домом и регулярно проверять лес. — Нервы у Кэтрин сдали. — Мег, я боюсь за тебя.

«Кому могло прийти в голову воспользоваться именем Тома Уайкера», — задумалась Меган.

— Мам, я не знаю, что происходит. Но тревога поднята, не так ли?

— Да.

— Тогда мы можем посмотреть новости. Уже пора.

«Одно дело быть смелой, — думала Меган, — и другое дело сознавать, что несколько сот тысяч людей смотрят, как телевидение делает из твоей личной жизни начинку для своего пирога».

Она смотрела и слушала, как с подобающе серьезным видом Джоэл Эдисон, ведущий одиннадцатичасовых новостей Пи-си-ди, открыл программу:

— Как сообщалось в нашем шестичасовом выпуске, Эдвин Коллинз, пропавший 28 января и подозреваемый в убийстве бывшей сотрудницы клиники Маннинга, является отцом молодой женщины, погибшей от ножа преступника в центре Манхэттена двадцать дней назад. Мистер Коллинз... Является также отцом Меган Коллинз из этой бригады новостей... ордер на арест... имел две семьи... известен в Аризоне как муж выдающегося скульптора Фрэнсис Грольер...

— Они, очевидно, проводили свое собственное расследование, — предположила Кэтрин. — Я не сообщала им всего этого.

Наконец пошли коммерческие новости. Меган нажала кнопку "выкл."на пульте дистанционного управления, и экран телевизора погас.

— И еще мать Анни сказала мне, что, когда отец последний раз был в Аризоне, его привели в ужас какие-то сведения, полученные им о Викторе Орзини.

— Виктор Орзини!

Испуг, прозвучавший в голосе матери, заставил Меган содрогнуться.

— Да. А что? О нем что-то стало известно?

— Он был здесь сегодня. Ему надо было посмотреть подшивки с бумагами Эдвина. Он сказал, что в них находятся нужные ему документы.

— Он взял что-нибудь? Ты оставляла его одного с бумагами?

— Нет. Или только на минуту. Он пробыл здесь около часа, а когда уходил, то казался разочарованным. И еще спросил, уверена ли я в том, что здесь все дела, которые мы привезли домой. Мег, он просил меня не говорить пока Филлипу о том, что он был здесь. Я обещала, но так и не могу ничего решить по этому поводу.

— Я предполагаю, что в этих делах есть что-то такое, что не должно попасть к нам в руки. — Меган встала. — Я предлагаю лечь спать. Заверяю тебя, что завтра утром здесь будет полно репортеров, а нам с тобой надо будет весь день просидеть над этими подшивками с бумагами. — Она помолчала, а затем добавила: — Вот если бы только знать, что мы ищем.

Берни сидел у окна своей комнаты в гостинице и «Драмдоу», когда Меган вернулась домой. Камера с телескопическим объективом у него была наготове, и он начал снимать, как только Меган включила свет в спальне. Он удовлетворенно вздохнул, видя, как она снимает жакет и начинает расстегивать блузку.

Затем она подошла к окну и прикрыла жалюзи, но не настолько, чтобы он не мог видеть мелькания ее тени во время переодевания. Он с нетерпением ждал, когда она спустится вниз. Теперь он мог видеть, в какой части дома она находится.

То, что он увидел еще, лишь подтверждало, каким сообразительным он был. Примерно через каждые двадцать минут перед домом Коллинзов медленно проезжала полицейская патрульная машина. Кроме того, он заметил мелькание фонариков в лесу. Копы были предупреждены о нем. Они искали его.

Что бы они подумали, если бы узнали, что он сидит под носом у них и смеется над ними? Но ему надо быть осторожным. Он ждал, когда ему выпадет случай оказаться вместе с Меган, он понимал, что возле ее дома такой случай для него теперь исключался. Ему придется дождаться, когда она поедет куда-нибудь одна на своей машине. Если он увидит, что она направляется к гаражу, ему останется только быстро спуститься вниз, сесть в свою машину и быть готовым двинуться вслед за ней, как только она проедет мимо гостиницы.

Ему нужно быть наедине с ней, говорить с ней, как настоящему другу. Он хотел наблюдать, как изгибаются в улыбке ее губы, как движется ее тело, подобно тому, когда она снимала жакет и расстегивала блузку.

Меган поймет, что он никогда не сделает ей больно. Ему лишь хочется быть ее другом.

В ту ночь Берни почти не спал. Уж слишком интересно было наблюдать, как туда-сюда разъезжают копы.

Туда-сюда.

Туда-сюда.

51

Филлип был первым, кто позвонил в четверг утром.

— Я слышал вчерашний выпуск новостей, а сегодня утром об этом пишут все газеты. Могу я заскочить к вам на несколько минут?

— Конечно, — сказала ему Кэтрин. — Если сможете пробраться через газетчиков. Они расположились лагерем вокруг дома.

— Я зайду через заднюю дверь.

Времени было девять часов. Мег с Кэтрин завтракали.

— Не произошло ли еще чего-нибудь? — задумчиво проговорила Кэтрин. — Голос у Филлипа был расстроенным.

— Не забудь о своем обещании не говорить о том, что вчера здесь был Виктор Орзини, — предупредила Меган. — Так или иначе, но мне бы хотелось самой проверить его.

Когда Филлип приехал, стало ясно, что он очень озабочен.

— Дамбу прорвало, если можно так выразиться, — сказал он. — Сегодня предъявлен первый иск. Чета, которая платила за хранение десяти эмбрионов, была уведомлена о том, что в лаборатории их находится только семь. Ясно, что Петровик всюду допускала большое количество ошибок и подделывала записи, чтобы скрыть их. Фирма «Коллинз энд Картер» должна выступать в качестве соответчика вместе с клиникой.

— Я даже не знаю, что сказать еще, кроме того, что мне очень жаль, — проговорила Кэтрин.

— Мне не следовало говорить вам этого. Да и не в этом причина того, что я здесь. Вы видели, как у Фрэнсис Грольер брали интервью в аэропорту Кеннеди этим утром?

— Да, видели, — вступила в разговор Меган.

— Как вы относитесь к ее заявлению о том, что она считает Эдвина живым и не исключает того, что он мог начать совершенно новую жизнь?

— Мы не допускаем этого даже на минуту, — заверила Меган.

— Должен предупредить вас, что Джон Дуайер настолько уверен в том, что Эдвин скрывается где-то, что даже намерен допросить вас по этому поводу. Мег, когда я встречался с ним во вторник, он практически обвинил меня в создании помех правосудию. Он задал мне такой гипотетический вопрос: если предположить, что у Эда есть другая женщина, то где, по моему мнению, она может находиться? Вам же было известно, где искать ее.

— Филлип, — спросила Меган, — уж не хотите ли вы сказать, что мой отец жив и нам известно, где он находится?

От обычного оптимизма и уверенности Картера не осталось и следа.

— Мег, — сказал он. — Я, безусловно, не думаю, что вы знаете, где можно найти Эдвина. Но эта женщина, по фамилии Грольер, знала его очень хорошо. — Он замолчал, осознав вдруг, какое действие произвели его слова. — Простите меня.

Меган знала, что Филлип Картер был прав. Помощник прокурора штата наверняка спросит, откуда ей было известно, что искать надо было в Скоттсдале.

Когда он ушел, Кэтрин сказала:

— Это дело тянет на дно и Филлипа тоже. Через час Меган попыталась связаться со Стефани Петровик. Телефон по-прежнему молчал. Она позвонила на работу Маку, чтобы узнать, удалось ли ему отыскать Стефани.

Когда Мак рассказал ей о записке, оставленной Стефани, Меган заявила категорично:

— Мак, в этой записке сплошной обман. Стефани никогда бы не поехала с этим человеком добровольно. Я видела ее реакцию, когда предложила разыскать его для того, чтобы он помог ребенку. Она смертельно боится его. Думаю, что адвокату Элен Петровик лучше заявить о ней как о пропавшей личности.

Еще одно таинственное исчезновение, подумала Меган. Сегодня уже было поздно отправляться на юг Нью-Джерси. Она поедет туда завтра и сделает это до рассвета. Так ей будет легче избежать прессы.

Ей хотелось встретиться с Чарлзом Поттерзом и попросить его показать ей дом Петровик. Она хотела также повидать священника, который отпевал Элен. Он должен быть знать тех румынских женщин, которые присутствовали на панихиде.

Как ни ужасно, но нельзя было исключать вероятность того, что Стефани, молодая женщина на сносях, могла знать о своей тете что-то такое, что представляло угрозу для убийцы Элен Петровик.

52

Следователи по особо важным делам Боб Маррон и Арлин Вайсе обратились к прокурору района Манхэттен и получили разрешение на то, чтобы в четверг утром допросить Фрэнсис Грольер.

Ее адвокат Мартин Фокс, убеленный сединой отставной судья лет шестидесяти с лишним, находился рядом с ней в номере отеля «Дорал» в десяти кварталах от здания судебно-медицинской экспертизы. Фокс быстро отвергал вопросы, которые находил неприемлемыми.

Фрэнсис побывала в морге и опознала тело Анни. Оно будет отправлено самолетом в Феникс, где дальнейшие заботы возьмет на себя директор похоронного бюро из Скоттсдала. Горе отпечаталось на ее лице с такой же неумолимостью, как на одной из ее скульптур, но она держала себя в руках.

Она ответила Маррону и Вайсе на те же самые вопросы, которые ей задавали в криминальной полиции Нью-Йорка. Она не знает никого, кто мог бы следовать за Анни до Нью-Йорка. У Анни не было врагов. Что касается Эдвина Коллинза, то, да, действительно, она не исключает возможности того, что он мог скрыться. Больше она не будет обсуждать эту тему.

— Высказывал ли он когда-нибудь желание поселиться в сельской местности? — спросила Арлин Вайсе.

Вопрос, похоже, вывел ее из летаргического состояния.

— Почему вы спрашиваете об этом?

— Потому что, несмотря на то, что машина недавно проходила мойку, на протекторе имелись следы грязи и частицы соломы, когда ее обнаружили возле дома, где находится квартира Меган Коллинз. Миссис Грольер, вам не кажется, что он может прятаться именно в таком месте?

— Возможно. Иногда он подбирал кандидатуры в сельских колледжах и, когда вспоминал потом о поездках туда, всегда говорил, что жить в сельской местности гораздо легче и проще.

Из Нью-Йорка Вайсе и Маррон отправились прямо в Ньютаун, чтобы еще раз побеседовать с Кэтрин и Меган. Они задали им тот же вопрос:

— Вот уж где меньше всего я могу представить себе своего мужа, так это на ферме, заверила их Кэтрин.

Меган поддержала ее.

— Мне не дает покоя вот что. Разве не странно, что, использовав свою машину, мой отец не только оставил ее там, где, как он был уверен, ее заметят и оштрафуют, но и бросил в ней пистолет, с помощью которого было совершено убийство?

— Мы не исключаем никакие возможности, — заявил ей Маррон.

— Но вы зациклились на нем. Может быть, если исключить его из картины полностью, начнет проявляться другой рисунок.

— Давайте поговорим о том, почему вы совершили это неожиданное путешествие в Аризону, мисс Коллинз. Мы узнали о нем только благодаря телевидению. Теперь вы расскажите нам об этом. Когда вам стало известно, что у вашего отца там кто-то есть?

Уходя через час, они забрали с собой пленку с сообщением из магазина Паломино.

— Ты веришь в то, что прокуратура подозревает еще кого-нибудь, кроме отца? — спросила Меган свою мать.

— Нет, и не собирается, — с горечью проговорила Кэтрин.

Они вернулись в гостиную, где занимались изучением дел. В результате анализа счетов из отелей год за годом всплывали все те случаи, когда отец, очевидно, бывал в Скоттсдале.

— Но это не то, за чем стал бы охотиться Виктор Орзини, — предположила Меган. — Здесь должно быть что-то еще.

В четверг в офисе фирмы «Коллинз энд Картер» секретарша Джекки и бухгалтер Милли шепотом обсуждали возникшие трения между Филлипом Картером и Виктором Орзини. Они сошлись во мнении, что причиной тому была вся эта ужасная шумиха, поднятая в прессе по поводу мистера Коллинза, да затеваемые судебные тяжбы.

Дела пошли кувырком после смерти мистера Коллинза.

— Или, по крайней мере, с тех пор, как мы стали считать его погибшим, — заметила Джекки. — Трудно поверить, что наряду с такой прекрасной и очаровательной женой, как миссис Коллинз, он все эти годы имел кого-то на стороне.

Я так обеспокоена, — продолжала она. — Каждый пенни своей зарплаты я стараюсь сберечь на колледж для мальчиков. Эта работа такая удобная. Мне страшно подумать, что я могу потерять ее.

Милли было шестьдесят три, и она хотела проработать еще два года, чтобы получить надбавку к пенсии.

— Если они пойдут ко дну, то кому я буду нужна? — уже в который раз за последние дни она задавала этот риторический вопрос.

— Кто-то из них приходит сюда по ночам, — прошептала Джекки. — Знаешь, всегда можно определить, что кто-то рылся в делах.

— Зачем им это делать? Они могу попросить нас разыскать все, что им нужно, — возразила Милли. — За это нам платят деньги.

— Единственное, что приходит мне в голову, это то, что один из них пытается найти в делах копию письма в клинику Маннинга, в котором давалась рекомендация Элен Петровик, — сказала Джекки. — Я все просмотрела, но так и не смогла найти его.

— Ты проработала здесь всего несколько недель к тому времени, когда тебе пришлось печатать его. Тогда ты только привыкала к системе учета и хранения документов, — напомнила ей Милли. — В любом случае, какое это имеет значение? У полиции есть оригинал, а это самое главное.

— Может быть, это имеет большое значение. Дело в том, что я не помню, чтобы я печатала это письмо. Правда, это было семь лет назад, и я не помню половины всех тех писем, что вышли отсюда. Хотя на этом стоят мои инициалы.

— Вот как?

Джекки выдвинула ящик стола, достала свою сумочку и вынула из нее сложенную газетную вырезку.

— Как только я увидела это письмо в газете, что-то стало беспокоить меня. Посмотри на него.

Она передала вырезку Милли.

— Видишь, с каким отступом отпечатана первая строчка каждого параграфа? Именно так я печатаю письма для мистера Картера и мистера Орзини. Мистер Коллинз всегда печатал свои письма блоками без всяких абзацных отступов.

— Да, верно, — согласилась Милли, — но подпись не вызывает никаких сомнений в том, что сделана рукой Коллинза.

— Эксперты говорят, что это его подпись, а я говорю, это очень странно, что подписанное им письмо оказалось отпечатанным таким образом.

В три часа позвонил Том Уайкер.

— Мег, мне просто хотелось, чтобы вы знали, что мы запускаем ваш материал о клинике Франклина в Филадельфии, тот, который мы собирались использовать в специальном выпуске о близнецах. Мы ставим его сегодня в оба вечерних выпуска новостей. Это хороший лаконичный кусок о лабораторном оплодотворении, который к тому же неплохо увязывается с тем, что произошло в клинике Маннинга.

— Я рада, что вы выпускаете его, Том.

— Мне хотелось, чтобы вы знали об этом заранее, — добавил он с необычной добротой в голосе.

— Спасибо за то, что дали мне знать, — ответила Меган.

Мак позвонил в пять тридцать.

— Как насчет того, чтобы вы с Кэтрин пообедали сегодня у нас? Я уверен, что вам не захочется идти в гостиницу этим вечером.

— Да, мы не пойдем, — согласилась Меган. — А компания нам не помешала бы. В шесть тридцать будет удобно? Я хочу посмотреть новости третьего канала. Будут показывать мой очерк.

— Приходите прямо сейчас и посмотрите их здесь. Кайлу предоставится случай похвастать, как он умеет записывать.

— Хорошо.

Это был хороший материал. Совсем неплохим получился момент, отснятый в кабинете доктора Уильямса, когда он показывал на стены, увешанные фотографиями маленьких детей.

— Можете ли вы представить, сколько счастья приносят эти дети?

Мег велела оператору медленно пройтись камерой по фотографиям, в то время как доктор Уильямс продолжал говорить.

— Эти дети были рождены только благодаря методам искусственного оплодотворения, которые мы практикуем здесь.

— Дифирамб центру, — прокомментировала Меган. — Но не очень навязчивый.

— Это был хороший очерк, Мег, — похвалил Мак.

— Да, я тоже так думаю. Остальные новости предлагаю не смотреть. Мы знаем, о чем в них будет говориться.

Берни находился в номере весь день. Горничной он сказал, что плохо себя чувствует, добавив при этом, что, наверное, сказываются ночи, проведенные им в больнице у постели матери, пока она так тяжело болела.

Вскоре вслед за горничной появилась Вирджиния Мэрфи.

— Мы обычно подаем в номера только легкий завтрак, но будем рады прислать вам и что-нибудь посущественней в любое удобное для вас время.

Они прислали ланч, затем Берни заказал обед. Подушки он положил так, чтобы было похоже, что он лежал в кровати. Как только официант ушел, Берни вернулся к окну, сев таким образом, чтобы его не было видно с улицы.

Он видел, как незадолго до шести Меган и ее мать вышли из дома. Было темно, но над крыльцом горел свет. Он хотел, было последовать за ними, но затем решил, что, пока мать находится рядом с ней, он будет только терять время. В конце концов, стало ясно, что он был прав, не став суетиться, ибо их автомобиль повернул направо, вместо того чтобы ехать налево. Он решил, что они, вероятно, отправились туда, где жил тот мальчонка. Тот дом был единственным в переулке.

Патрульные машины продолжали курсировать весь день, но уже реже, чем через каждые двадцать минут. В лесу за вечер только однажды мелькнул свет фонаря. Копы снижали свою активность. Это было хорошо.

Меган с матерью вернулись домой около десяти. Через час после этого Меган разделась и отправилась в постель. Сидя в кровати, она минут двадцать писала что-то в блокноте.

После того как в ее спальне погас свет, Берни еще долго сидел у окна, представляя себя в ее комнате рядом с ней.

53

Дональд Андерсон взял на работе двухнедельный отпуск, чтобы помочь жене с новорожденным. Ни ему, ни Дине не хотелось прибегать к помощи посторонних.

— Ты отдыхай, — сказал он жене. — Все заботы возьмем на себя мы с Джонатаном.

Врач выписал ее из больницы накануне вечером, искренне желая помочь им тем самым избежать встречи с прессой.

— Десять против одного, что с утра в вестибюле будут торчать какие-нибудь фоторепортеры, — предсказывал он, ибо молодые матери с новорожденными обычно выписывались именно в это время.

Телефон всю неделю разрывался от звонков с просьбами об интервью. Дон отгородился с помощью автоответчика и не отозвался ни на один из них. В четверг позвонил их адвокат. Появилось неопровержимое доказательство должностного преступления в клинике Маннинга. Он предупредил, что от них будут требовать присоединиться к групповому судебному иску, который предполагается предъявить клинике Маннинга.

— Это абсолютно исключено, — возразил Андерсон. — Вы можете передать это любому, кто обратится с этим вопросом.

Дина полулежала на диване и читала Джонатану книгу. Его новым увлечением были рассказы о большой птице.

— Почему бы не отключить этот телефон вообще? — предложила она. — Я и так часами не вижу Ники с самого его рождения. Ему не хватает только узнать, когда он подрастет, что я судилась с кем-то из-за того, что он оказался для нас чужим ребенком. Они назвали его Николасом в честь деда Дины, того самого, на которого, по клятвенному заверению ее матери, он был похож. Из соседней комнатки донеслись звуки возни, слабый писк, а затем самый настоящий вопль, не оставлявший никаких сомнений в пробуждении их чада.

— Он услышал, что мы говорим о нем, — предположил Джонатан.

— Вполне возможно, милый, — согласилась с ним Дина, целуя его в белокурую шелковую макушку.

— Он просто опять проголодался, — объявил Дон. Он наклонился, взял визжащий сверток в руки и вручил его Дине.

— Ты уверена, что мы с ним не близнецы? — спросил Джонатан.

— Да, уверена, — сказала Дина. — Но он твой брат, и это ничем не хуже.

Она приложила ребенка к груди.

— У тебя моя оливковая кожа, — приговаривала она, поглаживая его щеку, чтобы он взял грудь. — Ты мой маленький птенчик. — Она улыбнулась мужу. — Знаешь, Дон, это вполне справедливо, что один из наших детей похож на меня.

В пятницу Меган выехала ранним утром, чтобы к половине одиннадцатого успеть добраться до дома приходского священника церкви святого Доминика на окраине Трентона.

Она позвонила молодому пастору вчера, сразу после обеда, и условилась с ним о встрече.

Дом священника представлял собой вытянутое трехэтажное строение викторианской эпохи, окруженное верандой и украшенное резным фронтоном. Гостиная была невзрачной, но уютной. Особое настроение здесь создавали тяжелые стулья причудливой формы, инкрустированный столик, старомодные торшеры и потертый персидский ковер. В камине полыхали и потрескивали поленья, согревая своим жаром эту обитель.

Отец Радзин открыл ей дверь, извинился за то, что был занят телефонным разговором, проводил ее в комнату и ушел наверх. В ожидании священника Меган раздумывала над тем, что такой, наверное, и должна быть комната, где попавшие в беду люди могли бы облегчить свою душу признанием, не боясь встретить осуждение и непонимание.

Она не знала точно, о чем она спросит священника. Но произнесенная им похвала во время заупокойной мессы убедила ее в том, что он хорошо знал Элен Петровик и питал к ней добрые чувства.

На лестнице послышались шаги, и он появился в комнате, вновь извинившись за то, что заставил ее ждать. Взяв стул, он сел напротив и сказал:

— Чем я могу помочь вам, Меган?

Не "Чем могу служить?",а "Чем могу помочь?". Незаметный оттенок произнесенного вопроса, как ни странно, действовал успокоительно.

— Я должна выяснить, что на самом деле представляла собой Элен Петровик. Вы слышали о ситуации в клинике Маннинга?

— Да, конечно. Я слежу за развитием событий и видел в сегодняшней газете вашу фотографию рядом с той бедной девушкой, погибшей от ножа убийцы. Сходство довольно поразительное.

— Я не видела эту газету, но знаю, о чем вы говорите. На самом деле, все с этого и началось. — Меган подалась вперед, молитвенно сложив руки. — Помощник прокурора штата, расследующий убийство Элен Петровик, считает, что мой отец устроил Элен к Маннингу, а затем убил ее. Я же так не считаю. Слишком многое не имеет смысла. Зачем ему было нужно устраивать в клинику человека, не подготовленного к такой работе? Какую пользу он мог извлечь для себя, устраивая ее именно на место в лаборатории?

— Всегда есть причина, Меган, а иногда даже несколько, для каждого поступка, совершаемого любым человеком.

— Именно это я и хочу сказать. Я не могу найти ни одной, не говоря уж о нескольких. Получается просто бессмыслица какая-то. Да разве бы стал отец связываться с Элен, если бы знал, что она блефует? Я знаю, что он очень добросовестно относился к своей работе и придавал огромное значение тому, чтобы поставлять своим клиентам подходящих людей. Мы часто говорили с ним об этом.

Недопустимо рекомендовать неквалифицированного человека на работу в такой тонкой сфере медицины. Чем больше они проверяют лабораторию в клинике Маннинга, тем больше находят ошибок. Я не могу понять, зачем нужно было отцу сознательно создавать такую ситуацию. А сама Элен Петровик? У нее что, не было никакого чувства ответственности? Разве ее не беспокоило то, что эмбрионы страдают и гибнут в результате ее небрежности, беспечности или некомпетентности? По крайней мере, часть из них предназначалась для имплантации в расчете на последующее рождение детей.

— Имплантация и рождение, — повторил отец Радзин. — Интересный этический вопрос. Элен Петровик не относилась к тем, кто регулярно посещает церковь, но, если приходила, то всегда на последнюю воскресную мессу и оставалась попить кофе. Я чувствовал, что у нее было на сердце что-то такое, о чем она не решалась заговорить. Но должен сказать вам, что если бы мне пришлось характеризовать ее, то я бы только в последнюю очередь употребил такие слова как «небрежность», «беспечность» и «некомпетентность».

— А как насчет ее друзей? С кем она была близка?

— Я не знаю таких. С некоторыми из ее знакомых я встречался на этой неделе. Все они, так или иначе, отмечали, как мало, в действительности, они знали Элен.

— Я опасаюсь за ее племянницу Стефани. Вам приходилось когда-нибудь видеть молодого человека, который является отцом ее ребенка?

— Нет. И насколько я понимаю, другим тоже.

— Что вы думаете о самой Стефани?

— Она совершенно не похожа на Элен. Конечно, она еще очень молода и находится в нашей стране меньше года. Теперь она в одиночестве. Вполне может быть, что появился отец ребенка, и она решила испытать с ним судьбу.

Он наморщил лоб. Совсем как Мак, подумала Меган. Отцу Радзину было под сорок, немного больше, чем Маку. Почему она сравнивает их? Наверное, потому что в них чувствовалось здоровое нравственное начало, решила она.

Она поднялась.

— Я отняла у вас много времени, отец Радзин.

— Задержитесь еще на одну-две минутки, Меган. Садитесь. Вы подняли вопрос о том, какими мотивами мог руководствоваться ваш отец, устраивая Элен в клинику. Если вы не можете раздобыть сведений о Элен, мой вам совет: продолжайте поиски причины, которая могла подтолкнуть его к участию в этом деле. Не думаете ли вы, что у него был роман с ней?

— Я очень сомневаюсь в этом. — Она пожала плечами. — Он и так разрывался между двумя семьями.

— Тогда, может быть, деньги?

— Это тоже не подходит. Клиника Маннинга выплатила фирме «Коллинз энд Картер» обычный гонорар за Элен и доктора Уильямса. Мой опыт изучения юриспруденции и человеческой натуры показывает, что любовь к деньгам является основной причиной большинства совершаемых преступлений. Но здесь это не подходит. — Она поднялась. — Теперь мне, действительно, пора идти. У меня назначена встреча с адвокатом Элен в ее доме в Лоренсвилле.

Когда Меган приехала, Чарлз Поттерз уже ждал ее. У нее была непродолжительная встреча с ним на заупокойной службе по Элен. Теперь, когда ей представилась возможность разглядеть его повнимательней, она пришла к выводу, что он был типичным семейным адвокатом, каких показывают в старых кинофильмах.

Его темно-синий костюм был ультраконсервативным, рубашка безупречной белизны, узкий синий галстук неброских тонов, розовое лицо, редкие седые волосы гладко причесаны. Очки без оправы делали его карие глаза удивительно живыми.

Что бы там ни забрала с собой Стефани, внешний вид комнаты, в которую они вошли, остался неизменным. Все в ней показалось Меган таким же, как неделю назад, когда она была здесь. «Сила привычки, — подумала она. — Сосредоточься». Затем она заметила, что с каминной доски исчезли прелестные дрезденские статуэтки, которыми она любовалась в прошлый раз.

— Ваш друг, мисс Коллинз, доктор Макинтайр, отговорил меня от того, чтобы немедленно сообщить о краже вещей, но боюсь, что больше я не могу ждать. Как попечитель, я несу ответственность за все имущество Элен.

— Я понимаю вас. Мне просто хочется попытаться найти Стефани и убедить ее вернуть вещи. Если будет выписан ордер на арест, то она может быть депортирована. Мистер Поттерз, — продолжала она, — я гораздо сильнее беспокоюсь по поводу самой Стефани, чем о взятых ею вещах. У вас с собой записка, которую она оставила?

— Да. Вот она. Меган прочла ее.

Вы когда-нибудь встречали этого Яна?

— Нет.

— Что думала Элен по поводу беременности своей племянницы?

— Элен была доброй женщиной, сдержанной, но доброй. Я слышал от нее только сочувственные замечания по этому поводу.

— Сколько времени вы вели ее дела?

— Около трех лет.

— Вы верили, что она была доктором медицины?

— У меня не было причин не доверять ей.

— Не слишком ли большим оказалось ее состояние? Она, безусловно, имела хорошую зарплату в клинике Маннинга. Ей платили там как эмбриологу. Но в течение трех лет до этого она, конечно же, не могла зарабатывать много, будучи всего-навсего секретаршей.

— Я считал, что она была косметологом. Косметология может быть прибыльным делом, а она умела очень выгодно вкладывать свои деньги. Мисс Коллинз, у меня очень мало времени. Я полагал, что вы хотели обойти дом вместе со мной? Мне бы хотелось убедиться, что двери будут надежно закрыты на замок.

— Да, пойдемте.

Меган поднялась с ним наверх. Ей показалось, что здесь тоже было все в порядке. Стефани собиралась явно без спешки.

Спальня хозяйки была роскошной. Элен Петровик не отказывала себе в земных благах. Подобранные по тону обои, покрывала и драпировка казались очень дорогими. Раздвижные двери вели в небольшую гостиную, одна стена которой была увешана фотографиями детей.

— Это дубликаты тех, которые находятся в клинике Маннинга, — отметила она.

— Элен показывала их мне, — сообщил Поттерз. — Она очень гордилась детьми, родившимися благодаря их клинике.

Меган рассматривала фотографии.

— Я видела некоторых из этих детишек на встрече в клинике меньше чем две недели назад. — Она заметила фото Джонатана. — Это ребенок Андерсонов, о которых вы читали в газетах. Как раз из-за случая с ними власти штата начали расследовать работу лаборатории у Маннинга. — Она замолчала, заинтересовавшись фотографией в верхнем углу. На ней были сняты двое детей, мальчик и девочка, в одинаковых свитерах, стоявшие в обнимку. Что в них было такое, на что ей следовало бы обратить внимание?

— Мне уже, действительно, пора закрывать дом, мисс Коллинз.

В голосе адвоката прозвучало нетерпение. Она больше не может задерживать его. Меган еще раз взглянула на фотографию детей в одинаковых свитерах, чтобы лучше запомнить ее.

Мать Берни чувствовала себя неважно. К ней вернулась ее аллергия. Она непрерывно чихала, глаза слезились. Кроме того, ей все время казалось, что в доме сквозит. Из головы не выходило, что Берни, наверное, забыл закрыть в подвале окно.

Она знала, что ей не следовало отпускать Берни в Чикаго, даже за две сотни долларов в день. Когда он слишком долго был предоставлен самому себе, на него иногда находили причуды. Он начинал грезить наяву и хотеть такого, что могло навлечь на него беду.

Затем он вообще терял самообладание. Именно в такие моменты она должна была находиться рядом и контролировать приступы, когда видела их приближение. Она держала его в ежовых рукавицах. И в то же время следила, чтобы он был обстиран, накормлен, вовремя отправлялся на работу, а затем сидел с ней и смотрел телевизор по вечерам.

Ему удалось продержаться довольно долго, но в последнее время поведение его опять стало странным.

Он должен был позвонить. Почему он не делает этого? Уж не бросился ли он преследовать какую-нибудь девицу, оказавшись в Чикаго? Пытаясь прикоснуться к какой-нибудь из них, он обычно не собирался причинить ей зла, но было уже много случаев, когда он впадал в истерику, если девица начинала кричать. И двум уже перепало от него по-настоящему.

Они сказали, что, если такое повторится, он больше не вернется домой. Его будут держать под замком. И он тоже знает об этом.

«Единственное, что мне удалось установить за все это время, это то, сколько раз мой муж дурачил меня», — подумала Кэтрин, отодвигая в сторону дела во второй половине дня в пятницу. У нее не было больше желания рыться в них. Что могут дать ей все эти сведения теперь? Кроме еще более острой боли.

Она поднялась из-за стола. На дворе стоял солнечный ноябрьский день. Через три недели наступит День благодарения. В это время в гостинице всегда очень много дел.

Позвонила Вирджиния. Компания по торговле недвижимостью упорно допытывается, будет ли продаваться гостиница. Они, должно быть, серьезно взялись за это дело, докладывала она. И даже назвали цену, которую они готовы обсудить как исходную. У них на примете есть другой дом, если «Драмдоу» не достанется им, как они говорят. Это может быть правдой.

Кэтрин задумалась, сколько они с Меган смогут еще продержаться под таким напором обстоятельств.

Мег. Неужели из-за отцовского предательства она замкнется в себе, как она сделала это, когда Мак женился на Джинджер? Кэтрин никогда не подавала вида, что знает, как страдала она из-за Мака. Дочь всегда доверяла свои беды Эдвину. И неудивительно. Папина дочка. Так у них повелось в семье. «Я тоже была папиной дочкой», — думала Кэтрин.

Кэтрин могла видеть, какими глазами Мак смотрит в эти дни на Меган. Она лишь надеялась, чтобы было не слишком поздно. Эдвин так никогда и не простил свою мать за то, что она отвергла его. Мег тоже отгородилась стеной от всего, что касалось Мака. И, как бы хорошо она ни относилась к Кайлу, предпочитала не замечать, с какой надеждой он тянется к ней.

Кэтрин заметила мелькнувшую в лесу фигуру и остолбенела, но, вспомнив о полиции, вздохнула с облегчением. Хорошо, что они держат это место под наблюдением.

Послышался звук открываемого замка.

Слава Богу, дочь, благодаря которой она еще держалась в этой жизни, вернулась живой и невредимой.

Может быть, теперь на какое-то время ее перестанут преследовать фотографии, помещенные рядом во всех сегодняшних газетах: Меган в студии третьего канала и Анни на профессиональном снимке, которым сопровождались ее путевые заметки.

По настоянию Кэтрин, Вирджиния прислала всю корреспонденцию, доставленную в гостиницу, включая малотиражные газетки. «Дейли ньюс», кроме фотографий, опубликовала также фотокопию факса, который Меган получила в ночь убийства Анни. Заголовок в газете гласил: "А та ли сестра умерла?".

— Привет, мам. Я вернулась.

Кэтрин еще раз взглянула на полицейского в лесу и повернулась к дочери.

Вирджиния Мэрфи была полуофициальным заместителем управляющего гостиницей «Драмдоу». Старшая официантка по должности и дежурный администратор по необходимости, она, в действительности, была глазами и ушами Кэтрин, когда та отсутствовала или занималась кухней. На десять лет моложе Кэтрин, дюймов на шесть пониже ее и несколько попышней, она была верной подругой и преданным работником. Хорошо зная финансовое положение гостиницы, она где только могла старалась сократить расходы. Ей искренне хотелось, чтобы Кэтрин смогла удержать в своих руках гостиницу. Она знала, что, когда уляжется вся эта ужасная шумиха, звезда Кэтрин вновь взойдет.

Вирджиния ругала себя за то, что в свое время поддакивала тому сумасшедшему дизайнеру по интерьеру, пришедшему со своими умопомрачительно дорогими образцами материалов. И надо же было такому случиться после всех этих расходов на столь необходимую реконструкцию.

Гостиница выглядела прелестно, признала Вирджиния, и она, безусловно, нуждалась в обновлении интерьера. Но по иронии судьбы все эти неудобства и расходы на обновление понадобились только для того, чтобы пришел кто-то другой и купил «Драмдоу» за бесценок.

Меньше всего Вирджинии хотелось создавать для Кэтрин новые заботы, но ее все больше и больше беспокоил мужчина, поселившийся в номере ЗА. Он не встает с постели с самого своего прибытия, заявляя, что измучен поездками из Лонг-Айленда в Нью-Хейвен, где его мать лежит в больнице.

Было не так уж сложно доставлять еду в его номер. Они вполне могли справиться с этим. Все дело было в том, что он мог оказаться серьезно больным. Как это будет выглядеть, если с ним что-то случится здесь?

Вирджиния решила пока не беспокоить Кэтрин, а подождать еще хотя бы один день. «Если завтра вечером он по-прежнему будет находиться в постели, я поднимусь и поговорю с ним сама, — подумала она. — Я буду настаивать, чтобы его посмотрел врач».

Фредерик Шуллер из госпиталя «Вэлли Мемориал» в Трентоне позвонил Маку в пятницу к концу дня.

— Вчера вечером я отправил список медицинского персонала мисс Коллинз. Ей придется долго его изучать, прежде чем она найдет того, кого ищет.

— Вы сработали очень быстро, — заметил Мак. — Я очень благодарен вам.

— Давайте сначала посмотрим, будет ли от этого польза. Есть одна вещь, которая может заинтересовать вас. Я просматривал список персонала клиники Маннинга и увидел в нем доктора Генри Уильямса. Я знаком с ним. Теперь он возглавляет клинику Франклина в Филадельфии.

— Да, я знаю, — подтвердил Мак.

— Это может не относиться к делу. Уильямс никогда не работал у нас, но я вспомнил, что его жена находилась в нашем стационаре в течение двух лет из тех трех, что Элен Петровик проработала в центре Доулинга. Я сталкивался с ним время от времени здесь.

— Как вы считаете, может ли он быть тем самым врачом, с которым встречалась Петровик? — быстро спросил Мак.

Поколебавшись, Шуллер все же начал:

— Это на грани сплетен, но я все же навел справки у себя в стационаре. Старшая сестра работает там уже двадцать лет. Она помнит доктора Уильямса и его жену очень хорошо.

Мак ждал. Только бы это была та зацепка, которую он искал, молил он Бога.

Было ясно, что Шуллеру не хотелось продолжать. После очередной короткой паузы он сказал:

— У миссис Уильямс была опухоль головного мозга. Она родилась и выросла в Румынии. Ее состояние ухудшилось до такой степени, что она перестала говорить по-английски. Сам Уильямс знал всего несколько румынских слов, и ему приходилось регулярно прибегать к помощи одной знакомой, которая говорила по-румынски.

— Это была Элен Петровик? — спросил Мак.

— Сестру не знакомили с ней. Она описывает ее как кареглазую брюнетку лет сорока с небольшим, довольно привлекательную. — И добавил: — Как видите, все это очень сомнительно.

«Нет, сомнений тут нет», — подумал Мак. Он постарался, чтобы голос его звучал спокойно, когда он заканчивал разговор с Фредериком Шуллером, но как только трубка была положена, он облегченно вздохнул и поблагодарил про себя Бога.

Это был первый прорыв! Мег говорила ему, что Уильямс отрицал свое знакомство с Петровик до того, как она пришла работать в клинику Маннинга. Уильямс был как раз таким специалистом, который мог научить Петровик всему необходимому, чтобы она смогла выдать себя за эмбриолога.

54

— Кайл, не пора ли тебе сесть за уроки, — мягко напомнила шестидесятилетняя прислуга Мэри Дилео.

Кайл просматривал запись интервью, которое Меган брала в клинике Франклина. Оторвав взгляд от экрана, он бросил:

— Через минутку, миссис Дилео, честно.

— Ты же знаешь, что говорит твой папа, когда ты долго сидишь перед телевизором.

— Это учебная лента. К ней это не относится. Дилео покачала головой.

— У тебя на все есть ответ. — Она смотрела на него с любовью. Кайл был таким милым ребенком, острым на язычок, потешным и по-детски привлекательным.

Кассета с Меган закончилась, и он выключил видеомагнитофон.

— Правда, Мег хороший репортер?

— Да, правда.

В сопровождении Джека Кайл отправился вслед за Мэри на кухню. Ее что-то настораживало в его поведении.

— Ты пришел от Дэнни раньше обычного? — спросила она.

— Угу. — Он крутил вазу для фруктов.

— Не делай этого. Ты разобьешь ее. У Дэнни что-то случилось?

— Его мать немного рассердилась на нас.

— Да? — Она оторвала взгляд от пирога с мясом, которым была занята. — Для этого, наверное, была причина.

— Они поставили в доме новый лоток для белья, и мы решили испытать его.

— Кайл, вы же вдвоем не поместитесь в лоток для белья.

— Правильно, а вот Пенни поместилась.

— Вы засунули Пенни в лоток!

— Это была идея Дэнни. Он подсаживал ее сверху, а я ловил внизу. Там мы положили большое одеяло с подушками на случай, если я промахнусь, но этого не случилось, ни разу. Пенни не хотела останавливаться, и мать Дэнни рассердилась по-настоящему. Теперь мы не сможем играть вместе всю неделю.

— Кайл, я бы на твоем месте сделала уроки к приходу отца. Ему все это не понравится.

— Я знаю. — Глубоко вздохнув, Кайл сходил за своим ранцем и вытряхнул его содержимое на обеденный стол. Джек свернулся калачиком на полу возле его ног.

Тот письменный стол, что он получил на свой день рождения, оказался пустой тратой денег, подумала Мэри, собравшаяся было уже накрывать к обеду. Ладно, с этим еще можно подождать. Времени было всего только десять минут шестого. По заведенному у них порядку, она готовила обед, а затем уходила, когда к шести часам Мак возвращался с работы. Он не любил сразу садиться за стол и всегда сам занимался обедом после ухода Мэри.

Зазвонил телефон. Кайл так и подпрыгнул:

— Я возьму. — Он ответил, послушал и передал трубку Мэри. — Это вас, миссис Дилео.

Звонил ее муж, чтобы сообщить, что ее отца отвезли из пансионата в больницу.

— Что-нибудь случилось? — спросил Кайл, когда она положила трубку.

— Да. Мой отец уже долгое время болеет. Он очень старый. Мне надо прямо сейчас ехать в больницу. Я отведу тебя к Дэнни, а отцу оставлю записку.

— Не надо к Дэнни, — встревожился Кайл. — Его матери это не понравится. Оставьте меня у Мег. Я позвоню ей. — Он нажал кнопку автоматического набора на телефоне. Номер Меган шел сразу после полиции и пожарной станции. Через секунду он объявил с улыбкой во весь рот:

— Она сказала: «приходите прямо сейчас». Миссис Дилео нацарапала записку Маку.

— Возьми свою домашнюю работу, Кайл.

— Хорошо. — Он заскочил в гостиную и схватил кассету со сделанной им записью интервью Мег. — Может быть, она захочет посмотреть его со мной.

Меган выглядела оживленной, причина чего оставалась для Кэтрин неизвестной. За два часа, после того как она вернулась из Трентона, Меган заново перерыла дела Эдвина, извлекла оттуда какие-то бумаги и сделала несколько телефонных звонков из кабинета. Затем села за письменный стол и стала лихорадочно что-то писать. Это напомнило Кэтрин о тех временах, когда Мег училась на юридическом факультете университета. Большинство уик-эндов она тоже проводила за этим столом, полностью погрузившись в изучаемые дела.

В пять часов Кэтрин заглянула к ней.

— Я думаю сделать на обед цыпленка с грибами. Как ты смотришь на это?

— Отлично. Присядь на минутку, мам.

Кэтрин присела в небольшое кресло возле стола, избегая даже смотреть на кресло и диван из бордовой кожи. Мег говорила, что точно такие же стоят в Аризоне. Бывшие раньше грустным напоминанием о муже, они теперь превратились в насмешку над ней.

Мег поставила локти на стол, сцепила руки и положила на них подбородок.

— У меня был прекрасный разговор с отцом Радзином этим утром. Он служил заупокойную мессу по Элен Петровик. Я сказала ему, что не могу понять, зачем понадобилось отцу устраивать Петровик в клинику Маннинга. На это он ответил, что любым поступкам человека всегда существует объяснение, и если я не могу найти его, то мне, возможно, следует пересмотреть весь подход к делу в целом.

— Что ты имеешь в виду?

— Мам, я имею в виду, что у нас произошло несколько трагических вещей одновременно. Я увидела Анни, когда ее привезли в больницу. Мы узнали, что отец, почти наверняка, не погиб в катастрофе, и стали подозревать, что он ведет двойную жизнь. Сразу вслед за этим на отца возложили ответственность за фальшивые документы Элен Петровик, а теперь его обвиняют в том, что он убил ее. — Меган наклонилась вперед. — Мам, если бы не потрясение, испытанное нами оттого, что отец вел двойную жизнь, а также от смерти Петровик и отказа страховых компаний выплатить страховку, мы бы гораздо внимательней отнеслись к свидетельствам, по которым мы решили, что отец оказался на мосту во время этой катастрофы. Задумайся над этим.

— О чем ты говоришь? — Кэтрин была совершенно сбита с толку. — Виктор Орзини разговаривал с отцом как раз в тот момент, когда тот въезжал на мост. Кто-то видел, как его машина сорвалась вниз.

— Этот кто-то, очевидно, ошибся. А о том, что папа звонил с места происшествия, мы знаем только от одного Виктора Орзини. Представь, ты просто представь себе, мам, что папа уже проехал мост к тому времени, когда он звонил Виктору. Он мог видеть, что произошло позади него. Фрэнсис Грольер вспоминала, что папа был очень зол за что-то на Виктора и, когда звонил доктору Маннингу из Скоттсдала, был не на шутку расстроен. Я находилась в Нью-Йорке. Тебя тоже не было дома в тот вечер. Папа вполне мог сказать Виктору, что хочет видеть его немедленно, не на следующее утро, как говорит Виктор. В своей личной жизни папа мог чувствовать себя неуверенно, но в профессиональном отношении у него никогда не было сомнений.

— Ты хочешь сказать, что Виктор Орзини лжет? — Растерянно спросила Кэтрин.

— И при этом он может быть спокоен, что его не разоблачат, те так ли? Время вызова, поступившего с папиного автомобильного радиотелефона, точно совпадает с началом катастрофы и может быть проверено. Мам, Виктор работал в офисе уже около месяца, когда Маннингу было направлено письмо с рекомендациями Петровик. Его вполне мог послать он. Ведь он же находился под непосредственным началом отца.

— Филлип никогда не любил его, — пробормотала Кэтрин. — Но, Мег, доказать это невозможно. И опять возникает тот же самый вопрос: почему? Почему он был заинтересован больше отца в том, чтобы устроить Петровик в эту лабораторию? Что это давало ему?

— Я не знаю пока. Но разве ты не видишь, что до тех пор, пока полиция считает отца живым, она не будет всерьез заниматься никакими другими версиями убийства Петровик? — Раздался звонок телефона. — Десять против одного, что тебе звонит Филлип, — сказала Меган, поднимая трубку. Это был Кайл. — У нас гости к обеду, — сообщила она Кэтрин, закончив разговор. — Надеюсь, тебе хватит цыплят и грибов.

— Мак с Кайлом? — Да.

— Хорошо. — Кэтрин поднялась. — Мег, мне тоже хотелось бы, чтобы твои предположения подтвердились. У тебя есть теория, которая может быть хорошим аргументом в защиту отца. Но боюсь, что не более того.

Меган взяла лист бумаги.

— Это январский счет за разговоры отца по автомобильному радиотелефону. Посмотри, сколько времени длился его последний разговор. Он был на связи с Виктором целых восемь минут. Для того чтобы назначить встречу, не требуется восьми минут, не так ли?

— Мег, под письмом в клинику Маннинга стоит подпись отца. Это установлено экспертами.

После обеда Мак предложил Кайлу помочь Кэтрин убрать со стола. Оставшись с Меган в гостиной, он рассказал ей о том, что доктор Уильямс работал в свое время в центре Доулинга и, возможно, был связан с Петровик.

— Доктор Уильямс! — удивилась Меган. — Мак, он наотрез отрицал свое знакомство с Петровик до работы в клинике Маннинга. Работница регистратуры из клиники Маннинга видела, как они обедали вместе. Когда я спросила об этом Уильямса, он заявил, что всегда водил новых сотрудников в ресторан для того, чтобы лучше узнать их.

— Мег, мне кажется, что мы напали на верный след, но я все еще не уверен, что той женщиной, которая сопровождала Уильямса во время посещений его жены, была Элен Петровик, — предостерег Мак.

— Мак, все сходится. Уильямс и Элен, наверняка, были связаны друг с другом. Нам известно, что она проявляла огромный интерес к работе лаборатории. А он идеальная фигура для того, чтобы помочь ей выдать себя за специалиста и помогать ей во время работы у Маннинга.

— Но Уильямс ушел из клиники Маннинга через шесть месяцев после того, как там появилась Петровик. Зачем ему нужно было уходить, если он был связан с ней?

— Ее дом находится в Нью-Джерси, недалеко от Филадельфии. Ее племянница говорила, что Элен часто и подолгу отсутствовала в выходные дни. Большую часть этого времени Элен могла проводить с ним.

— Тогда как вписывается сюда рекомендательное письмо твоего отца? Он устроил Уильямса к Маннингу, но зачем ему было помогать Элен получить там работу?

— У меня есть версия на этот счет. Она предполагает участие Виктора Орзини. Все начинает сходиться, все без исключения.

Она улыбнулась ему самой сердечной из улыбок, которые он когда-либо видел у нее на лице.

Они стояли перед камином. Мак обнял ее. Меган сразу же съежилась и попыталась освободиться из его Рук. Но он не позволил ей. Повернув ее лицом к себе, он произнес:

— Скажу тебе прямо. Ты была права девять лет назад. Жаль только, что я не понял этого тогда. — Он помедлил. — Ты единственная, кто предназначен для меня. Теперь я знаю это, и ты тоже. Нам нельзя больше терять время. — Его поцелуй был страстным. Выпустив ее из объятий, он отступил назад. — Я больше не позволю отталкивать себя. Как только твоя жизнь вновь вернется в нормальное русло, у нас состоится большой разговор на эту тему.

Кайлу очень хотелось показать запись с интервью Меган.

— Это всего три минутки, папа. Я хочу показать Мег, как я научился записывать передачи.

— Мне кажется, что ты начинаешь срываться в штопор, летчик, — сказал ему Мак. — Мать Дэнни случайно застала меня дома, когда я читал записку миссис Дилео. Так что я сажаю тебя на прикол. Показывай Мег запись, а затем даже не думай приближаться к телевизору в течение недели.

— Что ты теперь будешь делать? — шепотом поинтересовалась Меган, когда он устроился рядом.

— Я расскажу об этом через минутку. Смотри, вот ты.

Пошло ее интервью.

— Ты неплохо сработал, — заверила она его.

Той ночью Меган долго лежала в постели без сна. В голове у нее царило смятение. Мысли обращались то к связи Уильямса с Петровик, то к ее подозрениям по поводу Виктора Орзини, то в них вдруг возникал Мак. «Я сказала полицейским, что, если они не будут зацикливаться на отце, они смогут найти разгадку», — думала она. Но Мак? Она не должна себе позволять думать о нем сейчас.

Все это так, но было еще что-то такое, чувствовала она, что все время ускользало от нее, что-то ужасно-ужасно важное. Что это было? Это имело какое-то отношение к записи ее интервью в центре Франклина.

«Я попрошу Кайла, чтобы он принес ее завтра, — подумала она. — Я должна посмотреть ее еще раз».

Пятница оказалась тяжелым днем для Берни. Он проснулся только в семь тридцать и тут же подумал о том, что Меган, наверное, уже давно уехала из дома. Жалюзи на ее окне были подняты, и он мог видеть ее заправленную постель.

Он знал, что ему надо позвонить маме. Она велела ему, но он боялся. Если у нее появится хоть малейшее сомнение в том, что он не в Чикаго, она разозлится и заставит его вернуться домой.

Весь день он сидел у окна, наблюдал за домом Меган и ждал ее возвращения. Телефон он подтянул к себе как можно ближе, чтобы не терять из виду дом, заказывая в номер завтрак и ланч.

Дверь он оставил незапертой, чтобы, когда постучится официантка, мгновенно прыгнуть в кровать и отозваться: «Входите». Его сводила с ума мысль о том, что, пока она возится с подносом, он может опять пропустить Меган.

Когда в дверь постучала горничная, а затем попыталась открыть ее своим ключом, путь ей преградила цепочка. Он знал, что внутрь заглянуть она не может.

— Можно я только сменю полотенца? — спросила она.

Он решил, что ему лучше впустить ее. Не надо, чтобы у нее закрадывалось подозрение.

Тем не менее, проходя мимо, она посмотрела на него тем странным взглядом, который бывает у людей, когда они оценивают тебя. Берни изо всех сил постарался улыбнуться ей и сделать так, чтобы его голос звучал искренне, когда благодарил ее.

День подходил уже к концу, когда на дорожке, ведущей к дому, показался белый «мустанг» Меган. Берни прижался носом к окну, напрягая зрение, чтобы поймать ее взглядом, когда она пересекала лужайку перед домом. Увидев ее, он вновь ощутил себя счастливым.

Примерно в половине шестого он увидел, как у дома высадили мальчонку. Если бы не этот парнишка, Берни мог бы прятаться сейчас в лесу, и был бы ближе к Меган. Он бы снимал ее так близко, что мог бы дотронуться до нее рукой. Мог бы видеть ее и быть с ней всегда, когда захочется. Если бы не этот глупый мальчонка. Он ненавидит его.

Обед заказывать он не собирался. Не было аппетита. Наконец в десять тридцать его бдение закончилось. Меган выключила в спальне свет и разделась.

Она был так прекрасна!

В четыре часа в пятницу Филлип спросил Джекки:

— Где Орзини?

— У него деловая встреча в городе, господин Картер. Он сказал, что вернется к половине пятого.

Джекки стояла в кабинете Картера, пытаясь решить, как ей быть. Во гневе Картер становился ужасным. А вот Коллинз никогда не позволял себе этого.

Но теперь боссом был Картер, и прошлым вечером ее муж, Боб, сказал, что она обязана доложить ему, что Виктор Орзини роется в делах по ночам.

— А может быть, это делает сам господин Картер, — гадала она.

— Если это Картер, он оценит твое рвение. Не забывай, что если между ними пробежала кошка, то уйти должен будет Орзини, а не Картер.

Боб был прав. И теперь Джекки твердо сказала:

— Господин Картер, может быть, это и не мое дело, но я уверена, что мистер Орзини приходит сюда по ночам и роется в делах.

Филлип Картер долго молчал, затем лицо у него сделалось жестким, и он произнес:

— Благодарю вас, Джекки. Скажите Орзини, чтобы зашел ко мне, когда вернется.

«Не хотелось бы мне оказаться на месте Орзини», — подумала она.

Спустя двадцать минут они с Милли даже не пытались делать вид, что не слышат, как он разносит Виктора Орзини за закрытыми дверями своего кабинета.

— Я давно подозревал, что ты продаешь наши секреты фирме «Даунз энд Розен», — кричал он. — А теперь, когда мы оказались в беде, ты вообще собрался переметнуться к ним. И тебе, похоже, невдомек, что ты подписывал контракт, который, в частности, запрещает тебе иметь доступ к нашей отчетности. А теперь убирайся отсюда и не утруждай себя сборами. Ты, наверное, уже достаточно унес наших дел. Мы вышлем тебе твои личные вещи.

— Так вот чем он занимался, — прошептала Джекки. — Это совсем плохо. — Ни она, ни Милли не подняли на него глаз, когда он шел мимо них к выходу.

Если бы они сделали это, то увидели бы, что лицо у него было белым от ярости.

В субботу Кэтрин пришла в гостиницу к завтраку Она просмотрела почту, проверила телефонные звонки и долго беседовала с Вирджинией. Решив не оставаться на ланч, она к одиннадцати часам вернулась домой. Здесь она обнаружила, что Меган берет отцовские дела в кабинет и по очереди изучает их там.

— В столовой я не могу сосредоточиться, — объяснила она. — Виктор искал что-то важное, а мы за деревьями не видим леса.

Кэтрин внимательно присмотрелась к дочери. Мег была в шелковой клетчатой рубахе и джинсах. Ее каштановые волосы доходили теперь ей до плеч и были убраны назад. «Вот оно что», — подумала Кэтрин. Волосы у нее стали немного длиннее. И перед глазами возникла фотография Анни Коллинз из вчерашней газеты.

— Мег, я все обдумала и собираюсь принять то предложение насчет «Драмдоу».

— Да ты что?

— Вирджиния согласна со мной. Расходы на ее содержание нам просто не по карману. Я не хочу, чтобы в конечном итоге гостиница пошла с молотка.

— Мам, отец основал «Коллинз энд Картер», и даже в этих обстоятельствах ты должна иметь право на получение компенсации.

— Мег, на компенсацию за потерю дохода можно рассчитывать только при наличии свидетельства о смерти. К тому же теперь, когда предстоят судебные тяжбы, фирма вообще не будет иметь доходов.

— Что на этот счет говорит Филлип? Кстати, последнее время он бывает у нас очень часто, гораздо чаще, чем раньше, когда работал с отцом.

— Он старается быть внимательным, и я ценю это.

— И не более того?

— Надеюсь, что нет. Иначе его ждет разочарование. Слишком много такого, с чем я должна разобраться, прежде чем даже подумать о ком-то. — И тихо добавила: — А вот тебе надо вести себя иначе.

— Что это значит?

— Это значит, что устами младенца глаголет истина. Кайл, который внимательно следит за вами обоими, сообщил не без удовольствия, что Мак целовал тебя.

— Меня не интересует...

— Прекрати это, Мег, — выпалила Кэтрин. Она обошла вокруг стола, резко рванула нижний ящик, выхватила из него пачку писем и швырнула их на стол. — Не будь тем же, кем был твой отец, — моральным уродом из-за того, что не мог простить, что его отвергли.

— У него были все основания, чтобы не прощать свою мать.

— В детстве, да. А, будучи взрослым и имея семью, где его очень любили, нет. Ему, возможно, и не понадобился бы Скоттсдал, если бы он в свое время съездил в Филадельфию и помирился с ней.

Меган удивленно вскинула брови.

— Ты, оказывается, можешь не церемониться?

— Тут ты права. Мег, ты ведь любишь Мака. И любила его всегда. Ты нужна Кайлу. Приди же ты, наконец, в себя и перестань бояться, что Мак окажется настолько слабоумным, чтобы принять Джинджер, если она опять появится в его жизни.

— Папа не зря называл тебя «могучим мышонком». — Меган почувствовала, как на глазах у нее наворачиваются слезы.

— Да, не зря. Когда я вернусь в гостиницу, я собираюсь позвонить тем торговцам недвижимостью. Могу обещать только одно. Я буду повышать ставки до тех пор, пока они не запросят пощады.

В половине второго, перед уходом в гостиницу, Кэтрин заглянула в кабинет.

— Мег, помнишь, я говорила, что уже когда-то слышала о магазине кожаных изделий Паломино. Мне кажется, что мать Анни оставляла такое же сообщение для отца на нашем домашнем автоответчике. Это было где-то в середине марта семь лет назад. Я запомнила это, потому что была неимоверно рассержена на отца за то, что он пропустил твой двадцать первый день рождения. И когда, наконец, он приехал домой и привез тебе в подарок кожаную сумочку, я сказала, что мне хочется огреть его по голове этой сумочкой.

В субботу мать Берни почувствовала себя хуже. Чихать она стала еще чаще, в гайморовых пазухах появилась боль, в горле першило. Ей надо было что-то делать с этим.

Бернард зарос пылью у себя в подвале, она была уверена. В этом не могло быть никаких сомнений. Теперь пыль распространялась по всему дому.

С каждой минутой она все больше злилась и раздражалась. В конце концов, к двум часам терпение у нее кончилось. Она должна спуститься, и навести там порядок.

Вначале она сбросила в подвал веник, совок и швабру. Затем положила в полиэтиленовый пакет тряпки и моющие средства и тоже спустила его вниз по лестнице. Он упал на швабру.

Наконец, мама надела фартук и попробовала перила. Они были не такими уж шаткими, чтобы не удержать ее. Она будет спускаться медленно, шаг за шагом, и проверять каждую ступеньку, прежде чем переносить на нее свой вес. Она до сих пор не могла понять, как это она упала так сильно десять лет назад. Только она ступила тогда на лестницу, как тут же оказалась в машине «скорой помощи».

Со ступеньки на ступеньку, с бесконечной осторожностью, она спускалась вниз. «Что ж, мне удалось это», — подумала она, ступая на пол подвала. Носок ее туфли попал в пакет с тряпками, и она тяжело рухнула на бок, подвернув под себя левую ногу.

В холодном и скользком подвале эхом отозвался звук ломающейся маминой лодыжки.

55

После того как мать ушла в гостиницу, Меган позвонила Филлипу домой. Услышав его голос, она сказала:

— Рада, что застала вас. Я боялась, что вы сегодня в Нью-Йорке или на одном из ваших аукционов.

— Неделя оказалась трудной. Вчера я вынужден был уволить Виктора.

— Почему? — спросила Меган, раздосадованная таким неожиданным поворотом событий. Ей необходимо было, чтобы Виктор находился на месте, пока она пытается связать его с рекомендательным письмом, касающимся Петровик. А что, если он уехал из города? Пока у нее нет никаких доказательств, она не может пойти в полицию со своими подозрениями в отношении его. Чтобы найти эти доказательства, ей требуется время.

— Он оказался подлецом, Мег. Продавал наших клиентов. Честно говоря, по некоторым замечаниям, сделанным вашим отцом перед исчезновением, я понял, что он в чем-то подозревает Виктора.

— И я тоже, — подтвердила Меган. — Вот почему я звоню вам. Я думаю, что это он мог послать письма с рекомендациями на Петровик, пока отец был в отъезде. Филлип, у нас нет ни одного из еженедельников отца с расписанием его деловых встреч. Может быть, они остались где-нибудь в офисе?

— Они должны были находиться вместе с делами, которые вы взяли домой.

— Я тоже так думала, но их нет. Филлип, мне надо позвонить матери Анни, но я не догадалась взять ее домашний телефон, когда была там. Ей позвонили из магазина Паломино, а затем объяснили мне, как ее найти. Мне кажется, что отца могло не быть на месте, когда это письмо было направлено Маннингу. Оно датировано двадцать первым марта, не так ли?

— По-моему, так.

— Тогда я на верном пути. Мать Анни сможет подтвердить это. Мне все-таки удалось связаться с адвокатом, который приезжал с ней сюда. Он не дал мне ее номер, но обещал, что передаст мою просьбу.

После некоторого молчания, она продолжила:

— И еще, Филлип. Я думаю, что доктор Уильямс и Элен Петровик были связаны друг с другом почти наверняка во время своей совместной работы у Маннинга и, возможно, даже до этого. Если это так, то не исключено, что он тот мужчина, которого видела соседка, когда он приезжал на квартиру Петровик.

— Мег, это невероятно. У вас есть какие-нибудь доказательства?

— Пока нет, но я не думаю, что их будет трудно найти.

— Только будьте осторожней, — предостерег ее Филлип Картер. — Уильямс пользуется очень большим авторитетом в медицинских кругах. Даже не упоминайте его имя, пока у вас не будет доказательств.

Фрэнсис Грольер позвонила без четверти три.

— Вы хотели поговорить со мной, Меган?

— Да. Вы сказали мне в прошлый раз, что за все эти годы только дважды прибегали к уловке с магазином Паломино. Оставляли ли вы когда-нибудь подобное сообщение на нашем домашнем автоответчике?

Грольер не стала спрашивать, зачем ей понадобилось знать это.

— Да, оставляла. Это было почти семь лет назад, десятого марта. Анни попала в автомобильную катастрофу, и врачи не надеялись, что она выживет. Я попыталась воспользоваться автоответчиком в офисе, но, как оказалось, он случайно был отключен. Я знала, что Эдвин находится в Коннектикуте, и должна была связаться с ним. Он вылетел в тот же вечер и пробыл здесь две недели, пока жизнь Анни находилась в опасности.

В памяти у Меган всплыл ее двадцать первый день рождения, торжественно отмечавшийся 18 марта семь лет назад в ресторане «Драмдоу». Черные галстуки. Обед с танцами. Звонок отца. У него сильный грипп, и он не может вылететь. Две сотни гостей. Мак с Джинджер показывают фотографии Кайла.

Она старалась улыбаться в тот вечер и не показывать, как ей было горько оттого, что в этот особенный день отца не было рядом.

— Меган? — сдержанный голос Фрэнсис Грольер на другом конце провода звучал вопросительно.

— Простите. Простите за все. То, что вы сейчас рассказали, имеет ужасно важное значение в связи со всем произошедшим.

Опустив трубку на рычаг, Меган еще долго держалась за нее. Затем набрала номер Филлипа.

— Подтвердилось. — И она быстро рассказала ему о том, что услышала от Фрэнсис Грольер.

— Мег, вы ловкачка, — похвалил ее Филлип.

— Филлип, звонят к нам в дверь. Это, должно быть, Кайл. Мак обещал подбросить его. Я просила привезти кое-что для меня.

— Встречайте гостя. И Мег, не рассказывайте никому об этом до тех пор, пока у вас не будет полной картины, чтобы представить ее в прокуратуру Дуайеру.

— Не буду. Все равно помощник прокурора штата и его люди не верят мне. Я еще позвоню вам.

Кайл вошел с улыбкой до ушей. Меган наклонилась и поцеловала его.

— Никогда не делай так на виду у моих друзей, — предостерег он.

— Почему?

— Мать Джимми ждет на дороге и целует его, когда он выходит из автобуса. Разве это не отвратительно?

— Почему же ты позволил мне поцеловать тебя?

— Это можно, когда мы одни. Нас никто не видит. Ты целовала папу вчера вечером.

— Это он поцеловал меня.

— Тебе понравилось? Вопрос заставил ее задуматься.

— Давай скажем, что это не было отвратительно. Хочешь печенья с молоком?

— Да, пожалуй. Я принес тебе пленку. Зачем тебе нужно смотреть ее опять?

— Я еще не знаю.

— Ладно. Папа сказал, что приедет через час. Ему надо купить кое-что в магазине.

Меган принесла тарелку с печеньем и стаканы с молоком в гостиную. Кайл устроился на полу, возле ее ног, с пультом дистанционного управления и начал крутить запись интервью, сделанного в центре Франклина. У Меган учащенно забилось сердце. Она спрашивала себя, что же она могла видеть на этой пленке?

В последнем эпизоде, снятом в кабинете доктора Уильямса, когда камера проходилась по фотографиям детей, родившихся с помощью лабораторного оплодотворения, она обнаружила то, что искала. Выхватив у Кайла пульт, она нажала кнопку временной остановки.

— Мег, уже почти все, — запротестовал Кайл. Меган не отрывала глаз от фотографии мальчика и девочки в одинаковых свитерах. Она видела эту же фотографию на стене гостиной в доме Петровик в Лоренсвилле.

— Все, Кайл. Теперь я знаю причину. — Зазвонил телефон. — Я сейчас вернусь, — сказала она Кайлу.

— Я пока перекручу пленку. Я знаю как. Звонил Филлип Картер.

— Мег, вы одна? — быстро спросил он.

— Филлип! Я только что нашла подтверждение тому, что Элен Петровик знала доктора Уильямса. Мне кажется, я догадываюсь, чем она занималась в клинике Маннинга.

Он как будто бы не слышал ее.

— Вы одна? — повторил он.

— Кайл сидит в гостиной.

— Вы можете отправить его домой? — Голос у него сел от возбуждения.

— Мака нет дома. Я могу оставить его в гостинице. Там мама. Филлип, а в чем дело?

Теперь голос у Картера был неузнаваемым и чуть ли не истерическим.

— Мне только что позвонил Эдвин! Он хочет видеть нас обоих. Он пытается решить, следует ли ему отдавать себя в руки правосудия. Мег, он в отчаянии. Никому не говорите об этом, пока мы не встретимся с ним.

— Отец? Позвонил вам? — у Меган перехватило дыхание. Словно сраженная ударом молнии, она ухватилась за угол стола, чтобы не упасть. Едва слышно она прошептала: — Где он? Я должна поехать к нему.

56

Когда мать Берни пришла в сознание, она попыталась позвать на помощь, однако ей заранее было известно, что никто из соседей не услышит ее. Лестницу ей никогда не одолеть. Она должна дотащиться до телевизора, где у Берни был телефон. Все это из-за того, что он не содержал это место в чистоте. Лодыжка нестерпимо болела. Боль отдавалась по всему телу. Она ловила воздух открытым ртом. Это была настоящая мука — ползти по грязному и неровному бетонному полу подвала.

Наконец, она приползла в альков, который соорудил для себя ее сын. Несмотря на боль, глаза у мамы поползли на лоб от удивления и ярости. Такой большой телевизор! А эти радиоприемники! Все эти механизмы! Чем он думал, выбрасывая на ветер такие деньги?

Телефон стоял на старом кухонном столе, который Берни притащил сюда после того, как один из соседей выставил его у обочины. Она не смогла дотянуться и поэтому потянула телефон за провод. Он с грохотом свалился на пол.

Надеясь, что не разбила его окончательно, мать набрала 911.

Услышав приветливый голос диспетчера, она сказала:

— Пришлите «скорую помощь».

Она успела назвать свое имя, адрес и рассказать, что случилось, прежде чем снова потеряла сознание.

— Кайл, — торопливо проговорила Меган, — я вынуждена отвезти тебя в гостиницу. Твоему папе я оставлю записку на двери. Скажи моей матери, что я уехала по срочному делу. Оставайся с ней. На улицу не выходи, понял?

— Чем ты так встревожена, Мег.

— Я не встревожена. Это таинственная история. Я должна заняться ею.

— Во, здорово.

Возле гостиницы Меган подождала, пока Кайл дойдет до двери. Он обернулся и помахал ей. Она взмахнула рукой в ответ и постаралась изобразить на лице улыбку. Затем надавила на акселератор.

Она должна была встретиться с Филлипом на перекрестке в Уэст-Реддинге, примерно в двадцати милях от Ньютауна.

— Оттуда вы поедете за мной, — торопливо говорил он. — Там недалеко, но одна вы не сможете найти дорогу.

Меган не знала, что ей думать. В мыслях и чувствах была невообразимая путаница. Во рту пересохло, а в горле стоял комок. Отец был жив, и он в отчаянии. Почему? Только не потому, что это он убил Элен Петровик. Ради Бога, все что угодно, только не это.

Когда Меган добралась до пересечения узких проселочных дорог, черный «кадиллак» Филлипа уже стоял там. Его нельзя было не заметить. Других машин поблизости не было.

Он не стал тратить время на разговоры, а высунул руку и сделал ей знак следовать за ним. Проехав полмили, он резко свернул на еще более узкую грунтовую дорогу. Через полсотни ярдов дорога запетляла по лесу, и автомобиль Меган уже нельзя было бы разглядеть, если бы кто-нибудь ехал сзади.

Виктора Орзини не удивил произошедший в пятницу разрыв с Филлипом Картером. Он никогда не сомневался в том, что это случится. Весь вопрос был — когда.

По крайней мере, он нашел, что искал, прежде чем лишился доступа в офис. Выйдя от Картера, он отправился к себе домой в Кэндлвуд-Лейк, налил в стакан мартини и, устроившись так, чтобы смотреть на озеро, стал решать, как ему поступить.

Одного того свидетельства, которым располагал он, было недостаточно, и без соответствующего подтверждения его не примут в суде. Кроме того, до какой степени он может быть откровенным, чтобы не всплыли те вещи, которые способны навредить ему самому?

Он проработал у Коллинза и Картера без малого семь лет, но все вдруг свелось только к первому месяцу его пребывания там. Он, словно бикфордов шнур, протянулся ко всему, что случилось сегодня.

Следующим утром он целый час бегал вдоль озера. Длительная пробежка просветлила ему голову и укрепила решимость.

Наконец в половине третьего в воскресенье он набрал номер телефона, который оставил ему следователь по особо важным делам Боб Маррон. Втайне Виктор надеялся, что Маррона не окажется на рабочем месте в воскресенье, но он ответил после первого гудка.

Виктор назвал себя. Спокойным и выдержанным тоном, который внушал доверие клиентам и кандидатам на работу, он поинтересовался:

— Удобно ли будет, если я заеду к вам через полчаса? Мне кажется, я знаю, кто убил Элен Петровик...

В дверях гостиницы Кайл еще раз обернулся и увидел, как Меган скрылась за поворотом. Поехала делать репортаж. Спокойно. Ему хотелось бы отправиться вместе с ней. Раньше он собирался стать, когда подрастет, врачом, как папа, но теперь считал, что репортером быть интересней.

Секундой позже со стоянки выскочил зеленый «шевроле». Это тот парень, который чуть не наехал на Джека, вспомнил Кайл. Жаль, что ему не удалось тогда поговорить с ним и поблагодарить его за это.

«Шевроле» повернул в ту же сторону, куда поехала Меган.

Кайл вошел в вестибюль и увидел за стойкой мать Меган и миссис Мэрфи. Вид у них был очень серьезный. Он подошел к ним.

— Привет.

— Кайл, что ты делаешь здесь? — Какого черта я встречаю так ребенка, подумала Кэтрин. Она взъерошила его волосы. — Я хотела сказать, вы что, зашли с Меган съесть мороженого или еще чего-нибудь?

— Мег подвезла меня и сказала, чтобы я остался с вами. Она работает над репортажем.

— Ей что, звонил ее босс?

— Кто-то позвонил ей, и она сказала, что должна ехать прямо сейчас.

— Ну, разве это не здорово, если ее восстановили на работе? — сказала Кэтрин, обращаясь к Вирджинии. — Это было бы такой моральной поддержкой для нее.

— Я тоже так считаю, — согласилась Мэрфи. — Так что вы думаете, как нам быть с этим парнем из 3А? Честно говоря, Кэтрин, я думаю, что с ним что-то не так.

— Надо решать.

— Много ли найдется таких, которые, проторчав почти три дня в номере, затем вылетают из него так, что чуть не сносят с ног других? Вы чуть-чуть разминулись с ним, но я могу сказать вам, что на больного этот мистер Хеффернан совсем не похож. Он чуть ли не кубарем скатился с лестницы и пулей пролетел через вестибюль с видеокамерой в руках.

— Давай заглянем в его номер, — сказала Кэтрин. — Пойдем с нами, Кайл.

Воздух в 3А был спертым.

— В его номере делали уборку после того, как он вселился? — спросила Кэтрин.

— Нет, — ответила Мэрфи. — Бетти говорит, что он впускает ее только, чтобы сменить полотенца, и что он чуть ли не вышвырнул ее, когда она попыталась сделать у него уборку.

— Он, должно быть, не все время лежит в кровати. Посмотри, как этот стул придвинут к окну, — обратила внимание Кэтрин. — Подожди минутку! — Она пересекла комнату, села на стул и посмотрела в окно. — Боже мой, — вырвалось у нее.

— Что такое? — спросила Вирджиния.

— Отсюда можно смотреть прямо в окно спальни Меган. — Кэтрин бросилась к телефону, глянула в список на трубке и набрала номер.

— Полиция штата. Торн у телефона.

— Это Кэтрин Коллинз из гостиницы «Драмдоу» в Ньютауне, — бросила она. — Я думаю, что проживающий в гостинице мужчина шпионит за нашим домом. Он сидел, запершись в этой комнате целыми днями, а совсем недавно вылетел отсюда как сумасшедший. — Она прикрыла рот рукой. — Кайл, когда Мег подвезла тебя, ты не видел, за ней шла какая-нибудь машина?

Кайл почувствовал, что происходило что-то очень плохое, но только не из-за того прекрасного парня, который был таким хорошим водителем.

— Не беспокойтесь. Парень в зеленом «шевроле» что надо. Он спас жизнь Джеку, когда проезжал на прошлой неделе мимо нашего дома.

Почти в отчаянии Кэтрин крикнула в трубку:

— Офицер, сейчас он преследует мою дочь. Она за рулем белого «мустанга». Он в зеленом «шевроле». Найдите ее! Вы должны найти ее!

57

К ветхому одноэтажному дому из сборно-щитовых конструкций в Джексон-Хайтс подъехала патрульная машина, и из нее выскочили двое полицейских. Сквозь грохот расположенной поблизости железнодорожной станции послышалось завывание приближающейся машины «скорой помощи».

Обежав дом, полицейские вышибли заднюю дверь и загромыхали тяжелыми ботинками по лестнице, ведущей в подвал. Расшатавшаяся ступенька не выдержала под весом младшего из них, но он ухватился за перила и смог удержаться от падения. Сержант запнулся о швабру, лежавшую на полу у самой лестницы.

— Не удивительно, что она расшиблась, — проворчал он. — Это не подвал, а сплошная западня.

Приглушенные стоны привели их к алькову Берни. Здесь полицейские обнаружили старую женщину, распластавшуюся на полу рядом с валявшимся телефоном. Она лежала возле колченогого стола, на котором громоздились телефонные книги. Напротив сорокапятидюймового телевизора стояло видавшее виды кресло-качалка. На старом комоде стояли коротковолновый радиоприемник, полицейский сканнер, телетайп и факсимильный аппарат.

Молодой полицейский опустился на колено возле травмированной женщины.

— Я полицейский Дэвид Гузман, миссис Хеффернан, — произнес он успокаивающим голосом. — Сейчас принесут носилки, чтобы доставить вас в больницу.

Мать Берни попыталась сказать:

— Мой сын не хочет причинить вреда. — Слова с трудом удавались ей. Она закрыла глаза и замолкла.

— Дэйв, посмотри сюда! Гузман подскочил.

— Что такое; сержант?

Телефонный справочник Квинза лежал раскрытым. С десяток фамилий в этом месте были обведены кругами. Сержант показал на них.

— Они кажутся знакомыми. Все эти люди за последние несколько недель сообщали о звонках с угрозами.

Они услышали, как в дом вошла бригада «скорой помощи». Гузман подбежал к лестнице.

— Будьте осторожны, иначе сломаете себе шеи, спускаясь сюда, — предупредил он.

Не прошло и пяти минут, как мать Берни была привязана к носилкам и в полубессознательном состоянии перенесена в машину «скорой помощи».

Полицейские остались в подвале.

— У нас есть достаточные основания, чтобы осмотреть это место, — заметил сержант и, взяв лежавшие рядом с факсом бумаги, стал пролистывать их.

Гузман исхитрился выдвинуть ящик стола, не имевший никаких ручек, и обнаружил изящный бумажник.

— Похоже, что Берни шарил по карманам, — прокомментировал он.

Пока Гузман изучал фотографию Анни Коллинз в ее водительском удостоверении, сержант обнаружил оригинал факсимильного сообщения и прочел его вслух:

— Ошибка. С Анни вышла ошибка.

Гузман схватил валявшийся на полу телефон.

— Сержант, — выпалил он, — вы бы доложили шефу, что именно мы нашли убийцу.

Даже такому опытному водителю, как Берни, было трудно держаться на достаточном удалении, чтобы его не заметили. Еще издалека он увидел, как она последовала за темным «седаном». За перекрестком он чуть было не потерял обе машины, когда они словно провалились куда-то. Он знал, что они, должно быть, где-то свернули, и поэтому сдал назад. Грунтовка, шедшая через лес, была единственной дорогой, по которой они могли проехать. И он осторожно повернул на нее.

Сейчас он подъезжал к открытому месту. Белая машина Меган и темный «седан» тряслись впереди по разбитому грунту. Берни дождался, когда они проедут открытый участок, и только тогда повел через него свой «шевроле».

Второй пролесок оказался не таким большим, как первый, и Берни пришлось резко затормозить, чтобы его не увидели, когда узкая колея вновь резко свернула в открытое поле. Теперь дорога вела прямо к видневшемуся вдали подворью. Машины устремились туда.

Схватив видеокамеру, он следил за ними через телеобъектив, пока они не скрылись за сараем.

Берни сидел тихо и раздумывал, что ему делать. Возле дома виднелись кусты вечнозеленых растений. Может быть, ему удастся спрятать в них свой «шевроле». Он должен попытаться.

День шел к концу. Лучи угасающего солнца едва пробивались сквозь низко нависшие тучи. Меган ехала за Филлипом по петляющей и ухабистой дороге. Они выехали из пролеска, пересекли поле, миновали еще одну полосу леса. Дорога выпрямилась. Вдали показались строения: дом фермера и сарай.

Неужели папа находится в этом заброшенном месте? — удивлялась она и молила Бога, чтобы он подсказал ей нужные слова, когда она встретится лицом к лицу с отцом.

«Я люблю тебя, папочка», — хотел расплакаться в ней ребенок.

«Папа, что случилось с тобой? Почему, папа?» — хотел выкрикнуть в ней обиженный взрослый.

«Папа, мне не хватало тебя. Чем я могу помочь тебе?» — может быть, так следовало начать?

Вслед за автомобилем Филлипа она обогнула заброшенные строения. Он остановился, вышел из своего «седана», подошел к ее машине и открыл дверцу.

Меган подняла на него глаза.

— Где отец? — спросила она и провела языком по пересохшим и потрескавшимся губам.

— Он поблизости. — Филлип встретился с ней взглядом.

Сознание зафиксировало ту краткость, с которой он ответил на ее вопрос. «Он нервничает не меньше меня», — подумала она, выбираясь из автомобиля.

58

В три часа Виктор Орзини прибыл в кабинет Джона Дуайера, расположенный в здании суда в Данбери. Следователи Вайсе и Маррон уже ждали его. Прошел час, но по их беспристрастным лицам он так и не мог понять, верят ли они хоть чему-нибудь из того, о чем он рассказывает им.

— Давайте пройдемся по фактам еще раз, — предложил Дуайер.

— Я проходился по ним десятки раз, — огрызнулся Виктор.

— Я хочу услышать это еще раз, — настаивал Дуайер.

— Хорошо, хорошо. Эдвин Коллинз позвонил мне из машины вечером 28 января. Мы проговорили восемь минут, и он прекратил связь, так как впереди находился мост Таппан-Зи, а дорога была скользкой.

— Расскажите нам все, о чем вы говорили — потребовала Вайсе. — О чем вы говорили целых восемь минут?

Эту часть истории Виктору хотелось бы смазать, но он знал, что до тех пор, пока он не выложит всю правду, веры ему не будет. Поэтому он нехотя признался:

— За день или за два до этого Эд узнал, что я снабжал одного из конкурентов информацией о вакансиях, которые открывались у наших основных клиентов. Он был взбешен и приказал мне явиться к нему в кабинет следующим утром.

— И это был ваш последний контакт с ним?

— В восемь часов 29 января я ждал в его кабинете. Я знал, что Эд уволит меня, но мне не хотелось, чтобы он считал, что я прибрал к рукам деньги фирмы. Он сказал, что если найдет подтверждение этому, то подаст на меня в суд. В то время мне казалось, что он имел в виду выплаты от конкурентов. Теперь же я думаю, что он подразумевал при этом Элен Петровик. Мне кажется, что вначале он ничего не знал о ней, а затем, должно быть, что-то выяснил и решил, что это моих рук дело.

— Нам известно, что комиссионные за устройство ее в клинику Маннинга поступили на счет фирмы, — сказал Маррон.

— Вряд ли он знал об этом. Я проверял и обнаружил, что они намеренно были спрятаны в гонораре за устройство в клинику доктора Уильямса. Очевидно, Эдвин не должен был знать ничего о Петровик.

— Тогда кто же рекомендовал Петровик Маннингу? — задал вопрос Дуайер.

— Филлип Картер. Не может быть сомнений. К тому времени, когда письмо с подтверждением ее автобиографии было отправлено Маннингу, 21 марта, почти семь лет назад, я работал у Коллинза и Картера еще совсем недолго. Я никогда даже не слышал о женщине с такой фамилией, пока ее не убили две недели назад. И ручаюсь головой, что Эд тоже. В том году его не было в офисе в конце марта, включая и двадцать первое число. — Он помолчал. — И, как я уже говорил вам, увидев в газете письмо, предположительно подписанное им, я сразу понял, что это подлог. — Орзини указал на лист бумаги, переданный им Дуайеру. — У Эдвина была привычка оставлять своей бесценной секретарше, проработавшей с ним много лет, пачку подписанных бланков, на случай, чтобы она могла воспользоваться ими, если он захочет продиктовать письмо по телефону. Он полностью доверял ей. Потом она ушла на пенсию, а пришедшая на смену ей Джекки не вызывала у него восторга. Я помню, как он порвал те подписанные бланки и сказал мне, что отныне он хочет видеть все, что уходит за его подписью. На бланках он всегда ставил свою подпись в одном и том же месте, там, где его бывшая секретарша оставляла легкую пометку карандашом: на тридцать пятой строке сверху. Один из таких образцов сейчас находится у вас в руках.

Я просматривал бумаги Эда, надеясь найти еще какие-нибудь случайно сохранившиеся бланки с его подписью, и обнаружил этот, что находится у вас, в столе Филлипа Картера. У меня был дубликат ключа, изготовленный на заказ. Насколько я понимаю, Картер приберегал его на случай, если ему понадобится изготовить что-то еще за подписью Эдвина Коллинза.

Хотите верьте, хотите нет, — продолжал Орзини, — но я помню, что в то утро 29 января, когда я ждал в кабинете Коллинза, меня не покидало ощущение, что он был здесь совсем недавно. Каталожный ящик на букву "М" был выдвинут. Могу поклясться, что он искал в материалах по Маннингу сведения об Элен Петровик.

Пока я ждал его, позвонила Кэтрин Коллинз, обеспокоенная тем, что Эда нет дома. Она была на вечеринке в Хартфорде накануне вечером и, когда вернулась, обнаружила, что в доме никого не было. Тогда она позвонила в офис, чтобы узнать, не известно ли нам, где находится Эдвин. Я рассказал ей о нашем с ним разговоре, состоявшемся прошлым вечером, когда он подъезжал к мосту Таппан-Зи. В тот момент я еще ничего не знал о катастрофе. Именно она предположила, что Эд мог оказаться в числе ее жертв.

Я, безусловно, допускал такую возможность, — сказал Виктор. — Последние слова Эда были о том, какая скользкая дорога перед въездом на мост, и мы знали, что катастрофа произошла меньше чем через минуту после этого. Закончив разговор с Кэтрин, я попытался дозвониться до Филлипа, но его телефон был занят. И, поскольку он живет всего в десяти минутах от офиса, я подъехал к нему. Мне казалось, что нам следует съездить к месту происшествия и посмотреть, не поднимают ли из воды пострадавших.

Когда я приехал, Филлип находился в гараже и как раз садился в машину. Там же стоял его джип. Я запомнил, что он не поленился объяснить мне, что пригнал его из-за города на обслуживание. Я знал, что у него есть джип, которым он пользуется, объезжая свои сельские владения. Туда он приезжал на «седане», а затем пересаживался на джип.

В то время мне ничего не пришло в голову, а вот на прошлой неделе я пришел к выводу о том, что, избежав катастрофы, Эдвин приехал в офис и нашел там что-то такое, что заставило его отправиться к Картеру на дом, где и развернулись главные события. Картер мог вывезти Эда на его же машине и спрятать где-нибудь в сельской местности. Эд всегда говорил, что у Филлипа там большие владения. — Орзини посмотрел на непроницаемые лица следователей. «Я сделал то, что должен был сделать, — подумал он. — Если они не верят мне, это их дело, я, по крайней мере, пытался убедить их».

Ничего не выражающим голосом Дуайер произнес:

— Это может оказаться полезным. Благодарю вас, господин Орзини. Мы свяжемся с вами.

Когда Орзини ушел, помощник прокурора штата обратился к следователям:

— Все сходится. И это объясняет результаты экспертизы. — Они только что получили сообщение из лаборатории о том, что в багажнике автомобиля Коллинза обнаружены следы крови.

59

Было уже почти четыре часа, когда Мак сделал последнюю покупку и отправился домой. Мясной магазин, булочная, мастерская по изготовлению подсвечников, перебирал он в уме. В парикмахерской он побывал, вещи из химчистки забрал, в супермаркет заскочил. Миссис Дилео должна остаться ухаживать за отцом и не сможет заняться обычными покупками в понедельник.

Настроение у него было приподнятым. Кайл не чаял души в Меган. Тут уж точно не будет проблем, если Маку удастся разбудить в ней те чувства, которые она раньше питала к нему. «Мегги, у тебя нет ни единого шанса, — заклинал он. — Тебе не удастся ускользнуть от меня вновь».

День был холодный и пасмурный, но Мак не замечал этого, сворачивая на Бэйберри-роуд. Он вспоминал, какой надеждой светилось лицо Меган, когда они говорили о связи Петровик с доктором Уильямсом и возможности того, что Виктор Орзини подделал подпись отца под письмом с рекомендациями на Петровик. Она поняла тогда, что с ее отца могут быть сняты все обвинения в причастности его к делу Петровик и скандалу в клинике Маннинга.

«Ничто уже не изменит тот факт, что все эти годы Эд вел двойную жизнь, — думал Мак. — Но если его имя не будет связано с убийством и подлогом, Меган с Кэтрин станет намного легче».

Первые признаки беды Мак заметил, когда подъезжал к гостинице. Возле нее стояли полицейские машины, и въезд на стоянку был перекрыт. Заходил на посадку полицейский вертолет. Еще один с транспарантом телестанции Нью-Хейвена уже находился на земле. Он загнал свою машину на лужайку и побежал к гостинице.

Входная дверь стремительно распахнулась, и навстречу ему вылетел Кайл.

— Папа, босс не звонил Мег насчет репортажа, — проговорил он сквозь рыдания. — Парень, который тогда не наехал на Джека, наблюдал за Мег. Он догоняет ее на своей машине.

Мег! На какое-то мгновение в глазах у Мака потемнело. Он был в морге и смотрел в мертвое лицо Анни Коллинз, сводной сестры Мег.

Кайл схватил руку отца.

— Здесь полиция. Они отправляют вертолеты на поиски машины Мег и зеленого автомобиля того парня. Миссис Коллинз плачет, — голос у Кайла сорвался. — Папа, сделай что-нибудь, чтобы с Мег ничего не случилось.

Продолжая висеть на хвосте у Меган, катившей вслед за «кадиллаком» по сельской глубинке, Берни чувствовал, как его начинает захлестывать злость. Ему хотелось оказаться наедине с ней, без единой живой души поблизости. Потом их машины сошлись. А что, если этот тип, с которым была Меган, попытается затеять с ним драку? Берни похлопал себя по карману. Он был там. Он никогда не помнил, находился ли он при нем. Ему нельзя было носить его с собой, и он даже пробовал оставлять его в подвале. Но как только он встречал девушку, которая ему нравилась, и начинал неотступно думать о ней, то становился нервным, и многие вещи происходили с ним сами собой.

Берни оставил машину за кустами, взял камеру и осторожно приблизился к ветхим строениям. Теперь, когда он находился рядом, дом фермера был гораздо меньше, чем казался на расстоянии. То, что представлялось ему крытой верандой, на самом деле оказалось обыкновенным сараем. Рядом с ним находился амбар.

Дом и сарай находились на достаточном расстоянии, чтобы прошмыгнуть между ними.

В проходе было темно и пахло затхлостью, но скрываться здесь было удобно. Он вполне отчетливо слышал голоса, доносившиеся из-за строений. Он знал, что отсюда, как и из окна в гостинице, он мог наблюдать, не опасаясь, что его обнаружат.

Добравшись до конца прохода, он высунулся, но настолько, чтобы только увидеть, что происходит.

Меган была с мужчиной, которого Берни никогда не видел раньше. Они стояли лицом к лицу футах в двадцати от старого колодца и разговаривали. Между ними и Берни находился «седан», закрывающий его от них. Берни опустился на землю и пополз вперед. Добравшись до стоявшего впереди «седана», он поднял видеокамеру и стал снимать.

60

— Филлип, пока здесь не появился отец, я хочу сказать, что знаю, с какой целью Элен Петровик устроилась на работу к Маннингу.

— Что такое, Мег?

Она не обратила внимания на странную отрешенность в голосе Филлипа.

— Вчера, когда я была в доме Элен Петровик, я увидела в ее кабинете фотографии маленьких детей. Некоторые из них оказались теми же самыми снимками, которые находятся на стенах кабинета доктора Уильямса в центре Франклина в Филадельфии.

Филлип, клиника Маннинга не принимала участия в появлении на свет этих детей, и теперь я понимаю, какое отношение к ним имела Элен. Она не теряла эмбрионы по беспечности у Маннинга. Она воровала их и передавала доктору Уильямсу для использования в донорской программе, тайно осуществляемой центром Франклина.

Почему Филлип так странно смотрит на нее, вдруг удивилась она. Он что, не верит ей?

— Задумайтесь над этим, Филлип, — настаивала она. — Элен работала под началом Уильямса у Маннинга шесть месяцев. В течение трех лет до этого, будучи секретаршей в центре Доулинга, она проявляла повышенный интерес к лаборатории. Теперь можно утверждать, что уже в то время она была связана с Уильямсом.

Наконец Филлип стряхнул с себя оцепенение.

— Все сходится, Мег. И вы считаете, что это Виктор, а не ваш отец, отправил письмо Маннингу с рекомендациями на Петровик?

— Я абсолютно уверена в этом. Отец был в Скоттсдале. Анни попала перед этим в аварию и находилась в тяжелом состоянии. Мы можем доказать, что отца не было на месте, когда ушло это письмо.

— Я не сомневаюсь, что можете.

Филлип Картер звонил доктору Уильямсу в субботу днем в три пятнадцать. Картер потребовал, чтобы тот прервал прием и подошел к телефону. Состоявшийся между ними разговор был коротким, но острым.

— Меган Коллинз привязала тебя к Петровик, — сообщил ему Картер, — однако она считает, что рекомендательное письмо отправил Орзини. Сам Орзини тоже откопал что-то и, возможно, даже догадывается о том, что произошло. Пока у нас все в порядке, но что бы ни случилось, держи рот на замке. Не отвечай ни на какие вопросы.

Оставшихся пациентов Генри Уильямс принимал через силу. Последний прием у него закончился в четыре тридцать. В это время центр искусственного воспроизводства имени Франклина заканчивал по субботам свою работу.

В кабинет заглянула его секретарша.

— Доктор Уильямс, я могу еще что-то сделать для вас?

Никто уже не может сделать для меня ничего, подумал он, но изобразил на лице улыбку и сказал:

— Нет, больше ничего, благодарю вас, Ева.

— Доктор, с вами все в порядке? У вас неважный вид.

— Все в полном порядке. Просто немного устал.

К четырем сорока пяти все сотрудники разошлись, и он остался один. Уильямс дотянулся до фотографии своей умершей жены, откинулся в кресле и стал всматриваться в нее. «Мэри, — тихо произнес он, — я не знал, во что я впутываюсь. Я наивно полагал, что делаю доброе дело. Элен тоже так считала». Он вернул фото на место, сложил руки под подбородком и уставился в одну точку перед собой. Тени за окном незаметно становились длиннее.

Картер обезумел. Его надо остановить.

Уильямс задумался о сыне с дочерью. Генри-младший был акушером в Сиэтле. Барбара работала эндокринологом в Сан-Франциско. Как отразится этот скандал на них, особенно если будет длительный судебный процесс?

Правда должна была выплыть наружу. Это было неизбежно. Теперь он знал это.

В памяти возникла Меган Коллинз. Ее вопросы к нему. Догадывалась ли она, что он лжет ей?

Ее отец. Вполне очевидно, что Картер убил Элен, чтобы заставить ее молчать. А вот имеет ли он отношение к исчезновению Эдвина Коллинза? И должен ли Коллинз нести ответственность за то, что совершили другие?

Закончив писать, он вложил листы в конверт. Меган Коллинз заслуживала того, чтобы представить это властям. Он причинил ей и ее семье большое горе.

Меган оставила свою визитную карточку. Уильямс нашел ее, написал на конверте адрес студии третьего канала и тщательно опечатал его.

Прежде чем уйти, он долго стоял у стены и смотрел на фотографии детей, которые родились, потому что их матери пришли в его клинику. При виде этих детских лиц тяжесть на его сердце на какое-то мгновение перестала быть невыносимой.

Доктор Генри Уильямс выключил свет и навсегда покинул свой кабинет.

Доехав на машине до ближайшего почтового ящика, он опустил в него конверт. Меган Коллинз получит его ко вторнику.

К тому времени это дело больше не будет иметь никакого значения для него.

Солнце опускалось над горизонтом. Ветер гнул к земле короткие стебли пожелтевшей травы. Меган поежилась. Выбегая из дома, она схватила плащ, забыв, что отстегнула от него подстежку, когда отправлялась в Скоттсдал.

Филлип был в джинсах и зимней куртке. Засунув руки в ее просторные карманы, он стоял, прислонившись к открытому каменному колодцу.

— Вы считаете, что Виктор убил Элен Петровик, чтобы замести следы? — спросил он.

— Виктор или доктор Уильямс. Уильямс мог запаниковать. Петровик очень много знала. Стоило ей только заговорить, и она могла бы отправить их обоих за решетку на долгие годы. Ее приходский священник говорил мне, что на сердце у нее было что-то такое, что не давало ей покоя.

Меган начала бить дрожь. Что это? Нервы или от холода?

— Филлип, я посижу в машине, пока приедет отец. Ему далеко ехать сюда?

— Недалеко, Мег. Вы даже не представляете себе, как он близко. — Филлип вынул руки из карманов. В правой руке у него был пистолет. Он показал на колодец. — Ваш экстрасенс была права, Мег. Ваш отец под водой. И давно уже мертвый.

"Сделай что-нибудь, чтобы с Мег ничего не случилось!", — как молитву твердил про себя Мак слова Кайла, когда они вбегали с ним в гостиницу. В вестибюле было полно полицейских и репортеров. Служащие и проживающие выглядывали из дверей. В соседней гостиной на краешке софы в напряженной позе сидела Кэтрин. Рядом с ней примостилась Вирджиния Мэрфи. Лицо у Кэтрин было заплаканное.

Когда Мак приблизился, она потянулась к нему и схватила за руки.

— Мак, Виктор Орзини рассказал в полиции, что за всем этим стоит Филлип. Ты можешь поверить в это? Я бесконечно доверяла ему. Мы думаем, что это он позвонил Мег, прикинувшись Эдвином. И тут еще объявился мужчина, который преследует ее, опасный тип с навязчивой идеей в отношении ничего не подозревающих женщин. Он, очевидно, тот, кто напугал Кайла в День всех святых. Джону Дуайеру звонили по его поводу из нью-йоркской полиции. И сейчас Меган нет, и мы не знаем, где она и почему уехала. Я боюсь до такой степени, что не знаю, как быть в этой ситуации. Я не могу потерять ее, Мак. Я не переживу этого.

В гостиную влетела Арлин Вайсе. Мак узнал ее.

— Миссис Коллинз, экипаж вертолета дорожной полиции обнаружил зеленый автомобиль на старой ферме возле Уэст-Реддинга. Им дана команда держаться в стороне от этого места. Мы будем там не позднее чем через десять минут.

Чтобы хоть как-то успокоить Кэтрин, Мак обнял ее и пообещал:

— Я найду Мег. С ней все будет в порядке. — И бросился на улицу.

Репортер с оператором из Нью-Хейвена бежали к вертолету. Мак последовал за ними и вкарабкался внутрь машины.

— Эй, сюда нельзя, — прокричал здоровенный репортер, перекрывая шум взревевшего перед взлетом вертолета.

— Мне можно, — крикнул в ответ Мак. — Я врач. Могу понадобиться.

— Закрывай дверь, — заорал репортер пилоту. — Поднимай эту штуку в воздух.

Меган уставилась на него в полном замешательстве.

— Филлип, я... я не понимаю, — пробормотала она. — Тело моего отца в этом колодце? — Она шагнула вперед и оперлась руками на его округлый край, ощущая кончиками пальцев скользкую сырость грубого камня. Для нее больше не существовали ни Филлип с наставленным на нее пистолетом, ни голые поля у нее за спиной, ни холодный пронизывающий ветер.

Цепенеющим от ужаса взглядом она впивалась в зияющую глубину колодца, пытаясь увидеть тело отца на дне.

— Вам не удастся разглядеть его, Мег. Хоть там и немного воды, но, чтобы скрыть его, ее оказалось вполне достаточно. Если это утешит вас, могу сказать, что он был уже мертв, когда я сбросил его туда. Я застрелил его в тот вечер, когда произошла катастрофа.

Меган резко повернулась к нему.

— Как вы могли сделать такое? Он же был вашим другом и компаньоном. Как вы могли поступить так с Элен и Анни?

— Вы преувеличиваете. Я не имею никакого отношения к смерти Анни.

— Вы собирались убить меня. Это вы послали мне сообщение по факсу, в котором говорится, что Анни погибла по ошибке. — Взгляд Меган заметался по сторонам. Есть ли у нее хоть какая-то возможность добраться до машины? Нет, он выстрелит, прежде чем она сделает шаг.

— Меган, когда вы рассказали мне о факсе, это стало подарком для меня. Мне нужно было, чтобы Эдвина считали живым, и вы предоставили мне возможность добиться этого.

— Что вы сделали с моим отцом?

— Эд позвонил мне в тот вечер, когда произошла катастрофа. Он был потрясен. Говорил о том, каким чудом ему удалось избежать взрыва на мосту. Сказал, что ему известно о махинациях Орзини. Сообщил мне о том, что узнал от Маннинга об Элен Петровик, о которой раньше даже не слышал. Он отправился прямо в офис и, когда, перерыв дело Маннинга, не нашел никаких материалов на Петровик, решил, что это дело рук Орзини.

Меган, постарайтесь понять. На этом бы все закончилось. Я предложил ему подъехать ко мне домой, и обсудить, как нам вывести Орзини на чистую воду. Но к тому времени, когда он входил в мой дом, он уже обо всем догадался и был готов обвинить меня. Ваш отец был очень умен. Для него не составило труда сложить все эти кусочки в единое целое. Он не оставил мне выбора. И я знал, что мне осталось сделать.

Как мне холодно, стучало в голове у Меган, как холодно.

— Некоторое время все шло прекрасно, — продолжал Филлип. — Затем Петровик бросила работу, сообщив Маннингу, что совершила ошибку, которая способна вызвать массу неприятностей. Я не мог допустить, чтобы она рассказала обо всем, разве не так? Я узнал о факсе в тот день, когда вы пришли в офис и рассказали о похожей на вас девушке, которая умерла от ножевого ранения. Я догадывался, что где-то на западе у вашего отца был роман. Нетрудно было предположить, что у него там могла быть дочь. И момент для того, чтобы вернуть его к жизни, показался мне самым подходящим.

— Может быть, факс и не ваших рук дело, но мать в больницу уложил ваш звонок. Вы заказали те розы и сидели рядом с ней, когда их принесли. Как вы могли поступить так с ней?

Всего лишь вчера, подумала Меган, отец Радзин советовал ей искать причину.

— Меган, я потерял много денег в результате развода. Мне приходится вкладывать огромные суммы в собственность, которой я пытаюсь обзавестись. У меня было несчастное детство. В семье у нас было десять детей, и все мы спали в одной комнате. Я не хочу опять оказаться бедным. Мы с Уильямсом нашли способ, как делать деньги, не причиняя вреда никому. И Петровик тоже участвовала в этом.

— В воровстве эмбрионов, которые вы поставляли центру Франклина для его донорской программы?

— Вы не так умны, как я думал, Меган. Это только малая часть того, чем мы занимались. Было кое-что и покрупнее.

Он поднял пистолет. Теперь его отверстие было направлено ей в сердце. Она видела, как напрягся его палец на спусковом крючке, и услышала его слова:

— Я держал машину Эдвина в этом амбаре до последней недели. Теперь на ее месте будет стоять ваша. Вы отправитесь к нему.

Инстинкт заставил Меган метнуться в сторону. Его первая пуля прошла над головой. Вторая попала в плечо.

Прежде чем он смог выстрелить еще раз, к нему бросилась неизвестно откуда взявшаяся фигура. Тяжелая фигура с угрожающе выставленной вперед рукой. Рука, сжимавшая нож, и его сверкавшее лезвие словно сливались в один карающий меч, искавший Филлипа и нашедший его горло.

Меган ощутила нестерпимую боль в левом плече и провалилась в темноту.

61

Когда Меган пришла в сознание, она почувствовала, что лежит на земле, а голова ее находится на чьих-то коленях. С трудом открыв глаза, она посмотрела вверх и увидела ангельскую улыбку Берни Хеффернана, а затем ощутила его влажные поцелуи на своем лице, губах, шее.

Откуда-то издалека доносился стрекочущий звук. Самолет? Вертолет. Звук становился слабее и вскоре пропал.

— Я рад, что спас тебя, Меган. В этом нет ничего плохого, когда с помощью ножа спасаешь другого, правда? — спросил Берни. — Я никогда не хотел причинить вреда кому-нибудь. Я не хотел вреда Анни в тот вечер. Это была ошибка. — Он повторил нежным голосом, как ребенок: — С Анни вышла ошибка.

Мак вслушивался в радиопереговоры между полицейским вертолетом и патрульными машинами, стремительно двигавшимися к месту событий. Полицейские обговаривали порядок действий.

«Мег с двумя убийцами, — вдруг осознал он. — С тем ненормальным, который был в лесу в воскресенье вечером, и с Филлипом Картером».

Филлип Картер, который предал и убил своего компаньона, а затем опекал Кэтрин с Меган, чтобы знать о каждом шаге, предпринимаемом Мег в поисках правды.

Меган, Меган.

Они находились над сельской местностью. Вертолеты начали снижаться. Тщетно Мак всматривался вниз. Минут через пятнадцать станет темно. Как они смогут различить автомобиль в потемках?

— Мы на подлете к Уэст-Реддингу, — сказал пилот, указывая вперед. — В двух минутах от того места, где они засекли зеленый «шеви».

Он сумасшедший, думала Меган. Это Берни — добродушный парковщик, который часто рассказывал ей о своей матери. Как он оказался здесь? Почему он преследовал ее? И он сказал, что убил Анни. Господи, он убил Анни!

Она попыталась сесть.

— Ты не хочешь, чтобы я держал тебя, Мег? Я не причиню тебе зла.

— Конечно, не причинишь, Берни. — Она понимала, что ей надо успокоить его и не выводить из себя. — Просто земля такая холодная.

— Извини. Я должен был догадаться об этом. Я помогу тебе. — Он обхватил ее руками и стал неловко поднимать на ноги.

Его рука давила на раненое плечо и делала боль нестерпимой. Она не должна сопротивляться ему.

— Берни, ты не мог бы не... — В глазах опять стало темнеть. — Берни, — взмолилась она, — мне больно.

Ей был виден лежавший на земле нож, которым он убил Филлипа. Был ли это тот же самый нож, которым он расправился с Анни? Пистолет Филлипа он все еще сжимал в руке.

— Ох, извини. Хочешь я понесу тебя на руках? — Его губы касались ее волос. — Но постой хотя бы минутку, я сниму тебя на пленку. Вон моя камера, видишь?

Его камера. Ну, конечно же. Это он был тем оператором, кто чуть не задушил Кайла в лесу. Она стояла, прислонившись к колодцу, пока он снимал ее и обходил вокруг тела Филлипа, фиксируя на пленке и его тоже.

Затем Берни положил камеру и подошел к ней.

— Я герой, Меган, — похвастал он. Глаза у него блестели, как две голубые пуговицы.

— Да, ты герой.

— Я спас тебе жизнь.

— Да, спас.

— Но мне нельзя носить оружие. А нож — это оружие. Меня опять отправят в тюремную больницу. Я ненавижу ее.

— Я поговорю с ними.

— Нет, Меган. Именно поэтому мне пришлось убить Анни. Она стала кричать. В тот вечер, увидев ее, я только и сделал, что подошел к ней сзади и сказал: — «Это опасный квартал. Я провожу тебя».

— Ты так сказал?

— Я подумал, что это ты, Меган. Ты была бы рада, чтобы я проводил тебя, не так ли?

— Да, конечно, была бы.

— Мне было некогда объяснять. Подъезжала патрульная машина. Я не хотел причинить ей вреда. Я даже не знал, что у меня с собой был нож в тот вечер. Иногда я не помню, что он со мной.

— Я рада, что сейчас он оказался с тобой. — Машина, мелькнуло в ее голове. Ключи находятся в ней. Это мой единственный шанс. — Но Берни, я не думаю, что тебе следует оставлять твой нож здесь, где его может найти полиция. — Она показала на него.

Он обернулся на ходу.

— О, спасибо тебе, Меган.

— И не забудь свою камеру.

Если она была недостаточно натуральна, он уже понял, что она попытается убежать от него. И в руке у него сейчас будет нож. Но, когда он отвернулся и двинулся к телу Филлипа, лежавшему в нескольких шагах от него, Меган резко повернулась, запинаясь от слабости и спешки, подскочила к машине и, рванув на себя дверцу, протиснулась за руль.

— Меган, что ты делаешь? — завопил Берни.

Его рука ухватилась за ручку дверцы как раз в тот момент, когда она щелкнула фиксатором замка. Он рвал на себя ручку, пока она переключала скорости и давила на газ. Машина прыгнула вперед. Берни продолжал держаться за ручку еще футов десять, что-то выкрикивая ей, а затем отпустил ее и упал. Резко вывернув из-за строений и устремляясь по грунтовой дороге через открытое поле, она заметила, как он выскочил из прохода между сараем и домом.

Еще не успев достичь леса, она увидела в зеркале заднего вида, что его машина рванулась в погоню за ней.

Они пролетали над лесным массивом. Впереди находился полицейский вертолет. Фотокорреспондент и оператор напряженно всматривались в местность.

— Смотрите! — крикнул пилот. — Вон дом фермера. Мак не знал, что заставило его оглянуться назад.

— Поворачивай, — закричал он. — Поворачивай обратно.

Из леса выскочил белый «мустанг» Меган. Висевший на хвосте у него зеленый автомобиль методично бил его своим бампером. На его глазах «шеви» поравнялся с «мустангом» и стал бить его в борт, пытаясь столкнуть с дороги.

— Садись, — закричал Мак пилоту. — Это Меган в белой машине. Разве ты не видишь, что он пытается убить ее.

Машина Меган была более скоростной, но Берни превосходил ее как водитель. Ей удалось продержаться впереди совсем недолго, и теперь она не могла уйти от него. Он таранил ее автомобиль со стороны дверцы водителя. Меган бросало из стороны в сторону. Сработала система безопасности, и из-под рулевой колонки выскочил надутый воздухом мешок. На какое-то мгновение он закрыл ей обзор, но она продолжала давить на акселератор, и машина бешеными зигзагами пошла по полю, по-прежнему атакуемая автомобилем Берни.

Дверца водителя впилась ей в плечо, когда, перевернувшись в воздухе, «мустанг» приземлился на бок. Спустя мгновение из-под его капота рванулись языки пламени.

Берни хотелось посмотреть, как горит машина Меган, но подъезжала полиция. Он слышал вой приближающихся сирен. Над головой снижался вертолет. Ему надо убираться.

«Однажды ты прикончишь кого-нибудь, Берни. Вот что беспокоит нас», — говорил ему психиатр.

Но, если он вернется домой к маме, она позаботится о нем. Он найдет себе другую работу парковщика и все вечера будет проводить с мамой. Отныне он будет только звонить женщинам. И никто не будет знать об этом. Образ Меган стал стираться в его сознании. Он забудет ее так же, как забыл всех остальных, которые нравились ему когда-то. Я никогда не причинял никому вреда раньше, и Анни я тоже не хотел трогать, твердил он про себя, и гнал свой автомобиль сквозь стремительно наступавшую темноту. Может быть, они поверят, если найдут меня.

Он миновал вторую полоску леса и добрался до перекрестка, где они свернули на грунтовую дорогу. В глаза ударили прожекторы. Раздался усиленный громкоговорителем голос:

— Полиция, Берни. Ты знаешь, что делать. Выходи из машины с поднятыми руками.

Берни заплакал.

— Мама, мама, — всхлипывал он, открывая дверцу и поднимая руки.

Машина лежала на боку. Дверца водителя была искорежена. Меган попробовала найти замок, чтобы отстегнуть ремень безопасности, но не смогла. Она потеряла ориентацию в пространстве.

Запахло дымом. Он стал проникать в салон. О Господи, пронеслось у нее в голове, я в ловушке. Дверца пассажира находилась внизу.

Ее стало обдавать волнами жара. Едкий дым заполнял легкие. Она попробовала закричать, но из горла не вырвалось ни звука.

Мак возглавлял бешеную гонку от вертолета к машине Меган. Пламя над двигателем резко взметнулось вверх, когда они достигли ее. Ему было видно, как внутри, освещенная языками пламени, Меган пытается освободить себя.

— Нам надо достать ее через дверь пассажира, — крикнул он.

Он, пилот, репортер и оператор одновременно уперлись руками в раскаленную крышу «мустанга» и толкнули его раз, другой, третий.

— Давай, — выкрикнул Мак. Стиснув зубы, они налегли на него всей тяжестью своих тел, до волдырей обжигая ладони.

Машина, наконец, поддалась и стала вначале медленно, а затем все быстрее и быстрее переваливаться на колеса, пока вновь не приняла свое обычное положение.

Жар становился нестерпимым. Словно во сне, Меган увидела лицо Мака, каким-то образом дотянулась до защелки замка на дверце и успела потянуть за нее, прежде чем потерять сознание.

62

Вертолет приземлился в медицинском центре Данбери. Одурманенная и ослепленная болью, Меган почувствовала, как ее забирают у Мака и укладывают на носилки.

Еще одни носилки. Анни несут в отделение экстренной помощи.

Нет, подумала она, нет.

— Мак.

— Я здесь, Мегги.

Слепящие огни. Операционная. Маска на лице. Маску снимают с лица Анни в больнице Рузвельта.

— Мак.

Рука накрывает ее руку.

— Я здесь, Мегги.

Она очнулась в послеоперационной палате, ощущая толстую повязку на плече, и увидела склонившуюся над ней медсестру.

— Все хорошо.

Через какое-то время ее выкатили из палаты. Ее мать. Мак. Кайл. Дожидаются ее.

На лице у матери необыкновенное умиротворение. Взгляды их встретились. Похоже, прочла ее мысли.

— Мег, достали тело отца.

Рука Мака обхватывает мать. У него забинтованы кисти. Мак, ее опора и сила. Мак, ее любовь. Заплаканное лицо Кайла рядом с ней.

— Нормально, если ты захочешь поцеловать меня на людях, Мег.

В воскресенье вечером труп доктора Генри Уильямса был обнаружен в его автомобиле на тихой окраине Питтсбурга в Пенсильвании, где он вырос и повстречал свою будущую жену. Смерть наступила от чрезмерной дозы снотворного. Письма, адресованные сыну и дочери, содержали заверения в любви и мольбы о прощении.

В понедельник утром Меган смогла покинуть больницу. Рука у нее была на перевязи, а плечо еще слегка побаливало. Но, в общем, она чувствовала себя хорошо.

Дома она поднялась в свою комнату, чтобы облачиться в удобный домашний халат. Раздеваясь, она вдруг заколебалась, затем подошла к окну и плотно закрыла жалюзи. «Надеюсь, у меня пройдет это», — подумала она, сознавая в то же время, что еще долго не избавится от наваждения о наблюдающем за ней Берни.

Закончив говорить по телефону, подошла Кэтрин.

— Я только что отменила продажу гостиницы, — сказала она. — Свидетельство о смерти выдано, а это значит, что все наши совместные с отцом авуары разморожены. Страховые компании производят начисления по всем персональным полисам отца, а также по предпринимательской страховке. Это огромные деньги, Мег. Ты ведь знаешь, что персональные полисы предусматривают двойную компенсацию.

Меган поцеловала мать.

— Я так рада за гостиницу. Ты бы пропала без «Драмдоу».

За кофе и соком она просмотрела утренние газеты. О самоубийстве Уильямса она узнала еще в больнице из первых сообщений по телевидению.

— Они перелопачивают архивы в центре Франклина, пытаясь выяснить, к кому попадали эмбрионы, которые Петровик воровала у Маннинга.

— Тем, у кого там хранились эмбрионы, даже страшно подумать, наверное, что их биологический ребенок родился у чужого человека, — проговорила Кэтрин. — Неужели люди так любят деньги, что идут на что-то подобное?

— Очевидно, да. Филлип Картер сказал мне, что ему были нужны деньги. Но, мам, когда я спросила его, только ли этим занималась Петровик, что крала эмбрионы для донорской программы, он заметил, что считал меня умнее и что это далеко не все, чем они занимались. — Меган отхлебнула кофе. — Остается только надеяться, что они раскопают в архивах центра, что он мог иметь в виду, когда говорил это? И что случилось со Стефани Петровик? Неужели Филлип убил эту бедную девушку? Мам, как раз в эти дни у нее должен родиться ребенок.

В тот вечер, когда пришел Мак, она сообщила ему:

— Послезавтра похороны отца. Надо сообщить Фрэнсис Грольер и рассказать ей, как погиб отец. Но я не могу заставить себя позвонить ей.

Руки Мака обнимают ее. Все эти годы она ждала их.

— Почему бы не поручить это мне, Мегги? — спросил Мак.

Затем они вновь вернулись к прежней теме.

— Мак, мы еще не знаем всего. Доктор Уильямс был единственным, через кого можно было бы узнать, что Филлип имел в виду.

Во вторник, в девять часов утра, позвонил Том Уайкер. В отличие от своего вчерашнего разговора, он не стал спрашивать, готова ли она возвратиться на поле брани. Не поинтересовался он также и ее самочувствием. Но еще прежде, чем он сказал: «Мег, у нас назревает сенсация», она почувствовала разницу в его настроении.

— Что это, Том?

— На ваше имя, с пометкой «лично и конфиденциально», пришел конверт от доктора Уильямса.

— От доктора Уильямса! Вскройте и прочтите мне.

— Вы уверены, что это следует делать?

— Том, вскройте его. — Последовала пауза. Она словно воочию представляла себе, как он разрезает конверт и вынимает из него содержимое. — Том?

— Мег, это признание Уильямса.

— Прочтите его мне.

— Нет. У вас же есть дома служебный факс? — Да.

— Напомните мне его номер. Я передам вам письмо. Мы прочтем его вместе.

Меган назвала номер и бросилась вниз. Когда она вбежала в кабинет, факс уже ожил и издавал тихий визг. На его тонкой и гладкой бумаге стала появляться первая страница заявления доктора Уильямса.

Оно состояло из пяти страниц. Она дважды прочла его. Наконец в ней проснулся репортер, и она стала подбирать определенные абзацы и отдельные предложения, складывая из них материал передачи.

Зазвонил телефон. Она знала, что это Том Уайкер.

— Что вы думаете, Меган?

— Теперь ясно все. Ему нужны были деньги, чтобы оплатить счета за длительное лечение жены. Петровик была одаренной от природы личностью, которой следовало бы стать врачом. Она не могла смириться с уничтожением невостребованных эмбрионов. Она видела в них детей, которые могли бы сделать полноценной жизнь бездетных пар. Уильямс же видел в них детей, за усыновление которых люди платили целые состояния. Он прощупал Картера, и тот с радостью согласился устроить Петровик к Маннингу, решив воспользоваться подписью моего отца.

— У них все было скрыто от глаз, — заметил Уайкер. — Как, например, этот уединенный дом, куда они привозили нелегально прибывших иностранок, согласных вынашивать в своем чреве чужих детей в обмен на десять тысяч долларов и фальшивую зеленую карточку. Невелика плата, если учесть, что Уильямс с Картером продавали детей не меньше чем по сотне тысяч каждого.

— За последние шесть лет, — продолжал Уайкер, — они пристроили более двухсот детей и планировали открыть дополнительные филиалы.

— И тут Элен порвала с ними, — проговорила Меган, — заявив, что совершила ошибку, которая станет достоянием гласности. Первое, что сделал Маннинг после ухода Петровик, — это позвонил Уильямсу и все рассказал ему. Маннинг доверял Уильямсу и нуждался в человеке, которому мог бы излить душу. Он был в ужасе от того, что клиника может лишиться своей репутации. Он рассказал об отчаянии Петровик и о том, что она считала себя виновницей гибели близнеца ребенка Андерсонов, когда поскользнулась в лаборатории. Уильямс позвонил Картеру, который сразу же ударился в панику. Картер имел ключ от квартиры Элен в Коннектикуте. Они не были любовниками. Ключ был нужен ему, чтобы иногда забирать на квартире эмбрионы, которые она приносила сразу после оплодотворения и до того, как они были охлаждены до сверхнизких температур. Он хватал их и несся в Пенсильванию, где они помещались в чрева согласившихся вынашивать их женщин.

— Картер запаниковал и убил ее, — подтвердил Уайкер. — Мег, Уильямс дал вам адрес того места, где они с Картером содержат этих беременных девушек. Мы обязаны передать эту информацию властям, но нам надо быть первыми, когда они прибудут туда. Вы готовы?

— Тут не может быть никаких вопросов. Том, вы можете прислать за мной вертолет? Надо, чтобы это был самый большой из имеющихся. Вы упустили кое-что важное в заявлении Уильямса. Он был тем человеком, с кем связалась Стефани Петровик, когда ей потребовалась помощь. Он ввел ей эмбрион, и сейчас подошло время, когда она должна рожать. Если Генри Уильямс заслуживает доброго слова вообще, то только за то, что не рассказал Филлипу Картеру о том, что спрятал Стефани Петровик. Сделай он это, ее жизнь не стоила бы и ломаного гроша.

Том пообещал, что вертолет будет у «Драмдоу» не позднее чем через час. Меган сделала два телефонных звонка. Один из них был Маку.

— Мак, ты можешь все бросить и подъехать сюда. Я хочу, чтобы ты участвовал в этом вместе со мной.

Второй звонок был молодой матери.

— Можете ли вы и ваш муж встретиться со мной через час?

Резиденция, о которой доктор Уильямс сообщал в своем признании, находилась в сорока милях от Филадельфии. Том Уайкер и бригада третьего канала уже ждали, когда вертолет с Меган, Маком и Андерсонами приземлился на близлежащем поле.

Рядом стояло с полдюжины автомобилей, принадлежащих государственным ведомствам.

— Я заключил пари, что мы войдем туда вместе с властями, — сказал им Том Уайкер.

— Зачем мы здесь, Меган? — спросила Дина Андерсон, когда они усаживались в поджидавший фургон третьего канала.

— Если бы я была уверена, то уже сказала бы вам, — ответила Меган. Все подсказывало ей, что она была права. В своем признании Уильямс писал: «Когда Элен привела ко мне Стефани и попросила ввести ей эмбрион, я не имел представления о том, что в случае успешной беременности она намеревалась взять ребенка себе и воспитать его как своего собственного».

Молодые женщины в старом доме находились на разных стадиях беременности. Меган увидела животный страх на их лицах, когда они предстали перед властями.

— Пожалуйста, не отправляйте меня домой, — умоляла совсем юная девушка. — Я сделала все, что обещала. Вы заплатите мне, когда родится ребенок?

— Матери, вынашивающие чужих детей, — прошептал Мак на ухо Меган. — Что пишет Уильямс, вели ли они учет, кому и чей эмбрион вводился?

— В его признании говорится только, что все эмбрионы поставлялись из числа хранившихся в клинике Маннинга, — сказала Меган. — Элен Петровик приезжала сюда регулярно и следила за тем, чтобы девушки содержались в хороших условиях. Она хотела, чтобы каждый из эмбрионов имел шанс на рождение.

Стефани Петровик здесь не было. Рыдающая медсестра сообщила:

— Она в местной больнице. Все наши девушки рожают там. У нее схватки.

— Зачем мы здесь? — опять спросила Дина Андерсон через час, когда Меган вернулась в вестибюль больницы.

Меган разрешили увидеть Стефани в последний момент перед родами.

— Через несколько минут мы увидим ребенка, который родится у Стефани, — заметила она. — Она должна была родить его для Элен. Такова была сделка между ними.

Мак отвел Меган в сторону.

— Это то, о чем я думаю?

Она не ответила. Через двадцать минут акушер, принимавший роды у Стефани, вышел из лифта и жестом пригласил их подойти:

— Теперь вы можете подняться наверх, — сказал он.

Дина Андресон ухватилась за руку мужа. Слишком взволнованная, чтобы говорить, она лишь удивлялась про себя: «Неужели это возможно?»

Их сопровождали Том Уайкер и оператор, который принялся тут же снимать, когда улыбающаяся сестра поднесла завернутого в пеленку младенца к окну родильной палаты и показала его им.

— Это Райан! — не своим голосом закричала Дина Андерсон. — Это Райан!

На следующий день после небольшой заупокойной мессы в церкви святого Павла останки Эдвина Ричарда Коллинза были преданы земле. Во время похорон Мак находился с Кэтрин и Мег.

«Я пролила так много слез по тебе, отец, — подумала Меган, — что во мне их больше не осталось». И прошептала совсем тихо:

— Я люблю тебя, папа.

Кэтрин вспоминала тот день, когда раздался звонок в дверь и на пороге появился Эдвин Коллинз, такой симпатичный, со светлой улыбкой на лице, которая так нравилась ей, с дюжиной роз в руках. «Я буду ухаживать за вами, Кэтрин».

Пройдет немного времени, и я буду вспоминать только хорошее, пообещала она себе.

Взявшись за руки, они втроем пошли к ожидавшей их машине.