Если бы это осуждение не аннулировали, то дело бы закрыли. Но этот ублюдочный окружной прокурор сказал, что потратит еще лет двадцать своей жизни, а все равно привлечет Нэнси Хармон к суду за убийство детей. А Роб был свидетелем — свидетелем, который мог предоставить мотив.
Роб не мог допустить, чтобы это снова произошло. И так в прошлый раз прокурор заявил присяжным, что причина убийства не только в том, что Нэнси Хармон, мол, хотела избавиться от своей семьи.
— Возможно, она влюбилась, — сказал он. — Нэнси Хармон — очень привлекательная молодая женщина, которая с восемнадцати лет замужем за мужчиной старше себя. Ее жизни могут позавидовать многие молодые женщины. Преданность профессора Хармона молодой жене и семье — пример для общества. Но счастлива ли сама Нэнси? Нет. Когда ее муж присылает студента, чтобы ей не пришлось мерзнуть ни часа, что она делает? Она следует за ним по пятам, настаивает, чтобы он выпил кофе, говорит, что приятно поговорить с кем-то молодым… говорит, что должна уйти… страстно отвечает на его ухаживания… а потом, когда он заявляет, что «воспитание детей не входит в его планы», она преспокойно обещает, что ее детей скоро задушат… Итак, дамы и господа присяжные, я презираю Роба Леглера. Я считаю, что он играл с этой глупой молодой женщиной. И я ни на секунду не сомневаюсь, что их порочная страсть зашла дальше нескольких поцелуев… Но я верю ему, когда он повторяет слова, сорвавшиеся с губ Нэнси Хармон и изобличающие ее вину.
Да пошел он. Как только Роб вспоминал эту речь, у него начинало сосать под ложечкой от страха. Этот ублюдок отдал бы все, лишь бы выставить его соучастником убийства. И все потому, что он был в кабинете старого Хармона в тот день, когда его жена позвонила и сказала, что обогреватель сломался. Сам Роб обычно не предлагал свои услуги. Но нет на свете механизма, который он не мог бы починить. К тому же ребята говорили о том, какую куколку отхватил себе в жены этот противный старый зануда.
Эти слухи и заставили его предложить свои услуги. Сначала Хармон отверг их, но, поняв, что мастера вызвать не удастся, согласился. Он сказал, что не хочет, чтобы жена везла детей в гостиницу. А именно на это она и намекнула.
И Роб поехал. Все, что говорили о Нэнси Хармон, оказалось правдой. Она была настоящей красавицей. Но будто бы не знала об этом. Она была какой-то застенчивой… не уверенной в себе. Он приехал около полудня. Нэнси как раз кормила двоих маленьких детей, мальчика и девочку. Тихих таких детей. Она практически не обращала на него внимания, просто поблагодарила за то, что пришел, и повернулась обратно к малышам.
Роб понял, что единственный способ привлечь ее внимание, — через детей. Он заговорил с ними. Роб умел быть обаятельным. И ему нравились девушки старше себя. Хотя Нэнси была ненамного старше. Но, с шестнадцати лет трахая жену соседа, он знал, что, если подружиться с детьми женщины, она сочтет тебя классным, и никакого чувства вины. Черт, Роб мог бы написать целую книгу по комплексу Электры.
Через несколько минут он уже рассмешил детей и Нэнси, а потом предложил мальчику помогать ему. Как он и ожидал, девочка попросилась с ними, и Нэнси сказала, что тоже придет и будет следить, чтобы дети не мешали. С печкой не случилось ничего особенного — всего лишь засорился фильтр, — но он сказал, что нужно поменять одну деталь. Конечно, он может починить и так, но лучше вернется и сделает все, как следует.
В тот день он ушел быстро. Зачем зря огорчать старика Хармона? И отправился прямиком в его кабинет. Хармон был раздосадован и обеспокоен, но, увидев Роба, расплылся в улыбке.
— Так скоро? Вы, должно быть, ловкач. Или вы не смогли исправить?
— Все работает. Но нужна новая деталь, сэр, которую я с радостью достану. Маленькая штуковина. Если вы позвоните в службу, вам столько еще навесят! А я могу достать ее за пару баксов. Буду рад помочь.
Хармон, конечно, купился на это. Вероятно, обрадовался, что сэкономит. А Роб вернулся на следующий день, потом еще. Хармон предупреждал, что его жена очень нервная, много отдыхает и «пожалуйста, не попадайтесь ей на глаза». Но Роб вовсе не счел ее нервной. Скорее робкой и пугливой. Он разговорил ее. Она рассказала, что после смерти матери пережила нервный срыв.
— Я была ужасно подавлена. Но мне уже лучше. Я даже перестала принимать большинство лекарств. Муж не знает об этом. Иначе разозлится. Но без них я чувствую себя лучше.
Роб сказал ей, какая она красивая, — вроде как прощупывал почву. Похоже, она окажется легкой добычей. Судя по всему, она здорово заскучала со старым Хармоном и не находила себе места. Он предложил ей больше выходить в свет. Она ответила:
— Муж не любит компаний. В конце дня он не хочет никого видеть, особенно после всех студентов, с которыми приходится общаться днем.
Вот тогда он и решил к ней подмазаться. На утро, когда исчезли дети Хармонов, у Роба имелось железное алиби. Он был в классе с шестью другими студентами. Но прокурор пообещал, что, если найдет хоть одно доказательство, которое поможет обвинить Роба в соучастии, он сделает это с превеликим удовольствием. Роб нанял адвоката. Не на шутку перетрусив, он не хотел, чтобы окружной прокурор копался в его биографии и разузнал о том, что его имя всплывало в Куперстауне, на судебном процессе по установлению отцовства. Адвокат предложил ему занять следующую позицию: он, Роб Леглер, — уважаемый студент выдающегося профессора, жаждал оказать ему услугу, старался избегать его жены, но она преследовала его. Он не принимал всерьез ее слова о том, что детей задушат. На самом деле он и сам подумывал, что она просто нервная и больная — как и предупреждал профессор. Но в суде все вышло не так.
— Вас влекло к этой молодой женщине? — вкрадчиво спросил прокурор.
Роб взглянул на Нэнси. Она сидела на скамье подсудимых рядом со своим адвокатом и смотрела на него пустыми невидящими глазами.
— Я об этом не думал, сэр, — ответил он. — Для меня миссис Хармон — жена учителя, которым я восхищался. Я просто хотел починить обогреватель и вернуться к себе. Мне надо было написать доклад, к тому же больная женщина с двумя детьми — просто не мое. — Именно на это уточнение, на эту треклятую фразу прокурор и набросился. К концу своего выступления Роб уже обливался потом.
Да, он слышал, что жена профессора — красотка… Нет, обычно он не предлагал свою помощь… да, ему было интересно взглянуть на нее… да, он пытался ухаживать за ней…
— Но на этом все и закончилось! — закричал Роб с места дачи показаний. — В колледже две тысячи студентов, мне не нужны проблемы! — Потом он признал, что сказал Нэнси, будто она завела его и он не прочь с ней переспать.
Прокурор смерил его презрительным взглядом и зачитал справку, как Роба избил разъяренный муж — в Куперстауне, когда его имя всплыло в судебном разбирательстве по установлению отцовства.
Окружной прокурор продолжал:
— Этот донжуан не был простым добровольцем. Он отправился в этот дом, чтобы оценить достоинства прекрасной молодой женщины, о которой рассказывали дружки. Он из кожи вон лез, чтобы ее очаровать. И это ему удалось. Даже в самых смелых мечтах он не мог представить, что все так получится. Дамы и господа присяжные, я не намекаю, что Роб Леглер участвовал в убийстве детей. По крайней мере, в юридическом смысле. Но я убежден, что морально, перед Богом, он виновен. Он намекнул этой доверчивой, неблагодарной молодой женщине, что он — а я использую его же слова — «переспал бы с ней», будь она свободна, и она выбрала свободу, которая противоречит основным инстинктам человека. Она убила своих детей, чтобы они ей не мешали.
После того как Нэнси Хармон приговорили к смерти в газовой камере, профессор Хармон покончил жизнь самоубийством. Он приехал на машине к тому же пляжу, где нашли труп одного из детей, и оставил ее у берега. На руле нашли записку, в которой говорилось, что во всем виноват только он. Он должен был понять, как больна его жена, и забрать у нее детей. Он несет ответственность за их смерти и ее действия. «Я играл в бога, — писал он. — Я любил ее так сильно, что искренне думал, будто смогу ее исцелить. Я думал, что воспитание детей отвлечет ее от смерти матери. Я думал, что любовь и забота вылечат ее, но ошибся, я затеял дело, которое оказалось мне не по силам. Прости меня, Нэнси».
Когда приговор аннулировали, в зале суда не раздался гул одобрения. Это случилось потому, что в баре подслушали, как две женщины-присяжные обсуждают процесс и утверждают, что Нэнси виновна. Но к тому времени, как назначили новый суд, Роб Леглер окончил колледж, был призван в армию, получил приказ во Вьетнам и сбежал. Без него окружной прокурор лишился доказательств и был вынужден отпустить Нэнси — но поклялся, что снова привлечет ее к суду в тот день, как сцапает Роба.
Живя в Канаде, Роб часто думал об этом суде. Что-то не нравилось ему во всей этой ситуации. Он не считал Нэнси Хармон убийцей. В суде она казалась легкой мишенью. Даже Хармон ей не помог — сломался на месте дачи показаний, хотя должен был разглагольствовать о том, какая она хорошая мать.
В Канаде Роб стал чем-то вроде знаменитости среди дезертиров, с которыми он общался и которым рассказал о процессе. Они спрашивали о Нэнси, и Роб поведал им, какая она была красотка… даже намекнул, что и ему кое-что перепало. Показал им газетные вырезки суда и фотографии Нэнси.
Еще он сказал, что у нее водятся денежки, — на суде выяснилось, что семья оставила ей больше ста пятидесяти тысяч. Вот он и подумал, что, если бы удалось ее найти, он бы занял у нее немного бабок и сбежал в Аргентину.
Наконец ему представилась такая возможность. Один из его приятелей, Джим Эллис, который знал о его участии в деле Хармон, тайком отправился навестить мать, у которой была последняя стадия рака. Мать жила в Бостоне, но, так как ФБР следило за домом в надежде подцепить Джима, она встретилась с ним на Кейп-Коде, в коттедже на озере Маушоп. Вернувшись в Канаду, Джим лопался от новостей. Он спросил Роба, что ему перепадет, если он скажет, где найти Нэнси Хармон.
Роб был настроен скептически, пока не увидел фотографию Нэнси, которую Джимми умудрился сделать на пляже. Ее нельзя было не узнать. Джим даже навел справки и выяснил, что ее муж — довольно удачливый предприниматель. Они заключили сделку. Роб увидится с Нэнси. Скажет ей, что, если она даст ему пятьдесят тысяч долларов, он сбежит в Аргентину и ей больше не придется беспокоиться о том, что он будет свидетельствовать против нее. Роб рассчитывал, что она пойдет на это — особенно теперь, когда она второй раз вышла замуж и родила детей. Не такая уж и дорогая плата за уверенность, что ее снова не притащат в Калифорнию и не станут судить.
Джим потребовал двадцать пять процентов. Пока Роб встречается с Нэнси, он раздобудет липовые канадские паспорта, документы и билеты в Аргентину. За определенную цену можно купить даже это.
Они тщательно все распланировали. Роб ухитрился арендовать машину у американца, который учился в Канаде, сбрил бороду и обрезал волосы. Джим предупредил его, что, если выглядишь как хиппи, каждый проклятый коп в этих паршивых городишках Новой Англии так и норовит проверить тебя радаром.
Роб решил ехать прямиком из Галифакса. Чем меньше времени он проведет в Штатах, тем меньше шансов, что его подцепят. Свое прибытие на Кейп он наметил на раннее утро. Джим выяснил, что муж Нэнси всегда открывает офис в половине десятого, значит, около ее дома Робу надо очутиться в районе десяти. Джим нарисовал карту улицы, включая подъездную дорожку через лес. Там можно спрятать машину.
Не успел Роб добраться до Кейпа, как у него кончился бензин. Вот почему он съехал в Хайаннис, чтобы заправиться. Джим сказал ему, что там всегда уйма туристов и его вряд ли заметят. Всю дорогу Роб нервничал и никак не мог решить, стоит ли предлагать сделку Нэнси и ее мужу. Тот ведь все равно заметит, что пропала кругленькая сумма. Но что, если этот тип вызовет полицию? Роба обвинят в дезертирстве и шантаже. Нет, лучше поговорить только с Нэнси. Она ведь еще не забыла, каково это — сидеть на скамье подсудимых.
Служащий заправки оказался очень усердным. Все проверил. Вымыл окна, накачал шины, хотя его даже не просили. Вот почему Роб расслабился. Пока он оплачивал счет, служащий поинтересовался, не приехал ли он на рыбалку. Тут Роб и сболтнул, что на самом деле охотится — едет в Адамс-порт к старой подружке, которая вряд ли окажется ему рада. Потом, проклиная свою разговорчивость, он сделал ноги и остановился позавтракать в ближайшей закусочной.
Роб въехал в Адамс-порт без четверти десять. Медленно прокатившись по городу с картой Джима, он получил представление о расположении владений Элдриджей, но все равно чуть не проскочил грунтовую дорогу за их домом. Он понял это, когда притормозил из-за старого «Форда», который как раз с нее и выезжал. Сдав назад, он свернул на грунтовую дорогу, припарковал машину и двинулся к черному ходу. В этот момент она и выбежала на улицу как сумасшедшая, выкрикивая имена детей. Но Питер и Лиза давно умерли! Он прокрался за нею через лес до озера и увидел, как она бросилась в воду. Роб уже собирался кинуться за ней, но она вылезла на берег и упала на песок. Он знал, что она смотрит в его сторону. Он не был уверен, видит ли она его, но точно знал, что надо выбираться оттуда. Он не хотел ни во что впутываться.
Сев в машину, он немного поостыл. Может, Нэнси стала алкоголичкой? Если она все еще зовет мертвых детей, значит, будет рада его предложению — так ей не придется волноваться о новом суде. Он решил остановиться в Адамс-порте и увидеться с нею на следующий день.
В мотеле Роб быстро лег в постель и заснул. Поздно вечером он проснулся и сразу включил телевизор, чтобы посмотреть новости. Экран засветился как раз вовремя: он увидел собственную фотографию и услышал голос комментатора, рассказывавшего о пропавшем свидетеле в деле об убийстве Хармон. Застыв, Роб прослушал краткое описание пропажи детей Элдриджей. Впервые в жизни он почувствовал себя в ловушке. Теперь, сбрив бороду и обрезав волосы, он выглядел точно так же, как и на старой фотографии.
Если Нэнси Элдридж действительно убила новых детей, кто поверит, что он не имеет к этому отношения? Должно быть, трагедия произошла прямо перед тем, как он приехал сюда. Роб подумал о старом универсале, который выехал с грунтовой дороги у него перед носом. Массачусетские номера, первые две цифры 8-6… Крупный мужик за рулем.
Но он не может сказать об этом, даже если его поймают. Нельзя признаваться, что он в это утро был у дома Элдриджей. Кто поверит ему, если он скажет правду? Инстинкт самосохранения подсказывал Робу Леглеру сматываться с Кейп-Кода, и уж точно не в ярко-красном «додже», который искал каждый коп в округе.
Он собрал сумку и выскользнул из черного хода мотеля. Рядом с «Доджем» стоял «Фольксваген» — «жук». В окно он заметил парочку, которая из него вышла. Они приехали перед тем, как он включил телевизор, и, если он хоть что-нибудь смыслит в таких делах, остановятся здесь на пару часиков. Больше на улице никого не было — мало кто отваживался высунуться под мокрый снег и ветер.
Роб открыл капот «Фольксвагена», соединил несколько проводов и отъехал. По шоссе 6А он поедет к мосту. Если повезет, через полчаса он свалит с Кейпа.
Через шесть минут он проехал на красный свет. А тридцать секунд спустя он взглянул в зеркало заднего вида и увидел в нем красную мигалку. За ним гналась полицейская машина. Он хотел было сдаться, но потребность бежать одержала верх. Свернув за угол, Роб открыл дверцу, подпер педаль газа чемоданом и выпрыгнул. Он исчез в лесистой местности за старинными колониальными домами, а полицейская машина с визжащей сиреной продолжила погоню за «Фольксвагеном», несущимся под горку.
19
Бросившись вниз по лестнице, Майкл был уверен, что мистер Пэрриш поймает его. Но потом он услышал жуткий глухой грохот, означавший, что мистер Пэрриш упал. Майкл понимал, что если он хочет убежать, то не должен шуметь. Он еще помнил время, когда мама велела снять ковер с лестницы у них дома. «Пока не осядут новые ступени, вы, ребята, будете играть в новую игру, — сказала она. — Игра называется „Ходи, как нормальный человек“». Майкл и Мисси спускались с лестницы на цыпочках, держась за перила. Вскоре они так наловчились, что бесшумно прокрадывались вниз и пугали друг друга. Вот и теперь Майкл бесшумно скользнул на первый этаж. Он слышал, как мистер Пэрриш выкрикивал его имя и говорил, что найдет его.
Он знал, что должен выбраться из дома. Потом надо сбежать вниз по петляющей дороге. Там будет длинная дорога, она ведет к магазину Уиггинса. Майкл еще не решил, пойдет он в магазин Уиггинса или пробежит мимо него через шоссе 6А и помчится к своему дому. Он должен найти папу и привести его за Мисси.
Вчера в магазине Уиггинса он сказал папе, что ему не нравится мистер Пэрриш. Теперь он боялся его. Майкла душил страх. Мистер Пэрриш — плохой человек. Вот почему он связал их и спрятал в шкафу. Вот почему Мисси была так напугана, что не могла проснуться. Майкл попытался прикоснуться к Мисси в шкафу. Он знал, что ей страшно. Но не мог освободить руки. За дверью раздавался голос тети Дороти. Но она не спрашивала про них. Она была там и не догадалась, что они совсем рядом. Он рассердился, что тетя Дороти не поняла, как нужна им. Она должна была догадаться.
Становилось темно. Майкл почти ничего не видел. У основания лестницы он в нерешительности огляделся, потом бросился в заднюю часть дома. Вот и кухня. Здесь есть дверь на улицу. Он кинулся к ней и схватился за ручку. Он уже собирался повернуть замок, как услышал приближающиеся шаги. Мистер Пэрриш. Колени задрожали. Если дверь не откроется, мистер Пэрриш схватит его. Быстро и бесшумно Майкл выскочил из кухни, прошмыгнул через узкий коридор и юркнул в маленькую заднюю гостиную. Он слышал, как мистер Пэрриш запирает кухонную дверь на задвижку. Он слышал, как он подтащил к ней стул. Свет в кухне зажегся, и Майкл съежился за массивным диваном. Даже сжавшись в комочек, он едва помешался между диваном и стеной. Пыль щекотала нос. Захотелось чихнуть. Свет на кухне и в коридоре вдруг погас, и дом погрузился в непроглядный мрак. Он услышал, как мистер Пэрриш ходит вокруг, чиркая спичкой.
Через мгновение в кухне появилось красноватое сияние, и он услышал, как мистер Пэрриш зовет:
— Не бойся, Майкл. Я больше не сержусь. Выходи, я отвезу тебя домой к маме.
20
Расставшись с Дороти, Джон Крагопулос намеревался поехать в Нью-Йорк, но ему было как-то не по себе, к тому же болела голова, поэтому пятичасовое путешествие казалось невыносимым. Конечно, все дело в ужасной погоде, и страдания Дороти отчасти передались и ему. Она показала ему фотографию, которую носила в кошельке, и от мысли об этих чудесных детях, столкнувшихся с преступником, осталось неприятное ощущение под ложечкой.
Но это невероятно, размышлял он. Вполне возможно, что дети просто убежали. Как вообще можно причинить зло ребенку? Джон подумал о своих двадцативосьмилетних сыновьях-близнецах. Один — пилот военно-воздушных сил, другой — архитектор. Прекрасные молодые люди. Гордость отца. Они будут жить еще долго после того, как родители уйдут. Они — часть его бессмертия. А если он потерял бы их, когда они были малышами…
Джон ехал по шоссе 6А к материку. Впереди, справа от дороги, стоял привлекательный ресторанчик. Освещенная вывеска «Стейджвей» была гостеприимным маяком в вечернем мраке. Джон невольно свернул с шоссе и въехал на парковку. Было почти три часа, а ведь за целый день он съел лишь кусок тоста и выпил чашку кофе. Из-за плохой погоды поездка из Нью-Йорка так затянулась, что ему пришлось пропустить обед.
Итак, прежде чем отправиться в долгий путь домой, Джон Крагопулос решил плотно поесть. И побеседовать с персоналом большого ресторана будет нелишним, размышлял он. Он может получить кое-какую деловую информацию.
Одобрив сельский интерьер ресторана, Джон прошел к бару. Клиентов не было, но это не так уж необычно для такого городка, ведь еще нет и пяти. Он заказал «Чивас Регал» со льдом, а когда бармен принес бокал, спросил, можно ли что-нибудь поесть.
— Пожалуйста. — Бармену было около сорока, у него были темные волосы и огромные бакенбарды. Джону понравились и его приветливость, и безупречная чистота бара. Появилось меню.
— Если вы хотите бифштекс, у нас есть отличный специальный филей. Кухня закрыта с половины третьего до пяти, но если вы не против поесть прямо здесь…
— Не против, — Джон заказал бифштекс с кровью и зеленый салат. Виски согрело его, и стало веселее. — Вы делаете отличные напитки, — похвалил он.
— Чтобы смешивать виски со льдом, нужен настоящий талант, — улыбнулся бармен.
— Я сам в этом бизнесе. Ну, вы понимаете. — Джон решил быть откровенным. — Я подумываю купить дом, который называют Дозорной Вышкой, — хочу открыть в нем ресторан. Что скажете как профессионал?
Бармен многозначительно кивнул:
— Годится. Можно сделать первоклассный ресторан. Дела у нас идут отлично, но клиенты — сплошняком средний класс. Семьи с детьми. Дамочки на пенсии. Туристы, которые идут на пляж или в антикварные магазины. Мы прямо на главной улице. Но Дозорная Вышка, выходящая на залив… приятная обстановка, хорошая выпивка, интересное меню… Будете заколачивать большие бабки, а от клиентов отбоя не будет.
— Вот и мне так кажется.
— Разумеется, на вашем месте я бы избавился от этого старого подонка на верхнем этаже.
— Я как раз о нем думал. Он кажется несколько странным.
— Ну, он приезжает сюда каждый год примерно в это время, на рыбалку. Рэй Элдридж как-то упоминал об этом. Славный малый, этот Рэй Элдридж. Это у него пропали дети.
— Я слышал.
— Как жалко, черт возьми. Милые детишки. Рэй и миссис Элдридж время от времени приводят их. Жена Рэя — красавица. Кстати, я не местный. Я бросил бар в Нью-Йорке десять лет назад, после того, как меня трижды ограбили, когда я поздно возвращался домой. Но я всегда с ума сходил по рыбалке, потому здесь очутился. И несколько недель назад приходит этот мужик и заказывает выпить. Я видел его, он живет в Дозорной Вышке. Я всегда стараюсь сделать так, чтобы клиент расслабился, выслушиваю жалобы — пусть выговорится. И спрашиваю, просто для поддержания разговора, был ли он здесь в сентябре, когда нерестилась пеламида? И знаете, что сказал этот придурок?
Джон ждал.
— Ничего. Ноль. Он не понял, о чем я. — Бармен упер руки в боки. — Вы верите, что кто-то может приезжать на рыбалку на Кейп семь лет и не знать, о чем я говорю?
Прибыл бифштекс. Джон с удовольствием принялся за еду. Когда вкус превосходного мяса смешался с теплым ароматом выпивки, он наконец расслабился и задумался о Дозорной Вышке.
Слова бармена укрепили его решение купить недвижимость.
Ему понравилось бродить по дому. Неприятное ощущение возникло лишь на последнем этаже. Вот в чем дело. Ему было неуютно в квартире жильца, мистера Пэрриша.
Джон рассеянно прикончил бифштекс и оплатил счет, не забыв дать щедрые чаевые бармену. Подняв воротник, он покинул ресторан и направился к машине. Что теперь: повернуть направо и ехать на материк? Но еще долго он в нерешительности сидел в машине. Что с ним такое? Ведет себя как дурак. Что так настойчиво подсказывало ему вернуться в Дозорную Вышку?
Кортни Пэрриш нервничал. Джон много лет наблюдал за людьми и с первого взгляда распознавал нервное напряжение. Этот человек волновался, с нетерпением ждал, когда они уйдут. Почему? От него исходил тяжелый, резкий запах пота… Запах страха… но чего он боялся? И этот телескоп. Когда Джон склонился над окуляром, Пэрриш бросился к нему, чтобы сдвинуть трубу. Джон помнил, что, когда он вернул его в первоначальное положение, то увидел полицейские машины вокруг дома Элдриджей. Невероятно мощный телескоп. Если его направить на окна домов, можно удовлетворить нездоровое любопытство вуайериста…
Возможно ли, что Кортни Пэрриш смотрел в телескоп, когда исчезли дети? И что-то видел? Но тогда он, разумеется, позвонил бы в полицию.
В машине было холодно. Джон повернул ключ зажигания и, подождав, когда двигатель разогреется, включил печку. Затем достал сигару и щелкнул маленькой золотой зажигалкой «Данхилл» — подарок жены на день рождения: экстравагантная, дорогая его сердцу вещица. Он пыхал сигарой, пока не загорелся кончик.
Какой же он идиот. Подозрительный идиот. Что в таких случаях делают нормальные люди? Звонят в полицию и говорят, что такой-то человек кажется им нервным, и просят разобраться. Даже если полиция приедет, Кортни Пэрриш, скорее всего, заявит: «Я собирался принять ванну, и мне не понравилось, что о приезде покупателя меня уведомили за такой короткий срок». Совершенно логично. Люди, живущие одни, щепетильно относятся к своим привычкам.
Один. Вот что мучило Джона. Он удивился, не увидев больше никого в квартире. Что-то говорило о том, что Кортни Пэрриш был не один.
Детская игрушка в ванне. Вот что. Нелепая резиновая утка. И приторный запах детской присыпки…
И тут у Джона Крагопулоса возникло такое абсурдное подозрение, что произнести его вслух даже язык не поворачивался.
Он понял, что должен делать. Вытащил золотую зажигалку из кармана и спрятал ее в отделении для перчаток.
Он вернется в Дозорную Вышку без предупреждения. Когда Кортни Пэрриш откроет ему дверь, он попросит разрешения поискать ценную зажигалку, которую обронил во время осмотра. Вполне правдоподобный предлог. Это позволит ему тщательно оглядеться и либо отмести свое невероятное подозрение, либо найти то, что можно обсудить с полицией.
Приняв решение, Джон надавил на педаль газа и свернул налево, к центру Адамс-порта и петляющей холмистой дороге, ведущей к Дозорной Вышке. Поблекшая шершавая резиновая утка прыгала у него перед глазами, пока он ехал под проливным дождем со снегом.
21
Она не хотела вспоминать… возвращение в прошлое приносило только боль. Однажды в детстве Нэнси встала на цыпочки и сдернула с плиты горячую кастрюлю. Никогда не забыть, как хлынул поток томатного супа. Несколько недель она пролежала в больнице, но небольшие шрамы остались на груди до сих пор.
…Карл спрашивал ее об этих шрамах… гладил их…
«Бедная девочка, бедная девочка». Ему нравилось, когда она снова и снова рассказывала об этом происшествии.
— Было очень больно? — спрашивал он. Воспоминания всегда такие… Боль… только боль… Не вспоминай… забудь… забудь… не хочу вспоминать…
Но звучат вопросы, такие настойчивые, далекие… Ее спрашивают о Карле… о маме… Лизе… Питере… А вот и ее голос. Она разговаривает. Отвечает.
— Нет, пожалуйста, я не хочу говорить об этом.
— Но вы должны. Вы должны помочь нам. — Опять этот настойчивый голос. Почему? Почему?
— Почему вы боялись Карла, Нэнси?
Она должна ответить, хотя бы для того, чтобы положить конец вопросам.
Откуда-то издалека она услышала свой голос… все равно что смотреть на себя в спектакле… постепенно начинают проявляться декорации.
Мама… ужин… последний раз, когда она видела маму… Когда она смотрит на маму, на Карла, лицо у нее такое озабоченное.
— Где ты взяла это платье, Нэнси? — Она была уверена, что маме оно не нравилось.
Белое шерстяное платье.
— Карл помог мне его выбрать. Тебе нравится?
— А оно не слишком… детское?
Мама вышла позвонить. Не доктору ли Майлзу? Нэнси надеялась на это. Она хотела, чтобы мама была счастлива… может, нужно поехать с мамой домой… Может, ее усталость пройдет? Она говорила это Карлу?
Карл вышел из-за стола.
— Прости меня, дорогая… Мама вернулась раньше Карла…
— Нэнси, мы должны поговорить завтра… наедине. Я заеду за тобой, и мы вместе позавтракаем.
Карл вернулся…
И мама… поцеловала ее в щеку…
— Спокойной ночи, дорогая. Увидимся в восемь. — Мама садится в машину, взятую напрокат, машет на прощание, уезжает…
Карл отвез ее обратно в колледж.
— Боюсь, я пока не очень нравлюсь твоей маме, дорогая.
Звонок…
— Была авария… рулевой механизм… Карл…
— Я позабочусь о тебе, моя девочка… Похороны…
Свадьба. Невеста должна быть в белом. Она наденет белое шерстяное платье. Подойдет для скромного похода в мэрию.
Но его нельзя надевать… грязное пятно на плече…
— Карл, где я испачкала платье? Я надевала его только на ужин с мамой.
— Я сдам его в химчистку. — Его знакомая рука похлопывает по плечу…
— Нет… Нет… нет… Голос.
— Что вы хотите сказать, Нэнси?
— Я не знаю… я не уверена… я боюсь…
— Боитесь Карла?
— Нет… он хорошо ко мне относится… Я так устала… так устала… Выпей свое лекарство… Оно тебе нужно… дети… Питер и Лиза… некоторое время все хорошо… Карл хороший… Пожалуйста, Карл, закрой дверь… Карл, мне это не нравится… Не прикасайся ко мне так… оставь меня…
— Как он прикасался к вам, Нэнси?
— Нет… я не хочу говорить об этом…
— Карл хорошо относился к детям?
— Он заставлял их подчиняться… Он хотел, чтобы они были хорошие… Он заставил Питера бояться… и Лизу… «У моей девочки есть маленькая девочка»…
— Так говорил Карл?
— Да. Он больше не прикасается ко мне… Я рада… Но я не должна принимать лекарство после ужина… Я становлюсь слишком усталой… Что-то не так… Я должна уйти… Дети… Уйти…
— От Карла?
— Я не больна… Карл болен…
— Чем он болен, Нэнси?
— Я не знаю…
— Нэнси, расскажите нам о том дне, когда исчезли Питер и Лиза. Что вы помните?
— Карл сердится.
— Почему он сердился?
— Лекарство… вчера ночью… Он видел, как я его вылила… налил еще… заставил меня выпить… Такая усталая… такая сонная… Лиза плачет… Карл с нею… Я должна встать… должна пойти к ней… Плачет так сильно… Карл отшлепал ее… сказал, она намочила постель… Я должна увезти ее… утром… Мой день рождения… Я скажу Карлу…