Дети не вернутся

Далее шли увеличенные и смазанные снимки обоих детей, точное описание веса, роста и одежды, отчаянный призыв: «Если вы располагаете информацией, позвоните по этому номеру». Джонатан читал быстро, на ходу отбирая нужную информацию, подчеркивая неоспоримые факты, к которым хотел вернуться позднее. Начав читать протокол судебного заседания, он понял, почему Кевин назвал Нэнси Хармон «легкой жертвой» для прокурора. Девушка вела себя совершенно нелогично. Своими показаниями — в них не было ни тени борьбы — она открыто играла на руку обвинителю, ее заявления о невиновности звучали неубедительно и вяло.

Что же с ней такое? Можно подумать, она не хотела избежать наказания. В какой-то момент она даже сказала мужу прямо в зале суда: «О, Карл, ты простишь меня?»

Морщины на лбу Джонатана стали резче: он вспомнил, что всего несколько часов назад проходил мимо дома Элдриджей и мельком видел эту молодую семью вокруг стола. Они завтракали. Он еще подумал, как же одинок по сравнению с ними, и позавидовал им. А теперь их жизнь уничтожена. На таком островке, как Кейп, им уже нет места: куда бы они ни пошли, люди станут тыкать в них пальцами и судачить за спиной. Все мгновенно узнают Нэнси на фотографии. Даже он помнил ее в этом твидовом костюме — она надевала его совсем недавно.

Вдруг Джонатан вспомнил этот миг. Они столкнулись в магазине Лоури и остановились поболтать. Он восхитился ее костюмом и заметил, что на свете нет ничего красивее хорошего твида — и чистой шерсти, конечно, никакого сравнения с синтетическим барахлом, в котором нет ни глубины, ни роскоши.

Нэнси выглядела очень симпатично. Желтый шарфик, небрежно завязанный на шее, эффектно выделялся на фоне коричнево-рыжеватой ткани пиджака. Она улыбнулась — теплой очаровательной улыбкой, обволакивающей целиком. С ней были дети — милые вежливые дети. Мальчик сказал: «Ой, мамочка, я возьму хлопья». И, потянувшись за ними, опрокинул пирамиду банок с супом.

На грохот сбежался весь магазин, включая самого Лоури — угрюмого неприветливого человека. Многие молодые матери смутились бы и стали ругать ребенка. Джонатан с удовольствием наблюдал, как Нэнси очень тихо произнесла:

— Нам очень жаль, мистер Лоури. Он нечаянно. Мы сейчас все соберем.

Потом она шепнула ошеломленному и испуганному малышу:

— Не огорчайся, Майк. Ты же ненарочно. Давай поставим все на место.

Джонатан помог им собрать банки и поставить одна на другую, не преминув бросить угрожающий взгляд на Лоури, уже собиравшегося сделать замечание. В голове не укладывается, что семь лет назад в этот самый день эта же самая тактичная молодая женщина намеренно отняла жизни двоих других детей — детей, которых она произвела на свет.

Но страсть — мощный мотив, а она была молода. Может, само ее безразличие на суде и явилось признанием вины, хотя публично она не смогла заставить себя сознаться в столь гнусном преступлении. Он видел и такое.

В дверь позвонили. Удивившись, Джонатан встал из-за стола. На Кейпе мало кто приходил в гости без предупреждения, а торговля от двери к двери была запрещена.

По пути к двери Джонатан вдруг осознал, что тело затекло от сидения. К его изумлению, посетителем оказался полицейский — молодой человек со смутно знакомым лицом, — он видел его в полицейской машине. «Продает какие-то билеты», — немедленно подумал Джонатан, но тут же отбросил эту мысль. Молодой офицер принял его приглашение войти. Держался он как-то деловито и официально.

— Сэр, простите за беспокойство, но мы расследуем исчезновение детей Элдриджей.

Пока Джонатан пристально на него смотрел, он вытащил блокнот и, оглядев опрятный дом, начал задавать вопросы:

— Вы живете здесь один, сэр?

Не ответив, Джонатан протянул мимо него руку и распахнул массивную парадную дверь. Наконец-то он заметил незнакомые машины, мчавшиеся к озеру, и сновавших повсюду угрюмых мужчин в дождевиках.

12

— Выпейте это, Нэнси. У вас такие холодные руки. Это поможет. Вам нужны силы, — увещевала Дороти.

Нэнси покачала головой, и Дороти поставила пиалу на стол, надеясь, что аромат свежих овощей в пряном томатном бульоне все-таки ее соблазнит.

— Я сварила его вчера, — произнесла Нэнси без всякого выражения. — Детям на обед. Дети, наверное, проголодались.

Рэй сидел рядом, покровительственно положив руку на спинку ее стула. Перед ним стояла пепельница, полная окурков.

— Не мучай себя, дорогая, — тихо сказал он.

С улицы сквозь дребезжание ставен и окон доносился рокот низко летящих вертолетов.

— Местность прочесывают три вертолета, — ответил Рэй на вопрос, отразившейся у Нэнси на лице. — Если дети просто убежали, их заметят. В каждом городе на Кейпе их ищут добровольцы. Над заливом курсируют два самолета. Все помогают.

— А в озере водолазы, — подхватила Нэнси. — Ищут трупы моих детей. — Ее голос звучал отдаленно, монотонно.

Выступив перед прессой, шеф Коффин съездил в полицейский участок, чтобы позвонить в несколько мест. Затем вернулся в дом Элдриджей и вошел как раз в тот миг, когда Нэнси произносила эти слова. Его натренированный глаз сразу засек широко раскрытые глаза, зловещую неподвижность рук и тела, выражение лица и тон голоса. Ясно, у нее снова начинается шок, и хорошо, если она будет откликаться на собственное имя.

Он поискал глазами Берни Миллса, которого оставил дежурить в доме. Берни стоял у двери в кухню и был готов схватить телефон, как только тот зазвонит. Его рыжеватые волосы были аккуратно прилизаны, а выпуклые глаза, смягченные короткими светлыми ресницами, подали знак — двинулись влево-вправо. Шеф Коффин снова взглянул на трех человек вокруг стола. Рэй поднялся, встал за спинкой стула жены и положил ей руки на плечи.

Словно не было этих двадцати лет. Джед Коффин вспомнил ночь, когда ему позвонили в участок — тогда он был начинающим полицейским в Бостоне — и сообщили, что родители Делии попали в аварию и вряд ли выживут.

Он поехал домой. Она сидела на кухне в ночной рубашке и халате, потягивала свой любимый растворимый шоколад и читала газету. Удивилась, что он рано вернулся, но улыбнулась, и он, прежде чем сказать хоть слово, сделал то же самое, что сейчас Рэй Элдридж, — он положил ей руки на плечи.

Черт, разве не в этом суть речи, которую стюардессы обычно произносят перед взлетом, — «В случае аварийной посадки сядьте прямо, держитесь за подлокотники, поставьте обе ноги на пол»? На самом же деле они говорят: «Прочувствуйте шок».

— Рэй, можно поговорить с вами наедине? — спросил он бесцеремонно.

Руки Рэя продолжали сжимать плечи Нэнси, ее начало трясти.

— Вы нашли моих детей? — спросила она. Ее голос был ненамного громче шепота.

— Милая, он скажет, если найдет. Сиди здесь и жди. Я сейчас вернусь. — Рэй склонился и на миг прижался к ней щекой. В следующую секунду он выпрямился и провел шефа через холл в просторную гостиную.

Джед Коффин невольно зауважал высокого молодого человека, который постоял у камина, прежде чем повернуться к нему лицом. Даже в таких обстоятельствах была в нем поразительная выдержка. Мимолетом он вспомнил, что Рэя наградили за выдающееся руководство войсками под обстрелом во Вьетнаме и повысили до звания капитана.

Он умеет себя вести, это несомненно. Было некое врожденное достоинство в том, как Рэй стоял, говорил, одевался, двигался, в строгих очертаниях его подбородка и рта, в сильной красивой руке, лежавшей на каминной полке.

Джед тянул время — надо было вновь проникнуться своей правотой и властью. Он оглядел комнату. Под овальными ткаными коврами поблескивали широкие дубовые половицы, между освинцованными окнами стояла морская раковина. Сочные кремовые стены увешаны картинами. Джед понял, что изображения ему знакомы. На большой картине над камином был изображен альпинарий Нэнси Элдридж. Сельское кладбище над пианино оказалось старым частным кладбищем недалеко от церкви Девы Марии. Картина в сосновой рамке над диваном отражала радость возращения — на ней была изображена гавань Сесьют на закате, когда приплывают все лодки. На акварели с бескрайним клюквенным болотом виднелся дом старого Ханта — Дозорная Вышка — едва очерченная на заднем плане.

Несколько раз Джед и сам видел, как Нэнси Элдридж делает наброски в городе, но ему и в голову не приходило, что она так хорошо рисует. Большинство знакомых женщин, баловавшихся художествами, обычно вставляли в рамку мазню, больше смахивавшую на экземпляры из игры «покажи-да-расскажи».

По бокам от камина стояли встроенные книжные шкафы. Столы из тяжелой старой сосны походили на те, что его семья передала благотворительной распродаже церкви после смерти бабушки. На низких столиках рядом с удобными мягкими креслами стояли оловянные лампы — тоже похожие на бабушкины. Подушка и спинка качалки у камина вышиты вручную.

С неловкостью Джед сравнил эту комнату с собственной недавно отремонтированной гостиной. Делия купила черные виниловые кресла и диван, стеклянный столик со стальными ножками, ковровое покрытие от стены до стены — густой желтый ворс, цеплявшийся за ботинки и преданно сохранявший каждую каплю слюны или мочи, которой его одаряла их невоспитанная такса.

— Что вы хотели, шеф? — Рэй говорил холодно и недружелюбно. Шеф знал, что для Рэя он враг. Рэй раскусил его обычную речь о правах. Рэй точно знал, о чем он думает, и занял оборонительную позицию. Что ж, если он хочет бороться…

С непринужденностью, рожденной опытом бесчисленных подобных ситуаций, Джед Коффин выискал слабое место и направил на него все внимание.

— Кто адвокат вашей жены, Рэй? — коротко и резко спросил он.

Легкая неуверенность и напряжение выдали ответ. Джед не ошибся: Рэй не предпринял решительных шагов. Все еще делает вид, будто его жена — среднестатистическая обезумевшая от горя мать, потерявшая детей. Того и гляди потребует, чтобы вечером ее показали в новостях. Она будет стоять с припухшими глазами, вертеть в руках носовой платок и умолять: «Верните моих детей».

Что ж, у Джеда есть новости для Рэя. Его драгоценная женушка уже закатывала эту сцену. Джед без труда мог раздобыть копии фильма семилетней давности, который газеты окрестили «трогательной мольбой». На самом деле он только полчаса назад говорил с помощником окружного прокурора в Сан-Франциско, и тот предложил прислать фильм со словами: «Он избавит эту сучку от необходимости снова закатывать истерику».

Рэй говорил тихо, голос его стал приглушенным.

— Мы еще не связались с адвокатом, — сказал он. — Я надеялся, что, может быть… раз все ищут…

— Большую часть поисков скоро придется отложить, — равнодушно заметил Джед. — В такую погоду никто все равно ничего не увидит. Но я должен отвезти вашу жену в полицейский участок на допрос. И если пока вы не наняли адвоката, я попрошу суд назначить ей такового.

— Этого нельзя делать! — яростно выкрикнул Рэй, потом с явным усилием взял себя в руки. — Я хочу сказать, что вы уничтожите Нэнси, если отвезете ее в полицию. Годами ей снились кошмары — всегда одинаковые: что ее допрашивают в полицейском участке, а потом ведут по длинному коридору в морг и заставляют опознать своих детей. Боже мой, вы же понимаете, она сейчас в шоке. Хотите убедиться, что она не сможет рассказать нам все, что видела?

— Рэй, моя работа — вернуть ваших детей.

— Да, но вы же видите, что сделала с нею одна проклятая статья. Кстати, какой ублюдок эту статью написал? Если человек настолько зол, что выкопал эту историю и послал ее в газету, он может быть способен и похитить детей.

— Естественно, мы работаем над этим. Такой материал всегда подписывают вымышленным именем, но статьи обычно пишут внештатные сотрудники, а значит, если редакция их утверждает, автору выплачивают двадцать пять долларов.

— Ну, так кто ее тогда написал?

— Это-то мы и пытались выяснить, — ответил Джед. В его голосе звучала неприкрытая злоба. — В сопроводительном письме говорилось, что статья предлагается только при следующих условиях: ее не изменят, используют все прилагающиеся фотографии и опубликуют семнадцатого ноября — сегодня. Редактор сказал мне, что история хорошо написана и увлекательна. Настолько хорошо, что он даже подумал, что автор — дурак, раз отдал ее за жалкие двадцать пять долларов. Но, разумеется, он так не сказал. Он продиктовал письмо, где соглашался на все условия, и вложил чек.

Джед вынул из набедренного кармана записную книжку и раскрыл ее.

— Извещение о принятии датировано двадцать восьмым октября. Двадцать девятого числа секретарше редактора позвонили и спросили, решили ли что-то про статью о Хармон. Была плохая связь, и голос был такой приглушенный, что она едва слышала, но сказала ему — или ей, — что чек отправлен по почте, до востребования, в Хайаннис-порт. Чек выписали на имя некоего Дж. Р. Пенроуза. На следующий день его забрали.

— Мужчина или женщина? — быстро спросил Рэй.

— Мы не знаем. Поймите, в таком городе, как Хайаннис-порт, изрядное количество туристов даже в это время года. Любому желающему забрать почту до востребования нужно только попросить. Письма не помнит ни один клерк, а чек до сих пор не обналичили. Вот когда обналичат, мы доберемся до этого Дж. Р. Пенроуза. Откровенно говоря, меня не удивит, если автор окажется одной из наших местных старушенций. Подчас они бесподобно излагают сплетни.

Рэй пристально смотрел в камин.

— Здесь холодно, — сказал он. — Надо бы развести огонь. — Его взгляд упал на камеи Майкла и Мисси на каминной полке — Нэнси нарисовала их, когда дети были совсем маленькими. Он с трудом сглотнул — в горле застрял жгучий комок.

— Вряд ли вам понадобится здесь огонь, Рэй, — тихо сказал Джед. — Я отозвал вас потому, что хочу, чтобы вы велели Нэнси одеваться и ехать с нами в полицейский участок.

— Нет… нет… пожалуйста. — Шеф Коффин и Рэй резко обернулись. Нэнси стояла в арке, одной рукой держась за косяк из резного дуба. Ее волосы высохли, и она собрала их в слабый пучок на затылке. Напряжение последних часов придало ее коже мертвенно-бледный оттенок, который еще сильнее подчеркивал темные волосы, а в глазах застыло почти безучастное выражение.

За спиной у нее стояла Дороти.

— Нэнси хотела войти, — извиняющимся тоном пролепетала она.

Рэй поспешил к ним. В его взгляде она заметила немой упрек.

— Рэй, простите. Я не смогла ее удержать. Рэй прижал Нэнси к груди.

— Не волнуйтесь, Дороти, — бросил он. Его голос помягчел: — Милая, успокойся. Никто не причинит тебе зла.

«Он говорит так, будто прогоняет меня», — подумала Дороти. И поделом ей: он рассчитывал на нее, поручил ей следить за Нэнси, пока разговаривает с шефом, а она не смогла сделать даже такой пустяк. Она здесь бесполезна. Просто бесполезна.

— Рэй, — произнесла она сухо. — Смешно беспокоить вас по этому поводу, но только что звонили из офиса. Мистер Крагопулос — он писал о недвижимости Ханта — хочет увидеть дом в два часа дня. Распорядиться, чтобы его свозил туда кто-то другой?

Рэй глянул поверх головы Нэнси и прижал ее к себе еще крепче.

— Мне наплевать, — огрызнулся он, но тут же спохватился: — Простите, Дороти. Буду признателен, если вы покажете дом сами. Вы знаете Дозорную Вышку как свои пять пальцев. Если клиент заинтересуется, смело продавайте. Старине Ханту нужны деньги.

— Но я не говорила мистеру Пэрришу, что мы приедем сегодня.

— В его договоре об аренде четко прописано, что мы имеем право показывать дом в любое время. Надо лишь уведомить его по телефону за полчаса до приезда. Поэтому он так дешево платит. Позвоните ему из офиса и скажите, что едете.

— Хорошо. — Дороти помялась, ей не хотелось уходить. — Рэй…

Мельком взглянув на нее, он сразу понял, что она хочет остаться, но не уступил.

— Сейчас вы ничем не поможете нам, Дороти. Возвращайтесь, когда закончите с Дозорной Вышкой.

Она кивнула и повернулась к дверям. Ей не хотелось покидать их — хотелось остаться, разделить их тревогу. С того дня, как она ступила на порог агентства Рэя, он стал для нее спасательным кругом. Почти двадцать пять лет Дороти строила свою жизнь с Кеннетом, подстраивалась под его график, и вдруг осталась одна-одинешенька, никому не нужная, неприкаянная душа. Впервые в жизни она испугалась. Постепенно работа с Рэем заполнила пустоту в душе. — Она помогала ему строить бизнес, использовала все свои знания по оформлению интерьера, чтобы вдохновить людей сначала на покупку дома, а потом на его реставрацию. Рэй был таким порядочным и приятным человеком. Он щедро делил между ними прибыль, и даже будь он ей родным сыном, она не смогла бы относиться к нему лучше. Когда появилась Нэнси, она так гордилась ее доверием. Правда, держалась Нэнси холодно: ее сдержанность не допускала настоящей близости, и Дороти вдруг почувствовала себя лишней. Она молча вышла из комнаты, взяла пальто и шарф и направилась к черному ходу.

Распахнув дверь, она поежилась от ветра и дождя со снегом. Ее машина осталась на задней подъездной дорожке. «Вот и хорошо, не придется идти к парадному въезду», — с радостью подумала она, заметив прямо перед домом фургон одного из телеканалов.

Торопясь к машине, она вдруг заметила качели на дереве. Там играли дети, там нашла варежку Нэнси. Сколько раз она сама катала малышей на этих качелях? Майкл и Мисси… Страшная мысль, что с ними могла случиться беда, что они могли погибнуть, сдавила горло. Пожалуйста, только не это… Боже всемогущий и милосердный, только не это. Однажды Дороти пошутила, будто она им вместо бабушки, но на лице Нэнси отразилось такое страдание, что она тут же прикусила язык. Какая дерзость с ее стороны!

В глубокой задумчивости смотрела она на качели, не замечая жалящего мокрого снега. Стоило Нэнси зайти к ним в офис, как дети сломя голову бросались к ее столу. А у нее всегда был припасен для них сюрприз. Например, вчера, когда Нэнси зашла с Мисси, она угостила ее печеньем с шоколадной стружкой — специально испекла его накануне. Нэнси ехала выбирать ткани, и Дороти вызвалась приглядеть за Мисси и забрать Майкла из садика. «Нельзя выбрать хорошую ткань, если не можешь сосредоточиться, — пояснила она. — Мне все равно надо забрать кое-какие бумаги в здании суда, и я буду рада компании. А по дороге назад мы поедим мороженого, если можно». Это было всего двадцать четыре часа назад…

— Дороти…

Вздрогнув, она подняла глаза. Джонатан, должно быть, решил срезать путь и прошел через лес. Сегодня его лицо бороздили глубокие морщины. Она знала, что ему почти шестьдесят, и сегодня он выглядел как раз на свой возраст.

— Я только что услышал о детях Элдриджей, — сказал он. — Я должен поговорить с Рэем. Может, я смогу помочь.

— Это очень любезно с вашей стороны, — пролепетала Дороти. Забота в его голосе странно успокаивала. — Они в доме.

— О детях что-нибудь известно?

— Ничего.

— Я видел статью в газете.

И тут вдруг Дороти поняла, что Джонатан вовсе ей не сочувствует. В его тоне сквозила холодность, упрек — она солгала ему о том, будто знала Нэнси в Вирджинии. Она устало открыла дверцу машины.

— У меня встреча, — отрывисто бросила она. Не дав ему времени ответить, она села и завела мотор. Только когда ее глаза затуманились, она осознала, что в них стоят слезы.

13

Гул вертолетов доставил ему удовольствие. Вспомнился прошлый раз, когда люди на многие мили вокруг университета веером разбрелись в поисках детей. Он смотрел из окна, выходящего на залив. Близ волнолома серая вода покрылась льдом. По радио передали штормовое предупреждение и предсказали дождь со снегом. Единственный раз метеоролог оказался прав. Ветер взбил залив до белых барашков. Нетвердо летела стая чаек, тщетно борясь с мощными порывами.

Он внимательно смотрел на градусник. Уже двадцать восемь[2] — с утра температура упала на двадцать градусов. В такую погоду вертолеты и поисковые самолеты долго в воздухе не останутся. Да и на суше тоже поиски скоро прекратятся.

Прилив начнется в семь вечера. В это время он выведет детей через чердак на внешний балкон, который местные называют «вдовьей дорожкой». Во время прилива вода полностью скрывает пляж, волны яростно разбиваются о подпорную стену и, увлекаемые неистовым подводным течением, катятся обратно в море. Тогда-то он и сбросит детей… через перила… вниз… Их вынесет на берег только через несколько недель. Но даже если их найдут через несколько дней, он подготовился к этому. Он дал им только молока и печенья. Не такой он дурак, чтобы плотно кормить их: чего доброго, полиция догадается, что после завтрака с Нэнси их кормил другой человек. Но, разумеется, если ему повезет, они уже будут не пригодны к анализу, когда их найдут.

Он хихикнул. Тем временем у него остается пять часов: пять длинных часов, чтобы смотреть на прожектора, установленные у дома Нэнси и озера, пять часов, чтобы провести их с детьми. Даже мальчик, откровенно говоря, чудесный ребенок… такая нежная кожа, такое безупречное тело.

Но девочка — это да. Она так похожа на Нэнси… эти шелковистые прекрасные волосы, маленькие аккуратные ушки. Он резко повернулся к окну спиной. Дети лежали на диване. Успокоительное, которое он подмешал в молоко, усыпило обоих. Мальчик положил на сестру руку — будто оберегал ее даже во сне, — но, когда он поднял девочку, брат не шелохнулся. Он отнесет ее к себе в спальню, положит на кровать и разденет. Она не издала ни звука, когда он бережно перенес ее в другую комнату и положил на одеяло. Потом прошел в ванную и повернул краны, пробуя воду, пока она не достигла нужной температуры. Когда ванна наполнилась, он снова попробовал воду локтем. Немного теплее, чем должно быть, но тоже хорошо. Через несколько минут она сама остынет.

Он глубоко вдохнул. Напрасная трата времени. Он торопливо открыл дверцу аптечки и вытащил детскую присыпку, которую утром в магазине Уиггинса незаметно сунул в карман пальто. Закрывая шкафчик, он заметил маленькую резиновую утку, спрятанную за кремом для бритья. Он забыл о ней… забыл, почему пользовался ею в прошлый раз… и сейчас она пригодится. Тихонько посмеиваясь, он взял игрушку, обдал ее холодной водой — она утратила эластичность, да и резина потрескивала — и бросил в ванную. Иногда полезно чем-нибудь отвлечь детей.

Схватив присыпку, он поспешил в спальню. Проворно расстегнул курточку Мисси. С легкостью снял через голову свитер с высоким воротником, сдернув вместе с ним и маечку. Вздохнул — получилось что-то вроде протяжного стона — и прижал маленькое безвольное тельце к груди. Три года. Отличный возраст. Она зашевелилась и начала открывать глаза.

— Мама, мама… — раздался слабый крик — такой милый, такой дорогой.

Зазвонил телефон.

От злости он сжал девочку крепче, и она захныкала — отчаянный тихий плач.

Пусть трезвонит. Ему никогда никто не звонит. С чего это сейчас? Он сощурился. Это могут звонить из города, просить принять участие в поисках. Лучше ответить. Если он не снимет трубку, это могут счесть подозрительным. Он бросил Мисси на постель, плотно закрыл дверь в спальню и подошел к телефону в гостиной.

— Алло, — холодно и официально выдавил он.

— Мистер Пэрриш, надеюсь, я не побеспокоила вас. Это Дороти Прентисс из агентства недвижимости Элдриджа. Простите, что сообщаю за такой короткий срок, но через двадцать минут я привезу потенциального покупателя. Вы будете дома или мне открыть запасным ключом, чтобы показать вашу квартиру?

14

Лендон Майлз свернул направо и съехал с шоссе 6А на Пэддок-пат. Всю дорогу из Бостона он слушал информационную радиостанцию: большинство новостей касалось Нэнси Элдридж и ее пропавших детей.

Согласно сообщениям, озеро Маушоп разделили на секции, но водолазам потребуется минимум три дня, чтобы обыскать его как следует. Дно усеивали выступы. Шеф полиции Адамс-порта, Коффин, пояснил, что в одном месте можно пройти до середины озера по пояс в воде, но стоит отойти всего на несколько ярдов в сторону, лишь в пяти футах от берега, как под ногами оказывается сорокафутовая глубина. Предметы цепляются за подводные выступы, поэтому поиски опасны и продолжительны…

В новостях говорилось, что поиски вели вертолеты, маленькие гидросамолеты и наземные поисковые отряды, но затем передали штормовое предупреждение, и полеты прекратили.

Услышав по радио, что Нэнси Элдридж собираются отвезти в главное полицейское управление на допрос, Лендон невольно прибавил газу. Он чувствовал отчаянную необходимость скорее добраться до Нэнси. Правда, он скоро обнаружил, что вынужден сбавить скорость. Мокрый снег облеплял лобовое стекло так быстро, что дворники с трудом справлялись с ледяной коркой.

Когда он наконец свернул на Пэддок-пат, то без труда нашел дом Элдриджеи. Вокруг него толпился народ. Чуть дальше на другой стороне улицы стоял телевизионный фургон, а перед самим домом — две полицейские машины. Частные машины выстроились вдоль дороги рядом с фургоном. У многих на ветровом стекле были удостоверения журналистов.

Один из полицейских автомобилей перегородил въезд на полукружную подъездную дорожку. Лендон остановился и терпеливо ждал, когда к нему подойдут.

— Изложите ваше дело, пожалуйста, — бесцеремонно потребовал полицейский.

Лендон предвидел этот вопрос и подготовился. Он протянул свою визитку с запиской на обратной стороне.

— Пожалуйста, отнесите это миссис Элдридж. Полицейский медлил.

— Подождите здесь, доктор… мне надо проверить. — Он быстро вернулся и чуть дружелюбнее произнес: — Я уберу машину. Припаркуйтесь на подъездной дороге и идите в дом, сэр.

С противоположной стороны улицы за происходящим наблюдали журналисты. Увидев Лендона, они бросились к нему. Не успел он выйти из машины, как один из репортеров сунул ему в лицо микрофон.

— Доктор Майлз, можно задать вам несколько вопросов? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Сэр, вы выдающийся психиатр в Гарвардской медицинской школе. За вами послала семья Элдридж?

— Никто за мной не посылал, — резко ответил Лендон. — Я друг — был другом — матери миссис Элдридж. Я приехал сюда по дружбе, и только.

Он попытался пройти, но ему преградил путь репортер с микрофоном.

— Вы говорите, что были другом матери миссис Элдридж. Скажите, Нэнси Хармон Элдридж когда-нибудь была вашей пациенткой?

— Конечно, нет! — Лендон буквально протиснулся сквозь толпу журналистов и поднялся на крыльцо. Дверь ему открыл другой полицейский.

— Сюда. — Он указал на комнату справа. Нэнси Элдридж стояла у камина рядом с высоким молодым человеком, несомненно мужем. Лендон узнал бы ее где угодно. Безупречный точеный нос, большие синие глаза, прямо смотревшие из-под густых ресниц, спадающие на лоб волосы, профиль, так похожий на профиль Присциллы…

Не обращая внимания на явную враждебность полицейского и испытующий взгляд мужчины с грубым морщинистым лицом, он направился прямиком к Нэнси.

— Я должен был приехать раньше, — сказал он. Глаза девушки были пустыми, но она поняла, что он имел в виду.

— Я думала, вы приедете в прошлый раз, — отозвалась она. — Когда умерла мама. Я была уверена, что вы приедете. А вы не приехали.

Лендон быстро оценил все видимые симптомы шока: расширенные зрачки, оцепенелость, тихий монотонный голос. Он повернулся к Рэю.

— Я хочу помочь всем, чем могу, — сказал он. Рэй внимательно его рассматривал. И ему невольно понравился этот человек.

— Тогда, раз вы доктор, убедите шефа полиции, что везти Нэнси в участок ни в коем случае нельзя, — сухо сказал он.

Нэнси пристально смотрела в лицо Лендона. Она чувствовала себя такой безучастной — будто с каждой минутой ускользала все дальше и дальше. Но в этом докторе Майлзе что-то есть. Он так нравился маме, она писала такие радостные письма, в них все чаще и чаще встречалось его имя.

Когда мама приехала навестить ее в колледже, Нэнси спросила, насколько серьезно у них с доктором. Но при Карле мама, казалось, не хотела говорить о нем. Просто улыбнулась и сказала: «Очень серьезно, но я все расскажу тебе потом, дорогая».

Как ясно она все это помнит! Ей хотелось познакомиться с доктором Майлзом. Почему-то она была уверена, что когда он услышит об аварии, то непременно позвонит. Ей нужно было поговорить с человеком, который тоже любил маму…

— Вы любили мою маму, верно? — с удивлением услышала она собственный голос. Она даже не осознавала, что задала этот вопрос.

— Да, любил. Очень сильно. Я не знал, что она рассказывала вам обо мне. Я думал, вы обозлитесь на меня, прогоните. Я должен был помочь вам раньше.

— Помогите мне сейчас!

Он сжал ее руки — жутко холодные руки.

— Я попробую, Нэнси, обещаю.

Ее вдруг охватила невероятная слабость, и муж обнял ее, чтобы она не упала.

Лендону понравился Рэй Элдридж. Лицо молодого человека посерело от тревоги, но держался он достойно. А как защищал и оберегал жену! Судя по всему, он умел сдерживать эмоции. Лендон заметил маленькую фотографию в рамке на столе рядом с софой. Это был моментальный снимок Рэя. Он стоял на улице и держал на руках мальчика и девочку… пропавших детей. Конечно. Какая симпатичная семья. Странно, но в этой комнате он не увидел ни единой фотографии Нэнси. Интересно, она вообще разрешала себя фотографировать?

— Нэнси, пойдем, дорогая. Ты должна отдохнуть. — Рэй нежно опустил ее на софу и помог лечь. — Вот так-то лучше. — Она покорно откинулась назад. Лендон увидел, как ее глаза остановились на снимке Рэя с детьми и зажмурились от боли. Ее трясло.

— Думаю, стоит разжечь огонь посильнее, — сказал он Рэю. Из корзины у камина выбрал полено и бросил в тлеющий очаг. Взметнулся огненный сноп.

Рэй накрыл Нэнси стеганым одеялом и заботливо подоткнул края.

— Ты вся заледенела, дорогая, — ласково произнес он и прижал руки к ее щекам. Из-под закрытых век текли слезы и капали ему на пальцы.

— Рэй, вы позволите мне представлять Нэнси в качестве ее адвоката? — голос Джонатана слегка изменился. Теперь он звучал властно и четко. Джонатан невозмутимо выдержал изумленные взгляды. — Уверяю вас, я квалифицированный специалист, — сухо добавил он.

— Адвокат, — прошептала Нэнси. Откуда-то издалека всплыло бледное испуганное лицо адвоката с прошлого суда. Его звали Доумс, Джозеф Доумс. Он все твердил ей: «Вы должны сказать мне правду. Вы должны довериться мне, иначе я не смогу вам помочь». Даже он не верил ей.