И еще – лейте масло только на деревянные части, не тратьте его на солому. Сначала запереть двери, потом – окна, полить маслом и бросать факелы, а не наоборот. Не беспокойтесь, если они будут стучать и звать на помощь, – никто не придет.

Несмотря на то что он был одет как придворный, Казимир чувствовал себя нищим бродягой, который шагает по вымощенному камнем шоссе. Ущербная луна еще не поднялась над городом, вокруг было темно и мрачно, и так же мрачно было у него на душе. Глубоко вздохнув, он наподдал ногой небольшой камешек, и тот покатился по мостовой негромко бренча. Да, праздника у него не вышло.

– Таково предназначение музыки и вина, – вслух пофилософствовал Казимир, – они призваны вдыхать веселье в невеселые души.

Он угрюмо остановился посреди дороги. Мекульбрау… Он подумал об алой горячей крови и почувствовал между лопатками знакомое покалывание и жжение. Тепло медленно разливалось по всему его телу, но юноша решил не отдаваться ему целиком, а лишь настолько, чтобы обострились обоняние и слух. Понюхав воздух, тяжелый от цветочной пыльцы, он уловил только далекий запах вересковых пустошей. Но ему нужно было мекульбрау, а вовсе не вереск! Сколько он ни принюхивался, летний воздух пах не вином, а цветами. Вскоре Казимир сдался, и плечи его поникли. Он предчувствовал, что придется несолоно хлебавши возвращаться в приют.

Он уже повернулся, чтобы уйти, но тут ветер донес до него негромкий звук. Он прислушался и разобрал несколько тактов праздничной музыки. На лице его появилась непрошеная улыбка.

«Праздник… – подумал он. – Не сомневаюсь, все будут рады видеть певца, который занял второе место на турнире».

Он закрутился на месте, пытаясь определить направление, а потом быстро пошел на звук.

Постепенно музыка становилась громче. Затейливые мелодии иногда прерывались взрывами смеха и громкими голосами беседующих.

«Хорошо, что я оделся, как полагается!» – порадовался Казимир, проходя по темным улицам мимо домов, ставни которых были плотно закрыты. Источник звуков был теперь очень близко, где-то за небольшим заданием, которое высилось по правую руку от него. Казимир прошел еще несколько шагов и завернул за угол. Перед глазами его возник дом, в котором шел веселый пир.

Сердце Казимира упало.

Это был Хармони-Холл, цитадель Зона Кляуса и его прихвостней-бардов. Высокие стены, сложенные из известняка, вздымались выше пышных крон рододендронов, которые ровными рядами были высажены перед фасадом. По стенам карабкался плющ, обвивающий балконы второго этажа и цепляющийся за отлогую крышу. По углам здания высились четыре остроконечные башенки которые, казалось, подпирали собой звездное небо. В центре крыши располагалась небольшая колокольня, колокол которой отбивал часы.

Яркая карусель красок в окнах Хармони-Холла отвлекла внимание Казимира от колокола. Из окон лился теплый желтый свет, и Казимир некоторое время разглядывал яркие платья и безупречно пошитые камзолы гостей. Наконец он криво улыбнулся. «Наверное, меня там не ждут.

В конце концов, это праздник в честь Зона Кляуса, а не в честь меня».

Но именно в этот момент в окне появилась Юлианна. Она была одета в изящное платье из рубиново-красной парчи, ее черные волосы резко контрастировали с белоснежным кружевным воротничком. Казимир даже разглядел, что лоб ее пересекает золотой обруч с красным рубином.

При виде девушки глаза Казимира широко раскрылись, а челюсть отвисла. Он мог бы всю ночь стоять под окнами Хармони-Холла и глазеть на нее, не думая больше о том, что праздник не удался. При виде ее он вполне мог бы чувствовать себя счастливым, если бы не светловолосый юноша, который стоял в окне рядом с Юлианной и улыбался в ответ на ее головокружительную улыбку.

Стражники, собравшиеся перед входом в Хармони-Холл, заметили Казимира и с наигранным безразличием неторопливо разошлись по своим постам, по четырем углам здания. Казимир улыбнулся. «Я мог бы запросто пройти мимо этих тупоголовых вояк», – подумал он, и уверенно зашагал к входной двери.

Стражник в безупречном мундире, который минуту назад шутил и смеялся вместе со своими товарищами, преградил ему путь со строгим выражением лица.

– Ваше имя, сэр?

– Раненое Сердце, – рассеянно ответил Казимир, продолжая глядеть в окно, где стояла Юлианна.

Стражник сверился со списком, который держал в руках, затем прогудел:

– Этот праздник только для членов Хармони-Холла, мастер Казимир оторвал взгляд от окна и посмотрел на солдата, словно припоминая что-то.

– Как глупо с моей стороны, – воскликнул он наконец. – Наверняка Кляус внес меня в список под именем Гастона Олайвы.

Стражник нарочито медленно свернул свой список и сказал:

– Мастер Раненое Сердце, вы должны удалиться, если не хотите неприятностей.

И он подчеркнул свои слова, энергично кивнув в направлении улицы.

Казимир развернулся и, ни слова не говоря, отошел. Он шел в том направлении, куда ему указал стражник. Даже не оборачиваясь, он мог с уверенностью сказать, что солдаты снова собрались перед главным входом. Он как раз заворачивал за угол, когда их дружный смех нарушил ночную тишину.

Дойдя до скромной усадьбы, которая стояла возле Хармони-Холл а, Казимир позволил себе язвительную улыбку. Стражи были совершенно бесполезны, и он знал почему. Обойдя усадьбу, он оказался у задней стены Хармони-Холла. Ее украшал широкий балкон, на который выходило несколько застекленных дверей Балкон выходил в сад, состоящий из нескольких цветочных клумб и окруженный живой изгородью из аккуратно подстриженных цветущих кустарников.

Как Казимир и ожидал, никому и в голову не пришло поставить в саду часового. Прячась в тени, он пробрался сквозь кусты и подкрался к стене под одним из окон, поскользнувшись на обильно политой цветочной клумбе. Совсем рядом с ним поднимался по шпалерам на балкон толстый стебель плюща. Казимир схватился за него руками и полез наверх. Немного усилий, и его глаза оказались на одном уровне с подоконником.

Прячась в густом плюще, Казимир нащупал ногами опору и стал смотреть в окно, ожидая пока покажется Юл панна.

Многие и многие подходили к окну, являя ночной темноте свои подлинные лица – лица, которые они ни за что не осмелились бы показать своим собутыльникам, но Юлианны все не было. Луна успела подняться высоко над верхушками деревьев, прежде чем девушка впервые подошла к окну.

Судьбе было угодно, чтобы Юлианна оказалась одна. Облокотившись на подоконник, она смотрела, как плывут по залу танцующие пары. На губах ее застыла позабытая любезная улыбка, но взгляд был задумчивым и печальным.

Казимир покрепче вцепился в плющ одной рукой, осторожно наклонился к окну и, постучав по стеклу, поднял лицо так, чтобы на него падал свет. Юлианна обернулась, больше инстинктивно, чем из любопытства, и слегка вздрогнула, заметив среди листвы лицо Казимира. Уронив цветок, который она держала в руке, Юлианна подняла пальцы к губам.

Казимир сделал ей знак отпереть балконную дверь. Девушка кивнула, потом нахмурилась и с опаской поглядела по сторонам. Затем глаза ее озорно блеснули. Прежде чем отойти от окна Юлианна, заговорщически подмигнула Казимиру.

Юноша широко улыбнулся. Спустившись в сад, он сорвал с клумбы распустившуюся благоухающую розу и снова вскарабкался по плющу и шпалерам наверх. Щелкнула задвижка одной из балконных дверей. Дверь распахнулась, и в темноту ночи хлынули музыка и свет. Юлианна вышла на балкон, шелестя платьем и остановилась у ограждения, закрыв за собой дверь.

– Юлианна… – прошептал Казимир. – Я здесь.

Юлианна повернула голову в его сторону и даже сделала несколько шагов, когда со стороны фасада здания внезапно появился стражник. Казимир едва успел нырнуть в плющ.

– Все в порядке? – спросил стражник.

Услышав его голос Юлианна вздрогнула от неожиданности.

– Я просто вышла подышать воздухом, – ответила она.

– Можете не бояться ночных тварей, юная госпожа, – сказал стражник, и на его немолодом лице пришли в движение глубокие морщины. – Я в стражниках уже тридцать три года, и…

– Я не боюсь ночных тварей, – перебила его Юлианна. – Даже если они нападут на меня, я сомневаюсь, что вы сумеете их остановить.

Лицо стражника вытянулось, но он остался стоять где стоял.

– Позвольте мне побыть одной, добрый человек, – попросила Юлианна.

Стражник часто заморгал, дважды поклонился и исчез за углом.

Казимир выпутался из плюща, перелез через балкон и без лишних слов преподнес Юлианне цветок. Девушка приняла подарок и слегка покраснела.

– Зачем вы пришли сюда? – шепнула она. – Вы, должно быть, сошли с ума. Мой дядя… Ох!

Ее пальцы сжались на черенке розы, разжались, и красный цветок упал на пол. Казимир нежно взял ее за руку и повернул ладонью вверх. На кончике пальца Юлианны выступила капелька крови – рубиново-красный шарик безупречной формы. С непринужденной грацией Казимир поднес ее ладонь к губам и поцеловал алое пятнышко. Кровь размазалась по его губам. Тогда он повернул руку и поцеловал тыльную ее сторону.

Юлианна тепло улыбнулась ему.

– Я пришел сюда из-за того, – сказал он, – что ваше лицо не давало мне покоя. Вы – прекраснее всех в Гармонии.

Юлианна вспыхнула и выдернула руку из его пальцев.

– Можете льстить сколько хотите, – сказала она, – но если вас поймают, мой дядя Кляус прикажет засечь вас до смерти.

– До чьей смерти, его или моей? – спросил Казимир безмятежно улыбаясь. – О Юлианна, почему вы танцуете и веселитесь там, празднуя его победу, вместо того, чтобы танцевать в другом месте, празднуя мой успех? Идемте со мной!

В голосе Юлианны смешались негодование и сожаление:

– Я не могу уйти отсюда с вами. Вас выследят в течение часа и насадят вашу голову на острие копья.

Казимир талантливо изобразил на лице недоверие.

– Если вы не уйдете со мной, я останусь здесь с вами, пока меня не схватят и не казнят. В любом случае моя жизнь окончится.

Не лишайте же меня своего общества в этот последний час моей жизни!

Юлиан на подняла розу и поднесла цветок к его лицу.

– Вам небезопасно здесь находиться!

– Так же как и вам, – парировал Казимир. – Я смотрел за вами через окно и обнаружил, что вас окружает настоящая волчья стая.

– Все присутствующие здесь – благородные господа.

– Они глупцы.

– Я никуда не пойду с вами, – ровным голосом ответила Юлианна отворачиваясь.

– Значит, я вам безразличен?

– Это не совсем так, однако…

– И вам ни чуточки не жаль, что прошлой ночью ваш дядя украл мой голос? – упорствовал Казимир.

– Если вы немного помолчите, то узнаете, что я думаю о…

– Идемте со мной! – перебил Казимир.

– Вы же знаете, что я не могу, – печально и тихо отозвалась Юлианна. – Если бы я была хоть немножечко…

Ее голос был заглушен громкой музыкой, донесшейся из раскрывшейся балконной двери. На балконе появился богато одетый господин, который прищурясь вглядывался в полутьму.

– Ах, вот вы где, Юлианна. Почему вы оставили нас?

Казимир перемахнул через перила и повис под балконом, опираясь на могучие стебли плюща. Ему было слышно как Юлианна ответила ровным и спокойным голосом:

– Одну минуту, Гастон. Мужчина шагнул вперед:

– Не захворали ли вы, моя дорогая?

– Нет. Прошу вас, идите в зал. Я присоединюсь к вам через несколько минут.

Казимир просунул руку сквозь перила и потянул ее за кружева на юбке.

– Пойдемте со мной! – прошептал он.

– Я буду ждать вас! – сказал Гастон от дверей.

– Не могу! – прошептала Юлианна, бросая взгляд в сторону Казимира.

Гастон Олайва, который еще не успел закрыть за собой балконную дверь, остановился.

– Вы что-то сказали, Юлианна, или мне послышалось?

– Скажите, что любите меня, и я уйду! – прошептал под балконом Казимир.

– Вам послышалось, Гастон, – раздраженно отозвалась девушка. Затем, понизив голос до шепота, она проговорила:

– Я люблю вас, Раненое Сердце…

Казимир был потрясен. Пред самым его носом снова упала на каменный пол балкона роза. Он поднял лицо, и Юлианна, опустившись рядом с перилами, быстро поцеловала его в губы. Затем она схватила стебель цветка и выпрямилась.

– Что-то случилось? – спросил Гастон и шагнул к ней. Юлианна обернулась и показала цветок, а Казимир скорчился за перилами неподвижный словно труп. Девушка взяла настойчивого аристократа под руку и повлекла его в зал.

– Откуда у вас эта роза? – спросил удивленно Гастон.

Юлианна мелодично рассмеялась.

– Здесь внизу есть сад, – ответила она.

– Но что стало с тем цветком, который я вам подарил? – взволнованно спросил Гастон, и дверь балкона закрылась за ними.

Казимир осторожно выпрямился и потрогал губы. На лице его появилась недоверчивая улыбка. Сделав несколько шагов к тому концу балкона, где он взбирался, Казимир еще раз увидел Юлианну в окне. Она стояла в алом великолепии своего платья и притворялась, будто разговаривает с Гастоном, но каждые несколько мгновений ее зеленые глаза непроизвольно устремлялись к окну.

Это был достойный повод для празднования.

Почувствовав внутри бесшабашное веселье, Казимир запрыгнул на плющ и стал карабкаться по нему вверх, нащупывая руками и ногами опору на шпалерах, в выемках между камнями и на выступах перекрытий. Все выше и выше взбирался Казимир по стене, подтягиваясь на руках. Мускулы его стонали от неистового напряжения, но это ощущение было ему знакомо. Пусть тысячи невидимых иголок вонзаются в тело, пусть горят мышцы – это было только приятно ему теперь.

В считанные мгновения Казимир поднялся выше второго этажа, вскарабкался по стене угловой башенки и перебрался на отлогую крышу. Поскользнувшись на черепице, он скинул с ног свои туфли с загнутыми носками и легко пошел по скату к колокольне, торчавшей в самом центре крыши.

Дальше все было очень легко. Казимир схватился за деревянные перила колокольни и забросил свое тело на площадку, где висел огромный железный колокол.

Сбросив камзол и рубаху, Казимир уперся спиной в перила, а ногами принялся раскачивать колокол. Деревянные перила затрещали, но выдержали, и темная масса колокола стала медленно раскачиваться. Прежде чем пудовый язык набрал достаточную амплитуду, перила треснули и Казимир, весело хохоча, упал на крышу.

– ДРУММ… БРУМММ… БУМ-М-М-М!!! – заревел и загудел колокол. Его зловещий голос оказался в странном противоречии с приподнятым настроением Казимира. Снизу послышались щелчки и металлический лязг отодвигаемых запоров и защелок, и ночь огласилась музыкой. Забегали и закричали переполошившиеся стражники, донеслись взволнованные голоса гостей.

Казимир громко рассмеялся.

– Это получше чем музыка и мекульбрау! – выкрикнул он. – Это бессмертие!

Задрав голову, он закричал от восторга, обращаясь к небесам, в которых были рассыпаны бриллианты звезд, к ухоженным садам и раскинувшемуся внизу городу. Он визжал и хохотал, не слыша и не слушая испуганных воплей, раздававшихся из окон и с балконов Хармони-Холла. Гул колокола затих, а Казимир продолжал смеяться как безумный, схватившись за живот и привалившись спиной к стене колокольни.

Только через несколько минут он почувствовал запах дыма.

Повернувшись лицом против ветра, Казимир разглядел багровое зарево. Улыбка исчезла с его лица, когда он разглядел вдалеке охваченное огнем здание. Оно располагалось в самом центре трущобного квартала, единственное двухэтажное здание в этом районе…

Сердце юноши затрепетало. Он не мог оторвать взгляда от огненного цветка, распустившегося в ночи. Смех затих, и с губ его сорвалось одно-единственное слово: «Торис!»

Острая боль растекалась в его груди, и Казимир сознательно направлял ее так, чтобы волна тепла достигла ступней и кончиков пальцев. Он чувствовал, как кости его раскаляются словно угли и как канаты мускулов перемещаются под кожей, удлиняясь в соответствии с новой формой тела. Лязгнули острые изогнутые зубы, обрезав крик, исторгнутый тканями тела. Плоть кипела и плавилась. Лицо юноши вытягивалось и темнело, превращаясь в волчью морду, а серебристые глаза вспыхнули багровым огнем, когда он осматривал черепичную крышу. Могучие лапы с острыми когтями ничуть не скользили по черепице. Казимир издал протяжный вопль, от которого кровь стыла в жилах, и прыгнул к краю крыши.

Собравшиеся в саду гости – те, что не успели отскочить заслышав страшный вой, – с криками ужаса попадали на землю. Луна над садом на мгновение померкла, скрытая взвившимся в воздух телом, и Гастон Олайва спрятался за Юлианной, непроизвольно упавшей в его объятия. Казалось, длинный серебристый силуэт чудовищного волка заслонил собой все небо, с поразительной скоростью промелькнув над толпой. В следующее мгновение кошмарное порождение тьмы растворилось в темноте, и на небосводе снова засияли равнодушные звезды.

Пронзительные ветры дули по грязным улицам трущобного квартала, волоча прошлогодние листья и мелкий мусор в пылающий ад… к приюту под названием «Красное Крылечко». Здание полыхало, как второе солнце, по непонятному своему капризу взошедшее ночью. Несмотря на то что это было захватывающее и величественное зрелище, нищие обитатели трущоб оставались в своих жалких домишках, боясь мужчин в черных плащах, которые подожгли дом и со злобными лицами метались теперь между теми, кто сумел спастись.

А спастись удалось немногим. Только двенадцать сирот – обитателей северного крыла здания – успели выбраться живыми и относительно невредимыми. Все они стояли, глядя на огонь, пожиравший «Красное Крылечко», и мелко дрожали. Лица их были выпачканы смесью сажи и пота, а одежда превратилась в обгорелые лохмотья. Люди в плащах подходили к каждому из них и, схватив перепуганного ребенка за подбородок, запрокидывали его голову назад и заглядывали прямо в глаза.

– И это тоже не он, Кавик, – проворчал один из мужчин, выпуская из рук последнего обожженного мальчугана.

– Его здесь нет, – отозвался Кавик с уверенностью. Повернувшись к пожарищу, он прищурил глаза, и его поросшее короткой рыжеватой щетиной лицо заблестело от пота. – Похоже, он и его приятель погибли в огне.

Его собеседник, который был на несколько дюймов ниже Кавика, огляделся по сторонам и, повернувшись к детям спиной, спросил:

– А где Меслик?

– С другой стороны, следит, чтобы никто не вырвался, – ответил Кавик, с трудом перекрикивая рев пламени.

– Может быть, я немного поздновато об этом спросил, – снова заговорил низкорослый, – но разве может пламя повредить ему? Я имею в виду, если он на самом деле…

– Какая разница, если он никогда больше не проснется?

– Но что если он проснется?

– Не будь ослом, – раздраженно оборвал Кавик. – Вся эта чушь о серебре и магических клинках ничто по сравнению с полным уничтожением.

– Что ты имеешь в виду? – спросил невысокий.

Заросшее щетиной лицо Кавика смялось в насмешливой улыбке.

– Ты думаешь, что если обрушить на него гору, он все равно встанет и пойдет за тобой? Подумай хоть немного своей башкой! Эти твари просто кажутся неуязвимыми, потому что их раны заживают слишком быстро. Но если упечь его в духовку – как сейчас, – где он постоянно будет получать смертельные для обычного человека раны, он не успеет излечиться от них. Если бы он не был заперт внутри, тогда конечно… но раз уж он оказался там…

Кавик не договорил. Задумчиво почесав небритый подбородок, он добавил:

– К тому же ему и дышать чем-то надо, а там, внутри, нет ничего, кроме дыма и огня.

Низкорослый мужчина обернулся и помрачнел. Спасшиеся из огня дети разбежались. Похлопав Кавика по плечу, он молча указал пальцем на то место, где они только что были.

– Пусть идут. Мы не за ними сюда пришли, – беззаботно отозвался Кавик. – К тому же сам посуди, кому они станут рассказывать о том, что видели?

Низкорослый улыбнулся и кивнул.

Он как раз поворачивался вокруг своей оси, когда выскочившее из мрака чудовище ударило его широкой грудью.

Кости его вылетели из суставов, а из носа хлынула кровь. Окружающий мир внезапно опрокинулся, и ветхие дома принялись описывать перед его глазами широкие круги. Человек увидел пламя и понял, что падает прямо в него. Повисшая над головой мостовая неожиданно опустилась, придавив несчастного невероятной тяжестью.

Он почувствовал, что его кости треснули словно стеклянные.

Человек лежал неподвижно, и его конечности странным образом оказались придавлены телом. Он попытался подняться, но не смог даже пошевелиться. Голова его покоилась на неподвижном теле словно на неудобной жесткой подушке.

Красные от крови зубы и черные кожаные губы… огненные глаза и влажные десны… Человек прожил еще несколько мгновений, пытаясь вспомнить, как называется тварь, прикончившая его, но когти вонзились в его грудь…

Он провалился в черноту небытия.

Тварь приподнялась над неподвижным окровавленным телом. Несмотря на свой немалый рост, она напоминала паука. Мускулистые руки и ноги сочленялись с горбатым телом под странным углом, и отовсюду прорастала длинная жесткая шерсть. Голова твари была похожа на собачью, но казалась много шире из-за мощных челюстных мышц. В алой пасти сверкал частокол острых зубов. Глаза твари мерцали в темноте, отражая пламя пожара.

Тело твари было похоже на человеческое, и передние конечности даже заканчивались пальцами, однако на пальцах вместо ногтей темнели изогнутые когти.

Кавик испуганно попятился назад, откидывая с лица капюшон. Он хотел броситься бежать, но взгляд чудовища приковал его к земле. Тварь приближалась, обдавая его своим смрадным дыханием, и Кавик сумел-таки сделать еще один шаг назад, к огню. Внезапно он вспомнил про кинжал, заткнутый за пояс. Порывшись в складках плаща, он выдернул его из ножен – блестящий и гладкий клинок, по которому перебегали красные отблески пожара.

– Назад, оборотень! – прохрипел Кавик. – Это серебряный клинок!

Чудовище, казалось, улыбнулось. Затем заговорило скрипящим и свистящим голосом.

– Где он?

Кавик побледнел. Раз тварь умеет говорить, значит, она умеет и думать. Держа кинжал перед собой, он ответил вопросом на вопрос:

– Где – кто?

– Где мой друг? – проревело чудовище. Его дыхание показалось Кавику горячее, чем огонь пожара.

– Он в безопасности. Он выбрался из дома, и мы его отпустили.

– Лжешь! – взвыл оборотень.

Он прыгнул вперед и схватил Кавика за пояс своей когтистой лапой. Тот с силой опустил кинжал, но серебряный клинок отскочил от руки оборотня. Чудовище яростно взревело и, приподняв Кавика в воздух, швырнуло его прямо в огонь.

Пламя с жадностью набросилось на человека в плаще. Некоторое время Кавик еще пытался бороться, потом упал и застыл неподвижно.

– Торис!

Собравшись с силами, Казимир запрыгнул на объятую пламенем крышу пристройки. Солома уже вся сгорела, оставив только стропила и балясины. Юноша в волчьем обличье перепрыгивал с одной балки на другую, и пламя обжигало его ноги, а шерсть, покрывавшая все его тело, трещала и скручивалась в шарики. Еще один головоломный прыжок, и Казимир оказался возле окна спальни.

Большая часть пола на втором этаже уже обгорела и провалилась, но возле окна еще оставался небольшой уступ. В комнате было гораздо горячее чем снаружи, и Казимир невольно зажмурился. Среди углей и тлеющих тел он наконец разыскал Ториса: тот лежал у самого окна, засыпанный обвалившейся штукатуркой, которая и спасла его от огня.

Но он не дышал.

Казимир забросил безжизненное тело на плечо, стараясь не повредить друга своими когтями. Казалось, что у Ториса не осталось ни одной целой кости – настолько мягким и податливым казалось его тело. В одной руке он, однако, крепко сжимал почерневшую от жара маску Раненого Сердца, а в другой – деревянную саблю, которую Казимир подарил ему когда-то очень давно.

Придерживая тело товарища на плече, Казимир выпрыгнул в окно.

Их окружил раскаленный воздух, которым хоть и с трудом, но можно было дышать. Казимир приземлился ногами на бревно, служившее коньком крыши пристройки, и попал на раскаленные угли. Ступни ног немедленно прижарились к бревну, и Казимир напряг мускулы чтобы оторваться. Под двойным весом бревно треснуло, и Казимир обрушился на пол кухни, окруженный тысячью горячих искр, которые просыпались на него сверху.

Опрокинув по дороге пылающие останки стола, Казимир ринулся к двери и с криком боли таранил ее плечом. Клин под дверью еще держался, но сама дверная коробка уже сильно обгорела. Горящие щепки фонтаном брызнули в разные стороны, и Казимир вырвался на свободу.

Один из малышей, вернувшийся к пожарищу, вскрикнул от ужаса, когда из огня вдруг появилось чудовище. Такое не могло привидеться и в кошмарном сне: худое, сильное животное, распространяющее запах горелой шерсти и плоти, выскочило из самого ада, сверкая желтыми зубами на черном лице. На плече чудовища безжизненно повис Торис.

В следующее мгновение тварь уже исчезла из вида, затерявшись в трущобах.

Торис очнулся, чувствуя как его бросает то в жар, то в холод. Его ноги словно свинцом налились – настолько холодны и бесчувственны они были. К тому же он не мог пошевелить и пальцем. Руки и спина, напротив, горели словно в огне. Дыхание давалось ему с трудом, легкие были словно наполнены песком, а все мускулы ныли и болели.

На фоне раскинувшегося над ним звездного неба Торис с трудом различил лицо Казимира. По лицу юноши пробегали отблески света, и Торис рассмотрел, как оно осунулось и обгорело. Казимир заботливо заглядывал в лицо своего товарища. На плечи его было наброшено некое подобие плаща, которого Торис никогда раньше у Казимира не видел.

Целый рой воспоминаний пробудился внезапно в мозгу Ториса, но он отогнал их и попытался сесть. Казимир помог ему, и только тогда мальчик расслышал плеск воды.

– Где… мы? – спросил он непослушными губами.

– У реки, мой добрый Торис, – ответил Казимир хриплым голосом. – Что касается конкретно тебя, то ты наполовину в реке. Впрочем, твои ожоги не так уж сильны. Как ты себя чувствуешь?

– Никак не чувствую, – отозвался Торис с печальной улыбкой. – Что случилось, Казимир?

Казимир ответил негромко, но в его голосе звучала дикая, необузданная ярость.

– Случился Зон Кляус. Моя месть здорово его разозлила.

Торис посмотрел в сторону и пробормотал:

– Я помню, начался пожар…

– «Красное Крылечко» сгорело. Мало кому удалось спастись.

Мальчик раскашлялся, потом сказал:

– Он – чудовище…

– Да, настоящее чудовище. Моя месть не удалась, – холодно отозвался Казимир.

Торис несколько раз с трудом вздохнул. Его охрипший голос прозвучал с неожиданной силой и решимостью:

– Нет, Казимир, твоя месть еще не закончена. Ты должен уничтожить его.

Казимир оперся о землю обожженной ладонью и зашипел от боли.

– Что?!

– У меня есть план, Казимир, – прошептал Торис.

Казимир мрачно покачал головой.

– Сейчас нам никакой план не поможет. Мы должны отдохнуть и залечить раны.

– Рядом с трущобным кварталом есть заброшенный храм. Можно пока остановиться там.