Ravenloft (№4) - Сердце полуночи

– Здесь – двадцать золотых, дражайшая. Начинайте же скорее.

Опуская теплые монеты в кошелек на поясе, старуха сказала:

– Здесь двадцать один золотой, но кто же считает мелочь в таком важном деле, не так ли?

– Пусть этот добавочный золотой понудит твои уста к правде, – поторопил ее Люкас.

Хитрый огонек в глазах цыганки погас. Она обратилась к столу, и лицо ее стало серьезным. Тщательно перемешав кости в сухих ладонях, она сказала:

– Хоть я бросаю кости и читаю по костям, однако я способна услышать голос этой комнаты, этих старых стен. Кости лишь очистят его и передадут мне.

– Начинай.

Старуха прикрыла свои морщинистые, словно пергаментные веки и принялась негромко мычать себе под нос. Неожиданно она разжала кулак, и кости посыпались на зеленую мраморную столешницу. Глаза цыганки тотчас открылись, и она стала пристально вглядываться в кучку сухих костей. Люкас тоже посмотрел на них, но ничего не увидел. Обглоданные кости в беспорядке рассыпались по полированному камню.

Цыганка поджала губы.

– Прошлой ночью здесь останавливался какой-то странный человек. У него были голова и тело взрослого мужчины, а руки и ноги – как у ребенка. Он приехал из Даркона…

– Гномы меня не интересуют, – проворчал Люкас. – Ни гномы и никакие другие персонажи цирковых представлений. Кто останавливался здесь за ночь до того?

Мароза враждебно покосилась на барда и собрала со стола кости. Снова закрыв глаза, она подняла лицо к потолку и выпустила кости из рук Открыв глаза, она прочла по ним во второй раз.

– Позапрошлой ночью… тайные любовники делили эту кровать. Вся комната… озарена радугой их страсти. Я…

– Кто был здесь за ночь до того?

Сердито вздохнув, Мароза подняла кости в третий раз и швырнула их на столик. Взглянув на то, как они пали, она отшатнулась, словно от удара кулаком. Люкас впился глазами в ее лицо. Щеки цыганки побелели, а на лбу выступили крупные капли пота. Схватившись за край стола, она вцепилась в мрамор, чтобы не упасть.

Люкас с голодным видом наклонился вперед, опершись кулаками на стол.

– Что же ты видишь, гадалка? Кто был здесь три ночи назад?

– Чу… чудовище, – с трудом промолвила цыганка.

– Чудовище? – эхом вторил ей Люкас.

– Чудовище в облике человека, – прошептала она, и голова ее затряслась от страха. Глаза заходили ходуном и остановились, уставившись сквозь стены комнаты куда-то в пространство. – Он был… как бы одет в человеческую кожу… но внутри – истинный монстр. Высокий, и очень худой. Он нес что-то тяжелое, очень холодное.

– Что же это было, мадам Мароза?

– Это были… были… – заговорила она, и губы ее неслышно шевелились. Внезапно тело ее напряглось. – Он нес мальчика и собаку. Оба были мертвы! – выпалила она вдруг.

– Что он с ними сделал?

– Положил их… вот сюда, на подоконник, – ответила цыганка и показала рукой куда. – Потом он… он…

– Потом он стал изменять свой облик, не так ли, мадам Мароза? – осведомился Люкас почти ласково. – Он превратился из высокого, худого менестреля в поджарого волка. Или я не прав?

Потрясенная цыганка уставилась на него не в силах вымолвить ни слова. В ее выпученных глазах Люкас увидел свое собственное отражение.

– И эта тварь, – продолжал наседать Люкас, в бешенстве подвигаясь вперед, – эта тварь принялась пожирать трупы, не правда ли?

Женщина не ответила, и он задал еще один вопрос:

– И эта тварь выглядела совсем как я, так?

С проворством, никак не вяжущимся с ее распухшими суставами, старуха схватила со стола пригоршню костей и швырнула их в лицо Люкасу, одновременно отшатываясь назад. Сильные, как тиски, пальцы сомкнулись на ее горле, и цыганка отчаянно забилась, пытаясь освободиться.

Жирный щелчок раздался в комнате.

Цыганка обмякла и упала лицом вперед. Люкас выпустил ее шею и глубоко вздохнул. Затем он подошел к окну, волоча за собой безжизненное тело старухи. Отодвинув занавеску, он выглянул наружу. Чудовищная улыбка исказила его черты.

Внизу на дороге, ведущей к резиденции Мейстерзингера, стояла одинокая женская фигура. Ломая руки, женщина то и дело смотрела вдоль улицы. Люкас наклонился ближе к стеклу. Повернув прут-задвижку, он осторожно приоткрыл окно, и душистый ветер ворвался в комнату. Люкас принюхался.

Холодный ночной бриз донес до него запах страха.

Отвернувшись от окна, бард согнулся в три погибели, и с ним начала происходить странная трансформация. Он стал меньше ростом, его черные волосы удлинились и стали доходить ему до пояса, борода и усы исчезли, морщины на лбу разгладились, монокль выпал из глаза и упал в подставленную ладонь, а острые черты лица округлились. Понемногу превращение охватывало все его тело, и вот вместо барда появилась в комнате обольстительная черноволосая женщина. Одежда Люкаса повисла на ней как на вешалке. Женщина посмотрела на мертвую цыганку.

– Ее платье будет мне как раз впору.

* * *

Юлианна рассеянно потрогала вилкой лежащую на блюде еду. Струйки ароматного пара поднимались над блюдом отборной оленины и плясали в холодном воздухе обеденной залы. Единственным звуком, нарушавшим тишину трапезной, был звон ее ножа по фарфоровой тарелке, и Юлианна неловко пошевелилась в своем кресле с высокой спинкой. Взгляд ее устремился на противоположный конец стола, за которым сидел Казимир. Он тоже ковырял в своей тарелке без особого аппетита. Со дня их помолвки выражение его лица стало еще более мрачным, кожа приобрела тускло-серый оттенок, и с каждым днем он становился все молчаливее и отстраненнее.

Юлианна неожиданно отложила нож и спросила:

– Почему бы тебе не съездить к жрецу в Гундарак? Он может вылечить тебя.

– Вылечить меня от чего? – спросил Казимир ровным голосом, поднимая на Юлианну пустой взгляд.

– Посмотри на себя! – с легким гневом воскликнула девушка. – Ты похож на труп.

– Со мной все в порядке, – все так же бесстрастно и равнодушно отозвался Казимир:

– Хорошо. В таком случае что-то не так со мной, – объявила Юлианна, вставая и швыряя на стол салфетку.

Подойдя к дверям, она отворила их.

– Год назад ты был полон жизни. Теперь в тебе только смерть. Не думай, что это не влияет и на меня…

Резко повернувшись, Юлианна вышла.

Казимир смотрел ей вслед. Затем он поддел вилкой кусок оленины и медленно перевернул мясо. Вздохнув, он отложил прибор и уставился на канделябр, воздвигнутый в центре стола. Дважды ему в голову приходила мысль о том, что нужно встать и догнать Юлианну, однако он не двинулся с места.

– Что со мной? – вслух спросил он у самого себя. – Три недели я не охотился, даже не перевоплощался, но, вместо того чтобы чувствовать себя лучше, мне становится все хуже и хуже.

Он оттолкнул тарелку и сложил руки на столе, низко опустив голову.

– Я очень, очень устал…

С этими словами он положил голову на руки и на минутку закрыл глаза…

Казимир проснулся от того, что слуга осторожно взял со стола тарелку. Потирая лоб, Мейстерзингер заморгал глазами, сонно глядя перед собой. Слуга прикусил губу:

– Вы закончили, сэр? Казимир тупо посмотрел на него:

– Да. Забирай.

Слуга кивнул в знак покорности и, взяв тарелку, с поклоном попятился к двери.

– Эй!… – окликнул его Казимир. – Пока ты не ушел, будь любезен, позови сюда леди Юлианну.

Слуга съежился, словно от страха.

– Прошу прощения, сэр, но это невозможно. Леди Юлианна уехала из крепости полчаса назад.

Казимир почувствовал, как лицо его застыло в неподвижности.

– Что? Куда?

– Она ничего не сказала, сэр, – ответил слуга. – Она была в дорожном плаще и с сумкой. Мне показалось, что за ней послал жрец Торис.

Казимир сжал руку в кулак и треснул им по столу с такой силой, что канделябр подпрыгнул вверх на добрые полфута.

– Проклятье! Я же предупреждал его – никогда больше не делать этого!

Слуга боязливо поклонился и сказал:

– Верховный жрец прислал к вам нескольких старейшин из храма. Они хотят с вами поговорить. Мажордом просил их подождать в библиотеке.

Вздрогнув, слуга поспешно отступил в кухню.

– Некогда мне разговаривать с этими церковными крысами, – проворчал Казимир ему вслед.

Поднявшись, он вышел из обеденной залы. Сердце отчаянно колотилось в груди, а кровь прилила к лицу, так что Казимир чувствовал, как щеки его розовеют. Шагая по главному коридору, он размышлял:

«Мне нужно остановить Ториса, не дать ему отнять у меня Юлианну. Люкас был прав. Торис пытается убрать Юлианну с дороги, прежде чем ополчиться на меня».

И Казимир c силой ударил кулаком по раскрытой ладони.

Проходя мимо дверей библиотеки, он почувствовал, как по спине его пробежал холодок. Мейстерзингер остановился, а потом вернулся обратно. Осторожно приоткрыв дверь, он заглянул внутрь. В библиотеке дожидались его пятеро храмовых старейшин. Двое читали, трое неуверенно оглядывались по сторонам. Дыхание Казимира перехватило. Длинная ряса одного из старцев слегка задралась, и Мейстерзингер увидел за голенищем его башмака длинный кинжал, судя по блеску – серебряный. При взгляде на остальных Казимира прошиб холодный пот. По меньшей мере четверо из пяти были вооружены подобным же образом.

Казимир бесшумно отпрыгнул от двери и прислонился к стене, с трудом сдерживая дыхание.

– Он хотел убить меня сегодняшним вечером, – прошептал юноша, широко раскрыв глаза. – Даже не сам, а при помощи компании наемных убийц…

Оттолкнувшись от стены, Казимир быстро пошел вдоль коридора, прижимая руку к груди.

«Он хочет убить меня!»

С пылающими как угли глазами Казимир вошел в свои покои и захлопнул за собой дверь. Вытерев со лба капли пота, он выглянул в окно на полную луну. Холодное светило, казалось, помогло ему избавиться от внутренней дрожи, укрепив его решимость. Казимир глубоко вздохнул и, задержав воздух в груди, сосчитал до ста, успокаивая кипящий разум. Затем он снял с вешалки темный плащ и, завернувшись в него, направился к дверям.

– Посмотрим, кто кого убьет. Сегодня ночью Торис будет мертв.

* * *

– А где мадам Мароза? – спросил Торис у погонщицы цыганской кибитки. Жрец прикрывал лицо капюшоном, с беспокойством оглядывая темную улицу.

Молодая черноволосая цыганка, сидевшая на облучке, отвязала вожжи и спрыгнула на землю перед священником.

– Она занята. Я ее дочь, Доня. Садись. Я отвезу тебя в Гундарак.

Торис нахмурился, заметив, что молодая цыганка была одета точь-в-точь как старуха – предводительница цыганского клана, с которой он договорился о поездке. Разглядывая разрисованный тент кибитки, он сказал:

– Надо подождать. Второй пассажир сейчас прибудет.

Цыганка положила ему на плечо тонкую сильную руку.

– Я не спешу. Мне уже заплачено, заплачено твоим золотом.

– Помни, самое важное – тайна, – напомнил Торис. – Как только мы заберемся к тебе в фургон, не позволяй никому, кроме стражей городских ворот, останавливать тебя, до тех пор пока мы не достигнем Гундарака. Стражам скажи, что ты одна. Поезжай быстрее, но пусть никто не заподозрит, что ты спешишь.

– Хорошо, хорошо, жоржик, – ответила Доня, насмешливо похлопав Ториса по плечу. Жрец скинул ее руку со своей спины и сказал:

– Выслушай меня внимательно, это важно. Три недели назад, когда мы пытались бежать в Гундарак, мы услышали странную песню, которая зазвучала как раз в тот момент, когда мы достигли…

– И она заставила вас обоих заснуть, – перебила Доня. – Я знаю. Не беспокойтесь, цыгане не поддаются сонным картаканским напевам.

– Я слышал об этом. Именно потому я и нанял вас, – кивнул Торис и насторожился.

На улице раздались шаги. Торис тихонько ахнул и прижался к борту повозки, сдерживая дыхание.

«Только бы это не был Казимир», – подумал он.

– Прошу прощения, я немного опоздала, – поздоровалась Юлианна, появляясь из-за угла фургона.

Торис жестом указал ей на парусиновый тент.

– Я все устроил, – шепнул он. – Несколько храмовых старейшин отправились к Казимиру, чтобы поговорить с ним и попытаться убедить его подвергнуться лечению.

Взбираясь в фургон по маленькой лесенке, Юлианна сказала с тревогой:

– Он очень рассердился, когда я упомянула о его болезни. Надеюсь, старейшины не станут вынуждать Казимира на крайние меры?

– Я уверен, что они смогут постоять за себя.

* * *

Казимир спустился со ступенек небольшой террасы и плотнее закутался в свой темный плащ. Ночь была холодна не по сезону. Подняв капюшон, он посмотрел на небо. На востоке, словно огромный глаз, плыла ослепительная полная луна.

Казимир шагнул на садовую дорожку и пошел по ней мимо фонтана, мимо кустов мекульбрау, на которых появились первые бутоны. Достигнув вымощенной булыжником дороги для экипажей, он пошел по ней к чернеющим воротам усадьбы. Его подбитые стальными гвоздями башмаки гулко лязгали по камням.

Пройдя каменным коридором под сторожевой башней, он миновал решетчатую кулису и, пройдя мимо поста стражников, снова оказался под звездным небом. Спустившись по наклонному пандусу въезда, он зашагал по правой стороне дороги. С этой стороны улицы стояла элегантная гостиница «Лонгпайп». Приблизившись к ней, Казимир слегка провел кончиками пальцев по неровной каменной стене, затем направился к освещенному фонарями перекрестку.

«Сегодня ночью я убью Ториса».

Тяжелым решительным шагом он обогнул гостиницу и налетел на женщину, стоявшую на тротуаре. Не сумев вовремя остановиться, он врезался в нее всем телом и сбил с ног.

С его губ сорвалось удивленное восклицание. Опустившись на одно колено, Казимир протянул женщине руку.

– Прошу прощения, уважаемая. Я вас не заметил.

Женщина посмотрела на него снизу вверх, стараясь под тенью капюшона рассмотреть черты его лица. Несмотря на страх, застывший в ее глазах, женщина была потрясающе красива. Золотисто-желтые волосы обрамляли правильное лицо, на котором выделялись маленький изящный нос и рубиново-алые полные губы. Казимир уставился на нее во все глаза. Женщина медленно протянула ему тонкую руку, и Мейстерзингер помог ей подняться. Кружевной широкий воротник подчеркивал безупречную форму ее груди, а складки платья были собраны на тонкой талии цветным поясом.

– Ночью довольно опасно бродить одной, – сказал Казимир с легким упреком.

– Я пойду с вами, – ответила женщина глубоким голосом, который нисколько не соответствовал по-детски невинным чертам ее лица.

«Я пойду с вами?» – удивился Казимир, а вслух сказал:

– Но вы же не знаете, куда я иду.

– Да, – кивнула незнакомка и добавила дрожащим голосом:

– Я не знаю.

Казимир с сомнением смерил ее взглядом:

– Может быть, вам лучше вернуться домой?

– Прошу вас, – сказала женщина неожиданно взволнованным голосом. – Я очень боюсь. Не надо играть со мной в прятки. Я не вернусь домой без своего сына.

«Она либо пьяна, либо безумна», – подумал Казимир. Несмотря на это логичное умозаключение, его с непонятной силой потянуло к женщине. Жар ее тела пробудил в нем страшный, нечеловеческий голод. Глаза его скользнули по изящной линии шеи, а ноздри втянули сладкий соблазнительный запах.

– Я с радостью провожу вас, куда бы вы ни шли, – галантно предложил он.

Женщина взяла его за локоть дрожащей рукой и прислонилась головой к плечу.

– Скажите, пожалуйста… куда мы пойдем?

Казимир судорожно вздохнул, чувствуя, как от голода и желания все внутренности у него сводит судорогой.

– В храм Милила, – прошептал он негромко.

– Так отведите же меня туда, Мейстерзингер! – печально отозвалась женщина.

Услышав эти слова, Казимир почувствовал, как по спине его побежали мурашки. Голос странной женщины усилил легкое покалывание во всем теле и растекающийся по членам жар. Казимир уже чувствовал запах ее крови, а закрыв глаза мог представить себе, как его острые когти один за другим погружаются в тонкую нежную кожу, сдирая ее с разорванных трепещущих мышц.

С трудом он отогнал от себя манящие видения. Зверь внутри него уже овладел большей частью его тела, но Казимир остановил его. Пока остановил.

– Прошу вас, мастер Казимир, – умоляющим голосом сказала женщина. – Если мы идем куда-то, так давайте отправляться в путь.

Казимир кивнул, неохотно прикрывая ладонью ее холодные как лед пальцы. Они пошли к храму Милила, и хотя ни один из них не разговаривал, Казимир был уверен, что женщина слышит громкие удары его сердца.

* * *

Три мрачные фигуры с осторожностью наблюдали из темной аллеи за тем, как Казимир ведет женщину в сторону храма. Примерно через минуту после того, как Мейстерзингер миновал их укрытие, один из мужчин что-то хрипло шепнул двум своим напарникам. Прозвучали столь же хриплые ответы, и в аллее снова воцарилась тишина. Один из мужчин оставил своих товарищей, а сам выглянул из-за угла и посмотрел вдоль ярко освещенной улицы. Казимира и его спутницы нигде не было видно. Тогда ночной соглядатай подобрал полы своего плаща и что было сил метнулся через дорогу мимо гостиницы «Лонгпайп». Подбежав ко входной двери соседнего особняка, он отворил входную дверь и оказался в полутемной прихожей.

Дверь бесшумно закрылась за ним. Мужчина шагнул вперед, и на его усатом лице появилось угрюмое выражение. В дальнем конце прихожей стояла стройная, хорошо одетая женщина, едва освещенная оранжевым пламенем свечей. Завидев вошедшего, она решительным жестом пригласила его на кухню. Мужчина кивнул и, пройдя через роскошную гостиную и сияющий обеденный зал, оказался перед тяжелой дверью, окованной железом.

Торопливо распахнув дверь, он оказался лицом к лицу со сворой, состоявшей из двух десятков крупных охотничьих собак. Встревоженные псы тут же повскакали на ноги. Один за другим они принимались лаять, но седой старик, дергая их за поводки с удивительной для своего преклонного возраста силой, заставил их сесть и успокоиться.

– Тихо! – прикрикнул Вальсарик, и собаки окончательно затихли.

Мужчина в плаще – теперь в свете масляных ламп можно было рассмотреть под его плащом доспехи воина – подошел к Вальсарику и негромко заговорил с ним.

– Это был Мейстерзингер Казимир, а не Люкас, как вы подозревали, – доложил он.

На лице старика-управляющего появились печальные морщины.

– Мастер Казимир, вот как?

– Да, – кивнул стражник. – Когда Элина спросила, куда он отведет ее, Мейстерзингер ответил – в храм Милила.

– Я обойду с собаками кругом и поспею раньше него, – предложил Вальсарик.

– Хорошо, – согласился воин. – Держите своих бестий наготове. Говорят, что Казимир – коварный и безжалостный противник.

Старик внимательно посмотрел на него.

– Да, конечно…

Казимир и его спутница пробирались по узким улочкам трущобного квартала, направляясь к храму Милила, который темной громадой высился в лунном сиянии. Несмотря на все реформы и указы Казимира, хижины и развалившиеся сараи выглядели нисколько не лучше, чем год назад. Пустынные улицы были освещены луной, и холодный ветер разносил по ним мелкую, дурно пахнущую пыль. Казимир укрыл женщину от ветра полой своего плаща и подвел к обгорелым развалинам «Красного Крылечка».

– Вы ведете меня совсем не в храм, правда? – спросила женщина, кусая губу.

Казимир повернулся к ней и быстро провел пальцем по округлому подбородку.

– Нет, не туда.

Глаза незнакомки наполнились слезами.

– Я сделаю все, все, что вы захотите, только скажите мне, где мой…

Казимир закрыл ей рот поцелуем. Губы женщины оказались сладкими и хмельными, и он долго не мог от них оторваться. В его теле снова началась трансформация. Глотнув воздуха, Казимир снова стал целовать женщину, слегка прокусив ей губу. Незнакомка забарахталась, пытаясь вырваться, пытаясь оторвать от себя его трансформирующиеся конечности. Наконец ей это удалось, и она отпрянула, крепко упираясь ногами в посыпанную старой золой землю. Из прокушенной нижней губы на ее подбородок и шею стекала струйка крови. В глазах женщины, однако, не было страха – один только гнев.

– Где мой сын?! – требовательно спросила она.

Казимир даже не слышал вопроса. Его трансформация в полуволка-получеловека была почти закончена. Полная луна ускорила процесс точно так же, как ускорили его страх женщины и запах ее крови. Казимир сбросил на землю свой плащ и прыгнул вперед. Крепкие жилистые руки обхватили слабое человеческое тело, а из подушечек пальцев выскочили смертоносные когти. Женщина сражалась отчаянно, изо всех сил колотя по вытянутой морде и стараясь выцарапать мерцающие глаза чудовища, но одна из ее рук очутилась между двумя рядами острых зубов, способных перекусить ствол молодого деревца…

Потом Казимир услышал собак.

Он отпрянул и прислушался, не обращая внимания на удары, которые продолжала наносить ему женщина свободной рукой.

Это действительно были собаки, и не просто собаки… Это были волкодавы, и они приближались.

Казимир выпустил женщину, и она, пошатываясь, бросилась от него. Неуклюже поворачиваясь на своих наполовину волчьих, поросших шерстью ногах, Казимир завертелся из стороны в сторону, пытаясь определить с какой стороны доносится зловещий лай. Женщина, прижимая к груди прокушенную руку, ринулась в темноту и исчезла в трущобах.

Теперь он увидел их. Целая стая – два десятка, может быть больше, – выскочила из-за поворота и помчалась прямо к руинам приюта. Сильный ветер доносил до него их густой запах. Не теряя времени, Казимир сорвал рубаху и упал на четвереньки. Ему необходимо было как можно скорее полностью превратиться в волка, чтобы воспользоваться волчьими быстрыми ногами.

По костям тела снова пробежал жгучий озноб. Длинные когти на пальцах укоротились и, взрывая лапами слежавшуюся золу, Казимир длинными прыжками поскакал прочь с места давнего пожарища.

Трансформацию он заканчивал на бегу. Лапы его сами собой задвигались в неистовом темпе стремительной волчьей рыси, а грязная улица уходила под светлое мохнатое брюхо с головокружительной скоростью. Казимир полностью превратился в волка.

Яростный лай собак раздавался настолько близко, что заглушал даже барабанную дробь их многочисленных лап. Затравленно оглянувшись через плечо, Казимир свернул и помчался по другой улице, направляясь к выходу из трущоб. Волкодавы повернули за ним, продолжая сокращать расстояние. Вскоре под ногами оборотня оказалась булыжная мостовая, по которой яростно заскрипели его когти, но стая охотничьих собак продолжала приближаться, преследуя свою добычу буквально по пятам. Казимир начинал убеждаться, что недооценил преследователей.

Резко повернув, огромный волк перемахнул через невысокую ограду, соединявшую два соседних дома, и нырнул в темную подворотню. Свора не отставала, преодолев стену с такой же легкостью, с какой вода преодолевает невысокую плотину. На всякий случай Казимир опрокинул в проход два мусорных бака, а сам помчался на задний двор одного из домов. Преследовавшие его псы легко перепрыгивали через рассыпавшийся мусор, и Казимир впервые почувствовал страх. Волк метнулся через живую изгородь и снова помчался по пустынной ночной улице. Собаки не отставали.

Постепенно его положение ухудшалось. Свора волкодавов настигала Казимира, понемногу обходя его с флангов. С каждым прыжком таяло и без того небольшое преимущество оборотня. Казимир проклял свои задыхающиеся легкие, которые и так работали на пределе. Он был не в силах перегнать собак.

Но он мог их перехитрить!

Оборотень напряг последние силы, заставив свои протестующие мускулы сокращаться еще быстрее. Расстояние между ним и преследователями стало понемногу увеличиваться, хотя каждый дюйм давался ему с огромным трудом. Впереди замаячил старый двухэтажный дом, на фасаде которого было единственное окно, закрытое ставнями. Ставни выглядели не слишком крепко сколоченными, достаточно старыми, достаточно ветхими…

Собачья стая снова приблизилась, и он прибавил еще немного, хотя это казалось невозможным. Окно приближалось, до него оставалось не больше десяти прыжков.

Острые зубы разодрали ему заднюю лапу. Осталось пять прыжков.

Два…

Волк взлетел в воздух.

Ставни взлетели ему навстречу.

Зубы и передние лапы ударили в прогнившее дерево. Дерево треснуло, и Казимир, проломив ставни, врезался головой в стекло. Стекло со звоном раскололось, и осколки его посыпались в теплую комнату. Волчье тело Казимира, словно пущенный из катапульты камень, влетело внутрь дома под ледяной шелест острых стеклянных осколков. Некоторые из них летели с такой силой, что вонзались в противоположную стену и в лицо перепуганного человека, который мертвой хваткой вцепился в одеяло.

Казимир тяжело приземлился на деревянный пол и, не колеблясь ни секунды, одним длинным прыжком достиг лестницы, ведущей на второй этаж. Первые волкодавы уже начали запрыгивать в разбитое окно, и Казимир принялся карабкаться вверх по ступенькам, одновременно пытаясь начать обратную трансформацию. Теперь ему снова нужно было принять облик чудовища – полуволка-получеловека.

Злобный вой собачьей своры смешивался с истошными воплями раненого мужчины, но Казимир не обращал на это внимания. С каждой ступенькой его тело изменялось все сильнее. Собаки были теперь прямо под ним. Когда Казимир наконец достиг второго этажа, на лапах у него снова появились пальцы с боеспособными когтями.

Поднявшись на задние лапы, он вонзил эти когти в побеленную и оштукатуренную стену, оставляя в ней выемки глубиной в ладонь. Ему удалось подняться по стене за считанные мгновения до того, как волкодавы попытались атаковать его задние конечности. Вскоре он был уже вне пределов их досягаемости, повиснув на стене под самым потолком. Одного взмаха рукой оказалось достаточно, чтобы проломить дыру в потолке. Слегка расширив отверстие, Казимир пробрался на чердак, обрушив вниз несколько пластов штукатурки и подняв целое облако плотной удушливой пыли.

Оказавшись на чердаке, он запрыгал через грубо отесанные стропила в направлении подслеповатого слухового окошка, затянутого плотной паутиной. При помощи когтей он без труда вырвал раму вместе со стеклами и, швырнув ее на пол, выглянул наружу. С огромным облегчением он увидел, что сумеет перепрыгнуть на крышу соседнего дома – одноэтажного строения, расположенного в каких-нибудь двадцати футах.

Отступив от окна на пару шагов, Казимир с разбега бросился в него и без труда выбрался на крышу.

Черепичная крыша соседнего домика отозвалась страшным гулом, когда тяжелое тело обрушилось на нее. Отчаянно скребя черепицу длинными когтями, Казимир вскарабкался на конек. С этой высоты он без труда перепрыгнул на крышу соседнего домика и замер, обернувшись назад.

Напрягая слух, он попытался услышать лай волкодавов, доносящийся из двухэтажного особняка, но вместо этого услышал крики множества людей.

– Убейте Мейстерзингера! Убейте оборотня!

– Убейте Казимира! Это не человек – вервольф!

Так кричала собирающаяся на улицах толпа граждан Гармонии, которые размахивали факелами и тяжелыми цепами.

Город больше не принадлежал Казимиру.

* * *

Торис сидел в повозке среди наваленных в беспорядке отрезов ситца и шелка. До сих пор все шло хорошо. Должно быть, цыганка применила какое-то свое волшебство, так как при выезде из Гармонии стражники даже не остановили кибитку.

Взгляд его невольно обратился к Юлианне.

Девушка неспокойно дремала на узенькой лежанке возле противоположной стены фургона.

«По крайней мере, она будет в безопасности», – подумал Торис. Он до сих пор не был уверен, является ли Казимир оборотнем или нет, однако надеялся, что теперь, когда ему не нужно будет бояться за жизнь Юлианны, он сможет это выяснить.

Монотонное покачивание старого фургона в конце концов подействовало на Ториса. Он начал клевать носом. Слух его приспособился к визгу плохо смазанных колес, а глаза сами собой закрывались, спасаясь от неяркого света масляной лампы. В конце концов он тоже заснул, уступив тревоге и усталости.

Он проснулся, от того что фургон вдруг остановился. Выглянув наружу через окно, Торис увидел, что вокруг ночь и что они все еще в лесу. Тогда он выпрямился во весь рост и прислушался. За звонкой песней цикад он различил приглушенные голоса. Один из них он узнал – это была невнятная скороговорка цыганки Дони. О втором голосе можно было сказать только то, что он принадлежит мужчине.

Торис стоял совершенно неподвижно и молчал, холодея от дурных предчувствий. Голоса внезапно замолчали, потом жалобно заныли рессоры, когда цыганка вскарабкалась обратно на козлы.

«Может быть, это был просто нищий странник», – подумал Торис, пытаясь успокоиться.

Но в это время дверная ручка стала поворачиваться. Торис в ужасе смотрел, как она сделала четверть оборота и как защелка замка выскочила из паза в легкой дверной раме, укрепленной прямо на деревянной раме парусинового фургона. Дверь медленно отворилась, и в фургоне появилась человеческая фигура.

Это был Казимир, закутанный до самых бровей в темно-синий плащ.

– Ты, кажется, собрался в Гундарак, малютка Торис? – спросил Мейстерзингер, обнажая в улыбке острые, как кинжалы, зубы. – Ты уже приехал.

ГЛАВА 15

– Прошу тебя, Казимир, умоляю! – заговорил Торис, как только фургон снова тронулся в путь. – В Гундараке есть настоящий жрец – не жрец Милила, а настоящий священник…

Сказав это, Торис судорожно сглотнул и прогудел себе под нос подходящую к случаю формулу, стараясь смягчить сорвавшееся с его языка богохульство.

– Если что-то от волка в тебе все еще осталось, давай отправимся в Гундарак, чтобы он смог излечить тебя до конца.

Казимир сверкнул глазами и сердитым жестом велел Торису поменьше шуметь. Кивнув в сторону спящей Юлианны, он заметил: