Ravenloft (№4) - Сердце полуночи

– Как бы вы могли исправить это зло?.– повторила она, оглядываясь на клубящийся за стеклом туман. – Найдите Казимира и верните его сюда. Разыщите и Ториса. В этом месте что-то неладно…

Люкас легко поднялся с колена и, нежно взяв ее двумя пальцами за подбородок, сказал:

– Не беспокойся. Я найду Казимира.

Затем он решительно развернулся, шагнул к ее кровати и положил свой устрашающего вида кинжал в ноги. Не оборачиваясь к Юлианне, он попросил:

– Проследите, пожалуйста, за тем, чтобы Торис получил кинжал, как только вернется.

– Обязательно, – ответила девушка, слегка дрожа.

Люкас пошел к двери. Одним быстрым движением он открыл ее, шагнул в ярко освещенный коридор и исчез, захлопнув дверь за собой.

* * *

Цыганская повозка слегка раскачивалась, пока ее обитательница пробиралась к двери. Сквозь стон скрипок и лязг тамбуринов Торис расслышал все же легкий звук шагов. Наконец медная ручка повернулась, верхняя часть двери распахнулась, и в проеме появилась довольно молодая цыганка. Опершись локтями на нижнюю половину двери, которая все еще оставалась закрытой, она посмотрела на Ториса. Ей никак не могло быть больше тридцати-тридцати пяти лет, черные кудрявые волосы падали на яркую пеструю блузку, а двигалась она с естественной грацией кочевницы, позвякивая монистами, сверкающими на ее груди. Голова ее была задорно приподнята, а маленькие руки были удивительно пропорциональны.

Цыганка небрежно оглядела Ториса с головы до пят и спросила:

– Хочешь выбраться отсюда, красавчик?

Торис был потрясен до глубины души. Он не успел сказать ни слова, как ничего не говорил о своих намерениях маленькой девочке, которую он просто попросил о встрече с главой клана.

– Неужели мои намерения столь очевидны? – спросил он наконец, поднимаясь к дверям и касаясь руки мадам Дачии легким поцелуем.

– Мне – да, – отозвалась цыганка отнимая у него руку и с подозрением его разглядывая. – Наверное, все-таки будет лучше спрятать свои намерения так, чтобы тот, от кого ты бежишь, не догадался о них.

Торис указал на ярко расписанный фургон:

– Можно мне войти, чтобы обсудить условия?

В глазах цыганки мелькнул алчный огонек:

– Позволь мне сначала полюбоваться на твой кошелек, а уж потом я впущу тебя в свою повозку.

Торис достал из-под полы своего жреческого одеяния позвякивающий мешочек с монетами.

– Здесь только золото и серебро, – объяснил он кратко. – Ни одного медяка.

Щелкнула вторая задвижка на нижней половине двери, и дверь распахнулась целиком.

– Ну что ж, входи, добрый жрец.

Слегка пригнув голову, Торис проник в фургон. Внутри он казался гораздо больше, чем снаружи. Четыре окна давали достаточно света, даже несмотря на то, что все они были занавешены кружевными шторками, однако с потолка свешивалась и зажженная масляная лампа. Обстановка была более чем скромной: узкая кровать, легкий складной стул, маленький стол и несколько подвесных полок с глухими, непрозрачными дверцами. В каждом углу висели меха, связки перьев, одеяла и попоны.

Оглядевшись по сторонам, Торис уселся на хлипкий стульчик, а мадам Дачия устроилась на кровати, не забыв запереть дверь.

– Куда ты хочешь попасть, красавчик? – спросила мадам, и ее мягкий голос прозвучал вполне по-деловому.

Торис нервно теребил висевший у него на шее амулет Милила.

– В Гундарак, – ответил он. Мадам Дачия пристально смотрела в огонь фонаря.

– Мне кажется, ты не очень туда стремишься, – заметила она спокойно.

– Я бегу не столько в Гундарак, сколько из Картакана, – объяснил Торис и помрачнел. – Или ты можешь предложить мне что-нибудь получше?

Цыганка задумчиво нахмурила лоб и молчала. Наконец она сказала нерешительно:

– Нет. Это довольно странный край, мой юный жрец, но я, хотя и слышала о лучших землях, никогда их не видела.

– Значит, Гундарак, – подвел итог Торис. – Поедут два человека: я и мой друг.

Зеленые глаза мадам Дачии, казалось, пронзили его насквозь.

– Любовница или сестра? – спросила она сурово.

– Ни то ни другое, – раздраженно отозвался Торис. – Впрочем, ты права – это женщина. Любовница того, от кого мы вынуждены спасаться бегством.

– Гм-м… – с сомнением хмыкнула Дания. – Это будет стоить дороже. Повышенный риск, знаешь ли.

– По десяти золотых с каждого, – твердо сказал Торис. – Этого будет достаточно.

– По двадцати, и по рукам! – предложила цыганка.

– Я мог бы взять те же сорок золотых и купить лошадь, – вздохнул Торис вставая.

– Сядь! – приказала цыганка столь резким голосом, что юноша против своей воли опустился на стул. – Если бы ты мог уехать на лошади, ты так и поступил бы давным-давно, – объяснила цыганка. – Может быть, ты даже пытался, но заснул на границе. Так что не надо угрожать тем, чего ты не в силах исполнить.

– Десять за меня и двенадцать за женщину.

– Я должна рисковать всем своим кланом за двадцать два золотых? Хорошо, пусть будет тридцать восемь с обоих.

– Каждый из нас заплатит по четырнадцати, – предложил Торис. – Всего будет двадцать восемь – это как раз посередине между нашими начальными ставками…

– Ничего подобного. Половина – это тридцатка, а за то, что ты жульничал, я прибавлю еще пять. Итого – тридцать пять с вас двоих!

– Тридцать два!

– Тридцать пять!

– Тридцать три?

– Тридцать пять!!!

– Какая дорогая это штука – свобода! – проворчал себе под нос Торис. – Тридцать четыре.

– По рукам.

– Я хотел бы выехать сегодня вечером. – Заметил Торис.

– Сегодня вечером?! – с негодованием воскликнула мадам Дачия. – Сегодня мы не выступим, если ты только не удвоишь цену. Мы отправляемся завтра.

– Завтра? – растерянно проговорил Торис, не в силах скрыть своего разочарования. «Если ночью мне будет сопутствовать удача, – размышлял он, – то завтра мне вовсе не потребуется никуда бежать. Лучше, пожалуй, оставить себе некоторую свободу выбора».

– Если едем завтра, то и оплата – завтра, – сказал он. – В полдень я буду у вас.

– В сумерках, – поправила его мадам Дания. – Или ты хочешь лишить нас половины выручки от торговли? Мы будем торговать до тех пор, пока люди будут покупать, и отправимся в путь, когда торговля прекратится.

– Значит завтра, в сумерки, на этом самом месте, – с сердитым вздохом подвел черту Торис.

Поднявшись с шаткого стульчика, он шагнул к двери и даже взялся за ручку защелки, но не нажал ее.

– Как ты узнала что я собираюсь бежать? – спросил он. – И откуда тебе известно, что вторым человеком будет женщина?

Цыганка поднялась с кровати и улыбнулась:

– У тебя на лице было предательство… предательство и страх. Но боялся ты не за себя. За кого же еще станет мужчина бояться, как не за женщину, даже если она сильнее, чем он сам? Так я узнала, что твоей спутницей будет женщина. И если за нее ты боишься, то себя чувствуешь – предателем. Ты скорее вонзишь кинжал в свою собственную спину, чем в спину того, кого предаешь…

Торис наградил цыганку мрачным взглядом и, решительно поворачивая запор на двери, сказал:

– Если ты правишь лошадьми так же умело, как и читаешь по лицам, то я не зря потрачу свои тридцать четыре золотых.

ГЛАВА 18

Стоя в коридоре, словно гостиничный служка, Торис внимательно разглядывал большое плоское блюдо, которое он прижимал к груди. Блюдо слегка гудело, и посуда позвякивала, словно отзываясь на частые удары его сердца. Пытаясь успокоиться, Торис несколько раз глубоко вдохнул, а затем вставил ключ в дверь своей комнаты. Прежде чем повернуть ключ и открыть дверь, он с осторожностью посмотрел вдоль коридора, освещенного светом масляных ламп. Сквозь щели в полу поднимались из таверны внизу тонкие струйки пара и дыма, похожие на призраков. Кроме них в коридоре никого не было.

Ни постояльцев, ни служащих, ни Казимира…

Торис снова занялся круглой медной рукояткой. Стиснув ее в руке, он попытался повернуть ручку, но его влажные от пота пальцы только безрезультатно скользили по металлу.

– Торис! – донесся из дальнего конца коридора хриплый шепот.

Молодой человек поднял голову и повернулся на звук.

По темной лестнице поднимался в коридор Казимир. Он был до неузнаваемости перемазан в крови и казался каким-то бестелесным, распространяя вокруг себя запах дыма и смерти.

Торис повернулся так быстро, что чуть было не опрокинул поднос.

Призрак исчез.

Пропитанный испарениями с нижнего этажа воздух был недвижим.

Задыхаясь от пережитого ужаса, Торис прислонился спиной к двери.

– Это просто нервы… – пробормотал он и понюхал стоящую на подносе тарелку с бараниной, из-под крышки которой поднимался дразнящий парок. Затем он подумал о зловещем тумане и о длинной ночи, которая едва началась.

Где-то там, в ночи, был Казимир.

Любимый друг.

Смертельный враг.

«Сегодня я убью моего старинного друга», – подумал Торис, снова втягивая в ноздри резкий пряный аромат мяса. Если Люкас выполнил свое обещание и принес кинжал, то он, Торис, должен будет использовать его по назначению в ближайшие часы. Больше всего, однако, он боялся не за душу Казимира, а за то, что клинок может не попасть в цель.

«Хоть бы Люкас не принес кинжал! – подумал Торис в слабой надежде. – Тогда мы с Юлианной могли бы уехать завтра вечером, и Казимир остался бы в живых».

Он вытер свободную ладонь об одежду, повернул рукоятку двери и толкнул ее от себя.

Дверь бесшумно раскрылась. Торис вынул ключ и, опустив его в карман, ненадолго замешкался на пороге, прежде чем войти. В его комнате было совершенно темно, и только серый прямоугольник туманного окна слегка выделялся в этом чернильном мраке. Оставив дверь в коридор открытой, Торис на ощупь нашел кровать и, оставив на ней поднос, пошарил на столике в поисках огнива и трута. Там ничего не было, и Торис решил, что оставил их в комнате Юлианны. Потом он задумался. Если лампа будет гореть, когда придет Казимир, ему не удастся застать его врасплох и ударить кинжалом. Будет гораздо лучше, если в комнате будет темно.

Торис вернулся к двери и быстро закрыл ее. Лязгнул замок, и в комнате стало темно, как подмышкой у черного енота. Торис терпеливо ждал, пока глаза его привыкнут, и постепенно стал различать неясные серые очертания предметов.

Тогда жрец выдвинул на середину комнаты небольшой стол, переставил на него блюдо с едой и приставил стул. Выпрямившись, он некоторое время любовался тусклым серебряным блеском посуды, а затем повернулся к окну. «Интересно, каким путем придет Казимир», – подумалось ему.

Осторожно ступая по скрипучим половицам, он приблизился к двери в спальню Юлианны. К этому времени его глаза настолько привыкли к темноте, что он сумел разглядеть на кровати спящую девушку. Торис длинно вздохнул. При виде ее хрупкого, слабого тела его решимость окрепла.

«Сегодня – последняя ночь этого кошмара!» – твердо пообещал он себе и бесшумно прикрыл дверь в спальню, стараясь, чтобы защелка не лязгнула.

– Ты испортил такое прекрасное зрелище! – раздался в темноте спокойный густой голос.

Торис вздрогнул и во второй раз за сегодняшний вечер стремительно обернулся. Этот голос не мог принадлежать призраку.

– Казимир! – воскликнул Торис, чувствуя, что голос его звучит виновато. – Как ты сюда попал?

Черная тень, более глубокая, чем все остальные, угрожающе закачалась у дальней стены.

– Почему ты закрыл дверь, Торис?

– Я… – Торис запнулся и схватился за косяк двери. – Мне показалось, что смотреть на нее, когда она спит будет не правильно.

– Наверняка ты уже наподглядывался! – снова раздался неприятный и злой голос. – К тому же, когда я в последний раз был здесь, дверь была открыта.

– Ты всегда видел меня насквозь, – льстиво вздохнул Торис, надеясь, впрочем, что сейчас дело обстоит не так. – Я смотрел, как она спит. Сейчас я закрыл дверь, потому что знал, что ты должен придти. Видишь ли, Казимир, я так ничего и не сказал ей о твоем проклятье, и мы не смогли бы говорить откровенно.

Торис понемногу приходил в себя. Казимир отозвался на его слова негромким сиплым смехом.

– Почему бы тебе не зажечь лампу?

– Она бы проснулась. Даже когда дверь закрыта, в спальню попадает достаточно много света, чтобы ее разбудить, – солгал он быстро.

– Понятно.

Торис услышал, как каблуки Казимира стукнули по полу, и понял, что тот движется к столу, пребывая при этом в обличье человека. Тихонько звякнуло серебро – бывший Мейстерзингер приподнял крышку и шумно понюхал воздух.

– Прекрасный ужин, если мой нюх меня не обманывает.

– Я принес это для тебя, – залебезил Торис, двигаясь вокруг своего друга по широкой дуге в надежде рассмотреть его силуэт на фоне серого окна. – Ты же сказал, что придешь, а я был уверен, что ты будешь голоден.

– Ты знал, что я буду голоден, вот как? – едко спросил Казимир. – Ты надеялся, что кусок сочной баранины насытит меня настолько, что я не съем тебя?

Снова раздался его невеселый смех, потом Торис услышал, как скрипнул стул. Казимир сел, и опять зазвенело серебро.

Молодой жрец тоже неуверенно рассмеялся; как раз в это время он достиг того места, с которого он мог рассмотреть силуэт Казимира. Поначалу он ожидал, что знакомые очертания успокоят его, однако вместо этого он пережил неприятный шок: волосы Казимира торчали во все стороны жесткими неопрятными пучками, а на плечах его была безобразная и довольно поношенная крестьянская куртка.

– Как тебе баранина? – спросил Торис слегка дрожащим голосом.

– Превосходно, – отвечал Казимир с набитым ртом, так что его голос больше походил на звериное ворчание. – Она немного остыла, но я едал и более холодное мясо. Довольно предусмотрительно с твоей стороны, Торис, припасти для меня бифштекс.

Он проглотил то, что было у него во рту, и спросил совершенно серьезно:

– Но к баранине полагается нож. Может быть, нож у тебя тоже есть?

– Нож? – неискренне удивился Торис, чувствуя, как сердце у него подпрыгнуло.

– Ага, – простодушно подтвердил Казимир, и жрец почувствовал, что его друг язвительно улыбается, хотя и не мог видеть его лица. – Кинжал, который ты оставил под подушкой.

Судорожно сглотнув, Торис пустился в объяснения.

– Если бы я собирался использовать его против тебя, я не стал бы прятать его в постели.

– Для кого же он?

Торис прикусил губу, но быстро нашелся:

– Я купил его сегодня в городе. Мне нужно было какое-то оружие, чтобы защищать Юлианну и себя от Люкаса.

Раздался скрежещущий звук – в руке Казимира оказался собственный нож, который залязгал по тарелке.

– Это благородно, Торис, но совершенно бессмысленно. Чтобы ранить Геркона Люкаса, нужно совершенно особое лезвие.

Напряжение, стискивавшее плечи Ториса, слегка ослабло. Пристально глядя на силуэт Казимира, он пошел к кровати и стал шарить под подушкой.

– Все же это лучше чем ничего, – сказал он. – Кстати, где он?

Казимир слегка повернул к нему голову:

– На кровати, там, где я его оставил.

– Я спрячу его где-нибудь в другом месте, – сказал Торис как можно небрежнее. – Например, в тумбочке у изголовья, на случаи, если Люкас застанет нас врасплох.

Наконец ему удалось нащупать кинжал. Он поднял его и неловко сжал холодную рукоятку.

«Повернись и убей его! Убей его сейчас, иначе он убьет тебя!»

Торис прижал оружие к груди. Оно было ничуть не похожим на серебряное – слишком тяжелым и не особенно изящным. Длинное узкое лезвие требовало точного и сильного удара.

«Нанеси удар, убей зверя, Торис!»

Он повернулся к Казимиру и стал маленькими шажками красться вперед. Темные глаза Казимира немедленно остановились на клинке. Осталось всего два шага, один…

Торис внезапно отвернулся.

– Прости, я не хотел бы поранить тебя в темноте. Я не очень хорошо вижу.

– Все в порядке, – неубедительно проговорил Казимир.

Он не отрывал взгляда от Ториса до тех пор, пока он не обогнул его с противоположной стороны стола и не завозился у низкого столика в изголовье постели. С шумом выдвинув ящик, он бросил туда кинжал, а потом бесшумно достал обратно и сунул под соломенный матрац. Рукоять кинжала слегка торчала оттуда, так что он легко мог достать его. Неловко улыбаясь, он выпрямился и отряхнул ладони, а затем снова обогнул стол и сел напротив Казимира.

– Что же заставило тебя передумать?

– Передумать? – переспросил Казимир, снова вонзая свой нож в мясо.

– Ты же хотел убить меня прошлой ночью.

– Хотел, – Казимир отрезал кусок баранины и теперь задумчиво его жевал. – Это была ужасная ночь.

– Что случилось? Расскажи мне, – попросил Торис, радуясь тому, что может оттянуть свою неприятную, страшную обязанность.

– Слишком долго рассказывать, дружище, – отозвался Казимир с тенью былой теплоты в голосе. – Чего доброго ты решишь, что я спятил.

– Я и так думаю, что ты… не совсем в себе, – Торис выдавил жалкую улыбку и отер пот.

– Для начала скажу, – Казимир, казалось, не обратил никакого внимания на реплику жреца, – что понимаю – в последний год я стал для тебя скорее врагом, чем другом. Но ты должен поверить мне: у нас есть гораздо более страшный и опасный враг. Это – Геркон Люкас.

– Геркон Люкас?

– Да, – ответил Казимир. – Он тоже оборотень… как и я…

Торис заметил, что нож и вилка Казимира лежат теперь на подносе, а руки его друг сложил на коленях.

– Но он – еще хуже. Люкас нисколько не человек, все человеческое в нем – маска, прикрытие.

Торис наклонился вперед, с любопытством облокачиваясь локтями о колени.

– Как ты узнал?

– Я знаю это уже довольно давно, – ответил Казимир, качая головой. – Почти год. Но только прошлой ночью я узнал самое худшее. Он – как бог, Торис. Вот уже двадцать лет он готовил все это… Мы – просто его марионетки… – его голос стал совсем тихим, он наклонился вперед и закрыл лицо руками.

– Бог? – Торис недоверчиво заерзал на стуле. – О чем ты говоришь, Кас, подумай!…

Казимир выпрямился и посмотрел в темноту.

– Вспомни вашу первую попытку бежать в Гундарак… – сказал он громко и добавил, заметив недоумение Ториса:

– Да, я узнал о ней от него.

– Ты знал… – прошептал Торис, чувствуя, как ему не хватает воздуха.

Когда Казимир заговорил снова, голос его слегка дрожал:

– Я стоял на холме рядом с Люкасом и видел, как вы подъезжаете к границе. Это он позвал меня туда. Он заставил лес петь… петь так, чтобы вы уснули. Потом он заколдовал вас и перенес обратно. Разве ты ничего не помнишь?

Торис вскочил и принялся расхаживать из стороны в сторону.

– Так это был… это Геркон Люкас сделал это с нами?

– Да, – ответил Казимир и зашептал настойчиво и горячо:

– А помнишь, ты услышал в храме голос Милила? Это тоже был Люкас.

Торис подошел к окну, и Казимир повернулся к своему другу, силуэт которого был виден на фоне черно-серого тумана за окном. Торис вцепился в раму обеими руками, устремив взгляд в туманную мглу.

– Сколько здесь оборотней, Кас? Сколько? Я думал, что ты и Зон Кляус были исключениями. Теперь еще Геркон Люкас, и… сколько их еще?

Казимир рассматривал Ториса.

– Очень много, Тор, – сказал он тихо, – Легион…

Ториса трясло. Руки его соскользнули с рамы и уперлись в стекло. Не замечая этого, он тяжело оперся на них и спросил глухо:

– Скажи, Казимир… Юлианна… она тоже заражена этой болезнью?

Казимир молча поднялся и шагнул к Торису.

– Нет, клянусь своей жизнью – нет. Я старался быть от нее подальше, старался… хотя это убивало меня. Если бы на нее пала хотя бы тень, я бы убил себя.

– Я рад, – Торис снова облокотился о раму и вздохнул.

Казимир положил ему руку на плечо и спросил:

– Ты поможешь мне убить Люкаса? Торис вывернулся и шагнул в сторону.

– Это уже слишком, Казимир.

Ощупью вернувшись к кровати, он уселся на ее середину, нервно ощупывая соломенный матрас. Затем, сложив руки на животе, он принялся раскачиваться вперед и назад.

– Ты просишь моей помощи, чтобы убить кого-то, кого я совсем не знаю.

Казимир посмотрел на Ториса, и жалостливая морщина пересекла его лоб. Он медленно придвинулся к Торису и сел рядом.

– Нет, Торис, я сам убью его. Но мне нужна твоя помощь.

Он похлопал Ториса по колену.

– Все как в старые времена, ты и я, сражаемся вместе…

Казимир засмеялся, засмеялся впервые за несколько месяцев. Это было совсем необычно и одновременно знакомо, словно вдруг вернулся прежний Казимир, тот самый, который подарил Торису свою деревянную саблю, чтобы выманить малыша из чумного дома.

Горло Казимира неожиданно заполнилось горячей соленой жидкостью, и его смех захлебнулся. Казимир закашлялся, стараясь глотнуть воздуха. Не сразу он понял что это – его собственная кровь. Несколько мгновений спустя пришла боль, острая боль под левой лопаткой. Это был кинжал, острие которого прошло под самое сердце и там осталось. Даже для Казимира это была серьезная, хоть и не смертельная рана. Клинок был остр, сталь холодна, а на рукояти лежала рука Ториса.

Казимир вдруг почувствовал, как свободная рука Ториса обнимает его грудь, а голова склоняется на плечо. Молодой жрец плакал.

– Прости меня, Казимир, прости меня. Я все-таки убил тебя, как ты просил меня давным-давно…

Казимир почти не слышал его. В ушах появились свинцовые пробки, а холодная сталь кинжала завибрировала в ране. Дрожь от нее распространялась по всему телу Казимира, проникала в мускулы и в кости. Это начиналось превращение. Постепенно судорожные сокращения плоти становились все сильнее, и вот уже конечности затряслись в безумной пляске.

Кинжал словно отделил Казимира от его тела. Каким бы странным это ни казалось, но теперь он мог двигаться. Резко двинув локтем назад, он попал в руку Ториса. Раздался отчетливый хруст ломающейся кости, рука Ториса отлетела назад, вырывая из раны кинжал. Клинок ударился в стену и загремел на полу.

Торис захныкал, прижимая к животу искалеченную руку. Казимир шатаясь встал с кровати и медленно повернулся, наступив в лужу крови на полу. Не раздумывая, он нанес еще один удар.

Хрусть!

Теперь уже обе руки Ториса безвольно повисли. Казимир сжал липкие соленые пальцы в кулак и ударил снова. Удар пришелся в грудь, и хриплый стон жреца прозвучал под аккомпанемент ломающихся ребер. Казимир коротко и сухо расхохотался. Его кулак опустился снова с силой кузнечного молота, круша уцелевшие ребра. Оборотень хрюкнул от удовольствия, а Торис скатился на пол и попытался скрыться под кроватью. Один жестокий удар ногой раздробил ему пах, а второй переломил бедренную кость прямо посередине.

Торис негромко взвизгнул и растянулся на полу. Грудь его поднималась и опадала судорожными болезненными рывками, а глаза вылезли на лоб от страха. Казимир возвышался над ним словно массивная сторожевая башня, и широкая улыбка, блуждавшая на его губах, казалась хмельной. Своей когтистой лапой он разорвал на Торисе рубашку и кое-как перевязал себе рану на спине.

– Прости и ты меня, Торис, – пробормотал он, глядя на свою жертву.

Затем он отвернулся и шаркающей походкой пошел к двери. Набросив на плечи плащ Ториса, он бросил на умирающего жреца последний взгляд, бесшумно выскользнул в дымный коридор гостиницы.

* * *

Геркон Люкас тяжелым шагом шел по главному коридору гостиницы «Картаканец», и его плащ раздувался за его спиной словно черные крылья. Из дверей одного из номеров показался человек, сражавшийся с пуговицами на камзоле. Заслышав грозный шаг Люкаса, он поднял глаза и поспешно юркнул обратно в комнату. Бард прошел мимо него, даже не повернув головы. Никто и ничто не смело попадаться на его пути в это утро.

Никто кроме бледного клерка за стойкой.

– Мастер Люкас? – окликнул барда похожий на мышь писец. Его пронзительный голос пробился даже сквозь грохот шагов. – Мастер Люкас!

Люкас остановился шагов через семь, после того как он миновал рабочий столик клерка. Из ноздрей его вырвался сердитый порыв ветра, но на писца это не произвело впечатления.

– Мастер Люкас? – снова повторил он. Бард медленно повернулся к нему и проворчал:

– Это должно быть крайне важно, парень, не то…

Не чувствуя смертельной опасности, которая ему угрожала, клерк извлек из верхнего ящика стола обрывок бумаги и помахал им в воздухе.

– Вчера в полночь к нам заходил очень странный посетитель. Он продиктовал мне эту записку и просил передать ее вам.

– Нечего размахивать у меня под носом всякими бумажками! – рявкнул Люкас и, подойдя к конторке, выхватил записку из тонкой руки писца. Разворачивая смятый пергамент, он спросил:

– Что же это был за странный человек?

– Ну… – начал клерк, развалясь на стуле и делая значительное лицо. – Волосы у него были грязны и в беспорядке, словно он в хлеву со свиньями ночевал. Еще на нем был плащ, который по его фигуре был слишком короток и широк. Руки он прятал в складках плаща, а одно плечо его выглядело весьма подозрительно.

– Много же ты запомнил! – ухмыльнулся Люкас и прочитал:

Мастер Люкас!

Жертва принесена полностью. Навестите Ториса и посмотрите сами. Встретимся сегодня в таверне после наступления сумерек, Нужно отпраздновать это событие, прежде чем мы продолжим нашу охоту.

Люкас поднял глаза от измятого пергамента и задумчиво прищурился. Затем он сунул ее в карман и зашагал дальше.

* * *

Торис медленно поднимался из глубин сна. Он чувствовал себя ненамного лучше, чем настоящий покойник. Первым ощущением, проникшим в его затуманенное сознание, была пульсирующая тупая боль в груди. В конце концов, он догадался, что это бьется его сердце. Потом он почувствовал страшную боль в легких, которая с каждым вздохом то вспыхивала, то потухала. Глаза не открывались словно залепленные глиной. Волна непреодолимой слабости распространилась по всему его телу, и он почувствовал, как болезненные ощущения в других местах сливаются в одну большую, непереносимую и мучительную БОЛЬ!

Боль…

Болели конечности, и это было хорошо, потому что никак иначе он не мог их чувствовать. Торис пожалел даже, что Казимир не прикончил его сразу. Единственное, на что он надеялся, что сумеет снова заснуть или потерять сознание.

Но ему мешали голоса. Вся комната гремела голосами, и самый тихий шепот проникал в его уши словно горный обвал.

«Кто бы это мог здесь разговаривать?» – задумался он.

Более высокий и нежный голос несомненно принадлежал Юлианне. Второй голос был мужским, он звучал ровно, гладко, уверенно, словно этим голосом пользовались на протяжении не одной человеческой жизни. Все же Торис не сразу сумел опознать, кому принадлежит этот мягкий, бархатистый баритон. Потом он понял и похолодел.

Это был Казимир.

Воспоминания о том, что произошло этой ночью, отчетливо всплыли в памяти. Он попытался шевельнуть рукой, попытался сесть, однако тело не слушалось его. Как Topиc ни старался, как ни скрипел зубами о нечеловеческого напряжения – все было напрасно. Подкатившая к горлу тошнота заставила его лежать неподвижно. И слушать.

– Я не сомневаюсь, – донесся голос Казимира, – что сегодняшняя ночь заставит твои глаза открыться.

– Я вовсе не слепа, – холодно откликнулась Юлианна.

– Не слепа, а обманута его театральными приемами и уловками, – донесся мягкий голос. – Хорошо, я устрою вашу с Казимиром встречу сегодняшней ночью, но предупреждаю зрелище может прийтись вам очень не по нраву.

Острая боль пронизала тело Ториса. Мягкий бархатный голос принадлежал не Казимиру, а Геркону Люкасу.

– Где он? – настойчиво спросила Юлианна.

– Мы отправимся на охоту, вы и я.

Торис снова предпринял попытку сесть, и его руки, по-видимому, слегка дрогнули, так как Юлианна сказала:

– Он очнулся. Теперь вам лучше уйти. Торис решительно стиснул зубы, но тело отказывалось служить ему.

– Я уйду, – сказал Люкас, – но только, если вы пообещаете встретиться со мной сегодня вечером.

– Хорошо, – теряя терпение, отозвалась Юлианна.

Ториса затрясло сильнее, и Юлианна нежно прикоснулась к нему руками.

– Торис, дорогой, лежи спокойно. Ты обязательно поправишься.

Он с трудом раскрыл глаза, слипшиеся от засохшей крови. Юлианна сидела на кровати рядом с ним, и в ее изумрудных глазах светились сострадание и тревога. Когда она наклонилась над Торисом, чтобы проверить наложенные шины и бинты, входная дверь негромко хлопнула. Жрец посмотрел на девушку своими опухшими глазами и прохрипел:

– Он… ушел?

На губах Юлианны появилась печальная улыбка. Губы у нее были такими же алыми как и платье.

– Да, он ушел.

– Ты должна бежать.

– Шш-ш-ш! – успокоила его Юлианна, ласково касаясь его плеч.

Торис раскрыл глаза еще шире и произнес настолько разборчиво, насколько позволяла ему боль:

– Послушай меня, Юлианна… Ты должна… бежать из этого проклятого места.

– Нет, – ответила Юлианна, и глаза ее наполнились печалью. – Я не отходила от тебя с тех пор, как ночью к тебе забрался вор. Я не оставлю тебя.

– Юлианна… ты должна, – взмолился Торис, безуспешно пытаясь протянуть к ней закованные в лубки руки. – Ты в опасности.

Юлианна нахмурилась.

– Ты знаешь, что случилось с Казимиром? Вот уже три дня, как он ушел, а теперь еще этот вор…

Торис почувствовал в ногах такую сильную боль, что глаза его сами собой закрылись.

– Не беспокойся, – утешала его Юлианна. – Теперь у нас есть чем защищаться, – я подобрала кинжал и спрятала его в ящик. К тому же Геркон Люкас пообещал поставить в коридоре стражника.