– Я одобряю ваши вкусы, Кляус, хотя предпочитаю наслаждаться вышеперечисленным в обратном порядке, – заметил Люкас, шагая рядом с хозяином.

Казимир проводил их взглядом, затем не без труда отогнал воспоминания. Он пришел сюда ради того, чтобы добыть себе костюм, а не для того, чтобы мстить. Во всяком случае – не сразу. Отрубить голову Зону Кляусу было бы действительно неплохо, однако в результате он сам падет под ударами стражников. Лучше придерживаться заранее обдуманного плана.

Он оглядел темный сад и посмотрел на повисшую в небе луну.

«Интересно, можно ли дожидаться Ториса? – задумался он. – С одной стороны, нельзя чтобы он появился в самый неподходящий момент, когда мой план начнет осуществляться, с другой стороны, не стану же я ждать человека, который сказал, что не решится последовать за мной».

– Чтоб ему пусто было, этому Торису! – прошептал он в сердцах. – Должно быть, как раз сейчас он забрался в свою койку и укрылся с головой!

Следующим пунктом в его плане стояло добыть маскарадный костюм. Ему нужно было найти пьяницу человека, который был бы пьян настолько, что не смог бы поднять шум, когда его потащат в кусты и разденут. Одновременно он не должен к этому времени изваляться в грязи или искупаться в фонтане.

Казимир внимательно оглядел гостей в поисках жертвы. Несколько человек собрались возле фонтана, и их пьяный смех звучал достаточно возбужденно и громко, однако Казимиру показалось, что лучше не рисковать. Ему нужен был одинокий гость, чье исчезновение пройдет незамеченным.

Вскоре он заметил подходящую кандидатуру. На самой дальней от музыкантов скамейке клевал носом молодой человек, и Казимир уже было пополз в его сторону, однако заметил, что один из флейтистов держится настороже, и отказался от своего замысла.

Прошло еще немало времени, прежде чем Казимир выбрал себе жертву. Это был высокий и худой человек в криво сидящей маске и плаще, который примостился возле бочки мекульбрау. Его расслабленная поза и неуверенные движения подсказали Казимиру, что гость Зона Кляуса уже успел основательно набраться. Хищно улыбнувшись, Казимир стал подкрадываться к нему сзади, держась между внешней стеной и цветущими кустарниками, которые скрывали его от взглядов веселящихся менестрелей. Пьяница тем временем не выказывал никаких намерений отойти от бочки, в лице которой он отыскал столь благодатный источник. Задрав маску на лоб, он осушил почти полную кружку алой жидкости и, снова опустив маску на лицо, налил себе еще вина, предусмотрительно упираясь головой в крутой бок бочки.

Казимир почувствовал, как рот его наполняется слюной, но не жажда была в том повинна. Опустившись на четвереньки, он приближался к человеку, который в пьяной истоме не замечал ничего вокруг.

Сад расступился перед Казимиром, он довольно скоро оказался почти на открытом месте. Единственным прикрытием ему служил только розовый куст, который находился как раз между ним и ничего не подозревающим любителем мекульбрау. Сердце юноши отчаянно стучало, а по всем мускулам распространилось уже знакомое болезненное и вместе с тем весьма приятное ощущение.

«Как мне поступить? – раздумывал Казимир. – Может быть, зажать ему рукой рот и нос и оттащить в кусты или сначала свернуть ему шею?»

«Нет, – сказал себе Казимир. – Нельзя терять над собой контроль. Мне вовсе ни к чему убивать этого долговязого любителя выпить на дармовщинку, мне нужен только его костюм. Сломанная шея – это я приберегу для Кляуса… на закуску после турнира».

Но даже сквозь куст цветущих роз он чувствовал запах своей добычи – отнюдь не соленый запах, идущий от обычного простолюдина, а сладкий, приправленный ликером и мускусом аромат аристократа. Его рот снова наполнился слюной. На языке появился приятный вкус, а сердцу стало жарко в груди Кровь застилала взор Казимира, окрашивая все вокруг в алый цвет, челюсть мелко и нервно дрожала, а дыхание с шумом вылетало сквозь оскаленные зубы. Рука поднялась словно сама собой и потянулась сквозь куст к голове ничего не подозревающего человека. Мышцы предплечья и пальцев начали конвульсивно сокращаться, и он уже почувствовал в руке мягкие локоны менестреля. Оставалось только схватить его за волосы и резко повернуть голову в сторону. Раздастся негромкий хруст и…

«Нет! – подумал Казимир, до крови прикусывая губу и с трудом сдерживая желание. – Нет, я не чудовище, не монстр!»

Он быстро отдернул руку и сжал кулаки тик, что ногти вонзились ему в ладони Острая боль заставила несколько пригаснуть сжигавшее его пламя. Казимир снова протянул руку, но лишь для того, чтобы подтянуть поближе к глазам полураспустившийся бутон. Пытаясь отвлечься, он долго рассматривал сложный узор раскрывающихся лепестков, затем прижал к носу нежный цветок и полной грудью вдохнул его нежно-сладкий аромат.

Понемногу Казимир успокаивался, и его дыхание снова стало спокойным и ровным. Он разжал руку и увидел, что ногти его окаймлены красным, а на ладонях остались четыре; глубокие царапины в форме полумесяца.

Он был слишком близок к тому, чтобы потерять самообладание. Голод, проснувшийся внутри него, был силен. Даже слишком силен. Но он не должен поддаваться голоду, он не должен уступать своим желаниям. Он исполнит то, что ему предстоит, быстро и четко, словно ему платят за это, не смакуя и не извлекая из происходящего радости. Например, для того чтобы получить костюм, не обязательно кого-то убивать.

Казимир привстал на цыпочки за кустом и быстро оглядел окрестности. Похоже, никто на них не смотрит. Молниеносно, как атакующая змея, Казимир просунул руку под маску пьянчужки и опрокинул его за кусты. Перекинув ноги через его узкую грудную клетку, юноша уселся на трубадура верхом и сорвал с него маску. Испуганные глаза жертвы уставились на Казимира снизу вверх, и он, взмахнув кулаком, крепко стукнул певца по челюсти. Тот мигом обмяк, и глаза его закрылись. Двенадцать лет в приюте научили Казимира быстро заканчивать драку, но никогда ему еще не помогало в этом мекульбрау.

Маскарадный костюм оказался Казимиру как раз впору. Кружевная шелковая рубашка, алый бархатный жилет и вышитая перевязь, тонкие чулки, широкие белые панталоны, скрывавшие мускулистые ноги юноши, башмаки с длинными загнутыми носками, а также длинный темный плат, с капюшоном – все это было как нельзя более уместно на маскараде аристократов. Кроме того, надев на себя новую одежду, Казимир почувствовал себя совершенно другим человеком, словно он навсегда расстался с нищетой своего сиротского приюта.

Последней Казимир нацепил на лицо изысканную маску. Венчали ее два пера – небесно-голубое и кроваво-красное, а сама маска была искусно вырезана из толстого дерева и покрашена в белый цвет. Изображенное на ней лицо было перекошено и изуродовано страданием, и Казимир осторожно провел кончиками пальцев по резким морщинам, образовывавшим маниакально-демоническую улыбку. Чуть ли не с благоговением он поднял маску к лицу и завязал на затылке эластичные тесемки. Несмотря на свой немалый вес и отсутствие гибкости, маска оказалась на редкость удобной.

Когда Казимир выступил из-за розового куста, с губ его сорвался сухой смешок. В глубине души он наполовину был уверен в том, что собравшиеся встретят его гневными обвиняющими криками, однако никто не обратил на него внимания. Он сделал первый неуверенный шаг на дорожку, и под ноги ему попало что-то круглое. Наклонившись так, чтобы разглядеть предмет сквозь узкие щели в толстой маске, Казимир обнаружил кружку, оброненную злосчастным бардом. Наклонившись, юноша подобрал ее и, обернувшись к бочке с вином, наполнил до краев.

Красное вино казалось довольно прозрачным, однако Казимир сразу почувствовал в кружке его маслянистую плотную тяжесть. Не видя никого поблизости, Казимир сдвинул маску на лоб и с жадностью осушил свой бокал. Выдержанное вино обожгло горло с неожиданной силой, но он заставил себя проглотить его. На глазах Казимира навернулись слезы.

Опустив кружку, Казимир с ужасом заметил, что перед ним стоит Геркон Люкас. Поспешно надвинув маску обратно на лицо, юноша проглотил остававшееся во рту вино.

– Говорят, что, когда человек впервые пробует мекульбрау, его язык отказывается произносить что-либо кроме правды, – сказал черноволосый миннезингер, испытующе глядя на Казимира.

Я пью вино не впервые, – солгал Казимир.

Люкас невесело рассмеялся, и юноша получил возможность внимательнее рассмотреть острые черты лица барда. Тот был В широкополой шляпе, из-под которой падали на широкие плечи волнистые черные волосы. Он носил такую же черную, аккуратно подстриженную бороду и длинные усы с навощенными кончиками, а в левом его глазу сверкала ледышка монокля.

Монокль холодно уставился на Казимира:

– Мне показалось, что я узнал вас, пока маска была поднята. Мы встречались?

Казимир почувствовал, что краснеет, и был рад тяжелой маске, закрывавшей его лицо.

– Не думаю. Не скрою, ваше имя и ваша слава мне известны, мастер Люкас. Я не столь известен, и потому вы лишены того небольшого преимущества, какое есть у меня, – ответил юноша, старательно подражал аристократической манере говорить.

На сей раз смех Люкаса прозвучал вполне искренне:

– Откройте мне, явились ли вы сюда лишь затем, чтобы как следует напиться, или же вы принадлежите к тем честолюбивым пиитам, что желают выдернуть стул из-под достопочтенного Зона Кляуса?

– Если я выдерну стул, а он окажется настолько глуп, что сядет, я думаю, природа сделает остальное, – заключил Казимир.

Он помнил, что во время разговора Люкас без труда запутал и сбил с толку самого Кляуса, и был полон решимости показать, что он – вовсе не глупец.

– Кроме того, на трон Гармонии имеет право претендовать любой, кто родился в этом городе.

– Да у вас, оказывается, преострый язычок! Вам необходимо держать его за зубами, мой друг. Кстати, как ваше имя? – проворчал Люкас.

Казимир покачал головой:

– Нет, сэр, я не скажу вам своего настоящего имени. В конце концов, это маскарад.

Геркон Люкас прищурился, и на его губах появилась довольная улыбка.

– Мне не нравится твой запах, парень, – неожиданно заявил он. – От тебя пахнет тьмой и свежей кровью, однако свои самые страшные пороки ты умело маскируешь сладким запахом честолюбия и амбиций. – Он замолчал, медленно облизывая губы. – Надеюсь, ты проиграешь соревнование. Если твое честолюбие подлинное, то свои силы и могущество ты бесцельно растратишь, сидя на троне Гармонии.

– А я желаю того же самого Зону Кляусу, – сухо ответил Казимир.

Люкас неожиданно широко зевнул и потянулся всем телом, одновременно оглядывая сад. Его скромная улыбка превратилась в зловещую гримасу.

– Взгляни, Гастон снова готовится исполнить свою пародию на балладу о Ночной Повитухе. Я уже слышал ее в прошлом году в его исполнении. Признаться честно, он действительно неплохо представляет ее в образе проститутки, подручной самой Смерти.

– Эта баллада никогда мне не нравилась.

Геркон обернулся, глядя на Казимира с неподдельным интересом:

– Твои склонности, как мне кажется, слишком уж полярно противоречивы.

– Какие есть, – отозвался юноша, ставя кружку на землю рядом с бочкой и поворачиваясь чтобы уйти.

У него не было никакого желания поддерживать светские разговоры с кем бы то ни было. Казимир желал только зарегистрироваться в качестве участника состязания и убраться восвояси. Чем дольше он промедлит, тем больше вероятность того, что его жертва очнется и поднимет тревогу да еще укажет на него как на самозванца. Нужно поскорее расписаться в регистре и отчаливать.

Книга регистрации находилась на небольшом аналое на противоположной стороне сада, и Казимир прямым ходом направился к ней, прокладывая себе путь сквозь группы болтающих о всякой ерунде гостей. Книгу, однако, охранял плотный человек в черной одежде, чья выбритая голова сверкала в свете масляных светильников, как начищенный медный таз. Лицо человека в черном напоминало кошелек, туго стянутый завязками. На вздернутом носу чудом удерживались странные круглые очки.

Казимир внутренне сосредоточился и сделал несколько шагов к аналою.

Он подошел к заветной книге регистрации и только тогда заметил собаку. Огромный поджарый пес с квадратными челюстями и обрубленным хвостом лежал, свернувшись калачиком, у ног человека в черном. При его приближении он поднял массивную голову и втянул в себя запах Казимира. Юноша вздрогнул и попятился и в следующее мгновение пес прыгнул прямо на него. За ним с лязганьем потянулась прикрепленная к ошейнику толстая цепь.

Клин! Кланг-кланг!

Казимир оступился и упал. Пес настиг его.

Что-то с силой потащило Казимира за ногу, и сначала он не чувствовал боли, только когда слуги набросились на собаку и упавшего юношу, он почувствовал, как мощные клыки впиваются в его икроножную мышцу. От боли Казимир вскрикнул, пытаясь высвободить ногу из пасти пса. В конце концов слугам удалось оторвать от него пса и оттащить в сторону, причем волкодав хрипел от бессильной ярости и рвался вперед. Невидимые руки разложили Казимира на траве, и кто-то принес чистое полотенце, чтобы обмотать прокушенную ногу.

Лысый человек в черном неожиданно появился рядом с Казимиром, из-за плеча его выглядывал Зон Кляус. Слуги не без труда рассеяли начинавшую собираться толпу, и человек в черном заговорил:

– Кто ако ты родит?

Несмотря на боль, пронизывающую укушенную ногу, Казимир сумел разобрать слова древнего языка.

– Я родился от женщины.

– Родит ты от сирен ор ликантроп?

– Нет, отец был простым смертным, – слабеющим голосом простонал Казимир.

– Страдат ты укусит бестия ор зверь?

– Нет, этот укус – первый.

Зон Кляус неожиданно наклонился к нему и сорвал маску с его лица. Казимир непроизвольно вскинул руки, чтобы спрятаться от испытующего взгляда Верховного Мейстерзингера, однако человек в черном с неожиданной силой заставил его убрать ладони от лица. Кляус пристально всмотрелся в лицо Казимира, но по его глазам нельзя было понять, узнал ли он юношу. Когда же он заговорил, голос его звучал спокойно и холодно:

– Ты не можешь участвовать в состязаниях трубадуров.

И в отчаянии Казимир схватил Кляуса за тунику и заставил наклониться ближе к себе.

– Неужели я напрасно так долго учился под началом мастера Люкаса?

Зон Кляус побледнел. В прорезях маленькой черной маски, которая была на его лице, испуганно заметались крысиные глазки.

– Приношу свои извинения, юный трубадур, – сказал он и прикусил губу. – Позвольте помочь вам встать.

Казимир снова опустил на лицо маску и не бел помощи многочисленных рук добровольных помощников, поднялся на ноги. Он заметил, что одна пара рук принадлежала юной и прекрасной девушке. Волосы ее были черны как смоль, что было довольно необычно для светлоголовых жителей Картакана.

«Весьма необычно и весьма эффектно», – подумал Казимир. Лицо девушки было закрыто черной бархатной полумаской, в прорезях которой сверкали изумрудно-зеленые глаза. Кожа ее была светлой как лен, а алые губы сложились в озабоченную полуулыбку.

Маленькие руки осторожно легли на его предплечье.

– Как ваша нога, молодой господин?

– Моя нога? – ответил Казимир рассеянно, не в силах отвести глаз от ее лица.

– Идите сюда, запишитесь в книге, – позвал его Кляус, подталкивая юношу к аналою и всовывая ему в руку гусиное перо.

Казимир почувствовал исходивший от Кляуса запах страха.

– Я не прислужник в Хармони-Холле, мастер Кляус, ответил он с вызовом. – Поэтому мне неведомо низкое ремесло письма.

– Простите еще раз, молодой господин, – ответил Кляус и взял перо у него из рук.

– Как мне записать вас?

Казимир почувствовал в сердце острую боль. Он не осмелился бы назвать свое настоящее имя, во всяком случае, не теперь, когда ненавистный Кляус видел его лицо. Он снова бросил взгляд на черноволосую красавицу, и в голове его зазвучала старинная песня о раненом сердце.

– Раненое Сердце, – пробормотал он. – Я Раненое Сердце…

Кляус уставился на него, словно стараясь проникнуть взглядом за кривую улыбку белой деревянной маски. На мгновение; Казимир испугался, что он разоблачен, однако Мейстерзингер уткнул в книгу свой короткий нос и записал: «Мастер Раненое Сердце, воспитанник Геркона Люкаса».

Не успел он дописать последние буквы, как Казимир спросил у него:

Кто эта прекрасная дама, которая держит меня за руку?

Кляус снова побледнел. Облизнув свои пересохшие; губы, он ответил самым светским тоном, на какой был способен в данных обстоятельствах:

– Это моя внучатая племянница, внучка моей старшей сестры, Юлианна Эстовина.

«Неужели это племянница Кляуса? – удивился Казимир. – Каким образом может это чистое, незапятнанное создание принадлежать к той же семье, что и этот мерзкий старикашка?»

Он уставился на Юлианну словно громом пораженный; если не считать черных волос, во всем остальном она была полной противоположностью старейшины гильдии трубадуров, лучом света в его мраке, островком чистоты и невинности в его распутстве и грехе.

Казимир упал на свое здоровое колено, сдвинул маску с лица и коснулся губами ее шелковистой руки.

– Как я счастлив, Юлианна Эстовина, что у вашего деда есть столь злобный и неуправляемый пес. Если бы не он, разве мы встретились бы с вами?

Казимир уже поднимался, когда Кляус снова заговорил:

– Приношу свои глубочайшие извинения, дорогой Геркон. Я понятия не имел, что этот молодой человек – ваш воспитанник.

Казимир остолбенел. Геркон Люкас, незаметно подошедший к собравшимся, гулко расхохотался.

– Он действительно превосходен в некоторых областях, – заметил Люкас не без сарказма. – Мне остается только надеяться, что его талант окажется равным его честолюбию.

Казимир украдкой взглянул на Люкаса, и тот поймал его взгляд, ответив мрачной, понимающей улыбкой. Затем юноша снова обратил свой взор к Юлианне.

– Скоро мы узнаем, каков его талант, заметил Мейстерзингер, хорошо отработанным жестом указывая на регистрационную книгу. – Он записался для участия в турнире. Сейчас, однако, он должен спеть нам прелюдию, как и все остальные.

Он схватил Казимира за руку и потащил в сторону, подальше от Юлианны.

– Идем, Раненое Сердце. На сцену! Ты споешь нам, музыканты уже ждут.

Казимир вырвался из рук Мейстерзингера и снова посмотрел на белокожую красавицу.

– Я исполню эту песню для вас, леди Юлианна.

Он опустил на лицо свою ухмыляющуюся маску и, прихрамывая, пошел к сцене. Люкас и Кляус сопровождали его, идя по сторонам и чуть сзади.

– Если твой голос окажется не столь приятным для слуха, как твоя ложь, – злобно прошептал Люкас, – я публично откажусь от тебя и прикажу тихонько тебя прикончить.

Казимир не ответил, стараясь вести себя с максимальным достоинством, которое только было возможно с его прокушенной ногой. Наконец он приблизился к сцене, и Кляус с Люкасом уселись в переднем ряду, словно пара воронов. Один из музыкантов, седой старик с древней трехструнной скрипкой, наклонился к юноше:

– Что мы должны для вас исполнить? Казимир отмахнулся от него:

– Я не стану петь под стоны твоего инструмента!

Музыкант нахмурился и затряс головой. Люкас наградил юношу убийственным взглядом, однако Казимир и вовсе не обратил внимания на своего «наставника». Он шагнул к самому краю сцены и слегка откашлялся:

– Я – Раненое Сердце.

По толпе пронесся шепот и смешки.

– Он певец или сама песня?

– Мне кажется, что он – не Раненое сердце, а Раненая нога.

– Сразу видно, это человек не из Хармони-Холла.

– Приготовьтесь, сейчас последует «Серенада уличных котов».

Казимир снова кашлянул, чтобы заставить глушителей замолчать. Как ни странно, но после своей встречи с Юлианной, он не чувствовал гнева по отношению к этим чванливым и самодовольным людишкам. Одно лишь легкое покровительственное раздражение ожило в его груди.

– Я Раненое сердце, – повторил он, и я спою балладу «Раненое Сердце» для прекрасной дамы по имени Юлианна.

Снова раздались злобные смешки. Один из учеников Хармони-Холла даже попытался утешить девушку. Не обращая внимания на шум, Казимир закрыл глаза и запел. Его чистый и печальный голос без труда заглушил бормотание толпы.

Чудесный голос Казимира заставил замолчать даже самых отъявленных скептиков. Звучавшие в его голосе искренность и печаль, чистота тонов, не смягченных даже вибрато, которому обучились певцы в Хармони-Холле, пронизали толпу и достигли Юлианны. Казимир подставлял ее себе пронзенной стрелою, медленно умирающей в его объятиях под скорбную мелодию его песни.

– Прирожденный певец… – зашептались гости. – Скорее соловей, чем кот из подворотни. Три сотни золотых в месяц, но ты все равно не споешь так, как он…

Пока собравшиеся обменивались впечатлениями, кто-то в переднем ряду захлопал. Казимир повернулся на звук, а вслед за ним повернулись и остальные. На всех лицах было написано одинаковое удивление.

Аплодировал Геркон Люкас.

Один за другим менестрели присоединялись к прославленному барду. Даже Зон Кляус, чье лицо приобрело легкий зеленоватый оттенок, с видимой неохотой трижды хлопнул в ладоши.

Неожиданно в толпе гостей возник какой-то новый звук. Шумные аплодисменты смешались с удивленными возгласами и возмущенными восклицаниями. Хлопки стали реже, а потом и вовсе затихли. Потрясенные гости вскакивали со своих мест, освобождая дорогу. Казимир вытянул шею, чтобы рассмотреть причину беспорядка. Люкас и Кляус вскочили.

Сквозь толпу пробирался слуга, таща за собой толстого мальчишку в крестьянской одежде.

– Торис! – ахнул Казимир. Слуга швырнул Ториса к ногам Мейстерзингера.

– Хозяин этот… этот постреленок пытался пробраться в усадьбу на подножке кареты.

Кляус покраснел, и его губы гневно скривились.

– Неужели нужно было тащить этого простолюдина сюда? Неужели вам не хватило ума выпороть его на конюшне и бросить в ров с водой?

Слуга в страхе присел:

– Покорнейше прошу простить меня, господин…

– Не нужно извиняться, – выступил Казимир. – Это моя вина.

Он опустился со сцены и шагнул к Люкасу и Кляусу.

Мальчишка – мой слуга, – объяснил он. Его отца несколько лет назад загрыз вервольф, и я взял на себя заботу о нем.

Казимир положил слегка дрожащие руки на плечи Кляуса.

Простите его, Кляус. Он слишком любит меня. Я не удивлен, что он рискнул своей жизнью ради того, чтобы услышать мое пение. Я велел ему дожидаться снаружи, но он, видимо, не смог утерпеть.

Ярость все еще виднелась на лице Кляуса. Стараясь сдержать свой гнев, Верховный Мейстерзингер повернулся к Геркону Люкасу. Тот слегка пожал плечами.

– Ему нельзя здесь оставаться! – сердито выпалил Зон.

– Конечно нет, – поспешно кивнул Казимир. – Я и не думал об этом. Мы хотели бы немедленно уйти.

Похоже, это пришлось Мейстерзингеру по душе.

– Как будет угодно, молодой господин. Не смею вас задерживать.

Казимир подхватил Ториса под руку и поднял его. Мальчик дрожал всем своим тучным телом, а по лицу градом катился пот.

– Все хорошо, ты – добрый слуга, – проговорил Казимир и потрепал Ториса по плечам. – Мы сейчас уходим.

Однако, прежде чем он успел сделать хотя бы шаг, снова раздался шум.

За розовым кустом стоял слуга и кричал:

– Я нашел еще одного – пьяницу, который свалился здесь, в цветах. Он совершенно голый!

Мейстерзингер Кляус с присвистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы:

– Еще один ваш знакомый, Раненое Сердце?

Казимир медленно повернулся, скрывая под своей маской многозначительную улыбку.

– С чего вы взяли? Я уверен, что нет!

Кляус в комическом отчаянии вскинул руки вверх.

– Что это за крепость! – вскричал он. – Уберите его из сада, выпорите хорошенько и бросьте в самую темную темницу! Когда с этим будет покончено, проделайте то же самое со стражниками на воротах.