— Ребекка! Подойди сюда, пожалуйста, — мне требуется твоя помощь.

— О боже! — Увидев Викторию, Ребекка всплеснула руками, но одного взгляда хозяйки было достаточно, чтобы служанка тут же прикусила губу. — Что же с бедняжкой случилось?

— Боюсь, шампанского было слишком много, — шепнула леди Фиона, затолкнув обеих девушек в спальню Виктории и плотно прикрыв дверь.

— Сходи к повару и попроси его сварить кофе — только покрепче.

— Кофе? — задохнулась Ребекка. — Уж и не знаю, найдется ли у нас в доме эта гадость.

— Хорошо бы, чтоб нашелся — хотя бы самая малость, — строго сказала леди Фиона. — Леди Виктории он сейчас не повредит.

Прошло не менее часа, прежде чем леди Фиона наконец сочла, что Виктория достаточно протрезвела и вполне сможет самостоятельно спуститься по лестнице и усесться в ландо, чтобы отправиться в дом своего супруга.

— Тебе правда стало лучше, милая? — как можно мягче спросила она падчерицу.

Виктория пожала плечами.

— Наверное, лучше уже не будет.

Она оглядела дорожный костюм синего шелка, в который ее успели переодеть.

— Господи, как это глупо переодеваться только для того, чтобы доехать до поместья Уэлсли! — Она громко икнула, прикрыла рот ладонью и с испугом посмотрела на леди Фиону. — Извини.

Мачеха ласково погладила Викторию по плечу.

— Невеста обычно переодевается перед тем, как ехать с женихом со свадебного вечера, — ободряюще сказала она.

— Боже, сколько сил отнимают эти глупости! — простонала Виктория. — Ведь этот дикарь просто сорвет с меня этот чудесный костюм, как только мы приедем к нему домой.

— Виктория! С каких пор ты стала называть Майлза дикарем?

Виктория бросила на леди Фиону жалобный взгляд.

— Потому что он такой и есть, — невнятно сообщила она, икая. — Все мужчины — дикари.

Ничего не понимая, леди Фиона взглядом велела служанке выйти, но Ребекка только пожала плечами и продолжила возиться с фатой и сверкающей короной.

— Ты ошибаешься, — в голосе леди Фионы послышалась мягкая укоризна. — Мы же на днях говорили с тобой об этом.

Виктория рукой оперлась о туалетный столик, подобрала с пола розу, выпавшую из фаты, небрежно воткнула ее за ухо.

— Да, конечно, мы говорили с тобой об этом, Фиона. И с тех пор я не могу думать ни о чем другом. Может, я и ошибаюсь, но все мои замужние подруги терпеть не могут того, что мужья проделывают с ними по Ночам, и мне, уверена, это тоже не понравится.

Ребекка не сдержала удивленного возгласа — разговор принимал неожиданный оборот.

— Ты можешь быть свободна, Ребекка, — резко бросила леди Фиона. — И смотри, поплотнее закрой за собой дверь и не болтай лишнего.

Служанка разочарованно вздохнула, но покорилась и вышла из комнаты. Не прошла она, однако, и десяти шагов, как любопытство взяло верх над скромностью. Девушка украдкой вернулась назад и приникла ухом к двери.

— Со временем тебе это даже понравится, — донесся до нее голос леди Фионы. — Ну а пока… Хочешь не хочешь, но тебе придется через это пройти, как и всякой другой благородной английской невесте. А королева? Подумай о королеве — как обрадуется она, узнав, что и ты вносишь свою лепту в будущее Англии. Видит бог, она тоже принесла эту жертву. — Ребекка услышала, как леди Фиона хихикнула собственной шутке. — Нет, правда, Виктория, все, что тебе нужно в этот момент, — это думать о чем-нибудь приятном. Я уверена, Майлз, зная о твоей неопытности, проявит к тебе большую заботу и внимание.

Ребекка услышала, как Виктория прошептала что-то в ответ на эти уговоры, но говорила она так тихо, что расслышать ее слова из-за двери было просто немыслимо.

И снова прозвучал голос леди Фионы:

— Ну вот, я же знала, что ты у меня храбрая девочка. А сейчас пойдем, все гости ждут, когда ты спустишься вниз. Им просто не терпится проводить вас с Майлзом. Давай же не будем заставлять их ждать слишком долго.

Ребекка не хотела, чтобы хозяйка застала ее за подслушиванием, и проворно умчалась прочь. Укрывшись в глубине коридора за портьерой, она видела, как открылась дверь и леди Фиона вышла из комнаты под руку с Викторией.

Увидев нетвердо стоявшую на ногах невесту, служанка невольно хихикнула, но потом ее сердце исполнилось сочувствия к Майлзу. Хотя Ребекка никогда не была замужем, она провела немало приятных минут на сеновале с парнями из конюшни. И теперь ей довольно было бросить один только взгляд на Викторию, чтобы понять: эта ночь Майлзу особых радостей не сулит. «Может быть, — подумала девушка, — он возьмет свое утром, но уж ночь точно безнадежно испорчена».

— Бедняга мистер Уэлсли, — пробормотала Ребекка, — уж он-то, я полагаю, пребывает сейчас в полной боевой готовности.

Она сочувственно покачала головой, и ее огненные кудри так и заплясали в причудливом танце.

— Ох уж мне эти благородные невесты, — ворчала себе под нос служанка, — им всего только и надо, что не думать о глупостях и получать удовольствие. А уж с таким мужчиной, как Майлз Уэлсли, леди Виктория получит целое море удовольствия — в этом-то можно не сомневаться!

Майлз и вправду находился «в полной боевой готовности», но ему достаточно было бросить один только взгляд на сидевшую напротив невесту, чтобы его надежды на романтическую ночь растаяли без следа.

Майлз нахмурился, с разочарованным видом откинулся на спинку роскошного сиденья и сложил на груди руки.

Поездка прошла в полной тишине. Виктория дремала, Майлза терзали невеселые мысли. Когда карета подъехала к манору Уэлсли, он приподнялся и легонько потряс Викторию за плечо. Майлз не хотел, чтобы кучер Клемент увидел его молодую жену в таком непотребном состоянии и раззвонил об этом по всему графству.

— Виктория, — шепотом позвал он. — Виктория! — Она приоткрыла глаза. — Мы дома.

— Дома? — пробормотала девушка в замешательстве, выглядывая в окошко кареты. — Мы не дома. Мы в поместье Уэлсли.

Майлз раздраженно сдвинул брови.

— Нет, мы дома, и сейчас я возьму тебя на руки и отнесу наверх, в наши покои.

— Ты? Ну уж нет! — воскликнула Виктория, окончательно проснувшись и выпрямившись на сиденье. — Я ничуть не пьяна и могу идти сама.

— К сожалению, ты именно пьяна, — возразил Майлз, — но даже если бы ты была трезвой, как стеклышко, я бы все равно внес тебя в дом на руках. Это — традиция, забыла?

— Ну, если традиция… — вымолвила она, поморщившись. — Хорошо, неси, только не прижимайся ко мне.

— Что?

— Ты знаешь, о чем я хочу сказать. Никаких вольностей перед слугами.

Дверца кареты распахнулась, и Клемент откинул лесенку.

— Вам нужна помощь, сэр?

— Нет, думаю, что я сам прекрасно управлюсь.

Майлз через силу усмехнулся, вылез из кареты и повернулся, чтобы подхватить Викторию на руки.

— Только придержи входную дверь, хорошо? — сказал он, обращаясь к слуге.

Клемент торопливо взбежал по ступенькам наверх и распахнул дверь — да так стремительно, что чуть не прихлопнул старика Седрика, который стоял за дверью в ожидании хозяина.

С невестой на руках Майлз опрометью пробежал мимо слуг, не удостоив их и слова благодарности, после чего помчался вверх по лестнице.

Клемент и Седрик обменялись красноречивыми взглядами — за сорок лет они научились понимать друг друга без слов.

— Кажется, молодой хозяин немного торопится, — хихикнул Клемент.

Слабая улыбка тронула тонкие губы Седрика.

— Ах, молодость, молодость…

— Молодость и страсть, — добавил Клемент.

На миг лицо Седрика обрело такое выражение, словно он готов задать Клементу взбучку за непочтительность, но, поразмыслив, дворецкий лишь задумчиво вздохнул и понимающе покивал.

— Да, правда — молодость и страсть. Я уж и не помню, как это бывает.

— Я тоже не помню, — сказал Клемент, грустно покачав седой головой. Старики еще раз обменялись понимающими взглядами и разошлись, ухитрившись за полминуты сказать друг другу больше, чем за тридцать лет общения.

К тому времени Майлз был уже на втором этаже. Он почти бегом пересек зал, толкнул плечом дверь в приготовленные для молодых покои, вошел в украшенную цветами, озаренную свечами комнату и только тут опустил Викторию на ноги.

— Ну вот мы и дома, — проговорил он, вдыхая в себя нежный аромат ее кожи и нехотя убирая руки с ее талии.

Виктория огляделась. Ее блуждающий взор остановился на огромной постели под балдахином, застланной шелковыми простынями с вышитыми на них бутонами роз. Сдерживая приступ тошноты, она прохрипела:

— Ну, что? Ты прямо сейчас этим займешься?

Майлз сложил губы трубочкой, но свистеть не стал.

— Нет, я не буду «заниматься этим прямо сейчас». Что я на самом деле собираюсь сделать — уйти к себе, чтобы ты приготовилась ко сну.

Тут Виктории стало уже совсем худо.

— Наверное, у меня уйдет на это много времени…

Майлз кивнул, прекрасно понимая, что его молодая жена стремится оттянуть неизбежное.

— Я терпелив, Виктория. Я подожду, пока ты закончишь свой туалет, а пока пришлю тебе в помощь Хильди.

— Нет!

— Тебе не нужна служанка, чтобы раздеться? — Майлз не скрывал насмешки.

— Нет. Я хочу сказать… Я предпочитаю сделать это сама. Сегодня вечером. Ты понимаешь?

Честно говоря, Майлз так ничего и не понял, но он так устал, что спорить ему не хотелось. Поэтому он просто в очередной раз молча кивнул и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Он пересек холл, вошел к себе в спальню, и, сняв фрак, не спеша натянул темно-зеленую шелковую пижаму. Затем закурил сигару и плеснул в бокал бренди. Не зная, чем еще себя занять, он принялся бесцельно шагать по комнате, попыхивая сигарой и потягивая бренди. Когда бокал опустел, Майлз опять наполнил его, затем вынудил себя сесть и расслабиться. Прошел уже час, как он оставил невесту, и, по его мнению, у нее было достаточно времени, чтобы приготовиться к его визиту.

Еще раз критически осмотрев себя в зеркале, Майлз вышел из спальни и не спеша пересек холл. Оказавшись в трех шагах от двери в комнату молодой супруги, он вдруг услышал тихий плач, который сопровождался булькающими звуками рвоты.

Встревоженный, Майлз бросился к спальне и распахнул двери. Когда его глаза привыкли к полумраку, он разглядел Викторию. Бедняжка стояла у выдвинутого ящика комода, согнувшись в три погибели, и лицо ее было зеленее травы.

— Мне плохо, — пролепетала она, устремив на мужа исполненный стыда взор. — Пожалуйста, оставь меня. Я сейчас ни на что не способна.

Майлз не знал, смеяться ему или плакать. Девушка была настолько трогательна в этой своей слабости и так пьяна, что едва держалась на ногах. Но самое смешное — она все еще боялась, что Майлз может принудить ее к близости.

— Тебе плохо, — ласково сказал он, подойдя к ней ближе. — Сейчас я помогу тебе.

— Нет! Не нужно, не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Просто уйди и оставь меня в покое.

— Чепуха — теперь я твой муж. — Майлз собрал ее рассыпавшиеся по плечам волосы и перевязал их лентой, лежавшей на столе. — Разве ты не помнишь, что мы только что поклялись вместе пройти через все хорошее и дурное в жизни и помогать друг другу?

— Это уж точно самое дурное! — простонала Виктория, снова наклоняясь над ящиком.

Майлз поспешил к маленькому столику с мраморной столешницей, налил в умывальный тазик немного холодной воды из кувшина, смочил водой чистый льняной платок и протянул все это Виктории.

— Говорил же я тебе — не надо пить так много шампанского. Теперь ты расплачиваешься за собственное непослушание.

— Да знаю я! — простонала она. — Я выпила слишком много. Но только мне казалось, что так будет лучше.

— С чего бы это? — спросил Майлз, ласково погладив ее по плечу.

Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Будь Виктория чуть менее пьяной или не такой уставшей, она, конечно же, никогда не выдала бы Майлзу своих заветных мыслей. К несчастью, в тот момент здравый смысл покинул ее, и она высказалась начистоту.

— Я не могла больше ни о чем думать. Даже просто думать о том, как мы с тобой… это было так отвратительно, что я решила… будет лучше, если я попробую затуманить себе голову, чтобы пережить… «это» без истерики. Я думала, что шампанское поможет…

Майлз отступил на шаг, в ужасе уставившись на Викторию. Отвратительно? Мысль о брачной ночи с ним была для нее отвратительна? Настолько отвратительна, что она предпочла провести ночь в рвотных спазмах? Никогда, ни разу за всю свою жизнь ему не наносили такого оскорбления.

Его лицо превратилось в маску ярости.

— Очень жаль, что мысль о близости со мной для вас настолько чудовищна, миссис Уэлсли. Не стану дольше затруднять вас своим присутствием.

Повернувшись на каблуках, он вышел из комнаты и громко позвал Хильди. Пухлая перезрелая девица немедленно показалась в дверях покоев виконтессы и с удивлением уставилась на молодого человека. Заметив, как мрачен Майлз, она поспешила к нему, гадая, что могло так сильно разгневать жениха в первую брачную ночь. На ум шло только одно, и слова Майлза лишь подтвердили ее догадку.

— Пожалуйста, пойди и помоги моей жене. Ей дурно.

Сердце Хильди было исполнено сочувствия к молодому хозяину. Она провожала Майлза взглядом до тех пор, пока тот не скрылся в своей комнате, хлопнув напоследок дверью с такой силой, что едва не обвалилась штукатурка.

«Ох уж эти мне глупые английские невесты, — подумала Хильди, покачав головой. — Почему они не могут просто лечь на спину и получить удовольствие, как это сделала бы на их месте всякая разумная немецкая девушка?»

Поджав губы, Хильди открыла дверь и вошла в комнату Виктории.

Майлз наклонил бутылку над бокалом, но скоро убедился, что его усилия тщетны.

— Пуста, проклятая, — пробормотал он, глядя, как одинокая капля упала на дно бокала. — Теперь придется плестись за бутылкой в погреб.

Помутневшими глазами он глянул на часы. Интересно, сколько сейчас времени? Два часа ночи — или уже все три? Впрочем, это не столь уж и важно — его брачная ночь стремительно приближалась к финалу, а он, вместо того, чтобы срывать вместе с молодой женой цветы наслаждения, сидит в одиночестве в своей спальне — нежеланный и нелюбимый.

Майлз помотал головой, чтобы прояснилось в глазах, но у него лишь сильнее закружилась голова.

— Мой бог, приятель, — промычал он себе под нос, — да ты набрался ничуть не меньше, чем твоя супружница!

Он откинулся на спинку кресла и предался невеселым размышлениям.

Почему, черт возьми, Виктория отвергает его? Он не Уродлив, не толст, совсем еще молод и ни в коем случае не распущен. При этом он достаточно знал женщин, чтобы понять, что они находят его привлекательным. Майлз не мог даже припомнить, сколько раз в минуты близости женщины шептали ему о том, что он очень хорош собой, и восхищались его способностями любовника.

Да, подобные слова Майлзу говорили многие женщины, но только не его жена! Она, наоборот, считает его отвратительным. Подумать только, она нарочно напилась чуть ли не до бесчувствия, чтобы перенести его ласки «без истерики»!

Майлз помотал головой, все больше проникаясь к себе жалостью. Он не должен был жениться на Виктории. Она же ясно дала ему понять, что не хочет этого брака, — вот и не следовало ее к этому принуждать.

Да, но он желал ее, черт побери! Желал с первой минуты их знакомства, когда она попыталась выставить его из конюшни. В ней было все, что он надеялся увидеть в своей будущей жене. И чем больше Майлз узнавал Викторию, тем яснее это понимал. И когда наконец понял, то позволил себе в нее влюбиться.

Влюбиться! Вот так любовь — нечего сказать! В пьяных, безумных глазах Майлза мелькнула отрезвляющая горечь. Но ведь все именно так. Он любит Викторию всем своим существом.

Как это случилось? Когда?

В какой недобрый час им овладела идея завоевать сердце упрямой старой девы? И что ему делать теперь, когда она недвусмысленно отвергла его, заявив, что нисколько его не любит и что сама мысль о близости с ним для нее отвратительна?

«Бог с ней, пусть живет, как хочет. Она никогда не узнает о моих чувствах, — в сердцах пообещал себе Майлз. — Можно быть женатым человеком, но нет нужды показывать жене, как ты ее любишь и как это больно, когда она тебя отвергает». В конце концов, есть много других женщин, которые с радостью ответят его страсти… Майлз нахмурился, найдя саму мысль о другой женщине совершенно неуместной.

Конечно, пока их брак не вступил в законную силу, они еще могут признать свою ошибку и расторгнуть его. Викторию, вероятно, такое предложение устроило бы как нельзя лучше. Но, черт побери, он не хотел, чтобы их брак аннулировали! Тогда ведь придется во всеуслышание объявить, что его жена отказала ему. Это был бы позор для него, для нее, для обеих семей, наконец, — и для Пемброков, и для Уэлсли. Нет, никакого развода! Он женился на Виктории — и пусть все останется как есть. Как любит говорить его бабка Регина, кто варит свой мед, тот и сам его пьет. Грустно только, что пить этот мед ему предстоит в полном одиночестве.