Семья Уэллесли (№7) - Поцелуй страсти

Но теперь, наблюдая за тем, какие пламенные взоры Майлз Уэлсли исподтишка бросал на ее падчерицу, леди Фиона чувствовала, что ее планы посетить родную Виргинию в качестве близкой родственницы богатого и влиятельного семейства Уэлсли становятся весьма призрачными.

Хуже того, леди Фиона никак не могла взять в толк, что именно в Виктории Пемброк так притягивало внимание американца.

Нельзя, однако, утверждать, что леди Фиона относилась к падчерице дурно или желала бы ей зла. Наоборот, когда Виктория в течение трех светских сезонов не удосужилась получить хотя бы одного-единственного предложения руки и сердца, мачеха сильно за нее переживала, но, сказать по правде, особенно этому не удивлялась. Что и говорить, Виктория выглядела простовато. Виктория обладала несносным характером и держалась перед мужчинами подчеркнуто независимо, а ничто так не отпугивает мужчин, как независимое поведение женщины и ее желание настоять на своем.

Фиона много раз заводила с падчерицей разговоры, пытаясь втолковать ей эти азбучные истины, да все зря. Наставления отскакивали от упрямицы, как горох от стенки. По этой причине вплоть до сегодняшнего дня леди Фиона была убеждена, что падчерице предстоит влачить одинокое существование старой девы.

Однако же с той минуты, как богатый и красивый джентльмен принялся бросать в сторону Виктории красноречивые взгляды, будущее падчерицы стало вырисовываться перед мысленным взором леди Пемброк совсем под другим углом. Фиона неплохо изучила мужчин и понимала, что если одному из них доставляет удовольствие наблюдать за тем, как дама подносит ко рту ложку с супом, это что-нибудь да значит.

Легонько вздохнув и пожав плечами, леди Фиона решила отложить на время свои планы и предоставить события их естественному ходу. В конце концов, если замуж за Уэлсли выйдет ее падчерица, она, Фиона, в глазах избранного общества в Ричмонде по крайней мере будет считаться близкой родственницей знаменитой титулованной семьи.

4

— Скажите, мистер Уэлсли, неужели люди в Америке до сих пор живут в вигвамах?

Майлз отвел глаза от стоявшего перед ним огромного блюда с засахаренными фруктами, тяжело вздохнул и произнес:

— Нет, леди Каролина. Я лично не знаю никого, кто бы жил в вигваме.

— Разве? — в голосе девушки слышалось разочарование. — А я вот слышала, что к западу от этой, как ее… Мисса… Мисса… Ну же, мама, как называется эта большая река?

— Миссисипи, детка, — пришла на помощь дочери леди Фиона.

— Вот-вот, Миссисипи, — кивнула Каролина. — Не знаю почему, но я никак не могу запомнить название этой реки. — Сложив руки на груди покаянным жестом, девушка снова обратилась к Майлзу: — Как бы то ни было, я слышала, что все люди, что обитают к западу от Мисс… исипи, живут в домиках, которые сделаны из грязи и глины, или в вигвамах.

— Боюсь, что человек, который вам все это рассказывал, был, в свою очередь, сам введен в заблуждение, — ровным, спокойным голосом произнес Майлз. — В самом деле, иногда местные поселенцы строят времянки из прутьев, которые обмазывают для прочности глиной. Но, повторяю, это времянки. При малейшей возможности переселенцы валят лес и строят дома из бревен.

— По-моему, наш гость хочет дать нам понять, что нельзя верить всему, что только слышишь, — хихикнула Каролина. — Кстати, а как ваш дом, мистер Уэлсли? Неужели он тоже выстроен из бревен?

Ага, подумал Майлз, кажется, дамы затронули предмет, который их интересует по-настоящему!

— Так оно и есть. Дом нашей семьи в Колорадо целиком выстроен из розовой сосны.

Майлз едва не рассмеялся, заметив, как у Каролины при этом известии вытянулось лицо.

— Но, — храбро продолжала девушка, — должно быть, вам потребовалось очень много этой самой сосны, чтобы построить дом для такой большой семьи? Помнится, вы говорили, что у вас шесть младших братьев…

— Много, — улыбнулся Майлз, — но в Колорадо лесов хватает.

Каролина все смотрела на него во все глаза в надежде, что он подробно расскажет ей о размерах дома, но Майлз лишь улыбнулся в ответ и снова сосредоточился на блюде с засахаренными фруктами.

Ему казалось, что он сидит за столом уже целую вечность, но обед все не кончался, и перед ним, словно по волшебству, появлялись все новые и новые яства.

Хотя Майлз отлично знал, что английский званый обед представляет собой бесконечную перемену блюд, до сих пор ему еще не доводилось видеть такого поразительного изобилия и разнообразия кушаний.

Ничего удивительного в том, что Пемброк находится на грани разорения! Один такой лукуллов пир способен пустить по миру семейство со средним достатком.

Большую часть вечера Майлз только и делал, что отвечал на многочисленные вопросы леди Фионы и ее дочерей. Поначалу он решил, что Штаты обладали особым светским даром вести бесконечные разговоры ни о чем, но позже пришел к иному выводу. Безобидные на первый взгляд вопросы девушек всякий раз так или иначе затрагивали его лично и были направлены на то, чтобы выудить у Майлза сведения о его семействе, его личных качествах, а главное — о состоянии его финансов.

К тому времени как подали десерт, дамы из семейства Пемброк ухитрились вытянуть у Майлза столько, сколько не удалось бы сделать целой армии адвокатов и судейских при перекрестном допросе.

Одна только Виктория на протяжении всего вечера хранила упорное молчание, а если ее о чем-либо спрашивали, отделывалась короткими, большей частью односложными ответами.

Хотя ее молчание в определенном смысле устраивало Майлза — она по крайней мере не задавала ему вопросов, — его тем не менее угнетала мысль, что Виктория в его присутствии вела себя так, будто его, Майлза, за столом не было вовсе. Даже если ему удавалось случайно перехватить ее взгляд, она тут же отводила глаза.

Когда в столовой появилась Ребекка и принялась, задорно потряхивая рыжими кудряшками, убирать со стола, Майлз облегченно вздохнул и решил, что его мучения подходят к концу. Он был не прочь выйти из-за стола, размяться, а заодно и перемолвиться с Викторией парой слов, чтобы окончательно разрешить возникшее между ними маленькое недоразумение.

Судя по ее холодному, отстраненному взгляду, девушка все еще была на него сердита, и молодой человек считал, что с его стороны было бы уместно принести ей свои официальные извинения.

Сейчас его волновало не столько собственное чересчур пылкое поведение в конюшне, сколько судьба затеянного им предприятия. Майлз отлично понимал, что если у него есть хотя бы малейшая возможность заполучить Кингз Рэнсома, то это во многом зависит от расположения к нему старшей дочери сэра Пемброка.

К сожалению, счастье в этот вечер было не на его стороне.

— Я знаю, что обычай велит дамам после обеда удалиться и оставить мужчин в столовой наедине с бренди и сигарами, — сказала между тем леди Фиона, поднимаясь со стула. — Однако мне бы хотелось, чтобы сегодня вечером — в виде исключения — мужчины составили компанию дамам в гостиной.

— Да, да, мистер Уэлсли! Соглашайтесь, мы все вас очень об этом просим! — воскликнула Джорджия, с надеждой всматриваясь в лицо Майлза. — Мы с Каролиной сигарного дыма не боимся, а нам нужно вас еще очень о многом расспросить. К тому же, — Каролина кокетливо посмотрела на Майлза, — мы могли бы сыграть для вас на фортепьяно и спеть дуэтом романс.

«Господи! Только этого еще не хватало», — с тоской подумал Майлз, а сам сказал:

— Это было бы очень мило с вашей стороны.

— Стало быть, все устроилось? Вот и прекрасно! — радостно крикнула Джорджия, хлопая в розовые ладошки. — В таком случае прошу всех проследовать в гостиную.

Когда Пемброки вышли из столовой и направились в гостиную, леди Виктория тихонько отделилась от маленького общества и направилась к лестнице.

— Как, вы не идете с нами? — поинтересовался Майлз, который вовремя заметил этот маневр.

Девушка повернулась к Майлзу и одарила молодого человека неприветливым взглядом.

— Видите ли, мистер Уэлсли, — холодно промолвила она, — я очень устала и хочу спать, а я привыкла делать то, что хочу я сама.

— Мне искренне жаль, что вы нас покидаете, — ответил Майлз.

Виктория взглядом дала понять, что нисколько не верит его словам, после чего развернулась на каблуках и уверенно пошла к лестнице.

Майлз двинулся за ней следом, желая уладить недавнее недоразумение, прежде чем девушка скроется в сумраке лестничного пролета.

— Леди Виктория! — позвал он.

К тому времени девушка находилась уже посередине лестницы. Она остановилась, обернулась и, смерив Майлза нетерпеливым взглядом, сказала:

— Слушаю вас, мистер Уэлсли.

— Позвольте мне сказать вам пару слов, леди Виктория… — Не дожидаясь ответа, Майлз торопливо взбежал по ступенькам. — Насколько я понимаю, вы такая же любительница лошадей, как и я. Почему бы нам с вами не встретиться завтра утром и не поговорить…

— Не думаю, что это имеет смысл.

Майлз удивленно моргнул.

— Кажется, я не совсем верно вас понял…

Виктория скрестила на груди руки.

— В таком случае позвольте мне выразить свою мысль иначе. Дело в том, что я не желаю разговаривать с вами. Вообще. Ни о лошадях, ни о чем бы то ни было.

Майлз отступил на шаг и воззрился на гордячку в полнейшем недоумении.

— Да, но я просто хотел сказать…

— Мне нет дела до того, что вы хотели сказать, — перебила его Виктория. — Меня это не интересует. А теперь, если вы позволите…

Подхватив юбки, она двинулась вверх по ступеням.

От злости Майлз едва не заскрежетал зубами.

— Выслушайте меня! — крикнул он ей вслед. — Мне нужно кое-что вам сказать, и я скажу это, хотя бы мне ради этого пришлось идти за вами до дверей вашей спальни!

В один миг он взлетел вслед за ней по лестнице, и снова они оказались лицом к лицу.

— Я только хотел сказать, — напористо произнес он, — что очень сожалею о случившемся в конюшне. Тогда я еще не знал, кто вы.

К большому его удивлению, в глазах Виктории засверкали молнии.

— Это не имеет значения, сэр! Ваше поведение было в высшей степени бестактным и неприличным — вне зависимости от того, знали вы, кто я, или нет!

— Вы правы, — произнес он с напускным раскаянием, — я не смел говорить с вами неуважительно и потому прошу меня извинить.

Девушка вздохнула.

— Так и быть. Если это все, что вам нужно от меня, ставлю вас в известность, что ваши извинения приняты.

Хотя дело, казалось, было теперь улажено и извинения принесены, Виктория все так же упрямо смотрела на Майлза, будто ожидая от него продолжения. Поскольку Майлз упорно хранил молчание, она решила прийти ему на помощь:

— Может быть, вам хочется принести извинения еще за что-нибудь?

Майлз растерянно посмотрел на девушку, но потом понял, на что она намекает.

— Нет, — улыбнулся он и покачал головой. — Я уже сказал все, что хотел сказать. Или, может быть, вы сами напомните мне, в чем еще я перед вами провинился?

Виктория пристально всмотрелась в лицо собеседника — уж не пытается ли он, не дай бог, над ней подшутить?

— Поцелуй, мистер Уэлсли. Не кажется ли вам, что этот поступок заслуживает отдельных извинений?

Майлз изо всех сил кусал губы, чтобы не рассмеяться.

— Если разобраться, то, конечно, заслуживает, — сказал наконец он. — Но мне лично кажется, что требовать от меня извинений еще и за это было бы несправедливо.

— Это почему же?

— Да потому что я никакой вины за собой не чувствую.

Виктория с шумом втянула в себя воздух, и молодой человек заподозрил, что совершил серьезную ошибку. С другой стороны, он сказал то, что думал, и брать свои слова назад не собирался.

— Вы и в самом деле ужасный человек, — прошипела девушка, одарив Майлза враждебным взглядом. — Трудно поверить, что такая безукоризненно воспитанная особа, как виконтесса Эшмонт, состоит с вами в родстве! Хочешь — не хочешь, а приходится принимать на веру то, что говорят об американцах. Вне зависимости от родства и корней люди, которые какое-то время прожили среди дикости и варварства, сами превращаются в дикарей.

Улыбка, которая появилась было на устах Майлза, растаяла без следа.

— Вы утверждаете, что американские мужчины — варвары, только потому, что мы, американцы, не прочь иной раз расцеловать пригожую девицу, когда на дворе светит солнце, на земле бушует весна и сама природа взывает к нежности?

— Нет, мистер Уэлсли, — ледяным голосом парировала Виктория, — я утверждаю, что американцы — варвары, потому что они лезут с поцелуями, не спросив прежде девицу, хочет она целоваться или нет!

Майлз вызывающе изогнул бровь.

— Если бы я спросил, вы, вне всякого сомнения, сказали бы «нет», и мы оба лишились бы нескольких не без приятности проведенных мгновений. Не согласны?

— Конечно, не согласна, сэр! Для меня ничего приятного в этом не было.

Майлз вскинул голову и глянул на собеседницу в Упор.

— Посмотрите мне в глаза, леди Виктория, и ответьте как на духу — вам и вправду не понравился мой поцелуй?

Виктория впилась взглядом в лицо Майлза.

— Не понравился, мистер Уэлсли. Я не собиралась Целоваться с вами, а потому не получила от поцелуя никакого удовольствия.

Она изо всех сил старалась не отвести взгляда — на губах Майлза появилась насмешливая улыбка, и это злило девушку и отвлекало ее внимание. При этом голубые, ясные глаза молодого американца словно видели ее насквозь, и Виктория наконец не выдержала — отвела взгляд.

— Да, такое заявление обнадеживающим не назовешь, — выразительно вздохнул Майлз.

— А какое заявление устроило бы вас? Что английская леди из хорошей семьи получила удовольствие, целуясь с незнакомцем? — Виктория иронически скривила губы.

— Что вы! — отозвался Майлз. — Так далеко заходить я не намерен. Меня волнует другое — оказывается, «английская леди из хорошей семьи» при случае может и соврать.

Ироническая улыбка Виктории словно испарилась. Девушка покраснела, беззвучно шевельнула губами, будто подыскивая достойные слова, готовясь дать отпор обнаглевшему американцу. Майлз, однако, ей такой возможности не предоставил. Повернувшись на каблуках, он двинулся вниз по лестнице, спустился в холл и скрылся за дверью, которая вела в гостиную.

Леди Виктория смотрела ему вслед. Примерно через минуту радостные клики ее сводных сестер, которые донеслись из гостиной, возвестили, что американский путешественник добрался наконец до уготованной ему пристани.

Только через два часа Майлзу удалось отделаться от близняшек Пемброк и отправиться в отведенную ему спальню.

Расположившись на мягчайшей пуховой перине, Майлз посвятил некоторое время размышлениям. Прежде всего он отметил про себя, что Джорджия и Каролина при ближайшем рассмотрении оказались весьма и весьма аппетитными юными созданиями, а сильно декольтированные атласные платья очень им шли. При всем том девушки не вызывали у него ни тени желания. Неторопливо обдумав причины такой странности, Майлз пришел к выводу, что вся беда в чрезмерной искусственной реакции девушек на все, что он, Майлз, говорил или делал. Все их восторги, радость и веселье казались преувеличенными, а кокетство нарочитым, отрепетированным. Молодой человек не мог отделаться от мысли, что стал центральной фигурой хорошо спланированного спектакля, целью которого было заморочить ему, Майлзу, голову и заставить его отвести одну из этих прелестниц к алтарю.

К сожалению, с тех самых пор, как он приехал в Англию, эта мысль посещала его неоднократно. Было похоже на то, что все девушки из хороших английских семей прилежно изучали одну и ту же книгу — «Десять советов особе, которая желает заполучить завидного жениха». Оттого-то даже такая захватывающая вещь, как флирт, лишилась своей неповторимой прелести и превратилась в скучную, предсказуемую игру.

Майлз вздохнул, покрутился в кровати и от души пожелал английским девушкам привнести в свои отношения с мужчинами элемент неожиданности, здорового авантюризма и пусть маленького, но чуда.

Внезапно перед его мысленным взором возникло лицо леди Виктории. Вот уж с этой женщиной точно не соскучишься, подумал он с улыбкой. Отношения с ней могли бы основательно обогатить непредсказуемыми ситуациями древний, как мир, процесс ухаживания. Он вспомнил сладость ее поцелуя и сильнейшее желание, которое он ощутил тогда, прижимая к себе ее теплое упругое тело. Правда, был еще и гнев, который Виктория с легкостью пробуждала в нем своими саркастическими речами.

Как бы то ни было, при мысли о Виктории все чувства Майлза обрели небывалую остроту. В самом деле, в этой женщине имелось все, что он только хотел видеть в особе противоположного пола. Она была хороша собой, умна, в ней, если так можно выразиться, жил боевой дух человека, готового противостоять превратностям судьбы. Одно только плохо — ему, Майлзу, не удалось вызвать у нее интереса к себе. Похоже, она вообще мало интересовалась мужчинами.

Тем не менее Майлза не покидала уверенность, что за блеклым одеянием старой девы, которое Виктория носила с вызовом, как гвардейский полк носит свой штандарт, скрывается пылкая и страстная натура. И свидетельством тому был жар, который исходил от ее губ, который пронизал все его существо во время знаменитого поцелуя. По мысли Майлза, этой женщине недоставало одного — мужчины, способного разбудить ее чувственность и выпустить на волю эту скрытую страсть.

— И этим мужчиной, детка, станет грубый и неотесанный американский варвар, — прошептал Майлз, одаривая улыбкой темноту. — Итак, леди Виктория, готовьтесь — завтра начинается большая игра!

Майлз и представить себе не мог, какого несокрушимого и опасного противника он встретил в лице леди Виктории.

5

— Доброе утро!

Виктория вздрогнула, отодвинулась от Кингз Рэнсома, которого усердно драила скребницей, и, повернувшись на каблуках, воззрилась на Майлза Уэлсли, небрежно опиравшегося о дверцу стойла.

— Что вы здесь делаете?

Майлз с самым невинным видом пожал плечами.

— Странный вопрос. По-моему, вчера за обедом я всем дал понять, зачем я здесь нахожусь.

Виктория с раздражением швырнула скребницу в ведро и уперла руки в бока.

— Мистер Уэлсли!..

— Ага! — Майлз расплылся в широкой улыбке. — Оказывается, вы все-таки запомнили мое имя.

— Разумеется, запомнила! К несчастью, такого человека, как вы, сэр, забыть нелегко.

Майлз мгновенно отмел все не слишком для себя лестное из ее слов.

— Как это мило с вашей стороны — назвать меня незабываемым!

— Я вовсе не это хотела сказать, — бросила Виктория, подивившись умению этого человека все переиначивать на свой лад.

— Я знаю, что вы хотели сказать, — рассмеялся Майлз, — но коль скоро мы встретились и завязали беседу, почему не сделать так, чтобы она протекала в более дружественной обстановке? Итак, попробуем начать все сначала. Доброе утро, леди Виктория. Вы сегодня просто неотразимы.

Хотя Майлз, что называется, в карман за словом не лез и, если того требовали обстоятельства, умел врать без зазрения совести, на этот раз он сказал чистую правду. Виктория и в самом деле выглядела обворожительно. На ней были узкие бриджи для верховой езды, высокие черные сапоги и льняная блузка, которая обтягивала весьма пышную упругую грудь. Как и вчера, ее темные волосы были собраны в узел на затылке, но несколько непослушных прядок, выбившись из прически, красиво обрамляли ее лицо. Солнце и постоянное пребывание на чистом воздухе придавали коже девушки здоровый золотистый оттенок, который лучше любых притираний и румян подчеркивал красоту ее тонких правильных черт.

— Послушайте, мистер Уэлсли, — снова заговорила Виктория, сдерживая нетерпение, сквозившее в каждом ее движении, — я слишком занята, чтобы стоять тут с вами и вести словесные игры. Однако же, прежде чем мы распрощаемся, будьте любезны ответить на один мой вопрос.

— И что это за вопрос, осмелюсь я спросить? — доброжелательно улыбнулся Майлз.

К тому времени дежурная улыбка на его губах успела до такой степени допечь Викторию, что она готова была швырнуть в американца конский гребень.

— Я хочу знать, зачем вы — во второй уже раз — пришли на конюшню и вертитесь около стойла с этим жеребцом? Насколько я поняла из вчерашнего разговора за столом, показывать вам лошадей должен был отец, но вы даже не посчитали нужным его дождаться. Это что — страстное желание еще раз увидеть нашего лучшего производителя или попытка жульническим образом разузнать о положении дел на ферме?

Улыбка на лице Майлза увяла.

— Нет, леди Виктория. Даже американский варвар вроде меня не способен на подобную низость. Просто ваша служанка Ребекка сообщила мне утром, что ваш отец неважно себя чувствует и не хочет выходить из дому. Она также передала, что сэр Джон возлагает почетную обязанность показать мне ферму и всех лошадей на вас.

— Неужели отец заболел? — воскликнула с испугом девушка. — Ребекка сказала вам, что с ним случилось?

Майлз удивился подобной озабоченности здоровьем родителя, который, по его мнению, просто-напросто переусердствовал вчера за столом.

— Нет, подробностей она мне не сообщила, но в то лее время не выразила ни малейшего волнения. Но отчего вы так разволновались — разве у вашего отца нелады со здоровьем?

Виктория минуту озабоченно смотрела на него, будто спрашивая себя, есть ли смысл сообщать чужаку такие личные сведения, но потом все же сказала:

— У сэра Джона больное сердце.

Теперь настала очередь Майлза озабоченно нахмуриться.

— Он серьезно болен?

Виктория провела ладонью по лоснящейся шкуре Кингз Рэнсома.

— У него время от времени появляются боли в груди, а иногда он начинает задыхаться.

Майлз нахмурился. У одного из ближайших друзей его отца в Америке были похожие симптомы, и после обширного сердечного приступа тот умер.

— Скажите, вы уже приглашали к нему врача?

Виктория нервно сцепила пальцы и утвердительно кивнула.

— Да, мистер Уэлсли.

— И что же он сказал?

— Да так, ничего особенного… но с какой стати это занимает вас? В конце концов, это не ваше дело, и вам нет никакой необходимости вмешиваться…

Хотя Майлз дал себе слово в отношениях с леди Викторией сохранять хладнокровие при любых обстоятельствах, на этот раз он все-таки не выдержал.

— Вот уж не думал, леди, что высказанная мною озабоченность будет истолкована как попытка вмешаться в дела вашего семейства, — холодно произнес он.

Хотя замечание Майлза заставило Викторию втайне пожалеть о допущенной бестактности, просить у него Извинения она не стала. Вместо этого она вышла из стойла Кингз Рэнсома, захлопнула за собой дверь и с деловым видом отряхнула ладони.

— Что ж, займемся делом. Коль скоро отец выразил желание, чтобы я показала вам лошадей, предназначенных для продажи, давайте пойдем и взглянем на них.

Заметив, что взгляд Майлза устремился в этот момент на Кингз Рэнсома, она добавила:

— Этот конь не продается.

— Вы мне уже об этом говорили. — Майлз не без сожаления отвел взгляд от великолепного животного. — В таком случае с какой лошади мы начнем осмотр?

Виктория промолчала и двинулась вдоль по проходу. Майлз пошел за ней следом, поглядывая на туго обтянутые бриджами бедра, которые соблазнительно покачивались в такт ее шагам. Миновав четыре стойла, располагавшиеся в ряд за стойлом Кингз Рэнсома, Виктория остановилась.

— Вот один из сыновей Рэнсома, — объявила она, указывая на жеребца в пятом стойле. — Его кличка — Разбойник. Хотя ему только три года, в будущем он обещает стать великолепным производителем.

Майлз скользнул глазами по груди и крупу лошади.

— По-моему, «великолепный» — понятие растяжимое.

— Что вы хотите этим сказать?

Майлз пожал плечами.

— На мой вкус, грудная клетка у него узковата.

Виктория одарила молодого человека враждебным взглядом.

— Если ваш вкус таков, тем хуже для вас. Пойдемте дальше.

На этот раз они остановились только в самом конце конюшни.

— Взгляните на этого. Возможно, его грудная клетка вам понравится больше.

— Это тоже сын Кингз Рэнсома? — спросил Майлз, подходя к девушке поближе и кивком головы указывая на жеребца.

Виктория утвердительно кивнула.

Майлз тщательно осмотрел коня, затем повернулся к Виктории и покачал головой.

— Что-то не похож.

Выражение лица девушки сделалось еще более враждебным и непримиримым, хотя Майлзу казалось, что она и так уже разозлена до крайности.

— Это почему же? Грудь у него хоршо развита.

— Согласен. Зато задние ноги никуда не годятся.

— Задние ноги? С ними-то что не так?

— С вашего разрешения, заднюю ногу он засекает.

— Не может быть!

— Очень даже может! Взгляните на его колени. Они направлены внутрь. А голень тонковата, и в этом не может быть никакого сомнения. Это, знаете ли, характеризует производителя не с лучшей стороны. — Со значением сдвинув брови, Майлз добавил: — У производителя задние ноги должны быть особенно развиты, иначе работа не сладится как надо.

Виктория отреагировала на его слова в точности так, как Майлз и предполагал. Возмущенно ахнув, она торопливо проговорила:

— Считайте, что ваших последних комментариев я не слышала! Что же до того, что этот конь засекает ногу, скажу еще раз: этого не может быть. В конюшнях Пемброков колченогих лошадей нет!

— Значит, этот первый, — пожал плечами Майлз, — и если вы вместо того, чтобы испепелять меня взором, как следует к нему присмотритесь, то убедитесь, что я прав.

— Ничего подобного! — воскликнула Виктория. — Просто вы смотрите на коня под каким-то странным углом. Может быть, если я выведу его из стойла…

— Не трудитесь! — Майлз повелительно вскинул руку. — Этот жеребец малость кривоног — под каким бы углом вы его ни рассматривали. И меня, ясное дело, он заинтересовать не может. Есть у вас еще жеребцы на продажу?

— Только двухлетки, — коротко ответила девушка. — Поскольку для роли… хм… производителей они еще слишком молоды, вряд ли они вас заинтересуют.

— Скорее всего, — согласился Майлз, — тем не менее я не прочь взглянуть и на них.

Виктория кивнула в знак согласия и подвела его к загону, где содержались три совсем еще молодых жеребчика. На этот раз Майлз не торопился с суждениями и высказал свое мнение только после того, как осмотрел всех троих.

— Итак, что вы думаете о молодняке? — не выдержав затянувшегося молчания, спросила Виктория.

— Боюсь, у них те же недостатки, что и у трехлеток — узкая грудь и слабые задние ноги. Неужели у Рэн-сома те же проблемы? Поверхностный осмотр, по крайней мере, этих недостатков у него не выявил.

— Это потому, что у него нет недостатков, — вступилась за своего любимца Виктория. — У него практически идеальное сложение. В конце концов, на скачках в Дерби он пришел вторым, а лошадь с узкой грудной клеткой, да еще засекающая ногу вряд ли способна на такое.

— Не спорю, — сказал Майлз, чуть наклоняясь вперед, чтобы еще раз взглянуть на двухлеток, — но, насколько я могу судить по его потомству, вам так и не удалось воспитать равного ему в беге скакуна. Или я ошибаюсь?

Виктория отвела взгляд, но тем не менее молчать не стала:

— Не ошибаетесь. Но если вы разбираетесь хоть немного в разведении лошадей, в чем я лично пока сомневаюсь, вы должны знать, что часто проходит много лет, прежде чем конюшне удается вырастить чемпиона. И мы тоже его вырастим. Обязательно. Это всего лишь вопрос времени.

Майлз покачал головой.

— Я как раз в этом не уверен. Разве что вы пойдете на коренные изменения процесса воспроизводства на ферме… Скажите мне вот что: кобылы, с которыми вы случаете ваших жеребчиков, принадлежат вам?

— Да.

— Можно мне на них взглянуть?

— У нас отличные кобылы! — взвилась Виктория.

— Я же не утверждаю, что они плохи, Виктория. Я просто хочу на них взглянуть.

Виктория заметила, что, обращаясь к ней, Майлз опустил титул, а это можно было истолковать как чуть ли не панибратство. Тем не менее девушка решила сделать вид, что не заметила подобного нарушения этикета, и, согласно кивнув, повела Майлза осматривать кобылиц. Они располагались в особых стойлах, которые находились в противоположном конце конюшен.

По мере того как осмотр кобылиц близился к концу, Майлз все больше хмурил брови, а потом сказал:

— Полагаю, основная проблема конюшни заключается именно в кобылах.

— У нашей конюшни нет проблем, мистер Уэлсли.

Майлз вздохнул.

— Хорошо, тогда позвольте представить дело так: возможно, ваши кобылы не так хороши и сильны, как того заслуживает Кингз Рэнсом. Ведь ваши кобылы имеют общую родословную?

— Да.

— В этом и кроется суть вашей проблемы! — заявил Майлз с видом знатока.

Глаза Виктории гневно сверкнули.

— Мне придется повторить, сэр: у нас нет проблем. Ферма Пемброков пользуется заслуженным уважением среди поклонников конного спорта в Англии на протяжении десятилетий.

— Не стану оспаривать этот факт. В противном случае я вряд ли бы сюда приехал. Я просто хочу сказать, что Кингз Рэнсом слишком хорош, чтобы растрачивать его силы на воспроизводство узкогрудых жеребят с тощими задними ногами. Ему необходимы кобылы с иной родословной.

Майлз медленно двинулся вдоль ряда стойл, где находились кобылы. На этот раз он осматривал лошадей куда тщательнее, чем в первый раз. Остановившись у последнего в этом ряду загончика, он воскликнул:

— Вот достойная леди, которая определенно заслуживает внимания нашего чемпиона!

Виктория торопливо подошла к нему, заглянула в загончик и вдруг залилась торжествующим смехом.

— Да это же Спринг Даффодил! Боюсь, мистер Уэл-сли, на этот раз вы себя выдали — ничегошеньки-то вы в деле разведения породистых лошадей не смыслите!

Майлз обернулся, посмотрел на Викторию, и у него перехватило горло — до того эта девушка показалась ему прекрасной. Нет, в самом деле, когда она улыбалась или смеялась, то превращалась в самую настоящую красавицу!

Тем не менее он решил не подавать виду, что красота Виктории глубоко его взволновала, и холодно осведомился: