Глава 1

Мередит Уитни вздохнула и принялась удалять неровные стежки из своей вышивки, обычно выполняемой с присущей ей аккуратностью.

Нахмурившись, она в душе выбранила себя за то, что вздумала сопровождать отчима в Чарлстон. В тот момент, когда принималось это решение, мысль о нескольких днях в городе с красивыми домами и мощеными улицами, с множеством магазинов, витрины которых предлагали прохожим самые разные товары, показалась заманчивой. Мередит даже сумела уговорить Дэниэла сходить с ней в театр.

Зато теперь, проведя два дня в скучном обществе своей кузины Фебы, она страшно жалела об этой поездке. Родственница только и была способна трещать без умолку о нарядах, вечеринках да молодых джентльменах, отдающих ей визиты вежливости, Уитни никак не могла определить, от чего устает больше — то ли от болтовни Фебы, то ли от безделья и тоски по настоящему делу.

Сама Феба Спенсер, усевшись напротив нее, даже не догадывалась, насколько досаждает Мередит. Она кокетливым жестом поправила высоко уложенные по последней моде волосы и прощебетала:

— Как вы только живете на своей ужасной плантации? Я бы там расплавилась в течение одного дня.

— Да, летом у нас действительно тепло, — угрюмо согласилась Уитни, — хотя самое страшное — это болотная лихорадка.

— О-о-о! — Спенсер раскрыла веер с ручкой из слоновой кости и слегка им обмахнулась. — Пожалуйста, не говорите мне о таких вещах… Кузина Мередит, вы же знаете о моей чувствительности.

— Извините, — сухо отозвалась Уитни. — Однако, мне кажется, хуже болеть лихорадкой, чем слышать о ней.

Феба обратила свои большие, слегка навыкате, голубые глаза в сторону окна, гадая, сколько же еще ей придется терпеть свою скучную родственницу. Конечно, мама говорит, что их дом всегда готов принять дочь ее дорогой покойной сестрицы Анны, даже если при этом приходится сносить общество отчима Мередит, Дэниэла Харли. Как любит повторять Каролина Спенсер, сжимая губы в тонкую чопорную линию, она не может — не имеет права — судить сестру за то, что та вышла замуж за этого низкорослого и самонадеянного Харли. В конце концов, Анна сделала все от нее зависящее, чтобы сохранить для Мередит наследство; Феба, однако, никак не могла представить, как, ради какой-то сырой замшелой плантации, можно унизиться до брака с таким невоспитанным торговцем, как Дэниэл. Да и сама Уитни едва ли стоила сей жертвы, хотя, бесспорно, ей нужна собственная земля: без нее эта неуклюжая дурнушка ни за что не выйдет замуж.

Взгляд молодой Спенсер оторвался от пустынной улицы за окном и снова замер на кузине. Простенькое голубое платье той совсем не шло. Корсет поднимал ее пышную грудь, но квадратный вырез недостаточно открывал бюст, а широкие юбки жестко топорщились по бокам, — их оттопыривал кринолин — отчего долговязая фигура Мередит выглядела еще более внушительно. Свои пышные каштановые волосы она непривлекательно стянула в тугой узел на макушке. Феба непроизвольно расправила складки собственного хорошенького платьица цвета морской волны элегантного покроя с изящными бантиками спереди и свободно ниспадающими складками сзади. Она улыбнулась про себя, довольная своим внешним видом.

— Скажите, кузина, вы никогда не пудрите волосы? Неужели жизнь в деревне настолько отстала?

Предательский румянец залил щеки Уитни, и она пожалела, что у нее такая светлая кожа — сразу же выдает все тайные эмоции. Мередит ужасно не хотелось, чтобы такая глупая пустышка догадалась о ее уязвимости.

— Нет, конечно, — отозвалась она, стараясь говорить непринужденно. — Многие жительницы плантаций одеваются очень модно, используя для пошива платьев шелка и кружева; они красиво укладывают волосы, но я нахожу такие высокие прически ужасно неудобными при нашей жаре и сырости.

Естественно, Уитни не сказала, что такая высокая прическа, сооруженная при помощи проволочного каркаса, добавила бы нежелательные дюймы к ее и без того внушительному росту. Ведь она и так смотрела сверху вниз на половину мужчин в округе. Лишь кузен Уитни был выше Мередит на пару дюймов.

Феба лукаво улыбнулась, насмешливым блеском глаз выдавая понимание невысказанного собеседницей мнения по поводу своей незатейливой прически. Мередит снова взглянула на вышивку и чуть не закричала от отчаяния: она пропустила еще один стежок. Почему нужно позволять этой несносной задаваке так дразнить себя?

Мередит уже не та неуклюжая и неловкая девочка, которой была когда-то, длиннорукая и длинноногая, в чулках с застежками и вечными «мешками» на коленках. В тринадцать лет она переросла всех детей в округе — и девочек, и мальчиков — и на каждом шагу натыкалась своими длинными ногами на стулья и столы, казалось бы, безопасно стоявшие в сторонке. Уитни, робкая и застенчивая, все время сутулилась в тщетной попытке скрыть свой рост. Если собиралась компания, она убегала в другую комнату, лишь бы не видеть сочувственных взглядов, направленных на маму, взглядов, которые красноречиво говорили: «Бедняжка Анна Уитни! Как это она умудрилась вырастить такую нескладную дылду?»

С тех пор прошло много времени, Мередит частично избавилась от присущей ей неуклюжести и решительно заставляла себя не избегать посетителей. Она нашла применение своим знаниям и способностям в совершенно других сферах и гордилась тем, что некоторые вещи умела делать намного лучше окружающих ее людей. Уитни расправила плечи и окружила себя стеной — толстой стеной — высокомерия, чтобы укрыться за ней от проявлений жалости. Но порой, особенно, в присутствии таких изящных девушек, как Феба, она все еще чувствовала себя этакой «ходулей» не знающей, куда девать руки, и стыдившейся собственных коленей.

Мередит сосредоточилась на восстановлении пропущенных стежков, успешно отгораживаясь от надоедливой болтовни кузины до тех пор, пока обычнее спокойствие не вернулось к ней. Когда она вновь вслушалась в слова Фебы, та уже увлеченно рассказывала о своей последней победе:

— … Тогда Джаспер говорит: «Мисс Спенсер, я прошу вас подарить мне три танца». Конечно, я притворилась страшно оскорбленной и произнесла: «Вы хотите погубить мою репутацию, Джаспер Колдуэл? Что скажут люди, если я проведу с вами более двух танцев?» Разумеется, мне не хотелось отказывать ему, так как он такой милый… К тому же один из богатейших мужчин Чарлстона. Но никогда нельзя дать понять джентльмену, что ты им интересуешься…

— В самом деле? — с усмешкой заметила Уитни. — В таком случае… довольно затруднительно достигнуть счастливого результата.

— Ну, со временем, разумеется, можно дать ему знать об этом! — воскликнула Спенсер. — Но только не сразу! Лишь стоит мужчине узнать об успехе, как он тут же теряет к тебе всякий интерес.

— А так они ищут торжества победы.

— В общем-то, да. Пожалуй, можно сказать и так. Мередит, неужели вы действительно ничего не знаете? Ведь вы старше меня на четыре года, а кажется, никогда не флиртовали.

— Знаю. Мне двадцать один, и я засиделась в девках, но никогда не считалась искусной «охотницей». Для меня представляет больше интереса поиграть на клавесине, почитать поучительную книжку… или хотя бы поговорить с кузеном Галеном.

Услышав о таких занятиях, Феба сморщила свой маленький носик, но быстро сориентировалась и ухватилась за одно упоминание, которое показалось ей знакомым и близким по духу.

— Вы хотите сказать… Вы и ваш кузен… Вы помолвлены? — Феба! Вы несносны! Неужели больше не о чем говорить? Только потому, что нам с Галеном приятно общество друг друга и у нас одинаковые интересы, все упорно стараются превратить его в моего поклонника.

— А почему бы и нет? — Спенсер недоуменно пожала плечами. — Вы хотите выйти замуж за Галена Уитни?

— Никогда не думала об этом, — невозмутимо солгала Мередит. Но на самом деле ей не раз приходила в голову эта мысль.

Они с кузеном во многом сходны характерами, их вкусы так похожи, что брак стал бы абсолютно гармоничным явлением. Гален уважает ее ум, ее высокие чувства. Не то что все эти невоспитанные повесы во всей округе. Они только и знают кутежи да игры в карты. Конечно, он никогда не произнес ни слова о любви, так как считает сие неуместным или несвоевременным. В первую очередь Гален думает о ее репутации. Он ни за что не скажет о собственных чувствах, пока не попросит руки Мередит. Кроме того, она подозревала, что его удерживают финансовые трудности, столь типичные для этого семейства. Ходили упорные слухи о крахе «Четырех дубов» — плантации, принадлежавшей семье Галена. А он ни за что не потерпит, если начнут говорить, будто сей брак заключен ради процветающей усадьбы ее отчима.

Однажды Мередит напомнила ему, что поскольку «Мшистая заводь» принадлежала ее отцу, то, несмотря на спасение плантации от разорения и финансовых дел матери от краха Дэниэлом Харли, она всегда будет считать эту землю участком Уитни. Но дальше этого намека Мередит не продвинулась ни на шаг. Ее вполне удовлетворяли их отношения с Галеном: тихая и спокойная форма любви вполне соответствовала душевному настрою Уитни.

— О, ради Бога, кузина Мередит, не будьте такой старомодной, — почти прокричала Феба, надувая губки. — Как вы могли не думать об этом? Не далее как вчера вечером я слышала разговор мамы и отца… Так вот… Мамочка сказала, что это дело решенное: все уже давно знают о вашем бракосочетании с Галеном. Кроме того, она говорила следующее: «Только брак с таким глубоко уважаемым человеком, как кузен, может стереть пятно позора с дома, в котором вы соизволите жить».

— Что?! — Мередит вскинула голову, щеки покрылись красными пятнами гнева. — Имя Уитни никогда не было запятнано! «Мшистая заводь» — такой же порядочный дом, как и любой другой во всей Каролине. Никто не посмеет сказать, что это не так!

Феба смутилась, ошеломленная неожиданной вспышкой ярости в глазах родственницы, превратившихся из карих в пронзительно-зеленые. Спокойное поведение Мередит ввело Спенсер в заблуждение, позволив считать ее робкой серой мышкой.

— Я не… э… я хотела сказать… никто ничего не говорит о вас. Никому и в голову не придет, что член семьи Уитни может совершить что-то предосудительное. Это касается мистера Харли и…

— И кого? — резко бросила Мередит, гордо вскинув голову.

— Вы сами прекрасно знаете… Этой женщины… Мама говорит, я не должна даже вслух произносить ее имени.

— Миссис Чандлер? — холодно подсказала Уитни. — Она — всего лишь подруга первой жены моего отчима. Нет ничего странного или неделикатного в том, что он предложил ей пожить у нас, когда у нее возникли финансовые затруднения. В бедности нет ничего отталкивающего. В конце концов, мы с мамой тоже штопали свои платья, пока не появился мистер Харли и не купил «Мшистую заводь». Не полюби он маму и не женись на ней, нам пришлось бы покинуть плантацию. Да, последние восемь лет мы жили, поддерживаемые вашей матерью…

Феба изумленно вскинула изящную бровь.

— Не пытайтесь увести разговор в другую сторону, кузина Мередит. Вам прекрасно известно, о чем я говорю. Люди утверждают, эта миссис Чандлер — никакая не подруга первой жены вашего отчима, а просто нищая актриса, которую он подобрал в Вирджинии. И еще ходят слухи, что она отнюдь не живет по его милости, а получает щедрую плату за свою «деятельность»… Мы все отлично понимаем, за какую именно.

Мередит открыла рот и хотела резко возразить, но застыла, услышав звуки шагов по мраморному полу холла. Она узнала тяжелую походку отчима и не собиралась посвящать его в дебри почти вспыхнувшей ссоры, ибо Дэниэл мог продемонстрировать Фебе свой вспыльчивый нрав. Уитни крепко стиснула зубы и набросила на лицо маску милого выражения.

— Мередит, дорогая… Мисс Феба…

Мистер Харли шагнул в комнату и коротко кивнул девушкам, что всегда делал вместо поклона. Он выглядел мужчиной среднего роста и плотного телосложения; мощная грудь и плечи туго натягивали ткань вышитого жилета и сюртука. Ради поездки в город он надел напудренный белый парик, хотя дома предпочитал обходиться без него. Его живые темные глаза сейчас пронзительно блестели, настороженные напряженной обстановкой в комнате, и подбородок вызывающе выпятился вперед. Конечно, Дэниэл не собирался конфликтовать; просто в течение всей жизни он привык держать себя подобным образом.

В молодости это суровое широкое лицо имело определенную грубоватую привлекательность, но возраст изменил его, сделав щеки мясистыми и заложив темные круги под глазами. Мистер Харли считался преуспевающим плантатором, его костюм из прекрасного полотна сидел на нем словно влитой, и все-таки он не выглядел истинным джентльменом. Одежду Дэниэл носил небрежно; ни в речи, ни в походке, ни в осанке не присутствовало некой доли изысканности. Сейчас он стоял, уперев руки в бедра, наблюдая за Мередит и не обращая внимания на слащавую улыбку Фебы, которую она приклеила к своим губам.

— Добрый день, отец Харли, — вежливо произнесла Уитни, в то время как Спенсер прохихикала такое же приветствие.

— Фу! — Лицо мужчины дернулось. — Ты обращаешься ко мне, словно разговариваешь с папистским священником.

— Извините. Мне совсем не хотелось сердить вас.

Харли фыркнул:

— С чего ты взялась манерничать передо мной, мисс? Что-то я не припомню, чтобы тебе приходило в голову извиняться за подобные поступки. Ладно… Не хочешь поехать со мной на рынок? Там сегодня с аукциона продают группу контрактников, и я подумал, что стоит взглянуть на них.

— Конечно хочу, — с готовностью ответила Мередит, сама удивляясь собственному решению. Обычно она старалась избегать посещения невольничьих аукционов и распродаж наемных слуг, но сейчас, наверное, согласилась бы отправиться в преисподнюю, лишь бы уйти подальше от разговора, затеянного Фебой.

— Тогда идем. Карета Спенсеров ждет у крыльца. — Уитни быстро схватила перчатки и шляпку я догнала отчима, уже шагавшего через холл. Весело помахав Фебе, она вышла из дома под руку с Дэниэлом. Помимо воли девушка облегченно вздохнула, когда чернокожий лакей помог ей сесть в экипаж. Харли, устраиваясь поудобнее, понимающе усмехнулся.

— Мне показалось, ты будешь рада возможности улизнуть подальше от своей гостеприимной родственницы.

— Все правильно. Я чувствовала себя так, словно утопала в море болтовни Фебы. Она не может говорить ни о чем, кроме уловок, на которые можно поймать мужа — будто мужчина, так легко обманутый, стоит того, чтобы находиться с тобой рядом, — да еще вечеринок и скандальных сплетен.

На последних словах она замолчала и смутилась, вспомнив слухи, что пересказала ей Спенсер.

Мистер Харли тут же уловил ее замешательство, и слабая улыбка тронула его губы.

— Наверное, она говорила о миссис Чандлер?

— Да, но ничего страшного. Я заверила Фебу, что все разговоры на эту тему — чистейшая ложь.

Дэниэл с благодарностью похлопал ее по руке.

— Ты хорошая дочь, Мередит. Мы с миссис Чандлер высоко ценим твою доброту.

Уитни закусила губы. Она едва сдержала себя, чтобы не вырвать руку. Конечно, сказанное кузиной является истинной правдой. Вся округа — да, скорее всего, и вся колония Южная Каролина — знала об этой любовной связи. Как все-таки нехорошо со страны отчима заводить шашни с Лидией Чандлер прямо в доме ее покойной матери! А благодарить ее за то, что она пытается скрыть скандал, — это уж последняя капля, переполняющая чашу оскорбления. Но не доброта и не уважение к Дэниэлу Харли побуждали Мередит отвергать слухи. Просто она изо всех сил старалась, чтобы честное имя Уитни и название плантации «Мшистая заводь» не были втоптаны в грязь сплетниками и распространителями слухов. Конечно, Уитни не рассчитывала, что отчим поймет ее мотивы. По-своему он любил ее и полагал — она отвечает ему тем же, действуя из чувства преданности и любви к нему. В действительности же Мередит презирала Дэниэла с того самого дня, как он появился на их плантации и предложил купить землю, принадлежавшую семье ее покойного отца в течение семидесяти пяти лет.

Уитни приподняла край шторы на окне кареты и принялась осматривать проплывающие мимо дома, чтобы не отвечать на слова Харли. За стеклом исчезали высокие здания, красиво выкрашенные и отделанные изящными витыми решетками; за высокими стенами и железными воротами скрывались аккуратные миниатюрные парки и искрящиеся фонтаны. Деревянные ставни, защищавшие от порывов ветра и дождя, сейчас оказались широко распахнутыми навстречу освежающему морскому бризу: хотя уже наступила осень, установилась довольно жаркая погода.

На другой стороне мощеной улицы расстилалась гладь Чарлстонского залива, где реки Эшли и Купер впадали в серый Атлантический океан. Немного дальше, справа, располагались причалы, заполненные множеством деревянных судов — источника жизни города Чарлстона. Они забирали из плодородных земель колонии ее сырьевое богатство (рис и индиго), а взамен привозили готовые товары и английское золото, обеспечивая торговлю, которая делала этот людской муравейник образца тысяча семьсот шестьдесят первого года одним из трех главных портов американских колоний, а также одним из крупнейших городов на континенте.

Карета остановилась перед рынком — своеобразной возвышающейся площадкой, где продавались и покупались рабы. За ней виднелся высокий белый шпиль церкви святого Филиппа, целомудренно чуждающейся этой торговли человеческим телом, раскинувшейся перед глазами Бога.

Харли выбрался из экипажа, а Мередит наблюдала за происходящим из-под приподнятой шторы. Собралась большая толпа — в основном, мужчины, — хотя то тут, то там мелькали шляпки, украшенные плюмажем или цветами.

Аукцион начался. На приподнятой платформе стояли рядом мужчина и женщина, конвульсивно сжимая руки друг друга и опустив головы, пока служащий перечислял их достоинства в качестве слуг. Мередит знала, что периодически подобные пары продавались в рабство. Судоходная компания предоставляла им места на корабле, следующем в колонию, а в обмен на это люди подписывали контракт, обязывающий их отработать в услужении на новых землях В течение ряда лет (обычно, около семи). Когда судно прибывало в колониальный порт, компания выставляла контрактников на продажу и отдавала тому, кто мог предложить наивысшую цену.

Однако, каков бы ни был их юридический статус, Уитни не видела большой разницы между невольничьим аукционом и продажей наемных слуг, за исключением того, что кожа последних — белая. Все равно их выставляли на обозрение толпы и покупали, словно бессловесный скот.

Мередит пожалела о своем приезде на сие торжище, даже несмотря на болтовню Фебы. Наконец пару купили, и на их месте появился хрупкий юноша. Он выглядел слишком слабым, чтобы за него дали приличную цену, но мистер Глэдли, серебряных дел мастер, приобрел его себе в подмастерья.

Уитни поерзала на сиденье. В закрытой карете стояла духота. ОНИ открыла дверцу, но даже и это не вызвало ни малейшего дуновения ветерка.

Харли поднял глаза.

— Жарко, а? Выходи сюда. Здесь попрохладней.

Конечно, леди больше подобало оставаться в карете, но пот горячей струйкой сбегал по спине Мередит, и она решила последовать совету отчима. Находясь рядом с Харли, она на добрый дюйм возвышалась над ним, а соломенная шляпка с широкими полями только увеличивала это впечатление. Уитни уже привыкла к подобному явлению, как привыкла к удивленным взглядам незнакомцев и чувству неловкости, когда голова партнера в танце покачивалась у кончика ее носа.

Юношу увели с возвышения, а вместо него поднялся мужчина и застыл рядом с аукционистом. «А он выше моего кузена Галена», — подумала Мередит. У него были широкие плечи и мощные бицепсы. Его торс не прикрывала никакая одежда — лишь поношенные брюки закрывали тело незнакомца, — и Уитни увидела ребра, проступавшие под упругой кожей. Он явно недоедал во время длительного путешествия на корабле. Обычно сердце Мередит сжималось от сочувствия к голодному человеку, но этот не располагал к жалости: мужчина держался дерзко, уперев руки в бока, он разглядывал толпу с высокомерной ухмылкой. Судя по столь вызывающему поведению, казалось, что перед ними изысканно одетый лорд, окидывающий презрительным взглядом чернь, а не оборванный и полуголодный слуга, выставленный на продажу.

— Красивый парень, — прокомментировал Харли.

— Ага, — согласился мужчина, стоявший рядом, — но по мне — уж чересчур заносчив. Сразу видно — смутьян. Такой сбежит через неделю.

— Нет, навряд ли, — уклончиво поддержал разговор Дэниэл.

— Итак, — начал свои разглагольствования аукционист, — перед вами ценный работник. Он достаточно силен, чтобы работать в поле. Посмотрите на эти руки, на грудь! — Пальцами он касался тех мест, которые называл. — Но это еще не все. Сей человек умеет читать, писать и считать. Кроме того, он имеет опыт обращения с лошадьми. Кто начнет торги за этот великолепный образчик работника?

— Десять фунтов, — предложил голос из толпы. Служитель состроил недовольную гримасу.

— Хотите получить его даром? Да он же стоит не меньше сорока.

— Двадцать.

Теперь начался серьезный торг, цена постепенно поднималась все выше и выше. В течение этого процесса мужчина высоко вскинул голову, сохраняя на холодном и надменном лице печать презрения. В конце концов, Мередит пришлось согласиться с мнением о красоте незнакомца. Волосы, хотя и всклоченные на затылке, сверкали ослепительным золотистым оттенком; черты лица — чистые и ровные, скулы широкие, нос прямой, а светло-коричневые брови плавно изгибались над ярко-голубыми пронизывающими глазами. Густая рыже-золотистая борода скрывала челюсть, того же цвета волосы покрывали голую грудь. Несмотря на свою красоту, мужчина вызывал какой-то холодный трепет в животе Мередит, и она быстро согласилась, что сей человек — смутьян.

Харли поднял палец, и Уитни удивленно повернулась к нему. Прежде чем она успела что-то сказать, отчим крикнул:

— Я готов заплатить за него двадцать четыре фунта, но мне бы хотелось, чтобы он что-либо произнес.

— С какой стати?! Считаете, объект продажи — глухонемой?

Мужчина обратил свой дерзкий взгляд на Дэниэла Харли, его рот искривился в усмешке.

— Разве моя речь имеет какое-то значение? — холодно поинтересовался он, и его низкий звучный голос с чистейшим английским акцентом волной прокатился по толпе. — Или она каким-то образом увеличит вашу прибыль?

Харли невозмутимо встретил холодный взгляд незнакомца.

— Благодарю. Как я уже сказал ранее, предлагаю за него двадцать четыре фунта.

— Двадцать пять, — послышался голос в толпе. Мужчина на возвышении продолжал смотреть на Харли, пока тот поднимал цену, его презрительный взгляд окинул Мередит, стоявшую рядом с отчимом. Незнакомец рассматривал ее медленно и небрежно, словно это она застыла на высокой платформе, ожидая конца торга. Уитни начала краснеть под этим пристальным взором. Улыбка вздернула уголки губ продаваемого, и он отвел глаза от нее, уставившись вдаль, поверх голов толпы.

— Тридцать фунтов… Раз! — объявил аукционист. — Тридцать фунтов… Два!

Харли неторопливо вскинул палец, поднимая цену еще выше. — Тридцать один фунт. Тридцать один фунт… Раз! Тридцать один фунт… Два!.. Продано! Джентльмену в синем сюртуке и кожаных бриджах.

— Ты это серьезно?! — ахнула Мередит.

— Конечно. Садись в карету, а я пока распоряжусь, чтобы нашего нового слугу отвезли в дом Спенсеров. — Дэниэл зашагал к возвышению, где проходили торги.

Мередит в бессильной злости поглядела ему в спину, потом развернулась и забралась в карету, взмахнув юбками. Как Харли мог так глупо поступить? У ее отчима имелось немало недостатков, но нехватка ума не входила в их число. Неужели он не видит, что такой человек не снизойдет до обычного тяжелого труда? Через несколько дней он обязательно убежит, и Дэниэл понесет убыток.

Вскоре вернулся отчим, и экипаж двинулся с места. Уитни скрестила руки на груди, ее лицо сохраняло ледяное выражение. Харли вскинул брови, его губы дернулись в неловкой усмешке.

— Ладно, в чем дело детка? Твое личико способно тут же заморозить самое горячее пламя.

— В чем дело? — с угрюмым сарказмом переспросила она. — Разумеется, в том мужчине!

— В Джереми Девлине?

— Это его имя? Выходит, он еще и ирландец. Мне следовало бы догадаться.

— Не буду спорить. Имечко-то, может, и ирландское, да говорит он как истинный англичанин.

— Как истинный английский джентльмен, — поправила отчима Мередит. — А тебе не показалось странным сие обстоятельство? Подумать только: наемный слуга разговаривает, словно он, по крайней мере, лорд, если не выше. Харли пожал плечами.

— Не вижу в этом ничего плохого. Скорее всего, он актер-неудачник или слуга джентльмена, которого постигла неудача в жизни. А может, домашний учитель… Возможно, его застали заигрывающим со старшей сестрой семейства.

— Домашний учитель?! С такими мускулами?! Ха! — Голос Мередит звучал негодующе.

Отчим бросил на нее многозначительный взгляд.

— Ага! Выходит, ты тоже заметила, да? Уитни закусила губу, стараясь не покраснеть.

— Еще бы не заметила! Он же стоял без рубашки, — парировала она выпад отчима.

— Что ж, ты права. Не у многих учителей такие крепкие руки. Они больше выглядят худосочными, как твой кузен Гален. Мне часто приходит в голову мысль, что из него вышел бы хороший наставник.

— Мы говорим не о Галене Уитни, а о слуге, которого ты купил. Как только можно?

— Да очень просто. Именно за этим мы и приехали в Чарлстон, если припомнить цель нашего путешествия. Вчера я приобрел трех чернокожих и хотел купить наемного слугу, если таковой найдется, чтобы…

— Но зачем? — удивленно перебила она говорившего. — Раньше ты ничего не говорил об этом.

Харли загадочно улыбнулся.

— Ну, скажем, этот парень соответствует требованиям…

— Он смутьян, как правильно заметил тот человек из толпы.

— Откуда тебе сие известно? Ты даже не знакома с ним.

— Это же ясно с первого взгляда! Он вел себя так высокомерно, не выказывая и признака стыда, как сделал бы на его месте любой другой человек.

— Мне не нужен слабак или мужчина со сломленным духом. Когда я расплачивался с капитаном корабля и забирал контракт, то смог получше рассмотреть Девлина. Спина у него в синяках и рубцах… Его явно избивали на судне.

Мередит поморщилась, но продолжала упрямиться:

— Это доказывает, что он является нарушителем спокойствия.

— Нет, сие свидетельствует совсем о другом: Девлин — крепкий орешек; правда, это не значит, что с ним нельзя столковаться, если правильно подойти.

— Но платить так много за такой риск — тридцать один фунт! Никогда не слышала, чтобы наемный слуга стоил столь дорого.

Дэниэл снова неопределенно пожал плечами.

— Другие тоже посчитали его стоящим… Не волнуйся. Тем более, в этом году мы получили хороший урожай.

— Зачем он тебе нужен? Что такого особенного может этот человек, с чем не в состоянии справиться другие?

— Он умный мужчина. Я мог бы сделать из него управляющего.

— У тебя уже есть Калеб Джексон.

— Который старается мошенничать на каждом шагу. Хотелось бы кого-то понадежнее.

— Но ты же не можешь предоставить работу управляющего наемному слуге!

— А я и не собираюсь сразу же ставить его на эту должность. Сейчас Девлин еще недостаточно здоров для труда в поле. Недельку-другую его нужно хорошенько подкормить. Значит… пока пусть поработает на конюшне.

— Во владениях Сэма?! Он страшно обидится, если ты поставишь туда еще одного человека.

— Он сделает так, как я скажу, и будет помалкивать, чего я не могу сказать о членах своей семьи. Мередит надула губы и обиженно замолчала. Харли протянул руку и неуклюже потрепал ее по колену. .

— Ну, ну… Я не хотел тебя обидеть. Мне нравится твой характер. Я всегда могу рассчитывать на твою искренность и прямоту. Эти же качества, привлекают меня в Девлине. Ну же! Не сердись… Мне подвернулась возможность приобрести слугу. Что здесь такого? Даже если ты окажешься права, это не будет для нас большим убытком.

Мередит вздохнула, слабая улыбка тронула ее губы.

— Что правда, то правда. Я не имею права бранить тебя за истраченные деньги… Просто мне не нравится мистер Девлин.

— Гм… Не понравился? Уверен, это скоро пройдет. Теперь же давай поговорим о чем-либо другом. С какой стати ты называешь меня в доме своей кузины «отцом Харли», словно мы едва знакомы? Мне больше по душе, когда ты обращаешься ко мне по имени, как обычно дома.

— Это кажется не совсем вежливым. Ты же знаешь, как строго тетя Каролина придерживается рамок приличий.

— Еще бы мне не знать! — он коротко хохотнул. — Она устроила такой трезвон над головой твоей матери десять лет назад, когда та вышла за меня замуж! Тогда Каролина говорила, что я человек не их круга. Конечно, она права. Анна всегда оставалась для меня недосягаемой, но никакой другой мужчина не смог бы любить ее больше, чем я. Она ведь чувствовала себя счастливой, не так ли?

— Да, мама была очень счастлива, — искренне ответила Уитни.

Анна, казалось, не замечала грубоватости Дэниэла и не возражала против недостатка благородства и образования, чего с избытком хватало у ее первого мужа. Даже Мередит смягчалась, замечая, как он осыпает маму знаками любви и подарками.

Они остановились у дверей дома Спенсеров, и Харли выпрыгнул из кареты, затем повернулся, чтобы помочь выйти падчерице. Здание семейства тети выкрасили в нежно-розовый цвет и украсили белоснежными железными решетками. Узкое и высокое, оно, будто румянец на щеке, выделялось на фоне своего мрачного соседа и окаймлялось маленьким парком, обнесенном кирпичным забором. Уитни и Дэниэл поднялись по парадным ступенькам и вступили в прохладный мраморный холл.

Из гостиной сразу же послышался высокий голос тети Каролины:

— Мередит, дорогая, как ты? Я почти не видела тебя сегодня.

Миссис Спенсер подняла голову и подставила щеку для вежливо-послушного клевка-поцелуя Уитни. Она выглядела маленькой, но прекрасно сложенной женщиной, как мама Мередит, с тонкими руками, все еще осиной талией в один обхват мужских ладоней. Несколько морщинок проступали на лице под слоем макияжа, а пудра на прическе весьма кстати скрывала седые пряди волос. Мужчина, за которого вышла Каролина, не промотал ее наследства, как Бенджамин Уитни, поэтому внешность этой женщины не затронули тревоги, оставившие свой след на лице ее сестры. Зато она не обладала ни теплом, ни жизнелюбием, присущим покойной Анне.

— Феба, определенно, этим утром завладела твоим временем… Полагаю, у вас есть о чем посекретничать.

Мередит просто не представляла, что ее легкомысленной кузине можно поведать какие-то тайные мысли я желания, но она, конечно же, промолчала об этом, мило улыбнулась тете и пробормотала нечто невразумительное. Та коротко кивнула Харли и произнесла его имя — так обычно Каролина приветствовала мужчину, за которого Анна вышла против ее воли. Если бы Уитни не сопровождала его, едва ли бы тетя приняла Дэниэла в своем доме. Мистер Харли непременно остановился бы в таверне и, без всякого сомнения, был бы в тысячу раз счастливее.

— С вашего позволения, я пойду в свою комнату и приведу себя в порядок. На рынке ужасно жарко… — произнесла Мередит.

— Разумеется. Я рада, что ты носишь шляпку от солнца. Когда ты была еще девочкой, то совсем не заботилась об этом. Помню, в какой ужас ты приводила меня, бегая жарким днем с непокрытой головой и в платьице с короткими рукавами.

— Теперь я вполне остепенилась, тетя. Мне совсем не нравится ходить с веснушками, — отозвалась Мередит.

Она сделала небольшой книксен и вышла из комнаты, быстро взбежала по лестнице, торопясь расстегнуть платье и полежать несколько минут с прохладным полотенцем на голове, смоченном в лавандовой воде. Это средство, которым лечила ее мама всякий раз, когда Уитни приходила с головной болью от солнца или усталости, и Мередит пользовалась им до сих пор, чтобы избавиться от неприятных ощущений, которые теперь доставляли ей чаще люди, чем горячие солнечные лучи.

Ее служанка Бетси появилась сразу же, лишь только Уитни потянула за шнурок звонка.

— У вас усталый вид, мисс Мерри. Плохой день?

— Ну, не то что бы плохой… Просто порой моя кузина действует мне на нервы. Кроме того, у меня возникли небольшие разногласия с мистером Харли.

Бетси спрятала улыбку, трудясь над шнуровкой платья. Мисс Мерри не впервой спорить с хозяином. Им обоим нравится сие занятие, и, как подозревала служанка, вовсе не от споров с ним у Уитни разболелась голова. Это, скорее всего, следствие общения с ее глупой кузиной или напыщенной теткой. Бетси не терпелось поскорее вернуться в «Мшистую заводь».

Когда она закончила расшнуровывать корсет, Мередит легла. Служанка слегка помассировала ей виски, затем приложила ко лбу влажное, сладко пахнущее полотенце.

После всех этих хлопот Бетси вышла, оставив Уитни наедине со своими мыслями. «Как бы мне хотелось, чтобы Дэниэл не покупал Джереми Девлина, — мелькнуло в ее голове, — Меня совсем не волнует, что он сбежит. Поделом будет Харли, если это случится… Я не стану жалеть его. Беспокоит совсем другое… Теперь-то этот дерзкий Девлин всегда будет поблизости… Как он смотрел на меня! А потом презрительно отвернулся.

Наверное, Джереми решил, что я не стою его пристального внимания. Конечно, мой рост и непривлекательная внешность… Господи! О чем только думаю?! И все-таки… Как же я буду смотреть ему в лицо, если он, даже будучи предметом торга, отверг меня?»

ГЛАВА 2

Джереми Девлин сидел, вытянув ноги, на палубе корабля, прислонившись к поручням. Судно бороздило мутную серо-зеленую воду. Ветерок обдувал лицо, и он с наслаждением вдыхал его приятную свежесть. Как только колонисты выносят жизнь в этой чертовой дыре? Воздух здесь такой плотный и влажный, прямо-таки осязаемый, что легким приходится напрягаться, чтобы дышать. А жара! Если стоять неподвижно, пот начинает заливать глаза, хотя сейчас уже сентябрь и самые знойные месяцы остались позади.

Джереми окинул взглядом берег, где кривые сучковатые деревья, извиваясь, скрывались в воде, словно огромные змеи. Серые плети лишайников свисали с ветвей, раскачиваясь на ветру подобно порванному и грязному кружеву. Он усилием воли подавил дрожь. Даже ландшафт здесь причудливо убог.

Девлин повидал Англию, Ирландию и континент, но это совершенно иной мир. Странная слабость поколебала его уверенность в собственных силах. Такого с ним раньше никогда не случалось.

Несколько месяцев назад, когда он развлекался в своем излюбленном игорном логове, небрежно положив руку на плечо своей очередной любовницы, Джереми расхохотался бы в лицо тому, кто сказал бы, что сегодня ему придется сидеть на палубе корабля, плывущего по реке Каролине; еще больше бы он поразился, если бы услышал о плавании со связанными руками в компании трех здоровенных молчаливых негров, съежившихся футах в пяти от него. Эти гиганты, как и сам Девлин, являлись собственностью человека, стоящего на другом краю палубы. Его мозг все еще отказывался воспринимать сей немыслимый факт. Вообще-то, он не винил старика; просто сей человек стал для него воплощением позора. Но Джереми гадал, стал бы его светлость платить бандитам за то, чтобы оглушить и продать свою жертву капитану корабля, если бы знал, что означает работа по найму. Знал ли он о таком исходе всей этой глупой истории: его племянник, мужчина, в жилах которого текла кровь Уэксхемов, пусть даже и незаконная, будет выставлен на аукцион на обозрение толпы и продан тому, кто предложит самую высокую цену?

Девлин прикрыл глаза, вспомнив свой позор, окончательное унижение после многих недель голодания и избиения матросами за его аристократические манеры. Когда Джереми подтолкнули к ступенькам, ведущим на возвышение, — без рубашки, грязного, на глаза нетерпеливой толпы, — ему хотелось свернуться в клубок или протиснуться в первую попавшую щель и спрятаться в ней. Но гордость заставила его держаться прямо и предстать перед всеми с высоко поднятой головой и презрительно изогнутыми губами. «Они всего лишь крестьяне, — говорил Девлин себе, — и не ровня мне ни по крови, ни по образованию, ни по манерам». И поэтому Джереми окинул присутствующих на аукционе надменным, барственным взглядом. Вспомнив все это, Джереми посмотрел на нос судна, где сидела девушка, лениво поигрывая закрытым зонтиком. Полосатый навес заслонял ее от солнца. Еще раньше, до того, как они обогнули речную излучину, она открывала зонтик, защищаясь от лучей, пробирающихся с одного края под тент. «Ее нежная кожа не должна чувствовать палящего солнца, обжигающего мою голову до тех пор, пока, казалось, мозги вот-вот начнут испаряться и пойдет дым, — взбешенно думал Девлин. — Да и такая изящная попка не обязана страдать от грубого настила палубы». Представив себе эту картину, он непроизвольно улыбнулся. Да уж! Слово «изящный» явно неприменительно к сей девице. Джереми не знал ее имени и мысленно величал «амазонкой». В самом деле, она могла вполне быть языческой королевой. Эта представительница прекрасного пола относилась к числу тех, кого Ферди Уортинг называл «здоровыми девахами». Ферди выкладывал золото за здоровую, кровь с молоком, девицу борделя, девицу, которая, судя по ее внешнему виду, могла бы спокойно переломить его пополам. Но Джереми Девлин предпочитает миниатюрных женщин с изящными запястьями и мягкими округлостями.

Там, на аукционной платформе, люди в толпе вначале казались Девлину бессмысленным цветным пятном. Потом человек, по имени Харли, крикнул, чтобы он подал голос, и глаза Джереми остановились на нем и девушке, стоявшей рядом с ним. Хотя он и нашелся с ответом, все его сознание пронзило понимание того, что сие существо женского пола наблюдает такое позорное зрелище. Девлин вперил в нее взор, застыв от унижения, и так созерцал незнакомку до тех пор, пока спасительный взрыв злости не сотряс его душу. «Черт побери! Порядочная женщина не пришла бы поглазеть на продажу людей, — неожиданно мелькнуло в голове Джереми. — Возможно, она находит какое-то извращенное сладострастное удовольствие, наблюдая за полуобнаженными мужчинами, выставленными на продажу, словно скот». Он удивился, что незнакомка не попросила разрешения осмотреть товар поближе. Волна отвращения спасла его, позволив отвернуться.

Немного позже Девлин внимательно осмотрел толпу и заметил в ней еще нескольких женщин. Что за странный сброд эти колонисты? Он ни за что бы не позволил своей знакомой глазеть на торговлю телом.

Амазонка встала и раскрыла зонтик, потом подошла к мужчине, купившему его. Тот указал на что-то на берегу, и она засмеялась, обнажая ровные белые зубы. Неожиданно даже для самого себя Джереми представил, какое бы возникло ощущение, если бы эти прелестные зубки вонзились в плоть его плеча в приступе страсти. Такая мысль удивила Девлина. Определенно, он не мог испытывать вожделения к этой великанше. Ее голова достанет ему до подбородка, вдобавок ко всему она невзрачна и невыносимо скучна. Платье у нее тускло-коричневого цвета, почти в тон с ее волосами, закрученными в старомодный узел на затылке, а кожа абсолютно бесцветная. В сравнении с красавицами, которых он знавал в Лондоне, напудренными и нарумяненными, сияющими драгоценностями и атласами, она просто деревенская мышка. Более того, амазонка видела его в самый унизительный момент, полуголого и проданного, как животное. Джереми презирает незнакомку за то, что она стала свидетельницей унижения, и за нездоровую натуру, побуждавшую ее получать удовольствие, наблюдая за отвратительным действом. Как вообще он мог желать такую женщину?! И все же — вполне возможно — Девлин хотел совокупиться с ней именно по этой причине, хотел, чтобы она оказалась подмятой под него, подавленная, извивавшаяся, стонущая, умоляющая об удовольствии, которое он мог дать ей. Да, иметь амазонку в своей власти оказалось бы вполне подходящей местью за перенесенный позор и унижение. Он сглотнул набежавшую слюну и снова отыскал ее глазами. Кем она приходится мужчине? Дочкой? Женой? Интересно, каково бы лежать рядом с женщиной, чье тело почти такое же длинное, как и у него? Наверное, приятно сознавать, что не нужно поддерживать себя на руках, чтобы ненароком не раздавить партнершу. Джереми разглядывал девушку, гадая, как выглядит ее тело без одежды. Жесткий лиф сдавливал грудь, но что-то подсказывало, что она пышна, а бедра под фижмами широки, ноги — длинны и стройны. Одни лишь мысли об этом заставили кровь бешено бежать по телу. Прошло слишком много времени после тех лондонских красоток.

Девлину не приходило в голову задуматься о том, подчинится ли она ему. Такой резкий жизненный поворот, возможно, потряс бы его, но не так уж и сильно. Он всегда привлекал женщин, обхаживая их при помощи улыбок и лести или овладевая ими без всяких церемоний, все зависело от определенных целей и настроения. А как только Джереми добивался своего, они хотели его снова и снова. Это он унаследовал от своих родителей, ибо у Джереми Уэксхема никогда не было недостатка в женщинах, а Бриджит Девлин всегда находилась под крылышком у очередного покровителя. Как-то один его друг поинтересовался, в чем заключается секрет успеха Девлина у прекрасного пола, на что тот, усмехнувшись, ответил: «Все очень просто… Я обращаюсь со шлюхами, как с леди, а с леди — как со шлюхами». Судно свернуло в небольшую бухту, и Харли вместе с Мередит охватило радостное волнение. Они склонились над поручнями, вглядываясь во мрак густого подлеска, окаймляющего берега.

Джереми поглядел в ту же сторону, но ничего особенного не увидел. Через несколько минут показалась пристань со складскими амбарами и большим деревянным доком. Несколько чернокожих ребятишек стояли на берегу, махая руками и подпрыгивая.

Корабль причалил; при этом в швартовке помогали два негра, ожидавших на пристани. Спустили сходни, и амазонка, несмотря на обременительные фижмы и юбки, легко сбежала по ним. Харли спустился вслед за ней. Дети окружили его, а он устроил целое представление, шаря по карманам и осыпая их конфетами. Ребятишки ползали по настилу причала, подбирая сладости, и засовывали лакомство в рот, а Дэниэл с женщиной сошли на разбитую и грязную дорогу, которая извивалась по подлеску. Черноволосый мужчина, небрежно одетый в рубашку, бриджи, сапоги и широкополую шляпу, спустился по колее с противоположной стороны и остановился перед парочкой. Он о чем-то поговорил с Харли, и тот жестом указал на судно. Джереми заметил, что девушка застыла в сторонке от вновь прибывшего, почти за спиной у своего спутника. Мужчина отошел, чтобы дать им пройти, и пара скрылась за поворотом.

Два матроса из команды корабля подошли к Девлину.

— Здесь тебе сходить. Поднимайся.

Джереми медленно встал, разминая затекшие суставы. Трое чернокожих непонимающе уставились на членов экипажа судна. Один из моряков ткнул в негра короткой дубинкой, а другой сделал знак подниматься. Те, наконец, поднялись со своих мест.

Девлин торопливо сошел с корабля впереди чернокожих невольников. Ему никогда не приходилось находиться среди таких, как они. Его тошнило от их внешнего вида. «Лучше держаться подальше от этих дикарей», — мысленно решил он.

Толпа ребятишек исчезла. Мужчина, встретивший Харли, вышагивал по пристани, нетерпеливо ожидая, когда прибывшие сойдут на землю. В одной руке он сжимал длинный скрученный хлыст, которым раздраженно похлопывал по голенищу сапога. Джереми выпрямился в полный рост и остановился перед незнакомцем без малейшего признака страха на лице. Темноволосый зыркнул на него глазами, внезапно превратившимися в две точки ненависти. Остальные сошли на причал, бесшумно ступая босыми ногами по деревянному настилу,

— Меня зовут Джексон, — заговорил мужчина. — Я управляющий плантации «Мшистая заводь» Это значит только одно — вы будете делать все, что я скажу. — Он встряхнул хлыстом и громко щелкнул им по перилам ограждения причала. — В случае неповиновения вас ждет вот это… Понятно?

Девлин молча ждал дальнейшего развития событий, твердо решив не поддаваться Джексону. Он сомневался, что остальные поняли хоть слово из того, что сказал надсмотрщик, но значение хлыста, без сомнения, было ясно. Команда использовала только кулаки и дубинки, чтобы выбить из него высокомерие, но Джереми видел, как спина ослушавшегося матроса в считанные секунды превратилась в кровавое месиво под ударами плети. Джексон показал на дорогу.

— Идите туда. Живо.

И снова Девлин пошел вперед, легко спрыгнув с причала. Конечно, противно подчиняться надсмотрщику, но он не собирался смешиваться с рабами. Джереми зашагал по колее, тяжело дыша в спертом от жары воздухе, разглядывая сочную растительность вокруг себя.

Вскоре заросли кончились, и впереди показалась широкая зеленая лужайка. Он ускорил шаг и вышел на более хорошую дорогу, усыпанную измельченными ракушками.

Девлин резко остановился, уставившись на ухоженный дом и двор среди джунглей. На мгновение ему почудилось, что все происшедшее — только сон. Теперь он очнулся у себя в Англии. Он стоял перед торцом двухэтажного особняка из красного кирпича, окаймленного белым узором; крышу строения венчал купол, а веерообразное крыльцо с колоннами пристроилось с тыльной стороны здания. Джереми смог рассмотреть угол длинного портика, поддерживаемого высокими белыми опорами, тянущимися вдоль фасада. За галереей, на широкой зеленой лужайке, лежала овца, мирно пощипывая траву. По краю площадки, заросшей травой, вилась подъездная аллея, так же усыпанная ракушками, а от нее вдаль уходила дорога, затененная с обеих сторон массивными дубами, стволы которых покрывал слой серого мха. Парк окружал боковую и заднюю стороны дома, и хотя стояла осень, цветы щеголяли буйными оттенками розового, красного и фиолетового.

Харли стоял на небольшом заднем крыльце с двумя женщинами: одна — уже знакомая Девлину амазонка, другая — яркая красотка, на несколько лет старше первой. Ее рыжие волосы оказались очаровательно уложены, лицо выглядело утонченным, с ямочками; улыбка была просто ослепительной. «Ну вот, это именно тот тип, который мне нравится, — подумал Джереми и сразу же почувствовал, как набухла его плоть. — Мягкая, податливая и нежная…»

Ослепительная незнакомка о чем-то оживленно щебетала, и ее маленькая белая ладошка лежала на руке Харли. Сей жест мог бы быть и дочерним, но Девлия заметил теплую краску лица, особый изгиб рта и понял, что она спит с Дэниэлом. Какая, должно быть, досада для нее прозябать в постели старика. Значит, другая, скорее всего, дочка, а не жена. Но рыжеволосая не может быть ее матерью.

— Марш вперед! — рявкнул Джексон позади Джереми и толкнул его в спину ручкой кнута. Девлин тут же напрягся. До того как попасть на корабль, он бы развернулся и врезал наглецу за оскорбление. Но с тех пор ему пришлось многому научиться. Втянув воздух, Джереми подавил гнев и пошел по дорожке, которая, огибая парк, вела к надворным постройкам. Крошечные кусочки ракушек впивались в голые ступни, но он почти не замечал этого, вдыхая аромат цветов, растущих по другую сторону живой изгороди.

Джексон указал на боковую тропинку, ведущую к постройкам — конюшне, кладовой, кузне, зернохранилищу, цистерне для воды и другим, о назначении которых Джереми просто не догадывался.

Когда Харли покупал его, он объяснил, что «Мшистая заводь« — огромная плантация, где работают только черные рабы, а Девлин будет единственным наемным работником.

По количеству хозяйственных построек Джереми видел, что здесь действительно размещается целая самостоятельная империя.

— Джексон! — послышался голос Харли. — Оставь Девлина здесь. Ну, вот этого… Белого… Я хочу поговорить с ним. Джереми остановился и обернулся. Надсмотрщик злобно посмотрел на него и подтолкнул остальных в спины, чтобы хоть как-то компенсировать разочарование: ведь новенького забирали из-под его власти. Харли оставил женщин и зашагал к нему, остановился в нескольких футах, вытер вспотевшее лицо и взмахнул рукой:

— Иди сюда, мальчик. Давай-ка присядем в саду.

Джереми последовал за ним, и Дэниэл опустился на каменную скамью. Девлин остался стоять, широко и твердо упираясь ногами в землю и сцепив за спиной грязные пальцы. Он уже научился не садиться, когда это делали другие. Как и все остальные уроки, этот дался ему крайне тяжело. Доказательство тому — кровоподтеки на плечах и вдоль позвоночника. Харли бросил на него испытующий взгляд, прикрыл глаза от солнца ладонью и нетерпеливо указал на другую скамью.

— Садись, садись, .. Мне совсем не хочется свернуть себе шею, чтобы видеть тебя.

Джереми присел на указанное место и принялся ждать, когда заговорит хозяин усадьбы, наслаждаясь цветами и благоуханием сада. Как же давно ему не приходилось бывать среди красот природы! Неужели в Англии цветы пахнут так же сладко? Может, он просто забыл, или здешние растения, как и все остальное, пышнее и ароматнее?

Голос Харли вывел его из состояния задумчивости.

— Я определяю тебя на конюшню. Как я понимаю, Девлин, тебе знакома такая работа.

— Да, я знаю лошадей.

— Сэм — старший конюх… Будешь подчиняться ему, хоть он и раб. Тебя, по-моему, тошнит от чернокожих? — он усмехнулся. — Со мной происходило то же самое, когда я приехал сюда. Ты к ним привыкнешь и даже обнаружишь, что их женщины по-своему чертовски хороши. Но! — Хозяин предостерегающе поднял палец. — Учти! Сие к делу не относится. Так… А теперь мне хочется поговорить с тобой о побеге, вернее, о его возможности. — Джереми и бровью не повел, скрывая удивление, хотя в животе все сжалось при этих словах. — Я знал, что такой человек, как ты, будет думать об этом: не с твоим характером находиться в услужении. Лишь только я увидел тебя, мне сразу понравилась твоя независимость. Ты не из робкого десятка… Сломленный человек не подходит для моего хозяйства. Но я очень прошу тебя не убегать. Тем более что в конюшне ты долго не задержишься, да и в поле тоже не отправишься — оно убивает белого мужчину намного быстрее, чем черного. Словом, у меня для тебя найдется кое-что получше,

— Что именно? — поинтересовался озадаченный Джереми.

— Ну, пока я не могу сказать этого. Мне нужно немного понаблюдать за тобой, убедиться, что у тебя есть именно те качества, которые, как мне кажется, я успел заметить в тебе. В принципе, что я знаю о тебе? Ты разговариваешь, словно джентльмен… В чем, кстати, приходится сомневаться. По крайней мере, здесь ты им не будешь…

— Нет, конечно, я не джентльмен, — с горечью в голосе отозвался Девлин.

— Что ж, мне, собственно говоря, сие без разницы — я и сам не отношусь к их числу. Но меня считают хорошим и искусным работником, мне известно, как делать деньги. Подозреваю, ты того же поля ягода. В любом случае, я должен изучить тебя, убедиться в правильности своего выбора.

— Следовательно, я буду жуком, которого вы пришпилили к картонке… Теперь вы начнете изучать, как он начнет корчиться и извиваться на булавке.

— Гм… Не соверши ошибку, подумав, что я всего лишь сумасшедший старик. Это далеко не так. Но я и не мягкотел: могу отправить в поле к Джексону и сломить твою волю без малейшего сожаления. Пожалуйста, не забывай об этом. Но хочется, чтобы ты знал одно — впереди есть прекрасные возможности проявить себя в полной мере… Разумнее не пытаться совершить побег. Тем более, мы все равно тебя поймаем. Первые недели человеку здесь трудно дышать, а не то что бегать. — Харли встал. — А сейчас я отведу тебя на конюшню.

Джереми отправился вслед за хозяином, недоумевая, как Дэниэл догадался, что он уже строит планы о том, чтобы удрать отсюда. В принципе, старик прав: все здесь слишком странно и чуждо. Девлин даже не представлял, куда в случае чего идти и каким образом. Да и физически он не готов к такому шагу, потому что не привык к климату и очень ослаблен переездом. Ничего, пройдет какое-то время, все придет в норму, и тогда уж Джереми не упустит своего шанса. Что бы там Харли ни говорил, он не намерен торчать в этой усадьбе в надежде, что старый хрыч предложит ему лучшую работу, чем уход за лошадьми. Труд слуги в любом его проявлении не для Джереми Девлина.

Лидия Чандлер, усаживаясь в обтянутое дамастом кресло красного дерева, обмахивалась веером.

— Ну и ну… Для сентября действительно жарковато. Тебе не кажется, Мередит? — Пожалуй. Хотя я живу здесь всю жизнь и легче переношу подобные явления природы, чем ты, сегодня и правда теплый день.

Уитни ходила взад-вперед, волнуясь и нервничая, но не замечала своего возбужденного состояния.

— Я завидую тебе, — с чувством отозвалась Лидия. — Боже, прошла целая вечность с тех пор, как вы уехали… Ты не можешь представить себе мою радость… У меня прямо мороз по коже, когда вспоминается мое одиночество здесь да еще в окружении этих рабов! Рабов и Джексона, который вечно пялит на меня свои глазищи.

— Он беспокоил тебя? — удивленно спросила Мередит. — Скажи Дэниэлу, и он немедленно прогонит его.

— Нет, нет, Джексон ни разу ничего не сказал прямо. Так… только намеки и взгляды. Ну, ты и сама это знаешь.

— Нет, не знаю, — решительно отрезала Уитни. — Я не принадлежу к тому типу женщин, которые получают какие-то намеки и взгляды.

Щеки миссис Чандлер покрылись красными пятнами.

— Если ты думаешь, что я поощряю его…

— Я совсем не о том, — торопливо заверила собеседницу Мередит. — Ведь ты не сделала ничего дурного. Просто хочется сказать, что мужчины не проявляют ко мне достаточного интереса, чтобы удостаиваться намеков или взглядов.

Уитни улыбнулась. Она совсем не желала оскорблять чувства другой женщины, даже если ее нравственность не являлась образцом для подражания. Когда отчим привез Лидию из деловой поездки в Вирджинию, Мередит буквально разбушевалась от ярости. Как он посмел привести эту безнравственную особу в дом ее матери и жить с ней открыто, подвергая не только себя, но и Уитни всяческим сплетням и пересудам?! Она решительно настроилась презирать Лидию. Но хотя Уитни и порицала их связь и возмущалась оскорблением памяти матери, оказалось довольно трудно сохранять чувство неприязни к миссис Чандлер. Та вела себя сердечно, открыто и прямолинейно, частенько грубила, но всегда оставалась веселой и практичной. Лидия не чуралась никакой работы и помогала во всем, где возникала такая необходимость; правда, никогда не навязывалась и не пыталась стать хозяйкой в доме. Мередит прекрасно понимала, что более хитрая женщина постаралась бы заманить Харли вступить в брак и убедить его исключить падчерицу из своего завещания.

Постепенно Уитни все больше и больше сближалась с Лидией. Это она убедила Мередит выпрямиться и гордиться своим ростом вместо того, чтобы сутулиться, пытаясь выглядеть меньше.

— Забудь о том, что ты высокая. Шотландская королева Мария Стюарт была шести футов и все равно считалась величайшей красавицей своего времени! — говорила Чандлер Уитни.

На что язвительная Мередит всегда отвечала одинаково:

— Так это же несмотря на ее рост, а не благодаря ему.

И тем не менее, она соглашалась с Лидией. Лучше быть некрасивой, высоченной и гордой, чем некрасивой, высоченной и к тому же стремящейся к этому. Ведь сутулость совсем не украшала Мередит.

— Расскажи мне о Чарлстоне, — попросила Лидия и подалась вперед.

Уитни знала, что та очень хотела бы поехать, но не смогла по простой причине: они останавливались в доме семьи Спенсеров, где ее ненавидели и считали последней дрянью.

— Ну, — неуверенно начала Мередит, — ты же понимаешь, я не очень-то люблю все эти светские визиты, моды и развлечения…

— Дорогая! — голос собеседницы задрожал от разочарования. — Ты сразу же хочешь сказать, что нигде не побывала и ничего не видела?

— Нет, почему же? Я ходила в театр, — призналась Мередит, и уголок ее рта дернулся.

— Негодница! — воскликнула Лидия. — Ты же дразнишь меня! Рассказывай обо всем подробно.

Уитни описала свою поездку в город, включая посещение спектакля и визит в салон дамских шляпок.

— Кстати, я там купила кое-что… Может быть, тебе это интересно?

— Шляпку?! О! Покажи мне скорее! Мередит вышла в широкий холл и поднялась по лестнице с перилами из красного дерева в свою спальню на втором этаже. Лидия неотступно следовала за ней. В комнате Уитни вытащила из сундука шляпную коробку и подала ее Чандлер. Та тут же открыла крышку и восхищенно ахнула.

— Мередит! Господи, какая прелесть!

Лидия благоговейно достала из картонки соломенное чудо с низкой тульей и широкими полями, опущенными по бокам так низко, что шляпка напоминала собой перевернутое вверх дном ведерко для угля. Края и тулья окаймлялись голубым атласом, кружевная пена ниспадала на спину.

— Примерь, я посмотрю.

— Нет, примеряй ты. Она же твоя, — тихо бросила Уитни.

— Мередит! — удивленно вскрикнула Лидия, бросаясь на шею своей молодой подруге. — Ты просто душка! Подбежав к зеркалу, она надела шляпку. Край головного убора низко опускался на лоб, скромно затеняя глаза и подчеркивая их голубизну. На затылке шляпка приподнималась копной волос, образуя дерзкий наклон. Лидия повернулась и так, и эдак, любуясь собой в зеркале.

— Прелестно! — она улыбнулась своему отражению, затем сняла головной убор и протянула его Уитни, — А теперь — твоя очередь.

— Я купила это для тебя, — запротестовала Мередит.

— Тогда надень мою шляпку, — терпеливо предложила Лидия. — Я хочу посмотреть, как она выглядит на тебе.

Уитни состроила недовольную гримаску.

— Это не так уж забавно. Я буду казаться в ней еще выше.

— Ну, пожалуйста, сделай мне одолжение. Мередит неохотно взяла шляпку из рук миссис Чандлер.

— Тебе, наверное, приходилось скучновато, пока меня не было. Что ж, изволь…

Подойдя к зеркалу, она водрузила убор на голову так же, как это делала Лидия, хотя у нее он так не приподнимался на затылке. И все равно модный наклон шляпки заметно прибавил ей несколько лишних дюймов. Мередит поморщилась, видя свое отражение в изящной раме.

— Видишь? Я самая настоящая великанша…

— И очень хорошенькая, — добавила Лидия. — Возможно, ты и выглядишь высокой, но все равно этот убор тебе к лицу.

Уитни еще раз оглядела свое отражение. Действительно, атласные ленты по краю смягчали резкие, ровные черты лица, а наклон придавал им почти кокетливую яркость. Слабая улыбка тронула прямой широкий рот, затем Мередит отрицательно качнула головой.

— Нет. Должна признать, она, конечно, хороша, но брыжи и кружева не для высоких крупных женщин. Они прелестны на тебе, а на мне смотрятся совсем глупо.

Лидия вздохнула.

— Ей-богу, Мередит, ты самая несносная девушка. Никогда не бывала дальше этого захолустья, а думаешь, что разбираешься в моде лучше меня, жившей в Лондоне. Ты могла бы стать прелестной и чувственной женщиной… Что из того, что ты высокая? Незаметней все равно не станешь, делая себя невзрачной. Надо стремиться к противоположному эффекту — яркие цвета, хорошенькое личико, красивая прическа… Тогда все будут смотреть на тебя с завистью.

— Даже Опал Гамильтон? — усмехнулась Мередит, называя имя второй жены Ангуса Гамильтона, которая была намного моложе своего мужа. Она считалась коронованной красавицей округи — изящная фарфоровая кукла с белокурыми волосами и прозрачно-голубыми глазами.

Лидия поморщилась.

— Да, да, особенно эта расфуфыренная кривляка? Она дрожит от страха, что какая-нибудь другая женщина займет ее положение первой раскрасавицы. Только поэтому Опал Гамильтон такая язва и сплетница. Я знавала одну актрису, похожую на нее… Она действительно выглядела шикарно, но так боялась соперниц, что в конце концов, превратилась в злобную старую каргу, истратив все силы на уничтожение конкуренток. Но не пытайся увести разговор в сторону! Мы говорим не о жене Ангуса Гамильтона, а о тебе и о том, как хорошо ты выглядишь в этой шляпке и других подобных нарядах. — Я похожа на участницу костюмированного бала, — решительно заявила Мередит, снимая шляпку и укладывая ее в коробку. — Даже если ты права, я не могу носить это. Все знают меня как невзрачную скромную Мередит Уитни, которая ведет счета своего отчима и домашнее хозяйство и давным-давно — причем безнадежно — засиделась в девках… Я не могу быть высокой, элегантной и ослепительной femme fatale[1].

— Ты совсем забыла о том, что я здесь, чтобы помочь тебе в этом.

Говоря эту фразу, Лидия старалась выглядеть рассерженной.

— Что ж… Можешь учить меня, но не станешь же ты болтать за меня, танцевать за меня или заставить не быть скованной в обществе мужчин! Я ценю твои усилия, но мне уже много лет и у меня нет причин возмущаться собственным поведением. Зачем изображать из себя кого-то, кем и близко не являешься? Например, мой кузен ценит меня такой, какая я есть,

— А-а… этот… — протянула Лидия, тут же отбрасывая Галена Уитни, как не стоящего ее внимания. — С таким же успехом ты можешь выйти замуж за бревно. Я никогда не слышала, чтобы мистер Уитни отпустил приятный комплимент или остроумное замечание. Да хоть бы раз он посмотрел на тебя вожделенным взглядом — и то было бы намного лучше.

— Лидия!

— Но ведь именно в этом и заключается ухаживание и суть брака! А Гален Уитни… Все, на что он способен, так это декламировать стихи и разглагольствовать о смертельно скучных книгах и понятиях. Поверь, такой мужчина не согреет ночью твоей постели. Люди с подобным характером быстро становятся скучны до умопомрачения. Лицо Мередит прямо-таки заледенело.

— У нас с кузеном Галеном духовная близость! Наши души сливаются.

— Вот и я про то же… Он холодный и смертельно нудный. Если ты думаешь, что будешь счастлива замужем за таким человеком, то только обманываешь себя. Потому что, как бы ты ни старалась казаться хладнокровной и невозмутимой, я знаю: в тебе есть и огонь, и страсть. Ведь всегда заметно, как они проскальзывают в твоих глазах, в твоей речи, когда ты ругаешься с Дэниэлом или лечишь больного раба.

— В первом случае — это гнев, во втором — сострадание… Не понимаю, какое отношение они имеют к первобытной похоти, о которой, как мне кажется, ты говоришь.

— Думаешь, твои чувства существуют настолько изолированно, что ты можешь иметь одни и не ощущать другие, можешь испытывать глубочайшую жалость или испепеляющий гнев, пережинать смерть матери — да, Дэниэл рассказывал, как ты плакала в ту ночь, когда она ушла в мир иной…

— Ему не следовало говорить об этом, — перебила ее Мередит, пробормотав эту фразу сквозь плотно сжатые зубы.

Уитни не хотела вспоминать те страшные минуты. Тогда Мередит отвернулась от постели Анны, упала в объятия отчима и беспомощно всхлипывала, цепляясь за Харли, как за соломинку. Это был единственный момент близости с человеком, которого она считала чужим в своем доме, период отчаяния, разрывающего сердце. Ей больше не хотелось испытывать вновь ничего подобного.

— А почему бы Дэниэлу и не поговорить со мной об этом? Потому что ты ведешь себя так, словно переживаешь очередной приступ неприязни к нему? Или из-за того, что сие не вписывается в твое представление о самой себе как о холодной и сдержанной личности? Но ведь ты плакала и испытывала боль, хотя и стараешься отрицать это. Как хочешь, но я не могу поверить в твое счастье с Галеном Уитни, который даже не пытается скрыть свою бесчувственность. Неужели тебе не хочется излить душу мужчине и в ответ ощутить крепкое объятие его рук, не хочется понимать, что он хочет тебя и дрожит от желания, как в лихорадке? Неужели тебе не нравятся сильные красивые мужчины с глазами, которые будто прожигают тебя насквозь? Например, такие, как тот, что Дэниэл привез сегодня домой… Кстати, как его зовут?

— Джереми Девлин?! — Голос Мередит сорвался от изумления, а щеки стали пунцовыми. — Ты шутишь! Он же наемный слуга. Отчим купил его на аукционе три дня тому назад.

— Подобные вещи здесь не имеют никакого значения. Дэниэл приехал в колонию в одной рубашке, а сегодня он стал одним из самых уважаемых и богатых людей Южной Каролины. Если мужчина на кого-то работает, это совершенно не значит, что он глуп или некрасив. Да, твой кузен родовит, но в его жилах течет не кровь, а холодная водица, что абсолютно не добавляет ему привлекательности.

— Послушай, Лидия, я далека от того, чтобы презирать человека за бедность или за попытку изменить судьбу, приехав в колонию, даже если это означает покупку проезда собственным рабством, — надменно заявила Мередит. — Но этот… Он… Ну, в общем, он непорядочный и непочтительный. Он…

Ее надменность внезапно улетучилась, пока она подбирала слова для описания этого мужчины, этого заносчивого типа, который смотрел на нее с нескрываемой неприязнью во время поездки на Купер-ривер.

— Он… красивый? — подсказала Лидия. — Высокий и широкоплечий! Или все дело в том, что сей человек оказался гордецом? Что посматривает на тебя не как слуга, а как настоящий мужчина?

— Не понимаю, о чем ты.

— Возможно. Разумеется, твоему бесчувственному кузену Галену не придет даже в голову так смотреть на женщину, хотя ты бы обескуражила любого другого, менее смелого, чем тот, в саду…

— Лидия, ты сейчас говоришь так, словно тебе самой нравится Девлин. Ты находишь его привлекательным?

— Ну, конечно, так оно и есть. И не произноси при мне слов о том, что ты тоже этого не заметила.

Уитни пожала плечами.

— Он красив, если это интересует тебя.

— А по-моему, именно такое обстоятельство и должно интересовать девушку твоего возраста.

— Я не какая-нибудь пустоголовая романтически настроенная девица, озабоченная поисками красавца, который упадет к ее ногам.

— По крайней мере, всеми силами стараешься не быть ею.

Миссис Чандлер подошла к окну. Ей совсем не хотелось спорить с Мередит, хотя та явно упрямо слепа. Кроме того, Лидия уже знала, что если Уитни что-нибудь вобьет себе в голову, ее уже никому не переубедить. Так что лучше оставить эту тему.

Конюшни хорошо просматривались из окна Мередит, и Чандлер поймала себя на том, что взгляд непроизвольно тянется в ту сторону. Уитни могла не признаваться в своем влечении к наемному работнику, но Лидия почувствовала некий толчок, как только увидела его. Он остановил на ней ярко-голубой взор, и кожа сразу потеплела, словно мужчина коснулся рукой ее плеча.

Пока миссис Чандлер стояла, наблюдая за дверью, ведущей в конюшню, из нее вышел Сэм, Девлин — следом за ним. Джереми уверенно протопал к телеге и взвалил на плечи тяжелый мешок. Кожа мужчины блестела от пота в горячем влажном воздухе, мускулы вздувались и перекатывались.

Лидия сглотнула внезапно подступивший к горлу комок. В этом человеке присутствовало нечто такое — какая-то аура опасности и чувственности, — что и возбуждало, и пугало ее одновременно. С ужасающей уверенностью она осознала — с его появлением жизнь обитателей «Мшистой заводи» круто изменится.

ГЛАВА 3

На следующее утро Мередит проснулась намного позднее, чем обычно. Открыв глаза, она заморгала, ослепленная солнечным светом, струящимся через окно и отражавшимся от гладкого кипарисового пола. Уитни со вздохом потянулась, откинула сетку от москитов и спрыгнула с высокой кровати.

В тонкой батистовой рубашке она прошлепала босиком, чтобы распахнуть створки окна, выходившего на задний двор. Сразу за великолепием цветущего парка и белой полоской ракушечного тротуара местность понижалась, переходя в беспорядочный густой подлесок, тянущийся к воде, притоку широкой и ленивой Купер-ривер, медленному и извилистому. Солнце ослепительно вспыхивало на водной глади.

Мередит вдохнула тяжелый влажный воздух, словно амброзию, и окинула любящим взглядом толстые дубы со спутанными украшениями из серого мха. Как чудесно быть дома! Другого такого места, как «Мшистая заводь», не существует на всем белом свете. Поля риса и индиго лежали справа, сразу за надворными постройками, и Уитни повернулась, чтобы взглянуть в ту сторону. Ее глаза остановились на строении конюшни, где но вый работник выносил на лопате навоз, сбрасывая его на кучу у стены. Солнечные лучи играли и сияли на ярко-золотых волосах мужчины. Он остановился, оперся на лопату и стер пот со лба тыльной Стороной ладони. Несколько прядей выбились из туго стянутой косицы и прилипли к лицу, потемнев от влаги.

Грудь Мередит сжалась, и, покраснев, она осознала, как нелепо выглядит ее фигура, случись ему взглянуть на окна дома. Уитни торопливо нырнула обратно в комнату, ударившись об оконную раму так сильно, что на глазах выступили слезы.

Осторожно потерев ушибленное место, она подошла к большому гардеробу, стоявшему у дальней стены спальни.

Ее комната выглядела просторной, так как не была загромождена мебелью. Огромная кровать, такая высокая, что забираться в постель приходилось по маленьким ступенькам, господствовала над всем пространством помещения. Ее осенял балдахин на высоких колоннах. Когда наступали холодные зимние дни, его плотно задергивали, спасаясь от сквозняков, проникающих через окна. И ложе, и массивный гардероб являлись прекраснейшими образцами мебели из красного дерева, импортируемой из Англии.

Кстати, и высокий комод тоже прибыл из далекого туманного Альбиона. Только подставка для ночного горшка, уютное резное кресло и большой сундук у подножия кровати оказались изготовленными из местной древесины чикори.

Уитни распахнула дверцы шкафа и вытащила простое, довольно поношенное и полинявшее платье. Оно подсело от многочисленных стирок и теперь едва прикрывало лодыжки. Обычно Мередит носила совсем иные наряды, но эту одежду она держала специально для таких дней, как сегодняшний. Уитни знала, что за неделю ее отсутствия упорядоченное ведение большого домашнего хозяйства наверняка нарушилось. Лидия — приятная женщина, но совсем не умеет отдавать распоряжений да к тому же старается не брать на себя полномочия, которые по праву принадлежат лишь Мередит. Слуги нисколько не стесняются открыто игнорировать ее нечастые приказания, чувствуя слабинку миссис Чандлер и понимая, насколько неустойчиво положение этой особы в доме.

Уитни подозревала, что после отъезда пыль ни разу не вытиралась. Теперь ей придется тщательно осмотреть все закоулки, включая кухню и погреб, где хранилось свежее мясо и молоко, чтобы убедиться воочию, что все испорченные продукты выброшены. Кроме того, в хижинах наверняка находится несколько больных рабов, о которых никто не позаботился в ее отсутствие. Она должна заняться их лечением, и ей совсем не хотелось испачкать хорошее платье кровью или чем-то еще.

Мередит набросила сорочку и только одну нижнюю юбку, натянула легкие чулки, надвинула тяжелые, прочные туфли с устойчивыми квадратными каблуками и широкими носами. Послышался тихий стук в дверь, и вошла ее служанка Бетси.

— Ох, мисс Мерри, я не знала, что вы уже встали и одеваетесь. Почему вы не позвали меня? — Она подбежала к хозяйке и выхватила платье у нее из рук. — Неужели вам больше нечего надеть, кроме этого старья?

— Конечно, есть. Но мне нужно именно это, — вызывающе заявила Уитни. Бетси лишь чуть меньше Лидии заботилась о том, чтобы нарядить свою особу. — У меня много работы по дому, и поэтому нечего трепать красивое платье. Служанка хотела было возразить, но тут же решила не делать этого: ей не хотелось говорить, что у Мередит нет почти ничего красивого.

— Да, мэм, — безропотно согласилась она и привстала на цыпочки, чтобы надеть платье через голову Уитни. Ткань наряда полиняла до такой степени, что цвет стало невозможно определить, а лиф сделался узким и сдавливал грудь. Бетси с молчаливым неодобрением покачала головой.

Мередит ничего не сказала, а просто присела к трюмо; служанка принялась расчесывать ее длинные каштановые волосы и затем закрутила их в тугой узел на затылке.

— Который час, Бетси?

— Почти десять. Господин скоро вернется с полей.

Как большинство плантаторов, Харли, поднявшись, выпивал большую кружку домашнего пива и ехал осматривать участки, возвращаясь домой лишь поздним утром, чтобы позавтракать. Обычно к этому времени Уитни справлялась с большей частью домашних дел. Сегодня же она едва успела встать к завтраку.

Мередит торопливо сбежала по лестнице и вошла в столовую как раз в тот момент, когда отчим вернулся после утреннего объезда полей. Снаружи послышалась возня, и через минуту в зале появился Дэниэл и крикнул камердинеру, чтобы тот снял с него сапоги. Присаживаясь в кресло, он коротко кивнул Лидии и падчерице. Сегодня Харли не надевал парик, а ездил на плантацию в мягком домашнем тюрбане, как это делали многие землевладельцы: искусственное сооружение на голове быстро становилось невыносимым в сырости и жаре Южной Каролины.

Дэниэл по-хозяйски переместился в центр стола; слева уселась Лидия, а справа — Мередит, которая, бросив взгляд через широкую столешницу, отметила, что миссис Чандлер сегодня выглядит необычайно хорошенькой и счастливой. Очевидно, они с Харли приятно провели ночь.

Как только эта мысль пришла ей в голову, Уитни мысленно передернулась и покраснела. Как она может думать о таких вещах? Хотя всем известно, что Дэниэл часто навещает Лидию в постели, ей не подобает признавать сей факт и размышлять над их отношениями. Мередит перевела взгляд на стол, накрытый белоснежной домашней скатертью.

Помнится раньше, в детстве, посреди столешницы стояла большая серебряная солонка, но теперь ее нет: вещицу пришлось продать, как и большинство других ценных поделок, когда для семьи настали трудные времена. После того как Анна вышла замуж за Дэниэла Харли, она выписала из Англии новые солонки, выглядевшие еще более модно, потому что щеголяли тремя изогнутыми вычурными ножками.

Чернокожий слуга обошел стол с оловянными блюдами, наполненными мясом, — олениной, свининой и голубями — затем поставил их на буфет орехового дерева. Рядом с каждым прибором стоял кожаный своеобразный кубок, называемый здесь мехом. Эти сосуды наполнялись пивом, сваренным на плантации. К завтраку подавали свежевыпеченный хлеб. Его толстая, почти неразжевываемая корочка срезалась и потом подавалась в виде подливки с молоком.

Беседы во время трапез почти не велись, поскольку ни Харли, ни Мередит не являлись разговорчивыми людьми. Лидия уже давно оставила свои попытки хоть как-то разговорить их в такие Моменты.

Завтрак скоро подошел к концу, и они вытерли руки об огромные полотняные салфетки. Слуга снова обошел стол, теперь уже с ведром, в которое сбрасывал грязную посуду и крошки, собранные со скатерти.

После утренней трапезы Уитни совершила обход дома, тщательно проверяя чистоту полов, осматривая соломенные циновки и мебель на предмет следов небрежности в ведении домашнего хозяйства. Она делала это с удовольствием, потому что любила свою родное гнездо, как любила землю и имя Уитни. Это был старинный и благородный род. Даже несмотря на то, что он имел печальную тенденцию проматывать свои состояния, более родовитой семьи не существовало во всей колонии. Дом «Мшистой заводи» казался Мередит неотъемлемой частью их имени. Его построил отец вскоре после ее рождения. На строительство ушло десять лет, и все делалось руками рабов плантации. Даже кирпичи формовались и обжигались на «Мшистой заводи». Только оконные стекла привезли сюда из немецкого поселения в Пенсильвании. Деревянные полы и стены изготовили из каролинского кипариса — серого дерева, чьи корни торчали из болота, словно искривленные узловатые ноги неведомого существа. Около камина красовалась панель с изящной резьбой. Все поверхности стен выкрасили в серо-голубой цвет, хотя в прошлом году по просьбе Лидии переднюю пришлось оклеить обоями. Она заверила Мередит и Дэниэла, что это последний крик моды в Лондоне. Теперь поверх деревянных реек здесь переплетались узоры из цветов и птиц ярких тонов, ни разу не повторяющиеся. Даже Уитни пришлось признать, насколько красиво это выглядит.

Здание «Мшистой заводи» было большим, почти огромным. Внизу располагались гостиные и музыкальные комнаты, а также широкая бальная зала. На втором этаже — несколько спален и дамская гостиная. Ведущая туда лестница поднималась широкими мягкими ступенями, сияя перилами из полированного дуба. Дом сам по себе являлся сокровищем и выглядел более величественно и современно, чем все соседствующие строения в округе. Отец вложил в него значительную сумму денег и заставил рабов трудиться до седьмого пота на строительстве. На это время он даже забросил поля ради своего шедевра. В результате этого пострадала плантация, а непредвиденные расходы увеличили и без того огромную гору долгов, которые тяжелейшим грузом легли на плечи матери после смерти Бенджамина Уитни. Анна цепко держалась за дом, твердо вознамерившись сохранить его и плантацию как наследство дочери. Мередит знала, что она сама боролась бы так же упорно, ибо, если бы пришлось покинуть родное гнездо, ее душа зачахла бы и умерла.

Направляясь на заднюю половину своего жилища, Уитни как раз столкнулась с тем, кого очень хотела видеть, — с Полем, черным мажордомом, который распоряжался действиями домашней челяди. Лицо мужчины, как обычно, выглядело непроницаемо, на нем никогда не отражались ни мысли, ни эмоции. Он был всегда спокойным, рациональным и подобострастным, но при этом каким-то образом умудрялся оставаться высокомерным. Поль не нравился Мередит, в отличие от их поварихи или ее камеристки.

Мажордом приблизился к хозяйке с молчаливым осанистым достоинством и степенно поклонился.

— Мисс Мередит, надеюсь, вы довольны поездкой.

— Да, спасибо, — отозвалась Уитни. — Однако возмущает положение дел здесь. — Здесь, мэм? — удивился Поль. — Что-то не так?

— Да. — Голос Мередит звучал твердо. Ее не одурачить невинным выражением лица. — Полы не вощились в течение всей моей отлучки, хотя я строго-настрого приказывала делать это. К тому же с мебели пыль не стиралась должным образом, а выставленное в горке столовое серебро потемнело. Его нужно немедленно привести в порядок. И мне кажется, нелишне вынести соломенные циновки и хорошенько вытрясти их. Затем следует принести коврики с чердака, почистить их и постелить на пол, разумеется, после того, как он будет натерт воском. Я сама проконтролирую это,

— Слушаюсь, мэм.

Уитни продолжала свой список претензий и замечаний, не обращая никакого внимания на слегка обиженное выражение лица мажордома. Она знала Поля с самого детства; тогда он ей казался важной и значительной фигурой. Поэтому порой и сейчас Мередит приходилось трудновато при общении с этим человеком: она иногда забывала, что является хозяйкой в доме.

Когда Уитни закончила перечисление замеченных ею недостатков, мажордом смиренно кивнул и тихо ускользнул, собираясь, вне всякого сомнения, сорвать злость на несчастных слугах, находящихся в его подчинении. Мередит пересекла широкий холл и вышла в боковую дверь.

Насыпная дорожка вела к кухне, которую благоразумно отделили еще при строительстве здания, чтобы жар печей не достигал основных комнат дома.

Владения Далей, главной кухарки «Мшистой заводи», сияли чистотой: та прямо-таки органически не выносила неряшливости. Она являлась женой Поля, но совсем не походила на своего мужа. Сердечная и дружелюбная, женщина считалась наперстницей всех домочадцев — и черных, и белых. Заслышав шаги Мередит, Далей развернулась и широко распахнула объятия:

— О, мисс Мерри! Как долго вас не было! Я уж думала, вы никогда не вернетесь.

Уитни улыбнулась и шагнула в медвежье кольцо рук стряпухи.

— Ты же знаешь, я всегда буду возвращаться в свой дом, пока не умру.

— Подозреваю, вы и тогда не оставите нас, — заметила Далей.

Мередит усмехнулась и отошла, чтобы полюбоваться кухней. Кирпичные стены побелены и уставлены полками с продуктами, кастрюлями и сковородками всех размеров и видов. Дверь вела в большую кладовую, где хранились кукурузная крупа, мука, сахар и другие не менее ценные «вещи». Хранилище всегда тщательно запиралось, а ключ от него постоянно находился на поясе Далей.

Одну стену кухни полностью занимал огромный глубокий очаг и печь для выпечки хлеба. Огонь весело потрескивал, над ним на крючке висел медный котел. Длинный крюк мог поворачиваться, чтобы не обжигаться, когда вешаешь на него различные емкости для варки пищи. Пустые таганы стояли в стороне от пламени очага, Другие, на которых располагались сковороды, котлы и чайники, примостились на углях.

Над камином торчали вбитые в стены колышки, на которых висели ложки с длинными ручками и ковши для размешивания стряпни, готовящейся в больших емкостях над огнем. Каминную облицовку из чикори дополняла вафельница с Длиннющей рукояткой и металлическая вилка поджаривания хлеба. Просторный духовой шкаф в углу приютил глиняные кувшины, несколько стеклянных бутылок и всевозможные блюда.

Словом, в помещении кухни царила атмосфера домашнего уюта, и, несмотря на жару, Мередит нравилось бывать здесь.

— Хотите чаю? — спросила Далей. — Чайник на столе.

— Да, пожалуй…

Уитни присела за грубо сколоченный деревянный стол, вокруг которого стояли скамейки. Огромная негритянка торжественно налила кипятка в чайничек для заварки и отставила его в сторону, а затем выставила на столешницу сахарницу, сливочник и сковороду с золотистым хлебом.

— Жидкий хлеб, мисс Мерри. Горяченький, только что с огня.

В отличие от обычного, это произведение кулинарного мастерства готовилось следующим образом: тщательно замешивалась кукурузная мука, потом полученное тесто одним большим комком выкладывалось на сковороду, накрывалось крышкой и ставилось на горячие угли. В результате такого процесса хлеб получался вкусным, хрустящим и румяным по краям и слегка клейким внутри.

Уитни не удержалась и сразу же положила небольшой кусочек на тарелку, поданную Далей.

— Что произошло в мое отсутствие? — поинтересовалась Мередит, отлично зная, что кухарка всегда в курсе всего происходящего в «Мшистой заводи», как, впрочем, и во всей округе.

Та склонила голову на бок и задумалась.

— Ну, у Сарт родился малыш… Хорошенький крепенький мальчик, как его папа.

— Хорошо. Больных много?

Далей неопределенно пожала плечами. — Такие всегда есть. Нельзя работать в поле по колено в воде и не заболеть. Если не водяная змея, то болотная лихорадка или… — На лице негритянки появилось какое-то странное выражение. Она замкнулась.

— Или что?

Кухарка смущенно взглянула на хозяйку.

— Ничего, мэм.

— Или Джексон? — наконец догадалась Мередит. — Далей, мне ты можешь говорить все.

Стряпуха покачала головой.

— Он все равно узнает.

Она бросила многозначительный взгляд на девушку, чистящую овощи над глиняным чаном. Мередит проследила за ее глазами.

— Джевел, — обратилась Уитни к служанке, — найди Бетси и скажи, чтобы она принесла мою медицинскую сумку. Я скоро отправлюсь в хижины лечить больных… Ну, так в чем дело? — спросила она Далей, когда они остались одни. — Ты думаешь, Джексон накажет тебя за разговоры со мною? Но здесь хозяйка — только я, и тебе это прекрасно известно.

— Да, мэм, но хозяин не уволит мистера Джексона без веской на то причины. По крайней мере, до тех пор, пока не найдет кого-то на это место. А надсмотрщик может отыграться на мне и без вашего ведома.

Мередит вздохнула. Она знала, что управляющий имеет огромную, почти ничем не ограниченную, власть над рабами. И хотя Уитни жалела их и сочувствовала чернокожим работникам, она не могла уследить за каждым шагом Джексона, и, как правильно заметила кухарка, отчим не уволит его из-за жалобы какого-то негра. Дэниэл доверял надсмотрщику не больше Мередит, но пока еще найдешь человека на его место… — Что ж, теперь никто не сможет донести ему о нашем разговоре, поэтому расскажи мне о случившемся все без утайки.

— Один полевой рабочий, здоровый африканец, не пробывший здесь и полугода, — буйный. Мистер Джексон считает, что он сбежит; по этой причине его всегда держат в цепях. Его зовут Неб, но сам невольник величает себя каким-то чудным африканским именем. Мистер Джексон постоянно бьет этого раба. Так вот… Неб подхватил болотную лихорадку, но надсмотрщик все равно заставлял его работать, — он ненавидит парня — пока тот совсем не ослаб до такой степени, что не смог выползти в дверь… Так, по крайней мере, говорит Перл.

— Перл? Кто это?

— Полевой работник, — пояснила Далей, — но она не в счет, потому что большая и сильная. Кстати, Джексон приказал ей жить с Небом, решив получить от них крепкое здоровое потомство. Только Перл страшно боится этого парня за его безумство. В лихорадке он ведет себя еще хуже. Африканец принимает ее за кого-то другого и бьет смертным боем. Она каждый вечер подходит к двери и умоляет принести его сюда для лечения, а не оставлять в лачуге на краю поля. Но никто не соглашается, поэтому Неб всегда остается там…

— Ясно. Что ж, как только закончу с ближайшими хижинами, пойду и осмотрю его. Но, судя по твоим словам, Неба уже не спасти.

— Может быть. Но все считают, что вы творите поистине чудеса.

Мередит знала — единственное ее «чудо» является корой хинного дерева, которую она завезла на плантацию с большими трудностями и по баснословной цене. Мало кто из докторов или непрофессионалов верил в это средство. Оно считалось папистским продуктом и, вполне возможно, очень ядовитым. Но Уитни пользовалась корой много раз, зная, что один лондонский врач доказал эффективность такого лечения больше ста лет назад. В ее душе не находилось места страху, когда речь шла о человеческой жизни. Мередит удалось спасти не одного раба, умирающего от страшной болотной лихорадки, отпаивая несчастного настоем коры хинного дерева.

Далей поднялась, бормоча под нос:

— Может, для него и лучше, если вам не удастся вытащить его.

Уитни задумалась над этим замечанием. Некоторые из буйных никогда не привыкали к работе на плантации. Они убегали, и их убивали прямо на болотах или же привозили назад для жестокого наказания. Рабам некуда было податься: беглецов обычно быстро ловили, даже если им удавалось избежать опасностей, подстерегающих в трясине. Многие чахли от тоски по родине и свободе. Иногда Мередит казалось, что таким людям лучше бы умереть, но инстинктивная вера в святость жизни не позволяла отступаться от них, и она старалась оказать больным посильную помощь.

Когда через несколько минут появилась Бетси, нагруженная объемистой кожаной сумкой с медикаментами, Уитни поднялась, повязала старенький платок и вышла из кухни. Она прошла через лужайку перед домом, спустилась вниз по подъездной аллее между высокими дубами, а затем свернула и направилась к грубым хижинам, в которых жили невольники, работающие в доме и вокруг него.

Две беременные женщины присматривали за малышами рабынь, что играли в тени раскидистого дуба. Они быстро отдали ей больных детей. Одним из них оказался уродливый младенец, для которого Мередит уже ничего не могла сделать, кроме как помолиться, чтобы он поскорее и полегче умер. Другой порезал ногу, и ранка загноилась. Уитни разрезала нарыв тонким острым ножом, затем положила на края прооперированного места пасту, приготовленную из заплесневелого хлеба, после чего плотно наложила повязку.

В одной из лачуг Мередит обнаружила женщину, мучающуюся в приступах лихорадки. Правда, это оказалась не смертельная малярия с изматывающими приливами жара, а более легкая форма, известная здесь под названием «горячий озноб», от которой у Уитни не имелось никаких лекарств. Она приказала ухаживающим за больными обтирать ее прохладными полотенцами.

Последним пациентом был молодой человек с распухшей челюстью и сильным жаром. Мягко уговорив его открыть рот, Мередит осмотрела зубы и заключила, что один из них является причиной болезни. Она налила больному немного виски, чтобы заглушить боль и, когда тот опьянел, маленькими щипцами удалила основную причину опухоли и температуры.

Закончив работу в хижинах, Уитни отправилась на конюшню, где Сэм, поклонившись с широкой улыбкой, поздоровался с ней.

— Мисс Мерри, мисс Мерри, посмотрите-ка на мою ногу!

Она улыбнулась. Конюха пару месяцев назад лягнул мул и сломал кости. Мередит наложила ему шину и тугую повязку, а затем постоянно следила за его состоянием. В результате этого костные ткани срослись правильно, и Сэм начал ходить без прихрамывания и даже танцевать. Сам пациент считал это только заслугой Уитни.

— Я здесь ни при чем. Это все твои кости и твой сильный организм, — в очередной раз заверила она благодарного слугу. — Послушай, нам с Бетси нужно поехать в хижину на поле… Ты можешь приготовить повозку?

— Конечно, мисс Мерри, конечно. Служанка удивленно взглянула на свою госпожу.

— Мы едем на плантацию?

— Да. Там есть раб, которому нужна моя помощь.

Бетси с шумом втянула воздух.

— Мэм, это, должно быть, Неб. Он очень сильный. Может, нам лучше взять кого-нибудь с собой? Я слышала…

— Чепуха! — решительно отрезала Мередит. Если больной действительно такой огромный, как говорит Далей, то никто не сможет удержать его. Никто, кроме нового наемного работника, а Уитни совсем не собиралась брать Девлина с собой. Джереми сам, скорее, является угрозой, чем защитой. Она, словно невзначай, оглянулась, недоумевая, где же новичок.

Пока они ждали обещанный транспорт, Девлин так и не появился. Наконец Сэм вывел из конюшни лошадь, запряженную в маленькую деревянную повозку. Бетси с сумкой расположилась сзади, а Мередит села на козлы, предварительно натянув перчатки на руки, чтобы лучше держать поводья. Она щелкнула ими старенькую коняшку, и экипаж тронулся с места.

Через некоторое время впереди показалась одинокая лачуга, где жили полевые рабочие. Хижина, выглядевшая беднее и грязнее жилищ домашних слуг, стояла посреди поля, ближе к месту Работы. Повозка затряслась по узкой разбитой дороге, петляющей между участками земли.

Когда, наконец, Мередит добралась до пятачка с коновязью, маленькая девочка с огромными глазищами, появившаяся невесть откуда, указала на отдельное строение, — то ли лачугу, то ли недостроенный большой шалаш где лежал «страшный дядя». Малышка попятилась и отказалась войти вместе с Уитни и Бетси в приют больного.

Мередит пригнулась, входя в маленькое помещение, где пахло потом и страданиями. Мужчина лежал, вытянувшись, на узкой койке. Когда-то это был крупный и высокий человек, но сейчас тело так ссохлось, что проступали кости. Он повернул к вошедшим массивную голову и уставился на них огромными черными глазами, пустыми и непроницаемыми, как глубокий омут. Лицо, блестевшее от пота, казалось вырезанным из куска эбенового дерева. Уитни отметила широкий приплюснутый нос, высокий лоб и квадратную челюсть. Ноздри чернокожего невольника раздувались, когда он смотрел на них. На какое-то мгновение Мередит испугалась, что невольник сейчас встанет и вышвырнет непрошеных посетителей, но он этого не сделал. Напротив, африканец закрыл глаза и отвернулся. Больной лежал без рубашки, и Уитни поморщилась, увидев следы старых шрамов, густо покрывавших тело. Она метнула внимательный взгляд на Бетси, сделала глубокий вдох и подошла к кровати с другой стороны. Служанка покорно следовала за ней с сумкой.

Помощница Мередит поставила свою ношу на пол, и мужчина, приоткрыв глаза, окинул ее пристальным взором и пошевелился. Уитни достала чашку, сделанную из тыквы, и отправила Бетси за водой, а сама сцепила руки, чтобы скрыть дрожь, и они с негром обменивались взглядами, пока не вернулась служанка. Мередит смешала сухой порошок хинной коры с водой и осторожно подошла к Небу, поднесла чашку к его губам, но тот отказался открыть рот. Уитни твердо приказала ему выпить лекарство — никакой реакции. Наконец она со вздохом отстранилась.

— Попробуй ты, Бетси.

— Я? — Красивые темные глаза служанки расширились от страха. — О, нет, мэм, нет! Я боюсь!

— Он пока еще ничего не сделал… Может, его смущает цвет моей кожи? Попробуй ты.

Бетси нерешительно протянула чашку. Глаза Неба остановились на ней, взгляд внезапно потеплел. Он слегка приподнял голову и стал пить, обхватив запястье девушки пальцами, чтобы сосуд не колыхался. Негр скорчил гримасу и пробормотал что-то неразборчивое, но продолжал глотать жидкость, пока чашка не опустела. Служанка тут же отскочила.

— Спасибо, Бетси. — Мередит улыбнулась. — Ну, а теперь не могла бы ты намочить полотенце и обтереть ему лицо и грудь? Это хоть немного снимет жар.

— Кажется… да.

Служанка поколебалась, но все же взяла полотенце и вышла из лачуги. Вернувшись, она стала осторожно протирать широкое темное лицо, затем руки и грудь. Неб, не прерываясь ни на секунду, неотрывно смотрел на нее и наконец что-то сказал на своем непонятном языке. Его мощные бицепсы и мускулистая грудь напоминали Мередит о существовании на свете наемного работника. «А этот раб по-своему красив, — подумала она. — И такой же большой и сильный, как Девлин».

Уитни снова взглянула на больного: в его глазах горел огонь горячей самоуверенности, хотя он находился одной ногой в могиле. Несомненно, Неб обладал природной надменностью, едва сдерживаемой силой, которая, как подозревала Мередит, в любой момент могла выплеснуться в приступе неистовства. И этим он тоже напоминал Девлина. Когда Бетси покончила со своим делом, они покинули хижину, с облегчением поторапливаясь к повозке.

— Уф! — выдохнула служанка. — Я едва не померла от страха, настолько Неб напугал меня.

— Да, он сильный, но, кажется, понял и оценил твои усилия.

Бетси издала какой-то странный звук.

— По-моему, ему это даже слишком понравилось. Больной человек не должен так смотреть,

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю… — в замешательстве промямлила девушка, забираясь на свое место в повозке. Мередит взяла вожжи, и они тронулись в обратный путь. — Как будто он… Словно он имеет на меня какие-то права, словно мое тело больше не принадлежит мне… Вы понимаете, о чем я говорю?

Уитни обернулась и удивленно уставилась на служанку.

— О чем ты там бормочешь?

Лицо Бетси вспыхнуло, несмотря на кофейный цвет кожи.

— Я не уверена, но в животе у меня что-то сжалось… Не могу объяснить, но это очень напугало меня. Показалось, Неб хочет меня, словно может сделать меня своей в любое мгновение…

Мередит отвернулась, на этот раз сама покраснев.

— Бетси, едва ли это подобающая тема для обсуждения.

— Да, мэм, знаю. Но я действительно испытала такое чувство… У меня был только один мужчина, которому я позволила… обладать мною, потому что хотела узнать, вокруг чего же разводят такую шумиху. Впрочем, в этом нет ничего особенного.

Щеки Уитни пылали, но она не оборвала разглагольствований служанки. А та с живой непосредственностью продолжала:

— Никогда больше никому не отдавалась, сами же они не осмеливаются… Знают, что расскажу вам и вы наброситесь на них, как курица на букашку. Но этот?.. Он смотрел так, будто ему наплевать, кто я и что могу ему сделать… Словно он хозяин.

Мысли Мередит невольно вернулись к Джереми Девлину. Он так смотрел на нее в тот день — о, нет, не с желанием, совсем нет — скорее, с высокомерием и надменностью, которые говорили, что любая женщина будет его, стоит только ему поманить пальцем. Казалось, он — господин.

Уитни постаралась побыстрее избавиться от этих опасных размышлений. Просто и у нее, и у Бетси сегодня разыгралось воображение.

— Послушай, — обратилась она к служанке, — что бы ты там ни думала, это не имеет никакого значения. Он болен и, видимо, скоро умрет. И уж, конечно, не сможет ничего тебе сделать.

Бетси вздохнула.

— Верно. Но… знаете что? Хоть все происшедшее напугало меня, все-таки в душе осталось что-то приятное.

Мередит закатила глаза.

— Хватит молоть чепуху! Когда вернемся, я пошлю двоих мужчин привезти его в усадьбу. Здесь мы сможем получше позаботиться о нем. Конечно, если ты согласишься сопровождать меня…. Или мне взять кого-либо другого?

— О, нет, мэм. Я согласна, — поспешно ответила Бетси. — В конце концов, один раз у меня все получилось… Рискну повторно.

Когда повозка приблизилась к конюшне, служанка живо спрыгнула на землю; Мередит выбралась из коляски более степенно. Она передала вожжи Сэму и повернулась к своей спутнице. — Возвращайся в дом и положи на место сумку с медикаментами. А я собираюсь пройтись к реке, чтобы немного освежиться.

— Слушаюсь, мэм.

Бетси помчалась к зданию, торопясь рассказать остальным о своем «подвиге», а Уитни через двор отправилась к тропинке, ведущей к пристани.

Дойдя до верфи, она села на выгоревшие доски и сняла свои тяжелые башмаки. Стянув чулки и подняв юбки до колен, Уитни опустила ноги в прохладную воду, наслаждаясь мягким прикосновением влаги к ее зудевшей коже; затем развязала косынку и распустила волосы, встряхнула ими и подняла тяжелую копну каштановых прядей вверх, подставляя влажную шею легкому ветерку.

Мередит опустила платок в воду, подождала, пока материя намокнет, отжала и промокнула влажным прохладным материалом лицо и шею, предварительно расстегнув платье до груди. Боже, как жарко для сентября! Она гадала, когда же станет прохладнее. С приходом осени работы прибавится — уборка, сбор лавровых ягод, изготовление свечей, убой скота… Уитни повертела головой, стараясь расслабить напряженные мышцы шеи.

Ее спокойное состояние нарушил внезапный шум, и она повернулась, чтобы посмотреть, что происходит.

Вдруг на досках пристани, всего в нескольких шагах от нее, показались руки, а за ними из воды вынырнуло огромное белое тело. Какое-то мгновение Мередит смотрела на это явление, широко открыв рот: перед ней стоял Джереми Девлин собственной персоной с темными от купания волосами, приклеенной к лицу белозубой улыбкой и — совершенно голый!

ГЛАВА 4

— Мисс Мэри, — произнес он, намеренно пародируя ласковое имя, которым называли ее некоторые из слуг, — вы искали меня? Я вам нужен?

Слова звучали безупречно вежливо, но издевательский тон вкупе с наглой улыбкой и полной наготой придавали его вопросам непристойный оттенок.

Его голос вывел Мередит из оцепенения. Она подскочила на ноги, покраснев до корней волос. Уитни осознавала, что Девлин видит краску стыда, растекающуюся по шее и груди. Она судорожно стиснула ворот платья, неожиданно вспомнила, что юбки подняты, обнажая ее икры и ступни. О, Боже, какая унизительная ситуация! Мередит выпалила первую попавшуюся резкость, пришедшую в голову:

— Для таких, как вы, мое имя — Уитни!

— О, — степенно отозвался Джереми, — я, кажется, оскорбил вас. Примите мои искренние извинения. — Он отвесил ей безупречный официальный поклон, выглядевший смешно из-за наготы.

Если только такое возможно, Уитни покраснела еще больше. Что она делает, разговаривая с ним при столь пикантной ситуации? На мужчине же ни нитки! Мередит развернулась и спрыгнула с настила. Джереми сделал два больших шага и подхватил ее чулки и туфли.

— Мисс Уитни! — крикнул он вслед, насмешливо растягивая имя. — Вы оставили свои вещи. Они вам больше не нужны?

Она бросилась бежать, и Девлин усмехнулся ее поспешному исчезновению с причала. Он растянулся на теплых досках, подложив руки под голову, и уставился в небо. «Черт, а девчонка выглядела соблазнительно, — неожиданно мелькнуло в голове. — У нее красивые ноги… Как жаль, что девушкам не дозволяется демонстрировать свое главное достоинством. Пожалуй, мне бы понравилось, если бы эти длинные крепкие икры сомкнулись у меня за спиной и прижали к себе».

Девлин тихо застонал. Как давно ему уже не приходилось быть с женщиной! Наверное, по этой причине даже такая оглобля, эта Уитни, кажется желанной. Но она действительно выглядела сегодня намного лучше, чем всегда, несмотря на ужасное линялое платье. Плотная ткань сдавливала ее грудь так, что вершины пышных округлостей виднелись из-под расстегнутого ворота. Соски, твердые и заостренные, ясно проступали под видавшей виды материей. А распущенные ниспадающие волосы, совсем не невзрачно-коричневые, а темно-каштановые, выглядели такими густыми! Так и тянуло погрузить в них руки. В ней есть кое-что, говорящее в ее пользу. Будет нетрудно переспать с ней. Она, без всякого сомнения, девственница и явно норовиста и пуглива, но Девлин может объездить любую кобылку. Было бы даже приятно увидеть, как такая сухая палка — лишь только смягчится — расцветет. В принципе, предприняв сей шаг, он окажет огромную услугу ее будущему мужу.

Да, да, сначала Джереми соблазнит девчонку, чтобы успокоить собственную гордость, а потом возьмет ту, другую, рыжую, с ямочками, возьмет просто так, для удовольствия. После этого придется бежать.

Девлин улыбнулся, подумав о свободе. Никому не дано удержать его в клетке, как животное. Он сел, потер ноющие мышцы плеч. Господи, что за отвратительная жизнь…

Вчера Харли оставил его с Сэмом, старшим конюхом — или как там еще называется сия должность в этой чудаковатой стране. Слуга, негр средних лет, оглядел новичка с неодобрением и тут же отправил разгружать мешки с кормом с телеги. Затем ему дали крайне неаппетитный ужин, состоящий из рагу и грубого хлеба. И ни глотка эля, чтобы запить эту так называемую пищу. Потом Сэм показал узкую грязную комнатушку над конюшней. Кстати, там стоит маленький комод. Для чего? У него нет вещей. Хотя… А табурет? А расшатанная кровать? Впрочем, это, скорее, лежбище, состоящее из веревочной сетки, натянутой между деревянными перекладинами; сверху — листья и солома, застеленные грубой простыней и одеялом.

Этим утром Девлин погрыз на завтрак мясо какой-то домашней птицы, так плохо приготовленное, что с одной стороны оно подгорело, а с другой осталось почти сырым. Сразу же после еды ему пришлось выносить навоз из конюшни.

Потом Джереми услышал звонкий голос амазонки, и Сэм побежал приветствовать ее, ревностно охраняя свое право запрячь подводу для госпожи. Как будто Девлин собирался лишать его этой «привилегии»! Да какому мужчине захочется предстать перед женщиной таким грязным и тощим, каким он был сейчас? Кроме того, Джереми небрит, неумыт и в одних замызганных штанах… Он спрятался в темноте стойл, поглядывая оттуда через щель в стене.

Сэм назвал ее мисс Мерри… Какое мирное и совсем не подходящее имя для воинственной и бесчувственной амазонки. Джереми ожидал чего-то более экзотического. Он попробовал произнести «Мэри» и запнулся.

«Интересно, — подумал Девлин, — что будет, если я действительно так ее назову? Что она сделает? Напустит изверга Джексона? Наверняка этот сукин сын будет счастлив избить меня до потери сознания».

Немного позже Сэм предоставил Джереми несколько свободных минут. Подавив гордость, он попросил у негра бритву, кусочек мыла и зеркало, а затем почти побежал к реке, чтобы сбрить колючую щетину. После этого преображения Девлин набрался смелости и прыгнул в воду, решив искупаться. Услышав, как пришла Мередит, он подтянулся над настилом из досок. Голый, Джереми имел явное преимущество. Это во много раз лучше, чем появляться перед ней в изодранных бриджах…

Одним гибким движением Девлин поднялся на ноги и подошел к дереву, где висели, просушиваясь, его старые штаны. Он постирал их в реке, но сие мало что дало. Натянув еще влажноватые брюки, Джереми поморщился от неудобства и вида неприглядных пятен. С ними он ничего не смог поделать. Ладно, хоть исчез противный запах. Он причесал пальцами влажные волосы, поднял драгоценный кусочек мыла и осколок зеркала, шагнул к тропинке, ведущей к конюшне, но остановился, вернулся к пристани и подобрал туфли и чулки Уитни.

Сэм раздавал сено лошадям, и Девлин, внутренне застонав, присоединился к нему, предварительно сложив свое добро в углу. Он не привык к такого рода физическому труду. Его крепкое телосложение являлось результатом занятий спортом и верховой ездой, но никак ни манипуляций с вилами. Кожа на ладонях моментально стерлась, потому что в руках оказался совершенно незнакомый инструмент. Ничего, скоро появятся мозоли, как у настоящего крестьянина.

Джереми остановился у последнего стойла. Гнедой жеребец с тонкой и изящной головой застыл в дальнем углу, его кожа подрагивала, сильные мышцы ритмично напрягались. Конь настороженно вскинул уши и обнажил зубы.

— Интересный зверь…

— Этот? — Сэм покачал головой и засмеялся. — Лучше не трогай его. Это дьявол, а не конь. Конечно, он благородный жеребец, которого господин привез из Англии.. Да только никто не может на нем ездить. Годится лишь на племя — больше ни на что.

— Великолепный экземпляр, — прокомментировал Джереми, как только разобрался в сказанном негром. Из-за сильного акцента он с трудом понимал конюха.

Сэм философски пожал плечами.

— Ну да… Если бы еще он мог ходить под седлом.

— А что с ним такое? — Девлин придвинулся поближе. — Плохо объезжен? Сбрасывает седока?

— Да вообще не объезжен, насколько мне известно. Просто не поддается, как это делают некоторые люди.

— Не было еще такой лошади, с которой я не смог бы справиться. — Вызов заплясал перед глазами Джереми, маня и завлекая. — Я выведу его и проверю…

— Ни в коем случае, — оборвал Сэм, схватив Девлина за руку. Джереми поглядел на ладонь негра и хотел сбросить ее… Он легко справится с чернокожим. Но потом-то ему придется расплачиваться. Джексон высечет его, то есть платить придется собственной шкурой. Девлин стиснул зубы от злости. Проклятие! Подумать только, он, Джереми Девлин, должен выполнять приказы раба? Сглотнув набежавшую слюну, новичок продолжил:

— А почему нет? Уверяю, я знаю, что делаю. Меня считали прекрасным наездником.

— Хозяин свернет мне шею, если с этой лошадью что-нибудь случится. Вдруг она сбросит тебя и затопчет? Или ты сломаешь ей хребет? Чтобы пропали конь и раб?! Нет уж!

— Я не раб.

— Ошибаешься, раб, только на семь лет. И ты будешь делать все, что я скажу.

— Хорошо, спроси мистера Харли. — «Итак, мне приходится умолять какого-то чернокожего дурака. Господи, как отвратительно!»

— Наверняка он не желает, чтобы лошадь оставалась необъезженной. Если я смогу совладать с нею, он будет только рад такой возможности.

Сэм еще долго тряс головой и почесывал затылок, а потом произнес:

— Завтра, когда мистер Харли вернется с полей, я спрошу его.

— Спасибо.

Мередит всю дорогу до дома бежала, не замечая веток и маленьких камешков, впивающихся в нежные ступни. Она влетела в холл, бегом поднялась по лестнице, словно сам дьявол гнался за ней, и не замедлила движение, пока не оказалась в своей комнате за запертой дверью. Уитни опустилась в кресло, хватая ртом воздух. Благодарение Богу, что на ней нет корсета, иначе бы она потеряла сознание прямо на тропинке. Постепенно дыхание нормализовалось, и нервы потихоньку расслабились. Мередит в отчаянии уставилась на свои грязные и кровоточащие ступни. Как она объяснит все это Бетси? Ведь служанка наверняка станет задавать вопросы.

Уитни встала и налила воды из кувшина в тазик, поставила его на пол и уселась в кресло, опустив ноги в прохладную влагу. Она тщательно промыла ранки и затем натянула новые чулки, а потом прилегла на кровать, закрыв руками лицо от света, и попыталась уснуть. Сон должен успокоить ее, обязательно успокоить.

Но спать Мередит не могла. Ей все время представлялось обнаженное мокрое тело Джереми Девлина, стоящего перед ней. Их встреча длилась совсем немного, и за такое короткое время перепуганный мозг не запечатлел почти ничего. Так ей казалось вначале. Увы! Уитни глубоко ошибалась. Сознание сохранило все до мельчайших подробностей. Теперь вспоминалась каждая деталь — от чуть заметного шрама на ребрах до тонких, рыжевато-золотистых волосков на ногах. Они были того же цвета, что и завитки на груди, борода и еще те волосы, буйно растущие вокруг… Нет! Она не должна думать об этом! Но как себя заставить? Чтобы отвлечься, Мередит стала рисовать лицо Девлина, его ровные линии, открывшиеся, когда он сбрил растительность на щеках и подбородке. Теперь Джереми выглядел еще красивее. Губы оказались твердыми и полными, чувственными, зубы — ослепительными в своей белизне. Интересно, каковы эти уста на вкус?

Уитни рывком уселась на кровати. Силы небесные, что за мысли?! Как вообще она может думать о поцелуе наемного слуги, она, чьи губы никогда еще не знали губ ни одного мужчины, кроме Галена? Почему ей все время вспоминаются блестящие широкие плечи со стекающей с них водой, руки с бугрящимися мускулами, длинные сильные бедра, плоский живот и — нет, нет, нет… Она просто не может видеть этого!

Мередит стиснула руки. Никогда раньше ей не приходилось видеть обнаженного мужчину. Это любопытство, простое любопытство… Так что можно спокойно вспоминать об этом, думать о новом, а потом выбросить иа головы.

Она сжала зубы, стараясь унять трепет в теле и подавить холодок в животе. Все это пугало, но воспринималось как нечто волнующее. Возможно, именно об этом Бетси говорила сегодня днем. Ох! Но от этого ничуть не легче.

Уитни принялась шагать по комнате. Почему она не в силах стереть сей образ из своей памяти? Почему у нее не потухает тайное желание посмотреть на его спину?

На следующее утро Дэниэл Харли въехал во двор и, как обычно, неуклюже соскользнул с седла. «О, Боже, снова эта боль, — подумал он, но все-таки выпрямился, стараясь превратить гримасу в улыбку, когда подошел Сэм, чтобы забрать у него поводья. Дэниэл никогда не считал себя хорошим наездником. Он знал, что представляет собой комичное зрелище для местных плантаторов, многие из которых, казалось, родились верхом на лошади. А теперь он не мог высидеть в седле и часа без ощущения, будто его разрезают на части.

Заметив угрюмое лицо хозяина, Сэм быстро решил не беспокоить мистера Харли просьбой белого работника. Но Джереми видел, как конюх молча отвернулся, и сам выбежал во двор.

— Мистер!

— Да? — удивленно откликнулся Дэниэл.

— Он хочет вас спросить, — недовольно пояснил Сэм. — Вбил себе в голову, что сможет проехать на Акробате…

— Что?! — Просьба выглядела просто ошеломляющей. Харли непонимающе уставился на Джереми. — Ты это серьезно?

— Если Акробат — гнедой с белой полосой на морде, то да.

— Ты рехнулся! Он же ненормальный. Не знаю, зачем я вообще купил его.

Конечно, мистер Харли врал. Он прекрасно знал, с какой целью выписывал этого жеребца из далекой Англии. Ему хотелось проехать на великолепном чистокровном коне, чтобы поразить местных плантаторов-аристократов, которые посматривали на него сверху вниз. Но потом Дэниэл получил это чертово создание и обнаружил, что даже самый опытный всадник не может на нем ездить, не говоря уж о самом себе.

— Я уверен… Я справлюсь с ним, — умолял Джереми, стоически подавляя гордость. — Пожалуйста! Меня считали прекрасным наездником… Нет такой лошади, с которой мне не удалось бы справиться.

Дэниэл фыркнул.

— Это потому, что ты еще не имел дела с Акробатом,

— Так разрешите мне попробовать… Если у меня не получится, по крайней мере, хоть посмеетесь.

— Не думаю, что мне будет смешно видеть потерю двух ценных экземпляров моей собственности, — отрезал мистер Харли.

Девлин покраснел при небрежном упоминании о нем, как о предмете личного имущества.

— Никто из нас не пострадает. Обещаю вам.

— О, черт! Ладно, — огрызнулся Дэниэл, — выводи жеребца и убивай себя. Мне плевать. Но если причинишь вред лошади, я сдеру с тебя его стоимость вместе с кожей.

Харли сердито зашагал прочь, но остановился на крыльце, чтобы все-таки посмотреть на любопытное зрелище. Действительно ли Девлин такой хороший наездник, как утверждает? Неожиданно в подсознании хозяина «Мшистой заводи» промелькнула заманчивая идея… Впрочем, сначала нужно увидеть, на что способен Джереми.

Открылась задняя дверь, и на крыльцо вышла Мередит.

— Дэниэл? Чем ты занят? Завтрак уже готов.

— Что? А, да, сейчас… Вначале хочется взглянуть на это…

— На что?

— Этот чертов дурак Девлин собирается попробовать проехать на Акробате.

— На Акробате! — ужаснулись Уитни, одной рукой хватаясь за сердце, словно пытаясь удержать его в груди. — О, Дэниэл, ты не можешь допускать этого. Он же убьет себя!

Харли пожал плечами.

— Его все равно не отговоришь. Хочу посмотреть, сможет ли Джереми выполнить свое обещание. Он утверждает, что проедет хоть на самом черте. — Дэниэл искоса бросил взгляд на падчерицу, которая внезапно зарделась, как маков цвет. — Почему бы тебе не составить мне компанию?

— Что ж, я действительно понадоблюсь, когда лошадь сбросит этого хвастуна и затопчет в землю.

— Истинная правда. — Харли невозмутимо выудил из кармана сюртука сначала трубку, потом кисет и приготовился закурить. Мередит бросила на него гневный взгляд. Как он может быть спокоен, когда человек собирается глупо рискнуть жизнью?

Девлин с нетерпением вошел в конюшню. С кислой улыбкой Сэм подал ему пару поношенных ботфортов, жестких, с широкими голенищами. Джереми знал, что грубые сапоги обязательно натрут ноги, но в сей миг ему это было безразлично. Пусть он без рубашки и в рваных бриджах, зато у ботфортов есть шпоры; главное — есть возможность снова сесть в седло, водруженное на спине прекрасного животного. Как давно Девлин не испытывал подобных волнующих ощущений! Схватив уздечку, он заставил себя успокоиться и вошел в стойло Акробата.

Лошадь тут же стала пятиться, выкатив глаза, пока не ударилась о заднюю перегородку. Джереми мягко заговорил с ней и протянул на ладони кусочек сахару. Эта тихая беседа продолжалась до тех пор, пока животное окончательно не успокоилось. Теперь, хотя Акробат и посматривал на него подозрительно, Девлин смог набросить уздечку ему на голову. Итак, совершенно очевидно, что жеребец приучен к узде. Вот с седлом дело пошло хуже. Конь раздраженно отступал в сторону, потом резко попятился назад, словно хотел раздавить человека своим телом о стенку стойла. Джереми увернулся и приблизился еще раз. Потребовалось несколько долгих минут, чтобы оседлать Акробата, но Девлину стало совершенно понятно — норовистый жеребец знал и седло. Выходит, на нем когда-то ездили, его обучали. Просто коняшка с характером и не привыкла подчиняться. Коли до этого у Джереми и были какие-то сомнения, то сейчас они исчезли полностью. Он осознал, что сможет справиться с этим строптивцем.

Девлин вывел Акробата во двор конюшни, не зная, что за ним напряженно наблюдают Харли и Уитни.

— Оседлал-таки его, — заметил Дэниэл, внезапно почувствовав себя так, словно поставил на Джереми в скачках.

— Другие тоже седлали жеребца, — едко напомнила Мередит, — и даже садились верхом. Удержаться на нем — вот в чем главная проблема.

Она, затаив дыхание, наблюдала за стройной фигурой без рубашки, обутой в потрепанные ботфорты. Одна ее ладонь совершенно бессознательно сжалась в кулак от дурного предчувствия. Уитни представила, как Джереми летит по воздуху, а затем лошадиные копыта молотят по нему до тех пор, пока белое тело не становится алым от потоков крови; ее воображение дорисовало широкую грудь и гордую голову, превращенные в кровавое месивом.

— Дэниэл, пожалуйста, не допускай этого, прошу тебя.

— А мне казалось, ты хочешь избавиться от парня, — невозмутимо пошутил Харли.

— Как ты можешь! Я никогда не могу пожелать смерти человеку! — резко бросила рассерженная Уитни.

Отчим улыбнулся. Он смотрел, как Девлин поставил одну ногу в стремя, не переставая ласково разговаривать с животным и поглаживая лошадиную гриву. Жеребец стоял смирно и прядал ушами. Джереми медленно взобрался в седло, приподнимаясь дюйм за дюймом, пока наконец не утвердил вторую ногу в стремени. На секунду Акробат замешкался, словно удивившись, что кто-то осмеливается испытывать его терпение, а потом резко сиганул вперед и, вытянув шею, пустился вскачь. Девлин не пытался сдерживать коня, а позволил ему бежать, сосредоточившись на том, чтобы удержаться в седле. «Действительно, — про себя согласился он, — это не лошадь, а сам дьявол».

Акробат резко остановился на полпути к подъездной аллее, едва не сбросив седока через голову. Джереми потерял стремя, но вовремя успел вновь завладеть им, прежде чем конь развернулся и, напрягая все свои силы, помчался обратно к конюшне. Несколько мгновений жеребец несся без удержу, а потом резко застыл и встал на дыбы.

Сжатая ладонь Мередит взлетела ко рту, и она закусила костяшки пальцев. Харли искоса взглянул на падчерицу, затем его взгляд вернулся к сражению, разыгрывающемуся во дворе.

Девлин — прекрасный наездник. Дэниэл не раз слышал это об ирландских дворянах. Мог ли Джереми относиться к их числу? А где еще, черт побери, он научился так здорово держаться в седле?! Ни актеры, ни слуги не имеют возможности с детства ездить на чистокровных лошадях, а именно это и нужно, равно как и мастерство, чтобы сливаться со скакуном и походить на Девлина. Он льнул к жеребцу, срастаясь с ним и выдерживая все попытки животного сбросить его. Наконец лошадь остановилась, тяжело дыша, ее бока вздымались, мышцы нервно подрагивали под атласной кожей. И в этот момент Джереми окончательно покорил Акробата. Он твердо схватил поводья, потянув голову жеребца вверх, и ткнул его шпорами в бока. Конь несколько раз недовольно дернул мордой, но все-таки двинулся вперед умеренной рысью.

Девлин провел Акробата по всем аллеям, заставляя скакать то рысью, то галопом, затем — снова шагом, все время четко контролируя поведение животного.

Мередит и ее отчим смотрели на происходящее, разинув рты от изумления.

— Да этот парень просто гений? — восхищенно воскликнул Харли. — Ей-богу, у меня теперь есть настоящий наездник! — Просияв, он повернулся. — Уитни, у меня есть наездник!

— Наездник? Что ты имеешь в виду? — Она все еще находилась под впечатлением зрелища, которое только что наблюдала.

— Наездник для скачек! — нетерпеливо пояснил Дэниэл. — Для ярмарочных скачек!

— О!

Эти соревнования проводились ежегодно во время ярмарок. Нынче они планировались на конец ноября. Многие джентльмены участвовали в них на собственных лошадях, и вся округа собиралась, чтобы посмотреть на животных, а заодно сделать свои ставки.

— Но ведь в них могут участвовать только истинные мужчины, а не наемные слуги, — тихо заметила Уитни.

Харли усмехнулся.

— Гм… Посмотрим.

Быстрее, чем обычно, Дэниэл сбежал с крыльца и направился к Джереми Девлину, который в это время спешился, явно уставший, но ликующий, совершенно не подозревая о присутствии Мередит. Он повернулся, чтобы поговорить с Харли, и Уитни юркнула в дом, боясь, что Джереми взглянет мимо отчима и заметит, как она пожирает его взглядом. Он не должен знать, что Мередит интересуется им.

Весь остаток дня Уитни с Лидией только и слышали разговоры о новом замысле Дэниэла. Он не хотел признавать никаких возражений, и Мередит скоро отказалась от попыток вразумить отчима. Если он хочет выставить себя дураком, пытаясь навязать участие слуги в скачках вместе с местными плантаторами, то пусть себе становится посмешищем.

Мередит рано поднялась в свою комнату, но прошло довольно много времени, прежде чем сон пришел к ней. Ей все вспоминалось увиденное сегодня утром: грациозное слияние лошади и человека, абсолютное мастерство, с которым Девлин подчинил себе жеребца. Она гадала, где он мог научиться этому искусству, этому сочетанию мягкого усмиряющего спокойствия и твердого контроля. Что он за личность? Джереми сидит на лошади, как истинный джентльмен. Пожалуй, даже лучше многих, если уж на то пошло. Он не испытывает смущения, когда женщина застает его голым. А ведь его продали с аукциона, хотя речь Девлина звучит по-аристократически. Он смотрит на нее надменно и оскорбительно, словно она не стоит никакого внимания. Джереми дразнит ее, насмехается при всяком удобном случае. Он грациозное и сильное животное. Красив… и презирает Мередит.

Повернувшись на бок, Уитни зарылась разгоряченным лицом в подушку, пытаясь не думать о Девлине. Но мысли не слушались ее, и часы пробили три четверти первого, когда она, наконец, забылась сном.

Мередит горько пожалела о своей бессоннице, проснувшись следующим утром. Обычно она вставала намного раньше, но сегодня вялость и сонливость не давали ей выбраться из постели,

Почему Уитни позволила этому ирландскому дьяволу настолько овладеть ее мыслями? Он совсем не стоит того, чтобы из-за него метаться и ворочаться на огромной кровати далеко за полночь.

Мередит торопливо оделась с помощью служанки и спустилась вниз.

— Кстати, ты ухаживала за африканцем? — поинтересовалась она у Бетси, пока они шагали по лестнице.

— Да, мэм.

— Как он?

— Похоже, лучше, — призналась чернокожая девушка удивленным голосом. — Он все еще пугает меня, но ничего дурного не предпринимает.

— Хорошо. Если Неб попытается обидеть тебя, скажешь мне. Пожалуй, мне следует посылать с тобой кого-то из мужчин.

— Нет, нет. Думаю, ему намного лучше со мной одной. Он знает, что может не бояться меня… Ведь я намного слабее его.

После завтрака Мередит с Лидией расположились в общей комнате, решив заняться починкой кое-какоЙ одежды. Они тихо разговаривали, и Уитни рассказала собеседнице о большом диком африканце и о своем посещении его. Лидию передернуло: она ненавидела рабство и никак не могла привыкнуть к виду чернокожих работников. Они пугали ее, хотя миссис Чандлер и жалела их. Мередит же, взрастая в этом окружении, давно научилась не задумываться над подобными вещами. Просто это — необходимое зло для успешного ведения дел на плантации. И слава Богу, что Дэниэл сам занимается покупкой невольников и их передачей надсмотрщику.

Лишь только женщины приступили к штопке, как послышался настойчивый стук в переднюю дверь. Вслед за этими звуками вошел Поль и объявил:

— Мистер Гален Уитни, мэм. — Гален! — Мередит улыбнулась и встала из своего кресла.

— Я проводил его в гостиную.

— Хорошо. Спасибо, Поль. — Дворецкий ретировался, а Уитни с извиняющимся видом повернулась к миссис Чандлер. — Лидия, с твоего позволения…

— Конечно. — Она прекрасно понимала, что кузен Уитни сочтет крайне неприличным наносить визит Мередит в ее присутствии. Обидно, конечно, но Лидия уже привыкла к подобному пренебрежению. Кроме того, ей совершенно не нравился этот человек, и она открыто избегала его. Ах, если бы убедить Мередит, что сей мужчина не для нее?

Уитни бросила штопку в специальную корзину и поспешила из комнаты, даже и не подумав поправить волосы или платье. Она устремилась в центральную гостиную, протянув руки и сохраняя на губах приятную улыбку.

— Кузен Гален!

Высокий мужчина, стоявший у окна, обернулся при ее появлении и ответил улыбкой на улыбку, хотя движение рта нисколько не изменило торжественно-серьезного выражения глаз. Его гибкую, тонкую фигуру облачали темные бриджи, темный сюртук и такого же цвета жилет. Он вообще предпочитал консервативную одежду для верховой езды, чем он, явно, любил заниматься. Высокие ботфорты доходили до колен, а рука сжимала тонкий стек. Лицо Галена выглядело длинным и узким, глаза По тону сильно напоминали очи Мередит; ресницы И брови — песочного цвета, но какие волосы — просто невозможно определить, ибо он носил парик.

Кузен прошел вперед и взял руку Мередит, склонившись, чтобы запечатлеть на ней легкий поцелуй. — Дорогая кузина, я только вчера услышал о вашем возвращении из Чарлстона. Конечно же, сразу поспешил увидеть вас.

— Я так рада. — Уитни указала ему на одно из жестких, обтянутых бархатом кресел, а сама уселась напротив. — Расскажите мне, как Алтея…

Названное имя принадлежало сестре Галена и ближайшей подруге Мередит с самого раннего детства. Всю жизнь она проводила светские часы со своими двоюродными братом и сестрой. Хотя Гален был на два года старше ее, а Алтея — на три моложе, у них находились общие интересы в области музыки и круга чтения, что особенно отделяло их от детей большинства плантаторов.

— Полагаю, с ней все в порядке. Сегодня, например, она делала наброски… Кузина, вы должны в самое ближайшее время навестить нас. Алтея скучает без вас.

— Жаль, что она не приехала вместе с вами. Гален вроде бы начал говорить о чем-то, но потом взглянул в холл и замолчал. Когда его речь возобновилась, Мередит поняла: он произносит фразы, которые не имеют никакого отношения к предыдущим.

— Я зашел к вам, чтобы пригласить на верховую прогулку.

Уитни усмехнулась.

— Ну, конечно… если только не смущает, что вас увидят со мной вместе. Я ведь никогда не считалась хорошей наездницей.

— Вы же прекрасно знаете, я не принадлежу к большим почитателям лошадиных статей, а просто высоко ценю те вещи, которые у вас получаются хорошо.

— Благодарю вас.

Странно, но Мередит совсем не почувствовала себя польщенной его комплиментом. Что же именно она делает хорошо? Ведет домашнее хозяйство? Счета Дэниэла? Едва ли что-либо из названного могло заставить сердце мужчины биться быстрее.

— В таком случае… с вашего позволения, мне необходимо переодеться в костюм для верховой езды.

Мередит вышла и помчалась наверх, дернула за шнурок звонка в своей комнате, чтобы вызвать Бетси: требовалась ее помощь.

Служанка помогла ей снять платье и корсет. Уитни надела юбку, сшитую специально для поездок в седле, из коричневого сукна, удлиненную слева, дабы закрывать ноги, когда она сидит на лошади. К нижней кайме подола портниха пристрочила петлю, при посредстве которой можно' было перебрасывать длиннющий шлейф на руку, чтобы он не тащился по земле, когда идешь по земле. Верхняя часть костюма, как это принято, имела чисто мужской покрой.

Мередит набросила на себя белую батистовую рубашку с воротником-стойкой и приколотым к нему кружевным жабо. Поверх этого одеяния Бетси помогла надеть жилет такого же коричневого цвета с золотой вышивкой спереди. Передние полы выглядели такими же длинными, как и у жакета, а сзади доставали лишь до талии. Затем служанка протянула одежду с широкими манжетами и бесконечным рядом блестящих пуговиц, предназначенных исключительно для украшения. Мередит продела руки в рукава, расправила кружева и передние полки жакета и присела, чтобы Бетси помогла ей обуть мягкие высокие сапоги. Заключительным штрихом оказалась треуголка, которую Уитни водрузила на голову. Взяв стек, она легко сбежала по ступенькам и вошла в гостиную.

Мередит втайне недолюбливала мужской покрой костюмов для верховой езды, потому что боялась со своим ростом и некрасивым лицом выглядеть мужеподобной. Однако в действительности такой наряд лишь украшал ее. Кружевное жабо под подбородком смягчало угловатый лик, а мужской фасон одежды сидел на ней намного лучше, чем на большинстве женских фигурок. Если сочетание жакета, жилета и рубашки полнило маленьких женщин, то Мередит придавало лишь стройность. Мужская шляпа, дополняя ансамбль, создавала неповторимо бойкий, почти игривый, образ.

Но Уитни не сознавала, что выглядит весьма привлекательно, и посему нисколько не удивилась, когда кузен Гален не сделал ей комплимента. Он тут же послал слугу оседлать лошадь для Мередит и подвести ее к центральному входу.

Оседланные скакуны стояли у крыльца и ждали их. Джереми Девлин держал поводья. Уитни вспыхнула, когда он обернулся и встретился с ней глазами. Увидев его, она не могла не вспомнить происшедшего на пристани пару дней назад. Мысленно Мередит снова представила Девлина обнаженным. Джереми ухмыльнулся, словно совершенно точно знал, о чем она думает, и это его сильно забавляло.

Уитни обошла лошадь спереди, чтобы взобраться в седло. Гален последовал за ней, торопясь предложить свою помощь. Она старалась смотреть в сторону, боясь встретиться глазами с пляшущим голубым взором Девлина, и поэтому слегка споткнулась. Джереми мгновенно поддержал ее, подхватив под локоть.

Он не убрал свои руки и бесцеремонно сунул поводья Галену, а сам шагнул между ними и успешно отрезал Мередит от кузена. Тот открыл рот и покраснел, словно рак, от такой наглости. Затем Девлин нагнулся, сложив ладони в подобие площадки. После секундного колебания Уитни поставила левую ногу на импровизированную опору, и Джереми легко поднял ее в седло. Мередит поудобнее устроилась, расправила юбки и взяла поводья из рук Девлина. Перчатки из тонкой кожи позволили ощутить электрическое прикосновение его пальцев. Смущенная, она тронула животное каблуком и поскакала вперед легким галопом, оставив кузена стоять посреди двора. Гален бросил на слугу откровенно неприязненный взгляд, торопливо вскочил в седло и потрусил вслед за Уитни.

Девлин, улыбаясь, смотрел за ними. В лице этого бледного костлявого мужчины он нажил себе злейшего врага, сомневаться не приходилось. Одна мысль постоянно беспокоила Джереми: кем же приходится сей человек Мередит. Вряд ли он является женихом. Даже амазонка заслуживает лучшего предмета для обожания, чем этот… высохший червяк. Сегодня она выглядела почти хорошенькой в своем костюме наездницы. Ее глаза блестели, а щеки пылали… Но, Боже, Мередит совсем не умеет ездить верхом. Улыбка по этому поводу переросла в усмешку, пока Девлин наблюдал, как пара удаляется по аллее. «Что ж, с этим можно кое-что сделать, — подумал Джереми. — Просто удивительно: возможности прямо-таки сами плывут в руки, если их, конечно, ждешь». Насвистывая веселенький мотивчик, он зашагал к конюшне.

ГЛАВА 5

— Мередит! — крикнул Гален, догоняя свою спутницу.

Она оглянулась и натянула поводья, со смущением осознавая, что дурно вела себя, не подождав его.

— Прошу прощения, — извинилась раздосадованная Уитни.

— Не стоит, — отозвался кузен. — Я прекрасно понимаю, что вы не хотели оставаться в обществе того грубияна. Кстати, кто он?

— Наемный слуга, которого мистер Харли приобрел в Чарлстоне. Его зовут Джереми Девлин.

— Ну, он и наглец! — раскипятился Гален. — Прошу прощения за мои слова, кузина. Боюсь, я крайне оскорблен грубостью этого человека… Вы видели, как он оттолкнул меня, помогая вам сесть в седло? Но ведь это мое право, мой долг, а не какого-то невоспитанного хама без приличных манер!

По непонятной причине Мередит сильно разозлилась, услышав последнюю тираду. Какая разница, кто помог ей сесть? В конце концов, Джереми сделал это намного лучше, чем Гален. Как ловко он подбросил ее, словно пушинку! Кузен вечно тужился и пыхтел, оказывая помощь, отчего она чувствовала себя еще более неуклюжей и судорожно хваталась за луку седла, чтобы облегчить ему задачу.

— Я не знаю… — растерянно и неуверенно произнесла Уитни. — Подозреваю, у него прекрасные манеры — или могли быть таковыми. Третьего дня Девлин отвесил мне идеальный поклон. — Конечно, она не добавила, что в сей момент он был голым.

— Не представляю, к чему мистеру Харли понадобилось привозить домой такого типа. Он же просто оскорбителен для такой чувствительной женщины, как вы. И ходить повсюду полуодетым! Такого грубияна и близко нельзя подпускать к дамам… Если уж Дэниэл купил его, то пусть бы лучше отправил его в поле.

— Уверена, у мистера Харли есть на то причина, — натянуто ответила Мередит.

Что это сегодня с ее спутником? Дэниэл нравится ей не больше, чем Галену, но неприлично с его стороны критиковать отчима перед падчерицей.

— Ну-ну, кузина, я не имел в виду ничего неуважительного по отношению к вам. Но могу представить, что вам пришлось вынести из-за этого Хама! Оскорбления, неприличные намеки… А ведь вы Уитни!

— Разве мое положение как-то усугубляет оскорбление? — парировала Мередит. — Гален, поверьте, я действительно не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.

— Едва ли это является подходящим предметом для обсуждения с леди. — Глаза кузена вспыхнули негодованием. — Я старался никогда не упоминать об этом… Но вы должны понимать, что имеется в виду.

— Нет, все это так сложно для меня. — Мередит, вы наивная и чистая душа… Давно бы пора понять, что поведение миссис Чандлер… э… подозрительно по своей сути.

Брови Уитни угрожающе сдвинулись.

— Что вы хотите сказать этим?

— Я говорю о постыдной связи Харли с этой женщиной! — прошипел он, понизив голос, словно боясь, что кто-то может услышать, какие ужасные слова только что прозвучали.

— Лидия Чандлер… милая женщина… Она всегда так добра ко мне…

— Добра к вам?! — саркастически переспросил Гален. — Вы называете добротой то, что она наносит ущерб вашей репутации и подвергает…

— В моем присутствии не происходит ничего такого, чтобы могло оскорбить меня, — резко отрезала Мередит. — Вы говорите так, словно на моих глазах каждую ночь происходит дикая вакханалия!

— Да даже находиться в одном доме с такой женщиной — уже оскорбление! Вот почему я запретил Алтее навещать вас.

— Что?!

— Наверняка вы заметили, что ни моя сестра, ни мать больше не ездят к вам.

— Теперь, когда вы упомянули об этом, — да. Прежде мне как-то не приходило в голову…

— Мы с отцом не можем позволить им общаться с миссис Чандлер.

— Считаете, они заразятся, если будут дышать тем же воздухом, что и она? — Теперь Мередит пришла в холодную ярость. Иногда гордость кузена приходила в явное несоответствие с реальностью. Имя Уитни и хорошая репутация важна и для нее тоже. И ей не нравится, что Дэниэл поселил свою любовницу в доме. Но поведение Галена раздражало ее. Неужели одно лишь присутствие Лидии могло хоть как-то запятнать положение истинной леди. — Что ж… Если так, то я, без сомнения, давно перестала быть настоящей женщиной в ваших глазах.

Гален даже рот приоткрыл от удивления, пойманный в ловушку собственной логики.

— Ну, что вы, кузина Мередит! — запинаясь, произнес он.

— Достаточно, — оборвала его Уитни, — думаю, мы оба выразили свою точку зрения. Я еду домой. Надеюсь, мне все еще можно навещать Алтею? Или сие тоже нанесет ущерб ее репутации?

— Мередит, конечно, я хочу, чтобы вы навестили нас. Пожалуйста, не будем расставаться таким образом.

— Когда вы решите извиниться, буду счастлива снова принять вас.

Мередит неловко развернула лошадь и пришпорила животное. Гален не отправился следом за ней.

То ли от ветра, то ли от ссоры с кузеном слезы жгли глаза Уитни. Она влетела во двор конюшни и резко остановилась.

Джереми Девлин появился в дверях, удивленно посмотрел на нее и направился к Мередит, чтобы помочь спешиться. Как ни странно, но Мередит хотела его помощи, поэтому она вытащила ногу из стремени и стала соскальзывать прямо в его руки. Из-за ее поспешности юбка запуталась и оплела ноги. Она чуть не упала. Джереми подоспел вовремя, и его сильные ладони приняли тело Уитни. Рука девушки невольно коснулась его плеча. Кожа под его пальцами оказалась неожиданно теплой и гладкой. Она сразу же убрала свою ладонь.

— Вы выглядите очень хорошенькой в этом верховом костюме, — тихо произнес он низким голосом. Мередит вспыхнула, уверенная, что Девлин издевается над ней.

— Поставьте меня!

Джереми подчинился, позволив ей легко соскользнуть на землю.

— Однако верхом вы смотритесь не очень-то хорошо, — мягко заметил он.

— Прошу прощения?

— Вы неуклюже держите поводья. Да и посадка у вас прямо-таки ужасная.

— Что?! Как вы смеете? Девлин спокойно усмехнулся.

— Я не имею в виду вашу… э… ваш физический атрибут, поскольку мне не довелось лицезреть той части, о которой идет речь. Мне просто хотелось сказать, что вы плохо сидите на лошади.

— Прошу прощения, если оскорбила вашу чувствительную душу. Не все из нас хорошо ездят верхом или, по крайней мере, интересуются этим. Я была весьма благодарна вам, держись вы в рамках приличия.

Джереми снова отвесил вежливый поклон, грациозно склоняясь.

Уитни зашагала к дому, гордо выпрямив спину.

— О, простите, миссис Мерри! — громко прокричал Девлин вслед. — Не хотите ли забрать свои туфли и чулки? Ведь вы оставили их под мою ответственность.

Она резко остановилась, ее щеки запылали: он, должно быть подобрал вещи, которые пришлось оставить, убегая от него. Но Девлин произнес эти фразы так, словно между ними что-то произошло. Нет, даже слова прозвучали совсем иначе. Казалось, что Мередит в тот момент находилась рядом с ним распутно-раздетой! Она развернулась и бросила на него испепеляющий взгляд. Джереми прислонился спиной к столбу, небрежно скрестив руки на груди.

— У вас что, нет ни капли порядочности?! — раздраженно прошипела Уитни.

Он словно бы задумался над ее вопросом, затем, ухмыляясь, ответил:

— Насколько мне известно, нет.

Мередит хотелось закричать на него, уподобляясь торговке рыбой на базаре. Он просто невыносим и не проявляет ни малейшего намерения вести себя подобающим образом.

— Вы отвратительны! — гневно бросила Уитни, откидывая влажную прядь волос, выбившуюся из прически. — И не менее безнравственны!

— Мне уже говорили это. — Ее слова ничуть не задели его самолюбие. — Итак, вернуть ваши… э… предметы одежды?

Мередит вскипела от злости. Она, разумеется, не хотела оставлять свои вещи у Девлина. Не стоило даже говорить, что он мог показать их другим слугам и состряпать какую-нибудь историю, каким образом они оказались у него. Джереми способен войти в дом и вернуть все в присутствии гостей! Но как бы сильно ни хотелось получить назад свои вещи, Уитни не могла позволить, чтобы кто-либо увидел, как слуга передает ей столь интимные предметы туалета.

Озорная усмешка Девлина стала еще шире. Он прекрасно понимал ее колебания и явно находил создавшуюся ситуацию забавной.

— Пожалуй, мне лучше оставить их у себя. Не годится, чтобы кто-либо заметил эти милые вещи! Разумеется, вы можете рассчитывать на порядочность джентльмена.

— А таковой разве есть поблизости? — язвительно парировала выпад Джереми Уитни, но почти вся колкость сего резкого ответа погасла под насмешливым блеском его глаз. Девлин ожидал подобного выпада, и это доставило ему огромное удовольствие. Мередит ничего не оставалось, как отвернуться и пойти прочь.

Как же ненавистен ей Девлин! Она просто презирает его! Должно быть, Галена действительно обеспокоила грубость Джереми, иначе бы он никогда не заговорил с ней столь недоброжелательно. Странно, зачем она попыталась оправдать покупку слуги после того, как сама упорно возражала против подобного шага? И почему Девлину не выдали никакой другой одежды? Одна из служанок могла бы сшить бриджи и рубашку для него. Незачем ему расхаживать повсюду в рваных штанах, выставляя напоказ свой голый торс. Это же совершенно неприлично.

Мередит прошла в столовую, где одна из девушек занималась чисткой серебра.

— Мейзи, ты ведь хорошо шьешь, не так ли?

— О да, мэм, я иногда помогаю Эм, когда она кроит что-либо.

— Прекрасно. Я обратила внимание, что у Девлина нет подходящей одежды. Прикинь, сможешь ли ты подобрать для него пару бриджей и рубашку. Если ничего не получится, сними с него мерку и сшей нечто подходящее.

— Слушаюсь, мэм. Сейчас?

— Да, да, разумеется, не откладывая в долгий ящик.

Служанка поставила серебряную чашку и выскользнула из комнаты.

Уитни, внезапно почувствовав усталость, поднялась к себе, снимая по пути жакет и шляпу. Войдя в спальню, она потянула за шнурок звонка, вызывая Бетси. Без ее помощи Мередит никак не могла снять сапоги. Она открыла дверь как раз в тот момент, когда служанка бежала вверх по лестнице.

— Наконец-то! — недовольно проворчала Уитни. — Почему ты… — Она резко замолчала, увидев перепуганное девичье лицо.

— О, мисс Мерри, вы должны пойти со мной! Он встал и бродит! — выпалила Бетси.

— Что? Кто? Неб? Служанка кивнула.

— Да, мэм. Совершенно неожиданно, когда я собиралась пойти за лекарством, он вскочил, заревев, будто демон… У него страшная лихорадка. Неб оттолкнул меня и принялся все крушить, а я… я побежала за вами.

Бетси еще не закончила говорить, а Мередит уже стремглав промчалась по лестнице и выбежала через переднюю дверь из дому. Словно что-то припомнив, она крикнула на ходу:

— Позови Девлина! Он на конюшне… Быстрее! Уитни подхватила подол платья и поспешила по подъездной аллее к ряду хижин, где обитали рабы. Позади нее так же поспешно Бетси бежала по направлению к хозяйствнным постройкам.

Наконец впереди Мередит увидела огромного негра, , который рванулся мимо убогих построек по дорожке, ведущей к главной дороге. Без корсета бежать было легко, хотя истинной леди не подобало так задирать юбку, открывая колени, как это сейчас сделала она. Но в данный момент Уитни не думала ни о чем, кроме Неба: ведь он мог в приступе безумия причинить вред и себе, и другим людям.

— Неб! Постой! Нет! — закричала Мередит, подбежав поближе. Тот повернулся в пол-оборота и остановился. Она перешла на шаг, почти задыхаясь. — Неб, пожалуйста! Ты же болен… Тебе нельзя вставать. Вернись со мной в хижину, пожалуйста. Все будет хорошо… Ты слишком болен, чтобы идти куда-либо.

Мужчина настороженно наблюдал за ее приближением. Уитяи протянула руки, успокаивающе продолжая говорить. Он тоже устал и дышал тяжело; глаза горели лихорадочным огнем, на лице выступили крупные капли пота. Внезапно негр со злостью оттолкнул ее. Она упала на землю, едва не задохнувшись. Приподнимаясь, Уитни заметила Джереми Девлина, несущегося к ним по траве огромными скачками. Его лицо искажала гримаса напряжения.

Он бросился на огромного африканца, и они покатились по дорожке. Это никак не походило на борьбу, ибо Джереми выглядел таким же гигантом, как и Неб, и его не мучили приступы лихорадки. Девлин быстро прижал раба лицом к земле, заломив ему руки за спину. Он обернулся к Мередит и тряхнул головой, отбрасывая назад волосы, выбившиеся из его длинной косицы.

— С вами все в порядке?

Уитни медленно села, одной рукой схватилась за бок.

— Кажется… да. — Она глубоко и судорожно вздохнула. — Только… только нечем дышать.

— Это чертовски глупо! — рявкнул Девлин. — Вы же рисковали собственной жизнью. Этот парень мог переломить вам руки и ноги, не моргнув и глазом.

Мередит вскипела. Ей очень захотелось ответить ему в том же духе, но не хватало дыхания. Наконец она выдавила:

— Едва ли подобает слуге так разговаривать со мной.

— Я буду говорить так, как посчитаю нужным! Чуть шею не сломал, спасая вас. Боже милостивый! Мои подошвы разорваны в клочья от ваших идиотских ракушек на дорожках.

— Не беспокойтесь, я вылечу вас, — едко парировала Мередит, медленно поднимаясь на ноги. Девлин тоже встал и потянул за собой Неба. — Он потерял сознание, — колко заметила Уитни, — или… вы убили его.

— Я высоко ценю вашу признательность и благодарность, которые просто переполняют мою душу… Идите сюда. Вы крепкая и сильная. Помогите мне поднять этого несчастного.

Глаза Мередит сделались почти круглыми от столь небрежного обращения с ней, но она все же торопливо подошла, чтобы поддержать обмякшее тело раба. Джереми взвалил его с помощью Уитни себе на спину и проворчал:

— Ну! Ведите меня к хижине!

Вначале она опешила от грубоватого тона Джереми, но потом опомнилась и повела его через лужайку к лачуге, где временно обитал Неб. Они нашли там Бетси и черных ребятишек. Они удивленно смотрели, как белый гигант несет чернокожего африканца. Мередит прогнала их с дороги и вошла в хижину. Там все оказалось перевернуто вверх дном. Вдвоем со служанкой Уитни подняла тяжелую кровать, и Девлин опустил Неба на тощий тюфяк. Он облегченно вздохнул и осторожно выпрямился.

— Кажется, я повредил себе хребет, — тихо проворчал Джереми.

Мередит обожгла его испепеляющим взглядом.

— Мисс Мерри, — испуганно проговорила Бетси, — он приходит в себя.

Все трое уставились на мужчину, лежащего на кровати. Он пошевелил пальцами, веки дрогнули. Скоро Неб уже снова метался, стонал и что-то бормотал на своем родном языке.

— Бетси, принеси мою сумку и немного воды, — приказала Мередит. — Девлин, останьтесь здесь. Мне может понадобиться ваша помощь, если он станет слишком буйным.

Когда служанка вернулась, она обтерла лицо и грудь чернокожего гиганта влажным полотенцем, что, кажется, немного успокоило его. Уитни приготовила еще одну дозу хинной коры.

— Думаю, у него сейчас наступает кризис… Бетси, если мы вытащим его, то он, возможно, будет жить.

Служанка нервно прикусила нижнюю губу, продолжая обтирать больного. Они попытались заставить его выпить немного лекарства, и Неб начал неистово метаться. Джереми тут же подскочил, чтобы удержать его. В бреду африканец был сильным и безумным. Мередит заметила, как напряглись мышцы рук Девлина. Наконец негр затих, потом затрясся, и дрожь становилась все сильнее — даже кровать заходила ходуном вместе с ним. Джереми ошеломленно взглянул на Уитни.

— Озноб, — коротко пояснила она. — Так обычно протекает малярия… Жар и озноб, озноб и жар… Больному ненадолго становиться лучше, а потом состояние резко ухудшается. С этим трудно бороться.

— И все же вы боретесь. Мередит пожала плечами.

— А что же делать? Стоять и смотреть, как человек умирает?

— Некоторые так и поступают.

Уитни принялась укутывать больного одеялами. Наконец озноб прекратился, и он снова стал потеть. Они тут же сбросили покрывало. Прошел еще час сильнейшей лихорадки, во время приступов которой Джереми снова пришлось удерживать чернокожего гиганта, а затем Неб погрузился в глубокий сон. Мередит дотронулась до руки мужчины: кожа на ощупь оказалась прохладной и влажной. Она нашла вену на запястье, невольно напуганная мыслью о его смерти, но пульс — пусть и слабый — все же обнаруживался. Уитни робко улыбнулась.

— Думаю, теперь все будет в порядке.

— О, мисс Мерри. — Бетси порывисто обняла свою госпожу.

Мередит удивленно подумала: «Уж не завладел ли этот дикарь сердечком девушки, пока она ухаживала за ним? Моя милая Бетси и это черное чудовище? Нет, такое просто невозможно, вернее, немыслимо!»

Она выпрямила ноющую спину и обратилась к Девлину:

— Идемте на свет… Я обработаю ваши ступни. День клонился к вечеру, и лучи угасающего солнца струились по траве, местами делая ее прямо-таки золотистой. Мередит устало повертела головой, пока Джереми выносил ведро с водой и ее медицинскую сумку. Уитни жестом пригласила его сесть на траву и опустилась рядом с ним. Положив одну стопу к себе на колени, она принялась промывать ранки при помощи влажного полотенца, пока кожа не стала чистой. Девлин пристально наблюдал за ее действиями. Волосы Мередит выбились из узла на затылке и свисали на лицо спутанными локонами. Она то и дело отбрасывала их нетерпеливым жестом. На ней была только юбка для верховой езды и батистовая рубашка, сквозь которую виднелась тонкая сорочка.

Вид женского кружевного белья возбуждал Девлина, но не столь сильно, как ее поза и нежные прикосновения к его стопам. Неожиданно он ощутил покалывание и напряжение в паху. Девлин понял, что очень скоро напряженная капризная плоть вызывающе натянет бриджи. Он попытался думать о чем-то еще, что смогло бы отвлечь сознание от изысканной роскоши этих твердых и сильных пальцев, осторожно прикасающихся к пораненным стопам.

Она была так добра к рабу в хижине. Это просто поразило Девлияа. Почему женщина, получавшая удовольствие от наблюдения за торговлей людьми на аукционе, ухаживает за больным негром? Причем это не бездушное милосердие благородных дам, которые подъезжают в своих великолепных каретах к лачугам бедняков и посылают служанок с корзинами еды для несчастных. Нет, эта леди сидела у кровати больного, обтирала лицо негра, готовила лекарства и заставляла пить, работая до тех пор, пока не заболела спина. И она бежала за Небом, будто безумная, задрав юбки и сверкая длинными белыми ногами. Тот мог убить ее одним ударом. Почему никто не присматривал за. ней? Например, он никогда бы не оставил свою женщину на милость рабов и конюхов. Свою женщину… Жар в крови тут же усилился. Она скоро станет его. Увиденное сегодня лишь усилило желание Джереми.

Мередит тоже сознавала чувственный подтекст происходящего. Она заметила, что ее руки не спешат покончить с обработкой ран Девлина. «Это усталость, — заверила она себя. — Просто усталость». — Уитни совсем не желала прикасаться к этому ужасному мужчине. И все же ощущение его загрубевших подошв под пальцами вызывало какой-то трепет во всем теле. Она решительно убрала руки и достала мазь, чтобы наложить ее на порезы.

— Мисс Уитни, — заговорил Джереми, улыбкой подчеркивая имя, которым, по ее гордому требованию, он должен называть ее, — я хочу исправить ваше ужасающее мастерство, вернее, отсутствие такового, верховой езды.

— О чем вы говорите?

— Я прекрасный наездник. Всю жизнь это являлось моим основным умением — единственным, как говаривал мой дядюшка. Предлагаю поделиться с вами своими знаниями. Я буду давать вам уроки.

— Ах, как мило с вашей стороны предложить мне это, — саркастично заметила она, — поскольку вы мой наемный слуга.

— Ага… Но я ведь считаюсь работником мистера Харли. Какое право сие дает вам? Ваше имя — Уитни. Значит, вы ему не дочь, если только вы не замужем… Но вы ведь мисс Уитни, не так ли?

Его голубые глаза искрились нерастраченным весельем. Она понимала, что ему нравится поддевать ее в отместку за высокомерие, с которым относилась к нему после того, как он обратился к ней со словами «мисс Мерри». При этом Мередит просто не могла не восхищаться дерзостью Джереми при разговоре с женщиной, которая имеет полное право отдать приказ высечь его, если, конечно, пожелает.

Девлин озорно взглянул на Уитни и продолжил:

— Так вот, я подумал, что вы его либо дочь, либо любовница. — Она негодующе ахнула. — Правда, вы не похожи на последнюю… Но кто я такой, чтобы осуждать вкусы другого мужчины?

— Да как вы смеете?! Вы, низкий, отвратительный…

— Но потом я увидел другую женщину, — невозмутимо перебил собеседницу Девлин. — Уж она-то точно спит с ним. Мередит от удивления захлопала ресницами.

— Как вы узнали об этом?

— Прочитал по ее лицу. Это еще одна область, где у меня, без сомнения, больше знаний, чем у вас. Если, конечно, «господин» не умудряется содержать в одном доме двух любовниц — вас и ту бойкую бабенку. В таком случае, он явно парень не промах.

Ее рука метнулась, чтобы ударить его, но Джереми легко поймал «карающую десницу» и отвел в сторону. Неожиданно в его голове мелькнула сумашедшая мысль: «А не уложить Мередит на землю? Как приятно было бы погрузиться в ее крепкое тело! Но нет! Я не хочу, чтобы она узнала мои ласки в приливе гнева. Уитни должна просто таять в моих объятиях… Конечно, когда наступит такое время».

Девлин удерживал запястье Мередит до тех пор, пока мышцы ее руки не расслабились, потом отпустил. Дрожа от возмущения, она отвернулась и выхватила из сумки полоску белой ткани. Ни говоря ни слова, Уитни аккуратно перебинтовала его ноги.

— Мое предложение остается в силе.

— После того, что вы сказали?! Неужели вы думаете, я приближусь к вам снова, не говоря уж о том, чтобы брать у вас уроки верховой езды?

— А почему бы и нет? Ведь вы гордая, — спокойно отозвался Джереми, — и не сможете допустить развития возникшей ситуации — вас не может запугать какой-то там слуга. Кроме того, вы привыкли все делать хорошо и никогда не упускаете возможности научиться чему-то новому.

Сказанное им оказалось истинной правдой. Что-то в ней словно подталкивало принять его предложение. Но это очень опасно. Девлин неуправляем. Он может воспользоваться уроками, как поводом сесть на лошадь, а стоит им удалиться от усадьбы… Вдруг Джереми ударит ее по голове и сбежит?

— Я не могу.

Он пожал плечами.

— Как знаете… Кстати, вы так и не сказали мне, какое отношение имеете к старику.

— Он мой отчим! — резко выпалила Мередит. — Хотя это вас совершенно не касается.

— Понятно. А кто та, рыжая?

«Конечно, — обиженно подумала Уитни, — его больше интересует Лидия».

— Ее зовут Лидия Чандлер. Она друг моего отчима.

Джереми ухмыльнулся.

— Ага… Знаю я такой тип «друзей»! Мередит поднялась, возвышаясь над ним, и он растянулся перед ней на траве во весь рост. На мгновение ей показалось, что в его глазах промелькнуло нечто напоминающее сочувствие.

— И она отравляет вам жизнь?

— Нет, что вы! — ответила Уитни, удивляясь проницательности Девлина. — Она… вполне добра ко мне.

— Странно. — Он помолчал, а потом заговорил тихим голосом (Мередит с трудом разбирала его фразы). — Простите меня за сказанное. Я подначивал вас.

— Зачем?

— Чтобы посмотреть, как вы вспылите. Мне очень нравится видеть в этот момент ваши глаза ~ они освещаются изнутри каким-то необычайным светом… Вообще… люблю перебрасываться словами с кем-то, кто умнее быка, что является умственным уровнем большинства моих собеседников на протяжении последних недель. Но я знал, вы — не любовница Харли. — Снова ваш прославленный опыт?

Лицо Девлина осветила неожиданно очаровательная улыбка, словно вспыхнула радуга на сером мрачном небе.

— Да. У вас вид нетронутой женщины.

— Вернее, вы хотите сказать, что я выгляжу старой девой. Что ж, вы правы. Я и есть старая дева. Всего хорошего, Девлин.

Он перевернулся на живот и долго смотрел ей вслед. В походке Уитни не замечалось ничего похожего на так называемое женское изящество.

— Меня зовут Джереми, — наконец прокричал Девлин.

Мередит замедлила шаг, но не обернулась.

Он снова лег на спину, подложив руки под голову. Трава щекотала шею, воздух заполняли ароматы цветущих растений. «Придет ли она брать у меня уроки?» — подумал Девлин. Это оказалось самой приятной мыслью за все последнее время. Она приятно убаюкивала его, и он погрузился в сон, вдыхая запах зеленой травы.

Мередит совсем не собиралась идти на конюшню.

Одеваясь утром, она поинтересовалась у Бетси о состоянии здоровья их пациента.

— Как там Неб?

Шоколадное лицо служанки просияло, и она улыбнулась Уитни.

— Чудесно, мэм. Он впервые всю ночь спал спокойно.

Мередит удивленно взглянула на девушку.

— Ты хочешь сказать, что оставалась с ним в это время суток?

— Я спала на тюфяке на полу, чтобы услышать, если он позовет. С тех пор, как его перевезли в хижину, мне приходится бывать там каждую ночь.

— Я не имела в виду, чтобы ты ухаживала за ним круглосуточно! Ты же измотала себя.

— Со мной все в порядке, правда. Небу намного лучше, когда я часто обтираю его влажным полотенцем.

— Бетси, ты… У тебя какое-то чувство к этому человеку?

Девушка стиснула в ладони расческу и отвела глаза.

— Я уважаю его. Он сильный… Борец… Нет, нет, я имею в виду не тело, а душу Неба.

— Он всего лишь полевой работник.

— Может, и так. — Лицо Бетси вспыхнуло. — Но он лучше многих домашних рабов, которых я знаю.

— Он же дикарь.

— Да, дикий… — призвалась девушка, — но зато гордый и отважный. Неб — не прирученный, как все здешние мужчины. В нем кипит настоящая жизнь.

Мередит пожала плечами. Не ее дело, если служанка влюбилась в этого африканца. Она лишь надеялась, что это чернокожее чудовище не обидит Бетси.

Девушка заметила странное выражение глаз Уитни и тихо сказала:

— То, что он свободен в душе, совсем не говорит о жестокости. Неб может быть ласковым, как ребенок.

Когда Бетси произносила эти слова, ее лицо светилось от счастья, и Мередит недоумевала, как далеко зашли их отношения. Конечно же, они не… Нет! Негр слишком ослаблен болезнью.

Уитни торопливо поднялась, удивляясь, что размышляет над амурными делами Бетси. — Надеюсь, ты права… А теперь мне нужно заняться кое-какой работой до завтрака.

Все занятия показались ей скучными; за трапезой совсем не было аппетита. Вообще все сегодняшнее утро она ощущала странное беспокойство.

После завтрака Мередит ушла в кабинет, который отделялся от остальной части дома, чтобы поработать над приходно-расходными книгами плантации. Дэниэл умел делать деньги, но терпеть не мог делать записи. Раньше этим занималась Анна. Она же и научила дочь сему искусству. Так что после смерти матери Мередит приняла на себя эту обязанность.

Вначале Уитни открыла регистрационный журнал, в котором записывались имена всех рабов и фиксировались жизненно важные события их существования. Например, такие, как рождение и смерть.

Она дописала имена трех чернокожих, что недавно приобрел Дэниэл, и на отдельном листе записала данные белого наемного работника. Подобных ему почти не было отмечено в книге, о чем свидетельствовала пустая страница.

Покончив с журналом, Мередит взяла гроссбух, чтобы зафиксировать суммы, которые мистер Харли заплатил за них, и товары, использованные для обмена вместо денег.

Приходно-расходные книги содержали всю историю плантации. В них регистрировались расходы на содержание фермы и дома и, естественно, все доходы. Многие сделки представляли собой прямой товарообмен и отмечались особым образом. Мередит вносила сюда все приобретенное для домашних нужд, вплоть до булавки, равно как и расходы на фермерское хозяйство. На листах отмечалась каждая унция риса и индиго, произведенная на полях, и цена. Ее отчеты были настолько полными, что она с одного взгляда могла сказать, кто из рабов владеет той или иной специальностью; кто является плотником, кто — столяром или просто полевым работником; Уитни могла точно перечислить, сколько фунтов свинины или бушелей зерна потребила плантация за тот или иной год. Она хозяйствовала придирчиво и скрупулезно, получая огромное удовольствие от проделанной работы.

В данный момент Мередит с головой погрузилась в проверку цифр за сентябрь. Неожиданно отворилась дверь, и в кабинет бочком вошел надсмотрщик.

— О, мисс Мередит, я не подозревал, что вы здесь. Думал, работает ваш отец. — Он улыбнулся.

Уитни взглянула на него, по какой-то причине сомневаясь в правдивости его слов. От присутствия Джексона у нее начинали бегать по коже мурашки, и она, насколько это возможно, старалась не общаться с ним. Он всегда вел себя с хитростью, и Мередит не доверяла надсмотрщику.

— Как видите, его нет. Предлагаю вам поискать его в доме.

Джексон и не подумал закрыть дверь с обратной стороны. Напротив, он прошел, улыбаясь, к столу.

— Ничего. Пожалуй, я лучше поговорю на эту тему с вами.

— В самом деле? — Уитни вскинула брови, стараясь вложить в сей жест всю надменность. Ей хотелось поскорее избавиться от этого докучливого собеседника.

— Ага, — Джексон совершенно не замечал ее недовольства. — Знаете, я долго думал о вас… Когда умрет Харли, вы останетесь беззащитной, а фермой будет некому управлять.

— Уверена, что пройдет еще достаточно много времени, прежде чем мистер Харли оставит этот мир. Когда сие случится, смею вас заверить, у меня хватит сил и на управление, и на заботу о себе.

— И все-таки… женщине нужен мужчина, мисс Мередит.

— Едва ли это является подходящей темой для широкого обсуждения, мистер Джексон.

— О! Я бы не хотел оскорбить вас. Нет, мэм. Просто я не привык к общению с леди и всему такому прочему.

— Это очевидно.

— Да, я человек простой. Говорю то, что вижу… Факт есть факт — вам уже за двадцать, а вы до сих пор не замужем. Вряд ли вы выйдете за кого-нибудь из здешних плантаторов, если до нынешнего времени не решились на такой шаг. Давайте начистоту! Вы далеко не красавица, да к тому же чересчур гордая. Обременительное сочетание для любого мужчины, чтобы безоговорочно принять его. — Глаза Мередит вспыхнули. Она настолько разозлилась, что потеряла дар речи. — Но не для меня. Я уже свыкся с вашим норовом. Так что мы могли бы неплохо поладить. Словом, я хочу жениться на вас.

— Что?! — Мередит прямо-таки подскочила. Порыв ярости смел все представления о вежливости. — Ты смеешь предлагать мне выйти за тебя? Ах ты гнусное животное! Как ты мог подумать, что я сделаю это?! А в какие милые слова ты все облек! Боже милостивый, ты думаешь, я настолько безнадежна?!

Костлявое лицо Джексона потемнело, а рот вытянулся в тонкую линию.

— Конечно, ты не подарок и прекрасно знаешь это! — огрызнулся он. — Ни один мужик в округе не захочет тебя! Даже со всей твоей землей!

— Советую тебе немедленно убраться, или я расскажу мистеру Харли о твоем предложении! Тебя вышвырнут из «Мшистой заводи» еще до наступления ночи.

— Мне кажется, он был бы рад сбыть тебя с рук.

Джексон развернулся и вышел из кабинета, оставив Мередит кипеть от возмущения и негодования.

Уитни плюхнулась обратно на стул и ударила кулаками по столешнице. Как он посмел?! Как посмел! Словно она позволила бы этому мерзкому созданию хотя бы приблизиться к ней. Нет, ей следовало бы позвать Девлина и приказать ему выкинуть сего негодяя вон из комнаты. Мередит улыбнулась. Такое зрелище могло бы здорово успокоить ее взбудораженные нервы. Она взглянула на гроссбух. Бесполезно снова пытаться приниматься за работу, пока не утихнет злость.

Уитни захлопнула тяжелую книгу и начисто вытерла перо. После этого она оставила кабинет, прошла по насыпной дорожке в дом и поднялась к себе. Едва соображая, что делает, Мередит сбросила платье через голову, расстегнула пояс и швырнула его на кровать. Затем она позвонила Бетси и попросила помочь ее облачиться в костюм для верховой езды.

Прогулка верхом — как раз то, что улучшит Дурное настроение. Любая компания, даже Девлина, покажется приятной после общества гнусного надсмотрщика.

Она быстро нахлобучила треуголку на волосы и помчалась вниз по лестнице. Когда Уитни пришла во двор конюшни, ее лицо все еще сохраняло маску злости и ненависти.

— Девлин! — властно позвала она, входя внутрь строения, где остро пахло сеном, кожей и лошадьми. — Девлин! Я пришла учиться ездить верхом.

ГЛАВА 6

Джереми вышел из стойла, отряхивая солому со своих бриджей и голых рук.

— По выражению вашего лица можно подумать, что вы пришли выпустить мне кровь и затем четвертовать.

— Что? О… Нет. Просто меня кое-что расстроило.

— По-моему, это слишком мягко сказано. Ладно, сейчас оседлаю вашу кобылку.

Девлин отправился в соседнее помещение, где размещалась конская упряжь, и секунду спустя появился, прижимая к груди уздечку и седло. Быстрыми уверенными движениями он оседлал лошадь. Мередит, наблюдая за ним, невольно восхищалась сильными и ловкими движениями его пальцев. Он продел длинные поводья в недоуздок и вывел животное из стойла. Во дворе Джереми снова подставил сложенные вместе ладони, как и в прошлый раз, и легко подбросил Уитни в седло, словно она совсем ничего не весила. Затем он правильно расположил ее ноги и стопы в стременах, подал поводья и показал, как их нужно легонько сжимать в ладонях.

— Нет, нет… Не так крепко. Совершенно ни к чему держать животное мертвой хваткой. Эта лошадь вполне надежна и обладает устойчивой поступью. Так что бояться нечего…

Мередит перевела дыхание, растревоженная прикосновениями рук Девлина, дотрагивающихся до таких интимных мест, как ноги, — пусть даже и через ткань одежды. Однако его сие нисколько не трогало. На лице застыла маска деловитости, когда Джереми, нахмурившись, оглядывал результаты своей работы, а затем ежеминутно корректировал ее посадку. Он вел себя словно скульптор. С таким же успехом Мередит могла быть куском дерева или глины.

Уитни подумала, о чем бы заговорить, дабы развеять собственную тревогу, и неожиданно «ухватилась» за его последнее замечание.

— Мерси — наррагансеттский иноходец…

— Мерси?[2]

— Да. Дэниэл купил ее у одного пуританина. Тот давал клички своим лошадям по названиям добродетелей.

— Ну, к вам-то она определенно милосердна. Хотя, лучше бы ее назвать Пейшенс[3] — это более уместно для нее. Ладно… Теперь мягко ударьте ее — мягко! — в ребра. Незачем так срываться с места в карьер, как сделали вчера.

Мередит поморщилась, но подчинилась. Джереми стоял в центре импровизированного круга, придерживая длинный повод, а Уитни скакала вокруг него. Он постоянно медленно поворачивался, не спуская с нее глаз.

— Так… Хорошо… Ослабьте поводья. Ею почти не нужно управлять. Да и не нужно бороться с лошадью за господство. Учитесь просто вести животное. Доверяйте ему, двигайтесь вместе с ним. Время от времени немного помогайте своему скакуну, говорите, куда идти и как быстро… Так… Разожмите руки. Лошадь можно принудить делать что-то не более, чем мужчину.

— В самом деле? А я знаю некоторых джентльменов, чьи жены водят их за нос.

— Вот-вот, важное слово — «вести»… Не нужно ни дергать, ни пришпоривать, ни рвать губы удилами, будь то лошадь или мужья. Вы просто ведете, предлагаете и направляете… Разве вы еще не знаете об этом? Я считал, такие уловки известны всем женщинам.

Произнеся последнюю фразу, он усмехнулся и отбросил спутанную белокурую прядь со лба.

— Я не привыкла использовать уловки, — сдержанно ответила Мередит.

Мужская улыбка стала еще шире.

— Это совершенно очевидно.

— А вы дерзкий человек.

— Да, мне часто напоминали об этом.

— Крайне нежелательное качество для слуги.

— Но ведь я же нежелательный слуга, не так ли?

— Как вы можете говорить со мной в такой… э… легкомысленной манере? — Мередит в растерянности захлопала ресницами. — Это же совершенно неприлично.

— Хотите сказать, что я не знаю своего места? — Он ослабил повод, и Уитни позволила лошади остановиться. Джереми двинулся к ней. — Ошибаетесь. Думаю, прекрасно знаю. Матросы на корабле довольно часто напоминали мне, что теперь — я ничто. Словом, не лучше раба, верно? Вы можете приказать избить меня за оскорбление или даже высечь… Тем более, досточтимый Джексон обожает такие вещи. Ну, что соизволите приказать? Он остановился рядом, подняв голову вверх и заглядывая в ее глаза, словно собирался проникнуть в самую душу Уитни. — Вам доставляет удовольствие созерцать избиение человека? Или забавляет вид крови равно как и зрелище торговли людьми? Это, вообще-то, не вяжется с вашей вчерашней добротой к больному рабу. Так что же вы на самом деле? Женщина, получающая удовлетворение от страданий своих жертв, или та, которая ухаживает за несчастными с терпением и нежностью?

Мередит просто задохнулась, пришла в ужас, услышав такие слова в свой адрес.

— Я никогда… Я … Как вы смеете?! Я никогда в жизни не приказывала избивать людей! Мне и в голову не могло прийти такое… Думаете, мне весело и радостно, когда вижу унижение человека, стоящего на аукционной платформе?

— Гм… Тогда зачем вы пришли в тот день, когда продавали меня?

— Чтобы избавиться от общества своей кузины, — честно ответила Мередит.

— Вашей кузины?

— Да, моей кузины по матери… Фебы, которая только и может, что болтать о поклонниках, нарядах и вечеринках. Она просто заговорила меня! Даже часа в ее компании достаточно, чтобы заставить человека сделать что-либо из ряда вон выходящее. Вот я и сбежала от нее…

Девлин откинул назад свою львиную голову и… расхохотался. Солнце сверкало на его золотых волосах; он напоминал Мередит какого-то златокудрого греческого бога — то ли Аполлона, то ли Марса, смеющегося и сильного. Она совершенно запоздало осознала, что разговаривает со слугой неподобающим образом. Уитни сразу же набросила на лицо маску чопорности.

— Впрочем, это совсем не ваше дело. Я пришла учиться верховой езде, а не обсуждать отдельные стороны моего характера. Вообще… Кто вы такой, чтобы судить меня?

— Совершенно с вами согласен, — серьезно отозвался Джереми, хотя в его глазах все еще мерцали смешинки. — Ваше раздражение по поводу кузины Фебы ни в коей мере не касается меня… Я лишь покорный слуга и существую для того, чтобы исполнять ваши приказы.

— Мередит! — раздался громкий женский голос, и Уитни повернулась на лошади, чтобы взглянуть в сторону дома.

— Я здесь, Лидия! — откинулась она, нервно перебирая поводья одной рукой.

Немного погодя из-за угла здания появилась миссис Чандлер. На ней была широкополая соломенная шляпка, закрывающая голову и лицо от лучей солнца. Увидев Мередит, Лидия остановилась. На мгновение она захотела вернуться в дом, но потом все-таки направилась к ним.

— Прошу прощения. Я не знала, что ты занята, — извинилась миссис Чандлер своим приятным — девичьим — голосом, подходя ближе.

Девлин наблюдал за ее приближением, буквально упиваясь красотой женщины. Она выглядела старше Мередит на несколько лет. Пожалуй, Лидия постарше и его самого. Но она сохранила гладкую кожу и чарующую девичью улыбку, фарфорово-голубые глаза смотрели на Джереми, хотя Чандлер и пыталась делать вид, что это не так. Рыжие локоны озорно покачивались под полями шляпки. Фигура женщины имела склонность к полноте, правда, сохраняя до сих пор границы привлекательности. Ее наряд казался намного моднее, чем у женщины на лошади рядом с ним. Словом, Лидия олицетворяла собой творение роскошной жизни, от которой его так грубо оторвали. В ней не замечалось ничего строгого или вызывающего — лишь очаровательная веселость и обещание легкого наслаждения. Знакомый жар охватил тело Девлина.

Мередит наблюдала за лицом своего «учителя». Она сразу отметила все изменения в поведении Джереми, и ее захлестнула волна раздражения. Как все мужчины, он лез вон из кожи при виде смазливого личика.

— Ничего страшного, Лидия, — натянуто произнесла Уитни, отчего миссис Чандлер бросила на нее удивленный взгляд. — Я только беру уроки верховой езды.

Девлину стало ясно, что Мередит не собирается представить его своей знакомой. «Разумеется, „неприлично“ знакомить простого работника с членом семейства», — тут же подумал он. Поэтому Джереми элегантно поклонился подошедшей женщине и смело взял инициативу в свои руки.

— Джереми Девлин, мэм. К вашим услугам… Лидия хихикнула, продемонстрировав ямочки на щеках.

— Гм… Лидия Чандлер.

«Лакомый кусочек, — подумал он, позволив глазам выразить эту мысль, — но явно более низкого происхождения, чем Мередит. Интересно, что она делает в доме? Это имение, хотя и странное, наверняка такое же большое, как почти все аристократические владения в Англии, если не больше… Семья Уитни, должно быть, принадлежит к знати сей дикой земли. Тогда что же делает любовница Харли, проживая здесь в качестве члена семьи? Скорее всего, нравы высшего общества не могут быть настолько свободны даже в этих грубых колониях… Наверное, Мередит чувствует себя крайне неудобно из-за такого соседства… А может, и подвергается позорящим ее имя нападкам?» Лидия, вспомнив о цели своего визита, оторвала взгляд от Джереми и повернулась к Уитни.

— Я не знала, что ты так занята, иначе бы не помешала, — снова извинилась она, — но мальчик принес послание от мистера Уитни… Я подумала, что ты захочешь прочитать его…

— Все в порядке, — заверила собеседницу Мередит. — Я все равно уже заканчиваю занятия.

Девлин ничего не сказал по поводу последней фразы, а просто обхватил ее за талию жилистыми сильными пальцами, снял со спины лошади и легко поставил на землю.

— Мисс Уитни, могу я ожидать вас завтра на следующий урок?

Его голос и лицо являлись образцом услужливости, но во всем облике сквозила ирония.

— Да.

Мередит окинула Джереми холодным взглядом и быстро направилась к дому. Лидия засеменила следом, один раз оглянувшись на Девлина, который задумчиво смотрел, как они направляются по алее к зданию.

Да, любовница Харли — соблазнительная штучка, и в ее круглых голубых глазах светилось явное приглашение, которое он намеревался принять. Но вместо того, чтобы задержаться на прелестях Лидии, мысли Девлина, помимо его воли, вернулись к Уитни. «Мередит» — так назвала ее Чандлер. Значит, у нее не незамысловатое имя Мэри, как он думал, а Мередит. Что ж, оно идет ей. Величественная, почти царственная, твердая и сильная. Необычная. Девлин улыбнулся. Рабы, должно быть, называют ее «мисс Мерри»[4], а не «мисс Мэри». Да, уменьшительное имя явно не соответствует действительности. Она совсем не счастливая и смеющаяся. Или, по крайней мере, не бывает такой рядом с ним. «Интересно, — мелькнуло в голове Джереми, — меняется ли Уитни в обществе других людей? А может, она и могла бы измениться, случись в ее жизни новый поворот?»

Записка от Галена, как Мередит и надеялась, оказалась извинением:

Послание было написано изящным почерком кузена Уитни и заключало его обычная и витиеватая роспись. Мередит прочитала текст один раз и улыбнулась, затем прочитала снова, чтобы полностью насладиться стилем. Какое изысканное маленькое извинение! Конечно, она глупо поступила, начав вчера пререкаться с Галеном. Это произошло из-за ее раздражения поведением Девлина, и Мередит так недоброжелательно выплеснула собственное недовольство на своего кузена… Его же подтолкнула к теме о ее репутации лишь забота о незапятнанности имени Уитни. Любой, кто любит Мередит, нашел бы презренными отношения, которые отчим навязал ей. И хотя в поведении Дэниэла и Лидии не наблюдалось злого умысла, они совершенно не понимали, насколько это смущает человека ее воспитания. Она явно ошибалась, возражая на слова Галена, и все-таки он оказался настолько мил и добросердечен, что прислал ей свои извинения. Как сие похоже на него!

И совсем не напоминает поведение грубого парня, работающего d конюшне… Мысли Уитни снова вернулись к Джереми Девлину.

Он так небрежно оскорбил ее и, несмотря на то, что является лишь слугой в доме, не проявил ни малейшего сожаления о сказанном. По тону разговора можно было подумать об их равенстве на ступеньках социальной лестницы, а может быть, и наоборот. Ей бы следовало наказать грубияна: такая речь просто оскорбительна и нетерпима. Однако Мередит боялась пожаловаться отчиму, так как тот мог назначить довольно строгое наказание. Она не могла вынести, чтобы из-за ее обиды избивали человека. А более легкая форма порицания не приходила в голову. Уитни уже начала подумывать о переводе Джереми в поле или на еще более унизительную работу. Такое изменение в его жизни должно бы унять непомерную гордыню, но Мередит показалось как-то глупо отрывать Девлина от дела, где способности человека проявляются в полной мере. А в поле… Да туда же пойдет любой, даже несмышленый мальчишка. Кроме того, это Дэниэл пожелал поставить его на конюшню, и она не могла переместить работника, предварительно не переговорив с отчимом… Нет, придется терпеть этого языкастого парня, пока не закончатся уроки верховой езды, а вот потом… Решено — если его надменность станет совсем уж непомерной, тогда Мередит накажет нахала.

Уитни снова пожала плечами: бесполезно и смешно позволять какому-то слуге так занимать его мысли. Чтобы отвлечься, она решила подумать о завтрашнем дне. Будет воскресенье, и Уитни увидится в церкви с Галеном и Алтеей. Теперь, когда ссора между ней и кузеном улажена, встреча — она очень надеялась на это — окажется приятной.

На следующее утро Бетси помогала Мередит облачаться в одно из ее лучших дневных платьев. Она надела сорочку, нижнюю юбку, чулки и застегнула короткий пояс-обруч вокруг талии. Он спускался на бедра, выравнивая силуэт и оттопыривая складки одежды по бокам. Поверх этого предмета туалета Мередит набросила так называемый подъюбник. На самом же деле сия штука использовалась в качестве верхней части одеяния и полностью находилась на виду. Обычно эту часть шили из двух слоев белого муслина и прокладывалась пухом на манер одеяла. Юбка одевалась поверх нижней, затем драпировалась складками сзади и закреплялась бантами таким образом, что открывался перед насборенного подъюбника.

Платье портниха сшила из коричневого шелка; лиф расходился, демонстрируя вышитую золотой нитью вставку. Жесткий верх наряда с квадратным вырезом специально делался тугим в соответствии с модой, которая предписывала приподнимать грудь. Поэтому по краю огромного декольте обычно нашивали кружева, целомудренно прикрывавшие вершины бюста.

На голову Мередит водрузила украшенный оборками чепец из такого же коричневого шелка. Обув парчовые коричневые туфли, она приготовилась ехать в церковь.

Взяв молитвенник Уитни легко сбежала вниз, где Бетси надела ей поверх мягкой обуви легкие башмачки, которые представляли собой деревянные подошвы с ремешками сверху. Они предназначались для защиты изящной обуви от въедливой грязи.

Поверх платья Мередит набросила легкую накидку, предохранявшую наряд от дорожной пыли. Последним штрихом оказались перчатки из мягкой кожи.

Покончив с туалетом, Уитни вышла через парадную дверь и села в поджидавший ее экипаж. Бетси заняла место на сиденье напротив своей госпожи. Несколько домашних слуг сопровождали карету, расположившись в обыкновенной повозке.

Мередит знала, что в городе все рабы и слуги посещают богослужения, но на большой плантации эта задача была невыполнимой; в «Мшистой заводи» работало около ста пятидесяти невольников, и они переполнили бы маленькую церковь. Таким образом, лишь верхний эшелон домашних слуг мог сопровождать Уитни. Ни Дэниэл, ни Лидия не ходили в храм, не желая подвергать себя праведному гневу священника.

Поездка в церковь оказывалась всегда мучительной и тряской, ибо все колониальные дороги представляли собой не более чем проселочные тракты. Обычно многочисленные водные пути обеспечивали путешественников комфортными средствами передвижения, однако до города и нескольких плантаций в округе приходилось добираться по суше. Для подобных визитов Мередит пользовалась экипажем.

Когда они подъехали к маленькой, безупречно побеленной церквушке, кучер соскочил с облучка и помог Уитни выйти из кареты. Она вошла в здание храма в сопровождении прислуги. Негры тут же уселись на задние скамьи вместе с другими рабами, а Мередит прошла к отгороженному месту семейства Уитни. Семья Галека уже расположилась на скамьях с высокими спинками.

Имя Уитни было выгравировано на маленькой медной табличке, прибитой к двери, ведущей к семейным местам. Мередит распахнула низенькую створку и вошла внутрь, прижимая юбки, чтобы проскользнуть на скамью рядом с Алтеей.

Сиденья обтягивал темно-бордовый бархат, а зимой, чтобы согревать ноги, около них ставились небольшие металлические ящички, наполненные горячими углями. Богато убранная церковь сильно отличалась от простых и бедных божьих храмов в колониях Новой Англии. Южная Каролина, подобно другим поселениям в Америке, считалась англиканской и посему придерживалась веры своей родины. Мало кто из плантаторов не посещал церкви. Единственными диссидентами во всей округе, о которых стоит упомянуть, являлись Гамильтоны, Они предпочитали ходить в маленький пресвитерианский храм, как более соответствующий их шотландскому происхождению.

Алтея мило улыбнулась кузине. Она была высокой и стройной, подобно всем Уитни, но лицом походила на мать, обладая такими же белокурыми локонами и мягкими серыми глазами, и считалась привлекательной девушкой. Ее рост не выходил за рамки разумного, как у Мередит; кроме того, Алтея имела более мягкую и женственную внешность. Однако в ней присутствовала какая-то степенность, надежно маскировавшая миловидность молодой леди. Хотя она и не казалась такой замкнутой, как Мередит, ее серьезные манеры, правильная речь и недостаточное приданое, типичное для всех Уитни, — все это вкупе делало Алтею менее, чем желанной партией. В свои восемнадцать лет она еще не считалась безнадежной старой девой, но, похоже, такой удел ждал и ее.

— Мередит, как я рада видеть тебя! — Алтея снова тепло улыбнулась и протянула руку своей подруге и кузине.

— О, Алтея! Прошла, кажется, целая вечность с тех пор, когда мы в последний раз разговаривали с тобой.

— Совершенно верно. Надеюсь, ты скоро навестишь меня?

— Непременно.

Гален, сидевший по другую сторону от сестры, вопросительно взглянул на Мередит. Та вместо ответа поклонилась и приветственно протянула ему руку. Он понял, что между ними снова установились прежние отношения, и поднес ладонь Уитни к своим губам, улыбаясь при этом. Отец кузена, Френсис, и мать, Вероника, тоже кивнули родственнице и тепло улыбнулись. Френсис являлся двоюродным братом отца Мередит, так что их родственная связь не считалась слишком близкой по крови. Уитни не были склонны к большим семьям, поэтому их клан сократился до ныне здравствующих пяти человек. Однако все сохраняли между собой тесные и близкие отношения.

Появился священник в элегантной рясе и поднялся по узкой винтовой лесенке к своей кафедре на возвышенной площадке, с которой хорошо просматривалась вся церковь. Проповедь оказалась милосердно короткой, что очень нравилось пастве, и служба закончилась не более чем через час.

После этого почти все присутствующие в храме задержались на ступеньках здания, чтобы поздороваться друг с другом и обменяться новостями с людьми, которых они не видели с прошлого воскресенья. Поскольку плантации располагались обособленно и довольно далеко от соседей, этот день являлся единственной возможностью встретиться с кем-то вне семейного круга общения. Барышни кокетничали с молодыми людьми, отцы семейств набивали трубки и, попыхивая ими, чинно беседовали; матери одергивали расшалившуюся молодежь. Друзья и родственники собирались вместе и болтали о пустяках; в конце концов разъезжались в каретах, повозках и небольших открытых экипажах, называемых пролетками.

Мередит простилась с семьей Уитни после того, как они неоднократно повторили приглашение погостить у них в ближайшее время. Она пыталась не терзать себя мыслью, что не увидит их, пока не посетит «Четыре дуба», так как они ни за какие коврижки не приедут в ее дом.

Уитни возвращалась а «Мшистую заводь» в полном молчании, растревоженная мыслями о собственном одиночестве. Как-то сложится жизнь, если Гален не попросит ее выйти за него? Дэниэл когда-нибудь уйдет в мир иной, а Лидия сразу же покинет усадьбу… Она останется совершенно одна в огромном доме. Хотя Мередит и считала себя отшельницей, способной занять себя самой разной работой, перспектива провести остаток жизни в одиночестве, не считая слуг, выглядела страшноватой. Ей нужна дружба, нужна любовь! Лидия права в одном — Мередит действительно более эмоциональна, чем позволяет себе казаться. Хотя сама Уитни и сомневалась, что обладает такой уж страстной натурой, как утверждает ее старшая подруга, она все-таки знала о своей способности на глубокие чувства, на любовь и ненависть, печаль и счастье. Она хотела улыбаться и смеяться, хмуриться и плакать, то есть желала дать полный выход своим чувствам, но… Ей нужны люди. Мередит хотела выйти замуж… Когда же Гален отбросит все сомнения и сделает предложение, несмотря на свое финансовое положение?

— Мисс Мерри! — голос Бетси прорезался сквозь поток ее мыслей, когда экипаж приблизился к «Мшистой заводи».

— Да, слушаю тебя.

— Небу намного лучше в последние дни… Я подумала, может, вы захотите зайти и взглянуть на него.

— Замечательная идея. Скажи Джошуа, чтобы остановил карету возле хижины.

— Слушаюсь, мэм.

Бетси высунулась в окно и передала приказание Уитни.

Они свернули на обсаженную дубами аллею, ведущую к дому, и остановились на полпути. Мередит выбралась из экипажа, служанка неотступно следовала за ней. Они прошли через лужайку к лачуге, где поселили Неба.

Уитни пригнулась, чтобы войти, и страшно удивилась, увидев африканца в полном сознании. Он подозрительно уставился на Мередит, но тут же выражение лица великана смягчилось, когда его взгляд остановился на Бетси. Куда бы ни двинулась девушка, глаза Неба следовали за ней.

Мередит проверила пульс чернокожего мужчины: он не частил, как раньше, а кожа на ощупь казалась прохладной. Совершенно очевидно, что гигант поправлялся. Теперь абсолютно ясно: он выживет, чего никак не ожидала Уитни, увидев его в первый раз.

Когда они с Бетси вернулись к карете, служанка неуверенно произнесла:

— Мисс Мерри, Неб еще слишком слаб, чтобы возвращаться на поля. Вы не могли бы найти ему место где-нибудь здесь? Как только ему станет лучше, он обязательно научится какому-либо ремеслу… Например, из него мог бы получиться хороший кузнец.

— Но у нас уже есть кузнец.

— Неб станет его помощником… Пусть учится у него. Когда Мартин состарится и не сможет выполнять столь тяжелую работу, он заменит его.

Мередит заколебалась: действительно ли она окажет услугу Бетси, оставив этого гиганта поблизости.

— Ладно, пока он не восстановит силы, мы попробуем найти для него менее тяжелое занятие, — осторожно произнесла Уитни.

В понедельник, вскоре после завтрака, Мередит переоделась в костюм для верховой езды и направилась к конюшне.

Джереми Девлин как раз заносил внутрь помещения тюк сена. Поношенные штаны исчезли, теперь на нем красовались новые бриджи и рубашка, сшитые Мейзи. Одежду она скроила из грубой ткани, — сочетание хлопка и шерсти — которую ткали у них на плантации. Совсем обычный наряд для слуг. Ни то ни другое не сидело на нем хорошо. Рубашка оказалась слишком широкой, а брюки — слишком узкими. Кстати, последние выглядели еще более смущающими взор Мередит, чем рваные штаны, ибо плотно облегали ягодицы и бедра, причем крайне нескромным образом.

Девлин, конечно, по-прежнему оставался дерзок до невозможности, несмотря на обновление костюма. Он поклонился и насмешливо произнес: — Сударыня, насколько я понимаю, мне следует поблагодарить вас за сей элегантный наряд… — Джереми дурашливо поправил воротник рубашки. — Материал, возможно, несколько грубоват, но я уверен, что это наимоднейший фасон для раба, не так ли? Как раз подходит для выгрузки навоза из стойл…

— Очень жаль, — быстро нашлась Мередит, — а ведь мне казалось, вы должны радоваться возможности иметь хотя бы какую-то одежду вместо того, чтобы ходить почти нагим, как это имело место в последние дни.

Девлин засмеялся, показывая ровные блестящие зубы.

— Бывают случаи, когда нагота оказывается вполне привлекательной.

— Я пришла заниматься… Может, приступим? — сурово оборвала она насмешника.

Джереми склонил голову, словно подчиняясь ее желанию, и зашагал обратно в конюшню. Через несколько минут он вернулся с Мерси и упряжью. Девлин повторил всю череду действий предыдущего дня: оседлал лошадь, поднял Мередит в седло, проверил ее посадку и положение рук на поводьях, а затем вывел животное во двор, все время поправляя Уитни, когда та допускала ошибки.

В том же духе проходили занятия и в последующие дни недели. Каждый день Мередит получала урок, длившийся примерно в течение часа. Девлин неизменно оставался предельно нахален, но когда обучал ее искусству верховой выездки, то становился деловит и собран и даже проявлял терпение, чем просто поражал Уитни.

Когда она научилась достаточно хорошо ездить шагом, он стал заставлять ее пускать животное рысью и галопом, по-прежнему удерживая Мерси за длинный повод. — Вы делаете поразительные успехи, — наконец сообщил Джереми. — У вас, должно быть, природные способности. Просто никто раньше не взял на себя труд отшлифовать их. Нет, все-таки признайтесь, что хоть чуть-чуть, но вам пришлось поучиться…

— Отец немного занимался со мной, — призналась Мередит, — правда, он не считался хорошим наездником. Кроме того, я была столь неуклюжа, что пришлось все забросить.

— Ну, значит, основы вам известны. Теперь нужна постоянная практика. Выезжайте каждый день. Я буду сопровождать вас на Акробате.

— Сопровождать меня?! — воскликнула Мередит. — Об этом не может быть и речи!

Джереми пожал плечами.

— Как знаете. Мне казалось, что вы так легко не отступитесь от начатого дела.

— А я и не отступаю: буду продолжать ездить верхом, но только без вас.

— А кто же станет следить за вашей осанкой? Вспомните, сколько раз мне приходилось напоминать вам ослабить поводья, выпрямиться или расслабиться… Если никто не будет исправлять ваши ошибки, то скоро вы вернетесь к тому, с чего начинали. Поскольку мне все равно нужно тренировать Акробата, совместные поездки кажутся мне вполне разумными. Скорее всего, мы станем выезжать на поляну, где я смогу скакать во весь опор. Мне ведь нужно готовить жеребца к скачкам для вашего отца.

— Отчима, — машинально поправила Мередит. Он бросил на нее любопытный взгляд, но промолчал. Наконец она выдохнула:

— Ладно… Я буду здесь в понедельник утром. Девлин помог ей спешиться, и в его глазах заплясали шаловливые искорки. — Ваша жертва в высшей степени благоразумна и благородна, — посмеиваясь, заверил он Уитни.

Уходя домой, Мередит поморщилась и подумала: «Этот человек совершенно несносен! И как только я могу выносить его присутствие в течение целого часа, да еще каждый день?»

ГЛАВА 7

Дэниэл собрал остатки соуса с тарелки кусочком хлеба, бросил его в рот и откинулся на спинку стула, громко вздохнув.

— Итак, девочка, — добродушно начал он, — я слышал, ты учишься ездить верхом…

— Да.

Мередит закончила завтрак в более элегантной манере. Ее нисколько не удивило, что отчим узнал о занятиях с Девлином. На «Мшистой заводи» не существовало почти ничего, о чем бы он не знал. С замиранием сердца она гадала, запретит ли мистер Харли брать с собой Джереми. Ему может не понравиться, что слуга будет подолгу отсутствовать в течение каждого дня, или Дэниэл побоится бегства Девлина на Акробате.

— Сегодня мы планируем начать выезжать в поле. Надеюсь, ты не возражаешь. Новый слуга сказал, что ему все равно нужно тренировать жеребца.

Отчим неожиданно улыбнулся, причем весело, почти загадочно.

— Разумеется, нет. Какие могут быть возражения? Это великолепная идея. Акробату нужна тренировка, если мы хотим, чтобы он выиграл скачки. Я так понимаю… тебе нравится этот парень? Ведь ты проводишь с ним каждый день столько времени.

— Вовсе нет, — чопорно ответила Уитни. Выражение лица отчима явно раздражало ее. Его улыбка подчеркивала темные круги под глазами, и неожиданно Мередит заметила, как устало он выглядит. Теперь, когда она подумала об этом, ей показалось, что Дэниэл находится в таком состоянии уже в течение длительного времени. Озабоченность Харли сдержала колкий ответ, уже готовый сорваться с ее губ.

— Дэниэл, с тобой все в порядке?

— Ну, конечно, — прогудел он. — А в чем дало?

— Да нет, просто… просто ты выглядишь немного усталым.

— Не обращай внимания. Сейчас пора сбора урожая, поэтому много хлопот.

Лидия вскинула голову, нахмурилась; казалось, она вот-вот заговорит. Но Чандлер сильно сжала губы и… промолчала.

— Ты должен больше отдыхать, — пожурила отчима Мередит. — Знаешь, я даже могла бы дать тебе одно лекарство…

— Нет!

Глаза Уитни вспыхнули от столь резкого тона разговора. Почему Дэниэл так упорно пытается уйти от этой темы? Его поведение насторожило ее.

— В чем дело? Если ты болен или плохо себя чувствуешь, то должен лечь в постель. Я постараюсь подобрать нужное снадобье. Только скажи, что у тебя болит.

Отчим резко поднялся.

— Ну, ладно! Хватит говорить о чепухе. Я абсолютно здоров!

Он насупился и резко вышел из комнаты.

— М-да! — воскликнула Уитни, изумленно поглядывая ему вслед, затем обернулась к Лидии. — Ты случайно не знаешь, что с ним?

— А разве ты не веришь Дэниэлу? Мередит пренебрежительно махнула рукой.

— Конечно, нет. Мужчины не терпят признаваться в собственных болезнях. По крайней мере, те, кого я хорошо знаю. Но я уверена: его что-то беспокоит. Даже когда мы ездили в Чарлстон, он выглядел бледным и изможденным.

В глазах Лидии блеснули слезинки, и она опустила голову, чтобы скрыть их.

— Не знаю. Может, он просто стареет? Мередит недоуменно взглянула на собеседницу.

— Нет, Лидия, я не согласна с таким предположением. Вдруг с ним что-то более серьезное. — В животе все сжалось от этой мысли; в сознании промелькнуло: «Дэниэл болен? Нет! Не может быть! Это же нелепо. Кроме того, он еще не так стар…

— Нет-нет, — успокаивающе пробормотала Чандлер. — Он бы обязательно сказал нам.

— Да, конечно, — с готовностью согласилась Уитни, с облегчением отметая все тревожные думы. — Наверняка Дэниэл обратился бы ко мне за помощью, будь все так плохо. Скорее всего, у него расстройство желудка или нечто подобное, о нем не хочется говорить вслух. — Она торопливо поднялась из-за стола. — Прости, я должна позаботиться об одном из больных рабов.

Мередит вышла в холл, где ее терпеливо ждала Бетси, нагруженная медицинской сумкой. Они прошли через лужайку к маленькой хижине, в которой жила Эм, портниха. Уже несколько дней женщина жаловалась на боли в животе. Вначале она «угостила» ее смесью коры иерусалимско дуба и меда, что прекрасно помогало от глистов. Когда же это не помогло, Мередит прибегла к винной настойке змеиного корня, но и она не сняла боли.

Однако этим утром Эм, кажется, стало намного лучше, и она даже улыбнулась Уитни, когда та вошла в лачугу.

«Это лишь доказывает, — с кислой улыбкой подумала Мередит, — иногда мои пациенты поправляются, несмотря на врачебные ухищрения. К несчастью, этого нельзя было сказать о другом больном, которого она видела сегодня утром. Маленький Джим, называемый так, чтобы не путать мальчика с его дядей, Большим Джимом, увядал от чахотки. Уитни кормила его черепашьим мясом, поила противоастматическими каплями из аптеки, но ничего не помогало. С каждым днем он становился слабее и слабее. Когда Мередит вошла в хижину, он сразу же с веселым видом начал с жаром рассказывать о своем прекрасном самочувствии, но сокрушительный приступ кашля прервал бодрый поток слов. Она, конечно, согласилась, что мальчик выглядит лучше, но внешняя сторона дела не подняла ее настроение. Уитни я раньше видела здоровый румянец на чахоточных щеках; обычно он сигнализировал об ухудшении состояния организма.

Мередит с облегчением ушла из душной лачуги, подальше от обманчивого оптимизма умирающего мальчика. Она поспешила через лужайку к кухне, где собрались дети рабов. Организовав и отправив их собирать лавровые ягоды, Уитни почувствовала какое-то душевное облегчение.

Вскоре после полудня Мередит появилась на конюшне. Джереми тут же натянул жесткие ботфорты и оседлал лошадей, а затем помог Уитни сесть в седло. К этому жесту мужской вежливости она уже начала привыкать и не могла оставаться равнодушной.

Девлин вскочил на горячего скакуна, и они тронулись по подъездной аллее. Время от времени Уитни поглядывала на своего спутника, восхищаясь, с какой легкостью он управляет лошадью. Со стороны казалось, это не составляет для него никакого труда.

— Где вы научились верховой езде? — поинтересовалась Мередит.

Он резко повернулся, бросив ошеломленный взгляд на нее.

— Какая учтивость!

Губы Уитни сжались от напряжения.

— Я вполне способна на нее, чего, по-видимому, нельзя сказать о вас.

Джереми усмехнулся.

— Если вы можете, то обещаю, что смогу и я. Заключим перемирие? Трудновато ездить вместе, перебрасываясь одними колкостями. Куда приятнее проводить время в дружеских беседах.

Мередит пожала плечами.

— Я никогда не ищу повода для ссоры.

Его ироническая улыбка отражала сильнейшее сомнение в ее словах, но он этого не сказал.

— Отвечая на ваш вопрос, хотелось бы… Впрочем… Я научился сему искусству у моего отца, который считался одним из лучших наездников Англии.

— В самом деле?

— Да. Почтенный Джереми Уэксхэм, признанный знаток лошадей и женщин, слишком любивший и тех и других. Единственное, что нравилось ему больше, так это бренди.

Мередит поразилась услышанному.

— Почтенный… Ваш отец принадлежал к знати?! Девлин ухмыльнулся.

— Не слишком-то вежливо так изумляться подобному открытию.

— Но вы… Вы же наемный работник! Зачем джентльмену…

— А, вот в этом-то все и дело. Как я уже уверял вашего отчима, меня нельзя считать истинным джентльменом. Сударыня, я ублюдок, что, без сомнения, вы давно смогли узнать. Однако ублюдок не только по характеру, но и по закону.

— О-о-о…

Мередит покраснела до корней волос и отвернулась, силясь изобразить холодное безразличие.

— Скажите, это хуже, чем предполагаемое вами, или лучше?

— Я… Я не… знаю. Это не объясняет причин, по которым вы здесь. Если отец любил вас в той мере, чтобы научить ездить верхом, значит, он, должно быть, признавал вас своим… сыном?

— Да, так оно и было. Он очень любил мою мать. Почему? Для этого нужно просто увидеть ее… Восхитительная, веселая, рыжеволосая ирландка, которая своим кокетливым очарованием могла вытянуть деньги из любого мужчины… Бриджит Девлин. Упокой, Господи, ее душу.

— Она умерла? — В душе Уитни шевельнулось сочувствие.

— Да, как многие из тех леди, которые торгуют своими телами, — одинокая, седеющая и стареющая, проклиная мужчин, которые довели ее до такого состояния, и меня вместе с ними, в компании своего единственного друга — бутылки виски.

— Мне… О… Я сожалею. Джереми покачал головой.

— Тут не о чем сожалеть. Такой конец ожидает всех тех, кто живет, цепляясь за краешек высшего света, кто ни рыба ни мясо. Благороднейшая кровь Англии течет в моих жилах, но меня не принимали в лучших светских салонах…

— Разве ваш отец не обеспечил вас?

— О, да. Я носил изысканнейшую одежду и посещал лучшие школы… был жемчужиной его сердца, впрочем, как и моя мать. Но он состоял в браке с «сухой палкой», которая родила ему двоих сыновей, таких же нудных и бесчувственных, очень похожих на нее. Они наследовали фамильное имя и получили все деньги, оставленные моим отцом. А я… Ну, я говорю, словно джентльмен, мои манеры, когда мне этого хочется, безупречны. Умею танцевать и идеально ухаживать за дамами… Короче говоря, я по всем внешним признакам джентльмен. Мною получено достаточно хорошее образование, чтобы стать прекрасным секретарем. Вполне возможно, я мог бы составить партию с дочкой торговца, захотевшего немного добавить благородной крови к своему толстому кошельку… Или вести приличную и трудолюбивую жизнь на содержании, которое давал мой дядя. Кстати, дядя, лорд Уэксхэм — глава семьи… Но я предпочитал существовать не по средствам и положению: скакал на лучших лошадях, заводил красивейших любовниц, играл и проигрывал… Иногда, при солидном выигрыше, одевался по последней моде. Словом, мне удавалось растранжиривать свои деньги в первые же дни каждого месяца, а потом приходилось изворачиваться, впутываясь в кое-какие э… сомнительные делишки. Например, за определенную сумму я проводил богатых фигляров через скрытые опасности высшего общества; учил колонистов говорить, как истинных англичан, и помогал англичанам бежать в колонии. В результате всего этого я стал позором для своего дяди, чего он, конечно, вынести не мог. В конце концов, меня уличили в связи с известным разбойником. Сие обещало перерасти в грандиознейший скандал. Поэтому милорд приказал стукнуть меня по голове, а когда я очнулся, то уже направлялся в колонию в качестве наемного слуги.

Мередит ошеломленно уставилась на него.

— Значит, вы не…

— Нет, сие занятие — не по моему выбору. При всем удовольствии от знакомства с вами, сударыня, не могу сказать, что чистка конюшни мне по вкусу. Ну, а моей одежде недостает некоторой элегантности, не так ли?

Она даже не знала, что и сказать. Поразительно, нет, просто немыслимо! Такой человек должен работать в конюшне! Хорошо образованный, незаконнорожденный сын благородного семейства, во всех отношениях подготовленный к жизни джентльмена, теперь унижен до положения чуть ли не раба! Это казалось совершенно несправедливым. Тем более, Девлин не подписывал контракт по доброй воле и не совершал никакого преступления. Его отправили сюда силой. Он не должен находиться здесь. И тем не менее он является наемным работником, а Дэниэл заплатил за его голову немалую сумму. Какое бы несчастье ни постигло Джереми, ее отчим не виноват в несправедливости. Нельзя ждать, что он станет расплачиваться за это и освободит Девлина от контракта, заключенного по воле его дядюшки.

Мередит украдкой взглянула на Девлина. Она ломала голову, стоит ли об этом рассказывать отчиму. Возможно, он захочет освободить Джереми. Но ее смущало одно обстоятельство: насколько правдив рассказ этого человека, который мог просто-напросто оказаться чудовищным лжецом, надеющимся завоевать сочувствие почти хозяйки всего имения. Джереми поймал взгляд Уитни и усмехнулся. — Не можете решить, верить мне или нет? Вы мудрая девушка. Только на сей раз я говорил истинную правду.

— Вы сказали об этом так, словно говорить без лжи — отклонение от нормы.

Девлин пожал плечами.

— Я никогда не считался образцом для подражания. — Ослепительная улыбка снова вспыхнула на его лице. — За исключением, разумеется, примера того, чего не следует делать.

«Сын явно унаследовал материнское очарование, — решила Мередит. — Кривоватая улыбка, пляшущие глаза, приглашающие разделить хорошее настроение, просто пленительны… Его место в гостиной, а не в конюшне. Как человек такого воспитания выносит нынешнюю жизнь?»

Уитни попыталась представить себе, как бы она сама реагировала, окажись оторванной от своей привычной жизни, брошенной на судно, пересекающее океан, чтобы в течение семи лет выполнять тяжелую нудную работу. Наконец-то Мередит поняла, что у Девлина на уме.

— Вы собираетесь бежать, ведь так? Глаза Джереми сузились.

— Почему вы так говорите?

— Это очевидно. Вы не сможете долго прожить у нас в качестве слуги.

— Гм… Сей материал, — признался он, указывая на рубашку, — в самом деле царапает мне кожу. Если мне придется провести в такой одежке все семь лет, моя благородная плоть будет растерта в кровь. Пожалуй, мне следует подумать над вашим предложением.

— Но это не является таковым.

— Ваш отец просил меня немного повременить. У него в отношении меня «великие планы».

— Что-что? — насторожилась Мередит. — Честно говоря, даже сам не знаю… Ведь это планы мистера Харли, а не мои. Однако, как он подчеркивал, не будучи знакомым с местностью, я, скорее всего, очень скоро окажусь в кандалах. А мне что-то не хочется подставлять спину вашему очаровательному надсмотрщику.

Уитни промолчала. Конечно, ему лучше подождать, но рано или поздно Джереми все равно убежит. Самое логичное — ускакать на Акробате, когда они вот так однажды выедут на прогулку. Интересно, покинет ли он плантацию просто так, зная, что она вернется в дом и поднимет тревогу, или ударит по голове и привяжет к дереву, чтобы ничего подобного не случилось? В конце концов, Уитни решила, что ездить с Девлином не вполне безопасно. Но не сейчас. По крайней мере, еще некоторое время она может находиться рядом с ним без всякого риска. Мередит даже не стала углубляться в причины, по которым хотела продолжать эти прогулки верхом.

После этого столь откровенного разговора они выезжали за пределы усадьба почти каждый день, и Уитни возвращалась с прогулок румяная и смеющаяся. Дэниэл, видя ее счастливое лицо, улыбался про себя.

Во время этих «выходов на природу» Мередит и Джереми почти постоянно беседовали. Он старался исправлять ее ошибки в области искусства верховой езды и потчевал историями о своей прежней жизни в Лондоне, пересказывая последние сплетни о признанных светских красавицах и открывая тайные пороки знати. Уитни, в свою очередь, рассказывала о колонии, в которой он теперь жил, объясняла, как выращивается рис и индиго. Он глубокомысленно кивал, иногда задавал вопросы, а порой позволял говорить, не прерываясь.

— Вы слушаете меня? — подозрительно поинтересовалась Мередит во время одной такой затянувшейся паузы.

Он улыбнулся.

— Конечно. Вы рассказывали о том, как собирать листья индиго, чтобы не повредить фиолетовый налет на них. После этого они кипятятся в больших чанах, затем вынимаются, а оставшаяся жидкость выпаривается до образования порошка. Вот вам и синяя краска…

— Иногда ваши глаза выглядят такими отчужденными, что мне начинает казаться, вы не слушаете и витаете где-то в облаках.

— Нет, нет… В такие мгновения я просто думаю о вас.

— Обо мне? — Она удивленно уставилась на него.

— Да. Это так странно?

— Но… почему?

— Вы любите своего кузена? Слуги болтают, вы выходите за него.

— Сие вас не касается, — высокомерно отрезала Уитни.

— О, прошу прощения, мы снова становимся неприступной госпожой?

Она гневно взглянула на Девлина.

— Ничего подобного. Вы стараетесь исказить все, о чем бы я ни говорила. Но вот кого я действительно люблю — не касается никого, кроме меня самой.

— И возможно, мужчины? Уитни не соизволила ответить.

Они остановились на широком лугу, и Джереми первым спрыгнул на землю, чтобы помочь спешиться Мередит. Это было место их обычной стоянки во время выездов из дому. Здесь Девлин мог гарцевать на Акробате, опробуя скакуна на различных скоростях, а Уитни садилась на ствол поваленного дерева и наблюдала за ним. С каждым днем лошадь и всадник все больше сливались друг с другом, напоминая единое существо типа мифического кентавра. Мередит начала подозревать, что Джереми сможет действительно выиграть приз на скачках — если, конечно, его допустят к участию в них.

Сегодня, после того, как Девлин поставил ее на землю, а его руки отпустили ее талию, он не шелохнулся. Уитни вопросительно подняла голову. От выражения, которое она заметила в глазах своего спутника, у нее едва не перехватило дыхание. Мередит точно не знала, что сие значит, но ее словно жаром опалило. Джереми взял руку Уитни.

— Надеюсь, вы не любите своего кузена.

Его голос звучал низко и хрипло, а от тона прозвучавшей фразы у нее по спине побежали мурашки. Мередит знала: ей нужно отдернуть руку. В конце концов, какого бы благородного происхождения ни был отец Девлина, он все еще слуга. Негоже девушке ее положения держаться за руки с конюхом. Однако пальцы отвергли послание мозга и остались, подрагивая, в огромной мужской ладони. Джереми медленно снял с ее длинной изящной длани перчатку и обнажил ладонь. Его кожа при соприкосновении оказалась горячей и твердой от многочисленных мозолей. Уитни засомневалась, что эти аристократические руки держали когда-либо — до «Мшистой заводи» — раньше поводья без замшевых перчаток или махали лопатой. Когда-то они явно выглядели идеально гладкими. Он поднес ее ладонь ко рту и приложился к ней губами, словно приветствуя. Резкий контраст между загрубевшей кожей его рук и бархатистостью губ вызвал в Мередит долгий и глубокий трепет. — Джереми! Что вы делаете? Прекратите сейчас же.

Он усмехнулся.

— Вашему голосу недостает убежденности.

— Вы застали меня врасплох — вот и все. Его бровь недоверчиво изогнулась. Девлин уронил перчатку на землю и обхватил лицо Уитни обеими руками, удерживая ее голову приподнятой и заставляя посмотреть на него. Долгое мгновение Джереми глядел в ее зеленовато-карие глаза, а потом его лицо помрачнело, голова опустилась… Мередит закрыла глаза и попыталась вырваться, но он крепко держал ее. Губы Девлина нежно прижались к устам Уитни, медленно пробуя их на вкус, словно впереди у них — целая вечность.

Мередит силилась оставаться холодной, но не смогла. Напротив, она поймала себя на мысли, что наконец-то испытала настоящий мужской поцелуй. Это неплохо. Совсем неплохо. Только странно быть так близко к Девлину, чувствовать жар, исходящий от его кожи. Потом характер поцелуя изменился, но это тоже не показалось неприятным. Его рот требовательно прижался к ее устам, и губы Уитни раскрылись, хотя она даже не понимала, зачем. Его язык прокрался к ней в рот. Это удивило Мередит, и она застыла, пораженная новыми ощущениями. Все выглядело как-то странно, пугающе и… волнующе. Какой горячий у него рот, какой влажный и требовательный? Руки Джереми скользнули вниз по ее плечам и обхватили в кольцо, прижимая к своему мускулистому телу. Она обрадовалась, что на ней плотный жакет, иначе бы Девлин непременно почувствовал, как затвердели ее соски. Его блуждающий язык начал выстреливать горячие искры, которые прожигали насквозь все тело Уитни; в низу живота что-то таяло, словно воск. Она обмякла в его объятиях и схватилась за мужскую рубашку, чтобы не упасть на землю.

Когда Девлин, в конце концов, отпустил Мередит, она с трудом открыла сияющие глаза. Ее губы были влажными и полураскрытыми. Сердце колотилось в груди, кровь бурлящим потоком бежала по венам. Уитни не знала, что делать или сказать в данный момент.

Джереми молча отступил от нее, слегка покраснев. Его пальцы сжались в кулаки.

— Проклятие! — голос звучал хрипло и неровно. — Я обещал себе только один поцелуй… Вы же делаете это невозможным.

Девлин резко развернулся и вскочил на Акробата, который нервно заплясал от его внезапного и нетерпеливого движения. Лошадь и всадник рванулись вперед, пересекая луг.

Мередит опустилась на ствол упавшего дерева, радуясь его существованию, потому что ноги отказывались держать обессилевшее тело. Никто раньше не целовал ее, даже Гален. Она и понятия не имела, каково оно, сие ощущение, не знала, что все в ней будет трепетать, а губы томиться по еще одному поцелую. Уитни поднесла пальцы к устам, словно его прикосновение изменило их. Почему Девлин так поступил? Неужели он действительно хотел поцеловать ее? Неужели ему было приятно? Но почему? Она же неуклюжая дурнушка, а Джереми, должно быть, знавал в Лондоне красивейших женщин, лучших куртизанок, прекраснейших благородных дам… И все-таки он поцеловал ее и утверждал, что не мог остановиться. Неужели это правда?

Ошеломленная, Уитни сидела до тех пор, пока Девлин не подъехал к ней на взмокшей от интенсивной нагрузки лошади. К этому времени она уже обрела некоторое внешнее спокойствие. Мередит подняла перчатку с земли и надела на руку.

Джереми ничего не говорил о поцелуе, она тоже решила промолчать. Он спешился и помог сесть на Мерси, затем снова вскочил в седло, и они поехали обратно, к дому.

По дороге возник сам собой обычный разговор. Девлин поинтересовался, как дробится рис, а Мередит, радуясь безопасной теме, подробно объяснила ход этого процесса. Когда они добрались до конюшни, он вежливо помог ей спуститься на землю.

— Завтра? — спросил Джереми, и хотя слова оказались обычными, в его глазах плескался океан обещаний чего-то неизведанного.

— Да.

Она опустила голову и заторопилась к крыльцу. Поднявшись по ступенькам, Уитни остановилась и оглянулась: Девлин шел к конюшне, ведя в поводу обеих лошадей.

День клонился к вечеру, и низкое солнце играло на его светлых волосах, делая их бледными, почти белыми. Грубая, плохо сидящая одежда смотрелась на нем неуместно, равно как и тяжелые сапоги. Такой наездник, как он, должен носить лучшие ботфорты, чтобы они ровно облегали ноги, позволяя чувствовать лошадь и стремя.

Внезапно Мередит словно осенило: «Господи! На чердаке же полно одежды! Мама в свое время сложила там все отцовские вещи после его смерти. Они, конечно, уже вышли из моды, но, по крайней мере, пошиты из более мягкой ткани, да и скроены по фигуре. Хотя отец и не был таким крупным, как Джереми, он обладал хорошим ростом, а бриджи всегда носил немного свободные… Она взглянула на часы. Еще только пять. До ужина еще далеко. Уитни подобрала юбки и поднялась по лестнице, по дороге повстречав Лидию. Она лучезарно улыбнулась женщине.

— Я искала тебя, — заговорила миссис Чандлер.

— Надеюсь, ничего срочного? Я собиралась на чердак, чтобы покопаться в старой одежде.

Это показалось Лидии странным занятием, но она ничего не сказала.

— Нет, просто мне одиноко, и я подумала, что мы могли бы немного поболтать. Что ж, перенесем сие на другое время.

— Ты уверена?

— Конечно.

Лидия пошла вниз, а Уитни поспешила к крутой узкой лестнице, ведущей на чердак. Миссис Чандлер, по правде сказать, испытывала не столько одиночество, сколько искушение. Она бездельничала в гостиной наверху, изнывая от скуки, глядела в окно и заметила, как Мередит и Девлин въехали во двор. Он смеялся над какой-то остротой Уитни, и его губы приоткрывали белые ровные зубы, а золотые волосы развевались по ветру, искрясь на солнце. Спазм первобытного желания, словно острое копье, пронзил низ живота Лидии. Она любила Дэниэла и оставалась верна ему с момента их встречи, но этот мужчина, вернее, его образ, тревожил и преследовал ее уже в течение долгого времени. Девлин снился ей по ночам, и она пробуждалась, опустошенная, все еще ощущая себя в сильных объятиях Джереми. Лидия терзалась муками совести: она не могла изменить Дэниэлу. Кроме того, миссис Чандлер надеялась, что Мередит увлечется этим человеком. И все-таки… Она бы предала обоих любимых ею людей, лишь бы удовлетворить свое страстное желание.

Лидия до сих пор испытывала огромное чувство благодарности к Дэниэлу за то, что он вытащил ее из той труппы актеров-неудачников и посетил в уютном доме, обеспечив прекрасными нарядами и значительным денежным содержанием. Она мысленно благодарила Мередит; ведь она приняла ее, а не отвернулась с холодной надменностью, как бы поступили многие так называемые леди. Лидия искренне надеялась, что Уитни найдет свое счастье, и подозревала — наемный работник наверняка может дать ей его. Но, несмотря на свою решимость не причинять боли ни Дэниэлу, ни Мередит, только увидев Девлина сегодня, она оказалась не в силах подавить приступ желания. Чандлер стала спускаться вниз, чтобы пообщаться с Уитни, надеясь заглушить свои чувства, но та явно увлеклась каким-то сугубо своим делом.

Лидия вышла через широкий коридор на задний двор. Последнюю неделю стало немного прохладнее, хотя ее английская кровь до сих пор никак не могла привыкнуть к чрезмерно теплым зимам Каролины.

Она посмотрела в сторону конюшни. Возможно, если пройти туда просто поговорить, то не случится ничего из ряда вон выходящего. В конце концов, Девлин — англичанин, а Лидия так давно не общалась с кем-то, кто недавно побывал на родине. Он мог бы рассказать ей о событиях в Лондоне, модах, последних пьесах. Миссис Чандлер напрочь игнорировала тот факт, что наемный слуга едва ли будет знать что-либо о подобных вещах. Раскачивая кринолином, она направилась через двор.

В конюшне стоял полумрак, и некоторое время Лидия не видела почти ничего, кроме неясных теней. Когда ее глаза, наконец, привыкли к скудному освещению, она заметила Джереми; он сидел на ящике и стягивал с ног сапоги.

Девлин поднял голову и встал, удивленный ее визитом. — Миссис Чандлер?

Его голос звучал изысканно и четко, как у англичан-актеров и джентльменов-поклонников, которые устремлялись за кулисы, чтобы выразить ей свое восхищение. Волна ностальгии захлестнула ее душу.

— Привет. Я… Я надеюсь, вы простите мне мое внезапное вторжение.

— Ваше присутствие не нуждается в извинениях. Оно слишком приятно.

Она улыбнулась.

— Спасибо. Я пришла расспросить вас о… Лондоне. Мне бы так хотелось хоть что-то услышать о нем.

Лидия подошла немного ближе, приподняв юбки, чтобы не испачкать их. Джереми поспешил остановить ее.

— Нет, нет… Вы не должны ходить по этому полу. Он слишком грязный для вашего наряда. Давайте пойдем куда-нибудь в другое место.

Он быстро оглянулся, чтобы убедиться, что Сэм не наблюдает за ним, затем взял Лидию за руку и повел по узкой деревянной лестнице в свою комнатушку наверху.

Это была голая, чисто спартанская спаленка с деревянной кроватью, покрытой лоскутным одеялом; здесь же имелись маленький комод и табурет. Удобно присесть невозможно, и поэтому оба остались неловко стоять посреди комнаты.

Осмотревшись, Лидия подошла к крошечному открытому окошку и выглянула в него, бросив взгляд на поля, а затем повернула к Джереми. На ее лице явно читался откровенный призыв. Его глаза расширились, вздох застрял в горле. Она хотела, чтобы Девлин занялся с ней любовью. Джереми стиснул руки за спиной, впервые не зная, как поступить при данных обстоятельствах. Сегодня, когда он поцеловал Мередит, кровь неожиданно вскипела в нем от желания. Один лишь поцелуй завел его, зажег огонь в паху, который даже неистовая скачка на Акробате не смогла до конца погасить. Девлин и подумать не мог, что эта высокая сухопарая женщина сможет так возбудить. Он, который испытал на себе мастерство искуснейших лондонских шлюх, вожделенно дрожал от поцелуя неуклюжей деревенской девчонки.

Однако Джереми понимал, что Мередит торопить нельзя. Он хотел, чтобы Уитни пришла к нему сама. Лишь полная ее капитуляция удовлетворит потребность Девлина и докажет его мужское превосходство. Кроме того, он сможет отыграться за то унижение, которому подвергли гордую натуру Джереми.

Поэтому Джереми отошел, выжидая, позволив Мередит размышлять о поцелуе и помнить о происшедшем. Но отступление оставило Девлина с болью неутоленной страсти. И вот теперь перед ним женщина, молящая облегчить это бурлящее и обжигающее желание… Почему в душе возникают какие-то сомнения и колебания?

Лидия нагнулась поближе к Джереми, по-прежнему не произнося ни слова и не сводя с него глаз. Девлин застыл, пригвожденный к месту, дрожа от напряжения. Он не должен. Это может разрушить его далеко идущие планы насчет Мередит. Если сейчас что-то случится… Нет, все быстро дойдет до Уитни. Тогда Мередит откажется от его ухаживаний.

Миссис Чандлер протянула руку, кончиками пальцев едва касаясь плеча Девлина, и дрожь прокатилась по его телу. Боже, как давно ему не приводилось бывать с женщиной, а после сегодняшнего поцелуя, в паху все горело. Она красива, желанна, губы мягкие, полураскрытые, тянущиеся к нему…

Джереми наклонился и схватил Лидию, сдавив ее уста своими. Она тихо застонала и потерлась всем телом об него, возбуждая его еще больше. Девлин опустился на узкую кровать и потянул ее за собой. Сбросив верх платья, он обхватил ладонью грудь Лидии и страстно поцеловал. Никто из них не слышал, как позади скрипнула дверь.

Мередит вышла из дома, гордо неся перед собой сложенные стопкой отцовские бриджи и рубашки. Она тихонько появилась в конюшне, надеясь поговорить с Джереми, не потревожив Сэма. Не найдя его около стойл, Уитни взглянула на лестницу, ведущую на чердак. Девлин как-то упомянул, что спит над лошадьми. Может, он в своей комнате? Она поднялась по узкой лесенке и на цыпочках прошла по грубо сделанному настилу. Ей очень не хотелось, чтобы кто-то узнал о посещении слуги. Ведь как-никак Мередит — хозяйка имения.

Уитни взялась за ручку двери и заглянула в комнатушку. Кровь отхлынула от ее лица, она едва сдержала крик. Мередит так сильно прикусила губу, что почувствовала вкус собственной крови. Джереми и Лидия лежали на кровати, непрерывно целовались, и одна из его ладоней накрывала обнаженную грудь женщины.

Уитни отвернулась, почувствовав тошноту и злость. Он занимался любовью с Лидией после поцелуя с ней! Какой же дурой она была! Девлин же дразнил ее, играл, как кошка с пойманной мышью. Мередит почувствовала его интерес к миссис Чандлер еще в тот день, когда они познакомились. А Лидия!.. Лидия, которой они с Дэниэлом доверяли! Она наставляет отчиму рога с любовником-слугой…

Уитни стало противно при мысли, что она вела себя точно так же, как и Лидия, упав в объятия конюха, нет, не конюха, а ублюдка. Это же надо — трепетать от желания и хотеть продолжения поцелуя! Ждать наступления завтрашнего дня?!

Как глупо и наивно поступила Мередит, подумав, что Девлин жаждет ее. Теперь ясно — поцелуй являлся чистейшей воды притворством. Он забавлялся за ее счет или надеялся как-то использовать положение хозяйки дома. Скорее всего, Джереми надеялся на помощь Уитни при осуществлении побега. Господи! А она-то слепо поверила обещанию его губ, потому что ей этого хотелось… Самое отвратительное — Мередит настолько поддалась собственному животному желанию, что не увидела очевидной логики ситуации. Она вела себя глупо, вульгарно, как последняя проститутка.

Ничего не видя перед собой, Уитни прибежала в дом и прямиком отправилась в свою комнату. Прошло несколько минут, прежде чем она успокоилась и смогла говорить.

Наконец Мередит позвонила служанке. Когда Бетси пришла, она передала ей одежду, которую носила Девлину.

— Вот, возьми… Примерно через час отнеси это на конюшню и отдай новому слуге.

— Слушаюсь, мэм.

Скрип каблуков Мередит на лестнице прорезался сквозь туман похоти. Джереми вспомнил об открытой двери. «Черт возьми! Кто-нибудь может подняться наверх и увидеть нас?» — мелькнуло в его голове. Эта мысль сразу же ослабила страсть. Девлин подумал об Уитни и их поцелуе, неожиданно осознав, что она подстегивала его желание куда больше, чем искусные ласки Лидии. Это окончательно охладило похоть. Джереми отстранился.

— Дверь, — пояснил он и пошел, чтобы закрыть ее, предварительно выглянув и убедившись, что никто не подслушивает. Затем Девлин обернулся и посмотрел на Лидию.

Волосы женщины разметались, лицо пылало от страсти, грудь обнажена… Это должно бы быть соблазнительным зрелищем, но оно почему-то не трогало Джереми. Правда заключалась в том, что вместо того, чтобы разогреть его сексуальное возбуждение, любовная игра охладила пыл.

Лидия села, натягивая платье на грудь. На нее тоже их поцелуи, похоже, оказали обратное действие.

— О, Боже? Что я делаю?! Безумие! Нас же могли увидеть!

— Скорее всего, да, — уклончиво отозвался Девлин.

— Дэниэл бы не стал возражать. — Лично Джереми очень сомневался в этом, но ничего не сказал. — Но я не могу так поступить с ним… Не хочу, чтобы все слуги смеялись за его спиной.

Она некоторое время сидела неподвижно, непонимающе уставившись в стену убогой комнатушки. Наконец тихим голосом Лидия произнесла:

— Это действительно дурно. Дэниэл очень добр ко мне… Я должна идти. — Девлин промолчал. Он прекрасно знал, что если сейчас обнимет ее, то она снова растает. Джереми мог ласками и поцелуями заглушить все сомнения Лидии. Но он не стал делать этого. Тем более, желание медленно спадало.

Когда Девлин не предпринял попытки подойти к ней, миссис Чандлер поднялась и сдавленно попрощалась. Она выскользнула из комнаты и спустилась по выбитым ступенькам.

Джереми упал на кровать, закрыв глаза рукой. Он никак не мог поверить, что не воспользовался представившимся шансом. Почему? Потому что хотел девушку, от остроумного разговора с которой начал получать удовольствие? Но ведь и лицо, и тело Мередит тоже, по идее, должны волновать его.

Девлин усмехнулся и сам себя ехидно спросил: «Что же это со мной происходит, черт побери?!»

ГЛАВА 8

Мередит не приходила в конюшню в течение долгого времени.

Джереми, ожидавший ее на следующий день, напрасно расхаживал у входа. Вначале он забеспокоился, что что-то случилось, потом разозлился. Его возмутило поведение Уитни, расцененное им, как нечто вызывающее и унижающее его достоинство.

По прошествии трех дней Девлин пришел в ярость из-за отсутствия Уитни, из-за беспокойства, нарастающего в нем, из-за непреодолимого желания, не погасшего в нем.

Выскользнув из конюшни, он бродил по двору и саду вокруг дома, надеясь хоть краешком глаза увидеть Мередит, но пришлось уйти ни с чем. Джереми исподволь пытался расспросить других слуг, которые толком ничего не могли сказать, кроме того, что в большом доме все в порядке.

Что же случилось с Мередит? Почему она не приходит? Ей изменило хладнокровие? Или рассудительность заставила сожалеть о том единственном поцелуе? Возможно, ей нравится дразнить мужчину, находящегося в ее власти. Мередит позволила вкусить мед ее губ, а теперь держит на расстоянии, усиливая и без того разыгравшийся сексуальный голод… Это очень хорошо вписывалось в образ женщины, созданный воображением Девлина, образ извращенки, получающей удовольствие от созерцания страданий людей во время торговли на аукционе. Да, да. Уитни ведь могла солгать, сказав, что на рабском рынке она оказалась из-за надоедливой кузины Фебы. Мередит могла притворяться, когда Джереми целовал ее.

Когда мысли Девлина поворачивали в этом направлении, он просто ненавидел Уитни. И тем не менее, Джереми знал, что должен обладать ею.

В конце концов, однажды незаметно наблюдая за домом, он увидел, как Дэниэл с Мередит вышли на крыльцо особняка. Быстро отшвырнув грабли, которыми для вида орудовал во дворе конюшни, Девлин зашагал к зданию.

— Добрый день, мистер Харли.

Он слегка поклонился, как подобает слуге, не обнаруживая и признаков гнева.

— А, Джереми… Как поживает моя лошадь? Существовало только одно-единственное животное, волновавшее Дэниэла.

— Акробат в полном порядке, сэр. Он самый быстрый конь, на котором мне приходилось выезжать.

Мередит вначале побледнела, потом покраснела, увидев Девлина, и убежала бы в дом, если бы отчим не загораживал ей дорогу. Она не могла уйти, не отодвинув Дэниэла в сторону, а тот мог посчитать такой шаг более чем странным. Харли не должен даже подозревать, свидетелем какой сцены оказалась Уитни. Когда Джереми поклонился ей, она выдавила в ответ что-то невразумительное и холодно кивнула. Но Девлин не собирался отпустить ее вот так запросто.

— Прошло несколько дней со времени нашего последнего урока, мисс Мередит… Вы болели? — Нет.

Дэниэл повернулся к ней.

— Ты бросила заниматься верховой ездой? Что ж, не могу винить тебя. Я всегда считал это чертовски трудным делом.

Уитни сжала губы. Пусть Дэниэл думает что хочет, хотя ужасно неприятно выставлять себя трусихой или неспособной ученицей. Однако Джереми не успокоился на этом.

— О нет, сэр. У нее все прекрасно получается. Я доволен успехами мисс Мередит. — Он простодушно повернулся к Уитни, словно не догадываясь, что загоняет ее в угол. — Но вам нужно продолжать заниматься, мисс, иначе быстро потеряете навыки.

— Святые угодники, Мередит, так почему же ты не ездишь? — удивился отчим.

— Сейчас слишком много работы. Пора изготавливать свечи, поскольку дети уже собрали все лавровые ягоды. Кроме того, приближается убой свиней и осенняя уборка.

— Думаешь, без тебя не справятся? Все, что тебе нужно, так это руководить работами, ты же знаешь… Неужели ты собственноручно собираешься лепить свечи или убирать урожай? Дай Далей и другим указания, да и поезжай на пару часов. Вообще-то, полезно отвлекаться от домашних забот, по себе сужу.

— Нет, я не думаю, что это хорошая идея. Я… Мне… Мне сие не доставляет удовольствия

— Глупости! Не в твоем духе отступать.

— Я не отступаю! — горячо возразила Уитня.

— Тогда почему упираешься? Разве тебе не хочется произвести впечатления на своих гостей?

— Мое искусство верховой езды все равно не произведет впечатление на Галена.

Дэниэл пожал плечами. — В округе есть и другие парни. Да тут кругом одни лошадники! Представляю, как чертовски привлекательно выглядишь ты в седле.

— Это действительно так, сэр, — не преминул вставить Девлин.

Мередит метнула на него испепеляющий взгляд. Она ни на секунду не поверила его услужливости. Джереми точно знал, что делал. Он понимал — Уитни пытается избежать встречи с ним, но Девлин поставил ее в безвыходное положение. Теперь Мередит просто не могла отказаться от продолжения занятий. Не станет же она объяснять Дэниэлу, почему предпочитает больше не быть в компании Джереми. Уитни холодно уступила:

— Ладно… Встретимся завтра утром… во дворе конюшни.

— Вот и хорошо! — пробасил мистер Харли. — Смотри же, обязательно поезжай. За ужином все расскажешь…

Дэниэл повернулся и вошел в дом. Мередит резко развернулась на каблуках и ушла, даже не взглянув на Джереми.

Девлин отправился к конюшне, пряча едва заметную улыбку. Приятно все-таки взять верх над Уитни, но он по-прежнему не понимал, почему у нее появилось такое отвращение к верховой езде. Что ж, завтра, когда они окажутся одни, все выяснится.

Внутренности Мередит сжимались от страха при облачении в костюм для верховой езды. Непрерывная болтовня Бетси о Небе, которого Уитни назначила на работы в саду до полного восстановления сил после болезни, ничуть не расслабила ее натянутые нервы. В какое-то мгновение она чуть не крикнула служанке замолчать, но кое-как сдержалась. Бетси не виновата в ее вздернутом состоянии. Просто Мередит ужасала мысль об обществе этого несносного Джереми. Ее от него тошнит. Он отвратительный, гнусный. Он… Он…

С напускным хладнокровием она направилась к конюшне, твердо решив не дать Девлину заметить, какое воздействие на нее оказывает его присутствие. Что бы там ни было, Уитни ни за что не откроет причину прекращения занятий верховой ездой. Она просто не вынесет разговора на эту тему; ей противно даже думать об этом, хотя и трудно сдержать свои мысли. Когда Мередит вспоминала большую смуглую ладонь на груди Лидии, его рот, слившийся с ее губами, она чувствовала себя совершенно больной. Как это мерзко, отвратительно — животная похоть без намека на высокие чувства, которые Уитни так лелеяла.

Джереми вышел, чтобы поздороваться с ней. На его лице играла знакомая кривая усмешка, выглядевшая просто потрясающей, и Мередит знала, что он прекрасно понимает это. Для него происходящее — просто игра, а женщина — игрушка в умелых руках. Девлину наплевать на честь, на доверие или верность. Например, Дэниэл… Он так хорошо относится к этому негодяю, а тот отплатил ему подлостью.

Мередит посмотрела на Джереми без малейшего намека на улыбку. Он нахмурился и резко бросил:

— Я оседлаю лошадей.

Вернувшись, он молча помог ей сесть в седло, при этом его лицо сохраняло ту же угрюмость, что была на лице Уитни.

Они поскакали со двора к насыпной дорожке и вскоре пустили лошадей в галоп. Мередит даже изумилась, как быстро бешеная скачка успокаивает нервы. Злость и разочарование улетали прочь, когда она пригибалась к лошадиной шее и шпог рами заставляла Мерси нестись вперед. Неожиданно Уитни поняла, что стала намного лучше держаться в седле, как Джереми и говорил Дэниэлу. Еще несколько недель назад она бы беспомощно льнула к гриве скакуна, вздумай ее иноходец понестись, как сегодня. Теперь Мередит понимала, что значит сливаться с лошадью и сохранять контроль с помощью поводьев.

Они ворвались на поляну и позволили животным походить бесцельно в течение нескольких минут, чтобы они успокоились, Девлин спешился и подошел к ней. Уитни едва взглянула на него. — У меня нет желания спускаться на землю. Пожалуйста, заканчивайте свои упражнения побыстрее и отправимся обратно,

Джереми вскинул голову.

— Что с вами, черт побори? Слезайте с лошади.

— Нет!

Все тревоги, раздражение и неудовлетворенная страсть последних дней прорвались наружу. Девлин схватил ее за талию и вытащил из седла, но не поставил ее на землю, как обычно, а притянул ближе и дал соскользнуть на траву, так что тела их тесно соприкоснулись. Когда Мередит почувствовала под ногами твердую почву, он зажал ее лицо между ладонями и с ожесточением поцеловал. Губы Джереми впились в ее уста, заставляя рот раскрыться и принять его язык. В ярости Уитни уперлась ему в грудь руками и оттолкнулась изо всех сил. Она застала Девлина врасплох, и он слегка откачнулся назад, выпустив ее из своих крепких объятий. Мередит ударила Джереми по лицу.

— Как ты посмел?! Ты… — она запнулась от ярости, не в состоянии собраться с мыслями. Ноздри Девлина раздулись, а в глазах вспыхнули яркие искры гнева.

— Сука, — почти бесстрастно процедил он, скривив рот в ухмылке. Она столько дней мучила его, возбуждала, а потом отстранилась. Джереми старался быть с нею мягким, неторопливым и терпеливым, чтобы не напугать. Он даже отказался от тела рыжеволосой. И она так отплатила!

— Подлая шлюха!

Девлин схватил Мередит за плечи и рванул на себя, захватив в плен своих железных мускулов. И снова он поцеловал ее, заставляя принять его язык. Вначале поцелуй был резким и злым, более требованием, чем выражением чувств, но от ощущения мягких губ Уитни недолго оставался таким. Уста Джеремя смягчились, когда он вкусил сладость ее рта. Он исследовал Мередит языком, губами и зубами до тех пор, пока она со стоном не ответила на сей призыв и ее руки не поднялись, обвивая его шею. Язык Уитни встретился с языком Джереми, неуверенно скользнув к нему в рот.

Джереми задрожал, отброшенный в царство запредельного разума, не осознавая ничего, кроме наивысшего наслаждения, вернее, его объекта, бившегося в кольце его рук. Он покрывал неистовыми поцелуями лицо Мередит, пробовал мягкую плоть нежного горла, покусывал чувствительные мочки ушей. Уитни извивалась в его руках, не в силах вобрать в себя то множество сладчайших ощущений, которыми Джереми награждал ее. Его ладони поднялись, нечаянно сбросив с нее шляпку, и пальцы Девлина погрузились в волосы Мередит. Она почувствовала прикосновение его рук кожей головы и одновременно — болезненное покалывание деревянных шпилек, высыпающихся из прически. Одна ладонь Джереми двинулась вниз, скользя вдоль гладкой колонны шеи, стягивая кружева у горла и открывая рубашку. Жесткий жилет препятствовал дальнейшему продвижению, и Девлин принялся расстегивать пуговицы, продолжая покрывать ее губы и шею страстными поцелуями. Уитни таяла, удерживаясь на ногах лишь благодаря твердой опоре его рук. Она запрокинула голову и подставляла шею губам Джереми. Она находилась почти в полуобмороке, совершенно не сознавая, где находится и кто такой этот мужчина, держащий ее в объятиях. Мередит лишь знала, что безумно желает, чтобы он прикасался к ней.

Когда Девлин расстегнул жилет, его рука скользнула под ворот рубашки, лаская кремовые вершины грудей. Он стащил сорочку с плеча, рывком распахнув верх одежды. Оборка нижнего наряда поддерживала грудь, словно обрамляя округлые полушария. Розовато-коричневые соски дерзко выступали вперед, твердые и припухшие от возбуждения. Джереми залюбовался обнаженным телом, смакуя ее красоту и очарование, прежде чем опустить голову и зарыться губами в этой трепещущей мягкости. Мередит застонала и стиснула прядь его волос, когда шершавый язык обвел вершину груди, лаская ее до тех пор, пока ей не показалось, что она вот-вот умрет от блаженства. Рот Девлина оказался нежен, непослушные пряди золотых волос щекотали кожу, его горячее тяжелое дыхание обжигало ее грудь.

Вдруг другая картина промелькнула в сознании Мередит, промелькнула и тут же исчезла, но этого оказалось достаточно, чтобы вырвать ее из паутины страсти. Она вспомнила Лидию и Джереми, лежащих на кровати, его рот, ласкающий грудь Лидии… Эта сцена подействовала на нее, словно ушат холодной воды, выплеснутой прямо в лицо. Девлин соблазняет ее, как соблазнял Чандлер, делает с ней то же, что делал с любовницей Дэниэла. Сначала Лидия, теперь — хозяйка всей плантации. Он же использует ее, унижает, а она помогает осуществлению подлых планов Джереми, помогает с пугающей ее саму готовностью. Как можно поддаваться на его любовные уловки?!

Мередит уперлась ладонями в плечи Джереми и изо всех сил оттолкнула. Ярость и стыд поглотили ее полностью, вытеснив страсть, сохраняя напряженность и неистовство. Толчок Уитни оказался таким резким и неожиданным, что Девлин отлетел назад. Каблук его ботфорта зацепился за бревно, на котором обычно сидела Мередит, он споткнулся и упал на землю, непонимающе уставившись на нее. Тело Джереми пульсировало от желания, не в состоянии приспособиться к внезапной смене обстоятельств.

— Ты свинья! — обрушилась Уитни на него, задыхаясь от ярости и гнева: он унизил ее несказанно, превратив тело в предателя, отвечавшего на мужские ласки, несмотря на то, что она не хотела этого. — Я ненавижу тебя! Ненавижу!

Мередит бросилась к лошади, натягивая рубашку и блузку, чтобы прикрыть обнаженную грудь. Подгоняемая слепой яростью, она сумела взобраться в седло без посторонней помощи и вонзила каблуки в бока скакуна. Мерси сорвалась с места и понеслась во весь опор.

Джереми с секунду оторопело смотрел вслед, потом рванулся к своей лошади и взлетел на ее спину. Если бы он подумал, то не погнался бы за Уитни, а дал бы время улечься ее гневу, но подстегиваемый распаленной страстью, Девлин оказался таким же неистовым и безумным, как и она.

Акробат был более быстрой лошадью, чем Мерси, и обычно Джереми легко нагонял Мередит. Но сейчас Уитни оказалась далеко впереди; в своей решительной ярости она скакала с естественной грацией и изяществом, низко склонившись к шее животного, почти сливаясь с лошадью. Мерси, немало напуганная наездницей, которая внезапно стала незнакомой, неслась что есть духу. Мередит ворвалась во двор конюшни, намного опередив Девлина. Она резко остановилась, соскользнула на землю, не успев по-настоящему успокоить лошадь. Та рванулась вперед, и Уитни запуталась в стремени. Мерси продолжала беситься, вследствие чего Мередит не удержалась, упала и ударилась головой о твердый ком земли, как нельзя некстати валявшийся посреди хозяйственного двора. Девлин, влетев следом, тут же соскочил с Акробата и бесцеремонно, рывком, подхватил Уитни.

— Что, черт возьми, вы творите?! — выпалил он. — Вам, наверное, жить надоело? Хотите убить себя — дело ваше, но при чем здесь лошадь?

— Отпустите меня! Зачем вы последовали за мной? Я бы не убегала, если бы вы не гнались!

— Зачем я поехал за вами?! Бог мой, женщина! То вы пылаете страстью ко мне, словно портовая шлюха, то вдруг изрыгаете проклятия и убегаете, как безумная… Что все сие значит?

— О!

Красные круги застлали ей глаза, когда она услышала подробное описание ее желаний. Он не только унизил ее, доказав постыдную женскую слабость, когда сам ничего подобного не испытывал к ней. Как можно желать такую неуклюжую каланчу, каковой она является на самом деле, — он еще и издевается над ней за ее реакцию! Девлин будет хвастаться своей победой перед всеми слугами. Скоро все на плантации узнают о вульгарном, необузданном вожделении Мередит к конюху, и об этом позоре станет известно всей округе. Она-то хорошо знала, как быстро распространяются сплетни среди рабов, а потом доходят и до хозяев. Все обо всем узнают, и она никому не сможет посмотреть в глаза. Мередит станет посмешищем всей округи: неуклюжая дурнушка Уитни, не сумев завлечь настоящего джентльмена, подцепила наемного слугу, а Единственный для нее способ залезть мужчине в бриджи, — будут смеяться окружающие, — это владеть им».

Мередит вырвалась из рук Джереми и побежала через двор, ничего не видя из-за потоков слез. Девлин догнал ее, схватил за плечи и развернул лицом к себе. Никем не замеченный надсмотрщик как раз подходил к дому в сопровождении двух рабов. Он остановился и уставился на то, как белый работник, ухаживающий за лошадьми, фактически лапает руками хозяйку плантации.

Глаза Джексона сузились, жестокая улыбка тронула его губы. Теперь-то уж Девлин подписал себе приговор. Надсмотрщику не понравился этот парень с первого взгляда, и он жалел, что Харли забрал его под свое крыло. С каким бы удовольствием он заставил эту гордую голову немного склониться, но все не имел возможности добраться до нее. Однако на сей раз Девлин со своим глупым преследованием Мередит — видит Бог, эта долговязая ведьма кого хочешь может довести до белого каления — зашел слишком далеко. Харли только одобрит любое наказание, что определит Джексон.

Надсмотрщик зашагал вперед.

— Мисс Уитни, этот парень докучает вам? Хотите, чтобы его наказали?

— Не лезь не в свое дело! — прорычал взбешенный Джереми.

— Да! — твердо ответила Мередит. — Он оскорбил меня. — Она тщетно пыталась вырваться из железных рук Девлина. По сигналу Джексона два раба осторожно подошли к Джереми сзади и схватили его за плечи, оттащив от Уитни. Мередит почувствовала, что его цепкие пальцы оставили синяки на ее нежной коже. Она сильно дрожала.

— Я хочу, чтобы он был наказан за оскорбление!

Повернувшись, Мередит побежала к дому. Слезы слепили глаза и сдавливали горло. О, Боже, как ужасно, как ужасно! У нее за спиной раздавался голос Джереми, звавший ее, но Уитни, не останавливаясь, ворвалась в прихожую и взбежала по лестнице. Девлин пытался вырваться, но рабы оказались сильнее и крепко удерживали его.

На некоторое время трое мужчин сцепились в молчаливой борьбе. Джексон позвал еще одного раба, который появился из погреба с кувшином молока в руке. Негр остолбенел, ошеломленно уставившись на происходящее, и надсмотрщик снова рявкнул на него. На этот раз тот бросил глиняный сосуд и ринулся вперед, не желая неприятностей для себя самого.

— Помоги справиться! Сущий дьявол! — приказал Джексон чернокожему слуге. — Тащите его к месту наказания!

С помощью третьего мужчины рабам удалось пересилить Джереми и протащить его мимо дома к двум столбам, угрожающе возвышающимся среди маленьких убогих хижин.

Джексон отправился следом за ними. Злорадная ухмылка играла на его губах, когда он снял с плеча скрученный хлыст и любовно погладил отполированную деревянную ручку. Надсмотрщик для пробы щелкнул по воздуху сыромятной плетью.

Да, это доставит ему удовольствие. Доставит Даже больше, чем обычно. Когда он закончит с Девлином, тому повезет, если он останется жив. И Харли не станет сокрушаться о потере опытного слуги, потому что сей наглец угрожал Мередит.

Оказавшись в безопасности своей комнаты, Уитни захлопнула дверь и бросилась на чистое белое покрывало, не заботясь о том, что испачкает его сапогами. Слезы ручьями текли по щекам. Мередит стиснула кулаки и прижала их к вискам, силясь остановить ужасную пульсирующую боль в голове и потоки соленой влаги, струящиеся из глаз. Она чуть не умерла от стыда! Нет, это хуже всего. От стыда не умирают — с ним приходится жить. И опозорена будет не только одна Уитни. Над Галеном тоже станут смеяться. Всем известно, насколько они близки. Люди ведь часто спрашивают, как тогда Феба, когда же состоится их обручение. Теперь же все будут от души хохотать над тем, что возлюбленная Галена Уитни обнимается с невоспитанным слугой. Мередит зажмурилась. Как могла она сделать это? Вела себя, словно шлюха, липла к Девлину, отвечала на его поцелуи, наслаждалась ощущением неги от прикосновения его ладони к своей обнаженной груди… Даже теперь, оставшись одна, Мередит залилась краской стыда, вспоминая все это. Она позволила ему интимно обращаться с ней, позволила делать то, чего ни одна леди не разрешит мужчине до тех пор, пока они не поженятся. Хуже того — ей нравилось все происходящее между ними!

Дверь распахнулась, и на пороге появилась бледная и взволнованная Лидия.

— Мередит, пожалуйста!.. Ты должна пойти… Быстрее! Джексон потащил Джереми…

Уитни силилась принять безразличный вид, незаметно смахивая слезинки со щек. — Я знаю. Надсмотрщик выполняет мое приказание.

Глаза Лидии расширились.

— Мередит! Но почему? Ты не могла сделать ничего подобного. Джексон собирается высечь его! — В ее голосе послышались истерические нотки.

Инстинктивно Уитни поднялась, схватившись руками за горло.

— Высечь? Но я… — Она подавила нахлынувшие эмоции, ее лицо окаменело. Как смеет Лидия так открыто защищать своего любовника?! — Это меня совершенно не касается. Девлин оскорбил меня,

— Оскорбил?! — ахнула Чандлер. — Милостивый Боже, Мередит, ты лечишь ничтожную ранку, даешь лекарство детям рабов, всю ночь сидишь у постели больного ребенка… Ты на всех без исключения изливаешь свое сочувствие. А теперь ты утверждаешь, что тебе нет дела до того, что человека высекут.

Мередит продолжала упрямо молчать. Лидия в ужасе уставилась на нее, не в силах сказать хоть слово. Внезапно Чандлер сжала губы и схватила Уитни за руку.

— Идем!

Она быстро потащила ее вниз по лестнице к передней двери.

— Лидия, — протестовала Мередит, — прекрати. Что ты делаешь?

Чандлер не останавливалась, а продолжала идти, буквально волоча за собой Уитни.

— Если тебе хочется, чтобы его.спина оказалась исполосована плетью, значит, придется смотреть на это. Ты получаешь удовольствие, проливая кровь Девлина? Хорошо, я позабочусь, чтобы ты видела ее, видела каждую капельку. — Что?! Лидия, ты сошла с ума. Я не стану смотреть на истязание!

Мередит попыталась вырваться. Будучи крупнее и привычнее к физическому труду, а иной ситуации Уитни легко бы пересилила Лидию. Однако в этот раз Чандлер, возбужденная переживаниями, не поддалась. Ей удалось протащить Мередит через лужайку прямо к хижинам.

Здесь, в конце улочки из убогих строений, сразу за аллеей огромных дубов, возвышались наводящие страх столбы, отстоящие друг от друга на несколько футов. Запястья наказуемого привязывались к ним веревками.

Когда женщины приблизились, Мередит увидела Джереми, стоящего между столбами с широко раскинутыми и крепко привязанными к опорам руками. Его голова свисала на грудь, и Уитни не видела лица Девлина. Он был без рубашки, а поперек спины уже вздулись несколько красных рубцов и широкая кровоточащая полоса. Мередит остановилась как вкопанная, и Лидия отпустила ее руку, уверенная, что добилась желаемого.

Женщины стояли в сторонке, никем не замеченные. Джереми находился к ним в профиль, впрочем, как и Джексон, отошедший на несколько шагов за спину своей жертвы. Чуть поодаль столпились рабы, молчаливо и напряженно поглядывая на белого мужчину, привязанного к позорным столбам.

Надсмотрщик слегка встряхнул кнутом и занес руку, отведя длинную косицу плети далеко назад, а затем резко взметнул ее вперед. Она просвистела в воздухе и опустилась на спину Джереми. Мускулы рук и ног истязаемого вздрогнули и вздулись, помогая Девлину не закричать от боли, а лицо исказилось в мрачном подобии улыбки. Его кожа блестела от пота, волосы, упавшие в беспорядке на шею, взмокли. Когда плеть нехотя отдала от тела Джереми, на спине остался еще один красный рубец.

— Нет! — вскрикнула Мередит в ужасе от увиденного. Джексон и остальные обернулись и, наконец, заметили ее. — Нет! Прекратите сейчас же!

Она бросилась вперед.

— Мисс Уитни, уверен, это слишком неприятное зрелище для ваших глаз, — невозмутимо произнес надсмотрщик. — Вам лучше вернуться в дом.

— Нет. Я хочу, чтобы его отвязали. Глаза Джексона странно заблестели.

— Но вы же сами велели мне наказать его. Мередит увидела, что он снова отвел руку, и поняла — надсмотрщик не собирается подчиняться. Он слишком далеко зашел в своей жажде крови. Когда плеть вскинулась, готовая обрушиться на спину несчастного Джереми, Уитни бросилась вперед и встала между Джексоном и его жертвой. Тот уже начал опускать хлыст. С проклятиями он выгнул руку, и сыромятная косица просвистела рядом с ней, не причинив никому вреда. Мередит сглотнула набежавшую слюну. На мгновение ей казалось, что кнут не минует и ее.

— Отвяжите его, — приказала она дрожащим голосом.

— Мисс Уитни, вы слишком взволнованы. Сами же просили наказать этого парня.

— Но не так. Я совсем не имела в виду… высечь.

Джексон осклабился.

— А какое бы еще наказание подошло за то, что он посмел притронуться к вам? Нет, он заслуживает хорошей порки! Ваш отчим согласился бы, уверен, с этим.

— Мой отчим согласится со мной! А сейчас немедленно отвяжите его! Они молча смотрели друг на друга, потом Мередит перевела взгляд на рабов, заметив среди них знакомую фигуру.

— Неб! Отвяжи его, как я сказала!

Черное лицо осталось бесстрастным, но он быстро подошел к столбам, и его ловкие пальцы распутали узлы. Девлин тут же обмяк. Негр поддержал Джереми, и Мередит жестом приказала остальным рабам помочь ему. Все боялись ослушаться Джексона, но и отказаться выполнять указание хозяйки тоже не могли. Двое мужчин подняли Девлина и понесли его через лужайку во двор конюшни. Уитни послала девочку попросить Бетси принести ее сумку с медикаментами, и они с Лидией отправились вслед за неграми.

Рабы положили Джереми на живот на кровать и вышли из комнатушки. Неб остался стоять у противоположной стены, моча наблюдая, как Мередит опустилась у изголовья убогой постели. Она не знала, в сознании ли Девлин или нет. «Должно быть, он отключился, — подумала Уитни. — Ведь только будучи без памяти так молчат…»

Слезы беспрепятственно струились по щекам Мередит. Она в отчаянии ломала руки. Вид спины Девлина, исполосованной красными рубцами и ужасными кровавыми шрамами, переполнял ее душу чувством вины и раскаяния. Зачем она приказала наказать Джереми? Ей следовало бы знать, что Джексон с удовольствием ухватится за представившийся шанс высечь его. Более того, когда Лидия сказала, как надсмотрщик выполняет ее приказ, она упрямо отказывалась помочь Девлину.

Мередит закрыла лицо руками. О, Боже, что же это такое с ней делается? За всю свою жизнь Уитни ни разу не отдавала подобных распоряжений. Она ненавидела насилие и жестокость. Тем не менее приговорила Девлина к такому наказанию из-за своей оскорбленной гордости. Из-за того, что целовала его, как распутница, и стыдилась этого. Совершенно не имеет значения, что он занимался любовью с Лидией, потом попытался то же проделать с ней, что мог бы рассказать всем о ее позоре — ничего из этого не выглядит столь жестоко, как личная месть, тем более, руками такого подонка, каковым, без сомнения, является Джексон.

Уитни протянула дрожащую руку и слегка дотронулась до золотой пряди волос, блестевшей от пота. Наклонившись ближе, она прошептала:

— Мне ужасно жаль, что так вышло. Прости.

ГЛАВА 9

Запыхавшаяся Бетси вбежала в комнатушку и подала сумку с медицинскими принадлежностями Уитни.

— Вот, мисс Мерри. В чем дело? Что случилось? Мередит подняла голову, вытирая слезы перепачканными ладонями.

— Девлин пострадал… по моей вине. Служанка испуганно посмотрела на распростертое тело Джереми.

— Похоже, его били кнутом.

— Так и есть, — коротко отозвалась Мередит. Она достала банку с мазью, сделанной из заплесневелого хлеба.

— Принеси мне воду и полотенце.

Бетси быстро исполнила приказание, я Уитни нежно обтерла спину Джереми влажным материалом. Девлин напрягся. Мередит знала, что сейчас даже малейшее прикосновение причиняет боль. Но раны оказались не так ужасны, как показалось вначале: виднелись лишь две полосы, где лопнула кожа, и вздувшихся три рубца. Она положила мазь на раны, чтобы предотвратить заражение, затем сделала прохладные примочки на опухоли для снятия неприятного ощущения жжения.

Подавив укоры совести, Мередит повернулась к Лидии и впервые после случившегося заговорила с ней.

— Послушай, — безжизненным голосом произнесла она, — ты не останешься присмотреть за ним?

— Да, если хочешь, — ответила несколько удивленная Чандлер.

Обычно Уитни сама оставалась, если состояние пациента внушало опасения, или усаживала рабыню при лучшем положении дел. Почему Мередит попросила об этом именно ее?

— Дашь ему вот это при болях. — Уитни достала маленький пузырек с успокоительным. — Всего одну каплю на стаканчик — оно сильнодействующее. — Она сложила все остальное в сумку и встала.

Бетси взяла саквояж хозяйки, чтобы последовать за ней, и быстро перевела глаза на Неба, их взгляды пересеклись, словно передавая друг другу чувства, переполнявшие этих людей. Мередит заметила этот обмен и чуть было громко не вздохнула. Бетси, похоже, в самом деле любит сего громилу. Но чем это закончится для нее? Уитни хотела оглянуться на Джереми, но сдержалась и стала спускаться по лестнице. Она больше не увидит его, потому что просто не вынесет стыда за то, что сделала с ним.

Девлин возненавидит ее и будет совершенно прав. Уитни подумала о сплетнях, которых очень боялась. Этот же позор еще хуже, страшнее. То, что она натворила, ужасало ее. Никогда в жизни не действовала она столь жестоко и импульсивно. Мередит ни за что бы не поверила, что способна на такое. Это навело ее на мысль о совершенном незнании собственного «я».

После ухода Уитни Лидия подошла к Джереми и, опустившись на колени у изголовья постели, заглянула ему в лицо, а затем отвела волосы, упавшие на лоб. Глаза Девлина открылись, и он криво усмехнулся. Слезы брызнули из глаз миссис Чандлер.

— Мередит оставила мне кое-что от боли. — Она смешала дозу дрожащими руками и помогла ему выпить лекарство. — Она лечила тебя.

— Знаю. Я все слышал.

— Почему же ничего не сказал?

Джереми пожал плечами и поморщился от неприятного ощущения ломоты во всем теле. — Не видел для этого причины.

— Она так сожалела, Джереми. — Лидия наклонилась ниже и положила ладонь ему на руку. — Не сердись на нее, пожалуйста. Я никогда не видела, чтобы она так вела себя. Обычно Уитни очень добрая и милосердная. Не могу представить, почему она позволила Джексону избить тебя.

Девлин внимательно смотрел на Чандлер своими голубыми бездонными глазами, словно изучая.

— Что ж, значит, я первый…

Он отвернулся и через несколько минут погрузился в беспокойный сон. Лидия вздохнула и села на неудобный табурет, чтобы ждать его пробуждения.

— Где Мередит? — Дэниэл окинул взглядом стол, вопросительно вскинув брови.

— В своей комнате, — мягко ответила Лидия.

Она утомилась после долгого дежурства у кровати Девлина. Он проснулся через несколько часов и принял еще одну дозу лекарства. Чандлер вернулась в дом и послала служанку посидеть около него, дав указание девушке сообщить ей, если самочувствие избитого ухудшится.

— Она больна?

— Только сердцем. — Что ты имеешь в виду?

Лидия тут же поведала ему о событиях дня, удивившись усмешке Дэниэла на рассказ о вспышке ярости у Мередит.

— В чем дело? — поинтересовалась миссис Чандлер. — Ты ведь не можешь быть доволен ее поведением.

Харли отмахнулся от ее замечания.

— А почему бы и нет? Это один из немногих знаков, говорящих о подлинных чувствах Уитни, которые мне когда-либо приходилось замечать.

— Что ты хочешь этим сказать? Выходит, вы с ней частенько ссоритесь и кипите от ярости?

— Вовсе нет… Я имею в виду настоящее, необузданное чувство, свидетельствующее о любви или ненависти. Обычно Мередит прекрасно владеет собой. Рад убедиться, что она не гипсовая статуя.

Лидия сокрушенно вздохнула.

— Может, и так… но я надеялась… Без сомнения, ты сочтешь сие глупостью, но мне казалось, Мередит и Джереми могли бы… Ну, она могла бы увлечься им.

— Если бы она была к нему равнодушна, то с чего бы так разозлилась? — уклончиво пробурчал Дэниэл.

Лидия изумленно уставилась на него.

— Дэниэл, о чем ты говоришь? Ты бы потерпел… что-то между ними?

— Смотря что это самое ЧТО-ТО. Я уже, впрочем, и так наговорил слишком много.

Он откусил кусок гусятины и запил щедрым глотком пива. Съев еще немного, Харли отодвинул блюдо, хотя оно оставалось наполовину нетронутым.

— Сегодня мне не очень-то хочется есть… Пожалуй, схожу-ка я в конюшню и взгляну, как там Девлин. Лидия взглянула на его тарелку, но ничего не сказала. Дэниэл ушел, тихонько насвистывая какой-то незатейливый мотивчик.

Харли пришел в помещение конюшни и поднялся по узкой лесенке на чердак, тяжело и часто дыша. На секунду он остановился, чтобы отдышаться, прежде чем войти в убогую комнатушку.

Сделав знак девушке, дежурившей возле Джереми, уйти, Дэниэл осторожно присел на скрипучий табурет. Девлин открыл глаза, затем повернулся на бок. «Старик, конечно, пришел выяснить, что я сделал с его падчерицей», — мелькнуло в его голове.

— Насколько я понимаю, сегодня ты попал в переделку, — начал Харли. Джереми только кивнул. — Расскажи, что произошло?

— Я вел себя дерзко, — ухмыльнулся Девлин, — и за это получил «гостинчик» в виде плетки.

— Мередит приказала тебя высечь? — поинтересовался Дэниэл

— Нет. Она просто сказала Джексону, что меня нужно наказать.

— А ты заслужил наказание? — голос Харли звучал почти насмешливо.

— Ну-у… все зависит от того, как на это посмотреть.

— Чем же ты так разозлил Мередит? Девлин дерзко уставился на Дэниэла. Он знал, Харли придет в ярость, если узнает о поцелуе. Тогда наказание, полученное по воле Мередит, покажется ему милостью божьей. Да, да, милостью по сравнению с гневом старика. И все же Джереми был слишком горд, чтобы врать.

— Пусть Мередит сама скажет вам об этом.

— Ну, от нее-то мне ничего не добиться. Она говорит только то, что хочет сказать. А в данной ситуации совсем не похоже, чтобы моя падчерица поведала мне обо всем — она заперлась в своей комнате.

— Почему?

— Лидия говорит, ей стыдно смотреть людям в глаза. Ладно, это все женские глупости… Отчего Мередит вышла из себя?

— Я дотронулся до ее священной кожи, — саркастически бросил Джереми.

Дэниэл улыбнулся чуть заметно и загадочно. Девлин изумленно уставился на него. По мнению Девлина, даже неродному отцу не должно было бы казаться забавным, что слуга так легкомысленно обращается с женщиной, находящейся под его опекой. Если бы Мередит принадлежала Джереми и какой-нибудь мужчина оказался бы столь же дерзок, он бы снес ему за это голову.

— Что ты чувствуешь сейчас по отношению к Мередит? — поинтересовался Харли, еще больше удивляя Девлина.

Странный свет вспыхнул в глазах Джереми, но он ничего не ответил. Не мог же Девлин сказать ее отчиму, что теперь хочет его падчерицу еще больше. «Амазонка»… Так он назвал Уитни в самом начале их знакомства. Какое подходящее имя для нее сегодняшней, когда она бросилась между ним и Джексоном, храбро подставляя свое тело под плеть, чтобы спасти его. Джереми никак не мог понять, почему ее так разозлили его поцелуи, но нельзя отрицать и другого — он вызвал в ней сильнейшие эмоции. Она ведь хотела его. Девлин верил, что в этом-то ему трудно ошибиться. Но желание зародило в Мередит чувство внутреннего протеста. Ее яростный приказ о наказании — яркое свидетельство силы этого протеста и, соответственно, силы ее влечения.

Джереми твердо решил, что вся ее пылкость и огонь будут принадлежать только ему — и никому больше. Но это совсем не является ответом для Харли. Как можно безразличнее он произнес:

— Она также остановила порку и лечила мои раны… Я не могу ненавидеть Мередит за это, верно?

И снова таинственный свет вспыхнул в его глазах: Дэниэлу пришлось наклониться поближе, чтобы разобрать слова избитого. — Ни одна женщина никогда прежде не владела мною…

Харли наклонил голову набок, рассматривая мужчину, лежащего перед ним. На какой-то миг он даже засомневался, правильно ли поступает.

Дэниэл все-таки надеялся, что не сбивает Мередит с пути. Он облизал губы и проговорил:

— Девлин, когда твоя спина заживет, начнешь работать в доме.

— Что?!

Он ожидал мести, жестокого наказания, а вместо этого его возвышают до положения слуги в самом доме.

— Я по-прежнему хочу, чтобы ты принял участие в скачках на Акробате, поэтому продолжай тренировать его, но, за исключением этого, твои способности пропадают здесь впустую. У тебя ведь хорошее образование. Мне хотелось бы, чтобы ты занялся счетами плантации. Как, по-твоему, сможешь?

— Э… Думаю, да, — запинаясь, промямлил пораженный Девлин.

— Хорошо. Значит, как только поправишься, жду тебя в кабинете. — Харли встал. — Я пришлю девушку обратно. Всего хорошего.

— До свидания.

Джереми растерянно посмотрел вслед уходящему Дэниэлу, все еще пораженный его предложением.

Следующие несколько дней Мередит находилась в подавленном состоянии. Она не приближалась к зданию конюшни, лишь передала лекарство для Джереми и объяснила, как им пользоваться, пока раны не заживут. Служанка удивленно посмотрела на свою госпожу, но сделала все должным образом. Когда она вернулась от Девлина, Уитни подробно расспросила ее о состоянии избитого. Бетси даже заинтересовалась, почему Мередит не пошла к Джереми сама, но спросить побоялась.

Хотя Уитни и выпытывала подробности у служанки, с Лидией она на эту тему не разговаривала. Когда-то они считались подругами, но теперь напряженная сдержанность лежала между ними. Стоило только женщинам остаться наедине, как молчание просто оглушало их. Они нарушали его лишь неуклюжими, поверхностными фразами о погоде и домашних делах.

Мередит радовалась, что у нее скопилось много работы, которая занимала и отвлекала ее. Наступило время ежегодного приготовления свечей, которое проводилось при наступлении относительных холодов, чтобы отлитые изделия не таяли. Лавровые ягоды кипятились в больших чанах на улице, и воздух наполнялся их сладким ароматом. Женщины снимали образовывавшийся сверху жир, собирали и давали ему возможность застыть, а затем снова растапливали над огнем и очищали. Лавровые свечи предпочитались таким же светочам, но только изготовленным из животного жира, ибо горели медленнее и не таяли сами по себе в летнюю жару, не говоря уже о приятном запахе. Котлы наполнялись жиром и водой, снова кипятились до образования жидкой консистенции. Работники относили емкости под навес в тени деревьев. Там полученную массу выливали в формы, а оставляли застывать.

Небольшое количество ценных восковых свечек изготавливалось из воска, добытого из пчелиных ульев плантации. Множество свечей делалось из животного жира и использовалось на кухне и в других местах, куда не так уж часто заглядывали господа. Еще из него отливали свечи с фитилем из сердцевины ситника. Такие использовались как дешевый источник света в хижинах рабов.

Когда разлитая масса охлаждалась, готовые изделия укладывали в специальные коробки с перегородками; их накрывали и ставили на хранение в глубокую темную кладовую под лестницей. Таким образом готовые свечи сохранялись в течение длительного времени и использовались, начиная с зимы и до следующего лета.

После «свечного бума», не успев даже передохнуть, приступали к убою свиней. Это тоже делалось в прохладную погоду.

Далеко позади дома, чтобы запахи не проникали в здание, несколько мужчин резали животных и подтаскивали туши к большому костру. С помощью крепления, прилаженного к треножнику, убитого поросенка привязывали к веревке, свободно проходившей через блок и прикрепленной к упряжи мула; когда тот отходил, туша приподнималась в воздух, а затем опускалась в огромный чан над огнем, где ошпаривалась и оскабливалась. После этого мужчины потрошили свинью, отрезали голову, разрубали пополам и несли в кухню. Где готовили мясо.

Использовались все части свиной туши. Жир измельчали и перетапливали. Заднюю часть .резали на куски, посыпали приправами, набивали полученной массой кишки и помещали в коптильню, где медленно закапчивали. Окорока, лопатки и бока укладывали в большие бочки с рассолом и позднее тоже относили на коптильню. Даже ливер варили и измельчали, чтобы добавлять его в блюда из кукурузной муки с кореньями.

Хотя Мередит и не принимала непосредственного участия в изготовлении свечей или в заготовке мяса на зиму, она руководила этими процессами и вела учет количества готовых изделий для освещения дома и общего веса забитых свиней. К тому же, поскольку уборка урожая закончилась, и рис начали медленно очищать вручную, Уитни приходилось записывать обработанные баррели зерна, выращенного на плантации. Кроме того, она контролировала отправку риса агенту Дэниэла в Лондоне и продажу купцам Чарлстона. Точно такой же учет велся и по индиго.

Работа отвлекала ее от происшедшего с Девлином, не давала скучать по ежедневным — ставшим уже привычными — верховым прогулкам. Однако как-то раз, когда Мередит сидела в кабинете, внося цифры в гроссбух, ее уединение нарушили.

Послышался громкий стук, и в дверном проеме показался Джереми Девлин. Несколько долгих секунд она растерянно молчала, уставившись на него. Совершенно бессознательно ее мозг отметил, что он одет в бриджи, чулки и туфли ее отца. Брюки оказались немного тесноваты, но смотрелся Девлин в них более естественно. Очевидно, рубашки и сюртуки, отданные ему, были слишком узкими для его мощной груди, ибо на Джереми красовалась все та же груботканая рубаха, которую сшила одна из служанок. Рукава наряда портниха сделала широкими и собранными на запястьях; вырез глубок, чтобы надевать одеяние через голову, без пуговиц, поэтому открывалась добрая часть груди. Мередит ясно видела мускулистое тело Девлина и покрывающие его рыжевато-золотистые волоски. В животе Уитни затрепетали сотни крошечных бабочек, но она сказала себе, что сие просто от неожиданности.

Мередит не знала, о чем говорить, и понимала, что должна извиниться, но никак не могла заставить себя так покорно разговаривать с этим человеком. Короткая связь, возникшая между ними во время верховых прогулок, исчезла. Угнетающее чувство вины сковывало язык и напрягало тело, но смущение удерживало от признания собственной вины. Джереми, похоже, не испытывал никакой растерянности. Он вошел, окинул взглядом комнату, отмечая все детали обстановки.

— Приятный кабинет, — заметил он, сцепив руки за спиной и оглядывая книжные полки. — Мистер Харли как-то не производит на меня впечатление страстного книголюба.

— А он и не является им. Это рабочее место моего отца.

Уитни обеспокоенно взглянула на него. Что он здесь делает? Девлин — не домашний слуга. Но у нее не хватало духу спросить его о цели визита или поставить на место после того, как наказала Джереми за нахальство. Он двигался без напряжения, полностью подтверждая уверения Бетси о его быстром выздоровлении. Неужели Девлин пришел высказать ей все, что он о ней думает? Почему тогда никак не проявляет своего презрения, ненависти, которые должен испытывать?

— Понятно. А дочь, скорее всего, пошла в отца?

— Да, я люблю читать.

— Нисколько не сомневаюсь. А я вот никогда не считался заядлым читателем. Думаю, проказы отнимали у меня слишком много времени. — Джереми развернулся, чтобы взглянуть на Мередит, и сразу отметил ее синее платье, совершенно не подходящее ни к цвету кожи, ни к фигуре. — Почему вы не носите более яркие цвета? И мягкие кринолины вместо этого жесткого обруча? Они намного лучше смотрятся на высоких женщинах. Уитни покраснела.

— Вам не следует знать о подобных вещах… Тем более, обсуждать их с леди.

— Прошу прощения.

В его глазах заплясали знакомые смешинки, напрочь отвергая принесенные извинения.

— В чем дело? — выпалила Мередит. Ее нервы напряглись до предела в ожидании очередной словесной атаки Джереми. — Почему вы не переходите прямо к делу и не скажете этого, а держите меня в неопределенности?

Девлин вопросительно вскинул брови.

— А что я должен сказать?

— Разве вы пришли не для того, чтобы наказать меня?

— Конечно, нет. Значит… вы считаете, что стоило бы? Разве вы непослушная девочка?

— Прекратите обращаться со мной в подобной снисходительной манере! — грубо огрызнулась Мередит. — Вы не можете быть так спокойны, как хотите казаться. Вам нужно презирать меня за то, что я приказала Джексону высечь вас. Почему вы открыто не проявите свой гнев?

Он нарочито вежливо поклонился.

— Мадам, я простой слуга… Как мне можно укорять вас? Я лишь подчиняюсь вашим приказам.

— А по мне… вы больше походите на человека, который никогда не упускает возможности отомстить .

Его ухмылка стала просто дьявольской.

— Ага… Но я и отомщу, только по-своему и в свое время. — Глаза Девлина скользнули по фигуре Уитни, придавая словам явный сексуальный характер. Он собирается отыграться на ее теле! Планирует изнасиловать ее? Или еще раз продемонстрировать, как быстро она уступает его авансам? Страх, а затем гнев пронзили всю сущность Мередит, неотступно преследуемые острым возбуждением. Эмоции завихрились и вскипели в душе Уитни. Она понятия не имела, как вести себя с Джереми. Тут требовалась опытная женщина типа Лидии, хорошенькая и сведущая в искусстве кокетства. Руки Мередит конвульсивно сжались в кулаки, когда она постаралась замаскировать царящую в душе сумятицу. Она холодно поинтересовалась:

— В таком случае… что вы здесь делаете?

— Разве вы не знаете? Мистер Харли ничего вам не сказал? Гм… Меня сюда послал ваш отчим. Он хочет, чтобы я взял на себя ведение счетов плантации. Вы должны разъяснить мне всю эту кухню.

— Что?! — Мередит буквально взвилась со своего стула. Дэниэл отдал ее книги Девлину?! — Вы лжете! Этого не может быть!

— Скажите, а зачем мне выдумывать? Уитни выскочила из кабинета и понеслась по тропинке к дому.

Лидия подняла голову, когда Мередит ворвалась в общий холл, неистово раскачивая обручами в спешке.

— В чем дело, Мередит? Она озадаченно поднялась.

— Где Дэниэл?

— Я точно не знаю. Думаю, в своей комнате, отдыхает.

Дэниэл? Отдыхает средь бела дня? Это звучало неправдоподобно, но Уитни побежала по лестнице к нему. На ее громкий стук послышалось:

— Войдите. Мередит распахнула дверь и буквально ворвалась в комнату. В иной ситуации, поскольку отчим отдыхал, она справилась бы о здоровье, но сейчас… Все, о чем могла думать в данный момент Уитни, упиралось в этого зловредного Джереми, который явился, чтобы украсть у нее работу.

— Девлин внизу в кабинете…

— Он, должно быть, быстро поправляется.

— Речь идет не об этом. Он говорит, ты велел ему вести учетные книги плантации.

— Да. Девлин искусен в цифири, чтении и письме… Зачем держать образованного слугу в конюшне? Разумеется, он каждый день будет продолжать тренировать Акробата, но ему не составит труда заодно вести и книги.

— Но это же моя работа! — запротестовала Мередит.

Девлин не может забрать ее у нее. Не может! Ведение гроссбухов — самая приятная обязанность Уитни. Надзор за слугами и домашней работой мог быть скучным, но счета — это совсем другое, это интересно. Они очень важны. Счета — часть подготовки Мередит к будущему самостоятельному управлению плантацией. Обида жгла сердце Уитни. Дэниэл забрал у нее то, что составляло самое приятное в жизни, и отдал человеку, которого она ненавидит. Тем более, Мередит поступила с ним ужасно, и от этого еще труднее сидеть рядом с Джереми и объяснять сущность деятельности плантации, разве Дэниэл не предвидел, какую боль причинит ей? Или ему на все наплевать? Когда она научит Девлина, он будет знать все о происходящем на ее земле, а хозяйка… хозяйка превратится в ничто. Как отчим мог так поступить с ней? Неужели все эти годы он только притворился, что любит ее? Уитни холодно поинтересовалась:

— Ты недоволен моей работой? Видя ее надменное выражение лица, Харли воскликнул:

— Нет! Мередит, дорогая, ты не должна так думать! Просто мне хочется немного облегчить твою ношу. Я очень благодарен тебе за помощь. Ведь ты же знаешь, я терпеть не могу цифры. Но тебе не следует так часто торчать в пыльном кабинете. Ты должна развлекаться, как другие девушки, наряжаться, ездить на вечеринки.

— Дэниэл! Меня абсолютно не интересует все вышеназванное! — Мередит подошла к нему и горячо пожала его руку. — Пожалуйста, позволь мне продолжать вести книги.

Харли нахмурился.

— Девочка моя, это же глупо, когда у нас есть слуга, который может прекрасно справиться с этим. Я хочу, чтобы Девлин немного поднаторел в финансовой стороне дела.

— Зачем?

— Я говорил тебе, когда покупал его. Думаю сделать парня управляющим. Он намного лучше поймет свою работу, если будет знать стоимость всего до последнего цента.

Мередит отпустила руку отчима и отступила. Итак, Дэниэл настроен против нее.

— Хорошо. Как скажешь. Это, в конце концов, твоя плантация.

Харли смотрел ей вслед, обеспокоенно нахмурив брови. Она обиделась. Не думал он, что так выйдет. Хотелось бы, чтобы девочка поняла: Дэниэл не намеревался оскорбить ее, но для этого пришлось бы раскрывать далеко идущие планы. А сие Харли хотел отложить как можно дальше. Все сильно усложняется, когда имеешь дело с Мередит.

Уитни вернулась в кабинет, усилием воли справившись со своими эмоциями. Она не должна показать Девлину, как все происходящее сейчас расстраивает ее, не то, вполне возможно, это доставит ему огромное удовольствие. Она будет спокойной и безразличной, научит его как можно быстрее оперировать с цифрами и скроется от этого надоевшего ей человека.

Войдя в комнату, Мередит нашла Джереми лениво развалившимся в синем кожаном кресле. Он вежливо поднялся, но без лишней услужливости, вопросительно-насмешливо вскинув брови. Мередит метнула на него взгляд, который охладил бы притязания любого мужчины, но на Девлина не произвел никакого впечатления.

— Если вы соизволите подойти к столу, — официально начала Уитни, — мы можем приступить к занятиям.

Джереми встал рядом с ней, но не слишком близко, чтобы она чувствовала себя непринужденно. Мередит села в свое кресло и открыла гроссбухи.

— Вот здесь вписывается общая сумма ежедневной конечной продукции; Дэниэл обычно приносит мне цифры каждый вечер. Они даны в баррелях. Когда мы закончим заниматься, я добавлю их сюда, в эту колонку, чтобы выяснить общее количество произведенной продукции. Для риса итоговый результат подсчитывается отдельно, для индиго — тоже отдельно. Кстати, индиго вот на этом листе… Когда мы отправляем рис лондонскому посреднику, я вношу количество отгруженного на эту страницу. Если же Дэниэл продает какую-то часть местному торговцу или капитану корабля, мне приходится заносить запись об этом вот сюда… При окончании продажи я подсчитываю общую сумму обеих колонок. Совершенно очевидно, что она должна равняться итогу конечного продукта. Если этого не происходит, значит, совершена ошибка в расчетах или продано недостаточно… Но случается и такое, что мы выращиваем слишком много — в таком случае тоже может наблюдаться несовпадение цифр в колонках…

— Гм… Звучит довольно просто.

Джереми склонился над столом, чтобы повнимательнее рассмотреть цифры, так близко, что Мередит пришлось податься назад, стараясь не коснуться его. Она ощутила его аромат, вернее, запах, состоящий из смеси лошадиного пота, кожи и острого мужского мыла. Это сразу напомнило ей тот день, когда Девлин заключил ее в объятия и поцеловал. Уитни внутренне затрепетала при этих воспоминаниях.

— Прекрасно, значит, можем продолжать, — колко проворчала она и перевернула страницу.

Девлин неохотно отклонился, хотя по-прежнему оставался слишком близко, чтобы Мередит могла нормально дышать.

— Эта страница — наш приход… Наличный приход записывается в эту колонку, товарный — в эти… Естественно, подсчитывается общая сумма как наличных, так и полученных товаров.

— Товаров? А зачем вы берете товарами вместо наличных денег?

— По необходимости. Когда мы продаем продукцию капитанам кораблей или местным торговцам, они ведут натуральный обмен. Товар, посланный в Лондон, оплачивается деньгами, но только после того, как агент вычтет сумму, израсходованную на изделия, отправленные нам из Англии. Обычно остается очень мало. В отношении наличных денег… Мы не можем считаться богатыми людьми колонии. Все наше богатство заключается в земле и имуществе.

— Понятно.

Мередит разъяснила ему суть оставшихся записей, рассказала о счетах по домашнему хозяйству и отдельных расчетах рабов. Ей было невыносимо находиться рядом с ним, и Уитни надеялась побыстрее закончить всю эту канитель, но, тем не менее, ее очень раздражало, что Джереми так быстро все схватывает. Приходилось признавать: окажись он непонятлив, пришлось бы злиться из-за его тупости. Она понимала — ей сегодня не угодит никто, настолько сильно ее расстроило решение Дэниэла.

На следующий день Девлин снова явился к ней в кабинет. Его педантичная вежливость по отношению к ней уже сама по себе казалась насмешкой. Поскольку стоял конец октября, Уитни решила позволить ему сопровождать ее в ежемесячной инвентаризации домашних продуктов. Это была нудная, отнимающая много времени работа, но выполняя ее собственноручно, Мередит знала — причем досконально! — все, что происходит на кухне и, таким образом, отбивала охоту воровать. Джереми ходил за ней с бумагой и пером, не отставал ни на шаг.

Их первой целью стала коптильня. Девлин послушно сосчитал окорока, беконы, колбасы и вяленое мясо, отметив общую сумму в книге.

Следующим оказался погреб. Это было самое Прохладное место на всей плантации, и скоропортящиеся продукты сохранялись именно здесь: Свежая говядина, молоко, масло. Тут Мередит вела Учет только, мясу, ибо не стоило возиться с быстро меняющимся ассортиментом молочных продуктов.

В подвале они сосчитали количество баррелей лука, сладкого картофеля, ирландской картошки м других овощей, выращиваемых на плантации.

В большой кладовой при кухне «ревизоры» сочли общее количество мешков муки, соли, сахара, чая и кукурузной крупы. Девлин работал быстро и умело. Мередит то и дело удивленно поглядывала на своего помощника, а потом все-таки не выдержала.

— Судя по тому, что вы мне рассказывали, я думала, в вас нет ни капли трудолюбия.

— Что вы имеете в виду? — Брови Джереми невинно приподнялись.

— Вы говорили, в Англии никогда не занимались полезной деятельностью.

— У меня не было на то никаких причин, — искренне ответил Девлин. — Честный труд — не того сорта достоинство, которым восхищается аристократия. По мнению большинства, джентльмен должен жить в праздности и богатстве. Только старшие сыновья, наследующие землю, получают какие-то трудовые навыки. Ну, например, как управлять имением… Но таким, как я, — без земли, без имени и будущего, без навыка и стимула работать — что делать?

— Звучит так, словно вы оправдываетесь передо мной.

Он какое-то время внимательно смотрел на нее, а потом расцвел в очаровательной улыбке, которая, Мередит твердо знала это, остановила бы и покорила бы сердце любой женщины.

— Наверное, вы правы. Я вел образ жизни недисциплинированного, обозленного юноши и тратил впустую слишком много времени, жалея себя. — Его взгляд обратился куда-то внутрь, в глубины собственной души. — Опыт, приобретенный мною на корабле и здесь, на плантации, научил меня ценить вещи, которые я когда-то принимал как само собой разумеющееся, — свободу, здоровье, доброту, контроль над собственной судьбой… Когда-то завидовал своим законным сводным братьям и приятелям-аристократам, потому что они имели то, чего я никогда не мог иметь. То, что так много значит в Лондоне… Теперь же, здесь, это не кажется мне таким уж важным. Я бы все отдал, чтобы снова оказаться дома и стать самим собой.

— На сей раз вы бы ценили все это? — поинтересовалась Мередит, не скрывая своего неверия.

— А вы никому не даете спуску, верно? Конечно, надеюсь, что ценил бы… Но ваш скептицизм, возможно, и к месту. Через несколько недель я мог бы вернуться к своему старому образу жизни, в любом случае, это не имеет значения. Я больше не попаду туда, не правда ли?

Впервые с момента их знакомства печаль закралась в обычно самоуверенный голос Джереми. Сочувствие нахлынуло на Мередит, и не думая ни о чем дурном, она положила свою ладонь на его руку. Огромная мужская ладонь накрыла пальцы Уитни, слегка лаская их. По телу Мередит побежали мурашки от этого соприкосновения, и она быстро убрала ладошку.

— Вам обязательно нужно неверно истолковать любой жест, который я делаю? — сразу же ощетинилась Уитни.

Он тяжело вздохнул.

— Проклятие! Как вы пугливы… Что заставляет вас отстраняться от малейшего прикосновения? Почему вам так ненавистны все мужчины? Это не отсутствие страсти. Мне сие прекрасно известно — я ведь целовал вас, а вы ужасно хотели меня.

— Какая самонадеянность! Да будет вам известно, что не все мужчины ненавистны мне, а лишь один из них… в частности.

— Почему? Потому что я всего лишь слуга в вашем доме? Или потому, что ублюдок?

Мередит проглотила комок, перекрывший горло. Она не могла объяснить, как застала его с Лидией, не могла сказать о непостоянстве Девлина, который, являясь непостоянным любовником, коллекционирует женщин, словно индеец, собирающий скальпы. Одна только мысль обо всем этом душила ее, заставляя щеки гореть от смущения.

— Я не легкая добыча, а нормальный человек… И конечно, не из тех дешевок, к которым вы, без всякого сомнения, привыкли. Я слишком высоко ценю себя, чтобы упасть в ваши объятия и пополнить ваш женский батальон.

— Батальон? Боже милостивый! У меня не было ни одной женщины с тех пор, как я отплыл из Англии. Приходилось столько воздерживаться, что теперь меня можно спокойно причислять к лику святых! А вы говорите, что не собираетесь стать одной из огромного числа представительниц прекрасного пола.

«Он не только волокита, но еще и лжец», — подумала Мередит, но ничего не сказала. Она просто повернулась, чтобы выйти из кладовой, где они стояли. Джереми поймал ее за руку.

— Бережешь себя для своего бесценного Галена? Поверь мне, детка, это все напрасно. Этот сухой сук никогда не даст тебе той меры наслаждения, которую я могу щедро преподнести к твоим ногам.

— По-вашему, это все, что нужно в жизни? У меня более чистое чувство к кузену, впрочем, как и у него ко мне.

— Я однажды понял одну интересную вещь… «Чистота», как правило, — это отсутствие либо способностей, либо возможностей.

Губы Мередит скривились в полуусмешке.

— Вам никогда не понять такого человека. Мой кузен Гален…

— Ну, разумеется, нет, — перебил ее Джереми. — Мне никогда не понять мужчину, который ухаживает за женщиной столько времени и ни разу не поцелует ее. Не пытайтесь отрицать! Славу Богу, я сразу могу узнать девушку, никогда не знавшую прикосновения мужских губ.

Красные пятна запылали на скулах Уитни.

— Любовь — это намного больше, чем просто секс. Вы считаете, если мужчина и женщина кувыркаются вместе в сене, — им больше ничего не нужно? Ну, так это еще не все! Даже не большая часть любви. Есть слияние души и мыслей, общие интересы, спокойная дружба…

— Гм… Может, я и не знаю ничего о любви… Сомневаюсь, что я когда-либо находился в сем славном состоянии — если оно, конечно, существует. Но могу вам сказать: имеются вещи между мужчиной и женщиной куда более серьезные и важные, чем развлечения, — сухие развлечения! — которые вы предлагаете. — Он положил свою широкую ладонь ей на живот и позволил руке соскользнуть немного ниже. — Это происходит вот здесь. Возбуждение, великолепие, безумная радость… О да, есть утешения, длящиеся намного дольше и существующие на уровне, который намного ниже вершин… Например, всю ночь лежать, свернувшись, рядом с теплым женским телом или видеть, как зажигается огонек в глазах любимой, когда она смотрит на тебя, смеется вместе с тобой. Даже спор доставляет определенное наслаждение, когда знаешь, что все напряжение, возникшее между вами, позже сгладится в постели. Ну, а для спокойной дружбы подойдет и собака!

Интимное прикосновение его руки и глуховатая вибрация голоса вкупе с описываемой им картиной брака заворожили Мередит. Она качнулась к нему, почувствовав в груди щемящую сладкую боль, которой никогда не испытывала прежде. Но этот шаг вперед разрушил все чары. Уитни уронила руки и почти отскочила назад. — Это нелепо. Я не собираюсь стоять здесь и обсуждать с вами «любовь».

Она резко повернулась и вышла в дверь.

— Позабавьтесь сегодня в постели одна, — съязвил Джереми. — Можете помечтать обо всех тех слияниях мыслей и души, которые когда-либо будут у вас с Галеном, в то время, как ваше сердце превратится в кусок льда, а тело увянет.

Уитни почти убежала от него. В тот же вечер за ужином она объявила Дэниэлу:

— Девлин вполне уже может вести счета самостоятельно. Я больше не буду учить его.

ГЛАВА 10

После того как ведение счетов перешло в руки Девлина, дел у Мередит сильно поубавилось. Она бродила по дому почти как привидение, надеясь найти себе какое-то более стоящее занятие, чем вышивка декоративных наволочек и штопка старой одежды. Хотя они порой и разговаривали с Лидией, о былой дружбе остались лишь воспоминания. Уитни знала, что как бы мило и участливо-сочувствующе ни вела себя Чандлер, она никогда не забудет того зрелища, когда Джереми и она сплетались на его низкой кровати.

Однажды Мередит спросила себя, почему ее так волнует, что Лидия спала — возможно, все еще спит — с Девлином. В конце концов, она всегда знала о не очень-то высоком уровне моральных устоев любовницы отчима. Почему же, в таком случае, ее близость с Джереми вызывает у нее презрение? Уитни заключила, что такое чувство возникает у нее из-за измены Лидии отчиму. Она, конечно, не ожидала от этой женщины добродетели, но вправе надеяться на ее верность.

Какую-то часть времени Мередит продолжала отдавать на лечение больных, появлявшихся почти постоянно на плантации. Например, совсем недавно двое негров отравились некачественной пищей. Однажды мальчишка порезал ногу лопатой, и Уитни пришлось бежать к нему и прикладывать листья подорожника к ране, чтобы остановить кровотечение. Но эти несчастные случаи не могли заполнить все ее свободное время, и она частенько оказывалась без дела.

Как-то Уитни решила навестить своих родственников; взяв пирогу, она спустилась по течению реки к «Четырем дубам», где они жили. Поскольку все осенние работы завершились, Мередит не побоялась, что будет отнимать время у Алтеи. Однако она должна была признаться самой себе: ничего бы особенного не случилось, приедь она в гости раньше, потому что ни сама Алтея, ни ее мать не занимались хозяйством так скрупулезно, как Мередит. Также и Гален со своим отцом не считались хорошими фермерами и бизнесменами. Это семейство любило все красивое и возвышенное, что иногда встречается в жизни, и не обладало ни способностями, ни интересом к более приземленным сферам,

Гален и Алтея были умны и даже намного больше начитаны, чем Мередит. Они могли вести долгие ученые беседы и дискуссии о красоте поэзии или музыкальной ценности того или иного произведения. Мередит никогда бы и в голову не пришло говорить с ними о своих счетах или проблемах со слугами, а также об угрозе урожаю со, стороны насекомых.

Уитни снисходительно улыбнулась, ступив на деревянную пристань «Четырех дубов», и зашагала по тропинке к дому. Ей то и дело приходилось пробираться через заросли сорняков, но какое это имело значение на данный момент? В этом имении ум ценился больше всего.

— Мередит! — голос Алтеи пронесся по парку, и Уитни подняла голову, сразу заметив свою кузину, стоявшую у окна. — О, я так счастлива! Сейчас спущусь к тебе…

Мередит открыла дверь и вошла в дом. Здесь она считалась полноправным членом семьи, а не гостьей. Черная служанка, подметавшая пол, приветливо улыбнулась ей.

Алтея вихрем сбежала по лестнице и поспешила навстречу своей подруге и кузине, раскрыв объятия.

— О, Мередит! Сколько лет, сколько зим! Я так соскучилась по тебе.

Улыбаясь, Уитни обняла ее.

— Алтея, ты сегодня выглядишь просто чудесно.

Это была истинная правда: в глазах кузины сверкали искорки, которых Мередит раньше не видела, а кожа просто светилась. Алтея слегка зарделась. Румянец шел ей.

— Спасибо, дорогая. Как мило, что ты так сказала. Пожалуйста, идем в гостиную. Мама лежит наверху. Боюсь, у нее снова мигрень.

— Мне очень жаль.

Мередит прекрасно знала об этой болезни, поскольку ее приступы повторялись с завидной регулярностью. Сама Уитни всегда оставалась неизменно здоровой. Она плохо представляла, что такое раскалывающая головная боль, хотя не сомневалась — это, должно быть, ужасно. Мередит тут же подавила предательскую мысль, мелькнувшую где-то в глубине сознания: Вероника на самом деле так больна или же головные боли — удобный предлог для ничегонеделания? Они, похоже, появляются у нее в самые горячие и деятельные времена года.

Алтея отмахнулась от болезни матери каким — необычно легкомысленным жестом, так неприсущим ей. Она потянула подругу на софу рядом с собой и принялась расспрашивать о последних занятиях в «Мшистой заводи».

Мередит даже не знала, о чем рассказать кузине. Алтея, без сомнения, посчитает ее ужасно скучной. В последнее время она столько пережила, что читать уже не могла. Значит, о книжных новинках не поговоришь. И едва ли можно рассказать о своем горе из-за отлучения ее от ведения счетов, ибо кузине никогда не понять, как по такому — для нее совершенно пустяковому случаю можно переживать. К тому же все семейство Уитни презирает Дэниэла. Она же не желает говорить что-то против отчима в их присутствии, потому что слишком предана Харли и не хочет обсуждать его недостатки с недругами. И вполне естественно, Мередит не могла поведать о происшествии с Девлином.

Перед тем как отправиться в гости, Уитни все гадала, не распространились ли слухи о происшедшем в «Мшистой заводи» на другие плантации. Если Алтея что-нибудь и слышала, она слишком хорошо воспитана, чтобы даже упомянуть об этом. Но поскольку кузина не посматривала на нее изучающе и никак не изменила своего отношения к родственнице, Мередит расслабилась, уверенная, что Алтея ничего не знает. Скорее всего, эпизод на поляне еще не вышел за пределы конюшни. Может ли быть, нет, конечно, нет — что Джереми никому не рассказал о том, как она целовала его, как прижималась к нему всем телом, распутно упиваясь его ласками? Мередит тут же выбросила эту мысль из головы: ей не пристало приписывать чувство чести этому негодяю.

После первого возбужденного потока слов повисло какое-то странное и неловкое молчание. Мередит, сознавая, что не может ни о чем поведать своей кузине, ощутила жалость к самой себе. Она совершенно отрезана от всех в эти дни — своих родных, Дэниэла, Лидии. И все из-за Девлина. Уитни так прекрасно жила, пока не появился Джереми. Он словно принес с собой зловещий ветер, который сметает на своем пути все ее знакомые опоры. Ее мир перевернулся с ног на голову. Как хочется все поставить на свои места!

Немного погодя в гостиную вошел Гален и поприветствовал кузину с приятнейшей улыбкой.

— Мередит, я так рад твоему появлению! У меня лежит книга, которую ты обязательно должна прочитать… Я получил ее около месяца назад из Лондона. Напомни мне принести это издание перед тем, как соберешься уходить.

Они живо обсудили несколько последних местных событий. В конце концов, Алтея упомянула приближающиеся скачки, чем очень удивила Мередит. Она совершенно не помнила, чтобы Уитни когда либо особенно интересовались лошадьми. Мередит предположила, что замечание кузины — указание на то, как скучно закончилась их беседа.

— Я слышала. Трубочист Блейка Рэндалла — фаворит нынешнего года, — прокомментировала Алтея.

— Да, я тоже слышала об этом.

— А правда ли, что мистер Харли зарегистрировал Акробата на участие в соревнованиях?

— Совершенно верно.

— Но мне казалось, никто не сможет на нем ездить!

— Ну, это не совсем так.

Мередит только вчера говорила с отчимом о предстоящих скачках. Они должны пройти во время ярмарки, до которой оставался всего лишь месяц. Она спросила Дэниэла, как он мог заявить лошадь для участия в состязаниях, если у него нет соответствующего наездника. Харли отрезал, что Девлин и есть тот самый человек, которому он всецело доверяет дорогого скакуна.

— Но, Дэниэл, он же не может! Джереми — наемный работник. Они сразу дисквалифицируют тебя. Следовательно, ты поставишь себя в неловкое положение. Тебе же прекрасно известно, они не допустят к участию никого, кроме джентльмена.

Харли лишь загадочно улыбнулся, отчего у Мередит появилось страстное желание хорошенько встряхнуть его. Последнее время ее прагматичный отчим, казалось, превращается в помешанного — ни больше и ни меньше.

— Ты хочешь сказать, сам Дэниэл будет скакать на этой лошади?! — изумились Алтея и Гален почти одновременно.

— Нет, конечно, нет. Но у него есть… наездник.

— В самом деле? Кто же он? Уверена, что Блейку… то есть мистеру Рэндаллу будет крайне интересно услышать об этом.

— Нам что, непременно нужно обсуждать эти идиотские скачки? — не выдержал Гален. — Куда бы я ни пошел — это единственная тема для разговора. Думал хотя бы в собственном доме избавиться от этого… Ан нет! — Он резко поднялся со своего кресла. — Прошу прощения, дорогие дамы… Пойду принесу книгу для вас, кузина Мередит.

Когда он ушел, Алтея доверительно наклонилась к Мередит.

— Прости его за несдержанность. Последнее время Гален с папой так тревожатся… Они очень боятся, что лондонский посредник здорово обманывает их.

— Но они все так поступают, — осторожно заметила Мередит и подумала: «Вот еще одна странность — никто из Уитни никогда раньше не упоминал о финансовых делах».

— Да, но все, похоже, процветают, кроме нас, разумеется. С каждым днем мы все больше и больше оказываемся в долгах. Иногда мне кажется… Кажется, мы неразумно тратим деньги или, возможно, недостаточно аккуратны с тем, что выращиваем на плантации. — Ее гладкий лоб пересекли морщины. — Ведь я же не такая заботливая хозяйка, как ты.

— Весьма приземленный вид умения, — неодобрительно бросила Мередит.

— Нет, иногда я думаю, было бы намного лучше, если бы мы оказались в жизни более практичными людьми. Нельзя прожить, лишь вкушая плоды поэзии или философии, равно как и музыки клавесина.

— Кстати, о клавесине… Мне бы очень хотелось послушать твою игру, — произнесла Мередит, меняя тему разговора. Ее крайне встревожили изменения и сомнения, возникшие в поведении ее дорогой подруги. — Я так давно была лишена этого удовольствия.

— Конечно, — с готовностью согласилась Алтея, поднимаясь. Она без лишних слов повела Мередит в музыкальную гостиную, и она провела приятнейшие для нее полчаса, внимая нежным чарующим звукам очаровательного инструмента. Вскоре к ним присоединился Гален, и они сидели, окутанные волшебным облаком музыки, разделяя взаимный восторг.

Когда Мередит уходила, кузен подал ей книгу в коричневом кожаном переплете и настоятельно просил навестить их снова при первом же удобном случае. Внешне все выглядело как обычно, но Уитни знала, что и она, и Алтея необратимо изменились. Мередит показалось, жизнь уже вообще никогда не станет прежней. Дэниэл вошел в кабинет, и Девлин поднял глаза от гроссбуха и, увидев кто посетил его, вежливо встал.

— Хорошо. Я надеялся застать тебя здесь… — Харли прошелся по комнате. — Как новая работа?

— Вполне сносно, — осторожно признался Джереми.

Фактически он находил ведение счетов довольно интересным делом, которое не шло ни в какое сравнение с тем, чем он занимался прежде. Наблюдая за счетами, Девлин держал палец на пульсе огромной фермы. Бизнес начинал занимать его ум, прямо-таки интриговать своей четкостью и, одновременно, загадочностью. Но он не собирался откровенничать об этом с Дэниэлом, потому что не знал, что за игру ведет старик. Джереми решил: самое лучшее в данный момент — вести себя осмотрительно.

— Чудненько, чудненько, — обрадовался Харли. — Знаешь, я тут подумал, может, тебе интересно проехаться со мной по полям?

Девлин ошеломленно взглянул на него, но быстро взял себя в руки.

— Разумеется.

— Хорошо. Скажи Сэму, чтобы оседлал мне лошадь. Встретимся у конюшни через… двадцать минут.

Когда он ушел, Джереми в изумлении тряхнул головой, но все-таки отправился выполнять поручение Харли. С каждой их новой встречей Дэниэл делал что-либо все более странное.

Ровно через двадцать минут хозяин плантации появился у конюшни, где Девлин ждал его с двумя оседланными лошадьми. На Джереми были кожаные бриджи и джентльменские сапоги для верховой езды, мягкие и облегающие ногу, удлиненные спереди для защиты колена. Дэниэл внимательно оглядел его наряд.

— Откуда сапожки? — с усмешкой поинтересовался он.

— Мисс Уитни оказалась настолько добра, что дала мне пару, принадлежавшую ее отцу. Полагаю, мы с ним одного роста… К счастью, у нас одинаковый размер ноги, хотя бриджи и рубашки сидят не так хорошо.

— Это заметно, — проворчал Дэниэл и снова поглядел на странное сочетание элегантных старомодных брюк, которые немного жали, прекрасных сапог и груботканой рубашки. — Надо будет купить тебе одежду, более соответствующую этой обуви.

Джереми снова удивленно взглянул на Харли.

— Спасибо, сэр.

Он изо всех сил старался не выдать голосом своего крайнего изумления.

— Я пришлю девушку снять с тебя мерки, и мы закажем что-нибудь у портного в Чарлстоне.

Харли зажал поводья в мясистом кулаке и при помощи Сэма с усилием взобрался в седло. Девлин легко вскочил на лошадь, и они отправились по дорожке, ведущей на поля. Дэниэл указал на пустующую сейчас землю.

— Рисовые поля… Мы выращиваем, в основном, рис, хотя имеется и индиго. За него я взялся не так уж давно. После тысяча семьсот сорок восьмого года правительство назначило премию по четыре пенса за фунт на индиго, чтобы заинтересовать владельцев плантаций в его выращивании. Так что культивировать данное растение стало весьма выгодным делом. Индиго любит песчаную почву и плохо рос в Каролине, пока одна женщина не провела эксперимент, с семенами на отцовской плантации и не выяснила, какая почва ему требуется. Элиза Лукас… Кажется, она вышла замуж за одного из Пинкни.

Девлин уже привык к манере каролинцев вставлять в разговор личную историю того, о ком судачили, словно семья, из которой он происходит или с которой породнился, имела огромнейшее значение. Однако сообщение Дэниэла, что именно женщина обнаружила, как выращивать индиго, поразило его. Представительницы прекрасного пола колоний совсем не похожи на своих сверстниц в Англии. Похоже, Джереми каждый день приходилось узнавать, насколько они другие.

— Необычно, — пробормотал Девлин.

— Точно. О, есть в колонии и такие женщины, что существуют просто как украшение общества, но, в своем большинстве, они трудолюбивы и работящи. Настоящие помощницы и подруги… Разумеется, кое-кто из нашего брата, откровенно говоря, слабоват в коленках для такой хранительницы домашнего очага.

Джереми просто не знал, что сказать в данном случае, и решил промолчать. Харли, похоже, на что-то намекал, но Девлин не мог понять скрытого смысла последних фраз.

Тема сильных женщин напомнила ему о Мередит, но Дэниэл не стал бы обсуждать свою падчерицу со слугой. Слабая улыбка изогнула губы Джереми. Он полагал, Уитни вполне бы могла стать помощницей и подругой, если бы, конечно, захотела этого. Девлин представил, что любила бы она столь же сильно, как и ненавидела. Но он уже начал сомневаться, познает ли когда-либо противоположную сторону ее эмоций. Джереми, кажется, утратил способность завоевывать женские сердца. Надменность Мередит злила его, заставляла делать и говорить такое, что — он прекрасно знал об этом — еще больше настроит ее против него. Всякий раз, когда Уитни обращала на Девлина свой холодный и надменный взгляд, он отвечал ей тем же. Но когда Джереми отвечал саркастически или дерзко, ее неприязнь возрастала до невероятных размеров. Хотя ему и доставляло удовольствие поддразнивать Мередит, пробуждая к жизни эмоции девушки, обычно все заканчивалось тем, что он отходил несолоно хлебавши. Трудно заниматься любовью с женщиной, будучи вовлеченным в ожесточенный спор с нею.

Что Мередит против него имеет? Вплоть до дня порки у них развивались все более непринужденные и дружеские отношения. Она расслаблялась и говорила с ним, даже иногда шутила. Джереми обнаружил, как чудесно снова поговорить с остроумным человеком. А потом Уитни вдруг стала холодной, словно зимняя вьюга пронеслась над ней и запорошила снегом. Перемена разозлила Девлина — и он поцеловал ее, что и привело к наказанию. Джереми ненавидел Мередит в те мгновения, когда плеть рвала его кожу, но потом она ворвалась, словно мегера, храбро встав между ним и кнутом. Он видел, как хлыст взбил пыль в нескольких дюймах от него, и осознал, насколько близко оказалась Уитни к ощущению жала плетки на своем лице и груди. Что-то сжималось у Девлина внутри всякий раз, когда он думал, какой опасности подвергала себя Мередит. После всего этого она промывала раны на спине Джереми, прикасаясь к ней нежными пальчиками, и прикладывала мазь, склоняясь над ним и шепча извинения. Но потом Уитни отрезала себя от Джереми, перестав брать уроки верховой езды. Очевидно, объяснять правила ведения счетов тоже было для нее неприятно. Почему Мередит вдруг возненавидела его? И с какой стати он так одержим ею? Девлин вспомнил всех красоток, прыгавших ему в постель, стоило ему только пальцем пошевелить. Как же нелепо, что он увлекся какой-то высоченной, тощей старой девой со сквернейшим характером. И тем не менее, это неоспоримо. Джереми даже отказался от своего плана побега до тех пор, пока не добьется и не завоюет ее. Когда-то он убеждал себя, что Мередит нужна ему для того, чтобы помочь исчезнуть отсюда, но теперь понимал — это лишь предлог. Можно легко сбежать и без нее, а предполагаемую помощь окажет и Лидия, которая ясно дала понять, что не прочь забраться к нему под одеяло. Так что же тянет его к Мередит? Слова Дэниэла вернули Девлина к действительности.

— … Поле вспахали сразу после уборки. Ты слушаешь меня, мой мальчик?

— Да, сэр.

— Хорошо, потому как я говорю не просто для сотрясения воздуха. — Харли натянул поводья, останавливая лошадь. Девлин молча ждал, пока он любовно оглядит пустое поле, позволив своему скакуну щипать придорожную траву. — Некоторые предпочитают весеннюю вспашку, прямо перед посевом…

— А когда вы сеете? — спросил Джереми с вежливым интересом, подыгрывая Харли.

— Приблизительно… в апреле-мае. Вначале на грядках выращивается рассада, потом она высаживается в поле. Когда растения достигают примерно шести футов, поля заливаются водой. Обычно мы запруживаем ручей или делаем отвод от близлежащей реки. Эти низины легко затопляются, поэтому данная местность идеально подходит для выращивания риса.

Девлин нисколько в этом не сомневался: кругом простиралось почти болото. Казалось, поля совсем ни к чему затоплять, чтобы вырастить на них рис.

В это время Дэниэл принялся рассказывать о сорняках — самых страшных врагах культурных растений — и насекомых-паразитах. Девлин слушал уже его серьезно, заинтересовавшись поневоле. Кое-что он слышал от Мередит, но если та просто отвечала на его вопросы, то Харли прочитал целую лекцию, охватывая в своих описаниях каждую стадию агротехники производства риса. Ко времени окончания «вводного курса» «профессора» Дэниэла Джереми уже начал подумывать, что теперь знает все самое важное о выращивании сей культуры, но по-прежнему никак не мог понять, зачем ему рассказывают об этом.

Девлин удивился еще больше, когда на следующий день Харли продолжил свою лекцию. Они объехали все участки обширнейшей плантации, обсуждая особенности роста риса, индиго, разговаривая об очистке, помоле и шлифовке капризной зерновой культуры. Временами у Джереми возникало такое чувство, будто знания насильно запихиваются ему в голову.

Дэниэл не забыл взять его с собой, когда отправился торговаться с капитаном корабля о продаже партии риса. Он заставил Джереми прочитать письмо от своего лондонского агента и написать ему ответ. Затем, вернувшись на «Мшистую заводь», Харли вытащил на свет божий все послания от английского посредника за прошедший год и дал их Девлину для изучения, чтобы у него сложилась общая картина торговых сделок.

Вконец озадаченный Джереми беспрекословно выполнял все указания хозяина. С каждым днем он все больше и больше втягивался в дела плантации. Девлин совершенно не понимал, зачем все это, и порой начинал негодовать. Данные занятия, конечно, намного легче, чем чистка конюшни, но он не доверял таинственности Дэниэла, и поэтому нынешние дела казались ему напрасной тратой времени.

Желание Харли сделать из Девлина своего личного секретаря имело определенный смысл. Джереми владел типично аристократическим почерком, умел читать и оперировать с цифрами. Но к чему простому клерку знать обо всех аспектах бизнеса Дэниэла? Зачем брать секретаря на объезд полей и знакомить его с работой рабов, добиваться того, чтобы он знал число рабочих рук, требуемых на огромной плантации? Какой смысл объяснять уловки, с помощью которых нечестный управляющий может обманывать своего нанимателя?

Верный данному слову, Харли прислал в комнату Девлина женщину, и она сняла с него мерки. Однажды он взял Джереми с собой в Чарлстон на встречу с торговцем, и пока они находились в городе, заехали к портному, чтобы забрать новую одежду, заказанную намного раньше. Девлин просто был поражен количеством и качеством новых нарядов. Перед ним аккуратно разложили многочисленные бриджи, жилеты и камзолы, одеяния на все случаи жизни из всевозможных видов ткани — от практичного черного сукна до превосходного разноцветного атласа, парчи и бархата. Тут же оказались батистовые и хлопковые рубашки, шейные платки и ленты, кружевные жабо и манжеты; несколько пар туфель с большими квадратными пряжками, чулки, простые шляпы и две треуголки, украшенные роскошной тесьмой. Джереми заметил, что рядом лежали несколько булавок, которыми прикалывают жабо к шейной ленте; причем одна из них оказалась украшена темно-синим сапфиром. Он повернулся к Харли, сверкая глазами и онемев от изумления.

— Вы, должно быть, шутите? Дэниэл весело рассмеялся:

— Конечно, нет. По-твоему, я заказал так много нарядов этого гигантского размера только ради шутки? Никто ведь, кроме тебя, не сможет носить их.

Это, вне всяких сомнений, правда. Все действительно сшито для него. Джереми метнул подозрительный взгляд на своего спутника. Что за цель у Харли? Не может ли быть, что он принадлежит к тому типу людей, которые предпочитают мужчин женщинам? Девлин не обладал чувством ложной скромности и прекрасно знал о своей красоте, но считал, что такого сорта «любители» интересуются изнеженными юношами, а не сильными, мускулистыми атлетами, которым перевалило за тридцать. Конечно, здесь, в колонии, выбор ограничен. Джереми с тоской поглядел на гору роскошной одежды. Ему до боли хотелось ощутить чувственное прикосновение бархата к своей коже, гладкость шелка. Как давно он не носил ничего приличного? Порой казалось, что плохо сидящая, грубая одежда, которую он сейчас носит, — эмблема его нынешней деградации. Унизительно появляться перед Мередит в старье, но Девлин не мог принять роскошные наряды, если их ценой является то, чего он вдруг испугался.

— Зачем? — выдавил Джереми, — зачем отдавать все это мне? Я всего лишь слуга.

Врови Харли круто сошлись над переносицей.

— Ты ведь не собираешься отказаться от этого великолепия? Неужели твоя гордость позволит выбросить наряды вон?

— Не все можно купить… Чего вы хотите взамен? — Девлин подозрительно взглянул на Дэниэла.

Харли прислонил ладонь к глазам, и Джереми внезапно осознал, насколько изможденно выглядит его хозяин. Темные круги на лице резко контрастировали с бледностью кожи.

— Это имеет какое-то значение?

— Конечно, — прошипел сквозь зубы Девлин, не обращая внимания на ошеломленный взгляд портного. — Я не животное и не кукла, которой вы можете забавляться — Учтите, я также и не женщина, падающая в обморок при виде богатых подарков и…

Харли расхохотался, внезапно поняв причину колебаний Джереми.

— Бог мой, парень, ты думаешь, я пытаюсь заманить тебя к себе в постель? Считаешь меня гомосексуалистом?

— Я не знаю, что думать, — честно ответил Девлин. — Понятия не имею о происходящем и поэтому теряюсь в догадках.

— Неужели? Ну что ж, сейчас все равно не время, да и не место обсуждать это… Тебя удовлетворит, если я пообещаю не принуждать сделать то, о чем попрошу? Выбор будет полностью за тобой.

— Какой выбор?

— Узнаешь в свое время! Признаюсь, мне бы хотелось немного подсластить кашу, прежде чем предлагать ее тебе попробовать. Бери одежду! Ты сможешь вернуть ее, если мой план не заинтересует тебя.

— Вы же прекрасно знаете: стоит надеть это на себя — и уже будет намного труднее снять и отказаться от этого великолепия.

Харли понимающе усмехнулся.

— Согласен. Но скажи, разве не хочется, чтобы все на «Мшистой заводи» увидели тебя вот в этом? — Он указал на разложенные вещи. — Только подумай, как удивится Мередит.

Последний — мудрый — довод стал решающим для сомневавшегося Девлина. Он ясно представил себя в новых костюмах и изумленные глаза Уитни. Она станет томится по нему, когда Джереми предстанет перед ней, гордый и красивый, словно только что вернувшийся из Лондона. В этих нарядах он станет почти самим собой.

Девлин потянулся дрожащими пальцами к одежде, чтобы забрать все предложенные вещи.

ГЛАВА 11

Когда Дэниэл и Джереми вернулись из Чарлстона, Мередит и Лидия в гостиной беседовали с Опал Гамильтон, молодой женой Ангуса Гамильтона. Это был суровый ирландец, мужчина средних лет с морщинистым угрюмым лицом и кустистыми бровями. После того как его первая жена умерла, подарив ему одиннадцатого ребенка, он женился на девушке, которая являлась полной его противоположностью. Опал считалась непревзойденной красавицей всей округи. В двадцать четыре года, ни разу не рожавшая, она сохранила фигуру юной девушки, одновременно обладая зрелостью, на которую другие, более молодые красавицы, не могли и надеяться. Муж одевал ее в самые дорогие наряды, дарил драгоценности, расточая на нее любовь и тепло, сохранившиеся в его сухой душе. Сегодня Опал украшало платье из изумрудного атласа, схваченное изящными серебряными брошками над бахромой нижней юбки. Из-под этого наряда выглядывали розово-зеленые парчовые туфельки, подчеркивая аналогичные цвета вышивки парчового корсажа. Она высоко уложила волосы и напудрила их по последней моде, недавно достигшей колонии. На вершине прически восседала смешная маленькая шляпка размером чуть больше утюга и почти такой же формы, украшенная пучком вьющихся перьев. Зелень платья оттеняла довольно бледный, виноградно-зеленый цвет глаз. Опал выщипывала брови в тоненькую изогнутую линию, а щеки и губы всегда слегка подкрашивала.

Лидия и Мередит захихикали, увидев, как она выходит из кареты. Чтобы защитить все свое великолепие, Гамильтон надела огромную мантилью, закрывавшую ее с ног до головы и превращавшую фигуру в нечто бесформенное и непонятное. Поверх шляпки и высокой прически на ней было наброшено широкое покрывало — калаш, называемое так, потому что напоминало откидной кожаный верх легкой коляски, известной под тем же наименованием. Это большое, из темного атласа, покрытие, снабженное проволочным каркасом, оттопыривающееся сверху и по бокам, превращало голову в гигантский шар, открывающий лицо спереди. Для защиты кожи от жарких солнечных лучей Опал носила черную атласную маску и длинные кожаные перчатки. Она очень неуклюже передвигалась в этом нелепом нагромождении одежды, напоминая призрачное существо из ночного кошмара.

Но сняв свои многочисленные чехлы и изящно восседая в одном из высоких кресел, Опал действительно выглядела премило. По мнению Мередит, она являлась тщеславной, самовлюбленной, пустой, испорченной и имела массу других не менее неприятных качеств. Гамильтон не хватало того, что все считают ее красавицей; ей обязательно нужно было еще и уколоть чье-то самолюбие.

— Как поживает уважаемый Гален? — со скрытым лукавством поинтересовалась она у Уитни, приготовившись описать его внимательность к ней в церкви, когда большой колокольчик снаружи громко известил своим звоном о прибытии лодки хозяина на пристань.

— Дэниэл! — радостно воскликнула Лидия и бросилась к окну, чтобы первой увидеть вернувшегося Харли.

Мередит, обрадованная временной передышкой, присоединилась к Чандлер. Обычно обе женщины встречали Дэниэла или, по крайней мере, выходили на крыльцо, но в данный момент не могли же они выбежать из комнаты и бросить свою гостью в одиночестве. Поэтому им пришлось ждать прихода Харли, не покидая гостиной.

Опал совершенно не интересовал приезд Дэниэла, потому что он никогда не проявлял к ней ни малейшего интереса — непростительный грех с ее точки зрения. Кроме того, сей мужчина стар и непривлекателен, а с Гамильтон хватит и одного пожилого урода — собственного мужа. Опал привлекали лишь молодые, полные жизни джентльмены, которые могли удовлетворить ее ненасытный сексуальный аппетит. Именно это и явилось причиной сегодняшнего визита. Она не слишком-то жаловала женщин, в особенности таких хорошеньких, как Лидия, которые бросали вызов ее первенству в красоте. Дурнушка Мередит, конечно, ей не соперница, но Гамильтон не нравилась сообразительность Уитни и острый язычок, жертвой которого частенько приходилось быть Опал. Но она прослышала о красивом наемном работнике на «Мшистой заводи» и явилась с визитом, надеясь хотя бы мельком взглянуть на него. До сих пор, однако, удача не сопутствовала ей.

Немного погодя в гостиную вошел Дэниэл в сопровождении Девлина. Лидия тут же подбежала поздороваться с Харли, а Мередит начала было говорить: «Дэниэл, как приятно…», но тут же осеклась. Ее реакция при виде Джереми оказалась именно такой, на которую он и надеялся: Уитни ошарашенно уставилась на него, и молчание, воцарившееся в комнате, прямо-таки придавило присутствующих.

Девлин оказался одет незатейливо, впрочем, как и любой плантатор, возвращающийся из поездки, но на Мередит, привыкшей видеть его в почти рубище, вид дорогой, хорошо скроенной одежды произвел потрясающее впечатление.

На нем был камзол из синего сукна, окаймленный рядом декоративных пуговиц, задуманный портным не застегиваться, а носиться распахнутым. Его широкие жесткие полы доходили до бедер, как и более яркий жилет, видневшийся под верхней одеждой. Белый батист рубашки выглядывал из-под длинного жилета, а ее кружевные манжеты выступали из широких отворотов рукавов камзола. Белое батистовое жабо крепилось оловянной булавкой у самого горла. Бриджи портной пошил из темно-синего сукна, и они очень плотно сидели на бедрах Девлина в полном соответствии с существующей модой. На ногах — черные кожаные туфли и чулки, скрывающиеся под застегнутыми краями бриджей. В руке Джереми держал простую черную шляпу-треуголку, а на его голове красовался мягкий белый парик, имевший небольшие букли по обе стороны лица; сзади он стягивался в косичку, повязанную тонкой черной ленточкой.

Грудь Мередит болезненно сжалась: «Как же он высок, как прекрасно сложен! Так, наверное, Девлин выглядел в Лондоне — элегантный и в то же время сильный, невыразимо мужественный в этой превосходной одежде. Да, он красив. Даже более чем красив…» Она никак не могла придумать слова, характеризующие Джереми в данный момент. Слишком большой и сияющий… Слишком красив и изящен лицом и телом для обыкновенной грубоватой силы, — стучало в ее висках. — У него твердые и точеные губы, аристократический прямой нос. Солнце золотит кожу Девлина, и на фоне его смуглого лица голубые глаза кажутся еще более поразительными. Костюм, скроенный точно по фигуре, подчеркивает крепкие мускулы бедер, ширину плеч и груди…»

Мередит недоумевала, как она могла быть настолько глупа, чтобы отвечать на его поцелуи, — как будто Джереми мог на самом деле хотеть ее! Ни один мужчина, выглядящий подобным образом, не может испытывать желания к невзрачной Уитни. Для него не составляет труда заполучить любую женщину. В тот день на поляне Девлин просто играл с ней. Скорее всего, для забавы или же по какой-то иной — нехорошей — причине. Она поняла это уже тогда и сгорала со стыда за свою реакцию. Но сегодня, увидев его таким преображенным, Мередит словно внезапно заболела. «Я, наверное, сошла с ума, — подумала она. — Как унизительно!.. Господи! Как он должен смеяться над моей наивной страстью…»

— Мисс Уитни…

Девлин торжественно поклонился ей в своей лучшей манере лондонских салонов.

Мередит не ответила, лишь холодно вскинула брови. Лицо Джереми чуть заметно застыло, слабая улыбка исчезла с его губ. Дэниэл, неловко чувствующий себя в присутствии Опал, быстренько извинился и ушел; Джереми отправился вслед за ним.

Гамильтон изумленно повернулась к Уитни, растерянно хлопая ресницами.

— Кто это был? — наконец выдохнула она.

Ее глупое выражение лица разозлило Мередит, и она раздраженно бросила: — Джереми Девлин, всего-навсего наемный слуга.

«Так вот он каков! — Опал улыбнулась. — Слухи явно не врут. В нем есть все, что я знала понаслышке. Даже более того…

— Наемный слуга… Это, должно быть, забавно для тебя, Мередит?

Уитни подозрительно сузила глаза.

— Что вы имеете в виду? Гамильтон хихикнула.

— Бог мой! Даже ты определенно должна видеть все преимущества иметь такого… в своем распоряжении. Подумай, как чудесно отдавать ему приказы… награждать и наказывать его.

Мередит холодно бросила взгляд на собеседницу. Она слышала сплетни о неверности миссис Гамильтон. Поговаривали, Опал не пропустила ни одного повесы в округе. Уитни не обращала внимания на эту болтовню, но теперь сразу же поняла, что слухи имеют под собой прочный фундамент. Выражение лица гостьи говорило об откровенной похоти. Вполне ясно, зачем бы ей понадобился красивый слуга. От этой мысли Мередит прямо-таки передернуло, но она тут же напомнила себе, что Опал как раз принадлежит к тому типу собственниц, которые прекрасно вписываются в планы Джереми. Он пытался добиться власти над Мередит, используя свою мужскую привлекательность. С Опал Девлин добился бы большего успеха.

— Скажите, миссис Гамильтон, где вы взяли это платье? Оно просто прелестно, — поинтересовалась Лидия, нарушая неловкое молчание и отвлекая внимание любопытной гостьи.

— О, благодарю вас. Его сшили в Чарлстоне. Вообще, Ангус накупил целый ворох нарядов. Вы даже не представляете себе, как он балует меня! — Мистер Гамильтон, должно быть, ужасно вас любит, — заметила Лидия, терпеливо поддерживая излюбленную тему Опал — ее бесподобное «я».

— О, да. Но иногда он бывает так ревнив! Вы просто не представляете этого.

И Лидия, и Мередит очень хорошо это представляли, сомневаться не стоило. Ангус Гамильтон повсеместно прославился своим вспыльчивым нравом, и, похоже, у него имелись основательнейшие причины для ревности. Однако ничего подобного они не сказали.

Опал еще немного задержалась, описывая, как ее наряд скопировали с «малышки-модницы», — одной из маленьких кукол, одетых в миниатюрные женские платья по последней лондонской моде. Такие игрушки использовались колониальными портными для демонстрации новых фасонов. Поскольку все это не представляло никакого интереса для Мередит, она очень скоро почувствовала скуку, да и Лидию утомил этот затянувшийся пустой разговор. Миссис Гамильтон, выполнив цель своего визита, вскоре поднялась, чтобы уйти, и они распрощались с ней, искренне улыбаясь.

— Слава Богу! — воскликнула миссис Чандлер, когда гостья покинула их, а Мередит поддержала ее улыбкой.

— Я всегда знала, что она тщеславная зануда, но до сегодняшнего дня сомневалась, верить ли россказням людей о ее моральных устоях…

— Ну, так теперь можешь поверить, — перебила. ее Лидия. — Ты видела, как Опал вела себя, когда вошел Девлин? Мне показалось, она сейчас подпрыгнет и побежит за ним по коридору, — рассмеялась Чандлер.

— Да, да… Ох и веселую жизнь она устраивает мистеру Гамильтону!

На какое-то время между ними возникло былое единодушие, но при упоминании имени Джереми неловкость последних недель возникла с новой силой. «Лидии нечего сказать, когда дело касается Девлина, — подумала Уитни. — Слишком быстро предала она Дэниэла ради него».

— Интересно, с какой стати Джереми так одет? — размышляла Чандлер, не сознавая, что натянутость в их отношениях возобновилась.

— Для меня это тоже является сюрпризом. Я пойду и немедленно выясню.

Мередит решительно вышла из гостиной и направилась к кабинету, угрюмо поджав губы. Она очень обрадовалась, когда увидела Харли в одиночестве.

Последнее время Уитни почти боялась входить в это помещение из-за страха застать там Девлина. При ее появлении отчим поднял голову и улыбнулся. Он выглядел довольно уставшим после поездки, но Мередит усилием воли подавила в себе накатившуюся волну сочувствия.

— Что, скажи на милость, происходит?

Она стояла перед Дэниэлом с воинственно скрещенными на груди руками, прямая, словно натянутая струна.

Харли вздохнул: он-то надеялся, что Уитни пришла просто поболтать с ним, как в былые времена. Однако, судя по ее виду, она здесь, чтобы ругаться и спорить.

— О чем ты, Мередит?

— Мне хотелось бы знать, почему Джереми Девлин одет как плантатор. Откуда у него эта одежда?

— Я купил ее для него.

— Так и знала! Но — повторяю еще раз — почему? Он же все-таки слуга, а не твой сын!

— Гм… Я прекрасно понимаю это. Но сие лично мое дело, куда мне потратить свои деньги. — Но почему? Почему?!

— Прежде всего — надеюсь, ты заметила, — его прежняя одежда выглядела грубо и совершенно не к месту. С какой стати ты решила напасть на меня? Сама же ведь отдала ему одежду отца.

— Да, но это совсем другое. Она не стоит денег. Тем более, все равно без пользы пылилась на чердаке, ..

— Мередит, разве тебя не удовлетворил мой ответ? Я купил Девлину одежду, потому что в старой он выглядел нелепо. Неужели ты не находишь, что так намного лучше?

— С какой стати вдруг стало важно, как он выглядит? Я тебя, честно говоря, совершенно не понимаю. Ты таскаешь его за собой по всей плантации, берешь на встречи с торговцами и капитанами, заставляешь писать своему агенту и вести книги… А теперь, ко всему прочему, еще и покупаешь дорогую одежду?

— У меня есть на то причина, — не сдавался Дэниэл. — И в свое время ты обо всем узнаешь. А пока… Достаточно сказать, что я решил так сделать, вот и все.

Уитни прямо-таки отшатнулась от такого отпора.

— Очень хорошо! Совершенно очевидно, ты решил удалить меня от своих дел.

— Мередит, — начал он, поняв, что обидел ее, но она развернулась и выбежала в дверь, чтобы скрыть подступившие слезы.

Дэниэл прикрыл глаза и положил голову на скрещенные руки; он чувствовал поразительную слабость и понимал, что должен ускорить события. Нет времени ждать, пока матушка Природа возьмет свое. Харли медленно поднялся на ноги, опираясь суставами пальцев о дубовую столешницу. Постоянная изнуряющая боль пульсировала в животе. Он попытался пересилить ее, но ничего не вышло. На лбу выступила испарина, лицо побледнело, но все-таки приступ понемногу стал уменьшаться. Дэниэл опустился в кресло. Придется подождать до завтра. Поездка отняла у него слишком много сил.

Мередит, глубоко возмущенная разговором с отчимом, поднялась к себе в комнату. Открывая дверь, она заметила Джереми, выходящего из одной из гостевых комнат немного дальше по коридору. Глаза Уитни вспыхнули.

— Что вы здесь делаете? — негодующе воскликнула она.

— Как, разве вы не знаете? — Его голубые глаза прямо-таки искрились. — Я думал, вы сразу же побежите к своему отчиму, дабы высказать свое возмущение.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, он, наверное, сказал вам о моем переезде в одну из этих свободных комнат.

— Что?!

Словно подтверждая заявление Девлина, по лестнице поднялся лакей и пронес чемодан в ту комнату, из которой недавно вышел Джереми.

— Полагаю, мистер Харли решил, что в комнатушке над конюшней будет недостаточно места для моего нового гардероба, не говоря уже о вреде от пыли и жары.

— Вы что, околдовали Дэниэла? — изумилась Мередит. — Зачем он делает все это?

Девлин пожал плечами.

— Не имею понятия, но и не собираюсь отвергать сию удачу.

Уитни развернулась и, пошатываясь, вошла к себе. Голова кружилась от всех сегодняшних потрясений. Самые неожиданные мысли одолевали ее сознание: «Дэниэл, должно быть, рехнулся. С чего он вдруг осыпает подарками слугу и предлагает жить в доме вместе с членами семьи? Неужели Харли надеется, что соседи-плантаторы поверят версии о Джереми, живущем в „Мшистой заводи“ в качестве гостя, и не станут возражать против его участия в скачках? Нет, он же должен понимать, что слухи о происшедшем сегодня к завтрашнему дню облетят всю округу. Все узнают, что Девлин — всего лишь наемный слуга, как бы он ни выглядел. А может, Дэниэл по какой-то одному ему ведомой прихоти собирается усыновить Джереми? Гм… Некоторые мужчины почти отчаянно хотят иметь сына, а Девлин произвел на него впечатление. Но все же… Нет, эта идея просто нелепа!»

Мередит легла на кровать и вперила взгляд в потолок. Она никак не могла придумать способа остановить это безумие. Каким образом Джереми втерся в доверие к Дэниэлу? Он, должно быть, имеет богатейший опыт по одурачиванию доверчивых людей. Девлин уже успел очаровать Лидию, заставив предать своего любовника, и теперь сумел убедить Харли сделать его почти членом семьи. Он из кожи готов вылезти, лишь бы завоевать и ее. Уитни приходилось признать, что не застань она Джереми в постели с Лидией, ей пришлось бы уступить его любовному мастерству в тот день на поляне. Лишь по чистой случайности Мередит сумела избежать очаровывающих притязаний Девлина.

С приближением времени ужина Уитни осознала, что раз Джереми спит в большом доме, то, скорее всего, и за стол сядет вместе с ними. Она уже начала подумывать о приказе принести вечернюю трапезу к ней в спальню, но потом не захотела пропускать будущих событий, которые должны произойти за общим столом.

Ровно в девять Мередит спустилась в столовую. Как она и предполагала, Девлин находился там, одетый к ужину в бархатный камзол цвета шоколада и черные бархатные бриджи, застегнутые под коленями яркими золотыми пуговицами. Жабо у горла на сей раз оказалось кружевным, его удерживала на месте яркая золотая брошь.

В продолжение всей трапезы Уитни прилагала массу усилий, чтобы игнорировать присутствие Джереми, хотя постоянно наблюдала за ним. Он слегка флиртовал с ней, уважительно разговаривал с Лидией и обращался с Дэниэлом, как со старшим товарищем, но равным по положению. Мередит хотелось закричать от такого притворства. С каким бы удовольствием она высказала ему, что видит насквозь его игру и знает о близости с Лидией, но она не могла смутить Чандлер или причинить боль отчиму, поэтому держала рот на замке и не обращала внимания на провокационные поддразнивающие фразы и взгляды Девлина.

На следующее утро Джереми сидел в кабинете, ссутулив свои обычно прямые плечи над приходно-расходными книгами. Он одним пальцем водил по колонке цифр в поисках ошибки, которая вкралась в расчеты. Наконец с торжествующей улыбкой Девлин все-таки нашел ее. Он аккуратно подчеркнул неправильную цифру и сверху внес необходимые поправки. Теперь общая сумма колонки должна соответствовать правильному итогу. Джереми снова начал сложение, но сие занятие пришлось прервать: скрипнула дверь и в кабинет вошел Дэниэл с угрюмым лицом. Девлин не знал почему, но внезапно внутренне содрогнулся. Харли на секунду остановился, и он подскочил и предложил ему стул.

— Спасибо, — со вздохом произнес Дэниэл и опустился на предложенное место. — Мне необходимо поговорить с тобой, Девлин.

— Да, сэр?

— Уверен, ты помнишь, я говорил тебе, что когда-нибудь открою свой план… Хотелось бы немного повременить с этим, но вижу, нужно ускорить его осуществление. Я сделал все это для тебя, учил и наставлял с определенной целью… — Он помолчал, и Джереми заерзал от нетерпения. — Послушай, Девлин, у меня есть одно предложение… Надеюсь, вкус жизни, которым судьба не обделила тебя, поможет тебе принять правильное решение.

— Правильное решение? Относительно чего?

— Я хочу, чтобы ты женился на Мередит.

У Девлина даже челюсть отвисла. Он ожидал от Дэниэла чего угодно, но такого и вообразить не мог. Жениться на Мередит!

— Что?! Зачем? Прошу прощения, сэр, но я не могу понять, с какой стати вам выдавать вашу падчерицу за наемного слугу.

— Я надеялся, она выберет хорошего человека, способного позаботиться о земле и о ней. Ну, кого-то типа Блейна Рэндалла… Но он волочится за этой Опал Гамильтон или, по крайней мере, делал это. А Мередит не… В общем, она не для большинства мужчин. Ты когда-нибудь, мальчик, ел хурму?

— Что? Нет.

— Так вот… она внутри очень сладкая, но кожица у нее такая терпкая, что стягивает во рту. Такова и моя девочка: в душе милая, добрая и полная любви, но снаружи — колючая, застенчивая и невзрачная. Она не привлекает мужчин… Черт! Да Мередит выше всех здешних джентльменов, кроме того, ее худосочного кузена. Ей двадцать один… Здесь это считается критическим возрастом. Словом, старая дева. Едва ли она выйдет замуж за кого-то, но если такое случится, то, скорее всего, им окажется Гален Уитни. И будь я проклят, позволив ему положить лапу на мою землю. Он разорит ее, как его папаша угробил «Четыре дуба», как отец Мередит довел до ручки «Мшистую заводь». Всех Уитни Бог наградил здравым смыслом овцы, ни больше ни меньше, за исключением, конечно, моей падчерицы. Благодарение Богу, она унаследовала материнские качества. Ей нравится думать, что она такая же, как и все Уитни, но Мередит недостает их мечтательности. Она слишком полна жизни и очень практична, но не признается в этом, а вечно старается держаться за какой-то безумный благородный идеал. В последнее время я понял, что должен принудить ее выйти за подходящего человека.

— И этот человек — я? — Джереми скептически вскинул брови.

— Мне это стало ясно, лишь только я увидел тебя. Красивый, изысканный… Говоришь ты достаточно хорошо для окружающих и Мередит, а выглядишь прекрасно для любой женщины. К тому же ты на полголовы выше ее. Не так уж много мужчин могут соответствовать подобной характеристике. — Громкий смех сорвался с губ пораженного Девлина. Дэниэл лишь улыбнулся. — И еще одно… у тебя есть чувство юмора. А с Мередит оно просто необходимо, мужчина должен уметь смеяться и смешить ее. Я хочу, чтобы она жила полноценной жизнью, любила ее и наслаждалась ее. С Галеном Мередит засохнет в первый же месяц. Ты можешь сделать ее счастливой в постели и вне брачного ложа, сможешь сражаться с ней, когда это понадобится, и обуздывать в минуты ее своеволия.

Джереми очень не понравились слова мистера Харли.

— Вы говорите о Мередит так, будто она одна из ваших лошадей и не имеет своего голоса, не имеет права решать, за кого ей выходить замуж. С чего вы решили, что она согласится на такой шаг?

— Согласится, будь уверен. Доверься мне.

— Я в этом сильно сомневаюсь, — ответил Девлин с кривой усмешкой. — Думаю, Мередит просто презирает меня.

Дэниэл пожал плечами.

— Навряд ли. Она лишь старается не полюбить тебя, потому что ты не совсем вписываешься в рамки ее «идеала». Мередит считает, что хочет в мужья такого гуся, как Гален Уитни. Тебе просто нужно будет убедить ее — ты действительно тот, кто ей необходим. Думаешь, не справишься?

В голосе Харли звучала явная подначка. Джереми насупился и подошел к окну, сунул руки в карманы камзола.

— Черт возьми! Не нравится мне торговля телом! Никогда еще не играл роль шлюхи.

Дэниэл даже застонал.

— Еще один идеалист! Послушай, парень, ты не продаешь свое тело! Кто виноват, что ты оказался именно тем, кто нужен моей дочке. Ты получишь свободу и огромный кусок земли, будешь богат…

— А разве это — не торговля телом? Как же вы назовете сие дело?

— Деловое соглашение, впрочем, как и все браки, заключенные в среде аристократии. Думаешь, все джентльмены женятся по любви?

— Нет, конечно.

Этот-то факт Девлин сознавал очень хорошо. — Конечно, нет. Они женятся, чтобы объединить свою собственность или имя с другой собственностью или именем. Мы поступаем так же. Ты тот человек, который сможет управлять «Мшистой заводью», когда я умру. Ты сильный, сообразительный… Мне кажется, тебе удастся удержать плантацию в своих руках. Ты не промотаешь мою землю и состояние… и дашь Мередит то, что ей так нужно. Возможно, тебя удивит, но… Она ведь тоже способна дать многое… Ведь Мередит — настоящее, чистое золото, Девлин. Правда, она не обладает внешностью своей матери, упокой Господи ее душу, и тем не менее…

— Внешность здесь ни при чем! — выпалил Джереми. — Я сомневаюсь не потому, что не хочу увидеть Мередит в своей постели, а просто мне пока непонятно, желаю ли я связывать себя такими узами.

— О, мне вполне понятны твои колебания, — саркастически заметил Дэниэл. — Без всякого сомнения, ты находишь жизнь наемного слуги куда свободнее. Тебе предпочтительнее чистить конюшню или работать в поле, чем владеть одной из крупнейших плантаций колонии.

— Я не намерен всю жизнь оставаться наемным слугой!

Харли фыркнул.

— Ну, разумеется. Ты сбежишь — и что дальше? Ни гроша в кармане, единственный наряд, наброшенный на плечи в момент побега… Твоя ученость может обеспечить тебе место клерка, а широкая спина — физический труд. Словом, всю оставшуюся жизнь ты проведешь на краю бедности.

— Я куплю билет до Англии. Там у меня было нормальное существование.

— Гм… Словом, так хорошо, что тебе пришлось наняться слугой в колонию. — Меня похитили, — начал Джереми и… замолчал.

Какой смысл объяснять все происшедшее Харли. Хотя он и ошибался относительно положения Девлина в жизни, истинная картина выглядела не намного лучше. Дядя ненавидел его, отказался присылать дальнейшее содержание, а у него не имелось ничего, кроме этих денег. Здесь он будет владеть огромной плантацией, будет вести почти аристократическую жизнь плантатора, управлять собственной землей, руководить СБОИ-МИ работниками, одеваться, как сейчас, и наслаждаться другими преимуществами такого существования. Насколько слышал Девлин, практически все местные землевладельцы, когда не работают, — игроки и кутилы. Жизнь даже может показаться приятной, если, конечно, удастся привыкнуть к ужасному климату. Мередит — тоже часть сделки. Он хотел заполучить ее с того самого дня, когда его везли на плантацию. Ведь в самом деле чудесно стать мужем Мередит, хозяином и господином. Джереми уже чувствовал, как эти длинные ноги обвивают его спину, как ногти впиваются в плечи. Он вспомнил ее полную грудь, заполнявшую его большую ладонь, твердую выпуклость соска под своими мозолистыми пальцами. Девлин закусил нижнюю губу, сдерживая поднимающееся желание. Он странно одержим этой женщиной. Совершенно непонятно, как Джереми мог испытывать такое желание к сей дурнушке, но факт оставался фактом. Она обязательно должна принадлежать ему.

— Мередит не согласится, — наконец произнес Девлин. — Весь наш разговор нелеп и бессмыслен.

— Предоставь это мне. Поверь, она согласится. Это условие, при котором я оставляю ей «Мшистую заводь», входит в мое завещание. Мередит достаточно любит эту землю, чтобы выйти за тебя ради нее.

— Два человека женятся ради куска земли, — саркастически заключил Джереми. — Какое приятное начало для счастливого брака?

Несмотря на эти язвительные слова, он был слишком хорошо знаком с великолепными брачными альянсами знати, чтобы эта идея могла шокировать его. Крестьяне женятся по любви, а люди высшего сословия заключают браки ради выгоды в содержат женщин вроде его матери для своих истинных чувств. В этом, конечно, и состояла его проблема: он видел настоящую любовь в глазах «покровителей» своей мамы и хотел бы испытывать то же самое к собственной жене. Его приятели по прошлой жизни рассмеялись бы и назвали бы это проявлением ирландского наследия. Господи! Эти рыжие простолюдины, из которых и вышла Бриджит Девлин…

«Браки по причинам материального характера — обычное дело, — говорил Джереми сам себе. — Они происходят каждый божий день. Мне еще повезло: ведь я испытываю желание к Мередит. Конечно, вполне возможно, что когда я удовлетворю свою страсть, ее странное очарование померкнет, и придется жить с женщиной, которую не хочешь». Но, с другой стороны, Девлин никогда не строил из себя истинного джентльмена. Если ему захочется уехать — он обязательно исчезнет. Черт возьми! Ему и раньше приходилось использовать женщин для осуществления своих планов. Джереми сможет продать плантацию — в качестве мужа он будет иметь на это полное право — и вернуться в Англию, чтобы вести там беззаботную жизнь. В конце концов, Девлин ведь бродяга и шалопай. Он всегда оставался таким. Нужно самому заботиться о себе, ибо никто другой этого не сделает. Лицо Джереми ожесточилось, когда он вспомнил, с каким высокомерием Мередит посмотрела сквозь него вчера. Она прекрасно знает, что он негодяй. Презрение прямо-таки написано на ее лице. Ее нисколько не удивит, если Девлин продаст «Мшистую заводь» и уедет, забрав деньги. Мередит даже будет ждать этого.

Он повернулся к Харли.

— Хорошо. Я принимаю ваше предложение.

Дэниэл заговорил с падчерицей на эту щекотливую тему в тот же день. Он почему-то верил, что сей орешек окажется намного крепче — Но еще Харли знал — у него есть козырная карта. И все-таки он надеялся, что ее не придется вводить в игру.

Мередит вошла в его кабинет, отозвавшись на приглашение, намеренно сохраняя на лице маску холодности и надменности. Если отчим желает все скрывать от нее, значит, она окружит себя стеной отчуждения.

Дэниэл приготовился к буре.

— Мередит, я принял решение… Правда, предварительно мне пришлось побеседовать с Джереми Девлином. — Он намеренно остановился, но Уитни упрямо отказывалась задавать вопросы. — Я хочу, чтобы ты вышла за него замуж.

Мередит широко распахнула глаза, потом открыла рот, потеряв дар речи от таких слов.

— Ты, наверное, лишился рассудка? — наконец с трудом выдавила она прерывающимся голосом. — Да я бы ни за что не вышла за этого негодяя, даже если бы он оставался единственным парнем на всей земле!

— Что ты имеешь против него? Что он такого сделал, чтобы навлечь на себя твою ярость? Никогда бы не подумал… Оказывается, ты можешь презирать человека из-за его низкого происхождения или шаткого положения в обществе.

— Дело совсем не в этом! Если уж хочешь знать, в его жилах течет кровь намного благороднее и голубее, чем моя.

— Тогда в чем же проблема?

Мередит было открыла рот, чтобы сказать, что Девлин — бабник и она не хочет такого мужчину себе в мужья. Однако Уитни быстро сообразила: нельзя высказать своего мнения, не открыв Дэниэлу измену Лидии. А это причинит Харли слишком сильную боль.

— Я не люблю его, — неубедительно пробормотала Мередит.

Дэниэл поморщился и отмахнулся от ее возражения.

— Это вовсе не проблема. Любовь придет — и куда быстрее, чем с тем бесчувственным бревном по имени Гален Уитни. — Мередит поджала губы при упоминании кузена, но промолчала. — Послушай, девочка… — Харли подался вперед, убеждая ее прислушаться. — Я заинтересован в двух вещах: сохранении фермы и в твоем счастье. Ни тому ни другому не бывать, если ты выйдешь за Галена или не выйдешь замуж вообще. А это две единственные возможности, которые я вижу помимо своего плана. Я ошибаюсь? Может, кто-то еще хочет жениться на тебе?

— Ты же прекрасно знаешь, что нет. — Щеки Мередит горели. — Даже со столь значительной собственностью я считаюсь не очень-то желанной невестой.

— Ну, так вот… Наверняка тебе ясно, мое предложение — самая разумная альтернатива.

— Едва ли, — парировала она. — Я прекрасно могу сама управлять плантацией. Я знаю и люблю «Мшистую заводь» больше всего на свете… и вполне справлюсь с ней в одиночку. Благодарю покорно, но мне хорошо и одной. У меня будут книги, музыка и приятные беседы с моими родственниками…

— Что за чепуха? — раздраженно перебил ее Харли. — Ничто из этого не заменит хорошего мужчину в постели!

— Дэниэл, пожалуйста, я не кобыла, чтобы вводить меня в загон к жеребцу!

— Разве тебе не хочется иметь детей, Мередит? Ты можешь представить себе, чтобы Девлин не дал такой радости? Можешь представить, что они не будут сильными и здоровыми? Бог мой, да вы же вдвоем имеете возможность вырастить целый выводок великанов!

К этому моменту лицо Мередит уже стало пунцовым от смущения.

— Дэниэл, это просто нелепо. Я отказываюсь продолжать разговор в подобном ключе!

— Нет, мисс! — Его лицо стало таким же упрямым и решительным, как и у падчерицы. — Потому что ты иначе не получишь «Мшистую заводь?!

Мередит, которая уже собиралась уйти, резко остановилась и медленно повернулась лицом к Харли.

— Что?

— Я так и думал… Это хоть немного умерит твой пыл. Эта ферма принадлежит мне, и я могу сделать с ней все, что пожелаю: ведь мне пришлось купить ее у твоей матери. Она оставила тебе деньги, но мне-то известно, что тебе хотелось бы владеть землей. Итак, решение за мной. В конце концов, я могу оставить ее Девлину, если, конечно, захочу.

Лицо Мередит окаменело. — Так в чем же дело? Почему не оставляешь?

— Потому что ты моя девочка. Я люблю тебя как дочь, и всегда любил… Ты наверняка знаешь об этом.

— Я считала так до сегодняшнего дня.

— Так вот… Я по-прежнему люблю тебя. А ты… Ты слишком слепа, чтобы видеть, что то, о чем прошу тебя, для твоего же блага. Девлин — именно тот мужчина, который необходим тебе. Уитни не даст тебе детей. Счастье, если удастся оторвать его от книг и музыки, чтобы затащить к себе в постель. Он хоть когда-нибудь поцеловал тебя?

— Чувства Галена ко мне чистые и благородные. Он никогда бы не смутил меня и не подверг опасности мою репутацию.

— Чушь! — фыркнул Дэниэл. — Его это вообще не интересует! Он лучше поговорит о мертвых греках, чем поцелует женщину. Бьюсь об заклад, Девлин уже пытался поцеловать тебя, несмотря на то, что ты могла приказать высечь его за это. — Он бросил на нее лукавый взгляд. — А? Я не прав?

— Не вижу ничего хорошего в таком поступке. Или сие рекомендует его в качестве мужа? — К Мередит вернулась ее надменность.

— Разве? Кто из них, по-твоему, будет лучше согревать твою постель по ночам?

— Брак — это намного больше, чем…

— Это краеугольный камень любого брака. Как ты думаешь, что я мог дать твоей матери? Она была выше меня по всем статьям — по происхождению, по воспитанию, образованию и красоте. Но я удовлетворял ее в постели.

— Бога ради! — вспыхнула Мередит, мысленно отгораживаясь от возникшей картины: мать в объятиях Харли.

— Почему же? Думаешь, Анна считала себя святой? Она являлась настоящей женщиной, а не мраморной статуей.

— Мне бы не хотелось продолжать обсуждение этой… низкой темы.

— Мередит, послушай меня. — Дэниэл встал и взял ее за плечи. — Пойми, я хочу как лучше, хочу, чтобы ты обрела счастье. А для этого нужен мужчина из плоти и крови, а не Гален Уитни. Я хорошо знаю тебя… Внутри тебя полыхает огонь, который ты не признаешь. Уверен, тебе доставит удовольствие любовное мастерство Девлина. Это будет твое счастье, твоя награда, источник жизни твоих детей. Он сильный мужчина, способный руководить этой фермой и… тобой. Немногие могут похвастаться этим.

— Ни один мужчина не будет командовать мной.

— Джереми Девлин будет.

— Нет! — Она вырвалась из кольца рук отчима и зашагала к двери, бросив через плечо:

— Потому что я никогда не выйду за него даже ради «Мшистой заводи».

ГЛАВА 12

Мередит закрыла дверь кабинета и нервной походкой направилась к дому. Ярость кипела в ее душе — казалось, вот-вот пар повалит из пор. Как Дэниэл мог предложить такое?! Как мог так унизить ее?! Как посмел подумать, что обжигающие губы и руки Девлина заменят дружбу и чистую любовь Галена? Совершенно неожиданно Мередит представила себя лежащей в одной постели с Джереми, вспомнила свои ощущения при прикосновении его пальцев к ее телу, нежные поцелуи. Она ясно почувствовала горячее и мускулистое тело Девлина, его запах, заполняющий все вокруг… Мередит заставила себя успокоиться. Нет нужды кричать и горячиться. Она сказала Харли, что не выйдет за Девлина, и это ее окончательный ответ. Дэниэлу придется или отказаться от своего плана, или сделать так, как он грозился, и оставить «Мшистую заводь» кому-либо другому. В любом случае, Мередит будет спасена от унижения и брака с мужчиной, который берет ее в жены, лишь бы заполучить свободу и огромную плантацию. Она избавится от боли и позора, от неверного мужа, а сие — уже немалое завоевание-

Уитни вышла в боковую дверь и направилась к лестнице. Ступив на первую ступеньку, она заметила Девлина, который мило любезничал с Лидией. Словно нож вонзился ей в сердце: без сомнения, он сообщает Чандлер о своей величайшей удаче, описывает свалившееся на него богатство, которое скоро будет делить с ней,

Мередит решительно зашагала навстречу им. Лидия, заметив ее разъяренное лицо, мудро удалилась в свою комнату. Джереми, однако, не двинулся с места.

— Полагаю, вы уже слышали новость.

Его подвижные выразительные губы насмешливо изогнулись.

— Мерзавец! — прошипела Уитни. — Это вы вложили такую безумную идею в голову Дэниэла, не так ли?

— Нет! Я удивлен не меньше вас. Когда Харли сказал мне этим утром о…

— Ха! — оборвала она собеседника. — Ну, что ж… У меня для вас еще один сюрприз: я не выхожу за вас. Вам не удастся заполучить «Мшистую заводь», жалкий интриган!

— Вы хотите сказать, что предпочитаете отказаться от своей бесценной земли, только бы не выходить за меня?

Уитни резко остановилась и прижала ладони к пылающим щекам. Как она может даже думать о таком? Секс не сделает ее счастливой, как считает Дэниэл. Кроме того, Харли совсем не знает Джереми. Он даже не подозревает, что Девлин хочет не Мередит, а Лидию. Боже, да если Джереми Женится на ней, он будет иметь все, чего только можно пожелать в семейной жизни. И Девлин, Конечно, не станет утруждать себя тем, чтобы спать с ней. Нет, он станет, забираться в постель к Чандлер, наставляя рога тому самому человеку, который дал ему все это.

Сделав глубокий вдох и судорожно выдохнув, — Я сделаю все возможное, лишь бы не стать вашей женой, — огрызнулась Уитни. — Вы подлая презренная змея! Как вы могли подумать, что я попадусь на вашу удочку? Неужели вам так присуща самонадеянность и самовлюбленность? Вы воображаете, что являетесь неотразимым для всех женщин на земле? Считаете себя настолько хорошеньким? Думаете, я преподнесу вам на блюдечке все, что имею, только бы стать вашей?

— Конечно, нет. Но, Бог мой, с таким злым язычком, как у вас!.. Теперь мне понятно, почему Харли приходится платить мужчине, чтобы он спал с вами! — не остался в долгу Девлин.

Мередит хотела ударить его, но вспомнив прежние подобные попытки, остановилась. Такой шаг лишь еще больше смутил ее. Она намеренно подобрала юбки, дабы не коснуться этого насмешника невзначай, и прошла мимо него в свою спальню, частично утолив ярость, хлопнув перед носом Девлина дверью.

Уитни оставалась в комнате до конца дня и не выходила большую часть следующего. Не в ее характере было прятаться, словно обиженному ребенку, но она просто не могла смотреть в лицо трем другим обитателям дома.

Позднее раздался стук в дверь, и Харли вошел прежде, чем Мередит успела поинтересоваться личностью визитера. Она прямо-таки подскочила в кресле при появлении отчима.

— Дэниэл?! — Уитни скрестила руки на груди, крепко обняв себя за плечи. — Что ты здесь делаешь? Если думаешь, я приняла решение, — твое решение! — можешь не беспокоиться.

Он слабо улыбнулся.

— Я хорошо знаком с твоим упрямством, Мередит. Тебе нет нужды предупреждать меня. Харли вздохнул. — Мне так хотелось верить, что не придется говорить тебе это, но, видно, по-другому ты меня не послушаешь. У меня есть особая причина желать твоего скорейшего замужества.. Я бы предпочел, чтобы вы с Девлином самым естественным образом полюбили друг друга… Мне не доставляет удовольствия принуждать вас, но я должен позаботиться о твоем устройстве. Очень скоро я буду должен передать управление плантацией вам двоим. Совсем нет времени для естественного хода событий. Мередит, дело в том… э… что я умираю.

Уитни была настолько поражена услышанным, что едва не захихикала от явной абсурдности последних слов отчима. Дэниэл умирает? Да он один из самых здоровых людей, известных ей! Вот ее мать угасла быстро, просто сгорела от лихорадки, средства от которой Мередит не смогла найти. Уитни всегда представляла себе переход в мир иной как нечто стремительное, моментальное, похожее на происшедшее с Анной. Поэтому она почти не замечала постепенного ухудшения состояния Дэниэла в течение нескольких последних месяцев. Теперь же Мередит неожиданно все увидела и поняла: щеки обвисли из-за быстрой потери веса, глаза запали, под ними — темные круги… Она вспомнила, как обратила внимание на усталость Харли, а тот решительно отверг ее озабоченность. Уитни припомнила тот день, когда застала его отдыхающим средь бела дня. Сие показалось ей крайне странным и необычным для энергичного Дэниэла.

Мередит посмотрела на руки Харли. Они слегка дрожали, на них явственно проступали вены. Когда же эти ладони, сжимавшиеся в кулаки, подобные кувалдам, успели стать такими худыми и слабыми, что она даже не заметила? Внезапно ее охватила дрожь.

Уитни сейчас взглянула на отчима совсем другими глазами и увидела ослабевшего, больного человека. Он действительно говорил правду. Но она сделала одну, последнюю, отчаянную попытку.

— Нет! Ты глубоко ошибаешься! Этого не может быть! В чем дело? Уверена, я могу помочь тебе. Ты же знаешь мои способности.

Улыбка Харли показалась слабым подобием той, что играла — когда-то на его губах. Мередит вспомнила его громогласную бодрость во время их вчерашнего разговора и осознала, насколько трудно ему казаться прежним. Буквально один день состарил Дэниэла на много-много лет.

— О, да, я знаю, ты у меня прекрасный лекарь. Но никто не может помочь человеку, чьи внутренности пожирает огонь болезни.

— Что ты имеешь в виду?

— Уже в течение многих месяцев у меня постоянные боли в животе. Лидия знает, во всяком случае, подозревает… Я не был для нее мужчиной так долго… Правда, она никогда не приставала с расспросами, поэтому мне можно не говорить ни о чем. Впрочем, Лидия и не хочет ничего знать наверняка. Мои кишки кровоточат, живот вздулся, хотя эти камзолы с жесткими полами и скрывают это; все тело потеряло прежнюю бодрость и похудело. Я раздуваюсь, будто дохлая кобыла… Ах, Мередит, Мередит, девочка моя, смирись. Смирись и поверь мне. Даже тебе не под силу изменить хоть что-либо. Да ладно мне плакаться… Все равно ты станешь пичкать меня лекарствами…

Уитни стиснула зубы, чтобы унять разгоравшуюся дрожь во всем теле. Сейчас, конечно, она испугана, испугана точно так же, как тогда, когда умирала мать. Что же делать?

— Доктор… — в отчаянии предложила Мере — — Я пошлю за доктором Драйтоном.

Дэниэл фыркнул:

— Если уж ты не можешь помочь мне, то что сделает этот шарлатан? Пустить кровь и прописать сушеных жаб или еще какую-либо мерзость? По крайней мере, позволь мне уйти в мир иной спокойно.

Мередит знала, что отчим прав. Доктор не спасет его. Он сможет сделать кровопускание, к тому же грязнейшим ланцетом (от одного вида этого «медицинского» инструмента человека может вывернуть наизнанку), — только и всего. Уитни никогда не верила — да и не поверит — в действенность такого метода лечения. Как может помочь отторжение жизненно необходимой влаги из организма? Это все равно, что доказывать: смертельный удар по черепу моментально избавит от надоевшей головной боли.

— Но я могу хотя бы облегчить твои страдания.

— Можешь?

— Конечно!

— Я скажу тебе честно, что сможет помочь мне… Если я буду знать о твоем замужестве и устройстве на будущее, прежде чем умру…

— О, Дэниэл, нет. — Ее слова прозвучали подобно стону. Она отступила назад и медленно покачала головой. — Не проси меня об этом.

— Я должен… Я должен быть уверен — мною сделано все возможное для твоего счастья.

— Дэниэл, нет! Уверяю тебя, Джереми никогда не сделает меня счастливой.

Как убедить его? Она не могла раскрыть предательства Лидии и Девлина по отношению к Харли.

— Пожалуйста, Мередит. Это мое — последнее желание. Неужели ты сможешь отказать умирающему?

Уитни стиснула руки, к ее глазам подступили слезы и потекли по щекам. Она тяжело вздохнула и сдавленно произнесла:

— Ладно, Дэниэл. Я выйду за него.

— Хорошая девочка.

Мало что осталось от прежней живости в этих словах Харли. Мередит поняла — она исчезла навсегда и никогда, никогда не вернется. Но Дэниэл улыбнулся и обнял ее. Она прильнула к нему, словно ребенок. От Харли пахло, как и всегда, табаком и пивом. Уитни вспомнила, когда вот так же плакала у него на плече, а он печально-сочувственно гладил ее спину. Тогда умерла мама, а теперь близок к этому Дэниэл.

— Ты приняла правильное решение, уверен. У умирающего не так уж много шансов на ошибку…

Мередит захотелось зарыдать еще сильнее, но она проглотила слезы. Возможно, ей удастся сделать Харли счастливым и тем не менее, не выйти за Девлина. Она ведь может сделать вид, что готовится к предстоящему бракосочетанию — закажет наряды в Чарлстоне, начнет строить свадебные планы… На это уйдет месяц, возможно, даже целый год. Вполне приличный срок для обручения.

Словно угадав ее замыслы, отчим заговорил о дате.

— Я хочу, чтобы со свадьбой не затянулось. Хотелось бы выдать тебя замуж, прежде чем слягу на смертном одре. Я лично сам намереваюсь повести тебя к алтарю.

— Будет неприлично так спешить. Люди подумают…

— Плевать, что они там подумают! Я тебя слишком хорошо знаю… Если ты не выйдешь замуж до моей смерти, то отложишь свадьбу еще на год из-за траура. Ни в коем случае! Кроме того, я не собираюсь никому уступать свое законное место посаженного отца.

— Тебе так не терпится избавиться от меня? — спросила она, слабо улыбаясь сквозь слезы.

— Ну, конечно, несносная ты девчонка, — поддразнил отчим, ласково касаясь ее щеки. — Итак, когда?

— Может, где-то после скачек? — неуверенно предложила Уитни.

— Рождество? Прекрасное время для свадьбы! — Он, кстати, уже думал об этом. — Ну, до этого дня я уж как-нибудь протяну. Чуть больше полутора месяцев… Хорошо, скажем так — за неделю до Рождества, а? Идет? И я хочу, чтобы ты устроила вечеринку, где мы объявим о твоей помолвке.

— Нет! О, Дэниэл, ради Бога, нет.

Мередит в душе застонала от мысли об унижении перед толпой людей. С таким же успехом Харли может объявить во всеуслышание, что ему пришлось купить мужчину, чтобы выдать свою падчерицу замуж.

— А я настаиваю. Пусть все знают — Джереми становится моим зятем. Он больше не наемный работник, а их ровня. В конце концов, мне нужно быть уверенным, что ему позволят принять участие в ярмарочных скачках.

— Но они же через три недели! Я не могу подготовить вечеринку за такое короткое время. Да у многих есть и собственные планы…

— Ерунда! Пропустят одни танцы, которые уже не в диковинку. Все слетятся к нам только из одного любопытства.

— Дэниэл, как ты можешь беспокоиться о каких-то глупых скачках?

— А как бы ты думала?! — Он сурово взглянул на падчерицу. — Ведь я собираюсь положить на лопатки этих заносчивых ублюдков, прежде чем отойду в мир иной. Они смотрели на меня сверху вниз с того самого дня, как я женился на твоей матери. Мне не дано умение ездить верхом, я не разбираюсь в лошадях, как джентльмен. Я всего лишь торговец, невоспитанный и грубый торговец — Поэтому мне нужно обойти их — пусть и. с помощью наемного слуги, чье воспитание и манеры получше, чем у любого из них. Кроме того, я планирую крепко-накрепко связать тебя, чтобы ты уж обязательно вышла замуж за Девлина: во время соревнований ты заявишь об этом в своем кругу. Возможно, мне не удастся дотянуть…

Харли оборвал сам себя, проковылял к двери и ушел.

Еще долго после его ухода Мередит стояла, уставившись на тяжелую дверь. Со стороны могло показаться, что она старается изучить строение массивной створки. Единственная мысль заполняла ее сознание — Дэниэл умирает. Уитни просто не могла выйти из состояния ужаса, охватившего все естество. Как же все смешалось в жизни! Чтобы доставить удовольствие умирающему, Мередит приговорила себя к браку, который, она уверена, станет настоящим адом.

Уитни не спустилась к ужину, чувствуя себя не совсем хорошо и балансируя между страхом перед замужеством и ужасом смерти отчима. Она мечтала о лекарстве, которое спасло бы Дэниэла, и Даже пыталась убедить себя, что он солгал, чтобы принудить выйти за Девлина. В глубине души Мередит не верила ни в то, ни в другое, но не могла смириться с мыслью о смерти Харли.

Легче все-таки размышлять о предстоящем замужестве. Отчим, конечно, верит, что обеспечивает ее мужем, на которого можно положиться после его ухода из жизни, но вся правда кроется в совершенно другом: она сумеет позаботиться о себе куда лучше, чем это сделает Джереми Девлин. Боже! Да ведь он ненавидит ее! А как же иначе — ведь Уитни приказала высечь его. Если Девлин действительно вышел из той среды, о которой рассказывал, унижение было почти таким же ужасным, как и физическая боль. Он обязательно отыграется за это, когда они станут мужем и женой. После свадьбы у Джереми будут все права и вдобавок ко всему — ее собственность. Он сможет сделать все, что только пожелает, с ней и с плантацией. Если захочет, даже убьет ее — и возмездия не последует. Как же поступит Девлин? Каким образом осуществит свою месть?

И еще Мередит очень интересовала реакция Лидии на это событие. Она всегда считалась подругой Уитни, но уже не будет ею, если выйдет замуж за мужчину, которого любит Чандлер. Впрочем, действительно ли Лидия любит его или их отношения чисто физические? Это одна из причин, по которой Мередит предпочла не спускаться к ужину. Она не хотела присутствовать за столом, когда Дэниэл объявит о ее согласии Джереми и Чандлер. Уитни не желала видеть выражение разочарования, ненависти или ревности в глазах Лидии. А что так и будет, в этом она нисколько не сомневалась. Но самое главное… Мередит не смогла бы перенести торжества Девлина — ведь он должен праздновать свою победу над ней. Возможно, завтра она сумеет более достойно ответить ему и сможет лучше справиться со свалившимся на ее голову несчастьем.

После бессонной ночи Мередит обнаружила, что отнюдь не готова справиться с чем бы то ни было. Но не могла же она вечно оставаться в своей спальне.

Уитни оделась и тихо спустилась вниз, надеясь хотя бы до завтрака никого не встретить. Но не успела она ступить на последнюю ступеньку, как вошел Джереми, что-то весело насвистывая. Заметив Мередит, он дерзко улыбнулся.

— А! Пылкая невеста!

Девлин пересек холл, протянул руки и сжал ее ладони.

Уитни тут же постаралась вырваться.

— Пусти меня!

— Как! — Одна из его бровей насмешливо изогнулась. — Ты разве не собираешься поцеловать своего жениха?

— Нет! И прекрати ломать эту комедию. Ты прекрасно знаешь, что у меня нет ни малейшего желания выходить за тебя. Кому хочется мужа, которого можно купить?

Улыбка мгновенно исчезла с его лица.

— Ну, это обычное дело. Деньги или земля — с одной стороны, происхождение — с другой.

— Дэниэла не интересует твое происхождение!

— Гм… Он считает, что я могу «управиться» с тобой. — И вновь нахальная усмешка осветила лицо Девлина. — Бьюсь об заклад, могу. Кстати, о продажности… Кто бы и говорил, моя дорогая… Ты продаешь свою бесценную девственность, чтобы унаследовать эту плантацию.

— Неправда, — горячо возразила Уитни. — Я делаю это лишь ради Дэниэла.

— Какая любовь дочери! — Он сделал торжественное лицо.

— Ну, тебе все равно этого не понять! Он заботился обо мне, был добр… Я обязана отчиму всем и не могу отвергнуть желание умирающего.

Что? — Джереми нахмурился и серьезно взглянул на нее. — О чем ты говоришь? Желание умирающего?

— Да! Ему осталось жить совсем немного. Дэниэл умолял меня согласиться, называя этот шаг предсмертной просьбой. Долг чести заставил меня сделать так, как он просил. Но, уверяю тебя, ничто другое не смогло бы заставить меня согласиться… Я бы предпочла, чтобы меня скормили волкам, чем выходить за тебя! В принципе, это одно и то же.

Уитни развернулась и почти убежала от Девлина в общую залу, плотно закрыв за собой дверь.

— Мередит, постой! Я ведь и понятия не имел… — успел крикнуть вслед Джереми, но… Он отвернулся к окну и задумался: «Значит, старик умирает… Так вот в чем причина его странного плана выдать Мередит замуж за меня! Выходит, Дэниэлу осталось недолго жить, и у него небогатый выбор. Единственная альтернатива — позволить ее кузену жениться на ней, а это, естественно, наихудший вариант. Джереми поморщился. Он кое-что узнал о Галене Уитни из сплетен слуг и отрывочных замечаний Лидии, когда они разговаривали за столом. Гален решил посвятить все свое время поэзии и музыке, бросив ферму и саму Мередит на произвол судьбы. Ей еще бы повезло, если бы удалось хоть раз в месяц затащить этого хлыща в постель. Джереми был больше чем уверен: Мередит не получила бы от него никакого удовольствия.

Бедняжка Уитни… Та вспышка света, которую успел заметить Девлин в ее глазах, — отнюдь не преданность отчиму, а чистейшая неподдельная боль. Она любит Дэниэла Харли как родного отца, хоть и пытается делать вид, что это совсем не так. Сие давало Джереми возможность лучше понять Мередит, осознать ее настоящей личностью. По какой-то непонятной причине Уитни упорно не признавала своих глубоких чувств. Она испытывала любовь, но отрицала это; переживала страсть, но боролась с ней. Почему-то Мередит убеждена, что ей следует подавлять в себе все чувства и эмоции. Девлин продолжал гадать, почему она стала такой.

Неожиданно он улыбнулся, прикрыв глаза. Джереми теперь нисколько не сомневался — в его силах изменить ее сдержанность. Он вытащит на поверхность океана по имени Мередит все таящиеся желания и чувства, которые у нее существуют в потаенных глубинах души, и тогда получит от сего несказанное удовольствие.

Пока Девлин оставался в холле, погруженный в раздумья, Уитни прислонилась к двери и перевела дух. Она не заметила Лидию, сидящую в кресле у окна и даже вздрогнула, когда та заговорила.

— Мередит! Я так рада видеть тебя! Давай-ка присядем и поговорим…

— Что? О, извини, Лидия, я не видела, что ты здесь.

Чандлер просияла, и Уитни изумленно уставилась на нее. Она совсем не походила на ревнивую женщину, нарисованную в ее воображении. Лидия улыбалась, почти смеялась, ее глаза светились любовью и интересом. Мередит заколебалась. Кто из них более сумасшедший, она или Чандлер? Уитни выходит замуж за ее любовника, а та не проявляет ни малейшего признака ненависти. Напротив, Лидия кажется совершенно счастливой и полной энтузиазма

— Присядь и расскажи мне о своих свадебных планах. На какой день назначили свадьбу? Вчера вечером Дэниэл чувствовал себя явно не в своей тарелке… Он только сказал, что вы с Джереми поженитесь — и больше ни слова.

— Я… э… В общем, мой отчим хочет, чтобы свадьба состоялась поскорее. Он… он сказал… где-то на Рождество.

— Ой, как здорово! Зимнее семейное торжество!

— Через две недели мы даем вечеринку, чтобы объявить о помолвке. Не знаю, успею ли я все приготовить за столь короткий срок.

— Ерунда, я помогу тебе. У меня красивый почерк, да ты и сама знаешь… Моя мама служила гувернанткой, а потом сбежала с актером. Жили мы бедно, но я получила неплохое образование, поэтому помогу написать приглашения. Мы справимся с этим делом очень быстро. Слуги будут так взволнованы, что и без понуканий и строгого контроля вымоют и вычистят все до блеска, а нам с тобой нужно сосредоточиться на твоем приданом.

— Моем приданом? — неожиданно для самой себя писклявым голоском переспросила Мередит.

— Ну, да, разумеется. Тебе понадобятся новые платья… По крайней мере, одно — для свадьбы и еще одно — для вечеринки. Вообще-то, нужно побольше модных нарядов, но, я уверена, у нас еще хватит времени. — Лидия задумчиво нахмурила брови. — Так… Несколько ночных рубашек… и красивое ажурное нижнее белье…

Мередит вспыхнула.

— Ну что ты, в самом деле! Чандлер рассмеялась:

— Сейчас не самое подходящее время для скромности, моя дорогая. Какой женщине хочется, чтобы муж видел ее в невзрачных толстых ночных рубашках и грубом белье? К счастью, тебе не понадобятся новые простыни, скатерти, салфетки и все такое прочее, что нужно другим невестам, поскольку ты остаешься здесь после свадьбы.

— Лидия, это не будет нормальным бракосочетанием! Я хочу сказать — нет никакой нужды в кружевах и рюшах. Джереми не… Он женится на мне, чтобы получить плантацию.

— Ох, какие глупости! Разве сие означает, что ты не должна выглядеть соблазнительно? Может, Девлин женится на тебе поэтому, а может, и нет. Но даже если предполагать худшее, тебе просто необходимо повернуть его мысли в новом направлении.

Мередит плотно сжала губы. Этот разговор становился, с ее точки зрения, абсолютно бессмысленным. Зачем Лидии нужно, чтобы она завлекала Джереми? Ее ведь должна переполнять горечь ревности. Чандлер должна вредить своей сопернице, а не помогать ей. «Ага! Вот оно что! Очевидно, Лидия знает, что ей не стоит ревновать меня, — осознала Мередит. — Она просто уверена в себе и надеется удержать Девлина даже после женитьбы. Что ж, ей можно позволить себе такое великодушие, зная, — как бы ни старалась я соблазнить Джереми, это лишь сделает меня еще более смешной и неуклюжей. Я не соперница для нее и никогда не буду ею. Ладно, стану женой, а потом…»

Уитни с трудом выдавила из себя улыбку.

— Спасибо, что предложила помочь с приглашениями… Я сейчас же прикину список гостей. Но что касается платьев… и… остального… Об это не стоит беспокоиться. У меня и так полно одежды.

— И ничего подходящего, — решительно прервала ее Лидия. — Мы сошьем тебе наряд для вечеринки… Я даже уже знаю, из какой ткани. Помнишь тот чудесный розовый бархат, купленный мной в прошлом году? Он, конечно, великолепен, а вот цвет для меня слишком насыщен. Тебе же все это будет к лицу.

— Но бархат очень ярок! — запротестовала Мередит.

— Ну и что здесь плохого?

— Я буду выделяться, буду слишком заметна. ~ Разумеется… тебе и нужно выделяться. Ведь ты должна стать центром внимания. Вечеринка-то в твою честь.

— Но я буду смешно выглядеть! У меня и так огромный рост, а в ярко-розовом наряде я стану походить на кусок бекона для великана.

— Глупости! Ты просто чересчур чувствительна по поводу своего роста. Не хочу больше слышать ни слова против розового бархата. Твой цвет кожи, цвет волос будет прекрасно гармонировать с ним. Сей материал, конечно, подавляюще ярок для такой маленькой куклы типа Опал Гамильтон и совершенно не гармонирует с моими локонами и кудряшками…

— Лидия, ради Бога, нет! — простонала Мередит.

Но на сей раз Чандлер оказалась непреклонна и впервые одержала победу. Дело в том, что она испытывала чувство вины с того самого дня, когда вошла в комнату Девлина. Лишь чистейшая удача предотвратила несчастье, иначе бы Лидия разрушила сама все свои планы свести вместе Джереми и Мередит: если бы у них с Девлином завязалась интрижка, это, в конце концов, дошло бы до Уитни. Хотя Чандлер и знала, что происшедшее не имело ничего общего с любовью, ревность Мередит разрушила бы все надежды на брак с Девлином. Возможно, единственная причина их союза — плантация, как утверждает сама Уитни, но Лидия видела «искры», проскакивавшие между ними и решительно настроилась сделать все возможное, чтобы благоприятствовать развитию отношений этой, на первый взгляд, странной пары.

Следующие несколько дней были заполнены составлением списка гостей и аккуратно-тщательному написанию приглашений. Потом Мередит и Лидия занялись розовым платьем для вечеринки. У Чандлер имелась «крошка-модница», привезенная из Лондона месяца два-три назад, — миниатюрное изображение леди, одетой по последнему «писку».

Лидия сняла с Мередит мерки и искусно вычертила выкройки на плотной бумаге, используя с соответствующими поправками — размеры и наряд игрушки в качестве руководства. Служанка-рабыня перенесла детали на ткань и стачала их по швам. Уитни закончила более сложную обработку манжет, горловины и пышной каймы, а Чандлер в это время, немного переконструировав фасон, выкроила свадебное платье из парчи цвета слоновой кости.

Мередит вначале возражала против того, чтобы шить еще один новый наряд, но вскоре сдалась, поняв, насколько бесполезно спорить с Лидией: ее просто невозможно было отклонить от намеченной цели.

Вообще-то, Уитни не имела ничего против модных нарядов и прекрасно понимала, что они необходимы для таких важных жизненных событий. Но от ярко-розового цвета ей становилось не по себе. Люди наверняка станут смеяться и подтрунивать над «аистом, пытающимся стать павлином». Более того, Мередит испытывала отвращение от того, что прилагается столько усилий, чтобы сделать это событие особым или похожим на другие свадьбы. А ведь данное бракосочетание — всего лишь чисто деловое соглашение. Нет речи ни о какой любви. Все, скорее, наоборот. Уитни казалось почти святотатством притворяться, что предстоящее заключение союза между ней и Девлином — радостное событие.

Однако Лидию не остановишь, и Мередит не охотно подчинилась ее планам. Она даже позволила Чандлер сшить несколько ночных рубашек из яркого шелка, все — шокирующе открытые, слишком облегающие.

В конце концов, ее подруга может заниматься сорочками, но это еще не значит, что Уитни придется надевать их. Она уверяла себя, вбивала в голову одну-единственную мысль: Джереми нисколько не интересуется ею и никогда не увидит кружевного белья и рубашек. Это бессмысленное расточительство, но Мередит позволит его, чтобы ублажить Лидию. Возможно, Чандлер пытается загладить свою вину, словно сделанная ею красивая одежда может быть равноценной заменой любящего мужа.

Мередит волей-неволей оказалась постоянно занятой либо шитьем, либо бесконечной работой по дому, которую приходилось выполнять, чтобы приготовить все к грандиозной вечеринке.

Ответы на приглашения стекались в течение нескольких дней, и Уитни в испуге осознала, что все в округе намерены посетить «Мшистую заводь». Южные колонии широко известны своей любовью к танцам и развлечениям, и редко кто упускает возможность повеселиться и развлечься. К тому же Дэниэл и Мередит очень редко устраивали такие праздники, и всех снедало любопытство: в чем же все-таки причина такого внезапного отклонения от нормы.

Уитни пришлось лично самой удостовериться, что нигде нет ни пылинки, и слуги приготовили огромное количество различных яств. Открыли бальную залу и вымыли, тщательно навощили и натерли полы в ней. Сняли длинные бархатные портьеры, выбили от пыли, проветрили и снова аккуратно разместили по своим местам. Всю мебель слуги основательно перетерли, каминные ре щетки и подставки для дров отполировали до блеска. Огромная гостиная и холл подверглись «урагану очищения», поскольку гости, которые отдыхали или не хотели танцевать, могли заглянуть для беседы и сюда. Лестничные перила тоже отполировали до блеска, а верхнюю гостиную убрали и приготовили специально для дам, чтобы они могли там снять лишнюю одежду и поправить прически и платья.

Оловянные чашки для напитков стараниями слуг сияли, а изящные серебряные кубки, кружки, бокалы и кувшины тоже отполированы и выставлены на большом столе в холле. На одном краю столешницы водрузили огромную серебряную чашу для пива, на другом — редкую фарфоровую крюшонницу. Тут предполагалось разливать импортируемое бургундское и бренди для мужчин вкупе с пуншем и пивом домашнего приготовления. Для дам предлагался богатейший выбор фруктовых вин.

Уже зарезали быка и подвесили тушу в погребе до дня вечеринки. Ветчину принесли из коптильни и вымачивали в течение двух дней, затем кипятили несколько часов, чтобы придать грубоватому мясу нежность.

Рабов разослали по окрестностям за дичью и рыбой. Несколько десятков домашних гусей и цыплят лишились голов.

В прямоугольных сковородах пеклись мясные пироги — либо «ловушки» без верхней корочки, либо «гробы», прячущие свое содержимое в горячей середине.

Каменные кувшины с фруктовыми джемами и сладкими соусами извлекли из кладовых, а картошку, кукурузу и бататы — из погреба.

Далей со своими помощницами пекла пудинги, торты и пирожные, варила конфеты. За день до вечеринки они разожгли огонь внутри очаг для выпечки хлеба. Когда под раскалился, вытащили угли и поставили туда сковороды и форм с тестом.

В течение нескольких дней кухня в самом буквальном смысле этого слова кипела приготовлениями к пиршеству. Дом гудел и бурлил энергией.

К тому времени, когда все сверкало чистотой и еда была готова к подаче на длинный, покрытый дамасской скатертью стол, все слуги и члены семьи падали от усталости.

Вообще-то Мередит радовалась свалившимся на нее заботам, потому что они не оставляли ей времени думать о болезни Дэниэла или надвигающемся замужестве. К тому же все эти хлопоты позволяли избегать общения с Девлином и отклонять его предложения покататься с ним верхом. После каждой трапезы Уитни поспешно возвращалась к прерванным занятиям по хозяйству. Ей приходилось терпеть его присутствие лишь за общим столом, где она всячески уклонялась от бесед, если только Джереми не заговаривал первым. Он видел уловки Мередит и отмечал их коварной улыбкой. Она, конечно, могла уйти, но они оба прекрасно знали, что, как ни изворачивайся, Уитни! все равно будет принадлежать Девлину. Поэтому он разрешал себе проявлять терпение.

Наконец наступил день вечеринки.

После обеда Лидия вытащила Мередит из кухни и повела наверх мыться, приводить себя в порядок и одеваться. Уитни очень неохотно подчинилась. Она страшилась предстоящего вечера и унижения, которое ей придется вынести перед лицом друзей и родственников. Что только подумают о ней Гален и Алтея?! Мередит даже не могла помыслить об этом. Под ложечкой постепенно разрастался снежный ком, пока Бетси таскала в комнату ведра с горячей водой и выливала их Б узкую сидячую ванну. Потом она мылась и с помощью служанки облачалась в нижнее белье и новое розовое платье, и холод распространялся к рукам и ногам. В конце концов, Мередит превратилась в снежную статую; правда, это внешне не бросалось в глаза, зато в душе царил лед и снег ожидания предстоящего позора.

Лидия настояла на том, чтобы самой уложить волосы Уитни в прическу. Хотя Мередит наотрез отказалась заколоть локоны на макушке в высокое сооружение, она все-таки разрешила немного смягчить свой обычный суровый стиль. Чандлер выпустила одну длинную прядь из низкого узла на затылке, которая опускалась на плечо, а тонкие завитушки волос обрамляли лицо Уитни. От применения красок и другого макияжа Мередит настойчиво отказалась. Ее лицо выглядело бледным, и любая попытка подкрасить его привела бы к еще худшему результату. Скоро на ней и так окажется слишком много краски, краски стыда и унижения. Дрожащими руками она натянула кружевные перчатки, взяла веер и заставила себя спуститься по лестнице, чтобы предстать перед прибывающими гостями, словно на эшафоте.

ГЛАВА 13

Джереми стоял у основания лестницы, разговаривая с Дэниэлом. Он выглядел просто сногсшибательно в новых темно-синих атласных бриджах и камзоле. Синий парчовый жилет украшала вышивка золотыми нитями, на ногах сияли золотые пряжки туфель. Хотя в течение дня Девлин) предпочитал носить волосы ненапудренными и заплетенными в простую косичку, сегодня он надел официальный белый парик. Кружевное жабо у горла и ослепительно-белые манжеты завершали его элегантный наряд.

Мередит, заметив Джереми сверху, вновь подумала о том, как он красив. Даже если бы Девлин не являлся наемным слугой, все равно совершенно очевидно, что он женится на ней только ради земли. Ни один мужчина с таким идеально красивым лицом не связал бы себя узами брака с дурнушкой и каланчой Уитни.

При звуке ее шагов по деревянным ступеням Джереми и Дэниэл подняли глаза. Девлин непроизвольно выпрямился, несколько ошеломленный переменой во внешности своей невесты. Она выглядела… Выглядела, ну, почти хорошенькой. Нет! Даже не хорошенькой, а… Джереми никак не мог подобрать нужное слово. Мередит была просто поразительна, ярка. Вернее, могла бы быть ею, если бы не бледное, как мел, лицо. В мягком свете восковых свечей ее волосы отливали каштановым, а глаза казались большими и черными. Хотя и не вполне по моде, но сегодня она уложила волосы вокруг лица, смягчив свои жесткие властные черты. При ее росте и темных локонах ярко-розовый цвет платья, несомненно, гармонировал с внешностью. Юбку Мередит собрала сзади, открывая накрахмаленные рюши подъюбника. Пышные рукава ниспадали с плеч, открывая взору кружевные манжеты. Корсаж расступался над бледно-розовой вставкой цвета бантов, придерживающих юбку сзади, расшитый ярко-розовыми сказочными птицами. Низкий квадратный вырез окаймлялся единственной кружевной рюшей. Поскольку это было вечернее платье, то позволялось демонстрировать побольше бюста, и поэтому тугой корсаж приподнимал ее кремовые груди настолько, что казалось, они вот-вот выскользнут из-под крепко натянутой ткани наряда.

Под пристальным взглядом Джереми Мередит раскрыла веер и снова, нервничая, закрыла его, затем взялась за перила, дабы помочь себе преодолеть остаток пути. Внезапно она почувствовала себя ужасно неуклюжей. Девлин наблюдал, как Уитни спускается по лестнице, чуть приоткрыв рот. Когда она достигла последних ступенек, он протянул руку, помогая сойти.

— Твои ладони, как лед! — воскликнул Девлин, хотя собирался сказать совсем не это его почему-то напугало прикосновение к ее холодной коже. Мередит отдернула руку, и Джереми готов был прикусить себе язык за столь неосторожно вырвавшиеся слова. Она, должно быть, ужасно нервничала, раз оказалась такой ледяной, а он, наверное, еще больше усугубил это своей фразой, прозвучавшей довольно критически.

— Ты прекрасна, Мередит, — заверил ее Дэниэл, просияв от гордости за нее. — Лидия говорила мне, что поможет с платьем… Теперь я вижу ее работу.

В животе Уитни еще больше похолодело, несмотря на тусклую краску смущения, прихлынувшую к щекам. Джереми понимал, что замечание Харли оказалось еще более бестактным, чем его. При всех их добрых намерениях они бы очень скоро ввергли ее в состояние нервного обморока. Он снова сжал ее ладонь, причем очень сильно, чтобы она не могла вырваться.

— Ты сегодня просто неотразима, — нежно прошептал Девлин, — как прекраснейшая роза.

Мередит поспешно отвела взгляд, не в силах встретиться с теплым сиянием его глаз. Это все равно, что смотреть на него в слишком яркий солнечный день. Она не знала, как ответить ни на взгляд Джереми, ни на слова, произнесенные им. В голосе не слышалось этого, но он, скорее всего, подшучивает над ней.

— Я бы сказала, довольно большая роза, — язвительно напомнила ему Уитни.

Рот Девлина чуть заметно сжался. «Чертовски трудно сделать этой женщине комплимент, — подумал он. — Она решительно настроилась отвергать меня». Джереми поднес ее руку к губам, хотя Мередит и противилась, и нежно коснулся ее в приветствии.

Как отличался этот поцелуй от вежливого официального знака внимания Галена! Девлин превращал этот ритуал в интимность. Его губы оказались теплыми и мягкими, и он прижимался к ее запястью чуть дольше и сильнее, чем предписывалось правилами приличия. Мередит молила Бога, чтобы Джереми не заметил, как сильно дрожат пальцы.

Он отпустил ее руку, и Уитни встала по другую сторону от Дэниэла, подальше от Девлина.

Немного погодя, как раз когда зазвонил причальный колокол, объявляя о прибытии первых гостей, Лидия легко сбежала по лестнице, представляя собой немножко запыхавшееся очаровательное видение в бледно-голубом атласе. Она не напудрила свои рыжие волосы, а собрала их в модную высокую прическу, украшенную крошечными голубыми бантиками.

Мередит сразу же почувствовала себя громоздкой глыбой рядом с пастельной миловидностью Чандлер.

— О, прошу прощения, — выдохнула Лидия. — Боюсь, я опоздала, впрочем, как всегда. Никто еще не прибыл, нет?

— Нет, любовь моя, — с улыбкой заверил ее Дэниэл и легонько похлопал по руке. Мередит едва устояла от соблазна заглянуть в лицо Девлина, чтобы увидеть его реакцию на красивую внешность Чандлер. Ей ужасно хотелось лицезреть это, но в то же время она не могла бы вынести блеска оживленных глаз Джереми.

Уитни поставила Лидию между собой и отчимом, рассудив, что здесь для нее самое безопасное место, дабы избежать каких бы то ни было пренебрежительных замечаний. Вообще-то Харли следовало стоять рядом с хозяйкой, а гостям — по другую его руку, но тогда бы ему пришлось представлять Лидию, а Мередит знала, что он бы сделал сие куда более неуклюже, чем она сама. Кроме того, они бы чувствовали себя вольнее игнорировать представление Дэниэла, чем Уитни.

Послышался женский смех и низкий рокот мужских голосов. Поль важно распахнул дверь перед семейством Крэддоков.

— Мистер Крэддок, — любезно поприветствовала вошедшего Мередит, протягивая руку. — О, миссис Крэддок! Как приятно видеть вас. Вы знаков мы с нашей гостьей, миссис Чандлер? Лидия, мистер и миссис Крэддок.

И мужчина, и женщина оказались вынуждены кивнуть и пожать ладонь Лидии, чтобы избежать открытой грубости по отношению ко всем в доме. В тот момент Уитни спокойно подошла к детям — дочери-подростку и двум сыновьям.

— О, Эмили… Нед… Чарльз… Как приятие видеть вас.

Она тут же передала их миссис Чандлер. Лидия, натянутая, как струна, и неуверенная, механически улыбалась и протягивала руку. Дэниэл энергично оттер гостей от нее, задавая вопрос] громогласным голосом, затем представил семейству Джереми Девлина, который вел себя спокойнее и уравновешеннее всех в принимающем ряду. Его поклон выглядел безупречным и грациозным, пожатие дамских рук каким-то образом оказалось одновременно и уважительным, и интимным. Он одарил всех своей очаровательнейшей улыбкой.

Крэддоки были явно сбиты с толку тем, что их представили элегантно одетому мужчине, который, насколько они знали, является наемным слугой Дэниэла. К изумлению примешивалось разнообразие иных эмоций, варьируемых от испуга и оскорбленной гордости до осторожного восхищения. Женщины просто не могли не улыбнуться ему в ответ.

Семейство Крэддоков продвинулось дальше, мужчины подавали плащи лакею, прекрасная половина отправилась наверх, в общую комнату, чтобы дать возможность служанкам привести в порядок их наряды и прически. После того, как женщины вернулись и присоединились к остальным членам своей семьи у стола с прохладительными напитками, прибыла следующая партия гостей — семейство Рэндаллов. Отец умер, и семью возглавляла энергичная мать, Элизабетт. Ее муж скончался, когда сыновья еще не вошли в тот возраст, который считается пригодным для управления плантацией, поэтому ей пришлось взять бразды правления в свои руки до тех пор, пока старший, Марк, не смог переложить на свои плечи большую часть ответственности за большое хозяйство. Элизабетт прибыла в сопровождении Эмори, второго сына, который еще ходил в холостяках, хотя ему исполнилось двадцать пять лет. Он работал стряпчим в соседнем городке Гриноуке и не жил дома. Марк, старший, приехал со своей беременной женой Фелесити, за ним следовали Влейн, Перси и Джозеф. Элизабетт частенько говаривала, что Бог наградил ее пятью сыновьями, хотя лично Мередит подозревала — это, скорее, наказание, чем награда. Перси и Джозефу еще не исполнилось двадцати, а Блейну недавно «стукнуло» двадцать два. Он помогал Марку вести дела огромной плантации и считался одним из лучших наездников во всей округе. Его Трубочист являлся фаворитом ярмарочных скачек этого года.

— Дэниэл, — любезно приветствовал Блейн хозяина дома, мило улыбаясь, — я слышал, ты включил в состязания своего дикого жеребца.

— Ну, да. И вот, кстати, человек, который поскачет на нем. Блейн, познакомься с Джереми Девлином

Рэндалл уставился на своего соперника, и на его лице застыло столь странное выражение, что это выглядело почти забавным. Блейна просто ошеломило, что Харли собирается включить в скачки наемного слугу. На какое-то мгновение он силился придумать возражение, которое бы показало несообразность сего замысла, не выказав бестактности. «Блейн всегда считался очень вежливым молодым человеком», — почему-то вдруг вспомнила Мередит. Однако прежде чем Рэндалл успел что-то придумать, Джереми спокойно поклонился и произнес:

— Для меня будет огромным удовольствием состязаться с вами. Я слышал, ваш Трубочист — великолепнейший экземпляр.

Блейн еще больше изумился культурной речи Девлина и свободно-непринужденному обращению к нему, как к равному.

— Да… То есть благодарю вас. Хотя, конечно, Акробат — просто красавец.

— О, определенно, — вежливо улыбнулся Джереми,

Любопытство взяло верх над Рэндаллом.

— Но ведь на нем невозможно ездить, насколько мне известно. Верно?

Девлин пожал плечами.

— Для большинства, я уверен, это действительно так. Однако мы с ним, кажется, нравимся друг другу.

Мередит подумала, что сие — слишком скромное утверждение для Джереми, но Блейну это показалось вершиной дерзости для простого слуги. Он слегка вскинул брови и высокомерно поглядел бы на Девлина сверху вниз, если бы тот не был выше его на несколько дюймов. Рэндалл наконец удовлетворился тем, что отошел к столу, где мог выпить бургундского и включиться в мужской разговор о лошадях, женщинах и загадочности наемного слуги, который стоял вместе с членами семьи, принимая гостей.

После Рэндаллов визитеры стали прибывать один за другим: Уэйнзы, Миттлтоны, Кэмпбеллы, Хартуэллы, Томпсоны, Огилви и Кершоузы — словом, клан кузенов и кузин, настолько перемешавшихся друг с другом, что едва ли даже они сами могли разобраться в своих родственных связях. Джейзы, Хиндлеи, семейство Филлипсов… Список продолжался дальше и дальше.

Мередит улыбалась, пока не заболели щеки, дружески приветствуя людей, которых едва знала и с которыми, конечно, не могла подружиться, обмениваясь комплиментами и замечаниями о погоде.

Гостей оказалось так много и сменялись они так быстро, что у нее почти не хватило времени особо поприветствовать тех единственных, которые что-то действительно значили для нее, — семью Уитни.

Когда она заметила Веронику и Френсиса Уитни, входящих в дверь в сопровождении Галена и его сестры, ее первой, нехарактерно циничной мыслью было то, что, очевидно, женщинам семейства не грозит быть запятнанными присутствием Лидии, если все остальные уже здесь. Подавив коварную усмешку, Мередит тепло протянула руки для приветствия. Алтея и Вероника по очереди наклонились, дабы запечатлеть прохладный поцелуй на ее щеке. Мередит заметила, что глаза ее кузины блестят, прямо-таки возбужденно горят, чего прежде за ней никогда не замечалось. Девушка огляделась, словно выискивая кого-то или что-то; она явно волновалась, хотя и пыталась выглядеть невозмутимой. Мередит недоумевала по поводу поведения Алтеи, которая даже смотрелась как-то иначе.

Пока Гален склонился над ее рукой и пробормотал какое-то сугубо личное приветствие, мысли Мередит оказались так поглощены переменой в его сестре, что она едва ли смогла разобрать сказанное, поэтому просто улыбнулась ему той неизменной улыбкой, которую практиковала весь вечер. Гален отошел, удостоив Лидию и Дэниэла кратчайшим кивком, так сказать, в пределах вежливости. Но когда он увидел наглого конюха по другую сторону от Харли, то застыл и вытаращился, словно его проткнули бердышом.

— Мистер Уитни…

Джереми и глазом не моргнул в знак того, что он помнит об их прежней встрече, равно как и не обнаружил своего презрения к этому мужчине.

Гален закрыл рот, проглотил неизвестно откуда набежавшую слюну и метнул грозный взгляд на Мередит. Она посмотрела не него почти так же безразлично, как и Девлин, гордо отказываясь выдавать свои истинные чувства перед другими. Кузен втянул воздух так сильно, что защипало ноздри и, озираясь, отошел в сторону. К счастью, в сей момент прибыли другие гости, и у Мередит не хватило времени побеспокоиться о мыслях или чувствах Галена. Монотонное течение потока визитеров продолжалось еще некоторое время, а за тем начало спадать. Мередит облегченно вздохнула, когда оно превратилось в тоненькую струйку. Фу! Кажется, все. Конечно, нет еще Гамильтонов, но она и не ожидала их в столь ранний час. Они всегда значительно опаздывают к любому событию. Мередит и Лидия уже давно пришли к общему мнению, что причиной является желание Опал всегда быть центром внимания, чего она достигала, прибывая как можно позже.

Разумеется, почти полчаса спустя после того, как они отступили от входа и смешались с гостями, объявили о прибытии Гамильтонов. Опал впорхнула, сопровождаемая своим суровым, нахмуренным мужем, который никогда не улыбался, и тремя мало привлекательными падчерицами. На сей Раз она облачилась в переливчато-жемчужный атлас, ярды которого пенились вокруг ее стройной фигурки. Опал высоко уложила волосы и напудрила их. Огромная прическа удерживалась при помощи набивки и проволочного каркаса. На ее изящных пальцах сверкали кольца, а бриллиантовое ожерелье подчеркивало блеск платья. Войдя, Опал развязала мантилью и сбросила калош с головы, чтобы все сразу обратили внимание па ее великолепие. Мередит нисколько не сомневалась, что эффектность ее появления достигла цели в отношении всех присутствующих без исключения, будь то мужчины или женщины.

— Ах, Мередит, сожалею, но мне пришлось немного задержаться, — заворковала миссис Гамильтон, бросившись вперед с протянутыми руками — картина изящной женской поспешности.

Уитни полагала, что это, должно быть, выглядит ужасно мило, ибо все мужчины в комнате идиотски улыбались ей. Все-все, за исключением, правда, Джереми. Краешком глаза, пока приветствовала Опал, Мередит заметила его насмешливое лицо, иронический взгляд, светящийся весельем. «По крайней мере, хоть он понимал, что наблюдает представление», — подумала она с некоторым удовлетворением. Однако, когда миссис Гамильтон подошла к нему в быстро сформированной заново линии для приема гостей, вся насмешливость исчезла с лица Девлина. Он взирал на Опал теплыми и красноречивыми глазами, и губы Мередит тут же сжались. Джереми видел гостью насквозь, но это не помешало ему попасться на ее наживку. Очевидно, одной Лидии Джереми недостаточно. Он желает всех красивых женщин, которых встречает на своем пути. Боль пронзила сердце Мередит. Ведь ей придется жить с этим человеком весь остаток жизни, видеть его желание обладать другими и знать, что, как жена, она будет предаваться неоднократно. Конечно, ей нет никакого дела, чем Джереми занимается со встреченными прелестницами. Она не собирается ревновать. Просто своим безмерным волокитством Девлин подвергнет Мередит жестоким сплетням. Все станут жалеть ее, цокать языками и печально качать головами, подчеркивая, что знали об этом с самого начала, — мужчина, который женился, чтобы заполучить плантацию, едва ли будет верным мужем. Бедняжка Мередит.

Уитни закусила губу. Она просто не сможет вынести жалости.

Мередит все время недоумевала, когда же Дэниэл объявит всем о ее позоре. Она все-таки надеялась, что это произойдет как можно позже. Ей совсем не хотелось весь вечер видеть на лицах присутствующих сочувствие, шок и довольное сочувствие.

Уитни прошла к столу с напитками, где выпила немного вина: во рту пересохло после всех приветствий. Затем Дэниэл вывел ее на середину зала, чтобы открыть танцы. Другие пары последовали за ними и сформировали линии для быстрого деревенского танца. Во время «балетных экивоков» Мередит всегда чувствовала себя неуклюжей и неловкой, да и Харли не считался хорошим партнером. Однако быстрые движения скрывали многочисленные погрешности, и когда танец закончился, она с облегчением подумала, что проскочила невредимой. Уитня прекрасно знала: остаток вечера ей не придется часто выходить на круг, так как ее почти не приглашали. Тем более, она уже считалась безнадежной старой девой. Что поделаешь… Провинция есть провинция, где браки в четырнадцать лет — вполне обычное житейское дело.

Однако Мередит быстро обнаружила, что сегодня — не совсем обычный вечер, когда ей пришлось пройти два спокойных менуэта с Галеном и с его отцом, а потом все оставшееся время беседовать с ними.

Когда они с Дэниэлом закончили танцевать, как из-под земли вырос Девлин и сжал ее руку, вступая с ней в линию, выстроившуюся для рила, известного еще под названием «Сэр Роджер де Коверли». Он считался любимым во всех южных колониях, особенно в Вирджинии. Сей быстрый танец с четким притопыванием, усиливающимися хлопками и прочими простенькими фигурами был несложен в исполнении, и Мередит удалось пройти его почти без ошибок. Она просто следовала за сильной рукой Девлина, когда они двигались по проходу между другими парами, и краем глаза наблюдала за линией женщин, подглядывая, что делать дальше. Когда танец закончился, Мередит запыхалась и раскраснелась, испытывая странную смесь возбуждения и смущения. Она так боялась, что выставила себя дурочкой своими неуклюжими движениями.

— Ну вот, — прокомментировал Джереми, твердо беря Уитни под локоть и уводя с площадки для танцев, — теперь ты больше похожа на счастливую хозяйку. В этом платье да еще с румянцем на Щеках — ты красивейшая женщина.

— Не глупи, — парировала она, подавив радость, заполнившую всю ее душу, — я, скорее, похожа на пляшущего медведя.

Он негодующе фыркнул.

Тебе чертовски трудно сделать комплимент, все равно что рубить дерево игрушечным топором. Разве тебя никто не учил не оспаривать, а любезно принимать высказанное одобрение? Ты окоришь: «О, благодарю вас, сэр, вы очень вежливы и предупредительны ко мне» и хихикаешь или опускаешь застенчиво глазки — хотя, должен признать, это совсем не твой стиль — или произносишь: «Умоляю, не льстите мне». Тогда уже я могу запротестовать и что-то добавить к сказанному ранее, словно подтверждая свою правоту. Но ни в коем случае не обрывай мужчину так резко.

— Я предпочитаю правду тщеславию и лести, так что благодарю покорно.

— А разве комплимент не может быть правдой? Ты действительно прекрасно выглядишь сегодня. Я же не говорю, что ты прекрасно танцуешь. Видит Бог, это звучало бы явно ложно. Но впервые прическа идет тебе, а платье придает яр — кость и изящество. А если ты отдашь себя в мои руки, держу пари, что смогу сделать из тебя и хорошую партнершу по танцам.

— Спасибо, но меня сие не интересует. Обычно я предпочитаю не танцевать.

— Тогда… Чем же ты «обычно» занимаешься во время бала?

— Сижу и беседую с…

— …Кузеном Галеном, — закончил Девлин за нее в насмешливо-певучей манере. — Скажи мне, пожалуйста, этот… мистер Уитни подсказывает тебе, как одеваться, думать, вести себя? Ни за что бы не подумал, что тобой так легко повелевать.

— Он не советует мне ничего подобного! — гневно отрезала Мередит. — Гален — не деспот… — Она замолчала, честно заставив себя задуматься над фактом запрета сестре посещать ее дом, — по крайней мере, по отношению ко мне, — неубедительно закончила Уитни.

Девлин расхохотался.

— Только потому, моя дорогая, что не успел надеть кольцо на твой прекрасный пальчик. Кем же он повелевает? Той худенькой и сдержанной девочкой, своей сестрой? Как ее зовут? — Алтея. Ну, у него чисто братское стремление руководить ею.

— А что заставляет тебя думать, что кузен не чувствовал бы супружеского долга «руководить» тобой?

Ее глаза гневно вспыхнули.

— Поскольку мы с ним не женимся, это не имеет большого значения, не так ли?

— Нет, конечно, но раз ты, похоже, страдаешь, принужденная выйти за кого-то, кроме своего бесценного Галена, я подумал, это облегчит твою потерю, если сможешь осознать, что он мог бы быть менее, чем идеальным мужем.

— Мы с кузеном подходим друг другу.

— Прошу прощения, если я позволю себе рассмеяться… Ты совсем забыла — я целовал тебя и поэтому прекрасно знаю — эта бледная холоднокровная рыба никогда бы не смогла удовлетворить тебя.

Мередит возмущенно ахнула и развернулась к Девлину, но его смеющиеся проницательные глаза смутили ее, и она снова отвернулась.

— Твой ум подобен сточной канаве, прямо как у Дэниэла. Не удивительно, что он хочет, чтобы я вышла за тебя. Вы с ним одного поля ягоды.

— Харли делает для тебя все возможное и желает только добра и счастья.

— Уверена, он чувствует, что поступает правильно. Но суть в том… Словом, меня не нужно защищать… Ну, разве что только от мужчины, которого Харли выбрал моим защитником?

Его рука, все еще легко придерживающая ее под локоть, сжалась. — И что сие значит?

— Значит одно — я хорошо знаю тебя. Не стоит и говорить, что ты сделаешь со мной и этой плантацией, если мы каким-то образом станем для тебя обузой. Ты эгоистичный корыстолюбивый лжец и мошенник!

Его пальцы разжались, словно ее рука внезапно стала обжигающе горячей. Голос Девлина зазвучал непринужденно и саркастично.

— Благодарю за чудесную характеристику моей личности. Именно такой преданности мужчина и ждет от своей жены.

— Что ты можешь знать о преданности? — с горечью спросила Мередит и отошла к небольшой группе гостей, которые очень удивились, когда обычно застенчивая Уитни вдруг ворвалась в их разговор и оживленно защебетала. Джереми окинул ее зловещим взглядом и ретировался к столу с напитками.

Танцы продолжались почти до полуночи, после чего музыканты за виолончелью и клавесином прервались, чтобы подкрепиться за столом, накрытым в столовой.

Когда люди направились в холл, Дэниэл хлопнул в ладоши и громогласно попросил тишины, вскочив на небольшое возвышение, где только что сидели музыканты.

— Постойте! Леди и джентльмены, пожалуйста! Прежде чем мы перейдем в другую комнату, мне хотелось бы сделать объявление. Полагаю, вы всё гадаете, по какому случаю я решил устроить вечеринку… Сегодня мы празднуем нечто особенное. — Он драматично замолчал, давая возрасти любопытству. — Моя дочь Мередит обручилась. Поди сюда, дорогая. — Харли протянул ей руку.

Вся публика повернулась к ней со слабым интересом на лицах. Никого не удивляло, что они с Галеном решили пожениться, как об этом давно уже поговаривали. Возможно, некоторым показалось странным, что до них не дошли слухи о сделанном предложении, — но не более того.

Мередит покраснела до корней волос, ненавидя быть центром всеобщего внимания и страшась того, что должно сейчас произойти. Еле переставляя ставшие свинцовыми ноги, она шагнула на возвышение рядом с Дэниэлом. Харли указал в другую сторону, и все повернулись в указанном направлении. Девлин прошел сквозь толпу и легко вскочил на площадку, присоединяясь к ним.

— Все вы знакомы с Джереми Девлином. Без сомнения, вы недоумевали, почему наемный слуга принимает вместе с нами гостей. Так вот, он больше не слуга.

Мередит саркастически усмехнулась про себя и подумала, что отчим немного искажает правду, чтобы никто не возражал против участия Джереми в скачках. Если уж говорить честно, осторожный Дэниэл не собирался освобождать Девлина от контроля до тех пор, пока узел безопасности не будет надежно затянут.

— Дамы и господа, это мой будущий зять, мужчина, который имеет честь и привилегию жениться на Мередит. Джереми Девлин!

По залу пронесся возглас изумления, и все собравшиеся ошарашенно уставились на стоявших на возвышении. Харли прямо-таки просиял. Джереми поклонился с чуть заметной насмешливостью и взял руку Мередит. Она уставилась в пол, почти сгорая от стыда. Девлин стиснул ее ладонь и прошептал, еле шевеля уголками рта:

— Подними глаза, девочка! Смелее смотри на них, и пусть они катятся ко всем чертям! Или ты хочешь, чтобы толпа поняла, что имеет над тобой власть?

Уитни вызывающе вздернула подбородок, больше назло Девлину, чем для того, чтобы открыто посмотреть на всех присутствующих. В ее глазах блестели слезы, но она упрямо сдерживала их: ни за что не покажет собственное несчастье, не выставит его на потеху злой толпе. Джереми прав! Как бы отвратительно ни чувствовала себя Мередит, будет еще хуже, если они узнают обо всем. И гордость выручила ее! Уитни даже умудрилась изобразить улыбку. Гости наконец-то вышли из оцепенения и загудели подобно пчелиному улью. Происшедшее было самым волнующим, самым поразительным и немыслимым событием за все последние годы!

Оглядев толпу, Мередит заметила ошеломленное смущенное лицо Галена и торопливо отвела взгляд. Ей бы следовало сказать ему об этом раньше, но стыд не позволял. Уитни не могла смотреть ему в глаза и, как трусиха, все откладывала и откладывала, пока не стало слишком поздно. Она даже бы не стала винить Галена, если бы он перестал разговаривать с ней навсегда.

Люди отделились от своих групп, чтобы подойти и поздравить их, затем спешили обратно, торопясь посплетничать. Немного погодя толпа вновь двинулась к дверям в холл.

Мередит вырвала руку из крепких пальцев Джереми и спрыгнула с возвышения. Ей бы очень хотелось незаметно раствориться среди гостей, но платье и рост делали это просто невозможным. Все, что она могла предпринять, так это попытаться убежать. Уитни проскользнула вдоль стены к дальним дверям, выходившим на маленькое боковое крыльцо.

Положив ладонь на ручку, она оглянулась в поисках Галена, но ее глаза задержались на статной фигуре Девлина. Он стоял перед Опал Гамильтон, склонив голову, чтобы расслышать ее слова. Безупречно очаровательная Опал флиртовала с ним, артистично поигрывая веером, вначале раскрывая его, чтобы спрятать за ним лицо, а потом закрывая и мягко похлопывая Джереми по пальцам за какую-нибудь «неприличную» вещь, сказанную им. Он уже волочится за этой куклой, даже несмотря на то, что ее муж смотрит на них, ревниво насупившись, несмотря на только что объявленную помолвку, Девлин забыл о существовании Мередит.

Уитни представила свою жизнь с этим человеком, которая рисовалась ей как одно долгое постоянное страдание. «Возможно, мне и повезет, — с горечью подумала она, — если Ангус Гамильтон убьет его из ревности».

Мередит проскользнула через боковую дверь в прохладу ночи, спустилась по ступенькам и пошла вокруг дома. Ей, разумеется, нельзя оставаться на улице, но и предстать перед всеми за ужином она тоже не может.

Теперь, когда закончены поздравительные речи и у гостей есть возможность переварить новости, начнутся ужасные по сути вопросы. Женщины примутся хихикать и лукаво спрашивать о Джереми, втихомолку посмеиваясь над ней. Где ей от них спрятаться? Кабинет! Там ее никто не найдет.

Мередит торопливо зашагала по тротуару к отдельной пристройке, потирая ладонями обнаженные плечи, чтобы согреть их. Войдя в помещение, она потратила довольно много времени, высекая огонь в трутнице и зажигая свечи. Справившись с этой задачей, Уитни опустилась в кресло, чувствуя себя немного свободнее при неярком освещении.

Через некоторое время она услышала звук шагов снаружи, заставивший ее насторожиться. Дверь распахнулась, и показалась огромная фигура Девлина. В руках он держал две тарелки, наполненные различной едой.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Я искал тебя по всему дому. Потом случайно увидел свет в кабинете и решил — это ты зажгла свечи. Вот, поешь немного. Джереми поставил тарелки на стол и присел рядом с ними, сложив руки.

— Ну? Что у тебя за причина прятаться от гостей на вечеринке в твою честь?

— Она совсем не имеет никакого отношения ко мне. Это празднование нашей помолвки, что, действительно, абсолютно не согласует с моим настроением.

— Зачем ты так говоришь? Главная виновница торжества — и такие слова! Объясни, пожалуйста…

— Все это — замысел Дэниэла и… твой. Я никогда не просила об этом. Меня можно считать единственным человеком, который не получает от данного соглашения ни-че-го.

— Ну, спасибо. Все-таки приятно знать, что я — ничто. А мне-то казалось, из меня получится нечто большее, чем просто джентльмен.

Внезапно из глаз Мередит потоком хлынули слезы и покатились по щекам.

— О, Боже! — Она поднесла дрожащую руку к лицу, тщетно пытаясь смахнуть слезинки. — Мне так стыдно!

— Из-за того, что плачешь? — изумленно поинтересовался Девлин. — Да все женщины, которых я знаю, — настоящие кадки с водой.

— Но не я! — горячо запротестовала Уитни. — Совсем не от этого! Мне стыдно, потому что я выхожу замуж за тебя!

— Понятно, — произнес Джереми после долгого молчания. — Стыдно, потому что я ублюдок? Или наемный слуга?

— Нет. — Она шмыгнула носом и принялась искать свой кружевной платок. — О, проклятие!

— Вот, возьми. — Девлин протянул ей свой, на котором были вышиты его инициалы.

Мередит неохотно приняла предложенное, вытерла лицо и высморкалась. «Ну зачем я так веду себя? Где моя элегантность и сдержанность? — невольно спросила она себя. — Например, у Опал при такой ситуации даже глаза бы не покраснели… И уж, конечно, она никогда не сморкается… Я… я стыжусь саму себя. Себя! И того, что все будут говорить обо мне».

Вслух же Уитни произнесла:

— Господи! Каких только сплетен не сочинят и чего не подумают люди, поприсутствовав на этой проклятой вечеринке!

— И что же они подумают? — Девлин озадаченно нахмурился.

— Но ведь все совершенно очевидно! Все станут говорить, что я очень уродлива и неуклюжа, и поэтому ни один мужчина не мог жениться на мне. Даже соблазна землей оказалось недостаточно… Дэниэлу пришлось купить, буквально купить, человека, чтобы тот стал моим мужем.

Мередит снова заплакала и опустила голову, скрывая слезы и прижимая помятый платок к глазам.

— Понятно…

Некоторое время Джереми пристально разглядывал ее, отмечая в уме длинные тонкие пальцы, сжимающие легкую ткань платка, изящный изгиб согнутой шеи, подчеркиваемый мягко уложенными волосами, придающими ей какую-то уязвимость и незащищенность. Он решительно сжал губы, затем поднялся и подошел к ней. Опустившись на одно колено, Девлин положил ладони на ее локоны, скользнул ими по гладкой массе волос и опустил их к изгибу шеи.

— Возможно, какие-нибудь злопыхатели и будут говорить что-то такое в этом роде… Но неужели кто-то, кто особенно тебе дорог, окажется настолько жесток?

— Нет, конечно, нет. Правда, Алтея огорчится, потому что я причинила боль Галену. Ей это будет очень неприятно. Но она совсем не жестока.

— В таком случае… Если дорогие тебе люди не скажут этого, почему тебя должно волновать мнение других? Страх перед тем, что подумают другие, удерживает тебя от верховой езды, и только поэтому — держу пари! — ты не научилась хорошо танцевать. Просто удивительно, как ты еще не прячешься от людей, словно мышка в своей норке.

— Я?! — От такого абсурдного сравнения Мередит тихонько рассмеялась. — Мышка?!

Девлин улыбнулся и скользнул ладонями к лицу, опуская его вниз. Затем он нежно и легко поцеловал Уитни. Она бессознательно схватилась за лацканы его камзола. Джереми сразу же почувствовал это робкое движение, я его охватило желание.

Поцелуй углубился, а Мередит прильнула к нему, позволяя полностью завладеть ее губами. Уста Девлина раскрылись шире, язык скользнул в чувственные глубины рта. Внезапно мужские губы яростно впились в ее рот. Он обхватил Уитни, крепко сжал в объятиях и потянул за собой, пока они оба не оказались на коленях на полу. Джереми прижал ее к себе, к своему мускулистому телу, смакуя ощущение прикосновения мягкой женской груди.

— Мередит, — выдохнул он.

Удерживая Уитни в кольце рук, Девлин лег на пол, уложив ее на себя. Это показалось Мередит удивительно естественным.

Одной ладонью он сдвинул вниз корсаж платья, и его рот проложил дорожку вдоль нежной шеи и груди, словно исследуя их. Потом Джереми издал тихий бессвязный звук, беря в губы ее сосок, и почувствовал, как он затвердел от его прикосновения. Прозвучавший стон возбуждал Мередит еще сильнее, чем ласкающий язык Девлина. Она ощутила странную слабость и таяние, зуд и томление. Уитни сжала ноги, и Джереми тихонько рассмеялся.

— Вот, детка моя, чего тебе хочется…

Он пробрался рукой под платье, скользя ладонью вверх по бедрам и протискивая ее между ними, Через кружево и шелк женского белья его пальцы добрались до самого потаенного, интимного места. Мередит удивленно расслабила ноги, потом снова свела их вместе.

«Он прав, — мелькнуло где-то в глубине сознания Уитни. — Мое тело томится и жаждет его прикосновений». Она застонала — не то от желания, не то от отчаяния.

Девлин оторвался от нее, тяжело дыша.

— Боже, ты соблазняешь меня! Но я не стану брать тебя вот так, на полу кабинета. Только не в первый раз! Мы будем обвенчаны и великолепно обнажены на нашем брачном ложе… Я хотел дать тебе вкусить то, что ты «покупаешь»… Может, кто-то из женщин и будет хихикать, но, поверь мне, нет ни одной, которая не поменялась бы с тобой местами, потому что ты станешь просыпаться только с улыбкой на губах. Они будут делать сочувствующие лица, показывая свое сожаление по поводу твоей судьбы, но на самом деле начнут завидовать, думая о ночах, которые ты проводишь в моей постели, удовлетворенная и счастливая, тогда как их мужья развратничают в тавернах или спят с рабынями, или слишком измотаны и ленивы, или так стары, что не могут доставить удовольствия своим женам. Они все хотят, любовь моя, прямо-таки жаждут молодого здорового мужика, словно кобыла в охоте. Поверь, эти прелестницы ухватились бы за то, что ты имеешь… Они бы заплатили любую цену за то мечтательное, пресыщенное выражение, которое будет на твоем лице. Может, ты и купила меня на аукционе, но я все равно дам тебе больше, чем пришлось заплатить за приобретение.

Джереми приник к ее губам, а его палец в этот момент обводил сосок одной обнаженной груди до тех пор, пока тот не затвердел, дерзко выступая навстречу новому прикосновению. Он перебросил через нее одну ногу, крепко прижимая к себе и не прерывая поцелуя. Мередит затерялась в водовороте ощущений, о существовании которых никогда не подозревала. Девлин был горячим, дыхание — поверхностное и частое. Сердце мужчины колотилось у нее на груди. Она чувствовала что-то твердое на своем бедре даже сквозь бархат юбки и шелк подюбника. Врожденным инстинктом невинности Мередит сознавала, что это сущность его мужского естества прижимается к ней. Словом, все восхищало ее своей незнакомой первобытной силой настоящего мужчины.

Уитни неуверенно скользнула руками под сюртук, пробираясь через толстую парчу жилета к его шее. Джереми резко втянул воздух и простонал:

— Ах ты, колдунья! Ты же мучаешь меня… — Она торопливо стала убирать руки, уязвленная и смущенная его словами. — Нет! Не останавливайся! Боже, не останавливайся! Я так долго мечтал об этом…

Он чувственно потерся бедром о ее бедро, припав губами к нежной коже ключицы. Его движения и слова, произнесенные дрожащим голосом, воспламенили Мередит. Она позволила своим рукам скользить по твердым мужским ягодицам и мускулистым бедрам. Джереми полностью перекатился на нее, прижимая к толстому ковру тяжестью своего тела. — О, Мередит… Я хочу… почувствовать… тебя всю… Чтобы ничего не лежало между нами.

Глаза Девлина мерцали, полуночно-синие от желания, когда его рот накрыл губы Уитни, а язык наполнил ее блаженством. Где-то глубоко внутри естества Мередит запульсировало щемящее томление, возникла сладкая боль. Она с ужасом осознала, что хочет почувствовать его в себе. Даже сама мысль об этом смущала Уитни, но тем не менее, ей страстно хотелось этого.

— Джереми, — выдохнула она, когда ее губы освободились. Он покусывал мочку уха Мередит, рассылая импульсы сладкой истомы по всему ее телу.

— Повтори…

— Джереми?

— Да?

Его дыхание вырывалось из груди короткими, резкими толчками, кожа стала просто обжигающей и влажной, словно у больного малярией.

— Мое имя… Ты никогда не произносила его… Джереми…

— Джереми, — повторила Уитни, дивясь его желанию услышать от нее собственное имя.

— Мередит… О, Мередит… — Рот Девлина осыпал безумными поцелуями ее шею и плечи. Наконец со звуком, похожим на всхлип, он оторвался от нее. — Мэри… дорогая… я хочу тебя. — Джереми медленно поднялся на ноги и, стиснув руки, прошел к окну. Прислонившись к холодному стеклу, он заговорил скорее с самим собой, чем с ней. — Но не желаю, чтобы это случилось вот так… Я собираюсь дождаться нашей брачной ночи, клянусь!

Уитни села, постепенно возвращаясь из страны безумия, которую только что посетила. В ужасе она осознала, что лежала, растянувшись, на полу в распутной интимной близости с Джереми Девлином. «Да это же дьявол, а не мужчина, — мелькнуло в ее голове. — Как ему удалось убедить меня, превратить в… распутницу?!»

Мередит поправила одежду, опустив юбки и подтянув корсаж, поднялась на ноги. Джереми повернулся к ней и устало улыбнулся. Его лицо казалось странно изможденным в тусклом свете свечей.

— Иди сюда… Я поправлю твою прическу. Она оцепенело подошла к Девлину. Он почти безразлично — нет, снисходительно, словно Уитни была маленьким ребенком, — отвел назад выбившиеся пряди, вынул несколько шпилек и, переместив их в другое место, закрепил локоны.

— Ну вот, теперь ты выглядишь почти так же… Если, конечно, никто не заметит румянца на твоих щеках и блеска в глазах. Думаешь, ты готова войти в клетку со львами?

— Джереми, то, что сейчас произошло…

Он усмехнулся и прикрыл ее рот ладонью.

— Не нужно говорить об этом. Просто помни и знай, что будешь иметь, тогда как те злобные старые грымзы лежат в своих пустых и холодных постелях. — Девлин убрал руку и игриво похлопал ее по заду. — Ладно, идем, а то создадим еще больше пищи для слухов.

Мередит прямо-таки выпучила глаза от подобного оскорбления: он обращается с ней как с какой-то шлюхой из таверны. Она уже собралась высказать все, что думает о его поведении, но сдержала себя. Нет, немного гнева совсем не повредит, а наоборот, поможет пройти через предстоящие испытания в гостиной.

Расправив плечи и вздернув подбородок, Мередит зашагала вперед, к своим гостям.

ГЛАВА 14

Джереми проводил ее до боковой двери, а сам обошел дом вокруг, чтобы войти прямо в бальную залу. Мередит понимала, что с точки зрения приличий это выглядело поистине мудрым поступком: люди принялись бы сплетничать, увидев их вдвоем после долгого отсутствия. Но, учитывая ее нынешнее положение, она почему-то почувствовала укол боли от того, что Девлин не желает, чтобы его заметили вместе с ней.

Уитни проскользнула в дверь и тихо прошла по коридору. Гости собрались в главном холле. Они занимались едой, пили различные напитки и беседовали. Полуночный ужин еще не закончился. Странно, как мало прошло времени с тех пор, как ей пришлось покинуть многолюдную толпу. Мередит показалось это целой вечностью.

Верил Уэйн флиртовала с Уиллом Литтлтоном. Они приветливо кивнули и улыбнулись Уитни. Она сразу же почему-то подумала, что эта пара не стала бы интересоваться, откуда возвращается хозяйка вечеринки. Впрочем, никому и в голову не могло прийти помыслить о ночном свидании. Наверное, никто даже и не заметил ее отсутствия.

Джереми вошел из танцевального зала в холл, вышагивая спокойно и невозмутимо. «Уж его-то лицо совершенно не хранит никаких следов происшедшего в кабинете», — с горечью заметила Мередит про себя.

Опал Гамильтон обернулась, сразу же увидела его и кокетливо взмахнула ручкой.

— А, мистер Девлин… Вот и вы. Я все гадала, где вы запропастились.

Он мило улыбнулся ей, и на щеках появились длинные мужские ямочки. «Господи, как несправедливо, чтобы мужчина обладал такой красотой, — мелькнуло в голове Мередит. — И зачем он поощряет Опал? Разве Джереми не замечает, как Ангус, прислонившись к стене, начинает сурово хмуриться?» Пока — Уитни наблюдала за происходящим, мистер Гамильтон оттолкнулся от своей надежной опоры и целеустремленно отправился в сторону любезничающей парочки. Она поспешила перехватить Ангуса, и краем уха уловила ответ Девлина.

— Я гулял в саду. Мне стало немного жарко после танцев.

— Один? — лукаво поинтересовалась Опал.

— Конечно, ведь вас там не было, — галантно отозвался он.

Мередит, слышавшая каждую фразу, чуть не фыркнула: «Боже! Какой бред!»

Мистер Гамильтон, однако, воспринял последние слова Девлина крайне серьезно. Он схватил жену за запястье, буквально отрывая ее пальцы от рукава Джереми. Тот уставился на него, и его голубые глаза внезапно засверкали.

— Прошу прощения?.. — ледяным тоном начал Девлин.

— А вам и следует! Ведь вы флиртуете с моей супругой!

— Ну же, Ангус! Мы совсем не флиртуем, а просто разговариваем.

Опал надула хорошенькие губки.

— Я видел, что вы делали, и к тому же слышал. Он отвернулся от нее и свирепо вперил взор в Девлина.

— Я был бы вам весьма обязан, если бы вы держались подальше от моей жены. Без сомнения, у вас привычки и манеры слуги, но в присутствии миссис Гамильтон будьте любезны вести себя как истинный джентльмен.

Челюсти Девлина сжались, и Мередит поняла, что он собирается ответить в том же духе. Ей удалось вовремя подоспеть и вонзить ногти в руку своего жениха с необычайной силой. Джереми даже дернулся и развернулся, чтобы посмотреть на нее.

— Дорогой, мне ужасно неприятно прерывать твою беседу с Гамильтонами, но я должна просить тебя об одолжении… Ты не принесешь мне стакан пунша? Ужасно хочется пить.

Естественно, он не мог отказать. Уитни видела по мерцанию его глаз, что Джереми понял ее вмешательство и даже одобрил сей поступок. Девлин грациозно поклонился.

— Разумеется, любовь моя. Прошу прощения, миссис Гамильтон. Мистер Гамильтон… Так приятно было побеседовать с вами.

Опал метнула на Мередит ядовитый взгляд, и хозяйке вечеринки пришлось отойти, едва не налетев на Алтею, которая тихо разговаривала с Елейном Рэндаллом.

— Ой, извините

— Мередит! — воскликнула кузина, приветливо улыбнувшись. Она выглядела сегодня необычайно хорошенькой. — Ах ты, скрытная скромница… Ты почему не рассказала мне?

— О чем?

— О своей помолвке, о чем же еще! Я прямо таки обомлела от неожиданности, когда мистер Харли объявил о ней. Никогда бы не подумала.

— Э-э… Извини. Это… гм-гм., . вышло как-то под влиянием минуты.

— А вот и ты, любовь моя, — непринужденно вмешался Джереми, подходя к ним сзади, чтобы подать Мередит стакан с красным пуншем.

— О, благодарю.

Уитни совсем не ожидала, что он выполнит ее просьбу, поскольку она являлась лишь уловкой, чтобы выручить его из острой ситуации с Гамильтонами. Мередит испытывала явную неловкость и не знала, как вести себя с Девлином перед присутствующими.

Блейн Рэндалл откровенно разглядывал подошедшего к ним Джереми и теперь прекрасно понимал, почему Дэниэл верил, что сможет включить своего слугу в предстоящие скачки. Жених Мередит Уитии вполне мог считаться в достаточной степени джентльменом, чтобы участвовать в состязаниях, каким бы сомнительным ни казалось его прошлое. Это была серьезная угроза ожидаемой победе Блейна. Никто не знал, насколько быстр Акробат, потому что ни один человек не видел его на скачках, но поговаривали, что лошадь обладает необыкновенными данными. Если кто-то и смог справиться с диким жеребцом, так это, несомненно, Джереми Девлин. Он мужчина сильный, твердый и властный, наделенный решительным взглядом. Но откуда, черт возьми, слуге знать правила верховой езды, не говоря уже о том, как усмирить Акробата? Возможно, это одна из низкопробных шуточек Харли.

Блейн завязал разговор с Джереми о предстоящих скачках, надеясь получить кое-какие ответы на мучившие его вопросы. Поскольку Рэндалл позаботился о решении проблемы с темой светской беседы, Мередит смогла уделить все свое внимание Алтее. Подруга совсем не выглядела оскорбленной ее предательством, благодарение Богу.

— Извини, что ничего не сказала тебе… — начала Уитни.

Кузина усмехнулась:

— Я просто разыгрывала тебя. Все в порядке. Последний раз, когда ты посетила нас, я заметила, что в тебе что-то изменилось. Рада узнать о столь приятных причинах этого.

— Нет, нет, тебе я все-таки должна объяснить… Ты, должно быть, считаешь меня сумасшедшей…

— Вовсе нет. — Почти лукавая улыбка вспыхнула на лице подруги. — Мистер Девлин очень красив, а по его манерам можно предположить, что он больше джентльмен, чем слуга.

— Значит… ты не против? — изумилась Мередит.

— Конечно, нет. С какой стати я должна быть против? Ты вольна выбирать того, кто тебе больше по сердцу. Правда, мне бы хотелось надеяться, что вы с Галеном однажды поженитесь, но… — Она философски пожала плечами. — Я говорила брату о его медлительности и предупреждала о таком исходе дела, как вышло сегодня. Словом, тебя увели у него из-под самого носа.

— Ну, не совсем так, — пробормотала Мередит, опустив глаза. Ее поразило отношение подруги. Что за милая девочка эта добрая Алтея! Она верит, что Уитни следует велению сердца, и счастлива, вместо того, чтобы винить ее за несостоявшийся брак с Галеном.

— Ну же, Мередит, — поддразнила кузина, — мы с тобой слишком схожи. Мне совершенно ясно — У тебя сильное чувство к мистеру Девлину.

Уитни удержалась от того, чтобы сказать Алтее какое именно чувство притягивает ее к Джереми сие стало бы настоящим шоком для нее. — Спасибо. Твое одобрение значит для меня очень много.

— Снова начинаются танцы, — произнес Дев-лин и повернулся от Блейна к дамам. — Мередит, не окажешь ли ты мне честь? Теперь, когда все знают о нашей помолвке, никто не станет вскидывать брови, подсчитывая количество наших танцев.

Уитни метнула на него — по крайней мере, так она сама решила — ледяной взгляд. Однако подчинилась, и Джереми повел ее в бальную залу. Они танцевали медленный менуэт, и их тела почти соприкасались в замысловатых па. Девлин вел умело, почти вынуждая танцевать намного лучше, чем обычно у нее получалось. Когда танец закончился, он не увел ее с круга, и Мередит вопросительно взглянула на него. Джереми улыбнулся и протянул руки, приглашая на следующий тур. Уитни поспешно отступила.

— Нет, пожалуйста, нет. Ты ведь не можешь серьезно желать еще раз танцевать со мной. Уверена, что оттоптала тебе все ноги.

— Ну, не совсем… Однако я вижу, что, помимо уроков верховой езды, мне придется заняться с тобой и танцами. — Он улыбнулся. — Мы, похоже, постоянно учим друг друга. Как, по-твоему, ты научишь меня быть хорошим мужем? — Он ласково провел указательным пальцем по ее щеке. Его улыбка стала демонической. — Бьюсь об заклад, я, например, могу наставить тебя на путь истинный и помочь стать отличной женой.

— Хорошая жена — это намного больше, чем мастерство в постели, — мгновенно парировала Уитни и тут же пожалела о своем смелом выпаде,

Девлин рассмеялся:

— Ах, Мередит, если ты обладаешь этим искусством, остальное кажется не таким уж важным.

Не обращая внимания на протесты, он притянул ее за талию и повел в линию, образованную для танца «кантри».

Веселье продолжалось почти далеко за полночь, и Джереми выводил Мередит снова и снова, заставляя плясать до упаду. Она даже немного начала привыкать к этому и стала чувствовать себя чуть менее неуклюжей и робкой. Но в этом было и свое преимущество: пока они танцевали, никто не мог пристать к ней с вопросами и сочувствиями. Постепенно гости разошлись, за исключением двух семей, которые жили далеко и оставались ночевать в «Мшистой заводи».

Мередит устало отвернулась от двери и, еле передвигая ногами, отправилась к себе наверх. Ей бы хотелось избавиться от общества Джереми, но он проводил ее до дверей спальни. Там он покинул ее после продолжительного поцелуя, который потряс Уитни до глубины души.

Она проковыляла в комнату и принялась раздеваться, сражаясь с застежками и завязками дрожащими пальцами. Сердце колотилось где-то в ушах. Мередит уронила одежду на пол и оставила лежать ее там. Утром Бетси подберет.

Уитни забралась в постель, уверенная, что уснет, как только голова коснется подушки. Однако мысли о Джереми не давали ей покоя, и она ворочалась и металась на кровати почти до самого утра.

Дэниэл считал, что вечеринка удалась на славу — даже Мередит пришлось признать это. Теперь, однако, когда торжество осталось в прошлом, у нее оказалось больше времени страшиться наступления дня свадьбы.

Она сосредоточилась на шитье платья для бракосочетания и вышивке простыней и наволочек, изо всех сил пытаясь не обращать внимания на ночные рубашки, над которыми трудилась Лидия.

Ярмарка началась через неделю после бала, заканчиваясь скачками, назначенными на следующую субботу. В пятницу Джереми повез Мередит и Лидию на торжище, поскольку Дэниэл недостаточно хорошо себя чувствовал, чтобы сопровождать дам.

Обычно Уитни посещала палатки, где продавались всевозможные товары, и совершенно игнорировала развлечения — Но на сей раз Девлин настоял, чтобы она посмотрела все, оттащив ее от киоска с сияющими медными чашами, и повел на выступление акробатов и жонглеров. Мередит, затаив дыхание, наблюдала за мужчинами, балансировавшими на плечах друг у друга, а затем спрыгивающих вниз одновременно вперед и назад. Совершенно бессознательно она сжала руку Джереми. Он успокаивающе дотронулся до ее запястья.

— Все в порядке, — заверил Девлин. — Они просто талантливые парни, детка.

Она поморщилась, услышав это ласковое слово, и, осознав, как сильно сжимает его руку, разомкнула пальцы и отошла на несколько шагов в сторону. Джереми взглянул на нее насмешливо, но Уитни вздернула подбородок, отказываясь позволить ему смутить или унизить ее. Она просто пришла в ярость, заметив, что расстояние между ними ничуть его не беспокоит. Девлин отвернулся и спокойно разговаривал с Лидией, которая стояла по другую сторону от него. Мередит буквально вскипела от нахлынувших на нее воображаемых картин, будивших ее ревность. Ее удивило, что Джереми и Чандлер не предприняли попытки «потерять» свою спутницу, дабы провести время наедине.

После столь мрачных мыслей настроение Уитни испортилось окончательно, да еще оно усугубилось тем, что Девлин совершенно не обращал на нее никакого внимания.

Она страшно разозлилась на своего «рыцаря» я уже хотела не ехать на скачки, намеченные на следующий день, но потом решила, что это станет оскорблением для Дэняэла. Кроме того, приходилось признавать очевидное: ее интересовал исход состязаний. Хотя Мередит и не принадлежала к любительницам спорта, ей все равно очень хотелось посмотреть, как Акробат поведет себя на скачках.

Соревнования начались в полдень следующего дня на Крейтон-Медоу, почти идеально ровном участке на плантации Уэйнов. Владелец земли использовал его под пастбище, поэтому всю траву подчистую выщипал скот. Это было лучшее место для скачек на многие мили вокруг.

Зрители в каретах и открытых колясках выстроились почти ровными шеренгами по обе стороны трассы. Кучер Дэниэла поставил их экипаж почти у финишной черты, где они могли хорошо видеть победителя.

Мередит, поплотнее укутавшись от холода в плащ, напряженно вглядывалась в стартовую линию на дальнем краю поля, где ходили несколько мужчин, водя под уздцы своих грациозных скакунов. Ей не потребовалось много времени, чтобы выделить среди них Джереми. Он был выше других и шире в плечах. Ненапудренные волосы блестели золотом под яркими солнечными лучами. Он шел по треку, изучая его, как и другие участники соревнований, и вел за собой в поводу Акробата, чтобы тот размялся и согрелся. Достигнув конца трассы, Девлин повернулся в сторону кареты и слегка поклонился Мередит, белозубо сверкнув улыбкой. Уитни порозовела, радуясь, что на ней — широкополая шляпка, закрывающая лицо. Она смотрела, как Джереми вскочил на лошадь, и при этом его мускулы бедер перекатывались и вздувались. Он сбросил камзол и жилет и остался в одной тонкой батистовой рубашке и бриджах, заправленных в мягкие сапоги. Мередит заметила его напряженные мускулы рук и груди, когда Девлин схватился за поводья, пуская Акробата медленным шагом. Скакун являл собой саму Необузданную Силу, и Джереми управлял им твердыми, словно камень, бедрами. Она улыбнулась, нечто похожее на гордость за него согрело ее грудь. Мередит впервые ощутила крошечную толику удовлетворения, напоминающего то чувство, которое описывал Девлин ей во время вечеринки. Что ж, он ее мужчина, и вызывает у нее гордость, даже самодовольство. Любая женщина, увидев Девлина верхом на великолепном скакуне, испытает восторженный трепет от его мужественности — и позавидует Уитни, потому что скоро сей прекрасный всадник станет ее мужем.

Мередит не могла поверить в то, о чем постоянно думала, и попыталась отвлечься мыслями от Джереми. Она кивала друзьям и знакомым, слушая добродушные пари и подшучивания вокруг нее, но сама воздержалась от такого занятия. Дэниэл вышагивал рядом с каретой, нервно щелкая пальцами. Лидия осталась внутри экипажа, защищающего от холодного зимнего ветра. Мередит полагала, что ей лучше бы тоже не выходить из кареты, соблюдая приличия, но ей было довольно тепло под плотной накидкой, и она махнула на все условности рукой. Уитни огляделась и окончательно успокоилась, заметив еще нескольких дам, стоящих рядом со своими экипажами. Она прикрыла глаза ладонью, вглядываясь в длинное поле, где мужчины на лошадях уже выстраивались в линию.

Кожа Акробата блестела на солнце. Рядом стоял Блейы Рэндалл с волосами цвета воронова крыла, как и масть его коня. Серый жеребец Неда Крэддока выглядел меньше двух других лошадей. Сам Нед любил верховую езду и скачки, но редко выигрывал их, не слишком хорошо разбираясь в тонкостях этого дела.

Глаза Уитни пробежали по линии, остановившись поочередно на гордом белом жеребце, принадлежавшем Кеннету Литтлтону и гнедом мерине Пардона Уэйна. Белая считалась единственной лошадью, представлявшей реальную угрозу Блейну и Джереми, но Мередит верила, что Кеннету не сравниться в мастерстве с Девлином. Она знала: Рэндалл — прекрасный наездник, поскольку видела его на прошлогодних скачках. Хотя он и выглядел не так массивно и основательно, как Джереми, изящные пальцы Блейна цепко и твердо держали поводья. Стройность тела сочеталась в нем со стальной крепостью рук и ног.

Наблюдая все эти подробности, Мередит заметила Галена и Алтею, стоявших рядом со своим отцом через несколько экипажей от нее. Кузен обернулся и, увидев ее, натянуто и неохотно кивнул. Уитни вздохнула. Совершенно очевидно, что он разочаровался в ней. А вот Алтея не обращала ни на Мередит, ни на кого бы то ни было ни малейшего внимания. Ее взгляд словно прилип к стартовой линии, а руки сжались в кулачки. Уитни вспомнила необычный интерес своей подруги к скачкам, который особенно проявился во время ее последнего посещения «Четырех дубов». Она сопоставила вопросы и поступки Алтеи — и все внезапно встало на свои места. Мередит улыбнулась. Ну, конечно, как это раньше ей не приходило в голову! Разумеется, у кузины романтический интерес к Блейну Рэндаллу! Тогда, на вечеринке, лицо Алтеи просто светилось от счастья, когда она стояла рядом с этим молодым человеком. Кстати, они не единожды танцевали вместе. Интересно, отвечает ли Рэндалл на чувство Алтеи? Нельзя, конечно, с уверенностью сказать, что это подходящий тип мужчины для застенчивой кузины, но он все-таки отнюдь не интеллектуал, а его основные интересы — плантация и лошади. Правда, Блейн — не кутила, как его брат Перси. А вот удовлетворит ли он Алтею? И станет ли ценить ее неброское очарование в сонме других, более броских, прелестниц? Мередит всем сердцем надеялась на лучший исход этой истории. Если Рэндалл тот, кого желает Алтея, Уитни от всей души хотела, чтобы желание ее подруги осуществилось.

Толпа затихла, и Мередит прикрыла глаза ладонью, стараясь разглядеть дальний край поля. В горле пересохло, в животе похолодело. Она вытащила носовой платок и нервно смяла его в ладонях.

Выровняли линию участников. Эммит Литтлтон, избранный дать старт скачкам, поднял руки над головой и быстро опустил их — лошади рванулись вперед.

Акробат нервничал, и это сказывалось на его беге. Он дергал головой, желая закусить удила и понестись, не обращая внимания на всадника: Трубочист и белый жеребец оказались впереди него, а его твердой рукой сдерживал Девлин.

Джереми старался вести своего скакуна вблизи Трубочиста, но не пытался обогнать его. Белая сразу же обошла всех и возглавляла гонку. Но когда животные приблизились к финишной черте, лошадь Кеннета явно устала и начала замедлять бег. Вот тогда-то Девлин и дал Акробату полную волю, и гнедой резко рванулся вперед. Его морда достигла седла скакуна Рэндалла. Мередит скомкала платочек и, схватившись за декоративный поручень кареты, встала на спицу колеса, чтобы получше все увидеть. Ее сердце стучало так же бешено, как и лошадиные копыта.

Джереми низко склонился над вытянутой шеей Акробата, совершенно слившись с гнедым воедино. Пока Уитни пристально наблюдала за ним, радостное возбуждение нарастало в душе и какое-то необычайное тепло растекалось по всему телу. Напряженная и трепещущая, как натянутая струна, она не замечала никого вокруг. Ее взгляд не отрывался от фигуры Девлина, который понукал жеребца, заставляя его нестись вперед, пока тот не оказался шея в шею с вороным Трубочистом. Мередит не видела изумленного взора Галена, когда тот обернулся и увидел ее, ненадежно возвышающуюся на колесе кареты со светящимся лицом и глазами, прикованными к происходящему на треке.

Джереми ударил Акробата стеком по холке, и гнедой вырвался вперед. Внезапно он оказался на целую голову дальше Трубочиста. Они почти одновременно пронеслись через финишную черту, и Мередит с воплем восторга вскинула руки кверху, отшвырнув в сторону измятый платок. Она спрыгнула на землю, когда всадники натянули поводья, останавливая разгоряченных лошадей, и обняла Дэниэла, который улыбался от уха до уха.

Отчим развернулся к ней.

— Ох, Мередит, девочка моя… Я сделал это! Я знал, что этот ирландский дьявол сможет выиграть!

— Конечно, — колко заметила Уитни. — Ведь они с Акробатом — родственные души.

Харли расхохотался и снова обнял ее, а потом ему пришлось отпустить падчерицу, чтобы принять поздравления людей, столпившихся вокруг него.

Наездники рысцой возвращались к толпе, и несколько мужчин и мальчишек бросились навстречу им, возбужденно болтая о невиданной скорости состязаний и их эффектном завершении.

Мередит, совершенно не думая, что делает, понеслась по полю вместе с ними, торопясь к Девлину и негодуя на мешающие ей обременительные кринолины и корсет. Он привстал на стременах и помахал ей рукой. Его лицо раскраснелось от только что затраченных усилий и, конечно, победы. Игнорируя поздравления других, Джереми подъехал прямо к Мередит. Оказавшись рядом, он, вместо того, чтобы спешиться, наклонился и, обхватив ее одной рукой за талию, поднял вверх. Какое-то мгновение ноги Уитни болтались в воздухе, но затем Девлин твердо и решительно усадил ее в седло перед собой. Акробат прямо-таки выкатил глаза от этой неожиданной новой ноши, но был слишком утомлен, чтобы протестовать.

— О, Джереми, ты выиграл! — Глаза Мередит, сверкали от гордости за него.

Рука, поднявшая ее в седло, обвилась вокруг шеи и повернула лицом к Девлину. Его губы погрузились в мягкость рта Уитни. Тепло, скопившееся у нее в животе, теперь разлилось по всему телу. Мередит даже не вспомнила об остальных зрителях. Она обвила рукой крепкую шею Джереми и сама прижалась губами к его устам. Он был горячим, а рубашка — влажной. Ее ноздри наполнились острым запахом лошади и мужского пота. Смело, почти инстинктивно, выскользнул ее язычок, чтобы слизать крошечные капельки испарины на верхней губе Девлина. Это движение прервало поцелуй, но Джереми, похоже, нисколько не возражал. Из его горла неожиданно вырвался едва слышный сдавленный, почти животный, стон. Свободная рука скользнула под ее пышную накидку, прижимая ее к своему телу, и он поцеловал Мередит с еще большей страстью, пожирая языком сладость женского рта. Наконец Девлин оторвался от нее и прошептал:

— Ведьма! Что ты пытаешься сотворить со мной? — Его слова звучали очень сурово, но лицо освещалось улыбкой, а глаза сияли синевой. — Как я теперь смогу спешиться и предстать перед толпой с таким бугром в бриджах?

— О!

Мередит смущенно опустила глаза и сглотнула набежавшую слюну. Внезапно она осознала, как скандально вела себя перед всеми, кого только знала. Лицо вспыхнуло до самых корней волос. Джереми усмехнулся и издал какой-то необычайно теплый и сладострастный звук, от которого ее живот подвело от желания.

— О, нет… — простонала Уитни и спрятала покрасневшее лицо на груди Девлина.

Он внезапно обнаружил, что ему очень нравится ощущение прикосновения ее мягкой щеки и рта да и порхающих ресниц тоже, которые касались его обнаженной груди в распахнутом вороте рубашки.

Джереми нежно покусывал волосы Мередит.

— Не беспокойся. Обрученной паре все прощается.

— Как стыдно…

Голос Уитни звучал приглушенно, а движение губ на его коже, когда она говорила, создавало трепет в руках, удерживающих ее и Акробата. Губы Мередит ощутили, насколько просолилась кожа Девлина от пота, и вдруг ей неудержимо захотелось пробежаться языком по его груди. Понадобилось все самообладание Уитни, чтобы только не сделать этого. Что же с ней происходит?

— Ты можешь прятать свое личико весь остаток дня, — хрипло прошептал Джереми. — Я не возражаю. Тем более, сие очень приятно.

— Тише, — остановила она его, хотя чувствовала то же волнение внутри себя.

— Ты не в ответе перед ними. — Под прикрытием накидки он касался ее груди, а потом отыскал и погладил твердый бутон соска. — С этих пор ты несешь ответственность только передо мной… Разве не верх приличия исполнять желания своего мужа? А я желаю, чтобы ты продолжала начатое.

— Джереми, — пробормотала Уитни, испытывая головокружительное наслаждение от прикосновений его руки, — пожалуйста, нет. Ты не должен…

— Не думаю, что смогу дождаться нашей брачной ночи… — простонал он где-то у ее уха. — Я приду к тебе в спальню сегодня ночью.

— Нет! — в ужасе воскликнула Мередит. — Ты не должен… Не должен делать этого.

— Кто узнает, что мы опередили свадьбу на несколько дней?

— Бетси, — поспешно ответила она. — По простыням… которые…

Он сразу же понял, что Мередит имеет в виду.

— Ах да, моя дорогая, сладкая девственница… Или мне следует сказать, моя очень дорогая, очень сладкая девственница?

— Не говори ни того ни другого, а просто опусти меня на землю.

— Ладно, — неохотно протянул он и вздохнул, натягивая поводья.

Поцеловав Мередит еще раз, Девлин осторожно поставил ее на твердую почву, обхватив, словно железным обручем, рукой за талию. Уитни пониже надвинула шляпку, чтобы спрятать лицо, и поспешила через толпу мужчин и лошадей, игнорируя гиканье и свист, взорвавшиеся за спиной, когда все стали поддразнивать Девлина по поводу их поцелуев. Джереми принимал подтрунивания спокойно, слишком переполненный радостью и победой, чтобы обращать внимание на их болтовню.

Его влечение к Мередит превратилось в тупую сладостную боль в паху. Он знал, что обязательно дождется брачной ночи, дабы уберечь Уитни от сплетен слуг. Но потом… Потом… Девлин тяжело сглотнул и с трудом натянуто улыбнулся.

В отличие от Джереми, Мередит не могла вынести понимающих взглядов окружающих ее людей. Опустив голову, она почти побежала к своей карете и поспешно забралась в нее. Уитни встретила лучезарная улыбка Лидии, и она снова покраснела. Смущенная и несчастная, она забилась в уголок, пока Дэниэл расхаживал вокруг, принимая поздравления и купаясь в лучах славы своей лошади и наездника.

А Мередит в это время ругала себя за свой неосмотрительный поступок, уверенная, что больше никогда не сможет посмотреть в глаза всем соседям по колонии.

ГЛАВА 15

К счастью, Мередит не пришлось видеться с соседями до свадьбы, а в тот день она слишком нервничала, чтобы беспокоиться о том, что о ней думают. Да и с Джереми ей не так уж часто доводилось встречаться тет-а-тет.

Девлин принимал на себя все больше и больше обязанностей Дэниэла. Он встречался с капитанами и купцами для продажи остатков урожая, ездил по полям, присматривал за деятельностью управляющего и по-прежнему продолжал вести счета плантации, подолгу просиживая в кабинете и обсуждая вместе с Харли свою работу. Джереми радовался такой занятости — это давало возможность пореже видеться с Мередит. Ведь ему становилось все труднее сдержать свое слово и не заняться с ней любовью до свадьбы. Даже после изнурительнейшего дня Девлин не спал по ночам, размышляя об Уитни, лежащей в постели всего в нескольких шагах по коридору, и отчаянно желал пойти к ней.

Почему эта женщина так околдовала его? Он застонал и спрятал лицо в подушку. В его жизни бывали другие, куда более привлекательные подруги. Джереми знал шлюх, которые могли превратить мужчину в безвольную медузоподобную массу. И тем не менее, эта высокая невзрачная колониальная девчонка разжигала его кровь больше, чем любая из них. Возможно, так происходит потому, что он очень долго не встречался с женщинами. Но почему тогда не воспользовался предложением Лидии? Или не принял аванса той ненасытной красотки Опал Гамильтон? Это не может быть только из-за воздержания. Он просто хочет Мередит, мечтает о восхитительно длинных ногах и полной груди, спрятанной под невзрачными нарядами.

Девлин улыбнулся, подумав, как превратит ее колкую язвительность в мягкую любвиобильную нежность. Вспоминая о робких, неопытных прикосновениях Уитни в ночь вечеринки, он погрузился в головокружительный вихрь желания. Может быть, все дело в ее свежести и проблесках нежности привлекательной женщины под застенчивой строгостью? Или во всем виновато его желание повелевать никому неподвластной Мередит? А вдруг ему просто приятно общество Уитни: ее остроумные колкости и неожиданный чистый смех при их горячих словесных перепалках? Словом, Джереми не был уверен ни в одном из своих умозаключений. Известно только то, что каждую ночь он ворочается в постели, терзая себя образами обнаженной Мередит, пылающей и извивающейся от страсти в его объятиях.

«Это ненадолго», — напомнил себе Девлин. Он страстно желал в своей жизни и других женщин, возбужденно-взволнованно добиваясь своей цели. Но когда достигал желаемого, их красота становилась знакомой и скучной. Даже уловки и искусство прославленных шлюх вскоре приедалось. И тогда Джереми переходил на более зеленые пастбища, как, он сильно верил в это, случилось и в сей раз. Лишь только он всласть насытится величавым телом Мередит я научит ее доставлять ему удовольствие, лишь только она признается, что любит, его интерес, без всякого сомнения, померкнет. После этого Девлин начнет искать щедрости других женщин.

Работа тоже потеряет свою привлекательность. В данный момент колониальная жизнь не кажется ему скучной. Управление фермой — это ново, это вызов, так же, как и сама Мередит. Конечно, приятно освободиться от тяжелого труда в конюшне, но постепенно и это приестся ему, лишь только померкнет искра радости от того, что он стал принадлежать к элите, к земельной знати. Все в жизни пресыщает его рано или поздно. Даже карты или выпивка, или самые утонченные женщины. Девлин знал, что его нынешнее состояние долго не продлится, и он должен приготовиться к этому. Что произойдет, когда однажды, оглянувшись вокруг и заметив, что Мередит больше не привлекает его или что колонисты — жуткие зануды, а землевладение — один лишь тяжелый, изнурительный труд и ничего больше? Что он тогда сделает, привязанный к «Мшистой заводи»? Земля, хотя и оставленная Уитни, будет находиться в полном его распоряжении — муж имеет полную власть над собственностью своей жены. Джереми знал, что может продать плантацию, забрать деньги и уплыть в Лондон, вернуться к своим старым излюбленным местечкам и занятиям. Когда бы такая мысль ни приходила ему в голову, он почему-то испытывал горькую необъяснимую тревогу. Неужели вся жизнь — не более чем сплошные кутежи и швыряние денег на ветер? Девлин вспомнил ту нежность, с которой Мередит промывала и бинтовала его раны. Он не хотел причинить ей боль. А ведь если Уитни полюбит, то будет страдать, когда он покинет ее. Чем она сможет заняться в случае продажи «Мшистой заводи»? Без собственности и без мужа Мередит будет оставлена на милость родственников. Джереми прекрасно понимал, насколько это немилосердно. Будучи замужем, она не сможет найти нового супруга, а женщина, оставшаяся в одиночестве, не ведет достойную жизнь. В принципе, Мередит могла бы стать гувернанткой или зарабатывать шитьем, но его сердце больно сжималось от подобной мысли. Или, быть может, взять ее с собой? Но будет ли это лучше и добрее? В Лондоне Мередит окажется в роли рыбы, выброшенной на берег; ее станут презирать искушенные светские львицы, она начнет тосковать по людям, которых знала, и по земле, которую любила.

Впервые в жизни Джереми задумался о последствиях своих беззаботных и бездумных поступков, боли, которую мог причинить кому-то другому, и осознал, каким подлецом станет, если поступит таким образом. И все же он помнил себя как эгоистичного легкомысленного любителя развлечений и почти не надеялся на собственное здравомыслие. Кстати, в свое время дядя не раз напоминал ему об этом, произнося одну и ту же фразу: «Когда ты пресытишься, то думаешь только о себе».

Такой своеобразный, столь нехарактерный для него самоанализ поднял Джереми из постели и привел к окну. Странная горечь щемила его душу, и он задумался. «Могу ли я быть лучше, измениться?» — снова и снова спрашивал себя Девлин. Впервые в жизни, вместо того, чтобы принять, как должное, свое капризное беззаботное поведение, он вдруг почувствовал отвращение к себе. Наверное, Мередит все-таки будет лучше выйти за своего ручного кузена. Мысль о том, чтобы отказаться от Уитни, всколыхнула его сознание. Нет! Он не позволит ей прозябать с такой тряпкой! Кроме ему совсем не хочется упускать шанс получить свободу, богатство и доступ к постели Мередит. Нет, Девлин научится жить с тем, что получит. Он уже пробовал поступать так в прошлой жизни, а месяцы рабства смягчили его нрав — вот и все.

Мередит, не догадываясь о желании, бурлящем в душе Джереми, и о том, каких усилий стоило ему держаться в стороне от нее, знала лишь, что крайне редко видится с ним.

Она шила, пока не начинало жечь глаза и сводить пальцы судорогой. Юбка свадебного платы имела ярды и ярды вышитой каймы, а с жестким корсажем дочти невозможно было справиться. Кроме этого, ей приходилось проверять качество уборки дома и подготовку к свадебному пиршеству, которое намечали провести еще грандиознее, чем вечеринку.

Хотя ее руки постоянно занимались каким-либо делом, работа, тем не менее, не занимала мысли, которые снова и снова возвращались к Джереми. Уитни была уверена, что он намеренно избегает ее. Должно быть, Девлин решил — в день скачек на него нашло временное затмение. Он не пришел к ней в комнату в ту ночь, как грозился при поцелуе (хотя, чопорно напомнила себе Мередит, она совсем этого не хотела). Джереми больше не поддразнивал и не целовал ее, даже не бросал многозначительных взглядов при случайных встречах. Если когда-то у него и существовало к ней некоторое влечение, то теперь оно, должно быть, умерло, исчезло безо всякого следа.

Мередит взглянула на Лидию, занимавшуюся шитьем рядом, и сказала себе: «Как глупо думать, что Джереми хочет меня, если у него в распоряжении такая восхитительная женщина, как миссис Чандлер».

С холодной рассудительностью взглянув на события прошлых дней, Уитни тут же решила: поцелуи Девлина после скачек являлись лишь плодами радостного возбуждения от выигрыша. Даже ее тогда охватило торжество победы. А что же говорить о мужчине, который первым пришел к финишу? Когда она рванулась к нему, словно последняя потаскушка, Джереми просто воспользовался подвернувшейся возможностью. С любой другой женщиной он вел бы себя точно так же. Ему хотелось дать выход своему всплеску эмоций.

Существовало вполне подходящее объяснение и для других случаев, когда Девлин проявлял страсть к .ней. До помолвки он, без сомнения, пытался завлечь ее, чтобы Уитни помогла бежать. Вполне возможно, Джереми даже строил планы и о женитьбе, как и предложил Дэниэл. А в ночь вечеринки он боялся, что она откажется от обручения, и своими авансами старался убедить ее не делать ничего подобного. Джереми просто не мог желать по-настоящему! Даже сама мысль об этом абсурдна и смешна.

День за днем Мередит трудилась до изнеможения. Мысль о замужестве и брачной ночи пугало ее просто потому, что она слишком мало знала об этом. Уитни уже не надеялась выйти замуж, кроме разве что за Галена, а такой союз не заключал бы в себе ничего неожиданного или пугающего. Но Джереми может сделать что-то ужасное, как только она окажется в его власти. А может, ей унизиться, поддавшись искушению его поцелуев, словно и прежде? Кроме всего прочего, ей не давала покоя интрижка Девлина, возможно, продолжавшаяся до сих пор, которая может опозорить ее перед всей округой; но как выведать об этом у Лидии, Мередит не знала. Впрочем, он в состоянии завести шашни еще и с Опал Гамильтон. Эта куколка так бегает за ним, что он, конечно, не преминет воспользоваться такой возможностью.

Словом, ко дню свадьбы Мередит просто онемела от страха, двигаясь, словно зомби, пока облачалась в парадное платье, специально пошитое к этой церемонии. Бетси помогала ей управляться с кринолином и многочисленными подъюбниками. Все одеяние Уитни смотрелось великолепно: от кружева и шелка нижнего белья до пышных складок нижних юбок и жесткого парчового платья оно сияло новизной и изяществом.

Парча была цвета слоновой кости, как и подъюбник с прелестными кружевными оборками. Вставку для корсажа расшили золотыми нитками, а кружево светлых тонов струилось из манжет и оборками лежало вдоль квадратного выреза. Золотистые атласные бантики схватывали юбку сзади, из-под которой кокетливо выглядывали изящные парчовые туфельки. Лидия настояла на том, чтобы самой соорудить прическу Мередит. Она уложила ее волосы каскадом локонов, переплетя их с флердоранжем.

— Ты делаешь меня похожей на Цереру, — запротестовала Уитни.

— А что плохого в том, чтобы выглядеть как богиня? — тут же возразила Чандлер.

— Мне это не идет.

— Чепуха. Мне виднее… Ты мила и действительно похожа на невесту. Если, конечно, немного пощипать щечки, чтобы они чуть-чуть порозовели, а то ты бледная, словно покойник. — Внезапно хорошее настроение Лидии исчезло,

и Мередит поняла, что, произнеся слово «покойник», та подумала о Дэниэле. Волна печали на мгновение затопила даже страх Уитни. Харли с каждым днем становилось все хуже и хуже. Он так похудел и осунулся, что стал почти не похож на прежнего грубоватого бодрячка. Обе женщины понимали: Дэниэл цепляется за жизнь, чтобы увидеть Мередит замужем. Они боялись, что после свадьбы он станет угасать еще стремительнее.

Харли ждал падчерицу на верхней площадке лестницы. Хотя он заметно похудел и кожа на лице обвисла, весь его облик излучал гордость, придавая ему обманчиво-здоровый вид. Дэниэл сунул руку Мередит в изгиб своего локтя и лучезарно улыбнулся.

— Ты прелестна, моя дорогая. Разумеется, вы тоже, мисс Уитни, — добавил он, обращаясь к Алтее, которая вышла вместе со своей подругой из ее комнаты. .

Алтея сегодня исполняла роль подружки невесты, и на ней было красивое светло-зеленое платье из бархата. Лидия поколебалась, испытывая неуверенность перед обычной сдержанностью мисс Уитни, когда делала прическу Мередит, но потом все-таки решилась и предложила ей уложить и ее волосы. К удивлению миссис Чандлер, та с восторгом согласилась. Лидия собрала светлые льняные волосы Алтеи в замысловатое сооружение из локонов и завитков, переплетенных с зеленой лентой. И хотя прическа получилась очаровательной и модной, она все равно подчеркивала индивидуальность ее обладательницы.

Теперь Чандлер, ослепительно улыбнувшись собравшимся на лестничной площадке, проплыла мимо, шелестя ярко-зеленым атласом наряда. Из чистой вежливости Мередит пригласила ее быть одной из сопровождающих, хотя и страшилась красоты Лидии, которая смотрелась особенно ярко рядом с ней, но та торопливо отказалась. Предложение согрело ее сердце, но она прекрасно понимала, что появление на людях в такой день шокировало бы всю округу. Кроме того, Чандлер очень хотела, чтобы свадьба Мередит прошла без сучка и задоринки.

Они спустились по лестнице — Алтея впереди — и вошли в бальную залу. Это было единственное достаточно большое помещение, чтобы вместить всех их многочисленных гостей. Мисс Уитни грациозно проплыла вдоль прохода, образованного расступившимися людьми, туда, где их ожидал приглашенный англиканский священник. Мередит, зная, что не может надеяться на собственное изящество, пыталась, по крайней мере, двигаться с достоинством. Шаг Дэниэла замедлился, и она прекрасно понимала, как тяжело ему идти, преодолевая такое расстояние. Он ненавязчиво опирался на ее руку.

Мередит взглянула вперед, где стоял Джереми, выглядевший просто великолепно в своем светло-коричневом бархатном камзоле, бриджах цвета слоновой кости и красиво расшитом жилете. Кружево жабо струилось поверх рубашки, приколотое брошью с одной-единственной жемчужиной. Мередит вручила ему это украшение как свадебный подарок, а он подарил ей изящное серебряное колечко, оказавшееся столь маленьким, что годилось только на мизинец. Его украшала замысловатая резьба, в центре которой лежал темно-синий сапфир. «Это, конечно, красивое кольцо, — неожиданно подумала она, — но оно почти ничего не значит, поскольку его купил, скорее всего, Дэниэл».

Когда они подошли к священнику, Харли передал ее руку Джереми, лицо которого вдруг стало необычайно серьезным, а взгляд — твердым. Он посмотрел на Мередит, мгновенно отметив легкую дрожь рук и бледность кожи.

Началась служба. Она тянулась почти бесконечно, и она обнаружила, что опирается на руку Девлина, чтобы тверже стоять на ногах, начавших почему-то подгибаться. Священник говорил о долге и обязанностях брака, о благословении детьми и утешении в старости. Когда подошло время произносить слова клятвы, Джереми выговорил их спокойно и серьезно. Мередит же чуть слышно бормотала, даже позабыв в одном месте, что нужно сказать. Дрожь усилилась, и Девлин накрыл ее руку своей теплой спокойной ладонью. Как ни странно, — ведь она боялась именно брака с ним — но этот жест немного успокоил Мередит.

Блейн Рэндалл стоял рядом с ними в качестве друга жениха. После проигрыша на скачках он предложил Джереми свою дружбу и не проявлял ни предубежденности, ни мстительности. Мастерство Девлина в верховой езде оказалось более чем достаточной рекомендацией, чтобы его приняли в дружеский круг Рэндалла. Мередит заметила, как Блейн обменялся взглядом с Алтеей, что подтвердило все ее прежние догадки относительно их отношений. Совершенно ясно, парочка представляла себя на их месте.

Когда служба наконец закончилась, Джереми шагнул к проходу, увлекая за собой Мередит. Вместе с Дэниэлом и их сопровождающими они быстро сформировали своеобразную парадную линию для приглашения и приветствия гостей, которые начали переходить из бальной залы в столовую, где длинный стол уже ломился от яств. Далей просто превзошла саму себя, готовя для этого свадебного пиршества. Гостей сразу же поразило изобилие мяса и блюд из него, включая ветчину, жаркое, гусей, фазанов и кушанья из оленины. Довершали сей ряд мясные пироги самых всевозможных форм и размеров. Радовали глаз и возбуждали аппетит батат, картофель и кукуруза, бисквит и свежевыпеченные буханки хлеба. Все это великолепие венчали сахарные конфеты и пироги, начиненные крыжовником, вишней, пироги с начинкой из смеси миндаля, изюма и сахара, пироги с бататом, считавшиеся одним из фирменных блюд Далей.

Когда они закончили приветствовать гостей, Джереми заботливо усадил свою молодую жену в высокое кресло в гостиной и принес ей тарелку, полную различных закусок. Мередит с ужасом посмотрела на блюдо. Она сомневались, что сможет проглотить хоть кусочек, а от созерцания этой горы кушаний ей стало почти плохо.

— Я не смогу столько съесть, — запротестовала она слабым голосом.

— И не надо. Я постараюсь закончить за тебя. Сегодня у меня прямо-таки волчий аппетит.

Мерцание его глаз придавало двойное значение его, казалось бы, безобидным словам. Мередит отвела взгляд и подумала: «Действительно ли он подразумевает это или все дело в моем буйном воображении?»

Джереми протянул бокал.

— Вот, выпей для начала глоток бренди.

— О, нет. Только не это. Этот напиток слишком крепок для меня.

— Но оно поможет тебе не упасть в обморок.

— Я никогда не делаю таких глупостей.

— Значит, сегодня такое может случиться в первый раз, потому что ты бледна, как смерть.

— Покорно благодарю.

Он поморщился и качнул бокалом.

— Все-таки… выпей.

Мередит сжала губы. Если она и дальше станет отказываться, Джереми уж точно устроит сцену. Уитни взяла бокал и чопорно отхлебнула глоток. Тепло моментально растеклось по жилам. Она и не осознавала, насколько замерзла. Тарелка с едой показалась теперь не такой непривлекательной, и Мередит робко взяла первый попавшийся кусочек. Джереми беззаботно болтал, словно присутствовал на обычном обеде. Она дивилась его спокойствию. Они же совсем недавно дали друг другу клятвы верности на всю жизнь. Значит ли это хоть что-нибудь для него?

Мередит, даже не заметив, съела почти половину содержимого блюда, а Девлин подчистил остальное. После этого он усмехнулся и заметил:

— Утром я слишком сильно волновался, чтобы нормально поесть. — Он сдержался и не добавил, что последние недели у него пропал аппетит из-за желания, прямо-таки сжигавшего его.

— В самом деле? — удивилась она. — А мне казалось, ты вполне спокоен.

— Просто я хороший актер. Видишь ли, мне приходилось выживать в обществе… — отозвался Девлин и положил последний кусок вишневого пирога в рот. — Восхитительно. Это, должно быть, лучшее изобретение колонии.

Мередит наблюдала, как он поднял кружку с пивом и выпил напиток большими глотками. Кадык заходил вверх-вниз. Она никогда раньше не замечала этого. Но, с другой стороны, ей не было знакомо и очертание его челюсти и шеи, кожа на которой казалась намного нежнее, чем на руках и лице, и более ранима. «Он великан, — мелькнуло в ее голове. — И человек огромного аппетита…» Мередит представила руку, державшую сейчас пивную кружку, на своей груди, большой рот, втягивающий ее сосок, и непроизвольно вздрогнула. «Он опасный, сильный, ненасытный…» Джереми поставил бокал и повернулся к ней. Их взгляды встретились, и его глаза отразили ее мысли, полыхающие в глубине сознания синим огнем. Он поднес руку Мередит к губам и поцеловал ладонь. Уста Девлина показались обжигающими. Они заключали в себе все богатство обещаний, которые она ощущала, но не понимала. Мередит с трепетом убрала руку.

— Кажется, сейчас начнутся танцы.

— Ага, значит, мы должны идти. — Джереми с готовностью поднялся и помог ей встать с кресла. — Нам нужно открывать их.

Мередит не подумала об этом раньше. Ее ноги сразу же стали ватными. По обычаю, жених с невестой танцуют первый танец одни, а все остальные только смотрят на них. Она станет центром внимания. Все увидят ее неуклюжесть, будут говорить, как тяжеловесна и неповоротлива молодая жена. Как бы ей хотелось избежать этого, но ничего нельзя изменить: Девлин держал слишком крепко, и кроме того, она не могла выставить себя еще большей дурой, убежав с круга. Он повел Мередит на середину залы.

Зазвучал менуэт. Джереми уверенно вел ее через все па, шепча указания перед особо трудными движениями и фигурами. Мередит удалось завершить танец, не опозорившись перед гостями, и она благодарно улыбнулась ему.

— Спасибо.

— Не стоит. Я только жалею, что у меня не хватило времени дать тебе несколько уроков, как обещал.

К ним присоединились другие пары. Девлин передал ее отчиму, а сам кружился с Лидией. Мередит внимательно наблюдала за красивой парой и отчетливо ощущала боль ревности. Они намного больше подходили друг к другу, чем она к Джереми. На следующий танец ее пригласил Блейн на правах друга жениха, затем — Девлин, с которым пришлось отплясывать лихого «сэра Роджера де Коверли». Он убеждал Мередит потанцевать еще, но она взмолилась о пощаде, сославшись на усталость. На самом же деле ей хотелось убежать от назойливой толпы и подавляющего присутствия Джереми.

Покинув бальную залу, Мередит прошла в пустую гостиную и встала у окна, уставившись в него невидящим взором. Немного погодя послышался звук шагов по твердому полу. Обернувшись, она увидела кузена, стоящего в дверях.

— Гален!

Мередит обрадовалась, что он сумел найти ее, но все еще чувствовала себя неловко в его обществе. Она не разговаривала с ним со дня объявления о помолвке.

— Кузина Мередит… — произнес мистер Уитни, угрюмо кивнул и прошел в комнату. — Я пришел предложить вам мои поздравления… — Он помолчал. — Если это действительно то, что требуется в данный момент.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты действительно этого хочешь?

— Да, конечно. Иначе зачем бы я так делала.

— Не знаю… Возможно, Харли принудил тебя… Хотя… зачем ему желать видеть тебя замужем за простолюдином — выше моего понимания.

— Джереми — не простолюдин, — инстинктивно возразила Мередит. — Он намного родовитее любого из нас. Его дядя — пэр королевства.

Гален в притворном изумлении вскинул брови.

— Разумеется. Вполне обычное дело среди лондонской знати отправлять своих родственников в колонии, чтобы они поработали наемными слугами.

— Это правда! Ты бы все понял, если бы побеседовал с ним. Он, без сомнений, получил воспитание истинного джентльмена, а его манеры изысканнее, чем у любого из здешних дворян.

— Умный мошенник вполне способен подражать тем, кто выше него.

— Он незаконный сын Джереми Уэксхэма, брата лорда Уэксхэма.

— Мередит, ради Бога, тебе нет нужды пытаться обелить его передо мной. Меня совершенно не интересует генеалогическое древо этого… человека. Будь он хоть сам принц Уэльский — мне все равно. А вот твое счастье меня сильно беспокоит. Он вульгарный грубиян, посягающий…

— Гален! Не забывай! Девлин — теперь мой муж.

— Да, да, извини… Я понимаю, что ты чувствуешь определенный долг защищать его… Хотя, — можешь быть уверена — он никогда не станет проявлять такой же преданности по отношению к тебе.

Слезы начали жечь глаза. Сам того не понимая, Гален задел ее за живое.

— Ты не понимаешь…

— Да, я не понимаю! — рявкнул он с нехарактерной для него эмоциональностью. — Почему ты согласилась выйти за него? Я считал тебя последней из всех людей, кто мог бы прельститься смазливым лицом или горой мускулов. Это вульгарная, низменная реакция, типичная для женщин, подобных Опал Гамильтон. В Девлине нет ничего, что могло бы доставить удовольствие ни твоему уму, ни твоей душе. Зачем ты вышла за него?

Мередит ощутила необъяснимое болезненное чувство, услышав его слова. Галена, похоже, больше ужасал ее грубый социальный просчет, чем то, что другой мужчина увел ее у него. Она напомнила себе — эта новость оказалась тяжелым ударом для кузена. Они вместе выросли, и вдруг он обнаружил, что более или менее уже отрезан от ее жизни. Казалось само собой разумеющимся: Мередит и Гален когда-нибудь поженятся. И хотя он никогда не говорил о помолвке, наверняка чувствовал себя преданным. Окажись она на его месте, ей пришлось бы переживать нечто подобное. Представив глубину переживаний Галена, Мередит смягчилась.

— Мне очень жаль. Правда, жаль. Следовало бы обо всем сказать тебе до вечеринки. Я… Я должна была это сделать.

Его глаза ошеломленно округлились и расширились.

— Ты же не хочешь сказать…

— Нет! — вскрикнула Мередит. — Как ты мог даже подумать такое?!

— Я вообще не знаю, что думать! — резко огрызнулся он.

Мередит вздохнула: «Он не поймет, если я расскажу о просьбе Дэниэла, и возненавидит Харли за то, что принудил меня выйти за Джереми. Ему не понять мою искреннюю любовь к отчиму. А ведь по его желанию я могу сделать все-все…»

Она прикусила губу и нахмурилась, а затем произнесла:

— Гален, у меня нет возможности объяснить происшедшее.

На его лице мелькнуло явное разочарование.

— Никогда не думал, что такое может случиться с нами.

Он вздохнул, отвернулся и ушел, даже не оглянувшись. Мередит обессиленно опустилась в кресло. Казалось, ее сердце сейчас разорвется на части. Она теряет все и всех — Галена, Дэниэла, плантацию… Что станет с ней? Харли верит, что его план обеспечит ее защищенность, а на самом Деле он бросает свою падчерицу на милость человека, который, вполне возможно, ненавидит ее. Она глаза. — Ага! Ты сбежала от гостей? — протянул нежный голосок.

Мередит приоткрыла веки, смутившись, что кто-то обнаружил сей тихий уголок, служивший ей убежищем. Но хуже всего — перед ней застыла Опал Гамильтон, сверкая своим великолепным платьем и золотыми бабочками в высоко уложенных и напудренных волосах. Эта куколка впорхнула в комнату, и Мередит удивленно подумала: «Господи! Как же ей удается так соблазнительно раскачивать юбками при каждом шаге? Это, должно быть, требует долгой тренировки».

— Я немного устала и решила отдохнуть от танцев, — ответила Мередит, силясь набросить на лицо маску спокойствия и непринужденности,

— Уверена, это мудрое решение, учитывая ожидающую тебя ночь, — язвительно улыбаясь, заметила Опал.

— Что? — уставилась на нее Мередит. Даже Гамильтон обычно не делает таких вульгарных замечаний.

— Я имею в виду… с таким мужчиной, как Джереми, столь… э… неопытная.. — тянула она, подбирая слово так осторожно, что Мередит сразу же поняла, что эта красавица хотела сказать другое, менее лестное словцо, — девушка будет очень… занята.

— Опал, в самом деле, едва ли это подходящая тема для разговора.

— Поскольку у тебя нет матери иди другой женщины-родственницы, которая могла бы дать совет, я подумала, что мне следует подготовить тебя к предстоящей брачной ночи. — Миссис Гамильтон опустила глаза и подняла веер жестом скромницы. — Конечно, мы с тобой одного возраста, но я замужем уже четыре года и вполне компетентна просветить тебя на сей счет. «О, да, — гневно подумала Мередит, — не сомневаюсь в твоей осведомленности в этой области. Ты способна говорить о сексе не только со своим мужем, но и другими мужчинами, с которыми успела переспать». Она стиснула руки, внутренне сжалась, но все-таки смогла проглотить язвительные слова, вертевшиеся у нее на языке.

— Ну, ну… Не стоит стесняться, — поддразнила Опал. — Наверняка у тебя есть вопросы, на которые хотелось бы получить ответ.

— Нет. — Голос Мередит прозвучал натянуто. — Я в полном порядке, Опал. Тебе нет нужды…

— Ах, даже не думай об этом! — прервала ее миссис Гамильтон. — В конце концов, все мы сестры, не так ли? На мой взгляд, женщины должны помогать друг другу пройти через такое испытание.

— Испытание? — переспросила Мередит, несмотря на свое желание прекратить неприятный разговор.

— Да. То, что мужья требуют от нас в… э… супружеских спальнях… Другое дело, конечно, если ты не замужем. Тогда мужчина полон любви и остроумия, всегда старается рассмешить и доставить тебе удовольствие. — Она отклонила назад голову и погладила обнаженную белую шею длинными, в кольцах, пальцами — чувственный жест, говорящий о большом опыте в подобных отношениях с поклонниками. — Но от жены они требуют совершенно иного. Любовницу обхаживают, а супругой командуют. И в этом заключается все различие.

Мередит закусила губу. Ей бы хотелось остановить Опал, но она попала в паутину ее слов. Возникло желание услышать побольше о предмете, которого Мередит страшилась и все же страстно желала. Интересно, чего потребует в постели Джереми? Будет ли это ошеломляющее наслаждение, которое он дарил ей прежде, или что-то болезненное, ужасное и унизительное?

— Любой мужчина не упускает случая получить удовольствие, а уж Девлин — и подавно. — Опал метнула на нее многозначительный взгляд, словно просверлив ее насквозь. Мередит подозревала, что он спал с Гамильтон, но не хотела убедиться в этом. Джереми просто не мог пропустить такой обольстительницы, как Опал. — Он мужчина с ненасытным аппетитом. Такой огромный и сильный! — Глаза Гамильтон заблестели, а розовый язычок метнулся, облизывая губы. — Мередит, могу я поговорить с тобой откровенно? Помни, я беседую чисто по-матерински… Боль будет ужасной, ибо он нарушит твою девственность. Так происходит всегда в первый раз, тем более с мужчиной таких размеров, как Девлин. Не могу даже передать это!

Мередит понимала, что ее собеседница явно злобствует. Без сомнения, ей неприятно представлять своего любовника в постели с другой женщиной. Но в предостережениях Опал есть и своя доля истины. Мередит вспомнила юную рабыню, изнасилованную одним из полевых работников. Девушка всхлипывала от боли, рана кровоточила. Она представила мускулистые бедра Девлина, сжимающие лошадиный круп, его железные руки, с легкостью поднимающие ее в седло. Опал права: он огромный и сильный. Скорее всего, Джереми немилосердно поранит ее. Видит Бог, он не станет задумываться и рассуждать. Мередит боялась, что Девлин злорадно посмеется над ее муками. Возможно, это станет его местью.

— Мужчины любят, чтобы их жены были девственницами… Любовница — для удовольствия, но супруга должна исполнять свой долг, не более того. Горе той, которая станет искать наслаждения в супружеской постели. Ты, надеюсь, понимаешь, о чем я?

Мередит пожала плечами.

— Не думаю…

— Мужчины хотят видеть в жене добродетель и невинность, а не вожделение. Супруга должна лежать неподвижно, как бревно, иначе что-то иное будет означать, что у нее распутная натура.

Опал нахмурилась, нарушая совершенные линии своего лица. Мередит предположила: «Она говорит, основываясь на собственном опыте… Я слышу нотки убежденности в ее голосе, но… Очевидно, сказанное — истинная правда в отношении Ангуса. Но, с другой стороны, он всем известен как суровый, добродетельный и строгий пресвитерианец. Будет ли то, что верно в его отношении к данному вопросу, характерно для других мужчин, особенно для такого веселого и страстного человека, как Джереми Девлин? Что ж, в любом случае, это не имеет никакого значения. Мне ведь совсем не нужно притворяться и изображать неопытность. Это ведь на самом деле так».

— Так что помни, моя дорогая, если почувствуешь желание к мужу, то не должна его показывать. Ему это не понравится, уверяю тебя.

— Опал, я ценю твое желание помочь, — начала Мередит.

— О, не стоит, право… Я бы сделала это для любой девушки, выросшей без матери. Или женщины… как в твоем случае. Ведь ты старше, чем большинство невест, не так ли?

Гамильтон встала, распространяя вокруг слабое облако лавандового аромата. Она мило улыбнулась, и Мередит выдавила в ответ вымученную Улыбку.

Долгое время после ухода Опал она сидела, продолжая размышлять над услышанными словами и поучениями. Каждое новое повторение «истин Гамильтон» усиливало ее страхи. Мередит тщетно уверяла себя, что Джереми не станет делить постель с ней и не может желать ее. Но он сказал — правда, очень давно — о мести. Вспомнив это обещание, она стала думать о боли и неизвестности.

Они будут спать вместе, Мередит это знала. Но что еще? Джереми увидит ее раздетой? Сможет ли она остаться в рубашке? Или Девлин снимет с нее и это?

Мередит трепетала при мысли, что мужчина увидит ее обнаженное тело. Нет, сие просто ужасно, даже если бы она считалась красавицей. Но чтобы он смотрел на смехотворно длинные ноги, долговязое и неуклюжее тело — это невыносимо даже представить! Джереми уж точно станет смеяться сначала над ее уродливостью, а потом — над неловкостью в постели. Она будет делать все не так, а он — хохотать и подшучивать. Затем, при любом удобном случае, Девлин станет унижать ее, припомня все происшедшее.

Мередит почти вслух всхлипнула. Как она сможет это вынести?

Вошедший в комнату Джереми нарушил ход ее мрачных мыслей.

— Ага! Вот ты где! Прячешься? Идем, ты должна станцевать со мной. И так уже все спрашивают, что случилось с невестой.

Его глаза блестели, лицо раскраснелось; когда Мередит подошла к нему, от него пахнуло бренди, а на лбу заблестели капельки испарины. Он выглядел необузданным, безрассудным и слишком пьяным, что явно не уменьшило ее тревогу.

Положив ладонь ему на руку, она позволила увести себя в бальную залу на «кантри».

Уже рассвело, но веселье только-только по-настоящему разгорелось, и оно будет продолжаться даже после того, как новобрачные уйдут в спальню. Гости продолжат пир, станут пить и танцевать, все время отпуская непристойные шуточки по поводу того, что происходит в комнате молодоженов наверху.

Мередит станцевала еще несколько танцев с Джереми и другими мужчинами, но отказывалась от новых приглашений при малейшей возможности и предпочитала постоять у стены или прогуляться по холлу. Попутно она кивала одним и беседовала с другими, почти не понимая, о чем говорит.

Банкетный стол постоянно пополнялся, и гости возвращались к нему снова и снова. Напитки тоже исчезали мгновенно и так же быстро восполнялись их запасы.

Мередит недовольно отметила, что Девлин слишком часто останавливается у стола со спиртным. Он находился в прекрасном расположении духа и смеялся с другими мужчинами, явно обращая их недоверие и сомнения в дружбу. Еще она заметила, как Джереми дважды танцевал с Опал и один раз — с Лидией. Впрочем, он не забывал и об остальных женщинах. Это едва ли казалось приличным поведением для жениха, но Мередит не собиралась доставлять ему удовольствие, дав понять, что это ей неприятно. Если сказать Девлину о своем недовольстве, он обязательно ухмыльнется и непременно пошутит насчет ревности. Но это совсем не так! Просто ее смущает, что Джереми так усердно ищет общества других женщин, — вот и все.

Вечер продолжался, и Мередит все больше уставала. Ей приходилось улыбаться и выглядеть бодрой, хотя на душе у нее скребли кошки, а живот подводило от страха.

К тому времени, когда на дом опустились сумерки и зажгли восковые свечи в медных канделябрах, Мередит заледенела от ужаса. Прошел еще один час усиливающейся напряженности, прежде чем подошла Лидия и доверительно положила ладонь ей на руку.

— Идем, Мередит. Тебе пора уходить, как ты считаешь?

— Что?

Лидия понимающе улыбнулась.

— Уже поздно… Пора готовиться к постели.

— О! Да… Полагаю, что так.

— Хорошо. Поднимайся. Я скажу Джереми примерно через полчаса.

Лидия отошла.

Мередит, едва переставляя ноги, покинула бальную залу и поднялась по лестнице. Откладывать больше нельзя. Пришел час расплаты. Сердце бешено колотилось, и она подумала, что может запросто замерзнуть от охватившего ее ужаса.

Лестница еще никогда не казалась Мередит такой бесконечной.

Наконец она добралась до спальни, в которой возвышалась огромная кровать с пологом.

Впервые в жизни ей придется делить ложе с мужчиной.

ГЛАВА 16

Бетси взволнованно подскочила со стула.

— Мисс Мерри!

Мередит повернулась к ней и попыталась улыбнуться.

— Привет, Бетси.

— Я первый раз вижу вас, мэм… Ну, с тех пор, как вы вышли замуж. Я так рада за вас, мисс Мерри.

— Спасибо, Бетси.

Служанка усмехнулась, сверкнув белыми зубами.

— Уверена, вы будете очень хорошо жить с таким красивым мужчиной, как ваш муж.

— Внешность — еще не все.

— Нет, конечно, нет, но она помогает, — авторитетно заявила Бетси.

Мередит не могла не улыбнуться на эти слова. — Думаю, тут ты права. Я… Теперь мне нужно переодеться ко сну.

— Да, мэм. Я приготовила одну из рубашек, которые миссис Лидия сшила для вас.

Служанка принялась расстегивать бесконечный ряд пуговиц на спинке платья Мередит.

Новобрачная взглянула на постель, где Бетси разложила рубашку, которая выглядела просто великолепно: ведь Лидия сшила ее специально для брачной ночи. Служанка, конечно, сочтет весьма странным, если она сейчас попросит старую толстую сорочку. В конце концов. Бетси же не знает, что эта ночь может получиться совершенно обычной.

Негритянка помогла ей снять платье и повесила его в гардероб, пока Мередит освобождалась от подъюбников и кринолина. Служанка убрала ее вещи и продолжала все время щебетать о Джереми и великолепной ночи.

— О, мисс Мерри, вы везучая женщина. Ваш муж будет очень хорош в постели. Он большой и сильный, как мой Неб. Словом, мужчина, что надо.

«Что надо… Даже больше, чем надо», — угрюмо подумала Мередит. Но вслух она ничего не сказала, а просто стиснула зубы и попыталась отгородиться от болтовни Бетси.

Раздевшись, Мередит искупалась в маленькой сидячей ванне, которую служанка притащила наверх и наполнила водой. Она мылась чисто механически, размышляя над тем, как нелепо готовить себя для жениха, который презирает ее. Бетси плеснула в воду духов, и даже после того, как Мередит вытерлась, кожа продолжала источать приятный аромат. Чернокожая рабыня надела ей через голову тонкую рубашку и принялась вынимать шпильки из волос.

— Нет, я сама, — коротко сказала Мередит, вырывая цветы, которые Лидия вплела в ее подколотые локоны. — Иди спать, Бетси.

Служанка заговорщицки улыбнулась, полагая, что хозяйке не терпится поскорее остаться одной, чтобы Джереми пришел к ней. На самом же деле Мередит больше не могла выносить трескотню девушки.

Когда Бетси ушла, она неуверенно подошла к зеркалу. Ее поразила чувственность собственного отражения. Рубашка была из тончайшего белого батиста, не совсем прозрачная, но приближавшаяся к тому. Линии тела проступали как сквозь дымку. Вырез Лидия сделала очень низким, и он открывал вершины грудей во всей их полноте. Темные соски виднелись сквозь просвечивающуюся ткань. Они сейчас напряглись в ответ на вечернюю прохладу и ее страх, их выпуклость явственно выпячивалась вперед.

Мередит закуталась в теплый бархатный халат и сунула ноги в отороченные мехом шлепанцы, затем села в кресло и стала ждать своего приговора. Казалось, прошли часы, а Джереми все не шел. А явится ли он вообще? Как глупо сидеть и поджидать его. Впрочем, зачем ему приходить? Та ночь в кабинете была лишь игрой. Девлин хотел умаслить ее, чтобы она не отказалась от брака. Как хорошо он изображал хриплый голос и неровное дыхание, как убедительно звучал его низкий стон желания! Джереми играл с ней, как с рыбешкой, то ловя на крючок, то отпуская. Но теперь, когда они поженились, ему нет надобности притворяться. Он не желает спать с ней и предпочтет другую комнату. Возможно, Девлин уже так и сделал и погрузился в сладкие объятия Морфея. Но нет, Мередит расслышала его смех внизу, где продолжалось веселье.

Она сцепила руки. Нужно лечь в кровать и немного поспать. Если завтра у нее будут темные круги под глазами, не избежать непристойных комментариев. А вдруг Девлин все-таки придет? Увидев ее в постели, он подумает, что она ждет его с нетерпением, словно какая-то распутница.

Мередит нервно покусала губы, пытаясь угомонить судорожно сжимающийся живот, но не смогла. Руки еще сильнее похолодели, в то время, как сердце бешено металось в груди, а в голове стучало: «Придет или не придет?»

Дверь открылась, скрипом нарушая тишину, и Мередит вскочила на ноги, словно услышала оглушительный выстрел. В дверном проеме стоял Девлин, положив одну руку на косяк. Кто-то в коридоре отпустил в его адрес шуточку, но он не обратил никакого внимания на этот выпад. Его взгляд оказался прикованным к Мередит, полуопущенные тяжелые ресницы скрывали выражение его сапфировых глаз. Она сжала пальцы и приготовилась к тому, что последует дальше.

Джереми уже снял камзол и небрежно перебросил его через плечо; жилет распахнулся, а тонкая батистовая рубашка по бокам выехала из-за пояса бриджей. Он слегка покачнулся. «Интересно, сколько он выпил? — подумала Мередит. — Каким бывает навеселе? Может, завалится на кровать и отключится?»

— Джереми! — послышался мужской голос с лестницы. — Помочь тебе раздеться?

Девлин усмехнулся и ответил намеренно сердитым голосом:

— Даже и не думай приближаться к комнате! Мне поможет жена.

Он вошел и закрыл за собой дверь.

Мередит облизала губы, посматривая на него, как зверек в клетке. Девлин швырнул камзол на спинку кресла, сбросил жилет и отправил его вслед за камзолом. Его руки поднялись к горлу, отстегивая кружевное жабо. Проделывая все это, он не сводил с нее глаз и ничего не говорил, словно не доверял своему голосу.

В конце концов, доведенная до отчаяния его молчанием, Мередит выпалила:

— Джереми, что ты собираешься делать? Ты же не можешь всерьез иметь намерение спать здесь. Он непонимающе захлопал ресницами.

— А где бы ты хотела спать?

— Разумеется, здесь. Это моя комната.

— Отныне и моя тоже, если только ради формальности не хочешь, чтобы у меня существовала своя… Но предупреждаю — я не буду проводить в ней много времени.

— Почему?

— Почему? Мередит, не говори глупостей.

— Ты не можешь желать спать со мной, — не унималась она, упрямо настаивая на своем.

— Почему не могу? — он усмехнулся, присел на стул, расстегнул и снял туфли с чулками. — Это именно то, что я и хочу сделать. — Его неутомимые пальцы взялись за пуговицы рубашки.

— Нет! — почти закричала Мередит. — Пожалуйста, не надо.

Девлин нахмурился, затем поднялся и подошел ближе, протянув руку, чтобы приподнять ее лицо.

— Ты боишься, да? — Его голос смягчился. — Не волнуйся. Я буду очень нежен, знакомя тебя с наслаждениями любви.

— Любви? — саркастически переспросила Мередит. — Я не так уж наивна. Мы оба знаем, что любовь не имеет никакого отношения к этому браку. Ты женился, чтобы получить свободу и богатство. Я вышла замуж, дабы доставить удовольствие умирающему. Нет смысла продолжать этот фарс в спальне. Лучше иметь отдельные комнаты и жить настолько цивилизованно, насколько это возможно.

Его рот скривился в непонятной усмешке, брови приподнялись.

— «Цивилизованная», как ты говоришь, жизнь не является моей главной целью.

— Джереми, пожалуйста, позволь мне сохранить хоть немного достоинства.

— Достоинство не согреет твою постель ночью и не даст тебе детей. Разве тебе не хочется иметь наследников «Мшистой заводи»?

Эта мысль на мгновение остановила ее. Она как-то не думала об этом. Что станет с любимой плантацией после ее смерти, если у нее действительно не будет детей? Она, наверное, сможет оставить «Мшистую заводь» сыновьям Галена или Алтеи, если, конечно, кто-то из них обзаведется спутником жизни и заимеет наследников.

— У всех Уитни маленькие семьи, — пробормотала она, следуя за своими мыслями.

— И я не могу понять почему, учитывая интересы, которым они себя посвящают. — Джереми снова усмехнулся. — Думаю, я смогу обещать тебе несколько сильных сыновей, наследников твоей земли. У нас с тобой должны получиться настоящие великаны, а?

Мередит нервно опустила глаза и немного отклонилась назад, словно отгораживаясь от столь интимной темы.

— Джереми, Бога ради, конечно, ты не можешь на самом деле спать со мной.

— Почему бы и нет? Мне кажется, я достаточно ясно выразил свои чувства по этому поводу.

Он придвигался все ближе и ближе, пока не оказался в паре дюймов от нее, возвышаясь и подавляя растерявшуюся Мередит. Она облизала пересохшие губы и безучастно смотрела куда угодно, но только не на него.

Легко и вкрадчиво пальцы Девлина пробежали вверх по рукам Мередит. Его голос зазвучал низко и хрипло, завораживая и околдовывая.

— Я собираюсь воспользоваться своим супружеским правом в полной мере… Твоя земля — не единственное сокровище, которое ты можешь предоставить мне. Руки Джереми спустились к поясу халата, развязали узел и позволили поясу упасть на пол. Медленно, наслаждаясь мгновением, он сдвинул с плеч тяжелое бархатное одеяние, открывая ее тело, облаченное в одну лишь полупрозрачную рубашку. Она услышала, как Девлин задержал дыхание, и подняла глаза. Его лицо пылало, веки отяжелели, скрывая напряженный синий взгляд. Халат бесшумно свалился на пол, пока он пристально разглядывал ее.

Вся насмешливость мгновенно слетела с его лица, когда он увидел манящие выпуклости груди и соски, темнеющие под тонкой тканью. Глаза Джереми скользнули вниз, охватывая ровную линию живота и плавный переход в стройные бедра, длинные красивые ноги, туманно виднеющиеся под рубашкой, и оттого еще более соблазнительные. Мередит наблюдала за ним, заранее приготовившись к шутке или оскорбительному замечанию, но ни того ни другого не последовало. Она закусила нижнюю губу. Его глаза потемнели до полуночной синевы.

— Мередит…

Он привлек ее к своему крепкому мускулистому телу, не прижимая, а позволяя расслабиться на его теплой коже и твердых, как камень, мускулах под ней. Мередит еще никогда не казалась себе такой маленькой рядом с мужчиной. Физически Девлин может сделать с ней все, что хочет, да и по закону имеет на это право. Что же будет дальше? Она ждала его последующих действий, охваченная страхом, волнением и трепетом возбуждения.

— Твои рука холодны, словно лед, — пробормотал Джереми. — Как в ночь вечеринки… Снова боишься? На сей раз рядом никого нет. Только я. — Он завораживающе-нежно помассировал ее ладони. — Я хорошо позабочусь о тебе, милая. — Его губы слегка коснулись виска и лба, нежные и мягкие, будто крылышки мотылька. — Первый раз всегда страшно. Мои колени тоже стучали, как кастаньеты…

Непроизвольный смешок сорвался с губ Мередит.

— Ты же никогда в жизни ничего не боялся. Девлин рассмеялся.

— Скажи это той красотке, что сделала меня мужчиной. — Он подвел ее к кровати, усадил на край и сам опустился рядом. Его руки поднялись к шпилькам, все еще удерживающим локоны. — Не возражаешь, если я распущу тебе волосы?

Мередит молча кивнула, не в силах произнести хоть слово.

Джереми продолжал говорить тем же непринужденным полушутливым тоном, вытаскивая одну за другой шпильки из ее прически и швыряя их на туалетный столик рядом с кроватью.

— Помню, девица сняла кофточку, как только мы вошли в комнату, и у нее оказался огромный бюст. Никогда в жизни не видел такого. Да что там скрывать — я тогда еще ни разу не созерцал голую женскую грудь. Я вытаращился и весь задрожал, как малыш, делающий первые шаги. Она, должно быть, удивилась, что это случилось с таким бойким молодцом, который без всякого согласился с ее ценой.

Его ловкие пальцы, теребящие ее волосы, волновали Мередит, а непристойная история вытворяла странные вещи, заставляя содрогаться все тело. Она понимала, что ее должны шокировать подобные рассказы, должны оскорблять ее девичьи уши. Порядочная женщина давно бы приказала замолчать, но Мередит хотелось услышать окончание истории. Тем более, шутливое изложение расслабляло, делало Девлина не таким страшным.

— И что же произошло дальше? Джереми усмехнулся.

— Я не мог расстегнуть рубашку и бриджи, заикался и краснел… Но она лишь рассмеялась и сказала, что мой рост ввел ее в заблуждение. Оказывается, девица не поняла и посчитала меня взрослым мужчиной, а я на самом деле оказался зеленым мальчишкой. Весьма любезно она помогла мне раздеться и подвела к кровати.

Девлин покончил со шпильками, и волосы Мередит свободно рассыпались по плечам. Он ненадолго замолчал, взял с комода расческу и принялся неторопливыми ровными движениями расчесывать перепутавшиеся пряди. Снова зазвучал его голос, ставший глубоким и теплым от приятных воспоминаний.

— Она научила меня всему, что я должен был знать, и даже немного больше. Моя молодость не позволяла мне сдерживаться. За время урока я доходил до точки, наверное, раза четыре. Но она продолжала терпеливо ласкать меня, нашептывая на ухо и водя мою руку по своему телу, пока мне не стали известны все женские места наслаждения.

Мередит сглотнула, закрыв глаза. Ее муж описывает ей свой первый опыт с другой женщиной. Это должно казаться неприятным, но слова, произносимые низким завораживающим голосом, лишь согревали и расслабляли ее изнутри. Язык так распух, что Мередит не могла пошевелить им, а не то чтобы что-то сказать.

— Каждому нужен опытный учитель, — между тем продолжал он. — Кто-то, кто сделает это красивым, а не пугающим.

Девлин пригладил густую копну ее волос и поднял их в руках. Она слегка повернулась к нему спиной, чтобы облегчить ему расчесывание. Придерживая массу локонов, Джереми запечатлел мягкий поцелуй на чувствительной коже затылка.

Мередит прямо-таки затрепетала от смеси наслаждения и страха. Лучше бы он остановился. Она не могла вынести, что Девлин увидит ее нелепо длинные ноги и крупный торс. Возможно, если бы он лицезрел Мередит только одетой, у него бы создалось обманчивое впечатление о ее хрупкости и изящности.

Джереми покусывал ее шею, и перед мысленным взором Мередит промелькнула картина, заставившая содрогнуться: жеребец в охоте гоняется за кобылицей и жестко хватает ее зубами за холку, чтобы подчинить себе.

— Расслабься, любовь моя, расслабься, — прошептал Девлин. — Доверься мне. Я хорошо позабочусь о тебе.

— Нет, Джереми, нет.

В ее голосе зазвучало неподдельное отчаяние.

— Почему ты так напугана? — Он был, казалось, больше озадачен, чем рассержен. — Неужели я такое чудовище?

— Нет… Да… Я не знаю. Ты сказал, что отомстишь за… за то, что я сделала с тобой.

Джереми настолько поразился, что даже замолк на некоторое время.

— Ты думаешь, я собираюсь в отместку причинить тебе боль? Считаешь, я настолько жесток, что могу превратить твою первую ночь любви в ад?

— Ты… Ты смеялся, словно подразумевал наказание в постели.

— Я не говорил «накажу».

— Но сказал, что отомстишь? — не унималась Мередит.

Джереми вздохнул и уложил ее на спину, не отрывая глаз от лица жены.

— И обязательно сделаю это… Но сие не всегда означает наказание в том смысле, как ты привыкла понимать. Моя месть заключается в том, чтобы дать тебе такое наслаждение, от которого ты пожалеешь о порке.

— Я уже сожалею! — жалобно и обреченно простонала она.

— Вот и хорошо. Тогда, возможно, моя месть будет состоять в том, чтобы ты признала во мне своего господина и страстно желала моей ласки. Я постараюсь так хорошо привязать тебя к себе, что ты даже и не подумаешь взглянуть в сторону других мужчин.

— Я никогда не изменю своему мужу! — горячо запротестовала Мередит.

— Знаю. И поэтому убью любого, кто посмеет коснуться тебя.

Она была изумлена. В его словах не прозвучало ни кичливости, ни бравады — только спокойная констатация факта. Мередит не знала, как отреагировать на это, и ухватилась за ранее сказанную фразу.

— Ты никогда не будешь моим господином. Девлин улыбнулся и заговорил с ней таким же бархатистым голосом, как и губы на ее шее.

— Нет? Я уже умею разжечь тебя, а сегодня постараюсь узнать и другое Мне хочется доставить тебе настоящее наслаждение… Только нужно определить — каким именно образом. Что еще мне нужно знать?

— Тысячи вещей, на которые ты не способен.

Она теряла нить разговора. Рука Джереми лежала у нее на животе, своим жаром обжигая тело сквозь ткань сорочки. Его рот покусывал шею, язык эротично кружил по коже. Мередит испытывала замешательство и какую-то неопределенность.

— Зачем тебе это? Почему ты хочешь доставить мне удовольствие?

— Потому что мне это приятно, — искренне ответил Девлин. — Позднее я научу тебя доставлять Удовольствие мне. Но чтобы нам обоим было хорошо, я должен вначале научить тебя испытывать наслаждение.

Его рука скользнула вверх по грудной клетке и мучительно-соблазнительно задержалась под мягкой выпуклостью груди. Пальцы смяли ткань, сдвигая вырез рубашки до тех пор, пока розовый кружок соска не выглянул наружу, потемневший и набухший. Он остановил неугомонное путешествие губ, чтобы полюбоваться полуобнаженной сферой. Мередит стыдливо закрыла глаза, тем не менее ощущая горячее покалывание во всем теле. Его тяжелый жаждущий взгляд, буквально пожирающий ее, тревожил больше, чем собственная нагота.

Джереми сел, поднял руки к бретелям и опустил их. Она чисто инстинктивно ухватилась за вырез рубашки. Он проглотил ком, вставший в горле, и тихо произнес:

— Я хочу посмотреть на тебя, Мередит. Не бойся… Я хочу видеть тебя всю-всю. — Его голос звучал хрипло, а слабая дрожь свидетельствовала о большом чувстве намного яснее, чем слова.

— Пожалуйста, нет, — прошептала она, презирая себя за то, что умоляет этого мужчину. — Я… Я не вещь, чтобы меня разглядывать.

— Заметь — восхищенно разглядывать. Конечно, ты не вещь, но принадлежишь мне. Ты — моя жена. И тебе пришлось видеть меня выставленным на обозрение перед толпой…

— Но не совсем же обнаженным!

— Зато лишенным достоинства да еще при огромном стечении людей… Действительно, как вещь, а не человек.

— Мне очень жаль. Если бы я как-то могла избавить тебя от позора, то обязательно сделала бы это. — Она открыла большие, полные слез глаза. — Тебе действительно нужно подвергать меня такому же унижению, чтобы облегчить свою боль? — Это не одно и то же. — Его мозолистая рука настойчиво погладила живот и ноги. — Я смотрю на тебя один… Нет ничего постыдного, когда ты делаешь это добровольно.

— Но ты ведь принуждаешь меня.

— Неправда, я прошу. Я твой муж. Мы теперь одно целое, помнишь?

— И ты веришь в это?

— Что мы одно тело, единая плоть? — Девлин наклонил голову, задумался. — Очень скоро мы сольемся воедино. Ты почувствуешь разницу и особенность такого соединения.

— Ты делал то же самое тысячи раз со многими женщинами.

— Но никогда — со своей женой, — возразил Джереми. — Мередит, ну как же мне объяснить тебе? Каждый раз это бывает особенным, неповторимым… Ты сама убедишься. Убедишься и поймешь, что любовники не стесняются друг друга. — Он поднес ее руку к губам и прижался обжигающим поцелуем к середине ладони. — Я весь горю для тебя… Позволь мне снять с тебя рубашку.

— Хорошо.

Отведя глаза, Мередит поднялась и начала стаскивать сорочку, но Девлин остановил ее и проделал это своими руками. Он спустил рубашку с плеч, вдоль всего тела, мимо бедер, и дал ей соскользнуть на пол. У него пересохло во рту, когда взгляд задержался на теле Мередит, охватывая каждую подробность: тяжелые округлости грудей с розовыми вершинами сосков, тонкую талию, крупные ягодицы, длинные и красивые ноги. Она обнаружила, что если закрыть глаза и не видеть его лица, то все не так уж и плохо. К тому же так не увидишь разочарования или насмешливости Джереми.

Но Девлин не удовлетворился одним любованием. Начав с шеи, он прошелся руками вдоль ее тела, скользнув через полушария грудей и мягкий живот к основанию бедер. Щеки Мередит заполыхали, когда Джереми коснулся ее там, и она приглушенно ахнула. Он улыбнулся, тронутый невинностью Мередит. «Будет чертовски трудно продвигаться медленно», — мелькнуло в его голове. Сердце Девлина стучало, словно молот, при виде ее обнаженного тела цвета слоновой кости, гибкого и стройного; восхитительно длинные ноги прямо-таки манили к себе. И все же он понимал, что должен действовать неторопливо, мягко раскрывая Мередит навстречу наслаждению. Ему нельзя идти на поводу у своего колотящегося безумного желания. Джереми на миг отвел глаза от Мередит, пытаясь немного расслабиться. Она почувствовала какую-то перемену и, не выдержав, открыла глаза. Увидев, что он отвернулся, Мередит со смиренным ужасом осознала: ее тело вызвало у него отвращение. Хорошенько разглядев свою жену обнаженной, Девлин прекратил ласки… Она потянулась за рубашкой, дабы прикрыть отвергнутую наготу. Почувствовав ее движение, Джереми повернулся.

— Замерзла? Извини. — В его голосе не было ничего, кроме заботливости, когда он набросил на нее одеяло. Отбросив ее сорочку в кресло, Девлин начал раздеваться. Глаза Мередит расширились, и она отвернула лицо. — Будет вполне справедливо, — весело заметил он, — если я тоже предстану перед тобой обнаженным, как по-твоему?

— Меня это не интересует. Я уже видела тебя в таком виде.

Девлин ухмыльнулся.

— Конечно, видела, но, насколько мне помнится, у тебя не хватило времени, чтобы все хорошенько рассмотреть.

Он сбросил рубашку, бриджи и встал у кровати. В конце концов, любопытство Мередит победило решение казаться равнодушной. Она повела глазами, стараясь украдкой взглянуть на обнаженное мужское тело. Ее робкому взору предстали рыжевато-золотистые завитки, покрывающие грудь, шрам, пересекающий ребра, широкие сильные плечи и плоский живот. Солнце Каролины позолотило его кожу, но загар резко обрывался у пояса брюк. Взгляд Мередит опустился ниже, и она открыто уставилась на его мужское достоинство, пораженная настолько, что начисто позабыла о своей клятве.

— Что такое? — быстро спросил Джереми, увидев ее ошеломленное лицо.

— Как ты можешь быть таким… большим? Раньше ты не казался… ну…

Он сразу же понял, о чем она бормочет, и громко расхохотался.

— Я преобразился, как только увидел твои голые ноги. Теперь же любуюсь твоим прекрасным обнаженным телом… Это желание, моя лапушка.

Мередит сглотнула набежавшую слюну и бессознательно вжалась в подушку. Страх еще больше усилился. Как он может не причинить ей боли? Она имела представление о половом акте по животноводческим фермам и была уверена — это никогда не подойдет к ней. Ее затрясло при мысли о том, как Джереми разрывает нежную преграду, с силой входя в нее.

— Не бойся, — ласково произнес он, угадывая ход ее мыслей. — Боли почти не будет, потому что я все сделаю предельно осторожно.

Девлин скользнул на кровать рядом с ней, обнял одной рукой за шею. Мередит лежала неподвижно, как доска, когда он склонился над ней. Почему-то она запомнила все подробности его лица: голубые глаза, почти черные в сумрачном свете, щеки, еле затененные однодневной щетиной, тонкий прямой нос, золотистую кожу. Мередит ощутила и запах Джереми — острое сочетание мыла для бритья и аромата волос. Кроме того, к этому примешивался еще и запах бренди. Он надвигался все ближе и ближе, его лицо казалось огромным, и она закрыла глаза. Затем губы Девлина коснулись ее рта, легко, почти пробно. Он, словно изучая, исследовал тело Мередит, проявляя безграничное терпение и постепенно разжигая дремлющий в ней огонь.

Джереми раздвинул ей губы, и его язык начал свое танцующее овладение ее глубинами. Она почувствовала вкус бренди, и в это время поцелуй атаковал ощущения Мередит, закружив в безумном вихре наслаждения. Девлин, казалось, целовал бесконечно, вкушая и открывая ее губы до тех пор, пока ноги не стали подергиваться, и она вся изогнулась. Наконец его рот оторвался от уст Мередит, чтобы осыпать щеки и шею легкими поцелуями, овевая ее кожу слабыми дуновениями, которые приятно покалывали и обещали, не удовлетворяя. Губы Мередит припухли, она облизала их, почувствовав вкус Джереми, и поерзала на постели, слепо отыскивая его рот.

Щека Девлина обжигала ее щеку, дыхание стало тяжелым и неровным. Он принялся играть с ее телом руками, гладя и лаская груди, быстро превратив их вершины в бутоны желаний. Возникла какая-то влажная боль между ног, и его неутомимые пальцы отыскали ее центр. Мередит отшатнулась, стыдясь, что Девлин касается этой необъяснимой влажности, но он последовал за ней, явно еще более возбужденный этим. Его дыхание врывалось в ухо Мередит, когда он принялся исследовать губами ушную раковину, обводя контуры языком и посасывая мочку. Она начала буквально извиваться, не в силах вынести обольстительную смесь действий языка и пальцев.

Джереми оторвался от нее и откинулся на спину, ладонью прикрыв глаза.

— Боже! — судорожно выдохнул он. Изумленная Мередит уставилась на него. Что она сделала не так? Чем оскорбила его?

— Джереми? — Неуверенный вопрос вырвался хрипловатым полустоном. — Я… Мне нужно было что-то… У меня нет в этом опыта, ты же прекрасно знаешь! — вспылила она в отчаянии.

Он повернулся к ней и ласково погладил ладонью по щеке.

— Не волнуйся. Дело не в тебе… Я… слишком возбужден. Мне нужно немного успокоиться, иначе я возьму тебя слишком рано, когда ты еще не будешь готова,

— Все в порядке, — заверила Мередит, нахмурившись. Она слышала, что мужчины устроены несколько иначе и не могут долго сдерживать страсть, как женщины. Они физически нуждаются в высвобождении ее. — Я… Я не хочу… причинять тебе боль или… неудобство.

Девлин усмехнулся.

— Ничего, я выживу… Но это было так давно, а ты ужасно возбуждаешь меня… Один только взгляд на тебя в той прозрачной рубашке сделал мое естество твердым, как кирпич.

Мередит вспыхнула от его слов, отвела глаза. Ее голова кружилась от того, что он говорил и делал с ней. Неужели она смогла возбудить его? Неужели это ей удалось довести Джереми до такого состояния? Конечно, нет. Девлин сказал, прошло много времени. С каких пор? С тех самых, как он обладал женщиной? Может, Джереми встречался последнее время с Лидией? Возможно ли, желая Чандлер, использовал ее как отдушину для души? Но ход неприятных мыслей неожиданно прервался, потому что Девлин, преодолев дюймы, разделявшие их, накрыл ее своим большим мускулистым телом, вжимая Мередит в пуховой матрас. Показалось несколько странным чувствовать его тяжесть, но в то же время это сильно возбуждало. Она ощутила острое выпирание его тазовых костей и твердую настойчивость мужской плоти. Он вжимался в нее всем телом, двигаясь из стороны в сторону и блаженствуя в ощущениях, между тем как его рот вновь предъявил права на ее губы.

Когда он, наконец, оторвался ото рта Мередит и двинулся ниже, пришло почти полное забвение и нежелание контролировать свои эмоции. Джереми взял над ними полную власть, осыпая ее чувственными поцелуями и ласками. Его зубы слегка покусывали ее плоть, создавая крошечные источники легкой боли в эротическом контрасте с теплым и мягким языком. Он опустил голову до уровня ее груди, давая ей возможность почувствовать при этом каждый дюйм своей кожи. Продляя наслаждение до мучительного нетерпения, Девлин обхватил ее груди и слегка сжал так, что соски дерзко подались вперед. Его рот тут же накрыл один розовый кружок, втягивая внутрь и играя с ним языком. Мередит снова застонала и принялась извиваться под ним. Она трепетала, выгибала шею, пытаясь сдержать дрожь, вызванную его ласками. Это было восхитительно порочно, и трепет в животе нарастал и ширился.

Джереми двинулся к другому соску, лаская губами кремовую дрожащую плоть между ними. Одна рука забрела вниз, запутавшись в завитках и отыскивая средоточие женственности. Мередит издала короткий стон.

— Вот так, — пробормотал Девлин напряженным, едва сдерживаемым голосом, — все идет хорошо. — Его палец скользнул в интимный альков, и она застыла в изумлении. — Все в порядке. Расслабься… Я позабочусь обо всем… Просто расслабься… — Лоб Джереми покрылся каплями пота, но лицо сохраняло улыбку. — Мне следовало знать… Ты хорошо охраняешься. Ах, Мередит, Мередит… какая… ты… сладкая… — Его рот касался ее тела после каждого слова, пробираясь все ниже и ниже, — мука…

Она подумала, что ей бы следовало дать ему возможность отдохнуть, как раньше, но мысль как-то исчезла сама собой. Мередит не хотела никаких остановок. Во всем теле жила какая-то сладкая боль, и больше всего — в самом центре, где Девлин сейчас творил чудеса. Его палец выскальзывал, затем возвращался, наполняя ее наслаждением все больше. В конце концов, она поняла смысл его действий: он ослабляет плотный и надежный замок ее девственности, чтобы вторжение не причинило сильной боли. Слезы тут же подступили к глазам Мередит и где-то в глубине сознания мелькнуло: «Боже! Как заботливо и нежно он обращается со мной! А ведь сам мучительно нуждается в освобождении». Но и она тоже горела желанием. На нее нахлынула примитивная потребность ощутить его внутри себя, заставляя забыть о возможной боли.

— Джереми, пожалуйста, — выдохнула Мередит, уже совершенно не заботясь о том, что говорит и что о ней подумает Девлин, — пожалуйста, люби меня.

Его мышцы сжались от напряжения. Он облизал губы и посмотрел на нее. Больше всего ему хотелось верить ей, но у него почти не имелось опыта с девственницами и не хотелось причинять боль. Какое-то мгновение Девлин помедлил, затем раздвинул ее ноги коленом. Он просто не мог больше ждать. Джереми нащупал врата женственности. Длинные ноги Мередит инстинктивно обвились вокруг него, осуществляя его мечты. Он напряг мускулы и сделал резкий толчок, почувствовав, как разорвалась тайная перегородка ее девственности под натиском плоти. Мередит изогнулась от удивления или боли, но Девлин уже не мог думать о таких вещах. Его подхватила волна желания, и он стал двигаться в глубоком жестком ритме, погружаясь в нее. Животный стон поднялся к горлу и закончился коротким хриплым вскриком. На миг Джереми застыл над ней с искаженным экстазом лицом, затем обмяк. Его дыхание замедлилось, пока он делал еще несколько неглубоких движений, потом Девлин расслабился на ней, спрятав влажное лицо в изгибе ее шеи.

Мередит обвила его руками, ошеломленная пережитым. Резкая боль на какое-то мгновение прорезалась сквозь страсть, но когда он заполнил ее, уступила место более глубокой удовлетворенности.

— Мередит, — выдохнул Джереми, — ты в порядке?

— Да.

Она не упомянула о слабом ощущении, все еще пульсирующем у нее в паху, так как не знала, что это и можно ли что-нибудь сделать с этим. Его усталый мозг принял ее ответ, будучи слишком выдохшимся и купающимся в сладостном завершении, и не смог углубиться в смысл сказанного. Девлин провалился в сон.

Мередит слегка поерзала, приноравливаясь к его весу и тоже стала медленно погружаться в океан сновидений, оцепенелым разумом и чувствами пытаясь принять то, что произошло с ее телом, которое до сих пор принадлежало лишь ей одной.

ГЛАВА 17

Джереми проснулся в темноте, не сразу сообразив, где он. Потом пришло воспоминание о происшедшем, и Девлин улыбнулся.

Этой ночью ему удалось познать наивысшую умиротворенность, какой он не испытывал уже несколько месяцев — или вообще никогда.

Неожиданно Джереми понял, что наполовину лежит на Мередит, и осторожно соскользнул вниз, чтобы не потревожить ее. Она повернулась к нему в поисках тепла, которое только что ушло от нее. Девлин подложил руку ей под плечи и опустил голову жены на свою грудь. Зевнув, он провел ладонью по ее телу, исследуя его и вспоминая прошедшую ночь. Было ли ему когда-нибудь так хорошо с женщиной? Так сладостно? Подобного Джереми просто не мог припомнить.

Он погладил нежную мягкость груди Мередит. От его прикосновения сразу же напрягся сосок. Девлин усмехнулся. Как восхитительно отвечала она ему даже во сне. Боже, какая неуемная страсть била в ней ключом, когда они занимались любовью! Внутри нее горел огонь, какого он никак не ожидал. Джереми считал, что для такого состояния потребуется много болезненого времени и уговоров, но она с жадностью побуждала его любить ее. Он наклонился, чтобы поцеловать грудь, рука опустилась ниже, к фонтану женственности. Неожиданно его пальцы нащупали комочки засохшей крови на внутренней стороне бедер, и Девлин на мгновение почувствовал сожаление о том, что причинил ей боль. «Следующий раз я возмещу тебе это», — мысленно пообещал он.

Поднявшись, Джереми прошел к умывальнику и смочил полотенце, затем вернулся к кровати и нежно обтер ей ноги, смывая запекшуюся кровь. Мередит открыла глаза, почувствовав прикосновение холодного материала.

— Что? Что случилось? — сонно поинтересовалась она.

— Извини, любимая, я смывал следы нашей первой близости с твоих ног. Больно?

— Нет, кажется, нет.

Она вспыхнула от интимного прикосновения, хотя прошедшей ночью ей пришлось испытать нечто более существенное. Прошедшая ночь! Есть от чего покраснеть. Как безумно она реагировала на его ласки, как быстро он соблазнил ее! Боже, да она же сама умоляла Джереми довести начатое до конца. Как унизительно!

— Хорошо…

Девлин поцеловал живот Мередит. Нежная кожа дернулась от прикосновения его губ. Он спустился ниже, и она торопливо отодвинулась. Усмешка тронула его губы.

— Слишком рано? Ладно.

Рот Джереми вернулся к ее груди, дразня соски до тех пор, пока они не разбухли. Он осыпал поцелуями тело жены, постепенно продвигаясь по боку и закончив на ягодице. Она слегка подпрыгнула, когда Девлин слегка закусил нежную кожу зубами. Руки обхватили ее мягкую плоть, слегка приподнимая и сжимая. — О, Мередит, — простонал он.

— Ты же не собираешься… — Она смущенно запнулась.

— Снова заняться любовью? — закончил Девлин за нее. — Да, если это, конечно, не причинит тебе боли.

— Неужели недостаточно прошедшей ночи?

— М-м-м, — пробормотал он, не переставая целовать ее. Наконец, оторвавшись, Джереми произнес:

— Никогда не достаточно! Убедись сама.

Он взял ее руку и поднес к своей взбунтовавшейся плоти.

— О! — только и смогла выдохнуть Мередит. Никогда в жизни не представляла она, что сможет дотронуться до… этого. Даже мысленно Мередит не могла назвать вещи своими именами. Тем не менее, ее пальцы совершенно естественно сомкнулись вокруг, и она, изумленная и восхищенная атласной гладкостью кожи, ощутила пульсирующую твердость. Плоть затрепетала в ее руке, и Мередит подпрыгнула от неожиданности.

— О!

— Это и все, что ты можешь сказать? — поддразнил Джереми.

Его губы покусывали нежный изгиб шеи. Она сжалась, борясь с предательским теплом, которое он пробуждал, но все-таки вздрогнула. Тихий стон вырвался из груди.

В тот же миг рот Девлина сомкнулся на ее губах. Мередит обнаружила, что руки бродят по его телу, касаясь поросли на груди, гладкой кожи бедер, твердого позвоночника в окружении твердых мускулов спины. Джереми издал какой-то нечленораздельный звук, и его губы прямо-таки обезумели на ее устах, язык ворвался в рот. Наконец, тяжело дыша, он оторвался.

— Коснись меня, Мередит.

— Что?

— Коснись меня… Помнишь, я говорил, что научу тебя доставлять мне удовольствие? Так вот, это твой первый урок. Мне хочется, чтобы ты изучила мое тело, узнала его, как свое собственное.

— Но где? И я не знаю, как.

— Просто делай то, что тебе нравится, дотрагивайся, где пожелаешь. Ты сама поймешь, что и как…

Мередит неуверенно продолжила свое исследование, массируя мускулы груди, скользя пальцами сквозь густые заросли волос, и даже прикоснулась к твердым пуговкам сосков. Ладони перебрались к рукам Девлина, открывая силу, таящуюся под кожей. Затем она провела по ногам, ощутив покалывание волосков, твердость костей и крепкую мускулатуру.

Внезапно его рука схватила Мередит за волосы и подтащила к себе для поцелуя, дикого и необузданного, который клеймил ее рот, как самую заветную территорию. Джереми приподнялся на локте и прижал Мередит к кровати. Ноги раздвинулись само собой, и он оказался между ними, чтобы вонзить свое горячее древко в ее мягкость. Она ахнула от сладостной чувственной красоты его вхождения, почти не заметив слабого всплеска боли.

Девлин начал двигаться внутри нее, но, в отличие от первого раза, более мягко и глубоко. Скоро голова Мередит стала непроизвольно метаться из стороны в сторону. Джереми врывался в нее, и она выгибалась навстречу, стремясь, чтобы он еще больше заполнил ее. Мередит хотела его всего. И чего-то большего. Она даже не знала, чего именно, но потребность была глубокой и сильной.

Но Девлин знал. Услышав ее всхлип отчаяния, он начал двигаться быстрее, унося с собой к новым мирам ослепляющего блаженства. Джереми буквально принуждал ее изгибаться все больше и больше, заставлял хватать ртом воздух и сжимать его спину, непроизвольно вонзаясь ногтями в кожу. Она произносила «Джереми…», почти умоляя о продолжении этого неистовства, и затем вдруг почувствовала взрыв глубоко внутри себя, в той части, которой теперь владел он. Глубокий трепет доставил волны наслаждения по всему телу, и Мередит резко вскрикнула. Никогда прежде не испытываемая радость пронзила Девлина: он преподнес ей дар величайшей красоты, и ее отзыв делал его счастливым. Он тоже достиг взрыва удовольствия, сделавшего мир темным и горячим.

Прошло немало времени, прежде чем они вернулись в реальный мир. Совершенно выдохшийся Джереми поцеловал Мередит в щеку и буквально скатился с нее. Она чуть не вскрикнула от разочарования: ей хотелось наслаждаться его тяжелым теплом и чувствовать расслабленность мужского тела. Но Девлин тут же притянул ее в свои объятия. Мередит счастливо уткнулась лицом в его грудь, ни о чем не думая, а лишь купаясь в море ощущений, которые несколько минут назад пронеслись через ее плоть.

Когда Мередит проснулась, Джереми брился перед зеркалом. Почувствовав ее пробуждение, он, улыбаясь, обернулся.

— Привет, соня, — поддразнил Девлин. — Я тебя измотал?

Она вспыхнула от такого намека и удивилась, почему он не пошел бриться в свою комнату. Встать при нем? Начать одеваться? Хотя ночью он и видел ее обнаженное тело и полностью владел им, Мередит все-таки стеснялась Джереми при полном свете дня и разума.

Когда она не поднялась из постели, Девлин напомнил ей:

— Тебе лучше пошевелиться, девочка моя. Мы уезжаем в Чарлстон. Или ты забыла о нашем свадебном путешествии?

Мередит откашлялась и растерянно промямлила:

— Э… Нет, конечно. Но… Но ты еще здесь и…

— Что ты имеешь в виду, Мередит? — Он озадаченно нахмурился.

— Ну, я же… На мне… нет одежды, — закончила она фразу слабым голосом.

Джереми разразился смехом:

— С чего вдруг такая скромность? Ночью я видел тебя совершенно голой. И, в случае, если до тебя еще не дошло, я намерен видеть тебя в таком виде как можно чаще.

Он повернулся обратно к зеркалу, весело покачивая своей золотистой головой.

Его насмешливость заставила Мередит почувствовать себя глупым ребенком, поэтому она не стала задавать вопросов, которые так мучили ее. Будет ли он продолжать их любовные занятия? Неужели это будет не одна только брачная ночь? Неужели Джереми не покончил с местью? И что это за наказание, которое доставляет ей такое наслаждение?

Она рассматривала спину Джереми и его отражение в зеркале. Ей явно не хватало духу предстать перед ним обнаженной сейчас. Другое дело — прошедшая ночь, когда горячий взор Девлина пожирал ее, и позднее, когда страсть унесла в бескрайние просторы океана наслаждения. Тогда тело, кажется, не отталкивало его, но сейчас, увидев ее обнаженной при свете дня вместо мягкого сияния свечей, он наверняка почувствует отвращение. Слезы подступили к глазам от столь отчаянного положения.

Джереми закончил бритье и умыл лицо водой, убирая остатки мыльной пены. Он снова повернулся к ней.

— Мередит, вставай.

Девлин набросил на себя батистовую рубашку без пуговиц. Ее глаза невольно метнулись к вырезу, где поверх ткани вились рыже-золотистые волосы. Он подошел к кровати, где Мередит притаилась под одеялом, и звучно шлепнул ее по заду. Сила шлепка оказалась сглажена толстым покрывалом, но от подобной фамильярности она так резко села, что ее покровы соскользнули вниз, обнажая грудь.

— Как ты смеешь! — возмущенно воскликнула Мередит и замолкла, заметив, что его взгляд не может оторваться от ее вызывающе торчащих сосков. Глаза Джереми потемнели, веки отяжелели. Она поспешно схватила одеяло и попыталась натянуть его на себя, но он оказался проворнее и сильнее. Девлин отбросил тяжелый покров к изножию кровати.

— О, нет, пожалуйста, — простонала Мередит и закрыла глаза от страха.

— Никакого ужасного превращения не произошло, — весело произнес он. — Ты выглядишь так же, как и ночью. Поднимайся, девочка, или… Или ты не в состоянии ходить после моих атак?

Мередит стиснула зубы, открыла глаза и бросила на него гневный взгляд, подумав: «Его так и распирает от самодовольства».

— Мне следовало знать, — презрительно процедила она, — что одна «атака» похожа на другую, и все они одинаково неприятны.

Лицо Девлина напряглось.

— Мне жаль, если прошедшая ночь показалась тебе неприятной.

— Это ты неприятен мне! — исправила его Мередит, выбираясь из постели. Она подняла халат и торопливо набросила на себя. — Не могу постичь, отчего мужчины так гордятся тем, что причиняют женщине боль и унижение.

— Унижение?! — воскликнул он. — Ночью ты, кажется, не находила это таким невыносимым? Бог ты мой, женщина, я едва не убил себя, пытаясь все сделать для тебя легким и приятным. А я ведь так сильно хотел тебя! Сдерживать себя в такой момент… Но я продвигался медленно и разжигал в тебе желание, чтобы мое вторжение не сделало больно. А теперь ты обвиняешь меня, будто я горжусь тем, что причинил боль!

Мередит упрямо выпятила подбородок. Джереми прав. Он действительно действовал медленно. Она видела, чего ему это стоило, как вздувались мышцы и напрягалось лицо, когда Девлин ждал ее, лаская и целуя. Нет, не любовь Джереми злила Мередит, а его беззаботное поддразнивание, грубоватое слово, которым он назвал то, что они делали, превращающее все во что-то низменное и обыденное. Впрочем, для него это так и есть. Вот это-то и обижало больше всего на свете. Для нее происшедшее казалось таким возвышенным, а его подшучивания заставляли кипеть от унижения я обиды. Вдобавок к стыду, что он видит ее обнаженное несуразное тело, все эти шуточки переполнили чашу терпения. Поэтому-то Мередит и набросилась на Джереми при первой же возможности.

Девлин вздохнул и пробежал ладонью по волосам. Он проснулся утром в приподнятом настроении, с нетерпением желая провести день с Мередит и еще более — предстоящую ночь. Джереми ожидал, что теперь между ними установятся непринужденные отношения, тепло, порожденное их любовными утехами. Вместо этого Мередит оказалась холодна и не желала даже позволить ему взглянуть на ее тело. Словно они чужие! По том она зло сказала, что их любовь — это только боль и унижение. Его охватило сильнейшее желание перебросить Мередит через колено и хорошенько отшлепать, как негодную девчонку, чтобы прикоснуться к ее голой круглой попке. Но, начав со шлепка, он закончит тем, что станет любить ее, а этого сейчас делать не стоит: ведь она заявила, что ей неприятно.

Поэтому Джереми развернулся и зашагал к двери, оглянувшись через плечо, чтобы метнуть последний снаряд.

— Я очень надеялся на прошедшую ночь, которая, по идее, должна была бы смягчить твой характер, но вижу, что ты такая же колючая и сварливая, как и остальные дни до этого. Ты заставляешь меня сомневаться, стоило ли добиваться свободы, чтобы терпеть твой ядовитый язык. — Он немного помолчал. — Я подожду тебя внизу, раз мое присутствие так неприятно тебе.

Джереми хлопнул дверью. Мередит охватила расческу и запустила ее вслед за ним. Она ударилась о стену со стуком, который не принес никакого удовлетворения ее неистовой душе. Ей бы хотелось разбить что-нибудь о его надменную противную голову. Кто он такой, чтобы говорить о мягкости ее характера?! И как этот человек посмел назвать ее сварливой и ядовитой?! О-о-о! Мередит закрыла руками лицо и ударилась в слезы, выплескивая все эмоциональное напряжение последних дней.

Наконец она собралась с силами и немного успокоилась. Мередит поплескала на лицо водой, затем умылась и оделась а дорожную одежду, не прибегая к помощи Бетси: она не смогла бы вынести улыбок и понимающих взглядов служанки.

После этого Мередит стянула густые волосы в тугой узел на затылке и поглядела на в зеркало. Выглядела она вполне сносно, не считая покрасневшего лица. Ну почему бы ей не относиться к тому типу женщин, что даже плачут с изяществом, выпуская огромные кристально-чистые слезинки, а закончив рыдать, выглядят совершенно спокойными и белолицыми?

Бетси упаковала ее вещи еще накануне, поэтому, одевшись, Мередит, нахмурив брови, отправилась вниз. Время завтрака пока не настало, и, к счастью, никто из гостей, оставшихся ночевать, не вышел из своих комнат. Лидия ждала в общей зале, чтобы чмокнуть Мередит в щеку и пожелать счастливого пути. Она взглянула в лицо своей подруги, и надежда в ее глазах померкла при виде недавнего потока влез. Лидия закусила губу, но ничего не сказала по поводу покрасневших глаз Мередит.

— Дэниэл слишком устал после вчерашнего вечера, чтобы проводить вас.

— Я знаю. Ничего, — заверила ее Мередит. — Если что-то случится, немедленно пришли за мной. Мы пробудем в Чарлстоне всего несколько дней, но я могу вернуться домой и пораньше.

Лидия покачала головой.

— Уверена, такой необходимости не возникнет. Но если что, я сразу дам тебе знать, обещаю.

— Хорошо, — медленно произнесла Мередит и оглянулась. — Ты… э… не видела Джереми?

— Да, он уже попрощался и ждет тебя на пристани.

Мередит принялась гадать, как выглядело их прощание. Без сомнения, после сцены наверху он вел себя вдвое нежнее со своей любовницей. Щеки загорелись. О, Боже, теперь она точно знала, что Девлин делал с Лидией, и от этого ей стало еще хуже. Как мог он делить подобную нежную интимность с любой женщиной? Она не могла даже представить, чтобы пойти в постель с другим мужчиной. Мередит резко остановилась. Боже правый, о чем она думает? Что не может вообразить, как бы вышла замуж за кого-то другого? Даже за кузена Галена? Нет, разумеется, это совсем не так.

Мередит попыталась нарисовать картину прошлой ночи, но только с кузеном. Нет, все выглядело бы по-иному. Гален не обладает непринужденным мастерством Джереми, даже если бы в его сердце жило побольше любви. Их любовные игры происходили бы более спокойно и… благородно. Мередит закусила губу. Она не могла обманывать себя и вынуждена была признать, что ни за что бы не предпочла спокойствие и благородство при таком занятии. А теперь, когда Джереми познал ее тело, Мередит вообще сомневалась, что когда-нибудь позволила бы кому-то другому прикоснуться к ней, даже если бы овдовела и имела возможность выйти за Галена.

Погрузившись в глубокое раздумье, она машинально позволила лакею помочь ей набросить на голову капюшон, сунула руки в теплые кожаные перчатки и взяла маску для лица, предложенную слугой в качестве защиты от солнечных лучей. Мередит считала, хватит для этого и зонтика, но все-таки взяла ее, потому что лакей ждал этого.

Она вышла из дома и в одиночестве зашагала к деревянной пристани. Судно, курсирующее до Чарлстона, уже ждало, и Джереми стоял на палубе, беседуя с капитаном. Он вежливо помог ей подняться по трапу, хотя Мередит нисколько не сомневалась, что Девлин предпочел бы отвернуться и игнорировать ее.

Судно оказалось загружено совсем незначительно, поэтому места оставалось достаточно. Во время всего плавания Мередит чопорно сидела на предложенном стуле, раскрыв зонтик. Было довольно холодно от ветра, дующего с реки; даже теплая одежда мало помогала согреться. Приближалось Рождество, и дни стали почти морозными. Однако они не казались такими ледяными, как отношения, возникшие между Мередит и мужем. Она подумала о долгих годах, простирающихся впереди. Это будет, без сомнения, тяжелая жизнь, если муж на самом деле возненавидит ее. Мередит не знала, каким образом попытаться сократить эту пропасть между ними. Да и стоят ли?

Нет, их брак слишком необычен. Он не основан ни на любви, ни даже на привязанности или симпатии. Нет ни доверяя, ни уступчивости, ни дружбы. Это сделка, деловое соглашение, вопрос платы Дэниэла Джереми и ее — Девлину. Их жизнь никогда не будет спокойной или нормальной.

Джереми на протяжении всего путешествия оставался на противоположном краю судна и сердито хмурился. «Она упрямая и холодная ведьма, — думал он. — Я больше никогда не найду в ней удовольствия. Меня грубо отвергли! Мередит запятнала всю красоту прошедшей ночи».

Задумайся Девлин над этим более глубоко, он бы удивился, как сильно задели его ее слова, обиднейшие слова. Но Джереми продолжал злиться и не мог мыслить здраво. Вместо тщательного анализа сложившейся ситуации он поклялся продать плантацию и уехать, как только умрет Дэниэл. «Это единственно разумный план, — мелькнуло в его голове. — Иначе Мередит доведет меня до убийства, если я останусь с ней на всю жизнь».

Как только судно причалило, они отправились в популярную чарлстонскую таверну и гостиницу со странным названием «Бык и Вепрь». Чернокожий работник с пристани шел следом за ними с чемоданами, в то время как Мередит и Девлин маршировали к постоялому двору в ледяном молчании.

Лишь только они вошли в таверну, к ним навстречу поспешил хозяин, кивая и любезно улыбаясь. Хотя большинство подобных заведений в колониях представляли собой простенькие грязные помещения, где спали в общей длинной пристройке и ели сомнительную пищу, такие большие города, как Чарлстон, обычно могли похвастаться одной или двумя прекрасными гостиницами. «Бык и вепрь» входил в число подобных. Это было аккуратное кирпичное здание неподалеку от причала, чтобы привлекать путешественников, но в то же время достаточно далеко, чтобы держаться в стороне от моряков и прочего сброда. Таверна щеголяла приятной общей комнатой и двумя маленькими отдельными столовыми. Наверху размещались отдельные номера, сдаваемые приезжему люду. Хотя мебель в них не выглядела изысканной, кровати стояли уютные, и все содержалось в состоянии сияющей чистоты.

Хозяин, узнав знать по одежде, обрадовался и сразу же повел своих гостей в лучшую, имеющуюся в наличии, комнату. Мередит разочаровалась, что не будет возможности спать отдельно от мужа. Гостиница оказалась заполнена до отказа, и им еще повезло с помещением.

Когда хозяин с поклоном удалился, Джереми с ледяной вежливостью повернулся к Мередит.

— Я иду вниз поесть. Проголодался после путешествия. Не желаешь присоединиться ко мне?

Она поняла, что он надеется на отказ.

— Нет, я бы предпочла поднос с едой в свою комнату, — ответила Мередит таким же отчужденным тоном. — Если ты будешь столь любезен, чтобы сказать там…

— Конечно.

Девлин надменно поклонился и вышел. Ей захотелось броситься на кровать и еще раз вдоволь наплакаться, но сила воли позволила отказаться от такого невеселого занятия. Нельзя продолжать давать выход истерикам.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Мередит распаковала одежду и повесила свои платья, чтобы они разгладились, хотя она очень сомневалась в этом. Скорее всего, придется доверить утюжку своих нарядов одной из гостиничных служанок — всегда крайне ненадежное дело с незнакомой прислугой.

Девлин в сердцах спустился вниз и вошел в общую комнату, где заказал себе большую кружку пива. Потягивая пенящуюся жидкость, он небрежно разглядывал объявления, развешанные на стенах. Там уведомлялось о продажах, говорилось о сбежавших рабах и наемных слугах и наградах за их поимку; висело расписание отплытия кораблей в Вест-Индию и Англию и одно, написанное крупным почерком, предложение купить хорошую землю на территории побережья.

Глаза Джереми сузились. Не заметь он объявлений, то, возможно, он ничего бы и не предпринял в отношении своего принятого в раздражении решения продать «Мшистую заводь». Девлин чувствовал себя несправедливо обиженным и ужасно злился на свою упрямую жену. Более того, он понимал, как глупо отступать от своего первоначального замысла о продаже плантации. Она ничего для него не значила. Да и Мередит Уитни тоже. Джереми взглянул на имя внизу бумаги: Джон Эмерсон, эсквайр. «Нужно позвать хозяина», — мелькнуло в сознании разозленного Девлина.

— Да, сэр. Чем могу служить?

— Пожалуйста, велите отнести поднос с едой моей жене. Она утомлена поездкой и не желает обедать внизу.

— Конечно, сэр.

— Кстати, не могли бы вы сказать мне, где найти этого Джона Эмерсона? — Он указал на бюллетень.

— О, да. Он земельный агент, занимается покупкой и продажей участков в округе. Прямолинейный и честный человек. Его контора размещается в коричневом здании рядом с рынком.

Внутри все мгновенно сжалось. Джереми очень хорошо помнил рынок.

Поблагодарив хозяина, он расплатился за пиво и вышел на улицу. Поманив одного из стоявших поблизости мальчишек, которые слонялись перед гостиницей в надежде заработать несколько монет, бегая по поручениям жильцов, Девлин попросил проводить к рынку.

Место для торговли располагалось почти рядом, поскольку тоже находилось в районе пристани. Джереми сразу же увидел коричневое здание, о котором говорил хозяин таверны. Он дал своему провожатому монетку, и мальчишка убежал, счастливый и довольный. Девлин немного постоял, оглядывая пустое возвышение, где когда-то пришлось стоять перед толпой. От одного лишь вида этого «эшафота» его начало прямо-таки тошнить от унижения. «Скорее бы убраться с сей дикой земли», — подумал он.

Хотя уже надвигались сумерки, мистер Эмерсон находился еще в своей конторе на втором этаже. Дородный мужчина с круглым, улыбчивым лицом, он выглядел наивным и веселым, почти глупым простаком. Но несколько минут разговора обнаружили в нем человека мудрого и деловитого.

— Как я понимаю, вы интересуетесь хорошей землей? — начал Джереми.

— Вообще-то, да. Входите и садитесь. У вас есть что продать?

— Скоро будет. Довольно крупная плантация.

— Целая плантация? — Брови Эмерсона недоверчиво доползли вверх. — Она убыточная?

— Нет, совсем наоборот, уверяю вас. Я получил ее в качестве приданого жены, но планирую вернуться в Англию. Этот климат мне не подходит..

— Понимаю.

Эмерсон придвинул к себе длинный лист бумаги и стал делать на нем пером почти неразборчивые записи, подробно расспрашивая Девлина. Ведя отчеты плантации в течение последних нескольких месяцев, Джереми мог без запинки перечислить цифры доходов «Мшистой заводи» равно как и ее размер, местонахождение и количество рабов, работающих на ней.

— Значит, вы захотите продать и негров? С землей или индивидуально, через невольничьего агента?

Девлин как-то не задумывался над этим аспектом.

— Э… Я не знаю… Полагаю, с землей.

Ему вообще претила мысль об их продаже каким бы то ни было образом. Неужели нет другого пути управления плантацией? Сам он пережил глубочайший позор, будучи проданным, словно вещь, поэтому ему очень неприятно подвергать такому же унижению иного человека.

Эмерсон заметил, что, судя по цифрам, это прекрасная собственность, однако его тон выражал подозрение относительно правдивости данных. Джереми вскинул брови, подражая своему дяде, в самой надменной манере.

— Я свяжусь с вами попозже при помощи письма… Естественно, после того, как буду уверен насчет продажи земли, — сообщил Девлин и поднялся. Эмерсон проводил его до двери и стоял там еще несколько минут после ухода посетителя, уставившись в стену ничего не видящим взором. Если этот заносчивый малый говорит правду, ему не составляет труда продать плантацию. Может быть, он как-нибудь совершит небольшое путешествие по реке и лично осмотрит «Мшистую заводь» , дабы убедиться, действительно ли она — такое сокровище или же все — просто вранье.

Мередит спала, когда Девлин наконец-то вернулся в их номер. Он задержался в таверне внизу, чтобы поужинать и выпить еще несколько кружек пива. На какое-то мгновение у него даже появилась желание переспать с прислуживающей девчушкой. Она выглядела довольно мило, и он, разумеется, вовсе не обязан блюсти верность своей жене после того, как она оскорбила его и умалила мастерство и предупредительность. Но даже воспоминание о презрении Мередит сразу же уничтожило то малое влечение, которое возникло к служанке. Джереми с отвращением поставил на стол последнюю кружку и отправился наверх. Войдя в номер, он с остервенением захлопнул дверь, но даже этот грохот не разбудил Мередит.

Девлин метнул раздраженный взгляд на ее неподвижное тело. Как она может так легко спать? Значит, чувственности у нее не больше, чем у придорожного камня, а он… Он просто комок нервов.

Девлин снял одежду и повесил ее на спинку кровати, затем забрался в постель рядом с ней, задув коротенькую свечу, которая освещала его путь наверх. Единственный свет исходил от незашторенного окна: через него лунные блики ловились на пол и ложе. Мередит во сне придвинулась к Джереми, и одеяло соскользнуло с ее руки, обнажая мягкую округлость плеча. Ко сну она надела еще одну рубашку, сшитую Лидией, поскольку Бетси не упаковала других. Эта была бледно-голубой и имела значительный вырез, открывающий большую часть груди.

Джереми сглотнул, в паху зажегся знакомый огонь. Он сдвинул одеяло ниже и позволил глазам беспрепятственно изучать ее. Полупрозрачная ткань мало что оставляла воображению. Грудь почти выпадала яз глубокого выреза, а темные кружки сосков явственно проступали и буквально бросались ему в глаза. Девлин взглянул на ноги. Во сне сорочка задралась, обнажая длинную икру, колено и бедро. Во рту у него неожиданно пересохло, и он не смог удержаться, чтобы не пробежать пальцем по ее боку. Она слегка встрепенулась, но не проснулась.

«О, я дурак», — с горечью подумал Джереми. Утром Мередит, возможно, напомнит ему, как мало удовольствия он ей дает. Но сейчас Девлин не мог размышлять ни о чем, кроме своего нарождающегося желания. Он вспомнил ее тихие стоны беспомощного наслаждения и вскрик при достижении вершины блаженства. Ей было хорошо. Джереми верил в это. Реакция Мередит не могла быть поддельной. Кроме того, если она не испытывает к нему никаких нежных чувств, зачем ей пытаться изображать удовольствие, которого не чувствуешь?

Сдвинув вниз бретельку рубашки, Девлин коснулся ее плеча губами. Одна грудь освободилась из полупрозрачного плена, образовав зовущий холмик с соблазнительной розовой вершиной. Кровь застучала в висках так, что он уже потерял способность думать. Джереми хотел ее. О, Боже, как он ее хотел! Мередит — жена… У него все права, и ему нужно заняться с ней любовью… Девлин на наклонился, чтобы поцеловать сосок. Рот открылся шире, вбирая его внутрь, и язык начал свое обжигающее кружение. Она захочет его! Господи, он заставит Мередит возжелать соединения с ним!

А она дрейфовала от пробуждения к приятнейшим ощущениям. Что-то ласкало ее грудь, и Мередит легонько застонала от удовольствия. Чувства и тело скорее, чем мозг, осознали, что это Джереми решил доставить ей наслаждение. Ее руки инстинктивно погрузились в его густые волосы, кончиками пальцев массируя кожу.

— Джереми, — выдохнула она и потерлась щекой о макушку Девлина. Затем Мередит окончательно проснулась и резко убрала руки. — Джереми, что ты делаешь!

Он приподнял голову, глядя на нее из-под отяжелевших от желания век.

— А как ты думаешь? — прошептал Девлин.

— Я полагала, что после сегодняшнего тебе не придет в голову повторить свое представление!

Джереми облизал губы, силясь сдержать раздражение, и постарался выдавить слабую улыбку. Кивнув на ее обнаженную грудь, он заметил:

— А этот фасон тебе идет.

Мередит опустила глаза и ахнула, увидев, что плечико рубашки соскользнуло с руки, обнажив одну совершенную округлость. Она было начала поправлять сорочку, но Девлин остановил ее руку.

— Почему ты борешься с этим? Ты же знаешь, что хочешь заняться любовью не менее меня.

— Неправда, — запротестовала Мередит прерывающимся голосом. — Ох, Джереми, ну почему ты должен унижать меня?

~ Унижать?! — взорвался он. — Так вот что моя любовь значит для тебя! Вначале ты говоришь боли и оскорблении, потом информируешь меня, что я такой же, как все остальные мужчины… А теперь ты заявляешь: спать со мной — унижение Почему? Потому что я ублюдок? Слуга? Да? Или прикосновение любого мужчины унизительно? Или никто из нашего брата не настолько хорош, как твой «дорогой кузен»? — В его голосе явно звучали нотки сарказма.

— У меня нет сравнений! — выпалила она. — Ты же знаешь, я никогда не была с другими!

— Да, я знаю об этом очень хорошо. Тогда, должно быть, это именно моя милость так крайне отвратительна. Скажи мне, если все обстоит таким образом, что это за стоны раздавались прошлой ночью? Кто исцарапал мне всю спину?

— О-о-о, — простонала Мередит и уткнулась лицом в подушку. — Я ненавижу тебя! — крикнула она приглушенным голосом.

— Почему? Потому что отвечаешь мне?

— Я не отвечаю! — отчаянно солгала Мередит.,

— Черта с два не отвечаешь!

Его слова прозвучали низко и хрипло. Пальцы вонзились в ее руки и развернули Мередит лицом к нему. Не дав ей возможности запротестовать, Девлин впился ртом в губы жены. Против воли они раскрылись, и языки сошлись в поединке наслаждения. Его поцелуй буквально высасывал из нее всю силу воли. Наконец Джереми оставил губы, чтобы подразнить мочки ушей и обвести их контуры. Он стащил рубашку с ее тела, следуя за полупрозрачной тканью своим искусным ртом. Мередит погрузилась и затерялась в горячем тумане, провалилась за пределы сознания. Она сознавала лишь его кожу на себе, его горячий язык, исследующий каждую клеточку ее тела. Мередит извивалась и хватала Девлина за плечи, содрогаясь от неукротимого желания.

Джереми понимал ее потребность, но еще не был готов удовлетворить Мередит, Он продолжал ласкать и мучить, слегка касаясь горячей спазмы ее страстей, лаская твердый бутон наслаждения до тех пор, пока она не вскрикнула, простонав его имя и не взорвалась в приступе блаженства. Но и этого ему показалось мало. Его рот двинулся ниже, вкушая нектар, сладчайший нектар, ее любви, легко воскрешая колотящийся голод, который только что удовлетворили пальцы.

— Нет, — простонала она. — О, нет.

— О, да, — хрипло прошептал Девлин, подстегивая Мередит к безумству желаний своим проворным языком.

Она извивалась под ним, вонзаясь ногтями в его плечи.

— Пожалуйста, Джереми, пожалуйста…

Он лег между ног Мередит, дразня ее врата нежным и упругим кончиком плоти.

— Скажи, что хочешь меня, — прорычал Девлин. — Скажи!

— Да, — выдохнула она. — Да, я хочу тебя. О, Джереми, как я хочу тебя! Пожалуйста, люби меня, пожалуйста!

Девлин медленно погрузился в ее атласные глубины, и вздох наслаждения сорвался с ее губ. Он почти устранился, а затем вновь с силой ворвался, не в силах сдерживать себя. Ее слова расплавили его, рассылая горячие токи по всему телу. Словно неистовый ураган, налетал Девлин на Мередит, изливая всю свою накопившуюся страсть, злость и обиду в податливое лоно.

— Мередит, Мередит…

Они безумствовали в раскаленном добела пламени страсти, их обнаженные тела сплелись. Казалось, что между ними не существует даже кожи: они стали единым трепещущим существом, плавящимся в огне желания.

Медленно, очень медленно, Мередит и Джереми расслабились, возвращаясь разумом и чувствами с далеких звезд и снова превращаясь в двух влюбленных существ.

Девлин откинулся на подушку, остывая в прохладе ночи. Казалось, требовалось значительное усилие, чтобы дышать. Он протянул руку, взял ладонь Мередит и поднес к губам. Сотни комплиментов, которые Джереми хотел бы выразить сейчас, вертелись у него в голове, но не хватало сил произнести хоть слово. Так и лежали они бок о бок в состоянии блаженства, соприкасаясь лишь руками. На какой-то миг Девлин и Мередит оказались так близки, что большего и не требовалось.

Их души оставались едины.

ГЛАВА 18

Мередит медленно просыпалась, потягиваясь, словно сытая кошка. Неожиданно в ее сознание ворвались воспоминания о прошедшей ночи, и она покраснела, натянув одеяло до самого кончика носа. «О, Боже, я вела себя как распутница! — мелькнуло в ее голове. — Как же теперь смотреть в лицо Джереми?! Он знает обо мне все и полностью властвует над моей душой…»

Теперь Мередит понимала, что имел в виду Девлин, говоря о мести: он может вертеть ею, как захочет, используя желание к нему. Как Джереми, должно быть, смеялся про себя! Слезы подступили к глазам, и Мередит отвернулась от мужа, лежащего рядом. Мало того, что она некрасива и не смогла привлечь супруга, не заплатив ему, но вдобавок еще и отдалась ему без остатка, обнажила все свои чувства и желания! Девлин должен презирать ее, И все же он будет продолжать спать с нею, чтобы постоянно доказывать свое господство — и нельзя сказать категоричное «нет».

Мозолистые пальцы пробежали по ее позвоночнику, и Мередит, повернувшись, увидела расслабленное и улыбающееся лицо Джереми. — Доброе утро, любовь моя.

Она покраснела и отвернулась.

— Доброе утро, — наконец смогла пробормотать Мередит.

Девлин нахмурился. «Не собирается же она снова начать вчерашнюю идиотскую ссору», — мелькнуло в голове. Он легонько укусил ее за шею.

— Ты выглядишь чудесно. Любовные занятия явно идут тебе на пользу.

— Не надо. — Голос Мередит звучал тихо, в нем явно поселились нотки внутреннего мучения и растерянности. — Не насмехайся надо мной.

— Не насмехаться над тобой? — удивленно переспросил он. — О чем ты говоришь?

— Я знаю, какой смешной должна казаться тебе.

— Смешной?! Моя милая девочка, действие, которое ты оказываешь на меня, можно назвать как угодно, но только не смешным.

Одной рукой он перевернул ее на спину и заглянул в глаза. Когда Мередит повернула голову на бок, Джереми схватил ее за подбородок и заставил лежать неподвижно.

— Посмотри на меня. Я хочу знать, что еще за вздор поселился в твоей хорошенькой головке. Очевидно, ты во власти какой-то безумно глупой идеи, которая заставляет тебя отвергать днем все, что тело обнаруживает ночью. Почему? Зачем ты вчера делала все возможное, чтобы создать между нами пропасть? Ты специально так больно ранишь меня? Не желаешь моей близости? Не хочешь, чтобы я прикасался к твоему нежному телу?

— Больно ранить? — Мередит растерянно захлопала ресницами. — А что я такого сказала?

— А ты считаешь, сказать мужчине, что он не отличается от любого другого в постели, не больно для него? Или ты думаешь, ему не смертельно обидно услышать, что он радовался твоей боли, когда ему изо всех сил приходилось сдерживать себя, чтобы сделать это для тебя приятным? Мередит нахмурилась.

— Я никогда не думала… Правда, мне не хотелось обидеть тебя. Но ты оказался так противно доволен собой, когда мне было стыдно…

— Ну, разумеется, доволен. А почему бы и не показать этого? Мне стало действительно хорошо впервые за долгое время. Ты бы предпочла, чтобы я сделал вид, что недоволен тобой?

— Ну нет, конечно, нет. Джереми, ты просто искажаешь смысл моих слов.

— Нет, позволь… Это твоя голова все переворачивает вверх тормашками. Почему ты почувствовала стыд?

— Ну, ты так говорил обо всем… «Атака»… Словно мы на войне — и ты победил. Будто я не человек, а какой-то бездушный трофей.

Джереми несколько минут молча рассматривал ее, а потом произнес:

— Хорошо. Я прошу прощения за свои слова. Возможно, я вел себя слишком грубо для женщины, пережившей первую брачную ночь. Но мне — поверь — совсем не хотелось, чтобы ты почувствовала себя униженной и… и дешевой. Ведь я очень ценю тебя. — Он улыбнулся. — Бог мой, как я ценю тебя!

— Как ты можешь, Джереми?! — тихо возмутилась она. — Что можно найти ценного в такой уродливой верзиле, как я? — Внезапно слезы потоком хлынули из ее глаз, и она закрыла лицо руками. — О, Боже, я теперь еще и плачу перед тобой. Какое отвращение, должно быть, вызывает у тебя мой дурацкий вид…

— Мередит! — Его руки быстро обняли ее. — Ты не вызываешь у меня ни тени подобных чувств. Отчаяния — да, потому что ты говоришь самые странные слова из всех, которые я когда-либо слышал. Но отвращения нет, поверь.

— Как это возможно? Я так ужасно полна… полна желания… — Джереми даже рот приоткрыл, моментально онемев. — Это так глупо для дурнушки — вожделеть к мужчине, когда ее никто не желает. Это стыдно, так стыдно…

Девлин облизал губы, мгновенно узрев годы обиды и мучительной застенчивости, лежащие за словами Мередит. Сочувствие затопило его душу. Обняв жену еще крепче, он осыпал поцелуями ее волосы и шею. Джереми не мог целовать лица, потому что Мередит спрятала его у него на груди в очередном приступе стыдливости.

— Ты действительно думаешь, — прошептал он ей на ухо, — что происшедшее ночью оставило меня равнодушным? Знаешь ли, ты ведь не единственная испытывала вожделение… Я был пульсирующим безумным древком, подгоняемым чистейшим желанием поскорее найти свой колчан… Ты говоришь, ни один мужчина не хочет тебя? А я вот отчаянно хотел и хочу тебя. Ты сказала мне, что я не мужчина… По этому поводу готов поспорить.

Мередит сквозь слезы издала тихий смешок.

— Нет, я не утверждаю и давно знаю — ты настоящий мужчина. — Она помолчала, затем неуверенно, с трепещущей в голосе надеждой поинтересовалась:

— Ты правда хотел меня?

— Конечно! Бог ты мой, ты еще спрашиваешь! Мередит, я скажу тебе кое-что совершенно откровенно… Никогда не думал, что скажу когда-нибудь такое женщине… Прошлой ночью, когда мы занимались любовью, я достиг места, где мне вообще не приходилось бывать. Я пережил ощущения, которые просто не поддаются описанию. Мне так хотелось тебя… Я томился до тех пор, пока едва не умер от желания. Кстати, ты знаешь, когда мне впервые захотелось обладать тобой? — Она покачала головой в безмолвном недоумении. — В тот день, когда судно везло нас на «Мшистую заводь». За день до этого твой отчим купил меня на рынке. Я сидел и смотрел на тебя, мечтая о том, как затащить тебя к себе в постель…

Его слова так поразили Мередит, что она резко отстранилась, чтобы взглянуть на него.

— Серьезно? А мне казалось, ты ненавидишь меня — твои взгляды были такими свирепыми…

Он коротко рассмеялся.

— Ну, ты определенно поставила меня на место. А я-то думал, что стреляю в тебя провокационными и горячими стрелами желания.

Мередит захихикала, стирая слезы со щек.

— Возможно, они и являлись таковыми… Но я была слишком неопытна, чтобы разобраться.

Подвинувшись на кровати, она подтянула колени к подбородку и, обхватив руками ноги, погрузилась в раздумья. Джереми любовался ее обнаженным телом, хотя такая поза успешно скрывала все, что ему больше всего хотелось бы видеть. Опершись на локоть, он ждал, чем еще огорошит его Мередит. Наконец она продолжила, отведя глаза в сторону:

— Но почему? Я имею в виду, у меня такие длинные ноги и столь нескладное тело… Я совсем непривлекательна.

— Позволь мне судить об этом, хорошо? Я, как тебе известно, чуть получше разбираюсь в таких вещах. — Он провел рукой вдоль перевернутой V, которую образовывали ее ноги. — Твои ноги действительно длинные, но совсем не отталкивающие. Скорее, наоборот. Они стройные и красивые, вызывающие у мужчины желание пробежать пальцами по всей их длине вверх до тех пор, пока он не достигнет твоего сокровища… У тебя прекрасные ноги… А что касается твоего тела… Ты статная, любовь моя, а вовсе не нескладная. — Его рука прокралась между бедер, принялась ласкать, и Мередит невольно расслабилась и, вытянувшись, легла на спину. Он обхватил ладонью один холм с розовой вершиной. — Твои груди совершенны, их хочется касаться, их хочется целовать. — Девлин склонился и коснулся губами каждого соска. — О, Мередит, твое тело чудесно… Нет, если я дальше продолжу это восхваление, то мы уж точно не пойдем вниз завтракать.

Мередит дразняще улыбнулась, что совсем не походило на нее.

— А завтрак так важен? Девлин застонал.

— О, моя милая, прелестная соблазнительница… — Его рот сомкнулся на ее губах, и вскоре они затерялись в океане любви.

Много позже, когда Мередит и Джереми спустились с высот, кажущихся теперь невозможными, они лежали вместе в удивительной близости. Он лениво водил вдоль ее руки ногтем большого пальца. Наконец Девлин заметил:

— Я тут подумал, как нам провести время в Чарлстоне…

— Что ты имеешь в виду? Мне казалось, сегодня мы идем в театр. — В голосе Мередит звучало явное разочарование.

— Конечно, идем. Но у нас впереди целый день, и хотя крайне соблазнительно думать о времени до вечера рядом с тобой в постели, мне бы хотелось сделать кое-что важное.

— О, — вяло отозвалась она. — И что же?

— Свести тебя к портнихе.

— Что? Зачем? У меня полно нарядов.

— Но нет ничего такого, что устраивало бы Я думал о сказанном тобой сегодня… Мередит, у тебя очень неверное представление о себе. По какой-то мне непонятной причине ты считаешь себя некрасивой…

— По какой-то причине! — перебила она мужа. — Ты же прекрасно знаешь, что так оно и есть!

— Нет, не так. Правда, никто не видел твоего обнаженного тела, которое является твоей наиболее прекрасной стороной… Я счастлив, что только мне принадлежит право лицезреть твое великолепие. Но ты не извлекаешь выгоды из своих других достоинств, почему-то стараешься выглядеть как можно неприметнее…

— Если бы ты был высоким и неуклюжим, то поступал точно так же! — горячо парировала Мередит.

— Гм… А ты не замечаешь, моя дорогая, что я даже немножко выше тебя? Однако не прячусь от людей и не сутулюсь, пытаясь скрыть сей факт.

— Ты же великолепен! Зачем тебе прятаться?! — выпалила она, потом покраснела. — То есть мне хотелось сказать… Ну, ты… красив. И наверняка знаешь об этом. Кроме того, ты мужчина. Когда мужчина высок, считается привлекательным.

— Послушай, ты ростом почти шесть футов. Нет. никакого способа изменить или скрыть сей факт, если только не хочешь подрезать ноги, чего лично я не рекомендую.

Мередит не могла не улыбнуться.

— А что же ты рекомендуешь?

— Поскольку ты не можешь слиться со стеной, — и не пытайся — делай противоположное. Одевайся модно и со вкусом, покупай красивую одежду, которая идет тебе, гармонирует с цветом твоего лица и волос, выставляй напоказ фигуру. Не стягивай волосы сзади до невозможности туго, а укладывай их на макушке, открывая свою изящную шею. Улыбайся, гордись собой! Если ты будешь уверена в себе, это сразу же отразится на твоем лице. Может, ты и не сможешь стать смазливой фарфоровой куклой вроде Опал Гамильтон, — «Значит, он все-таки восхищается этой женщиной», — подумала Мередит, — но зато ты умеешь быть поразительной, необычной, даже — не побоюсь этого слова — красивой. Словом, выполняя все это, ты улучшишь свою внешность. — Он помолчал, видя недоверчивое лицо жены. — И поэтому мы сегодня нанесем визит самой лучшей портнихе и шляпнику.

Мередит предпочла бы обойтись и без этого. Она страшилась остекленелого взгляда глаз портнихи, когда та увидит ее рост. Но после горячего восхваления Джереми фигуры и его любви к ней, оставившей в ней тепло и апатичность, Мередит все-таки решила, что согласится пойти, куда бы он ни предложил. Девлин погладил ей ноги и неохотно встал с постели,

Вылив полкувшина воды в таз, он умылся, вытер лицо и принялся за бритье. Она тоже поднялась и совершила омовение с куда меньшей застенчивостью, чем за день до этого. По ходу дела Джереми рассказал ей смешную историю о своем учителе танцев, и Мередит громко и весело рассмеялась.

— Приятный звук.

— Что? — удивилась она,

— Твой смех. Мне нечасто приходится слышать его. Обычно я награждался обратной стороной твоего языка и настроения,

Мередит опустила глаза, немного сконфузилась и попыталась увести разговор в сторону.

— А ты наймешь мне такого же учителя танцев?

— Зачем?

— Ты же обещал научить меня танцевать. — И научу! Но сам, а не какой-то там бродяга, величающий себя учителем танцев. — Он стер мыльную пену с лица и подал ей руку. — Иди сюда. Я покажу тебе менуэт.

Девлин вел ее через все па танца, давая указания, куда ставить ноги и как приседать, наклоняться и семенить вокруг него. Вначале Мередит серьезно слушала и старалась следовать его наставлениям, но вскоре абсурдность ситуации взяла над ней верх. Она захихикала.

— Ну, а теперь что? — спросил Джереми, уперев руки в бока и притворяясь страшно рассерженным.

— Не знаю. Это… несколько необычно, ты не находишь? Танцевать, когда на нас с тобой нет ни нитки!

Его губы скривились, но он умудрился сохранить серьезное выражение лица.

— Гм… Что ж, сие придает определенный шарм нашим движениям.

— Тогда, возможно, мне следует попробовать это с учителем танцев. Ну, или на нашей следующей вечеринке.

Он состроил недовольную гримасу и слегка похлопал ее ладонью по заду.

— Шалунья.

Мередит что-то весело напевала, одеваясь, и Девлин улыбнулся, увидев, как светится ее лицо. Любовь делала его жену почти хорошенькой, придавала блеск глазам и румянец — щекам. «Когда я одену ее должным образом, она станет более чем приличной. Причем будет выделяться не банальной смазливостью, а уникальностью. Мередит просто неповторима. Моя Мередит, собственная, единственная Мередит… — с гордостью и любовью подумал Джереми. — Дерзкая, смеющаяся, хмурящаяся, умная, упрямая, прямолинейная, добрая, застенчивая Мередит». — Итак, где в городе самая лучшая портниха? — поинтересовался он у жены, когда они вышли из таверны, плотно позавтракав. Неожиданно Девлин заметил, что она колеблется. — Или ты сама скажешь мне, или мне придется узнать адрес у одного из этих добропорядочных граждан, что проходят мимо.

— Ну ладно… Ее зовут мадам Равеню. У нее маленький магазин на Брод-стрит.

Они бодро зашагали по булыжным мостовым — характерной черте города, которой чарлстонцы очень гордились. Чарлстон по праву был одним из крупнейших городов колонии, как-никак — крупнейший порт. Кроме того, он считался центром культуры на этой полуцивилизованной земле. Горожане гордились утонченностью и достижениями своего города, отмечая улицы, вымощенные булыжником, элегантные англиканские церкви и театр, где часто давали спектакли труппы странствующих актеров.

Магазин портнихи располагался в двухэтажном кирпичном здании. Сама мадам Равеню жила в апартаментах над своим заведением. Это была маленькая, пухленькая и суетливая женщина, одетая в темно-зеленый шуршащий шелковый наряд. Свои волосы она укладывала в незамысловатую, но элегантную прическу.

Джереми оглядел ее одежду и магазин и решил, что у мадам явно хороший вкус. Деревянный пол покрывал персидский ковер в серо-голубых тонах, которые хорошо сочетались с бледно-голубыми стенами, В небольшом камине горел приятный огонь, а рядом стояли два кресла и канапе.

— Мадам, месье, добро пожаловать в мой скромный магазин. Чем могу вам служить?

Ее глаза скользили по Мередит, оценивая дорогое, но некрасивое платье, и высокий рост.

Мередит не ответила, но Джереми очаровательно улыбнулся и произнес:

— Мадам, моей жене нужен полный гардероб. Мы здесь, чтобы вручить себя в ваши умелые руки.

Глаза женщины заблестели.

— Благодарю вас, вы очень добры. Прошу, садитесь. — Она указала на кресла у камина. — Могу я предложить вам чай? Или горячий шоколад? А уж потом мы подберем фасоны и ткани, а?

Мередит хотела вежливо отказаться, но Девлин согласно кивнул и усадил жену на диван рядом с собой. Портниха скрылась в задней комнате, чтобы принести угощение.

— Джереми, это уж слишком, — сдержанно запротестовала она. — Подумать только — целый новый гардероб!

— Считай это рождественским подарком. Не беспокойся, «Мшистая заводь» может это позволить. Я хорошо знаком с прибылями плантации.

— Ну, возможно, но это просто излишняя расточительность.

— Как может покупка одежды для хозяйки такой усадьбы быть излишней?

— Это все еще земля Дэниэла, — не унималась Мередит, заходя с другой стороны. — Он может не одобрить, что ты тратишь его деньги.

— Тогда зачем мистер Харли отдал ее мне? Перестань, Мередит, ты же прекрасно знаешь, он не станет возражать. Сейчас ты одета практически в тряпье. Подумай, сколько Дэниэл купил для меня. Неужели он не сделал бы того же и для любимой падчерицы?

— Конечно, если бы это было разумным. Но поскольку у меня полным-полно одежды, да еще он купил то кольцо в качестве моего свадебного подарка…

— Оно не куплено на деньги Дэниэла, — почти угрюмо прервал ее Девлин. — Это украшение принадлежит мне.

— Тебе?!

— Да. Ты думаешь, я настолько плохо разбираюсь в размере женской руки? Это кольцо принадлежало моей матери. Его подарил ей мой отец. Простая безделушка, но мама дорожила им больше всего.

— Но как тебе удалось сохранить кольцо? Я имею в виду, когда бандиты похитили тебя, наверняка они не погнушались бы и очистить твои карманы.

Девлин пожал плечами.

— Похитители не видели его. Кольцо совсем маленькое… Оно находилось у меня на цепочке вокруг шеи. Они просто не заметили его, когда ударили меня по голове. Очнувшись на корабле и поняв, что со мной произошло, я спрятал колечко в поясе бриджей.

— Но ты мог бы купить за него свободу для себя.

— Я никогда бы не продал его, — отрезал он, сурово выпячивая челюсть.

— И тем не менее, отдал кольцо мне?

— Это совсем другое. Ты моя жена… и должна иметь то немногое из семейного наследия, что у меня осталось. Кроме того, мне хотелось подарить тебе что-то действительно свое, а не подарок, купленный за деньги Дэниэла.

— О! — Эта мысль удивила и согрела Мередит, но у нее не хватило времени углубиться в возникшую тему, потому что мадам Равеню вернулась с чайным подносом. Пока они потягивали чай, поданный в редких фарфоровых чашечках, портниха расставила несколько «куколок-модниц», недавно привезенных из Лондона, чтобы Мередит могла выбрать фасоны, которые ей понравятся. В то время как жена рассматривала модели, Джереми повернулся к мастерице.

— Что вы предложите для моей супруги? Ваше мнение, разумеется, неоспоримо.

— Ну, — мудро заметила портниха, — вот это платье слишком насыщено рюшами и оборками… В нем ваша жена будет выглядеть несколько аляповато. — Она отложила куклу в сторону. — У вот у этого наряда гладкие и чистые линии, только два скромных бантика, приподнимающих драпирующую юбку над подъюбниками. Рукава не слишком широкие и заканчиваются кружевами. Словом, простое платье, но оно хорошо смотрится на высоких женщинах. Итак, вот это… Заметьте, мягкий кринолин… — Мадам Равеню указала на провисающую по бокам ткань. — Некоторые кринолины такие раздутые и оттопыривающиеся, что делают просто высокую женщину настоящей великаншей.

— А декольте не очень низко?

— Ну да, но ведь такова мода. А у вас, моя дорогая, красивая грудь. Нет причины прятать ее. Пусть плоскогрудые заполняют корсаж оборками и кружевами, вы же займете его естественным образом да к тому же тем, на что — уж поверьте мне — стоит посмотреть. Я правильно говорю, месье?

— Абсолютно.

Мадам Равеню улыбнулась. Ей нравился этот джентльмен. Он напоминал ей ее соотечественников, очаровательных и не стесненных средствами. С ним в качестве покупателя работа будет удовольствием, даже несмотря на то, что его жену одеть не так-то просто. Слава Богу, не придется подстраиваться под дурной вкус клиента, как это часто приходится делать.

— У меня есть все то, что требуется для данного фасона. Вот… Изумрудный атлас.

Она поднялась и прошла к столу, покопалась в рулонах ткани и вернулась с блестящим переливающимся материалом. Портниха ловким движением развернула принесенное.

— Ну, разве не великолепно? У вас зеленые глаза, не так ли, мадам? — Мадам наклонилась, чтобы вглядеться в лицо Мередит. — Да, я так и думала. Этот атлас подчеркнет оттенок ваших глаз. Так… Я полагаю, нужна бледно-зеленая нижняя юбка… Несколько простых оборок, скажем, в три ряда. Здесь, здесь и здесь. — Она продемонстрировала покрой на кукле. — И вставка такая же бледно-зеленая, расшитая изумрудной нитью. У меня имеется один восточный рисунок. Как раз то, что нам нужно.

— Ну…

Мередит явно колебалась. Ей нравился ярко-зеленый атлас. У нее просто слюнки текли от воображаемого платья, описанного мадам Равеню. Но она — да в таком платье?!

— Да, именно так, — вмешался Джереми. — Что еще у вас есть для нас?

Прежде чем открыть магазин утром, мадам Равеню вытащила из запасников роскошный золотистый бархат, розовый шелк, ослепительно белый атлас, несколько разновидностей пастельного ситца и батиста для лета, миткаль, расписанный вручную розами на фоне цвета слоновой кости, а также муслин, газ и кружево для легких летних платьев и белья. У Мередит голова шла кругом от разнообразия тканей и фасонов. А цвета! Никогда в жизни она не носила ничего подобного. Некоторые из них были смелыми и сочными, как драгоценные камни, другие — нежными, ласковыми. Портниха заверила ее, что она может без всяких колебаний носить любой из них.

— У вас для этого хороший цвет кожи. Основные — яркие ткани и материалы с более светлыми тонами… Только не носите такие оттенки желтого, как охра, оливково-зеленый, тускло-коричневый. Они будут придавать вам весьма болезненный вид. Выбирайте чистые тона и склоняйтесь к голубым и красным. Они подчеркнут румянец на щеках. К вашим волосам подойдет любой оттенок, как и к глазам. Но — прошу прощения за смелость, мадам, — вам следует носить какую-то другую прическу. Эта делает ваше лицо, вернее, черты вашего лица, жестче. Вам нужно чуть больше полноты и мягкости. Несколько завитков… Может, немножечко взбить. — Она осторожно вытащила несколько прядей вокруг лица Мередит и закрутила их в изящные локоны. — Ну, вот. Разве так не намного лучше?

Мередит посмотрелась в ручное зеркало, которое мадам Равеню протянула ей. Локоны действительно делали ее лицо мягче и миловиднее. Да, она может носить такую прическу, хотя все это несколько легкомысленно для замужней женщины. Даже чуть больше пышности не повредит. Ведь рост Джереми позволит выдержать пару лишних дюймов, которые прическа добавит ей. А раз жена не возвышается над мужем, какое имеет значение, что другие мужчины ниже ее? Впервые Мередит осознала преимущества брака. У нее есть супруг, и мнение других мужчин можно просто не брать в счет. Она может делать то, что пожелает. Это буквально опьянило ее.

Мадам проводила свою подопечную в примерочную, чтобы снять с нее мерки. В первый раз Мередит не испытывала своей обычной неловкости в такой ситуации. Портниха не качала головой и не прищелкивала языком по поводу габаритов, как поступали многие мастерицы в прошлом. Когда Мередит с благодарностью заметила ей об этом, француженка рассмеялась.

— А с какой стати? С вашими габаритами все в порядке. Они в прекрасной пропорции. Для вас совсем нетрудно шить. А те, другие… Просто те портнихи не имели опыта или знаний, чтобы одеть вас должным образом, поэтому пытались сделать вид, что причина в самой вас, а не в отсутствии у них достаточной компетентности.

Мередит никогда раньше не посещала магазин мадам Равеню, полагая, что такая уважаемая модистка будет обращаться с ней с еще большим пренебрежением, чем обычные портнихи. Теперь она жалела о собственной нерешительности. Все совсем не так ужасно, хотя и закрадывался трепет при мысли, как все эти цвета будут смотреться на ней.

Когда Мередит оделась и вернулась в переднюю комнату магазина, Джереми расплатился, и портниха пообещала прислать платья на «Мшистую заводь» не позднее, чем через месяц.

— Я немедленно усажу своих помощниц за работу. Будет очень приятно доставить вам удовольствие.

После мадам Равеню они зашли к шляпнику, но здесь Мередит артачилась намного сильнее, чем в магазине дамского платья. Она согласилась на одну широкополую соломенную шляпку, поля которой свисали, украшенную длинной гроздью ярко-красных деревянных вишен. Головной убор не добавлял ей роста и должен был прекрасно гармонировать с миткалевым, вручную раскрашенным платьем. Мередит без лишних разговоров согласилась на покупку мягкого темно-зеленого капора, оживляемого дерзкой зеленой кокардой, потому что в нем она оставалась ниже мужа. Но когда Джереми заметил соломенную шляпку, усеянную россыпью бантиков из розового атласа и с пучком перьев, и стал настаивать, чтобы она померила ее, Мередит покраснела и покачала головой. Этот убор надевался на самую макушку, его поля загибались кверху, а изобилие атласа и перьев добавляло ему еще несколько дюймов, поэтому его вершина оказывалась даже выше золотой головы Девлина.

— Нет, это невозможно.

— Почему? — запротестовал Джереми. — Мне кажется, эта шляпка будет очаровательно смотреться на тебе. Примерь.

Мередит водрузила головной убор на свою прическу.

— Видишь?

— Что «видишь»? Вижу только одно — эта шляпка смотрится на тебе восхитительно! Поэтому настаиваю, чтобы ты купила ее.

— Нет! В ней я выше тебя! Он расхохотался.

— Моя дорогая Мередит, думаешь, меня пугает, что в одной из своих шляпок ты окажешься выше меня? Бог мой, едва ли мне грозит опасность показаться маленьким!

Она с сомнением уставилась на свое отражение. Головной убор действительно прелестен и так красиво обрамляет лицо. У нее никогда не было такой модной вещицы. И если Джереми не возражает…

— Ладно, — тихо согласилась Мередит, — я возьму ее. — После этого она осмелела и разрешила себе примерить соломенную шляпу с низкой тульей, которая слегка приподнималась с одной стороны и опускалась — с другой. Однако даже Девлин согласился, смеясь, что «крестьянский» головной убор, напоминающий перевернутую кадку, усеянную оборками и рюшами, не для нее.

В конце концов, уставшие, они вернулись в таверну, чтобы поесть и немного отдохнуть в своем номере.

— Что теперь? — спросила Мередит, опускаясь в кресло и с облегчением сбрасывая туфли. — Ты ведь обещал Дэниэлу купить новые семена.

— Позднее. Или, может быть, завтра. Сейчас у меня на уме кое-что другое.

Он сбросил камзол и принялся расстегивать пуговицы жилета,

— Что? — Мередит взглянула на него и увидела в его глазах особое сияние. — Джереми! Средь бела дня!

— А почему бы и нет? — отозвался он и пошел навстречу ей, вытянув руки.

Хихикнув, Мередит скользнула в его объятия.

Они пробыли в Чарлстоне еще один день. Джереми обещал сделать кое-что для Дэниэла, включая покупку семян и организацию погрузки провианта на судно, которое должно было доставить их домой на следующий день.

Мередит и Девлин также нанесли визит вежливости Спенсерам. Не зная, что Джереми когда-то числился наемным слугой, которого Харли купил во время своего последнего посещения Чарлстона, Спенсеры в удивлении и восхищении уставились на него. Феба даже рот приоткрыла, онемев от зависти и восторга. Мередит знала, что ее кузине не терпится расспросить, как ей удалось подцепить такого красивого и утонченного джентльмена, но не собиралась посвящать кого бы то ни было в сей секрет.

Покончив с обязанностями, они посвятили оставшееся время удовольствиям и, прежде всего, посетили театр, где выступала труппа Дэвида Дугласа, который содержал «бродячий театр» и выстроил несколько театральных зданий для своей компании в ряде крупнейших городов. Даже Джереми признался, что спектакль оказался «очень недурен для колонии».

Заглянули они и в студию Джеремийи Теоса, самого прославленного портретиста Чарлстона. Девлину очень понравились его работы, и он заявил, что, когда платья Мередит будут готовы, он наймет художника написать ее портрет.

— Если, конечно, — продолжил Джереми приглушенным голосом, — ты не предпочитаешь подождать, чтобы быть запечатленной с нашими детьми,

Мередит покраснела и отвела взгляд.

— У нас их может и не быть. Он усмехнулся.

— Я бы не рассчитывал на это, моя дорогая. Учитывая количество времени, которое мы посвящаем работе над этим…

— Ш-ш-ш! Что за тема для разговора на людях!

— Тогда давай вернемся в гостиницу и обсудим данный вопрос наедине.

Именно так они и проводили большую часть своего короткого свадебного путешествия: обнявшись в постели, смеясь, разговаривая, занимаясь любовью. Джереми казался просто ненасытным, и Мередит прекрасно знала, что и она сама не уступает ему в страстности, хотя застенчиво и скрывает это. Ей раньше никогда не приходилось испытывать нежности мужского прикосновения. Теперь, лежа в крепком и надежном кольце рук Девлина, Мередит осознала, чего так не хватало в ее жизни — и продолжало бы недоставать до конца дней, не послушайся она Дэниэла. Возможно, отчим и прав.

Джереми, конечно, не любит ее, но великолепен в постели, доставляя ей радость, о существовании которой она даже и не подозревала. Он смешил ее; поддразнивал, щекотал, рассказывал неприличные истории из своей лондонской жизни, а иногда спорил с ней. Ему даже удалось заставить ее казаться себе маленькой и изящной рядом с его огромным телом. Но более всего важно, что с ним она чувствовала себя особенной, защищенной и почти привлекательной. Джереми, похоже, так же восхищается ее телом, как и она — его.

Он ласкал ее, расписывая достоинства каждой части тела, проводя по нему рукой. Девлин целовал и гладил, открывая каждое крошечное местечко, чувствительное к его прикосновению.

А теперь он решил показать, как возбуждать его. Мередит училась охотно, хотя и пыталась сохранить достоинство и застенчивость. Как чудесно превращать Джереми в горячую, трепещущую от желания массу. Ее поражало, что ее неумелые прикосновения могут сделать его кожу горячей, заставить мускулы подергиваться и напрягаться или срывать те сладостные, невразумительные стоны мучительного наслаждения с губ Девлина.

Джереми был изумлен не меньше Мередит. Хотя он и хотел ее страстно, но предполагал, что его пыл быстро охладеет. Однако Девлин обнаружил совершенно необъяснимое: он желает Мередит все время. По-видимому, чем больше Джереми обладал ею, тем больше хотел. Вначале сдержанность Мередит бросила ему вызов, но теперь… Она так счастлива трогать и целовать его, почти не испытывая робости и страха, как многие женщины. Мередит росла такой нескладной, что окружающие ее взрослые даже и не старались позаботиться, чтобы она строго охраняла свою бесценную девственность. Ей не читали нотаций и не предостерегали от порочных мужчин и ее собственной слабой натуры. Мередит не приходилось сдерживать слишком пылких поклонников и подавлять собственные желания. Поэтому ее страсть теперь выдавалась беспрепятственно, правда, после того, как она сумела преодолеть первоначальный страх и стыдливость из-за предполагаемого отсутствия красоты. Мередит — пылкая натура, однако без пресыщенного мастерства продажной женщины.

Еще больше удивлялся Джереми, что она не надоедала ему, даже когда они не занимались любовью. Разговор Мередит отличался остроумием, тонкими замечаниями. Она могла говорить на любую тему, даже если вопрос был ей незнаком. Мередит быстро училась всему новому и мгновенно все схватывала.

Джереми думал еще раз сходить к земельному агенту и сказать, что решил не продавать « Мшистую заводь», но отложил это дело на потом, предпочитая развлекаться с Мередит в их комнате в гостинице. Он ведь говорил Эмерсону, что свяжется с ним, когда надумает совершить продажу. Если же не писать агенту, то дело заглохнет само собой.

В день отъезда из Чарлстона, утром, Девлин разбудил Мередит поцелуем и выбрался из постели, чтобы побриться и одеться. Она зевнула, сонно потянулась и села на кровати, наблюдая за ним.

Мередит была без рубашки, взлохмаченные волосы рассыпались по плечам непослушной массой, частично скрывая грудь, а одеяло, скомканное и помятое, лежало вокруг нее. Она больше не испытывала смущения, что муж видит ее в таком виде.

Ей не хотелось уезжать. Хорошо бы провести еще несколько дней наедине с Джереми, подальше от тревог и забот «Мшистой заводи». Хотелось, чтобы и в будущем у них возникла такая же возможность, хотелось свободы и счастья. Здесь им не нужно играть определенные роли, как дома. Теперь она должна будет стать дамой и хозяйкой плантации. Означает ли это, что Джереми больше не захочет видеть ее в постели в качестве страстной и горячей партнерши? Может, он потребует от нее быть настоящей леди? Неожиданно Мередит вспомнила разговор с Опал о мужчинах. Неужели они действительно хотят, чтобы их жены оставались целомудренными даже с ними? Но ведь Джереми всегда требовал обратного. Возможно, это из-за необычности окружающей их обстановки…

— Дорогой, могу я задать тебе вопрос? — неуверенно начала она. Конечно, тема казалась сложной, но их отношения стали такими открытыми и свободными, что он наверняка будет честен с ней. — Опал кое-что сказала мне однажды… Ну, на нашем свадебном вечере… И вот я все спрашиваю себя, правда ля это…

Он внимательно взглянул на нее.

— Что именно?

— Ну, она сказала, что мужчины ожидают от своих жен чего-то иного. Я имею в виду, от того, что хотят видеть в любовнице…

Девлин продолжал небрежно водить бритвой по щеке.

— Думаю, да. Добродетель обычно ценится в жене больше всего. Ни один мужчина не хочет быть женатым на шлюхе, — наконец спокойно произнес он.

Мередит похолодела. Значит, все сказанное Гамильтон — правда. Она почти не могла продолжать, но нужно же удостовериться до конца. Мередит не хотела оттолкнуть Джереми своими грубыми поступками дома, когда они вернутся туда. Выходит, придется скрывать свои желания.

— Значит… значит, ты предпочел бы жену, у которой нет… опыта?

— Ты имеешь в виду, которая не знала другого мужчину? — Он нахмурился, пытаясь представить, что бы почувствовал, если бы обнаружил — Мередит не является девственницей, и почувствовал отчетливый укол ревности.

— Нет. Я имею в виду, ты бы предпочел жену, которая не… ну… не получала бы удовольствия в постели?

Он развернулся к ней, изумленно вскинув брови.

— Бог мой! Нет! Куда лучше быть с женщиной, которая хочет меня и получает удовольствие от моих прикосновений и ласк. — Его голос стал хриплым. — Например, как ты. — Девлин помолчал. — Мередит, что означает этот допрос?

— Так сказала мне Опал. Она еще говорила… я должна помнить, что мужчинам нравятся другие качества в жене… Они хотят добродетельную женщину, принимающую авансы супруга, но не находящую в них большого удовольствия.

Джереми презрительно закатил глаза.

— Какая чушь! Не могу, конечно, говорить за других мужчин, но если бы ты получала удовольствие со мной, а потом притворялась бы, что это не так, чтобы выглядеть добродетельной, я, наверное, свернул бы тебе шею вот этими руками. Опал Гамильтон — просто ревнивая… дура.

Волна облегчения окатила Мередит, но последние слова насторожили ее. С чего бы Опал Гамильтон ревновать, если она не спала с Девлином и не хотела, чтобы другая женщина наслаждалась ласками, которые она познала? Неужели он был с ней? Мередит очень хотелось спросить, но даже ее нынешняя смелость не распространялась настолько далеко. Да, по правде говоря, она и не хотела знать об этом.

Джереми закончил бритье и взглянул на нее, неподвижно застывшую на кровати.

— Ну, и о какой же еще глупости ты мечтаешь? — ласково поддразнил он. — Скажу тебе правду, Мередит… Если ты сейчас же не набросишь на себя какую-нибудь одежду, я не устою перед соблазном забраться в постель — и наша лодка уплывет без нас.

— Правда? — она довольно улыбнулась.

— Конечно.

Ее поразительное рвение к комплиментам трогало Девлина. Что за чудесная женщина таилась внутри нее так долго! Кто поощрял ее так мало ценить себя? Возможно, эти чертовы Уитни! Хотя сам он тоже приклеил ей ярлык нескладной и непривлекательной женщины, когда впервые увидел.

— Ты чрезвычайно соблазнительное создание, сидящее среди смятых простыней с выглядывающей через волосы грудью… Это почти открытое предложение к…

— Почти?

Она чувственно улыбнулась, обещая глазами: блаженство, которое он так хорошо знал.

— Проклятие! — выдохнул он. — Да ты же настоящая соблазнительница! А теперь вставай и одевайся, не то я за себя не отвечаю.

Мередит соскользнула с кровати, быстро облачилась и уложила волосы так, как нравилось Джереми. Когда они вернутся на «Мшистую заводь», она обязательно попросит Лидию показать Бетси, каким образом сооружаются прически. При мысли о Чандлер сердце Мередит провалилось куда-то в область живота. Это еще одно неприятное обстоятельство, от которого она оставалась свободна все это время. «Бросит ли он меня и вернется к ней? — с отчаянием подумала Мередит. — Выдержу ли я такое? А может, Девлин оставит при себе нас обоих, используя то одну, то другую, смотря по тому, какая блажь придет ему в голову? Лучше бы Джереми никогда не встречал Лидию! Он сейчас превозносит мое тело, но, сравнив его с телом Чандлер, забудет об этом…»

— Готова, любовь моя? — поинтересовался Девдин, протягивая сумочку. Мередит выдавила улыбку. Выражение «любовь моя» так легко срывалось с его губ, но она-то знала, что оно могло ничего не значить для него.

— Да. Едем домой.

ГЛАВА 19

Уже темнело, когда судно, на котором они плыли, причалило к деревянному причалу на «Мшистой заводи». Мальчик, который сидел на досках пристани, ожидая прибытия гостей, зазвонил в колокол.

Подошел надсмотрщик, чтобы наблюдать за разгрузкой. Он метнул злобный взгляд на Мередит — и Девлина и щелкнул хлыстом, подгоняя рабов. Тут же толпились дети невольников, ожидая конфет, которые Дэниэл всегда привозил специально для них. Не позабыв об этом обычае, Мередит купила леденцов в Чарлстоне, и теперь Джереми принялся раздавать их.

Они находились на подъездной дорожке позади сада, когда из дома выбежала Лидия и устремилась к ним, протягивая руки.

— Мередит! Ох, как же я рада видеть тебя! Кажется, прошла целая вечность.

Женщины обнялись, и Мередит почувствовала себя на целый фут выше Чандлер.

— Ведь с Дэниэлом ничего не случилось? Нет?

— Что ты! Я совсем не это имела в виду… Конечно, ему с каждым днем хуже, как мы и боялись. Он берег все свои силы для твоей свадьбы. Я даю ему болеутоляющее, оставленное тобой, и тогда он хоть спит хорошо… — Слезы потекли из ее глаз. — Ох, Мередит…

— Я знаю, знаю… — Она погладила Лидию по спине, не в состоянии предложить иное утешение.

Мередит верила, что эта женщина испытывает сильное чувство к ее отчиму. Но почему тогда она изменила ему с Джереми? Мередит предположила, что всё дело в огромной физической привлекательности Девлина, которая, кажется, потрясает все женщин. В конце концов, как быстро она сама сдалась, хотя твердо намеревалась держаться от него на расстоянии.

Спустя несколько секунд Лидия шмыгнула носом и выпрямилась, вытирая лицо от слез,

— Извините… Идемте наверх. Дзниэлу не терпится увидеть вас. Как прошла поездка? — бодро продолжила она, направляясь вместе с ними к дому. Лидия многозначительно улыбнулась Мередит. — Замужество явно тебе к лицу. Ты просто сияешь.

Живот Мередит болезненно сжался: Чандлер слишком хорошо знала чудесное воздействие любовного мастерства Джереми.

— Спасибо. В Чарлстоне было очень мило.

— Жаль, что вам не удалось побыть там подольше, но Дэниэл так болен, что…

— Я знаю. Мы нужны здесь.

Когда они вошли в комнату Харли, Мередит едва сдержалась, чтобы не ахнуть: отчим выглядел на десяток лет старше, чем четыре дня назад. Щеки посерели, а глаза так запали и потускнели, что казались почти безжизненными. Он неумолимо приближался к смерти.

Мередит жгло отчаяние и гнев. При всех ее дознаниях в медицине она ничего не может сделать. Заставив себя улыбнуться, Мередит шагнула к постели.

— Привет, Дэниэл.

— Девочка моя, — обрадовано пробормотал больной. — Как свадебное путешествие?

— Чудесно, но дома все равно лучше, — стоически соврала она и, подойдя ближе, почти прижалась ртом к его уху, чтобы прошептать:

— Дэниэл, ты оказался прав насчет этого замужества.

Тень улыбки тронула губы Харли, и он слабо похлопал ее по руке.

— Я знаю и радуюсь за тебя.

Девлин подошел, чтобы поговорить с Дэнэлом, и тот, казалось, с энтузиазмом слушал рассказ Джереми о покупках, о работе и о выполненных поручениях. Несмотря на болезнь, Харли сохранил глубокую любовь к «Мшистой заводи». Однако немного погодя его голос ослаб, а веки стали опускаться. Мередит и Джереми извинились, сославшись на то, что должны смыть с себя дорожную грязь, и вышли в коридор.

Она остановилась у стены и вытерла слезы. Рука Девлина обняла ее за плечи и мягко прижала. Не говоря ни слова, они подошли к ее комнате.

Но теперь это была и комната Джереми. В гардеробе уже освободили место для его одежды. Лакей Дэниэла пришел, чтобы распаковать сумки Девлина. Как-то странно оказалось наблюдать, как Джозеф выкладывает бритвенные принадлежности Джереми на высокую тумбочку, специально поставленную в спальню. Странно, но не неприятно.

Теперь предстояло много работы по дому и на плантации.

Мередит сосредоточилась на наведении порядка во всех уголках здания после суматохи последних недель. Кстати, она сразу же забрала инвентарные книги по домашнему имуществу у Девлина, и тот весело сказал, чтобы и остальные счета ушли по этому же адресу, на что Мередит с радостью согласилась. Кроме заготовок на зиму и пополнения, по мере возможности, того, что «съели» вечеринка и свадебный пир, она заново просматривала приходно-расходные книги, чтобы ознакомиться с финансовыми делами плантации за время ее временного устранения от дел.

Разумеется, имелись и больные рабы, требующие ухода, ибо наступил сезон простуд и лихорадок, за исключением малярии, заявлявшей о себе весной и летом. Часто случались пожары, вызываемые примитивными кострами, разжигаемыми прямо на полу хижины для обогрева, или каминами, которые плохо действовали. Это означало дополнительную работу по восстановлению примитивных жилищ и заботу об обожженных. К тому же Мередит приходилось следить за шитьем теплой зимней одежды, изготавливаемой женщинами в прядильне.

Джереми тоже не бездельничал. Он постоянно объезжал поля, давая распоряжения по подготовке к весеннему севу, и проверял выполнение своих приказов.

Поскольку зима не являлась горячей порой Для работ на плантации, настало время заняться текущими ремонтными делами. Чинились повозки и упряжь, изготавливался и восстанавливался рабочий инвентарь. Менялись подковы у мулов и лошадей, а также у нескольких быков, закрепленных за фермой. Дом и большинство хижин требовали приложения рук. Хотя на плантации почти не встречалось заборов, — лишь вокруг конюшенного двора и курятника — их тоже Нужно проверить и поправить. Квалифицированные работники быстро делали свое дело, отдавая распоряжения помощникам и контролируя их работу. Многие из невольников занимались выравниванием дорог на полевых трактах, так как во время дождливой весны и осени колеса теле прорезывали глубокие колеи и делали проезд почти невозможным.

Рождество прошло в менее чем праздничной атмосфере. Дэниэл был слишком болен, чтобы хоть кто-то в доме испытывал желание веселиться, хотя и не забыли о традиционном праздничном ужине для рабов.

Джереми подарил Мередит жемчужные подвески, купленные им в Чарлстоне, а она, в свою очередь, вручила ему изящный бритвенный набор, состоящий из бритвы с ручкой из слоновой кости, кисти, оловянной чашечки и ремня для правки. Все принадлежности лежали в резных углублениях и придерживались специальными ремешками; затем весь футляр сворачивался и застегивался, превращаясь в компактный сверток, который можно брать с собой в дорогу. Девлш поблагодарил жену теплым поцелуем и поинтересовался, почему она выбрала именно это в качестве подарка. Мередит засмущалась и наконец застенчиво ответила:

— Мне очень нравится смотреть, как ты бреешься.

Он улыбнулся.

— А мне нравится, как ты смотришь на меня во время этого процесса.

Джереми нежно поцеловал ее, и ликующая радость затопила душу Мередит.

Затем им пришлось принимать рождественских гостей, так как Лидия все время находилась наверху у постели больного Дэниэла. Предлагая навестившим их яичный ликер и сливовый пудинг, они заставляли себя улыбаться во время светской беседы и старательно уклоняться от вопросов о Харли, а также парировать подшучивания по поводу их медового месяца.

Мередит очень обиделась, что никто из родственников не удосужился нанести визит. Она с горечью заключила: Гален и его отец отказали Алтее в разрешении посетить «Мшистую заводь». Казалось совершенно несправедливым видеться с подругой лишь в случае, когда кузен или Френсис сочтут это возможным. Конечно, Гален не появится потому, что до сих пор злится из-за ее замужества. «Алтея оказалась права, — в сердцах подумала Мередит. — У него было более чем достаточно времени и шансов, но он не воспользовался ими, поэтому у него нет никакого права теперь упрекать меня».

Но мысли о Галене быстро улетучились из ее головы, когда Джереми пришел в спальню и занялся с ней медленной сладкой любовью, тщательно разжигая костер страсти. Она пылко отвечала на его ласки, безумно скользя ладонями по груди мужа и языком поддразнивая плоские соски, доводя их до твердого «пуговичного» состояния.

Позже, совершенно удовлетворенная, Мередит лежала, положив голову ему на плечо, и это казалось ей совершенно правильным и естественным. ОНИ знала, что никогда еще в жизни не чувствовала себя такой счастливой, но не позволяла приходить в голову мыслям о сроках этого блаженного состояния.

Однажды, через несколько дней после Рождества, Мередит пошла в конюшню, надеясь найти там Девлина. У нее возникла срочная необходимость уточнить кое-какие записи в отчетах по Плантации. Конечно, она могла бы подождать и до Ужина, но ей просто хотелось увидеть его: в течение всего дня Мередит постоянно думала о нем. Да и Поль сообщил, что мистер Девлин отправился потренировать Акробата. Словом, все эти обстоятельства и привели ее на конюшенный двор.

Дойдя до подъездной аллеи, усыпанной ракушечником, она увидела надсмотрщика Джексона. Он шел ей наперерез. На мгновение Мередит приостановилась, подумав было вернуться в дом, но потом решила, что это будет выглядеть явной трусостью. Хотя сей человек ей и не нравился, приходилось терпеть его до тех пор, пока Джереми подберет нового управляющего. Она холодно кивнула Джексону и пошла дальше. Однако надсмотрщик нагнал ее и схватил за руку. Мередит резко обернулась.

— Что вы делаете?! Тот насупился.

— Почему, черт побери, ты предпочла мне этого подонка?

— Прошу прощения?

— Я предлагал жениться на тебе, все чин по чину… Но ты отвергла меня. Считаешь себя слишком благородной для таких, как я? И тут же ухватилась за возможность подцепить наемного слугу… Наемного слугу!

— Мне жаль, если ваша гордость оказалась уязвлена, — ледяным тоном заявила Мередит, — однако за кого бы я ни вышла — совершенно не ваше дело. А теперь, пожалуйста, отпустите мою руку.

— «Пожалуйста, отпустите мою руку», — зло передразнил ее Джексон. — Всегда такая правильная, да? Но под этой твоей невзрачной чопорностью явно прячется сущность настоящей шлюхи! А Девлин-то… Ничего себе жеребец, не так ли? Поэтому ты и затащила его в постель. Тебе так не терпелось иметь мужика, что ты ухватилась за того, кого купил твой папаша! Жаль я не знал, чего ты хочешь… А я-то, дурак, обращался с тобой уважительно… Нужно было сделать вот так…

Джексон схватил Мередит за другую руку и дернул на себя, впиваясь ртом в ее губы.

На мгновение она оказалась настолько разъяренной, что не смогла ничего предпринять, но потом принялась неистово сопротивляться, лягая его ногами и размахивая руками, старалась отвернуть голову. Наконец наглец получил по голени и испустил вопль от острой боли, зло сощурив глаза. Вскинув руку, Джексон ударил Мередит, сбив ее на землю. По-настоящему перепуганная случившимся, она закричала, называя единственное имя, которое всегда жило в сердце, не покидая его ни на секунду.

— Джереми! Джереми!

Мередит больше не удалось издать ни звука, потому что надсмотрщик сразу же навалился на нее, зажимая ей рот рукой. Она кусалась, царапалась и лягалась, часто попадая в цель. Мередит была сильная женщина, и пытаться удержать ее — все равно что бороться со львицей. Но ему все-таки удалось крепко зажать ей рот и лишить возможности свободно дышать. Чернота закружилась перед глазами Мередит, и она рванулась, стараясь сделать хоть глоток воздуха.

Затем перед ней возникло какое-то расплывчатое пятно, — его сопровождал громкий стук — и внезапно рот освободился. Тела двух мужчин покатились по усыпанной ракушками дорожке, и хотя Мередит не могла видеть их лица, одна голова венчалась очень знакомой золотой шапкой волос. Джереми! Слава Богу! Сквозь дурноту она смогла разобрать, как ее муж придавил Джексона к земле, впечатывая свои кулаки в физиономию надсмотрщика. Мередит уже достаточно пришла в себя, чтобы сообразить, что если Девлин будет продолжать в том же духе, то непременно убьет насильника.

— Джереми! Джереми! — Она подбежала и потянула мужа за плечо. — Прекрати! Пожалуйста… Я в порядке… Ты убьешь его!

Он остановился и поднял лицо к Мередит. Волосы выбились из его всегда аккуратной косицы и беспорядочно рассыпались по плечам; их густо покрывал слой пыли. Глаза горели жаждой крови, а губы растянулись в угрюмом и диком подобии улыбки. Девлин закрыл глаза, и большие плечи расслабились. Он торопливо поднялся на ноги и прижал Мередит к себе.

— Ты уверена? Что произошло? Я услышал твой крик и пустил Акробата во весь опор… До смерти испугался, что не успею вовремя, — добавил Джереми, нежно и бережно обнимая жену.

Только теперь Мередит заметила огромного гнедого, нервно приплясывающего неподалеку. Девлин, наверное, прыгнул на Джексона прямо с лошадиной спины. Акробат фыркал и дергал головой, растревоженный шумом и дракой. Джереми успокаивающе заговорил с животным, тихо приближаясь к нему. Не. отпуская руку Мередит, он взял свисающие поводья и повернулся к поверженному надсмотрщику, который с трудом поднимался с земли, тщетно стараясь вытереть кровь вокруг рта.

— Я хочу, чтобы к вечеру ты убрался с плантации, — сказал ему Девлин холодным и твердым, как кремень, голосом.

Джексон осторожно дотронулся до разбитых и распухших губ.

— Ты не имеешь права, — заартачился он. — Меня нанял мистер Харли, и только он может уволить. Ты еще не хозяин здесь.

— Я не вмешиваюсь в дела Дэниэла и не выгоняю тебя со службы… — резонно произнес Джереми, — я просто говорю, что если еще раз поймаю тебя на этой плантации, то переломаю пополам.

Надсмотрщик метнул на него бессильный и ненавидящий взгляд и заковылял по дорожке, чтобы подобрать свой скрученный хлыст, свалившийся с плеча во время драки. На какое-то мгновение Мередит испугалась, что он ударит им Девлина. Ее муж тоже напрягся, стиснув кулаки и сверкнув глазами. Ей даже показалось, Джереми надеется, что Джексон именно так и поступит. Однако тот только перебросил плеть через плечо и захромал в сторону своей хижины. Мередит не сомневалась, что с наступлением ночи он исчезнет.

— Что все это значит? — Девлин повернулся к ней. — Как этот идиот посмел тронуть тебя?

— Отвергнутый поклонник, — усмехнувшись, ответила Мередит, стараясь хоть как-то разрядить грозу.

— Что? Ты хочешь сказать, он действительно имел наглость верить, что ты выйдешь за него?

С ее губ сорвался нервный смешок.

— Ну, Джексон ужаснулся: как это я вышла замуж за тебя, а не за него… Он считал, надсмотрщик — лучшая партия, чем наемный слуга.

Девлин слабо рассмеялся, покачав головой.

— Ах, Мередит, Мередит, видишь, какой роковой женщиной ты стала… Заставляешь мужчин рычать и грызться из-за себя.

— Господи, Джереми, ты говоришь это так, будто две собаки подрались из-за кости.

Он рассмеялся.

— А что? Какое-то сходство есть.

— Выходит, я кость? Не очень-то лестное сравнение.

— Мередит!

Их пикировку неожиданно прервал настоятельный крик Лидии. Повернувшись, они увидели ее бегущей через сад с приподнятыми почти до колен юбками.

— Мередит! Идем скорее!

— О, Боже! — На мгновение она застыла, рука метнулась к горлу. — Дэниэл!..

Девлин стиснул ее плечи и подтолкнул вперед.

— Иди! Я отведу лошадь на место и сразу же вернусь.

Это вывело Мередит из оцепенения, и она бросилась навстречу Лидии, лицо которой казалось мертвенно-бледным, несмотря на быстрый бег. Она слепо потянулась за руками Мередит, ничего не видя из-за застилающих глаза слез.

— Дэниэл… он…

— Он умер?

Чандлер покачала головой.

— Нет… но он дышит так странно… Пожалуйста, сделай что-нибудь.

Они побежали в дом, в комнату Харли, в испуге продолжая держаться за руки, словно две школьницы.

В спальне царил сумрак, портьеры закрыты; стоял сильный зловонный запах давно застоявшейся болезни.

— Открой шторы, ничего не видно.

— Это Дэниэл просил меня закрыть их. Ему не нравится свет.

— О! — Мередит взяла свечу и наклонилась над постелью, чтобы увидеть лицо отчима.

Оно выглядело болезненно-желтым и вялым, глаза закрыты. Казалось, он спал, но пальцы конвульсивно сжимали край одеяла. Дыхание прямо-таки клокотало в горле и груди, но, ПОХОЖЕ Дэниэл не мог откашляться. «Он словно тонет», подумала Мередит. Она позвонила, вызывая Джозефа, лакея Харли, и как только слуга вошел, приказала ему повернуть отчима на бок. Они взбили подушки у него за спиной, чтобы он не заваливался. За это время Дэниэлу, кажется, стало немного легче дышать.

Мередит присела у кровати, ее глаза не могли оторваться от созерцания пальцев Харли, беспрерывно комкающих одеяло. Она знакома с болезнью и смертью, видела, как умирали ее мать и несколько рабов, которых ей не удалось спасти. Самое ужасное, что Мередит присутствовала при уходе в мир иной множества детей, пораженных или корью, или скарлатиной, или дифтерией. Она замечала этот жест много раз раньше: беспокойное, бесцельное движение рук и пальцев — и…

Мередит стиснула руки на коленях и уставилась на них сквозь пелену слез. Она уже несколько недель знала, что это случится, но как-то старалась не думать о столь трагическом событии. Они с Лидией ухаживали за Дэниэлом, облегчали боль, но от смерти нет медицинских средств, нет никаких лекарств. Все знали об этом. И тем не менее, Мередит надеялась и отказывалась принять даже мысль о смерти. Теперь же придется.

Но в эту ночь Дэниэл выкарабкался. Он упрямо цеплялся за жизнь еще два дня. Клокотание в груди становилось все сильнее и сильнее. Уже не помогала никакая смена положения тела. Время от времени Харли приходил в себя, но лихорадка Усиливалась, и скоро слова превратились в бессмысленную беседу с людьми из прошлого. Мередит пыталась отвечать ему, если знала, о чем идет Речь. Часто Дэниэлу казалось, что она — это ее мать, Анна; потом он несколько раз назвал ее мамой.

Они с Лидией оставались рядом с ним, дежуря по очереди. Джереми находился рядом с женой при любой возможности, хотя дела плантации часто отвлекали его.

Наступила полночь. Мередит сидела у кровати больного, когда его дыхание резко изменилось. Дэниэл сделал странный глубокий вдох, затем долгий судорожный выдох. Мередит, полудремавшая в кресле, подскочила.

— Лидия! — резко позвала она. Ей уже приходилось ранее слышать подобный звук.

Чандлер инстинктивно соскочила с кровати, поставленной специально для них в комнате Харли, и подбежала к Мередит раньше, чем успела проснуться.

— Что? Что такое?

— Мне кажется… Я боюсь… — она запнулась, не в силах закончить фразу, но Лидия все поняла. Она сжала руку Мередит, такую же холодную, как и у нее.

Дыхание Дэниэла замедлилось и стало почти неслышным. Мередит потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что произошло, прежде чем оно совсем прекратилось. Она закрыла глаза, словно отгораживаясь от потока слез.

— Он ушел…

Лидия разрыдалась, опустившись на колени перед кроватью и положив голову на одеяло. Ее руки обняли Дэниэла, и она заплакала так, словно ее сердце разрывали на части. Мередит положила ладонь ей на затылок, зная, что Лидию ничем не утешишь. Она погладила голову женщины и тихо вышла, оставив Чандлер наедине с мужчиной, который делил с ней свою жизнь и состояние.

Мередит медленно направилась в свою комнату. Она не могла ня о чем думать, хотя понимала, что нужно сделать очень многое. Дэниэла необходимо одеть, потом появятся соболезнующие визитеры и… Но ведь можно все это предоставить Джереми. Он сильный и справится со всеми этими хлопотами.

Она открыла и вошла в спальню. Девлин мгновенно проснулся.

— Мередит? — Да?

Он повернулся на бок, протянул руки, чтобы обнять ее. Когда она вяло уклонилась от его объятий, Джереми соскочил с кровати.

— Мередит, что случилось? Дэниэл?..

— Он умер, — бессильно произнесла она и внезапно расплакалась: долго сдерживаемые всхлипы разрывали горло. — Ох, Джереми! — Мередит бросилась к нему на грудь, и он успокаивающе обнял ее, одной рукой гладя волосы и спину.

— Да, любовь моя, да… Вот так, хорошо… Поплачь, поплачь.

— Я никогда, никогда не сознавала, как сильно любила его. Всегда думала… — Слезы душили ее, заглушая слова.

— Ничего… Просто поплачь, а потом все скажешь.

Наконец буря слез стихла, и Девлин подвел жену к креслу. Он сел и усадил ее к себе на колени, словно маленького ребенка. Она положила голову на плечо.

— Я все время говорила себе, что Дэниэл мне не нравится, что он вульгарный и самонадеянный, неровня моей маме или всем Уитни… Мне казалось, я терпела его ради матери и ради «Мшистой заводи»… Но в эти дни стало ясно, насколько я сама себя обманывала. Он был для меня больше отцом, чем мой родной папа. Ведь Бенджамин Уитни считался книжным отшельником, а я… я была для него не более чем надоевшей помехой. Именно Дэниэл начал относиться ко мне с любо вью, дарил мне подарки и всему учил. Отчим помогал, подбадривал, смеялся и спорил со мной… Отец — это лишь тень, а Дэниэл — настоящая реальность. Но я не позволяла признаться себе в этом из-за своей гордости! Глупо, как глупо! Ну почему я не сказала ему? Он так ничего и не узнал, а теперь уже поздно.

— Не тревожься, — заверил ее Джереми. — Дэниэл знал, что ты любишь его. Он сам очень сильно любил тебя и никогда не сомневался в твоей привязанности. Даже я знал о твоей любви к нему. Ты, возможно, единственная, кто не осознавал этого. А ведь твоя искренняя любовь жила в твоих жестах и словах, в том, как ты улыбалась Дэниэлу и смеялась его грубоватым шуткам, даже в том, как ты спорила с ним… Он все прекрасно знал…

— Надеюсь.

Ее голос звучал слабо и несчастно. Девлин поцеловал жену в волосы и стер слезы с лица своими большими мозолистыми пальцами. Мередит судорожно вздохнула. В ее голове мелькнуло:

«Как хорошо и покойно здесь, в кольце его рук… Благодарение Богу, что Джереми со мной, такой заботливый и нежный… Мой мир развалился на части, а его крепкая рука — защита для меня». Она так и уснула, свернувшись клубочком на коленях Девлина.

Джереми положил голову на спинку кресла и вздохнул. Его разрывало сочувствие к Мередит. Ее муки терзали душу. Девлин проклинал свою беспомощность изменить хоть что-либо, чтобы снять боль жены. Как бы ему хотелось взять ее скорбь на себя! Еще раз поцеловав Мередит в голову, он осторожно поднялся с ней на руках и перенес в кровать. Накрыв ее одеялом, Джереми вышел в коридор, чтобы разбудить лакея Дэниэла. Голова Мередит болела от слез и переживаний, когда она проснулась следующим утром. Б комнате пусто, Девлин, видимо, ушел по делам. Хотелось, чтобы он находился рядом, ободряюще улыбаясь ей.

Мередит позвонила Бетси, дабы та помогла ей одеться, вытащив черное платье из гардероба. Облачившись в траурный наряд, она послала служанку на чердак за сундуком с черными одеждами, которые хранились со времени похорон матери. «Придется сказать одной из девушек, чтобы покрасила в черное еще несколько платьев Лидии, — как-то обессилено подумала Мередит. — Потом нужно отдать распоряжение поварам приготовить пищу для множества посетителей, которые вот-вот прибудут, чтобы выразить свои соболезнования». Ее оцепенелый мозг медленно отмечал множество дел, требующих немедленного ее вмешательства.

Однако спустившись вниз, она обнаружила, что Джереми уже позаботился о многом. Прежде всего, он собрал слуг и сообщил о смерти Дэниэла, потом разослал сообщения о скорбном событии соседям-плантаторам. Кухня, возглавляемая заплаканной Далей, бурлила приготовлениями к траурному обеду, который будет накрыт в столовой для посетителей после похорон. Джереми к тому же дал указание плотникам сделать гроб из досок кипарисового дерева. Поль и Джозеф одели тело Дэниэла в его лучший черный костюм и положили на дощатый настил в комнате, чтобы позже переложить в гроб и установить в гостиной для прощания. Хотя в жарком колониальном климате покойников обычно хоронили сразу же и не оставляли в доме надолго, они все-таки решили на сей раз позволить это, поскольку стоял январь и погода была довольно прохладной.

Мередит осталась благодарна Девлину за быструю и действенную организацию приготовлений к похоронам. Оказывается, так приятно переложить груз и ответственность на кого-то другого и иметь возможность не быть сильной и стойкой.

Они с Лидией сидели наверху в общей комнате, иногда вместе плакали и утешали друг друга, иногда, обливаясь слезами, вспоминали Дэниэла. Укутавшись от холода, Мередит совершила несколько прогулок, давая свежему воздуху прояснить туман и мрак у нее в голове. Конечно, приходилось принимать участие в необходимом бодрствовании у тела покойного и приеме гостей, которые приезжали, чтобы выразить соболезнования.

Хотя их аристократические соседи частенько смотрели на Харли свысока, он был влиятельнейшим человеком в округе, одним из богатейших плантаторов и самым удачливым в сделках с торговцами как в Лондоне, так и в колониях. Многие время от времени обращались к нему за советом или даже заемом, чтобы продержаться до следующего урожая. Дэниэла также любили в соседнем городке, Гринуоке, ибо в нем совсем отсутствовала надменность, так присущая другим плантаторам. Он оставался неизменно вежлив с представителями средних и низших классов, поэтому торговые и рабочие люди тоже отдавали ему дань уважения, заходя в боковую дверь со шляпой в руках. Мередит приходилось выслушивать слова соболезнований, и она была благодарна Джереми за то, что он постоянно находился рядом с ней. Мередит устало пожимала руку за рукой и предлагала закуски с общего стола.

Девлин взял на себя большую часть любезностей, непринужденно беседуя е гостями, всегда вежливый и знающий что сказать в тот или иной момент разговора.

После целого дня таких светских церемоний Дэниэла похоронили на кладбище Уитни, которое лежало к северо-востоку от дома, на высоком холме у реки. На короткую службу, проводимую англиканским священником, прибыло много народу. Даже пришли ее кузены Уитни. Мередит поняла по сжатым губам Галена, что он совершенно против похорон Харли на этом кладбище. Но она рассудила: оскорбительно хоронить хозяина «Мшистой заводи» около церкви, тем более вдали от любимой им Анны.

Позже, уже в доме, к Мередит подошла Алтея, чтобы сочувственно пожать руку и выразить свое соболезнование. Она предложила постоянно навещать друг друга.

Мередит вяло улыбнулась. Алтея — настоящий друг. Вслед за сестрой подошел Гален. Его глаза многозначительно поблескивали.

— Я очень сожалею, кузина, — произнес он, но Мередит поняла, что кузен Уитни имел в виду не смерть ее отчима. Его взгляд скользнул мимо нее к Девлину, и до нее сразу же дошло: Гален больше сожалеет о «недостойном» браке, чем об уходе в мир иной человека, которого он не любил.

— Да, мне очень будет недоставать Дэниэла, — твердо ответила Мередит, вызывающе посмотрев кузену в глаза. Он, похоже, совсем не ожидал такой реакции. — Харли был для меня прекрасньщ отчимом и спас «Мшистую заводь» от разорения. Думаю, всем нам, Уитни, есть за что благодарить его, — продолжила она. Девлин, стоящий рядом, обнял ее за плечи. Его рука оказалась такой теплой и надежной, что подействовала успокаивающе. «Слава Богу, что я не вышла за Галена», — неожиданно для самой себя подумала Мередит. Эта мысль поразила ее, но еще раз повторив эту фразу, она осознала, насколько это верно. Дэниэл оказался прав: в ней много эмоций и чувств, которые никогда бы не удовлетворились кузеном. У них общая наследственность, схожие вкусы в области литературы и музыки, и детство, проведенное в компании друг друга. Но все это — недостаточная основа для брака и для настоящей любви.

Мередит взглянула на мужа и тепло улыбнулась. Она любит Джереми. Странно, но понимание этого пришло внезапно и окончательно. Его быстрая улыбка, красивое лицо, любовное мастерство — все волновало ее до самых кончиков пальцев. Мередит любила быть с ним и чувствовала одиночество, когда Девлин уезжал на поля. Он смешил ее и превращал разговор в удовольствие. Джереми помогал Мередит, всегда находился рядом и утешал, если в этом возникала необходимость. Именно эти качества она ценила в своем муже. Девлин тот, кого Мередит любит по-настоящему. Единственная проблема в том, что хотя она и полюбила его, он, по ее мнению, не отвечает взаимностью.

ГЛАВА 20

На следующий день после похорон из Гринуока приехал поверенный Дэниэла, Александр Картер, чтобы огласить завещание. Это был седовласый, серьезный человек, который любил обставлять чтение подобных документов помпой и официальностью. Поэтому он собрал в гостиной Мередит, Джереми и Лидию, чинно рассадил в креслах и развернул бумаги с величайшей осторожностью и какой-то едва уловимой заботливостью. К несчастью для него, этот спектакль не произвел никакого впечатления на Мередит и миссис Чандлер, которые почти не смотрели на стряпчего, уставшие и эмоционально измотанные всеми скорбными заботами. Только Джереми посмотрел на этот «цирк» насмешливо-серьезно, чем вызвал ответную полуулыбочку мистера Картера.

Доверенный прочистил горло и начал читать Документ звучным, хорошо поставленным голосом. Поскольку он сам писал завещание, то напичкал его правовыми фразами и длинными непонятными словами, которые слушатели не могли сразу понять. Однако мистер Картер был счастлив разъяснить содержание и закончил свое священнодействие следующим образом:

— Короче говоря, оставив миссис Чандлер вышеперечисленное имущество и значительную, хотя и не чрезмерную, сумму денег, мистер Харли завещал оставшееся богатство и плантацию вам, мисс Уитни… э… миссис Девлин. Он также отпустил на волю — так сказать, освободил от рабства — определенное число домашних слуг, а именно: Поля, мажордома, Далей, повариху и Джозефа, своего лакея. Итак… Я душеприказчик имения. У вас есть ко мне вопросы?

Таковых ни у кого не оказалось, поэтому, выпив предложенного ему теплого питья, мистер Картер уехал обратно в город.

Девлин на минуту задумался и повернулся к, Мередит.

— Насчет освобождения тех трех невольников… Это распространено?

— Да. Достаточно часто надежный, преданный раб освобождается после смерти своего хозяина.

— И что они теперь будут делать? Она пожала плечами.

— Могут покинуть плантацию, если, конечно, захотят, могут поехать в Чарлстон и наняться на работу в другое поместье. Кстати, в Чарлстоне живет несколько освобожденных негров… Однако сомневаюсь, что они уедут. Все родились здесь, на плантации, сейчас эти люди занимают довольно высокое положение в доме… Мы с ними не резки или без меры требовательны. Сомневаюсь, что им будет лучше жить где-то в другом месте. Я стану платить этой троице жалование, у них на руках будут документы, подтверждающие их свободу, чтобы никто не смог продать их…

— Интересно, — Глаза Девлина сузились. — Большой ущерб для плантации — ведь теряется ее основное имущество, — невольники — а не доходы.

— Конечно. Придется сделать небольшие перестановки в графе «Прибыли» из-за выплаты жалованья, но это не столь существенно.

Джереми знал, что Мередит абсолютно права, ибо слуги в имении его отца и в поместьях других представителей знати получали мизерные суммы за свой труд.

— Понятно. Кажется, они будут счастливы.

— О, да. Дэниэл оставил им величайший из даров.

— Что ж… Он дал его и мне тоже.

Девлин подумал об аннулированном документе о наемной службе, лежащем на комоде наверху.

Мередит улыбнулась ему, вновь ослепленная его красивым лицом. С тех пор, как она осознала свою любовь, многое изменилось в ее жизни. Мередит стала ощущать свои чувства; находясь рядом с Джереми, она замечала, что сердце начинает прямо-таки подпрыгивать в груди, а кровь — бурлить в жилах; душа наполнялась тихой радостью, лишь только он входил в комнату. Поэтому сейчас Мередит явственно испытывала жгучую тревогу, что Девлин устанет от нее и вернется в постель к Лидии, и сожалела о своей безответной любви. В конце концов, он ведь женился на ней, чтобы получить свободу и огромную плантацию. Она не может его винить. Мередит сделала бы все, что угодно, лишь бы избавиться от рабства. И совершила бы много, только бы сохранить «Мшистую заводь». Но понимание всего этого совсем не облегчало приступов боли, не уменьшало меры колючего страха. Мередит хотела бы, — о, больше всего на свете! — чтобы обретенная любовь получила настоящий отклик в сердце Джереми.

— Что ж, любовь моя…

Девлин поднес ее руку к своим губам. Мередит задумалась, как сладостно и в то же время мучительно слышать слова любви и принимать жесты нежности от него, зная, что они подсказаны лишь привычкой или элементарной вежливостью.

— Я должен вернуться к работе. Как ты, сможешь сегодня побыть одна?

— Конечно, у меня тоже полно дел. Джереми ушел. Мередит ласково поглядела ему вслед, любуясь высокой статной фигурой, пока он шагал по коридору и выходил в боковую дверь. С тех пор, как Девлин выгнал Джексона, работа управляющего легла на его плечи. Хотя и приходилось откладывать многие дела из-за смерти и похорон Дэниэла, она понимала, что с этого времени Джереми будет крайне занят. Скоро начнется посевная. Лучше бы ему найти надсмотрщика до той горячей страды, иначе он измотает себя.

Почти неделю спустя, после полуночи, в одной из хижин из-под одеяла выскользнула огромная человеческая фигура. Мужчина натянул бриджи, взял с пола мешок, в который предварительно сунул кукурузный хлеб и ломоть бекона, быстро завязал его и затем из потайного места за расшатавшимся кирпичом в углу вытащил длинный острый нож. Оглянувшись по сторонам, он бесшумно направился к двери. Но женщина на постели, скорее ощутив его отсутствие, чем услышав шорох, проснулась и сонно села.

— Неб? Куда ты идешь?

— Просто хочу немного подышать свежим воздухом. Не волнуйся. Спи.

— Это в январе-то? — недоверчиво спросила она и встала на колени, заподозрив неладное. — Скажи мне правду. Ты… встречаешься еще с кем-то?

Он недоуменно уставился на нее, затем разразился коротким смешком.

— Успокойся, нет. Для меня не существует других женщин. Ты прекрасно знаешь об этом.

— Тогда куда ты идешь на ночь глядя?

— Ухожу.

— Что ты имеешь в виду? Уходишь? О, Неб, нет! — Бетси наконец поняла его намерения, и ее объял страх. — Неб, не надо. Ты же погубишь себя. Это безумие!

— Я не могу так жить Бетси. .

— Разве ты не счастлив со мною?

На глазах девушки заблестели слезы.

— Конечно, счастлив. Мучительно больно оставлять тебя, но… Не могу же я взять тебя с собой. Тогда-то уж меня точно поймают.

— Тебя и так поймают! — Бетси заплакала. — Неб, ты же прожил здесь меньше года… и не знаешь местности. Сбежавшие рабы забредают в глубь болот, и их убивают болотные гады или они умирают от лихорадки; в крайнем случае, беглецы просто утопают.

— Может оно и так, но я не могу больше здесь оставаться.

— Почему? — Бетси уже плакала навзрыд, протягивая к нему руки в умоляющем жесте. — Я не понимаю…

— Я не могу жить, как животное.

— Неправда! Сейчас у тебя все хорошо.

— Я не обладаю свободой! А это значит, что я ничто!.. Послушай… — Он присел рядом с кроватью и взял ее руки в свои ладони. — Я люблю тебя. Полюбил буквально с первых минут, как увидел тебя, входящую в хижину вслед за белой госпожой. Я пугал тебя, но ты оказалась храброй и… прекрасной. Даже в бреду мне хотелось быть с тобой… Ты сделала все, что могла: научила говорить, как белые люди, дала мне мягкую постель и хорошую еду, любила меня, помогала переносить одиночество, принимала мое семя… Лучшей женщины я не мог бы и пожелать.

— Тогда останься со мной. Что я буду делать без тебя?

— То же, что и до меня, — резко ответил Неб. — Бетси, ты разрываешь мне сердце. Хотел уйти, не разбудив тебя, чтобы избежать этого разговора… Детка, я не могу быть рабом. Ты говоришь, здешние господа — хорошие люди. Может быть… Ты добилась для меня легкой работы, но я не против нее. И не имеет никакого значения, что твоя хозяйка добра. Факт совсем в другом. Они владеют мной, а я не могу жить, зная это. Я должен уйти! Должен быть свободным!

Бетси закусила губу. Она поняла, что он сказал. Именно гордость и яркая индивидуальность и привлекли ее к нему. Неб — настоящий мужчина. Если бы он не боролся за свободу, то не до конца был им. Но ее сердце не выдержит его ухода. Бетси хотелось умолять Неба, просить взять с собой, но она прекрасно понимала — он прав. Она будет лишь помехой на его трудном пути. У него и так мало шансов, а с ней их вообще не станет.

— Ладно, — наконец прошептала Бетси. — Только будь, пожалуйста, осторожен.

— Разумеется, — услышав слова капитуляции, Неб расслабился. Он притянул девушку к себе и поцеловал долгим поцелуем. — Я люблю тебя. Обещаю, когда-нибудь обязательно вернусь за тобой.

Бетси улыбнулась сквозь слезы. Она-то знала, что этот день никогда не наступит. Едва ли удастся сбежать, а если каким-то чудом и удастся, он не сможет вернуться и увезти ее. Но Небу так легче…

— Я буду ждать тебя. Иди.

Он отпустил ее руку и быстро поднялся. Приоткрыв дверь, чтобы только выскользнуть, Неб вышел в ночь, черную, как тени, окружившие его.

Безлунно. Это была одна из причин выбора именно данного времени, ибо он мог оставаться почти незаметным. Хотя едва ли кто-либо стал бы выглядывать из окна дома в столь поздний час; однако рисковать не стоило. Скоро он выйдет на узкую тропинку, ведущую к пристани. План Неба заключался в том, что он сбежал на болота, а про Чарлстон никто и не подумает. Если повезет, он уже будет почти в городе, когда обнаружат его исчезновение. Конечно, Чарлстон намного опаснее огромной и пустынной болотной земли, по крайней мере, в отношении поимки. Но Небу совсем не улыбался один из тех ужасных способов ухода из жизни, о которых говорила Бетси. Кроме того, у него есть подстраховка. Недавно Джозеф гордо демонстрировал свои бумаги об освобождении, и Неб старательно скопировал их на кусок пергамента, который стащил из кабинета. Хотя он не умел ни читать, ни писать, но очень искусно рисовал и поэтому убеждал самого себя, что совершенно точно перенес завитушки пера на свой псевдодокумент. Конечно, Неб не собирался жить в Чарлстоне, так как в городе скоро появятся объявления с его описанием. Его могут узнать и схватить. Но это все потом…

Приблизившись к пристани, Неб услышал царапанье каблука о дерево и мгновенно растворился в тени ближайших деревьев и кустов. Кто может быть здесь в такое время? Сейчас наступила полная тишина. Не раздавалось ни одного подозрительного звука. Через несколько минут Неб убедил себя, что послышавшееся — просто игра его воображения. Но на всякий случай он все-таки держался поближе к подлеску, приближаясь к причалу. Груды мешков с семенами, сгруженные еще несколько недель назад, возвышались на причальной тумбе. Они неясно вырисовывались в темноте, и Неб взял немного в сторону, направляясь к маленькой лодке. Неожиданное звяканье металла заставило его резко остановиться. Прищурив глаза, он увидел небольшую пирогу, отчалившую от причала, и темную фигуру гребца в ней. Убегает еще один раб? Навряд ли, потому что африканец заметил широкие манжеты камзола, когда рука неизвестного подняло весло. Невольник не может носить такой одежды.

Неб потянул носом. В воздухе послышался запах, запах… Он развернулся, быстро оглядывая пространство, и увидел то, что искал. Пляшущие языки пламени! Горят мешки с зерном! На мгновение Неб растерялся. Огонь, в конце концов, заметят; правда, к тому времени семена погибнут окончательно. Вместе с ним загорится причал и окружающие его деревья и кусты. Пламя выйдет из-под контроля. Может, огонь даже охватит красивый кирпичный дом или хижины рабов, где сейчас спит Бетси. Он проглотил ком, неожиданно вставший в горле. Да, у него прекрасная возможность сбежать под шумок. Никто не заметит пропажу лодки в суматохе борьбы с пожаром. Скорее всего, люди, взбудораженные и напуганные происшедшим, даже не заметят в ближайшее время его отсутствия. Потом Неб подумал о Бетси и белой женщине, которая спасла ему жизнь, вспомнил о Девлине, когда тот тащил его на своей спине в хижину, а он упирался, совсем обезумев в лихорадке. Его воображение нарисовало картину наказания Джереми, и Неб увидел самого себя со стороны во время освобождения Девлина от пут позорного столба.

Пробормотав проклятия, он забросил свой мешок подальше в кусты и пронесся к огромному колоколу, висевшему у причала. Неб мощно раскачал язык колокола, наполняя ночь оглушительным тревожным звоном.

— Что за дьявол?! — Джереми сел в постели, сразу очнувшись от сна.

Мередит поднялась вслед за ним.

— Что случилось?

— Кто-то звонит в колокол на пристани. Что, черт побери, происходит?!

Он подошел к окну, но ничего не увидел, кроме тьмы. Схватив бриджи со спинки кровати, Девлин натянул их и побежал вниз по лестнице, на ходу застегивая пуговицы. У задней двери его встретил запыхавшийся Поль.

— Это грузовой причал, мистер Джереми! Он горит! Неб звонит, поднимая тревогу… Я уже послал туда несколько парней с ведрами и чайниками.

— Хорошо. Отправь еще людей, да побольше. Да, и сообщи моей жене.

— Да, сэр.

Ответ Поля упал в пустоту — Девлин уже выскочил из дома и помчался к реке.

За Мередит тоже не пришлось посылать. Она спрыгнула с высокой кровати сразу вслед за мужем и выхватила первое попавшееся платье из шкафа. К счастью, оно зашнуровывалось спереди, так что надеть его без посторонней помощи оказалось делом нескольких секунд. Сунув ноги в крепкие туфли, Мередит помчалась догонять Джереми. На лестнице ей встретилась одна из служанок.

— О, мисс, а я бегу, чтобы сказать вам… Мастер Джереми — на пристани. Там большой пожар.

Девушку явно распирало от желания поделиться новостями и рассказать о несчастье во всех подробностях, но Мередит сбежала вниз по лестнице и, подобрав юбки, поспешила к реке. Пока она достигла причала, все мешки уже были охвачены пламенем. Девлин сформировал две цепочки работников, растянувшихся от настала до границы огня. Ближайшими к центру пожара оказались Джереми и Неб. Им работники по цепочке передавали наполненные емкости, а они выплескивали воду на огонь. Мередит быстро сообразила, что этого явно недостаточно. Примчавшись к дому, она приказала всем здоровым мужчинам и женщинам поспешить к реке с ведрами.

Употребив все свои организаторские способности, Мередит быстро организовала еще две передающие воду цепочку.

Однако стало ясно, что семена уже не спасти. Девлин, махнув Небу, покинул свое место, и двое работников заменили их. Они вдвоем побежали к надворным постройкам и вернулись с парой грабель с длинными ручками. Джереми и Неб отогнали всех от огня и начали растаскивать горящие мешки при помощи принесенных орудий труда. Напрягая мощные мускулы рук и ног, они сбрасывали их в воду, где пламя сразу гасло, распространяя чадный дым. Это была тяжелая горячая работа, да к тому же довольно опасная, потому что оба стояли рискованно близко к пляшущим языкам огня. Но им удалось оставаться невредимыми до самого конца.

Вдруг сорвавшаяся искра взметнулась высоко в воздух и упала на ногу Джереми. Бриджи мгновенно загорелись. Мередит бросилась вперед, вопя и размахивая руками, но Неб огромным скачком первым добрался до него.

Бросив Девлина на дорогу, он быстро при помощи пыли сбил огонь, а потом снова метнулся обратно, чтобы закончить тушение пожара. Джереми пальцами стиснул ком земли, его лицо исказилось от боли.

Мередит опустилась рядом с мужем.

— Ты в порядке? Стиснув зубы, он кивнул.

— Небольшой ожог — вот и все.

Но она-то прекрасно знала, что никакой ожог не может быть незначительным. Он может вызвать лихорадку и жуткую гангрену вплоть до ампутации. Мередит повернулась.

— Ты, — обратилась она к одному из более здоровых работников, — и вы, двое, — указала на других мужчин, — несите его в дом, в нашу спальню. Нет, нет, не так… Возьмите доски. Вот… Не прикасайтесь к ноге. Осторожно!

— Что происходит? — поинтересовался Девлин, приподнимая голову.

— Лежи! — приказала Мередит, решительно подтолкнув его на место. — Все под контролем. Неб гасит остатки пожара. Разумеется, семена пропали… Да и причал сильно обгорел, но, в основном, цел. Вы ведь не дали распространиться огню.

Джереми тяжело вздохнул.

— Проклятие! Все семена!

— Ничего страшного — семена можно заменить, У нас есть деньги, так что не беспокойся. Основная проблема — ты. Тебе нужно обязательно выздороветь, иначе нам всем несдобровать.

Он закрыл глаза. Мередит права. Девлин тоже видел, к чему могут привести ожоги, хотя и не имел такой врачебной практики, как его жена. Казалось бы, горел он совсем недолго, чтобы получить серьезное повреждение, но резкая боль вдоль внешней стороны ноги противоречила этому предположению.

Наконец, после убийственно мучительного подъема по лестнице, они добрались до спальни.

Мередит распорядилась поставить импровизированные носилки на пол. Расположив таз для умывания рядом с Джереми, она опустилась на колени, чтобы разрезать бриджи. Мередит осторожно обмыла его всего, не исключая обожженную ногу, Девлин кривился от боли, сопровождающей каждое ее движение.

— Мне что, нужно быть чистым, чтобы удостоиться твоих простыней? — раздраженно прорычал он.

— Тише! — сурово приказала Мередит, хотя слезы застилали глаза. — Я беспокоюсь не о простынях. Учти, грязь не способствует быстрому заживлению ран или ожогов. Не знаю почему, но она увеличивает опасность опухоли или лихорадки, а также и нагноения. Здесь я доктор, поэтому не пытайся перечить мне.

— Слушаюсь, мэм.

Закончив с мытьем, она приказала мужчинам поднять его на кровать. Потом Мередит выпроводила всех из комнаты и пошла на кухню приготовить противоожоговую припарку. Смешав необходимые ингредиенты, она перенесла смесь к постели Девлина, намазала ею кусок белой ткани и приложила к обожженному месту. Мередит знала, что как бы нежно ни касалась она его ноги, каждое ее прикосновение вызывает боль, но Джереми стиснул зубы и напряженно молчал.

— Тебе необязательно быть стоиком, — пошутила Мередит нетвердым голосом от подступившего к горлу комка. — Поверь, я не стану возражать, если ты немного покричишь.

— Знаю я тебя, — хрипло отшучивался Девлин. — Ты из породы тех, кому нравится мучить других. Я не доставлю тебе удовольствия своими стонами.

— Ладно уж, хватит храбриться.

Она откинулась назад и стерла со лба пот, затем соскользнула с кровати и прикрыла мужа одеялом, оставив открытой поврежденную ногу.

Приготовив болеутоляющее, Мередит заставила его выпить лекарство.

— Вот… Это поможет тебе и позволит немного поспать. Я давала тебе это… ну… в тот раз.

— Хорошо. — Он протянул руку и сжал ладонь жены. — Ты все еще стыдишься говорить об этом, да?

— О чем? О той ужасной жестокости, которой ты подвергся по моей прихоти? Да, конечно.

— Мередит, мне бы не хотелось, чтобы ты испытывала чувство вины. Уверен, что это я как-то спровоцировал тебя на такой шаг. А Джексон воспользовался твоим гневом… Я давно простил тебя. Кроме того, ты уже многократно возместила мне то зло. — Он криво усмехнулся. — Удовольствие стоило боли.

Мередит отвела взгляд, ее щеки слегка порозовели.

— Теперь нужно немного отдохнуть. Утром я сменю припарку.

Она направилась к двери.

— Куда ты?

— Спать… в твоей бывшей спальне.

— Но почему?

— Любое движение причинит тебе боль. Я не могу быть с тобой.

Девлин вздохнул с преувеличенным отчаянием.

— Значит, мне нужно поскорее выздоравливать, а?

Она осуждающе покачала головой, улыбнувшсь сквозь слезы, и вышла. Голова Джереми гудела от самых разных мыслей, ему казалось, что он никогда не уснет, но через несколько секунд его веки смежились. Мередит несколько раз в течение ночи приходила посмотреть на него. Сон Джереми нельзя было назвать спокойным: он возбужденно ворочался, крутил головой из стороны в сторону и стонал. Но к утру Девлин успокоился и проспал почти до полудня.

Мередит заглянула в его комнату и увидела, что муж уже не спит. Тогда она послала служанку за припаркой, которую давно приготовила, и вошла. Джереми повернул голову и слабо улыбнулся.

— Привет.

— Привет, дорогой.

Сердце Мередит утопало в нежных чувствах при виде дорогого лица. Суровые морщинки разбегались от уголков губ и глаз, а кожа выглядела необычайно бледной.

— Как ты?

Он поморщился.

— Не считая того, что моя нога горит так, будто я умер и попал в ад, полагаю, хорошо.

Мередит осторожно и нежно сняла припарку и осмотрела обожженное место. Когда служанка вернулась с новой порцией мази, она аккуратно положила слой препарата на рану и отступила назад с просветлевшим лицом.

— Выглядит очень неплохо. Кажется, ожог не столь серьезен, как показалось мне вначале.

Джереми испустил преувеличенно мучительный сон, а затем улыбнулся.

— Ну, если это смешная ранка, то не хотела бы ты получить кое-что посерьезнее?

— Ладно, — поддразнила его Мередит, уперев руки в бока, — хватит этих глупостей… Хочешь, чтобы я почитала тебе или предпочитаешь поспать? А как насчет еды?

— Неплохая идея. Может, говяжье рагу?

— Суп тоже подойдет. Наверное, Далей сможет отыскать для тебя котелок с говядиной и овощным супом. — Хорошо. Но прежде чем все это окажется здесь, мне бы хотелось повидать одного из лакеев.

— Зачем? Джереми, сейчас не время думать о делах. Плантация сможет несколько дней прожить и без тебя.

— А тебе все нужно знать? — он, конечно, хотел пошутить, но голос от раздражающей боли прозвучал довольно резко.

Мередит сжалась.

— Нет, конечно, нет.

Она ушла и отослала к Девлину молодого лакея, как он и просил, а сама отправилась на кухню отдать распоряжения насчет обеда для мужа. Покончив с этим, Мередит вернулась к своим делам. Джереми явно не нуждался в ее обществе.

Как только слуга вошел в комнату, Девлин произнес:

— Иди на пристань и осмотри все вокруг — в воде, на пирсе, на земле вокруг причала, на тропе… Проведи тщательные поиски.

— Поиски… чего?

— Не знаю. Чего-нибудь странного, необычного. Какого-либо предмета, который явно может принадлежать кому-то. Скажем, это может быть трубка или кисет, возможно, клочок бумаги или оторванной от одежды ткани. И не забудь поставить охрану вокруг пристани. Не позволяй никому прикасаться к пепелищу. Я хочу осмотреть все сам, когда нога немного подживет.

Лакей, казалось, растерялся, но кивнул и сразу же принялся за дело, лишь только хозяин отпустил его.

Джереми ел в одиночестве, жалея, что Мередит не возвращается. Нехорошо вышло с тем, что он сказал ей. Она, конечно, обиделась. Девлин сосем не желал, чтобы его слова прозвучали сердито или раздраженно. Ему просто хотелось уберечь ее от беспокойства и страха, скрыв свои предположения и догадки. Зря он так рыкнул на нее.

Мередит не приходила несколько часов, зато вернулся лакей и принес мешок, валявшийся в кустах. Джереми просмотрел его содержимое приказал слуге привести к нему Неба.

— Мисс Мередит?

Бетси остановилась в дверях общей комнаты.

— Да? — Она подняла глаза от штопки.

— Я… могу попросить вас кое о чем? Об одном одолжении?

— Ну конечно, Бетси. Входи. — Мередит отложила шитье в сторону, удивленная неожиданной просьбой служанки. Девушка, похоже, нервничала. Интересно, что могло еще случиться?

— Я… Это… насчет Неба. Я боюсь за него.

— Боишься? Почему?

— Мистер Джереми недавно прислал за ним, мэм. Неб сейчас в комнате господина.

Мередит улыбнулась.

— В этом нет ничего страшного. Он обнаружил пожар, а потом спас мистера Девлина от сильных ожогов. Мой муж, возможно, благодарит его или награждает. Ведь мы многим обязаны ему.

— Да, мэм. Но Неб уверен, что мистер Девлин знает о цели, с которой он находился на пристани.

— Что ты имеешь в виду?

— Мисс Мередит, разве вы не знаете? Мередит озадаченно уставилась на служанку.

Она настолько расстроилась из-за пожара я ожога Джереми, что не задумывалась, каким образом Неб оказался в районе пирса. Теперь же все это выглядело действительно как-то странно. Что ему было нужно на пристани посреди ночи? Если только. — Глаза Мередит расширились от ужасного предположения.

— Бетси, признайся, он пытался бежать? Девушка несчастно кивнула.

— Да. И теперь мистер Джереми накажет его. Я знаю, обязательно накажет. Никто бы не оставил этого дела без наказания… Он обязательно догадается, что Неб попытается еще раз… О, мисс Мередит, я так боюсь. Его уже и так много пороли. У него вся спина в шрамах. Я не вынесу, если такое повторится. А что, могут ему назначить более страшное наказание? Я слышала о хозяевах, которые отрубают ногу или…

Мередит стиснула руки.

— Замолчи! — оборвала она девушку. — Джереми не сделает…

Но действительно ли она знает, на что способен ее муж? Конечно, он не причинит боли человеку, спасшему его жизнь и имущество. Правда, иногда мужчины ведут себя очень странно. А она не понимает своего супруга, не знает его, как бы сильно ни любила.

— Пожалуйста, мисс Мерри, если бы вы могли поговорить с ним до того… ну… до приказания выпороть Неба… Возможно, мистер Джереми согласится, пока еще никто не знает. Неб сейчас там. Если вы попросите хозяина не наказывать его, он обязательно послушает вас. Мистер Джереми сделает вам одолжение… Пожалуйста…

Мередит облизала пересохшие губы. Она не могла объяснить Бетси, что та слишком переоценивает ее влияние на Девлина. Он ведь не просто обычный молодой супруг, влюбленный в свою жену. Мередит сама не знала, выполнит ли Джереми ее просьбу, я сомневалась в своем влиянии на него. Но нужно попытаться. Она не может позволить Девлину причинить зло Небу. Ведь Мередит в долгу перед этим африканцем за спасение жизни мужа.

— Я поговорю с ним. Возможно, мне удастся убедить его не наказывать Неба.

Глаза Бетси заблестели от слез.

— О, благодарю вас, мэм.

Мередит заторопилась наверх, мысленно перебирая доводы, с помощью которых сможет убедить Джереми. Она остановилась у двери и услышала голос мужа, резкий и убийственно спокойный.

— Ответь мне, Неб.

Мередит громко постучала и вошла, не ожидая разрешения.

Девлин сидел на кровати, его лицо побледнело и сияло какой-то необычной решительностью. Неб стоял у изножия, упрямо выпятив челюсть. Она мысленно вздохнула: «У этих двоих слишком схожие характеры. Скорее всего, они уже готовы столкнуться…» — Привет, Джереми. Неб… — Она кивнула рабу и повернулась к мужу. — Дорогой, не пора ли тебе отдохнуть? Боюсь, ты переутомился. Почему мне не отослать Неба обратно в сад, чтобы ты немного вздремнул?

Рот Девлина раздраженно дернулся. Ему не удалось ничего вытянуть из африканца, да и нога чертовски болела. А теперь еще эта суетливая опека Мередит, так непохожая на нее, окончательно разозлила его.

— Проклятие! — рявкнул он. — Я сам в состоянии решить, спать мне или не спать! И я продолжу расспрашивать Неба, если мне этого хочется!

Она сжала губы, пытаясь не обращать внимания на обиду, вызванную его тоном. Мередит напомнила себе, что муж нездоров, а энергичные люди, как известно, — всегда плохие пациенты.

Девлин повернулся к невольнику.

— Итак, мне хотелось бы услышать ответ… Не понимаю, чего ты надеешься добиться, отказываясь рассказать о случившемся. Я знаю, что ты хотел сбежать. Иначе, зачем бы тебе находиться на пристани… если, конечно, ты сам не устроил пожар.

— Устрой я поджог, зачем бы мне предупреждать вас? — негодующе отозвался негр.

— Не знаю. Это действительно не имеет никакого смысла, — признал Девлин. — Но и твой отказ отвечать на вопросы тоже выглядит странно.

— Джереми, мне нужно поговорить с тобой, — вмешалась Мередит, — желательно, наедине. Неб, ты не подождешь в коридоре?

— Мередит! Неб, оставайся здесь! Наш разговор важнее, а с тобой, дорогая, мы можем поговорить позже.

— Нет, не можем! — выпалила она рассерженно. — Речь пойдет о нем! — Мередит ткнула пальцем в сторону африканца.

— Гм… О чем именно?

— Джереми, он спас тебе жизнь! И именно Неб помог тебе, когда Джексон издевался над тобой. Он помог тебе дважды!

— Я прекрасно это знаю. Ожог совсем не повлиял на мою память.

— Тогда… прошу тебя, пожалуйста, не наказывай его. — Она подошла и опустилась коленями на маленькую скамеечку перед кроватью, умоляюще сложив руки. — Джереми, мы обязаны Небу твоей жизнью. Пожалуйста, умоляю тебя… Сделай мне одолжение, не наказывай его.

Слабая улыбка тронула губы Девлина, раздражение улетучилось. У него как-то странно потеплело в груди. Он погладил жену по волосам.

— Мередит, неужели ты просишь меня об одолжении?

— Да, — растерянно призналась она, проглотив гордость. — Пожалуйста, Джереми…

— Поверь, я поражен… Мне казалось, спасение моей жизни, скорее, должно вызвать у тебя желание наказать Неба, а не подобную реакцию, — поддразнил он. — Может ли быть, чтобы я стал немного нравиться? — Девлин наклонился и прошептал ей на ухо:

— Ты обнаружила, что получаешь удовольствие от меня в постели?

Мередит покраснела и отвернулась.

— Джереми!

Он усмехнулся и откинулся на подушки.

— Итак, к твоему сведению, любовь моя… Я совсем не намеревался наказывать его. Хотя, как только я встану с этой постели, хорошенько поколочу Неба, если он и дальше не будет отвечать на мои вопросы.

И негр, и Мередит удивленно уставились на Девлина.

— Неб, фактически я собираюсь предложить тебе свободу.

ГЛАВА 21

— Что?! — Неб открыл рот.

Он ожидал сурового наказания, когда ему приказали идти в комнату Джереми, и проклинал себя за то, что не дал сгореть этой чертовой плантации. Теперь же, услышав слова Девлина о свободе вместо наказания, Неб изумился и… потерял дар речи.

— Я освобождаю тебя. А если сказать более точно, то назначаю, кроме освобождения, своим новым управляющим.

Мередит прямо-таки подскочила на ноги.

— Ты с ума сошел! Никто никогда…

— Я часто делаю то, что «никто никогда» не совершал, — напомнил ей Джереми. — И на Акробате тоже никто никогда не мог ездить.

— Но, дорогой, бывший невольник в роли управляющего?!

— А почему бы и нет? Ты видела, насколько правильно организовал Неб борьбу с пожаром? К тому времени, как я пришел, он уже сформировал цепочку по передаче воды… Неб — прирожденный руководитель. И вдобавок к этому умен. Смотри, как быстро освоил наш язык. В тот день, когда мне пришлось тащить его на своей спине в хижину, он не мог и слова сказать по-английски. А сейчас Неб говорит лучше, чем большинство невольников.

В этот момент в разговор вмешался сам виновник этого спора.

— Разве мое мнение не в счет?

— Да, разумеется, — ответил Девлин. — Полагаю, ты не станешь возражать против моего предложения?

— Я не могу принять его.

— Что?! — теперь настала очередь Джереми приоткрыть рот от изумления. — Я предлагаю тебе свободу и делаю надсмотрщиком, а ты наотрез отказываешься?

— Я не могу командовать рабами. Вернее, не буду. Не буду хлестать плетью черные спины и гнать закованных в цепи людей на поля!

— А если они не будут закованы? — Девлин бросил на собеседника проницательный взгляд. — Если не будет никаких плетей? Ты бы согласился руководить свободными черными работниками?

— Джереми, о чем ты говоришь?!

— Мередит… — Он взял ее руки в свои, вглядываясь в ее глаза, умоляя согласиться с ним. — Я хочу освободить всех рабов «Мшистой заводи».

— Ты серьезно?

— Как никогда в жизни. Я сам испытал на себе удары плетей. Меня заковывали в цепи, били и унижали… Мне известно, каково быть загнанным, словно животное, и проданным на аукционе. Никто не должен подвергаться подобному унижению. Что, если бы мы с тобой принадлежали кому-либо, и он задумал бы разлучить нас, когда ему однажды это взбрело в голову? Продать одного и оставить другого? Представь, наш ребенок, даже еще не родившись, — раб!

Лицо Мередит мучительно исказилось, слезы подступили к глазам. — Джереми, я знаю… Но что из этого выйдет? Я имею в виду, как мы сможем содержать «Мшистую заводь»?

— Я уже думал и представлял себе подобную ситуацию… Размышлял с тех самых пор, как Дэниэл освободил Далей, Поля и Джозефа посредством своего завещания. Тогда ты объяснила мне, что доход изменится лишь незначительно, так как плата за труд невысока. «Мшистая заводь» будет производить достаточно зерна, чтобы платить освобожденным людям и получать хорошую прибыль. — Голос Девлина дрожал от вдохновения, и он почти до боли стиснул руку жены. — Если все, кого мы освободим, уйдут от нас и придется покупать новых работников, мы потеряем много… Но ты же сама сказала, что они никуда не отправятся. Люди станут свободными, получат на руки документы, удостоверяющие это, но останутся на своих местах… Почему бы им не работать здесь?

— Правильно, — вмешался Неб, взволнованно наклонившись над кроватью. — Если только они не высококвалифицированные работники, лучше места для них нет. Конечно, останутся! Хижины, пища и одежда здесь намного лучше, чем где бы то ни было. Кроме того, мисс Мередит — прекрасный лекарь. На этой плантации у этих людей меньше опасений умереть из-за болезни.

— Это верно, — согласился Девлин. — Мередит, благодаря твоему опыту и познаниям во врачевании, у «Мшистой заводи» намного меньший коэффициент износа, чем у любой другой плантации. Нам не приходится постоянно покупать новых невольников из-за их смертности. Я знаю, что с экономической точки зрения моя мечта вполне осуществима. Ты понимаешь, насколько охотнее работает человек, зная, что он свободен в своих поступках и интересах? Сознание рабства лишает всякого стремления к лучшему. Но работать за плату — содержать свою семью — это совсем другое дело. Уверен, мы сможем добиться той же производительности с меньшим количеством людей, если они будут свободными, а не рабами.

Сердце Мередит переполняла любовь, когда она смотрела на воодушевленное лицо Девлина. В нем есть прекрасные качества, о которых мало кто подозревал. Он помнил свою боль и не хотел, чтобы другие пережили то же. Она и сама всегда ненавидела рабство, но, как зверек в силках, находилась во власти системы. Английское правительство поддерживало институт невольничества, потому что работорговля означала огромный доход для ее кораблей. Местные плантаторы боялись, что не смогут вырастить без рабов хоть один урожай. Но Джереми собирался рискнуть, опираясь на свою доброту и великодушие. Мередит хотелось броситься ему на шею и закричать о своей любви к нему. Но она сдержала себя и просто кивнула.

— Я… Возможно, ты прав. Может быть, что-то и получится.

Девлин улыбнулся.

— Уверен! — Он повернулся к Небу. — А как ты? Теперь возьмешься за работу? Поможешь мне с экспериментом?

— Когда меня оторвали от дома несколько месяцев назад, я хотел только одного — вернуться. Но теперь там ничего не осталось. А здесь — Бетси… Она все, что у меня есть. Я остаюсь. Остаюсь и стану управляющим.

— Хорошо. И спасибо за спасение. — Джереми протянул руку. Пораженный до глубины души Неб потянулся, чтобы пожать ее. — А теперь, с твоего позволения, любовь моя, я бы хотел спросить нашего нового управляющего еще кое о чем. То есть если, конечно, он согласится отвечать на мои вопросы — — Он саркастически вскинул брови и бросил взгляд на огромного негра. Тот улыбнулся.

— Сделаю все, что смогу.

Девлин откинулся на подушки, и Мередит поднялась. Он снова прогонял ее, но она не могла найти в себе силы для негодования или обиды. Его счастливое взволнованное лицо так и стояло перед глазами.

Мередит легко сбежала по лестнице и вошла в общую комнату. Там ее ждала Лидия, маленькая и бледная в своем траурном платье. После смерти Дэниэла она стала какой-то потерянной и апатичной. В сердце Мередит зашевелилось сочувствие, даже несмотря на свою ревность. До сих пор ее мучила мысль: вернется ли муж к Лидии, заберется ли к ней в постель. После ухода Харли уже ничто не мешало ему сделать это. Он мог бы даже сделать Лидию своей любовницей, если бы захотел.

— Мередит, я хочу поговорить с тобой, — начала Чандлер, плотно сцепив пальцы рук.

— О чем? — Она присела в кресло и взяла свое прерванное рукоделие.

— На этой неделе я уезжаю.

— Уезжаешь? — Мередит никак не могла вникнуть в смысл сказанного. — Что ты имеешь в виду? Собираешься кого-то навестить?

— Нет. Я уезжаю навсегда. Возвращаюсь в Англию.

— Возвращаешься в Англию?! — поразилась Мередит, — Но почему?

— Без Дэниэла меня здесь ничего не держит… Ты была для меня единственным другом, но даже и ты уже некоторое время стала намного холодней и отчужденнее. В Лондоне мне будет лучше… Меня станут окружать люди, которых я хорошо знаю. Дэниэл оставил мне достаточно денег, чтобы я могла делать все, что захочу. Я не могу больше оставаться здесь.

— А как же Джереми? — совершенно не задумываясь, выпалила Мередит.

Лидия нахмурилась.

— А при чем здесь он? Девлин не имеет к этому никакого отношения.

— Но… Ты хочешь сказать… что не против покинуть его?

Чандлер нахмурилась еще сильнее.

— Он мне нравится, но я не испытываю никакой печали, расставаясь с ним. Ты мне намного ближе.

— Но ведь вы же с ним…

— Что? Мередит, мы, похоже, говорим о разных вещах. Я совершенно не понимаю тебя.

— Я говорю о вашей с Джереми любовной связи! — воскликнула Мередит, разозлившись на ее притворное непонимание. — Пока Дэниэл болел и умирал, ты наставляла ему рога с… с… моим мужем.

— Это неправда! — ахнула Лидия, побелев. — Кто-то солгал тебе… Кто? Кто сказал это?

— Никто, — презрительно отрезала Мередит. — Я видела это своими глазами.

— Но как? Ты не могла!

— Видела! Однажды я принесла кое-что из отцовской одежды в каморку Джереми и застала вас, когда вы с ним… — она осеклась, не в силах закончить фразу.

Лидия ошеломленно уставилась на нее, а затем ее лицо вспыхнуло.

— А, понимаю…

— Да, да… Поэтому тебе не стоит лгать.

— Я не могу говорить неправду, — тихо отозвалась Чандлер. — Ты, по-видимому, сразу убежала… Мередит, если бы ты задержалась хоть на немного, то поняла бы, что мы не занимались любовью. — Мередит недоверчиво вскинула бровь. — Это правда. Мне ужасно неприятно говорить об этом дне, но, очевидно, придется. Иначе ты будешь продолжать плохо думать о своем муже к сделаешь все возможное, чтобы разрушить ваш брак. Так вот, Джереми не спал со мной ни в тот день, ни в какой другой. Клянусь! Да, я хотела его, это правда. Дэниэл уже долгое время не мог заниматься любовью, а Девлин красивый и привлекательный… Я стала думать о нем, желая его, но долго боролась с этим. Я действительно любила Харли, по-настоящему любила. Мне не хотелось быть неверной, хотя Дэниэл разрешил мне… Он сказал, что поймет, если я стану искать другого мужчину, поскольку он больше не был способен на это. Но я не хотела! И оставалась верна ему за исключением того единственного дня… Я, как дура, пошла к Джереми, и мы целовались. Но дальше этого не зашло. Мне удалось вспомнить о своем долге и чувстве к Дэниэлу. Да, я страстно хотела Девлина, но мы не занимались любовью…

Мередит задумчиво закусила губы. Действительно ли Лидия говорит правду? Можно ли верить ей? Она хотела — о, как она хотела! — верить Чандлер. Если бы Мередит могла быть уверена, что Джереми не спал с Лидией, ее жизнь засияла бы новым счастливым блеском. Она бы больше не испытывала этой ужасной и гнетущей ревности. Если Девлин не был ни в чьей постели, кроме ее, быть может, он останется с ней до конца жизни, как и предполагается в любом браке? Возможно, когда-нибудь Джереми даже полюбит ее? Мередит понимала, что не Должна позволять себе надеяться, и все же не могла Удержаться от сладостных мечтаний. Лидия упаковала вещи и покинула «Мшистую заводь» через два дня. С ее отъездом Мередит почувствовала некоторую грусть. Ей всегда нравилась миссис Чандлер, она была ее ближайшей подругой в течение нескольких лет. Если Лидия сказала правду, больше нет причин испытывать к ней неприязнь.

Искренние слезы наполнили глаза Мередит, когда она обняла Лидию на прощанье и смотрела, как та усаживается в пироге около целой горы багажа. Но когда лодка отчалила, Мередит почувствовала и радость, и облегчение. Ревность больше не будет терзать ее. Ей теперь не придется тревожится о привлекательности Лидии или гадать, сравнивает ли их Джереми и находит ее менее привлекательной.

Легкой походкой она вернулась к дому, уверенная, что даже ворчливость Девлина не испортит ей сегодня настроения.

Как Мередит и подозревала, пациент из него вышел ужасный. Непривычный к бездействию, Джереми нервничал и раздражался из-за пустяков. Когда нога стала беспокоить меньше, его раздражительность усилилась еще больше. Боль уменьшилась, и он решил, что поправился и уже может ходить и ездить верхом. Категорический отказ Мередит разозлил Девлина, но он слишком уважал ее врачебные способности, чтобы пренебречь предписаниями жены. Она читала ему, играла с ним в тихие, спокойные игры, стараясь подавлять собственную раздражительность, когда Джереми огрызался и рычал.

В этот день Мередит сидела на кровати Девлина и играла с ним в шахматы на доске, лежащей на его коленях. Делая очередной ход, Джереми пробрался пальцами к вырезу ее платья. Она слегка хлопнула его по руке.

— Ну, ну… Ничего такого! Девлин вздохнул.

— Почему? Мне принципиально отказано во всех удовольствиях?

— Просто я знаю, к чему это приведет, а твою ногу нельзя тревожить. Итак, твой ход.

— К черту игру! — Он отшвырнул доску в сторону, разбросав фигуры по всему полу. — Я схожу с ума.

Мередит сердито поджала губы.

— Судя по твоему виду, да и поведению, — да, — язвительно заметила она.

— И все из-за тебя.

— Из-за меня? Почему?

— Ты не позволяешь прикасаться к себе. Даже спишь в другой комнате.

— Джереми, ты же знаешь…

— Я знаю, что это чертовски хороший предлог, чтобы избегать меня!

— Знаешь, я пытаюсь быть терпеливой, но с тобой это очень трудно.

Неожиданно Девлин улыбнулся.

— Не так трудно, как мне.

Схватив ее руку, он положил ее на свою набухшую плоть, топорщившуюся под тонкой простыней. В ней сразу проснулось желание.

Мередит все-таки отдернула ладонь.

— Грубиян.

— Ага, — немедленно признался он. — И со всей своей грубостью я снова хочу тебя. — Его руки заскользили по обнаженной части груди нырнули в ложбинку. — Мередит, пожалуйста… Я хочу тебя. Прошла уже целая вечность, как…

— Джереми! Это может повредить твоей ноге.

— Ты сама будешь любить меня. Сверху. Я даже оставлю эту чертову ногу накрытой. — Его пальцы теребили шнуровку корсажа.

На мгновение Мередит заколебалась. Она не должна растревожить его ожог, но… Если сделать так, как он предлагает, этого можно избежать. Мередит и сама испытывала спазмы неудовлетворенного желания в течение его выздоровления. Определенно, не случится ничего страшного.

Она встала и начала распускать шнуровку. Джереми наблюдал за ней алчным взглядом, под влиянием которого Мередит почувствовала тепло и смелость. Ей хотелось дразнить и испытывать свою сексуальную власть над ним, все еще продолжая изумляться, что она у нее есть. Она неторопливо избавилась от платья. Джереми облизал губы.

— Негодная девчонка, — пробормотал он. — Быстрее.

Но Мередит еще больше замедлила движения, сдвинув вниз бретели сорочки и обнажая грудь, затем натянула их обратно и вместо этого принялась снимать юбки. Девлин застонал, наблюдая ее игру и в полной мере наслаждаясь восхитительной мукой. Эта новая черта жены — кокетливая сексуальность возбуждала его. Подъюбники присоединились к платью на полу, и Мередит вернулась к сорочке, опуская ее с нескончаемой медлительностью, скользя руками по своему телу, как этого мучительно хотелось Джереми.

Закончив раздеваться, она, вместо того, чтобы присоединиться к нему на кровати, соблазнительно покачивая бедрами, прошла к трюмо. Сев перед зеркалом, Мередит вынула шпильки из волос и стала расчесывать их ровными чувственными движениями. Пряди потрескивали, растекаясь по плечам с легкостью крыльев бабочки. Девлину не терпелось погрузить руки в эту густую массу. Он видел в зеркале ее обнаженные груди и их слабое покачивание, когда она поднимала руки. Это зрелище все больше усиливало его пыл.

— Мередит, — хрипло простонал он. — Я поквитаюсь с тобой за все…

— О? И как же?

Она вызывающе улыбнулась, встряхнув локонами. Девлин описал свои намерения в самых похотливых подробностях. Его слова вызвали слабый румянец на ее щеках, одновременно подогревая желание.

Мередит поднялась и подошла к кровати. Встав коленями на край, она потянула вверх его рубашку, широко раскинув руки, чтобы ощутить под ней кожу Девлина. Наконец, Мередит сняла ее и отбросила в сторону. Джереми схватил ее груди и помассировал их, потом взял припухшие вершины в рот, потягивая их зубами. Руки скользили ниже, нетерпеливо отыскивая доступ к ее женской тайне, но Мередит отодвинулась.

— Нет. Я буду любить тебя сама.

Она сдвинула простыню вниз, осторожно обернув ею поврежденную ногу, и опустилась лицом на его грудь. Ее губы блуждали по коже, касаясь плоских сосков, целовали и покусывали, возбуждая Джереми всеми способами, которые она знала. Мередит смело отправилась ниже. Язык скользнул в углубление пупка. Девлин тяжело сглотнул, внезапно задышав часто и неровно. Она продолжала опускаться, пока не прижалась губами к его естеству. Он изогнулся, застонав, и Мередит принялась исследовать атласно-гладкий стержень ртом, проводя языком от основания до кончика. Джереми сжимал простыни, стоны превратились почти во всхлипы.

— Мередит, — наконец выдохнул он, — быстрее. Пожалуйста. Я больше не могу.

Она села на него, опустившись на горячую пульсирующую плоть. Девлин лежал абсолютно неподвижно, пока Мередит поднималась и опускалась, доводя его желание и свое собственное до бездушной трепещущей потребности. В конце концов они достигли вершин страсти, сплетенные в единое целое. Она сознавала каждой клеточкой своего существа, что любит Джереми больше, чем когда-то считала возможным.

Девлин быстро поправлялся, и через несколько дней уже мог вставать с постели и ходить по дому с помощью трости, когда-то принадлежавшей деду Мередит. Его настроение после возвращения жены к нему в постель заметно улучшилось, а возможность передвигаться сделала Джереми почти снова самим собой, хотя он и горячился по поводу запрета вернуться к верховым прогулкам.

Мередит, освободившись от необходимости развлекать мужа, могла уделить некоторое время контролю за посадкой огорода, где выращивала многие из составляющих для своих снадобий.

Однажды днем она возвращалась домой с участка земли, где выращивали овощи, совершение уставшая. Старое платье, одетое специально для этой работы, промокло от пота. Влажные волосы выбились из узла на затылке и рассыпались вокруг лица.

Войдя в заднюю дверь, Мередит услышала мелодичный женский смех, доносившийся из гостиной. Заинтригованная, она направилась по коридору, чтобы взглянуть на гостью, — резко застыла в дверном проеме.

Джереми сидел на красной бархатной софе, положив раненную ногу на сиденье. Опал Гамидьтон расположилась напротив в изящном кресле. Она, как всегда, красиво оделась для визита. На сей раз на ней было бледно-розовое атласное платье, подчеркивающее нежный цвет лица. Опал улыбалась Девлину, ее глазки блестели, а влажные губы — слегка приоткрыты. Он улыбался в ответ, что очень покоробило Мередит. Оба обернулись при ее появлении.

— Бог мой, Мередит, как… как необычно ты выглядишь, — прокомментировала Гамильтон. — Что такое ты делала?

Мередит взглянула на свое старое, поношенное платье с испачканной каймой. Она знала, что волосы ее растрепаны, а лицо влажное и блестит от пота, и сразу же почувствовала себя смущающе огромной, неуклюжей и страшно непривлекательной по сравнению с кукольной внешностью гостьи.

— Я… Я прошу прощения… Только что с огорода. Я не знала, что ты здесь. Я хочу сказать, что услышала смех и прошла посмотреть, кто к нам пожаловал. Ни за что бы не пришла, если бы знала, что у нас за гостья. — Она вспыхнула от смущения. — То есть, я бы вначале переоделась… — «Господи! Что я несу?» — мелькнуло в ее голове.

— О, ничего страшного, Мередит. Мне бы и в голову не пришло обижаться на твой внешний вид. Мы же так давно знаем друг друга, и я видела тебя и в более затрапезном состоянии.

Мередит покраснела еще больше. Девлин улыбнулся ей и пододвинул ногу, освобождая место.

— Входи, дорогая, и присоединяйся к нам. Его улыбка глубоко ранила ее сердце. Она была уверена, что муж вместе с Опал насмехается над уродливой одеждой.

— Нет, спасибо, — сдержанно ответила Мередит. — Мне нужно переодеться к ужину. Сожалею, то отсутствовала и не могла принять тебя, Опал. — О, не беспокойся, — лукаво улыбнулась Гамильтон. — Джереми чудно развлек меня.

Мередит натянуто улыбнулась и поспешно ретировалась, почти бегом бросившись по лестнице к своей комнате. Смущение и злость сжигали ее. В своей радости из-за отсутствия Лидии она забыла об Опал. Мередит глупо поверила, что ее муж будет принадлежать ей одной. Но он всегда найдет какую-нибудь смазливую кокетку, чье общество ему приятнее, чем компания Мередит.

Пока она дошла до спальни, ярость полностью охватила ее душу. Мередит сорвала с себя одежду и швырнула на пол. Налив воду в таз, она смыла с себя пыль и пот, затем оделась в чистое белье и платье. Поглядевшись в зеркало, Мередит вздохнула. Траур явно не красит ее. Черный цвет скрадывает краску щек и делает тусклым блеск волос. Обследовав свое отражение, она решила, что похожа на огромную черную ворону. Не удивительно, что Джереми находит удовольствие в обществе изящной, прелестно одетой Опал Гамильтон. Мередит со злостью подумала, что вырвала бы все так аккуратно уложенные и накрученные волосы этой куклы Опал. Ну почему она не бегает за чьим-нибудь еще мужем?

Неожиданно она услышала медленные, ритмичные шаги Джереми по лестнице и повернулась к нему лицом, как только он вошел в комнату. Девлин улыбнулся.

— Ты уже одета? А я-то надеялся полюбоваться тобой без одежды.

— Уверена, с Опал Гамильтон болтать куда интереснее, — холодно парировала Мередит.

Его улыбка стала еще шире.

— Эй, да ты ревнуешь.

— Разумеется, нет. С какой стати мне ревновать? У меня нет прав на тебя и нет желания приобретать их.

— Лгунья. Ты точно ревнуешь. А знаешь, мне это нравится.

— Я не ревную! Просто мне не настолько приятно общество Опал Гамильтон, как тебе.

— Она похожа на женщин, которых я знавал в Лондоне, — произнес Джереми, имея в виду, что их гостья ничтожна и скучна, но его слова для разозлившейся Мередит имели противоположное значение. «Гамильтон напоминает ему то, что он знал всю свою жизнь, к чему хотел вернуться, — подумала она, — тогда как я ничуть не похожа на женщин, с которыми он был знаком. Неудивительно, что ему нравится Опал». Мередит понимала, что у нее нет против такой соперницы ни малейшего шанса.

Но Джереми, который в этот момент наполовину отвернулся, снимая свободный халат, наброшенный поверх рубашки и бриджей, не заметил расстроенного лица жены. Он весело продолжил:

— Итак, раз ты уже одета, мне не остается ничего иного, как отправиться на верховую прогулку.

— Что?! Ты не сделаешь ничего подобного!

— Мередит, я достаточно долго оставался инвалидом. Пора снова начинать жить.

— Но у тебя больная нога.

— Она уже почти зажила. И я не собираюсь ездить по всей «Мшистой заводи», а просто планирую немного прогуляться на спокойной лошадке вниз по подъездной аллее и обратно, то есть немного размяться. Мне нужно разрабатывать ногу, иначе мне никогда не стать прежним.

— Ты самый упрямый из всех людей, которых я знала!

— Возможно, — спокойно согласился Девлин. — Но нога почти зажила, и я не понимаю, каким образом поездка верхом может повредить ей. Икра не обожжена, только бедро… Так что сапоги не натрут ее. Да и седло тоже, потому что ожог на внешней стороне.

— Хорошо, — раздраженно бросила Мередит, — отправляйся. В конце концов, это же не моя нога.

Джереми усмехнулся:

— Рад, что ты вспомнила об этом. А теперь будь паинькой и принеси мне мои сапоги, хорошо?

Он присел, чтобы снять мягкие домашние тапки.

Метнув в его сторону гневный взгляд, Мередит прошагала к гардеробу и открыла дверцу, потянувшись, чтобы схватить обувь.

Ее рука повисла в воздухе, и она ошеломленно уставилась на маленькую цветную змейку, скользящую по голенищу одного сапога. Дотронься она до ботфорта мгновением раньше, эта тварь укусила бы ее. Эта мысль отрезвила и вывела из шока. Мередит взвизгнула и отскочила назад. Девлин в ту же секунду оказался рядом.

— Что случилось?

Она молча указала на змейку, теперь переползающую через носки сапог. Одной рукой Джереми подтолкнул жену к себе за спину и другой схватил попавшуюся под руку каминную кочергу. Этим импровизированным оружием он ударил мерзкую тварь, направляющуюся в их сторону. Змея подергалась и затихла. Девлин повернулся, его верхнюю губу покрывала испарина.

— С тобой все в порядке? Она не укусила тебя? Мередит покачала головой. Неожиданно ее затрясло.

— Нет. О, Джереми, она же сидела в твоем сапоге… Я хотела уже взять его, как увидела ее голову!

Он притянул жену к себе и крепко обнял.

— Все хорошо. Этого не случилось… Слава Богу, что я никуда не ушел. — Девлин коснулся губами гладких волос. — Никогда не видел таких змей. Она ядовита?

Мередит даже передернуло.

— Смертельно. Я видела, как мужчины, такие же большие, похожие на тебя, умирали через несколько минут после ее укуса.

Джереми подвел жену к креслу и сел, взяв Мередит на колени. Она обвила его шею руками и положила голову на плечо. Прежнее раздражение на него улеглось, когда она ощутила блаженство покоя и безопасности в кольце его рук. Девлин успокаивающе поглаживал ей спину, но сам хмурился. Его взгляд стал холодным и задумчивым.

ГЛАВА 22

Нога Джереми продолжала заживать, и вскоре он вернулся к своей работе. Мередит проводила большую часть времени над заполнением «освобождающих бумаг» для рабов. Каждую неделю они «отпускали на волю» все больше и больше людей. И хотя соседи — кто с испугом, кто с интересом и скептицизмом — смотрели на них как на сумасшедших, эксперимент, по крайней мере, начинался успешно. Все шло в соответствии с планом Девлина. Всего лишь несколько негров покинули плантацию, зато оставшиеся многократно усилили производительность труда. Свободные, работающие за плату люди проявляли куда большую заинтересованность в получении хорошего урожая, а Неб оказался прекрасным управляющим — смекалистым, трудолюбивым и требовательным.

Джереми съездил в Чарлстон за семенами вместо сгоревших. Вернувшись на «Мшистую заводь», он привез с собой новую одежду для Мередит от мадам Равеню. Бетси, помогая распаковывать элегантные платья, охала над их фасонами и великолепием.

— О, мисс Мерри, в этом вы будете настоящей красавицей! — воскликнула она, поднимая медово-золотистый наряд.

Мередит вздохнула. Туалеты прелестны, а в сочетании с ее новой мягкой прической даже она сама вынуждена была признать, что выглядит в них почти красивой.

— Да. Как жаль, но надеть их нельзя. Нужно соблюдать траур.

— Что?

Девлин сидел в кресле, с улыбкой наблюдая за восхищенным лицом жены, когда она осматривала коробки с одеждой. При ее словах он выпрямился и нахмурил лоб.

— Ты же не собираешься сказать, что будешь и дальше носить свое ужасное черное платье вместо этих?!

— Но, Джереми, прошло всего два месяца после смерти Дэниэла. Я еще не могу снять траур.

— Больше я не позволю тебе выглядеть вороной, — твердо заявил Девлин. — Харли любил тебя и желал счастья. Ты куда лучше выполнишь его пожелание, начав носить красивую одежду! Я настаиваю, чтобы на тебе были платья от мадам Ра-веню.

Мередит упрямо выпятила челюсть.

— Джереми, это неправильно. Сущее неуважение…

— Мне надоела твоя одержимость приличиями и мнением других. К черту их! Ты будешь носить эту одежду!

— Ты приказываешь мне? — голос Мередит угрожающе повысился.

На секунду челюсть Девлина выпятилась точно так же, как и у нее, а глаза загорелись синим пламенем. Затем он заметно расслабился, его губы тронула легкая улыбка.

— Я никогда не приказываю тебе, что делать или чего не делать, а просто говорю, что Дэниэл одобрил бы это. Честно говоря, не знал о твоих намерениях отдавать дань уважения Харли таким вот образом: обижаешь его и удовлетворяешь мнение кучки псевдоаристократов, которые презирали и всячески поносили его при жизни.

Джереми уже немного научился, как управляться с Мередит. Главное правило — не загонять ее в угол и не приказывать что-то сделать. В такой ситуации она всегда артачилась. Только разумные доводы и убеждения могли привести к положительному решению.

Мередит заколебалась. Она как-то не думала о трауре с этой точки зрения. Действительно, Дэниэл не любил соблюдения этой традиции. Неожиданно припомнилось, как отчим просил ее снять траур через несколько месяцев после смерти Анны, но она тогда отказалась. Именно так поступали в воспитанном обществе. Смерть близкого человека требовала, по крайней мере, в течение года носить черные одежды. Мередит полагала, что, поскольку Дэниэл являлся только отчимом, это время можно сократить, но не до двух же месяцев. И все-таки ее муж прав: Харли не любил и не признавал традиций общества. Он постоянно сражался за свое признание. Его величайшей радостью стала победа Акробата над лошадьми плантаторов. Да и сейчас бы Дэниэл обрадовался возможности поглумиться над их запретами и ограничениями.

— Может, ты и прав, — пробормотала она, с тоской поглядывая на разноцветный каскад шелка, бархата и парчи, выплескивающейся из коробки.

Девлин спрятал улыбку.

— Знаю, что прав. Харли первым согласился бы на снятие траура. — Он выбрал из груды раскрашенное вручную платье и бросил его Бетси.

— Вот, погладь это. — Его взгляд вернулся к жене. — Мне бы хотелось, чтобы ты сегодня надела его. Мередит улыбнулась. Ее решимость носить черное улетучилась.

— Хорошо, по крайней мере, хоть дома перестану ходить в трауре.

В тот вечер она чувствовала себя красивой и свободной. Ярко-красные розы, расшитые по ткани, подчеркивали румянец щек, а фасон — достоинства фигуры. Ее глаза сияли, излучая удовольствие от того, что она прекрасно выглядит, и радость от освобождения от черного.

Наблюдая за ней, Джереми почувствовал, как сердце застучало в груди, собираясь выпорхнуть из своей тесной клетки. Как красива она сегодня! Мысли в нетерпеливом ожидании задержались на предстоящей ночи, настолько отвлекая его, что он с трудом мот поддерживать разговор.

Когда вечерняя трапеза подошла к концу, Дев-лин повел Мередит наверх.

— Красивый дом, — заметил он, оглядывая выкрашенные стены и великолепные ковры, лежащие на натертых воском полах. — И большой… В нем достаточно места для нашего выводка.

— Нашего… чего?

— Нашего выводка ребятишек. Ее щеки тронул румянец.

— Что заставляет тебя думать, будто у нас появится хотя бы один ребенок., не говоря уже о выводке?

На лице Джереми появилась томная и соблазнительная улыбка.

— Ты знаешь, я намерен позаботиться об этом. — Жестом собственника он положил руку на ее плоский живот. — Кто знает? Возможно, наш будущий наследник уже лежит внутри тебя. Дыхание Мередит участилось, и она отвела глаза, растревоженная его напряженным взглядом. Девлин указал на комнаты напротив их спальни.

— Это может стать детским крылом. Первая — для Элджернона…

— Элджернона?

— Да, — ответил он очень серьезно, — для нашего старшего. Он заслуживает отдельной комнаты, ведь верно? Этот сорванец, без сомнения, будет баламутом, как и его отец.

Мередит улыбнулась, в ее голосе появились поддразнивающие нотки.

— Считаешь, в нем ничего не будет от Уитни?

— Ну, может, немного от его мамочки. Мальчик будет упрямым, высоким и несговорчивым.

— И это все, что он унаследует от меня?

— А ты бы предпочла, чтобы он соблазнительно вилял задом или говорил высоким голосом? Или, может, тебе хочется, чтобы сорванец обладал твоим умением шить?

С ее губ сорвался веселый смешок.

— Балбес.

— Конечно… Наша вторая, Эмили, будет красавица и очень похожа на свою мамочку, с умеренной примесью ирландского очарования. Она примется вить веревки из своего папы.

— Ну, в этом-то я не сомневаюсь

Девлин вел ее вдоль коридора, который отдал их воображаемым детям, открывая двери комнат и заглядывая внутрь.

— Эта выглядит совсем не плохо. Добавить несколько рюшей и оборок — и она идеально подойдет для Эмили. Следующая — спальня двойняшек. Они, естественно, захотят жить вместе. Один будет во многом похож на Элджи, но другой — умный и долговязый, как кузен Гален.

— Джереми! — со смехом запротестовала Мередит.

Он продолжил свое шутливое путешествие по комнатам, распределяя их на такое количество детей, что она даже потеряла им счет. Наконец, обойдя дом и раздав помещения, они вернулись к дверям собственной спальни.

Мередит кокетливо вскинула голову.

— И откуда же, сэр, по-вашему, возьмется все это потомство, если мы проводим время за обходом дома?

Девлин усмехнулся, наслаждаясь ее легким флиртом. Она соблазнительная, страстная и великодушная. В ней есть все, что он желал видеть в жене. Неожиданно Джереми ужасно обрадовался своему отказу от продажи плантации. Теперь он не мог представить, что был где-то счастливее, чем здесь и сейчас.

— Я позабочусь об этом, — пообещал Девлин, наклоняясь, чтобы поцеловать ее губы. Это нежное прикосновение быстро перешло в горячий и пылкий поцелуй. Он крепко прижал ее к груди. — Черт побери, я хочу тебя! — прорычал Джереми и повел Мередит в спальню.

На следующее утро, сразу после завтрака, Девлин уехал поговорить с Небом, который руководил весенним севом.

Мередит ушла в общую комнату и принялась штопать одну из длинных дамасских скатертей. Нанимаясь шитьем, она все время отвлекалась на воспоминания о прошлой ночи. Хотя и наступило время весенней уборки во всем доме, но сегодняшнее утро явно не располагало к такому занятию. Бурная любовь Джереми оставила ее мягкой и тающей, неспособной сосредоточиться. Он вел себя нежно и старался не только сам получить удовольствие, но дать его и ей. Мередит гадала, может ли Девлин испытывать к ней хоть какое-то чувство. Так ли уж совершенно глупо надеяться на это.

Ее грезы наяву прервались тихим стуком в дверь, вслед за этим звуком в комнату проскользнул Поль,

— Какой-то человек желает видеть мистера Джереми по делу, мэм. Что мне сказать ему?

Мередит вздохнула: не хотелось разговаривать с кем бы то ни было, но муж. вернется еще не скоро. Она знала о жизни плантации намного больше, чем Девлин, и казалось несправедливым заставлять посетителя ждать. Мередит с таким же успехом может обсудить с ним дело, которое привело его сюда.

— Поль, пусть он войдет.

В комнате появился дородный мужчина С круглым, детским лицом. У него оказался счастливый, почти глуповатый вид, заставивший ее недоумевать, как такой человек может заниматься каким-либо серьезным делом.

— Джон Эмерсон, эсквайр, — весело представился вошедший, отвешивая короткий и неуклюжий поклон.

— Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Эмерсон. — Мередит указала на ближайшее к ней кресло. — А теперь расскажите мне, что я могу сделать для вас.

— Вообще-то мне хотелось бы повидать вашего мужа, мэм, — начал посетитель.

Она улыбнулась.

— О, я понимаю. Но, я боюсь, мистер Девлин не так скоро вернется с полей. Весна для него — горячая пора. В принципе, я в курсе дел плантации, поэтому уверена, что смогу помочь вам. Надеюсь, вам не придется скучать в ожидании моего мужа. Эмерсон благодарно улыбнулся.

— Это очень мило с вашей стороны, мэм. Дело мое довольно простое… Мне хотелось бы проехаться по территории «Мшистой заводи».

— Прошу прощения?

«Чего-чего он хочет? С какой стати этому чужаку вдруг захотелось осмотреть плантации?» — с тревогой и недоумением подумала Мередит.

— Пожалуй, мне стоит все объяснить… Я земельный агент, с которым мистер Девлин встречался во время своей недавней поездки в Чарлстон,

— Земельный агент? — Мередит показалось, что ее сердце остановилось. На нее накатила волна страха и поглотила ее без остатка.

— Да, мэм. Он встречался со мной по поводу продажи плантации. Естественно, услышав" его описание, я заинтересовался землей, но захотел лично все осмотреть, как только улучшится погода. Иногда владельцы бывают несколько… э… необыкновенно восторженными относительно своей собственности. Вот поэтому-то я и приехал, Дабы самолично удостовериться в рассказе вашего мужа. Из того, что мне пришлось уже увидеть, могу сказать, мистер Девлин нисколько не преувеличивал.

— Я рада, что вам понравилось у нас, — процедила Мередит сквозь внезапно окоченевшие губы. — э… Вы уверены, ., в правильности адреса? Может быть, вас неправильно информировали?

Теперь настала очередь изумляться Эмерсону.

— Разве вы не миссис Девлин? Это ведь старая Уитни, «Мшистая заводь», не так ли?

Мередит все еще не могла поверить своим ушам.

— И вы говорите, Джереми хотел продать «Мшистую заводь»?

— Ну да. Я тогда — удивился, зачем человеку продавать такую прибыльную ферму. Естественно, мне пришлось поинтересоваться, и он объяснил, что ему не нравится здешний климат и намечается возвращение в Лондон. — Эмерсон немного помолчал, наблюдая за Мередит, которая стала белой, как скатерть у нее на коленях. — Мэм, с вами все в порядке? Я сказал что-то не то? Но… я уверен, ошибки быть не может. Надеюсь, не испортил сюрприза?

— Нет, мистер Эмерсон, вы ничего не испортили. — Мередит просто кипела от холодной ярости. — Однако, боюсь, вы приехали напрасно. Видите ли, «Мшистая заводь» не продается. Видимо, мистер Девлин не потрудился сказать, что плантация принадлежит мне, а не ему. Она не продается и никогда не будет продаваться, покуда я жива. Поэтому вы можете немедленно вернуться в Чарлстон. Один из моих слуг отвезет вас в пироге.

Она поднялась и позвонила Полю, недвусмысленно намекая, что пора уходить. Эмерсон непонимающе открыл рот, с трудом постигая тот факт, что вместо того, чтобы любезно позволить осмотреть ферму, хозяйка выбрасывает его вон.

Когда вошел Поль, Мередит отдала ему твердое распоряжение немедленно отвезти гостя в Чарлстон. Коротко кивнув земельному агенту, она вышла из комнаты и почти побежала по лестнице.

Джереми лгал ей! Каждым нежным жестом и словом он бессовестно лгал! «Во время своей недавней поездки…» Это, должно быть, всего несколько дней назад, когда Девлин ездил покупать семена. Он планирует — а возможно, всегда планировал — продать «Мшистую заводь» и сбежать с деньгами в Лондон, чтобы возобновить свою разгульную жизнь за ее счет. Джереми обманывал, лгал, раздаривал ласки, собираясь при этом разбить ей сердце и украсть все, что она имела. В этом человеке нет ни крупицы правдивости! Он злая, ядовитая змея, которая не остановится ни перед чем, чтобы заполучить желаемое. Без сомнения, ему было противно спать с ней, но Девлин делал это, чтобы усыпить ее подозрения и заставить поверить, что она — в безопасности, даже полюбить его. Все это время Джереми вынашивал планы погубить свою жертву, предать и бросить. Словно та огромная любовь, которую Мередит испытывает к нему, теперь обернулась и ударила ее в лицо. Если бы только она не любила Девлина… Если бы только он был ей безразличен… Боль, словно острый нож, терзала сердце Мередит. Разочарование и отвергнутая любовь теперь усиленно подпитывали ее гнев и разогревали ярость.

В этот момент в комнату вошла Бетси, и Мередит обернулась к ней, сверкая глазами.

— Собери вещи мистера Девлина и вынеси их. — Что?

— Ты слышала? — холодно и презрительно бросила Мередит. — Я хочу, чтобы все, принадлежащее ему, немедленно исчезло из моей спальни! Одежда, обувь… Все!

— Но… Но куда мне их деть?

Мне наплевать, что ты с ними сделаешь! — почти выкрикнула она. — Отнеси их в комнату, где он жил прежде. Вышвырни за дверь на траву… Мне все равно. Просто убери эти вещи отсюда, чтобы и духу не было.

~ Слушаюсь, мэм, — прошептала огорошенная девушка и бросилась выполнять распоряжение хозяйки, собирая одежду Девлина и засовывая ее чемодан. Затем она позвонила лакею, чтобы он пришел и перенес собранное в другую спальню.

В течение часа Бетси освободила комнату от вещей Девлина. У нее хватило мудрости больше не заговаривать с разъяренной госпожой. Она не знала, что произошло между ними, но, очевидно, в сей момент Мередит ненавидела своего мужа.

Джереми вернулся перед вечером. Он побродил по дому в поисках Мередит, затем поднялся к их спальне. Его рука повернула ручку, Но дверь оказалась заперта. По инерции Девлин едва не ударился о створку, а затем отступил в раздражении.

— Мередит? Ты там? Эта чертова дверь заперта…

— Да? — холодно отозвалась она изнутри.

— Так впусти меня.

В комнате послышались какие-то неясные звуки, и дверь немного приоткрылась. Девлин уловил смертельно бледное лицо жены и ее блестящие от слез глаза.

— Что случилось? Ты больна? Почему заперлась и от кого?

— Я не больна, а просто образумилась. Это больше не твоя комната.

На секунду он открыл рот, слишком ошарашенный, чтобы что-то сказать, затем буквально прорычал:

— Что, черт побери, ты такое говоришь?

— Сегодня приезжал мистер Эмерсон… — Она многозначительно замолкла.

Выражение лица Девлина не изменилось ни на йоту.

— И что? — наконец вымолвил он. — Кто это?

— Человек, которому ты пытаешься продать мою плантацию, — объявила Мередит, сверкая глазами.

В глазах Джереми мелькнуло понимание, и последняя надежда, что это ошибка, померкла. Боже, он совсем забыл о нем. Девлин выпалил первое пришедшее в голову:

— Какого дьявола он заявился сюда?

— Мистер Эмерсон оказался столь любезен, что решил осмотреть мою землю, прежде чем покупать ее. Скорее всего, ты знал: рано или поздно он захочет посмотреть плантацию… Или ты хотел привезти его тайком от меня?

— Ну, Мередит… — успокаивающе начал Девлин, — это ошибка. Я могу все объяснить…

— Не трудись! — ярость всколыхнулась в ней с новой силой. — Как ты смеешь?! Как ты смеешь думать, что можешь продать мою землю и убежать с вырученными деньгами?! Ты лживый и подлый негодяй! Покойный Дэниэл называл тебя ирландским дьяволом — он прав! Ты обманул умирающего и замыслил погубить его дочь, которую Харли изо всех сил пытался защитить. Я никогда не прощу тебе этого. Ни-ког-да!

— Мередит, не надо. Пожалуйста, послушай…

— Нет! — Она отскочила от его рук, потянувшихся к ней. — Не смей прикасаться ко мне! Никогда не смей! Я презираю тебя. Сыта по горло твоим враньем!.. «О, Мередит, как чудесно ты выглядишь в этом платье», — передразнила она, и боль предательства наполнила ее голос горечью. — Как ты пыхтел и сопел в постели, как притворялся, что наслаждаешься моим телом, — и все это время готовился предать меня!

— Нет, я клянусь…

— Лжешь! Ты собирался продать мою землю… мою землю! «Мшистая заводь» — единственное место во всем мире, которое я очень люблю.

Джереми почувствовал себя крайне усталым и возбужденным, его раздражал ее отказ дать ему возможность оправдаться. А последние слова жены больно укололи его сердце иглой ревности.

— Конечно, твоя земля, — колко парировал он. — Ничто другое не имеет значения, не так ли? Куда уж простому мужу сравниться с этим великолепным куском заболоченной территории. Ты же сделала все, чтобы иметь его — даже вышла за меня замуж.

— Да! Но, Боже, как я сожалею теперь об этом! Позволь сказать тебе, Джереми Девлин… Ты, может, и мой муж, но — не хозяин здесь. Земля не принадлежит тебе! Ты не можешь продать ее! Она моя! И поверь мне, я выпроводила твоего друга.

— Ты прекрасно знаешь, что все принадлежащее тебе имеет полное отношение и ко мне. Я имею полное право на эту собственность.

Ему хотелось схватить Мередит и трясти ее до тех пор, пока она не расплачется. Как может чувствительная женщина вот так без слез крушить своими злыми словами супружеские отношения, которые только-только пришли в норму?! Ей совершенно наплевать на него или на кого-то другого. Мередит любит только свою землю, свою бесценную «Мшистую заводь». Она даже не оставляет ему шанса для объяснений происшедшего.

— По закону — возможно… Но каждый человек на этой плантации работает на меня, а не на тебя. Я здесь Уитни… «Мшистая заводь» принадлежит только мне! Ты пытаешься забрать ее у меня, а я… — Она сорвалась, борясь со слезами; затем, собравшись с силами, продолжила, — Клянусь, я никогда не продам эту плантацию, даже если придется убить тебя во сне, чтобы помешать осуществлению твоих подлых планов.

— Ну, в этом-то я не сомневаюсь.

— Знаешь, я бы не испытывала сожаления, оборвав твою никчемную жизнь. Это значило бы не больше, чем раздавить жука на дорожке.

Кожа его лица, казалось, туго натянулась, побледнев под золотым загаром. Девлин ощутил глубокую боль в груди и горле. Мередит ненавидит его и всегда ненавидела. На короткое время страсть заглушила это страшное чувство, но теперь оно вернулось с новой силой. Он ничего для нее не значит. Джереми зло усмехнулся, горя потребностью ранить ее столь же сильно, как и она его.

— Благодарю за информацию. Теперь мне совершенно ясно, какое место я занимаю в твоей жизни. Ты самая холодная и самая мстительная женщина, которую я когда-либо знал. В тебе нет ни капли женского прощения или любви; спать с тобой — все равно что целовать скорпиона. Не знаешь, когда он повернется и ужалит. Поверь, уж лучше я буду проводить ночи в одиночестве… Надеюсь, твоя земля согреет тебя в постели. Всего хорошего, мадам.

Он резко повернулся и пошел прочь. Она услышала его шаги, прогрохотавшие вниз по лестнице, и стук задней двери. Мередит угрюмо прошла к окну и выглянула наружу. Несколько минут спустя она увидела, как Джереми появился из дверей конюшни верхом на Акробате и поскакал по дороге. Слезы затопили лицо потоками влаги. Мередит никак не могла отвлечься от картин, возникающих в ее воображении. Казалось, сердце вырвали из груди и бросили в котел с кипящей водой. Как ей жить без его прикосновений, без общения с ним? Остаток жизни, вырисовывавшийся впереди, казался жалким и ничтожным.

бросившись на кровать, Мередит громко разрыдалась. Следующие несколько дней им удавалось избегать друг друга.

Она окунулась в хлопоты по весенней уборке дома, немилосердно требуя от слег, чтобы нигде не оставалось ни пятнышка. Они выносили половики, тщательно выбивали их и складывали на чердаке. Они скребли и натирали воском полы до ослепительного блеска и раскладывали большие соломенные циновки, от которых становилось прохладнее в удушающей влажной жаре. Портьеры снимались и чистились, мебель полировалась; над кроватями развешивались москитные сетки для защиты от назойливых насекомых, которые всегда сопутствуют знойным дням. Ни один закоулок, ни одна щель не ускользали от требовательного и беспощадного взгляда Мередит.

Девлин все это время проводил либо на полях, либо в кабинете. Хотя Неб и был прирожденным руководителем, ему, как и Джереми, не хватало опыта, и они нуждались в помощи друг друга. Между этими двумя мужчинами завязалась любопытная дружба.

Оба крупные, сильные, сообразительные и вкусившие в полной мере «сладость» рабства, они тянулись друг к другу. С самого начала у них возникла своеобразная телепатическая связь, что очень помогало понимать мысли и замыслы другого.

Девлин предпочитал брать ленч с собой на поля и съедать его, беседуя с Небом, вместо того, чтобы обедать в молчаливой компании окаменевшей жены. Кроме того, он избегал и совместных завтраков, хватая на ходу кусочек тоста и ломоть сыра перед утренним объездом полей.

Оставался только ужин, и супруги страшились его. Мередит, все еще дрожащая от гнева и обиды, сидела, холодно поглядывая по сторонам и не говоря ни слова на протяжении всей трапезы, пресекая и подавляя любую попытку завязать разговор. Поэтому они все внимание сосредотачивали на еде. Каждый такой «горький» ужин все больше увеличивал пропасть между ними.

Мередит не хватало их былого общения. Ей так хотелось расспросить мужа о том, как идут дела на полях, хотелось многое узнать и поделиться своими заботами. Посеял ли Девлин рис? Как Неб справляется с работой управляющего? Лучше ли стали работать люди, получив свободу? Она теперь осознала, что за последние месяцы они сумели создать настоящую семью, и теперь чувствовала себя оторванной от нее. Но гордость и негодование удерживали Мередит от вопросов.

Джереми страдал не меньше жены. Ему тоже хотелось поговорить о работе и посоветоваться по тому или иному поводу. Словно маленький мальчик, желал похвастаться, что его план с бывшими рабами прекрасно претворяется в жизнь, что люди работают с огромным интересом и умением. Ему не терпелось увидеть, как она одобрительно просияет. Более того, Девлину хотелось вернуться к в ней постель и почувствовать ее теплое тело рядом с собой. Он мечтал о том, чтобы снова обнять ее, одной рукой небрежно поглаживая обнаженное плечо, вместе поговорить и посмеяться над событиями дня, их соседями — о чем угодно, не имеет значения — лишь бы вместе. А после задушевной беседы они бы занялись любовью — быстрой и жаркой, медленной и томной.

Мередит оказывалась постоянной радостью, источником наслаждения, когда они вместе. За несколько месяцев их брака она ни разу не надоела ему. Теперь, лишенный ее любви, Джереми томился по ней еще сильнее, чем до женитьбы. Однажды вечером, за ужином, Девлин поглядел через длинный стол на Мередит, сидящую в холодном уединении на противоположном краю. Усаживаясь там, она делала любой разговор совершенно невозможным. Джереми нахмурился, вспомнив, как жена пресекала его любую попытку объясниться. Когда злость Девлина поостыла, он осознал, что у нее имелись весьма веские причины для столь холодного презрения к нему. Когда Джереми шел к Эмерсону, то сам был зол и обижен на Мередит; он очень скоро отверг ту навязчивую идею об отъезде в Англию, но это нисколько не оправдывало его. Девлин повел себя эгоистично, даже порочно. Теперь же мысль о том, чтобы продать полученное в наследство владение Мередит и, бросив ее, уехать в Лондон, приводила его в ужас. Тот поступок являлся пережитком старого, равнодушного и горького «я» так называемого аристократического джентльмена, который бездумно искал удовольствий, не беспокоясь о последствиях. Теперь ему я в голову не пришло бы покинуть жену и «Мшистую заводь», как бы она ни провоцировала его. Поразительно, но он сильно изменился. Девлин даже не мог предположить, что именно вызвало это отвращение. Может, месяцы подавляющей гордость службы? Или сладкая страсть Мередит? Возможно, удовольствие, получаемое от ее остроумного общества? Или сыграло свою роль сочувствие Мередит всем больным и слабым? Наверное, сама «Мшистая заводь», требовавшая его ума, сердца и силы, каким-то образом проникла к нему в самую душу настолько глубоко, что даже больно думать о том, чтобы покинуть ее. Или, скорее всего, все это вместе…

Какова бы ни была причина, но он действительно изменился. Девлин больше не хотел ничего иного, кроме того, что имел, и презирал себя за саму мысль покинуть Мередит. — Нет! Нам не о чем говорить!

— Мередит!

Она выскочила из комнаты, пряча лицо. Джереми ударил кулаком по столу, отчего зазвенела вся посуда. Чертова баба! Ну почему она такая настырная? Такая бесчувственная? Почему не позволяет ни объясниться, ни извиниться? Вначале он думал, что Мередит просто хочет заставить его страдать за совершенный проступок. Это так типично для женщины — отказать мужчине в сексуальной благосклонности и улыбках, когда она не может добиться своего, наказывать его таким разом до тех пор, пока он не уступит, или ей в голову не взбредет, что обидчик достойно проучен. Джереми ждал, ждал и надеялся на доброту души Мередит. Но теперь казалось, она намеревается сторониться его вечно. Девлин нахмурился и пробежал пальцами по волосам. Черт бы ее побрал!

Девлин поднялся из-за стола и быстро пошел в свою комнату. Но там не оказалось никакого дела, кроме сна, а спать совсем не хотелось. Он снова тихо выругался. Как Мередит удалось держать его в таком вздернутом состоянии? Когда бы Джереми ни пытался вернуться на прежние позиции, она тут же пресекала его поползновения. Он снова впадал в ярость, злясь на упрямство жены. Ни одна женщина не имела над ним такой власти, ни одна из них не умела найти все его слабые места и заставить кричать от боли, гнева, ожидания или мурлыкать от удовольствия. А вот у Мередит это все прекрасно получалось. При таких мыслях знакомое тепло разлилось по его жилам. Джереми со стоном сел и откинулся на спинку кресла. В последнее время требовалось так мало, чтобы превратить его в пульсирующую массу желания.

По ночам он грезил Мередит, если, конечно, удавалось вообще уснуть. Лежа с открытыми глазами и уставясь в потолок, Девлин думал о ней, вспоминая их совместные ласки. Днем он представлял, как врывается в спальню жены и занимается с ней любовью с таким мастерством и неистовством, что она умоляет остаться и не уходить. Черт возьми, прошло всего две недели со времени закрытых дверей комнаты Мередит, а кажется — целая вечность.

Девлин завел себе привычку раздеваться и плавать в реке после возвращения с полей, чтобы смыть пыль и пот трудового дня. Кроме того, он очень надеялся, что прохладная вода уменьшит его мучительную страсть. За ужином Джереми сидел, наблюдая за движениями Мередит. Она же отказывалась даже взглянуть на него. Жена вернулась к своему отвратительному трауру — наверняка назло ему — И хотя эти черные платья и усиливали раздражение Девлина, желания они не отбивали. Наоборот, Джереми вспоминал роскошное тело под невзрачной одеждой и мысленно раздевал ее, отчего в конце ужина, когда Мередит покидала столовую, он, вопреки правилам вежливости, остался сидеть, чтобы скрыть раздувшуюся выпуклость в бриджах.

Девлин вздохнул и взглянул на себя в зеркало. Он явно похудел, щеки ввалились, а под глазами залегли темные круги. Последнее время Джереми работал до изнеможения, не только стараясь добиться успехов на плантации, но и пытаясь уйти от своих бесплодных мечтаний о Мередит. Тяжелая работа, недостаточная еда и нехватка сна сделали поистине черное дело — Девлин стал лишь отдаленно напоминать самого себя прежнего.

Сколько еще она собирается продолжать эту пытку? Джереми и не догадывался, как горько и больно ей было обнаружить, что он пытался продать «Мшистую заводь». Для Девлина случившееся выглядело, как спор о земле, и он совершенно не понимал главного: его попытка продать плантацию пошатнула веру Мередит в себя и уничтожила доверие к нему. Она вновь спряталась в свою раковину, несчастная и одинокая, ненавидя собственное глупое «я», поверившее в то, что Джереми хочет ее. Он же, не сознавая всего ужаса происшедшего между ними, всеми фибрами души стремился к ней. Мередит же теперь считала его любовь притворной.

Девлин, перебрав все варианты способов примирения, так и не пришел ни к какому решению. Скорее всего, она воздвигла вокруг себя стену, чтобы заставить его заплатить за то, что он сделал. Джереми расплачивался. Проклятие! Неужели он так и будет сидеть здесь и позволять женщине властвовать над ним?

Девлин решительно поднялся. Его эмоции совершали странные колебательные движения — от желания до отвращения к самому себе, от злости на жену до решимости пасть на колени и умолять о прощении. Господи! Ни одна женщина еще не водила его за нос! К черту!

К черту! К дьяволу! В часе езды от «Мшистой заводи» есть деревня, а где деревня — там и таверна. Есть таверна — есть и шлюхи. Он еще не встречал женщины легкого поведения, которая бы не пожелала за серебряную монету раздвинуть ноги.

Коварно улыбнувшись, Джереми набросил камзол и взял треуголку. Он сейчас поедет в таверну выпить пива или еще что-либо покрепче и поболтать с мужчинами, а если подвернется возможность, подцепить одну из тамошних девиц, которые, без сомнения, там имеются. Пусть Мередит узнает, что на ней свет клином не сошелся. Он расслабится в обществе шлюшки, а ей даст возможность томиться по его любви.

«Посмотрим, кто сломается первым», — мелькнуло в голове Девлина, когда он направлялся на конюшню за лошадью.

ГЛАВА 23

Таверна носила гордое название — «Синий бык» — и располагалась почти на самом краю Гринуока.

Девлин на секунду застыл в дверном проеме, заморгав от обилия табачного дыма в воздухе. За столиком в углу грубой, с низким потолком комнаты вскинул руку Блейн Рэндалл и помахал Джереми, приглашая присоединиться к их компании. Поколебавшись немного, Девлин направился к ним. Помня о своем намерении покувыркаться со шлюхой, он не испытывал особенного желания сидеть с плантаторами, которые хорошо знали его жену. Ему совсем не хотелось опозорить ее перед соседями, несмотря на решимость не только облегчить свое сексуальное томление, но еще и отомстить.

— Джереми! — Лицо Елейна раскраснелось, и он слегка покачнулся, когда поднялся, чтобы поздороваться. — Давай, садись… Ты знаком с моим братом Перси? А с Кеннетом Литтлтоном?

— Конечно. Я встречался с ними на скачках, так, кажется?

Да, — с жаром согласился Кеннет, тяжело поднимаясь на ноги, чтобы пожать руку Девлину. — Вы скакали на прекрасной лошади. Да и в седле держитесь просто потрясающе! Где вы научились так ездить верхом?

Блейн покраснел от смелого и прямого вопроса своего товарища. Об этом гадали все в округе, но мало кто оказывался столь бестактен, чтоб! спросить. Он хотел уже вмешаться, но Джереми без всякого смущения ответил:

— В Англии, когда еще носил короткие штанишки. У моего отца имелся охотничий домик, я частенько бывал у него там. Папа считался великолепным наездником.

— Понятно.

Кеннет нахмурился. Он так ничего толком не узнал. В сущности, слова Девлина еще больше сгустили мрак вокруг тайны его происхождения.

Блейн сделал знак темноволосой официантке и заказал эль для Джереми. Девица окинула новенького оценивающим взглядом и смело улыбнулась. Ее пышная грудь так и заходила ходуном поверх выреза блузки. Она наклонилась, чтобы убрать пустую кружку Перси, демонстрируя Девлину обещание заманчивых перспектив. Он удивленно отметил про себя, что не испытывает ни малейшего возбуждения. «Как странно, — мелькнуло в его голове, — я так долго жил без женщины — и такая реакция. Раньше даже вид обнаженной шеи Мередит или ее обнаженной руки наполнял меня желанием…»

— У нас праздник, — с улыбкой сообщил Блейн Джереми. — Так что выпей.

— По какому случаю?,

— Рэндалл собирается вступить в ряды тех, кто больше не обладает свободой, — посмеиваясь, пояснил Перси.

— Как и ты, — добавил Блейн, — я скоро стану женатым человеком.

— Алтея Уитни? — попробовал отгадать Девлин Улыбка Рэндалла стала еще шире. — Откуда ты знаешь? Джереми усмехнулся.

— Это было написано на твоем лице с тех самых пор, как мы познакомились.

— На мой вкус, она слишком длинна и холодна, — заметил Кеннет в своей обычной дерзкой манере.

Девлин сглотнул, неожиданно охваченный вожделением, которого не могла пробудить даже щедрая демонстрация груди официанткой.

— Не стоит недооценивать высоких, холодных на вид женщин, — пробормотал он, метнув понимающий взгляд на Блейна. — Под их сдержанной внешностью таится много всего… такого.

Глаза Рэндалла вспыхнули, и он бросил на Джереми благодарный взгляд.

Официантка взяла себе за правило часто фланировать мимо их столика, всякий раз улыбаясь Девлину и слегка задевая его той или иной частью тела. Ни одна из ее уловок не соблазняла его. Он сказал себе, что это, видимо, из-за присутствия посторонних людей. «Я не из тех, кто затевает любовные интрижки напоказ толпе», — подумал Девлин, как-то позабыв, что не имел таких комплексов до знакомства с Мередит.

Его товарищи уже пробыли в таверне довольно долго. Они уже порядком набрались, поэтому через пару часов Джереми, который и сам начал пошатываться, пришлось помочь трем другим взобраться в седла.

Он вернулся за столик и заказал еще выпивки. «Теперь-то можно приступить к делишкам со служанкой», — подогрел себя Девлин.

Она с радостью включилась в игру, но Джереми обнаружил, что ее ужимки ему совсем не интересны. Девчонка выглядела недурно, хотя пышность фигуры граничила с полнотой. Но она вела себя довольно глупо, кривлялась и хихикала без всякой меры, а в ее болтовне не слышалось и намека на остроумие. Зная, как вести себя в такой ситуации, Девлин действовал совершенно машинально, не чувствуя никакого энтузиазма. Он притянул ее к себе, поставив между своих раздвинутых ног, и вытащил монету, которую тут же опустил за вырез блузки, позволив руке задержаться в теплой ложбинке грудей.

Девица снова захихикала, и вытащила желтый кружок.

— Странное место для ваших денег, сэр.

— В самом деле? Я могу придумать кое-что другое… И прекрасно знаю, что предпочел бы положить туда, да и в другие места…

Она засмеялась, поощряя его грубый намек.

— Да вы, сэр, просто проказник.

— Неужели? — Джереми до смерти надоела эта игра, и он быстро поднялся. — У вас здесь есть комната?

— Да, сэр. — Ее удивила и разочаровала резкая смена тона разговора. Он красивый джентльмен, а ей редко удавалось подцепить такого, поэтому хотелось продолжить флирт. — Наверху.

— Я могу похитить тебя на несколько минут?

— Конечно, сэр, если желаете.

— Желаю.

Она поспешно вернула поднос на стойку бара и, прошептав несколько слов владельцу таверны, присоединилась к Джереми. Девица вывела его через заднюю дверь и пошла наверх по узкой лестнице к комнате для слуг. Оказавшись в маленькой спаленке, она повернулась, откинув волосы назад, и принялась расшнуровывать корсет. Девлин молча наблюдал за ней, приводя ее в замешательство своим безучастно-отсутствующим лицом. Наконец половинки корсажа легко распались, и пышная грудь буквально вывалилась наружу.

Джереми даже не пошевелился, и девица торопливо закончила раздевание, надеясь, что вид голого тела вызовет в нем хоть какую-то реакцию. У нее оказались широкие бедра, совершенно под стать пышному бюсту, и хотя ноги и талия смотрелись немного толстовато, фигуру нельзя было назвать неприятной.

Но для Девлина, вспоминающего стройное тело Мередит, ее полнота казалась чрезмерной и грубой. Она призывно улыбалась и виляла задом — он не почувствовал ни малейшего признака возбуждения.

— Извини, — выдавил Джереми, слегка краснея при столь необычной для него ситуации, — кажется, я слишком много выпил. — Он полез в карман и вытащил монету, которую бросил девице. — Вот… возьми за беспокойство.

Когда Девлин развернулся и помчался вниз по скрипучей лестнице, она уставилась вслед, открыв рот от изумления и крепко зажав деньги в кулаке.

В отвратительном настроении он заорал конюху-слуге, чтобы привели его лошадь, затем вскочил в седло и поскакал по темной, изрезанной колеями дороге. Конечно, им выпито предостаточно. Вполне хватит для мужского бессилия. Хотя… Нет, дело совсем не в выпивке.

Джереми прекрасно знал причину, и это заставило его яростно стиснуть зубы: он не хочет никого, кроме Мередит, собственной жены. Она единственная, кто будит в нем желание и кого хочется в любое время дня и ночи. Другая женщина не может заменить ее. Девлин издал короткий горький смешок, вспомнив свои мысли перед свадьбой. Тогда он считал, что скоро устанет от нее и уедет. Вместо этого ему страстно хочется Мередит, причем более чем когда-либо. Интересно, болеют ли люди от любви?

Доскакав до «Мшистой заводи», Джереми оставил лошадь на конюшне и вошел в темный дом; тихо поднялся по лестнице. Наверху он остановился перед дверью Мередит. Желание, которое так позорно покинуло его в таверне, теперь вернулось с новой силой, пронеслось по жилам и застучало в паху. Что бы она сделала, если бы сейчас войти к ней в спальню? Закричала? Заплакала? Приказала бы уйти? Или бы ответила на поцелуй и обвила шею руками?

Девлин резко сглотнул подступивший к горлу ком и потянулся к дверной ручке. Она повернулась, но не до конца. Бее ясно, Мередит заперлась от него. Рука Джереми дернулась, словно обожженная, и он бросился прочь.

Она слышала, как муж подергал ручку, ибо лежала без сна уже несколько часов, не в силах смежить веки. Кажется, бессонница становилась ей все более близкой подругой.

Мередит видела, как Джереми ускакал из усадьбы. Он часто поступал так по вечерам. Она не знала, куда муж ездит, но ревнивое сердце услужливо подсказывало, что речь идет об Опал.

Сегодня Девлин отсутствовал дольше обычного, и, вспомнив свою боязнь перед темой, которую он хотел обсудить за трапезой, Мередит испугалась. Неужели Джереми сбежал? Сбежал в компании с Гамильтон?

В конце концов, когда все ушли спать, она заставила себя отойти от окна; сколько бы Мередит ни лежала в темноте, сон не шел к ней. Вместо этого в голову лезли мысли о Джереми и Опал, о том, что он хотел сказать, и как долго удастся избегать неприятного разговора. Хуже всего приходилось в те минуты, когда вспоминались ночи любви, существовавшие у них до тех пор, пока ей «посчастливилось» узнать о предательстве Девлина. Как хотелось — и уже не впервые — ничего не слышать об этом подлом поступке мужа. Тогда бы она могла продолжать блаженствовать в его объятиях, веря, что Джереми возвращает хотя бы частичку ее любви. Ей не пришлось бы лежать без сна, ненавидя мужа и в то же время тоскуя по его прикосновениям, смешивая горячие горькие слезы с плавящим тело желанием.

Огонь первоначального гнева догорел, оставив горечь и отвращение, причем к себе не меньшее, чем к Джереми, за то, что поверила ему. Во всей этой истории она выставила себя круглой дурой, а окончательным идиотизмом оказалось выбросить его из спальни, употребив самые повелительные и резкие слова.

Позже Мередит осознала, что для Девлина это было ничем иным, как облегчением. Она лишила радости не его, а только себя. Мередит томилась по ночам; несколько раз едва не пошла к нему в комнату, чтобы умолять заняться с ней любовью, несмотря на явное унижение. Ей не хватало большого теплого тела Джереми, наслаждения прикосновениями его пальцев и рта, недоставало их дружного смеха, их разговоров, совместного интереса к делам плантации. Мередит чувствовала себя одинокой и несчастной. И чем несчастнее она становилась, тем больше отдалялась от мужа, боясь, что собственные слезы и предательский соблазн бросят к нему в объятия, умоляя простить.

Конечно, Мередит ненавидела Джереми, хотя замечала: ей с каждым днем становилось все труднее сохранять в живых эту непоколебимую ненависть. Но еще более этого чувства ее одолевала пронизывающая боль предательства. И больше, чем когда-либо, Мередит испытывала ужасную угнетенность от того, что Девлин даже не пытается помириться или объяснить свои поступки. Он не предлагал никаких извинений, и кажется, ему все равно, видит ли ее или нет. Напротив, Джереми проводит большую часть времени на полях и каждый вечер куда-то уезжает. Скорее всего, уезжает на свидание с Опал. Она ему безразлична. Но зато Мередит обнаружила, насколько небезразличен он ей. Она скучает по нему, желает его, любит. Несмотря на предательство, любит и начинает сознавать — будет любить всегда.

Столь мрачные размышления не давали уснуть. Вдруг Мередит услышала звяканье уздечки и приглушенный топот копыт. Застыв в постели и сжав руки на груди, она ожидала и прислушивалась к знакомым шагам мужа по лестнице. Мередит слышала, как он прошел по коридору, затем на секунду остановился. Ручка двери повернулась. Она крепче стиснула руки, ее тело застыло в ожидании, сердце заколотилось, внезапно ожив в безумной надежде, что Джереми постучит в дверь и потребует впустить его. Но он не сделал этого. Мередит уловила звуки шагов Девлина, который отправился к своей спальне и громко захлопнул за собой дверь. Она расслабилась и закрыла глаза. Из-под ресниц хлынули потоки слез.

Весной, как всегда, среди рабов вспыхнула болотная лихорадка.

Мередит стала проводить большую часть времени в хижинах работников, ухаживая за черными страдальцами, отпаивая их настоем коры хинного дерева, сражаясь с ознобом и жаром и делая все возможное, чтобы заставить пить воду и другую жидкость взамен той, что выходила из тела с потом. Дабы облегчить процесс лечения, она изолировала больных, выделив три жилища под больничные палаты. При всей ее ненависти к лихорадке, Мередит радовалась навалившейся на нее работе. Спину ломило, и по вечерам она буквально валилась на постель и спала крепко, без снов. Кроме того, эта сверхзанятость позволяла видеться с Джереми еще реже. Разговор об отъезде откладывался на неопределенное время, но висел над головой, словно меч Дамокла. Правда, нынешние отношения было трудно назвать настоящим браком, но Мередит не могла потерять даже эти жалкие крохи былого счастья.

Однажды ночью она спала, буквально отключившись от забот трудного и напряженного дня, но ее разбудила служанка, отчаянно забарабанившая в дверь спальни. Мередит спросонья соскочила с постели и повернула ключ. Лицо девушки, появившееся в дверном проеме, было искажено гримасой страха.

— Мисс, вам нужно быстрее идти… С Беном беда. Его укусила змея.

— Змея?

Страх охватил и Мередит. Если тварь ядовитая, мало надежды спасти пострадавшего. Она запахнула халат и подбежала к маленькому шкафчику, где держала лекарства. Дрожащие пальцы отомкнули его, судорожно принялись перебирать пузырьки и пакетики с порошками.

— Змея ядовитая?

— Я не знаю.

— Как она выглядела?

— Не знаю. Я ее не видела. Дейзи, женщина Бена послала меня за вами. Она только сказала, что змея его укусила.

— Ладно. Идем.

Мередит сбежала по лестнице, придерживая под мышкой тяжелую сумку с медикаментами. Тут она впервые обратила внимание на вымокшую до нитки девушку.

— Дождь?

— Да, мэм. Вам лучше что-нибудь набросить на себя. Там настоящий ливень.

Мередит выглянула в окно рядом с дверью. Действительно, льет как из ведра. Она распахнула дверцу высокого шкафа в передней и взяла свой плащ. Набросив его на плечи, Мередит схватила первую попавшуюся шляпу — старую треуголку Дэниэла. Съежившись от потоков дождя, они вдвоем побежали по скользкой траве.

К несчастью, хижина находилась в самом дальнем конце рабочего местечка. Мередит понимала, что, если Дейзи не додумалась наложить жгут, мужчина обречен. Девушка распахнула перед ней дверь лачуги, и она нырнула в низкий проем, на ходу снимая мокрый плащ и шляпу. Мередит небрежно бросила их на пол и подошла к Бену. Он лежал на кровати, стонал, дергая руками и ногами, и от боли строил ужасные гримасы.

— Где укус?

Дейзи непонимающе взглянула на хозяйку я залилась слезами, опускаясь на колени рядом с ложем пострадавшего.

— Ему конец, мисс, ему конец… Его укусила змея.

— Куда укусила? — резко бросила Мередит.

— В ногу, — взвыла женщина.

Взгляд Мередит опустился к ногам мужчины, и она сразу же заметила темные пятнышки укуса на левой икре. Приходилось соглашаться с Дейзи: Бен, скорее всего, не жилец на этом свете. Однако она все-таки наложила тугую повязку на бедро я надрезала кожу в пораженном месте. Взяв небольшую стеклянную трубочку, Мередит несколько раз отсосала кровь, надеясь удалить хотя бы часть яда. Но она прекрасно понимала, что жгут нужно было наложить немедленно, чтобы не дать отравляющим компонентам дойти до сердца. Мередит приложила к ранке мазь, перевязала пораженную икру, затем дала пострадавшему большую дозу успокаивающего, чтобы немного снять боль.

Соседи собрались в хижине и вокруг нее, а несколько женщин уже принялись успокаивать плачущую Дейзи. Мередит знала, что больше здесь не нужна. Утешение горюющей женщины — это сейчас главная задача, а подруги несчастной смогут сделать это намного лучше, чем она. Вздохнув, Мередит собрала свою сумку и надела мокрый плащ. Собрав волосы в толстый пучок, она сунула их под шляпу, которую крепко натянула на голову, защищая лицо и шею от потоков ливня. Взяв сумку, Мередит вышла из хижины и зашагала к дому, пригибаясь от ветра и дождя.

Близился рассвет. Тучи скрывали поднимающееся солнце, но небо слегка посветлело, особенно на горизонте.

Она неторопливо приближалась к крыльцу, раздумывая, стоит ли возвращаться в постель, хотя, конечно, лучше не ложиться — все равно не уснуть. Пациент, скорее всего, потерян, ее одолевает печаль, кроме того, скоро наступит время начинать Дневные дела. Лучше просто переодеться и приступить к хлопотам по хозяйству.

Погруженная в мысли, она вдруг услышала громкий треск. Инстинктивно Мередит отскочила назад и в испуге огляделась. Первое, что тут же запечатлел встревоженный мозг, — вокруг нет сломанных суков, которые могли бы вызвать такой шум, зато в стволе дерева рядом с ней появилась большая свежая дыра. Удивленная происшедшим, она шагнула ближе, чтобы осмотреть ее и тут же обнаружила пулю, застрявшую в стволе. Значит, кто-то стрелял из мушкета, чуть не попав в нее. Мередит вскипела при мысли, что какой-то «умник» посмел охотиться на дичь так близко от дома. Она резко повернулась и продолжила путь к крыльцу. Сейчас нужно поднять слуг и отправить на поиски горе-охотника.

Неожиданно прогремел второй выстрел. На сей раз Мередит вскрикнула и пригнулась к земле. «А ведь, должно быть, целятся в меня», — испуганно пронеслось в голове.

Она лежала лицом в грязи, сжимая побелевшими пальцами пучки травы, и дрожала, с трудом воспринимая происходящее. Замолкло эхо выстрела, и теперь у стрелявшего есть время перезарядить оружие и приготовиться к новому залпу. Он не мог не видеть ее перед второй попыткой. Это никак не случайность!

Мередит не имела понятия, сколько так провалялась, дрожа всем телом, прежде чем услышала шаги и голоса, зовущие ее по имени. Она открыла глаза и увидела нескольких слуг, со всех ног бегущих к ней. Они нерешительно застыли неподалеку от распростертого тела хозяйки. Затем сквозь толпу стремительно прорвался Девлин и опустился рядом с ней.

— Мередит?!

Его лицо побелело, а когда он переворачивал ее на спину, она ощутила дрожь рук мужа. Джереми был босой и без рубашки. Дождь ручьями стекал по лицу и груди, мокрые волосы прилипли к щекам и лбу.

— Мередит, с тобой все в порядке?

Она слабо кивнула, и Девлин пробежал пальцами по ее рукам и ногам, отыскивая перелом или рану. После сильнейшего испуга его прикосновения оказали большее воздействие, чем можно было вынести, и Мередит обвила шею Джереми, неожиданно разрыдавшись. Он крепко прижал ее себе и стал укачивать, словно маленького ребенка успокаивающе поглаживая спину и голову. На какое-то мгновение она задохнулась от радости, оказавшись в надежных объятиях мужа, и прильнула к нему, наслаждаясь силой и теплом родного тела, вдыхая острый запах его мокрой кожи. Ее потряс почти неконтролируемый наплыв чувств, и Мередит осознала, что вот-вот откроется в своем стремлении к нему и примется умолять вернуться к ней в постель.

Она. резко обуздала нахлынувшие эмоции и постаралась отодвинуться.

— Я в полном порядке, — чопорно сообщила Мередит мужу, освобождаясь из кольца его рук.

Джереми, удивившись ее тону, отпустил жену и присел на корточки, больно задетый такой неприязнью. Она не желает от него ни утешения, ни защиты. Ей неприятно его прикосновение, даже когда страшно или больно. Охваченный радостью, что она жива, и обидой, что вновь отталкивает его, Девлин редко спросил;

— Как все это произошло?

— Откуда мне знать? — отозвалась Мередит. — Кто-то стрелял в меня… Одна из пуль во-он в том дереве.

— Что?! — Джереми даже приоткрыл рот от изумления. — Кто-то… стрелял… в тебя? Ты уверена?

— Разумеется! Я ведь не склонна к истерическим полетам воображения. Какой-то неизвестный дважды выпалил из мушкета, но оба раза промахнулся. Правда, пули чуть-чуть не задели меня… Что еще он мог делать, как не стрелять?

У Девлина все похолодело внутри. Он оцепенело подошел к дереву и принялся разглядывать пораженный ствол: действительно, маленький кусочек металла надежно застрял в мягкой древесине. Джереми проглотил набежавшую от волнения слюну и окликнул Неба, который внимательно изучал примятую дождем траву, отыскивая следы. Тот подошел и молча протянул вторую пулю. Девлин слышал только повторный выстрел и крик Мередит, но теперь понял, что стреляли дважды. Жена права. Два залпа не могли быть случайностью, тем более, если учитывать время, необходимое для перезарядки мушкета. К моменту готовности к повторным действиям любой бы охотник заметил бы фигуру Мередит и опустил ствол оружия. Следовательно, о невнимательном человеке не может быть и речи.

Джереми никогда в жизни не испытывал такого расстройства и растерянности, такой неспособности справиться с возникшей ситуацией. Некто пытался убить Мередит! Но кто? И почему? Как ему поймать этого «любителя острых ощущений» до того, как он примет новую попытку? Страх призвал на помощь гнев, и Девлин развернулся к жене, срывая его на ней.

— Какого дьявола ты делала здесь в такое время? Порядочные люди находятся в постели, а не… Или ты была в ней, но не дома?

— Что?! Как ты смеешь?.. На что намекаешь? Джереми подошел к ней и сжал ее руку почти до боли.

— Где ты шляешься? С кем встречалась? Может, с дорогим кузеном Галеном?

— Ты… Ты идиот! Как ты мог подумать, что я… Ты, наверное, нашел свои мозги в сточной канаве?! Я лечила больного раба… то есть работника. Спроси у Дейзи, если не веришь мне. Ты ничтожное и подлое создание! Кто-то только что пытался меня убить, но единственное, о чем ты можешь думать, так это произошло ли «рандеву» с Галеном. Слава Богу, хоть я обладаю более здравым суждением!

Не успел Девлин выпалить свои фразы, как тут же пожалел о сказанном. Не то, совсем не то хотелось произнести ему! На самом же деле Джереми желал хорошенько встряхнуть жену и отшлепать ее за то, что бегает среди ночи, совершенно не заботясь о собственной безопасности, а потом прижать к груди и расцеловать. Вместо этого он набросился на нее с гневными обвинениями, словно родитель на потерявшегося ребенка, когда тот нашелся, выплескивая в злых и едких фразах любовь и страх.

— Мередит, я… — Девлин шагнул к жене, протянув руку, но она развернулась и зашагала прочь. Он рванулся за ней, но его остановил Неб.

— Мистер Джереми… — Управляющий, хмурясь, подбрасывал мушкетные пули на своей огромной ладони. — Мне нужно кое-что сказать вам.

Девлин вздохнул и повернулся к Небу: тот мог предложить что-то нужное и важное в отношении безопасности Мередит.

— Да, слушаю тебя.

— Я тут подумал… На мисс Мередит был длинный плащ, закрывающий даже щиколотки… Человек, стоящий, скажем, в тех деревьях, за домом, не мог определить, что на ней, — платье или бриджи.

— Ну и?

— Стояла темень, а она женщина высокая, как большинство мужчин… К тому же на ней — плащ, мужская шляпа…

— Понятно. Думаешь, кто-то по ошибке принял ее за мужчину?

Девлин облегченно вздохнул.

— Да, сэр. Это имеет смысл. Причем намного больше, чем предположение о покушении на мисс Мередит. Да и кто мог знать, что она собирается лечить кого-то в такой час? Если человек сидел в засаде в это время, значит, он поджидал того, кто, как ему было известно, всегда выходит из дома на рассвете. Затем злоумышленник заметил джентльмена, идущего к дому… Конечно, он не понимал, почему тот бредет в направлении здания, а не от него, но не собирался упускать подвернувшуюся возможность — и выстрелил.

— Ты хочешь сказать… подумал, что это я?

— Кто еще мог быть возле дома в такое время, да еще одетый в плащ и шляпу джентльмена? Какой еще белый мужчина есть здесь сейчас?

— Ты прав, Неб. — Сердце Джереми заколотилось от радостного облегчения. — Разумеется. Негодяй целился не в Мередит, Никто не может желать ей смерти. — Он усмехнулся. — Спасибо, Неб. Ты снял камень с моей души.

Африканец вскинул брови, явно усомнившись в здравом рассудке человека, который испытывает радость, обнаружив, что стал мишенью для убийцы. Девлин, обратив внимание на его лицо, от души расхохотался.

— Разве ты не понимаешь? Это значит, Мередит вне опасности. Я могу не волноваться за нее. Как только рассветет по-настоящему, обыщи здесь все в пределах ружейного выстрела. Посмотри, нет следов, то есть отпечатков обуви или еще чего-нибудь, что бы указывало, кто это мог быть. В такой грязи обязательно должно что-то обнаружиться.

— Ага, если, конечно, дождь ничего не смыл, — пессимистично заметил Неб.

— Да, вот еще что… Не говори никому о случившемся. Чем меньше будет сказано, тем больше у меня шансов поймать злоумышленника.

Девлин повернулся и бодро зашагал к дому. Странно, что он испытывает облегчение, узнав о попытке покушения именно на него. Но Джереми не чувствовал того останавливающего сердце страха как тогда, когда думал о выстреле в Мередит. Он вспомнил свое состояние в тот миг. Перед глазами сразу возникла картина: распростертое на земле тело жены. На мгновение ему показалось, что она мертва, и он не мог дышать, не мог думать, не мог пошевелиться. Ужас вернулся к нему вновь, когда Мередит сказала, что кто-то намеренно старался подстрелить ее.

Джереми остановился, уперев руки в бедра и не обращая внимания на капли дождя, стекающие по лицу и плечам. Он любит Мередит. Он безумно, отчаянно влюблен в нее. Вот почему ни одна женщина не привлекает его. Это объясняет и резкость, и непоследовательность, и дикие скачки эмоций с тех пор, как Мередит выбросила его из своей постели. Он так влюблен, что ее отчужденность невыносимо ранит, вынуждает причинять боль ей в отместку. Не удивительно — ведь раньше такого не случалось. Он никого не любил в те, предыдущие годы.

Джереми покачал головой, усмехаясь: «Мередит, Мередит… Своевольная, резкая, теплая и любящая… Но вот только ее нет рядом».

Он медленно пошел дальше, продолжая размышлять о превратностях судьбы: «Господи! Помоги! Я не должен дать ей возможности ускользнуть. Единственная проблема в том, что мне неизвестно, как поступить. Любовь для меня — совершенно незнакомое чувство. Успех у женщин всегда достигался легко, а если и приходилось проигрывать, — это не имело никакого значения, потому что все они были мне безразличны. Но теперь я должен завоевать Мередит. Без нее моя жизнь потеряет всякий смысл, поэтому все нужно сделать правильно. Я должен заставить полюбить себя… Должен! Но как? Соблазнить? Воспользоваться лестью? Взять штурмом? Объяснить?.. Что предпринять? Или же я уже потерял все свои шансы и нет никакой надежды на успех? Так опротивел ей, что Мередит возненавидела меня навсегда? — Он нахмурился. — Нет, об этом лучше не думать… Я буду добиваться своего мягко и осторожно. Конечно, это не в моем характере, но на сей раз я должен поступить только таким образом. Придется терпеливо ждать своего часа. Что ж, стану изучать ее и обязательно узнаю, как найти дорогу к сердцу. Сколько бы времени ни пришлось потратить и как бы ни пришлось унижаться — я добьюсь, что Мередит полюбит меня».

Она бежала в свою комнату, как в спасительную гавань. Бетси, которая тоже ходила искать госпожу вместе с другими, примчалась вслед за ней. Служанка помогла снять мокрую одежду и вымыть испачканное лицо, волосы и руки, а затем насухо вытереть влажные локоны, все время что-то бубня тихим монотонным голосом, что, в конце концов, немного расслабило ее нервы. Через некоторое время непроизвольная дрожь прошла, и мозг вернулся из ужасающегося вакуума.

Мередит забралась в постель и взяла в руки подушку. К тому часу, когда Джереми заглянул, чтобы проверить ее состояние, она крепко спала.

После пробуждения голова стала намного яснее. Мередит смогла сесть и спокойно обдумать происшедшее. «Кто-то хотел убить меня, — мелькнуло в глубинах сознания. — Это совершенно неопровержимый факт. Мне прежде всего нужно выяснить, кто это сделал. Выяснить и каким-то образом предотвратить следующую попытку. Но кто мог желать смерти? — Покусывая ноготь большого пальца, она перебирала всех, кого знала: друзей родственников, знакомых — никто из них ничего не имел против нее. — Конечно, есть такие, кто не особенно поддерживает со мной дружеские отношения, но чтобы ненавидеть до такой степени?! Нет. Правда, существует еще Опал… Возможно, ей очень не нравится, что я вышла за Джереми. — Мередит верила в существование любовной связи между Девлином и Гамильтон. — Но стала бы она стрелять в меня? Б конце концов, я ей не соперница. И даже не сплю с ним… Может, Опал желает выйти за Девлина? Но тогда остается другая проблема — мистер Гамильтон. Способна ли Опал убить двоих, чтобы заполучить столь желанного мужчину? — Самым убедительным аргументом против того, что это не миссис Гамильтон, являлся почти неоспоримый факт: вряд ли эта женщина знает, как обращаться с оружием, не говоря уж о том, чтобы прятаться на „Мшистой заводи“ в темноте под дождем, надеясь убрать Мередит. — Нет, выглядит слишком надуманно. Убийца слышал или видел, как я бежала в хижину Бена. Кто-то на усадьбе? Один из слуг? Едва ли. Насколько мне известно, меня любят, особенно после того, как мы с Джереми освободили невольников. Нет! Это просто смешно. У них нет мотивов убивать меня — да и ни у кого их нет, если уж на то пошло. „За исключением, разумеется, Джереми…“ Мозг метнулся прочь от этой неожиданной мысли, но Мередит заставила себя обдумать ее логично и Хладнокровно. С ее смертью Девлин унаследовал бы огромное состояние. Поскольку у них нет детей, по закону вся собственность перешла бы к нему. Хотя… он и сейчас богат, так как контролирует доходы всей плантации. Но она помешала продаже „Мшистой заводи“, даже пригрозила убить его, если потребуется. Убрав ее с дороги, Девлин освободит путь для осуществления своих планов. Кроме того, ему не придется мириться с ней, чтобы владеть плантацией.

Мередит отчаянно попыталась найти кого-то другого с такими же мотивами или кого-то, кто точил на нее зуб, но оказалось, что только Джереми выгодна ее смерть. Он запросто мог слышать, как она ушла лечить Бена и догадаться — это его шанс избавиться от надоевшей жены. Девлин вполне мог выскользнуть на улицу и спрятаться, а потом стрелять в нее. Увидев, как он прорывается сквозь толпу, Мередит предположила, что он пришел из дома. Но Джереми мог обойти вокруг и выйти с другой стороны. Никто бы не заметил этого маневра, потому что все смотрели на нее.

Она вспомнила случай, когда Девлин попросил ее принести ему сапоги. Из одного выскользнула змея, но лишь по чистой случайности удалось заметить ее. Если бы гадина оставалась свернувшейся на дне, Мередит схватила бы обувь, а та укусила бы обязательно. Смерть наступила бы так же быстро, как и в случае с Беном.

Мередит закрыла глаза, внезапно безотчетно задрожав. Нет, нет, нет, этого не может быть! Это не Джереми! Да, он пытался продать плантацию, но это предел его алчности и подлости. Девлин не мог столько времени спать с ней, заниматься страстной любовью, нашептывать на ухо нежные слова — и замышлять убить ее! Джереми — не такой злодей. Он не мог этого сделать. Или она принимает желаемое за действительное? Только Девлин может желать ее смерти, только он.

ГЛАВА 24

В течение последующих нескольких дней Джереми старательно ухаживал за Мередит. Вместо того, чтобы избегать ее, он взял себе за правило быть рядом с ней. Его манеры были милыми и непринужденными, даже заискивающими, словно он ухажер, а не законный муж. Девлин обратил на нее всю силу своего очарования, подавляя желание железной рукой, равно как раздражение и злость, порождаемые ее холодностью и надменностью. Он делал все возможное, чтобы она полюбила его, и Мередит не могла не поддаться очарованию его слов и улыбок. И все же, хотя сердце ее переполняла любовь к нему, а тело томилось по его ласкам, она боялась Джереми. Его заискивающие манеры пугали больше, чем разбушевавшаяся ярость. Мередит подозревала в этой перемене попытку выглядеть нормальной и счастливой семейной парой, влюбленными друг в друга молодоженами, чтобы, когда она «случайно» уйдет в мир иной, его не обвинили в смерти жены. Слуги будут качать головами и уверять всех, что мистер Джереми очень заботился о супруге, что они всегда целовались и смеялись. Вот в чем причина его ухаживаний. По крайней мере, так считала сама Мередит. Хуже всего то, что она не могла никому доверить свои подозрения. Недавно заезжала Алтея, чтобы сообщить о своей помолвке с Блейном Рэндаллом, и на мгновение у Мередит появилось желание во всем открыться подруге и кузине, но, подумав, она не решилась посвящать мисс Уитни в свои «страшные» семейные тайны. Хотя Мередит и подозревала Джереми в попытке убийства, слова прямо-таки застревали у нее в горле. Преданность и любовь не позволяли ей выдать намерения мужа кому-то другому, а тем более Алтее, так как она могла все рассказать своему брату. Мередит не собиралась предоставлять Галену еще одну возможность оскорбить Девлина. Поэтому она промолчала, терпеливо и с улыбкой слушая восторженные описания многочисленных восхитительных качеств возлюбленного Алтеи и небольшой будущей вечеринки, на которой намеревались объявить о помолвке.

— Будет всего несколько друзей и наша семья, — заверила она Мередит. — Одним словом, скромный и неофициальный ужин. Так что тебе будет вполне прилично появиться, несмотря на траур. По крайней мере, так решили мы с мамой.

— Как мило с твоей стороны, Алтея, подумать обо мне в такое время.

Кузина улыбнулась.

— Ну, разумеется я всегда помню о тебе. Твое присутствие очень важно… Поскольку мы будем помолвлены около года, ко дню свадьбы твой траур закончится — и ты сможешь выполнять роль подружки при обручении… Ах, Мередит, скажи мне правду, — она доверительно наклонилась вперед, сжав руку подруги. — Приятно быть замужем?

Мередит чуть не рассмеялась. Самое время задавать ей этот вопрос! Да, это приятно, если не считать того, что она не доверяет своему мужу и не попускает его в свою спальню. Да, это чудесно, не считая ее страха, сомнений и болезненной уверенности, что Джереми женился на ней ради земли.

— Когда двое любят друг друга, это самые приятные, самые близкие отношения, которые только возможны между людьми, — медленно выдохнула она.

— Ну, значит, я могу не беспокоиться, верно? Мы с Блейном любим друг друга. — Серые глаза Алтеи искрились. Она оживленно пощебетала еще несколько минут, потом поглядела на часы и со вздохом поднялась. — О, дорогая, боюсь, мне пора… Мама дома занимается приглашениями, а ты ее прекрасно знаешь… Если я не помогу ей, она сляжет с мигренью на неделю.

— Я провожу тебя до пристани, — предложила Мередит, поднимаясь из кресла.

Весна была в полном разгаре. Деревья буйно зазеленели. Азалии уже выбросили фонтаны соцветий, трепещущих в ярком солнечном свете.

Женщины держали зонтики, шагая по. короткой дорожке, ведущей к пристани. Алтея вошла в маленькую пирогу, и рабы взялись за весла. Мередит помахала платочком, глядя вслед удаляющейся лодке, и затем зашагала обратно к дому.

Дойдя до парка, она свернула к своему огороду с лекарственными растениями, который располагался за подъездной аллеей. Войдя за низенькую изгородь, Мередит принялась бесцельно бродить между грядками, разглядывая зеленые всходы и время от времени останавливаясь, чтобы вырвать сорняк. Посмотрев на свои перчатки, она поморщилась: как всегда, неосторожно испачкала их. С этим ничего не поделаешь. Ей никогда не стать настоящей леди.

Внезапно по спине пробежали мурашки, и она обернулась. Прикрыв глаза рукой от солнца, Мередит принялась внимательно оглядываться лесные заросли, затем обернулась в пол-оборота к дому. Странно, но она ощутила какую-то враждебность по отношению к себе. Безумие, ведь вокруг ни души. Мередит никак не могла избавиться от это-го неприятного чувства. В нем присутствовала явная угроза, ненависть или недоброжелательство. Она поежилась от холодного озноба, охватившего ее.

Деревья стояли неподвижно, не слышно ни шороха, воздух горячий и влажный, как в любой весенний день в Южной Каролине. Мередит не заметила ни человека, ни животного среди подлеска, потом нервно взглянула в сторону дома. До него далековато. Никто не услышит, если она закричит. Но, возможно, именно там и опаснее всего. Может, это оттуда кто-то с ненавистью наблюдает за ней? Ей почудилось какое-то слабое движение в окне наверху. Неужели за ней все-таки наблюдают? Показалось ИЛИ она действительно заметила там блеск золотистых волос?

Мередит почувствовала духоту и оцепенение. Хотелось повернуться и бежать, но куда? Облизав губы, она заставила себя поднять зонтик и даже беззаботно покрутить им, а потом на свинцовых ногах медленно двинулась к дому.

Когда Мередит добралась до цветущего сада, дверь распахнулась и появился Джереми. Он легко сбежал по ступенькам и пошел навстречу ей.

— Привет, любовь моя. Гуляешь среди цветов?

— Полагаю, это очевидно. Не так ли? — язвительно бросила она, ненавидя свое предательское сердце за то, что оно заколотилось при его приближении.

Он пожал плечами.

— Думаю, да. Н-да… Ты не из тех, с кем можно легко и непринужденно поболтать о пустяках.

— А зачем тебе это нужно?

Джереми решительно укротил вспыхнувшее раздражение. Становилось все труднее и труднее делать это, особенно, если дело касалось Мередит. Она, похоже, намеренно выводила его из себя, а нервы Девлина из-за многонедельного вынужденного воздержания окончательно расшатались. Когда Мередит держала себя надменно или резко отвечала, это походило на самое настоящее издевательство или напоминало посыпание ран солью. Правда, временами он улавливал в ее глазах нечто такое, что позволяло ему надеяться на благополучный исход задуманного, но она тут же бросала какую-нибудь колкость и отворачивалась. Приходилось догадываться, была ли эта холодность и язвительным щитом, чтобы удерживать его на расстоянии, или способом разъярить до кипения. А может, это самозащита, средство против того, чтобы самой не смягчиться и уступить? Девлин уже ничего не знал и не понимал. Единственное, что он видел, — разговор, нормальный, человеческий разговор просто невозможен. Все это обостряло его нервозность до такого предела, за которым он — останься еще секунду рядом с ней — может ударить ее… или затащить к себе в постель, ибо страсть так же трудно поддавалась усмирению, как и раздражение.

Джереми оставил свою первоначальную тактику и зашел с другой стороны.

— Я видел пирогу Уитни.

— Да, Алтея приезжала сказать о своем обручении.

— С Блейном?

— Да. Откуда тебе известно это?

— Я видел его в таверне в Гринуоке. Он праздновал свою помолвку в компании с Перси и Кеннотом Литтлтоном.

— Они дают вечеринку через две недели. Вернее, небольшой скромный ужин. Алтея считает, мне будет вполне прилично принять участие в этом семейном торжестве, несмотря на траур. Я бы хотела пойти… Если, конечно, ты не против. Джереми усмехнулся.

— Ты хочешь сказать, что спрашиваешь моего разрешения?

— Ну, ты же, как-никак, мой муж.

На короткое неосторожное мгновение лицо Мередит затопило желание, моля быть убежденной, что Джереми верен и невиновен в замысле ее убийства. Девлин ошеломленно заморгал и шагнул к ней.

— Мередит…

Она тут же резко развернулась, вспомнив ту угрозу, что почувствовала перед этим. Отдаться в руки Джереми, если это он наблюдал за ней? Хотя, кто там еще мог быть, кроме него?

Мередит почти бегом бросилась из сада и от Девлина и взбежала по ступенькам крыльца, словно ее преследовал сонм демонов страха и желания.

За эти две недели до вечеринки Алтеи их отношения не улучшились, а, скорее, даже ухудшились. Раздражительность Джереми возросла до такой степени, что он срывался на всех, включая и Мередит. Однажды за ужином он рявкнул на нее особенно резко. Она, не выдержав его нападок, со стуком поставила свою кружку с сидром на стол и вышла из столовой, оставив еду нетронутой, а Джереми — огорченным и раздосадованным. Все, что он делал, казалось, еще больше отдаляло возможность успеха в задуманном деле. Господи! Как несправедливо: Девлин мог очаровать любую женщину, за исключением той, которую любит.

«Но, — оправдывался он, — Мередит может вынудить зарычать даже святого. Находиться рядом с ней — чистейшая мука». Джереми ощущал ее нежный аромат, смесь роз и кожи, напоминающий ему с отчетливой ясностью, как она выглядела и благоухала, когда лежала под ним в моменты любви.

Однажды он вошел в кабинет и застал Мередит в тот момент, когда она стояла на цыпочках на небольшой стремянке и тянулась за книгой на верхней полке. Ее лодыжки обнажились, и один лишь вид их заставил вспотеть его ладони. Джереми помнил тело жены до мельчайших подробностей, помнил вес ее груди в своих ладонях, острые выступы тазовых костей, чувствительные точки под коленками и локтями, от прикосновения к которым страсть Мередит взлетала до облаков. Хотя Девлин видел ее совершенно одетой, он мог отчетливо представить, как она выглядит без одежды. В ней не было ничего, что бы не возбуждало его сейчас, н Джереми подумал: «Либо я сейчас сойду с ума, либо изнасилую ее… Господи! Когда же она вернется ко мне в постель?!»

И Мередит, и Девлин с нетерпением и радостью ожидали вечеринки Алтеи. Оба надеялись, что перемена обстановки снизит напряжение между ними. Можно будет поговорить с другими людьми и отвлечься друг от друга. Мередит мечтала получше разобраться в Джереми, увидев его рядом с соседями-плантаторами. А Девлин воображал, как пригласит жену на танец и будет держать в своих объятиях, двигаясь под музыку, ибо она не посмеет отказаться или убежать, опасаясь нарушить приличия.

Поэтому, когда настал день вечеринки, оба оказались переполнены ожиданием и нетерпением.

Девлин оделся быстрее Мередит, искупавшись и облачившись в элегантный камзол из золотистого атласа, такой же жилет и черные атласные бриджи. Кружева ниспадали вдоль переда рубашки и струились из манжет. При шитье камзол оторочили черным и украсили черными аксельбантами, которые удерживали отвернутые полы. Закрепив белый парик и добавив жемчужную брошь, — свадебный подарок жены — он отправился в комнату жены узнать, когда она завершит свой туалет. Джереми вошел, не постучавшись, и резко остановился при виде зрелища, представшего перед ним.

Мередит купалась в маленькой сидячей ванне, смешно подогнув ноги. Но он не заметил юмора ситуации, а увидел лишь ее белую грудь, вздымающуюся над водой, розовые соски, затушеванные пеной, и кремовые стройные ноги, маячившие перед его голодным взором. Желание камнем ударило в живот, и Джереми захотел Мередит так внезапно, так сильно, что почти не мог говорить. Она ахнула и скрестила руки, прикрывая грудь.

— Что ты здесь делаешь?

— Зачем прятаться? — проскрипел он, борясь; со все возрастающим возбуждением. Пальцы покалывало от желания вытащить ее из ванны и овладеть прямо здесь, не заботясь ни о своей одежде, ни о том, что мокрая, ни о близости слуг. — Я видел тебя и раньше, причем…

— Я ведь строго-настрого запретила тебе входить в мою комнату,

— Мне просто хотелось узнать, как скоро ты будешь готова к выходу.

Он частично отвернулся, чтобы скрыть свое очевидное желание.

«Не брать же ее силой, — молнией пронеслось голове. — Нельзя! Иначе потеряю навсегда». Ивсе же Девлин хотел ее так сильно, что ему казалось, он умрет, если не овладеет ею.

— Теперь вижу, ты еще долго прокопаешься.

— Чем быстрее ты уйдешь, тем скорее я закончу свои приготовления.

— Я подожду внизу. — Голос звучал резко и отрывисто.

Стараясь больше не смотреть на нее, Джереми покинул комнату. Ожидание в передней казалось бесконечным, хотя в действительности Мередит настолько разволновалась, что почти моментально выскочила из ванной, вытерлась и оделась с невероятной поспешностью. Словом, ее туалет оказался завершен в рекордно короткий срок. Сжимая веер, как спасительную соломинку, она спустилась по лестнице.

Джереми, сидевший в кресле, вскочил на ноги, увидев ее, и гневно нахмурился.

— Что за дьявол?! Почему ты напялила это? — Он презрительно указал на закрытое черное платье.

— Потому что я в трауре.

— Нет! Я запрещаю. Ты уже оставила траур. Одному Богу известно, с чего ты решила вернуться к своему вороньему наряду, но будь я проклят, если позволю тебе появиться в нем на людях.

— Я буду только в этом платье, — горячо возразила она.

— Черта с два! Ты переоденешься, даже если придется оттащить тебя наверх и одеть самому. — Итак, что ты выбираешь?

На мгновение Мередит уставилась на него, застыв неподвижно. Он резко схватил ее за руку и потащил наверх, рявкнув, чтобы пришла служанка. Ей пришлось подчиниться. Сегодня легко было представить Девлина, делающего с ней что-то дурное, даже убивающего ее. В нем присутствовало нечто дикое и едва контролируемое. Мередит не удивилась бы, если бы он придушил ее прямо на глазах у гостей.

— Хорошо, я переоденусь, — наконец выдохнула она. Его пальцы расслабились, и ей удалось вырваться. Он снова быстро схватил ее руку. — Я же сказала, что переоденусь.

Джереми не улыбнулся, но его губы слегка раздвинулись, обнажая кончики зубов, напоминая ей волчий оскал.

— Не могу позволить тебе уйти в комнату и запереться — ты откажешься выйти. Я останусь с тобой.

— Я бы не… — попыталась она протестовать.

— Я не могу доверять тебе, — резко ответил Девлин и подтолкнул ее комнату.

Отпустив руку жены, он подошел к гардеробу и порылся в одежде, отыскивая яркое изумрудно-зеленое атласное платье с восточной вышивкой и бледно-зеленым подъюбником. Джереми швырнул наряд на кровать как раз в тот момент, когда Бетси вбежала в комнату с расширенными от любопытства глазами.

— Моя жена решила переодеться. Она наденет вот это… И прическу тоже переделать. Хочу, чтобы ее волосы ты уложила, — он ткнул пальцем в грудь служанки, — как в день свадьбы.

— Слушаюсь, сэр.

Бетси немедленно приступила к расстегиванию пуговиц на платье Мередит. Та стояла неподвижно и прямо, словно манекен, отказываясь взглянуть на мужа. Как это унизительно — одеваться перед ним. И все же она не могла сдержать трепет желания при мысли, что он смотрит на нее.

Остаться здесь — явная ошибка, но Девлин полно слишком поздно, понял это. Нужно было поверить что она переодевается, но его явно занесло. Теперь он вынужден мучиться, наблюдая, как Мередит раздевается до сорочки и нижних юбок. Сбросив платье, она села перед зеркалом, и Бетси по-новому уложила ее волосы. Затем служанка осторожно опустила ярко-зеленое платье через голову Мередит, расправила кринолин и драпировку, застегнула тугой корсаж. Этот наряд сидел на Мередит, словно вторая кожа. Женственный, но без лишних финтифлюшек, он блестел на фоне бледной кожи, делая ее глаза искрящимися и абсолютно зелеными. Она выглядела ярко, неотразимо и невыносимо желанно. Джереми облизал губы. В нем пульсировала страсть. Он стиснул руки, чтобы сдержать в них дрожь. Когда Девлин заговорил, его голос звучал жестко.

— Ты готова? Мы уже опаздываем.

Бетси застегнула жемчужное ожерелье вокруг шеи Мередит и в качестве заключительного штриха добавила маленькую бархатную шляпку с бледно-зеленой кокардой. Она придавала Мередит дерзкий и соблазнительный вид.

Девлин отступил в сторону, чтобы пропустить ее в дверь, и она надменно поплыла мимо него. Он уловил слабый аромат женского тела и закрыл на мгновение глаза: «Это будет очень долгая ночь, — мелькнуло в его сознании. — Я буду с изысканным наслаждением наблюдать за Мередит и держать ее в своих объятиях во время танца… Только бы не взорваться еще до того, как закончится ночь…» Джереми последовал за ней вниз по лестнице.

В течение короткого плавания до «Четырех Дубов» они сидели в полнейшем молчании. Джереми пьянил ее запах и вид. Он не мог говорить. Мередит старательно отводила глаза, хотя чувствовала на себе его пристальный взгляд. Девлин пребывал в ярости — и она боялась его. А еще он был потрясающе красив в этом золотом атласе. Черные бриджи плотно облегали мускулистые бедра, а икры вздувались под тонкими белыми чулками. Мередит украдкой взглянула на его большие руки, лежащие на коленях. Один лишь вид их пронизывал ее стрелой желания. Она помнила, эти ладони накрывали грудь, мозолистыми пальцами потирая соски. Еще Мередит помнила эти руки в другом месте. Эта мысль вызвала там знакомую влажность. Она сглотнула набежавшую слюну и закусила губы.

Когда показалась пристань «Четырех дубов», , это оказалось для нее самым настоящим спасением. Мередит выбралась из лодки, подав Девлину лишь кончики пальцев. Его рука скользнула вниз, твердо сжав ее ладонь, и даже сквозь перчатку его прикосновение показалось обжигающим.

Они обошли дом, чтобы войти с парадного крыльца. Алтея тепло приветствовала их, как и ее жених, но от остальных членов семейства Уитни исходила явная холодность.

Алтея тут же шепнула Мередит, что она выглядит абсолютно очаровательно, и указала на Галена, который ошарашенно смотрел на вошедшую пару Девлинов. Она взяла руку мужа и шагнула в гостиную, с удовольствием отметив, что все с таким же изумлением, как и кузен, уставились на нее. Мередит украдкой посмотрелась в зеркало: не хотелось, но пришлось признаться самой себе: «Я… Я выгляжу… Ну, в общем, поразительно». В ней присутствовало что-то иное, новое, какая-то живость, сияние, озаряющее внешность. В прошлом ее сдержанность сводила достоинства лица и фигуры до незначительности. Теперь Мередит прекрасно понимала это.

Опал Гамильтон метнула на нее злобный взгляд, и она чуть не захихикала. Без сомнения, та не ожидала, что какая-то женщина может затмить ее, особенно такая дурнушка, как Мередит Уитни — нет, ныне Девлин. Она остановилась, чтобы поздороваться с подругой, и Джереми, отпустив ее руку, присоединился к группе лошадников. Мередит проследила за ним глазами.

«Эта важная перемена во мне, — подумала она, следствие того, я теперь Девлин, а не Уитни. Лишь благодаря Джереми я стала такой. Его пылкая любовь дала мне уверенность в себе, научила показывать свою внешность в полном блеске, подарила способность разговаривать, не краснея и не чувствуя себя круглой дурой. И все это благодаря моему мужу, Джереми Девлину».

В течение вечера Мередит непринужденно болтала, удивив нескольких женщин, считавших ее косноязычной. Двигаясь от одной группы гостей к другой, она ощущала на себе взгляд мужа, даже во время ужина, где карточки с указаниями мест разделили семейные пары для разнообразия, глаза Девлина неотступно перемещались за ней. Однажды Мередит повернулась, чтобы посмотреть на него, но быстро отвела взгляд: Джереми смотрел так, что у нее сразу же перехватило дыхание. Это казалось почти страшным.

После обильной трапезы начались танцы. Девлин повел Мередит в бальную залу, не обращая внимания на ее протесты по поводу того, что неприлично танцевать в трауре. Чувствуя себя свободнее и увереннее, она неожиданно обнаружила, как, оказывается, приятно и весело двигаться в такт музыке, следуя за умелой и твердой рукой мужа. Когда танец закончился, Мередит ослепительно улыбнулась Джереми, от чего у него сразу подогнулись колени, и вышла к столу с напитками. Взяв стакан вина, она повернулась и чуть не налетела на Галена, который улыбнулся ей тонкими губами.

— Мередит, надеюсь, тебе нравится вечеринка?

— О, да, все очень приятно. Я так счастлива за Алтею.

Кузен пожал плечами.

— Я бы пожелал для нее другого мужа. Блейн несколько грубоват… Она ведь чувствительная и образованная женщина, а он…

— Признаюсь, я очень удивилась, когда Алтея рассказала мне о своих нежных чувствах к нему, но теперь, увидев их вместе, могу сказать, что они действительно любят друг друга.

— Любовь быстро гаснет, — педантично провозгласил Гален, — если нет общности интересов.

Мередит вспомнила, что ответил ей Джереми, когда она сделала ему подобное замечание, — и собака может быть добрым другом — но вслух ничего не сказала, не желая шокировать кузена. Конечно, он дорог ей как родственник и товарищ детства, но Мередит больше не могла свободно говорить с ним. Гален слишком не одобряет ни ее мужа, ни нынешней жизни. Он, вполне возможно, упал бы в обморок, если бы узнал, как она упивалась сексуальным мастерством Джереми. И все же… кузен — лучший друг, помимо Алтеи, и, как мужчина, может помочь ей в отношении покушений Девлина на ее жизнь. Может, следует поведать ему свои страхи?

— Я надеялся, Алтея выберет нашего кузена со стороны мамы, Джеймса Уоррена, — произнес Гален.

— Адвоката из Чарлстона? — удивилась Мередит.

Этот мужчина казался ей крайне скучным человеком. Как странно, что Гален мог подумать, будто Алтея полюбит его. В Блейне куда больше мужественности и жизни. Он подарит ей удовольствие и детей. Мередит чуть не покраснела от своих мыслей. Когда-то она утверждала, что такие вещи неважны в браке, но теперь-то знала — это не так. Спальня играет главную роль в супружеской радости или печали. Сейчас это совершенно ясно.

— Да. Мы очень хорошо ладим с Джеймсом. Прекрасный парень!

— Но гораздо важнее, поладила бы с ним или нет твоя сестра, разве не так? — язвительно поддела собеседника Мередит.

Гален, казалось, пришел в замешательство от ее замечания и торопливо сменил тему.

— Ты выглядишь так… Такой… сегодня ты полна жизни, кузина.

— Спасибо. Знаешь, Гален, я стала уверенней в себе, больше горжусь собой и, оказывается, могу говорить непринужденно. Думаю, все это благодаря Джереми. Он заставил меня взглянуть на себя по-другому, как бы со стороны.

— Ну, я бы сказал, прежняя ты мне нравилась больше, — печально заметил кузен.

Глаза Мередит изумленно расширились. Он это серьезно? Гален предпочел бы, чтобы она оставалась робкой и неуклюжей? Внезапно Мередит осознала, что его дружеские чувства к ней — чистой воды эгоизм, впрочем, как и отношение к собственной сестре. Он хотел, чтобы они оказались крепко привязаны к нему, чувствовали себя уютно только Рядом с ним и сторонились всех остальных. Не Удивительно, что Джеймс Уоррен пришелся ему по душе и считался идеальным партнером для Алтеи: ей стало бы скучно и одиноко замужем за адвокатом, поневоле пришлось бы тянуться к брату, ублажая его чванство и эгоистические наклонности. Но Блейн Рэндалл уведет Алтею, так же, как обретенная уверенность и привлекательность Мередит похитили ее у него.

Нет, она не станет открывать Галену своей тайны, касающейся Джереми. Он не скажет ничего толкового и подходящего. Скорее всего, кузен станет уговаривать ее убежать от Девлина и прийти в их семью. Он обязательно попытается затащить ее обратно в старую отвратительную скорлупу привычек и чопорных условностей. Мередит внезапно почувствовала удивительную решимость не позволить этому случиться — не позволить никогда, что бы ни произошло между ней и Девлином. Они с Джереми связаны друг с другом так, как никогда и ни с кем, даже если она боится его, даже если презирает, даже если придется защищаться от него. Это касается их двоих, только их, и так должно оставаться. Она безвозвратно привязана к мужу: ведь он сумел изменить ее, он часть ее, а она — часть его. Они сплетены, соединены на века. Им до конца жизни суждено вместе гореть в пламени или любви, или ненависти. Она любит только его, хочет только его; она сделает все возможное, дабы защитить себя, но ни за что не станет вовлекать другого человека в их единоборство.

Словно призвав своими мыслями Джереми, Мередит увидела его, идущего к ним из бальной залы. Лицо Девлина угрожающе потемнело, рот напрягся. Дойдя до жены, он схватил ее за руку, больно впиваясь пальцами в запястье. Его синие и сверкающие глаза сияли, словно сапфиры.

— Мередит, — процедил он сквозь зубы, — я бы хотел поговорить с тобой.

К ее горлу подкатился ком страха, перемешанный с любопытством и возбуждением. Она опустила глаза, скрывая эмоции.

— Конечно, — пробормотала Мередит. — Прошу прощения, кузен Гален.

Джереми повел ее на террасу, которая тянулась вокруг всего дома. Там никого не было, но он, для большей уверенности, затащил жену в дальний угол, куда не проникали яркие полосы света из окон бальной .залы. Высокая изгородь из азалий росла по другую сторону балюстрады, выделяя уголок и затопляя его головокружительным ароматом,

Впоследствии Мередит не могла слышать этот запах, не вспоминая момент, когда муж прижал ее в угол, возвышаясь над ней и угрожая.

— Какого дьявола ты добиваешься, любезничая с ним прямо у меня под носом?! Чувствуешь себя такой уверенной, что можешь заставить плясать под твою дудку? — озлобленно прорычал он.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Мередит настолько огорчилась происходящим, что потеряла контроль над собственным голосом, который сейчас дрожал и прерывался.

— Не ври. Все ты прекрасно понимаешь. Я говорю о твоей любви к Галену, Галену Уитни. О том, как ты смотришь ему в рот, как твои глаза светятся обожанием…

— Я ничего подобного не делаю! — горячо перебила Мередит, слишком разозлившись на его смехотворное утверждение, чтобы бояться.

— У меня есть глаза и уши! Ты всегда хотела его — но ты моя жена, как бы тебе не было неприятно, и я не позволю наставлять мне рога!

Мередит ахнула, онемев от негодования. Джереми издал какой-то странный звук и погрузил Руки в ее волосы, дернув ее на себя. Он целовал крепко, требовательно, почти безжалостно впиваясь губами, затем прижался к ней всем телом, подталкивая к колонне.

— Мередит… Мередит! — простонал Девлин. Одна рука скользнула под корсаж, отыскивая мягкость груди и массируя уже затвердевший сосок. Она почувствовала, что сдается, проваливаясь в водоворот чувственного наслаждения. Мередит томилась по нему, содрогаясь от мучительного желания. Она поняла, что еще мгновение — и уступит ему, отвечая на огненные поцелуи и прижимаясь к нему всем телом. Мередит не сомневалась: она способна поднять юбки и умолять овладеть ею прямо здесь, не обращая внимания на близость людей. Но ей нужно защитить себя. Нельзя уступать Джереми, пока не расстроены его планы. «Но, Боже, конечно же он не желает моей смерти! — пронеслось в глубинах сознания.. — Как его руки бродили по моему телу, как губы льнули к моим губам! Но мне никак нельзя доверять ему! Как бы сильно мне ни хотелось слиться с ним, я прежде должна удостовериться, что потом он не убьет меня».

Мередит вырвалась из объятий мужа, оставив его тяжело дышащим и протягивающим к ней руки.

— Нет! — Она снова уклонилась. — Я не поддамся так легко! Забудь о своих происках!

— Помилосердствуй, Мередит, — прохрипел он. — Ты убиваешь меня.

— Я убиваю тебя?! — вскипела она. Негодование придало ей сил противостоять его умоляющему голосу, охрипшему от чувственного голода. Разве не наоборот?

— Что ты имеешь в виду?

— Твой план убить жену и заполучить плантацию! Я не позволила тебе продать «Мшистую заводь», поэтому ты решил избавиться от меня!

Девлин растерянно и непонимающе заморгал.

— Ты сошла с ума. Что…

— Я все знаю, Джереми. Я не совсем глупа, хотя ты, похоже, думаешь иначе, и не ослеплена твоими чарами.

Окончательно расстроившись, он схватил ее за руки и встряхнул.

— Что, черт побери, ты несешь?

— Ты стрелял в меня! Пытался убить! Ты послал меня принести сапоги, когда в них «случайно» оказалась змея! Чистейшая удача, что я все еще жива.

Его руки повисли, как плети, и Девлин отступил.

— Что? Ты считаешь, это… были покушения… на твою жизнь?

— Разумеется. Ты единственный, кому выгодна моя смерть. Это, без всякого сомнения, ты! Но можешь не утруждать себя новой попыткой! Ты не убаюкаешь мои подозрения, занимаясь со мной любовью. Я… Я все рассказала Галену, даже написала об этом в письме, которое отдала ему на хранение. Если со мной что-либо случится, он передаст его властям. У тебя ничего не выйдет, и ты не унаследуешь ни цента. Скорее всего, тебя просто повесят! — Она помолчала, чуть не задыхаясь от эмоционального истощения.

Мередит, конечно, блефовала, предпринимая отчаянную попытку остановить Джереми… но стараясь дать шанс доказать, что она не права. Если он невиновен, то станет спорить и объясняться,

Ужаснется и предъявит доказательства своей непричастности к выстрелам. Она с надеждой ждала, и удары сердца гулко звенели в ушах. Весь ее мир зависел от его ответа.

На мгновение Девлин потерял дар речи. Мучительная боль пронзила мозг и сердце. Он любит Мередит всей душой, дрожит и горит для нее — а она презирает и ненавидит, считает его способным на убийство любимого человека. Милостивый Боже! Да он сам едва не умер, когда узнал, что в нее стреляли. Последние недели приходится наизнанку выворачиваться, чтобы доказать свою любовь, но она… В пылу его самой жаркой страсти Мередит холодно отстраняется и начинает обвинять в том, что он хочет убить ее. И рассказала о своих подозрениях Галену! Ее дорогому, возлюбленному кузену, этому идиоту, за которого хотела выйти замуж! Мередит выставила его на посмешище сопернику, отдала во власть этого ничтожнейшего человечишки! Она доверяет Галену и боится родного мужа…

Джереми отвернулся, чтобы скрыть непривычную для него влагу, появившуюся в глазах, его голос прозвучал совершенно безжизненно:

— Иди прощайся. Мы едем домой.

ГЛАВА 25

«Он даже не стал отрицать мои обвинения! Это самое ужасное, — подумала Мередит, прислонившись к балюстраде террасы. — Девлин перестал изображать желание и ушел, не предложив ни объяснений, ни оправданий. Теперь совершенно очевидно, что это он покушался на меня, иначе бы взорвался от негодования. Джереми кипел бы и бушевал из-за моих смехотворных подозрений. Но он промолчал. Значит, Девлин виновен».

Мередит сделала попытку взять себя в руки и нетвердыми шагами направилась в бальную залу. Она отыскала мать Алтеи, которая, лишь взглянув на бледное лицо родственницы, с готовностью поверила в ее предлог о внезапно наступившем плохом самочувствии.

Мередит прошла в гардеробную и надела свою маленькую шляпку, печально контрастирующую с лицом. Джереми ждал у входной двери. Он не предложил ей руку, но отступил назад, освобождая проход и нехотя зашагал позади нее к пристани. У Мередит по спине побежали мурашки беспокойства. Что он намерен делать? Придумывает новый замысел? Смирился ли, что она раскусила его, или кипит от бешенства? А вдруг Девлин убьет ее, как только они доберутся до «Мшистой заводи»?

Домой возвращались в полном молчании. Фигуры лодочников едва виднелись в темноте безлунной ночи. Лишь белый парик Джереми улавливал и отражал слабый свет звезд. Его лицо побледнело и ничего не выражало.

Когда они причалили у пристани плантации, Мередит заставила себя идти по тропинке к дому не особенно торопливо, стараясь не дать понять мужу, насколько она напугана.

Войдя в переднюю, она тут же рванулась в свое убежище-спальню. Девлин за ее спиной швырнул шляпу ожидающему лакею и направился в общую комнату. Он снял камзол и жилет и бросил их на кресло, потом сорвал аккуратно уложенный парик и запустил им в противоположную стену, немного удовлетворив свою давно сдерживаемую злость. Затем Джереми погрузил обе руки в волосы, прижав кончики пальцев к голове, словно пытался удержать непокорные мысли внутри. Распахнув дверцы бара, он схватил оловянную фляжку с бургундским и бокал для вина. Налив себе щедрую порцию спиртного, Девлин опрокинул его одним жадным глотком.

Со стуком поставив фужер на стол, он налил еще. Ему немало пришлось выпить в особняке Уитни, когда хотелось сгладить остроту желания и ревности при виде Мередит, разговаривающей с Галеном. Он прекрасно знал, что они выглядели флиртующими лишь в его воспаленном воображении. Они скорее окаменеют, чем сойдут с пути высокой нравственности. Джереми проглотил содержимое второй порции и налил снова. Подняв бокал в направлении спальни Мередит, он отвесил шутовской поклон.

— За мою жену — леди, — пробормотал Девлин. — Ледяную и неприступную.

Пальцы стиснули ножку фужера. «Гослоди, как мне вынести все это? — взмолился он. Любить Мередит и знать, что она ненавидит меня, жить с ее подозрениями и любовью к Галену… Нет, просто невозможно! — Джереми тяжело опустился в кресло и мрачно уставился на стену. — Как она посмела обвинить меня? Как посмела сказать Галену Уитни, что я убийца?! Неужели Мередит открыла ему все подробности наших отношений? Описывала мою любовь в постели? — Его разрывала н бесила мысль о предательстве жены. Но все перевешивала сцена, которую он при всем желании не мог стереть из памяти: мгновения на террасе, когда Мередит дрожала в его руках, трепещущая, желанная, отвечающая на поцелуи. Руки Девлина помнили мягкую грудь, твердую выпуклость соска, рот вновь ощутил вкус ее губ, кожи, вязкий аромат духов.

Джереми конвульсивно проглотил слюну и поднялся, чтобы налить себе еще вина. Походка стала нетвердой, правда, не совсем шаткой, но уже лишенной равновесия. Бокалы пунша, выпитые на вечеринке, гудели в голове и пульсировали, словно огонь, по жилам. Он было начал наливать очередную дозу, намереваясь допиться до потери сознания, но нечаянно толкнул бокал и перевернул его. Хрупкая емкость скатилась с края стола и, упала на пол, разбилась вдребезги, усеяв ковер осколками, — Девлин даже не обратил на это внимания. Он находился уже на полпути из комнаты, направляясь к лестнице на второй этаж.

Достигнув безопасного пространства своей пальни, Мередит увидела Бетси, свернувшуюся калачиком в кресле и дремлющую в ожидании возвращения своей госпожи. Она, облегченно вздохнув, заперла за собой дверь. Даже присутствие служанки не создало ощущения спокойствия и защищенности.

Услышав шум, девушка подскочила и растерянно заморгала спросонья.

— О, мисс Мерри, прошу прощения. Бог мой, я, должно быть, долго спала.

— Мы рано вернулись, — объяснила Мередит. — Я очень устала.

Поняв намек, Бетси поспешно принялась расстегивать платье, стараясь разговаривать как можно меньше. Она помогла своей хозяйке раздеться, повесила элегантное платье и достала одну из старых ночных рубашек.

— Нет, — внезапно решила Мередит, — я, пожалуй, надену одну из тех, что сшила Лидия. Сегодня слишком жарко для такой тяжелой сорочки.

Служанка задумчиво посмотрела на нее, но воздержалась от комментариев. Она сунула старую рубашку в ящик и достала полупрозрачную розовую, с большими разрезами по бокам. Бетси гадала, означает ли эта смена одежды, что господин навестит свою жену сегодня ночью, хотя и надеялась на благополучный исход сегодняшних суток.

Последнее время раздражительность и Мередит, и Джереми достигла предела. Все с облегчением вздохнут, когда эти двое прекратят свою постельную войну.

Мередит присела к трюмо. Бетси вынула шпильки из волос и начала расчесывать густые локоны серебряной щеткой. Мередит прикрыла глаза. В голове стучало, и равномерное скольжение щетины успокаивало и почти убаюкивало, покалывание казалось странно приятным. Ей почему-то представилось, что ее нервы лежат на поверхности кожи, живые и трепещущие, чувствительные к любому раздражителю.

Внезапно на лестнице раздались звуки тяжелых шагов, и Мередит вздрогнула, но тут же заставила себя расслабиться: не хотелось, чтобы Бетси догадалась о страхе. Дверь заперта, с ней служанка. Нет причины бояться. Она услышала приближающееся и усиливающееся звяканье металла и сосредоточилась на нем, словно от этого зависела ее жизнь. Что могло издавать такой звук? Наконец Мередит с облегчением поняла — это стук кольца на руке, сжимающей металлические перила. Сегодня на Джереми был золотой перстень с сапфиром цвета его глаз. Почему она заметила эту деталь? С какой стати вспомнила о ней? Мередит знала об этом не больше, чем то, почему так важно для нее распознать сей звук. Скорее всего, потому, что такие вещи делают жизнь нормальной, приемлемой и предохраняют от безумной скачки и скольжения по чужому незнакомому пути. Значит, она неспособна рационально мыслить и понять. Мир вполне нормален. Джереми не пытался убить ее. Эта страшная ошибка, которая скоро разъяснится. Мередит крепко стиснула руки, прислушиваясь к его шагам и звяканью кольца.

Внезапно оно стало угрожающим. Настойчивым. Ближе, все ближе… «Почему Джереми хватается за перила? Он… пьян? Безумно пьян», — подумала Мередит.

Бетси продолжала расчесывать ей волосы, словно ничего не происходило там за дверью. Но Мередит чувствовала в себе все нарастающее напряжение. Наконец шаги стихли, и ручка повернулась.

Она так подскочила, что щетка в руках Бетси вонзилась ей в голову. «Слава Богу, дверь заперта». — мелькнуло в ее сознании. Служанка обернулась на звук, затем вопросительно взглянула на госпожу. Мередит покачала головой, и девушка нахмурилась.Неожиданно дверь сотряслась от мощного удара. Один, два, три раза.

— Мередит! — взревел Девлин. — Проклятие! Открой! Немедленно открой!

От резкого грохота обе женщины вздрогнули. Мередит облизала губы, а Бетси нервно взглянула на нее, округлив глаза. Стук не повторился, и она стала приходить в себя с каким-то непонятным разочарованием.

Дверь с треском распахнулась, не выдержав удара ноги Девлина, и он заполнил проем, огромный и подавляющий. Глаза Джереми мерцали полуночной синевой, лицо пылало. Мередит ясно увидела вздувающиеся мускулы рук и ног. Камзол отсутствовал, а рукава рубашки он коротко закатал. Золотистые волоски, покрывающие руки, поблескивали в свете свечи. Вены под ними напряглись, словно натянутые струны. Его резкое и тяжелое дыхание ворвалось в уши Мередит.

— Проклятие! Больше никогда не смей закрываться от меня! — голос звучал низко и устрашающе.

Она проглотила подступивший к горлу ком, призывая на помощь последние остатки храбрости. Ей нужно сейчас столкнуться с ним лицом к лицу — или пропала.

— Перестань. Ты пьян. Не ставь себя в глупое положение перед слугами.

Его глаза на мгновение метнулись к Бетси.

— Ты права — я пьян. А еще я хозяин в этом доме, и ты — моя женщина. Слишком долго делали из меня дурака… Но с меня довольно. — В голосе не прозвучало ни капельки упрека, лишь спокойная решимость. Мередит задрожала. Он повернулся к Бетси и дернул головой в сторону двери. — Выйди.

Служанка шагнула ближе к своей госпоже, подняв щетку дрожащей рукой. «Хозяин пьян и безумен. Я не могу оставить ее с ним наедине, — молнией пронеслось в голове девушки, — хотя мне самой ужасно страшно. Интересно, услышит ли Неб, если закричать?» Губы Девлина скривились не то презрительно, не то насмешливо — Мередит не разобрала. Он бросил на жену красноречивый взгляд, словно кричавший: «Это дело касается только нас двоих».

Мередит хотелось схватиться за юбку Бетси и умолять ее не уходить, но она не имела права подвергать девушку возможной опасности. Со странной покорностью, даже несмотря на страх, Мередит осознала, что должна — просто обязана! — посмотреть в лицо собственной судьбе.

— Все в порядке, Бетси. Возвращайся в свою хижину.

— Но, мисс…

— Все в порядке, — ее голос звучал довольно твердо и почти не дрожал. Служанка с сомнением перевела взгляд с Мередит на ее мужа, застывшего в дверях. — Я справлюсь сама.

Закусив губу, Бетси проскочила мимо Джереми. Ей не хотелось оставлять свою хозяйку даже на секунду, но зато теперь у нее есть возможность привести Неба. Он единственный, кто может справиться с Девлином.

Джереми закрыл за девушкой дверь и прислонился к косяку, скрестив руки на груди и ощупывая взглядом тело Мередит. Веки отяжелели и с трудом размыкались. Она поднялась, попятившись к трюмо и судорожно пытаясь вспомнить, что из лежащего на нем можно использовать в качестве оружия. Впрочем, это смешно. Джереми слишком силен. Он быстро отберет любой предмет. Единственное, чем Мередит могла бороться, это разумные доводы.

— Дорогой… — Она силилась сохранить голос совершенно спокойным. — Подумай. Ты не можешь так поступать. Узнают слуги…

— Плевать мне на слуг, — хрипло отозвался он, почти теряя разум от желания.

Тонкая рубашка Мередит открывала ее тело, словно затянутое в дымку ткани, намекая на гладкие линии ног, темные круги сосков. Он едва мог говорить и даже думать, потому что кровь бешено пульсировала в висках, а дыхание своим хрипом заполняло все свободное пространство комнаты. Стиснув руки, Девлин стал надвигаться на нее.

Мередит судорожно вздохнула, незаметно отступая, а потом не выдержала и побежала. На спасение надежды не было, но она не контролировала себя. Джереми нагнал ее в два шага. Железной рукой он схватил ее за запястье и швырнул на кровать. Мередит тут же откатилась, пытаясь подняться, но Девлин толкнул ее обратно. Она дико брыкалась и размахивала руками. Он придавил ей ноги весом своего тела и захватил оба запястья одной рукой, силой заводя их за голову. Его дыхание резало слух, лицо горело. Сердце Мередит зашлось от ужаса, когда Джереми поднес свою огромную ладонь к ее горлу. Но он резко остановился, нырнув рукой в низкий вырез рубашки, и рванул тонкий материал. Сорочка с треском порвалась. Его глаза засверкали еще ярче, с губ сорвался голодный животный стон. Мередит уставилась на него, онемев от страха, не в силах понять, что он делает.

Лицо Девлина надвигалось все ближе и ближе, его рот встретился с ее губами, язык просунулся сквозь барьер зубов, и она ощутила вкус вина. Кожа Джереми стала влажной и горячей, и запах пота, одеколона и еще чего-то восхитительного, принадлежащего только ему, проник ей в ноздри.

Желание смешалось со страхом, перевешивая последний, и Мередит снова начала воспринимать окружающий мир. Наконец она поняла, что Девлин пытается овладеть ею, а не убить — и облегченно обмякла. Ее губы начали отвечать на его поцелуи, Мередит дернула руками, желая освободить их, чтобы обнять мужа.

Джереми оторвался от нее с полувсхлипом-полустоном.

— О, Боже!

Пошатываясь, он подошел к окну, обхватил живот руками и скорчился, словно от боли. Его горячее лицо прислонилось к холодному стеклу.

— О, Мередит, прости меня, — голос мужа звучал настолько низко и надломленно, что она с трудом понимала слова. — Господи! Я чуть не изнасиловал тебя… Прости… Прости! Я так хотел тебя, подумал… Подумал, она моя, моя жена… Я могу взять ее, если захочу… Боже, я собирался взять тебя силой! Мне было абсолютно безразлично, что ты не хочешь меня и сопротивляешься… — Девлин глубоко и судорожно вздохнул. — Я хочу тебя столь сильно, что иногда начинает казаться — умру от желания. — Он резко засмеялся. — А ты ненавидишь меня… Это какая-то насмешка. Ты презираешь меня и любишь Галена… Ты совсем не хочешь меня. Единственный способ вкусить твоей сладости — взять тебя силой… Боже, Мередит, Лучше бы ты вновь бросила меня под плеть Джексона, чем так мучить!

Мередит, охваченная неподдельным изумлением, села на кровати. Слезы подступили к глазам, и волна любви, удивления и сочувствия захлестнула все ее существо.

— О, Джереми, я не люблю Галена.

Она встала, совершенно не думая ни о смелости, ни о прежних страхах, и подошла к нему. Прижавшись всем телом к его спине, Мередит пробежала пальцами вниз от выступающих ключиц через ребра и мускулистую стену живота, погладив твердые, выступающие кости таза и закончив на бедрах. От ее прикосновения все тело Девлина конвульсивно содрогнулось, и стон сдавил горло.

— Я не люблю Галена, — мягко повторила Мередит, — и тебе не надо брать меня силой.

— Мередит, — выдохнул он, сжимая портьеры по обе стороны окна, — не играй со мной.

— А разве ты не моя игрушка? — поддразнила она, скользнув руками через бедра к твердой выпуклости между ног.

Девлин резко втянул воздух.

— Прекрати, — неубедительно предостерег он, — ты доведешь меня до вершины прежде, чем я смогу войти в тебя.

Мередит поцеловала влажную от пота рубашку, покусывая зубами спину под тканью, а ее руки занялись застежкой на его бриджах.

— А разве в тебе только одна вершина на всю ночь? Ты так сильно изменился?

— Вполне достаточно, чтобы любить тебя до самого утра, — прорычал Джереми.

Мередит захихикала, опьяненная свободой от страха. Она не задавала вопросов и не думала, а просто действовала, повинуясь женскому инстинкту. Пальцы покончили с пуговицами бриджей и принялись расстегивать рубашку. Девлин стоял совершенно неподвижно, его грудь чуть заметно вздымалась. «Может, это всего лишь пьяная галлюцинация? — мелькнуло где-то в глубине сознания. — Нет, нет! Жаркое прикосновение этих гибких пальцев так же реально, как и огненное наслаждение, которое они пробуждают, где бы ни странствовали». Он крепко стиснул шторы, свой якорь в этом головокружительном океане ощущений, в который Мередит погружала его все глубже.

Расстегнув рубашку, ее руки забрались под нее, пересекая грудь. Она ласкала его, изучая каждое ребро, запутываясь пальцами в золотистых волосках, перекатывая под ладошками заострившиеся соски. Пока ладони играли на груди, рот блуждал по спине. Вначале она целовала и покусывала кожу через ткань, но вот руки остановились ровно настолько, чтобы поднять рубашку вверх, давая губам ощутить долгожданное тепло. Покусывая и потираясь бархатными устами, она пересекла позвоночник от плеч до глубокой ямочки над ягодицами.

Джереми привстал на цыпочки, его грудь напряглась, а мышцы рук вздулись от усилий сдержать себя.

— Имей сострадание, — пробормотал он.

— Сострадание — совсем не то, что мне хотелось бы получить, — отозвалась Мередит, покусывая кожу под лопаткой.

— А чего же ты хочешь? — подыграл Девлин, хотя голос звучал хрипло и прерывисто.

В ответ она стащила вниз его расстегнутые брюки и обхватила ладонями его мужское естество. В глазах Джереми взметнулись искры, и он до крови закусил губу. Ему хотелось продлить наслаждение, подольше побарахтаться в этой неожиданной, восторженной смене обстоятельств.

Кончики пальцев Мередит легко пробежали по его телу, затем скользнули вниз, чтобы погладить гладкую кожу живота, и обхватили ягодицы. Она легонько сжала руки, и Джереми застонал, прислонившись к стене.

— Мередит, — выдохнул он, — а-а-а… Ты убиваешь меня… Где ты этому научилась?

— У меня имелся талантливый преподаватель и… мое собственное воображение. О чем я, по-твоему, думала по ночам все это время?

Она погладила крепкие, мускулистые ягодицы, твердые бедра, пробираясь к его жесткому стержню.

Девлин испустил мучительный стон.

— Мередит, я не могу больше сдерживаться. Она запустила руку в карман его полуспущенных бриджей и вытащила большой носовой платок. Пока одна рука ласкала, другая пробралась между ног — и Мередит введет Джереми в мир за пределами наслаждения, за пределами разума. Он стиснул пальцы и весь оцепенел, издав какой-то первобытный крик. Когда все закончилось, он опустился на колени, прислонившись головой к окну. Мередит присела рядом, крепко обхватив его руками, словно собираясь никуда не выпустить.

Снаружи, за дверью, остановились Неб и Бетси. Огромный африканец повернулся к девушке, рассекая темноту белозубой улыбкой.

— Детка, кажется, ты все не так поняла, — тихо прошептал он, озорно подмигивая. — Это она заставляет его визжать, как прирезанного борова.

Джереми понятия не имел, сколько они просидели у окна, прежде чем мозг постепенно вернулся из глубокого, черного, блаженного пространства, которое он познал на несколько мгновений. Девлин повернулся, опустился на пол и притянул Мередит в свои объятия,

— Ты ведьма, женщина, — пробормотал он. — Ни одной куртизанке не удалось бы сделать то, что ты только что сотворила со мной.

— Вот и хорошо. Значит, не будешь и пробовать. — Она потерлась щекой о его влажную грудь.

Какими чудесными, какими знакомыми были эти запах, ощущения и вкус!

— Я говорил тебе, что являюсь хозяином в доме и подчиню тебя своей воле… А вышло все наоборот — это ты обуздала меня. Нет! Ты меня… укротила.

— Вряд ли.

— Укротила, — твердо повторил он. — Ты превратила меня в дрожащую безмозглую массу плоти. Я всего лишь студень под твоими прикосновениями.

Она хихикнула.

— Ты не похож на студень. Скорее — мне это напоминало… камень.

— Дерзкая девчонка.

Девлин легонько укусил ее за плечо. Рот опустился, коротко касаясь губ Мередит. Ее уста казались солоноватыми, и он догадался, что это соль его кожи.

— Ты доказала свою власть надо мной, — хрипло прошептал Джереми. — Поэтому, как хороший подданный, я буду боготворить тебя.

Он потянул ее вверх так, чтобы они оказались лицом к лицу. Его руки блуждали по ней, вновь открывая выпуклости, впадины и равнины тела. Потом Девлин обхватил ее груди и пробормотал:

— Ты хоть представляешь, как мои руки томились по всему этому?

Большие пальцы обводили вершины грудей До тех пор, пока они не напряглись, а затем продолжали исследовать каждый дюйм ее тела, лаская даже подошвы ног.

— Мне кажется, — нетвердым голосом произнесла Мередит, — ты хороший подданный, потому что прекрасно почитаешь свою властительницу.

— Я только начал, — хрипло отозвался Девлин. — Ты доставила мне наслаждение… Теперь я намерз серьезно заняться тобой. Он целовал ее шею и уши, то и дело возвращаясь, чтобы вкусить медовой сладости рта. Губы Мередит припухли от прежних сильных поцелуев, и Джереми нежно покусывал их. Затем он двинулся к затылку, массируя зубами чувствительную женскую кожу. Она неудержимо затрепетала, когда Девлин втянул в рот нежную плоть у позвоночника, одновременно накрывая грудь ладонями и возбуждая соски до отвердения. Потом он попросил Мередит встать.

— Помни, подданному полагается стоять на коленях перед своим повелителем.

— А у повелителя есть выбор?

— Только не у этого, — рыкнул он.

— Но тогда твои губы окажутся на… э… весьма необычном уровне.

— Именно этого я и добиваюсь.

— О! О, Джереми!

— Раздвинь ноги. Да, да… Вот так… О, лакомый кусочек…

Мередит застонала и затопталась на месте. — Джереми, пожалуйста…

— Пожалуйста, что? — пробормотал он невнятно, лаская ее языком. Его пальцы впились в ягодицы Мередит. — Остановиться?

— Нет! — Она слегка потянулась к нему, погрузив пальцы в волосы. — Пожалуйста, не останавливайся.

Но он вернулся не сразу. Вначале Джереми провел пальцем по внутренней стороне бедер, затем язык — наконец-то! — возвратился к горячему средоточию страсти. Ноги Мередит дрожали от желания, нарастающего в ней, так что ему пришлось поддерживать ее. Девлин мастерски подводил Мередит к краю, затем отступал до тех пор, пока она чуть не всхлипывала от сдерживаемого возбуждения. Наконец он коснулся еще выше — и радость взорвалась внутри нее, волной прокатившись по всему телу. Мередит безвольно обмякла в его руках.

— О, нет, — мягко усмехнулся Джереми, — я еще не закончил с тобой. Смотри, что ты со мной сделала.

Он подвел ее руку к своей твердой плоти. Мередит улыбнулась и легла спиной на пол. Соломенный половик слегка царапался, создавая эротический контраст с его мягким, дразнящим ртом.

Девлин принялся блуждать по возбужденной женской коже, мягко и нежно вновь поднимая к вершинам наслаждения.

Когда Мередит снова заерзала и застонала, Джереми скользнул в нее. Она удовлетворенно вздохнула, ей удалось вернуться к целостному состоянию, обрести свою вторую половину. Волна невыразимого счастья омыла ее с ног до головы. Где-то глубоко внутри возник трепет наслаждения, и они вместе растворились в блаженном единении, которого так долго были лишены.

Мередит потянулась и повертела головой на подушке, испытывая полнейший покой и умиротворенность. Как давно она не просыпалась такой счастливой и удовлетворенной. Она повернулась, чтобы взглянуть на золотую голову, покоящуюся рядом с ней. Джереми лежал, отвернувшись от нее, подложив руку под щеку. Улыбнувшись про себя, Мередит залюбовалась его широкой спиной и спутанными прядями. Девлин хотел ее. Теперь она была в этом уверена. Никто бы не смог так притворяться. И он никогда не пытался убить ее. Она поняла это в одно мгновение, когда Джереми оторвался от нее, ругая себя за то, что чуть не изнасиловал ее. Он не причинил бы ей вреда, даже осуществляя свои супружеские права силой. Едва ли такое поведение характерно для человека, способного на убийство.

Словно почувствовав взгляд жены, Девлин повернулся и немного приоткрыл один глаз. Увидев ее, он улыбнулся и протянул руки, чтобы заключить Мередит в кольцо своих объятий. Она с готовностью подчинилась.

Джереми потянулся и зевнул так широко, что хрустнула челюсть.

— М-м-м… Ты меня измотала. — Я его измотала! — фыркнула Мередит с притворным негодованием.

— Этим утром у меня нет возможности залеживаться.

— Ну и хорошо, — вполне серьезно согласилась она. — Ты переутомился, потому что долго и упорно работал.

— Меня утомила не работа. Ночью я лежал без сна, размышляя о тебе.

Мередит ничего не сказала, и некоторое время они лежали в молчании. Наконец Девлин произнес:

— Дорогая, я… Ты должна верить мне. Я никогда не пытался причинить тебе хоть какой-нибудь вред.

— Я знаю.

— Что? Но прошлой ночью ты обвиняла меня в покушении на убийство и сказала о письме, которое отдала Галену.

— О, я все выдумала.

— Что-что?

— Про письмо, я имею в виду. — Мередит села, покинув кольцо его рук. — Я бы ни за что не открылась Галену… Просто не смогла бы. Если бы он узнал о моих подозрениях, то стал бы убеждать уйти от тебя.

— Это уж точно.

— В общем, я не смогла подвергнуть тебя его презрению.

— Даже несмотря на то, что верила в свою версию об убийстве?

Она пожала плечами.

— Надеюсь, я преданная жена. К тому же особой уверенности не существовало. Все свидетельствовало об обратном, но я не хотела верить.

— Но мне никогда и в голову не приходило… Как ты могла так легко заключить, что это я стрелял в тебя? — Дело не только в выстрелах. А змея в сапоге? К тому же ты единственный, кому была выгодна моя смерть.

— Послушай, Мередит, тебе никогда не приходилось подумать немного в другом ключе? Вдруг это покушения не на твою жизнь?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Гм… Попробуй сопоставить некоторые детали… Змея выползла из моего сапога… Когда стреляли, на тебе находилась мужская шляпа и плащ, полностью скрывающий твой пол.

Мередит оцепенела, почти впав в шоковое состояние.

— Ты хочешь сказать… Выходит, кто-то пытался убить тебя?

Девлин кивнул.

— По крайней мере, мне так кажется. Я не хотел, чтобы ты волновалась или боялась, поэтому ничего не говорил тебе. Боже, если бы я только знал, что ты нагромоздишь такое в своем воображении!..

— Но кто? Почему? Какая может быть причина, чтобы некто страстно желал твоей смерти?

— Месть.

— Месть?! Да кто может мстить тебе? Если только Джексон, но его уже давно нет в наших краях. — Джереми ничего не сказал, просто вскинул бровь. — Хочешь сказать… он все еще здесь?

— Я узнал об этом от Опал Гамильтон в тот день, когда она навещала меня… Помнишь, мы сидели в гостиной? Ну, когда ты вздумала ревновать меня.

— Я не ревновала, — совершенно автоматически парировала Мередит.

Он фыркнул.

— Как бы там ни было, она сообщила мне, что Джексон околачивается в Гринуоке, живет в «Синем быке» и пытается найти другую работу в округе. Он, конечно, ничего не нашел, но, по моим сведениям, все еще находится в таверне. Я почти уверен, что за всем этим маячит фигура этого подлеца. Когда загорелись мешки с семенами, это не было случайностью. Неб видел человека, ускользающего в лодке от огня. Как только я выяснил, что Джексон все еще в наших краях, то догадался — это, должно быть, он.

— И все же от поджога до убийства — огромное расстояние, — заметила Мередит.

— Которое, я уверен, он вполне способен преодолеть.

— Да, возможно, ты прав. Но, Джереми, если ты думаешь, что этот человек пытался убить тебя, почему ничего не предпринимаешь?

— У меня нет доказательств! — Он ударил кулаком по постели. — Проклятие! У меня нет ни одной, даже крохотной, улики. Неб видел кого-то, но не смог узнать. В ту ночь, когда в тебя стреляли, мы нашли следы лошадиных копыт и отпечатки сапог… Это в лесу, за домом… Они вели к главной дороге, где, естественно, смешались с другими. Сама прекрасно понимаешь, что проследить невозможно. Но следы явно принадлежали мужчине. Все остальное — исключительно мои предположения. С тех пор Неб дал распоряжение всем людям внимательнее присматриваться вокруг, но нам неизвестно, что или кого искать. А он может нанести удар где угодно и как угодно. Сие обстоятельство просто сводит с ума.

— И еще ужаснее, когда твоя жена обвиняет мужа в покушении на убийство? — поддразнила его Мередит.

— Конечно, — рыкнул он. — Бог мой, как ты могла подумать такое?

— Джереми, скажи мне правду… Неужели у тебя никогда не возникало хотя бы крошечного подозрения, что, возможно, это я пыталась разделаться с тобой? Ведь я могла бы нанять Джексона, а он просто совершил идиотскую ошибку, выстрелив в меня… Кстати, тебе не пришлось бы ломать голову над алиби. В конце концов, я ведь грозилась убить тебя, если ты попытаешься продать «Мшистую заводь». Не может быть, чтобы подобные мысли не приходили на ум.

Девлин взглянул на жену краем глаза, и его губы дернулись в усмешке.

— Мне следовало бы солгать, но., , в один из самых отвратительных, самых мрачнейших моментов нашей размолвки я лежал на кровати и спрашивал себя, не хочешь ли ты моей смерти. Правда, эта мысль уже через секунду показалась мне абсурдной и отвратительной.

— Просто ты обладал большей информацией, чем я. — Ее лицо посерьезнело, и она крепко сжала его руку. — О, Джереми, мне так жаль, что все так получилось. И почему я не доверяла тебе?!

Он погладил ее ладони.

— Ничего, ничего… Вчера ночью мое сердце просто разрывалось от мысли, что ты ненавидишь меня и обо всем рассказала Галену. Но сейчас я… э… менее напряжен… и вижу вещи намного яснее. Ты была расстроена и напугана. Кроме того, у тебя имелись доказательства моей неблагонадежности в лице земельного агента. Мередит, мне бы хотелось внести ясность с этим мистером Эмерсоном.

— Это не имеет значения, — как-то отстранение заметила она.

Почему-то его попытка продать плантацию теперь казалась неважной, нестоящей внимания.

— Нет, имеет! Ты злилась на меня и имела на это полное право. Я вел себя по-дурацки, как беспечный болван. Впрочем, меня никогда не считали образцом добродетели. Я вел отвратительный и расточительный образ жизни, не имея достаточного количества средств, чтобы поддерживать такое существование и сохранять свое положение. Некоторые считали меня «подлейшим типом» и, возможно, были правы.

В общем, когда Дэниэл рассказал мне о своем плане, я понял, что хочу тебя и землю. Но меня никогда ничего не удовлетворяло надолго, поэтому я боялся, что то же будет с тобой и «Мшистой заводью». Но мне и в голову не приходило, насколько сильно я изменился или изменюсь. Думал, если все надоест, — в чем я, кстати, не сомневался — то смогу продать землю и спокойно вернуться в Англию. Это решение находилось, так сказать, в резерве. Потом, на следующий день после нашей брачной ночи, когда ты бросила мне слова об оскорблении и моем сходстве с другими мужчинами, я настолько разозлился, что пошел к земельному агенту…

— Значит… это случилось сразу после нашей свадьбы? А я-то считала, все произошло во время твоей поездки за семенами!

— О, нет. Задолго до этой поездки я решил, что не хочу уезжать и не причиню тебе такой боли. Мередит, клянусь, никогда бы не сделал этого! Даже в тот момент меня терзало чувство вины и раскаяния. Я пошел лишь только потому, что страшно разозлился на тебя. Понимаю, это нисколько не оправдывает меня… Гнусно даже думать об этом. Я ошибался, ужасно ошибался. Вот и все… Мередит, ты простишь меня?

Она обхватила его лицо ладонями, пальцами лаская поросшие щетиной щеки.

— Да, я прощаю тебя. Мне жаль, мое поведение оказалось столь опрометчивым.. Я не дала тебе возможности объясниться, но мне было так больно… А вчера, когда я обвинила тебя в попытке покушения, подумала, что твое молчание — доказательство вины… Я… Я прошу прощения. — Он поймал ее запястье и повернул руку, чтобы поцеловать ладонь. Мередит мягко улыбнулась, но голос зазвучал живо, в нем явно прорезались прагматические нотки.

— Теперь мы должны подумать о том, каким образом поймать Джексона. Нельзя же сидеть и просто ждать его следующего покушения!

— Он не достанет меня. И поумнее этого подлеца пытались, да ничего не вышло.

— Но ты же не можешь вечно верить в слепую удачу. Джереми, я тут поразмыслила кое о чем…

— О чем же именно?

— В этом деле должен быть замешан еще один человек.

Мускулы его руки слегка напряглись.

— Почему?

— Потому что у Джексона навряд ли имелись средства для столь длительного проживания в «Синем быке». Тем более, он сидел без работы. Да, сей человек обманывал Дэниэла, — я прекрасно знаю об этом — но подозреваю, что большую часть денег он потратил на пьянки и женщин. Сам Джексон не смог бы позволить себе все затягивать.

— Я думал об этом.

— И?

— Полагаю, ты права. За ним должен стоять кто-то, ссужающий его презренным металлом.

Джереми бросил на нее изучающий взгляд.

— Единственный, кто может, как мне кажется, желать тебе зла, так это Ангус Гамильтон. Он жутко ревнив и непременно должен был догадаться, что у вас с Опал… — Она остановилась, слегка покраснев, не в силах продолжать, потому что не собиралась говорить об этом. Теперь Мередит знала — между ними снова возникла та желанная связь, которую она не должна ни под каким предлогом испортить своими ревнивыми подозрениями.

Девлин угрюмо уставился на жену, угрожающе сдвинув брови.

— Ну? Так что у нас с Опал?

— Ты знаешь…

— Нет, не знаю. Так что же?

— Любовная интрижка, — торопливо пробормотала она.

— Господи помилуй, женщина, не успею я отвернуться, как ты принимаешься обвинять меня в очередном предательстве! Нас с Опал Гамильтон ничего не связывает!

— Джереми, пожалуйста, не лги. Мне кажется, я могу все это принять совершенно спокойно, но предпочла бы, чтобы ты обошелся без обмана.

— Я не лгу, — процедил Девлин сквозь зубы. — Мередит, посмотри на меня! — Он схватил ее за плечи. — Понимаешь?! Не лгу.

— Но она такая красивая… И так бегала за тобой…

— Сие не значит, что Опал подцепила меня. Ее красота банальна. В Лондоне я знавал таких, как она, и не находил в них ничего особенного.

— А в те вечера, когда уезжал на Акробате… Разве ты не встречался с ней?

— Твое воображение не знает предела! — взревел Девлин. — Я делаю именно то, что делаю! Так вот, я скакал верхом, надеясь утомить себя физическими упражнениями настолько, чтобы рухнуть и уснуть. Таким образом я пытался облегчить муки жизни с тобой. Ты сводила меня с ума! Видеть тебя даже в тех жутких платьях — и не сметь До тебя дотронуться… ты просто не представляешь, какая это боль! Верховая езда являлась одним из методов, которые я использовал, чтобы бороться со всем этим. В один из тех вечеров — в один! — я поехал в таверну в Гринуоке и встретил там Блейна Рэндалла. Там, будучи пьяным, злым и обиженным, я дал шлюхе несколько монет, чтобы та переспала со мной… Но ничего не получилось! Я не хотел никого, кроме тебя, Мередит! Я люблю лишь тебя!

— Нет, ты не можешь.

— Не будешь ли ты так любезна прекратить говорить мне, что я могу или не могу делать, думать и чувствовать? Я все-таки знаю об этом больше, чем ты. Так вот, я говорю, что я люблю тебя!

— Но такое же просто невозможно!

Как ей хотелось поверить ему! Его слова открывали дорогу в счастливое будущее, однако целая жизнь самоуничижения не позволяла принять это признание безоговорочно.

— Я некрасивая… нескладная и… высокая. Да и злю тебя.

— Конечно. Фактически ты делаешь это прямо сейчас. Но злость не означает полное отсутствие любви. Возможно, ты и не красавица, но я весь зажигаюсь изнутри, когда вижу твое лицо. Никогда раньше мне не приходилось испытывать такого блаженства, как в постели с тобой. Ты вовсе не нескладная. Да и с какой стати меня должно волновать, что высокая?! Я тоже.

— Ты женился на мне ради земли. Ради своей свободы.

— Да. Й еще потому, что хотел тебя. Может, и любил тогда, но даже сам не подозревал об этом. Учти — любовь может расти и развиваться. Она не всегда возникает с первого взгляда. Мередит, ты подходишь мне. Какое бы сочетание качеств ты ни имела, это именно то, что нужно для меня и чего я хочу. Я никого никогда не любил, но тебя… люблю!

Одна рука Девлина резко обхватила ее за затылок и притянула к себе. Он поцеловал Мередит глубоко и долго, двигаясь губами на ее устах с безграничной страстью и любовью. Она растаяла, ее губы раскрылись, и язык с готовностью скользнул навстречу ему. Джереми застонал и толкнул жену обратно в постель, а затем нежно, без слов, вошел в нее.

Когда все завершилось, он со вздохом откинулся на спину.

— У меня всегда было твое желание, — пробормотал Девлин, — но никогда — твоей любви.

— Это неправда! — спонтанно воскликнула Мередит и остановилась, осознав, как много ему открыла. Теперь он будет иметь над ней полную власть.

Джереми улыбнулся и притянул жену на свою широкую грудь для ласкового поцелуя.

— Но если ты можешь любить меня, почему мне отказано в этом?

— Это не одно и то же. — Она нахмурилась.

— Почему?

— Не одно и то же — и все! — огрызнулась Мередит, раздраженная тем, что муж принуждает ее поверить ему, пойти против всех мнений и убеждений, сложившихся о нем.

«Такой потрясающий мужчина, как Джереми Девлин, не может любить меня, — напомнила она себе. — И все же… Он сказал, что любит… Но…» Мередит вырвалась из его объятий и спрыгнула с постели.

— Вернись.

— Нет, я должна подумать, а это не удается, когда ты рядом. Я отправляюсь прогуляться верхом. .

Девлин отбросил одеяло.

— Я с тобой.

— Только одна, — твердо ответила она.

— Черт возьми, женщина, как мне убедить тебя?

— Не знаю, — несчастно отозвалась Мередит. Губы Джереми дернулись. Он не знал, смеяться ему или кричать. Мередит — самая несносная женщина, которую он когда-либо знал. Но она принадлежит ему… и у него целая жизнь, чтобы убедить ее в своей любви.

Девлин улыбнулся: «Не такая уж плохая перспектива, если она означает еще множество таких ночей, как прошедшая.

Мередит умылась и быстро оделась, при этом Джереми исполнял роль ее служанки. Она торопливо позавтракала прямо на кухне, покраснев от неприличного замечания Далей, что, судя по румянцу на щеках, господин, очевидно, вернулся к ней в спальню.

После этих житейских мелочей Мередит направилась на конюшню, что-то весело напевая себе под нос. За последние двадцать четыре часа она пережила такую поразительную смену эмоций, что с трудом могла постичь это; пережила, став счастливее, чем когда-либо в жизни — и все же осталась в ужасном страхе, потому что теперь ей ничего не хотелось терять.

— Мисс Мерри! — воскликнул Сэм, увидев хозяйку, и поспешил навстречу, но лицо чернокожего слуги не освещала обычная добродушная улыбка и лоб обеспокоенно пересекался морщинками. — Мэм, я так рад, что вы пришли.

— Спасибо. Думаю, я возьму Мерси и немного прогуляюсь, если ты оседлаешь ее.

— Слушаюсь, мэм. — Он крикнул конюху, чтобы тот занялся лошадью, а сам снова повернулся к Мередит. — Мэм…

— Да? Сэм, что случилось?

— Понимаете, мэм, — начал слуга, — я бы хотел, чтобы вы взглянули на кое-что. Я не знал, как поступить, когда увидел это. Неб просил меня поставить его в известность, если увижу что-нибудь необычное, но это слишком важно для него. Я уж подумывал, не сказать ли самому хозяину.

— О чем, Сэм? — У Мередит от страха свело живот. — Что это случилось?

— Я покажу вам. — Он отошел и вернулся, сжимая в руке часть упряжи. — Недоуздок Акробата, мэм. Взгляните вот здесь. — Сэм повернул перепутанные ремни внутренней стороной. — Видите? Разрезано. Разорвалось бы при первом же крепком натяжении, а с такой сумасшедшей скотинкой, как Акробат, не стоит и говорить, что произошло бы. Хозяин совершенно потерял бы контроль над ним.

Мередит перевела дух. Страх заполнял почти все свободные уголочки сознания, совершенно парализуя ее. Если и требовалось какое-то подтверждение, что именно Джереми пытаются убить, то вот оно. Что делать? Потребность защитить его смешалась с противоречивым желанием искать убежища в его объятиях. Она нервно закусила губу.

— Расскажи хозяину, ему это будет крайне интересно. Ты молодец, что так тщательно проверяешь снаряжение.

— Я всегда делаю это, мисс Мерри.

— Продолжай в том же духе. Не позволяй Джереми выезжать, пока сам не проверишь удила и седло.

— Слушаюсь, мэм. Вот ваша лошадь, мисс.

— Что? А, да.

Сэм подвел Мерси и помог ей забраться в седло. Голова Мередит гудела, а под ложечкой образовался какой-то холодный ком. Но она знала, что верховая прогулка поможет во всем разобраться, включая и эту новую информацию,

Вначале Мередит ехала без всякой цели, слишком поглощенная своими бурными эмоциями и мыслями. Она была напугана еще больше, чем за саму себя. Кто-то желает убить Джереми! Кто? Ангус? Неужели он в самом деле настолько ревнив? Способен ли этот человек на убийство из-за своей жены? Вполне возможно. Мередит видела, как его черные глаза метали молнии на Опал и Джереми, когда те стояли вместе на вечеринке. Казалось, Ангус готовился придушить Девлина прямо на месте. Да, она могла бы поверить, что мистер Гамильтон способен убить ее мужа в порыве ярости. Но приказал бы он совершить это тайно? Это походило на безумие, но… Ангус мог все что угодно. А кто еще может совершить нечто подобное? В конце концов, не дядя же Девлина, решив навсегда разделаться с племянником, приказал через океан убить его. Возможно, он боится, что если Джереми останется жив, то, отслужив срок по контракту, вернется в Лондон и расскажет всем о желании его светлости уничтожить своего родственника. Может ли человек до такой степени страшиться скандала?

Внезапно Мередит заметила, что лошадь, почувствовав ослабленные поводья, , совсем остановилась. Она огляделась, ориентируясь. Ага, знакомая дорога к лугу, где они с Джереми ездили, когда он обучал ее искусству верховой езды. Мередит улыбнулась, вспомнив те дни, — свои страхи, сопротивление, свою глубоко таившуюся любовь и страсть, . Как Девлин смел изменить ее! Он в самом деле любит? По-настоящему любит? Не является ли ее отказ поверить ему просто желанием уцепиться за свое старое напуганное и не уверенное ни в чем «я»?

Мередит легонько ударила Мерси каблуками. Этот маршрут подойдет, впрочем, как и любой другой. Доехав до луга, она может вернуться. Так что времени на размышление вполне хватит. Или… Это место располагается на полпути к «Четырем дубам», плантации Уитни. Пожалуй, она поедет и навестит Алтею. Кузина — человек добрый и мягкий. Возможно, она сможет успокоить Мередит и помочь ей разобраться в своих чувствах. Стоп! Нужно сделать нечто большее!

Там будет Гален, и хотя она уже не испытывала к нему прежних чувств, он по-прежнему ее ближайший родственник мужского пола, единственный мужчина, к которому можно обратиться, конечно, за исключением Джереми. Сейчас ей просто необходим человек для выполнения задачи, которая только что оформилась в ее сознании.

Вернейший способ обнаружить того, кто стоит за спиной Джексона, — это проследить за ним. Кроме того, такой шаг позволит предотвратить еще одну попытку покушения на Джереми. Возможно, бывший надсмотрщик отправится к своему сообщнику за деньгами или инструкциями и приведет их прямо к тайному злоумышленнику. Даже если этого не случится, по крайней мере, станет известно, где он и чем занимается.

Однако Мередит не может поручить это задание Небу, ибо негр слишком заметен, чтобы проследить за Джексоном. Нужно нанять белого человека, но она не имеет ни малейшего понятия, как это делается. Обычно мужчины в таком случае поступают просто — идут в таверну и поручают кому-то то или иное щекотливое дельце. Не идти же ей таким путем! А вот Гален вполне способен помочь. Правда, он недолюбливает Джереми, но, конечно же, ужаснется, услышав об убийстве, и непременно согласится. Мередит поскакала быстрее, подгоняемая собственной предприимчивостью. Когда кто-то станет следить за Джексоном, а все слуги дома начеку, им наверняка удастся уберечь Девлина, пока не обнаружатся факты, свидетельствующие о злонамеренности бывшего надсмотрщика и человека, стоящего за его спиной.

Почувствовав некоторое облегчение, Мередит вернулась к той проблеме, которая заставила отправиться на эту прогулку: признание Джереми в любви. Должна ли она поверить ему? Но зачем ему лгать? У него есть земля, есть ее любовь и страсть. Признание в своих чувствах ничего не дает Девлину. Ей же приносит огромную радость. Она сказала, что любит его, но разве любовь не означает доверие? Веру в истинность чувств? Разве ее любовь недостаточно сильна для веры?

Внезапно радость бурным потоком затопила сердце Мередит. Она наконец осознала, что только страх сдерживает ее. Она боялась полностью отдаться Джереми, вложить душу и разум в их брак. Поверив ему, Мередит вручила бы мужу всю себя без остатка, осталась бы открытой и уязвимой перед его возможным обманом. Отказываясь поверить, она удерживала часть себя, сохраняла что-то невредимым. Это нельзя назвать настоящей любовью. Если уж по-настоящему любить Джереми, нужно полностью во всем доверять ему.

Мередит улыбнулась, теперь точно зная, что ответит Девлину, возвратившись домой.

Окрыленная своими мыслями, она через некоторое время въехала во двор конюшни «Четырех дубов». К ней подбежал слуга, чтобы помочь спешиться и взять лошадь.

Мередит поспешила через заднюю дверь в дом, даже не постучав, как это обычно делала. Она горела желанием поговорить с Галеном, и поэтому сразу направилась к его кабинету, не тратя времени на поиски Алтеи или ее матери. Приблизившись к двери, Мередит услышала за ней голоса и остановилась в нерешительности. Ей не хотелось быть свидетельницей чужого разговора, но поблизости не было свободной комнаты, чтобы подождать. Она хотела уйти в гостиную, уже повернулась, как вдруг раздался непривычно гневный голос Галена, срывающийся почти на крик.

— … за что я тебе плачу?!

Мередит остановилась, удивленная таким проявлением ярости со стороны кузена. Затем заговорил другой человек, и она нахмурилась. В его голосе звучали знакомые интонации, которые не могла заглушить даже тяжелая дубовая дверь.

— Это не моя вина. Он так чертовски…

— Я не желаю слушать твои оправдания!

— Мистер Уитни, мы оба хотим одного и того же, — успокаивающе произнес второй.

Мередит все еще не могла узнать этот голос, но осознавала, что делает именно то, чего так стремилась избежать: подслушивает. Она на цыпочках прошла по коридору и шагнула в открытую дверь музыкальной комнаты. Там не было никого, и, став за косяком, можно увидеть, когда посетитель Галена покинет кабинет. Ей не хотелось ждать долго. Спустя пару минут Мередит услышала, как открылась дверь в комнате кузена и тут же захлопнулась, а по коридору донеслись звуки быстрых шагов.

Мужчина с гневно искаженным лицом пронесся мимо музыкальной комнаты и выбежал вон. Еще несколько секунд после этого Мередит оставалась стоять неподвижно, застыв на месте.

Посетителем кузена Галена оказался Калеб Джексон!

ГЛАВА 26

Гален, человек стоящий за Джексоном! Гален пытается убить Джереми! Это казалось совершенно непостижимым. Ее кузен. Товарищ с детских лет. Мередит поклялась бы чем угодно, что ее родственник — единственный человек на свете, неспособный причинить кому-либо зло. Конечно, ему не нравится Девлин, но, составляя список врагов мужа, она даже и не подумала включить в него Галена, потому что не могла представить, чтобы он помогал убийце.

Мередит вспомнила, как напрягся Джереми, когда она начала вслух размышлять над личностью преступника и его сообщника. Он явно подозревает Галена, но ничего не сказал, зная, что этим причинит ей боль. Девлин воистину добр и великодушен. В нем есть сочувствие эмоциональному человеку, человеку, который любит и страдает, борется и совершает поступки — может быть, и не совсем правильные. Он понимает чувства других. Спокойствие же и самообладание кузена — не доброта, как она всегда считала, а лишь холодное отсутствие каких бы то ни было эмоций и переживаний.

Ярость мутной волной затопила душу Мередит, и подтолкнула ее к решительным действиям. Она щелкнула стеком по голенищу сапога и двинулась по коридору, стиснув пальцы в кулаки.

Мередит ворвалась в кабинет Галена, не предупредив хозяина стуком в дверь. Он стоял у окна и развернулся, удивляясь громкому вторжению. Его челюсть сразу отвисла, а глаза забегали по сторонам.

— Мередит?! В чем дело? Что ты здесь делаешь?

— Нет! Сейчас все вопросы буду задавать я, а тебе придется отвечать на них!

Если такое возможно, челюсть кузена приготовилась упасть на пол.

— Мередит!

— Что делал здесь Калеб Джексон?

— Кто? А, этот… Он выполнял для меня одно небольшое задание. А в чем дело?

— Гм… Небольшое задание… К примеру, убийство моего мужа.

Гален надменно выпрямился.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Разве? Тогда почему же ты злился? Что это ему не удалось сделать? А все дело в том, что он не смог убить Джереми!

— Мередит, ради Бога, успокойся. У тебя истерика.

— Еще бы ей не быть! Я доверяла тебе! Считала тебя не только своим кузеном, но и другом. А теперь я обнаруживаю, что ты пытаешься погубить меня!

— Не тебя, кузина, — поспешно заверил он. — Выстрел в тебя — идиотская ошибка. Я хорошенько отчитал его за это.

— Хорошенько отчитал? — ее голос повысился. За то, что он чуть не убил меня? Боже, Гален, да ты же холодная змея!

— Мередит, я не понимаю! Я ничего не говорил тебе, потому что знал, как это расстроит и растревожит твою тонкую натуру. Порядочной леди просто не подобает знать о таких вещах. Но я считал, ты будешь рада избавиться от своего мужа, которого никогда не хотела. Знаю, тебя вынудили выйти за Девлина. Он грубое животное! Твоя жизнь с ним — постоянный ад!

— Меня никто не принуждал выходить замуж за Джереми — выкрикнула она и, вскинув свой стек, изо всей силы ударила им по ближайшему креслу, обивка которого тут же лопнула. — Я люблю его! Если ты убьешь Девлина, погубишь и меня.

Ей показалось, что сейчас глаза Галена вылезут из орбит.

— Нет! Я не могу поверить…

— Ну, так поверь. Это правда. Он мой муж. Более того, моя жизнь. Джереми дарит мне такое наслаждение, о котором ты и представления не имеешь. Все в округе видят, что я люблю его. Спроси Алтею или свою мать. Так что не приписывай своим порочным планам какой-то якобы благородный мотив помочь мне. Ты просто желаешь избавиться от человека, которого ненавидишь, потому что в нем есть все, чего так не хватает тебе. Ты не хотел меня… Мне кажется, ты бы предпочел вообще не иметь жены, не так ли? Но ты все-таки планировал однажды храбро стиснуть зубы — и жениться на мне, дабы заполучить «Мшистую заводь». Ведь именно этого ты хочешь?

— Мередит, это неправда!

— Неужели? Удивляюсь, что ты не дал указания своему подхалиму разделаться заодно и со мной. Тогда бы моя земля досталась без столь обременительной для тебя женитьбы. Или не подумал о такой возможности? — Она медленно вдохнула и выдохнула, силясь подавить ярость. — Ладно, Гален… Теперь я скажу, что будет дальше. Естественно, мне ужасно неприятно видеть имя Уитни запятнанным. Да и Алтея не заслуживает такого позора. Уверена, что Джереми согласится со мной. Поэтому я никому не расскажу об услышанном сегодня, однако сейчас отправлюсь домой и все запишу. Это письмо я передам своему адвокату, чтобы тот открыл его, если я или Джереми умрем даже от несчастного случая.

— Бог мой! Я бы никогда не причинил тебе вреда! Ты же моя кузина, Уитни. Девлин… — паразит. Я просто использовал одного паразита для уничтожения другого.

— И еще, Гален, — продолжила она, не обращая внимания на его слова, — Ты не-медленно отзовешь своего пса Джексона, заплатишь ему за услуги и отошлешь подальше. После этого ты покинешь «Четыре дуба». Думаю, Чарлстон прекрасно подойдет для тебя. Возможно, Джеймс Уоррен, кузен, которым ты так восторгаешься, возьмет родственничка под свое крыло. Или, нет! Пожалуй, нужно уехать подальше: в Чарлстоне мы можем — случайно — встретиться. По-моему, Вирджиния подходит лучше всего.

— Не будь смешной! Я не имею намерения переезжать куда бы то ни было.

— А я имею намерение позаботиться о твоем переезде. Если ты этого не сделаешь, расскажу всем, что ты пытался сделать, и начну с сестры и матери. Я не успокоюсь, пока вся округа не узнает о тебе и о твоих подлых замыслах. Думаешь, после этого тебя станут уважать? Ты станешь презренным изгоем даже в собственной семье. Значит, предпочитаешь остаться и быть опозоренным? Да, Гален?

Лицо Галена побелело и стало похоже на хорошо выделанный пергамент.

— Мередит, ты не… Ты не можешь так поступить со мной! — Если останешься, узнаешь, — мрачно предупредила она. — А теперь я ухожу. Советую сделать так, как сказано мной. Если к концу недели не услышу, что ты покинул «Четыре дуба», то сделаю публичное заявление о твоих преступных планах. Прощай, Гален. — Она развернулась и пошла прочь, немного удивившись, что ее ноги действуют совершенно нормально, хотя они казались ватными и дрожали.

Мередит почти бегом спустилась с крыльца и пересекла лужайку, направляясь к конюшне. Конюх даже удивился, что она провела так мало времени в доме после такой долгой поездки верхом. Он едва успел расседлать и вытереть лошадь. Снова поспешно оседлав Мерси, слуга вывел скакуна.

Мередит взобралась в седло и помчалась домой.

Нужно так много рассказать Джереми. Кроме того, ей просто необходимо кольцо его надежных рук. Какой идиоткой она была так долго! Не доверяла мужу, боролась с ним — и все время верила этой змее, этому презренному Галену.

Обратная дорога казалась бесконечной. У нее возникло ощущение, что должен появиться дом, но впереди — только окраина Корли Вудз. Изрезанная колеями дорога шла сквозь зеленый массив высоких толстых деревьев, разросшихся на необработанном участке земли. Их кроны сливались над головой, скрывая яркий дневной свет. Она поежилась — наверное, запоздалая реакция на шок ее открытия. Но нет, дело не только в этом. По позвоночнику пробежали мурашки, напомнив о случае на огороде, когда она почувствовала, как кто-то следит за ней злобным взглядом. Тогда ей казалось, что это Джереми наблюдает за ней через окно, но теперь понимала ошибочность своего предположения. Должно быть, это Джексон прятался среди деревьев, с ненавистью поглядывая на женщину, отвергшую его.

Мередит обернулась. Позади никого. Глупо, конечно, но тревога не улеглась. Она пустила Мерей рысью. Впереди дорога огибала огромный дуб. Едва она успела доскакать до поворота, как из-за дерева прямо на пространство между колеями вышел человек, нацелив на нее мушкет.

Мередит вскрикнула, и рука чисто автоматически натянула поводья. Лошадь послушно остановилась. Позже она осознала, что поступила глупейшим образом. Нужно было воспользоваться шпорами и понестись прямо на мужчину; правда, существовал риск, что он мог выстрелить, но… Мередит остановилась и угодила в ловушку.

— Так, так, мисс Уитни… О, прошу прощения, . миссис Девлин, не правда ли? Вы должны гордиться, что носите имя ирландской дряни.

— Убирайся с дороги, — приказала она, призвав на помощь все свое высокомерие и аристократизм. «Может, он струсит?»

Мужчина ухмыльнулся.

— Вот уж не думаю, что сделаю это. Слезай-ка с лошади, а не то сниму тебя оттуда выстрелом.

Мередит стиснула в руках поводья, страшно разозлившись и досадуя на саму себя. Ну почему бы ей не быть осторожнее? Следовало бы сообразить, что Джексон мог увидеть ее в музыкальной комнате. Следовало оставить Мерси в «Четырех дубах» и отправиться домой по реке. Тогда бы этого не случилось.

Вздохнув, она опустила поводья и соскользнула на землю. Джексон сделал знак сойти с дороги, все время держа ее на мушке. Когда Мередит отошла на несколько шагов, он подошел к лошади и вскочил в седло. — Ну, а теперь прямо вперед. — Он ткнул стволом оружия, указывая направление.

— В лес?

— Ага, в лес.

— Зачем?

— Затем, что твой благоверный чертовски хорошо охраняет плантацию. Я не могу подобраться поближе. Поэтому мы выманим его сюда.

— Не понимаю.

— Ну и не надо. Иди, и все.

Мередит механически подчинилась, направившись по узкой тропинке, углублявшейся в лес. В конце концов тропинка исчезла, и ей пришлось пробираться сквозь заросли кустарников и деревьев, перелезая через поваленные стволы. Шипы цеплялись за одежду и царапали лицо и руки. Джексон ухмыльнулся.

— Что, теперь не такая заносчивая, а? А знаешь, мне это нравится: я на лошади, а ты — пешком.

Мередит игнорировала его замечание, лишь выпрямила спину и высоко подняла голову.

Наконец они добрались до небольшой поляны, где была привязана лошадь. На бревне сидел чернокожий мальчик. Он подскочил, увидев их. Мередит заметила слепой страх, наполнивший его глаза, лишь только в поле зрения оказалась фигура Джексона. Калеб приказал негритенку привязать Мередит к дереву, что тот и сделал дрожащими руками.

Бывший надсмотрщик держал ее на мушке, пока веревки не стянули ей запястья и прижали к стволу. Положение было явно и неудобным, и унизительным. Мередит чувствовала себя крайне беспомощно, чего, без сомнения, и добивался этот подлец. «Лучше всего притвориться уверенной, — подумала она. — Это может сбить его с толку».

— Ты никогда не отличался большим умом, Джексон, — начала она. — И теперь ты совершил еще одну глупость.

На какой-то миг глаза мужчины ярко вспыхнули.

— Да? И какую же? — саркастически спросил он.

— Гален не заплатит тебе ни фартинга, если со мной что-нибудь случится. Он по-своему любит меня… и собирается заключить со мной брак, чтобы получить «Мшистую заводь».

— А, этот… — Джексон презрительно отмахнулся от своего нанимателя. — Он не станет поднимать шума, что бы ни произошло. Побоится, что я расскажу всем, что он платил мне… Хорошо известно о вашем родстве… Даже мне. Гален будет вполне доволен, заполучив твои денежки после смерти мужа. К тому же мне совсем необязательно убивать тебя. О, ясное дело, я заставлю твою милость сполна заплатить за то, что отвергла меня. Да, я могу не убить… пока. Впрочем, в данный момент ты являешься приманкой. Так что не переживай.

— Приманкой?

— Ага. Наживка для ловушки. — Он махнул рукой мальчишке. — О'кей, Джо… Теперь вот что ты должен сделать… Запрыгивай-ка на эту лошадку и скачи на «Мшистую заводь». Ведь ты знаешь, как найти ее? Хорошо. Когда приедешь туда, скажи, что должен поговорить с мистером Джереми Девлином. Больше ни с кем, учти! Он такой здоровый светловолосый малый. Шепни ему следующее: у меня его жена. Доказательства? Они под тобой — ты сидишь на ее лошади. Если он желает увидеть ее живой, пусть едет за тобой. Причем один и без оружия. Ясно?

— Да, сэр.

Джексон подбросил мальчишку в седло.

— Ну, давай, поторопись.

Мередит охватил страх, но она старалась не показывать этого.

— Ты глупеешь с каждой минутой, — заявила она. — С какой стати Джереми рисковать жизнью, чтобы спасти меня? Ты же знаешь, он женился на мне ради земли, а не из-за моей красоты. Если я умру, это не станет для него тяжелой потерей. Девлин получит ферму и деньги, ты же не получишь ничего. Да и Гален тоже.

— Он придет, — уверенно произнес Джексон. — Твой муж чуть не придушил меня только за то, что мне захотелось поцеловать тебя. Так что он придет.

«Джереми не должен приходить. Он не так глуп, чтобы попасться в ловушку, — уверяла себя Мередит. — И все же… Вдруг Девлин не решится? Что будет со мной?» Она закрыла глаза, моля всех богов на свете, чтобы муж остался дома и не подвергал себя опасности. Но другая ее часть звала его, свято веря, что он спасет и избавит от гнусных притязаний Джексона.

После ухода Мередит Джереми встал и неторопливо оделся. Он провел все утро в кабинете, хотя почти ничего не сделал. Девлин вспоминал прошедшую ночь и гадал, о чем сейчас думает его жена. Она не вернулась к ленчу, и слабое назойливое беспокойство стало разрастаться в его душе. Для простой прогулки прошло достаточно времени, пора бы и возвратиться. Конечно, Мередит могла решить кого-то навестить, но это так не похоже на нее. Ее единственная подруга — Алтея, а до плантации Уитни ближе по реке, чем по дороге. Он хорошо знал о ее способностях в отношении верховой езды. Если Мерси испугалась и остановилась или поднялась на дыбы, то вполне могла сбросить свою хозяйку. Мередит может лежать где-нибудь раненная и беспомощная. Вдруг она взяла с собой слугу? Но нет, ей хотелось побыть одной. Девлин отправился на конюшню. Там его встретил Сэм и сказал, что госпожа уехала одна, а затем показал надрезанную упряжь. Джереми внимательно осмотрел кожаные ремни и поблагодарил слугу за осмотрительность, но мысли постоянно возвращались к Мередит. О собственной безопасности он даже не задумывался.

— Пошли пару парней поискать мою жену. Ее нет уже слишком долго, — распорядился Девлин и вернулся в дом.

По дороге Джереми решил, что ему лучше самому поехать на поиски Мередит. Он только подумал, что следует подняться наверх, как его окликнул мажордом.

— Мистер Девлин, сэр, мистер Рэндалл ждет вас в гостиной.

Джереми поморщился и отправился к гостю.

— О, Блейн, рад видеть тебя.

Тот поднялся и пожал протянутую руку.

— Надеюсь, я не пришел в самый неподходящий момент?

— Конечно, нет. Я просто собирался прогуляться верхом. Не хочешь присоединиться?

— Возможно, как-нибудь в другой раз. После разговора с тобой еду в «Четыре дуба».

Глаза Девлина заискрились.

— Не можешь ждать и дня, а?

Загорелое лицо Рэндалла потемнело еще больше. Будь он более светлокожим, то покраснел бы.

— Честно говоря, нет.

— Ладно. Больше никаких насмешек. О чем ты хотел поговорить со мной?

— Об Акробате. У меня есть чудесная кобыла. Хорошей породы. Той же, что и Трубочист. Так вот, я подумал, не захочешь ли ты пустить своего жеребца на племя?

— Как-то не приходило в голову. Полагаю, да.

Они пустились в обсуждение вопросов наследственности и разведения лошадей, да так увлеклись, что не заметили, как прошло время. Через полчаса внезапно хлопнула входная дверь, и по коридору загремели шаги.

— Что за дьявол?!

Джереми бросился в коридор, чуть не столкнувшись с Небом.

— О, Господи! В чем дело?

Девлин в замешательстве взглянул на маленького мальчика, которого огромный африканец держал под мышкой.

— Он прискакал на поля и спрашивал вас, — запыхавшись, начал Неб, опустив свою ношу на пол. — Этот дьяволенок приехал на лошади мисс Мередит.

— Что?! — Глаза Девлина расширились, и он схватил мальчишку за плечи, присев так, чтобы посмотреть ему в лицо. — Где Мередит?!

— Я не знаю, — отозвался тот. — Это… леди на лошади?

— Да. Где она?

— С моим хозяином. Он сказал, чтобы я привел вас к ним.

— Что случилось? Она ранена?

— Нет, сэр, ничего не случилось, пока я уезжал. Мистер Джексон заставил меня привязать ее к дереву, но ничего не сделал ей.

Холод сковал сердце Девлина, его пальцы непроизвольно сжались на плечах маленького вестника несчастья. Мальчик поморщился от боли. Джереми заставил себя расслабиться и сохранять спокойствие.

— Где Джексон?

— Я должен отвести вас туда. Он сказал, вы обязаны прийти один. Да, и не брать с собой оружия.

— Послушай, Джереми, что происходит? — Блейн, нахмурившись, остановился в дверях. — Что-то случилось с Мередит?

Девлин медленно выпрямился. Его лицо стало бледным и решительным.

— Наш бывший надсмотрщик решил позабавиться и захватил ее. Грозится причинить… А, черт! — Он повернулся к Небу. — Пошли кого-нибудь и вели оседлать Акробата. Пойду надену сапоги. Извини, Блейн, как видишь… — Джереми развел руками.

— Нет, постой! — запротестовал Рэндалл. — Ты же не можешь ехать один! Тот тип, похоже, не в своем уме.

— Он убьет вас, — угрюмо предостерег Неб. — Вы же знаете, именно поэтому вы ему и нужны.

— Знаю, — произнес Девлин, затем пожал плечами. — Но если я не поеду, он убьет Мередит. Ну? У меня есть выбор?

Неб и Блейн хором запротестовали, но он не обращал на них никакого внимания и помчался но лестнице в свою комнату. Там Джереми натянул ботфорты, зарядил дуэльный пистолет и сунул его за пояс бриджей, правда, переместив оружие за спину; затем опустился на колено и спрятал в голенище длинный нож. Схватив камзол, Девлин поспешил вниз.

Блейн и Неб встретили его очередной порцией возражений, но он прошел мимо них, схватил мальчишку и потащил его к задней двери.

— Прошу прощения, джентльмены, у меня совсем нет времени спорить с вами.

Неб и Рэндалл в оцепенении уставились друг на друга.

Мередит беспокойно поерзала; спина затекла, а руки царапались о грубую кору. Пальцы занемели и потеряли чувствительность. Она облизала пересохшие губы, стараясь догадаться, сколько прошло времени с тех пор, как уехал мальчишка. Казалось, пролетели долгие часы, но Мередит понимала, что неудобство и ожидание неизвестно чего искажают ощущения времени. Высокие деревья закрывали солнце, поэтому она не могла определить хотя бы приблизительно, который час. Мередит взглянула на Джексона. Тот спал, растянувшись на земле, совершенно уверенный, в невозможности бегства. Она бросила на него очередной гневный взгляд и в тысячный раз принялась выкручивать запястья, но мальчишка привязал ее на совесть.

Неожиданно Мередит услышала какой-то шум в кустах и напряглась. Может, это Джереми? Если бы он подобрался тихо, то мог бы застать Джексона спящим. Но это мог быть и просто дикий зверь, бродящий по лесу. Она напрягла слух — ни звука. Внезапно похититель сел, сжимая мушкет. Несколько секунд он вглядывался в сумрак зарослей, потом подошел к Мередит и приставил дуло к ее виску.

Тишина исчезла. Она услышала отчетливый треск ломающихся сучьев. Вскоре в поле зрения появился маленький посланник, а позади него — высокий мужчина, ведущий под уздцы изящную гнедую лошадь.

— Джереми! — вскрикнула Мередит, разрываемая радостью н отчаянием. Он пришел за ней! Девлин так любит ее, что рискует ради нее своей жизнью. Но ведь он губит себя! Она может потерять его навсегда. — Джереми, зачем ты пришел? Тебе не следовало этого делать.

Он вышел на середину поляны, отпустив поводья Акробата.

— Ты действительно думала, что я мог не прийти?

Мередит заметила его небрежное обращение с упряжью гнедого. Акробата никак нельзя было назвать послушной лошадью. Это аристократичное, нервное животное — не та скотинка, которую можно оставить непривязанной. Даже свисающие поводья доводят Акробата до испуга. Мередит догадалась, что Джереми надеется отвлечь внимание Джексона с помощью лошади. Но, как назло, гнедой впервые в жизни казался совершенно спокойным.

— Калеб, ты ведь знаешь, насколько безрассуден твой замысел, не так ли? — начал Девлин. — Когда прибыло твое послание, со мной находился Блейн Рэндалл. Если ты убьешь меня, он немедленно предпримет соответствующие меры. Тебя поймают и повесят.

— Рэндалл не станет тратить время на такую собаку, как ты, — ответил Джексон.

— Я бы не рассчитывал на это. Ему ужасно не терпится случить свою кобылу с моим жеребцом, — непринужденно ответил Джереми.

Калеб осклабился и рявкнул на мальчишку.

— Обыщи его!

Тот быстро нашел дуэльный пистолет, спрятанный на спине, и принес его Джексону.

— Я знал, что ты не послушаешься, — сказал бывший надсмотрщик, откладывая в сторону мушкет. — Благодарю тебя. Это оружие намного удобнее, намного. — Он отпустил мальчишку, приказав ждать его в таверне, и тот пулей помчался прочь. Джексон ухмыльнулся. — Ну, теперь мы одни. Надеюсь, я получу огромное удовольствие. Девлин, сними камзол и брось его на землю. Так… отойди к тому дереву.

Джереми выполнил приказ, не сводя глаз с пистолета, приставленного к голове Мередит. Калеб вытащил из-за пояса нож. Девлин резко втянул ноздрями воздух, думая, что негодяй собирается что-то сделать с его женой. Но Джексон просто разрезал веревку. По-прежнему держа оружие у ее виска, он подтолкнул ее к своей лошади и выдернул моток веревки из седельной сумки.

— Вот, возьми-ка… Свяжешь ею своего любовника.

Они подошли к тому месту, где стоял Девлин, и Джексон отступил, нацелив пистолет в грудь Джереми. Мередит медленно размотала веревку. Она тянула время, сама не зная, с какой целью, но это все, что пришло ей в голову в данный момент. Может, случится чудо, и они будут спасены? Мередит обвязала один конец веревки вокруг запястья Девлина, делая петлю как можно больше и свободнее. Вдруг он сумеет сбросит путы.

— Нет! — прорычал Джексон. — Я хочу, чтобы его руки были отведены назад и связаны намного туже.

Со слезами на глазах Мередит тянула веревку до тех пор, пока грудь и рука Девлина не напряглись. Она подняла его другую руку в то же положение и привязала запястье, снова делая петлю как можно свободнее. Потом обернулась к Джексону и произнесла:

— Нет необходимости делать это. Ты хотел жениться на мне, чтобы получить «Мшистую заводь»… Ну, так я отдам ее тебе и так.

— Мередит? — воскликнул Джереми, почувствовав, как тепло заливает грудь — она готова отдать свою любимую землю ради него.

— Я перепишу документ на тебя. Едем домой — и я все сделаю. — Гм… Не считай меня дураком. Я не попадусь на твои уловки.

— Это не уловки. Клянусь! Пошли кого-нибудь за документами… Пусть их привезут сюда, если боишься ехать на «Мшистую заводь». Я отдам тебе все свои сбережения и драгоценности — все, что захочешь.

— Чего я хочу, так это его шкуры, полоска за полоской. А с тобой разберусь немного позже. Я заставлю тебя пожалеть, что отказала мне.

Джексон взял кусок веревки, отрезанной ранее.

— Ну, иди сюда.

Мередит прижалась к Джереми, подняв лицо для последнего поцелуя. Он тихо пробормотал . прямо ей в губы:

— Правый сапог.

Она нахмурилась и отступила, закусив губу.

— Иди сюда! — нетерпеливо повторил Джексон. — Или ты хочешь его, даже когда он подыхает?

— Да! — вскрикнула Мередит, испугав Девлина. — Да! Да! Я люблю его!

Она горько разрыдалась и упала на колени перед мужем, крепко обхватив руками за ноги. Скрытые телом, ее пальцы нырнули за голенище и нащупали рукоять ножа. Мередит осторожно вытащила холодное оружие и зажала в кулаке, продолжая всхлипывать.

Издав нетерпеливый звук, Калеб подошел к ним и дернул ее, поднимая на ноги. Выпрямляясь, она неожиданно развернулась, и правая рука с силой метнулась вперед. Будь удача на стороне Мередит, она могла бы попасть ему в сердце. Но, увы! Удар пришелся в ребро, и кровь залила рубашку, но ничего серьезного не произошло. Джексон вскрикнул от удивления и боли и схватил женщину за руку. Он стиснул ее запястье, сжимая до тех пор, пока нож не вывалился из пальцев Мередит. Она продолжала бороться и царапаться. Джереми беспомощно наблюдал за их схваткой, пытаясь изо всех сил ослабить сделанные Мередит петли.

Джексон с силой ударил ее по лицу, отчего она полетела на землю, и Девлин издал хрипящий крик ярости, тщетно пытаясь вырваться. Калеб бросился на нее и, хотя Мередит сопротивлялась изо всех сил, сумел перевернуть ее лицом вниз, прижал ногами и скрутил руки за спиной.

— Сука! — бросил он и еще раз ударил.

— Будь ты проклят! Я убью тебя! — взревел Джереми.

Джексон распахнул рубашку, чтобы посмотреть на рану.

— Смотри, что ты со мной сделала, грязная шлюха! — Он оторвал край платья Мередит и прижал его к ране, чтобы остановить кровотечение. — Чуть не угробила меня, — пробормотал Калеб.

— А что, по-твоему, я собиралась сделать? — огрызнулась Мередит, тяжело дыша; ее щека горела от удара, но она не думала падать духом. В драке оторвалось несколько пуговиц платья, обнажив верх груди, которая гневно вздымалась и опускалась. Джексон, убедившись, что уже не истечет кровью, поглядел на нее и облизал губы.

— Ну, погоди! Мы с тобой чудненько проведем время… Вот только я немного поиграю с твоим муженьком.

Он подобрал пистолет и сунул его за пояс, потом подошел к лошади и схватил свой аккуратно скрученный хлыст. Улыбнувшись, Калеб дал ему распуститься и пробно щелкнул по воздуху.

— А ведь я так и не закончил ту порку, мой мальчик, — произнес он, обращаясь к Девлину, и. его глаза злобно сверкнули. — Теперь уже никто не остановит меня. Конечно, после того, как твоя шлюха пырнула меня, моя рука может дрогнуть, и совершенно случайно твое смазливое личико заполучит небольшой шрамик. — Джексон развернулся к Мередит. — Как тебе понравится твой любовник, а? С разбитым кровавым носом, с содранной кожей? Не очень-то приятный видок.

— Нет!

Мередит вскрикнула и с усилием поднялась на ноги. Он связал ей руки, но не ноги. Она могла бегать, что и сделала, врезавшись в Джексона всем весом тела. Он упал, но Мередит оказалась бессильна против его ответного удара. Тычок был столь силен, что в голове загудело и из глаз посыпались искры.

Джексон довольно засмеялся и уселся на нее верхом. Пышные груди Мередит едва не выпали из корсажа. Обеими руками он грубо смял их.

— Мне кажется, порка может и подождать. Не хотелось бы прикончить тебя, Девлин, или ослепить, пока ты не увидишь, как я проучу твою женщину. Мне хочется воспользоваться ею прямо у тебя на глазах, чтобы ты смог внимательно наблюдать за происходящим. Ты узнаешь, как настоящий мужчина обращается с бабой. А она почувствует настоящего мужика.

Неторопливо, с вульгарными подробностями, Калеб принялся перечислять все извращения, которым он подвергнет Мередит. Джереми громко и непристойно выругался, дергаясь и пытаясь разорвать толстую веревку. Она закричала, надеясь испугать Акробата, который мог хотя бы внести панику. Ее вопли и проклятия Девлина действительно подействовали на гнедого. Он начал приседать и бить копытами, ржать и нервно приплясывать. Но это не отвлекло Джексона от намеченной цели, как надеялась Мередит. Он задрал ей юбки, обнажая длинные стройные ноги, и схватился за белье, чтобы сорвать его. Внезапно в совершенно нечеловеческом рывке руки Девлина разорвали путы, оставив на них клочья кожи. Джереми бросился на насильника, сбив его с Мередит. От толчка из легких Джексона вырвался какой-то свист, и пистолет вылетел из-за пояса. Девлин ударил его кулаком в челюсть, и Калеб обмяк. Хотелось превратить эту гнусную рожу в кровавое месиво, но тревога за Мередит взяла верк. Джереми бросился к ней, заключая в объятия.

— Любимая, ты в порядке?

— Да. Да. О, Джереми!..

Теперь она разрыдалась по-настоящему. Девлин принялся развязывать ее веревки дрожащими пальцами. Никто из них не заметил, как Джексон украдкой поднялся на четвереньки. Он бесшумно пробрался к тому месту, где лежал нож, и схватил оружие. Затем Калеб ринулся вперед, держа перед глазами незащищенную спину Джереми. Услышав шорох, Девлин инстинктивно развернулся и оттолкнул жену в сторону. Джексон врезался в него, но нож лишь разрезал рукав рубашки противника.

Мередит откатилась и поднялась на ноги, с ужасом наблюдая, как мужчины катаются по земле. Бывший надсмотрщик снова нанес удар, но Девлин поймал его руку. Хотя Джереми был намного крупнее и сильнее, Джексон дрался с отчаянием человека, чья жизнь в опасности. Девлин оттолкнул его и, вскинув колено, сбросил с себя. Калеб вскочил на ноги и снова приготовился к атаке.

Внезапно громкий треск рассек воздух. Джексон повалился навзничь, из его горла хлынула кровь. Джереми и Мередит обернулись — на краю поляны стояли Блейн Рэндалл и Неб. Блейн размахивал вторым дуэльным пистолетом из комплекта Девлина, а огромный африканец держал в руке длинный, жуткого вида нож.

Джереми со вздохом расслабился.

— Слава Богу, — произнес он и обессилено опустился на землю.

Рэндалл сунул пистолет обратно за пояс.

— Мы пошли за тобой… Нам показалось, что ты не совсем в своем уме.

Девлин издал судорожный смешок.

Неб спрыгнул с лошади и аккуратно разрезал веревки Мередит, пока Блейн подошел осмотреть Джексона.

— Мертв, — с удовлетворением объявил он. — Неб, помоги мне привязать его к седлу.

Мередит освободилась от пут, упала в объятия мужа. Он держал ее и укачивал до тех пор, пока дрожь в них обоих не утихла. Девлин поцеловал жену в волосы и спрятал в них лицо, вдыхая знакомый аромат.

— О, Мередит, любимая, я уж думал, что он убьет тебя, — прошептал он. — Я умер сотни раз, когда получил послание Джексона.

— Джереми, я люблю тебя, люблю. — Она еще крепче прижалась к нему. — Пожалуйста, отвези меня домой.

— Конечно.

Он взял ее на руки, словно пушинку, и отнес к своей лошади. Акробат после всех волнений нервно дернулся, почувствовав на себе седока, но твердый голос Девлина сдержал его. Джереми вскочил в седло позади Мередит и, обняв жену, повел всех из лесу.

По дороге домой они молчали, ибо их сплетенные руки выражали намного больше, чем могли сказать слова. Добравшись до усадьбы, Девлин предоставил Блейну возможность позаботиться о законной стороне дела, касающегося Джексона. Джереми отнес Мередит наверх и положил на кровать. Она не позволила ему отойти от нее даже снять сапоги.

— Любимый, я хочу, чтобы ты был рядом со мной.

Улыбнувшись, Девлин присел на кровать.

— Нет другого места, где бы я предпочел сейчас находиться, — он взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал. — Если бы я потерял тебя, то умер бы сам.

— Джереми! Твои бедные запястья! — Она схватила его руку и уставилась на ободранные кровоточащие участки, где веревки содрали кожу.-Я должна что-то приложить к ним.

Он усмехнулся.

— Ах ты моя целительница. Мередит спрыгнула с кровати за своей сумкой, затем нежно промыла раны и забинтовала их.

— Нельзя, чтобы попала инфекция. Вряд ли веревка была чистой.

Джереми зашелся от хохота. Она притворно-рассерженно вскинула брови.

— Ну и что я сказала смешного?

— Ничего. Возможно, просто нервное перенапряжение. Но когда ты сказала о грязной веревке… Нет, не могу! Словно это самое дурное, что он сделал.

Мередит тоже улыбнулась и крепко обняла мужа.

— Я так испугалась, когда ты пришел спасать меня… Боялась, Джексон убьет тебя. Джереми, я больше никому не позволю встать между нами. Она помолчала. — Я… Я… ездила сегодня в «Четыре дуба».

— О? — В голосе Девлина прорезались нотки беспокойства.

— Да, и я узнала, что Гален — тот самый человек, который стоял за спиной у Джексона. — Мередит помолчала, но Джереми не сказал ни слова. — Ты знал?

— Скажем так… Подозревал. Ангус Гамильтон скорее бы пришел с дуэльными пистолетами, чем стал бы подсылать убийцу. Это хладнокровный и хорошо продуманный план. А твой кузен — единственный, кому могла быть выгодна моя смерть. Я воспользовался той же логикой, что и ты, дорогая.

— Прости мне мои сомнения. — Она горячо поцеловала его в губы. — Я сказала Галену, чтобы он покинул плантацию, или я расскажу всем о его делишках.

— И ты бы рассказала?

— Не задумываясь. Иначе кузен снова попытался бы убить тебя. Но я молю Бога, чтобы он уехал. Не хочу грандиозного скандала, который может повредить Алтее. Ты ведь согласен, да?

— Конечно. Мне бы тоже не хотелось причинять ей неприятности. Она ведь твоя любимая подруга и потому дорога для меня.

— Но не слишком дорога, — поддразнила Мередит.

Девлин рассмеялся.

— Нет, не слишком. С меня хватит и одной женщины семейства Уитни. Поверь уж на слово.

Она снова поцеловала его.

— Я люблю тебя, — произнесла Мередит, заглядывая ему в глаза.

— А я — тебя.

— Знаю, — просто отозвалась она, вложив все свои чувства в это слово.

Девлин понял, что имела в виду жена. Она верит ему, полностью доверяет, полностью и безгранично! От нахлынувшего счастья почти болезненно сдавило горло. Он притянул ее к себе и долго-долго целовал.

— Я буду любить тебя всегда, — пробормотал Джереми, когда наконец отстранился.

Мередит удовлетворенно вздохнула и откинулась на кровать, зазывно протянув руки.

— Тогда иди сюда и докажи это. Опал Гамильтон оказалась права, и мне давно пора извлечь полную выгоду от присутствия моего наемного слуги.

Девлин шутливо зарычал и навалился на нее. На мгновение он залюбовался ею, упиваясь любимыми чертами, затем его губы слились с устами Мередит, скрепляя их слова и клятвы.

1

femme fatale (франц.) — роковая женщина

2

Мерси — милость, милосердие (англ.).

3

Пейшенс — терпение (англ.).

4

Мерри (merry) — веселый, радостный (англ.).