Вершина счастья

Мередит упрямо выпятила подбородок. Джереми прав. Он действительно действовал медленно. Она видела, чего ему это стоило, как вздувались мышцы и напрягалось лицо, когда Девлин ждал ее, лаская и целуя. Нет, не любовь Джереми злила Мередит, а его беззаботное поддразнивание, грубоватое слово, которым он назвал то, что они делали, превращающее все во что-то низменное и обыденное. Впрочем, для него это так и есть. Вот это-то и обижало больше всего на свете. Для нее происшедшее казалось таким возвышенным, а его подшучивания заставляли кипеть от унижения я обиды. Вдобавок к стыду, что он видит ее обнаженное несуразное тело, все эти шуточки переполнили чашу терпения. Поэтому-то Мередит и набросилась на Джереми при первой же возможности.

Девлин вздохнул и пробежал ладонью по волосам. Он проснулся утром в приподнятом настроении, с нетерпением желая провести день с Мередит и еще более — предстоящую ночь. Джереми ожидал, что теперь между ними установятся непринужденные отношения, тепло, порожденное их любовными утехами. Вместо этого Мередит оказалась холодна и не желала даже позволить ему взглянуть на ее тело. Словно они чужие! По том она зло сказала, что их любовь — это только боль и унижение. Его охватило сильнейшее желание перебросить Мередит через колено и хорошенько отшлепать, как негодную девчонку, чтобы прикоснуться к ее голой круглой попке. Но, начав со шлепка, он закончит тем, что станет любить ее, а этого сейчас делать не стоит: ведь она заявила, что ей неприятно.

Поэтому Джереми развернулся и зашагал к двери, оглянувшись через плечо, чтобы метнуть последний снаряд.

— Я очень надеялся на прошедшую ночь, которая, по идее, должна была бы смягчить твой характер, но вижу, что ты такая же колючая и сварливая, как и остальные дни до этого. Ты заставляешь меня сомневаться, стоило ли добиваться свободы, чтобы терпеть твой ядовитый язык. — Он немного помолчал. — Я подожду тебя внизу, раз мое присутствие так неприятно тебе.

Джереми хлопнул дверью. Мередит охватила расческу и запустила ее вслед за ним. Она ударилась о стену со стуком, который не принес никакого удовлетворения ее неистовой душе. Ей бы хотелось разбить что-нибудь о его надменную противную голову. Кто он такой, чтобы говорить о мягкости ее характера?! И как этот человек посмел назвать ее сварливой и ядовитой?! О-о-о! Мередит закрыла руками лицо и ударилась в слезы, выплескивая все эмоциональное напряжение последних дней.

Наконец она собралась с силами и немного успокоилась. Мередит поплескала на лицо водой, затем умылась и оделась а дорожную одежду, не прибегая к помощи Бетси: она не смогла бы вынести улыбок и понимающих взглядов служанки.

После этого Мередит стянула густые волосы в тугой узел на затылке и поглядела на в зеркало. Выглядела она вполне сносно, не считая покрасневшего лица. Ну почему бы ей не относиться к тому типу женщин, что даже плачут с изяществом, выпуская огромные кристально-чистые слезинки, а закончив рыдать, выглядят совершенно спокойными и белолицыми?

Бетси упаковала ее вещи еще накануне, поэтому, одевшись, Мередит, нахмурив брови, отправилась вниз. Время завтрака пока не настало, и, к счастью, никто из гостей, оставшихся ночевать, не вышел из своих комнат. Лидия ждала в общей зале, чтобы чмокнуть Мередит в щеку и пожелать счастливого пути. Она взглянула в лицо своей подруги, и надежда в ее глазах померкла при виде недавнего потока влез. Лидия закусила губу, но ничего не сказала по поводу покрасневших глаз Мередит.

— Дэниэл слишком устал после вчерашнего вечера, чтобы проводить вас.

— Я знаю. Ничего, — заверила ее Мередит. — Если что-то случится, немедленно пришли за мной. Мы пробудем в Чарлстоне всего несколько дней, но я могу вернуться домой и пораньше.

Лидия покачала головой.

— Уверена, такой необходимости не возникнет. Но если что, я сразу дам тебе знать, обещаю.

— Хорошо, — медленно произнесла Мередит и оглянулась. — Ты… э… не видела Джереми?

— Да, он уже попрощался и ждет тебя на пристани.

Мередит принялась гадать, как выглядело их прощание. Без сомнения, после сцены наверху он вел себя вдвое нежнее со своей любовницей. Щеки загорелись. О, Боже, теперь она точно знала, что Девлин делал с Лидией, и от этого ей стало еще хуже. Как мог он делить подобную нежную интимность с любой женщиной? Она не могла даже представить, чтобы пойти в постель с другим мужчиной. Мередит резко остановилась. Боже правый, о чем она думает? Что не может вообразить, как бы вышла замуж за кого-то другого? Даже за кузена Галена? Нет, разумеется, это совсем не так.

Мередит попыталась нарисовать картину прошлой ночи, но только с кузеном. Нет, все выглядело бы по-иному. Гален не обладает непринужденным мастерством Джереми, даже если бы в его сердце жило побольше любви. Их любовные игры происходили бы более спокойно и… благородно. Мередит закусила губу. Она не могла обманывать себя и вынуждена была признать, что ни за что бы не предпочла спокойствие и благородство при таком занятии. А теперь, когда Джереми познал ее тело, Мередит вообще сомневалась, что когда-нибудь позволила бы кому-то другому прикоснуться к ней, даже если бы овдовела и имела возможность выйти за Галена.

Погрузившись в глубокое раздумье, она машинально позволила лакею помочь ей набросить на голову капюшон, сунула руки в теплые кожаные перчатки и взяла маску для лица, предложенную слугой в качестве защиты от солнечных лучей. Мередит считала, хватит для этого и зонтика, но все-таки взяла ее, потому что лакей ждал этого.

Она вышла из дома и в одиночестве зашагала к деревянной пристани. Судно, курсирующее до Чарлстона, уже ждало, и Джереми стоял на палубе, беседуя с капитаном. Он вежливо помог ей подняться по трапу, хотя Мередит нисколько не сомневалась, что Девлин предпочел бы отвернуться и игнорировать ее.

Судно оказалось загружено совсем незначительно, поэтому места оставалось достаточно. Во время всего плавания Мередит чопорно сидела на предложенном стуле, раскрыв зонтик. Было довольно холодно от ветра, дующего с реки; даже теплая одежда мало помогала согреться. Приближалось Рождество, и дни стали почти морозными. Однако они не казались такими ледяными, как отношения, возникшие между Мередит и мужем. Она подумала о долгих годах, простирающихся впереди. Это будет, без сомнения, тяжелая жизнь, если муж на самом деле возненавидит ее. Мередит не знала, каким образом попытаться сократить эту пропасть между ними. Да и стоят ли?

Нет, их брак слишком необычен. Он не основан ни на любви, ни даже на привязанности или симпатии. Нет ни доверяя, ни уступчивости, ни дружбы. Это сделка, деловое соглашение, вопрос платы Дэниэла Джереми и ее — Девлину. Их жизнь никогда не будет спокойной или нормальной.

Джереми на протяжении всего путешествия оставался на противоположном краю судна и сердито хмурился. «Она упрямая и холодная ведьма, — думал он. — Я больше никогда не найду в ней удовольствия. Меня грубо отвергли! Мередит запятнала всю красоту прошедшей ночи».

Задумайся Девлин над этим более глубоко, он бы удивился, как сильно задели его ее слова, обиднейшие слова. Но Джереми продолжал злиться и не мог мыслить здраво. Вместо тщательного анализа сложившейся ситуации он поклялся продать плантацию и уехать, как только умрет Дэниэл. «Это единственно разумный план, — мелькнуло в его голове. — Иначе Мередит доведет меня до убийства, если я останусь с ней на всю жизнь».

Как только судно причалило, они отправились в популярную чарлстонскую таверну и гостиницу со странным названием «Бык и Вепрь». Чернокожий работник с пристани шел следом за ними с чемоданами, в то время как Мередит и Девлин маршировали к постоялому двору в ледяном молчании.

Лишь только они вошли в таверну, к ним навстречу поспешил хозяин, кивая и любезно улыбаясь. Хотя большинство подобных заведений в колониях представляли собой простенькие грязные помещения, где спали в общей длинной пристройке и ели сомнительную пищу, такие большие города, как Чарлстон, обычно могли похвастаться одной или двумя прекрасными гостиницами. «Бык и вепрь» входил в число подобных. Это было аккуратное кирпичное здание неподалеку от причала, чтобы привлекать путешественников, но в то же время достаточно далеко, чтобы держаться в стороне от моряков и прочего сброда. Таверна щеголяла приятной общей комнатой и двумя маленькими отдельными столовыми. Наверху размещались отдельные номера, сдаваемые приезжему люду. Хотя мебель в них не выглядела изысканной, кровати стояли уютные, и все содержалось в состоянии сияющей чистоты.

Хозяин, узнав знать по одежде, обрадовался и сразу же повел своих гостей в лучшую, имеющуюся в наличии, комнату. Мередит разочаровалась, что не будет возможности спать отдельно от мужа. Гостиница оказалась заполнена до отказа, и им еще повезло с помещением.

Когда хозяин с поклоном удалился, Джереми с ледяной вежливостью повернулся к Мередит.

— Я иду вниз поесть. Проголодался после путешествия. Не желаешь присоединиться ко мне?

Она поняла, что он надеется на отказ.

— Нет, я бы предпочла поднос с едой в свою комнату, — ответила Мередит таким же отчужденным тоном. — Если ты будешь столь любезен, чтобы сказать там…

— Конечно.

Девлин надменно поклонился и вышел. Ей захотелось броситься на кровать и еще раз вдоволь наплакаться, но сила воли позволила отказаться от такого невеселого занятия. Нельзя продолжать давать выход истерикам.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Мередит распаковала одежду и повесила свои платья, чтобы они разгладились, хотя она очень сомневалась в этом. Скорее всего, придется доверить утюжку своих нарядов одной из гостиничных служанок — всегда крайне ненадежное дело с незнакомой прислугой.

Девлин в сердцах спустился вниз и вошел в общую комнату, где заказал себе большую кружку пива. Потягивая пенящуюся жидкость, он небрежно разглядывал объявления, развешанные на стенах. Там уведомлялось о продажах, говорилось о сбежавших рабах и наемных слугах и наградах за их поимку; висело расписание отплытия кораблей в Вест-Индию и Англию и одно, написанное крупным почерком, предложение купить хорошую землю на территории побережья.

Глаза Джереми сузились. Не заметь он объявлений, то, возможно, он ничего бы и не предпринял в отношении своего принятого в раздражении решения продать «Мшистую заводь». Девлин чувствовал себя несправедливо обиженным и ужасно злился на свою упрямую жену. Более того, он понимал, как глупо отступать от своего первоначального замысла о продаже плантации. Она ничего для него не значила. Да и Мередит Уитни тоже. Джереми взглянул на имя внизу бумаги: Джон Эмерсон, эсквайр. «Нужно позвать хозяина», — мелькнуло в сознании разозленного Девлина.

— Да, сэр. Чем могу служить?

— Пожалуйста, велите отнести поднос с едой моей жене. Она утомлена поездкой и не желает обедать внизу.

— Конечно, сэр.

— Кстати, не могли бы вы сказать мне, где найти этого Джона Эмерсона? — Он указал на бюллетень.

— О, да. Он земельный агент, занимается покупкой и продажей участков в округе. Прямолинейный и честный человек. Его контора размещается в коричневом здании рядом с рынком.

Внутри все мгновенно сжалось. Джереми очень хорошо помнил рынок.

Поблагодарив хозяина, он расплатился за пиво и вышел на улицу. Поманив одного из стоявших поблизости мальчишек, которые слонялись перед гостиницей в надежде заработать несколько монет, бегая по поручениям жильцов, Девлин попросил проводить к рынку.

Место для торговли располагалось почти рядом, поскольку тоже находилось в районе пристани. Джереми сразу же увидел коричневое здание, о котором говорил хозяин таверны. Он дал своему провожатому монетку, и мальчишка убежал, счастливый и довольный. Девлин немного постоял, оглядывая пустое возвышение, где когда-то пришлось стоять перед толпой. От одного лишь вида этого «эшафота» его начало прямо-таки тошнить от унижения. «Скорее бы убраться с сей дикой земли», — подумал он.

Хотя уже надвигались сумерки, мистер Эмерсон находился еще в своей конторе на втором этаже. Дородный мужчина с круглым, улыбчивым лицом, он выглядел наивным и веселым, почти глупым простаком. Но несколько минут разговора обнаружили в нем человека мудрого и деловитого.

— Как я понимаю, вы интересуетесь хорошей землей? — начал Джереми.

— Вообще-то, да. Входите и садитесь. У вас есть что продать?

— Скоро будет. Довольно крупная плантация.

— Целая плантация? — Брови Эмерсона недоверчиво доползли вверх. — Она убыточная?

— Нет, совсем наоборот, уверяю вас. Я получил ее в качестве приданого жены, но планирую вернуться в Англию. Этот климат мне не подходит..

— Понимаю.

Эмерсон придвинул к себе длинный лист бумаги и стал делать на нем пером почти неразборчивые записи, подробно расспрашивая Девлина. Ведя отчеты плантации в течение последних нескольких месяцев, Джереми мог без запинки перечислить цифры доходов «Мшистой заводи» равно как и ее размер, местонахождение и количество рабов, работающих на ней.

— Значит, вы захотите продать и негров? С землей или индивидуально, через невольничьего агента?

Девлин как-то не задумывался над этим аспектом.

— Э… Я не знаю… Полагаю, с землей.

Ему вообще претила мысль об их продаже каким бы то ни было образом. Неужели нет другого пути управления плантацией? Сам он пережил глубочайший позор, будучи проданным, словно вещь, поэтому ему очень неприятно подвергать такому же унижению иного человека.

Эмерсон заметил, что, судя по цифрам, это прекрасная собственность, однако его тон выражал подозрение относительно правдивости данных. Джереми вскинул брови, подражая своему дяде, в самой надменной манере.

— Я свяжусь с вами попозже при помощи письма… Естественно, после того, как буду уверен насчет продажи земли, — сообщил Девлин и поднялся. Эмерсон проводил его до двери и стоял там еще несколько минут после ухода посетителя, уставившись в стену ничего не видящим взором. Если этот заносчивый малый говорит правду, ему не составляет труда продать плантацию. Может быть, он как-нибудь совершит небольшое путешествие по реке и лично осмотрит «Мшистую заводь» , дабы убедиться, действительно ли она — такое сокровище или же все — просто вранье.

Мередит спала, когда Девлин наконец-то вернулся в их номер. Он задержался в таверне внизу, чтобы поужинать и выпить еще несколько кружек пива. На какое-то мгновение у него даже появилась желание переспать с прислуживающей девчушкой. Она выглядела довольно мило, и он, разумеется, вовсе не обязан блюсти верность своей жене после того, как она оскорбила его и умалила мастерство и предупредительность. Но даже воспоминание о презрении Мередит сразу же уничтожило то малое влечение, которое возникло к служанке. Джереми с отвращением поставил на стол последнюю кружку и отправился наверх. Войдя в номер, он с остервенением захлопнул дверь, но даже этот грохот не разбудил Мередит.

Девлин метнул раздраженный взгляд на ее неподвижное тело. Как она может так легко спать? Значит, чувственности у нее не больше, чем у придорожного камня, а он… Он просто комок нервов.

Девлин снял одежду и повесил ее на спинку кровати, затем забрался в постель рядом с ней, задув коротенькую свечу, которая освещала его путь наверх. Единственный свет исходил от незашторенного окна: через него лунные блики ловились на пол и ложе. Мередит во сне придвинулась к Джереми, и одеяло соскользнуло с ее руки, обнажая мягкую округлость плеча. Ко сну она надела еще одну рубашку, сшитую Лидией, поскольку Бетси не упаковала других. Эта была бледно-голубой и имела значительный вырез, открывающий большую часть груди.

Джереми сглотнул, в паху зажегся знакомый огонь. Он сдвинул одеяло ниже и позволил глазам беспрепятственно изучать ее. Полупрозрачная ткань мало что оставляла воображению. Грудь почти выпадала яз глубокого выреза, а темные кружки сосков явственно проступали и буквально бросались ему в глаза. Девлин взглянул на ноги. Во сне сорочка задралась, обнажая длинную икру, колено и бедро. Во рту у него неожиданно пересохло, и он не смог удержаться, чтобы не пробежать пальцем по ее боку. Она слегка встрепенулась, но не проснулась.

«О, я дурак», — с горечью подумал Джереми. Утром Мередит, возможно, напомнит ему, как мало удовольствия он ей дает. Но сейчас Девлин не мог размышлять ни о чем, кроме своего нарождающегося желания. Он вспомнил ее тихие стоны беспомощного наслаждения и вскрик при достижении вершины блаженства. Ей было хорошо. Джереми верил в это. Реакция Мередит не могла быть поддельной. Кроме того, если она не испытывает к нему никаких нежных чувств, зачем ей пытаться изображать удовольствие, которого не чувствуешь?

Сдвинув вниз бретельку рубашки, Девлин коснулся ее плеча губами. Одна грудь освободилась из полупрозрачного плена, образовав зовущий холмик с соблазнительной розовой вершиной. Кровь застучала в висках так, что он уже потерял способность думать. Джереми хотел ее. О, Боже, как он ее хотел! Мередит — жена… У него все права, и ему нужно заняться с ней любовью… Девлин на наклонился, чтобы поцеловать сосок. Рот открылся шире, вбирая его внутрь, и язык начал свое обжигающее кружение. Она захочет его! Господи, он заставит Мередит возжелать соединения с ним!

А она дрейфовала от пробуждения к приятнейшим ощущениям. Что-то ласкало ее грудь, и Мередит легонько застонала от удовольствия. Чувства и тело скорее, чем мозг, осознали, что это Джереми решил доставить ей наслаждение. Ее руки инстинктивно погрузились в его густые волосы, кончиками пальцев массируя кожу.

— Джереми, — выдохнула она и потерлась щекой о макушку Девлина. Затем Мередит окончательно проснулась и резко убрала руки. — Джереми, что ты делаешь!

Он приподнял голову, глядя на нее из-под отяжелевших от желания век.

— А как ты думаешь? — прошептал Девлин.

— Я полагала, что после сегодняшнего тебе не придет в голову повторить свое представление!

Джереми облизал губы, силясь сдержать раздражение, и постарался выдавить слабую улыбку. Кивнув на ее обнаженную грудь, он заметил:

— А этот фасон тебе идет.

Мередит опустила глаза и ахнула, увидев, что плечико рубашки соскользнуло с руки, обнажив одну совершенную округлость. Она было начала поправлять сорочку, но Девлин остановил ее руку.

— Почему ты борешься с этим? Ты же знаешь, что хочешь заняться любовью не менее меня.

— Неправда, — запротестовала Мередит прерывающимся голосом. — Ох, Джереми, ну почему ты должен унижать меня?

~ Унижать?! — взорвался он. — Так вот что моя любовь значит для тебя! Вначале ты говоришь боли и оскорблении, потом информируешь меня, что я такой же, как все остальные мужчины… А теперь ты заявляешь: спать со мной — унижение Почему? Потому что я ублюдок? Слуга? Да? Или прикосновение любого мужчины унизительно? Или никто из нашего брата не настолько хорош, как твой «дорогой кузен»? — В его голосе явно звучали нотки сарказма.

— У меня нет сравнений! — выпалила она. — Ты же знаешь, я никогда не была с другими!

— Да, я знаю об этом очень хорошо. Тогда, должно быть, это именно моя милость так крайне отвратительна. Скажи мне, если все обстоит таким образом, что это за стоны раздавались прошлой ночью? Кто исцарапал мне всю спину?

— О-о-о, — простонала Мередит и уткнулась лицом в подушку. — Я ненавижу тебя! — крикнула она приглушенным голосом.

— Почему? Потому что отвечаешь мне?

— Я не отвечаю! — отчаянно солгала Мередит.,

— Черта с два не отвечаешь!

Его слова прозвучали низко и хрипло. Пальцы вонзились в ее руки и развернули Мередит лицом к нему. Не дав ей возможности запротестовать, Девлин впился ртом в губы жены. Против воли они раскрылись, и языки сошлись в поединке наслаждения. Его поцелуй буквально высасывал из нее всю силу воли. Наконец Джереми оставил губы, чтобы подразнить мочки ушей и обвести их контуры. Он стащил рубашку с ее тела, следуя за полупрозрачной тканью своим искусным ртом. Мередит погрузилась и затерялась в горячем тумане, провалилась за пределы сознания. Она сознавала лишь его кожу на себе, его горячий язык, исследующий каждую клеточку ее тела. Мередит извивалась и хватала Девлина за плечи, содрогаясь от неукротимого желания.

Джереми понимал ее потребность, но еще не был готов удовлетворить Мередит, Он продолжал ласкать и мучить, слегка касаясь горячей спазмы ее страстей, лаская твердый бутон наслаждения до тех пор, пока она не вскрикнула, простонав его имя и не взорвалась в приступе блаженства. Но и этого ему показалось мало. Его рот двинулся ниже, вкушая нектар, сладчайший нектар, ее любви, легко воскрешая колотящийся голод, который только что удовлетворили пальцы.

— Нет, — простонала она. — О, нет.

— О, да, — хрипло прошептал Девлин, подстегивая Мередит к безумству желаний своим проворным языком.

Она извивалась под ним, вонзаясь ногтями в его плечи.

— Пожалуйста, Джереми, пожалуйста…

Он лег между ног Мередит, дразня ее врата нежным и упругим кончиком плоти.

— Скажи, что хочешь меня, — прорычал Девлин. — Скажи!

— Да, — выдохнула она. — Да, я хочу тебя. О, Джереми, как я хочу тебя! Пожалуйста, люби меня, пожалуйста!

Девлин медленно погрузился в ее атласные глубины, и вздох наслаждения сорвался с ее губ. Он почти устранился, а затем вновь с силой ворвался, не в силах сдерживать себя. Ее слова расплавили его, рассылая горячие токи по всему телу. Словно неистовый ураган, налетал Девлин на Мередит, изливая всю свою накопившуюся страсть, злость и обиду в податливое лоно.

— Мередит, Мередит…

Они безумствовали в раскаленном добела пламени страсти, их обнаженные тела сплелись. Казалось, что между ними не существует даже кожи: они стали единым трепещущим существом, плавящимся в огне желания.

Медленно, очень медленно, Мередит и Джереми расслабились, возвращаясь разумом и чувствами с далеких звезд и снова превращаясь в двух влюбленных существ.

Девлин откинулся на подушку, остывая в прохладе ночи. Казалось, требовалось значительное усилие, чтобы дышать. Он протянул руку, взял ладонь Мередит и поднес к губам. Сотни комплиментов, которые Джереми хотел бы выразить сейчас, вертелись у него в голове, но не хватало сил произнести хоть слово. Так и лежали они бок о бок в состоянии блаженства, соприкасаясь лишь руками. На какой-то миг Девлин и Мередит оказались так близки, что большего и не требовалось.

Их души оставались едины.

ГЛАВА 18

Мередит медленно просыпалась, потягиваясь, словно сытая кошка. Неожиданно в ее сознание ворвались воспоминания о прошедшей ночи, и она покраснела, натянув одеяло до самого кончика носа. «О, Боже, я вела себя как распутница! — мелькнуло в ее голове. — Как же теперь смотреть в лицо Джереми?! Он знает обо мне все и полностью властвует над моей душой…»

Теперь Мередит понимала, что имел в виду Девлин, говоря о мести: он может вертеть ею, как захочет, используя желание к нему. Как Джереми, должно быть, смеялся про себя! Слезы подступили к глазам, и Мередит отвернулась от мужа, лежащего рядом. Мало того, что она некрасива и не смогла привлечь супруга, не заплатив ему, но вдобавок еще и отдалась ему без остатка, обнажила все свои чувства и желания! Девлин должен презирать ее, И все же он будет продолжать спать с нею, чтобы постоянно доказывать свое господство — и нельзя сказать категоричное «нет».

Мозолистые пальцы пробежали по ее позвоночнику, и Мередит, повернувшись, увидела расслабленное и улыбающееся лицо Джереми. — Доброе утро, любовь моя.

Она покраснела и отвернулась.

— Доброе утро, — наконец смогла пробормотать Мередит.

Девлин нахмурился. «Не собирается же она снова начать вчерашнюю идиотскую ссору», — мелькнуло в голове. Он легонько укусил ее за шею.

— Ты выглядишь чудесно. Любовные занятия явно идут тебе на пользу.

— Не надо. — Голос Мередит звучал тихо, в нем явно поселились нотки внутреннего мучения и растерянности. — Не насмехайся надо мной.

— Не насмехаться над тобой? — удивленно переспросил он. — О чем ты говоришь?

— Я знаю, какой смешной должна казаться тебе.

— Смешной?! Моя милая девочка, действие, которое ты оказываешь на меня, можно назвать как угодно, но только не смешным.

Одной рукой он перевернул ее на спину и заглянул в глаза. Когда Мередит повернула голову на бок, Джереми схватил ее за подбородок и заставил лежать неподвижно.

— Посмотри на меня. Я хочу знать, что еще за вздор поселился в твоей хорошенькой головке. Очевидно, ты во власти какой-то безумно глупой идеи, которая заставляет тебя отвергать днем все, что тело обнаруживает ночью. Почему? Зачем ты вчера делала все возможное, чтобы создать между нами пропасть? Ты специально так больно ранишь меня? Не желаешь моей близости? Не хочешь, чтобы я прикасался к твоему нежному телу?

— Больно ранить? — Мередит растерянно захлопала ресницами. — А что я такого сказала?

— А ты считаешь, сказать мужчине, что он не отличается от любого другого в постели, не больно для него? Или ты думаешь, ему не смертельно обидно услышать, что он радовался твоей боли, когда ему изо всех сил приходилось сдерживать себя, чтобы сделать это для тебя приятным? Мередит нахмурилась.

— Я никогда не думала… Правда, мне не хотелось обидеть тебя. Но ты оказался так противно доволен собой, когда мне было стыдно…

— Ну, разумеется, доволен. А почему бы и не показать этого? Мне стало действительно хорошо впервые за долгое время. Ты бы предпочла, чтобы я сделал вид, что недоволен тобой?

— Ну нет, конечно, нет. Джереми, ты просто искажаешь смысл моих слов.

— Нет, позволь… Это твоя голова все переворачивает вверх тормашками. Почему ты почувствовала стыд?

— Ну, ты так говорил обо всем… «Атака»… Словно мы на войне — и ты победил. Будто я не человек, а какой-то бездушный трофей.

Джереми несколько минут молча рассматривал ее, а потом произнес:

— Хорошо. Я прошу прощения за свои слова. Возможно, я вел себя слишком грубо для женщины, пережившей первую брачную ночь. Но мне — поверь — совсем не хотелось, чтобы ты почувствовала себя униженной и… и дешевой. Ведь я очень ценю тебя. — Он улыбнулся. — Бог мой, как я ценю тебя!

— Как ты можешь, Джереми?! — тихо возмутилась она. — Что можно найти ценного в такой уродливой верзиле, как я? — Внезапно слезы потоком хлынули из ее глаз, и она закрыла лицо руками. — О, Боже, я теперь еще и плачу перед тобой. Какое отвращение, должно быть, вызывает у тебя мой дурацкий вид…

— Мередит! — Его руки быстро обняли ее. — Ты не вызываешь у меня ни тени подобных чувств. Отчаяния — да, потому что ты говоришь самые странные слова из всех, которые я когда-либо слышал. Но отвращения нет, поверь.

— Как это возможно? Я так ужасно полна… полна желания… — Джереми даже рот приоткрыл, моментально онемев. — Это так глупо для дурнушки — вожделеть к мужчине, когда ее никто не желает. Это стыдно, так стыдно…

Девлин облизал губы, мгновенно узрев годы обиды и мучительной застенчивости, лежащие за словами Мередит. Сочувствие затопило его душу. Обняв жену еще крепче, он осыпал поцелуями ее волосы и шею. Джереми не мог целовать лица, потому что Мередит спрятала его у него на груди в очередном приступе стыдливости.

— Ты действительно думаешь, — прошептал он ей на ухо, — что происшедшее ночью оставило меня равнодушным? Знаешь ли, ты ведь не единственная испытывала вожделение… Я был пульсирующим безумным древком, подгоняемым чистейшим желанием поскорее найти свой колчан… Ты говоришь, ни один мужчина не хочет тебя? А я вот отчаянно хотел и хочу тебя. Ты сказала мне, что я не мужчина… По этому поводу готов поспорить.

Мередит сквозь слезы издала тихий смешок.

— Нет, я не утверждаю и давно знаю — ты настоящий мужчина. — Она помолчала, затем неуверенно, с трепещущей в голосе надеждой поинтересовалась:

— Ты правда хотел меня?

— Конечно! Бог ты мой, ты еще спрашиваешь! Мередит, я скажу тебе кое-что совершенно откровенно… Никогда не думал, что скажу когда-нибудь такое женщине… Прошлой ночью, когда мы занимались любовью, я достиг места, где мне вообще не приходилось бывать. Я пережил ощущения, которые просто не поддаются описанию. Мне так хотелось тебя… Я томился до тех пор, пока едва не умер от желания. Кстати, ты знаешь, когда мне впервые захотелось обладать тобой? — Она покачала головой в безмолвном недоумении. — В тот день, когда судно везло нас на «Мшистую заводь». За день до этого твой отчим купил меня на рынке. Я сидел и смотрел на тебя, мечтая о том, как затащить тебя к себе в постель…

Его слова так поразили Мередит, что она резко отстранилась, чтобы взглянуть на него.

— Серьезно? А мне казалось, ты ненавидишь меня — твои взгляды были такими свирепыми…

Он коротко рассмеялся.

— Ну, ты определенно поставила меня на место. А я-то думал, что стреляю в тебя провокационными и горячими стрелами желания.

Мередит захихикала, стирая слезы со щек.

— Возможно, они и являлись таковыми… Но я была слишком неопытна, чтобы разобраться.

Подвинувшись на кровати, она подтянула колени к подбородку и, обхватив руками ноги, погрузилась в раздумья. Джереми любовался ее обнаженным телом, хотя такая поза успешно скрывала все, что ему больше всего хотелось бы видеть. Опершись на локоть, он ждал, чем еще огорошит его Мередит. Наконец она продолжила, отведя глаза в сторону:

— Но почему? Я имею в виду, у меня такие длинные ноги и столь нескладное тело… Я совсем непривлекательна.

— Позволь мне судить об этом, хорошо? Я, как тебе известно, чуть получше разбираюсь в таких вещах. — Он провел рукой вдоль перевернутой V, которую образовывали ее ноги. — Твои ноги действительно длинные, но совсем не отталкивающие. Скорее, наоборот. Они стройные и красивые, вызывающие у мужчины желание пробежать пальцами по всей их длине вверх до тех пор, пока он не достигнет твоего сокровища… У тебя прекрасные ноги… А что касается твоего тела… Ты статная, любовь моя, а вовсе не нескладная. — Его рука прокралась между бедер, принялась ласкать, и Мередит невольно расслабилась и, вытянувшись, легла на спину. Он обхватил ладонью один холм с розовой вершиной. — Твои груди совершенны, их хочется касаться, их хочется целовать. — Девлин склонился и коснулся губами каждого соска. — О, Мередит, твое тело чудесно… Нет, если я дальше продолжу это восхваление, то мы уж точно не пойдем вниз завтракать.

Мередит дразняще улыбнулась, что совсем не походило на нее.