Вершина счастья

Хотя Мередит и считала себя отшельницей, способной занять себя самой разной работой, перспектива провести остаток жизни в одиночестве, не считая слуг, выглядела страшноватой. Ей нужна дружба, нужна любовь! Лидия права в одном — Мередит действительно более эмоциональна, чем позволяет себе казаться. Хотя сама Уитни и сомневалась, что обладает такой уж страстной натурой, как утверждает ее старшая подруга, она все-таки знала о своей способности на глубокие чувства, на любовь и ненависть, печаль и счастье. Она хотела улыбаться и смеяться, хмуриться и плакать, то есть желала дать полный выход своим чувствам, но… Ей нужны люди. Мередит хотела выйти замуж… Когда же Гален отбросит все сомнения и сделает предложение, несмотря на свое финансовое положение?

— Мисс Мерри! — голос Бетси прорезался сквозь поток ее мыслей, когда экипаж приблизился к «Мшистой заводи».

— Да, слушаю тебя.

— Небу намного лучше в последние дни… Я подумала, может, вы захотите зайти и взглянуть на него.

— Замечательная идея. Скажи Джошуа, чтобы остановил карету возле хижины.

— Слушаюсь, мэм.

Бетси высунулась в окно и передала приказание Уитни.

Они свернули на обсаженную дубами аллею, ведущую к дому, и остановились на полпути. Мередит выбралась из экипажа, служанка неотступно следовала за ней. Они прошли через лужайку к лачуге, где поселили Неба.

Уитни пригнулась, чтобы войти, и страшно удивилась, увидев африканца в полном сознании. Он подозрительно уставился на Мередит, но тут же выражение лица великана смягчилось, когда его взгляд остановился на Бетси. Куда бы ни двинулась девушка, глаза Неба следовали за ней.

Мередит проверила пульс чернокожего мужчины: он не частил, как раньше, а кожа на ощупь казалась прохладной. Совершенно очевидно, что гигант поправлялся. Теперь абсолютно ясно: он выживет, чего никак не ожидала Уитни, увидев его в первый раз.

Когда они с Бетси вернулись к карете, служанка неуверенно произнесла:

— Мисс Мерри, Неб еще слишком слаб, чтобы возвращаться на поля. Вы не могли бы найти ему место где-нибудь здесь? Как только ему станет лучше, он обязательно научится какому-либо ремеслу… Например, из него мог бы получиться хороший кузнец.

— Но у нас уже есть кузнец.

— Неб станет его помощником… Пусть учится у него. Когда Мартин состарится и не сможет выполнять столь тяжелую работу, он заменит его.

Мередит заколебалась: действительно ли она окажет услугу Бетси, оставив этого гиганта поблизости.

— Ладно, пока он не восстановит силы, мы попробуем найти для него менее тяжелое занятие, — осторожно произнесла Уитни.

В понедельник, вскоре после завтрака, Мередит переоделась в костюм для верховой езды и направилась к конюшне.

Джереми Девлин как раз заносил внутрь помещения тюк сена. Поношенные штаны исчезли, теперь на нем красовались новые бриджи и рубашка, сшитые Мейзи. Одежду она скроила из грубой ткани, — сочетание хлопка и шерсти — которую ткали у них на плантации. Совсем обычный наряд для слуг. Ни то ни другое не сидело на нем хорошо. Рубашка оказалась слишком широкой, а брюки — слишком узкими. Кстати, последние выглядели еще более смущающими взор Мередит, чем рваные штаны, ибо плотно облегали ягодицы и бедра, причем крайне нескромным образом.

Девлин, конечно, по-прежнему оставался дерзок до невозможности, несмотря на обновление костюма. Он поклонился и насмешливо произнес: — Сударыня, насколько я понимаю, мне следует поблагодарить вас за сей элегантный наряд… — Джереми дурашливо поправил воротник рубашки. — Материал, возможно, несколько грубоват, но я уверен, что это наимоднейший фасон для раба, не так ли? Как раз подходит для выгрузки навоза из стойл…

— Очень жаль, — быстро нашлась Мередит, — а ведь мне казалось, вы должны радоваться возможности иметь хотя бы какую-то одежду вместо того, чтобы ходить почти нагим, как это имело место в последние дни.

Девлин засмеялся, показывая ровные блестящие зубы.

— Бывают случаи, когда нагота оказывается вполне привлекательной.

— Я пришла заниматься… Может, приступим? — сурово оборвала она насмешника.

Джереми склонил голову, словно подчиняясь ее желанию, и зашагал обратно в конюшню. Через несколько минут он вернулся с Мерси и упряжью. Девлин повторил всю череду действий предыдущего дня: оседлал лошадь, поднял Мередит в седло, проверил ее посадку и положение рук на поводьях, а затем вывел животное во двор, все время поправляя Уитни, когда та допускала ошибки.

В том же духе проходили занятия и в последующие дни недели. Каждый день Мередит получала урок, длившийся примерно в течение часа. Девлин неизменно оставался предельно нахален, но когда обучал ее искусству верховой выездки, то становился деловит и собран и даже проявлял терпение, чем просто поражал Уитни.

Когда она научилась достаточно хорошо ездить шагом, он стал заставлять ее пускать животное рысью и галопом, по-прежнему удерживая Мерси за длинный повод. — Вы делаете поразительные успехи, — наконец сообщил Джереми. — У вас, должно быть, природные способности. Просто никто раньше не взял на себя труд отшлифовать их. Нет, все-таки признайтесь, что хоть чуть-чуть, но вам пришлось поучиться…

— Отец немного занимался со мной, — призналась Мередит, — правда, он не считался хорошим наездником. Кроме того, я была столь неуклюжа, что пришлось все забросить.

— Ну, значит, основы вам известны. Теперь нужна постоянная практика. Выезжайте каждый день. Я буду сопровождать вас на Акробате.

— Сопровождать меня?! — воскликнула Мередит. — Об этом не может быть и речи!

Джереми пожал плечами.

— Как знаете. Мне казалось, что вы так легко не отступитесь от начатого дела.

— А я и не отступаю: буду продолжать ездить верхом, но только без вас.

— А кто же станет следить за вашей осанкой? Вспомните, сколько раз мне приходилось напоминать вам ослабить поводья, выпрямиться или расслабиться… Если никто не будет исправлять ваши ошибки, то скоро вы вернетесь к тому, с чего начинали. Поскольку мне все равно нужно тренировать Акробата, совместные поездки кажутся мне вполне разумными. Скорее всего, мы станем выезжать на поляну, где я смогу скакать во весь опор. Мне ведь нужно готовить жеребца к скачкам для вашего отца.

— Отчима, — машинально поправила Мередит. Он бросил на нее любопытный взгляд, но промолчал. Наконец она выдохнула:

— Ладно… Я буду здесь в понедельник утром. Девлин помог ей спешиться, и в его глазах заплясали шаловливые искорки. — Ваша жертва в высшей степени благоразумна и благородна, — посмеиваясь, заверил он Уитни.

Уходя домой, Мередит поморщилась и подумала: «Этот человек совершенно несносен! И как только я могу выносить его присутствие в течение целого часа, да еще каждый день?»

ГЛАВА 7

Дэниэл собрал остатки соуса с тарелки кусочком хлеба, бросил его в рот и откинулся на спинку стула, громко вздохнув.

— Итак, девочка, — добродушно начал он, — я слышал, ты учишься ездить верхом…

— Да.

Мередит закончила завтрак в более элегантной манере. Ее нисколько не удивило, что отчим узнал о занятиях с Девлином. На «Мшистой заводи» не существовало почти ничего, о чем бы он не знал. С замиранием сердца она гадала, запретит ли мистер Харли брать с собой Джереми. Ему может не понравиться, что слуга будет подолгу отсутствовать в течение каждого дня, или Дэниэл побоится бегства Девлина на Акробате.

— Сегодня мы планируем начать выезжать в поле. Надеюсь, ты не возражаешь. Новый слуга сказал, что ему все равно нужно тренировать жеребца.

Отчим неожиданно улыбнулся, причем весело, почти загадочно.

— Разумеется, нет. Какие могут быть возражения? Это великолепная идея. Акробату нужна тренировка, если мы хотим, чтобы он выиграл скачки. Я так понимаю… тебе нравится этот парень? Ведь ты проводишь с ним каждый день столько времени.

— Вовсе нет, — чопорно ответила Уитни. Выражение лица отчима явно раздражало ее. Его улыбка подчеркивала темные круги под глазами, и неожиданно Мередит заметила, как устало он выглядит. Теперь, когда она подумала об этом, ей показалось, что Дэниэл находится в таком состоянии уже в течение длительного времени. Озабоченность Харли сдержала колкий ответ, уже готовый сорваться с ее губ.

— Дэниэл, с тобой все в порядке?

— Ну, конечно, — прогудел он. — А в чем дало?

— Да нет, просто… просто ты выглядишь немного усталым.

— Не обращай внимания. Сейчас пора сбора урожая, поэтому много хлопот.

Лидия вскинула голову, нахмурилась; казалось, она вот-вот заговорит. Но Чандлер сильно сжала губы и… промолчала.

— Ты должен больше отдыхать, — пожурила отчима Мередит. — Знаешь, я даже могла бы дать тебе одно лекарство…

— Нет!

Глаза Уитни вспыхнули от столь резкого тона разговора. Почему Дэниэл так упорно пытается уйти от этой темы? Его поведение насторожило ее.

— В чем дело? Если ты болен или плохо себя чувствуешь, то должен лечь в постель. Я постараюсь подобрать нужное снадобье. Только скажи, что у тебя болит.

Отчим резко поднялся.

— Ну, ладно! Хватит говорить о чепухе. Я абсолютно здоров!

Он насупился и резко вышел из комнаты.

— М-да! — воскликнула Уитни, изумленно поглядывая ему вслед, затем обернулась к Лидии. — Ты случайно не знаешь, что с ним?

— А разве ты не веришь Дэниэлу? Мередит пренебрежительно махнула рукой.

— Конечно, нет. Мужчины не терпят признаваться в собственных болезнях. По крайней мере, те, кого я хорошо знаю. Но я уверена: его что-то беспокоит. Даже когда мы ездили в Чарлстон, он выглядел бледным и изможденным.

В глазах Лидии блеснули слезинки, и она опустила голову, чтобы скрыть их.

— Не знаю. Может, он просто стареет? Мередит недоуменно взглянула на собеседницу.

— Нет, Лидия, я не согласна с таким предположением. Вдруг с ним что-то более серьезное. — В животе все сжалось от этой мысли; в сознании промелькнуло: «Дэниэл болен? Нет! Не может быть! Это же нелепо. Кроме того, он еще не так стар…

— Нет-нет, — успокаивающе пробормотала Чандлер. — Он бы обязательно сказал нам.

— Да, конечно, — с готовностью согласилась Уитни, с облегчением отметая все тревожные думы. — Наверняка Дэниэл обратился бы ко мне за помощью, будь все так плохо. Скорее всего, у него расстройство желудка или нечто подобное, о нем не хочется говорить вслух. — Она торопливо поднялась из-за стола. — Прости, я должна позаботиться об одном из больных рабов.

Мередит вышла в холл, где ее терпеливо ждала Бетси, нагруженная медицинской сумкой. Они прошли через лужайку к маленькой хижине, в которой жила Эм, портниха. Уже несколько дней женщина жаловалась на боли в животе. Вначале она «угостила» ее смесью коры иерусалимско дуба и меда, что прекрасно помогало от глистов. Когда же это не помогло, Мередит прибегла к винной настойке змеиного корня, но и она не сняла боли.

Однако этим утром Эм, кажется, стало намного лучше, и она даже улыбнулась Уитни, когда та вошла в лачугу.

«Это лишь доказывает, — с кислой улыбкой подумала Мередит, — иногда мои пациенты поправляются, несмотря на врачебные ухищрения. К несчастью, этого нельзя было сказать о другом больном, которого она видела сегодня утром. Маленький Джим, называемый так, чтобы не путать мальчика с его дядей, Большим Джимом, увядал от чахотки. Уитни кормила его черепашьим мясом, поила противоастматическими каплями из аптеки, но ничего не помогало. С каждым днем он становился слабее и слабее. Когда Мередит вошла в хижину, он сразу же с веселым видом начал с жаром рассказывать о своем прекрасном самочувствии, но сокрушительный приступ кашля прервал бодрый поток слов. Она, конечно, согласилась, что мальчик выглядит лучше, но внешняя сторона дела не подняла ее настроение. Уитни я раньше видела здоровый румянец на чахоточных щеках; обычно он сигнализировал об ухудшении состояния организма.

Мередит с облегчением ушла из душной лачуги, подальше от обманчивого оптимизма умирающего мальчика. Она поспешила через лужайку к кухне, где собрались дети рабов. Организовав и отправив их собирать лавровые ягоды, Уитни почувствовала какое-то душевное облегчение.

Вскоре после полудня Мередит появилась на конюшне. Джереми тут же натянул жесткие ботфорты и оседлал лошадей, а затем помог Уитни сесть в седло. К этому жесту мужской вежливости она уже начала привыкать и не могла оставаться равнодушной.

Девлин вскочил на горячего скакуна, и они тронулись по подъездной аллее. Время от времени Уитни поглядывала на своего спутника, восхищаясь, с какой легкостью он управляет лошадью. Со стороны казалось, это не составляет для него никакого труда.

— Где вы научились верховой езде? — поинтересовалась Мередит.

Он резко повернулся, бросив ошеломленный взгляд на нее.

— Какая учтивость!

Губы Уитни сжались от напряжения.

— Я вполне способна на нее, чего, по-видимому, нельзя сказать о вас.

Джереми усмехнулся.

— Если вы можете, то обещаю, что смогу и я. Заключим перемирие? Трудновато ездить вместе, перебрасываясь одними колкостями. Куда приятнее проводить время в дружеских беседах.

Мередит пожала плечами.

— Я никогда не ищу повода для ссоры.

Его ироническая улыбка отражала сильнейшее сомнение в ее словах, но он этого не сказал.

— Отвечая на ваш вопрос, хотелось бы… Впрочем… Я научился сему искусству у моего отца, который считался одним из лучших наездников Англии.

— В самом деле?

— Да. Почтенный Джереми Уэксхэм, признанный знаток лошадей и женщин, слишком любивший и тех и других. Единственное, что нравилось ему больше, так это бренди.

Мередит поразилась услышанному.

— Почтенный… Ваш отец принадлежал к знати?! Девлин ухмыльнулся.

— Не слишком-то вежливо так изумляться подобному открытию.

— Но вы… Вы же наемный работник! Зачем джентльмену…

— А, вот в этом-то все и дело. Как я уже уверял вашего отчима, меня нельзя считать истинным джентльменом. Сударыня, я ублюдок, что, без сомнения, вы давно смогли узнать. Однако ублюдок не только по характеру, но и по закону.

— О-о-о…

Мередит покраснела до корней волос и отвернулась, силясь изобразить холодное безразличие.

— Скажите, это хуже, чем предполагаемое вами, или лучше?

— Я… Я не… знаю. Это не объясняет причин, по которым вы здесь. Если отец любил вас в той мере, чтобы научить ездить верхом, значит, он, должно быть, признавал вас своим… сыном?

— Да, так оно и было. Он очень любил мою мать. Почему? Для этого нужно просто увидеть ее… Восхитительная, веселая, рыжеволосая ирландка, которая своим кокетливым очарованием могла вытянуть деньги из любого мужчины… Бриджит Девлин. Упокой, Господи, ее душу.

— Она умерла? — В душе Уитни шевельнулось сочувствие.

— Да, как многие из тех леди, которые торгуют своими телами, — одинокая, седеющая и стареющая, проклиная мужчин, которые довели ее до такого состояния, и меня вместе с ними, в компании своего единственного друга — бутылки виски.

— Мне… О… Я сожалею. Джереми покачал головой.

— Тут не о чем сожалеть. Такой конец ожидает всех тех, кто живет, цепляясь за краешек высшего света, кто ни рыба ни мясо. Благороднейшая кровь Англии течет в моих жилах, но меня не принимали в лучших светских салонах…

— Разве ваш отец не обеспечил вас?

— О, да. Я носил изысканнейшую одежду и посещал лучшие школы… был жемчужиной его сердца, впрочем, как и моя мать. Но он состоял в браке с «сухой палкой», которая родила ему двоих сыновей, таких же нудных и бесчувственных, очень похожих на нее. Они наследовали фамильное имя и получили все деньги, оставленные моим отцом. А я… Ну, я говорю, словно джентльмен, мои манеры, когда мне этого хочется, безупречны. Умею танцевать и идеально ухаживать за дамами… Короче говоря, я по всем внешним признакам джентльмен. Мною получено достаточно хорошее образование, чтобы стать прекрасным секретарем. Вполне возможно, я мог бы составить партию с дочкой торговца, захотевшего немного добавить благородной крови к своему толстому кошельку… Или вести приличную и трудолюбивую жизнь на содержании, которое давал мой дядя. Кстати, дядя, лорд Уэксхэм — глава семьи… Но я предпочитал существовать не по средствам и положению: скакал на лучших лошадях, заводил красивейших любовниц, играл и проигрывал… Иногда, при солидном выигрыше, одевался по последней моде. Словом, мне удавалось растранжиривать свои деньги в первые же дни каждого месяца, а потом приходилось изворачиваться, впутываясь в кое-какие э… сомнительные делишки. Например, за определенную сумму я проводил богатых фигляров через скрытые опасности высшего общества; учил колонистов говорить, как истинных англичан, и помогал англичанам бежать в колонии. В результате всего этого я стал позором для своего дяди, чего он, конечно, вынести не мог. В конце концов, меня уличили в связи с известным разбойником. Сие обещало перерасти в грандиознейший скандал. Поэтому милорд приказал стукнуть меня по голове, а когда я очнулся, то уже направлялся в колонию в качестве наемного слуги.

Мередит ошеломленно уставилась на него.

— Значит, вы не…

— Нет, сие занятие — не по моему выбору. При всем удовольствии от знакомства с вами, сударыня, не могу сказать, что чистка конюшни мне по вкусу. Ну, а моей одежде недостает некоторой элегантности, не так ли?

Она даже не знала, что и сказать. Поразительно, нет, просто немыслимо! Такой человек должен работать в конюшне! Хорошо образованный, незаконнорожденный сын благородного семейства, во всех отношениях подготовленный к жизни джентльмена, теперь унижен до положения чуть ли не раба! Это казалось совершенно несправедливым. Тем более, Девлин не подписывал контракт по доброй воле и не совершал никакого преступления. Его отправили сюда силой. Он не должен находиться здесь. И тем не менее он является наемным работником, а Дэниэл заплатил за его голову немалую сумму. Какое бы несчастье ни постигло Джереми, ее отчим не виноват в несправедливости. Нельзя ждать, что он станет расплачиваться за это и освободит Девлина от контракта, заключенного по воле его дядюшки.

Мередит украдкой взглянула на Девлина. Она ломала голову, стоит ли об этом рассказывать отчиму. Возможно, он захочет освободить Джереми. Но ее смущало одно обстоятельство: насколько правдив рассказ этого человека, который мог просто-напросто оказаться чудовищным лжецом, надеющимся завоевать сочувствие почти хозяйки всего имения. Джереми поймал взгляд Уитни и усмехнулся. — Не можете решить, верить мне или нет? Вы мудрая девушка. Только на сей раз я говорил истинную правду.

— Вы сказали об этом так, словно говорить без лжи — отклонение от нормы.

Девлин пожал плечами.

— Я никогда не считался образцом для подражания. — Ослепительная улыбка снова вспыхнула на его лице. — За исключением, разумеется, примера того, чего не следует делать.

«Сын явно унаследовал материнское очарование, — решила Мередит. — Кривоватая улыбка, пляшущие глаза, приглашающие разделить хорошее настроение, просто пленительны… Его место в гостиной, а не в конюшне. Как человек такого воспитания выносит нынешнюю жизнь?»

Уитни попыталась представить себе, как бы она сама реагировала, окажись оторванной от своей привычной жизни, брошенной на судно, пересекающее океан, чтобы в течение семи лет выполнять тяжелую нудную работу. Наконец-то Мередит поняла, что у Девлина на уме.

— Вы собираетесь бежать, ведь так? Глаза Джереми сузились.

— Почему вы так говорите?

— Это очевидно. Вы не сможете долго прожить у нас в качестве слуги.

— Гм… Сей материал, — признался он, указывая на рубашку, — в самом деле царапает мне кожу. Если мне придется провести в такой одежке все семь лет, моя благородная плоть будет растерта в кровь. Пожалуй, мне следует подумать над вашим предложением.

— Но это не является таковым.

— Ваш отец просил меня немного повременить. У него в отношении меня «великие планы».

— Что-что? — насторожилась Мередит. — Честно говоря, даже сам не знаю… Ведь это планы мистера Харли, а не мои. Однако, как он подчеркивал, не будучи знакомым с местностью, я, скорее всего, очень скоро окажусь в кандалах. А мне что-то не хочется подставлять спину вашему очаровательному надсмотрщику.

Уитни промолчала. Конечно, ему лучше подождать, но рано или поздно Джереми все равно убежит. Самое логичное — ускакать на Акробате, когда они вот так однажды выедут на прогулку. Интересно, покинет ли он плантацию просто так, зная, что она вернется в дом и поднимет тревогу, или ударит по голове и привяжет к дереву, чтобы ничего подобного не случилось? В конце концов, Уитни решила, что ездить с Девлином не вполне безопасно. Но не сейчас. По крайней мере, еще некоторое время она может находиться рядом с ним без всякого риска. Мередит даже не стала углубляться в причины, по которым хотела продолжать эти прогулки верхом.

После этого столь откровенного разговора они выезжали за пределы усадьба почти каждый день, и Уитни возвращалась с прогулок румяная и смеющаяся. Дэниэл, видя ее счастливое лицо, улыбался про себя.

Во время этих «выходов на природу» Мередит и Джереми почти постоянно беседовали. Он старался исправлять ее ошибки в области искусства верховой езды и потчевал историями о своей прежней жизни в Лондоне, пересказывая последние сплетни о признанных светских красавицах и открывая тайные пороки знати. Уитни, в свою очередь, рассказывала о колонии, в которой он теперь жил, объясняла, как выращивается рис и индиго. Он глубокомысленно кивал, иногда задавал вопросы, а порой позволял говорить, не прерываясь.

— Вы слушаете меня? — подозрительно поинтересовалась Мередит во время одной такой затянувшейся паузы.

Он улыбнулся.

— Конечно. Вы рассказывали о том, как собирать листья индиго, чтобы не повредить фиолетовый налет на них. После этого они кипятятся в больших чанах, затем вынимаются, а оставшаяся жидкость выпаривается до образования порошка. Вот вам и синяя краска…

— Иногда ваши глаза выглядят такими отчужденными, что мне начинает казаться, вы не слушаете и витаете где-то в облаках.

— Нет, нет… В такие мгновения я просто думаю о вас.

— Обо мне? — Она удивленно уставилась на него.

— Да. Это так странно?

— Но… почему?

— Вы любите своего кузена? Слуги болтают, вы выходите за него.

— Сие вас не касается, — высокомерно отрезала Уитни.

— О, прошу прощения, мы снова становимся неприступной госпожой?

Она гневно взглянула на Девлина.

— Ничего подобного. Вы стараетесь исказить все, о чем бы я ни говорила. Но вот кого я действительно люблю — не касается никого, кроме меня самой.

— И возможно, мужчины? Уитни не соизволила ответить.

Они остановились на широком лугу, и Джереми первым спрыгнул на землю, чтобы помочь спешиться Мередит. Это было место их обычной стоянки во время выездов из дому. Здесь Девлин мог гарцевать на Акробате, опробуя скакуна на различных скоростях, а Уитни садилась на ствол поваленного дерева и наблюдала за ним. С каждым днем лошадь и всадник все больше сливались друг с другом, напоминая единое существо типа мифического кентавра. Мередит начала подозревать, что Джереми сможет действительно выиграть приз на скачках — если, конечно, его допустят к участию в них.

Сегодня, после того, как Девлин поставил ее на землю, а его руки отпустили ее талию, он не шелохнулся. Уитни вопросительно подняла голову. От выражения, которое она заметила в глазах своего спутника, у нее едва не перехватило дыхание. Мередит точно не знала, что сие значит, но ее словно жаром опалило. Джереми взял руку Уитни.

— Надеюсь, вы не любите своего кузена.

Его голос звучал низко и хрипло, а от тона прозвучавшей фразы у нее по спине побежали мурашки. Мередит знала: ей нужно отдернуть руку. В конце концов, какого бы благородного происхождения ни был отец Девлина, он все еще слуга. Негоже девушке ее положения держаться за руки с конюхом. Однако пальцы отвергли послание мозга и остались, подрагивая, в огромной мужской ладони. Джереми медленно снял с ее длинной изящной длани перчатку и обнажил ладонь. Его кожа при соприкосновении оказалась горячей и твердой от многочисленных мозолей. Уитни засомневалась, что эти аристократические руки держали когда-либо — до «Мшистой заводи» — раньше поводья без замшевых перчаток или махали лопатой. Когда-то они явно выглядели идеально гладкими. Он поднес ее ладонь ко рту и приложился к ней губами, словно приветствуя. Резкий контраст между загрубевшей кожей его рук и бархатистостью губ вызвал в Мередит долгий и глубокий трепет. — Джереми! Что вы делаете? Прекратите сейчас же.

Он усмехнулся.

— Вашему голосу недостает убежденности.

— Вы застали меня врасплох — вот и все. Его бровь недоверчиво изогнулась. Девлин уронил перчатку на землю и обхватил лицо Уитни обеими руками, удерживая ее голову приподнятой и заставляя посмотреть на него. Долгое мгновение Джереми глядел в ее зеленовато-карие глаза, а потом его лицо помрачнело, голова опустилась… Мередит закрыла глаза и попыталась вырваться, но он крепко держал ее. Губы Девлина нежно прижались к устам Уитни, медленно пробуя их на вкус, словно впереди у них — целая вечность.

Мередит силилась оставаться холодной, но не смогла. Напротив, она поймала себя на мысли, что наконец-то испытала настоящий мужской поцелуй. Это неплохо. Совсем неплохо. Только странно быть так близко к Девлину, чувствовать жар, исходящий от его кожи. Потом характер поцелуя изменился, но это тоже не показалось неприятным. Его рот требовательно прижался к ее устам, и губы Уитни раскрылись, хотя она даже не понимала, зачем. Его язык прокрался к ней в рот. Это удивило Мередит, и она застыла, пораженная новыми ощущениями. Все выглядело как-то странно, пугающе и… волнующе. Какой горячий у него рот, какой влажный и требовательный? Руки Джереми скользнули вниз по ее плечам и обхватили в кольцо, прижимая к своему мускулистому телу. Она обрадовалась, что на ней плотный жакет, иначе бы Девлин непременно почувствовал, как затвердели ее соски. Его блуждающий язык начал выстреливать горячие искры, которые прожигали насквозь все тело Уитни; в низу живота что-то таяло, словно воск. Она обмякла в его объятиях и схватилась за мужскую рубашку, чтобы не упасть на землю.

Когда Девлин, в конце концов, отпустил Мередит, она с трудом открыла сияющие глаза. Ее губы были влажными и полураскрытыми. Сердце колотилось в груди, кровь бурлящим потоком бежала по венам. Уитни не знала, что делать или сказать в данный момент.

Джереми молча отступил от нее, слегка покраснев. Его пальцы сжались в кулаки.

— Проклятие! — голос звучал хрипло и неровно. — Я обещал себе только один поцелуй… Вы же делаете это невозможным.

Девлин резко развернулся и вскочил на Акробата, который нервно заплясал от его внезапного и нетерпеливого движения. Лошадь и всадник рванулись вперед, пересекая луг.

Мередит опустилась на ствол упавшего дерева, радуясь его существованию, потому что ноги отказывались держать обессилевшее тело. Никто раньше не целовал ее, даже Гален. Она и понятия не имела, каково оно, сие ощущение, не знала, что все в ней будет трепетать, а губы томиться по еще одному поцелую. Уитни поднесла пальцы к устам, словно его прикосновение изменило их. Почему Девлин так поступил? Неужели он действительно хотел поцеловать ее? Неужели ему было приятно? Но почему? Она же неуклюжая дурнушка, а Джереми, должно быть, знавал в Лондоне красивейших женщин, лучших куртизанок, прекраснейших благородных дам… И все-таки он поцеловал ее и утверждал, что не мог остановиться. Неужели это правда?

Ошеломленная, Уитни сидела до тех пор, пока Девлин не подъехал к ней на взмокшей от интенсивной нагрузки лошади. К этому времени она уже обрела некоторое внешнее спокойствие. Мередит подняла перчатку с земли и надела на руку.

Джереми ничего не говорил о поцелуе, она тоже решила промолчать. Он спешился и помог сесть на Мерси, затем снова вскочил в седло, и они поехали обратно, к дому.

По дороге возник сам собой обычный разговор. Девлин поинтересовался, как дробится рис, а Мередит, радуясь безопасной теме, подробно объяснила ход этого процесса. Когда они добрались до конюшни, он вежливо помог ей спуститься на землю.

— Завтра? — спросил Джереми, и хотя слова оказались обычными, в его глазах плескался океан обещаний чего-то неизведанного.

— Да.

Она опустила голову и заторопилась к крыльцу. Поднявшись по ступенькам, Уитни остановилась и оглянулась: Девлин шел к конюшне, ведя в поводу обеих лошадей.

День клонился к вечеру, и низкое солнце играло на его светлых волосах, делая их бледными, почти белыми. Грубая, плохо сидящая одежда смотрелась на нем неуместно, равно как и тяжелые сапоги. Такой наездник, как он, должен носить лучшие ботфорты, чтобы они ровно облегали ноги, позволяя чувствовать лошадь и стремя.

Внезапно Мередит словно осенило: «Господи! На чердаке же полно одежды! Мама в свое время сложила там все отцовские вещи после его смерти. Они, конечно, уже вышли из моды, но, по крайней мере, пошиты из более мягкой ткани, да и скроены по фигуре. Хотя отец и не был таким крупным, как Джереми, он обладал хорошим ростом, а бриджи всегда носил немного свободные… Она взглянула на часы. Еще только пять. До ужина еще далеко. Уитни подобрала юбки и поднялась по лестнице, по дороге повстречав Лидию. Она лучезарно улыбнулась женщине.

— Я искала тебя, — заговорила миссис Чандлер.

— Надеюсь, ничего срочного? Я собиралась на чердак, чтобы покопаться в старой одежде.

Это показалось Лидии странным занятием, но она ничего не сказала.

— Нет, просто мне одиноко, и я подумала, что мы могли бы немного поболтать. Что ж, перенесем сие на другое время.

— Ты уверена?

— Конечно.

Лидия пошла вниз, а Уитни поспешила к крутой узкой лестнице, ведущей на чердак. Миссис Чандлер, по правде сказать, испытывала не столько одиночество, сколько искушение. Она бездельничала в гостиной наверху, изнывая от скуки, глядела в окно и заметила, как Мередит и Девлин въехали во двор. Он смеялся над какой-то остротой Уитни, и его губы приоткрывали белые ровные зубы, а золотые волосы развевались по ветру, искрясь на солнце. Спазм первобытного желания, словно острое копье, пронзил низ живота Лидии. Она любила Дэниэла и оставалась верна ему с момента их встречи, но этот мужчина, вернее, его образ, тревожил и преследовал ее уже в течение долгого времени. Девлин снился ей по ночам, и она пробуждалась, опустошенная, все еще ощущая себя в сильных объятиях Джереми. Лидия терзалась муками совести: она не могла изменить Дэниэлу. Кроме того, миссис Чандлер надеялась, что Мередит увлечется этим человеком. И все-таки… Она бы предала обоих любимых ею людей, лишь бы удовлетворить свое страстное желание.