По ту сторону добра (Справедливость - мое ремесло - 5)

      Джейн не хотела отвечать на этот вопрос и отвернулась к стене. Дмитрий Иванович заметил, как шевельнулся Рябошапка. "Сейчас поднимется, с опаской подумал он, - и скажет, что разговор пора заканчивать".
      - Джейн, - произнес Коваль как можно теплее, - Джейн, так не годится... Если будете молчать, всем навредите: и себе, и матери, и лейтенанту.
      Она повернулась, раскинула руки.
      - Мне душно.
      Солнце поднялось уже высоко, прострелив лучами кроны деревьев, которые окружали корпус больницы, оно заливало светом палату. Подполковник толкнул раму окна - в помещение ворвались теплые запахи травы, листьев и отцветшей уже липы.
      Рябошапка встал, Коваль взглянул на него: не нарушил ли он каких-нибудь врачебных правил?
      - Мерси бьен! - поблагодарила тем временем Джейн по-французски подполковника.
      - Ну, как наши дела? - спросил завотделением, приблизившись к Джейн. - Все хорошо?
      Она ничего не ответила.
      Подполковнику показалось, что врач сейчас начнет расспрашивать Джейн о ее состоянии, потом захочет осмотреть, и тогда ему, Ковалю, придется ретироваться.
      - Ей необходимо спокойствие. Она устала, - сказал Рябошапка.
      - Иван Архипович! - в голосе Коваля было что-то такое, что заставило завотделением отступить.
      - Ну, хорошо, хорошо, Дмитрий Иванович. Еще пять минут. - Врач снова отошел в противоположный угол палаты к своему табурету.
      - А что вы пили или ели с лейтенантом? - повернулся к Джейн Коваль.
      - Абсолютно ничего.
      - Даже водой не угостил?
      Джейн покачала головой.
      - Надо же, - с легкой иронией произнес подполковник, довольный ответом Джейн. - Итак, ничего не ели и не пили в тот вечер?
      - Да.
      - Ну, а что все-таки между вами произошло, - Коваль говорил тихо, стараясь, чтобы не расслышал Рябошапка, - вчера в лесу? Он, правда, напал на вас?
      - Я не хочу об этом вспоминать! - сердито произнесла Джейн.
      - Но вы, наверное, не захотите, чтобы осудили невиновного человека. У меня появилось сомнение: все ли было так, как вы рассказали. Даже есть доказательства...
      Джейн тихо заплакала. Коваль заметил, как снова шевельнулся в своем углу Рябошапка, но не прекратил беседы.
      - Вы знаете, что за ложный донос у нас судят? Вчера я об этом предупреждал. В нашем уголовном кодексе есть специальная статья. Человек за ложный донос наказывается заключением сроком до пяти лет. Кажется, и ваш английский суд очень строго относится к лжесвидетельству...
      Джейн побледнела и закрыла глаза.
      - Ну, ну, успокойтесь, - мягко сказал подполковник. - Еще все поправимо. Достаточно вам рассказать правду.
      Джейн перестала плакать.
      - Я не совсем верно говорила... - наконец произнесла она. - Возможно, я сама виновата... Нет, нет, - быстро добавила, заметив, что Коваль что-то хочет сказать. - Виктор действительно не нападал на меня. Ваш лейтенант настоящий джентльмен и совсем не похож на полицейского... И вообще между нами ничего не было... Просто я... я... я...
      Ковалю до боли захотелось выкрикнуть в лицо Джейн: "Какого же черта вы тогда наговорили на человека?!" Он покраснел, сдерживая гнев. Прошло несколько секунд, и Коваль уже обычным, ровным голосом спросил:
      - Кому кроме меня жаловались на лейтенанта?
      - Никому.
      - А ваша мама?
      - Тоже.
      Подполковник облегченно вздохнул.
      - А теперь расскажите, как вы попали в город в тот вечер.
      - Меня привезла женщина-железнодорожница.
      - Но вы же собирались ехать одна, электричкой.
      Джейн молчала. На ее лице появились и страх, и злость и раскаяние.
      Коваль не торопил.
      - Я не села в электричку, - наконец сквозь зубы процедила Джейн.
      - Кого вы встретили, когда лейтенант Струць уехал автобусом?
      Подполковник говорил так уверенно, словно сам стоял тогда рядом на платформе. Глаза Джейн округлились. Да, этот полицейский - колдун, он может остановить время и прокрутить события назад...
      ...Рыжий Фрэнк словно из воздуха возник перед ней.
      "Хелло, Дже-е! - закричал он, стремительно выпрыгнув из вагона электрички. - Как ты здесь оказалась?! Я тебя из окна увидел. В Киев? Сели!.. Быстрее!" Фрэнк схватил ее за руку.
      Она начала упираться.
      "Что с тобой, ты злая?.."
      "На весь мир!"
      "Как всегда, наверное, - присвистнул Фрэнк, и голубые глаза его заблестели. - Это мне нравится. Лучшего мир не заслуживает, и я не люблю добрячек. Настоящая женщина - это огонь и лед в одном горшке". Он спокойно посмотрел, как закрываются двери электрички.
      "А где Эмма, Дан и все другие?" - спросила она, лишь бы не молчать.
      "Мы вчера возвратились из Москвы, нам пообещали здесь редкие сувениры. А утром - самолетом домой. - Фрэнк не ответил на ее вопрос. - Я не напрасно ездил, - он открыл "дипломат" и показал маленькую, почерневшую от времени иконку. - Восемнадцатое столетие! Здешние варвары забросили ее на чердак... Но, вижу, ты действительно не в настроении. Давай, Дже, прогуляемся среди природы..."
      "Ах, - вздохнула она, - я уже нагулялась".
      В конце концов Фрэнк все-таки потянул ее в тот самый лесок, откуда она только что пришла...
      - Он вас ничем не угощал? - спросил колдун-подполковник, и Джейн вздрогнула. - Тот, которого вы встретили, - уточнил свой вопрос Коваль, чтобы она не сомневалась, о ком идет речь.
      Джейн покачала головой.
      - Как его зовут?
      - Фрэнк... - покорно ответила Джейн. Она не в силах была противостоять натиску подполковника, закрыла глаза. - Фрэнк... рыжий бродяга... - произнесла словно в забытьи.
      - Он турист? Ваш земляк? Как его фамилия?
      - Он уже дома, в Англии. Мне нехорошо... Оставьте меня, наконец... процедила Джейн со злостью.
      - Дорогой Дмитрий Иванович, так нельзя! Я ведь предупреждал, сердито произнес Рябошапка. Он позвал сестру и попросил Коваля покинуть палату.
      - Сколько она еще пробудет у вас? - поинтересовался подполковник.
      - Дня два или три.
      Подполковник и Рябошапка встретили Тищенко возле входа в корпус.
      Взглянув на Коваля, следователь понял, что его опередили. Он насупился и не нашелся сразу что сказать.
      Наблюдая за Степаном Андреевичем, подполковник не торжествовал. Тищенко он не считал достойным противником. Еще когда вел с ним дело художника Сосновского, понял, что он в органах юстиции человек случайный. Его удивляло, как могло случиться, что молодой следователь перенял не новое, лучшее, чем жила даже такая строгая крепость закона, как прокуратура, а все старое, консервативное, узкопрофессиональное, что отходило в область предания.
      Заведующий отделением переступал с ноги на ногу, брови его сурово сдвинулись к переносице.
      - Я беседовал с Джейн Томсон, Степан Андреевич, - доложил подполковник. - К сожалению, это ничего не дало. Ни малейшего лучика. Она, правда, еще очень слаба... Верно, доктор?
      Рябошапка, обрадовавшись, что Коваль вывел неожиданную встречу из тупика, поспешно подтвердил:
      - Да, да, товарищ следователь, очень слаба... Но через пару дней станет на ноги.
      - Я тоже хотел бы ее видеть... Кто знает... возможно, мне повезет больше.
      - Хорошо, Степан Андреевич, - согласился заведующий отделением. Только придется чуточку подождать, - виновато добавил он, - у нее сейчас процедуры.
      - Теперь уже не имеет значения - часом раньше, часом позже, пробурчал Тищенко, и Коваль понял, что значит это "теперь".
      - Разрешите откланяться, - Рябошапка обратился одновременно к обоим уважаемым посетителям. - Должен идти к больным.
      - Конечно, конечно, - ответил Тищенко. - Заеду часа через два... Вас подвезти, Дмитрий Иванович? - любезно предложил Ковалю.
      - Спасибо, - ответил подполковник. - Я - в министерство, здесь напрямик близко.
      Они разошлись в разные стороны: следователь - к своей машине, а Коваль зашагал тропинкой, ведущей к улице Богомольца. Опасность, нависшая было над Струцем, оказалась иллюзорной. Теперь подполковника больше всего тревожило: кто станет следующей жертвой маньяка отравителя, как его найти, схватить за руку...
      Он должен был действовать немедленно, чтобы предупредить новую трагедию. Но что именно нужно предпринять, как действовать, еще не знал.
      О своих опасениях он решил пока не докладывать начальству - его давно считают фантазером, хотя почти всегда оказывалось, что его фантазии имеют под собой реальную почву. Вышел из сада и направился в конец улицы, где находилось здание министерства.
      2
      В течение последней недели Ковалю было совсем не до кино или театра. Да разве только в течение этой недели? Стыдно признаться, но ни в кино, ни в театре они с Руженою не были уже несколько месяцев. Вздыхая каждый раз, когда дело касалось развлечений, Коваль покаянно думал: да, усложнил он жизнь бедняжке Ружене. Что у нее теперь в жизни: служба и две квартиры только успевай поворачиваться! Если будет так продолжаться и дальше пусть лучше отправляется в экспедицию. Но эти покаянные мысли быстро вытеснялись служебными хлопотами, и все шло по-старому.
      Сейчас на его плечи кроме неоконченного дела Залищука свалились и новые заботы - в городе появился насильник и убийца.
      И вот именно в это тяжелое для Дмитрия Ивановича время Ружена взяла билеты в кино. Она надеялась, что музыкальный фильм немного развеет мужа, даст отдых его нервам. Уже несколько дней подряд он возвращается домой поздно ночью, мрачный, и ничто его не радует. Ружена понимала, что причиной такого настроения могли быть только служебные неурядицы. И хотя Дмитрий Иванович не любил распространяться дома о делах, в общих чертах Ружена знала их, знала и то, что милиция никак не может раскрыть убийство на Русановских дачах. А два дня тому назад муж предупредил ее, что в городе появился насильник-маньяк.
      Уголовный розыск города не мог его поймать, несмотря на решительные меры. Проводили ночные рейды, переодевали женщин - офицеров милиции в гражданскую одежду, и они блуждали по самым глухим окраинам, вызывая огонь на себя. Однако он каждую ночь появлялся там, где его не ждали, и оставался неуловимым. Ковалю пришлось одновременно с русановским делом заняться и этим преступником...
      Дмитрий Иванович поморщился, слушая по телефону Ружену. Но когда на противоположном конце линии воцарилось молчание, он представил себе большие, темные, как спелые вишни, глаза жены и словно увидел, сколько чувств светится в глубине их: и надежда, и тревога, и любовь; морщинки на его лице разгладились. Он подумал: картина идет в кинотеатре повторного фильма "Днепр", который находится в центре города, билеты на последний сеанс - успеет еще поприсутствовать на оперативке в горотделе и после разъезда ночных патрулей и оперативных групп сможет отлучиться на полтора-два часа.
      - Хорошо, Ружена, - тихо произнес в трубку. - Встретимся возле входа.
      Услышал какой-то короткий плотный звук, и ему показалось, что жена в ответ поцеловала воздух у самой трубки. Хотя на душе потеплело от этой мысли, Дмитрий Иванович нахмурился: никак не мог привыкнуть к такому экзальтированному проявлению чувств.
      ...Полтора часа, которые провели в кинотеатре, не принесли радости ни ему, ни Ружене. Фильм был лирический, овеянный теплым, чуть минорным юмором, - смотрели уже виденную ранее ленту "Мимино". Дмитрий Иванович сидел мрачный, сопел, вздыхал, ворочался в кресле. Ружена чувствовала малейшее его движение и ругала себя, что оторвала мужа от дел, которыми он и здесь терзается. Где-то в середине картины, когда подполковник особенно громко вздохнул, так, что зрители из переднего ряда оглянулись, она предложила уйти. Однако Дмитрий Иванович нашел в темноте ее руку, погладил и решительно прошептал:
      - Ни в коем случае! Досмотрим.
      Сидевшие впереди зрители снова оглянулись.
      - Нас сейчас выведут как хулиганов, - растроганная нежностью мужа, улыбнулась в темноте Ружена. - Сиди тихонько.
      Сжатые со всех сторон людьми, они вышли из кинотеатра. После душного помещения ночной воздух парка показался особенно свежим и душистым. Кинотеатр стоял на крутом днепровском берегу - от реки веял ласковый ветерок. Ружена и Коваль медленно шли вдоль невысокой ограды. Внизу гирляндой огоньков обозначился пешеходный мост на Труханов остров. Слабо освещенный этими огоньками, он ажурно висел в воздухе. Над полосой черной воды дрожали звезды, казавшиеся отсюда очень близкими.
      - Прости, Руженка, - сказал Дмитрий Иванович. - Я не могу далеко тебя проводить. Посажу в троллейбус, а дальше сама доберешься. Надеюсь, ты не будешь бояться?
      Ружена сникла. Она была готова к тому, что муж оставит ее сразу после сеанса, но ей так хотелось хоть немного побыть еще с ним. На ее долю теперь редко выпадали минуты, когда они оставались вдвоем. Наигранно бодро ответила:
      - Бояться?! Ты забываешь, Дима, что я геолог. Пока, правда, мне не приходилось встречаться с медведем, но в глухой тайге я отмерила своими ногами не один десяток километров. К тому же у меня спортивный разряд. Ты забыл об этом?
      - По плаванию, - улыбнулся Коваль. - Ну, ладно. Идем побыстрее.
      Парк пустел. Толпа из кинотеатра потянулась к главной аллее, где был спуск на городскую площадь, и вскоре рассеялась, растворилась в темноте, шум голосов слился со слабым гулом отходящего ко сну города.
      По склонам холмов бежали узкие извилистые аллейки к Днепру. Они тонули в темноте; только проходя мимо, можно было заметить среди кустов зияющую черноту прохода.
      Вдруг Коваль остановился. Впереди в черном провале боковой аллейки обозначился чей-то высокий силуэт. Далекий фонарь вырисовывал фигуру худощавого молодого человека. Подполковник наметанным глазом определил, что на мужчине курточка спортивного покроя. Что-то в поведении одинокого гуляки насторожило его. Ориентировку на преступника он хорошо помнил: высокий, худощавый, ходит, несмотря на теплую погоду, в спортивной куртке, слегка сутулится.
      Человек в курточке стал оглядываться. Коваль увлек Ружену за толстое дерево, и незнакомец не заметил их. Он вышел на главную аллею и медленно двинулся по ней.
      - Ты чего? - спросила Ружена.
      - Кажется, он, - тихо произнес Коваль.
      Ружена сразу все поняла.
      Человек в курточке приближался к ним.
      - Ты оставайся здесь, а я пройдусь за ним. Если через несколько минут не вернусь, иди вниз к площади и езжай домой.
      - Нет, - произнесла Ружена и схватила мужа за руку.
      - Если он попробует напасть на какую-нибудь женщину, я его возьму на месте преступления.
      - Нет, - твердо повторила Ружена, - ты оставайся, а я выйду вперед.
      Вся эта перепалка заняла несколько секунд, и не успел Коваль возразить, как жена вышла из-за дерева и неторопливо, будто прогуливаясь, пошла впереди мужчины в курточке. Пройдя немного, Ружена свернула в боковую аллейку.
      Заметив стройную женщину, прогуливающуюся в одиночестве, незнакомец ускорил шаги - он быстро догонял Ружену. Оглянувшись и никого не увидев, нырнул следом за ней в боковую аллейку.
      Дмитрий Иванович тихо пробирался среди кустов. Двигаясь параллельно аллейке, на которой еле угадывался силуэт жены, он готов был в любой момент броситься ей на помощь.
      Мужчина в курточке догнал Ружену - она не оглядывалась, словно ее не беспокоило, что в темной аллее кто-то торопливо идет следом за ней. Когда ее спрашивали потом, что она в это время думала, что чувствовала, не могла вспомнить. Шла, будто охваченная огнем, горя желанием во что бы то ни стало победить врага, и страх исчез в том отчаянном огне. Преступник, так же разгоряченный преследованием жертвы, не слышал за собой погони. Он приблизился к Ружене, поднял над головой молоток. Коваль, выскочив из-за куста, перехватил его руку и резким движением заломил за спину.
      Крепкий мужчина отчаянно боролся с немолодым Ковалем. Но тот все сильнее заламывал ему руку, и в конце концов преступник, скорчившись от боли, обмяк и покорно побрел впереди Коваля.
      Ружена подняла молоток и пошла следом за ними, готовая в любую секунду обрушить этот молоток на голову мерзавцу, если тот вырвется из рук мужа.
      Возле кинотеатра Ружена сбегала к автомату и позвонила в милицию.
      После того как преступника отвезли в горотдел, составили протокол, допросили, Дмитрий Иванович поехал с женой домой. Только теперь он заметил, как бледна Ружена, какой у нее измученный вид.
      - У меня очень болит голова, - сказала она.
      - А спортивный разряд? - улыбнулся Коваль. Насильник и убийца пойман, с плеч подполковника свалился огромный камень, и у него было хорошее настроение.
      - Только по плаванию, - улыбнулась Ружена.
      - Теперь ты полностью почувствовала, что значит быть женой милиционера.
      - Почему женой, а не самим милиционером? - шуткой на шутку ответила Ружена.
      3
      На Русановские дачи Коваль отправился рано утром прямо из дому.
      Солнце еще только выглянуло из-за горизонта и заливало землю мягким, но таким ярким после ночи светом, что Дмитрию Ивановичу пришлось надеть защитные очки. Недаром этот год называли "годом активного солнца". Тени деревьев, дачных домиков, даже кустов были неправдоподобно длинные.
      Несмотря на рань, дачи уже проснулись, люди копались на огородах, упаковывали корзины на рынок. Днепр тоже проснулся: тихие рыбаки, стоявшие ночью на своих лодках под обрывами, над омутами, возвращались к берегу, а первые пассажирские катера уже рокотали над рекой.
      С высоких круч правого берега, смешиваясь с гудением моторок, волнами наплывал гул просыпавшегося города.
      У Коваля сегодня было много дел, он не мог ждать, пока Таисия выспится, и решительно поднялся почерневшими от времени и непогоды шаткими ступеньками на второй этаж дачного домика.
      Осторожно постучал в дверь. Она не была заперта. Придерживая за скобу, чтобы сама не распахнулась, постучал еще раз и в ответ услышал голос хозяйки.
      Таисия Григорьевна не спала. Застеснялась, попросила извинить за наряд - была в брюках и кофточке, пошитых из очень тонкой, словно крашеной марли, материи. Коваль заметил, что колени на брюках у женщины запылены, в тонкой ткани застряли пылинки, мелкие щепочки, покрывавшие неподметенный пол.
      "Молилась", - догадался подполковник, увидев небольшую иконку над диваном, которой раньше там не было.
      В последнее время Таисия Григорьевна очень изменилась.
      Правда, к ее обескровленному и какому-то пожухлому, словно осенний лист, лицу уже начал возвращаться естественный цвет. В глазах снова появилось осмысленное выражение, и только необычная одутловатость и мешки под глазами напоминали о слезах и бессонных ночах. Женщина покорилась горькой судьбе, отреклась от своей мечты. И вот на стене над диваном появилась иконка.
      От кофе Коваль отказался. Пока Таисия Григорьевна выпила стакан черной и густой, как смола, жидкости, подполковник огляделся в домике. С разрешения хозяйки осмотрел узенький коридорчик на втором этаже и спустился вниз, где находилась кухня. Постоял во дворе, понаблюдал, как хлопочут на своем участке Крапивцев с женой и зятем. Старик осторожно ступал резиновыми сапогами между рядами помидорных кустов и щедро поливал их из длинного шланга с разбрызгивателем на конце.
      Возвратившись наверх, Коваль увидел в руках Таисии Григорьевны, успевшей набросить на плечи черную шаль, сигарету. Вдова, значит, стала не только набожной, но и начала курить.
      "Вот и пойми женщин", - иронически подумал он и вспомнил своих Ружену и Наташку. Их он тоже временами не мог понять: прежде доброжелательные друг к другу, после его женитьбы они очень изменились, терзали его своей враждой, которая вспыхивала каждый раз неожиданно и, казалось, беспричинно. Как исследователь жизни с богатым опытом, Дмитрий Иванович допускал возможность алогичных поступков человека под влиянием тех или иных причин и обстоятельств. Но как муж и отец удивлялся такому повороту событий в своей семье. Это было для него неожиданным, он оказался к этому неподготовленным, и все попытки сблизить дорогих ему людей давали обратный эффект.
      Солнце заглянуло в распахнутое окно, луч упал на иконку, и темный лик богоматери засветился. Таисия Григорьевна украдкой перекрестилась.
      Коваль сделал вид, что не заметил этого, опустился на стул у окна, с наслаждением вдыхая еще прохладный воздух, наплывавший от Днепра.
      - Как прекрасно здесь... Всю жизнь мечтал о даче... Да чтобы у воды, - вздохнул он. - Но... - и тут же оборвал себя. Вдруг женщина увидит в его лице еще одного покупателя дачи. - Я, Таисия Григорьевна, конечно, не воздухом дышать приехал... Разрешите, и я закурю, - он вынул свой "Беломор", и седой дым уже двумя струйками поплыл к окну. - Крапивцев приходил к вам в эти дни?
      - Приходил. И жена его приходила. - Таисия Григорьевна плотнее закуталась в шаль, словно хотела спрятаться в ней от неприятных соседей. Он тут, рассказывают, крокодильи слезы проливал, когда хоронили Бореньку. Потом приплелся с женой... сочувствовать... Почему вы его до сих пор не посадили?.. Мало было ему Бориса, так он и Бонифация нашего отравил. Он все живое травит. Ни кошки, ни собаки в округе не осталось. Всех уничтожил этот палач.
      - Его вина в гибели Бориса Сергеевича не доказана, - мягко объяснил Коваль.
      Сигарета мелко дрожала в руке Таисии Григорьевны, осыпаясь пеплом на шаль и колени, и Коваль боялся, что женщина вот-вот расплачется.
      - Прошли огородами, - продолжала она, - стали на пороге. "Я хочу, соседка, - сказал, - помочь вам". Меня душили слезы, только и смогла произнести: "Вон, убийца!.." Он молча перекрестился и, повернувшись, ушел вместе с женой.
      - Когда отравили вашего кота?
      - Нашла утром... Точно не помню, кажется, на третий день после смерти Бориса Сергеевича.
      - А не на следующий день?
      - Что вы - на следующий день я света божьего не видела!
      - Вы его разыскивали?
      - Нет... Думала, загулял. Кот есть кот. Я случайно наткнулась...
      - Где?
      - Во дворе, за железной бочкой...
      - Пройдемте, покажете.
      Коваль помог женщине сойти вниз по ступенькам. В десяти метрах от домика находился небольшой деревянный сарайчик, почерневший от времени и непогоды. Одичавший виноград заполз на его невысокую крышу и зелеными космами свисал с боков.
      В сарайчике были только пустая полочка для инструмента и старенький насос, которым Залищук после долгой возни мог накачать воду в ржавую железную бочку, стоявшую во дворе. К ней через вырезанную в стене сарайчика дыру тянулся резиновый шланг. Сейчас на дне бочки Коваль увидел лишь немного заплесневевшей рыжей воды.
      - Где лежал кот?
      - Вот здесь, где мокро.
      - У вас всегда здесь лужа?
      - Когда Боря качал, наливалось вокруг бочки, шланг старый, растрескавшийся. Да и сама она с дырочками, вода вытекает и стоит в ямке.
      - Вы уверены, что Бонифаций сдох от яда?
      - Ах, Дмитрий Иванович, не сдох, а умер... Он имел душу и был словно ребенок.
      - Может быть, просто заболел? - не стал спорить Коваль о формулировке.
      - Не знаю... В тот последний вечер игрался, прыгал мне на колени, даже на стол пытался влезть. Когда возвратились из сада, я прогнала его, потому что он все же забрался на стол и перевернул стакан.
      - Не помните, чей?
      - Нет, слава богу, пустой... Я сначала подумала: возможно, какой-то зверь его задушил. У нас бегают ласки, и лисицу видели... Глядите, как истоптана трава под яблонькой. Не дрались ли они здесь?
      - А может, катался ваш Бонифаций от боли... На нем были раны?
      - Не смотрела... Он уже начал пахнуть, когда нашла. Жара-то какая. Попросила похоронить его.
      - И где закопали?
      - На огороде.
      Они прошли по заросшему сорняками огороду, и женщина показала на расчищенный под забором пятачок, на котором возвышался свежий холмик песчаной земли.
      - А что решили с дачей?
      - Не знаю. Возможно, продам.
      - Покупатели есть?
      - Найдутся... Но еще должна судиться с Олесем.
      Коваль прокашлялся, закрывая рот ладонью. Проклятый "Беломор" все чаще напоминает - пора избавиться от плохой привычки. Но при мысли, что когда-нибудь все-таки придется отказаться от курева, почему-то еще сильнее хочется вдохнуть дым, и Коваль торопливо полез в карман.
      Кто знает, видел ли в эту минуту подполковник Таисию Григорьевну, сад, гладиолусы - весь окружающий мир. Какая-то новая, еще не очерченная достаточно мысль осветила его напряженное лицо. Механически вынул из пачки папиросу и сунул ее в рот не мундштуком, а табаком. Выплюнул табак.
      - Что? - переспросил.
      - Еще придется судиться с Олесем, - вздохнув, повторила Таисия Григорьевна.
      - Претендует?
      - Приходил, ругался. Сказал: через полгода, когда войдет в законные права, выдворит меня отсюда.
      - Это еще надо продумать, - ответил Коваль, лишь бы не молчать - он ломал голову над новой догадкой.
      - Да, в конце концов, без Бори зачем она мне, - женщина тяжело вздохнула. - Комната у меня есть... А там, кто знает, может, и ее брошу...
      - А где жить? - Подполковник потер пальцами лоб, словно ловя ускользающую мысль.
      - Пока еще не знаю, ничего не знаю, Дмитрий Иванович. Возможно, к Катеньке поеду...
      Коваль чуть не присвистнул. И вдруг спросил:
      - Бонифаций ваш выпивохой был?
      Таисия Григорьевна не поняла его.
      - Что вы спросили?
      - Любил вино Бонифаций? Может, Борис Сергеевич приучил?
      - Нет, нет, что вы!
      - А чего он так на стол карабкался, даже стакан перевернул? Мясных и рыбных блюд на столе не было?
      - Нет. Только сладости, которые привезли Катенька и Андрей Гаврилович.
      - Вашей сестре, кажется, стало нехорошо в тот вечер?
      - Да. У нее разболелось сердце. Когда Боря отчитывал Андрея Гавриловича, она нервничала.
      - Ей нужна была помощь?
      - Андрей Гаврилович сам врач. Он и занялся ею. И дочь тоже...
      - Она что-нибудь принимала? Какие-нибудь лекарства?
      - Не припомню...
      - А валерьянки вы ей не давали?
      - Ой, давала! Точно! Нашла ей валерьянку.
      - В рюмку накапали?
      - Рюмки у нас давно поразбивались, - грустно улыбнулась Таисия Григорьевна.
      - Возможно, пролили на стол или осталось на стакане... Коты дуреют от запаха валерьянки... А тот пузырек сохранился?
      - Есть. Если не всю выпила. Сейчас посмотрю.
      Таисия Григорьевна поднялась на второй этаж. Коваль, не отставая, шел за ней. Они почти одновременно оказались в комнате, и подполковник, сдерживая нетерпение, наблюдал, как хозяйка шарит в тумбочке возле кровати.
      Она нашла закупоренный пузырек, на дне которого было немного лекарства. Подняв его в руке, оглянулась, высматривая стакан. Коваль ее понял.
      - Не нужно.
      Женщина протянула ему пузырек. Подполковник открыл и понюхал. Потом снова крепко закупорил и положил себе в карман.
      - Не возражаете, Таисия Григорьевна?
      - Пожалуйста.
      - Я вам свежую валерьянку пришлю.
      Коваль быстро спустился по ступенькам.
      4
      Лейтенант Струць нашел подполковника в лаборатории научно-технического отдела. Струць приехал в министерство прямо с аэродрома, и поэтому его обычно щеголеватый костюм и "дипломат" еще хранили на себе следы песчаной бури, пролетевшей над Краснодаром, когда он садился в самолет.
      Подполковник и судмедэксперт Забродский беседовали с симпатичной женщиной - начальницей лаборатории. Увидев на пороге Струця, Коваль приветливо кивнул ему и показал на свободный табурет.
      Забродский объяснил подполковнику, что настойка, которой пользовался для лечения Крапивцев, действительно помогает при радикулите и ревматизме. В ее составе ряд компонентов растительного происхождения, известных своей ядовитостью, - таких, как чемерица, мачок желтый. Есть также и адамов корень, как называет его местное население Кавказа. Жидкость эта сильного действия, может вызвать ожог кожи, поэтому пользуются ею очень осторожно.
      Струць внимательно прислушивался к разговору, одновременно осматриваясь вокруг: белые шкафы с многочисленными ящичками вдоль стен, высокие и такие же белые лабораторные столы, заставленные стеклянными колбами, разными банками, фарфоровыми чашами, пробирками, в которых даже при дневном свете флюоресцировали жидкости разных цветовых оттенков - от соломенно-желтого до густо-фиолетового. В углу стояли почерневшие электроплиты, напоминавшие задымленные жаровни алхимиков, а дальше за ними - неизвестные Струцю какие-то сложные приборы. Все это невольно вызывало чуть ли не мистическое почтение к сотрудникам лаборатории. Ведь здесь, еще до суда, сами вещи - свидетели и участники преступления объявляли приговор.
      Коваль взял у Забродского заключение медэкспертизы.
      - Значит, настойка, изъятая у Крапивцева и отправленная на экспертизу, и была тем ядом, от которого погиб Залищук? В вашем письменном выводе прямого ответа на это нет, - сердито проговорил подполковник.
      - Видите ли, Дмитрий Иванович, это не исключено. Но в составе отравы, обнаруженной у Залищука, есть еще и не совсем выясненные компоненты... Я даже сказал бы, что он отравился, глотнув слишком большую порцию сердечных лекарств. Известно, что одно и то же вещество в малых дозах является лечебным, а в больших может стать причиной смерти.
      - Мне необходим точный вывод, а не домыслы.
      - Вполне резонно, - поддержала Коваля начальник лаборатории. - Мы подтверждаем и уточняем наш предварительный вывод. В лаборатории уже определили эти компоненты, Дмитрий Иванович. Кроме следов очень ядовитого переступеня белого, брионина у Залищука обнаружена большая доза дигитоксина, наперстянки, входящей в состав сердечных медикаментов.
      - Вот почему наш эксперт и ошибся вначале, - добавил Забродский. - Он обнаружил в крови погибшего дигитоксин, обычную наперстянку. И этого ему было достаточно. Тем более что при алкогольном опьянении лекарства могут действовать как яд.
      - Адамов корень также имеет брионин, Евгения Григорьевна? - спросил Коваль.
      - Да. Имеет вещество, похожее на брионин. Химически это растение еще не до конца исследовано.
      - А как брионин действует на организм?