Ярлыки

      — За наш успех, — прошептал он. — Тебе нужно увидеться с матерью. Она влиятельная женщина… — Майя продолжала разбирать туфли, опустив глаза. — Майя… — Он улыбнулся ей. — Спасибо тебе за все, что ты сделала. Не думай, что я не оцениваю твой вклад. Я хочу предложить тебе новое жалованье, новое положение в доме…
      Она нужна ему!
      В этот момент дверь студии распахнулась, ворвались два французских издателя и кинулись к Филиппу. Они обнимали его, целовали, потом потащили к двери. Жозефина разбирала одежду, сердито сверяя все по списку. Майя подумала, что Жозефина частично потеряла Филиппа — она и сама чувствовала то же самое. Она сделала несколько глотков шампанского, вино сразу же ударило ей в голову. Показ прошел: это был успех! В то же время она чувствовала невероятное облегчение.
      Она видела, как Филиппа окружили репортеры. Щелкали фотокамеры со вспышками, завтра в газетах появятся фотографии: «Филипп Ру, чья коллекция вчера изменила направление моды…», «Неизвестный модельер бросает вызов Диору, Сен Лорану, представляя коллекцию потрясающей оригинальности…» Майя наблюдала, как ее мать бросилась обнимать Филиппа, поцеловала его в обе щеки.
      Всю следующую неделю салон был переполнен. Филипп был занят на примерках с восьми утра до полуночи. Шикарные женщины со всего света хотели одеваться у него. А еще нужно было делать заказы на ткани. Майе нравилось общаться с представителями журналов, съемочными группами. Покупатели возвращались снова, чтобы посмотреть коллекцию. «Вог» прислал своих младших редакторов. Приходилось каждый день показывать коллекцию. Майя помогала одевать моделей. Чудесно, что она была занята, однако она скучала по непосредственной работе с Филиппом.
      С лица мадемуазель Жозефины не сходило грустное выражение.
      — Она теряет Филиппа, — пробормотала Стефани Майе, — и, как ни странно, не из-за другой женщины, а из-за всего мира.
      Филипп пробежал мимо нее по людному коридору, лишь коротко кивнув.
      — Скажи мне быстренько, что тебе нужно, Корал, дорогая. — Джайлс прошел в ванную, расставляя косметику и щеточки. — Я занят с лучшими моделями, готовлю их для лучших фотографов, — пробормотал он.
      Корал последовала за ним в ванную, сбрасывая свой шелковый халат. Джайлс окинул ее взглядом профессионала.
      — Тебе не следует терять ни унции, Корал. Мужчины любят округлые формы.
      Корал остановилась перед зеркалом.
      — Откуда тебе знать, что нравится мужчинам. Джайлс нахмурился.
      — Они со мной делились.
      — Тогда сделай меня сегодня неотразимой. У меня встреча с мужчиной…
      Джайлс начал массировать ее лицо, а она сидела, откинув голову назад и закрыв глаза. Вечером она ждала Филиппа Ру. Ему она сказала, что хочет обсудить детали своего репортажа. Ей это было совершенно не нужно, но как еще могла бы она увидеть его наедине?
      — Кто тебя причесывал? — спросил Джайлс.
      — Александр, — вздохнула Корал. — Сто долларов за то, чтобы мои волосы были высушены его собственным дыханием. Он дул на них с полчаса! Ничего удивительного, что это могла себе позволить лишь Элизабет Тейлор. Но это чудо!
      — Божественно! — выдохнул Джайлс.
      — И здесь… — Она указала на пах. — Прояви свою фантазию.
      Джайлс приспустил ее трусики, задумался.
      — Заплетать здесь особенно нечего, но я придам очаровательную форму.
      — Именно это нравится мужчинам? — Корал смотрела на свое отражение.
      Джайлс хихикнул.
      — Джайлс! — Она взяла расческу и шлепнула его по ягодицам. Его белые брюки так плотно обтягивали тело, что не могли скрыть его возбуждения.
      — О, нет! — вскрикнул он, когда она шлепнула его еще раз. Он густо покраснел, она заметила, что он взволнован. Он притворился смущенным, но Корал видела, что он любуется своим отражением в зеркале. Она очертила контур его полового члена указательным пальцем.
      — Какая потеря, — сказала она, — если бы у меня не было планов на вечер, я бы тебе показала, как этим пользоваться.
      — Я пользуюсь этим! Часто. — Он сложил косметику в сумку, закрыл ее. — Я должен бежать, дорогая. Я должен сделать макияж. — Он закусил губу, бросив на нее шаловливый взгляд.
      — Кому? — крикнула она. — Кого еще использует «Базар»? Я выцарапаю ей глаза, если это виконтесса де Райбс. Она пообещала мне…
      — Это не она. — Он мягко дотронулся до ее руки. — Это для… другой коллекции.
      — О Джайлс… — Она умоляюще посмотрела на него. — Скажи мне. Я знаю, что речь только о мужчинах, но чьи это модели? Они чудесны?
      Глаза Джайлса сверкнули.
      — Они для мальчиков. Для художников и модельеров, которые любят травести, в женской одежде. Их собственных фасонов, конечно. Благодаря мне все они выглядят как супермодели. У некоторых бороды или усы, так что… это стилизованно, понимаешь?
      — Думаю, что да! А почему в этом случае они не пригласили меня?
      У Джайлса вытянулось лицо.
      — Это начинается вполне пристойно, очень изысканно. Потом становится слегка неприличным. Они начинают раздеваться, ну и все такое. Заканчивается оргией! Некоторые из них знаменитые модельеры, понимаешь. Они не хотят, чтобы за ними наблюдали издатели!
      Она приподняла брови.
      — Однажды я все это тайно отсниму и буду шантажировать вас!
      Она проводила его и распахнула балконную дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха. Пахло чесноком, мебельным лаком, бензином.
      — Парижский кислород, — пробормотала она, закрывая окно.
      Остановившись перед огромным зеркалом, она провела рукой по коротким колючим волосам. Ей нравился цвет теней, которые Джайлс нанес на ее веки.
      Филипп опаздывал. Может быть, он не явится на это позднее рандеву? Она сфотографировала все его модели одежды. Если он хочет, чтобы она напечатала их на страницах «Дивайн», ему лучше бы прийти. Она была обнажена под своим черным шелковым платьем. Она задрожала при мысли о том, что Филипп будет находиться в этой комнате. Он был непредсказуемым, гордым. Сейчас он был так известен, что мог просто посмеяться над ее планами обольщения.
      Она нервно шагала по номеру, нетерпеливо ожидая его мягкого стука. Когда он наконец раздался, она глубоко вздохнула и прошла в ванную, чтобы сбрызнуть шею и руки духами. Потом открыла дверь.
      Филипп стоял перед ней, очень прямой и официальный в своем синем костюме. При взгляде на его лицо у нее перехватило дыхание. За последнюю неделю в нем появилось что-то новое, какое-то иное выражение. Успех многое добавил его внешности. От него исходила жизненная сила.
      — Пожалуйста, заходите, — сказала она.
      Она оставила дверь в спальню, где мерцала свеча, открытой. Гостиная была освещена настольными лампами. Филипп, улыбаясь, прошел к окну.
      — Вы должны находить Париж очень красивым, когда перед глазами такой вид?
      Она засмеялась.
      — У меня не остается и минуты, чтобы выглянуть из окна: двадцать восемь коллекций за шесть дней.
      Он приподнял брови, спросил:
      — Все были хороши?
      Она опустилась на одно колено:
      — Только ваша…
      Он с удивлением посмотрел на коленопреклоненную женщину — самого влиятельного редактора журнала мод в Америке, и протянул ей руку.
      — Пожалуйста, — попросил он. — Я не священник…
      Она взяла его руку, но не поднялась.
      — Я хочу воздать вам должное, — сказал она. — Вы Бог моды. Ваша одежда — это начало новой религии! Она возрождает хороший вкус, качество, элегантность!
      Она смотрела ему в лицо глубоким взглядом, демонстрируя свою искренность. В конце концов, она разрешила ему осторожно поднять ее на ноги. Он сел рядом с ней на бархатный диван. В нем было что-то святое, он выглядел так, как будто до него нельзя было дотрагиваться.
      У нее была заморожена бутылка «Тайтингера». Он наполнил бокалы. Она бросила взгляд на его колени. Они выглядели такими сильными. Загорелая кожа его шеи, запястий заставила ее задать себе вопрос: зачем такому мужчине, как он, надевать костюм. Он должен быть обнаженным, как она под своим платьем. Ей было интересно, видит ли он это. Шелк платья лишь слегка касался ее груди. Она посмотрела вниз и заметила, что легкая ткань определенно обрисовывает грудь. В это мгновение она отдала бы все на свете за то, чтобы он нежно поднял платье и легко пробежал языком по ее напрягшимся соскам.
      Он посмотрел на нее темными, серьезными глазами.
      — За что будем пить? — спросила она, поднимая бокал.
      — За моду! — ответил он, слегка прикасаясь к ее бокалу. — Это все, к чему я стремлюсь.
      — У вас будет много денег, — заметила она, отпивая вино. Потом протянула бокал. — Еще, пожалуйста! Еще! — Когда он налил вина, она попросила: — Скажите мне кое-что, Филипп. Майя утверждает, что она дизайнер большей части коллекции. Возможно ли это?
      Он кивнул.
      — Она была моим единомышленником. Она очень талантлива. Я был вдохновлен ее рисунками. Я начинал закройщиком у Диора. И привык работать по чьим-нибудь эскизам…
      Корал грустно покачала головой.
      — Вам не следовало мне этого говорить, Филипп. Я хочу, чтобы вы еще раз ответили на мой вопрос, но на этот раз правильно. А правильный ответ вот какой: «Дизайнер только я!»
      Он нахмурился.
      — Почему?
      — О дорогой! Никогда не делите честь ни с кем! Разве вы не знаете одного из секретов успеха? Женщинам не нужна одежда, придуманная молоденькой американской девушкой! Им нужна одежда от Филиппа Ру — нового парижского таланта!
      Филипп пристально смотрел на нее секунду, затем его глаза внезапно сверкнули.
      — Все сделано только мной! — высокомерно произнес он.
      Она удовлетворенно рассмеялась, откинув назад голову и восклицая:
      — Браво! — Осушив бокал, она снова протянула его Филиппу. — Вот именно! Вы учитесь. Вам придется иметь дело с Америкой, а у нас не в чести скромность!
      Филипп смеялся с ней вместе.
      — Майя, — мягко сказал он, произнеся имя на французский манер романтично, — красивая девушка. Вы должны гордиться ею…
      Корал нахмурилась.
      — Гордиться? — Она подумала. — Мы никогда не были близки, Филипп. Во мне мало материнского. Как вы думаете?
      Филипп оценивающе посмотрел на нее.
      — Вы действительно выглядите не так, как моя мама, — заключил он.
      Корал разразилась смехом.
      Он крестьянин, подумала она. Но очаровательный, сексуальный крестьянин.
      — Расскажите мне о ней, Филипп, — попросила Корал. — Кто она? Маленькая испанская сеньора? Очень величественная?
      — Величественная, да… — задумчиво ответил он. — Она уже умерла, она была простой женщиной. Она шила платья для богатых дам нашего города. Так я учился.
      — Это звучит очаровательно! Когда-нибудь мне хотелось бы все о вас услышать. Я восхищаюсь людьми, которые сумели пробиться наверх. Это у нас общее, Филипп… — Он приподнял брови. — Но поговорим тогда, когда вы приедете в мой город, — быстро продолжила она. — В Нью-Йорк!
      — У меня запланировано много примерок для частных клиентов.
      — Среди которых и я желаю быть. — Корал отпила еще шампанского. — Мне понадобится по крайней мере шесть комплектов. Мне тоже нужны будут примерки, Филипп.
      — Позвоните мадемуазель Стефани, — предложил он, — мы сможем принять вас до того, как вы покинете Париж.
      — Но я не хочу упускать ни одной примерки! — воскликнула она. От редактора французского «Вог» Ины Меллиндорф она слышала, что примерки были коньком Филиппа. Зеркала примерочной со всех сторон отражали его красивую голову. Атмосфера особенного внимания к телу клиентки, то, что он исследовал его, как врач или массажист, вызывало сильное волнение. Некоторые клиентки находили его близость столь возбуждающей, что, когда он легко касался их плеч, коленей, они доходили до состояния оргазма…
      — Я делаю две примерки, — сказал он. — Если вы останетесь еще на неделю, я смогу подготовить вам несколько комплектов.
      — У вас есть чем снять мерку, Филипп? — спросила она.
      — Нет. — Он нахмурился.
      Она на секунду исчезла в спальне, нашла на туалетном столике сантиметр, взглянула в зеркало, нервно провела рукой по волосам. Сейчас или никогда! — сказала она себе; не ждать, когда он решит приехать в Нью-Йорк.
      Она расстегнула пуговицы на плечах. Платье упало на пол, она перешагнула через него. Обнаженная, подошла к двери спальни и наблюдала за ним. Он сидел на диване, положив ногу на ногу, рассеянно потирая пальцем лодыжку.
      — Я хочу, чтобы вы обмерили меня, Филипп, — позвала она.
      — Для чего? — Он слегка повернул голову. — Для платья? Для пальто? Или костюма?
      — Хорошо бы по два экземпляра каждого. — Она вошла в комнату. Филипп взглянул на нее и быстро вскочил на ноги. Его глаза слегка расширились. — Здесь! — Она бросила ему сантиметр, и он поймал его. Она стояла в центре комнаты, глядя на него. Как чудесно быть обнаженной перед ним. Возбуждающе! Вокруг нее мерцали свечи. — Обмерьте меня! — скомандовала она.
      Шли секунды. «Мне все равно, что он делает, — думала она. — Главное, что его внимание приковано ко мне». Она ждала, терпеливо и нетерпеливо в одно и то же время; стук собственного сердца отдавался в ее голове.
      — Ты ужасно влюблена в него, да, любимая? — спросил Уэйленд Майю. Они сидели в ресторане.
      — Да, — мягко призналась она. — Но у меня нет никаких шансов, потому что у него есть Жозефина. Но я счастлива быть рядом с ним, помогать ему, быть частью его дома. Это глупо, правда?
      — О, не спрашивай меня, любимая! — сказал Уэйленд, допивая вино. — Я пристрастен во всем, что касается тебя. Я думаю, что у тебя должно быть все! Я видел Жозефину. Если мужчина считает ее более привлекательной, чем ты, то он не тот, у кого я купил бы подержанную машину.
      Майя разразилась смехом.
      — Ты поддерживаешь меня, Уэйленд. Он пожал плечами.
      — Одно мне ясно: твоя мать собирается уделить ему особенное внимание. Она сфотографировала всю его коллекцию. По крайней мере четыре косметические фирмы желают сотрудничать с ним.
      — Филипп всегда говорит, что его не волнуют деньги, — твердо сказала Майя.
      — Ах, пожалуйста, Майя, ему приходится говорить это! Но именно такие люди, как Ру, желают их больше других. А ты получила долю успеха, моя дорогая?
      Майя покачала головой.
      — Мне неважно, знают ли обо мне люди. Филипп понимает, что я нужна ему, только это имеет значение.
      — Майя, но это твоя карьера! Давай я позвоню Джеймсу Брейди из «Уименз Уэр» — он будет поражен, узнав, что за успехом Филиппа Ру стоит американская девушка.
      — Нет! — Она схватила его за руку. — Пообещай мне, что ты этого не сделаешь. — Филипп никогда не простит мне.
      — Не хотел говорить тебе этого, но я старался дозвониться до тебя несколько раз на этой неделе, и каждый раз мне говорили, что Майя Стэнтон не работает там.
      Ее глаза потемнели, она нахмурилась.
      — Может быть, они не поняли тебя. Последние дни там такой сумасшедший дом…
      — Я разговаривал с тремя разными людьми, Майя. Они все делали одну и ту же ошибку?
      — Я ничего не понимаю, но проверю. — Она слегка пожала плечами, но неясные предчувствия сдавили ей сердце. Она только сейчас вспомнила, что называла свое имя нескольким журналистам и промышленникам и была удивлена, что ни один из них не позвонил.
      — Когда опять увижу тебя, дорогая? — спросил Уэйленд в такси.
      — Я заеду в отель попрощаться, — ответила Майя. — Я не хочу оставаться врагом мамы, но с ней трудно быть в дружеских отношениях. Мне кажется, что сейчас она соревнуется со мной. Было чудесно провести с тобой вечер. Как тебе удалось улизнуть от остальных?
      — Колин работает в своем номере. А Корал обедает сегодня вечером с твоим боссом, как ты знаешь.
      Глаза Майи широко раскрылись.
      — Я не знала, — созналась она. До конца поездки она молчала. Почему Филипп даже не упомянул об этом?
      У двери ее дома Уэйленд поцеловал ее.
      — Майя, я не хочу, чтобы что-то причиняло тебе боль.
      Филипп Ру загадочно улыбался, и на какую-то секунду Корал показалось, что сбываются ее сумасшедшие мечты. Конечно, его спокойствие, его самоконтроль — лишь прелюдия к дикой страсти. Не отрывая от нее глаз, он медленно снял пиджак.
      — Вы, американцы, всегда так спешите, — мягко произнес он.
      Корал улыбнулась.
      — Нет, — возразила она. — Я совсем не спешу. Так что вы можете не торопиться.
      Он двинулся к ней, на нем была белоснежная шелковая рубашка. При его приближении она закрыла глаза. Но прикосновения не последовало. Она просто почувствовала на своих плечах его пиджак, который еще сохранял тепло его тела. Она широко открыла глаза, посмотрела на него. Он спокойно встретил ее взгляд.
      — Я очень простой человек, Корал, — сказал он. — Я не извращен.
      — Что вы хотите этим сказать? — Она запахнула пиджак.
      Филипп прокашлялся.
      — Я не понимаю всего этого. Вы привлекательная женщина, очень уважаемая людьми нашей профессии; к чему вести себя так?
      — Я не всегда себя так веду, — ответила она, — я сама себя не узнаю. Я так хочу вас, что готова на все! Обними меня, Филипп, пожалуйста, обними меня!
      Он слегка встряхнул ее.
      — Но я не свободен. Сейчас не время.
      — А когда будет время, дорогой, в Нью-Йорке?
      Он пожал плечами, его глаза блуждали по комнате.
      — О Филипп… — Она положила руку ему не шею. — Я посвящу весь парижский выпуск только тебе. Я представлю тебя в Нью-Йорке как величайшего модельера. Вместе мы вернем элегантность…
      — Возможно. Посмотрим. — Он отошел от нее. — Но сейчас я не настроен играть роль сутенера. — Он протянул ей руку, и она в трансе пожала ее, стоя, обнаженная, в его пиджаке. Через секунду он повернулся и вышел из номера, мягко прикрыв за собой дверь, оставив ее одну в номере.
      — Нет! — закричала она, когда за ним закрылась дверь. Она сбросила его пиджак, уставившись на свое отражение в зеркале. Ее тело было напряженным, ожидавшим его прикосновения. Она взяла его бокал, швырнула в стену, и он разлетелся хрустальными брызгами. В ярости она побежала в спальню, набрала номер Уэйденда.
      — Это я! — сказала она, когда он взял трубку.
      — Корал? Что случилось? У тебя злой голос. Как прошел твой вечер?
      — Ужасно! Филипп только что ушел. Я вне себя… — Она прикусила губу. — Скажи мне что-нибудь, Уэйленд. Что должна делать в Париже ужасно расстроенная женщина?
      Уэйленд хихикнул:
      — Я только что задавал точно такой же вопрос. Ты знаешь агентство Жана Кристиана?
      — Мы иногда обращаемся к ним, да?
      — Запиши их номер: Пасси 5805. Спроси Клода. Это специально для американцев. Опиши им мужчину твоей мечты — кого хочешь…
      — Ты сумасшедший!
      — Попробуй, Корал. Последние тридцать минут я провел почти с точной копией Чарльтон Хестон.
      — Спокойной ночи! — Бросив трубку, она сидела обнаженная на кровати. «Мне не уснуть», — подумала она и машинально набрала номер. Она начинала терять контроль над собой и делала то, чего никогда не сделала бы раньше.
      — Что бы вы желали, мадам? — спросил Клод. Корал улыбнулась, поудобнее улеглась на подушке.
      — Дайте подумать… Рост пять футов девять… Около сорока-сорока пяти лет. Начинает лысеть. С темной оливковой кожей. Тонкий, с выразительными темными глазами. Похож на испанца или итальянца. Очень, очень мужественный.
      — Все наши люди очень мужественны! — заверил ее Клод. — Как иначе они бы работали? По-моему, у меня есть то, что вам нужно, но он, возможно, не говорит по-английски…
      — Главное, чтобы у него был язык… — сказала Корал.
      Она повесила трубку и приняла теплую ванну, чтобы расслабиться. Она выключит свет и будет называть его Филиппом. Возможно, ее просьбы покажутся ему странными…
      В шесть тридцать утра Корал с удовольствием потянулась. Она подложила маленькую подушечку под шею и вздохнула. Паоло не остался на всю ночь, но был великолепен — Боже! Слишком великолепен! Ее тело, казалось, все еще содрогалось от оргазмов, которые она испытала. Агентство прислало мужчину, столь соответствующего описанию, что трудно было и представить, как такое возможно. В каком-то смысле он выглядел даже лучше Филиппа и оправдал все ее ожидания. Позже, уже облачившись в серый шелковый брючный костюм, она почти верила, что провела ночь любви именно с Филиппом. Как-нибудь она все-таки заставит его влюбиться в нее.
      Первая неделя показа коллекции была закончена. Дорогие модели из журналов ушли, их заменили рядовые манекенщицы, показывающие коллекцию дважды в неделю. Майя работала с каждым комплектом коллекции, раскрывая все его достоинства в интересах дома моделей. Ей приходилось работать с художниками, фотографами, редактировать биографию Филиппа, его интервью. И вдруг ей нечего стало делать. Слишком рано было думать о рисунках для следующей коллекции, до показа которой оставалось еще пять с половиной месяцев.
      Филипп был занят примерками с частными клиентками. Майя устраивала длинные перерывы на ленч. Она позвонила в «Крийон» и узнала, что Корал остается еще на неделю, чтобы заняться примерками. Этим вечером она размышляла, сможет ли отважиться спросить Филиппа о Корал. Вдруг он сам подошел к ней в коридоре.
      — Майя, мы с тобой обедаем вместе на следующей неделе.
      — Правда? — Она так часто мечтала о нем, что сейчас ей захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться в реальности происходящего.
      Звонок возвестил о приходе клиента, и Филипп быстро дотронулся до ее руки.
      — Выбери ресторан и дай мне знать. Четверг подойдет?
      На этот вечер у нее был назначен обед с Корал, но она отменила бы свидание даже с Господом Богом ради того, чтобы быть свободной для Филиппа.
      Дни до четверга казались бесконечными. Она пыталась представить их совместный вечер и не могла. Была ли это благодарность работодателя своему трудолюбивому подчиненному? Это способ выражения его благодарности? Она позвонила матери и сообщила ей, что они увидятся в пятницу утром перед ее отъездом.
      В этом месяце ей заплатили на тысячу франков больше, объяснив это сверхурочными часами работы. Раньше или позже им придется обсудить ее положение в доме, и в частности, жалованье, не может же она позволить Уэйленду поддерживать ее вечно!
      Наконец вечер встречи с Филиппом настал, она сказала, что хочет пообедать в «Квадрилье», романтическом месте, куда ее однажды возил Уэйленд. Филипп никогда не слышал о нем. Он сказал, что заедет за ней в восемь.
      Этим вечером она оделась и накрасилась особенно тщательно. Из предыдущей коллекции Ру она купила два платья. Одно из них, василькового цвета, она и надела, выбрав к нему белые туфли. Ее длинные светлые волосы блестели, она никогда не выглядела такой красивой. Любовь придавала ее глазам особенное выражение. Она была убеждена, что этот вечер изменит все.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

      Она уже ждала его, когда он подъехал на скромной маленькой черной машине и открыл для нее дверь. Он был очень официален и вежлив. Она подумала, неужели весь вечер он будет таким серьезным. Сумеет ли она заставить его рассмеяться? Ее чувства к нему придавали ей силы. Он казался ей таким неловким, таким скованным. Его загорелое лицо было свежевыбрито. Даже в воздухе ощущалась неловкость, как будто они были подростками на первом свидании. Интересно, думала она, как он объяснил сегодняшний вечер Жозефине? Что он сказал? «Я пообедаю с этой крошкой — она заслуживает этого!» или «Я пригласил Майю на обед — и мне все равно, что ты скажешь!»
      Они сели за столик в углу, который был освещен крошечными настольными лампами, официанты порхали вокруг них, как будто они были парой любовников. В большинстве парижских ресторанов двух обедающих принимают за любовников, подумала Майя. После нескольких глотков искрящегося белого вина ей показалось, что она плывет по небесам. С ней был самый красивый мужчина в мире, они обедали в самом романтическом месте Парижа! И она была влюблена…
      — Какое у тебя было детство, Филипп? — спросила она, когда они сделали заказ.
      Он коротко рассмеялся.
      — Тебе это трудно представить. Как правило, я хотел есть… — Он взял ее руку и слегка пожал. Казалось, что это пожатие заботливого отца. Он долгим взглядом смотрел ей в глаза. Она чувствовала, что он хочет, чтобы она прочитала там то, что он не может сказать.
      — Я знаю, тебе нелегко, — внезапно сказал он. — Я все время пытаюсь найти решение.
      — Решение?
      — Как вести дела в доме. Мы все можем счастливо работать вместе. Наш дом маленький, я получил предложения от нескольких американских фирм: они готовы сделать его большим. Может быть, я когда-нибудь и приму такое предложение, но сейчас мы добьемся большего, если дом останется маленьким. С Жозефиной непросто работать, я знаю…
      — Ты собираешься жениться на ней? — выпалила она.
      — Мы очень близки, — ответил Филипп. Его слова ранили ее в самое сердце. — Ближе, чем ты можешь подумать, потому что у нас было общее детство. Мы выросли вместе в одной деревне.
      — Я знаю, ты считаешь меня испорченной американкой, которой знакома только роскошь, — сказала Майя.
      — Я думаю, что ты привыкла к роскоши, — заметил он. — На прошлой неделе я провел вечер с твоей матерью. И тебе, и ей трудно понять, что такое настоящая бедность. Ты когда-нибудь голодала, Майя? Я имею в виду не чувство голода перед обедом или ленчем, а когда ложишься спать голодным?
      — Ты был так беден?
      — Да, — ответил он. — Мы были. И единственным выходом из этого была работа. — Официант поставил перед ними блюда.
      — Но если ты продаешь костюмы по тысяче долларов, ты не можешь возражать против роскоши, — сказала она.
      — Я и не делаю этого, — согласился он. — Я просто пытаюсь объяснить отношение к тебе Жозефины.
      Она попыталась есть, но без всякого желания. Ей лишь хотелось смотреть ему в лицо, видеть его глаза. Влечение, которое она испытывала к нему, невозможность поверить в то, что он рядом, совсем лишали ее аппетита.
      — Я встречусь с твоей матерью в Нью-Йорке, — сообщил он.
      — Она считает, что это она открыла тебя, — грустно сказала Майя.
      — Майя… — Он положил свою руку на ее. — Я очень хорошо понимаю твою мать. У нас было много таких же клиенток, как она. Одиноких женщин. У меня есть одинокие богатые клиентки, которые заказывают мне комплект один раз в неделю лишь для того, чтобы видеть меня.
      Его низкий голос околдовал ее. Она была загипнотизирована взглядом его темных глаз. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь из фотографов оказался поблизости, чтобы потом их фотография была опубликована, и все бы ее увидели с ним.
      — Ты поднимешься выпить кофе?
      Они сидели в машине возле ее дома. Обед прошел как сон. Ей даже хотелось, чтобы вечер скорее закончился, чтобы увидеть, что же произойдет в самом конце.
      Он грустно посмотрел на часы.
      — У меня завтра встречи, начиная с восьми утра. А сейчас уже одиннадцать тридцать.
      Это было невозможно. Она не могла просто выйти из машины и отправиться домой. Что-то должно случиться!
      — Я хочу, чтобы ты увидел, где я живу, — мягко попросила она.
      — Лишь на минутку, — ответил он, выходя из машины. В крошечном лифте они стояли очень близко, хотя и не дотрагивались друг до друга, но ее волновало, что его тело так близко, волновал запах, исходящий от него. Она открыла дверь, и они прошли в ее комнату. Она зажгла свет, закрыла за ним дверь.
      Филипп Ру был в ее комнате! Она наблюдала за мужчиной своей мечты, в то время как он медленно обошел комнату, разглядывая фотографии, рисунки на стенах, но она все еще никак не могла поверить в то, что Филипп здесь — с ней.
      — Уютное место, — сказал он, опускаясь на ее кровать. Она сидела на стуле напротив. Он смотрел на нее с грустью. Почему? Ее это удивляло. Ей было непонятно: почему он безучастен? Она не хотела делать первого шага. Его должен сделать он — он должен! Ей хотелось, чтобы он прочитал в ее глазах, чтобы он понял ее мысли. Он знал. Он все хорошо чувствовал, внезапно поняла она. Поэтому и выглядел таким встревоженным. Он не знал, что делать с ее любовью.
      Так она сидела, наблюдая за ним, возбужденная вином и прошедшим вечером. Она ощущала счастье и в то же время грусть от того, что он никогда не будет принадлежать ей. Она наслаждалась его присутствием и боялась, что он внезапно уйдет.
      А потом на несколько мгновений ей показалось, что она потеряла сознание, потому что ощущение реальности покинуло ее. Ей так хотелось, чтобы что-то произошло, что она увидела, или ей это приснилось, что Филипп наклонился и обнял ее. Она была настолько уверена в этом, что ощущала, как целует его закрытые глаза, чувствовала его губы на своей щеке, на шее, его сильные руки — на своем теле…
      Она открыла глаза, Филипп, улыбаясь, наблюдал за ней.
      — Ты устала, — сказал он. — Тебе следует лечь спать. В это мгновение, еще не совсем очнувшись, она как во сне протянула ему руки. Он взял их в свои.
      — Я люблю тебя, Филипп, — сказала она. Она никогда не простила бы себе, если бы не набралась смелости и не произнесла этих слов. — Я влюблена в тебя.
      О Господи, какое облегчение сказать это! И не имеет никакого значения, что он ответит. Она выразила свою любовь. Теперь все стало таким простым.
      Какое-то время он молча смотрел на нее, держа ее руки. Потом наклонился и поцеловал. Это был самый чудесный поцелуй мужчины и женщины. Так должно было быть, подумала она, ничего не может быть чудеснее. Его губы рядом с ее губами — они были такими нежными и мягкими, как она и представляла. Он отстранился…
      И заговорил совсем другим голосом:
      — Я люблю тебя. Ты — американская мечта, которая у меня была с самого моего детства. Красивая американская девушка с золотыми волосами, которую я видел на экране местного кинотеатра. — Он улыбнулся. — Майя, ты женщина моей мечты…
      — Дорогой! — выдохнула она. — Дорогой! — Слезы побежали по ее лицу. Ее глаза сияли ярко, грустно, счастливо.
      — Моя мечта — это ты! — повторил Филипп. — Но я не знаю, какое место отвести тебе в моей жизни, Майя. — Он беспомощно развел руками, и она упала в его объятья. — Все было запланировано. Все, но не это.
      — Жозефина! — воскликнула она. Он кивнул.
      — Если бы было возможно каким-нибудь честным способом… — Он сделал беспомощный жест, глядя на нее.