Понедельник, 29 августа 71 года Н. Э. (1988 Р. Х.)

Пять дней до конца света

      Как и предполагал Альтшуллер, в понедельник утром Карклина хватились по-настоящему. Вечером Змий собрал Политбюро. Феликс Петрович вылетел в Москву самолётом.
      Рубцов открыл заседание и обрисовал ситуацию.
      Никто не видел, как Карклин покидал полигон. Никто не видел его где-нибудь позднее. Его семье ничего не известно. Спецслужбы подняли на ноги вчера вечером. Результатов нет.
      Змий предложил высказываться, но все молчали.
      В зависшей тишине Архаров налил в стакан минеральной воды и выпил большими глотками. После этого опять стало тихо.
      — Фёдор Иванович, — обратился Президент к Коренному, — ты как думаешь?
      — Сбежал в Америку, сволочь, — выдавил из себя Коренной после паузы.
      — Семён Степанович?…
      — Согласен, — откликнулся Архаров, не поднимая глаз.
      — Феликс Петрович?…
      — Согласен, — буркнул Коршунов.
      — Что-что?… И ты согласен?
      — Все мои люди на ногах; если он в стране, его найдут живым или мёртвым.
      Опять стало тихо, и опять Архаров шумно налил себе и шумно выпил стакан минералки.
      Президент грохнул кулаком по столу:
      — Идиоты!.. Как он мог сбежать? Когда он сбежал? Он пропал, растворился на пустом месте!..
      Архаров облизал пересохшие губы. Именно это он видел собственными глазами. В определённом состоянии он вообще видел много чего необычного.
      — Чёрт с вами, от вас никакого толку. Нужен кто-то на его место. Все эти его гипнотические излучатели — детский сад. Нужно форсировать ОС, Бомбу, Оружие Сдерживания. Нужны первые результаты. Тогда не понадобится никаких ракет, никаких излучателей. Затраты на оборону — ноль копеек.
      Президент посмотрел на своих друзей-заговорщиков.
      Архаров пьёт. Коренной слишком глуп. Коршунова некем заменить. Рубцов пока нужен ему самому…
      — Я сам…
      У Коршунова опустилось сердце.
      — Я сам займусь этим делом. Карклин саботажник. Вы все саботажники. Результаты будут через неделю. Свободны.
      Трое членов Политбюро поспешили к выходу столь резво, что в дверях произошла заминка.

Необходимо подключаться

      Накопившиеся дела задержали Коршунова в Москве, и он вернулся в Питер только во вторник вечером. А утром, не теряя времени, спустился в Город.
      На причале Асфоделового луга его встречал озабоченный Мерехлюдин, зачем-то вырядившийся в парадную военную форму. Не обратив на него внимания, Коршунов зашагал в сторону лаборатории, к Альтшуллеру. Но Мерехлюдин снова возник у него на пути, и на этот раз пришлось остановиться.
      — Конфиденциальный разговор, товарищ командующий Городом! — отрапортовал Мерехлюдин, сделав строевой шаг вперёд. — Личное.
      Коршунов сдержался, чтобы не послать его матом.
      — Потом, после подойдёшь.
      Мерехлюдин засеменил рядом, но, не находя слов, замедлил шаг и отстал.
      На всех парах Коршунов влетел к Альтшуллеру и плюхнулся в кресло. Несколько находившихся в лаборатории сотрудников на цыпочках удалились.
      — Миша, вы уверены, что испытание Бомбы приведёт к катастрофе?
      — Добрый день, Феликс Петрович, рад вас видеть.
      — Змий назначил самого себя начальником ВПК.
      Альтшуллер оторвал пальцы от клавиатуры и крутанулся в кресле лицом к Коршунову. В наступившей тишине было слышно, как вертит на столе лопастями вечная мельница. Но теперь во вселенной уже не было ничего вечного.
      — Подключайся к Сети. Сегодня же. Даю полный карт-бланш.

Личное …

      Выйдя из лаборатории, Коршунов снова увидел Мерехлюдина. Тот шагнул навстречу и забормотал:
      — Феликс Петрович… Товарищ маршал…
      — Ну, что у тебя? Плохо выглядишь.
      — Уделите время, товарищ маршал. Сейчас. Наедине.
      — Ладно, пошли. Перекусить можно, чтобы не взорвали?
      — Да, наверное… Окунь…
      — Что окунь?
      — Окунь, Валентин Адамович, интендант. Он распорядился.
      В заново отстроенном и охраняемом снаружи взводом автоматчиков банкетном зале суетились официанты. Коршунов залпом выпил рюмку аперитива и закурил. Мерехлюдин не заметил своей рюмки. Вытянувшись через стол, он зашептал, брызгая слюной:
      — Альтшуллера необходимо отсюда срочно убрать, вообще ликвидировать. Он водит всех нас за нос, всё это чушь, мистификация, фокусы, он всех нас погубит!..
      Вглядевшись в него, Коршунов заподозрил неладное. «А не свихнулся ли он, чего доброго…»
      — Погоди, — похлопал он себя по карманам. — Забыл там, в лаборатории… Сиди здесь, я скоро.
      Коршунов зашёл в свой собственный кабинет и надавил кнопку вызова:
      — Доктора Павлова.
      Не прошло минуты, как появился доктор, будто срисованный с портрета члена Первой государственной Думы.
      — Иван Иванович, меня интересует состояние здоровья главного инженера.
      — Хотите взглянуть на медицинскую карту?
      — Нет. В двух словах.
      — Полная импотенция и частичное расстройство психики. Это уже становится заметным?
      — Пожалуй… Его можно поставить на ноги?
      — Видите ли, Феликс Петрович, я не любитель вторгаться в чужую личную жизнь…
      — И всё таки?
      — С некоторых пор Елена Юрьевна ему изменяет.
      — С кем?
      — С Мишей Альтшуллером.
      — Что?!
      — Здесь трудно держать что-либо в секрете. Товарищ Мерехлюдин видел плёнку, отснятую в бассейне оздоровительного комплекса. Это его и подкосило.
      — Чёрт бы побрал бальзаковских барышень!
      — Полагаю, что не обошлось без доброжелателя в лице Софочки Альтшуллер.
      — Чёрт бы побрал экзальтированных девиц!
      — Все хороши, Феликс Петрович. С Мерехлюдиным будут проблемы до тех пор, пока Елена Юрьевна не станет снова образцовой женой.
      — Спасибо, доктор, вы свободны.
      С Альтшуллером Коршунов решил поговорить по телефону, коротко и решительно.
      — Что у вас с женой Мерехлюдина? — сказал он строго.
      — Она меня соблазнила, — ответил Миша, всё взвесив.
      Ответ был дан, и Коршунов не стал придираться к формулировке.
      — Как давно?
      — Месяц назад.
      — И часто вы имели с ней… встречи?
      — Когда один раз в день, когда два.
      — Мерехлюдин узнал только вчера?
      — Вчера он увидел запись… Всё остальное зависит от объяснений Ольги Юрьевны.
      — Послушайте, Михаил Оттович, вам известно, что генерал-полковник Мерехлюдин является вторым лицом в Городе?
      — Клянусь, я вам клянусь, я просто купался в бассейне, я даже не подозревал, что Ольга Юрьевна имеет на меня виды… Вы же понимаете, мне бы и в голову не пришло!..
      — Ладно, успокойтесь, я всё понял. Постарайтесь в ближайшее время не попадаться ему на глаза. Думайте, думайте о главном, о нашем деле.

И всё-таки — бессмертие?…

      Мерехлюдин сидел в той же позе и с тем же выражением лица.
      — Ты видел его собаку? — зловеще зашептал он, как будто в разговоре не было паузы. — Этого таксу, для которой ты обещал привезти сучку…
      Коршунов подумал, что Мерехлюдин ревнует свою жену к собаке Альтшуллера.
      — Ты знаешь, сколько ей лет?
      — Кому?
      — Таксе, кобелю.
      — Геркулесу? Сколько? — подыгрывая несчастному, Коршунов тоже заговорил шёпотом.
      Мерехлюдин ещё дальше вытянул шею в сторону собеседники и отчётливо выговорил:
      — Двадцать четыре.
      — Ну и что? — не понял Коршунов.
      — А то, что собаки так долго не живут.
      Коршунову стало не по себе. В голове молнией пронеслась догадка, заставившая его моментально взмокнуть от волнения.
      — …Я консультировался: собаку можно сохранить в живых до такого возраста, если пичкать препаратами, делать пересадки… и всё такое. Но это было бы полуживое, парализованное чучело. А вы видели, в какой она, то есть, в какой он форме? Он в расцвете сил, ему нужна сука, вы понимаете? Ему нужна сука…
      У Мерехлюдина на глазах выступили слёзы.
      — Откуда ты знаешь, что Геркулесу двадцать четыре года?
      — Вот документы, — Мерехлюдин начал доставать из портфеля бумаги и кассеты. — Вот видео трёхлетней давности, обустройство Города. Альтшуллер притащил его сюда полудохлым, он накачивал собаку препаратами, чтобы она не сдохла. И вдруг это облезлое чучело превращается в молодое, резвое животное. Аппетит, блестящая шёрстка, упитанность, сексуальная активность…
      На глазах у Мерехлюдина снова навернулись слёзы.
      С минуту Коршунов думал, в волнении постукивая пальцами.
      — Скорее всего, ты прав. И это полностью меняет доктрину. Необходимо брать власть любой ценой. Там, наверху…
      — От меня жена ушла…
      — Я знаю. Подожди. Его сейчас нельзя трогать. Через неделю возьмём за горло. Жги, пытай, шкуру спусти. Сейчас нельзя. Сейчас можно потерять всё.
      Отказавшись от обеда, Коршунов в возбуждённом состоянии убыл из Города. Голова у него шла кругом, мысли путались.
      Теперь, когда перед ним реально замаячило физическое бессмертие, сопряжённое с омоложением, философско-религиозные проблемы, терзавшие его на протяжении последних лет, сами собой отпали. Теперь нужно было действовать — в сто, в тысячу раз решительнее. И прежде всего — обезвредить спятившего Президента.
      — Руководителя программы «Маяк», — приказал Коршунов дежурному. — Ко мне, срочно. Да, ещё вот что. Вколите ему что-нибудь… чтобы ничего не видел и не помнил.

Какую музыку любит Президент?

Четверг, 1 сентября, 49 часов до конца света

      Петрушка открыл глаза и увидел белый потолок. Голова гудела от большой дозы снотворного. Он поднялся и, свесив ноги, сел на кровати. В матрасе колыхалось нечто податливое и тёплое, приятное на ощупь. Обстановка не походила ни на тюрьму, ни на больницу. Воздух, удивительной свежести, пропитан ароматом соснового леса. Дорогой отель в горах Швейцарии?… Рядом с кроватью — ночной столик с обычным набором необходимых вещей, Библией и… «Устав жителя Города». На часах половина десятого. Утра или вечера? Окна завешены плотными шторами. Небольшой пульт с кнопками. Нажать наугад… кружок с расходящимися лучами…
      Шторы раздвинулись, за окном вспыхнули верхушки елей. Странный свет, не похожий на солнечный.
      Петрушка подошёл к окну.
      В десяти шагах, за ёлками, отвесная скала. А сверху… тоже скала и искусственные светильники.
      Стараясь пока много не думать, он разыскал просторную кухню, холодильник и набросился на еду. Нашёл аптечку, принял таблетку от головной боли. Выпил бутылку виноградного сока. Включил телевизор. Там, на одном единственном канале, демонстрировался фильм отечественного производства. Включил радио. Там играла классическая музыка. Прилёг и, незаметно, снова задремал.
      Его разбудил телефон.
      — Всеволод Иванович, как ваше самочувствие?
      — Да, хорошо… С кем я говорю? Где я?
      — Вы всё узнаете несколько позже. А сейчас, прежде всего, есть несколько вопросов к вам. Я буду у вас через минуту.
      Появился Коршунов.
      Вот уже год Петрушка был руководителем программы, и не раз встречался с этим человеком, председателем НКВД СССР. Едва успев одеться, он сделал шаг навстречу и вытянулся по струнке.
      — Товарищ маршал Советского союза…
      — Вольно, отставить. Садитесь, Всеволод Иванович. Без предисловий. Сколько понадобится времени для того, чтобы нанести скрытый поведенческий код на музыкальный носитель?
      — Общий код или адресный?
      — Я не знал, что бывает адресный.
      — Нужен только образец голоса объекта.
      — О, в этом недостатка не будет.
      — Для общего понадобится месяц; для адресного — несколько дней.
      — Если вам доставят всё необходимое, вы сможете управиться за сутки?
      — Я попытаюсь.
      — В таком случае, начинайте немедленно. Я провожу вас в лабораторию, где вам всё объяснят и всё покажут. И, кстати, называйте меня просто Феликс Петрович.
      — Да, благодарю вас, я понял. — Они вместе вышли в коридор. — Простите, Феликс Петрович, я могу узнать, кто будет объектом воздействия?
      — Как, разве я ещё не сказал? Объектом будет Президент, наш дорогой Президент, Владилен Казимирович Змий. Кажется, он любит слушать балалайку. Алкоголь не будет являться препятствием к проникновению сигнала?…

Президент лишается дара речи.

Пятница, 2 сентября, 36 часов до конца света

      Полуденный перезвон на башне Кремля согнал с подоконника любопытную ворону, которой Владилен Казимирович что-то говорил через стекло на протяжении последних десяти минут. На его рабочем столе стояла начатая бутылка коньяка, в руке он сжимал стакан. «Разлука ты, разлука, родная сторона…» — хрипло напевал он про себя тоскливую мелодию, которая сегодня крутилась у него в голове особенно назойливо. — «Никто нас не разлучит, лишь мать сыра земля…»
      Из потайной дверцы в кабинет просунулась голова Рубцова.
      — Разрешите, Владилен Казимирович?…
      — Лёха, Лёха, что же мне так плохо… Чего нарыл, кого топить будешь?
      — Известие от Хромова, помощника Коршунова.
      — Не рано ли ты под Коршунова копаешь, Лёха? Валяй, говори, только я всерьёз слушать не буду.
      — Это как вам угодно. Этой ночью Хромову удалось проникнуть в сверхсекретное помещение, комнату, примыкающую непосредственно к кабинету Феликса Петровича.
      — Ну и что там? Женщины? Голые мальчики? Растерзанные трупы? Я же говорю — глупости. Зелёный ты ещё, чтобы в запертые комнаты нос совать… Подойди, подойди сюда, дай-ка я тебя за нос…
      — Двадцать шесть степеней защиты. Не многовато для растерзанных мальчиков? Человек Хромова расшифровывал их на протяжении полутора лет.
      — Юноша, вы меня заинтриговали.
      Рубцов понизил голос:
      — Подземный город. Тоннель заканчивается недалеко от финской границы в залегающих на глубине нескольких километров скальных породах.
      — Как же он дотуда докопался? Вот идиот!
      — Гораздо важнее то, чем занимается Коршунов в этом бункере.
      Змий схватился за сердце:
      — Неужели онанизмом… В особо извращённой форме…
      — Они занимаются проблемой бессмертия.
      — Что?!!
      — Бессмертия.
      — Кто?…
      — Миша Альтшуллер, тот самый гений, которого Феликс Петрович выкрал из ВПК…
      Лишившись дара речи, Президент несколько раз ударил обоими кулаками по столу, разбил стакан и, обессиленный, откинулся в кресле.

Как Феликс Петрович воскликнул «Что?!!» одновременно с Президентом

      В полдень того же дня Коршунов вышел на связь с Городом.
      — А, Феликс Петрович, доброе утро, — приветствовал его Альтшуллер. — Вы знаете, к вам кто-то залезал сегодня ночью.
      — Да, — глухо ответил Коршунов, — я знаю.
      Именно сейчас Хромов наблюдал, как выжигают глаза и рвут плоть у его жены и детей. Когда он терял сознание, врач делал ему укол, и пытка возобновлялась. Он давно сказал всё, что знал, и теперь нёс ахинею.
      — Что будете делать?
      — Твоё мнение?
      — Пообещайте ему бессмертие в обмен на Бомбу.
      — Что?!! — Коршунов вдруг понял, что в этой фразе, как в кощеевом яйце, заключены его жизнь и его бессмертие. И этот возглас по совпадению прозвучал в унисон с таким же возгласом Президента, находившегося в Кремле.
      — Можете радоваться, кое-что получилось.
      — Это сложно?… Необходима операция?… — Коршунов вдруг начал задыхаться.
      — Нет, просто внутримышечная инъекция. Один укол в вашу…
      — Еду!..
      Уже в следующую минуту, дрожа от нетерпения, он вскочил в вагонетку и выставил максимальную скорость. К чёрту кодирование, закодировать сумасшедшего не так просто, ошибка может быть роковой. Посулить бессмертие, закрыть проект «ОС», заманить старого борова в Город и прикончить.
      После этого можно смыться за кордон или настроить «Маяк» на его, Коршунова, абсолютную власть. Да, пожалуй, лучше остаться. Постепенные послабления, частная собственность, благодарный и послушный народ… Власть и бессмертие, бессмертие и власть. Не это ли есть сущность вечного земного блаженства?…

Коршунов обретает бессмертие

      — Где?… — выдохнул Коршунов с порога.
      — Вы уже здесь? — удивился Альтшуллер. — Понимаете, есть небольшая заминка: препарат действует только на блондинов с голубыми глазами и…
      Сопя как паровоз, Коршунов вынул пистолет, взвёл курок и приставил дуло к виску изобретателя.
      — Где?…
      — Вы с ума сошли, я пошутил!
      — А я не шучу.
      — Берите, берите, вон там, на столе! Раствор в пробирке!
      Коршунов взял пробирку и шприц.
      — Сколько?
      — Четыре кубика.
      Коршунов отмерил.
      — Себе.
      Перепуганный Альтшуллер засучил рукав и уколол себя в плечо. Только после этого Коршунов спрятал пистолет и позволил изобретателю уколоть себя.
      — Миша, ну зачем, зачем вы так долго водили меня за нос? — почти нараспев заговорил Феликс Петрович, опьянённый свершившимся событием.
      — Должен сообщить вам, что, сразу после вашего ухода, введу себе раствор, нейтрализующий этот препарат.
      — А почему? Что такое?
      — Я верующий человек и не хочу бессмертия плоти.
      — Но ведь вы вкололи препарат своей собаке.
      — Это мой грешок. Исправлю, едва замечу с собакой неладное.
      — Вздор, метафизика. Кстати, проинструктируйте меня, как пользоваться этим препаратом в дальнейшем.
      — Он вам больше не понадобится. Организм программируется на омоложение и бессмертие одной дозой.
      — А вы, Миша, вы тоже начнёте молодеть, если оставите как есть?
      — Нет, я ещё буду взрослеть. Я ещё не достиг оптимального биологического возраста.
      — Когда я замечу действие препарата?
      — Через пару часов можете начинать смотреться в зеркало.
      — Вы шутите?
      — Нет, я не шучу.
      — Какой восторг! Миша, дайте я вас расцелую… Пойдёмте в ресторан, выпьем шампанского.
      — Идите к чёрту.
      — Ладно, ладно. Я на вас больше не обижаюсь. Выходите на связь с Президентом и предложите ему мои условия. И пригласите его в Город. Скажите, что я простроил бункер ему в подарок. Приготовим цианид и как-нибудь подменим шприц старому дуралею… — хитро подмигнул Коршунов. — Ха-ха-ха!
      — Дайте мне Петрова.
      — Петрова?… Ах, этого, берите. Разве вы знакомы?
      — Матмех, восемьдесят второй год. Я на первом, он — на четвёртом.
      — Понимаю, понимаю, альма матерь. Он мне ещё понадобится. Потом, после.
      В центре Асфоделового луга Феликс Петрович развёл руки и вдохнул полной грудью струившийся из зелёной галереи свежий воздух. Заметив стоявшего неподалёку интенданта, сказал:
      — Эй, как тебя… Окунь. Распорядитесь приготовить мои апартаменты. Я задержусь здесь на сутки… или на двое. И распорядитесь насчёт обеда. Так, повеселей, поторжественней — ну, как будто у меня день рождения. Ву компроне?
      — Феликс Петрович… Товарищ командующий городом… — зашёлся Окунь от трепетного восторга. — Не сомневайтесь…

Лучшие из лучших

      Этим же вечером на военном аэродроме под Петроградом приземлился самолёт. На его борту находились два десятка неулыбчивых военных людей под руководством полковника Лобова, командира этого лучшего в стране, а может быть и в мире, отряда специального назначения «Призрак». Как боги они владели всеми видами оружия, рукопашного боя и психического воздействия. В совершенстве знали технику, медицину и марксистско-сталинскую философию. Могли стерпеть любую боль и найти себе воду и пищу в любых условиях. Каждый из них, при поступлении в отряд, добровольно себя кастрировал.
      Несколько бронированных автомобилей дожидались их прямо на лётном поле. После ареста Коршунова Лобов будет представлен к маршальскому званию и назначен председателем НКВД СССР. Только что подписанным Указом Коршунов снят с должности, разжалован и объявлен в розыск.
      Никаких переговоров, никаких уступок. Взять живьём или пристрелить. Изобретателя беречь как зеницу ока — пуля в лоб за каждый упавший с его головы волосок.
      Резиденция Коршунова в Новой Голландии. Вереница коридоров, потайная комната.
      Искры сварочного аппарата, дыра в люке, тесный, мерцающий огнями тоннель…
      Обе вагонетки, рабочая и резервная, — внизу, уехали в одной сцепке. Шакал почувствовал приближение опасности.
      Лобов выходит на связь с Президентом:
      — Мы в тоннеле.
      — Хорошо. Когда будете внизу?
      — Обе вагонетки там, придётся идти пешком.
      — Бегом, бегом, а не пешком!
      — Здесь довольно тесно…
      — Ползите на карачках! Только быстро, быстро! Так, чтобы дым повалил. Связь — через каждые двадцать минут.
      — Слушаюсь.
      И двадцать человек, увешанных тяжёлым снаряжением, по команде Лобова, пригнув головы, побежали вниз по тоннелю. «Раз, раз, раз-два-три, раз, раз, раз-два-три…»
      У замыкающего за спиной катушка, за ней тянется тончайший провод телефонной связи.

Вечно молодой…

      В это время Феликс Петрович кутил в банкетном зале. После первых бокалов шампанского он велел женщинам переодеться и, на манер цыганок, петь ему здравицы под аккомпанемент бренчащего на гитаре Окуня. Плачущего Мерехлюдина он заставлял есть горчицу и изображать русалку. Быстро, по неопытности, он периодически напивался и засыпал, и тогда его укладывали на кушетку в фойе. Однако, проспав не более получаса, Феликс Петрович бодро вскакивал, ощущая в себе новый прилив бодрости, и продолжал куролесить.
      Препарат омоложения и бессмертия действовал. Мышцы окрепли, голова работала ясно, на лету рождались великолепные остроты. На его лице стремительно разглаживались морщины, седые волосы выпадали, уступая место новой, молодой поросли. Несколько раз Феликс Петрович уединялся со своими вакханками и демонстрировал класс юношеского, молодецкого секса. Если бы юность знала, а старость могла.

Невыносимое бездействие.

Суббота, 3 сентября. 12 часов до конца света

      Президент сидел перед телефонным аппаратом в невыносимом ожидании известия о свете в конце тоннеля. Ночь он провёл здесь же, за рабочим столом, периодически роняя голову на руки и засыпая. Не в силах дождаться звонка, он сам выходил на связь и кричал:
      — Ну?… Что!..
      — Продвигаемся вперёд, товарищ генералиссимус, — заученно, не сбиваясь ритма, отвечал Лобов.
      — Бегом?…
      — Так точно, бегом, товарищ генералиссимус.
      — Много осталось?
      — Не могу знать, товарищ генералиссимус.
      — Никаких остановок!
      — Так точно, товарищ генералиссимус…
      В конце дня, когда за окном стемнело, Президент извёл себя окончательно и лёг спать на диванчик, подложив под ухо телефонный аппарат. В голове у него, как заведённая пластинка, звучал голос Лобова.
      Он проспал до одиннадцати и, перепугавшись спросонок, что о нём забыли, вышел на связь. В трубке прозвучали всё те же заученные слова.
      Владилен Казимирович налил в стакан коньяка, высыпал три ложки растворимого кофе и перемешал. Выпил залпом и в нетерпении принялся ходить из угла в угол.
      Сунув в карман трубку радиотелефона, вызвал машину и велел отвезти его в здание главной лаборатории ВПК.
      Альтшуллер был прав. Президент решил потребовать бессмертия, угрожая Бомбой.

Нельзя одновременно.

Тридцать минут до конца света

      Проснувшись в очередной раз, Феликс Петрович выпил острый томатный коктейль и принял душ. Переодевшись, пружинящей походкой направился в лабораторию.
      Перед экраном сидели Петрушка и Альтшуллер.
      — Иванов, — рассуждал минуту назад Альтшуллер, — вне сомнений, падший ангел. Не в том смысле, что чёрт. Просто дезертир, хулиган, нарушитель… Однако, ты задал совсем не тот вопрос. Ведь именно сегодня в полночь наступает «критическая точка»?
      — Да, пожалуй, именно сегодня…
      — Ты понимаешь, что это может значить?
      — Котов, как последний оставшийся в живых, должен решить: останется он здесь или вернётся к отправной точке…
      — Если он умрёт до полуночи, то вернётся к отправной точке, — Альтшуллер изобразил схему и провёл стрелку на листе бумаги. — С этим мы разобрались. А если нет?
      — Если не умрёт? Тогда он останется здесь.
      Альтшуллер покачал головой.
      — Никого и ничего здесь не останется. До тех пор, пока здесь останется хоть одна молекула вещества мира-двойника, отсчёт времени там не возобновится.
      — Почему?
      — Потому что у тебя только одна душа и ты не можешь находиться в двух местах одновременно. Это значит, что сегодня в полночь какой-то из двух миров-двойников прекратит своё существование.
      — Что будет с нами?
      — Скорее всего, мы вообще ничего не заметим.
      В лаборатории появился Коршунов.
      — Ого! — сказал ему Альтшуллер. — На вас приятно смотреть, товарищ маршал. Кстати, вы знаете, что вас уволили со службы и объявили в розыск?
      — Что?…
      — Вы шпион, изменник Родины и враг народа.
      — То есть?…
      — Исполняющим обязанности председателя НКВД СССР назначен полковник Лобов.
      — Что-что?…
      — Не переживайте, ведь мы с минуты на минуту всё исправим, и вы скоро станете Президентом.
      — Да-да…
      — Посидите, подождите, осталось совсем немного. Змий в машине, он движется в сторону главной лаборатории ВПК. Едва только он окажется перед экраном главного компьютера, мы вступим в переговоры.
      Закодированная на послушание и безволие пластинка с записью известного балалаечника, готовая к трансляции, беззвучно вращалась в дисководе.

Всё готово…

      На пути Президента то и дело возникали препятствия. Сначала караульный не хотел пускать его на территорию. Змий опустил стекло и выстрелил солдату в лоб из пистолета. Подоспевший офицер отворил ворота и вытянулся по струнке.
      Ни одна дверь, ни одна шлюзовая камера, ни один замок не открывались; двое заместителей подолгу суетились перед каждой электронной ловушкой, прокладывая дорогу новому директору.
      Наконец он уселся на своё законное место, положил перед собой пистолет и глухо спросил:
      — Готовы ли вы немедленно начать эксперимент?
      Заместители испуганно посмотрели друг на друга. Несколько дней они ждали и боялись этого момента.
      — Да или нет? — Змий ткнул пальцем в того, что стоял справа.
      — Видите ли, товарищ Президент… — начал было тот, но раздался выстрел, заместитель вскрикнул, схватился за ляжку и скорчился от боли.
      — Да! — выкрикнул другой, не дожидаясь вопроса.
      Когда стрелки часов приблизились к цифре «12», Президент сидел перед экраном главного компьютера. Только что прервалась связь с Лобовым. Возможно, повредился или оборвался телефонный провод. Это уже не столь важно.
      — Всё готово?
      — Так точно, — доложил второй заместитель, пытаясь унять дрожь во всём теле.
      Президент приложился к маленькой фляжке с ректификатом.
      — Ну так валяйте…
      И он засунул в щель пластинку со своим личным президентским кодом.

Почему оборвалась связь

      — В тоннеле кто-то есть.
      Альтшуллер переключился на камеры в тоннеле, и Коршунов сразу узнал полковника Лобова во главе элитного подразделения «Призрак», подчинённого лично Президенту. Одно за другим на камеру наплывали маски спецназовцев, продвигавшихся гуськом, пригнув головы под тесными сводами.
      — Чёрт… — прошептал Коршунов. — Мерехлюдин!
      — Слушаю вас, товарищ командующий Городом.
      — Залить первый отсек.
      — Сейчас?
      — Жди моей команды.
      Мерехлюдин вернулся в ванную, смыл с себя мыло и тщательно ополоснулся под душем. Обтёрся полотенцем, побрызгался дезодорантом и оделся во всё чистое. Он принял чрезвычайно важное для себя решение.
      Ещё совсем недавно, час назад, он намеревался убить свою жену, Альтшуллера, собаку Альтшуллера, а затем себя. Однако теперь, после распоряжения Коршунова, когда стало ясно, что связь в внешним миром будет навсегда отрезана, в его голове щёлкнуло, и он принял другое, потрясшее его самого решение: убить Коршунова и занять место командующего Городом. Убить так, чтобы выдать его смерть за нелепую случайность — например, утопить в бассейне…
      При таких обстоятельствах он, абсолютно законно, как первый заместитель, примет на себя командование. Под пыткой он вырежет и выжжет из Альтшуллера тайну вечной молодости, а затем дарует бессмертие своей неверной жене и её любовнику.
      Зачем? Затем, чтобы навечно приковать их к стене пыточной камеры, приходить туда в одно и то же время и терзать, терзать ножничками и щипчиками их похотливую, греховную плоть…
      — Мерехлюдин! — ухнул по громкой связи голос Коршунова.
      — Всё готово, товарищ командующий.
      Для того, чтобы залить бетоном расположенный на подступах к Городу участок тоннеля длинной около километра, необходимо было нажать одну единственную кнопку, предварительно разбив защитное стекло.
      Мерехлюдин разбил стекло специальным молоточком и положил большой палец на кнопку.

Паноптикум пустот

      — На месте — стой! — скомандовал Лобов.
      Он заметил срез стальной перегородки в своде тоннеля. Скорее всего, это средство для защиты от прорыва грунтовых вод. Да, пожалуй, больше она ни на что не годится…
      В то же мгновение перегородка опустилась, отрезав Лобову путь к отступлению.
      — Проклятие, они нас замуровали, — прошептал Лобов, подняв глаза и внимательно разглядывая свод тоннеля.
      Солдаты запаниковали и открыли огонь. Пули с ртутными сердечниками оставляли на поверхности лишь ссадины и вмятины. Второпях начали прилаживать взрывчатку.