26 августа 71 года Н. Э. (1988 Р. Х.)

Девять дней до конца света

      Сразу по прибытию в Петроград Коршунов спустился в Город. Его беспокоила предстоящая демонстрация «психодислептического манипулятора» Карклина, и он хотел поговорить с Альтшуллером. На сей раз он с самого начала попросил Мерехлюдина удалиться и, оставшись наедине с изобретателем, перешёл к делу:
      — Миша, что вы знаете о ПМ-излучателе?
      Как только главный инженер вышел из лаборатории, Альтшуллер снял ноги со стола и затушил сигарету.
      — Всё.
      — Всё?…
      — А что именно вас интересует?
      Коршунов давно привык к самоуверенной хвастливости гения и спокойно делил его заявления пополам.
      — Опасно ли присутствовать на его демонстрации?
      Альтшуллер посмотрел в потолок, крутанулся в своём кресле и хрустнул длинными пальцами.
      — Пожалуй, да. Чрезвычайно опасно. Испытания этой пакости чреваты непредсказуемыми побочными эффектами.
      — Ага…
      — Назовём их условно окнами. Допустим, вы направляете излучатель на какой-то объект, группу людей. А где-то рядом в образовавшееся окно влетает воробей… и попадает в другое измерение. Исчезает.
      — Воробей?
      — Воробей или человек.
      — Значит, это может быть опасным и для человека?
      — Вы поразительно догадливы.
      — На каком расстоянии от прибора?
      — Зависит от мощности. Насколько я понимаю, Карклин намерен продемонстрировать спутниковый излучатель.
      — Да, кажется, он говорил именно об этом.
      — Десять-пятнадцать километров.
      — Это означает, что каждый из тех, кто будет присутствовать на демонстрации, может… пострадать?
      — Несомненно. Однако вероятность невелика. Всё равно как перейти поле, на котором две-три минные растяжки.
      — Чёрт!
      — Согласен.
      — Карклин — авантюрист.
      — Несомненно.
      — Но зачем он так спешит?
      — Он боится «Оружия Сдерживания».
      — Мы все боимся.
      — Этой затеей он хочет дать Президенту уверенность, что мир уже под контролем.
      — Это разумно. Но он плохо знает Президента. Старикан не успокоится до тех пор, пока не получит свою реакцию.
      — Теоретически я смоделировал реакцию два года назад, когда работал у Карклина.
      — Вывод однозначен?
      — Будет конец света.
      — Чёрт! Чёрт! И ведь этого никак не вбить в голову старому ослу!
      — У него нет чувства самосохранения?
      — Это очень трудно понять, Михаил Оттович.
      — И всё таки?
      — Во-первых, ему в ухо дышит Рубцов.
      — Простите, не понял?…
      — Рубцов, его новый референт. Этот юноша тяжело болен. Ему осталось жить два, от силы три года, и он это знает.
      — А во-вторых?
      — Во-вторых, сам Президент психически неуравновешен. Рубцов этим пользуется и подначивает Президента делать Бомбу.
      — Вы произнесли это слово как женское имя.
      — Так они и говорят.
      — Вы подслушиваете?
      — Я прослушиваю подготовленную для меня нарезку.
      — По крайней мере, это объясняет ситуацию.
      Коршунов достал сигареты, оба закурили и помолчали.
      — У тебя есть идея?
      — Пустите меня в Сеть, и я подумаю, что можно сделать.
      — Ты сумеешь взломать коды ВПК?
      — Чем чёрт не шутит.
      — Допустим. Что дальше?
      — Я подумаю.

Безумие

      В субботу четверо членов Политбюро, во главе с Президентом, собрались на ближайшем испытательном полигоне ВПК. Погода для загородной поездки выдалась благоприятной: в меру прохладно и солнечно. Ночью прошёл дождь, воздух был чист и прозрачен.
      Оставив чёрные бронированные лимузины на дороге, маршалы и генералиссимус направились к пункту наблюдения. Сказавшийся больным Коршунов не приехал.
      Карклин шагал впереди, давая на ходу обрывочные объяснения. Выпивший водки Архаров умильно смотрел на повылезавшие из земли то там, то здесь крепыши-грибочки. На его лице всегда блестел игрушечный румянец.
      Змий курил папиросу и смотрел себе под ноги. Рубцов семенил за ним с озабоченным видом; в левой руке он держал портфель, на плече болталась видеокамера.
      Коренной шёл позади всех. Крестьянское чутьё подсказывало ему недоброе. Неявка Коршунова окончательно испортила настроение.
      Поднялись на пригорок, поросший травой и редким кустарником. На дощатом настиле полукругом стоял десяток кожаных кресел. Перед каждым была закреплена на штативе двадцатикратная оптическая стереотруба. За пультом сидел оператор, молодой человек с погонами старшего лейтенанта. За пригорком, на подветренной стороне, дымилась походная кухня.
      Карклин предложил всем рассаживаться. Солдаты в белоснежных халатах, надетых поверх формы, принялись разносить чай и кофе.
      В поле стояло куполообразное решётчатое сооружение — наподобие тех, которые ставят в цирке для аттракционов с хищниками. Чистота воздуха и качество оптики позволяли разглядеть под куполом каждую травинку.
      — Спутник над нами, Владилен Каземирович. — доложил Карклин. — Прикажете начинать?
      Змий, распарившийся четырьмя стаканами чая, вытер лоб и шею платком. Затем, вопросительно подняв брови, покосился на своего референта.
      — Можно начинать, — прошептал Рубцов, вытянув подбородок в сторону президентского уха. Из уха торчал пучок волос.
      — Начинайте! — махнул рукой Президент.
      Карклин снял трубку полевого телефона и скомандовал:
      — Грузите людей.
      Зрители прильнули к окулярам.
      Возле решётчатого купола остановилась машина, из крытого кузова начали выпрыгивать люди — мужчины, женщины и дети. Подталкивая стволами автоматов, их загоняли в клетку.
      — Как видите, контингент представлен всеми возрастными категориями, — давал пояснения Карклин. — Это преступники, приговорённые к высшей мере. Вот эта девочка, видите, с розовым бантиком, лет десяти, — она застрелила офицера НКВД.
      — Что вы говорите! — воскликнул Змий. — Куда же смотрели её родители?
      — Родители, маленький брат — все они были замешаны в государственном преступлении. Девочка украла пистолет и открыла беспорядочную стрельбу.
      — Ай-ай-ай! Такая молоденькая девочка, а уже столько злобы и жестокости. Чего бы ещё она могла натворить, дай мы ей немного подрасти…
      Солдаты захлопнули дверцу клетки, навесили замок и запрыгнули в кузов. Машина рванула с места и вскоре исчезла из поля зрения.
      — С чего начнём, Владилен Каземирович? — поинтересовался Карклин.
      — А что, ты говорил, оно может?…
      — Имеется восемь основных поведенческих установок, также несколько десятков вспомогательных.
      — Давай основные, а не то до вечера не управимся.
      — В каком порядке желаете?
      — А у тебя как записано?
      — «Страх», «Безволие», «Радость», «Секс», «Агрессия», «Сон», «Полная потеря памяти», «Буйное помешательство».
      — Ну, вот, примерно так и действуй…
      Карклин поднял бинокль и всмотрелся в лица подопытных. Похоже, всех их арестовали совсем недавно — выглядят чисто и опрятно. Для проведения полноценного эксперимента необходимы люди с нормальной психикой. Человек десять мужчин и три женщины среднего призывного возраста, несколько пожилых, мальчик и девочка лет десяти и женщина с грудным ребёнком.
      Мужчины оживлённо разговаривали, пустив по кругу оставленный солдатами окурок. Женщина кормила грудью ребёнка, сев на траву спиной к решётке. Девочка сплела венок и надела его на голову сверстника. Интеллигентные пожилые люди, по-видимому, супружеская пара, развернули свёрток и принялись беспечно жевать бутерброды.
      — В чём дело? — обратился Карклин к своему помощнику. — Почему они так себя ведут?
      — Им сказали, что здесь нужно ждать автобус, который повезёт их на железнодорожную станцию. Они решили, что смертную казнь им заменили бессрочным заключением.
      — Ну всё, хватит, — пытаясь ослабить воротник, Карклин сорвал верхнюю пуговицу рубашки. — Эти болваны не понимают, что их ждёт… Начинайте.
      Сидевший за пультом оператор положил пальцы на клавиатуру.
      — Внимание. Первая установка — «Страх».
      Оператор включил сигнал и слегка подтолкнул вперёд ползунок регулятора.
      Люди в клетке замерли и насторожились.
      — Мощность сигнала регулируется в широком диапазоне — от лёгкой тревоги до помешательства и разрыва сердца, — Карклин начал комментировать происходящее. — Прибавим немного.
      Оператор подтолкнул ползунок.
      Люди вдруг почувствовали, что надежды нет и сейчас, прямо здесь их начнут убивать. Они сбились в кучу и, заслоняясь руками от неведомой опасности, закричали.
      — Достаточно, — сказал Змий после того как Рубцов нашептал ему что-то в ухо. — Люди должны оставаться психически нормальными до окончания эксперимента. Что ж нам, на сумасшедших-то смотреть…
      — Исходное, — приказал Карклин.
      Оператор отвёл ползунок в исходное положение.
      Люди начали вставать, отряхиваться и оглядываться по сторонам. «Что это было?» — спрашивали они друг друга.
      — Следующую, — махнул рукой Змий, отхлебнул чай и вновь приблизил глаза к окулярам.
      — «Безволие».
      На лицах людей появилось выражение тупого безразличия.
      Карклин поднёс к губам раструб мегафона и проскрипел:
      — Выстроиться по ранжиру!
      Люди стали неумело и суетливо выполнять команду. Образовалось подобие неровной шеренги.
      — Лечь! Встать! Лечь! Встать!..
      Женщина отложила в сторону младенца.
      — Бежать по кругу!
      Пожилой мужчина остался лежать.
      — Построение!
      — Эй-эй! Кажется, один у вас уже сдох! — заметил Президент, прислушивавшийся к шепотку своего референта.
      — Этот не в счёт, Владилен Каземирович, — объяснил Карклин. — У него был уже один инфаркт во время ареста.
      — Не, вообще, чего-то не впечатляет. Они слушаются, а что им ещё делать? Я сейчас тебе скажу траву есть, и ты будешь есть. Или не будешь?…
      Карклин торопливо прокричал в трубу:
      — Траву жрать! Всем! Быстро!
      Люди опустились на четвереньки и стали есть траву вместе с ромашками и одуванчиками.
      — Дальше, — отмахнулся Президент.
      Оператор сделал сброс.
      Люди стали подниматься с колен и отплёвываться. Девочку с бантиком вырвало. Пожилая женщина бросилась к бездыханному телу своего супруга, её трясло от рыданий. Все начали возбуждённо переговариваться, — похоже, они догадались, что в действительности здесь происходит.
      — «Радость».
      Люди вдруг поняли, что сегодня их ждёт смерть, и что она прекрасна. Двое мужчин разорвали одежду, скрутили подобие верёвок и повесились на прутьях решётки. Остальные начали снимать с себя одежду, чтобы последовать их примеру.
      — Стой! — заорал Змий. — Куда смотришь! Сейчас все передохнут!..
      — «Секс».
      Люди продолжали снимать с себя одежду, но уже позабыли, для чего начали это делать. На прутьях остались висеть мужчины, девочка и пожилая супруга сердечника.
      Оператор подтолкнул ползунок в сторону усиления сигнала.
      Перестав тратить время на раздевание, люди бросились друг к другу и слились в единый агонизирующий клубок, жизнь в котором быстро угасала от многократно ускоряющейся частоты опустошительных оргазмов.
      — «Агрессия».
      Пульсирующий клубок задёргался и стал хаотически разрушаться: женщины кусались и вырывали волосы у своих любовников, мужчины били и душили друг друга из ревности. В желании причинить другому страдания никто не чувствовал собственной боли.
      — И последнее на сегодня. Как говорили древние, «если бог хочет кого-то наказать, он лишает его разума».
      — Кто хочет наказать?… — переспросил Змий.
      — Вы, Владилен Каземирович, — зашептал Рубцов, — вы наш бог и царь.
      Карклин впервые взглянул на Рубцова без видимой неприязни.
      — Ладно, валяй.
      «Буйное помешательство».
      И тогда в клетке началось такое, от чего видавшим виды военным стало не по себе. Оставшиеся в живых сделались отродьями ада. Мальчик поднял с земли булыжник и молотил им по голове женщины. Череп раскололся, и камень хлюпал в кровавой массе, ударяя по шейным позвонкам. Кормящая мать взяла за ножки младенца и, закрутившись, ударила по решётке. Только один подопытный тихо сидел в сторонке — он обгладывал запястье своей руки.
      — Хватит, — сдавленным голосом проговорил Карклин и прижал ко рту платок. — Ликвидация и уборка…
      Ощутив рвотные позывы, он отбежал в сторону и, наклонившись, ухватился рукой за тонкую берёзку…
      В эту самую минуту Архаров отнял от губ пустую флягу. И его глазам представилась удивительная картина. Карклин отбежал в сторону, схватился за берёзку и… пропал. Растворился в воздухе.
      Архаров протёр глаза и пристально сощурился на то место, где только что находилась согнутая фигура. Там было пусто. Он посмотрел на других членов Политбюро. Их глаза были прикованы к окулярам. Архаров пожал плечами, спрятал в карман пустую флягу и заглянул в трубу.
      Движение в клетке прекратилось. То, что осталось от людей, лежало, висело и кое-где шевелилось в кровавом, неприглядном беспорядке. Из подъехавшей машины вышли солдаты-огнемётчики и пустили мощные струи напалма. В огне забились оставшиеся в живых.
      Через минуту в клетке остался только пепел. Вертолёт подцепил решётчатый купол и скрылся за полосой леса на горизонте.
      Члены Политбюро поднялись из кресел, закуривая и разминая ноги.
      — Где Карклин? — посмотрел по сторонам Змий.
      Архаров помалкивал: в последнее время ему часто виделась разная чертовщина.
      — Лекарства побежал глотать, Владилен Каземирович, — предположил Рубцов. — Его же с самого начала трясло.
      — Ладно, поехали обедать На свежем воздухе аппетит, небось, нагуляли?
      Архаров и Коренной переглянулись.
      Расселись по машинам и тронулись.

Куда девался Карклин?

      В тот же день вечером Коршунов получил и просмотрел видеозапись, сделанную Рубцовым на полигоне. Выключив экран, некоторое время сидел, покачиваясь в кресле и пуская кольцами дым сигареты. Его вывел из задумчивости характерный зуммер прямой связи с Президентом.
      — Получил? — поинтересовался Змий.
      — Так точно, Владилен Казимирович.
      — Что скажешь?
      — Перспективно. Очень. Странностей не наблюдалось?
      — Не наблюдалось. Каких ещё странностей?
      — Вообще…
      — А ты думал, что нас всех в дурдом отправят? И тогда ты, значит, один в здравом уме — и на место Президента… Ловко. Только здесь тоже не дураки сидят. Чем тебя породил, тем и убью. Ты что думаешь, ты у нас фигура неприкасаемая? Да я тебя…
      В трубку понеслась нарастающая лавина ругательств. Коршунов понял, что Президент уже сильно подшофе. Он отвёл трубку от уха, затушил в пепельнице окурок и сделал глоток сока из стакана.
      — …симулянт хуев! — выговорился наконец Владилен Казимирович.
      — А что товарищи, какие мнения? — тактично выждав несколько секунд, поинтересовался Коршунов.
      — А товарищи уже нажрались, как цуцики. Натуры у них, видишь ли, нежные и поэтические. Впечатлительные оказались. Юноши бледные со взорами горящими, понимаешь…
      — Карклин тоже напился? — не поверил Коршунов.
      — А этот жулик сбежал, ещё там, на полигоне. Всё время надушенный платочек к губам прижимал, понимаешь ли. Как это… графиня с изменившимся лицом бежит к пруду.
      — Где он сейчас?
      — А шут его знает.
      Президент бросил трубку.
      Вскоре доложили, что Карклина нигде нет. Это означало, что его действительно нигде нет. Коршунов забарабанил пальцами по телефонному аппарату; следовало показать видеозапись Альтшуллеру…
      На экране появилось заспанное лицо. Изобретатель прикурил сигарету и, будто случайно, пустил густое облако прямо в объектив камеры. Когда дым рассеялся, Коршунов произнёс без лишних предисловий:
      — Я хочу, чтобы вы посмотрели запись.
      В последующие сорок минут, дымя сигарету за сигаретой, Альтшуллер безучастно смотрел на экран.
      Сначала камера в руках Рубцова дала плавный обзорный разворот по кругу. Затем её укрепили на штатив, и появился крупный план ещё пустой куполообразной клетки. Вот в клетку загнали привезённых людей, за кадром слышится голос Карклина, отдающего первую команду, вторую… Вот всё кончено — вертолёт, подцепив клетку уносится за горизонт. Камера, как и в начале, даёт круговой обзор. Конец.
      — Дайте, пожалуйста, ещё раз помедленнее последний фрагмент — когда камеру уже сняли со штатива.
      В кадре Змий, Архаров и Коренной; оператор за пультом. По кругу: колючая проволока, дымок полевой кухни, вышки с часовыми, песок, трава, редкие кусты и деревца, поле, выжженный круг, лес на горизонте, снова смотровая площадка. Конец.
      — Вы заметили странность? — сказал Альтшуллер.
      — Куда же подевался Карклин… — прошептал Коршунов.
      — Последний раз его голос на плёнке слышен в двенадцать сорок три. В двенадцать сорок семь даётся круговая панорама, и его уже нигде нет. Покинуть данное поле обзора за четыре минуты могла бы, разве только, скаковая лошадь. Но Карклин — не лошадь. Он также не крот, чтобы зарыться в землю.
      Коршунов лихорадочно потёр лоб ладонью.
      — Вы думаете, что он всё-таки…
      — Не исключаю такой возможности.
      — Но, вы говорили, вероятность угодить в такое окно крайне невелика — всё равно, что наступить на единственную растяжку в поле…
      — Значит, он наступил.
      — Немыслимо. Почему именно он?…
      — Вопрос скорее философский.
      — Где он теперь?
      — Если бы вы дали мне год и неограниченные возможности для решения только одной этой проблемы, я бы дал вам ответ через год. Или через два.
      — К чёрту. У нас нет и недели. Хотя, при определённых обстоятельствах, бегство в такое окно могло бы стать единственным шансом на спасение.
      — Смотря что спасать, Феликс Петрович.
      — Что вы сказали? Михаил Оттович, неужели вы, учёный, материалист, верите в бессмертие души?
      — Я не верю.
      — Всё-таки не верите!
      — Я знаю.
      Коршунов стукнул кулаком по столу.
      — Перестаньте говорить загадками! Что вы знаете?
      — Мне пора спать.
      — Извините, Миша, вы же понимаете, насколько волнует меня эта тема. Сядьте, сядьте. Скажите, что вы знаете?
      — То же, что и вы.
      Коршунов взял себя в руки.
      — Хорошо, вернёмся к исчезновению Карклина. Завтра его начнут искать по-настоящему. А в понедельник Змий соберёт Политбюро.
      — Попытайтесь занять его должность. У вас появится возможность навсегда закрыть тему «Оружия Сдерживания». Иначе ваш Президент навсегда закроет тему жизни в этой вселенной. Если ему не помешают те, с копытцами и рожками, которые будут раздувать огонь под его сковородкой.
      — Да-да… конечно, это крайняя мера… спокойной ночи.

Ночь

      Коршунов откинулся в кресле и прикрыл глаза. В его быстро затуманивающемся сознании крутились кадры видеозаписи и обрывки разговоров.
      Вот он почувствовал, что проваливается вниз и падает прямо в Город. Но там теперь сущий ад. Повсюду кипят огромные булькающие котлы, шипят сковороды, полные грешников. Шум стоит такой, что голова идёт кругом. Маленькие вертлявые черти с рожками и копытцами подбрасывают уголь. Другие тыкают вилами тех грешников, которые лезут через край.
      Сам Коршунов во время падения зацепился за уступ в скале. Но сколько он сможет продержаться? В полумраке, совсем рядом, он замечает дыру, спасительное «окно», и оттуда ему машет руками и торопит Миша Альтшуллер.
      Не всё ещё потерянно. Нужно только подобраться, осторожно двигаясь по узкому щербатому выступу. Он делает один приставной шажок, другой…
      И тут сверху падает и цепляется за него ещё один человек. Он трепыхается, кричит, и тянет за собой вниз. Этот человек — Мерехлюдин. В одной связке они летят вниз, в кипящий котёл…
      Голова Коршунова упала на грудь, он вздрогнул и проснулся. «Почему именно Мерехлюдин?…» Во мраке горела зелёная лампочка на пульте связи, за плотно завешенными шторами угадывалось приближение рассвета. Ехать домой уже не имело смысла. «Но почему же всё-таки Мерехлюдин?» Так и не найдя ответа, он снова задремал.
      Теперь он в куполообразной клетке — один и совершенно голый. Снаружи к прутьям решётки прильнули весело скалящиеся члены Политбюро — Змий, Архаров, Карклин и Коренной. Рядом стоит Рубцов с камерой и злорадно улыбается. Это он всё подстроил.
      — Начинайте, — говорит Змий.
      — Лечь! — кричит Рубцов через мегафон.
      На всякий случай Коршунов послушно ложиться; он думает, что приборы не сработали и решает притворяться.
      — Встать! Лечь! Встать! Лечь… Спать!
      Коршунов сворачивается калачиком и притворяется спящим.
      — Встать, по кругу — бегом!
      Коршунов встаёт и начинает бегать по кругу как цирковая лошадь.
      — Нет, это не годится, — говорит Змий. — Так любой может. Пускай себе пальцы на руках отъест.
      От этих слов у Коршунова начинает болеть сердце, но команда уже прозвучала, и он послушно суёт в рот пальцы и делает вид, что грызёт их, а на самом деле только покусывает, словно разыгравшаяся с хозяином собака. Вот-вот обман вскроется, и прибор включат по-настоящему. Он кусает изо всех сил и просыпается. Вскакивает, трясёт в воздухе обслюнявленными, искусанными пальцами.

Приключения Карклина

      Архаров, видевший Карклина последним, потерял его в тот момент, когда Бруно Вольфович, не в силах более сдерживать душившие его рвотные позывы, ухватился за ствол молодой берёзки и принялся блевать, натощак пуская только желчь и слюни…
      Но вот, уже в следующее мгновение, он заметил разительные перемены в окружавшем его мире. Стало темнее, в ушах гудело и стучало, а землю и ствол, за который он держался, стало покачивать и трясти. Тошнота отступила, Карклин поднял глаза и огляделся.
      Он стоял в вагоне переполненной электрички метро, ухватившись за хромированный вертикальный поручень. Раздавшиеся в стороны пассажиры смотрели на него с отвращением. «Улицы им мало, ещё в метро лезут…» — сказал кто-то. «Сейчас, на станции, позовите кто-нибудь милиционера…»
      Поезд замедлил ход, объявили станцию, Карклин рванулся к выходу и смешался с толпой. «Что за дьявол, — бормотал он про себя, — что за дьявол…»
      Поднявшись на улицу, он присел на скамейку и вытер струившийся по лицу пот. Для него было совершенно очевидно, что произошла какая-то чертовщина во время демонстрации излучателя. Он всё ещё в Москве, но это совсем не та Москва, в какой он был ещё вчера, 26 августа 71 (1988) года. Перед ним бурлил проспект, переполненный автомобилями иностранного производства. А люди более походили на иностранных туристов…
      Карклин посмотрел на тумбу с расклеенными афишами. «Шоу монахов монастыря Шао-Линь». Шоу монахов?… Но вот, вот, самое главное: дата. 27 августа… Нет-нет, не может быть! 2001-го?… Третье тысячелетие от Рождества Христова!!
      Итак, с этим следовало смириться. Он в Москве 2001 года, судя по всему, оккупированной вражеской капиталистической державой. С этим ему следовало здесь выжить. Ему?… И тут Карклина ошарашила догадка. Чтобы проверить эту догадку, нужно было позвонить по телефону.
      Заметив поблизости упитанного мужчину с мобильной трубкой, он подошёл и умоляюще попросил набрать номер одной из закрытых клиник, принадлежавших ведомству ВПК.
      Толстяк снисходительно посмотрел на чудака, одетого в строгий «похоронный» чёрный костюм. Жалобные просьбы о медицинской помощи на него подействовали, он набрал требуемый номер, и Карклин прижал трубку к своему большому уху.
      — Вас интересует Карклин? Бруно Вольфович? — удивился его лечащий врач. — Простите, а с кем я имею честь?…
      — Я, видите ли, родственник… Приехал с крайнего Севера. Обстоятельства сложились так, что вот уже тринадцать лет я не видел своего родного брата…
      — Тринадцать лет? В таком случае это объяснимо. Боюсь, что вынужден буду вас огорчить, господин… Карклин?…
      — Да! Валдис Оттович.
      — Боюсь, что вынужден буду вас огорчить, Валдис Оттович: вот уже тринадцать лет, день в день, ваш родной брат находится в коматозном состоянии.
      — Как?!
      — Между жизнью и смертью, господин Карклин. Да-да, внезапный удар без каких бы то ни было видимых причин.
      — Адрес!
      — Хорошо, не волнуйтесь, записывайте…
      Выслушав и запомнив, Карклин сунул телефон в руки понимающе кивнувшего ему владельца. В клинике находился… кто? Он сам… или его двойник… В любом случае, кто-то из них в этом мире совершенно лишний.
      Нащупав за пазухой пистолет, он пошёл на противоположную сторону улицы, к автобусной остановке.
      Но едва только он ступил на пешеходную разметку, как из-за поворота на большой скорости вырулил огромный тёмно-зелёный джип.
      Удар оказался не смертелен. Пострадавший, хотя и потерял сознание, но быстро пришёл в себя. Поднялся и зашагал прочь. Он не произнёс ни слова, но теперь у него была странная, деревянная походка. В его голове больше не существовало ни мыслей, ни воспоминаний. Его физическим телом управлял теперь только один, заданный за минуту до столкновения, алгоритм: проникнуть в палату к двойнику, убить его и уничтожить труп.
      В ту самую секунду, когда несчастный пешеход потерял сознание, в клинике открыл глаза коматозник. Память и сознание вернулись к нему внезапно. «Проклятый идиот!» — обругал он шофёра, увидев, что находится в больничной палате.
      Карклин ощупал тело — всё на месте, никаких переломов.
      Он поднялся на кровати и свесил ноги. Но почему же так ослабло всё тело, кружится голова, не слушаются мышцы и ломит все косточки! Неужели он так долго провалялся здесь без сознания? Сколько — день, неделю, год или месяц?
      Его телодвижения заметили через стеклянную дверь больничного коридора, началась радостная суматоха. Его уложили, над ним склонился профессор, палату заполнили врачи и персонал.
      — Сколько я здесь? — невнятно выговорил Карклин, с трудом ворочая во рту онемевшим, словно чужим, языком.
      Профессор снял и протёр очки.
      — Не буду скрывать от вас правду, товарищ маршал. Тринадцать лет вы находились здесь, в бессознательном состоянии.
      — Сколько?!
      — Тринадцать лет. Ваши дети выросли, жена… немного изменилась. Мир тоже изменился. Мужайтесь. Мы с вами оба военные люди.
      Изо всех сил наморщив ум, Карклин начал догадываться, что именно происходит с ним на этот раз.
      После всестороннего обследования, ванной и лёгкого ужина, его оставили в покое. Ссылаясь на частичную потерю памяти, он узнал всё, что можно было узнать от врача, о своих последних годах активной жизни. Начиная с осени 1982-го всё было не так.
      Поздно вечером, когда клиника опустела, Карклин вспомнил о том, другом теле, которое сегодня утром сбила машина. Никаких документов, удостоверяющих личность, в карманах не было. Члены Политбюро не носят в карманах документы, удостоверяющие личность. Если тело увезли в морг, необходимо дать кому-нибудь на лапу, чтобы его поскорее кремировали как неопознанное. Но что если тот человек, то тело, в котором он находился, — ещё живо?
      В палату заглянула дежурная медсестра:
      — Больной, Бруно Вольфович, вы ещё не спите?
      — Нет, а что?
      — К вам пришли.
      — Кто?!
      — Брат.
      — Нету, нету у меня брата! Документы, документы спрашивали?!
      — Да у него на лице документы — родной ваш близнец.
      — Где он? Где?!
      — Так он уже по лестнице поднимался. Я на лифте приехала, чтобы вы не очень волновались.
      — Не пускать!.. Милицию!.. Заприте все двери!..
      Карклин натянул до самых глаз одеяло.
      — Ой, пойду Главному врачу позвоню, разбужу его… — всплеснула руками медсестра и убежала.
      — Стойте! Не уходите!..
      Но голос его был слаб, а поблизости никого уже не было.
      Карклин спустился с кровати на линолеум и медленно, на четвереньках, приблизился к стеклянному шкафу. Его тело было свинцовым. Открыл дверцу и достал из металлического футляра скальпель.
      В коридоре уже слышались шаги двойника.
      Цепляясь за ручку и выступы дверной рамы, Карклин поднялся и прислонился спиной к стене. Слабо сжал в кулаке скальпель, поднял руку и приготовился.
      Зомби распахнул дверь и шагнул в палату. Взгляд его остановился на белеющей во мраке кровати. Он вынул пистолет и взвёл курок. В этот момент Карклин взмахнул рукой и слабо ударил «брата» скальпелем в шею.
      Он промахнулся: лезвие только слегка поранило кожу. Но пистолет выпал, и в следующее мгновение два Карклина вцепились друг другу в горло. Зомби сжал пальцы, медленно опустил руки, и коматозник послушно осел на пол. В горле у него засвистело, руки скользнули по измазанной кровью шее противника и бессильно упали.
      Посетитель спрятал за пазуху пистолет, поднял скальпель и несколько раз ударил лезвием в горло двойника. Тот зашипел, заклокотал и испустил дух.
      В тот же миг зомби закачался, схватился за голову, вздрогнул, зажмурился и открыл глаза.
      Это снова был Карклин. Тот самый, которого утром сбила машина и который только сейчас почувствовал боль в ушибленном тазобедренном суставе.