Впервые меня посетило это чувство, когда он был еще младенцем и я стоял на лестнице с ним на руках. Какой-то голос вдруг сказал мне: «Сбрось его вниз!». И я по-настоящему хотел это сделать, хотя в то же время знал, что это было бы самое ужасное дело на свете. Мне хотелось сбросить его вниз так, как ребенку хочется раздавить таракана коробкой. Я хотел увидеть, как от удара о пол треснет его голова.

Ну, я поборол это чувство, загнал его далеко внутрь и прижал к себе моего мальчика так крепко, будто хотел придушить его. И потом, положив его назад в люльку, я уже знал, что никогда больше не смогу пронести его по лестнице.

Но ведь не мог же я вообще никогда к нему не подходить! Это был мой мальчик и он вырос таким умным, добрым и прекрасным, что я не мог не полюбить его. Когда я пытался держаться от него подальше, он плакал, потому что его папа с ним не играет. Но если я был с ним, то это чувство возвращалось снова и снова. Не каждый день, но часто, и иногда так внезапно, что я делал что-нибудь, не успев осознать что делаю. Так было и в тот день, когда я столкнул его в воду, я всего лишь оступился, всего лишь подтолкнул его, но я знал, что делаю неверный шаг и не успел остановиться. И я знаю, что когда-нибудь я опять не смогу остановить себя, я не хочу этого, но когда-нибудь, когда этот мальчик окажется у меня под рукой, я убью его". Сказитель видел, как рука Миллера шевельнулась, как если бы он хотел смахнуть слезу со своей щеки.

«Ведь это очень странно», сказал Миллер. «Когда кто-нибудь чувствует что-либо подобное к своему сыну».

«А у этого человека есть другие сыновья?»

«Несколько. А что?»

«Мне просто хотелось бы знать, чувствовал ли он желание убить и их тоже».

«Никакого, никогда. Я спрашивал его. Я спрашивал и он сказал, нет, ни капли».

«Ну так, мистер Миллер, что же ты сказал ему?»

Миллер несколько раз вдохнул и выдохнул. «Я не знал, что ему сказать. Некоторых вашей человеку вроде меня просто не понять. Например, почему вода пытается убить моего сына Алвина. И этот швед своего сына. Может, есть дети, которым просто не суждено выжить. А ты что думаешь, Сказитель?» «Я думаю, что есть дети, чья жизнь так важна, что кто-то — какая-то сила в этом мире — может хотеть их смерти. Но всегда есть и другие силы, может, даже более мощные, которым нужно, чтобы они оставались живыми». «Тогда почему эти силы не проявляются, Сказитель? Почему не появится какая-нибудь небесная сила, не подойдет к этому шведу и не скажет: „Не бойся, твой мальчик в безопасности, даже от тебя самого“?» «Может, эти силы не говорят словами. Может, они просто действуют».

«Пока действует только сила, желающая смерти». «Я ничего не знаю об этом шведском мальчике», сказал Сказитель. «но мне кажется, что твой сын кем-то очень сильно защищен. Судя по тому что ты рассказал, он уже десять раз должен был погибнуть». «Это верно».

«Мне кажется, он находится под чьей-то зашитой».

«Не очень-то надежной».

«Но вода ведь так и не смогла добраться до него?»

«Ей почти удалось это сделать, Сказитель».

«И с этим шведским мальчиком то же самое. Я знаю, что кто-то защищает его».

«Кто же?», спросил Миллер.

«Ну как кто, его собственный отец».

«Отец — его враг», сказал Миллер.

«Я так не думаю», сказал Сказитель. «Ты не слышал о том, как часто отцы случайно убивают своих детей? Они идут на охоту и пуля летит мимо цели. Фургон наезжает на ребенка или обрушивается на него. Это случается постоянно. Может быть, эти отцы не понимают, что происходит. Но этот швед осторожен, он замечает, что происходит, старается следить за собой и всегда вовремя останавливается».

Голос Миллера зазвучал не так безнадежно. «Ты говоришь так, будто этот отец не такой уж плохой человек».

«Если бы он был плох, мистер Миллер, его мальчик давно был бы уже мертв и похоронен».

«Может быть. Может быть».

Миллер надолго задумался. Так надолго, что Сказитель начал уже слегка подремывать. Он очнулся, когда Миллер уже говорил:

«… и лучше не становилось, а все хуже и хуже. Труднее защищаться от этого чувства. Не так давно он стоял на чердаке в своей… своем амбаре и сбрасывал вилами солому вниз. А внизу стоял его мальчик и все, что ему нужно было сделать — это случайно выпустить вилы из рук так, чтобы они упали вниз, легче ничего не придумаешь, он мог бы потом сказать, что они выскользнули и никто бы ничего не узнал. Пусть себе летят и проткнут мальчика насквозь. И он был готов это сделать. Ты понимаешь меня? Было так тяжело с этим бороться, куда труднее чем прежде, и он просто сдался. Решил уже, что он возьмет и сделает это. И в этот самый момент в дверях появился незнакомец и закричал: „Нет!“. И тогда я опустил вилы», так он сказал. «я опустил вилы, но меня всего так трясло, что я едва мог ходить. Я знал, что незнакомец увидел меня в тот момент, когда в сердце моем царило убийство, и он должен был подумать, что я самый страшный человек в мире, который даже может задумывать убийство собственного сына, он ведь даже догадаться не мог, как я боролся все эти годы…»

«Может так статься, что этот незнакомец знал кое-что о тех силах, которые действуют внутри человека», сказал Сказитель. «Ты так думаешь?»

«О, я не могу быть уверен, но может этот незнакомец увидел также как этот отец любит своего мальчика. Может, незнакомец долгое время сомневался, но в конце концов догадался, что у этого ребенка могучие, сверхъестественные враги. И еще, может, позже он начал понимать, что сколько бы ни было у мальчика врагов, его отец не среди них. Не среди врагов. И он хотел бы кое-что сказать отцу».

«Что же он такое хотел сказать?». Миллер опять протер глаза рукавом.

«Что, как ты думаешь, этот незнакомец мог бы захотеть сказать?» «Может быть, он хотел сказать: „Ты сделал все, что мог, и теперь это сильнее тебя. Теперь ты должен отослать мальчика. К родственникам на восток, или подмастерьем в какой-нибудь городок“. Это должно быть нелегко для отца, раз он так любит мальчика, но он сделает это, потому что знает, что настоящая любовь проявляется в том, чтобы уберечь мальчика от опасности». «Да», сказал Миллер.

«По этой же причине», сказал Сказитель. «Тебе, возможно, стоит сделать что-нибудь подобное и с твоим мальчиком, с Алвином». «Возможно», сказал Миллер.

«Ты ведь сам говорил, что тут ему грозит опасность от воды. Кто-то, или скорее что-то защищает его. Но может быть, если бы Алвин жил не здесь…» «Тогда от некоторых опасностей он был бы защищен», сказал Миллер.

«Подумай об этом», сказал Сказитель.

«Это ужасно», сказал Миллер. «Посылать своего мальчика жить куда-то к незнакомым людям».

«Мне кажется, гораздо хуже будет, если придется похоронить его». «Да», сказал Миллер. «Хуже этого нет в мире ничего. Похоронить своего ребенка».

Больше они не разговаривали и через какое-то время оба уснули. Утро было холодным, с сильной изморозью и Миллер не позволил Алвину даже подойти близко к скале до тех пор, пока солнце не растопило влагу. Вместо этого они провели все утро, утрамбовывая землю от скалы до саней, чтобы было легче скатить камень с горы.

Теперь Сказитель был уже совершенно уверен, что для отделения камня от скалы Алвин, возможно, не понимая этого сам, использовал скрытые силы. Сказитель был очень заинтересован. Чтобы понять их природу, он хотел знать, насколько мошны эти силы. И раз Алвин-младший не понимал что он делает, то Сказитель должен был выпытать это у него незаметно. «А как ты станешь обтачивать свой камень?», спросил он.

Миллер пожал плечами. «Раньше я пользовался Бурровским камнем. Когда их привозили, они уже были заточены под серп».

«Можешь показать мне, как это?», спросил Сказитель. Острием скребка Миллер нарисовал на изморози окружность. Затем пририсовал несколько исходящих из ее центра к краям дуг. Между каждой парой дуг он нарисовал дугу покороче, которая начиналась на краю, но заканчивалась не ближе чем в двух третях расстояния от центра. «Вот так», сказал Миллер. «У большинства мельниц в Пенсильвании и Сасквахэнни используется заточка под четверть», сказал Сказитель. «Знаешь, как?» «Покажи».

Тогда Сказитель нарисовал еще одну окружность. Она получилась не очень хорошо, потому что изморозь уже начала подтаивать, но рисунок был еще достаточно четким. Вместо идущих от центра к кромке кривых он нарисовал прямые линии и линии покороче ответвлялись от них и шли прямо к краю. «Некоторым мельникам это нравится больше, потому что жернов стачивается медленнее. И с этими прямыми линиями тебе было бы легче добиться одинакового рисунка, когда ты станешь обтачивать камень». «Я понимаю», сказал Миллер. «Впрочем, не знаю. Я привык к этой кривой заточке».

«Ну что ж, делай как тебе удобнее. Я никогда не был мельником, так что тебе виднее. Я просто рассказываю истории о том, что видел.» «О, я не в обиде на тебя за то, что ты мне показал», сказал Миллер.

«Совсем не в обиде».

Алвин-младший стоял рядом, изучая обе окружности. «Я думаю, если мы все же доберемся с этим камнем до дома», сказал Миллер. «я попробую твою заточку. Должно быть, так помол будет чище». В конце концов земля высохла и Алвин-младший взобрался на поверхность скалы. Остальные братья уже были внизу, начав собирать лагерь и подводить лошадей к каменоломне. Одни только Миллер со Сказителем остались наблюдать за тем, как Ал-младший тащит свой молот к разработке. Ему оставалось не так уж много работы, чтобы закруглить камень до конца. К изумлению Сказителя, когда Алвин-младший вставил резец в нужное место и звякнул по нему молоточком, то целый пласт камня около шести дюймов толщиной отвалился от поверхности скалы и грохнулся о землю. «Э, да этот камень мягкий, как уголь», сказал Сказитель. «Какой же из него выйдет жернов, если он такой непрочный?» Миллер усмехнулся и покачал головой.

Ал-младший отступил от камня назад. «Нет, Сказитель, это твердый камень, просто надо знать нужное место, чтобы расколоть его. Попробуй и ты увидишь».

Он протянул молот и резец. Сказитель взял их и подошел к камню.

Осторожно вложил резец в камень под углом чуть большим перпендикуляра.

Затем, после тройного легкого постукивания, он нанес удар молотом. Резец выскочил из его левой руки и отдача от удара была так сильна, что он выронил молот. «Простите», сказал он. «Я уже занимался этим раньше, но наверное потерял навык».

«Ну, это просто камень», сказал Алвин-младший. "У него есть свой норов.

Он поддается только в особых направлениях".

Сказитель осмотрел то место, в котором он пытался расколоть камень. И не смог найти его. Удар, в который он вложил всю свою силу, не оставил на нем даже следа.

Алвин-младший поднял инструменты и приложил к камню резец. Сказителю показалось, что он направил его в то же самое место. Но Ал вел себя так, как будто резец был направлен совсем по-другому. «Смотри, это делается под таким вот углом. Вот так».

Он ударил молотком, зазвенело железо, раздался треск камня, и отколотый каменный пласт опять обрушился на землю.

«Теперь я понимаю, почему ты припас эту работенку для него», сказал Сказитель.

«Похоже, у него неплохо получается», сказал Миллер. Всего за несколько минут камень стал полностью круглым. Сказитель стоял, молча наблюдая за тем, что будет делать Алвин. Мальчик отложил инструменты, подошел к жернову и обхватил его руками. Правую руку он засунул за камень, левой начал ощупывать разлом с другой стороны. Потом прижался щекой к камню. Глаза его были закрыты. Со стороны казалось, будто он прислушивается к чему-то, что происходит в глубине. Алвин начал издавать слабый вибрирующий звук. Едва слышный бессмысленный напев. Пошевелил руками. Изменил позу. Приложил другое ухо. «Вот это да», сказал Алвин. «Прямо трудно поверить».

«Поверить во что?», спросил его отец.

«Похоже, что несколько последних ударов задали настоящую встряску этому камню. Задняя часть уже полностью отделилась от скалы». «То есть, жернов уже ничем не закреплен?»

«Я думаю, мы можем попытаться откатить его назад», сказал Алвин. «Без веревок, конечно, не обойтись, но, похоже, мы вытащим его без особого труда».

Подоспели братья с веревками и лошадьми. Алвин просунул веревку за камень. И хотя задняя часть камня не подверглась ни одному удару, веревка с легкостью прошла. Потом еще одну веревку, и еще одну, и вот они уже задергались то влево, то вправо, вытаскивая тяжелый камень из его ниши в толще скалы.

«Если бы я не видел этого своими глазами», пробормотал Сказитель.

«Но ты видел», сказал Миллер.

Между камнем и скалой все еще оставался зазор в несколько дюймов, когда они уже перекинули веревки, продев их сквозь дыру в середине и привязав к упряжке лошадей, стоящей выше на холме. «Теперь он и сам прекрасно покатится», объяснил Миллер. «А лошади будут противовесом». «Он должен быть тяжеловат».

«Справимся. Если только ты не собираешься лечь на его пути», сказал Миллер.

Они принялись осторожно катить камень. Миллер сжал плечо Алвина, держа его подальше — и выше от камня. Сказитель помогал управиться с лошадьми, поэтому он смог взглянуть на обратную сторону камня только тогда, когда тот стоял уже внизу около саней.

Он был гладким, как спина младенца. Плоским, как лед в миске. И эту идеальную поверхность нарушала только заточка под четверть — прямые линии, расходящиеся от края центрального отверстия до кромки камня. Алвин подошел и встал около него. «Я все правильно сделал?», спросил он.

«Да», сказал Сказитель.

«Мне очень повезло», сказал мальчик. «Я как раз почувствовал, что камень готов расколоться вдоль этих линий. Ему самому так хотелось, так что это было легче легкого».

Сказитель протянул руку и слегка коснулся режущей кромки. Она была острая. Он взял палец в рот, пососал и почувствовал вкус крови. «Неплохая заточка, верно?», спросил Миллер. У него был такой тон, будто подобные веши случались каждый день. Но Сказитель видел в его глазах благоговейный трепет.

«Хорошая работа», сказал Калм.

«Лучше я не видел», подтвердил Дэвид.

После этого при помощи тянущих в противовес лошадей они затащили камень на волокушу заточенной стороной вверх.

«Сказитель, ты не мог бы оказать мне услугу?», спросил Миллер.

«Если буду в силах».

«Забери Алвина домой. Его работа окончена».

«Нет, Папа!», закричал Алвин. Он подбежал к отцу. «Нельзя же отправить меня домой именно сейчас!»

"Нам не нужен десятилетний мальчишка под ногами, пока мы тащим такой здоровенный камень, ", сказал отец.

«Но я должен присмотреть за камнем, чтобы он не разбился и не раскололся, Па!»

Старшие сыновья выжидательно смотрели на отца. Интересно, чего они ждут, подумал Сказитель. Они явно уже слишком взрослые, чтобы обижаться на особую привязанность отца к седьмому сыну. И конечно, они хотели бы уберечь мальчика от опасности. В то же время для них было очень важным, чтобы камень добрался до места целым и невредимым и мельница наконец-то заработала. Не было сомнений что Алвин обладал особой властью, способной уберечь камень. «Можешь ехать с нами до заката», в конце концов сдался Миллер. «Тогда мы уже будем недалеко от дома и ты со Сказителем отправишься домой и ляжешь спать.»

«Я не против,» сказал Сказитель.

Алвин-Младший был явно недоволен, но не стал возражать. Они вытащили волокушу на дорогу еще до полудня. Две лошади спереди и две сзади — для тормоза, были привязаны прямо к камню. Камень был положен на деревянную раму саней, которые катились по семи — восьми жердям одновременно. Волокуша двигалась вперед, подминая под себя новые жерди, положенные заранее поперек дороги. Как только жердь показывалась из-под задка саней, кто-нибудь из братьев сразу выпутывал ее из веревок задней упряжки, бежал вперед и клал сразу после передней. То есть каждый из них на одну милю пути пробегал почти по пять миль.

Сказитель тоже хотел присоединиться к ним, но Дэвид, Калм и Мишур и слышать не хотели об этом. В конце концов он стал присматривать за задней упряжью, а Алвин забрался на одну из лошадей. Миллер вел переднюю упряжку, все время оглядываясь чтобы убедиться что сыновья поспевают за ним. Так они шли час за часом. Миллер предложил им остановиться передохнуть, но братья, казалось, не особо устали и Сказитель удивлялся, как хорошо жерди выдерживают нагрузку. Ни одна не раскололась о камень на дороге или от тяжести камня. Они, правда, сильно истерлись и выщербились, но не более того.

И, когда от солнца остался только кусочек в два пальца толщиной среди багряно-красных облаков, Сказитель увидел, как дорога привела их на знакомый луг. Весь путь им удалось проделать всего за один день. «Я думаю у меня самые сильные братья в мире,» тихо сказал Алвин. В этом-то я не сомневаюсь, подумал Сказитель. Если тебе удалось вырубить камень без помощи рук, потому что ты «нашел правильные направления» в камне, то не удивительно, что твои братья смогли найти в себе столько сил, сколько ты захотел в них увидеть. Сказитель опять попытался, как делал это уже не раз прежде, разгадать природу скрытых сил. Конечно, был какой-то закон природы, которому они подчинялись — Старый Бен всегда утверждал это. И вот перед нами мальчик, который своими верой и простым желанием сделать это способен резать камень как масло и придавать силы собственным братьям. Есть такая теория, что скрытыми силами обладает человек, связанный с одной из стихий, но которая именно из них помогает Алвину? Земля? Воздух? Огонь? Наверняка не вода, потому что Сказитель верил рассказам Миллера. Как же так получается что, стоит Алвину захотеть, и сама земля расступается по его желанию, а другие, сколько бы усилий они не прилагали, не могут даже ветер заставить подуть?

К тому времени, когда они вкатили камень в двери мельницы, им уже понадобились свечи. «Может, успеем еще поставить его на место», сказал Миллер. Сказитель понял, какие страхи обуревают Миллера. Если он просто оставит камень стоять, утром он наверняка покатится и задавит одного ребенка, когда тот будет, ничего не подозревая, нести в дом воду. Раз уж камень был каким-то чудом привезен сюда с горы за один день, было бы глупо оставлять его где-нибудь кроме специально отведенного ему в мельнице места, основания из утрамбованной земли и камня.

Они завели упряжку лошадей внутрь и привязали ее к камню точно таким же образом, как во время спуска с горы. Чтобы, пока они будут опускать камень на основание, лошади могли тянуть против его веса. Пока же камень находился на утрамбованной земле около круглого каменного основания. Мишур и Калм пристраивали под него два лома чтобы в нужный момент подтолкнуть так, чтобы он упал точно на отведенное ему место. Пока они занимались этим, камень слегка покачивался. Дэвид придерживал лошадей, потому что если лошади натянут веревки раньше времени, то камень грохнется на грязную землю как раз своей хрупкой заточенной поверхностью. Сказитель стоял в стороне, наблюдая за тем, как Миллер направляет сыновей своими совершенно бесполезными командами: «Осторожней!», «Давай!». Алвин стоял рядом с ним с тех самых пор, как они занесли камень внутрь. Одна из лошадей начала биться. Миллер сразу заметил это, крикнув: «Калм, помоги брату с лошадьми!» и сам сделал шаг в их сторону. В этот момент Сказитель внезапно обнаружил, что Алвин больше не стоит около него. Мальчик быстро шел к камню, неся в руках метлу. Наверное, он увидел валяющиеся на основании камешки и решил смести их. Лошади осадили назад; веревки провисли. И когда Алвин стоял уже позади камня, Сказитель вдруг понял, что теперь, когда веревки ослабли, уже ничего не мешает камню свалиться назад, если ему вдруг вздумается это сделать. По всем законам разумного мира у камня не было никаких причин падать именно сейчас, но теперь Сказитель знал, что когда дело касается Алвина-младшего, ожидать чего-либо разумного не приходится. У мальчика был невидимый могучий враг и он не упустит такой удачи. Сказитель кинулся вперед. Когда он подбежал почти к самому камню, он почувствовал, как земля слегка вздрогнула у него под ногами и утоптанная грязь чуть-чуть подалась. Несильно, всего лишь на несколько дюймов, но этого оказалось достаточно, чтобы дрогнул и камень. А поскольку он находился в неуравновешенном состоянии, то достаточно и для того, чтобы остановить падение было уже невозможно. Камень падал прямо на подготовленное ему место на каменном основании, туда, где стоял Алвин. Сказитель с криком схватил Алвина за руку и выдернул его из-под камня. Только теперь мальчик увидел падающий прямо на него громадный жернов. Рывок Сказителя был достаточно сильным, чтобы откинуть Алвина на несколько футов, но этого было недостаточно. Ноги мальчика все еще лежали в тени камня, который стремительно падал, слишком быстро, чтобы Сказитель мог что-нибудь предпринять. И ему оставалось только смотреть, как камень калечит ноги Алвина-младшего. Он знал, что такая рана означает неминуемую смерть, разве что мучения продолжатся дольше. Он не сумел спасти мальчика. И вдруг, наблюдая убийственное падение камня, он увидел, как в нем появилась трещина, менее чем через мгновение превратившаяся в разлом через всю толщину камня. Половинки разошлись, причем именно таким образом, чтобы упасть около ног Алвина, не задев их.

И, когда Сказитель уже увидел сквозь эту щель в камне свет фонаря, раздался крик самого Алвина: «Нет!»

Постороннему наблюдателю показалось бы, что Алвин кричит от страха неминуемой смерти при виде валящегося на него камня. Но для Сказителя, лежавшего на земле рядом с мальчиком, ослепленного светом фонаря, бьющего прямо через середину камня, этот крик означал и еще кое-что. Как и все дети, не думающий о грозящей ему опасности, Алвин закричал протестуя против порчи камня. После того, как он лично вытесал этот камень, после всех усилий, предпринятых братьями, чтобы дотащить его до этого места, он просто не мог видеть, как жернов разрушается у него на глазах. И раз он не мог этого видеть, этого и не произошло. Половинки камня прыгнули друг к другу как иголка, которая прыгает к магниту, и камень упал целым и невредимым.

Тень камня оказалась больше места его падения. Он не раздробил обеих ног Алвина. Его левая, поджатая под себя нога, осталась полностью невредимой. И все же правая нога попала прямо под кромку камня, которая разрезала его голень на глубину двух дюймов. Поскольку в это время Алвин как раз подтягивал ногу к себе, удар камня отбросил ногу в направлении движения. Он ободрал кожу и мускулы до самой кости, но все же не отрезал ногу полностью. Нога могла бы даже оказаться не сломленной, если бы под ней не лежала метла. Ударом камня нога была прижата к рукоятке метлы с такой силой, что обе кости нижней части ноги сломались. Острые края костей прорвали кожу и зажали рукоятку метлы как две стороны тисков. И все же нога осталась вне упавшего камня и поэтому кости были просто переломаны, а не стерты в пыль под весом камня.

В воздухе звенели грохот от удара камня о камень, крики изумления и горя, и над всем этим пронзительный страдающий крик мальчика, который никогда еще не казался таким маленьким и беззащитным, как сейчас. Еще до того, как кто-нибудь успел подойти, Сказитель увидел, что обе ноги Алвина свободны от камня. Алвин пытался сесть и осмотреть свою рану. То, что он увидел, вместе с болью от раны, оказались слишком тяжелы для него и он потерял сознание. Первым подбежал отец Алвина; он не был ближе остальных, но двигался быстрее сыновей. Сказитель пытался успокоить его, потому что пока кости зажимали рукоятку, нога казалась целой. Миллер попытался поднять сына на руки, но зажатая нога не пускала его и боль вызвала у мальчика даже в бессознательном состоянии резкий стон. И тогда Мишур заставил себя, превозмогая боязнь причинить боль, нажать на ногу брата и освободить ее от рукояти метлы.

У Дэвида в руках уже был фонарь, и пока Миллер нес Алвина-младшего, он бежал сбоку и освещал путь. Мишур и Калм хотели идти за ними, но Сказитель позвал их. «Там есть женщины и Дэвид с вашим отцом», сказал он. «Надо, чтобы кто-нибудь приглядел за всем этим».

«Верно», сказал Калм. «Отцу теперь долго будет не до того». Молодые люди приподняли камень ломами так, чтобы Сказитель смог вытащить из под него рукоятку метлы и веревки, все еще привязанные к лошадям. Втроем они вынесли все снаряжение из мельницы, потом оседлали лошадей и убрали все инструменты и припасы. Только после этого Сказитель вернулся в дом и обнаружил, что Алвин-младший спит в его кровати. «Я надеюсь, вы не против», тревожно спросила Анна.

«Конечно же нет», сказал Сказитель.

Остальные девочки и Калли убирали со стола после ужина. В комнате, бывшей раньше комнатой Сказителя, Фэйт с Миллером, оба мертвенно-бледные и с поджатыми губами, сидели около кровати, на которой лежал замотанный бинтами и бандажом Алвин.

У двери стоял Дэвид. «Это был чистый перелом», прошептал он Сказителю. «Но эти разрывы кожи… — мы боимся заражения. Он потерял всю кожу на передней части голени. Я даже не знаю, можно ли залечить такую рану, когда обнажена кость».

«Вы приложили кожу назад?», спросил Сказитель. «Мы приложили на место все то, что от нее осталось, и Мама пришила ее там».

«Правильно сделано», сказал Сказитель.

Фэйт подняла голову. «Вы понимаете что-нибудь в медицине, Сказитель?» «Столько, сколько может знать человек, годами старавшийся помочь чем может и живущий среди людей, знающих так же мало как и он сам». «Как же это случилось?», спросил Миллер. «Почему именно сейчас, после того, как столько раз все заканчивалось хорошо?» Он поднял глаза на Сказителя. «Мне начинало казаться, что у мальчика есть защитник». «Он есть у Алвина».

«Тогда этот защитник не смог его защитить».

«Смог», сказал Сказитель. «На какое-то мгновение, пока падал этот камень, я видел, как он раскололся, и щель была достаточно широка для того, чтобы вообще не коснуться мальчика».

«Как шпиль», прошептала Фэйт.

«Отец, мне кажется, я тоже это видел», сказал Дэвид. «Но когда он упал целым, я решил, что видел то, что хотел бы видеть, а не то, что было на самом деле».

«Сейчас в нем нет и трещины», сказал Миллер.

«Нет», сказал Сказитель. «Потому что Алвин-младший не захотел, чтобы жернов раскололся».

«Ты хочешь сказать, что он вновь срастил камень? Чтобы он ударил его и покалечил его ногу?»

«Я хочу сказать, что он думал не о ноге», сказал Сказитель. «А о камне».

«О, мой мальчик, мой дорогой мальчик», прошептала Мама, бережно лаская бессознательно протянутую ей мальчиком руку. Когда она перебирала его пальцы, они слегка согнулись в ее руке, потом разогнулись опять. «Разве так может быть», спросил Дэвид. «Чтобы камень раскололся, а потом сросся опять, и все меньше чем за секунду?» «Может быть», сказал Сказитель. «Потому что это случилось». Фэйт опять коснулась пальцев сына, но на этот раз они не упали бессильно. Пальцы Алвина потянулись к материнской руке быстрее, чем прежде, потом сжались в кулак, и опять раскрылись.

«Он проснулся», сказал отец.

«Я принесу немного рому для мальчика», сказал Дэвид. "Чтобы унять боль.

У Армора в лавке есть".

«Нет», прошептал Алвин.

«Мальчик сказал нет», сказал Сказитель.

«Он же ничего не соображает из-за боли».

«Парень должен быть в полном сознании», сказал Сказитель. Он встал у кровати на колени справа от Фэйт так, чтобы быть ближе всех к лицу мальчика. «Алвин, ты слышишь меня?»

Алвин застонал. Это должно было значить «Да». «Тогда послушай меня. Твоя нога очень сильно повреждена. Кости переломаны, но они остались на месте и могут срастись. Но кожа была ободрана, и хотя твоя мать пришила ее назад на место, вполне возможно, что кожа умрет и начнется гангрена, которая убьет тебя. Большинство хирургов отрезало бы тебе ногу, чтобы спасти жизнь».

Алвин замотал головой туда обратно, пытаясь закричать. Это прозвучало, как стон «Нет, нет нет!»

«Ты делаешь еще хуже», сердито сказала Фэйт.

Сказитель посмотрел на отца, взглядом ища разрешения продолжать.

«Не надо мучить мальчика», сказал Миллер.

«Есть поговорка», сказал Сказитель. «Яблоня не спрашивает у бука, как ей растить плоды, а лев у лошади, как ему схватить добычу». «Что это значит?», спросила Фэйт.

«Это значит, что я был бы дураком, если бы пытался научить его использовать силы, природу которых не понимаю. Но раз уж он не знает, как ими пользоваться, я думаю, мне стоит попытаться?» Миллер на секунду задумался. «Давай, Сказитель. Лучше, чтобы он знал всю правду и смог понять, способен он себя вылечить или нет». Сказитель осторожно сжал руку мальчика своими руками. «Алвин, ведь ты хочешь сохранить свою ногу? Тогда думай о ней так, как ты думал о камне. Ты должен думать о коже на ноге, о том, как она прирастает на место, как к кости опять прирастает мясо и все становится как раньше. Ты должен подробно представить себе все это. У тебя будет куча времени, пока ты лежишь здесь. Не думай о боли, думай о том, какой должна стать твоя нога, вновь целой и сильной».

Алвин лежал, зажмурив глаза от боли.

«Ты сделаешь это, Алвин? Попытаешься?»

«Нет», сказал Алвин.

«Ты должен победить боль, тогда ты сможешь использовать свой дар сохранять форму вашей».

«Я не буду», сказал Алвин.

«Но почему?», закричала Фэйт.

«Сияющий Человек», сказал Алвин. «Я обещал ему». Сказитель вспомнил клятву Алвина, данную Сияющему Человеку, и у него опустилось сердце.

«Кто это — Сияющий Человек?», спросил Миллер.

«Это… видение, которое у него было, когда он был маленьким». «Как же так получилось, что мы об этом ничего не слышали?», спросил Миллер.

«Это было в ту ночь, когда раскололся шпиль», сказал Сказитель. «Алвин обещал Сияющему Человеку, что никогда не станет использовать свою силу для собственной выгоды».

«Но Алвин», сказала Фэйт. «Это ведь не чтобы сделать тебя богатым или что-нибудь такое, а для того, чтобы спасти твою жизнь.» Мальчик лишь поморщился от боли и покачал головой. «Не могли бы вы оставить меня наедине с ним», сказал Сказитель. «Всего на несколько минут, чтобы я мог с ним переговорить». Сказитель не успел договорить, как Миллер уже вытолкал Фэйт за двери. «Алвин», сказал Сказитель. «Ты должен выслушать меня. Ты знаешь, что я не стану тебе лгать. Нет ничего важнее клятвы и я бы не стал толкать человека на клятвопреступление, даже чтобы спасти ему жизнь. Так что я не прошу тебя использовать свою власть для собственной пользы. Ты слышишь меня?»