XXIV

Загадка

Начальник с нетерпением обратился к В, спросив:

— Петух Яго пришел?

В быстро подошел к двери, распахнул ее и обменялся несколькими словами с Леонардой.

— Да, — сказал он.

— Пусть войдет.

Не прошло и минуты, как высокий человек вошел в комнату. Этот человек со смуглым лицом, черными волосами и тонкими чертами лица имел какой-то восточный отпечаток, равно как и его странный костюм, походивший толи на венгерский, то ли на немецкий. Костюм был зеленого цвета, очень узкий в талии, он прекрасно обрисовывал стан, достойный Геркулеса. На шляпе этого человека красовались зеленые перья.

— Ты был в особняке Альбре прошлой ночью с двумя курицами? — спросил начальник.

— Да, — ответил Геркулес, кивая своей огромной головой.

— До которого часа оставался ты там?

— До часу ночи.

— Где были остальные твои курицы?

— Шесть куриц находились в первом доме на улице Трех Павильонов. Я караулил на углу улицы.

— Кого ты видел?

— От часа до минуты нападения никого.

— Никого! — закричал Петух Коротышка. — трех человек, которые без четверти три прошли улицу Фран-Буржуа?

— Трех человек? — повторил Петух Яго с удивлением.

— Да, трех человек, закутанных в большие плащи и в треугольных шляпах.

— Они прошли на улицу Фран-Буржуа без четверти три?

— Они мне даже заплатили, а я стоял у стены монастыря Святого Анастасия, то есть на конце улицы, выходящей на улицу Тампль.

— А я в час был на этой самой улице на углу Трех Павильонов, напротив особняка Альбре, но никто не проходил — я клянусь в этом!

— Но на улице Фран-Буржуа, — сказал В, глаза которого сверкали сквозь отверстия бархатной маски, — начиная от улицы Тампль до улицы Трех Павильонов только монастырь Святого Анастасия, особняк Шароле и особняк Альбре. Три человека, войдя с одного конца улицы, должны были выйти с другого, если только они не вошли в одно из этих трех жилищ.

— Они не входили в монастырь Святого Анастасия, — сказал Петух Коротышка, — я видел, как они направились к особняку Шароле.

— Они не входили в особняк Альбре, — сказал Петух Яго, — повторяю: я не видел никого.

— Леонарда! — позвал начальник. Старуха вошла.

— Ты была в кухне особняка Шароле, — сказал начальник, — ты подожгла его. После отъезда графа кто-нибудь входил в особняк?

— Граф уехал в девять часов, — отвечала Леонарда, — в половине десятого вернулись управляющий и камердинер, которых не было дома. С этой минуты в особняк не входил никто.

— А выходил ли кто-нибудь?

— Никто!

В резко подался вперед. Начальник успокоил его движением руки.

— Позовите Золотого Петуха! — сказал он. Человек с золотистым пером на шляпе появился на пороге.

Его костюм, щегольской и великолепный, затмевал костюмы его товарищей, за исключением Петуха Яго, он шел с превосходством, как бы показывая свое высокое положение. Петух подошел и поклонился.

— Ты занимал нынешнюю ночь с двадцатью курицами улицу Четырех Сыновей и улицу Жемчужную, — сказал ему начальник, — то есть контролировал пространство от особняка Субиз до особняка Комарго?

— Да, — ответил Золотой Петух.

— От полуночи до времени нападения на особняк Шароле что ты видел?

— Ничего, кроме тела молодой девушки в три часа утра.

— А от полуночи до трех часов?

— Ни по улице Тампль, ни по улице Четырех Сыновей, ни по улице Жемчужной не проходил никто.

— А молодая девушка?

— Она, вероятно, шла по другой стороне улицы, я ее не видел.

— А тот, кто ее ранил?

— Его я тоже не видел.

— Это невозможно! Растрепанный Петух уверяет, что не видел никого, кто шел бы со стороны улицы Барбетт и улицы Субиз.

— Начальник, вот как было дело. От полуночи до трех часов ни одно человеческое существо не проходило мимо нас. Шел сильный снег, но мои курицы стояли очень близко друг к другу, так что никто не мог пройти незамеченным. В ту минуту, когда пробило три часа, я услышал глухой шум, как бы от падения тела на снег и пронзительный крик, за которым последовал стон. Я хотел броситься туда, как окна в особняке Комарго вдруг распахнулись, и поток света осветил улицу. Я и мои курицы скрылись в тени. Появились слуги с факелами и фонарями. С ними шли маркиз де Креки, виконт де Таванн и князь де Лик-сен. У окон стояли Кинон, Комарго, Сале, Дюмениль, Госсен. Вышедшие из особняка принялись все осматривать и обыскивать. Я последовал за ними ползком по стене сада. Перед особняком Субиз, почти на углу улицы Четырех Сыновей, на улице Тампль виконт де Таванн нашел в луже крови молодую бесчувственную девушку. Ее унесли в особняк. Желая узнать причину этого происшествия, я осмотрел все, когда остался один. На снегу не было никаких следов около того места, где упала девушка. Я поднял глаза, в этой части особняка не было окон. Мои курицы не видели никого. Каким образом она очутилась тут и кто ее ранил, я не понимаю.

Начальник сделал знак пяти Петухам и Леонарде приблизиться.

— Итак, — сказал он, — в прошлую ночь от половины третьего до трех часов два человека исчезли на улице Тампль, между улицей Рая и улицей Субиз, и мы не знаем, куда они девались, три человека также исчезли на улице Фран-Буржуа. Наконец, женщина была ранена и найдена без чувств и в крови на снегу. Ей оказали помощь посторонние, а между тем в этом квартале все выходы охранялись пятью Петухами и пятьюдесятью восемью курицами!

Начальник скрестил руки на груди и обвел всех грозным взглядом.

— Как это объяснить? — спросил он после некоторого молчания.

Все переглядывались с выражением беспокойства, смешанного с недоверием и любопытством. Золотой Петух шагнул вперед и сказал:

— Пусть начальник думает что хочет, и накажет, если захочет, но, клянусь, я сказал правду.

— И я также, и я, — одновременно сказали другие Петухи.

— Дайте клятву, — вмешался В.

Золотой Петух подошел к начальнику. Начальник вынул из-за пояса кинжал с коротким острым клинком, разделенным в самой середине выемкой. Золотой Петух протянул руку над обнаженным клинком и сказал:

— Пусть смертельный яд, которым пропитано это железо, проникнет в мои жилы, если я говорю неправду.

Остальные Петухи и Леонарда по очереди повторили ту же клятву, протянув руки над кинжалом. Когда они закончили, начальник заткнул кинжал за пояс, потом сказал:

— Идите вниз и ждите моих приказаний.

Пять Петухов в сопровождении Леонарды вышли из комнаты, и дверь закрылась за ними.

XXV

Совещание

Начальник и В остались одни.

— Вы думаете, что Зеленая Голова сможет все разъяснить? — спросил начальник.

— Я надеюсь, — отвечал В.

— Но что он может сказать?

— Когда он вернется, вы узнаете.

— Но если он не вернется?

— Это невозможно.

— Почему же? Разве он не может изменить?

— Зеленая Голова — самый преданный из наших людей, он не изменник!

— Однако кто-то изменяет!

Начальник быстро ходил по комнате. Вдруг он остановился перед В.

— Кто изменяет? Я должен это выяснить во что бы то ни стало и притом не теряя ни минуты, даже если бы мне пришлось употребить самые крайние средства.

И он начал снова быстро ходить по комнате в самом сильном волнении. В следил за ним с выражением беспокойства, которое проглядывало сквозь его маску.

— Хотите видеть Хохлатого Петуха? — спросил он. — Он пришел!

— Нет. Прошлой ночью он ужинал далеко от того места, где это случилось, — ответил начальник.

— А Черного Петуха?

— Он ничего не знает: я его допрашивал сегодня. Нет, нет! Мне нужен Зеленая Голова!

В понимающе кивнул.

— Он, верно, не придет, — с нетерпением продолжал начальник.

— Придет! Он смог освободиться только в полночь. Это он вел дело Жакобера, агента де Марвиля.

Начальник поднял глаза на В.

— Все сделано? — спросил он.

— Да, сделано в половине двенадцатого, за несколько минут до того, как я пришел сюда.

— Хорошо! А рапорт?

— Он будет составлен этой ночью.

— Ничего не будет упущено?

— Все будет описано в мельчайших подробностях, и вы получите отчет завтра утром, никак не позже.

— Его нужно передать до полудня начальнику полиции, чтобы он мог прочесть донесение королю. — Начальник насмешливо улыбнулся и продолжил: — Этот человек мне мешал, однако он может быть мне и полезен, если позволит руководить собой. Надо посмотреть. — Он хлопнул себя по лбу и прибавил: — Но все это не объясняет таинственного дела бедной Сабины. А я должен все узнать: оставаться в подобной неизвестности — значит изменить нашему делу.

Он, по-видимому, принял окончательное решение.

— Позовите сюда Бриссо, — сказал он В, — черт возьми! Она или заговорит, или я клещами раскрою ей рот.

— Не хотите ли сами пойти наверх? — спросил В.

— Нет, пусть она спустится сюда. Здесь вполне безопасно, стены достаточно толсты.

В вышел из комнаты. Начальник, оставшись один, стал медленно прохаживаться, склонив голову.

— Кто же этот враг, который уже шесть месяцев вредит мне?

Он остановился, скрестив руки на груди.

— Горе ему! — продолжал начальник. — Он вчера ночью осмелился коснуться одного из двух существ, которые дороги моему сердцу! Кто бы он ни был, он падет в борьбе!

Начальник поднял голову, лоб его прояснился внезапной мыслью, пальцы сжались.

— Да, ночь на 30 января трагична для всех, кого я люблю, — сказал он. — Я отомщу тем, кто наделал мне столько зла! Отомщу! Но, — сказал он, переменив тон, — кто все-таки этот невидимый враг?

Начальник погрузился в глубокое раздумье.

— Эта двойная жизнь была так прекрасна, — сказал он, — сколько радостей я принес обиженным! Скольких я осчастливил! Как будущее мне улыбалось! И на вершине этих успехов неизвестная рука вдруг поразила ангела моих мечтаний и моей жизни!

Начальник остановился. На него страшно было смотреть, его лицо отражало самые сильные и самые противоположные чувства.

— Горе! Горе ему, — продолжал он, — я отомщу!

Он ходил взад-вперед по комнате, потом снял со стены план Парижа и положил его на стол, медленно проводя пальцем по всем белым линиям, представлявшим улицы.

— Как объяснить исчезновение этих людей? — говорил он, глядя на план. — Двое с одной стороны, трое с другой — и ни малейшего следа! Но это невозможно! Решительно невозможно. Неужели люди, которые мне служат, сговорились, чтобы обмануть меня, чтобы изменить мне? Нет, нет, это исключено!

Он опять остановился.

— Но если они не изменяют мне, кто тогда?

Начальник стоял с нахмуренными бровями, на лбу его появились складки, предшественники бури. Раздался скрип, и дверь отворилась.

XXVI

Бриссо

В, все еще в маске, вошел в комнату и, шагнув в сторону, пропустил вперед себя женщину.

Это была известная сводница Бриссо, вписавшая свое имя в любовные летописи царствования Людовика XV. О ней часто упоминают, повествуя о приключениях той эпохи. Записки Ришелье и архивы полиции полны разных скандальных рассказов о ней и вполне оправдывают ее репутацию.

Бриссо была высока ростом и чрезвычайно стройна. Ее рост и сложение говорили о физической силе, присущей не многим женщинам. Она была одета в костюм яркого цвета. Войдя в комнату, она очутилась лицом к лицу с начальником и отступила, как бы пораженная ужасом.

Действительно, вид этого человека, освещенного лампой, имел что-то страшное и фантастическое. Рост его был очень высок, пояс, за которым были заткнуты шпага, пистолеты и кинжал, стягивал стройный стан. Лицо, черты которого мешали рассмотреть густые усы и борода, имело дикое выражение, черные глаза бросали сверкающие взгляды из-под косматых бровей, а рука, положенная на кинжал, будто приготовилась к удару. Бриссо отпрянула назад.

— Подойди! — сказал ей начальник властным тоном. После довольно продолжительного молчания он продолжил:

— Ты знаешь, перед кем находишься?

— Нет, — нерешительно ответила Бриссо.

— Ты находишься перед человеком, который, будучи верен друзьям, не имеет привычки прощать своим врагам. Я буду тебя допрашивать, и ты обязана мне отвечать.

Сказав это, начальник отворил железную дверь небольшого шкафа, вынул мешок, который бросил на стол, а возле мешка положил заряженный пистолет.

— В этом мешке двадцать тысяч ливров золотом, — сказал он, а в этом пистолете пуля. Если ты будешь служить мне, как я хочу, эти двадцать тысяч станут твоей наградой. Если ты попытаешься меня обмануть, я всажу эту пулю тебе в лоб. Ты можешь мне верить, когда я говорю подобным образом.

После минутного молчания он прибавил:

— Я — Петушиный Рыцарь!

Назвав себя, он отступил назад, и свет лампы хорошо осветил его. Он предстал во всем блеске гнева. Бриссо сложила руки на груди и не имела сил даже вскрикнуть, будто грозное имя вдруг парализовало ее. Наконец она, сделав усилие, упала на колени.

— Пощадите! — сказала она. Петушиный Рыцарь пожал плечами.

— Ты будешь отвечать ясно и прямо на мои вопросы? — продолжал он очень спокойным голосом.

Бриссо медленно встала.

— Садись, — сказал Петушиный Рыцарь. Она повиновалась.

— Где ты провела прошлую ночь?

— В домике графа де Сувре, — отвечала Бриссо не колеблясь.

— На улице Сен-Клод?

— Именно там.

— Кто был за ужином?

— Д'Айян, де Лозен, Фиц-Джемс, де Гонфлан, де Лаваль и де Шароле.

— А из женщин?

— Мадемуазель де Тутвиль, баронесса де Бревнан, Лекок и Феррати.

— Что делали за ужином?

— Что делают всегда за ужином — забавлялись, — сказала Бриссо, к которой мало-помалу возвращалась ее обыкновенная самоуверенность. — Мужчины и женщины переоделись олимпийскими богами и богинями. Это было очень смешно.

— Ты что там делала?

— Меня не было в начале ужина, я приехала после, по делу девочки…

— Какой девочки?

— Я не знаю, должна ли я…

— Ты должна рассказать мне подробно все, что делала вчера вечером.

Бриссо, видимо, колебалась.

— Вы хотите, чтобы я сказала вам всю правду? — продолжала она.

— Да!

— А если я вам скажу, а вы мне не поверите? Что тогда?

— Но почему?

— Потому, что я сама себе не верю. То, что случилось, очень странно!

— Говори немедля!

— Вы не причините мне зла, если я вам расскажу все?

— Клянусь, тебе нечего бояться!

— И вы не станете всем рассказывать, что узнали что-то от меня, потому что это поссорит меня с моими друзьями, а я ими дорожу…

— Скажи мне все, и твое имя не будет нигде упомянуто.

— И я получу тысячу луидоров?

— Да.

— Ну, будь вы Петушиный Рыцарь, или сам черт, или начальник полиции, мне все равно, я вам верю, и вы узнаете все. Слушайте же: того, что случилось вчера, я не понимаю сама, да и вы вряд ли поймете.

— Рассказывай, как все было! Ты знаешь, что я всегда исполняю то, что обещаю.

— Я это знаю! Поэтому я так испугалась, когда увидала себя в ваших руках.

— Так я слушаю.

— Вчера вечером был ужин у месье де Сувре, как я вам уже сказала, — начала Бриссо. — Я ничего не знала об этом ужине и спокойно сидела дома перед камином, когда в полночь в парадную дверь сильно постучали.

«Иди и отвори!» — закричала я Лолотте. Это моя камеристка. Она побежала и вернулась, говоря: «Лакей хочет говорить с вами». — «От кого?» — «От графа де Сувре».

Я велела позвать лакея. Он пришел и подал мне письмо от графа, который писал, чтобы я приехала сейчас «по известному делу». По известному делу… Но какому же? У меня нет никаких дел с графом. «Верно, я ему нужна», — подумала я. Внизу стояла карета. Я села, меня привезли на улицу Сен-Клод и провели в гостиную. Все сидели за столом в смешных маскарадных костюмах; было очень весело. Эти милые господа все меня знают, а я знаю их еще лучше. Они часто поверяют мне свои секреты, и мы в очень хороших отношениях. Я думала, что они послали за мной, чтобы пригласить поужинать, и хотела сесть, но все вышло иначе. Граф де Сувре встал и подошел ко мне. «Бриссо, — сказал он мне, — ты должна нам объяснить твою странную шутку».

Я посмотрела на него. Он был переодет Бахусом с кистями винограда на голове. Я рассмеялась, думая, что граф решил пошутить. «Ты должна ответить мне!» — сказал он. «Спросите других», — ответила я.

Но он рассердился, и Шароле тоже. Я увидела, что он говорит серьезно, и спросила: «О чем вы говорите?» — «О немецкой княгине, которую ты велела привезти сюда». — «Я велела привезти сюда немецкую княгиню? — изумилась я. — Когда?» — «Сегодня вечером».

Я опять подумала, что это шутка и опять расхохоталась, но граф де Сувре сказал: «Вот письмо, которое ты прислала мне».

Он подал мне бумагу. Я удивилась, поскольку не писала графу. Это письмо передала ему женщина, которая сказала, что служит у меня. Письмо еще при мне.

— Оно при тебе! — обрадовался Петушиный Рыцарь. — Это удача!

— Да, я положила его в карман, чтобы позже выяснить, кто это посмел воспользоваться моим именем.

— Дай мне это послание.

— Вот он, месье.

Бриссо подала письмо Петушиному Рыцарю, и тот развернул его. В наклонился через плечо начальника, чтобы прочесть вместе с ним.

— Письмо было запечатано моей печатью, — сказала Бриссо, — розовый венок с амурами в середине.

Петушиный Рыцарь и В прочли следующее:

«Граф, есть одна благородная дама, желающая присутствовать на одном из очаровательных ужинов, которые составляют славу нашего любезного общества.

Эта иностранка, немецкая княгиня. Я не назову вам ее имени, потому что поклялась сохранить тайну.

Я обещала ей исполнить ее фантазию; узнав же, что вы сегодня даете ужин, на котором будут присутствовать молодые люди из высшего общества и первейшие наши красавицы, я дала ей знать. Она специально приехала в Париж.

Чтобы исполнить свое желание и одновременно сохранить инкогнито, эта молоденькая девушка наденет костюм мещанки.

Экипаж привезет ее к вашему домику. Там ей свяжут руки, завяжут глаза и принудят прекратить крики, которые она нарочно будет испускать, как девушка, похищенная из родительского дома. Предупреждаю вас, что она имеет намерение разыграть эту роль. Это будет очень забавно; действуйте же и вы в соответствии с этим. Сохраните мою тайну и веселитесь на славу!

Мари Бриссо».

— Ты догадываешься, кто мог написать это письмо? — обратился Петушиный Рыцарь к Бриссо.

— Нет, пока не знаю, месье.

— Сможешь узнать?

— Может быть, но точно не скажу.

— Если успеешь это выяснить в течение двух суток, я удвою обещанную награду. Рассказывай дальше.

— Прочитав письмо, я заявила, что его писала не я и что это была чья-то злая шутка.

«Немецкая княгиня уже здесь, и она очень мила», — сказал граф де Шароле. «Она здесь? — изумилась я. — Где?» — «В маленькой гостиной, где она искусно притворяется, будто с ней сделался обморок». «Она и сейчас в обмороке?» — «Да, — отвечал де Сувре. — Для того чтобы положить конец этой комедии криков и обмороков, которые продолжаются уже два часа, мы и послали за тобой. Иди к своей княгине и все устрой!» — «Я не прочь с ней познакомиться», — сказала я и прошла в маленькую гостиную, где увидела на диване женщину без чувств. Она лежала неподвижно, точно мраморная статуя. «Какой артистический обморок! — рассмеялась я, все еще думая, что это шутка. — Княгиня! Мы одни, вы можете не притворяться». Она даже не шевельнулась.

Я подошла к ней, наклонилась и… увидела девочку, которая такая же княгиня, как вы и я! Я ее узнала — это была Сабина Даже. «Вот тебе и раз! — воскликнула я, взяв ее за руку. — Ну вставайте же!»

Но ее рука была холодна. Она ничего не слышала и вовсе не притворялась, так как действительно лишилась чувств. Я дала ей понюхать нашатырного спирта, но и это не помогло.

«Так, — подумала я, пораженная внезапной догадкой, — понимаю! Она захотела присутствовать на ужине тайком и сама написала письмо. Что ж, довольно неплохо придумано!»

Девочка все лежала без чувств или, по крайней мере, притворялась. Полагая, что она играет комедию, я ждала, когда же она откроет глаза. Мы все еще были одни. Девочка очнулась; я начала было разговор, но после нескольких моих слов она вдруг бросилась к окну; я хотела ее задержать, но она распахнула окно и выскочила в сад.

— Куда же она девалась потом? — спросил Петушиный Рыцарь.

— Этого мы не смогли узнать, месье. Шел сильный снег; сад велик; одна калитка, выходящая на бульвар, была открыта. Мы искали ее везде, но не нашли никаких следов беглянки. Потом я узнала, что Сабина найдена раненой перед особняком Субиз; я думаю, что, когда она убежала, наверное, на нее напали разбойники из шайки Петушиного Рыц…

Бриссо запнулась и побледнела как полотно.

— То есть… я… потому что вы… — забормотала она испуганно.