Впрочем, времени на размышления ни ему, ни Тони уже не оставалось – потому, что из-за плавного поворота аллеи Программистов уже показались декорации основного места действия: разбитый в столкновении с перегородившим дорогу контейнеровозом-автоматом кар, неудобно, наспех уложенный на какое-то подобие импровизированных носилок пострадавший и кровь – много крови – прямо под колесами...
      Над раненым склонился то ли прохожий, то ли попутчик – взъерошенный бородатый и невероятно носатый дед. Узрев приближающийся кар, он неловко вскочил и, ковыляя – видно и ему здорово досталось при аварии – поспешил навстречу, нелепо размахивая руками. На одежде его тоже была кровь. И на лице...
      – Там!... – первым выкрикнул обладавший, видимо, самой быстрой реакцией Толле. – Там – ч-человек раненый... Ос-становите...
      Он с легким сипом, сквозь зубы, как ребенок при виде крови, втянул в себя воздух. Этот детский звук как-то тронул сердце Братова и он, вопреки строжайшей инструкции, промолчал, оставляя решение на совести шофера. К тому же, все равно скорость приходилось сбросить, чтобы самим не влететь в аварию. Блок связи он положил на сидение, правую руку положил на рукоять бластера, а левой попрочнее взялся за скобу под потолком.
      – Оставайтесь на месте! – строгим голосом наказал он Тору, видя, что водитель аккуратно паркует кар у правой обочины, и первым выскочил навстречу бородатому чудаку. Когда они поровнялись, бородач повел себя совсем несообразно почтенной внешности, – с размаху влепил Николаю в физиономию струю слезоточивого газа из скрытого в перчатке баллончика и, перейдя на резвую рысь, без малейших признаков былой хромоты, с размаху влетел в услужливо открытую перед ним иудой-водилой дверь кара спецдоставки. Кар рванул с места, доказав, что скорость в шестьдесят миль в час может достичь и гораздо раньше указанных в техпаспорте шести секунд, и скрылся за поворотом, оставив ослепленного, заливающегося слезами и отчаянно перхающего Братова посреди дороги, наедине с дурацким контейнеровозом, вдрызг разбитым «Мустангом» и залитым кровью телом.
      У Братова хватило ума не палить вслед похитителям из бластера – в белый свет, как в копеечку. В его теперешнем положении бластер – оружие грозное, но не шумное – был, в общем-то, бесполезен и мог только наделать лишних бед. Гораздо нужнее был бы кран с пресной водой, чтобы смыть с лица и одежды проклятую дрянь. К несчастью, с водой на Прерии всегда была легкая напряженка, и, чтобы привести себя в форму, Николаю потребовлось довольно много времени.
      – Почему мы поехали? – растерянно спросил Тор в кабине набирающего скорость кара. – Почему Николай остался там? И там – раненый человек...
      Он вдруг замолчал, словно услышав что-то ему одному неслышно сказанное и с облеглением поднял золотистые брови.
      – Так это был вовсе не человек там, да? – спросил он.
      – Заткнись дорогой, – убедительно посоветовал Гостю Адельберто и сунул ему под нос украшенный глушителем ствол здоровенного пистолета.

* * *

      Измазавшись в проклятой краске – никакая, конечно, это была не кровь – Братов перевернул куклу – никакой это был не раненый, а просто идиотский манекен из лавочки «гэгов» – и чуть не сошел с ума от злости на себя самого при мысли о том, что блок связи он оплошно оставил на сидении умчавшейся в неизвестность машины спецдоставки. Из-за поворота, наконец, соблаговолил появиться случайный путник – католическая монашка, за рулем подержанной «черепашки». При виде сцены неслыханного садизма: здоровенного, прилично одетого и крепко сложенного мужика, пинающего с размаху – снова и снова – безжизненное тело в луже крови она остолбенела.

* * *

      У себя в номере – маленьком и аккуратном, как кусочек рафинада, – из тех, что «Космотрек» выдает к чаю на каботажных линиях – Ким еще раз сверился с часами, сварганил себе крепкого кофе – из прихваченного из Метрополии в ущерб более важному багажу запаса – сел за стол и призадумался.
      Что-то не нравилось ему в складывающейся ситуации, что-то не лепилось... Никак не лепилось в простую и ясную картинку обыденности. Машинально помешивая ложечкой в чашке, он уставился в пространство перед собой. Потом, чтобы сосредоточиться, подхватил со стола свой нож и некоторое время как зачарованный созерцал сверкающую кромку лезвия. Это у него было от тех мальчишек с Чура – у них у всех была такая привычка – задумываясь, зачарованно пялиться на острую сталь – так некоторые перебирают четки, а некоторые барабанят нервными пальцами по столу.
      И как он забыл, что Прерия – планета особая... Точнее – расположенная в особой области пространства. В зоне Аномалии. Как и Чур... Что-то в этом есть... В старые времена этого боялись – этих искривлений континуума, искажавших связь, сбивавших с курса корабли... Считали орбиты планет в этой звездной системе нестабильными, опасались превращения центральной звезды в «черную дыру»... С тех пор наука далеко ушла вперед и поэтому – а может еще просто потому, что привыкли – страху перед аномалией почти и не осталось... Ничего не стряслось с Прерией за все то – теперь уже довольно долгое время, пока поколения землян обживали ее. Разве что космофизики – из тех, что работали здесь – позащитили больше диссертаций на душу своего космофизического населения, чем их коллеги из менее интересных секторов Обитаемого Космоса, да навигаторы, а больше – травильщики баек из чинов пониже, складно излагали под пиво разные невероятные истории, что приключались с ними окрест. Фольклор здесь давно уже вытеснил страх... А вот сейчас он снова всколыхнулся в его душе – страх предков... Беспокойство. И разбудил его тот бородач с незапомнившейся фамилией... Что-то о зверях, у которых жизнь как-то связана с Аномалией... О существах. О Тартаре... И ведь Гость – Тор Толле. Ведь он же разработал что-то именно в этой области... Неразрушающие искривления континуума... Что-то очень мощное – то, что в масс-медиа окрестили «гравитационной бомбой»...
      Черт возьми! Ким поймал себя на том, что вот уже полчаса складывает в уме какую-то гипотезу. Версию. Словно уже произошло преступление и ему надо расколоть орешек трудной криминалистической загадки. Найти виновного. Выстроить цепь событий... Но ведь ничего еще не произошло? Не так ли?...
      За окнами – в костре догорающей зари – вдруг родился и мощно поплыл по-над причудливыми кровлями и куполами Столицы гулкий звон. На закате здесь звонили колокольни всех церквей сразу. И православных, и католических, и Новой Веры и Бог его знает каких еще... Это впечатляло.
      «Ничего не случилось!» – сказал он себе, положил нож на место и встал из-за стола. Вспомнил про остывший кофе и залпом – как лекарство – проглотил его. В мозг прохладной волной накатила привычная трезвая ясность. Но осталось тревожное чувство странной раскладки карт судьбы.
      Предчувствие.

* * *

      О блоке связи своем Братов, впрочем, мог бы и не беспокоиться: не далее, чем в двух километрах от места происшествия, на мосту через неглубокий, но зато мутный Красный Ручей, блок вылетел из окошка кара и канул на глинистое дно вялого потока – ни Мепистоппель, ни Счастливчик не были такими дурнями, чтобы таскать за собой вещь, которую в два счета можно обнаружить по встроенному «радиоэху».
      А от Красного Ручья до шоссе на Степное было и вовсе рукой подать.

* * *

      Истомившийся на торчке Гнат просто остервенел, когда после почти часа ожидания услышал на шоссе до боли знакомый звук тормозов вверенного ему кара, а затем – переливающийся посвист нахального угонщика. Неусыпный страж его встряхнулся, приветливо махнул хвостом – в смысле «ну, мне пора, ты здесь уж давай сам дальше, не подведи...» – и длинными скачками помчался к уже вновь трогающемуся с места кару. Сам Гнат несся за ним скачками более широкими, но не такими быстрыми, вращая над головой выдранную из ограды места своего заточения двутавровую балку. Кобель сходу, лихо подбросив зад, нырнул в окошко кара и второй раз на день Позняк свою машину только и видал... Метнув стальной кол вслед ворам – тот помял-таки крышку багажника уходящей машины и остался лежать посреди дороги – Гнат, исходя кучерявым матом, побрел буераками, срезая повороты шоссе, к ближайшему поселку, прикидывая, что хотя и лишился в этот день кара и, скорее всего, работы, голову, все-таки, уберег и – как Бог свят – с тем, чтобы поднять тревогу не медлит, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства. Насчет тревоги к тому моменту он мог не волноваться – тревога уже полыхала вовсю.

* * *

      Настольный видеофон призывно закурлыкал, поспев с этой своей миссией как раз к тому моменту, когда Ким поправлял перед зеркалом галстук и мокрую после душа прическу. Покрутил в руках дезодорант, но вспомнил, что люди с Чура не расстаются со своими собаками – вполне возможно, что и этот чудак притащит с собой псину. А Пcы к посторонним запахам относятся критически.
      Галстук Ким пытался привести в вид божеский минут пять – с вязанием узлов на этом предмете туалета у него дело обстояло неважно. Так что к аппарату он подошел чуть раздосадованным. Да и торопить его не стоило – время у него еще было.
      Вынырнувший из недр экрана господин секретарь одним видом своим заставил его забыть о мелких неприятностях. В подробности государственный муж не вдавался, а ограничился только тем, что уведомил Кима об отмене всех предыдущих планов и о том, что в приемной министра внутрених дел на его имя выписан пропуск. К гостинице же через несколько минут подъедет, чтобы забрать его, младший следователь Смирный. Еще он напомнил, что министр ждать не любит и исчез с экрана.
      «По крайней мере, я не зря возился с галстуком», – утешил себя Ким, бегом спускаясь по лестнице. Кар министерства действительно ждал его. Сухой человек с резкими, словно шрамы, складками на лице представился:
      – Анатолий Смирный, вы предупреждены...
      И чуть ли не втолкнул его в кабину. Кар резко взял с места.

* * *

      Скорость сбавлять не пришлось всю дорогу – даже в кабинет министра господин Смирный ввел его на рысях. В кабинете стояли и одновременно говорили – по телефонам и друг с другом – человек шесть матерых государственных мужей, и понять так вот с ходу, кто из них министр было нелегко.
      Впрочем, то, что дорогой гость с Чура уведен прямо из стойла и визитной карточки похитители после себя не оставили, Ким понял еще раньше, чем был представлен присутствующим. Министров в кабинете оказалось целых два: тот что поосанистей – Ротмистров – и был хозяином кабинета, а молодой и усатый – Кречмарь – был в ответе за действия Объединенных Республик в чрезвычайных обстоятельствах. А еще тут были генеральный прокурор, тип из аппарата Президента и замы руководителей обоих разведок Прерии – внешней и армейской. Украшением этого букета был молчаливый посол Колонии Святой Анны – живое доказательство того, что положение дел не просто плохо, а из рук вон плохо.
      А вот господина секретаря унесли куда-то черти, так что представил Кима собравшимся встретивший его в приемной референт. Он же – после кивка министра – молча вручил ему депешу с грифом Управления. Пока Ким читал документ, собравшиеся обступили его, разглядывая кто с сомнением, а кто – с сочувствием.
      – Надеюсь, вы поняли смысл полученных предписаний? – осведомился хозяин кабинета.
      И уточнил:
      – Вы должны отложить все остальные ваши обязанности и действуете теперь в составе объединенной комиссии наших министерств. Вами, как представителем службы федерального уровня, мы усиливаем следственную группу комиссара Роше. Вы ведь не знакомы с ним?
      Ким растерянно огляделся и высказал единственно разумное при таком раскладе предположение:
      – В таком случае мне, видимо, следует немедленно отправиться на э-э... Козырную набережную?
      – Нет, – министр жестом как бы попридержал его. – Дело в высшей мере конфиденциальное, и будоражить наш муравейник на Козырной не стоит. Я распоряжусь – вам освободят кабинет в э-э...
      – Мне уже дали кабинет в Ратуше, – уточнил Ким.
      – Вот и прекрасно. Тихо и не привлекает лишнего внимания... Там и ждите Жана. Вы действуете с ним на одинаковых правах. В подчинение комиссара, а теперь и в ваше, входит восемь человек. Вы можете привлекать также всех, кого сочтете необходимым – моя санкция будет всегда...
      Мимо внимания Кима не прошло то, что теперь уже все в кабинете смотрели на него с сочувствием. Министр тоже заметил это.
      – Надеюсь, вы сработаетесь с мсье Роше. Он весьма... весьма своеобразный работник... В чем-то большой ребенок, в сущности, но – мастер своего дела. Так что мы весьма рассчитываем на ваше взаимодействие. Сами понимаете, что никакая огласка не желательна... Весьма не желательна. Все необходимые материалы будут переданы на ваш терминал – оставьте координаты у моего референта. У него же получите и необходимые документы. Разумеется, вам гарантирована поддержка наших компетентных служб, – министр кивнул на пару генералов в штатском. – Но они делают свое дело, а вы – свое. В настоящий момент произведено первоначальное дознание... Но мы решили не пускать дело по обычным каналам, а образовать комиссию э-э... чрезвычайного характера. У вас будут какие-то пожелания или соображения?
      – Стороной, принимающей меня на Прерии, – вспомнил Ким, – является комитет безопасности...
      – Разумеется, их поддержка вам гарантирована тоже... – улыбка министра слегка увяла. – Господин Азимов сейчас на приеме у Президента.
      Всеобщее молчание стало почти гробовым. Киму стало очень жалко господина секретаря.
      – Он свяжется с вами, – как-то неуверенно продолжил министр. – Он, или лицо его замещающее...
      – В таком случае, я не буду отнимать у вас время... – постарался прервать неловкую паузу Агент на Контракте.
      – Дело не ждет, не смею вас задерживать, – с облегчением согласился министр.

* * *

      У Старой Кирхи они второй раз сменили кар.
      – Перестаньте дразнить собаку! – раздаженно сказал Тони Гостю, который проявлял гораздо больший интерес к Бинки, чем к своим вооруженным спутникам – с того самого момента, как псина присоединилась к их компании.
      Сам Бинки тоже повел себя странно: настороженно сторонился чужака и в то же время с каким-то любопытным недоумением не сводил с него глаз, словно силясь ухватить что-то очень для него важное... Самое скверное заключалось в том, что при этом Гость, не отрываясь от своей странной беседы с псом, неустанно задавал вопросы – один глупее другого – в основном, обращаясь к Мепистоппелю, в котором чувствовал, видимо, главного.
      – Я пойду, проверю машину, – с некоторым облегчением сообщил Адельберто Тони, вылезая из-за руля. – Жди с ним здесь – на проходе. И не хлопай ушами...
      – Почему мы все время переходим из машины в машину? – теперь Гость за неимением Мепистоппеля обратился к Счастливчику.
      Тот с молчаливым сопением выбрался из кара и кивком головы показал Гостю, что ему следует сделать то же самое.
      – Почему ты не отвечаешь, когда я спрашиваю? – совсем по-мальчишечьи надулся Гость, но молчаливый приказ Тони выполнил.
      – Послушай, постарайся быть человеком, – попросил Тони Гостя. – У меня уже голова раскалывается от твоих дурных расспросов... В конце концов, это – просто невежливо: все время о чем-то спрашивать и спрашивать... Ведь сам то ты мне ни на один вопрос не ответил. Вот скажи на милость: как тебя прикажешь называть по имени? Не бойся, дорогой – нам с тобой придется общаться не так уж и долго, но, все-таки, в приличном обществе как-то так принято...
      – А ты и не спрашивал меня, Белая Голова, – Гость пожал плечами. – Я уже сказал тому, который меня встречал, что меня зовут Тор... Тор Толле...
      – Вот и хорошо, Тор... – обреченно вздохнул Тони.
      Это имя он слышал впервые. Политика никогда не интересовала Счастливчика.
      Они двинулись в широкий проем между старой стройки домами, служившими теперь сдаваемыми в аренду складами и обиталищем несчетного множества крыс и летучих мышей. Впереди – удивительно независимо – шагал Тор. Сзади, нервно озираясь, поспешал Бинки.
      Адельберто просигналил им рукой в просвет подворотни, и Тони, подталкивая Гостя стволом револьвера, погнал его через запущенный и поросший дикими травами двор к загодя выставленному в глухом переулке неприметному «Фольксвагену». Посреди двора они застряли: Гость с разгону остановился как вкопанный перед облезлым дворовым псом, чесавшим блох в зарослях полыни. Вид у пса был прешелудивый, одно ухо – рваное.
      Бинки наблюдал происходящее с каким-то ревнивым интересом.
      Гость тихонько взрычал и потом – к величайшему удивлению Тони – тоненько и жалостливо поскулил немного. Пес смотрел на него с испуганным удивлением. Тони возвел очи к небу. Там – в неизмеримой высоте уже гасли последние краски заката. До полной темноты оставалось часа полтора от силы.
      – Двигайся, ты, придурок! – зло скомандовал Тони и ткнул Гостя массивным глушителем, навинченным на ствол револьвера. – А то, знаешь, иногда эта штука стреляет...
      Гость озадаченно посмотрел на него:
      – Не бойся, она не будет стрелять...
      Это было сказано тоном старшего брата, успокаивающего боязливое дитя.
      – Не будет, говоришь?! – прошипел Тони.
      Фокусы непослушного подопечного уже превысили все допустимые границы.
      Тони демонстративно прицелился в на отшибе лежащий кирпич и надавил спуск. С кирпичем ничего не сделалось – ни хорошего, ни дурного. Да и с чего бы? Машинка хлопала вхолостую и не думая производить выстрелы.
      Лоб Тони покрылся бисеринками холодного пота. Он испуганно вскинул глаза на Гостя. Но тот, и не подумав использовать сложившуюся ситуацию, уже неторопливыми, но отменно широкими шагами мерил расстояние по направлению к отчаянно жестикулирующему в подворотне Мепистоппелю. Тони и сопротивляющийся Бинки еле поспевали за ним. В другую сторону трусил, мотая головой, чем-то озадаченный обладатель рваного уха.
      В крохотном салоне «Фольксвагена» Гостю пришлось сложиться чуть ли не вчетверо. Адельберто кивнул Тони, чтобы тот садился за управление, натянул перчатки и сделал – «Поляроидом», почти в упор – несколько снимков озадаченной физиономии Гостя. Карточки тут же засунул в желтый, плотной бумаги конверт.
      – Сейчас спокойненько доезжаем до места, – определил он порядок дальнейших действий, – и оставляю там нашего клиента на тебя и Бинки. Сам еду до Гонсало...
      – Н-наручники... Надень на него наручники... – попросил Тони. – Это – псих! Абсолютный псих!

* * *

      Биографическая справка на доктора Серафима Кушку, подготовленная для Кима компьютером Управления, была, по сути дела, просто перечнем всяческих академических регалий, премий и наград – блистательным и скучным одновременно. Местами его разбавляли ссылки на доносы лиц, желавших блага Объединенным Республикам Прерии-2, их всенародно избранному Президенту и доктору С.Кушке лично. По большей части доносов мер принято не было. Еще были краткие справки о прохождении доктором психиатрической экспертизы (успешно) и курса лечения от алкоголизма (тоже – успешно). Уровень доступа к секретным материалам и документации для доктора Кушки вполне соответствовал тому, что был означен в предписании, которое Ким получил на руки в кабинете Министерства всего пять часов назад. Пять часов, четыре из которых он позволил себе все-же потратить на сон – за срочные поручения Управления следовало браться все же с ясной головой.
      Ким со вздохом отложил распечатку в сторону и попросил выставленного у дверей типа в штатском просить господина доктора в кабинет.
      – Я должен извиниться перед вами за то, что потревожил в такое время... – Ким жестом предложил собеседнику присесть, но сам остался на ногах.
      Только таким образом можно было оказаться вровень с уровнем глаз длинного как жердь собеседника. А глаза его Киму очень хотелось видеть. Разговор предстоял непростой.
      – Прежде всего ознакомьтесь с вот этим и подпишите... – он протянул доктору стандартный бланк расписки о неразглашении.
      – Не беспокойтесь, следователь, – понимающе поморщился собеседник – почетный доктор пары университетов Метрополии – это в сорок-то с небольшим – и руководитель небольшой, но быстро растущей лаборатории одного из институтов здешней Академии – лаборатории, которой прочили самой вскорости стать институтом.
      Тощий тип в бесформенном свитере. Пегий и плохо постриженный. С серьгой в ухе к тому же.
      – Я понимаю, что вы меня подняли в такую рань, не для собственного удовольствия... – доктор вывел в обведенном рамочкой прямоугольнике на листке расписки, толкнул ее по столу к Киму и пощелкал пальцами, нервно оглядываясь, словно искал что-то в унылом кабинете Ратуши. С мольбой глянул на Кима:
      – Я в полном вашем распоряжении, следователь... Только позвольте мне э-э... закурить. И дайте что-нибудь вроде пепельницы... Это вас в честь Киплинговского Кима так назвали или в честь Коммунистического Интернационала Молодежи – знаете, в старину был такой?... – Кушка кивнул на пришпиленный, согласно Внутренним Правилам Управления, к нагрудному карману Агента на Контракте идентификатор.
      – Это нормальное корейское имя – Ким, – пожал плечами Агент, – в честь одного из прадедов. А вот с пепельницей у нас – проблемы... Вот, возьмите вот это...
      – Так значит... – доктор Кушка принялся раскуривать сигарету – мятую и кривую, словно ее терзали черти – и, с удовольствием вытянувшись в кресле, воззрился на Кима. – Значит, все же приключилось нечто из ряда вон... Что-такое, что напрямую связано с разработками по аномалиям континуума – так, господин следователь? Кто-нибудь начал всерьез баловаться со сверткой пространства? Есть жертвы? Много?
      Ким несколько иначе представлял себе начало такой вот беседы – между поднятым в пятом часу утра и срочно приглашенным в кабинет следователя человеком науки и официальным лицом, наделенным чрезвычайными полномочиями на самом, почти высоком уровне, возможном в этой чертовой дыре. Он несколько выпрямился на своем – довольно жестком – кресле и сурово опустил уголки рта.
      – По-моему – теперь моя очередь задавать вопросы, господин доктор... – как можно более вежливо пресек он не признающего, видно, никакой субординации холеричного Серафима. – Вообще, мы с вами потеряем меньше времени, если вопросы буду задавать я, а вы – на них ответите. В доступной для э-э... непосвященного форме...
      – Понятно, понятно... – вопреки словам, несущим в себе кроткое согласие с общепринятым порядком поведения в присутственном месте такого вот типа, лицо доктора Кушки выразило почти детскую обиду на собеседника этак вот жестоко поставившего его на надлежащее место. – Каких же показаний вы от меня ждете, господин следователь?
      – Собственно, я пригласил вас не для дачи показаний, – разочаровал его Ким. – Возникла необходимость в м-м... экстренной консультации по одному делу – весьма и весьма деликатного свойства...
      Произнося эту тираду, он вдруг ощутил себя неким подобием господина секретаря Совета Безопасности. Его, так сказать, моделью, уменьшенной в административном масштабе – где-то так один к ста пятидесяти... К тысяче, может быть... Но со взятого тона постарался не сбиваться – со временем такие вещи перестают смущать...
      – Видите-ли, – продолжал он, – насколько мне известно, вы – один из ведущих м-м... гражданских специалистов в области манипулирования гравитацией... Я имею ввиду – здесь, на Прерии..
      – А вы видели других? – живо поинтересовался доктор Кушка. – Хотя бы – не гражданских? Если вы считаете, что то, чем занимаются наши вояки имеет серьезное отношение к реальным разработкам по экзергоническим сверткам, то э-э... нам с вами будет тяжело понимать друг друга...
      Ким в этом не сомневался.
      – Ну, уж если вы считаете себя единственным на планете специалистом, в этом предмете, вам остается только приветствовать мой выбор... – улыбнулся он с легким усилием. – Собственно, я хотел, чтобы вы мне объяснили – насколько близки к практическому воплощению разработки, которые проводят на Чуре тамошние ваши э-э... коллеги. Я имею ввиду те работы, которые в прессе связывают с именем Торвальда Толле...
      – Вот уж никак не ожидал, что вы станете спрашивать меня именно об этом! – доктор высоко поднял плечи в знак недоумения. – Слава Богу, о практических применениях этих теорий речь не идет. Имееется Постановление Директората Федерации...
      – Ну... Ким неопределенно пошевелил в воздухе пальцами – больше для того, чтобы развеять табачный дым. – Представим себе, однако, что есть какие-то люди, которым Постановление Директората – не указ...
      Кушка еще сильнее поднял плечи:
      – Таких людей – великое множество. Но откуда у них возьмутся деньги, люди и средства на то, чтобы реализовать хотя бы основные прикладные идеи – из тех, что высказывались на этот счет. Тут требуются капиталовложения на Федеральном уровне. Ясен пень – под такое опасное дело их никто не получит. Кроме того, во всей Федерации не больше четырех человек обладают достаточной информацией по состоянию проблемы. Ваш покорный слуга – в их числе... И все они находятся под жестким контролем – вы сами видите.
      – Ну, а трое других? – поспешно ухватился за его слова Агент на Контракте. – Кого вы имели ввиду?
      Кушка внимательно осмотрел подозрительно зачадившую сигарету и вдруг поинтересовался у Кима, каким уровнем допуска санкционирована их беседа. Кима это даже умилило: несмотря на все странности своего поведения, док не лишен был чувства ответственности за сохранение государственной тайны.
      – Вот распоряжение министра. Так что с режимом секретности все в порядке... Так назовите мне тех троих, что кое-что, по-вашему, смыслят в гравитационном оружии...
      Кушка нервно поморщился:
      – «Гравитационное оружие»... – тоже нашли что сказать! Вы бы еще ляпнули – «бомба»! Как эти придурки из «масс-медиа»... В теории экзергонических сверток «смыслят», как вы изволили выразиться, Китаев – тот, что работает в Спецакадемии, к сожалению – под Фединым, и Любуш и Йенсен... Но они – крупномасштабники, не вылезают из Глубокого Космоса... Не думаю, чтобы...
      «Крупномасштабники...» – написал на листе открытого перед ним блокнота Ким. Не то, чтобы ему сильно хотелось знать, кто такие это – «крупномасштабники», но хоть что-то надо было зафиксировать из совершенно бесполезных пока показаний нестандартно мыслящего Серафима.
      – А самого Толле вы не относите к такого рода м-м... специалистам, – деликатно поинтересовался он вслух. – Ведь, мне кажется, что он имеет непосредственное отношение к...
      Доктор Кушка взвился свечою.
      – Вы бы еще спросили, имеет ли Папа Карло непосредственное отношение к Буратино!!!... Или Пуанкаре к преобразованиям Лоренца! Тор Толле – это живая легенда. Жаль только, что они – там на Чуре – находятся совершенно вне нашей м-м... системы мышления... вне нашей парадигмы, так сказать...
      – Парадигма – это прекрасно... – признал Ким. – Скажите, а если этот вот Толле...
      Расслабившийся было в кресле после вспышки праведного гнева док снова воспрянул аки лев рыкающий:
      – Гос-с-споди, как я не догадался! – Ведь на Прерию прилетает Толле! Господин Федин уже всех нас задергал на предмет своей монополии на Тора: никто к Гостю не должен обращаться, никто к Гостю не должен приближаться... Они, вообще, с удовольствием его привезли бы сюда инкогнито – тайком ото всех, но сие не вышло... Так теперь и вы – туда же: страхуете циркуляры Спецакадемии своими беседами под расписку?
      – Дело обстоит не совсем так... – кротко оборвал его Ким, рассматривая листок «Расписки о неразглашении».
      И уточнил, дождавшись, когда смысл сделанной им паузы дойдет до собеседника:
      – Дело в том, что местонахождение Гостя Прерии, Торвальда Толле, в настоящий момент нам не известно. Думаю, что и академик Федин многое бы дал, чтобы получить на этот счет хоть какие-нибудь сведения... И не он один. Как вы понимаете, нам теперь очень важно знать, кто, в принципе, мог бы быть заинтересован в исчезновении Толле, и к чему может привести то, что информация, которой он располагает...
      – К концу света!!! – с силой выкрикнул Кушка и жердем вскочил из кресла. – Я не шучу, господин следователь! В том-то и дело, на этом-то и основан запрет Директората, что впервые со времен открытия цепной реакции деления урана, человечеству снова предоставлена возможность себя уничтожить – полностью и окончательно!!! И если Торвальд Толле исчез на Прерии, то – прости меня Господь за такие слова – лучше всего, если он сейчас мертв! Более того: я временами сильно жалею, что он не провалился туда – в Тартар – во время испытания этой их знаменитой Черной Дыры...
      – Черной Дыры? – переспросил Ким и написал в блокноте «ТАРТАР»...
      Надо же ведь было что-то написать...
      – Много говорили об этом м-м... эксперименте в свое время... Но – ничего конкретного. Сейчас – самый подходящий случай для меня хоть что-нибудь узнать про ту затею... Ведь Толле руководил этими работами...
      – Да. Еще бы: ведь это – его детище... Первая удачная экзергоническая свертка... Вы... – тут Кушка нагнулся, чтобы, словно врач – больному, заглянуть в глаза Кима. – Вы, я вижу, не очень хорошо меня понимаете... Готов поклясться, что вы раньше ничего не слышали о классе экзергонических сверток...
      – Может быть не будем затрагивать сейчас слишком сложные материи?... – почти умоляющим голосом попробовал прервать его Агент.
      – Это только для профанов такие материи – сложные, – раздраженно заверил его док. – Просто представьте, что вам вместо энергии придется иметь дело с деньгами...
      – Причем здесь деньги? – спросил Ким, испытывая ощущение, что дает, все-таки, впутать себя в разговор, уводящий прочь от сути дела.
      – Представим, что м-м... Ну – что муниципалитет, допустим, принимает решение построить мост через реку. Откуда берутся деньги на то, чтобы построить, скажем, обычную электростанцию? Ведь не идут же господа из Ратуши сами просить подаяние или разгружать контейнеры на Мусорной набережной, чтобы оплатить счета строительной фирме?