Каменное эхо

      Она поднялась и улыбнулась так, словно я пообещал ей невесть что, а не место в строю войска, из которого немногие уцелеют. Я присмотрелся к ней. Пожалуй, мое первое впечатление было обманчивым, передо мной стояла не девочка, а девушка, – меня ввела в заблуждение ее хрупкая фигурка, совершенно нетипичная для местных женщин.
      – Сколько тебе лет? – спросил я.
      – Шестнадцать, – ответила она с отчаянной болью в голосе, – и меня еще не любил ни один мужчина!
      Я отвел взгляд. М-да. Размышляя отвлеченно, ее вполне можно понять – местные девушки начинают выходить замуж лет в тринадцать и выглядят в этом возрасте совершенными орясинами. А к шестнадцати за ними уже бегает пара детишек. «Выходить замуж» – это я так, для ясности называю, на самом деле никаких таких особых отношений у моих селян нет, я особо не разбирался, но, по-моему, они занимаются любовью, кто с кем хочет и когда хочет. Неудивительно, что в девках здешние девушки не задерживаются – у большинства еще мочки ушей не заживут, которые им подрезают, когда у них начинаются женские циклы, а они уже с животом ходят. Так что в шестнадцать лет Рами-И имела все основания считать себя старой девой, но я-то был воспитан на иных устоях.
      – По-моему, ты красивая, – сказал я серьезно, и, в общем-то, честно сказал. Конечно, она не вызвала бы фурор своим появлением на каком-нибудь званом обеде, но если ее хорошенько отмыть, причесать, одеть в красивое платье и вывести в свет, то, думаю, женихи не заставили бы долго ждать. Годика через три-четыре… А здесь… я ничего плохого не скажу про женщин моего рода, я их очень уважаю, они хорошие люди и, как выяснилось, неплохие бойцы, но местный стандарт красоты, признаться, не в моем вкусе. Но Рами-И отмахнулась:
      – У меня есть глаза, я видела себя и знаю, что некрасива. Я смирилась с этим, поэтому не надо утешать меня, Великий. Просто дай мне копье, и я обещаю, что самое меньшее один хара-нги отправится в Небесные Холмы вместе со мной.
      – Так не пойдет. Ты обращаешься с ножом куда лучше любого из моего рода, смелости тебе тоже не занимать. Я думаю поставить тебя во главе десятка.
      – Не надо десятка, Великий. Они не будут меня слушать.
      Я нахмурился.
      – Я им прикажу.
      – Тогда они будут слушаться, но без желания. Не надо, Великий, – это будет плохой десяток, много хуже, чем без меня.
      Я задумался. Ее рассуждения были не лишены логики. Но отправлять ее рядовым бойцом было бы совершенным расточительством, тем более сейчас, когда она продемонстрировала неплохой образчик командного мышления. Да еще и ножи кидает не хуже меня самого. Не то чтобы я был очень хорош в метании, но Урсай меня и в этом поднатаскал – с десяти шагов я попадал в яблоко пять раз из пяти. Будь она мужчиной, я бы тут же сделал ее главным генералом и своим заместителем.
      – Хватит называть меня Великим, я – Хуту-Лин. Наедине можешь звать меня Аль-Хуту, но только наедине. В свой род я тебя беру, но точно не простым… (черт, как сказать «боец», если самое близкое по смыслу слово в местном языке – синоним «мужчины»?) родственником, шрат. Вот что. Мне нужен… адъютант. Ты готовить-то хоть умеешь?
      Обычная женщина моего племени наверняка бы оскорбилась, с тем же успехом я мог спросить: «А ты ходить умеешь?» Но вдруг ее изоляция была такой, что ее и готовить не научили, – лучше заранее узнать.
      – Да, Великий… Аль-Хуту, – Рами-И кивнула, – когда умерла моя мать, я готовила для женского очага, тем и кормилась. Ела, что оставалось. Мужчины мне еду не носили, а мать рода запасы без большой нужды никогда не тратила.
      – Хорошо. Оставайся пока здесь, будешь мне еду готовить и мелкие поручения выполнять. Эх, поздновато ты ко мне пришла, тебя бы потренировать немного – через пару седмиц ты бы из любого голыми руками икру выбивала.
      – Благодарю, Аль-Хуту. – Рами-И коротко поклонилась, но, на мой взгляд, она была немного разочарована. Ничего, потерпит. И селяне мои потерпят. Особенно селянки, вот уж кто будет действительно разочарован.
      И в самом деле – не успело солнце достигнуть зенита, весть уже распространилась по всему весьма выросшему в последнее время селению. Я неоднократно ловил на себе косые взгляды и отмечал шушуканье за спиной. А к полудню мое жилище, впервые за все время моего здесь пребывания, почтила своим визитом мать рода. Надо сказать, что ее авторитет в последнее время тоже немало подрос – ведь все прибывающие воительницы вступали в нашрод и соответственно Хави-Сна становилась их матерью. Если считать меня полководцем, то она оказывалась на должности начальника штаба, то есть всего на ступень ниже меня. А во многом – в частности, в большинстве житейских вопросов – ее авторитет был даже выше моего, я это хорошо понимал и не вмешивался. Но разговор с ней я предвидел и был к нему готов, хотя и не думал, что она сама ко мне заявится. Для объяснения своей позиции у меня имелся универсальный непробиваемый аргумент.
      – Великий, – заявила мне Хави-Сна с порога, – род волнуется. Ты знаешь, любая женщина рода была бы счастлива принять твое семя и родить от тебя детей, но ты выбрал эту… – Следующее слово мне было незнакомо, видимо, оно означало что-то вроде «ублюдок».
      Я наклонил голову, надев на лицо маску доброго отца, который смотрит на провинившегося любимого сына.
      – Она умна и сильна, – попытался я для начала воззвать к логике.
      – Сильна – ха! Если дать ей корзину, которую я несу одной рукой, она переломится, как тростник под ударом весла. И в роду много женщин, которые не глупее ее.
      – Я говорю не про эту силу, и ты меня понимаешь, Хави-Сна. – Я решил больше не дискутировать на эту тему. – Но ты права. В роду много женщин сильнее ее, и немало – умнее ее. Дело в другом. – Я взглянул на нее взглядом, преисполненным умудренной грусти (во всяком случае, именно этот смысл я вкладывал, а уж что она там видела – ее дело). – Мне было видение.
      Я замолчал. Хави-Сна молчала тоже, на лице ее застыло озадаченное выражение, как у простачка из деревни, которого на глазах всего честного народа ловко обдуривал городской проходимец.
      – Мне явилась моя мать, Великая Орлица. Она сказала, что вууль-ду в своем стремлении уподобиться Великой Рыбе слишком глубоко зашли в воду, и в этом – исток всех проблем племени. Поклонение Великой Рыбе – это хорошо, она наш покровитель и защитник. Но вууль-ду забыли, что люди были созданы богами, чтобы владеть как водой, гак и землей, и даже небом. Вууль-ду не просто забыли об этом, – я повысил голос, – они в гордыне своей уверились, что их путь – единственно верный. Поэтому Великая Орлица сказала мне, чтобы я приблизил к себе эту женщину, и поставил ее подле себя, и дал ей право повелевать всеми вами. Потому что она – дочь Земли и Воды, я – Сын Неба, и теперь благословение всех богов пребудет над нашим родом. Еще Великая Орлица пожелала, чтобы ее воля стала известна всем женщинам рода, и я поручаю тебе, Хави-Сна, сделать это, потому что – кто сможет лучше? Объясни им, что многие из них достойны быть со мной, но дети богов не свободны в своем выборе и не могут идти на поводу своих чувств. – Теперь на моем лице были мудрость и смирение.
      Хави-Сна глядела на меня с обожанием, сверкая глазами. Потом склонилась в глубоком поклоне:
      – Прости меня, Великий, что посмела в тебе усомниться. Прости меня, мне не хватило мудрости, чтобы сразу понять волю Великой Орлицы, но теперь, после твоих слов, ночь в моей душе сменилась днем. Я все поняла, я вижу твою правоту и мудрость твоей божественной матери. Позволь мне идти, Великий, и я разъясню волю богов своему роду.
      – Я прощаю тебя. Иди, – величественно кивнул я. – Только у меня к тебе одна просьба, мудрая мать.
      Хави-Сна вскинулась, всем видом показывая готовность беспрекословно выполнить любое, даже самое идиотское мое желание.
      – Прошу тебя, будь к ней добра. Хотя боги и отметили ее, она всего лишь уставшая женщина, видевшая мало хорошего в этой жизни. Не ее вина, что она родилась такой.
      Хави-Сна коротко поклонилась:
      – Я представляю, Великий, каково тебе было выполнять этуволю богов. Представляю и преклоняюсь перед твоим человеколюбием. Надеюсь, она хоть способна доставить мужчине удовольствие. Я выполню твою просьбу.
      Хави-Сна выскользнула за дверь. Я перевел дух. Дети, просто большие дети.
      Следующим визитером оказался Рим-Са, и с ним было посложнее. Он с первых дней нашего знакомства порывался женить меня на ком-нибудь из многочисленных своих потомков женского рода. Версию про видение я ему даже предлагать не стал – не тот случай. Рассказ про устроенное для Рами-И испытание произвел на него некоторое впечатление, но не более того. Дедуля в упор не желал признавать, что ум и смелость могут быть поставлены выше красоты, особенно когда дело касается интересов рода. И как вообще Великий собирается восстанавливать порядком подорванный авторитет? Я объяснил как. Старикан задумался. По его лицу было видно, что он уже смирился со случившимся, но все равно не понимает. В конце концов, мне его стало жалко, и я попытался объяснить ему, что мне Рами-И вовсе не кажется некрасивой, и даже наоборот. На середине моих объяснений дедуля посветлел лицом и перебил меня:
      – Я понял. Прости, Великий, я слишком давно живу в племени, и мне всегда нравились его женщины, поэтому я не сразу тебя понял. Ты просто мало жил среди нас, и ты еще молод. Пусть будет так.
      Рим-Са поднялся, чтобы выйти, но я его остановил:
      – Ты сказал, что слишком давно живешь в племени? А раньше ты где жил?
      – В другом племени, – Рим-Са пожал плечами, – мне надо идти, Великий.
      Я посмотрел на него с прищуром, потом покачал головой:
      – Иди.
      Ох, темнит старикан. Но все же проговорился. Теперь понятно – он не из вууль-ду. В самом деле мне следовало бы самому давно догадаться. Но откуда же он? Уж не из Сухих ли Людей мой первый советник?
      Рами-И изменение своего статуса воспринимала потрясенио. До полудня она держалась тихо и незаметно, но по степени распространения среди жителей деревни «воли богов» менялось и отношение к ней. Поначалу девушка даже шарахалась, когда кто-то приветливо к ней обращался, но потихоньку привыкла. К вечеру она уже сияла так, что, казалось, ее лицо светится в темноте.
      Но следующим утром она опять выглядела расстроенной. Я поначалу не обратил на это внимания, занятый навалившимися с утра делами, – я проверил полосу ловушек на дальних подступах к селению, послал два отряда сеять отравленные шипы и еще четыре отправил ко рву – заметать следы наших ежедневных тренировок. К полудню стало полегче, и я собрался провести некоторое время, обучая свою новую помощницу бою на мечах. К моему удивлению, поблизости ее не оказалось. Я начал ее искать и нашел за деревней, под обрывистым берегом, сидящую на кромке у самой воды.
      – Рами-И, – сказал я с укоризной, – я же просил тебя быть подле меня.
      Она обернула ко мне заплаканное лицо.
      – Прости, Хуту-Лин, – сказала она, вскакивая и натужно улыбаясь, – я иду.
      Я раздраженно вздохнул. В современном ли городе, в диком ли племени – везде одно и то же.
      – Что случилось, Рами-И? – спросил я, спускаясь к ней.
      – Ничего, – девушка мотнула головой, – я просто горевала о погибшей матери.
      Я прищурился:
      – Не ври мне, Рами-И. Разве ты не знаешь, что боги наделили меня умением видеть ложь? Скажи, что тебя огорчило?
      Рами-И промолчала. Я вздохнул.
      – Я приказываю тебе: говори.
      – Ничего. Прости, Хуту-Лин, я постараюсь впредь не смущать тебя.
      Я начал сердиться, но тут заметил, как дрожат ее плотно сжатые губы. Повинуясь внезапному душевному порыву, я подошел и обнял ее. Рами-И уткнулась лицом мне в плечо, ее волосы защекотали мне нос. Словно какая-то плотина прорвалась в ней, и она разрыдалась. Я стоял и ждал, легонько поглаживая ее по волосам и плечам. Наконец, выплакавшись и перестав всхлипывать, она решилась:
      – Я слышала вчера, как ты разговаривал с Хави-Сна и с Рим-Са. Хави-Сна ты сказал, что я некрасива, а Рим-Са – что красива. Ты умен и хитер, Хуту-Лин, и я верю, что с тобой мы победим хара-нги и навсегда прогоним их в степь.
      Я ругнулся про себя. Вот болван. Мог бы и сам догадаться, что девочка в соседней комнате жадно ловит каждое мое слово.
      – Но скажи мне, – Рами-И всхлипнула, – ведь ты соврал Рим-Са и сказал правду – матери рода? И, если бы не такова была воля богов, ты не стал бы и смотреть в мою сторону? И ты не собираешься любить меня?
      Адово воинство! Шихарова бнопня! Я стоял и перебирал весь свой словарь ругательств. Ну как ей объяснить, дурехе? Ведь что ей ни скажи, все поймет не так. Я молчал, но она и молчание умудрилась озвучить по-своему.
      – Не надо, Великий. Не говори ничего. Я все понимаю, я буду мудрой. И буду тебе хорошей помощницей.
      Шрацблат! Ну что мне оставалось делать? Я легонько куснул ее за ухо – здесь это заменяло поцелуй – и почувствовал, как она напряглась.
      У местной женской одежды есть два несомненных преимущества – ее мало, и она очень легко снимается.
      Получилось все довольно сумбурно – неудивительно, учитывая, что у меня это был первый опыт подобного рода. У Рами-И, как я понимаю, тоже. По-моему, ей было больно, но она и не пискнула. А после так вообще выглядела такой счастливой, что я, сам не понимаю почему, устыдился. Мы лежали, обнявшись, и на меня в какой-то момент вдруг накатило четкое ощущение, что я обнимаю Ирси. Я даже вздрогнул, Рами-И подняла голову и встревоженно-вопросительно на меня посмотрела. Я улыбнулся: «Муравей укусил», она тут же успокоилась и положила голову обратно мне на грудь. Интересно, с чего это я вдруг вспомнил Ирси? Наверное, решил я, это потому, что из девушек, до сегодняшнего дня, мне приходилось обнимать только ее. И ничего такого – исключительно дружеские объятия и дружеские же потасовки. Как-то само собой так получилось, что мы стали близкими друзьями, и наши отношения никак не перерастали во что-то большее. Хотя все вокруг и были уверены, что мы любовники… Эх, Волчья Ягода, как ты там? Как тебе живется и жива ли ты вообще? Я протяжно вздохнул, Рами-И сразу встрепенулась, вскочила и накинула одежду со словами:
      – Прости, Хуту-Лин, я отвлекаю тебя от важных дел…
      – Шрат, да перестань ты извиняться, – сказал я раздраженно, – я и так уже себя Шихар знает кем чувствую от этих ваших непрерывных величаний.
      – Прости, больше не буду.
      Я вздохнул и укоризненно на нее посмотрел.
      – Ой, прости, – снова выпалила она и в ужасе закрыла себе рот обеими ладонями. Я засмеялся. Рами-И выпучила глаза, задрожала, сдерживая смех, но не выдержала и тоже расхохоталась красивым переливчатым смехом, хоть и немного с истерическими нотками. Я обнял ее и похлопал по спине:
      – Пойдем, я поучу тебя держать меч.
      Бойцом Рами-И оказалась прирожденным. Не скажу, что она научилась хорошо управляться с мечом за один день, – это невозможно. Но задатки у нее были прекрасные. В то же время вооружать ее мечом было еще рановато – вряд ли она оказалась бы серьезным противником даже для самого нерасторопного из хара-нги. Поэтому, подумав, я собрал все трофейные ножи, оставил самые тяжелые и плохо сбалансированные, а для остальных сшил на скорую руку перевязь из рыбьих жил. Рами-И подарком осталась довольна – она сразу поняла назначение этого предмета одежды, споро подогнала перевязь под свою фигуру, чтобы ножи плотно лежали на теле и не выпадали на бегу, проверила, легко ли достается каждый клинок, и успокоилась.
      – Теперь, – сказала она торжественно, – десять хара-нги умрут прежде, чем умру я.
      – Уже мыслишь лучше. – Я качнул головой. – Но все равно плохо. Ты не должна бояться смерти, это так. Но и спешить умирать тоже не должна. Ты нужна мне.
      Я имел в виду, что мне нужны ее ум и смелость, но она все поняла по-своему. Ослепительно улыбнулась, ненадолго прижалась головой к моей груди, потом встряхнулась и выскочила за дверь, не в силах сдержать ликования.
      Я покачал головой и вышел следом. Надо будет приглядеть за ней во время боя.
      К вечеру меня снова посетила Хави-Сна.
      – Еда кончается, – сказала она с порога.
      Я удивился – да, людей в селении стало в сотни раз больше, чем раньше, но и рыбу теперь ловили по два раза на дню с помощью сетей. Неужели они выловили всю рыбу из реки? Хави-Сна подтвердила мое предположение:
      – С каждым разом улов все меньше и меньше. Вчера за целый день поймали меньше, чем род съедает за полдня. Сегодня сети почти пустые. Рыба ушла, Великий.
      Хави-Сна уставилась на меня с тревогой. Я подумал и спросил:
      – На сколько хватит еды?
      – Наш род стал очень велик, – покачала головой мать рода, – на три дня хватит. Потом начнется голод.
      Я успокаивающе улыбнулся:
      – Этого достаточно. Через два дня у нас будет много еды. Иди.
      Но оказалось, что еды будет много уже через день.
      К Двум Рыбам хара-нги вышли раньше, чем я ожидал, – ранним утром третьего дня на пороге моего дома появился запыхавшийся гонец. У Двух Рыб река прорывалась через небольшой скалистый хребет, образовывая в нем узкий проход – единственное удобное место для пересечения хребта и идеальное место для засады. Ни один нормальный полководец не повел бы свое войско в такую удобную ловушку без тщательной разведки, но вууль-ду раньше не приходило в голову использовать ущелье в таком качестве, и хара-нги обнаглели настолько, что проложили довольно заметную тропу по стене ущелья. Именно над этой тропой и сидели мои бойцы, готовые скинуть пару десятков громадных и неисчислимое количество просто больших камней на голову неприятелю. Лодка против течения идет не намного быстрее пешего человека, я надеялся на то, что мой передовой отряд задержит хара-нги, но рассчитывать на это не мог, поэтому немедленно объявил общий сбор. Действия моего войска были многократно отрепетированы, поэтому я не стал за ними следить, а бросился вверх по течению – к началу рва, одновременно концентрируясь на образе Хама-И. «Я слушаю, Великий», – прозвучал у меня в голове шелестящий голос. «Готовься», – сказал я ей, подбегая к кучке камней на вершине, – отсюда я уже свободно дотягивался заклинанием до нужного места и одновременно мог видеть почти все поле предполагаемой битвы. Сзади послышались легкие шаги, я обернулся, уже зная, кого увижу. Так и есть – Рами-И уже успела надеть перевязь и где-то обзавелась копьем.
      – Позволь мне быть с моим родом, – сказала она.
      Я помотал головой:
      – Нет. Я уже все сказал еще вчера. Ты нужна мне.
      Она вздохнула и собиралась что-то возразить, но я предостерегающе вскинул руку. Почудилось?
      Нет, не почудилось – у самого горизонта показалась тонкая нитка дыма, – сработала моя сигнальная ловушка. От нее до нижнего конца рва было не больше пятнадцати ли.
      – Быстро они, – пробормотал я и добавил уже про себя: «Давай, Хама-И». «Делаю, Великий», – прошелестел ее ответ, и через мгновение симпатическая связь разорвалась. Я вздохнул. Достойная смерть. Надеюсь, она была не напрасной, и моя задумка сработает. Я сел на камни и принялся ждать. Рами-И безмолвной статуей застыла рядом.
      «Они идут», – сказал голос в моей голове. Атан-Тай, левый фланг. Сабельное мясо, вряд ли из его тысячи выживет хоть один. Точнее, хоть одна.
      «Понял», – ответил я. Более я ничего не сказал, что делать дальше, Атан-Тай знал и так. А через несколько мгновений я и сам увидел выкатывающуюся из-за холмов темную массу.
      – Их так много… – потрясенно выдохнула Рами-И.
      Я молча кивнул. Тысяча Атан-Тая оказалась на самом острие атаки, и, как мне показалось, степняки прошли через нее, даже не задержавшись. До меня донеслись звуки битвы, а через мгновение разорвалась связь с Атан-Таем. Я поморщился – слишком быстро. Я надеялся, что ему удастся продержаться подольше. Очень подмывало бросить несколько Стрел Огня в гущу врагов – их было столько, что я не промахнулся бы и с этого расстояния. Но я не стал себя демаскировать, отлично понимая, что, стоит мне себя обнаружить, я немедленно стану главной мишенью для всей армии хара-нги.
      Через некоторое время я заметил, что движение противника слегка замедлилось, и понял, что тысяча Атан-Тая все же сделала свое дело. Но в бой уже вступала тысяча Сис-Маю, а полчища врагов все врывались и врывались на будущий остров через нижний просвет. Шрацблат! Их больше шести тысяч! Намного больше! Я заколебался – если я сейчас подорву плотину, те, кто еще не оказался в ловушке, останутся снаружи и ударят нам в тыл, когда мы переправимся через ров. Но если не подрывать, то, того и гляди, хара-нги сбросят все мое войско в сухой ров. Тут поток врагов наконец закончился.
      – Сис-Маю, отступай! – скомандовал я, активируя заклинание. Нащупал Длинной Рукой установленный на нужном месте камень и столкнул его. Земля легонько вздрогнула, я крикнул: – Рами-И, за мной! – и бросился ко рву. Вряд ли я что успею сделать, если мне не удалось подорвать плотину, но оставаться здесь, не выяснив этого, я тоже не мог. К счастью, все прошло, как задумано: когда я выбежал на берег рва, он уже почти по самые края был заполнен бурлящей грязной водой. Отлично. – Сис-Маю, отступай бегом! Рав-Сама, атакуй!
      Звуки битвы уже заполняли все пространство – хара-нги, как и ожидалось, быстро теснили ко рву мое войско. Даже быстрее, чем ожидалось.
      – Великий, вода уходит! – прозвучало в голове долгожданное сообщение. Слава Девяти! Слава Великой Рыбе! Слава всем, кто там ни есть! Я потянулся Длинной Рукой к камню, установленному над одним из мехов с гремучей водой. Опять легкая дрожь земли, и через некоторое время вода во рву успокаивается. Ловушка захлопнулась. Тут же пропадает связь с Рав-Самой.
      – Ко рву! Уходим! – кричу я по всем каналам и даже вслух, бросаясь в воду. Теперь наступает моя работа. На берегу новообразованного острова появляются бегущие фигурки – остатки моего воинства спешно отступают. Но я не смотрю за ними – я бегу к нижней части рва. Ров узок, но не настолько, чтобы его можно было перепрыгнуть. И не настолько мелок, чтобы его можно было перейти вброд. Сейчас хара-нги поймут, что оказались на острове, и наверняка бросятся назад, к нижнему перешейку. А там собирается большая часть моего войска, там же буду я сам. Там ловушки, там отравленные шипы, там ждут своего момента подготовленные заклинания. Мы удержим их на острове. Должны удержать. Я открываю канал Тьмы и щедро зачерпываю из него энергию – стихийных сил мне сегодня не хватит.
      На всем протяжении рва к нему выбегают люди. Не нужно присматриваться, чтобы разобраться, кто из них кто: вууль-ду, не останавливаясь, прыгают в воду, а хара-нги замирают в трех шагах ото рва, словно наткнувшись на каменную стену. У перешейка уже идет бой. Я с ходу кидаю в толпу пару Стрел Огня и активизирую первый ряд Призрачных Лезвий. Энергетический поток, забираемый заклинаниями, столь силен, что у меня шумит в ушах и перед глазами плывут черные круги. Но эффект того стоит – все пространство длиной в пол-ли и шириной в одну десятую, только что заполненное хара-нги, вдруг подергивается призрачной рябью. Словно ряд невидимых косарей-гигантов взмахнул своими косами – перешеек немедленно очищается. Хотя «очищается» – не то слово, что-либо более грязное, чем этот участок земли, представить сложно.
      – Иша-Ма, Ара-И, что у вас? – зову я своих генералов, защищающих сейчас верхнюю плотину – ту, которая образовалась, когда второй обвал закрыл воде выход назад, в обмелевшую реку.
      – Река совсем высохла, – приходит спокойный ответ. – Хиссум будет поистине чудовищен. Хара-нги здесь мало, мы легко их сдерживаем.
      Я морщусь: плохо. Это значит, что вся масса врагов рванула сюда, и здесь скоро будет очень жарко. Я задумываюсь – не приказать ли Ара-И перебраться сюда со своей тысячей, но, подумав, оставляю старый план без изменений – если хара-нги вдруг навалятся на верхнюю плотину, одной тысячи Иша-Ма будет мало, чтобы их сдержать.
      Призрачные Лезвия давно завершили свою работу, но хара-нги толпятся у четко обозначившейся границы действия заклинаний и не спешат на эту сторону. Воспользовавшись моментом, я выдаю серию Стрел Огня, и это словно служит командой для хара-нги – на нас обрушивается лавина обычных стрел. Я кидаю всю энергию в Щит Воздуха, но его сносит стрелами. Я ставлю еще один. И еще. Но все равно немалая часть стрел долетает до цели. Бесполезно, так они нас просто перестреляют с расстояния.
      – Вперед! – ору я вслух, забыв про каналы связи, спохватываюсь и повторяю команду для своих генералов: – Все, кто у нижнего перешейка, – в атаку! – И еле успеваю поймать за плечо Рами-И. Не время. Она огрызается; похоже, она готова броситься с ножом на меня самого. – Подожди, – ору я ей, – не уходи далеко от меня, – выхватываю меч и бросаюсь в сечу. Обстрел прекращается, хара-нги всей силой наваливаются на нас. Это страшно. – Отходим! – ору я, отмахиваясь мечом сразу от трех степняков. Все-таки я делаю глупость – находясь в гуще боя, я не вижу его общей картины и не могу ни эффективно командовать, ни понять – пора ли уже включать второй ряд Лезвий? Кажется, пора… или нет? Ладно, еще чуть-чуть отступим и…
      На этот раз эффект сильнее во всех смыслах – откат бросает меня на колени, я глотаю ртом воздух, вслепую махая мечом, – в глазах темно. Но меня уже никто не атакует, а я не понимаю почему. Кто-то подхватывает меня за плечи, помогает встать и тянет назад. Я пытаюсь проморгаться, слышу свист, звук удара, короткий вскрик и звук падения неподалеку – ага, понятно.
      – Благодарю, Рами-И.
      – Что с тобой? – слышу в ответ взволнованный голос. – Ты ослеп?
      Я мотаю головой, пелена потихоньку спадает с глаз, и я понимаю, почему атака хара-нги захлебнулась – даже привычных к картинам смерти степняков вид равномерно заваленного рубленым человеческим мясом перешейка впечатлил настолько, что они уже не помышляют о драке. Я очень удачно активировал заклинание, даже если я бы следил за боем со стороны и то не смог бы лучше выбрать момент – ряд Призрачных Лезвий прошел через самую гущу врагов и отсек около сотни хара-нги от остального войска. При этом, пожалуй, ни одно заклинание не сработало вхолостую, даже наоборот – хара-нги в перешеек набилось столько, что каждое Лезвие прошло через несколько тел. Оставшиеся степняки отступают в глубь острова.
      Я сажусь на какой-то предмет, при ближайшем рассмотрении оказывающийся трупом одной из моих воительниц. Но мне уже все равно. Рами-И встревоженно нагибается ко мне:
      – Ты ранен?
      – Нет, а ты? – Я рассматриваю ее. В перевязи осталось всего два ножа, на лице кровоточащая царапина и пара неглубоких ран на левой ноге. – Что с ногой? – киваю я.
      Она скалится:
      – Левая нога у меня невезучая.
      Я со вздохом поднимаюсь, и одновременно рвется связь с Ара-И, а голос Иши-Ма орет у меня в голове:
      – Хара-нги здесь! Они перешли по руслу реки!
      Словно холодной водой окатило мои плечи – если хара-нги вырвутся из ловушки, мы пропали. Когда же хиссум? И, словно отвечая на мой вопрос, наблюдатель, сидящий на берегу в трех ли выше по течению, сообщает:
      – Большая Вода идет! – В его голосе явственно слышен ужас.
      Я оборачиваюсь к своим воительницам.
      – Я сейчас потеряю сознание, – говорю я им, – когда это случится, несите меня к лодкам.
      После чего говорю всем, кто меня еще слышит:
      – Хиссум!
      Накладываю на себя Громовой Голос и повторяю:
      – Хиссум!
      Лодки сложены на вершинах холмов поблизости. На всех их не хватает, разумеется, но на всех и не надо – только для раненых и ослабевших. Большинство вууль-ду в воде чувствуют себя не хуже рыбы и запросто выплывут сами. Но, если мы просто бросимся бежать, хара-нги, скорее всего, рванут за нами, и возле лодок может возникнуть совершенно ненужная потасовка. Поэтому остров от материка отделяет ревущая Стена Огня. Но я этого уже не вижу.
      Победа дорого обошлась Народу Реки. Но, похоже, я был единственным, кто это понимал. Жизнь отдельного человека стоила здесь совсем немного, поэтому мои торжествующие дикарки словно и не замечали того, что от вчерашних девяти тысяч сегодня осталось не более трех. Хотя наша деревня была полностью разрушена, мое войско не торопилось разъезжаться по своим родам – все праздновали великую победу. Еды было более чем достаточно – после прохождения хиссума, действительно небывалой мощи, все поля вокруг русла оказались завалены рыбой. Воительницы непрерывно варили травяное вино, шумели, орали, устраивали масштабные театрализованные представления, изображающие недавнюю битву; одним словом, всячески развлекались. Наверное, я был единственным, кто не участвовал во всеобщем веселье.
      Я бродил неприкаянной тенью от костра к костру, автоматически улыбаясь, с величественным видом принимая цветистые восхваления; еще одной тенью за мной всюду следовала Рами-И. Мне. не давали покоя два последствия прошедшей битвы.
      Цена победы. Моим дикарям не было свойственно печалиться о погибших, они радовались факту собственного выживания, но меня мучили угрызения совести. За один день от рук хара-нги погибло больше вууль-ду, чем за пару предыдущих веков, и во имя чего, спрашивается? Почему я решил, что хара-нги теперь перестанут нападать – их общество привыкло к постоянным войнам, наверняка уровень восполняемости у них таков, что очередную армию они запросто соберут уже через пару лет. А численность моего племени поколениями поддерживалась примерно на одном уровне, и сейчас я нанес ему такой урон, от которого оно не скоро оправится. А еще, чего доброго, мои селяне решат, что перебили всех хара-нги до последнего человека, и перестанут жить в постоянной готовности к нападению. Тогда следующий рейд степняков запросто может смести с лица земли всех вууль-ду до единого. Тоже мне избавитель. До моего появления Народ Реки жил довольно безбедно, во время набегов у них страдало только самолюбие. Равновесие устанавливалось веками, я же раскачал лодку и теперь опасался, что она если и не перевернется, то наберет столько воды, что уже не сможет плыть. Ясно было одно – возвращать жизнь в прежнее русло будет ошибкой. Если я не хочу, чтобы хара-нги вырезали мой народ под корень, мне следует развить успех, самому напасть на степняков, постараться захватить все их земли и смешать живущий там народ со своим. Тогда, пожалуй, нарушенное равновесие сможет установиться на новом уровне.