Я отправил отряд в обратную дорогу, а сам вернулся к Хама-И. «Почему, – спросил я, – мать рода выбрала тебя?» «Хави-Сна – мудрая мать, – спокойно ответила женщина. – Я на ее месте сделала бы то же самое». «Не понимаю», – пожал я плечами. «Я немножко умнее, чем это надо для счастья, – сказала Хама-И. – Мне не нравится играть в тупые игры только потому, что так заведено издревле. Если бы мать рода была стара или больна, она взяла бы меня в ученицы, чтобы я стала матерью. Но Хави-Сна проживет еще много лет, и у нее подрастает дочь. А род наш слишком мал, чтобы делить его на два. Не будь тебя, Аль-Хуту, меня бы посадили в лодку и отправили вниз по течению. И это правильно». Я вздохнул и покачал головой. «Не волнуйся, Великий, – продолжала женщина, – когда твой голос прозвучит у меня в голове, я все сделаю не хуже, чем сделал бы ты сам. Возвращайся спокойно». Я еще раз вздохнул, отвернулся и быстрым шагом пошел вслед скрывшемуся отряду. Перед поворотом я оглянулся – Хама-И возилась у шатра, похоже собираясь разжечь костер. Сказать, что ее самообладание произвело на меня большое впечатление, значило не сказать и одной десятой истины. Пожалуй, тогда у меня впервые зародилась мысль создать армию из женщин. Я обдумывал эту идею все три дня обратной дороги и под конец пути утвердился в ней окончательно, наткнувшись на ров. Когда мы уходили, его в долине еще не было. Глядя на аккуратную широкую траншею глубиной в два человеческих роста, тянущуюся по всей долине, никак нельзя было предположить, что она вырыта за три седмицы. И кем вырыта – женщинами! Похоже, я нашел свою армию победы. И хотя даже мысль о том, чтобы отправить в бой женщин, вызывала неприятие, я не видел никаких объективных причин, чтобы не сделать это. Выбирая между жизнью и благородством, я выбирал жизнь.
Вид преградившего дорогу рва навел меня еще на одну мысль: что подумают хара-нги, наткнувшись на ров? Правильно: что это – защитное сооружение, призванное оградить мою деревню. А чтобы утвердить их в этой догадке, я повелел закрепить на дне рва заостренные колья. Выглядело довольно беспомощно, думаю, у наступающих мое фортификационное сооружение вызвало бы много улыбок и ехидных замечаний, но я и не собирался делать ров непроходимым, мне нужно было лишь, чтобы хара-нги не догадались о его истинном назначении. После этого я задумался о том, как будет проходить битва. К сожалению, ровным счетом никто не мог дать мне ответа о тактических уловках степняков, все описания боевых действий сводились к одному: «Они напали, мы убежали». Я порасспрашивал в окрестных деревнях и нашел двух человек, выживших после нападений. Однако ничего нового они мне не рассказали – один очень удачно изображал труп во время боя и ничего не видел, а второй в этот день ловил рыбу на лодке и видел еще меньше первого. Похоже, лучше всех о боевых действиях степняков знал я сам после их памятного нападения. Под конец из какого-то дальнего селения приплыли на лодке грузная старуха в сопровождении худенькой девочки забитого вида. Оказалось, ее мать изнасиловал, но оставил в живых какой-то хара-нги. Мать, правда, уже несколько лет как умерла, но старуха привезла дочь, которая в некотором роде тоже выжила после нападения. Может, Великому как-то это поможет? У Великого не нашлось слов, он только головой покачал. Старуха пожала плечами – дескать, она старалась, и не ее вина, что сын бога не оценил ее стараний, – величественно развернулась и смылась вниз по течению раньше, чем я успел сообразить, что происходит, и запихать девчушку в отплывающую лодку. С тех пор она неслышной тенью слонялась по нашему селению, и я не раз ловил на себе неодобрительные взгляды матери рода.
Плюнув на свидетелей, я решил считать хара-нги не глупее себя и представлять, что бы сделал я, окажись во главе шеститысячной армии головорезов, вдруг получивших отпор там, где его никак не ожидалось. Пожалуй, для начала я бы похитил пару селян из оказавшей неожиданное сопротивление деревни и задал им несколько вопросов в располагающей к общению обстановке. Я вызвал к себе Рим-Са и поинтересовался у него, не пропадали ли люди в последнее время. Выяснилась пропажа троих – двух мужчин и одной женщины, причем дедуля, оказывается, догадался о причине их исчезновения сразу, как узнал, и поэтому не слишком беспокоился. «Хара-нги захотели узнать о тебе побольше, Великий», – сказал он мне с поклоном. Я выругался и выгнал старика взашей. Итак, степняки все про меня знают. Очевидно, основной их целью буду я, потому что с моей смертью битва моментально закончится, и все заинтересованные лица это отлично понимают. Пожалуй, мне не стоит особо светиться во время боя.
Итак, хара-нги выходят ко рву. Что бы я сделал на месте грозного предводителя войска степняков, привычных к постоянным схваткам? Пожалуй, я бы повел свое войско в просвет между рекой и рвом, а потом постарался отрезать врагов от реки. Точно! Эти вууль-ду замечательно умеют удирать, и совершенно незачем давать им возможность повторить свой излюбленный фокус. Надо просочиться по берегу и прижать речников к выкопанному ими же рву. И решить эту проблему раз и навсегда. Я-предводитель-степняков плотоядно улыбнулся, а я-я немного расстроился и задумался. Надо им как-то помешать… А потом мне в голову пришла великолепная идея – зачем мешать? Наоборот, надо им помочь. Даже самая проигрышная в тактическом плане ситуация может оказаться выигрышной, если к ней как следует подготовиться.
Кажется, я начал понимать, чем отличается стратегия от тактики. Вовсе не только масштабами, как мне раньше казалось. Я воодушевился – степняки веками дерутся друг с другом и к боям привычны. Но они практически никогда не собирают большие армии, поэтому мыслить стратегически просто не умеют. Я вообще-то тоже не умел… ну, так у меня есть несколько дней научиться.
Я принялся раздавать приказы. Ров еще не был закончен, до берега реки оставалось с пол-ли, но это даже шло на пользу моему плану. Я приказал прекратить рытье и оставил у конца рва небольшую группу женщин – имитировать работу, вхолостую махая лопатами. Пусть степняки пребывают в уверенности, что мы просто не успели закончить ров. А сам я начал набирать свою армию. Мать рода отнеслась к моей идее без особого энтузиазма – виданное ли дело, чтобы женщины воевали? Но я задавил ее своим божественным авторитетом, на ходу сочинив пару недвусмысленных видений, поставил под копье всех крепких женщин и начал тренировки.
В первый же день подтвердилась правильность моих выводов: новобранцы из женщин получились что надо. Их даже новобранцами язык не поворачивался назвать – настолько слаженно и четко они действовали. Чтобы совсем уж не потрясать основы местного мироздания, я разбил свой первый отряд на тройки и во главе каждой из них поставил мужчину – из «гвардейцев». Получившейся структуре предстояло стать высшим офицерским звеном моей армии. Ежедневно мы отрабатывали маневры в холмах за рвом, а на вторую седмицу учений у нас случился неожиданный бой. Дело было так.
Я стоял на холме в отдалении от своего маленького войска и наблюдал за его маневрами. Тут вылетел конный отряд хара-нги из семи всадников и с ходу врубился в центр моей армии. Видимо, ребята были не в курсе изменений в местной политической обстановке, поэтому осмелились небольшим числом напасть на нас. Я бы сам мог их всех перебить без особого напряжения, не будь их появление для меня такой неожиданностью. До этого я не встречал здесь ни лошадей, ни их следов и полагал, что кавалерии как таковой в этой местности не существует. Подход вражеского отряда я прощелкал, а после начала тесного контакта не мог использовать заклинания на дальнем расстоянии, не повредив собственным бойцам. Я отметил, что степняков немного, но на мое небитое войско хватит, рявкнул: «Отступаем!» – и бросился вниз с холма к месту боя, на третьем шаге вспомнив про ров за спиной. «Кто сейчас занят боем – продолжайте. Отгоняйте лошадей копьями! Остальные – бегите ко рву через вершину холма! Заманивайте их в ров!» – приказал я своим гвардейцам, с которыми
меня поддерживалась постоянная симпатическая связь. После чего побежал к месту, к которому мои бойцы должны были вывести степняков. Изгиб местности скрыл от меня место боя, но, когда я, пыхтя и отдуваясь, выбрался на холм у рва, почти все уже было кончено. В принципе, еще продолжавших сопротивляться двоих степняков я мог бы и не добивать – им и так ничего не светило.
Эта короткая стычка сильно сократила размер моего войска – мы потеряли восемь человек убитыми, и еще пятеро были серьезно ранены. Но я ожидал худшего, а мои воительницы, сдается мне, и того более. Они были потрясены собственной победой куда больше, чем потерями. Переоценить результат этой стычки было сложно – воинский дух выживших бойцов немедленно взлетел до небес. Они убедились, что могут успешно противостоять набегам вооруженных степняков даже без моей помощи, и это было для них величайшим открытием. Деревня моя ликовала, я же пребывал в раздумьях – если у степняков есть кавалерия, мне нужно срочно менять свой план. Одной сотни конных хара-нги хватит, чтобы растоптать мой замысел. Но Рим-Са меня утешил. «Это та-хара-нги, – сказал он, – далекие Сухие Люди. Они живут сильно далеко отсюда, нападают очень редко и только в сезон дождей. В сухой сезон им нечем поить лошадей в степях. Не беспокойся, Великий, больше они не придут». Я успокоился и начал готовить всеобщую мобилизацию. Для начала сменил собственный статус. «Орленок» был неплох, чтобы надрать задницу отряду-другому степняков, но, чтобы изменить уклад жизни многотысячного племени, этого недостаточно. Я назвал себя «Хуту-Лин» и отправил вдоль реки рекрутов. Мокрый сезон заканчивался, я надеялся лишь, что Девятеро (или там Великая Орлица на пару с Великой Рыбой, неважно) дадут мне достаточно времени, чтобы хотя бы немного потренировать свою армию перед решающей битвой.
Секрет успеха состоит в искренности: если вы научитесь ее имитировать, для вас не будет ничего невозможного.
Предсмертные слова императрицы Тара
Ирси Кафра-и-Нассен
Я услышала шум во дворе и поморщилась. Никак мой благоверный вернулся с гостями. Опять, значит, придется изображать счастливую в браке покорную жену. Послышались мелодичные переливы дверного звонка – и в самом деле гости; когда Гастен возвращался один, он никогда не звонил. Я подошла к двери, надела на лицо дежурную улыбку номер двадцать семь («любящая жена рада приветствовать дорогих друзей своего любимого мужа») и потянула ручку. И тут же почувствовала, как застывают мышцы на лице, превращая улыбку в гримасу – спутником моего благоверного оказался сухощавый пожилой мужчина в светло-серой робе с вышитыми на рукавах крылатыми мечами. Горова погибель, светляк!
Неимоверным усилием воли я заставила слушаться мышцы лица, перестала улыбаться, коротко поклонилась и шагнула назад. По этикету гостю следовало еще и предложить войти, но я ограничилась приглашающим жестом," справедливо опасаясь, что голос меня подведет. Тьма его заешь, муженька моего, он что, совсем мозгов лишился – кого он привел? Или… – Я похолодела. Или все намного проще и это следует расценивать как развод? Хотя одним из основных пунктов нашего с Гастеном соглашения и была защита меня от посягательств светляков, я нимало не обманывалась насчет собственной безопасности. И то, что за целый год я не увидела вблизи ни одного крылатого меча, вовсе не означало, что Гастен сильнее ордена, а лишь то, что я не очень-то и нужна светлякам. Видимо, случилось нечто, что подогрело их интерес, и они сделали Гастену очень выгодное предложение. Тем более что это было не так уж и сложно – у него туговато шли дела в последнее время.
– Дорогая, – сказал Гастен громко, но я с трудом расслышала его голос из-за шума в ушах, – у нас гость, если ты заметила. Распорядись накрыть стол в гостевом доме, пока мы посидим в чайной комнате.
– Не стоит беспокоиться, – сказал светляк с заметным акцентом, мазнув по мне равнодушным взглядом, – я не отниму у вас много времени. Будет лучше, если мы сразу займемся делом.
– Как пожелаете. – Гастен вытянул руку в приглашающем жесте, и светляк неслышной тенью проплыл мимо. Меня окатило волной холодного воздуха, словно мимо прошла ожившая ледяная скульптура. Гастен шагнул следом и закрыл за собой входную дверь.
– Что это значит? – прошипела я, воспользовавшись тем, что светляк уже прошел в комнату.
– Не беспокойся, – Гастен отмахнулся, – никто не собирается делать тебе ничего плохого.
– А зачем тогда?.. – Но супруг не стал меня слушать и парой ощутимых тычков в спину втолкнул в комнату вслед за светляком. Тот уже обосновался в кресле у окна, лениво разглядывал стоявшие вдоль стен фарфоровые статуэтки и делал вид, что ему нет до меня никакого дела. Конечно, так я ему и поверила. Я сделала пару шагов и остановилась, ожидая, что Гастен пройдет следом, но он, к моему удивлению, заходить не стал.
– Беседуйте, я вас оставлю одних, – сказал он и аккуратно прикрыл дверь. Светляк поднял на меня скучающий взгляд.
– Садитесь, – сказал он на айлисе, махнув рукой в сторону пустых кресел.
Я молча села. Светляк почесал затылок и скривился.
– И перестаньте дрожать, я не собираюсь ничего с вами делать, – сказал он раздраженно, – ответите на несколько вопросов и живите дальше, уяснили?
Я механически кивнула. Светляк посмотрел на меня изучающе, хмыкнул.
– Каким образом вы умудрились сбежать из камеры? Советую ничего не скрывать, я сразу узнаю, если вы попытаетесь соврать.
Я кисло усмехнулась:
– Ничем не могу помочь. Я не прилагала ровным счетом никаких усилий к бегству – заснула на топчане в камере и очутилась на улице.
Светляк коротко глянул на меня и легонько кивнул, похоже, своим мыслям.
– А как вы сами полагаете, кто приложил усилия к вашему бегству?
– Урс Ахма Кайел, я думаю.
Светляк кивнул сильнее.
– И я так думаю. А почему он это сделал?
Я пожала плечами:
– Понятия не имею. Может, решил восстановить справедливость? – Во взгляде светляка появился нехороший огонек, и я быстро продолжила: – А может, имеет на меня какие-то виды.
Светляк снова дважды кивнул. Видимо, я думала в том же направлении, что и ОСС. За год размышлений у меня появилась парочка идей насчет того, чем именно я могла так заинтересовать сильнейшего мага современности, но делиться ими со светляком мне совершенно не хотелось. Но тот и не стал интересоваться моими измышлениями на эту тему.
– Несомненно, так. Скажу более: вас не трогали весь прошлый год, не в последнюю очередь, по этой причине… Вы понимаете?
Чего ж тут не понимать? Обычная ловля рыбки на живца. Живец – я, рыбка – Урс Ахма.
– Да, – сказала я, – понимаю.
– Тогда следующий вопрос…
Я напряглась. Вот сейчас он спросит: «А не происходило ли вокруг вас чего-нибудь странного?» И я пропала.
– Вас устраивает сложившаяся ситуация?
– В каком смысле? – каркнула я и прокашлялась.
Светляк неопределенно повел рукой:
– Во всех. Ваш… скажем так, муж, ваше общественное положение, ваши перспективы?
Я помотала головой:
– Нет. Не устраивает. Но что мне остается делать?
– К этому я и веду. – Светляк опять кивнул. – У нас есть информация, что Темный в ближайшее время собирается вас… навестить. Возможно, нам потребуется ваша помощь.
Я вздрогнула и удивленно посмотрела на собеседника. Он выжидающе глядел на меня и молчал.
– Какая помощь? Что я могу сделать? Не думаете же вы…
– Скорее всего, Темный попытается вас похитить, – перебил меня светляк, – и, скорее всего, это ему удастся.
Светляк покопался в своем балахоне, выудил и поставил на стол маленькую бутылочку и небольшой круглый предмет.
– Это капли от головной боли, – сказал он, пододвигая ко мне склянку. – Можете пить их, когда болит голова, – сразу полегчает. Но ваша задача – подлить содержимое этой бутылочки в еду Темному, хотя бы одну каплю. Можете даже смочить жидкостью палец, дать ей высохнуть, а потом макнуть палец в его питье или еду, этого будет достаточно. Поскольку сие вещество никоим образом не яд, он ничего не заметит… скорее всего. После этого – подчеркиваю, только
послеэтого – вы откроете эту шкатулку – Светляк пододвинул ко мне круглый предмет. – Все понятно?
Мать Сибела, похоже, в спокойном течении моей жизни наметилась серия водоворотов. Пожалуй, я даже обрадовалась этому известию. Нет, я определенно обрадовалась, хотя от идеи светляка за десять ли несло запахом насильственной смерти. Но… мне так надоела моя нынешняя жизнь!
– Ну, – сказала я, – на словах все выглядит несложно…
– Мы не на базаре, – холодно сказал светляк, – и вы не в том положении, чтобы торговаться.
Я пожала плечами. Он прав, в общем-то. Сколько месяцев я тут хороню себя заживо, изображая покорную жену? Пятнадцать или шестнадцать? Так что я давно уже готова была сделать что угодно, чтобы вырваться из этого болота. Раньше я бы уперлась и просто из принципа не успокоилась, пока не навязала бы своих условий, а сейчас… перегорело во мне что-то, видимо.
– Хорошо, я согласна. Тем более что отказаться я не могу, я так полагаю?
Светляк пристально на меня посмотрел, хмыкнул:
– Да нет, отказаться вы можете. И к вам не будет применено никаких репрессивных мер. – Я удивленно подняла брови. – Да, да, не удивляйтесь. Мы решили, что будет намного лучше, если вы просто откажетесь, чем согласитесь для виду, а потом не сделаете ровным счетом ничего. В первом случае мы будем знать, что рассчитывать нам следует только на собственные силы. Более того, если вы успешно выполните задание, с вас будут сняты все обвинения, и вы, при желании, даже сможете восстановиться в академии. Разумеется, это не будет означать, что мы все забудем – ни на какие поблажки в дальнейшем не рассчитывайте, даже на самые маленькие.
Я даже не сразу поняла, что он сказал. Вернуться в академию? А Гастен? В Мекампе единственной уважительной причиной для развода считается смерть одного из супругов. Нетрудно догадаться, что это очень увеличивает процент женской смертности в здешних краях. Хотя, думаю, с этим можно как-нибудь разобраться. Я хищно улыбнулась.
– Тем более согласна. Какие-нибудь тонкости обращения с этими штуками, – я ткнула пальцем в лежащие на столе предметы, – есть? Может, их мочить нельзя или сильно сжимать?
– Ничего особенного. Капли можете держать на виду и, повторюсь, даже пользоваться по случаю. Шкатулку лучше не показывайте – внутри ее оборудован передатчик, чтобы мы могли определить, где вы находитесь. Шкатулка экранирует все магические проявления, над ее созданием полгода трудились четверо лучших идеографистов Белого Круга, так что будьте уверены, сканированием ее не обнаружит даже Урс Ахма. Внешне мы сделали ее похожей на орех гри, но, если Темного это объяснение не устроит, у вас будут проблемы.
Я кивнула.
– Еще вопрос. – Светляк поймал мой взгляд, и я Опять внутренне вздрогнула. Проклятье, что бы ему не явиться на пару дней раньше? Или на седмицу позже?
– Слушаю.
– За все время, проведенное вами в Мекампе, вы ни разу не воспользовались магией. Почему?
Хороший вопрос. Рассказать ему, как я просыпалась ночью с задушенным криком, когда мне снилась моя камера? Как я пряталась от гастеновских гостей, в каждом из них видя переодетого светляка? Как, заслышав шорох за стеной своего домика, я обмирала, уверенная, что он уже окружен орденцами? Возможно, будь все спокойно в моей жизни, я бы расслабилась и рано или поздно начала бы потихоньку использовать магию – да хоть бы сторожилок понаставила на ночь, чтобы спать спокойно. Вот только было еще одно обстоятельство…
– Жить хотелось, – сказала я и, в общем-то, совсем не соврала. А если о чем-то умолчала, так ведь это не ложь. Правда, хороший маг-дознатец это вполне может заметить. – А вы что, давно узнали, что я в Мекампе?
Может, это его отвлечет?
– Раньше, чем вы высадились на берег, – ответил он с некоторым самодовольством. – Вам здорово повезло, что так получилось с первым вашим кораблем. Семья Кафра-и-Фернес пользуется немалым влиянием, так что присутствие вашего будущего мужа на корабле заставило местное отделение ордена не торопиться с действиями. А потом, после вашей свадьбы, и подавно. Тем более что вели вы себя безупречно.
Я хмыкнула.
– Зря усмехаетесь. Да будет вам известно, решение предоставить вам еще один шанс было принято на совете с перевесом всего в три голоса. Не думаю, что я появился бы здесь, будь у нас какие-то претензии к вашему поведению… И все-таки: чего вы боитесь? Весь разговор вы как на иголках сидите.
Вот Шихарово отродье, углядел все же. И что же делать?
– Вас боюсь, – зло сказала я. Бесова дурь, чую я, что этим не отделаюсь. О-хо-хо.
– По-моему, наш разговор не… – начал светляк, но тут вмешался Трор-шутник, решивший, видимо, что я ему еще пригожусь. «Жр-рать, жрать», – прозвучал у меня за спиной звонкий женский голос – мой, разумеется. Светляка чуть удар не хватил – он весь дернулся, аж подпрыгнул в кресле, которое тут же слегка отъехало, так что светляк оказался в нем полулежащим и принялся барахтаться, пытаясь принять вертикальное положение и одновременно вращая в воздухе кистями и что-то бормоча. «Жрать! Еда!» – заявил Анри более требовательным тоном, и я, хоть и порядком за него испугалась, не смогла сдержать улыбки при виде производимого этими словами эффекта. По-моему, орденец не влепил в накрытую клетку какую-нибудь шаровую молнию только потому, что побоялся не дожить до конца своего заклинания. Видимо, он решил, что Темный загодя пробрался в комнату и таким вот образом проявляет свое присутствие.
– Что это за?.. – спросил светляк, выбравшись наконец из объятий кресла.
Я поморщилась – фи, как пошло. А еще архимаг, наверное.
– Это Анри.
– Какой еще Анри? В этой комнате нет людей!
– А он и не человек вовсе. – Я подошла к клетке, поставила ее на консоль и сдернула тряпку. – Он птица. Шарака.
Анри тут же запрыгал по клетке, распушив хохолок и подраскрыв крылья.
– Он птица. Шарака. Он птица. Жрать. Еда, – и тут же голосом Гастена: – Заткнись, ублюдок!
Я перевела взгляд на светляка, не удержалась и прыснула – таких кислых рож мне видеть еще не приходилось. Мать Сибела, надеюсь, он не обиделся.
– Ох, простите. Я забыла вас предупредить.
Светляк постоял, переводя взгляд с меня на продолжающего требовать еду Анри, потом повернулся и зашагал к выходу.
– Рад был встрече, – процедил он, взявшись за ручку, – можете не провожать.
И был таков. Я продержалась еще пару мгновений, прежде чем начать хохотать. Через некоторое время ко мне присоединился и Анри. Мы ржали хором, пока мне дурно не стало. Давно у меня таких качественных истерик не случалось. Продолжая нервно похихикивать, я почистила пару магровых яблок, нарезала дольками и открыла клетку. Анри тут же перелетел на стол и занялся едой. Похоже, и на этот раз пронесло. И еще – похоже, ОСС не догадывается о моей причастности к творящимся в округе ежемесячным чудесам. Определенно сегодня у меня очень удачный день.
Гастен появился, когда я уже совсем успокоилась. Смерил меня кислым взглядом.
– О чем вы разговаривали?
– Я в основном молчала. Светляк же убеждал меня вести себя хорошо.
– И все?
Я пожала плечами.
– И все. – Хорошо, что супруг не умеет замечать ложь. – Еще вопросы задавал – как мне удалось удрать, почему я магией не занимаюсь? Хвалил, кстати, за хорошее поведение.
– И что ты отвечала?
Я пожала плечами.
– Правду. Исключительно правду. Врать светлякам – себе дороже.
– А мне?
Я промолчала с видом оскорбленной невинности.
– Почему же он тогда выскочил так, словно ты его изнасиловать пыталась? В глаза мне смотри!
Нет, это даже не смешно – он что, всерьез полагает?.. Я подняла взгляд, но быстро отвела – с тех пор, как Гастен превратился в блондина, мне было непросто на него смотреть.
– Его Анри напугал, – сказала я и хихикнула.
Гастен вздохнул.
– Я начинаю жалеть, что подарил тебе эту птицу.
– Ты так переживаешь за какого-то светляка? Не похоже на тебя.
– Если бы ты знала, во что мне обошлась твоя свобода, не удивлялась бы.
Вот это новость. Светляки что, с него деньги трясли?
– Ты заплатил за меня ордену?
Гастен сморщился.
– Не деньгами. Но лучше бы они потребовали денег – репутацию легко продать, но невозможно купить. Жаль, я не догадывался тогда, чем это закончится.
– Я что, плохо выполняю наше соглашение? У тебя ко мне претензии?
– Святая Калида, не притворяйся! Ты к этой птице относишься намного приветливей, чем к собственному мужу! Последние четыре месяца ты на меня вообще не смотришь!
Я вздохнула. Ну что мне ему сказать? «Прости, дорогой, но мне очень трудно смотреть на единственного голубоглазого блондина во всем Мекампе»? Я тогда поначалу решила, что мой муженек умом тронулся, особенно когда выяснила, что блондином он стал самым что ни на есть натуральным. А потом – что это я умом тронулась, когда заметила, что смена масти моего жеребчика не удивляет ровным счетом никого, кроме меня. Словно он всегда таким был. Ладно еще, это случилось не на пару-тройку месяцев раньше, когда я еще не догадывалась о несомненной связи между собственными циклами и происходящими вокруг странностями. Мне вообще-то блондины всегда больше нравились… точнее, раньше мне блондины больше нравились, но я вовсе не собиралась перекрашивать Гастена. И что теперь? Сказать «Извини, Гастен, ты не всегда был блондином, это я виновата. Тебе, наверное, непросто приходится?» Он же не поверит. А если поверит, то собственноручно сдаст меня светлякам. Гастен тем временем истолковал мое молчание по-своему:
– Можешь не отвечать, я и так знаю. Ты меня презираешь!
Я вздохнула. Опять он за свое.
– Гастен, ну сколько можно? Я никогда тебя не презирала и начинать не собираюсь. А что же касается моего к тебе отношения… так, Шихар побери, ты же сам делаешь все, чтобы к тебе было невозможно нормально относиться! Если я с тобой разговариваю тоном помягче, то ты орешь, что не нуждаешься в моей жалости. Если разговариваю спокойным тоном или молчу – значит, презираю. Так как же мне с тобой общаться?
– Как с человеком!
– Гастен, еще раз тебя прошу, постарайся меня услышать. Проблема не во мне, проблема – в тебе. Ты просто не веришь, что к человеку с твоей… проблемой можно относиться по-человечески, поэтому, как бы я ни старалась, тебе будет казаться, что я тебя презираю. Ладно, ты не можешь пойти к психологу здесь, где все тебя знают, но ты же ездишь в Амар! Зайди там, пусть он тебе мозги вправит.
– Дожил! – Гастен рассвирепел. – Теперь ты обвиняешь меня в том, что я ненормален? Мой разум здоров! И тело мое здорово – я любой рукой трехведерную бочку поднимаю не меньше десяти раз кряду.
Этовсего лишь последствие детской болезни, а вовсе не повод считать меня ущербным!
Я вздохнула.
– Никогда не считала…
Но Гастен меня не слушал.
– Я это сразу понял, сразу, как сказал тебе тогда. Я надеялся хоть на какое-то понимание, а ты… – Он махнул рукой и вышел из комнаты. Я покачала головой. А что я? Я же тогда не знала, что на больное место наступаю. Не успела догадаться, что он уже все способы и средства опробовал, и мой от бабушки унаследованный рецепт его слегка покоробит. М-да. Неплохой, кстати, рецепт. Не для брезгливых, конечно, но зато действенный. Если он его не пробовал, то стоило бы попытаться, правда. Вот только ничего подобного я ему предлагать не буду, а то он точно решит, что я над ним издеваюсь.
Странные все-таки у них устои, в Мекампе. Мужеложство… да что там, даже скотоложство у них – грех куда как менее великий, нежели мужское бессилие. До встречи со мной Гастен на этом только и держался – распространял слухи, что предпочитает мальчиков. Да и сейчас распространяет, я знаю. Но я ему вовремя попалась, поскольку с женитьбой у них строго – хоть ты мальчиков предпочитай, хоть коз, а жениться обязан. И жене своей мужское внимание уделять – тоже. Возьми он себе жену из местных, молва бы рано или поздно просочилась, так что как бы он меня ни хаял вслух или про себя, но лучше варианта ему не найти. Интересно только, как он вопрос с детьми решать собирается – те же устои требуют наследника, и не одного желательно. Если он объявит меня бесплодной, ему придется обзаводиться еще одной женой. Глупо надеяться, что этот вопрос сам собой рассосется, учитывая, что за все время совместной жизни у него получилось всего два раза, да и то не вовремя. К сожалению, судя по его поведению, ему никто не объяснил, что, даже если получится вовремя, это еще вовсе не гарантирует рождение ребенка. Мне самой заводить об этом разговор не хотелось, и я с довольно неприятными предчувствиями ждала того дня, когда у него получится – вовремя. Что бы он ни говорил насчет детского заболевания, сдается мне, это у него – наследственное. У его прадеда было двадцать четыре жены, и ни одна из них не прожила больше полугода. Я бы и рада была обмануться, но уж больно все складно получалось.
А тут еще эти чудеса. Я поначалу их с собой не связывала. Происходили периодически в Мекампе какие-то странности: то вдруг рыба объявится в канале – вроде обычный окунек, если бы не размер – с большую лодку, то вдруг странные насекомые величиной с собаку по улицам скакать примутся, ну так, может, у них тут так принято, почем мне знать. Уже потом, подучив язык и начав понемногу общаться с местными жителями, я заметила, что чудеса начались аккурат с моего прибытия. А на то, что они происходят примерно раз в месяц, не только я обратила внимание. Правда, чтобы связать эту периодичность с собственными циклами, мне еще месяца три потребовалась. И еще два – чтобы понять, что причина всех этих необъяснимых явлений – моя кровь.
