– Уайатт! – С каждым новым словом я заводилась все сильнее.
Он остановился и обернулся.
– Что?
– Слушай, по телефонам я спец! Я выросла, почти не отрываясь от них. И я прекрасно знаю, как работает служба 911. Так что уж как-нибудь справлюсь.
– Слушай, по полицейским делам я спец, – очень похоже заявил он. – И я привык объяснять всем и каждому, как надо действовать. Это моя работа.
– Ну вот, – пробормотала я. – Ты еще начни меня передразнивать.
Он усмехнулся, обхватил меня за шею, притянул к себе и быстро, жадно поцеловал. Ответить укусом я не успела.
– Три заявления для протокола, – сказал он.
– Каких?
– Первое: меня возбуждают не только твои истерики. В общем, стоит взглянуть на тебя, и я готов.
Так и хотелось проверить, посмотреть на его промежность. Но я удержалась.
– Второе: я думал, твоя стрижка мне не понравится, но ошибся. Ты чертовски симпатична.
Я невольно поправила волосы. Наконец-то заметил.
– И третье…
Я ждала затаив дыхание.
– Ты обещала мне минет.
* * *
Я дважды проверила каждую дверь и окно, убедилась, что сигнализация включена. Задернула шторы на двустворчатой застекленной двери, ведущей из столовой в крытый дворик. Задний двор за моей квартирой был обнесен оградой высотой почти два метра с калиткой, которая открывалась изнутри, но ограда – преодолимое препятствие. Она скорее закрывала от любопытных глаз, чем защищала, а это большая разница.
Если бы я хотела вломиться в собственную квартиру, я пробралась бы в нее через двор – там меньше шансов быть замеченной. Поэтому я включила и свет в крытом дворике, и гирлянды лампочек на деревьях, потом фонарь над боковым входом, под крышей портика. Потом лампу на веранде. Глупо, конечно, зажигать свет повсюду, как на рождественской елке, но я хотела, чтобы все входы в мой дом были хорошо освещены.
Несмотря на всю усталость, мне не спалось. И потом, предстояло еще обдумать наши с Уайаттом отношения и понять, что мы уже выяснили, а что – нет, и одним глазом поглядывать, не проедет ли по улице какой-нибудь урод на «шевроле». Не знаю, можно ли сочетать углубленные размышления с супербдительностью. По-моему, нет.
Я пошла на компромисс: не стала ложиться, включать телевизор, затыкать уши наушниками от айпода, чтобы сразу улавливать все непривычные звуки, а потом занялась рутинной работой, для которой сосредоточенность не требовалась. Сначала я выложила одежду, которую собиралась надеть завтра. Потом достала из шкафа новые туфли, примерила их, убедилась, что они бесподобны – как и в прошлый четверг, когда я их купила. Я прошлась в них, проверяя, удобны ли они, ведь носить их придется несколько часов подряд. Туфли были удобными. Я словно попала в обувной рай.
Кстати, голубые сапожки от «Заппос» наверняка уже доставили, но все посылки оставляют на ступеньках портика, а я ничего там не видела. Может, новенький курьер положил ее на веранду? Но тогда Уайатт внес бы посылку в дом. Значит, пока ничего нет.
Я по-прежнему ходила с летней сумочкой, а уже пора было переходить на более вместительную осеннюю. Летнюю сумку я унесла наверх и вывалила ее содержимое на кровать. И сразу зацепилась взглядом за счета Джаза из «Стикс энд стоунз» и снова принялась перечитывать пункт за пунктом. Я и возмущалась наглостью Моники Стивенс, и восхищалась ею: чтобы выставить клиенту счет на такую кругленькую сумму, надо еще набраться наглости!
Все вещи я разложила в симпатичной кожаной сумке с двумя ручками, а летнюю сумочку уложила на верхнюю полку шкафа. Потом проверила определитель на радиотелефоне в спальне. Но из Денвера мне больше не звонили.
Наконец я поняла, что больше не придумаю никаких привычных дел, чтобы убить время, сладко зевнула, забралась в постель и погасила свет. И сразу поняла, что совершенно не хочу спать. Каждый, даже самый привычный и домашний, звук казался зловещим.
Я вскочила, зажгла свет, спустилась в кухню и выбрала самый длинный нож из отличного набора. С этим подобием оружия – все лучше, чем ничего – я успокоилась и вернулась в спальню. Но уже через пять минут опять спустилась и разыскала в стенном шкафу под лестницей большой черный зонтик, с которым напоминала самой себе Мэри Поппинс. Обычно я ношу цветные зонтики размером поменьше, а черный, огромный, держу на всякий случай, потому что такой зонт должен быть у каждого. В закрытом виде он вполне мог заменить оружие – по моим прикидкам, такой зонт сдержит нападение любой психопатки, пока я не пущу в ход нож. Зонт я положила на покрывало рядом с собой, нож – на тумбочку и решила, что приготовилась к любым неожиданностям. Жаль, дробовика в доме нет.
В очередной раз погасив свет, я улеглась и тут же села на постели. Нет, так не пойдет. Я включила свет в коридоре и на лестнице. Свет не будет бить мне в глаза, но в спальне уже не так темно, к тому же любой незваный гость, входя в темную спальню из светлого коридора, заметит меня не сразу. Отлично придумано.
Засыпая, я гадала, почему у меня нет дробовика. В конце концов, я одинокая женщина, живу одна, значит, просто обязана иметь оружие. У каждой женщины должен быть дробовик.
Через час я проснулась, перекатилась на другой бок и взглянула на часы. Четверть третьего. Все тихо. Еще раз проверила определитель: никаких звонков.
Надо было переночевать у родителей. Или у Шоны. Хоть выспалась бы. А так буду мучиться весь завтрашний день.
Я снова задремала и проснулась в четвертом часу. Нигде в доме не обнаружилось ничего подозрительного. К телефону я даже не подходила: к тому моменту мне было уже плевать, звонила та чокнутая или нет. В полудреме я попыталась свернуться в постели клубочком. Колено ткнулось в зонт. Было жарко и неуютно, мерцающий свет раздражал.
Мерцающий свет? Если отключится электричество, я окончательно перепугаюсь.
Я открыла глаза и посмотрела в сторону коридора. Но там свет горел ровно, а в спальне определенно мерцал.
Вот только свет в спальне я не включала.
Я села и уставилась на окна. За раздвинутыми шторами плясали красные языки.
Снизу донесся оглушительный грохот, словно разбили оконное стекло, и сигнализация тревожно загудела, предупреждая, что сейчас взвоет во всю мощь.
– Черт!
Я выскочила из постели, схватила зонт и нож и вылетела в коридор – навстречу жаркой волне и снопам искр.
– Черт! – снова вскрикнула я, вернулась в спальню и захлопнула дверь, преграждая путь огню и дыму. С запозданием взвыла пожарная сигнализация.
Я схватила телефон и набрала 911, но ничего не добилась: телефон уже не работал. Вот и строй после этого планы. Надо скорее выбраться отсюда! Поджариваться заживо в мои планы не входило. Я схватила мобильник, набрала Службу спасения, бросилась к окну и выглянула наружу.
– Оператор службы 911 слушает. Что у вас произошло?
– Пожар! – закричала я. Дьявол! Горела не только моя квартира – пламя металось по всему фасаду корпуса. – Номер три один семь, Бикон-Хиллз!
Рванувшись к окну, выходящему на портик, я обнаружила, что пламя уже лижет наклонную крышу прямо под окном. Кошмар!
– К вам выехала пожарная бригада, – сообщила оператор. – Кроме вас, в доме есть еще кто-нибудь?
– Нет, я одна, но живу в кондоминиуме, в нашем корпусе четыре квартиры.
Жар и дым усиливались с угрожающей быстротой, огонь уже плясал за всеми окнами. Спуститься на первый этаж и выбраться из дома через застекленные двери я не могла, потому что гостиная, в которую через окно бросили неизвестный предмет, уже пылала вовсю, а лестница вела именно в нее.
Вторая спальня! Ее окна выходят на задний огороженный двор!
– Вы можете выйти из дома и помочь пожарной команде подъехать к корпусу? – спросила оператор.
– Я нахожусь на верхнем этаже дома, весь нижний этаж в огне, сейчас попробую выбраться старым школьным способом – через окно, – объяснила я, кашляя от дыма. – Ну все, пока!
– Пожалуйста, не кладите трубку! – воскликнула оператор.
– Вы что, не поняли? – заорала я. – Я в окно полезу! А я не умею лазить по стенам и говорить по телефону одновременно! Пожарные и без меня найдут корпус – пусть едут туда, где огонь!
Я захлопнула телефон, швырнула его в сумку, метнулась в ванную, намочила полотенце, завязала им нос и рот, второе набросила на голову.
Во всех инструкциях говорится, что о сумочках и прочем имуществе лучше забыть – главное, выбраться самой, потому что счет идет на секунды. Но меня мнение экспертов не интересовало. Я не только успела прихватить сумку с бумажником, мобильником и счетами Джаза из «Стикс энд стоунз» – это же документ! – но и сунула в сумку нож. Если я выберусь из этого смертельного капкана и увижу, что эта сука злорадствует, прислонившись к своему белому «шевроле», я выпущу ей кишки!
По пути к двери я нырнула в шкаф, выхватила свадебные туфли и запихала их в ту же сумку. Потом босиком подскочила к двери спальни и с трудом открыла ее. Гулко ухнув, пламя в гостиной взметнулось чуть ли не до самого верха лестницы. В воздухе плясали искры, черный дым заполнил коридор. Но я точно помнила, где нахожусь я и где – дверь второй спальни. На четвереньках, повесив сумку на плечо, я быстро-быстро поползла по коридору. Чтобы уберечь глаза от едкого дыма, я просто закрыла их. Конечно, я не видела, куда ползу, но нашла дверь ощупью, поднялась на колени, нашарила ручку, повернула ее и ввалилась в спальню, где воздух был сравнительно чистым.
Вот именно – был. В открытую дверь сразу рванулся дым, и я поспешила захлопнуть ее. Черная гадость как-то ухитрилась просочиться сквозь мокрое полотенце, от нее запершило в горле. По крайней мере, здесь хватало света, чтобы рассмотреть прямоугольник окна. Я подползла к нему, раздернула шторы и задергала шпингалеты. Черт, черт! Один не поддавался, и я грубо выругалась. Ну нет, я не позволю какой-то дряни сжечь меня заживо!
Я сдернула сумку с плеча, сунула в нее руку и каким-то чудом не лишилась пальца, наткнувшись на острый как бритва кухонный нож. Схватив нож за ручку, я принялась дубасить им неподдающийся шпингалет.
Снизу снова донесся грохот лопнувшего стекла. Я быстрее заработала ножом, и шпингалет начал поддаваться. Еще два удара – и он открылся.
Кашляя и хватая ртом воздух, я подняла раму окна и перевесилась через подоконник, чтобы не оказаться на пути черного дыма, который повалил из комнаты. Легкие горели, несмотря на защиту мокрого полотенца.
Мне показалось, что я слышу сирены, а может, моя сигнализация по-прежнему работала. Наверное, сработали и сигнализации в квартирах соседей. Или выла сирена пожарной машины. Определить на слух я не могла, вглядываться не стала.
Я содрала покрывало с большой кровати с четырьмя столбиками, стащила с нее обе простыни так быстро, что чуть не свалила на пол тяжелый матрас. Стараясь не терять ни секунды, я привязала один угол простыни к ножке кровати, к противоположному углу простыни привязала вторую – получилась импровизированная веревка от кровати до окна. Ее конец свисал по стене здания.
Даже не взглянув, где болтается свободный конец простыни, я бросила в окно сумку, схватилась за простыню и залезла на подоконник.
Забавно устроено человеческое тело. Соображать, как вылезти в окно, мне не пришлось – тело само знало, что делать. Сначала я спустила вниз одну ногу, потом повернулась лицом к комнате, чтобы упираться ногами в стену.
Крепко держась за простыню, я начала по очереди перехватывать ее руками, одновременно «шагая» по стене, пока стена и простыня не закончились. Мгновение я висела неподвижно, охваченная паникой; слева от меня из окна кухни рвалось пламя. Стены спальни для гостей образовывали выступ над первым этажом, ее пол служил крышей внутреннего дворика. Под моими ногами зияла пустота, до земли оставалось добрых два с половиной метра.
Ну и что, черт возьми! Пирамида, которую мы строили в команде поддержки, бывала и выше, а я забиралась на самый верх. Мой рост – не меньше метра шестидесяти. Если вытяну руки над головой, длина тела вместе с руками составит метр восемьдесят плюс-минус несколько сантиметров, верно? Значит, до земли останется всего-то сантиметров семьдесят!
Не подумайте, что я занималась вычислениями, болтаясь над землей. Я просто смотрела вниз и прикидывала, далеко ли до нее, и одновременно съезжала вниз по простыне. А когда полностью вытянула руки и ноги, то разжала пальцы.
Все-таки лететь вниз пришлось не семьдесят сантиметров, а побольше.
Но я приземлилась так, как меня учили – согнув колени. Холодная сырая трава смягчила удар, я перекатилась и поднялась.
Стоя на коленях, я уставилась на пожар. Искры взвивались в воздух, как зловещие фейерверки. Огонь ревел, будто живое существо. Я никогда не слышала, как бушует огонь, никогда прежде не оказывалась возле горящего здания – в общем, пожар оставил у меня совершенно свежие впечатления. Огонь был жив и не собирался умирать без борьбы.
А я по-прежнему находилась в ловушке в тесном дворике между высоких стен; пламя, пожирающее мой дом, высилось надо мной, почерневшие стены грозили обрушиться. Я поднялась на трясущихся ногах, нашарила в траве темную сумку, повесила ее через грудь наискосок и метнулась к калитке. Дернув тяжелый засов, я рванула ручку – и ничего не произошло. Калитка не поддавалась.
– Сука! – завопила я хрипло и так яростно, словно хотела вылезти из кожи. Нет, нож мне теперь ни к чему: если я доберусь до этой долбаной психопатки, я и без ножа с ней разделаюсь. Задушу, горло зубами перегрызу. Вцеплюсь в волосы и поджарю ее над огнем, как зефир.
Нет, стоп. Это примитивно. Отставить зефир.
Если я выбралась из дома через окно второго этажа, ограда не выше двух метров для меня не препятствие! Подпрыгнув, я схватилась за верх ограды, подтянулась, закинула на ограду правую ногу, села, перекинула обе ноги и спрыгнула на землю.
Всю улицу заполонили машины с мигалками. Люди в защитных желтых костюмах куда-то бежали, тянули толстые пожарные рукава, крепили их к пожарным гидрантам. На улицу высыпали люди в ночных рубашках и пижамах, некоторые – в спешно надетых брюках, пламя и вспыхивающие лампы отбрасывали зловещие тени. Какой-то пожарный схватил меня за руку и что-то крикнул, но я не поняла ни слова, потому что пожарные машины подняли страшный рев, вдобавок трещал огонь и выли сирены «скорой».
Догадавшись, что пожарный спрашивает, нужна ли мне помощь, я проорала:
– Я в порядке! – потом указала на горящую квартиру и добавила: – Это моя!
Одной рукой схватив за шиворот, он потащил меня подальше от огня, осыпающихся дождем искр и лопающихся стекол, ревущих струй воды из шлангов, обвисших проводов под напряжением и отпустил только на противоположной, безопасной стороне улицы.
Мое лицо все еще было закутано мокрым полотенцем, второе полотенце, с головы, я где-то потеряла. Вытерев лицо, я присела на корточки и с наслаждением вдохнула свежий воздух, которым поперхнулась и закашлялась. Когда кашель утих и я смогла подняться, я сразу двинулась к собравшейся толпе, ввинтилась в нее и продолжала путь, лавируя между людьми. Ненавистная психопатка, которую я искала, наверняка не в пижаме или ночной рубашке, а в уличной одежде.
Глава 18
Уайатт!
Внезапно вспомнив о нем, я прекратила поиски и полезла в сумку за телефоном. И на этот раз порезалась, задев нож, черт бы его подрал. Выругавшись, я заснула нож лезвием вниз в один из внутренних карманов – как я раньше до этого не додумалась? Ах да, я же выбиралась из горящего дома! Порезанный палец я сунула в рот, пососала, потом вытащила и осмотрела, но, поскольку порез напоминал тончайший красный волосок, волноваться было не о чем.
Я нашла телефон, открыла его, обосновавшись в пятне света из ближайшего окна, и обнаружила, что пропустила четыре звонка. Звонил Уайатт – наверное, кто-то в Службе спасения узнал адрес и сообщил ему, а может, он спал в обнимку с полицейской рацией. Я набрала его номер.
– Блэр! – взревел он вместо приветствия. – Какого дьявола ты не берешь трубку?
– Звонка не слышала! – крикнула я в ответ и не узнала собственный хриплый голос. – У нас тут пожар, сработали все сирены сразу! А потом некогда было – выбиралась из окна со второго этажа!
– Господи! – ошеломленно выговорил он. – Ты цела?
– Вроде да. А вот квартире конец. – Я перевела взгляд на мой бывший дом и вдруг с ужасом вспомнила: – Боже, твоя машина!
– Плевать на машину, она застрахована. С тобой точно все в порядке?
– Конечно. – Я поняла, почему он спросил дважды, – помня о недавних событиях, он наверняка думал, что я в критическом состоянии. – Только палец порезала, когда доставала нож из сумки, а в остальном никаких травм.
– Найди офицера полиции и не отходи от него, – велел Уайатт. – Я скоро буду, самое большее – через пять минут. Ручаюсь, это не случайность, поджигатель где-то рядом – может, даже у тебя за спиной.
Вздрогнув, я обернулась и столкнулась нос к носу с пожилым джентльменом, который смотрел на пожар широко раскрытыми от любопытства и ужаса глазами. От неожиданности он подпрыгнул.
– Поэтому я и прихватила нож, – сообщила я, снова переполняясь яростью. – Ну попадись мне эта тварь… – Глаза пожилого джентльмена совсем вылезли из орбит, и он попятился.
– Блэр, сейчас же спрячь нож и делай только то, что я тебе скажу! – рявкнул Уайатт в трубке. – Это приказ!
– Тебя-то в горящем доме не было, – возмутилась я, но в трубке было тихо: Уайатт уже отключился.
Ну и черт с ним, главное – найти эту гадину. Я захлопнула телефон, бросила его в сумку и снова принялась лавировать в толпе зрителей, глядя не на лица, а на одежду. Мужчин я отсеивала автоматически. Возможно, этой психопатки здесь вообще нет. Она вполне могла сбежать сразу после того, как бросила мне в окно зажигательную бомбу или что там это было, но я читала, что убийцы и поджигатели никогда не спешат удрать – наоборот, смешиваются с толпой зевак и любуются делом своих рук.
Кто-то коснулся моей руки, и я обернулась. Рядом стоял офицер Демариус Уошингтон. Когда-то мы вместе учились в школе, поэтому были хорошо знакомы.
– Блэр, как ты? – спросил он.
Смуглое лицо под козырьком фуражки было напряженным.
– Хорошо, – в сотый раз за этот вечер повторила я, и голос выдал меня – прозвучал хрипло и сварливо.
– Идем со мной. – Демариус взял меня за локоть и осмотрелся. Должно быть, Уайатт связался с ним и предупредил, что мне грозит опасность. Я со вздохом подчинилась. С Демариусом под боком охотиться на психопатку бессмысленно, он все равно не позволит мне выпустить ей кишки. У копов дурацкие принципы.
Демариус вывел меня из толпы к патрульной машине. Я старалась ступать осторожнее, потому что вся земля была усеяна каким-то мусором, а я шла босиком, но, поскольку меня тянули за руку, тщательно выбрать место, куда поставить ногу, удавалось не всегда. Под левую ступню попалось что-то острое, я вскрикнула от боли. Демариус вздрогнул, схватился за оружие, его взгляд заметался в поисках угрозы.
– В чем дело? – перекрикивая шум, рявкнул он.
– Наступила на что-то.
Посмотрев вниз, Демариус впервые заметил, что я босиком, и чертыхнулся – непрофессионально, но мы же знакомы всю жизнь, а точнее, с шести лет. Я попыталась сделать еще шаг и снова взвизгнула, едва коснувшись левой ступней земли. Держась за Демариуса и прыгая на правой ноге, я схватилась за левую и наклонилась над ней. В полутьме удалось разглядеть только, что подошва потемнела. На что я наступила, я так и не поняла.
– Держись, – велел Демариус и на руках донес меня до патрульной машины, открыл заднюю дверцу, усадил боком на сиденье, так что ноги торчали наружу, а потом вытащил из-за пояса фонарик и наклонился.
При свете фонаря обнаружилось, что вся моя подошва мокрая и красная. Чуть пониже подушечки из нее торчал осколок стекла.
– Сейчас принесу аптечку, – пообещал Демариус. – Посиди здесь.
Он вернулся с аптечкой и одеялом, которое набросил мне на плечи. Только после этого я заметила, что дрожу, – когда борешься за жизнь, о холоде как-то не думается. Но адреналин перестал действовать, от утренней прохлады мои голые руки и плечи покрылись мурашками. Я была в одном топике – без лифчика, само собой – и тонких пижамных брюках, завязка которых ослабела, брюки съехали на бедра и обнажили живот. Спастись из горящего дома я предпочла бы в другом наряде, но переодеваться было некогда; хорошо, что удалось вытащить из окна хотя бы свадебные туфли.
Эти туфли – единственное, что у меня осталось.
Кутаясь в одеяло, я обернулась и уставилась на мой пылающий дом. Теперь, когда отступила необходимость думать о спасении жизни, я вдруг осознала, что лишилась всего: всей моей одежды, мебели, посуды, кухонной утвари, всех вещей.
Демариус присвистнул и замахал рукой, подзывая медика.
– Да это же просто осколок стекла, – сказала я. – Сейчас подцеплю ногтями и вытащу.
– Сиди смирно, – велел он.
Пока Демариус светил, подошедший парень – не Дуэйн, не Дуайт, а какой-то незнакомый – обработал мне ступню антисептиком и извлек осколок щипцами. На рану он наложил повязку, сверху – какую-то липкую штуку, которая намертво прилипла, и заявил:
– Все, готово.
– Спасибо, – отозвался Демариус, наклонился, подхватил мои ноги и засунул меня в машину, а потом захлопнул дверцу.
Минуту я сидела неподвижно: на меня вдруг навалилась усталость, я прислонилась к спинке сиденья и просто наслаждалась чистым воздухом, стараясь не думать о чудовищном пожаре и его последствиях.
Со своего места я увидела, как верткая черная машина подкатила к корпусу кондоминиума, остановилась по знаку полицейского, стекло опустилось и в окне появилось знакомое лицо. Полицейский отступил, жестами разрешая Уайатту проезжать. Уайатт остановил мой симпатичный кабриолет на лужайке, на безопасном расстоянии от огня, выпростал из машины длинные ноги и выбрался. Я пошарила по двери в поисках ручки, чтобы выйти навстречу. Мне вдруг нестерпимо захотелось оказаться в объятиях Уайатта.
Но дверца изнутри оказалась совершенно гладкой – ни дверной ручки, ни рукоятки, поднимающей стекло, ничего.
Неудивительно, ведь это патрульная машина. Она для того и предназначена, чтобы пассажиры не могли сами выбраться с заднего сиденья.
Я забарабанила кулаком в стекло. Демариус обернулся и удивленно поднял брови.
– Выпусти меня! – старательно зашевелила губами я и указала в сторону Уайатта. Клянусь, на лице Демариуса отразилось явное облегчение. Он махнул Уайатту, тот заметил его и меня. И тут любимый мужчина удивил меня: резко кивнув, он отвернулся.
Сообразив, в чем дело, я лишилась дара речи. Значит, Уайатт связался с полицейскими и велел им найти меня, посадить в патрульную машину и не выпускать оттуда. Но ведь это подлость. Самая настоящая подлость! Как он посмел? Если вспомнить, что я совсем недавно разгуливала вокруг босиком, вооруженная кухонным ножом и искала тварь, которая едва не превратила меня в кусок поджарки, реакция Уайатта вполне понятна. Всех нас учат подставлять вторую щеку и так далее, но что прикажете делать, если ваш дом сожгли? Прыгать от радости? Ну уж нет.
Я снова застучала в окно, но Демариус не оглянулся.
– Демариус Уошингтон! – закричала я во все горло, отчего в нем сразу запершило. Даже если он слышал меня, то и ухом не повел, только отошел на несколько шагов от машины и повернулся к ней спиной.
Злая и раздосадованная, я откинулась на спинку сиденья и рывком завернулась в одеяло. Я могла бы позвонить Уайатту с мобильника и высказать все, что я о нем думаю, но для этого пришлось бы говорить с ним, а это было совсем некстати. Будь моя воля, я не виделась бы с ним еще неделю.
Нет, ну надо же было додуматься до такого – запереть меня в патрульной машине! Это же злоупотребление властью, то есть нарушение закона, или я ошибаюсь? Как это называется – неправомерное задержание? На заднее сиденье патрульных машин сажают только преступников, даже запах здесь какой-то… криминальный.
Я сморщила нос и приподняла ноги, удерживая их на весу. Еще неизвестно, какой заразы здесь можно нахвататься. Всем известно, что пассажиры патрульных машин часто блюют. Да и мочой здесь попахивало. И фекалиями. Уайатту известно, что творится в таких машинах, и все-таки он запер меня в одной из них. Отвратительная черствость. Неужели я действительно собиралась замуж за человека, который преспокойно подвергает риску здоровье будущей жены?
Теперь-то я знаю, чем пополнить список преступлений Уайатта.
Размышляя о том, как я не просто восстановлю злополучный список, но и продолжу его, я почти взбодрилась. Почти. Потому что сейчас ничто не вытащило бы меня из депрессии.
Я ударила в стекло кулаком.
– Демариус! – закричала я – вернее, прохрипела. Голос звучал болезненно и страшно. – Демариус, я приготовлю тебе пончиковый пудинг с кремом, если ты выпустишь меня отсюда!
Судя по тому, как напряглись плечи Демариуса, он меня слышал.
– Специально для тебя, – добавила я как можно громче. Взгляд, который он бросил на меня, был совсем коротким, но полным агонии.
– И предложу тебе на выбор ромовую глазурь, взбитую пахту или глазурь из сливочного сыра.
Несколько мгновений он стоял неподвижно, а потом тяжело вздохнул и направился к машине. Ура! Еще немного – и я покину эту вонючую камеру.
Демариус наклонился к окну и уставился на меня скорбными глазами.
– Блэр, – отчетливо заговорил он, – твой пудинг с кремом я обожаю, но если я нарушу приказ лейтенанта, то лишусь работы. – И он вернулся на прежнее место.
Сорвалось. Взятка не помогла, но Демариус не виноват, что ему достался суровый начальник.
Пытаясь хоть как-нибудь отвлечься от мрачных мыслей, я подстелила под себя край одеяла, забралась с ногами на сиденье и засмотрелась в окно на свой дом. Пожарные героически пытались локализовать очаг, чтобы пламя не перекинулось на соседние квартиры, но те наверняка уже пострадали от дыма и воды. Машину Уайатта и стоящий рядом соседский автомобиль опалил сильный жар. На моих глазах передняя стена дома с грохотом обрушилась, из-под нее взметнулся каскад искр, словно фейерверки в Диснейленде.
Внезапная вспышка осветила лица – в том числе и лицо женщины, стоящей в толпе. Надвинув на голову капюшон кофты, она стояла, сунув руки в карманы. Сначала я заметила светлую прядь ее волос, затем перевела взгляд на лицо. Тревожный холодок пополз по спине. В этой женщине было что-то смутно знакомое, будто я уже где-то встречалась с ней, но не могла вспомнить где.
Но женщина смотрела не на огонь. Ее взгляд был прикован к патрульной машине и ко мне. Краткую долю секунды на ее лице не отражалось ничего, кроме злорадства.
Это была она.
Глава 19
Я снова заколотила в окно изо всех сил и закричала: – Демариус! Демариус! Она здесь! Скажи Уайатту! Сделай же что-нибудь, черт возьми, задержи ее! Голос быстро сорвался.
Демариус упрямо стоял ко мне спиной и, хотя слышал, как я стучу в окно кулаком, слов не различил. Я судорожно закашлялась, скорчившись от спазмов и утирая выступившие слезы.
По горлу изнутри будто прошлись наждаком, каждый звук давался с трудом, боль ощущалась всюду – от носа до самых легких. Даже дышать было больно. Должно быть, я все-таки наглоталась дыма, несмотря на все меры предосторожности. Да и голос сорвала, но ничего не добилась.
Когда я наконец выпрямилась и снова поискала эту тварь в толпе, оказалось, что она как сквозь землю провалилась. Иначе и быть не могло: она полюбовалась делом своих рук, позлорадствовала, но задерживаться на пожаре не собиралась.
Слезы ярости и боли заструились по моим щекам, и я в бешенстве смахнула их. Не хватало еще, чтобы эта сука увидела, как я плачу. Такого удовольствия я ей ни за что не доставлю.
Я отыскала телефон и позвонила Уайатту.
Честно говоря, я и не ждала, что он мне ответит, и с каждой минутой злилась все сильнее, мечтая нажаловаться на него в социальную службу. Встав на сиденье на колени, я высматривала его в толпе и одновременно прижимала к уху телефон. Наконец я его увидела: возвышающийся над большинством мужчин, он слушал доклад начальника пожарной команды, с трудом перекрикивающего шум, и доставал телефон. Должно быть, переставил его на виброрежим, потому что в шуме звонок все равно не расслышать. Уайатт что-то сказал пожарному, проверил, кто звонит, открыл телефон, поднес к одному уху и заткнул пальцем другое.
– Потерпи еще немного! – гаркнул он в телефон.
Я открыла рот, чтобы выругаться, обвинить Уайатта в том, что он упустил преступницу, но поняла, что в трубке тихо. Ни единого шороха.
Пришлось набрать тот же номер еще раз. Никакого ответа. Я окончательно потеряла голос и забарабанила по микрофону ногтем, надеясь хоть таким способом привлечь внимание Уайатта. Нет, такой тихий стук он даже не заметит. В приступе досады я заколотила телефоном по стеклу.
Себе на заметку: мобильный телефон – штука непрочная.
Чертов аппарат рассыпался прямо у меня в руках, крышка отсека для батареек отскочила, передняя панель улетела на пол, где должна была и остаться – в этой машине я ничего не стану поднимать с пола. Посыпался какой-то мелкий электронный хлам. И больше я ничего не добилась.
Аг-р-р! Я увидела, как Уайатт закрывает телефон и убирает в карман на поясе. А в мою сторону даже не взглянул, гад.
Так, что там еще у меня в сумке? Нож – но резать обивку сиденья глупо, это может дорого обойтись мне: нетрудно догадаться, как относятся в полиции к порче казенного имущества. Значит, нож мне не поможет. Бумажник, чековая книжка, губная помада, салфетки, ручки, органайзер – он-то мне и нужен! Я вырвала страницу, схватила ручку и в неверном, мерцающем свете огня написала: «скажи Уайатту: она здесь. Я видела ее в толпе».
Записку я пристроила к окну и снова застучала в стекло. Но оказалось, я могу стучать хоть до посинения: Демариус смотрел в сторону с упорством под стать моему.
От ударов у меня заныл кулак. Если бы я не опасалась очередного сотрясения, то принялась бы биться в окно головой, но мне уже казалось, что я пытаюсь прошибить стену. Будь на мне туфли, я расколотила бы окно каблуком. Если уж не везет, то даже в мелочах.