Бесконечная война (№2) - Проект «Юпитер»

Это назначение оказалось для Эйлин приятной неожиданностью. Она ожидала, что группа возмутится из-за принятого в батальоне обычая присылать кого-то постороннего на должность нового командира группы, вместо того чтобы дать возможность другим ребятам из группы продвинуться по службе. А тут случилось совершенно необычное дело: все в группе прекрасно знали какую работу делает Джулиан, и никто не хотел взваливать на себя его обязанности.

На счастье — хотя этого и следовало ожидать, — тот полковник, который отказался продлить группе Джулиана срок подключения, как раз в это время сам получил новое назначение. Множество офицеров Генерального Штаба с радостью поменяли бы место службы на такое, где побольше настоящих боевых действий или, наоборот, поменьше. Этот полковник неожиданно получил приказ, согласно которому его отправляли в воинскую часть, расквартированную в тихой, спокойной Ботсване, где практически не было никаких боев и присутствие солдат Альянса было чисто номинальным.

Полковник, который заменил его на прежнем месте, в Портобелло, прибыл из самого Вашингтона, из того Отдела по вопросам Личного Состава и Техники, которым руководил генерал Стентон Роузер. По прибытии он в течение нескольких дней изучил обстановку и пересмотрел многие решения своего предшественника, в том числе и то, которое касалось прежней боевой группы Джулиана. Их оставили на дежурстве до двадцать пятого июля, в плане долгосрочного исследования, проводимого Отделом по вопросам Личного Состава и Техники. А двадцать пятого июля группу должны были перевести на обследование и тестирование.

Перевести в расположение Генерального Штаба. Роузер из своего Отдела не мог непосредственно повлиять на то, что касалось огромного лагеря военнопленных в Зоне Канала. Этим занималась небольшая группа армейской разведки, к которой была прикомандирована отдельная группа солдатиков.

И нужно было выполнить такую непростую задачу: каким-то образом подключить на две недели всех военнопленных из лагеря, да так, чтобы в это не вмешивались ни солдатики, ни разведка, хотя один из офицеров разведки наверняка тоже подключится — чтобы шпионить за пленными.

Ради такого дела пришлось срочно наколдовать полковничий чин для Гарольда Мак-Лохлина, единственного из Двадцати, у кого был и реальный боевой опыт, и хорошие познания в испанском. Он получил приказание отправиться в Зону Канала, чтобы руководить там экспериментом по подсознательному «умиротворению» военнопленных. Документы и полковничий мундир ждали его в Гвадалахаре.

За ту ночь, когда они проезжали Техас, Марти позвонил всем членам клуба «Ночного особого» и аккуратно, со всяческими предосторожностями, предложил каждому приехать на выходные в Гвадалахару, чтобы провести время с ним, Джулианом и Блейз: «Вы получите массу незабываемых впечатлений». Отчасти это было необходимо для того, чтобы узнать мнение каждого из них о задуманном эксперименте, отчасти — для того, чтобы вывезти всех их за границу, прежде чем до них доберутся не те люди, что нужно, и начнут задавать им всяческие вопросы. Все, кроме Белды, сказали, что смогут приехать, даже Рэй, который только что вернулся из этой самой Гвадалахары, где провел почти две недели в клинике, на операции по удалению с тела лишнего жира. Таким образом, они ожидали увидеть в «Ла Флориде» кого угодно, кроме Белды, но первой появилась именно она — вошла, прихрамывая и опираясь на тросточку, а следом тащился нагруженный ее багажом портье. Марти, который как раз был в холле гостиницы, первые несколько секунд не мог выговорить ни слова и только недоуменно таращился на это явление нежданной гостьи.

— Я хорошенько все обдумала и решила, что смогу Доехать поездом. Теперь ваша забота убедить меня, что я не совершила большущую глупость, — Белда кивком подозвала портье. — Покажите этому пареньку, куда положить мои вещи.

— Э-э-э… habitacion decioho[14]. Комната номер восемнадцать. На верхнем этаже. Вы говорите по-английски?

— Понимаю, — буркнул портье и поплелся наверх по лестнице, сгибаясь под тяжестью четырех дорожных сумок.

— Я знаю, Эшер должен приехать завтра утром, — сообщила Белда. Сейчас было около двенадцати ночи. — А как остальные? Как ты думаешь, Марти, я успею немного отдохнуть до того, как все начнется?

— Хорошо. Неплохая идея. Остальные должны приехать часов в шесть или семь. Завтрак подадут к восьми.

— Я выйду к завтраку. Тебе и самому не мешало бы немного поспать. Выглядишь просто кошмарно, — заявила Белда и заковыляла вверх по лестнице, опираясь на перила и свою тросточку.

Марти действительно выглядел так, как Белда сказала, поскольку провел массу времени в подключении с Мак-Лохлином, прорабатывая все вопросы и все непредвиденные осложнения, которые могут возникнуть во время операции с военнопленными — «кульбита», как ее называл Мак-Лохлин. Ему ведь большую часть времени придется действовать совершенно самостоятельно, на свой страх и риск.

Если точно следовать разработанным приказам, не должно было возникнуть никаких недоразумений, поскольку согласно этим приказам все военнопленные должны быть изолированы на две недели. Все равно большинство американцев и так не очень-то охотно подключались вместе с ними.

А через две недели, начиная с того дня, когда бывшую боевую группу Джулиана переведут в Генеральный Штаб Мак-Лохлин должен был пойти на прогулку и исчезнуть, оставив за собой тысячи гуманизированных военнопленных как непреложный факт. Потом они должны были связаться с Портобелло, и началась бы подготовка к следующей стадии операции.

Марти рухнул на неразобранную постель в своем маленьком гостиничном номере и уставился в потолок. Потолок был покрыт лепными узорами. В косых лучах света уличных фонарей, пробивающегося сквозь щели в ставнях, лепнина отбрасывала причудливые тени, сплетающиеся в фантастический узор. Свет отражался от ветровых стекол и блестящих крыш автомобилей, припаркованных вдоль улицы, и никто не подозревал, что всему старому миру очень скоро может прийти конец. Если все пойдет, как надо. Марти смотрел на игру теней и перебирал в уме все, что может этому помешать. И тогда весь мир действительно перестанет существовать.

Как же им все-таки сохранить свой план в тайне, невзирая ни на какие неожиданности? Если бы только для гуманизации не требовалось столько времени… Но с этим ничего нельзя поделать.

По крайней мере, он так думал.

* * *

Я с нетерпением ждал, когда здесь соберется вся компания из «Ночного особого», и, признаться, очень этому радовался — нам всем слишком надоела примитивная еда, которой приходилось питаться в дороге. Обеденный стол в «Ла Флориде» ломился от изысканных угощений: блюдо с целой горой сосисок, еще одно блюдо с жареными цыплятами, покрытыми ароматной хрустящей корочкой, огромная семга на длинном плоском блюде, рис трех цветов, горшочки с горячим картофелем, сладкой кукурузой и разнообразными бобами, тарелки с нарезанным хлебом и тортиллами — плоскими маисовыми лепешками, которые в Мексике едят вместо хлеба. Горшочки с соленьями, с маринованным перцем и гуакамоле. Когда я вошел в обеденный зал, Риза как раз наполнял свою тарелку. Мы поздоровались — ради шутки на ломаном испанском, как обычно говорят «гринго», и я последовал его примеру.

Только мы уселись в мягкие, глубокие кресла, держа в руках переполненные тарелки, как в столовую спустились остальные — они пришли все вместе, под предводительством Марти. Народу собралось немало — двенадцать из Двадцати и еще пятеро из нашей старой компании. Я уступил кресло Белде и пошел набирать в маленькую тарелочку вкусности, которые она больше всего любила, по пути здороваясь со всеми, и в углу комнаты наткнулся на Амелию и Ризу, который тоже уступил свое кресло седоволосой даме — Элли.

Риза налил нам всем по стакану красного вина из кувшина без этикетки.

— Дай-ка взглянуть на твои документики, солдат, — Риза покачал головой, отпил полстакана вина, наполнил его снова и сказал: — Решено — я эмигрирую в Мексику!

— Не забудь припасти побольше денег, — сказала Амелия. — Северянам не найти работы в Мексике.

— Ребята, у вас что, правда свой собственный нанофор?

— Эй, парень, это же страшная тайна! — предупредил я.

Риза пожал плечами.

— Я вроде бы слышал, как Марти рассказывал об этом Рэю. Сперли где-нибудь?

— Нет, это антиквариат, устаревшая модель, — я рассказал ему о происхождении нашего нанофора, сколько счел нужным. Это далось мне не так-то просто — ведь историю этого нанофора я сам узнал от Двадцати во время подключения и не мог тогда как следует обговорить и уточнить все подробности этого таинственного случая. Узнавать о чем-то в таком подключении — это все равно что прочитывать только названия глав огромного романа.

— Выходит, в буквальном смысле он не краденый. Но принадлежит лично вам.

— Да, конечно, наши законы запрещают гражданам иметь в частном владении устройства, работающие на ядерном топливе, в том числе и нанофоры. Но Дом Святого Бартоломью был основан как особое подразделение армии и получил привилегированный грант, который покрывает всяческие подобные полузаконные штуки. Как я понимаю, на эту машину даже есть документы, согласно которым она — не более чем подержанное старье, практически непригодное к использованию, и просто ожидает у нас своего часа, когда ее отправят на переплавку.

— Здорово сработано! — Риза впился зубами в половинку цыпленка. — Скажите, что я не прав, предполагая, что Марти собрал нас здесь ради того, чтоб выслушать наши мудрые советы?

— Он обязательно спросит у вас совета, — заверила его Амелия. — Меня он все время спрашивает, — она страдальчески закатила глаза.

Риза обмакнул куриную ножку в халапенос.

— Но главное, ради чего он нас сюда заманил, — чтобы прикрыть свои тылы, правда ведь?

— И для того, чтобы вас защитить, — добавил я. — Насколько нам известно, за Марти пока никто не охотится. Зато охотятся за Блейз — это точно. Из-за того абсолютного оружия, о котором ей все известно.

— Они убили Питера, — тихо проговорила Амелия.

Риза ошарашенно посмотрел на нее и резко покачал головой.

— Того парня, с которым ты работала. И кто это сделал?

— Человек, который пришел за мной, сказал, что он из отдела технологического обеспечения армии, — Амелия покачала головой. — Он сказал правду и при этом солгал.

— Шпион, что ли?

— Хуже! — сказал я и просветил Ризу насчет секты «Молота Господня».

— Так почему вы просто не опубликуете это? — спросил Риза. — Вы же и не собирались держать это открытие в тайне?

— Мы так и сделаем, — пообещал я. — Но только чуть позже. И чем позже, тем лучше. В идеале этого нельзя делать, пока мы не обратим всех до единого механиков. Не только в Портобелло, везде, где они есть.

— На это уйдет примерно полтора месяца, — сказала Амелия. — И то только если все пойдет по плану. Можно себе представить, насколько это маловероятно.

— Вам даже этого не сделать! — заявил Риза. — Ведь все эти люди умеют читать мысли, так? Готов поспорить на свой месячный алкогольный рацион, что эта затея провалится, как только вы начнете обрабатывать первую же боевую группу.

— Не надо спорить, — сказал я. — Тем более что твой месячный алкогольный рацион мне совершенно ни к чему. Единственный наш шанс — использовать эффект неожиданности и все время опережать на шаг наших противников. Мы постараемся заранее приготовиться к провалу, если таковой случится.

Рядом с нами присел какой-то незнакомый мужчина. Я не сразу сообразил, что это же Рэй, вернее, чуть больше половины прежнего Рэя — то, что осталось от него после косметической хирургии.

— Я подключался с Марти, — Рэй рассмеялся. — Господи, что за сумасбродная затея! Подумать только — пройдет пара недель, и все превратятся в сумасшедших.

— Некоторые рождаются сумасшедшими, — возразила Амелия. — А некоторые становятся. Мы же хотим избавить людей от безумия.

— Уверен, все это нам даром не пройдет, — буркнул Рэй и принялся за морковный салат. У него на тарелке были только сырые овощи. — И это правильно, по-моему Один человек уже погиб, и сколько еще из нас могут погибнуть? И все это ради сомнительной задачи усовершенствовать человеческую природу.

— Если ты не хочешь в это ввязываться, то лучше уйти прямо сейчас, — предложил я.

Рэй отставил тарелку и налил себе немного вина.

— Не выйдет. Я работал над имплантатами столько же, сколько Марти. Мы с ним носимся с этой идеей с тех пор, когда вы, ребята, даже за девчонками еще не бегали, — он бросил взгляд на Амелию, улыбнулся и стал внимательно разглядывать содержимое своей тарелки.

Марти выручил его, постучав ложечкой о стакан с водой.

— Сейчас в этой комнате собрались вместе люди с огромным практическим опытом и огромными знаниями Такое бывает чрезвычайно редко. Я полагаю, сейчас, в первую нашу встречу, будет правильнее всего ограничиться расписанием графика работы и разбором прочей информации — того, что люди с имплантатами знают во всех подробностях, а остальные — лишь отдельными частями.

— Давайте начнем с конца, — предложил Рэй. — Мы собираемся завоевать мир. А что перед этим?

Марти вздернул подбородок.

— Перед этим будет Первое Сентября.

— День трудящихся?

— А также день Вооруженных Сил. Единственный день в году, когда тысячи боевых машин будут мирно маршировать на параде по улицам Вашингтона. Невооруженные.

— И один из тех редких дней, когда в Вашингтоне соберется большинство политических деятелей. И при мерно в одном месте — на параде.

— И еще очень многое случится раньше, а как раз перед этим мы попадем на первые полосы всех газет Мы подарим прессе настоящую сенсацию.

— За две недели до парада мы закончим гуманизацию целого лагеря военнопленных, расположенного возле Панама-Сити. Это будет истинное чудо — все эти озлобленные, неуправляемые, враждебно настроенные пленные партизаны превратятся в покладистых, готовых к сотрудничеству людей, которые с радостью воспользуются новообретенной внутренней гармонией для прекращения войны.

— Я понял, к чему ты клонишь, — сказал Риза. — Боюсь, этот номер не пройдет.

— Хорошо, так к чему я, по-твоему, клоню? — спросил Марти.

— Все будут в восторге от того, что злобные нгуми вдруг превратились в мирных ангелочков, и тут ты делаешь магический пасс руками и — оп-ля! — сообщаешь, что проделал точно такую же штуку с нашими собственными солдатами! Таким образом, Вашингтон оказывается у нас в руках.

— Ты угадал, но не совсем, — Марти завернул в тортиллу странную смесь из фасоли, тертого сыра и оливок. — К тому времени, когда все об этом узнают, дела должны обстоять примерно так: «Таким образом, мы захватили Конгресс и Пентагон. Не вздумайте становиться нам поперек дороги, пока мы не закончим то, что начали!» — и Марти куснул свою фаршированную тортиллу, не обращая никакого внимания на Ризу.

— На все это нам отпущено всего шесть недель, — заметил Риза.

— Шесть недель, до отказа заполненных событиями, — сказала Амелия. — Как раз перед тем, как уехать из Техаса, я отправила расчеты, касающиеся катастрофического окончания проекта «Юпитер», примерно пятидесяти ученым — всем физикам и астрономам, которые значились в моей телефонной книге.

— Очень мило, — проворчал Эшер. — А мне ты ничего не прислала, потому что я в твоей телефонной книге значился не как физик, а как математик или просто как старый знакомый. Но тогда хоть кто-нибудь из твоих коллег наверняка уже упомянул бы об этом. Давно это было?

— В понедельник, — ответила Амелия.

— Четыре дня назад, — Эшер налил чашку кофе, добавил туда сливок. — Ты связывалась с кем-нибудь из них после этого?

— Нет, конечно. Я не решалась кому-то звонить или писать письма.

— В новостях тоже ничего такого не появлялось, — сказал Риза. — Разве никто из твоих пятидесяти ученых не жаждет известности?

— Передачу могли перехватить, — предположил я.

Амелия покачала головой.

— Я звонила с общественного телефона на железнодорожной станции в Далласе. Задержка сигнала должна быть не больше микросекунды.

— Тогда почему никто из них никак не отреагировал на твое послание? — спросил Риза.

Амелия все качала головой.

— Мы все время были так заняты, мы так спешили… И Должна была… — она отставила тарелку и принялась рыться в сумочке, искать свой комм.

— Ты ведь не станешь… — начал Марти.

— Я никому не буду звонить, — Амелия набрала ряд цифр на панели комма. — Но я вдруг вспомнила, что так ни разу и не посмотрела на отклик того звонка. Я просто решила, что каждый из них получил… О, черт! — она развернула экранчик комма так, чтобы всем было видно. На экране светилась беспорядочная путаница букв и цифр. — Этот ублюдок добрался до моей базы данных распотрошил ее ко всем чертям! Он успел это сотворит за те сорок пять минут, пока я добралась до Далласа и позвонила себе домой.

— Все еще хуже, чем ты думаешь. Я начинаю бояться, — сказал Марти. — Я же подключался с ним на целый час, вскоре после этого. Он этого не делал. Он об этом даже не думал.

— Господи… — проронил я в повисшей тишине. — Неужели это кто-то из нашего отделения? Кто же это сумел расшифровать твои файлы и превратить их в бессмысленный набор знаков? — Амелия продолжала просматривать то, что осталось от текста.

— Вы только посмотрите! — на экране была только беспорядочная смесь букв и цифр, а в самом конце несколько слов:

«НА ВСЕ ВОЛЯ БОЖЬЯ!»

* * *

На то, чтобы информация просочилась и распространилась по сотовой системе, требовалось время. С момента, когда Амелия обнаружила, что сектанты из «Молота Господня» взломали ее файлы, оставался всего один день до того, как высшие руководители секты узнают, что господь даровал и путь к их вожделенному Последнему Дню. Все, что от них теперь требовалось, это предотвратить любые вмешательства в работу проекта «Юпитер».

Светопреставленцы были люди не глупые и тоже понимали толк в сенсациях и в том, как средства массовой информации формируют общественное мнение. Они подбросили в печать кое-какие сообщения о группе полусумасшедших фанатиков, которые взялись доказать, что проект «Юпитер» — не что иное, как орудие Сатаны, и продолжение работы над проектом повлечет за собой гибель всего мира. Более того — гибель целой Вселенной! Попросту говоря — Конец Света. Разве можно представить себе что-нибудь более нелепое и смешное? Совершенно безобидный научный проект, давно запушенный в действие, который к тому же никому ничего не стоит, зато может дать достоверные сведения о том как зарождалась наша Вселенная. Неудивительно, что какие-то тупоголовые религиозные фанатики стремятся этому помешать! Ведь Проект убедительно докажет, что никакого бога не существует!

Что он докажет на самом деле, думали они, — это, конечно, то, что бог существует и призывает нас к себе. Светопреставленец, который взломал и расшифровал файлы Амелии, был не кто иной, как сам Макро, номинальный начальник всего проекта. И он был несказанно счастлив тем, что его личный вклад в божественный план становится все более весомым.

Участие Макро во всем этом помогло и другому плану — только на этот раз не божьему, а Марти оно помогло отвлечь внимание от внезапного необъяснимого исчезновения Амелии и Джулиана. Макро послал Инграма, чтобы тот избавился от Амелии, и решил, что его посланец воспользовался удобным случаем и заодно позаботился о ее черномазом приятеле — прекрасный конец для этой сладкой парочки. Макро подделал письма с просьбой об увольнении от них обоих, на тот случай, если кто-нибудь вдруг этим заинтересуется. А их занятия он перераспределил между другими преподавателями, слишком вежливыми, чтобы проявлять ненужное любопытство. А поскольку о них и так ходили всякие слухи, Макро даже не стал утруждать себя придумываем какой-нибудь истории для прикрытия. Молодой чернокожий мужчина и стареющая белая женщина. Что тут непонятного? Да они, скорее всего, просто собрали манатки и смотались куда-нибудь в Мексику!

* * *

К счастью, у меня в ноутбуке сохранилась черновая версия нашей статьи. Мы с Амелией подредактировал ее и послали на радио и телевидение с тем расчетом чтобы статья вышла в свет только после того, как мы уедем из Гвадалахары. Элли Морган, которая была журналисткой до того, как совершила убийство, вызвалась написать упрощенную версию статьи, доступную пониманию среднего читателя, и еще одну, включающую все кроме уравнений, для научно-популярных журналов. Статьи должны были получиться короткие и понятные. Гостиничная обслуга унесла все тарелки, пустые и заполненные горками костей, и принесла вместо них другие, с пирожными и фруктами. Мне не хотелось поглощать лишние калории, а вот Риза с удовольствием отдал должное и сладостям, и фруктам.

— Поскольку у Ризы рот сейчас занят, давайте я пока поработаю адвокатом дьявола, — предложил Эшер. — Представьте на минутку, что того же эффекта гуманизации можно было бы добиться, всего лишь приняв соответствующую таблетку. Правительство разъяснило бы всем, какой прекрасной будет жизнь каждого человека после приема такой таблетки, или даже наоборот — рассказало бы, что мир погибнет, если все люди не пройдут гуманизацию. А потом снабдило бы население достаточным количеством таблеток. И издало бы закон, карающий пожизненным заключением за отказ от приема гуманизирующей таблетки. Как вы думаете, много ли людей все равно тем или иным способом уклонились бы от гуманизации?

— Миллионы! — ответил Марти. — Кто же в наше время доверяет правительству?

— А вы вместо обычной таблетки ведете речь о сложной хирургической операции, которая успешна лишь в девяноста с чем-то процентах, а остальные несколько процентов неудачников либо погибают, либо становятся идиотами. Да люди разбегутся от вас, словно от чумы!

— Мы справимся с этим, — упорствовал Марти.

— Я понимаю. Но когда мы подключались, мне пришел на ум один довод… Вы не предлагаете сделать это добровольно — вы собираетесь делать это с людьми насильно, не спрашивая их согласия, и обещаете за это определенное положение в обществе и расширение личных возможностей человека. Как вы думаете, много светопреставленцев пойдут на такое? И как быть с теми людьми, у которых и так есть власть и солидное положение в обществе? Разве они не скажут: «О, господи, как же это так — неужели теперь все будут такими же, как я?» — Все дело в том, — возразил ему Мендес, — что это действительно увеличивает реальные возможности человека. Когда я соединен с Двадцатью, я понимаю пять языков, у меня двенадцать разных образований и больше тысячи лет жизненного опыта.

— А положение в обществе — это по большей части пропагандистская уловка, — добавил Марти. — Но когда люди оглядятся вокруг и увидят, что практически все самое интересное доступно только прошедшим гуманизацию, я думаю, нам не придется особенно рекламировать эту идею.

— Меня беспокоит «Молот Господен», — сказала Амелия. — Вряд ли нам удастся обратить в свою веру слишком уж многих из этих светопреставленцев. А кое-кто из них будет только рад послужить господу, уничтожая проклятых безбожников. Я согласился:

— Если даже мы обратим нескольких таких, как Инграм, ячеечная система их организации предотвратит Распространение нашей идеи среди сектантов.

— Тем более что они крайне неодобрительно воспринимают сами имплантаты, — добавил Эшер. — Я имею светопреставленцев вообще. И их не проймешь никакими доводами насчет общественного положения и широких возможностей.

— Их могут убедить духовные аргументы, — сказала Элли Морган. Она и внешне выглядела, как христианская святая — вся в белом, с длинными, развевающимися седыми волосами. — Те из нас, кто искренне верует в господа, познали, что вера наша упрочилась, стала глубже.

Я обдумал это. Да, я чувствовал ее веру, когда подключался с ними, и меня очень впечатлило то душевное спокойствие и умиротворенность, которые Элли черпает в своей вере. Однако она восприняла мой атеизм просто как иную разновидность веры, а я что-то не слышал ни о чем подобном ни от кого из известных мне светопреставленцев. В течение всего того часа, что я провел в подключении с Инграмом и двумя из Двадцати, Инграм непрерывно пытался показать нам воображаемые картины ада, который, по его мнению, нам уготован — в основном там шла речь об изнасиловании через задний проход и медленном расчленении еще живых жертв.

Даже интересно будет подключиться с ним после того, как он полностью пройдет гуманизацию, и прокрутить ему эти адские видения, только с его участием. Наверное, тогда он простит себе эти грехи.

— Нам надо бы получше рассмотреть этот аспект, — заметил Марта. — Использование религии. Не такой веры, как ваша, Элли, а религиозных организаций. На нашей стороне автоматически оказываются кибер-баптисты и омнианцы. Но если нам удастся привлечь к себе последователей основных религиозных течений, мы сразу получим огромную массу сторонников, которые смогут не только проповедовать наши взгляды, но и наглядно продемонстрировать их действенность, — Марти взял с блюда пирожное и осмотрел его со всех сторон. — Я слишком увлекся исключительно военными сторонами проблемы и незаслуженно пренебрег прочими средоточиями власти. Религией, образованием. Белда постучала тросточкой по полу.

— Не думаю, что деканам и профессорам понравится если люди смогут получать образование как-то иначе, а не в их учебных заведениях. Господин Мендес, вот вы, когда подключаетесь со своими товарищами, умеете говорить на пяти языках. Я говорю только на четырех, и то не слишком хорошо. И для того, чтобы выучить три из этих четырех, мне в юности пришлось немало потрудиться — я сидела и заучивала каждое слово. Преподаватели возмутятся, узнав, что они зря потратили столько времени, приобретая знания. А вы предлагаете все эти знания сразу, за просто так, на блюдечке с голубой каемочкой.

— Вы не совсем правильно меня поняли, — с жаром возразил Мендес. — Я понимаю по-японски или по-каталонски, только когда подключен вместе с теми, кто знает эти языки. Эти знания не остаются со мной навсегда.

— То же самое было, когда мы подключались с Джулианом, — добавила Элли. — Двадцать никогда раньше не сталкивались настолько близко с физикой. Когда он был подключен с нами, мы почувствовали, как он любит эту науку, и любой из нас мог тогда непосредственно применять все его познания — но все равно только в том случае, если наших собственных знаний хватало на то, чтобы задавать правильные вопросы. Мы не стали вдруг, ни с того ни с сего, гениальными физиками. Точно так же мы мало что понимаем в японской грамматике, даже когда подключаемся вместе с By.

Меган кивнула.

— Мы только разделяем знания, но не передаем их друг другу. Вот я — врач, и, хотя для моей профессии не нужно обладать супермощным интеллектом, зато она требует многих лет учебы и практики. И когда все мы в контакте и кто-то жалуется на недомогание, то каждый из нас может проследить ход моих умозаключений в плане диагностики и лечения — непосредственно когда я это делаю. Но никто из нас, кроме меня, не способен справиться с этими задачами самостоятельно, несмотря на то что мы целых двадцать лет постоянно подключаемся вместе.

— Такой опыт может разве что вдохновить кого-нибудь на изучение физики или, скажем, медицины, — добавил Марти. — И, конечно же, студентам будет от этого немалая польза — постоянно поддерживать мысленную связь с практикующим врачом или ученым-физиком. Но для того, чтобы получить настоящие знания, все равно придется отключиться и засесть за учебники.

— Или вообще никогда не отключаться, — хмыкнула Белда. — Разве только для того, чтобы поесть и поспать или сходить в туалет. Премиленькая картинка, правда? Миллиарды зомби, на время ставших экспертами по физике, медицине или японскому языку. На все так называемое «время бодрствования».

— Это можно как-то отрегулировать, — сказал я. — К примеру, так, как это делается сейчас. Люди будут проводить по паре недель в подключении, чтобы пройти гуманизацию. А уже потом…

Входная дверь резко распахнулась, так что створки с треском ударились о стены, и в обеденный зал вошли трое здоровенных полицейских, вооруженных автоматическими винтовками. Следом за ними вошел еще один полицейский, небольшого росточка и невооруженный.

— У меня ордер на арест доктора Марти Ларрина! — заявил он на испанском.

— А за что вы собираетесь его арестовывать? — спросил я, тоже по-испански. — В чем его обвиняют?

— Мне платят не за то, чтобы я отвечал всяким негритосам! Кто из вас доктор Ларрин?

— Это я, — сказал я, уже по-английски. — Можете мне ответить.

Он посмотрел на меня таким взглядом, какого я не видел уже не помню сколько лет, так на меня не смотрели даже в Техасе.

— Заткни пасть, негритос! Доктор Ларрин — один из этих белых людей.

— Так что за обвинение указано в вашем ордере? — по-английски спросил Марти.

— Это вы — профессор Ларрин?

— Да, я, и у меня есть определенные права. О которых вы прекрасно знаете.

— Вы не имеете права похищать людей.

— Значит, меня обвиняют в том, что я якобы похитил кого-то из граждан Мексики?

— Вы же знаете, что он никакой не мексиканец! Он — представитель федеральных властей Соединенных Штатов!

Марти рассмеялся.

— Так что, получается, вы служите федеральным властям Соединенных Штатов? — и он повернулся спиной к вооруженным охранникам. — Где, по-вашему, мы находимся?

— Мексиканские законы запрещают похищать людей, — маленький полицейский побагровел, совсем как копы в мультфильмах. — И не важно, кто и кого похищает.

Марти достал комм и повернулся к нему.

— Это внутреннее дело двух разных отделений правительства Соединенных Штатов, — он навис над коротышкой-полицейским, держа комм, словно оружие, и перешел на испанский: — Вы — букашка, которая влезает в щель между двумя скалами. Мне достаточно сделать один телефонный звонок, и эти скалы вас раздавят. Вам это нужно?